Бесплатный фрагмент - Профсоюз киллеров

СЛОВО от АВТОРА

Дорогой читатель!

Эту вполне правдивую историю можно определить как фэнтезийно-мистическую, но поскольку вампиров, троллей, эльфов и разных прочих орков тут нет, то возможен неформат. Такое случается рядом с нами. Вчера, сегодня, завтра — всегда, но мы, скорее всего, ничего не замечаем. Вокруг нас обитают существа, для которых наше присутствие значит не более, чем для нас — муравьи на дорожке парка. Мы настолько погружены в себя, что нам некогда окинуть взором происходящее. Живем в своих городах, иногда в огромных мегаполисах и не отвлекаемся на проблемы окружающего мира. Но только до тех пор, пока такие проблемы не коснулись каждого.

P.S. Осторожно!

Книга содержит материалы эротического характера, нетрадиционные мысли, обсценную лексику и сцены насилия. А всякая похожесть на реально существующих людей, учреждения и заведения — чистая случайность.

Искренне ваш,

Алекс ЛОНС.

1. Отъезд

Угораздило же меня оказаться на конференции наемных убийц, притворяющихся группой мирных туристов! Вдобавок кто-то из них не просто киллер, а еще и замаскированный психопат, который, будучи в маниакальном состоянии, способен убивать случайных людей. А ведь отпуск так интересно начинался… Правда, сразу все пошло как-то наперекосяк, помнится, даже сборы проходили ужасно. Сумбурно и на нервах.

— Ну? Ничего не забыл? — спросила подруга моей жизни. — Все взял?

— Десять раз уже проверил и перепроверил, — уверенно ответил я. — Если опять начну копаться, то наверняка чего-нибудь перепутаю или забуду. Опоздаю, скорее всего.

— Точно знаю, обязательно что-нибудь да забудешь! Путевка в этот твой пансионат с собой?

— Лежит вместе с паспортом.

— А список вещей?

— В ноутбуке есть, а распечатка вместе с остальными документами. Все! Давай посидим по традиции… на дорожку.

Мы чуть было не переругались, пока я собирал свой чемодан. Это только называется чемодан, а на самом деле нечто комбинированное — рюкзак с устойчивой упругой спинкой, выдвижной ручкой и колесиками-роликами, чтоб по гладкому полу удобно возить, когда плечи устают. Вообще-то у меня всегда так. Это лишь в женских романах да в популярных телесериалах Он и Она, приняв четкое решение об отъезде кого-нибудь одного (или обоих, что реже), весело и образцово-показательно организуют сборные мероприятия: без унизительных эпитетов, напоминаний, обоюдных обвинений и обид. Словом, собираются живо, свободно и красиво, будто на конкурсе «кто лучше упакует чемодан». Ясно, что в объективной реальности до таких сияющих вершин далеко. Обычно бывает весьма трудно сохранить эмоциональное равновесие до самого момента убытия. Многим не хватает уверенности произнести прямо, что хаос предотъездной неразберихи уже достал, и давно уж пора уходить. Вот и копаются люди, перебирают уже собранное барахло, опаздывая потом на свой самолет, поезд или какой другой уходящий по расписанию транспорт. А многим недостает внутренней мудрости и духовных сил уразуметь закономерность самого отбытия и спокойно проводить пока еще любимого человека или даже супруга, не приберегая к услугам булыжника за пазухой.

Я — обычный айтишник, рядовой системный администратор одного из институтов академии наук. Ничем не примечательная личность, только вот люблю коллекционировать всякие загадки и странные события, поэтому и огребаю иногда. А еще привык вмешиваться не в свое дело, узнавать интересные истории, а потом записывать их. Это тоже совсем неполезно как для душевного спокойствия, так и для организма в целом.

Впрочем, уже действительно пора.

Выхожу один. Терпеть не могу, когда провожают куда-нибудь: есть в этом какой-то элемент безысходности и тоскливой обреченности. Для меня, во всяком случае. Вот и ограничиваюсь прощанием у порога — входная дверь закрылась и все, люди расстались. До встречи. Никакого такси не надо, не доверяю, когда опаздываю.

Лифт, подъезд, асфальт, гранитные ступени, эскалатор, поезд метро, пересадка, опять поезд, гранитный пол, снова ступени, еще раз эскалатор, асфальт, вокзал.

Я все-таки чуть было не опоздал, едва успел.

Выход на перрон, проверка билета, поезд, поиск места. Все. Сел.

На Ленинградском вокзале поезд «Сапсан» сильно отличался от остальных своих собратьев по железнодорожной колее. Правда, его красно-бело-синяя заостренная морда, более похожая на оторванный от крыльев фюзеляж самолета, примелькалась и давно уже не привлекала особого внимания. Люди привыкли. Впечатление портил лишь «дворник» на ветровом стекле. Всего в этом поезде полтысячи с чем-то пассажирских мест и десяток вагонов. Первые два вагона — первого и бизнес-класса, остальные восемь — туристического. Еще бистро в пятом вагоне. Я ехал в туристическом, ибо не буржуй, да и степень комфорта во всех классах отличается не так чтобы очень. В принципе, внутри все примерно так же, как и в европейских высокоскоростных поездах: «Сапсан» делался в Германии, поэтому чувствовался стиль. Что касается Интернета, то все работало вполне благополучно и без особенных проблем подключился через вай-фай. Скорость связи была, правда, так себе, но несколько писем отослать и получить все же удалось. Перед отправлением через динамик всех поприветствовал машинист, причем, на манер самолетных пилотов, говорил он на двух языках: русском и английском. Наконец, поехали.

Тут, вообще-то, не рекламный буклет, просто, по моемý глубокому убеждению, отдых должен начинаться уже в транспорте. В пути. Каждый отдыхает по-своему. Кто-то любит собирать грибы в лесу, кто-то предпочитает пешие путешествия по горам, кому-то хватает простого похода в кинотеатр с друзьями. Кто-то весь отпуск корячится на даче. Есть ряд людей, для которых отдых ассоциируется исключительно с острыми ощущениями, но я никогда не причислял себя к сообществу экстремалов. Не понимаю также тех мучеников, что тратят жуткие деньги на оплату шикарного курортного отдыха, но зато до самого этого отдыха добираются в тяжких свинских условиях. Зачем? Если уж угораздило разориться на проживание в каком-то приятном для существования месте, то пусть уж и дорога туда тоже станет не менее приятной.

Весь маршрут занимает три с половиной часа, это если без остановок и рано утром. Однажды газета «ТорговецЪ» ехидно написала, что путь из Москвы в Санкт-Петербург на «Сапсане» может обойтись пассажиру почти в ту же цену, что и полет самолетом. Более того — при наличии дешевых авиарейсов билет на «Сапсан» будто бы в два-три раза превысит стоимость полета до Питера. Ну, если даже и так, что с того? Зато не надо ехать в аэропорт, торчать там в ожидании регистрации, ждать потом после самой этой регистрации, проходить унизительные, но так необходимые процедуры проверки, а после, по прилете, ожидать в толпе выдачи багажа, печально тащиться в Питер из Пулкова… Не, ребята — поезд удобнее, что бы там кто ни говорил. Сиди себе, книжку читай. Или на компьютере работай, или еще что приятно-полезное делай — время есть. То самое время, которого обычно хронически не хватает, его съедает бестолковое ожидание: там немного, тут чуть-чуть, здесь еще недолго, и вот вам, пожалуйста — набираются часы. А когда есть спокойные удобные четыре часа единым куском, ничем не разорванные, без лишних отвлечений, то можно заняться чем-либо для души. Или кино посмотреть, если уж иных дел совсем нет — наушники под рукой, и телевизор никому не мешает. Кстати, — наушники потом можно взять с собой, хоть об этом нигде никто и не говорил.

Прошу прощения за пространное и отвлеченное отступление.

Только в вагоне с удовольствием расслабился, наконец. Мне досталось кресло у окна. Еще заранее я запасся хорошим романом Агаты Кристи, который, к своему стыду, доселе еще не читал. Пропустил почему-то. Так уж вышло, что именно это произведение королевы детектива выпало из моего поля зрения. Никогда не любивший практически ничего, что так или иначе относится к фантастике, сделал я как-то парадоксальный вывод: о реальном или вообще о чем-то когда-то имевшем место читать не могу! Все эти чужие эмоциональные воспоминания, наложенные на мою нынешнюю действительность, отдавались в черепе собственными, между прочим, молотками. И вот тут детективы оказались тем самым, что так мне всегда было нужно. Закрученный сюжет, вряд ли возможный в действительности, сначала спокойная, а потом все более напряженная атмосфера, яркие персонажи, сложные отношения.

У проезжающего со своей тележкой стюарда я купил пакетик сока и тянул его через трубочку, временами поглядывая за пейзаж за стеклом.

Экспресс давно уже выехал за пределы мегаполиса и вовсю набирал скорость. Рядом со мной сидел какой-то аккуратный господин, который почему-то поздоровался со мной и тоже углубился в чтение. Так и читал всю свою дорогу, а перед выходом вдруг спросил:

— Извините, я вижу, вы тоже детективы читаете?

— Да, очень уважаю, — кивнул я, — только интересные и качественные. Агату Кристи, например, или Найо Марш. Что-то типа того.

— Тогда все в порядке, — усмехнулся мой попутчик. — Посмотрите эту книжку. Только что прочитал, выкидывать жалко, а в ближайшем будущем она мне уж точно не понадобится. Читаете вы, я заметил, быстро, и в таком темпе Агаты надолго вам не хватит.

Он передал немного помятую книгу в яркой мягкой обложке. Я поблагодарил и положил предмет дарения в кармашек рюкзака-чемодана лежащего на багажной полке. Хорошо, что не надо возвращать: не люблю брать книги на время, да и свои давать не имею желания. Когда разрешаю кому-то почитать любимую книгу, возникает мерзкое ощущение, будто доверил забирать из детского сада ребенка бабушке, очарованной Альцгеймером.

Мой попутчик вышел в Твери, а его место сразу же заняло странное создание неопределенного пола и внешности, но определенно молодого возраста. На вид — не больше двадцати лет. Драные «дизайнерские» джинсы, ядовитая футболка «кислотного» желтого цвета, коротко стриженные фиолетово-розовые волосы и пирсинг в носу и на губе. Не то девушка похожая на парня, не то парень похожий на девушку. Нечто среднее. Существо сразу же нацепило наушники и закрыло глаза. Похоже, это все-таки такая резкая девушка. Из наушников слышался ритм какой-то громкой попсовой музыки. Ну и ладно, ее дело, меня не касается.

Я опять увлекся хитросплетениями сюжета Агаты Кристи и отвлекся почти у самого финиша, когда поезд пересек черту Санкт-Петербурга. Тогда что-то заставило бросить взгляд на соседнее кресло. Сидевшее там человеческое существо мерцало в такт музыке из наушников. Нет, не в смысле блестело или переливалось разными цветами, а именно мерцало, будто в каком-нибудь плохом видеоклипе. То пропадало, то появлялось снова. Ритм мерцаний казался неизменным, что-то около полусекунды, и это жутко раздражало. У меня стразу же закружилась голова, а сознание стало медленно уплывать. Я отвел взгляд, помотал головой и сделал несколько глубоких вздохов. Когда самочувствие почти пришло в норму, снова с опаской посмотрел на соседнее кресло. Музыка стихла. Сидевшая там девушка (или все-таки парень?) мерцать перестала, но начала постепенно таять. Она сделалась полупрозрачной, причем прозрачность эта усиливалась на глазах. Истаивала вместе со своей «кислотной» майкой, рваными джинсами, наушниками и пирсингом.

Интересно, что остальные попутчики никак не реагировали на происходящее. Не замечали что ли… Человек-невидимка? Приведение, призрак, фантом?

Уже перед самым вокзалом кресло рядом со мной выглядело совершено пустым. Для проверки, я уронил туда подаренную прежним попутчиком книжку. Книга упала на сиденье свободно, без всякого сопротивления, и ничто не говорило, что еще недавно тут кто-то находился.

2. Неприятность

Кто ж знал, что уже при въезде в город Петра придется столкнуться с какой-то нежитью. Опять встретиться. Первый раз такое случилось в Москве, почти в самом ее центре. Я тогда тесно сотрудничал с одним скучным учреждением, размещенным в новом стеклянно-бетонном здании в двух шагах от Кадашевской набережной. ООО «ЮниКод» занималось бизнес-консалтингом в области электронного документооборота, бухгалтерского учета, налогообложения и хозяйственного права. На самом деле, то была лишь вывеска, а серьезно там работали над совсем иными вещами. Впрочем, не о том я, после как-нибудь расскажу.

Помнится, ведущий менеджер этой фирмы, с которым у меня были служебные дела, подтвердил согласие на очередную встречу, но сразу предупредил: с часу у него обед, поэтому или не опаздывать, или приходить сразу после двух. Время я рассчитал точно — должен был успеть за полчаса до перерыва. Но тогда сильно не повезло и что-то случилось на линии метро. Поезд простоял в тоннеле минут тридцать, и я опоздал. Вышел со станции только без пяти час. Целый час нужно было на что-то убить и чем-то занять, желательно приятным и полезным. Пошел в Молодую Гвардию, посмотрел новинки фантастики, купил толстенный роман Стивена Кинга — «Томминокеры», взял бесплатную газету, заглянул в пару ларьков и медленно направился на Кадашевскую. Я вообще очень любил набережные и берега водоемов, поэтому если выдавалось время, всегда старался посидеть вот так, у воды.

На гранитных ступеньках, что ведут к воде, никого не оказалось, я постелил бесплатную газетку, положил сверху толстую книгу и сел сам, порадовавшись, что с собой нет ничего лишнего и можно использовать том известного мастера хоррора в качестве переносного сидения.

День выдался холодный, и в середине рабочего времени никого на этой части набережной не наблюдалось. Но не успел я предаться праздному созерцанию, как рядом кто-то хрипло прочистил горло. Мужик по виду выглядел лет на сорок пять — пятьдесят. Откуда он взялся? В брезентовой полувоенной накидке с капюшоном, серой кепке и резиновых сапогах. Так обычно лет тридцать назад одевались рыбаки, охотники или грибники, а сегодня увидеть такого дядю в самом центре столицы было, по меньшей мере, странно. Я почти не удивился, заметив в руках у незнакомца длинный импортный спиннинг. У самых сапог рыбака сидел здоровенный черный кот, безразлично посмотревший своими желтыми глазами с узкими вертикальными зрачками. В середине Москвы ловить рыбу? С котом? С другой стороны — чего только не бывает на этом свете! Я уже хотел было перейти куда-нибудь подальше — не люблю, когда нарушают уединение, но не успел:

— Извините меня за бестактность, — вдруг обратился ко мне рыбак, — не одолжите мне эту книгу? Мне очень, прямо сейчас нужно! — он показал рукой на «Томминокеров». — Я не могу отсюда отойти, а вы себе еще купите — я бы вам заплатил, да и приплатил даже за неудобство, но в данный момент у меня с собой нет денег… Может — позже?

— А что? Берите насовсем и читайте, — отчего-то сразу согласился я, вдруг испытав неожиданный приступ альтруизма. Мужик казался вполне нормальным дядькой. Только сейчас я узнал в нем охранника. Того самого, что встретился мне в стоящем неподалеку офисном здании еще в первый приезд сюда. — Я вам ее так подарю.

— О, спасибо! — обрадовался рыбак, принимая книгу из моих рук. — Люблю, знаете ли, Стивена Кинга, а этот роман не читал еще. Не успел почему-то. Я у Стивена практически все прочитал, но на меня особенно потрясла «Долгая прогулка». Понравилась «Буря столетия», но конец немного разочаровал — я ждал чего-то иного. Точнее, надеялся, что сущность Андре Линожа окажется другой. Так же понравилось «Безнадега», но опять подкачал конец, у меня сложилось впечатление, что автору просто надоело писать и он быстренько смял концовку. А вы не пожалеете, что выручили меня. Заходите, если что.

С этими словами рыбак повернулся и растворился в воздухе. Вместе с ним пропали спиннинг, черный кот и «Томминокеры».

Почему я тогда не упал в воду, даже не могу сказать. Мог бы и упасть. Бессознательно, как лунатик, я прошелся туда-сюда по набережной, а когда настало время, отправился к своему менеджеру. Фирма «ЮниКод» арендовала этаж нового здания, где располагался некий коммерческий банк. Вся встреча прошла в каком-то полусне и на полном автопилоте. Подписав необходимые бумаги и получив то, что требовалось, я снова бросился на набережную к гранитным ступеням. Рыбак уже сидел тут, но без удочки и без черного кота. Будто бы и не исчезал никуда. Рискуя простудить себе задницу, я молча сел рядом и стал ждать. Почему-то мне тогда показалось, что я обязательно все узнаю, и этот странный мужик просто обязан заверить меня, что я еще не окончательно сошел с ума. Некоторое время мы молчали, глядя на серую воду, по которой плыли радужные бензиновые пятна. Сидя на набережной, я впервые не почувствовал нормального для таких случаев веселого возбуждения и подъема настроения. Меня раздирало любопытство.

— Вот, подложи под себя, а то заболеешь, — рыбак, перейдя на «ты», протянул деревянную дощечку — как раз, чтобы удобно сидеть. — Я — хранитель, — просто и спокойно заявил «рыбак». — Хранитель этого места. Давно уже, лет семьсот. Вот мои владения — кусок набережной от моста и до того угла. Эти дома тоже мои, до самого переулка. Хотя для нас, хранителей — семь сотен лет вообще-то не возраст. Город, правда, ставит свои правила, и хранители тут надолго не задерживаются. Вот если леший или болотник — он может тысячелетиями жить в своем месте, но если лес вырубят или болото осушат, то все — беда хранителю. Мало кто сможет приспособиться к новым условиям. Я же, как в хранители попал? Было дело при блаженном князе… дай Бог памяти… Юрии Данииловиче, да. Москва уже давно стояла, но там, за рекой, здесь же еще диковато было, хоть и беспокойно. С юга частенько всякие лихие люди набегали: то татары наскочат, то соседние удельные князья, то обычные разбойники. Но главные торные дороги тоже на юг тянулись и здесь расходились — одна на Каширу и Серпухов шла, а вторая вела на Калугу. Прямо на этом месте, у развилки, кабак стоял, а место-то сырое было, болотистое. Вон там луга шли, а чуть дальше уже лес стеной. Я-то книжником был, ученым человеком. А народ в ту пору простой жил, незатейливый. Книжников люди хоть и уважали, но побаивались, и что уж греха таить — не очень-то любили и не сильно жаловали. Так уж все приключилось, что жена у меня в тот год померла. Родами. Может — повитуха неловкая попалась, может так судьбе стало угодно, но и младенец синенький родился, так и не закричал ни разу — тут же помер: пуповиной за шейку обмотался. Схоронил я жену вместе с дитем, сделал все по-христиански, и пошел горе свое заливать — подальше за Москву-реку, в стоявший тут вот кабак. Любил я очень свою жену и себя винил в ее смерти — надо было другую повитуху звать, говорили же мне знающие люди… Эх… Долго я пил, а когда пропил почти все и вышел по нужде, так чуть не упал мордой в грязь. А когда немного в голове прояснилось, вижу — идет прямо на меня болотный дед. Весь светится и как-то вроде бы даже побаивается меня. Я-то болотников сызмальства знал — еще детьми по ночам с мальчишками на болота бегал, в трясину палки кидал. Дурак совсем был. Это потом, когда меня в обучение отдали… но здесь разговор особый, к нашей теме отношения не имеющий. Так вот, подходит ко мне болотник и говорит: «Здравствуй, добрый человек. Разговор к тебе». Ну, не совсем так, конечно, сказал, не этими словами, но смысл такой, а сами-то слова не столь уж важны — меняются слова-то, за семь веков язык иным стал. Я в ту пору уже с уважением научился к болотникам относиться. И к болотникам, и к лесным хозяевам, и к полевикам, да и водяных не обижал никогда. Знал я, кто такие хранители и сколь трудна и нелегка их доля. Поздоровался я в ответ со всем почтением, и жду: что будет? А хранитель и говорит: «Вот смотрю я на тебя, и вижу — молодой ты еще и глупый. Жизнь свою потерять хоть завтра можешь». «А что моя жизнь? — отвечаю. — Без моей Евдокиюшки мне уже жизни на этом свете нет. Дом за долги отдам и пойду по миру или к разбойникам в лес подамся. А там, сам знаешь, люди долго не живут. Или хворь какая сгноит, или добрые люди на вилы насадят, или тати башку с плеч долой снесут, а то и в полон уведут». А дед мне и говорит: «Подожди себя хоронить, еще поживешь. И как поживешь! Хочешь хранителем стать? Мое место занять?» Я тогда чуть не грохнулся — вовремя сел на землю. Удивился страшно. Но не желал я быть болотником — все-таки какая-никакая, а нечистая сила, что же мне — душу губить? На такое я идти не хотел. Но болотный дед не унимался: «Ты, говорит, чего от себя теряешь? Да ничего! Жизни у тебя, сам говоришь, нет уже, а если мое место займешь — то лет триста проживешь, это уж точно…» «Как триста? — говорю. — А душа как же?» «Что душа? Ты ее видел душу эту? Попов своих наслушался, а у вашего-то попа, разве ж у него душа есть? Вот то-то! А триста лет — самое малое, — говорит болотник. — Ты и много более проживешь, если, конечно, справно службу нести будешь и на рожон не полезешь. Человек ты умный, книжный, поселишься здесь, примешь облик поувереннее и живи себе книжки читай. Ты, погоди, не перебивай меня, я тебя всему научу, все тебе растолкую, если сговоримся. А пока — подумай вот до следующей ночи. Приходи в это же время, как луна взойдет, и ответ свой дашь. А мне уже плохо тут — людей стало много, болото мое совсем загадили, всякое непотребное стали топить, скоро оно и совсем засохнет. Не могу я тут больше. Пора бы мне на покой, а ты молодой, крепкий, справишься». Вот так сказал и растаял туманом. А на другую ночь, когда луна выползла, я пришел и согласился. А потом и хранителем стал…

Тут мой собеседник замолчал. Сам же я тоже помалкивал, хорошо понимая, что разговор пока не закончен и паузу нельзя нарушать ни в коем случае.

— Ты хочешь спросить, почему я тебе все это рассказываю, да еще и книжку задарма выпросил? Ты тоже не так прост, если тебя к начальнику отдела «ЮниКода» доставили. Опять вот, смотрю, туда сегодня ходил. Это так просто не бывает. Я же знаю, чем эти ребята там занимаются, мне все необходимо знать, что на моей земле происходит. Хорошее дело, кстати, нужное. Я бы и сам не отказался, но нельзя мне, да и не смогу — я к своему месту прикован, к своему миру. Вот и живу с тех пор здесь. Уходить со своего места не могу, не положено, запрет. Сначала я при кабаке том поселился, а как хозяин помер, то стал я вместо него, на чем и крест целовал. А место мое постепенно сжалось, как город тут строить начали. А когда канал выкопали, то и другие хранители потеснили. Но ничего — с соседями я всегда ладил, да и какие у нас с ними могут быть трудности? А я всегда при деле — сейчас-то дома-то вон какие! Новый вот еще построили, — он показал на банк, из которого я не так давно вышел. — А я то дворником выгляжу, то охранником, то сторожем, то вообще никак не выгляжу. Квартира у меня здесь служебная — всегда кров над головой, и всегда я при деле. Без меня тут все в запустение придет, как все время случается у плохих хранителей. Видел же такие места? Как ступишь туда — так сразу мерзко, противно, тошно делается. Поэтому я тебе вот что посоветую, — продолжал хранитель, — если попадешь в хорошее место, а у тебя там какие-то серьезные проблемы или трудности возникнут, то сразу к местному хранителю адресуйся. Или к хранительнице, смотря кто там хозяйствует. Если правильно обратишься, то всегда поможет. А как обращаться — я тебя сейчас научу. Должен же я чем-то заплатить за Стивена Кинга…

И научил! Я запомнил нужные слова, но задвинул их, как и всю историю с рыбаком, в самую глубину архива памяти.

* * *

Все это вспоминалось и думалось, пока я шел от Московского вокзала к станции метро «Маяковская».

Впрочем, сама мысль, поехать в какое-нибудь удаленное тихое местечко для отдыха, родилась неожиданно, но вполне закономерно.

Мир вдруг начал выглядеть в моих глазах каким-то маленьким, серым, грязным, пакостным и усталым, это навевало нехорошие подозрения и вызывало тревожные думы. Напрягала неспокойная обстановка, как в самом мире, так и в отдельной стране. Активизировались террористы, разваливались атомные станции, рушились государственные режимы, чиновники всех рангов погрязли в коррупции и воровстве, поэтому захотелось свежести ощущений, праздника, утренней прохлады, живого пения птиц за окном и вообще — разнообразия. Надоели пустые разговоры о либерализме, правах человека, гуманистических ценностях, политкорректности и прочей ерунде. Почему-то мало кто говорит вслух, что «гуманистические ценности» это роскошь, доступная только богатым и благополучным странам, пока у государства нет значительных задач, требующих срочных и эффективных решений. Лишь в условиях благополучия можно позволить себе быть гуманным, да и то лишь до тех пор, пока всякие разные проблемы не возникнут снова.

Короче, остро понадобилось увидеть еще один кусочек этого мира. Желательно нестандартный и неожиданный кусочек, лишенный социальной или какой другой напряженности. Но вообще-то, к самому решению меня грубо подтолкнули, об этом чуть позже.

Мир с возрастом вообще делается меньше, вот что думаю. Давным-давно, когда был ребенком, то большую часть времени пропадал на улице. Тогда время текло медленнее, компьютеры были большими, программы маленькими, Интернета не существовало вообще, а книги приходилось доставать, поэтому я обитал за домом, в чужих дворах, на каких-то пустырях и в ближайшем лесу. Буквально жил там, в зарослях бурьяна, в кустах, под деревьями. Знал, какие растения, в случае чего, можно съесть, а какие ни за что не надо; какими можно остановить кровь, а какими вызвать рвоту; куда можно пойти, чтобы там незаметно пописать, не привлекая чужого внимания; какой жук красиво летает, если его запускать в полутемной комнате, а от какого насекомого нужно убегать со всех ног, потому что если ужалит, то трындец. Часто открывал для себя новые места, потаенные тропы и неизведанные пути, и это было замечательно: вот он — огромный и удивительный мир! Став старше, тоже почти все время проводил во дворе и окружающем пространстве. Осваивал свой город, ближайшие его районы и улицы. Меня завораживали уже не растения и жуки, а дворы, дома, заводы и стройки. Некоторые из них были просто поразительны и заполнены какой-то своеобразной городской магией. Ну и люди, конечно. Они казались такими яркими, интересными, открытыми, пламенными. При этом всегда знал, к кому из приятелей можно обратиться в случае беды, а к кому лучше не подходить на пушечный выстрел, потому что дома у него пьяный отец и парализованный дедушка.

Потом все это ушло, но зато наступила работа. Мир вдруг начал сереть и сжиматься до кусочков: мой дом, моя работа и мои друзья. В какой-то день вдруг стало заметно, что весь двор зарос травой и бурьяном, а я настойчиво продолжаю идти по асфальтированной дорожке. Идти нехожеными тропами казалось невозможным, а сама мысль перелезть через забор или отлить в гаражах приводила в ужас, не говоря уж о возможности пройти сквозь эти гаражи и сократить дорогу. Друзья совсем отдалились — разъехались, переженились, озаботились трудностями, ушли в себя. Вот тогда-то я и понял, что со мной происходит нечто неправильное и очень гнусное. Совсем потом мир еще более сократился, до квартиры, работы, супермаркета, моего автомобиля да трех компьютеров: двух стационарных и одного ноутбука. Главное, чтоб с широкополосным и безлимитным интернетом.

Но пансионат! Несмотря ни на что такое, сам бы никогда туда не поехал. Помог случай.

Иногда случается так, что какое-то событие выпадает неожиданно и не совсем вовремя. Собственно, так оно и происходит обычно. Но, чаще всего, мы сами и провоцируем отдельные происшествия, а потом еще долго расхлебываем их затянувшиеся последствия.

Крутился я одно время в одной забавной интернетовской тусовке — изучал современный молодежный сленг. Довольно скоро сделался там вполне своим и даже временами начал исполнять роль кого-то вроде отца-исповедника. Для чего все это было надо? Я что, кому-то чем-то был обязан в той компании? Должен был перед кем-то оправдываться? Отчитываться или давать объяснения? Вероятно, все-таки, должен, поскольку, общаясь с кругом знакомых, совершенно того не желая, втянул некоторых из них в свои собственные дела, имеющие отношения только ко мне и еще к одному человеку, и ни к кому больше в этом мире. Хотя, оправдания и объяснения как-то не очень вяжутся с ролью отца-исповедника.

Но тут произошла неприятность.

Неприятность, собственно — для меня одного, других если и задело, то слегка рикошетом. Виноват был, как часто случается в подобные моменты, я один.

Была у меня такая знакомая. Даже больше, чем знакомая. Импонировал ее жесткий характер, временами удивительным образом сочетавшийся с необычной нежностью и сексуальностью, любовь к технике у нее совмещалась с любовью к нарядам, в общем, парадоксов была масса. Но когда я предложил упорядочить наши отношения и съехаться, то получил резкий отказ. Далеко не все женщины, уже побывшие немного замужем, стремятся повторить подобный опыт. Мои попытки как-то наладить диалог отвергались и только усугубляли ситуацию. Я расстроился, обиделся, и мы расстались. После этого у меня написалось несколько историй про ведьму (в хорошем понимании этого слова), где имя, черты характера и некоторые другие моменты были аккуратно срисованы с моей бывшей подруги. Тексты эти расползлись по Интернету, по друзьям-знакомым, затем вышли в виде книг и в результате достигли прототипа. Естественно, она узнала себя и устроила скандал. Посыпались обвинения, что вытаскиваю на свет то, что должно быть достоянием двух людей, и использую личные отношения в своих неблаговидных целях. Потом она узнала меня на Интернет-дневниках — я имел неосторожность сообщить в открытом доступе контакты и некоторые факты личной жизни, — в результате история получила новое развитие. Моя знакомая создала специальный дневник для того, чтобы наблюдать за мной, писать комментарии и посылать записки. А сам дневник оформила так, чтобы у меня не осталось и тени сомнений, кому он в действительности принадлежит. После чего, некоторые мои френды женского пола получили сообщения с призывом не связываться со мной, а в их постах возникли комментарии на эту тему. Хорошо, что я тоже тогда был в он-лайне и почти сразу адекватно отреагировал. После предоставленных мною объяснений и убедительных доводов, возникший конфликт был вроде как улажен. По моей просьбе она удалила свои ядовитые комментарии из постов моих друзей. Мы выяснили для себя, как надеюсь окончательно, что можно, а что недопустимо, и снова разбежались — у каждого давно своя жизнь. Я пытался даже посмотреть на эту проблему философски и изнутри. Плохая оказалась идея.

Но я многое понял для себя, кое-что вынес, и потом стало легче жить. В результате наше знакомство выродилось в редкое интернет-общение с нерегулярными письмами, спорадическими (часто безответными) поздравлениями с новыми годами, днями рождений и главным гендерным праздником — восьмым марта.

И вот как-то раз пришло от нее неожиданно длинное послание:

«Привет, как дела? Давно уже хотела тебе написать, а тут вдруг повод. Хочешь элитно отдохнуть на острове в Финском заливе? Причем бесплатно?

Классное место! Была уже там прошлым летом и расскажу, как прошло у меня. Я побывала на острове Легланд в июне. Мы с друзьями добирались из Питера на зафрактованном «Метеоре» — быстро и весело. Народу набралось немного, погода стояла солнечная, мы быстренько погрузились и помчались на остров. На причал высаживались уже вечером, лагерь установили рядом с местом высадки на поляне. Пока наши мужики ставили палатки, мы успели побегать по острову. Приятно, что все хорошо оборудовано, есть дорожки, настелены гати, стоят информационные таблички, рассказывающие о флоре и фауне острова, его обитателях. Скоро достроят коттеджи. После игр ходили гулять — рассматривали старые постройки, вернее то, что от них осталось, регулярно бывали на пляжной косе Стрелка — красивое, немного таинственное место. В конце концов, когда вышли к причалу, то дружно решили, что хотели бы подольше пожить на этом островке. Еще там стоит внешне очень уютный домик, где живут те, кто ухаживает за островом. В общем, место очень красивое и спокойное. Говорят, что на тамошнем маяке живет привидение. На следующий день пошел дождик, но наши ребята все-таки отправились на осмотр маяка. Потом просто шлялись, чуть не заблудились, но нашли оборонные сооружения и старые ржавые пушки, которые тоже произвели на всех сильное впечатление. На острове мы провели три дня и три ночи, причем каждый из нас регулярно ходил к маяку — посидеть на берегу, посмотреть на волны, послушать их шум или полежать, разглядывая небо. Ночи проводили у костра, медитировали на огонь, играли на барабанах. Даже в белые ночи костер завораживает. В общем, до прихода «Метеора» время прошло прекрасно. К тому же, поели отличной копченой рыбки.

Вот пишу тебе, а зачем пишу — хрен знает. Просто вываливаются мысли из-под тонких пальцев, с бесспорной непрерывностью долбящих по клавиатуре. Выползают словами, склеенными из черных буковок на белом экране моего монитора. Там и остаются, а надо бы стереть, да рука не поднимается, ну и фиг с ней, с рукой, пусть будут, пока никому не мешают. Пусть живут в каком-то своем необъяснимом мире, пусть плачут как раненные зайцы. Пусть. Мне-то уже не до них, хоть бы до вечера дожить, хоть до утра продержаться, не провалиться в кипящее море личных боязней, коих полным-полно на моем тернистом пути. Ибо — нефиг.

Но что-то не туда меня понесло. Извини.

Теперь о главном. В этом году планируется новый заезд, но уже вполне организованный. Коттеджи достроили, кухню наладили, все удобства в наличии, и теперь на Острове открылся пансионат «Легланд». Вообще-то, пансионат изначально — это от латинского слова pensio — вклад, дом отдыха такой с полным содержанием и экскурсиями. Весь сезон там будут отдыхающие. Знаю, что последнее время ты жутко обленился и не признаешь иного отдыха, кроме как в цивильных условиях. Можешь радоваться — теперь там все вполне обустроено. На меня же свалилась срочная и работа, от которой не отказываются, поэтому путевку переоформила на тебя.

О деньгах не беспокойся — путевка досталась халявно, так что рассчитаешься как-нибудь потом, без помощи денег. В твой заезд отдыхающих будет немного, вместе с тобой всего дюжина, и все они — очень симпатичные, интеллигентные, милые люди, большинство знаю лично. На каждого полагается отдельный коттедж, а вечерами можно собраться в общем зале столовой. Как объяснили, обеспечен камин, грог и теплая дружеская обстановка. Питание европейского стандарта и две недели отдыха в приятном обществе тебе гарантировано. Знал бы, как я тебе завидую! Все необходимые бумажки выслала заказным письмом на твое имя до востребования на Московский Главпочтамт. Проверь дней через десять. Дурак будешь, если откажешься.

Если кто-то где-то вдруг спросит, говори, что заказал путевку через Интернет, через турфирму «Сансет». Я там уже все подготовила. Скажешь, что заказал, а потом получил по почте. Собственно — тут никакого вранья, — я действительно провела эту путевку через эту турфирму. С собой прихвати смартфон с установленным диктофоном. Когда окажешься в Санкт-Петербурге, найди меня обязательно!!!

Ну, извини еще раз за столь пространное письмо, вроде бы все сказала, ничего не забыла. Удачи!»

В который уже раз, перечитав текст послания, я положил его к прочим своим документам. Ни подписи, ни прямого обращения не было, но я и так прекрасно знал автора письма. Зачем взял с собой эту распечатку? Даже и не знаю. По привычке, видимо.

Дело в том, что не признаю беспричинной отзывчивости и невнятной чуткости со стороны чужих или давно потерянных людей. Для меня довольно тяжело понимать все, что противоречит стандартным инстинктам. Беспричинное восстановление давно засохших контактов тоже как-то настораживает. Наводит на подозрения.

Впрочем, дело уже сделано и возвращаться поздно.

Надеюсь, пройдет не так уж много времени, как переночую в гостинице, утром успею на одну важную встречу, бог даст смогу побродить по центру города, может, успею куда-нибудь еще, а потом, на другое утро, меня встретят в условленном месте и проводят до причала «Метеора». Далее — морское путешествие на подводных крыльях до острова в Финском заливе, где и разместился пансионат «Легланд» — место проживания на ближайшие недели.

3. Человек со стороны

Говорят, что Санкт-Петербург — город мистический и безумный. Вообще-то, любой горожанин может заявить то же самое о своем городе, естественно, если он представляет и ощущает его таковым. Но все-таки настоящих городов-безумцев, да к тому же еще и с явным мистическим оттенком, не очень-то и много. Петербург может выступать в качестве врат в Потусторонний мир, мрачное и зловещее для земных обитателей место…

В Питер я приехал раньше времени вовсе не для того, чтобы изучать его мистический антураж, посещать выставку работ Сальвадора Дали или Русский Музей. В своей-то родной Москве мало где бываю. Если же кто-нибудь спрашивает, что интересного можно поглядеть в Первопрестольной, обычно отвечаю, что мост через Москву-реку у Москвы-Сити; Кремль, если в него пускают; палеонтологический музей поддельных скелетов динозавров; выставочный комплекс «Винзавод» и маленький музей на Красной площади, где единственным экспонатом лежит мумия настоящего Ленина… То тут, то там сносят старые дома, заменяя их мало похожими новоделами. Меняется городской ландшафт, уходят в прошлое тихие московские дворики и переулки, в самых неожиданных местах торчат стеклянно-бетонные монстры, к традиционной застройке отношения вообще не имеющие. А те немногие исторические здания, что кое-где сохранились, стали неприметны, и судьба их предрешена.

С Питером проще — там можно смотреть все. Пока еще можно. Когда-то его называли — «город-музей», но теперь предпочитают другую формулировку — «культурная столица». Злые языки уверяют, что местное градоначальство даже обратилось со слезной просьбой к руководству страны, умоляя снять с Петербурга статус исторического поселения и исключить из перечня культурного наследия, а то в городе и так «катастрофически много памятников, что мешает коммерческому строительству». Кончилось тем, что Министерство культуры издало нормативный документ, сохранивший охранный статус только за центром Питера, как «историческим поселением в пределах города». Теперь в этом «поселении» суетно, многолюдно, шумят стройки и множество лиц южных и восточных национальностей.

В тот момент ни история, ни памятники культуры, ни мистицизм меня не интересовали. Хотелось встретиться с виновницей моей поездки и расспросить кое о чем. Напрямую спросить, лично, а не через всякие разные средства удаленной коммуникации.

Для начала все-таки позвонил.

— Ты что предпочитаешь: зайти в гости, встретиться в кафе или куда-нибудь меня пригласить? — без особых церемоний спросила моя знакомая, после обычных для таких случаев приветствий и нескольких ничего не значащих фраз.

— Вообще-то, хотел сначала зайти к тебе, а потом пригласить куда-нибудь. Или наоборот — куда-нибудь пригласить, а потом уж к тебе, если не будешь против. Письмо твое обсудить. Есть у меня пара вопросов.

— Там посмотрим. Мысли имеются?

— Имеются. Одна мысль. Знаю приятную такую кафешку на Пушкинской, в комплексе «Нептун». Там на столиках, на пластиковом покрытии, напечатаны разные старые географические карты и планы. Очень здорово — сидишь себе и разглядываешь, когда делать нечего. И обстановка такая…

— Какая? — перебила меня собеседница.

— Такая… уютная, атмосферная…

— А может, атмосфера обстановочная? Ладно, это все равно недалеко от меня, поэтому часиков в десять…

— Ой, я… — начал было протестовать я против столь ранней встречи, но она меня упредила:

— …ну, ладно, ладно — в двенадцать! Помню, что ты «сова». Встретимся у входа в Океанариум и пойдем в твою кафешку.

В назначенное время мы уже сидели за столиком. Я оделся в модно рваные джинсы, черную хлопчатобумажную майку и легкие кроссовки. Картину дополняла бейсболка цвета мокрого асфальта и очки-хамелеоны. Одежда моей знакомой не зафиксировалась в памяти, помню лишь, что она вертела в руках стаканчик с соком, пока я поедал пиццу и какие-то бутерброды. Мужчины, как правило, не сидят на диетах, потому что подолгу не есть — испытание для них весьма трудное, почти пытка.

— Вкусный тут хлеб, — сказал я, чтобы чем-то заткнуть удручающую паузу.

— А хороший свежий хлеб, — наставительно сказала петербурженка, — вообще лучший в мире деликатес. Но им одним питаться нельзя — живот растолстеет и морду разнесет. Знаешь, сегодня со мной произошла одна забавная история. Позавчера была у Авивы, она сейчас в Питере, кстати. Мы лазили на колоннаду, ходили к заливу, а потом до самой ночи болтали о разной мистике. Как дýхи умерших шалят в квартирах, о похищениях девушек и все такое. Дурачились, короче. Вернулась домой в состоянии легкого мандража и решила немного повисеть в инете. Сняла контактные линзы и стала искать очки, которые положила на стол перед уходом. Не нашла…

— Погоди, — перебил я, — ты разве носишь очки? Зачем тебе?

— Только когда работаю: обычно у меня контакты, как сейчас. Погоди, не перебивай. Так вот, полезла в Интернет, на ЗеБеГе, во френдленту, углядела у Шарлин способ гадания по тараканам. И практически в тот же миг увидела, как по столу бежит таракан! Редкостное явление в моей квартире. Загадала желание и стала смотреть, что будет? Сначала насекомое упорно двигалось вправо, потом все-таки побежало вперед. Меня это вполне удовлетворило. Я поймала таракана, придавила его и отправилась спать. Снился всякий инфернальный сюрреализм, будто гналась за мной какая-то страшная черная тварь. Даже не гналась — просто преследовала. Неторопливо так, обстоятельно, зная, что никуда уже от нее не денусь. Пыталась уйти в другие сны, но чудище раздваивалось, становилось многими тварями, поворачивая ко мне свои некрасивые лица и нахально лыбилось. Причем все было настолько реально, что прям кошмар. В ужасе сделала усилие, чтобы проснуться, а когда проснулась, эти существа догнали меня наяву, и начали душить. Вот тут-то проснулась уже по-настоящему. Короче, все как обычно и ни фига не страшно. А утром, когда надо было работать, стала искать свои очки. Не могу сидеть перед монитором в контактах — глаза быстро устают. Перерыла все, нет очков! От безысходности заглянула в корзинку, где у меня лежит всяко-разная канцелярия — очки оказались там. Ну, подумала, бывает, что из памяти выпало. Мало ли. Стала их протирать и чувствую — что-то не так. Линзы не из пластика, а из стекла, дужки потоньше, а в остальном — точная копия моих. Примерила — чуть сильнее, чем у меня. Откуда они, спрашивается? У меня последнее время редко кто появляется, а в самые последние дни, кроме меня и кошки, в квартире вообще никого не было. Вот, разве что таракан. Даже если давно, тоже не проходит: не носит никто из моих знакомых такие окуляры. Немного офигела от такого. Будто кто-то заботливо подсунул точно такие же очки, но только слегка не угадал с диоптриями. А сегодня нашла свои — незаметно лежали на стопке шмоток. Мы не говорим сейчас о привидениях, призраках и полтергейстах, но ведь удивительно, правда?

— Правда. А это не могло быть сном? — с надеждой спросил я. — Или галлюцинацией? А то так часто бывает — не можешь понять, что приснилось, а что случилось на самом деле…

— Все это было на самом деле, и те неизвестные очки до сих пор лежат на компьютере. Так что к мистике готовься, особенно после общения со мной.

— А теперь рассказывай, — наконец затребовал я, разжевав и проглотив очередной кусок, — а то ничего не понимаю. Совсем. Объясни хоть что-нибудь. Причем тут мистика? Сны твои? И вообще, какое это имеет отношение к моей грядущей поездке в пансионат? С твоей, между прочим, подачи.

После этих слов моя подруга откинулась на кожаную спинку диванчика и пожала плечами. Звали ее, кстати, Лена, но мы редко обращались друг к другу по имени: так уж повелось. С того времени, что мы не виделись, она заметно похудела и приобрела девичье изящество. Не женщина, а загадка. Ее привлекательные формы рельефно выступили под фирменной футболкой — лифчика моя знакомая никогда не носила по идейным соображениям. Она взглянула в окно, сквозь которое светило солнце, тонкими лучами играя на прическе девушки. На просвет черные волосы почему-то отливали темной медью, и солнечные лучи образовывали вокруг головы что-то вроде сияния. Похоже, пути назад уже нет. Обычно я люблю начинать чего-нибудь новое, ну, а если так уж сложилась жизнь, или звезды так встали, что нет даже призрачной надежды увидеть окончательный результат своих начинаний, то стараюсь передать кому-то другому это свое дело, как эстафетную палочку. Интересуюсь всем тем многообразием форм, предметов и взаимоотношений что могу наблюдать вокруг себя. Но поскольку мир корыстен, меркантилен и жесток, то часто приходится заниматься даже тем, что не совсем интересно или даже совсем не интересно: работой на кого-то, деньгами на жизнь и покупками для поддержания организма. Поэтому моей старинной подруге не составило труда меня заинтересовать и заинтриговать.

Когда все было съедено и выпито, то сидеть в кафе нам обоим надоело, и мы перебрались к ней домой. Знакомая моя обитала неподалеку, в недавно построенном доме с охраняемой территорией. За ворота пропускали лишь тех немногих, кто договорился с кем-то из жильцов через домофон на пункте охраны. Или если такой посетитель шел вместе с самим жильцом.

Ухоженный чистый холл, лифт в зеркалах, ковры перед лестницей и на полу лифта.

Ее новая квартира поразила меня минимализмом обстановки, отсутствием всяких глупостей и пошлостей. Зато она изобиловала цветастыми китайскими веерами, пузатыми тибетскими божками и фотографиями в стильных рамках. Радовали глаз функциональные вещи: эффектный воркспейс, удобное кожаное кресло, простая тахта, дизайнерские шторы на окне, пушистый белый ковер на деревянном полу, крохотная кухонька. Хорошо подобранные цвета, приятные оттенки, продуманное сочетание.

Это была очень красивая квартирка одинокой молодой женщины.

— Хорошо у тебя, — сказал я, чтобы банальными словами как-то заполнить неудобную паузу.

— Да, мне тоже нравится. Делала под свой вкус.

— А та, старая квартира? В центре, на Садовой?

— Продала. Слушай, я же так и не расспросила тебя о жизни, а ты ничего и не сказал. Как ты жил-то все эти годы? Чего поделывал? Сколько мы не виделись? Лет пять?

— Шесть с половиной. Да ничего вроде жизнь. Нормально как будто. От Интернет-зависимости избавился, с сайтов знакомств удалился еще полгода назад. Осталось заняться чем-нибудь полезным. Когда-нибудь… может быть…

— С сайтов знакомств удалился? Что, ни одна так и не дала? Кофе хочешь?

— Хочу. Просто не в состоянии сейчас брать, — кисло произнес я. — А вообще-то давали, и много раз. Только влом ради этого ехать на другой конец города, не люблю сайты знакомств. Они были нужны временно, в качестве костылей. Чтоб крыша не съехала.

— Что, писька не стоит?

— С этим-то как раз проблем нет, — несколько смущенно ответил я, — а вот общее душевное самочувствие у меня уже несколько месяцев весьма хреновое. Пасмурное и какое-то унылое.

— А твоя дорогая как смотрит на подобные шалости?

— Какие еще шалости? Немного отвлекся, и все. Она меня и в пансионат отпустила без проблем. Даже рекомендовала ехать, а я не хотел. Собраться помогла.

— Золотая женщина. Ты береги ее, вряд ли найдешь кого-нибудь лучше, даже не сомневайся.

— Не найду, и не сомневаюсь. Слушай, давай, наконец, по делу. Ты же меня сюда не только кофе пить пригласила. Хотели поговорить о предстоящей поездке, а вовсе не о тонкостях моей личной жизни.

— Я не забыла…

Я подошел к окну.

Передо мной раскинулась панорама Петербурга. Вдали виднелись обязательные небоскребы спальных районов — плоды упорного и неизбежного разлезания и неуклонного движения растущего города вширь. После подобных мегаполисных пейзажей всегда становится легче. Все-таки я — горожанин, и без города трудно. Обидно вот только, что Петербург потихоньку становится похожим на Москву. Это плохо. Огорчает как-то. Фу.

— Я не забыла: сам понимаешь, написать тебе не могла, приглашать для инструктажа не стала — так и думала, что догадаешься заехать. Все-таки знакомы не один год.

— Ты же просила обязательно найти тебя.

Тем временем кофейная машина сработала и выдала нам две чашки эспрессо.

— Там будет один персонаж, — продолжила она, протягивая чашечку черно-бурого напитка с плавающей сверху пеночкой, — которого не знаю я, но он знает меня. Не хочу врать — личность опасная, серьезная, но там он будет, скорее всего, строго контролировать себя и держать в жестких рамках. В таком состоянии он без необходимости не делает ничего лишнего и никого просто так не трогает. Надо вычислить это существо, а потом сообщишь, кто оно такое. Дальше уже не твоя забота.

— Я что, Джеймс Бонд?

— Нет, конечно. Наверное, ничего особенного делать тебе вообще не придется. Отдохнешь, по лесу походишь — там, кстати, прекрасные сосны. Познакомишься с интересными людьми, отвлечешься от повседневных проблем. Смена обстановки еще никому не мешала.

— Звучит обнадеживающе. Тогда может, снабдишь меня спецсредствами и какой-нибудь шпионской аппаратурой? «Жучками» там, камерами и прочими полезными техническими устройствами? Быстро действующим снотворным?

— Ты что, совсем идиот? Детективов меньше читай. Там же профессионалы будут! Они раскопают любую закладку с полпинка, и уж постараются все проверить, будь спок! Нет, с пустыми руками поезжай, кроме обычного смартфона никакого оборудования не бери, мало ли что может случиться. Ну, еще фотик можешь взять. У тебя же есть зеркалка? Для всех ты — программист на отдыхе.

— Даже ноутбук нельзя? Я же не смогу без компьютера.

— Это можно. Кстати, хорошо, что о спецсредствах напомнил — таблетки тебе дам, чтобы в животе не бурчало. А то любой звук может тебя раскрыть, мало ли где тебе придется прятаться. Хватает на четыре часа.

— А что за человек, и как его вычислить? Что он делал, чем знаменит, в чем виноват? Вообще-то, на фиг он тебе сдался? — спросил я, а затем притронулся губами к поверхности ароматной жидкости, заполнявшей чашечку из китайского фаянса. Кофе еще не остыл, но уже не обжигал — в самый раз.

— Я скажу, но ты будешь про это молчать. Во всяком случае, до тех пор, пока не разрешу. Понял? Значит так. Это наемный убийца, профессиональный киллер, на счету которого множество заказных дел. Вся беда в том, что его никто не знает, даже заказчики. Работает он всегда в одиночку, очень скрытно, а задания получает через Интернет. Деньги переводят на секретный анонимный счет, и там тоже ничего не вычислишь, уже пробовали, и не раз…

Я слушал, все запоминал, а сам думал, что опять встреча с этой женщиной втягивает меня в какую-то лютую дичь. Возможно, что ошибаюсь, но, по-моему, меня вынуждают совершить очередную глупость. Дай-то бог, если не прав, но интуиция подсказывала, что потом пожалею, и не один раз. Моя подруга замолчала, будто что-то вспоминая или решая для себя, говорить мне или нет. Потом видимо, решение было принято, и она продолжила:

— …и все бы ничего, только он настоящий психопат, натуральный маньяк. Назовем его Икс. Причем он отлично умеет контролировать себя — обычно пьет специальные таблетки, но от них тупеет, теряет быстроту реакции, поэтому очень это дело не любит. Но стоит ему прекратить прием, как через какое-то время возвращается патологическая тяга к убийству… Как правило, работа хорошего профессионального киллера — опасный, тяжелый и ответственный труд, а этот мало того, что кайф срывает, так еще и ради развлечения этим занимается. Дискредитирует профессию. Поэтому вся надежда, вычислить его в этом пансионате, на острове. Только вычислить, другие сами потом разберутся.

— Обратись к частному детективу. Хочешь, хорошего посоветую? Есть возможность.

— Не пойдет, — резко сказала она. — Надо, чтобы помог именно ты.

— Понял, — нетвердо сказал я, поскольку мало что понял.

— М-м-м?

— Объясни, говорю, зачем все это нужно тебе, да и мне заодно, — увещевательно пояснил я, поставив опустевшую чашку на компьютерный стол. — На фиг надо ввязываться в это твое дело? Я, честно говоря, не хочу никуда ехать.

— Вопрос превосходный, только давай немного его перефразируем. Для чего тебе идти на экстремальное развлечение? Ты там узнаешь много такого, о чем раньше даже в пьяных фантазиях не догадывался. Поверь: стóит того. Не все же дома сидеть. И потом, не так уж много людей в этом мире, кому полностью могу доверять. Тебе могу.

— А что я буду иметь за свое бескорыстие?

— Просто я тебя очень-очень попрошу. Ты же не откажешь, правда?

— Что прямо сейчас? — слегка испугался я.– И здесь?

Меня всегда тормозит, когда что-то происходит неожиданно и вдруг.

— А тут что? Плохо что ли?

— Думаю, так эту проблему не решить.

— А вот мы сейчас проверим…

С этими словами она подошла вплотную, и я почувствовал горячее, несдержанное дыхание. Ну что ж такое-то, а? Далее последовали долгие и отнюдь не дружеские объятия…

* * *

…а еще у нее сияли огромные темно-карие глаза. Без одежды она выглядела вовсе не такой худышкой, как сначала показалось. У нее имелась вполне недурная грудь, безупречные ноги, щиколотки — узенькие и красивые, ступни — изящные, а не «лыжи» сорок первого размера, коими щеголяли последнее время некоторые мои знакомые девицы. Никакого намека на целлюлит. Даже в свои тридцать четыре моя знакомая никак не соглашалась с идеей, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Разумеется, при необходимости можно найти мужика, которого достаточно лишь накормить, но вообще-то куда надежнее добираться до сердца через другие органы. Это как с поговоркой про дороги, всегда ведущие в Рим: пока не задумаешься, вроде и нормально звучит, хотя, например, железнодорожная трасса «Норильск-Дудинка» ни в какой Рим не ведет, хоть круглый год по ней катайся, даже если в кармане годовой мульти-шенген.

— Теперь о поездке… — будто ничего знáчимого между нами не случилось, деловым тоном продолжил я, застегивая пуговицы на ширинке. Не люблю джинсы на молнии, терпеть не могу. — Там же заминировано все, на этом островке. Еще с войны. Нет? Я где-то читал.

— Нет. После того, как поработали саперы, ходить стало абсолютно безопасно… — хмуро проговорила она. — Кстати, трусики свои не забудь, читатель.

— Ага, — саркастически кивнул я, пряча в рюкзак скомканные трусы. Джинсы пришлось напялить на голое тело. — Безопасно, говоришь?

— Зря ехидничаешь, там и вправду ничего взрывчатого нет, тут могу тебе дать полную гарантию: шведы все хорошо разминировали, качественно. Наши только помогали.

— Шведам-то это зачем? За каким фигом?

— Ну, как — экология, заповедник, все такое прочее… На самом-то деле, они хотели, по-моему, взять этот островок в долгосрочную аренду, вот и принялись за его разминирование. А потом, когда дело было сделано, наши показали им фигу. Кстати, все что увидишь — фиксируй, разговоры записывай на диктофон скидывай на комп. Диктофон-то у тебя в смартфоне есть? Кабель с зарядником с собой?

— Вот, — сказал я, извлекая из кармана дивайс.

— Ты сейчас запись не включал?

— Нет, можешь проверить.

— И так верю, — кивнула она. — Давай, вспоминай, что мы еще забыли? Диск в твоем ноутбуке большой?

— Не забыл. Почти пятьсот гигабайт свободно.

— Должно хватить, — успокоилась моя собеседница.

— Все же не понял, почему сама не поехала? Я-то тебе зачем?

— Затем. Меня эта личность знает, и как бы я ни маскировалась — никогда не спрячусь, сразу догадается. Я тебе уже говорила. А ты вообще ни при чем. Человек со стороны. Сначала будут присматриваться к тебе, проверять, что за темная лошадка такая. Соответственно, интересующий меня человек как-то себя выдаст. Должен выдать. Если что-то произойдет и запахнет серой, тебя срочно эвакуируют.

— Интересно, а как? Каким это образом подам сигнал? Через Интернет, разве что. Я что, буду вместо кусочка сыра в мышеловке? Его обычно съедают, кстати. И кто меня вытащит если что? Пограничники? Береговая охрана? А успеют?

— Погоди, не суетись. Во-первых, тебя подстрахуют в этой компании. Там будет присутствовать еще один человек, который, если надо, присмотрит за тобой. Нет, даже не спрашивай, кто — ты можешь его спалить, сам того не подозревая. В случае чего, он безопасность обеспечит, так что будешь там как у Христа за пазухой.

— А во-вторых?

— А во-вторых, Интернет там тоже есть, но за отдельную плату. Надо договориться с администрацией и тебя подключат.

— А в-третьих?

— А в-третьих — все. Ты уже большой мальчик, не пропадешь.

— Пропасть можно всегда. Я же никогда раньше не играл роль живца, ляпну что-нибудь лишнее или анекдот неправильный расскажу. Мало ли что.

— Анекдот — это ты можешь, языкастый слишком. Моего прадеда вообще расстреляли за анекдот.

— Про Сталина что-нибудь неприличное рассказал?

— Если бы. Я тебе когда-то уже рассказывала.

— Значит, запамятовал, — признался я. — Всегда анекдоты забываю, ты же знаешь.

— Анекдот был таким: «Сначала были вожди, потом князья, потом цари, потом императоры… а потом, сынок, у нас снова появились вожди».

— А! Отлично!

— Да, и в прошлый раз тебе понравилось.

— Скоро чипы в руки вживлять начнут, как домашним животным. Есть такой проект.

— Зачем?

— Идентификатор. Вся информация о личности. Вместо паспорта. Удобно, и не потеряешь никогда.

— Ты так говоришь, будто идея тебе нравится.

— Почему нет? — удивился я. — Хотя… совсем забыл… ой…

— Вот тебе и ой. Так, тебе уже пора: у меня еще деловая встреча на сегодня, и времени почти не осталось. Только подготовиться.

— Ладно, пойду, — как-то неловко сказал я. Временами у меня возникают всякие неуклюжести при прощаниях.

— Ну, иди.

— «Стояли звери около двери. В них стреляли — они умирали…» Стругацкими не увлекалась?

— Нет. Не вижу смысла в этой фразе.

— Тогда — всего доброго, и успешной деловой встречи. Приеду, поговорим еще, да?

— Совсем необязательно. Удачи тебе!

— И тебе, — кисло подтвердил я и ушел, вспоминая известную цитату: «Некоторые женщины не созданы для того, чтобы их приручили. Они созданы быть свободными…»

4. Анимэшка

Вторая встреча предстояла совсем в другом конце города. До отхода «Метеора» оставалось уже менее суток, когда я доехал до Приморской, вышел на набережную речки Смоленки и неторопливо пошел в сторону залива навстречу ветру. В восемнадцатом веке реку звали «Мякуша», но в первой половине девятнадцатого ее стали именовать Глухой или Черной речкой. Тогда, для ликвидации одноименности с другой Черной речкой, река была наречена Смоленской, по находящемуся рядом Смоленскому кладбищу, а уже позже она приобрела свое нынешнее название. Потом, при советской власти, прорыли прямой канал, который изменил направление русла реки. После этого она стала втекать непосредственно в залив, тогда как раньше впадала в Малую Неву.

Как я уже говорил, реки, набережные и морской воздух всегда помогали мне восстановить душевное равновесие. В свое время где-то прочитал, что перед отбытием туда, откуда есть возможность не вернуться, нужно завершить все дела. Вернее, те дела, что еще незакончены, даже если что-то мешает довести их до конца. Нельзя уходить, бросая незавершенные начинания. У меня было такое дело. Вернее, не дело даже, а просто некая недомолвка, недосказанность, которая иногда давила в воспоминаниях и ныла, словно старый перелом к перемене погоды. Невозвращенный долг.

Оставалось встретиться еще с одной знакомой женщиной. Точнее — с очаровательной девушкой. Посмотрим, совпадет ли мое сегодняшнее мнение с прежними воспоминаниями об этом человеке: как правило, не ошибаюсь, но мало ли что бывает…

Когда-то мы нехорошо расстались. Мой уход выглядел плохо и как-то непорядочно. Вроде бы и упрекнуть себя не в чем, но все-таки сохранялось ощущение невозвращенного долга, оставался некий комплекс вины с моей стороны. Вообще-то знакомство с этой девушкой ничего для меня не значило в личном плане, но хотелось ясности и душевного спокойствия.

В результате, я не ждал для себя ничего хорошего, когда звонил в дверь.

Наконец открыли. Не было никаких вопросов. Никаких «кто там?» или «а вам кого?», меня будто ждали. В отличие от моей знакомой, так удачно направившей меня в предстоящий пансионат, Эля была совсем другой личностью. Можно сказать — прямо противоположной. Вот она. Глазищи как у японской анимэшки. Кукольное лицо, вполне обаятельное и привлекательное, но какое-то жесткое. Короткие белые волосы торчали в разные стороны, будто ежик-альбинос свернулся на этой симпатичной головке. Высокий лоб, брови белесого цвета, большие холодные льдисто-голубые глаза, вздернутый носик, маленький, никогда не улыбающийся рот. Все на месте. Рост — чуть больше полутора метров. Общую картину дополняли: оранжевая футболка, черные, плотно облегающие штаны, пестрые борцовки. На голове повязка синоби — значит, воин. Боевой куртки нет — скорее всего, гэнин. Огромный меч за спиной подтверждал мои мысли. Подлинный, или бутафория? Похож на настоящий. Интересно, а гэнин имеет право ношения меча? Я не знал. Знать бы еще, кто ее сэнсей. Хотя, какая разница? Видимо, сейчас у моей знакомой наступил «японский период». Впрочем, все было взаправду, как у больших, и если бы я не знал, что умеет эта «куколка», то ни за что не поверил бы глазам.

— Это ты? — задала она вполне предсказуемый риторический вопрос. — И что ты о себе сейчас думаешь?

— Если честно, то ничего хорошего не думаю. А ты выглядишь просто отпадно. Мало того, что смотришься ничуть не старше, по-моему, еще и похорошела.

— Я знаю, — скучным голосом ответила она. — Заходи.

Внешне девушка не изменилось. На вид — лет девятнадцать-двадцать, а то и меньше. Обычная ультрамодная девочка в прекрасной физической форме и со всякими крутыми увлечениями и заморочками. Она постоянно отыскивала или изобретала какие-то изысканные кулинарные рецепты, хотя еду для нее самой и ее неожиданных гостей-друзей привозили из ресторана. Частью ее существования являлись китайские и японские единоборства, дизайнерская работа фрилансера, и квартира, в которой Эля была прописана одна — хронические гости не в счет. Время от времени она все переделывала в своем обиталище, полностью меняя интерьер вместе со всем содержимым. Но при ближайшем и пристальном рассмотрении вылезали всякие неправильности и пугающие странности, заставляющие заподозрить, что с девушкой явно что-то не так. Эля никогда не уходила далеко от своего жилища. Максимум куда она выбиралась — это на набережную, к банкомату и по магазинчикам, что располагались в цокольных этажах подведомственных ей домов. Эля никогда не нуждалась в деньгах, но при этом никуда не выезжала, не бывала в супермаркетах и на распродажах. Все необходимое заказывалось по Интернету и потом доставлялось курьерами на дом. В настоящий момент ее работа состояла в двух несвязанных направлениях: обработке фотографий детей из детских садиков и рисовании многочисленных комиксов порнографического содержания. Еще ей капали постоянные проценты от какого-то фонда, оставленного в наследство небедной бабушкой. Будучи хорошим художником и талантливым дизайнером, всю стену набережной и некоторые стены домов на своей территории она расписала впечатляющими граффити, что никогда не нравилось официальным городским властям. Однако смыть и счистить рисунки не удавалось никому — настенная роспись неизменно восстанавливалась на следующее же утро. У Эли не было автомобиля, и это притом, что раньше она очень увлекалась всяческими личными транспортами и постоянно где-то с кем-то разъезжала. Но самое главное — последние годы она совсем не менялась. Абсолютно. На вид оставалась все такой же молоденькой восемнадцатилетней девушкой, хотя, по моим скромным подсчетам, ей должно было бы быть лет двадцать семь — двадцать восемь. Я смотрел на нее, как наивная провинциальная бабка на политика, обещавшего всем европейские пенсии и бесплатные квартиры в Москве. Моя знакомая ничуть не повзрослела за минувшие годы — время оказалось не властно над ее красотой. Эля провела меня в гостиную, попросила подождать и убежала в другую комнату — переодеваться.

Через пару минут хлопнула входная дверь: кого-то Эля выпроводила так, чтобы мы не встретились. Ну и что? У каждого свои тайны, а уж эта моя знакомая просто лопалась от разных тайн и всяческих чудес.

Сразу же полезли воспоминания.

С Элей мы познакомились на каком-то развеселом интернетовском блоге. Каким-то образом она прочитала мое очередное псевдолитературное творение, после чего с возмущением сообщила, что я имею наглость писать о вещах совершенно незнакомых и неизвестных. Я возразил, возник небольшой спор, перешедший в длинную переписку, но я почему-то не решился взять у нее телефон, а просто оставил свой, сказав, что было бы приятно услышать ее голос вживую. И она позвонила, сообщив тем самым номер своего мобильника. Позже мы долго перезванивались и переписывались, но вначале я вовсе не был уверен, что мы с виртуальной подругой когда-нибудь встретимся в реале. А как-то позже, уже будучи по делам в Петербурге, я вдруг взял и позвонил ей, мы все-таки встретились.

Характер у Эли был, что называется, сложный. Вначале она считалась просто странной вздорной девчонкой. Была вся такая внезапная и такая неправильная, что хоть караул кричи. Гот, кибер-гот, панк, кибер-панк, трешер, трансер, клаббер — нужное вспомнить и подчеркнуть в зависимости от момента жизненного пути. Одевалась так, что соседские бабушки пребывали в постоянном эмоциональном шоке, а практически все ближайшее мужское население исходило слюной от слишком высокой сексуальности объекта. Иногда ею интересовался местный участковый, почему-то подозревавший, что она занимается какой-то формой проституции. А ей было не до того. «Боже, что ж я мальчиком-то не родилась!» — говорила она тогда. Ну, не родилась вот. Эля родилась девочкой, причем девочкой хорошенькой, с нормальным самоопределением и вполне традиционной ориентацией. В детстве с мальчишками играла в футбол, потом ходила на бокс, потом мальчикам вытирала сопли, слушая о первых их победах и разочарованиях. В общем, не девушка, а друг. Друг и все тут. И сама она не могла себе представить, что с мальчиками можно делать что-то еще, кроме как драться, слушать сопливые исповеди и пить пиво. В итоге как-то раз взяли ее с собой «по бабам»… А самое интересное, что Эля всегда была непрошибаемой натуралкой. И, несмотря на практически вынужденный богатый опыт, начала она спать с друзьями, которые это воспринимали, как явление само собой разумеющееся. Просто еще один такой метод утешения. В итоге нашла она себе какого-то постоянного, но не шибко умного и не очень порядочного друга-парня, который вел себя, как последняя свинья. Был у нее такой мальчик, этакая кавайная няка. Темными романтическими ночами, при свечах, они сидели в обнимку и вслух мечтали купить участок невспаханной земли в Нечерноземье, построить миленький домик с подвальным гаражом, а вокруг устроить садик с альпийскими горками и буржуазным бассейном. Долго обсуждали, какие купят машины, как назовут детей и в каком стиле оформят детскую. Но тут он, ее парень, сука такая, позарился на подругу, у которой сиськи оказались больше всего-то на один размер. И все — мечты пошли прахом — предательства Эля не простила. В результате, она «ушла в отрыв»: то старалась поймать все, что движется, и затрахать до потери пульса, то пойти на Дворцовый мост и пафосно утопиться в Неве. Правда, природное благоразумие всегда брало верх, и, если бы с ней ничего не случилось, стала бы она профессиональной шлюхой, или наоборот — вышла бы за кого-нибудь замуж. Счастливо жила бы с этим мужем, завела бы ребеночка и все такое в том же духе. А ее возможный муж либо спился бы и стал распускать кулаки, либо нашел себе помоложе, либо к тридцати годам сделался бы скучным, пузатым и лысым мудаком. Впрочем — одно не исключало другого. Обычная, кстати, сказать, история. Но все вышло не так. То есть, совсем не так. До того не так, что теперь я часто задавался себе вопросом: можно ли вообще Элю считать человеком?

Как-то раз, вскоре после разрыва со своим любимым, Эля забрела на набережную. К тому моменту она перепробовала уже все — и беспорядочный секс с кем попало, и наркотики, и просто банальные пьянки. За плечами оставалась бурная юность, дизайнерская школа, занудная работа в каком-то таблоиде и два курса дневного отделения. Из университета ее отчислили, с работы выгнали, и жизнь казалась потерянной, впору топиться. Села она на гранитную ступеньку и предалась невеселым своим думам. И тут вдруг услышала со стороны чей-то беззвучный плач. Пошла она в том направлении и встретила некую старую женщину. Та смотрела на воду с таким видом, будто сама собиралась броситься в речку. Эля подошла, проявила сочувствие, и они разговорились. Старуха рассказала, как столетиями хранила то Место, как потом там построили город, как изменили русло, спрямили реку и сделали набережную. Прежнее место исчезло. Эля узнала о хранителях, о вызове хранителя, и сначала решила, что старуха просто сумасшедшая. Но когда Эле показали несколько эффектных приемов, она поверила. Нельзя было не поверить. Жизнь не представляла тогда для нее никакой ценности, и она согласилась стать Хранительницей, со всеми вытекающими из этого последствиями. Тогда-то и началась ее новое существование, полное боли, особой радости и суровых переживаний. Эля сделала выбор, и теперь должна была достойно идти своим путем, не глядя на препятствия. С тех пор она постоянно находилась здесь. Ее территория включала в себя солидный кусок набережной, участок земли со всем, что на нем находилось и несколько новых высоких домов. Уходить она не могла, зато была там полной хозяйкой и делала, что хотела. Тогда же она выбрала квартирку в подвластном ей доме и попросила хозяина уступить. Тот молча уступил, даже все документы на Элю оформил.

Так вот, лет пять назад, в тот же год, что и эпизод с «Томминокерами» на Кадашевской набережной, был я в Санкт-Петербурге, и захотелось мне посидеть вечером на Морской набережной. Помню, как я тогда сидел на гранитных ступенях, смотрел на темнеющее небо, черную воду и сверкающие огни Кронштадта. У края воды небольшие грязные волны накатывались на берег, повсюду валялся прошлогодний камыш и битый кирпич. Сзади возвышалась гранитная стена набережной, талантливо расписанная неизвестными граффитистами. Постепенно наступила настоящая ночь. Ветер ненадолго стих, время таяло незаметно, и пока я решал — уходить или посидеть еще, как откуда-то из темноты появилось несколько странных личностей. Небольшая толпа созданий, по внешнему обличью напоминавших инфернальных тварей голливудских ужастиков. Компания смахивала на персонажей фильма о восставших из Ада. Семь фигур. Два тощих и длинных типа: один — с частично железной мордой, а другой — с разрезанным от уха и до уха ртом и глазами дохлой рыбы. Голубоватая, обнаженная ниже пояса девушка с черными зубами наружу и дыркой в гортани, еще какой-то субъект с оскалом черепа, а его голая лысая подруга красовалась фигурой модели и непроницаемыми стеклами вместо глаз. Еще там же топтался некий персонаж похожий на плохо сделанный гибрид человека и кошки, а рядом с ним некто, напоминающий монстра из космоса, каким его изобразили бы в фантастическом кино про Вавилон-5. Все эти существа, скорее всего, чего-то ожидали. Они тихо окружили меня и молча разглядывали. Деваться мне было уже некуда, и тут-то вдруг вспомнилась формула вызова хранителя места, переданная мне в качестве платы за Стивена Кинга. Срывающимся от ужаса голосом я произнес нужные слова, и почти сразу позади этой пестрой компании появилась Эля.

— А ну — пошли вон отсюда! Быстро! — послышался знакомый звонкий голос из-за спин окруживших меня монстров. — Сгиньте все, это мой друг!

Вся компания как-то засуетилась, рассредоточилась и исчезла в ночи.

— Чего сидишь? Они скоро вернутся, у нас всего пять минут. Пошли ко мне?

Это была одна из моих прежних Питерских подружек, с которой я очень глупо расстался в прошлый свой приезд. У нее было много ников и имен. Эля, Elvira, Элеонора, Вира, Vita… По всем законам жанра, она должна была выкинуть меня из своей памяти и забыть еще полгода назад. Тогда девушка смотрелась лет на двадцать и выглядела точь-в-точь, как персонаж японского фэнтэзийного мультика или компьютерной игры. Одета в темный топик, черный длинный свободный пиджак с короткими рукавами, и джинсы, заправленные в кожаные сапоги какого-то темного цвета, которые заканчивались чуть ниже колен. Из каждого сапога торчала ручка кинжала. Запястья были обвязаны черными лентами, а поверх руки девушки до локтей обвивались браслетами белого металла в виде змей. Короткие белые волосы и крепкая маленькая фигурка. На шее висел темный кулон, в котором сверкал красный огонек.

— Пошли ко мне? — повторила она. — Сейчас у меня собирается очередная туса, заодно и на моих друзей посмотришь. Там прикольные кадры. Пошли! С Ретоном я договорюсь, он парень тихий и не будет нам мешать, в случае чего уйдет к своим родителям.

— Ретон, это у нас кто? — обалдело спросил я. Я никак не мог прийти в себя от всего увиденного, причем о странных созданиях, разогнанных Элей, старался даже не думать.

— Это Макс, Return, мой теперешний лавер. Он художник. Да не парься ты! Все будет о’кей!

До самого дома мы больше не разговаривали: молча поднялись по каменным ступеням, прошли до ближайшего дома и вошли в какую-то дверь…

В небольшой квартирке Эли было до невозможности душно, дымно и жарко. Пахло разнообразным парфюмом, травкой, дезодорантами и каким-то дешевым фастфудом. Время, кажется, совсем забыло, что должно сидеть в часах и вылезать оттуда в самый неподходящий момент, как ему и полагается. Оно ленилось и стало совсем мягким — как пластилин. Все давно уже разбились на парочки, но дальше простых обжиманий и петтинга дело не заходило. Я сначала вообще не понял, чей это был праздник или что, собственно, тут отмечали. Компанию знал плохо, а многие присутствующие были абсолютно незнакомы. Все молодые, от семнадцати до двадцати с чем-то, но не старше двадцати пяти. Я среди них сам себе казался глубоким старцем.

Разговоры велись самые различные:

— …готова. Особенно перед одним человечком. Однако, в последний раз, когда я предприняла такую попытку, мне прекрасно дали понять, что никто кроме меня в этом не нуждается. А еще хочу секса! Мужика, чтоб такого, знающего, с большими сильными руками, с телом, чтоб хотелось, и с рожицей симпатичной…

— …вчера был у Янки. Она мне читала свои стихи. Очень классные, очень сильные, но нужно, чтоб Янка сама их и читала, а то так я не въезжаю, а с ее слов самое то. А еще я люблю давать свой фотик друзьям. Теперь благодаря проге, восстанавливающей инфу с флешек, у меня куча домашнего порно…

— …тебя любит! Знаешь, я заметила, что он постоянно любуется твоими глазами!

— …да нет, это он следит, не пялюсь ли я на других мужиков.

— …едем в Иркутск. Несмотря на все случившееся, мы все же намерены провести запланированный ранее антиядерный лагерь «Байкальского движения» и «Байкальской экологической волны» и продолжать борьбу против превращения Сибири в ядерную помойку…

— …а я так и не решилась на них. Утверждают, что они безопасные и безвредные, но тут же услышала кучи страшных историй, как у одних девушек либидо пропадало вплоть до нуля, у других — настроение портилось и нервы расшатывались, у третьих — тошнота и головокружение нападали, у кого-то вес увеличивался… Ну, а презики, они при всей их природной мерзости, какие-то гораздо более мирные, что ли. И главное, использовала и выбросила, не надо потом по полгода ждать, пока организм в себя придет.

— …рассказывал грустные истории, а потом два часа сидел на улице и ждал, пока я к нему выйду, а я не хочу! Зануда какой-то. У меня много обид на этого человека, и слишком много отвращения!

— Эй, народ! Кто-нибудь тут в состоянии сказать хоть что-то позитивное и успокаивающее?

— …посидели потом в какой-то кафешке. Чего-то он мне начал рассказывать такое, ни хрена не понятно, мямлит что-то, блин, я чуть со скуки не сдохла. Потом еще поцеловал меня в щечку раза два и все…

— …кто хочет помочь? Кто-нить минусовку может сделать? А то у меня полный п…ц!

Если бы можно было отвлечься от немилосердного беспорядка, наполняющих квартиру молодых людей и многочисленной, поглощаемой ими еды, то интерьер смотрелся вполне приятно и стильно. Хоть и определить этот стиль сразу не удавалось. Двухкомнатная квартира на первом этаже нового многоэтажного дома. Большая гостиная, маленькая спальня и очень большая кухня. Гостиная — в бело-розовых тонах, паркетный пол частично прикрывал очень пушистый ковер, который при желании явно можно легко убрать в сторону. Вдоль стены высился огромный книжный стеллаж от пола до потолка, переполненный книгами, DVD-дисками, подборками журналов и художественными альбомами. На ковре и возле него разбросаны фиолетовые и голубые медведи и большие цветные подушки. На стенах несколько картин в мягких зеленых тонах — марины и пейзажи. Стандартное окно, из которого открывался вид на Залив. Возле стены — музыкальный центр класса «хай энд», подставки для дисков и сами диски, разбросанные в неживописном беспорядке. Большой диван цвета красного вина с несколькими подушками и коричневым клетчатым пледом. К дивану был придвинут журнальный столик с парой книг, альбомом и небольшой лампой. По периметру комнаты на красивых кованых подставках стояли черные свечи одинаковых форм и размеров, а прямо на полу — две вазы с сухими камышами.

Вторая комната представляет собой нечто среднее между спальней и кабинетом. Кровать, покрытая очень пушистым коричневым покрывалом, на журнальном столике дикое количество книг. В углу шкаф для одежды. Все окна с черными непрозрачными шторами, отчего в комнатах в любой момент можно было создать полный мрак. Часть комнаты отгорожена китайской ширмой, за которой находился мольберт и стол, заваленный разнообразными банками с кистями, карандашами, растворителями и красками. В углу — рулоны бумаги и большие папки разных форматов. Компьютер с огромным тройным монитором, большой сканер и принтер.

От безумной смеси шампанского и пива с текилой у меня быстро возникло то предательское чувство опьянения, при котором все кажется легким и доступным, а сложные проблемы безропотно отступают на третий план. Тогда-то я во весь голос и предложил всем устроить группенсекс. Но идею не поддержали, и народ сразу как-то поскучнел, заторопился и потянулся к выходу. Компания начала расходиться. Когда же опьянение стремительно прошло — трезвел я быстро, — вдруг стало невыносимо стыдно и неудобно за глупые слова. Эля, похоже, не опьянела вообще, весь вечер она пила только воду и «Cпрайт».

После того, как ушли последние гости, и мы остались одни, Эля села на пол, прислонилась к стене и сказала:

— И что теперь?

— Не знаю. А чей это день рождения? И что за компания?

— Не, это ни разу не хепибездная тусовка, это поминки.

— Что? — удивился я. В его понимании поминки должны были проходить как-то иначе, да и одеваться для подобного случая присутствующие обязаны несколько по-иному. — Как это?

— Поминки. Девять дней. Недавно нашего друга, парня убили — за идею человек погиб… ты его не знаешь. Мы не пошли к его родителям, а собрались у меня. Мне его жалко до слез. Ребята разбили лагерь где-то возле Байкала, вблизи какой-то речки. В знак протеста: туда на химзавод было решено свозить ядерные отходы или еще какую-то отраву… Как говорили, у парней были серьезные взгляды на это, справедливые… Ночью на них напали то ли бандиты, то ли скины, а может вообще подставные от властей… со стволами и битами, с собаками — стафами… и начали месить всех… как представлю этот ужас — девять человек в реанимации… а он первый пошел… первый… — Эля даже всхлипнула. — Лан, не заморачивайся, ты его все равно не знал. А мне страшно… Мне всегда казалось, что вокруг очень много отвратительных людей, но сейчас их становится все больше и больше. Ладно уж демоны, но люди же! Возможно, что я утрирую или схожу с ума, но временами мне жутко на улицу выходить. Повсюду пронизывают взгляды, наполненные ненавистью, злобой и презрением. Женщины стремятся стать стервами, мужчины — подонками. Неужели дальше только хуже будет? Не хочу. Единственный способ спастись от этого зла, это самой стать злом.

Мы немного помолчали, и, чтобы сменить тему, как-то продолжить разговор и развеять возникшую неловкость, я спросил:

— Слушай, а ты сегодня классно смотришься! Откуда у тебя такая одежда?

Эля действительно выглядела потрясающе, но уже совсем не так, как на набережной. Когда только успела? Подбритые виски, короткие белые волосы, пирсинг в носу и ушах, красные шорты, очень выгодно выделявшие соблазнительную попку, нарочито дырявые черные колготки. Ее крепенькую грудь прикрывал топ с таким вырезом, что какой-нибудь святой отец получил бы инфаркт, едва завидев подобную красоту. Ростом под метр пятьдесят, в облегающей экстравагантной одежде, она относилась к тому типу девушек, которых принято называть миниатюрными. Длинные тонкие пальцы, немножко смугловатая кожа, высокие скулы, большие выразительные глаза, вздернутый носик кнопкой, приятная улыбка маленького ротика, круглые щечки, мелодичный и звонкий голос, все это мне чрезвычайно нравилось, вновь вызывая ассоциацию с анимэшкой из японского мультика. В ее лице было что-то обманчивое детско-невинное. Картину дополняли всякие разные железочки и ремешочки удивительно гармонично вписывающиеся в общий облик. Сейчас Эля казалась еще более молодой, и я дал бы ей лет восемнадцать, от силы — двадцать. Весьма радовало и то обстоятельство, что не нужно было скрывать от девушки свой интерес к ее внешности, и я, ничуть не смущаясь, кидал нескромные взгляды на объект своего внимания.

— А, это… я сама соорудила, плюс наследство. Бабушка моя, покойница — большое спасибо ей, удивительной бережливости была человек. Даже срезала застежки-подвязки для чулок со старых корсажей для последующего сохранения. Носили такие предметы раньше женщины. Всего-то лет сто назад. Эластин еще не изобрели, потому все белье было вообще непонятного вида и формы, либо — резиновое напрочь. Зато теперь я пришила эти застежки к своим любимым красным панталонам — тоже наследие — и получилось, весьма зашибись. Чулки тоже есть того времени, серый плотный капрон с геометрическим рисунком, но, блин, ходить в капроне, я не собираюсь даже ради фрикского облика. Такой вот прикол.

Она согнула свою красивую ножку и оперлась подбородком на круглую коленку. Эля смотрела снизу вверх в мои глаза и чего-то ждала. Эта девушка могла бы считаться экзальтированной особой, но на самом деле ее характер был выдержан и устойчив. Тем не менее, одевалась она экстремально. Во всяком случае, в данный момент напоминала порочного демона с лицом ангела.

— А твоя идея насчет групповухи сработала! — продолжила Эля, не дождавшись от меня ничего вразумительного. — Всех как волной смыло, бегом по домам, онанировать и спать. Прям как дети малые, честное слово! Ты же этого хотел, да? Признавайся!

— Да, примерно такого эффекта и добивался. Но не совсем. Теперь жутко стыдно от этих моих слов.

Я не знал, куда себя деть, поэтому избегал смотреть ей в глаза. Глазищи у Эли были большие, черные, и в них плясали целые толпы маленьких чертиков.

— Вначале я думал, что мы пойдем к тебе. Ну помнишь, где мы встречались раньше?

— Туда мне уже нельзя, ты разве не знаешь? — Эля закурила и пустила в его сторону струйку дыма из сложенных трубочкой губ. — Теперь я живу здесь, а там много родственников и много родителей, а еще сестра с кошкой.

— Я почему-то забыл, — ответил я, — ведь последний раз мы были у тебя дома, и нам никто не мешал.

— Тогда все уезжали на дачу. Но, как ты помнишь, у нас тогда ничего не вышло — ты сбежал. А сейчас я упросила Макса свалить куда-нибудь до утра.

— А «до утра» — это как?

— Не парься, — Эля рассмеялась, — я сама ему позвоню, когда мы закончим. У тебя с собой, или опять в магаз бежать?

Прошлый раз я сослался на отсутствие презервативов и незнание местной географии, а пока Эля ходила в ближайший магазин, позорно ускользнул. После такого случая, по всем законам жанра, Эля должна была возненавидеть меня лютой ненавистью, но почему-то этого не произошло, и вот опять мы оказались в квартире одни. Но уже в другой квартире.

Наконец я задал тот самый вопрос, который всю ночь мучил и вертелся в голове, но спросить было или некогда, или лень, или просто не хотелось.

— Слушай, ты же хранитель этого места? Хранительница, да? А те Сенобайты на набережной… что за публика? Что там было-то?

— Ну, да, хранительница, — как-то неохотно сказала Эля. — Ты же сам меня вызвал, когда тебя окружили городские демоны. А кто тебя научил? Насовсем от них избавиться я не могу, отогнать только, или вот старого друга спасти.

— Демоны, значит… Ага, — тихо пробормотал я с сомнением. Для чего демоны в нашем мире? Откуда? Если есть демоны, значит, они для чего-то нужны. — Это какие такие демоны? Демоны прошлого внезапно врываются в новую жизнь? А что они от меня хотели? — спросил я громко.

— Демоны — они демоны и есть, кто ж еще? И почему это — прошлого? — удивилась она, — вполне себе настоящего. Демоны вовсе не обязательно должны выглядеть как рогатые и накаченные культуристы-переростки. Кушать они хотели. Ням-ням. Им же надо чем-то питаться, а ты показался им вполне подходящей добычей. Не веришь? Тогда иди назад, сядь на ступеньки и еще там посиди. Убедишься. В обычном мире, знаешь ли, вполне рядом живут необычные, а подчас ужасные создания, но не всегда получается познакомиться с ними и окунуться в их темный мир.

— Везет мне! Как попаду на Васильевский, так вечно со мной всякие истории случаются. То мосты разведут, а я не успеваю, то вот какие-то типы из темного мира пристают…

— Это уже не Васильевский, это — Голодай.

— Что? Голодай?

— Да, это — остров Голодай, или остров Декабристов, мы на другой стороне Смоленки. В XVIII веке на острове, расположенном севернее Васильевского, некий английский врач, Томас Холидей, купил участок земли и построил свою фабрику. Рядом поселились в бараках и землянках рабочие, согнанные для строительства города. Холидей, хоть и был врачом, не особо сильно заботился о состоянии здоровья своих сотрудников: труд на фабрике был очень тяжелым, а платили настолько плохо, что рабочие голодали постоянно. По тем временам совершенно естественно, что остров получил имя хозяина столь крупных земельных владений — «Холидей». Но, видимо, рабочим недосуг было вникать в тонкости произношения английского языка, и они, с присущим нашему народу оптимизмом, стали именовать остров «Голодай». Сие название продержалось двести лет, пока власть не захватили большевики. По понятным причинам везучие питерские пролетарии не захотели жить на острове с таким приятным именем. Тут, как всегда в таких случаях, очень кстати, кем-то была подкинута гипотеза, что на этом острове захоронены тела пятерых повешенных декабристов. В двадцать шестом году, в год столетия казни, Голодай переименовали в «Остров Декабристов», и был установлен гранитный обелиск. Только нет там никаких декабристов, да и не было никогда… Все это знают, но и возвращать острову его историческое название тоже что-то не хочется никому. Вот.

— Откуда ты все знаешь?

— Да не все я знаю… так, нахваталась кое-чего.

— Ты же — хранительница… — снова зачарованно повторил я.

— Да. И что теперь? — спросила Эля.

— Ничего… просто хотел узнать. Вот если бы они… эти демоны… меня все-таки съели, они что, сожрали бы мясо и оставили обглоданный скелет? Или разорвали бы на мелкие кусочки?

— Ага, щаз! Нужно им твое мясо! Они бы съели твое сознание, твою душу, и оставили бы полного идиота, пускающего слюни и писающего в штаны. Или просто труп, это уж как повезет!

Меня всего передернуло.

— Но как..? — продолжал я свои расспросы. — Ты же… ну, когда мы встречались в прошлый раз… у тебя, на Лиговке… ты же была обычной девушкой. И не здесь…

— Теперь мы тоже у меня. Я здесь живу, это — моя квартира, мой дом, хоть я и не обычная девушка. Ты все еще не понял, да?

— А как такое возможно?

— Приняла эстафету. Получила кое-что. Хочешь знать, как? Водички мне сначала принеси… ага, спасибо. Просто все, до омерзения. Я тогда совсем молодая и глупая была, даром, что всего полгода прошло: здесь у моего времени свои законы. Я жила беззаботно и беспечно. Правда, это не мешало мне гулять вечера напролет на нашем проспекте. Был там у нас такой пятачок на пешеходке, несколько кафешек, в которых тусовались разные компании. Мое дело было только выбрать, куда присоединиться. В тот вечер притопала я рано, ни в одном кафе знакомых еще не было, и болталась из одного кабака в другой. Захожу в «Пиноккио» — это своего рода мозаика итальянской жизни — и тут выходит один мой знакомый. Даже не знакомый, просто были как-то в одной компании. Удивительно, но я совсем не помню, как он тогда был одет, но самое главное — пронзительно голубые глаза. Они у него менялись в зависимости от одежды — смешно, но если джемпер темный, то и глаза становились темнее. Выбежала сразу за ним, а его нет нигде. Эх, и расстроилась же я тогда, для меня ведь никогда не было проблемой самой подойти и познакомиться, если человек понравился. Только где его искать-то? Как в воду канул. Да и не узнала бы я его со спины, а одежду не запомнила. В памяти остались только глаза. Пошла бродить тогда по другим точкам, опять никого. Наконец нашла я его в одном баре с какой-то мымрой. Так он на меня даже смотреть не стал, а когда я подошла и заговорила, такое мне сказал… прямо в душу насрал. Что делать? Вечер, расстройство одно, хорошо помню тогдашние свои ощущения. Полный минор. Вот и забрела сюда, на набережную. Села вот так же на ступеньке и сижу, на судьбу жалуюсь. Вдруг слышу, будто плачет кто-то, даже не слышу, а чувствую. Ну, не могу я это тебе объяснить, все равно ведь не поймешь. Ну и вот пошла я по этому голосу и вижу, сидит такая старуха на берегу… нет, не старуха даже, а именно что старая женщина. Смотрит на воду, будто топиться собирается. Я испугалась, подошла к ней, прониклась, сочувствие проявила… Вот она и рассказала мне про себя, про то, как столетиями хранила Это Место, и как теперь тут город вырос, прежнего места не осталось, берег изменили, реку спрямили и в камень заделали. Разговорились мы. Ну, там еще много чего я тогда узнала. Про хранителей, про вызов хранителя, про все дела. Сначала я подумала — бредит бабка, кукухой поехала. Но она мне показала несколько приколов, я и поверила. Я ж свеженькая была, не обдолбанная и не укуренная, но крышу снесло с таким же успехом… Делать мне тогда было нечего, из универа меня уже отчислили, с другом своим я расплевалась, новое знакомство обломилось, и жизнь мне казалась пустой и ненужной. А тут — такие интересности! Хранительница потом мне передала все и ушла. Вот так я и стала новой хранительницей вместо нее, с тех пор и живу здесь. Этот дом, часть берега и кусок набережной в устье Смоленки — полгода уже как моя территория. Мое место. Уходить далеко не могу, зато тут я хозяйка и делаю что хочу. Я тогда выбрала самую маленькую квартирку в этом доме, чтоб поближе к набережной и к земле. Какой-то дядечка ее купил — весь крутой из себя, на «Мерсе» приезжал, важный такой. Ну, я его и попросила, уступи, мол, квартирку бедной девушке. Уступил, куда бы он делся — я же на своем месте. Все документы на меня оформил, еще и спасибо сказал. Такая вот, понимаешь, суровая правда истины.

— А работаешь сейчас кем? Живешь-то на что?

— Фрилансер я непристроенный… Рисовать я всегда умела… Хороший компьютер со всеми причиндалами — чего еще надо? Уровень доходов сейчас у меня достаточно высокий — живу на свои заработки и деньги, стабильно получаемые из трастового фонда, перешедшего по наследству. Задания получаю через Интернет. Через Интернет же покупаю все необходимое, а курьер мне приносит. Друзья помогают… они же не знают ничего про меня. Ну, ты же видел этих моих друзей? Не всех, правда, но увидишь еще, с ними я не пропаду. Но для того, чтоб реально зарабатывать, нужно работать, а не просиживать жопу. Да, уйти я никуда не могу, только и хожу по своему участку. Демонов вот гоняю, наркошей и идиотов всяких пугаю, чтобы место мое не разрушали. Тут еще приходили какие-то с тряпками и ведрами — хотели граффити мои смыть. Ну, я им тогда со всех сил такое показала, приятно вспомнить! Если в психушку не попадут, то ночные кошмары надолго им обеспечены. Весело, одним словом, не соскучишься! Но моя жизнь стала хоть и интересной, но какой-то неудобной и выдуманной, что ли. Как у Макса Фрая. Один болван выдумал меня красивой, а другой кретин придумал меня сумасшедшей. И эти два идиота по две разные вертикали Мира не знали, что своими думами сотворили чудовище. Вот так и живу.

— Неплохо, по-моему, живешь! Впереди — практически вечность. Молода, красивая, делаешь, что тебе нравится. А как ты работаешь?

— Иногда — никак. Сижу и думаю, а время от времени в окно смотрю. Длительный период поисков новой концепции и новой идеи обычно заканчивается прорывом. Потом дня два плотной работы и привет!

— Здорово!

— Ага, еще бы не здорово. Зато теперь я ненавижу свет и не люблю солнце. Что-то не так, ведь раньше все было по-другому. И вообще жизнь застопорилась. Она даже не идет по кругу, она стоит на месте. Мимо меня пролетают люди, не задевая меня и не втягивая в свою паутину, проходят события. Чувства идут как-то сквозь, не оставляют внутри уже ничего. Чего молчишь?

— А что тут сказать? У тебя вообще-то не так много вариантов. Или девушка-воительница, или девушка-обольстительница, или девушка-мечта. Я чем-нибудь могу быть тебе полезен? Все-таки я от тебя когда-то сбежал. Почему-то ощущаю себя виноватым.

— Ну, прям уж и виноватым! У тебя с собой, или опять в магаз бежать? — спросила она, снова включив жаргон.

— Все есть, никуда не надо бегать, — я улыбнулся, — теперь запасливый. Да и все торговые точки давно закрыты.

— Не все — тут недалеко круглосуточный магаз, так что можно было бы и сбегать. На остановке еще можно купить. Ну, что заскучал? Хочешь? — она протянула косячок с травкой. Я немного затянулся для вида и тут же вернул девушке самокрутку. — Что, не нравится? Ну, не хочешь — как хочешь! А ты знаешь, какие-то ученые выяснили, что лесбиянки достигают гораздо более яркого и частого оргазма, чем натуралки!

— Нет, не знал! — удивился я. — А что такое «более яркий оргазм» в твоем понимании? Почему вспомнила? Хочешь заделаться лесбиянкой?

— Не, мну не хотел. Пробовала — неинтересно. Ну, где-то в глубине души я хочу заняться сексом с девочкой, чего оч давно не делала, но у меня уже выстроился внутренний барьер. Хотя картинки с голыми бабцами иногда во мне что-то еще шевелят. — Она немного помолчала, а потом вне всякой связи уже более серьезным тоном продолжила: — Меня волнует что-то неопределенное, чему я не в силах противостоять. Нечто должно скоро случиться, и это нечто мне очень не нравится.

— И что же тебя так сильно обеспокоило?

— Знаешь, — задумчиво вымолвила Эля, — есть люди, в которых живет Бог, есть люди, в которых живет Дьявол, а во мне живут какие-то демоны, их много и они сводят меня с ума…

— Да? А, по-моему, во всех нас есть они все, — я говорил, а сам себе казался неестественно мудрым и старым. — И Бог, и Дьявол, и демоны… понемногу. Но в одно время верх берет один, в другое — другой… третий…

— Прикольно, — Эля опять затянулась косячком. — Не парься. У тебя все будет хорошо, все уже хорошо, потому что кто-то там наверху, счастлив тогда, когда счастлив ты! А сказки… они нужны для счастья.

— Думаешь? Уже у меня одно время была одна знакомая художница — потрясающе талантливая девушка. Просто — обалденно! Но ненормальная — на всю голову. У нее имелась вполне конкретная шизофрения, причем эта моя знакомая прекрасно знала о своей болезни и периодически проходила курсы лечение в психбольнице. Вот кого действительно терзали демоны, заживо ее душу ели. В периоды обострений с ней практически невозможно было разговаривать. Да… Так вот, врачи прописали ей «сказкотерапию», то есть ей надо было самой писать сказки. Я их читал… Это был ужас… Я, вроде бы, человек взрослый, видел разное, но потом спать нормально не мог… снилось это все. Теперь она давно уже куда-то исчезла с горизонта, и я не знаю о ней ничего.

— И о чем были сказки? — Эля высунула свой язычок и стукнула о передние зубы продетой сквозь него железной гантелькой. — Расскажи мне.

— Ты никогда не бредила от высокой температуры? Вот такие примерно.

— Упс! Значит что-то мерзкое, хаотичное и под громкий звук испорченной пластинки. Но если найдешь, дай почитать, плиз.

— Угу. Если найду только. Вообще-то, сказки можно писать всегда и везде. А если забыться и писать то, что льется из головы, то вылезает оно самое, глубокое, из подсознания. У меня вот сейчас чудесная, романтичная и в то же время холодная, безумная сказка.

— Ты это к чему? — она с подозрением посмотрела на меня и поправила многочисленные железки в своих ушках.

— Это я к тому, что сказки — они тоже ведь разные бывают.

— О! точняк! — согласилась Эля. — Иногда вполне конкретный демонизм попадается, но зато много чего интересного можно повыковыривать из этих произведений. По-моему, многие сказочники были натуральными психами.

— Это конечно! — я не возражал и согласился бы с чем угодно. — Вообще, если покопаться, то можно легко понять, что все лучшие творения мира сделаны, пусть хоть и чуть-чуть, но не совсем нормальными людьми. На медфаке преподы прямо так и говорят, что большинство писателей — откровенные шизофреники. Часто они трудны в общении, обладают странными привычками и тяжелым характером… А поскольку я и сам немножко пописываю, то сама понимаешь…

— У каждого свои тараканы в голове… А ты, что, тоже сказки писал? — вдруг спросила она.

— Было такое, — усмехнулся я. — Но немого и недолго. Ты же знаешь.

— Ничего нового нет? Ну, есть же, я же знаю! Расскажи!

— Думаешь, сейчас стоит?

— Расскажи! Хватит ломаться.

— Ладно, слушай… Жил-был Автор. И жил-был Соавтор. Они жили в одном городе, но никогда не видели друг друга. Соавтор, по недоразумению, считал себя автором, но однажды зашел в творческий тупик и заблудился там. Тогда Автор предложил ему свою помощь. И Соавтор согласился.

«Я выведу тебя из тупика, — предложил Автор, — но мы будем работать вместе. Я буду твоим соавтором».

«Как мы будем писать? Как мы договоримся?»

«Как хочешь, — ответил Автор, — мне подойдет любая форма. Только не люблю заранее продуманные сюжеты».

«Тогда — так. Начинаю я, — сказал Соавтор, — а ты продолжаешь. Пишем 1-2 странички в день. И передаем другому. Годится?»

«Хорошо, — согласился Автор, — но не много ли 2?»

«Можно и меньше. Как получится, а там посмотрим. Но как мы будем передавать друг другу написанные странички?»

«Давай встречаться в Темном Городе, на Улице Снов».

«Давай! — обрадовался Соавтор, — я люблю Темный Город и его улицы».

Они стали сочинять по очереди. И стали они гонять придуманного ими героя по придуманному ими же городу, подвергать его всяким опасностям и ставить в разные сложные и запутанные ситуации. Они встречались в Темном Городе на Улице Снов (которая была не улицей, а темным переулком) и передавали один другому написанный за прошедшие сутки текст, вместе с растущей рукописью. Рукопись росла и толстела, и никто из них, ни Автор, ни Соавтор не знал, чем закончится начатая ими история.

Но однажды, когда Соавтор ждал рукопись с дописанной Автором частью, Автор не пришел. Соавтор ждал. Он приходил каждый день и ждал, но Автор так и не появлялся. Соавтор даже несколько раз видел Автора вдалеке, и тот успевал помахать ему рукой, и послать приветствие. Но рукопись не передавал. А Соавтор продолжал приходить. Он приходил и в дождь, и в начавшийся уже снег, и в то странное время, когда среди дня Темный Город погружался во тьму, но Автора все не было.

Как-то раз, когда Соавтор, по устоявшейся привычке проходил по улицам Темного Города, впереди он увидел Автора. Автор был девушкой и шел вместе со своим парнем в ювелирный магазин выбирать кольца к свадьбе. А когда у девушки свадьба, то придуманная жизнь ей уже не нужна. И тут Соавтор понял, что их совместная с Автором история оборвалась, и он уже никогда не узнает судьбу своего героя.

Рассказав эту «сказку», я замолчал. Потом Эля казала:

— Теперь будет моя сказка. Зашторь окно.

— Зачем?

— Надо. Задвинь толстые шторы. Тонкие не трогай.

Я закрыл шторы и с вопросом посмотрел на хозяйку квартиры.

— Ну и?..

— Смотри, это специально для тебя… Сегодня только один раз можно, смотри!

Эля подошла к шторам и быстро, одним резким движением, раздвинула их во всю ширь. То, что я увидел, сначала показалось галлюцинацией. За окном был берег, вернее пляж. Только не темный грязный и холодный, а сочный, праздничный, тропический. На неправдоподобно чистом и синем небе ярко светило заходящее солнце. За широкой полосой белого песка плескалось прозрачное ласковое море. В глазах Эли вспыхнул сумасшедший огонек восторга.

— Эх, искупаться бы, — дрожащим от возбуждения голосом прошептала она.

— Классный глюк, — согласился я. — Как ты это делаешь?

— Умею. Но это не глюк, море настоящее. На море можно смотреть бесконечно. У хранителя немало забот, но не так уж и много развлечений. Уходить-то я не могу, и мне положен маленький бонус за неудобства и стесненные жизненные обстоятельства. Из окна своего жилища я могу увидеть любое место на Земле. Но только из окна. Сегодня вот этот пляж.

— А выйти можно?

— Нет.

— А мне?

— И тебе.

— А если я все-таки выйду?

— Попробуй!

Я, недолго думая, — сказалась небольшая доза алкоголя, — подошел к окну, повернул ручки и резко раскрыл створку. Первое, что увидел, это бескрайняя гладь темного, ночного залива. Но ощущение бескрайности легко смазывали далекие огни Кронштадта. На берегу практически никого не было.

— Все, разрушил сказку, — печально сказала Эля. — Сегодня уже ничего не получится.

— А что, здесь у вас, наверное, ветрено зимой? — поинтересовался я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Эля явно огорчилась, что так быстро прекратилось ее шоу.

— Зимой тут жутко! — подтвердила она, закрывая окно. — Все те, у кого окна на залив, давно себе тройные рамы поставили. Насквозь продувает.

Повисла пауза.

— Лан, пошли в душ?.. — прервала молчание Эля.

…Потом я долго удивлялся — откуда в этой маленькой, тоненькой и хрупкой на вид девушке столько энергии и жизненных сил. А еще потом, уже утром, осторожно поставив свои ослабевшие за безумную ночь ноги на пол, потащился в совмещенный санузел. Поспать так и не удалось. По дороге подобрал использованные презервативы, аккуратно завернул их в забытую кем-то одноразовую майку и запихнул в свой рюкзак. «Потом выкину» — пробормотал сам для себя. Включил воду и в который раз за эти сутки полез под душ. Это придало сил и вернуло к жизни. Черт! Ведь сколько раз обещал себе не пить разные смеси и не жрать какие-то подозрительные энергетики перед сексом. И вот — опять!

Эля спала. Она уткнулась лицом в подушку и тихо дышала через нее. «Как только не задыхается?» — мелькнула дурацкая мысль. Сейчас самым правильным было бы уйти «по-английски», но я просто не знал, как отпереть входную дверь — устройство замка не предусматривало защелки, и изнутри без ключа выйти не представлялось возможным. Где ключи? Черт его знает, они могли быть где угодно. Такой бардак кругом, что не то, что ключи, свои собственные джинсы и те не сразу отыскал.

Но я опоздал. Пока одевался и собирался, какие-то произведенные действия создали тот незначительный шум, что разбудил Элю. Просыпалась она красиво. Улыбалась, потягивалась и жмурилась, как сытая кошка, при этом одеяло сползло, открыв ее восхитительную грудь. На правом ее плече был изображен черный Дракон, а вокруг пупка имелась татуировка в виде семиконечной звезды. «Черт! Я так вообще отсюда не уйду на своих ногах. Выносить придется…» — подумалось тогда. Время для побега в любом случае было уже упущено.

— Ты куда? Удрать решил? Что за гадство ваще? — с прокурорскими нотками в голосе спросила она. — А кто завтрак мне приготовит?

— Не знаю кто, — он решил уйти в полную несознанку, — тут ничего нет, вчера все сожрали, вот я и думал сходить в магазин. Хочешь кофе с пиццей? Или чем там питаются хранители?

— Как же! В магаз он хотел! — Эля надулась. — Сбежать собирался? Да?

— Если честно, то — да! — я на ходу пересмотрел линию поведения и постановил чистосердечно признаться и покаяться. Так показалось правильным. — Подумалось вдруг, что ты тоже питаешься моим сознанием, душой или, там, эмоциями. Но когда я увидел тебя, то сразу забыл про эти свои мысли. Ты изумительная личность, способная дарить радость и тепло, как утреннее солнышко! Я тебя хочу! Опять! Но еще я безумно хочу жрать, и, если меня не покормить, толку не будет, это уж точно. Помнишь, у Станислава Лема в Тринадцатом путешествии Ийона Тихого была такая эволюция путем убеждения? По-моему, сейчас ты пытаешься осуществлять ее на моей шкуре.

— Это — мультик или манга? Не смотрела. Лан, поверю тебе в последний раз! Знаешь, где тут у нас магаз?

— Знаю, мы же видели его, когда сюда шли. Вон там, в соседнем дворе.

— Иди, ага.

— Что значит — «иди?» А как я отсюда выйду? Тут заперто, а ключей у меня нет. Вот тебе и «ага»!

— А, да. Сейчас. Только купи чего-нибудь посущественней, чем твоя пицца. Мясо купи, вырезку, можно сырую. Я тоже голодная, — с этими словами она легко соскочила с постели, воздушно пробежала босыми ножками до входной двери и оперла ее.

«И откуда взяла ключи? Из-под подушки что ли?» Думал я, разглядывая голую попку своей подружки.

— Купи чего-нибудь вкусненького. А вообще — не парься, у тебя сегодня будет замечательный день! Иди, я сама тебе отопру, а пока поваляюсь еще…

Я вышел на набережную. От давешних кошмаров не осталось и следа, и ночной эпизод казался дурным сном. Диким и нелепым. А сам город еще не проснулся окончательно. Редкие пешеходы нехотя брели на работу, щурясь от яркого весеннего солнца. Люди не выспались — шумы головных болей и похмелье вместе с весенним авитаминозом давали о себе знать. Новый день наступал, принося спасение от ночных кошмаров и сексуальных излишеств. Искусственная брусчатка, серые стены, хмурые люди, небо через просветы высоких домов… Темные свинцовые облака медленно ползли к солнцу, в ту часть неба, где еще сохранялась прореха в тучах.

Проходя мимо, я взглянул на окна квартиры Эли и увидел колыхание занавесок в одном из ее окон. Я был уверен, что она наблюдает за мной, но в окне не появилась и не попыталась вернуть, хотя магазин был совсем в другой стороне. А я направился в сторону станции метро и шел прогулочным шагом, думал обо всем, что случилось за последнее время. Вспоминал нашу первую встречу, вспоминая каждый поцелуй, который она подарила. Я перебирал все свои ощущения, и у меня из головы не выходило все то, что увидел и услышал за последние сутки.

Назад я уже не вернулся. Опять сбежал.

5. Хранительница

С тех пор прошло несколько лет.

За то время, что мы не виделись с Элей, квартира ее изменилась до неузнаваемости. Сейчас, как прихожая, так и сама гостиная, напоминали кадры из недавнего фильма про современную японскую жизнь. Вместо многочисленных тумбочек диванов и комодов, которые тут когда-то наблюдались, Эля использовала удобные встроенные шкафы, перламутровые сундуки с изысканными узорами, компактные ширмы и легкие раздвижные перегородки вместо дверей. Украшениями служили как сами эти предметы, так и портьеры, ширмы, подушки и покрывала, изготовленные из каких-то красочных шелковых тканей с цветочным орнаментом. На стене расположились традиционные японские гравюры, красивые напольные лампы напоминали каменные подсвечники, а изысканная люстра на потолке — абажур из рисовой бумаги. Гладкая поверхность, прямые углы и ровные линии низких столов и сидений смягчались мастерски исполненными иероглифами и изящными рисунками. Картину дополнял мягкий рассеянный свет, искусно выделяющий предметы декора и немногочисленную мебель, что придавало всему легкий оттенок уникальности и неповторимости. Здесь не было ни компьютера, ни рабочего стола — видимо, все это находилось в соседней комнате.

От нечего делать я взял с низкого столика какую-то глянцевую книгу. Это оказалась эффектное издание женских фотопортретов удивительно высокого качества исполнения. Оригинальный фотоальбом под названием «Pussy Portraits» некоей Frannie Adams. Под розовой обложкой, на каждом развороте — портрет красивой молодой девушки: слева — лицо самой девушки, а справа — фото интимной области той же модели. Фотографии завораживали и заставляли задумываться.

Кто знает, может быть очень скоро, возникнет новая социальная сеть, этакий аналог Фейсбука, где аватарами будут не лица, а нечто типа вот такого? Может, тогда и в мире наступит, наконец, долгожданная гармония, основанная на форме-длине членов и конфигурации женской вагинальности? Я так засмотрелся, что не заметил, как подошла Эля. От неожиданности даже вздрогнул.

— Что, запал на картинки? — смеясь, спросила она, имея в виду то ли альбом, то ли дизайн интерьера, то ли свой новый образ. Смеялась она как-то по-особенному, без улыбки. Переодевшись в кимоно, Эля стала похожа на классическую японку с гравюры. Передо мной была уже гейша, а не воин-гэнин.

— Слушай, как здорово! Отличная же идея, — туманно пояснил я, захлопнув книжку. — Знаешь, что сейчас подумал?

— Ну?

— Для полноты впечатлений было бы желательно, чтобы эти фото дополнялись фотографиями девушек в целом. В полный рост.

— Не прокатит. Тогда это будет уже медицинское издание, а не художественное. Может, отлипнешь, наконец?

— Ага. Уже отлип.

— Ты есть хочешь? А то я перед тобой заправилась. Знал ведь, когда ко мне прийти — на русальную неделю.

— Ты это о чем? Недавно тоже плотно поел, но от легкого чая не отказался бы.

— А у меня только чай и есть. Вернее — разные чаи. Еду привезут часа через два.

— Что, и холодильник пуст?

— Почти, — кивнула она. — Там фигня разная.

— Хочешь устроить чайную церемонию? — неуклюже пошутил я, намекая на кимоно.

— Сейчас нет желания, — совершенно серьезно ответила Эля, — да и время неподходящее. Может, скажешь, наконец, чего пришел-то? Колись давай!

— Давно не виделся, вот и пришел. Подарок для тебя есть, вот смотри, — я вытащил из кармана маленькую коробочку, в которой на черной бархатной подушечке лежал неприглядный с виду камушек, а в нем торчал маленький ярко блестящий октаэдр — природный кристалл алмаза. — Ведь так и не поблагодарил тебя за свое спасение. Еще тогда, помнишь? А тебе эта штука пригодится, я знаю.

— Ух ты! Нуваще! Какая прелесть! Это то, что я думаю? Он настоящий?

Сначала я хотел промолчать, но потом передумал.

— Конечно. Метастабильный аллотропный углерод кубической сингонии. Сувенир!

— Не боишься? За метастабильный сувенирный углерод можно легко загреметь в места не столь отдаленные лет этак на пяток.

— С какой стати? Там сертификат в коробочке под черной подушечкой. Фирма «Эпл Даймонд». Все законно! В магазинах же продается. «Якутские алмазы» и «Ювелирторг».

— Тогда благодарю. Я уж грешным делом подумала про что-то совсем-совсем другое.

Когда, наконец, буря восторгов поутихла, Эля закончила радостно играть с моим подарком и убрала его куда-то подальше с глаз долой, я спросил:

— Знаешь, кроме этого алмаза у меня к тебе было и другое дело. Узнать хотел.

— Что узнать? — удивилась моя знакомая. — Видимо, она ожидала каких-то иных предложений или поступков с моей стороны.

— Понимаешь… помнишь в тот раз, темным вечером на набережной, когда ты меня выручила…

— Конечно. Шуганула банду демонов, которые намеревались тобой поужинать.

— Вот, а я вызвал тебя, произнеся специальную фразу.

— Ну и?..

— Ну и никогда потом эти слова больше уже не срабатывали. Почему?

Я действительно много думал на эту тему.

— А что бы ты хотел? У тебя была одноразовая формула вызова хранителя места, ты истратил ее на меня. Все! Это как единичный патрон — после выстрела остается пуля, гильза и пороховые газы, но обратно в патрон их уже не собрать… Выстрел только на один раз! Знаешь, расскажу тебе одну японскую притчу. История простенькая и затертая столетними пересказами, немного не в тему, но думаю, ты поймешь. В некие отдаленные времена жили муж с женой. Жили скромно, вели домашнее хозяйство и растили детей. Жена в муже души не чаяла, но вот постепенно стала она замечать, что будто потерял он к ней былой интерес, будто черная кошка пробежала между ними. Жена любила мужа больше всего на свете, но, помимо того, что она была любящей женой, она была еще и мудрой женщиной. Она прекрасно понимала, что со временем мужчина, не получая ласки со стороны жены, станет чувствовать себя одиноким и будет искать радости где-то на стороне. А сама она все свое время отдает детям и хозяйству, и уже не та, что раньше, красота ее начала увядать. У нее была старинная подруга, которая воспитывалась как гейша и вела соответствующий образ жизни. Подруги постоянно делились своими радостями и несчастьями, как сестры, и вот женщина собралась с духом и обратилась к подруге с просьбой. Она рассказала ей о своих тревогах и горестях: «Знаешь, у меня проблема. Мы с тобой дружим с детства и всегда поддерживали друг друга и в горе, и в радости, и в самые трудные времена, и вот прошу тебя о помощи… Помоги мне!» «С тобой что-то случилось?» — спросила гейша. «Не совсем со мной, — смутилась женщина, — скорее уж с моим мужем: мы женаты давно, и я понимаю, что он пресыщен семейной жизнью. Я, наверно, неспособна уже на те нежности, что прежде, и мне трудно радовать его своей уходящей красотой, но я пойду на все, что угодно, лишь бы он был счастлив. Когда он недоволен, это иссушает мою душу. Мне нет покоя! Прошу, не отказывай мне! Верни ему радость! Только один раз!» «Хорошо, я тебя поняла, — ответила подруга, — я, конечно же, помогу. Только доверься во всем. Во всем, слышишь? Обещаешь?» «Конечно, я же тебя сама об этом попросила». «Тогда подготовь его, и пусть завтра вечером приходит ко мне». Поблагодарив свою подругу, женщина отправилась домой. На другое утро она сказала мужу, что приготовила для него сюрприз, но что за сюрприз, он узнает вечером. Главное — пойти в нужное время в определенное место и подождать. Ее муж, конечно же, был заинтригован, и его сердитое от недовольства лицо чуть оттаяло. Наступило назначенное время. Мужчина пришел, куда было сказано, и стал ждать: он и понятия не имел, что ему предстояло. Вдруг заметил он перед собой прекрасную гейшу, которая велела идти с ней. Мужчина понял, что его жена пошла на такой сюрприз ради него, и, конечно же, согласился. Женщина привела его в свой дом, плавным движением руки усадила на мягкие подушки, поговорила погоде, о жизни, о разных проблемах. Мужчина был очарован обаянием гейши, ее красотой и умением говорить. Он был вне себя от счастья, и былая радость возвращалась к нему. Он вновь стал чувствовать себя мужчиной-героем, способным на романические подвиги. Гейша предложила перейти от слов к делу, а для начала поужинать. Мужчина сразу же согласился. Гейша ненадолго отлучилась, а когда вернулась через некоторое время, то несла два подноса — золотой и простой железный. На обоих подносах были красиво расставлены тарелочки с аппетитно выглядевшими суси. Сначала гейша предложила золотой поднос. Мужчина попробовал. «Очень вкусно! — сказал он, — Спасибо тебе!» «Хорошо, а теперь попробуй с этого подноса. Хочешь?» — любезно предложила гейша и подала железный поднос. «Конечно, хочу!» — Мужчина попробовал с другого подноса пришел в какое-то смущение. Тогда гейша спросила его: «Ну и как твое мнение? Суси не понравились тебе?» «Наоборот! Очень вкусно!» «Тогда, чем отличаются суси с золотого подноса от суси с железного?» «Вот и думаю, — отозвался мужчина, — что они одинаково вкусны и восхитительны! Между ними вообще никакой разницы!» «Тогда зачем ты здесь? — выразительно глядя ему в глаза, осведомилась гейша. — Если у тебя жажда, то разве имеет значение, из золота сделан кувшин или из железа, если он уже наполнен долгожданной, свежей водой?» Тогда мужчина все, наконец, понял. Он ощутил себя полным глупцом и абсолютным идиотом. В тот вечер он воротился домой вполне счастливым и с любовью обнял свою жену, любившую его без памяти. Больше к гейше он уже не ходил. Казалось, будто бывшего между ними отчуждения и не существовало никогда.

— О, понял, о чем эта притча! — сказал я, когда Эля закончила свой рассказ.

— Да ладно?

— Точно понял. Это о том, что для укрепления супружеских уз надобно периодически ходить налево. Но твоя история не совсем завершена. Еще нужно рассказать, что они потом делали, как и каким сексом занялись после разговора о кувшинах.

— Только вот не надо переигрывать. Все правильно ты понял, я знаю.

Почему-то мне стало вдруг стыдно. Такое со мной бывает: ляпну что-нибудь лишнее, а потом испытываю неудобство, как от плохо подобранной обуви. Время давно уже шло к концу дня, но приближения вечера не ощущалось: конец июня, в разгаре пора белых ночей. В этот момент в дверь кто-то настойчиво позвонил. Эля сорвалась с места и бросилась открывать: оказывается, привезли пиццу, еще всякую еду, бутылки с водой и пакеты с соком. Я помог перетащить все это на кухню, а потом Эля торжественно объявила:

— Вот прям сейчас у нас будет итальянское меню.

— Итальянское? Думал, что теперь у тебя все исключительно японское.

— Нет, еда сейчас итальянская. Пицца, крепе с моцареллой, помидорами и бальзамиком, и крепе с клубничным вареньем. Еще есть крепе с рикоттой и корицей. Ты как?

Что тут можно было ответить? Я сам не знал, как, но на всякий случай сказал:

— С удовольствием попробую! У меня только вопрос. Крепе… это не то же самое, что и блинчики? И эту рикотту… с чем можно сравнить? С творогом? Или чем-то другим? И чем она от моцареллы отличается? Все время их путаю и никакой разницы не ощущаю.

— Ой, я так и знала, что будут подобные вопросы. Я бы их не называла блинчиками, но если крепе тебя не устраивает, то блинчики. Все-таки у блинов немного другая технология. Ну, если уж совсем никак не получится найти рикотту, то пойдет некислый мягкий творог или творожный сыр. Этот рецепт когда-то был мной выдуман и прижился у нас в городе очень прочно, несмотря на то что рикотту нужно еще суметь приготовить, чтобы ее съели! Ведь рикотта — это итальянский сыр, приготовленный из сыворотки, а не из молока. Она и по внешнему напоминает больше творог, чем сыр, но более гладкая, и в отличие от творога не кислая, а пресная на вкус. А моцарелла, настоящая, классическая — это свежий сыр быстрого созревания, сделанный по специальной технологии из цельного молока черных буйволиц.

— Надо же, чего бывает! — сказал я свою любимую фразу на все случаи жизни. — Молоко черных буйволиц! Сложно-то как!

— Сложно. Вот скажи, почему для меня сложность всегда заключается в чем-то простом? У меня замечательно получаются сложные блюда типа мяса по-французски, каких-нибудь кур в сливочно-винном соусе или еще всяко-разная хрень, но я, сука, не могу сварить пельмени или макароны! Я их обязательно переварю, они у меня слипнутся или еще какая херня случится… Ну, где справедливость? Вот и заказываю еду в ресторане по собственным рецептам. Сейчас очень тяжело произвести революцию или даже не особенно масштабный фурор где угодно. Хотя бы в той же кулинарии. Или в музыке. Но качественно и красиво влиться в одно из течений вполне возможно, добавив туда что-то от себя. Смешав что-то старое, можно получить совсем новое блюдо. И это даже не будучи мужиком.

— Лучшие повара — вовсе даже не обязательно мужчины.

— Естественно, просто мужчины гораздо больше, чем женщины, любят хвастаться. Заходит такой на кухню и говорит как бы сам себе: «Ну, не я ли лучший повар в мире?» Или: «Ну, не я ли за сто шагов рикотту от творога отличу?» А женщина все это время готовит и молчит. Потому что, если она скажет «да», то ничего не изменится, а если она скажет «нет», то мужчина тут же спросит почему, и разговор затянется.

— Как у нас сейчас?

— Да, как у нас.

Пораженный ее нестандартной логикой, я не знал, что и сказать. Но потом все-таки нашел выход:

— Наверное, все дело в подходах. Когда готовишь кулинарное чудо, ты постоянно следишь, чтоб не испортить дорогостоящие продукты. Или вообще даешь задание поварам, а сама только и ждешь результат. А в простых случаях закинула в кастрюлю и пошла рубиться в игрушку на компьютере. И только через полчаса собственным носом чуешь, что пельменя не только сварились, но уже и прожариться успели. Нет?

— Да нет. У меня сейчас облом со временем. И вообще… знал бы ты, как устаю сейчас. Скорее морально. Я никогда еще не существовала так динамично. Когда я раньше жила, то дома на диване валялась, то шлялась где-то, то сидела за компом или торчала от какой-нибудь дряни. Такое состояние было — гнусь, одиночество, осознание собственной бессмысленности. Порой обострялось настолько, что хоть в петлю. Прожигала жизнь, и вообще шла к деградации. Одиночество — это когда крадешь кусочки чужих жизней, чтобы чем-то наполнить свою. А сейчас, после того как все радикально поменялось, пришлось привыкнуть к новому темпу. В жизни-то я никогда так серьезно не занималась, тем более боевыми искусствами, ни о чем таком речи вообще не шло. Только мутить, ждать на холоде, вмазываться и так далее. Слава богам, прошло уже достаточно времени, об этом практически не вспоминаю. Только если попадается кто-то на глаза, или фотки, например… не могу на них смотреть. Ненавижу себя прежнюю. Но иногда вдруг накатывает, что спасает только работа.

В результате за обедом мы просидели и проговорили до самого вечера.

От обилия непривычной пищи и неудобной японской мебели у меня забурчало в животе, постепенно затекли ноги, устала спина и заболела шея. Казалось, я стал взрослее, и немного старее, зато Эля совсем не изменилась. Мы сидели и разговаривали, как давно не видевшиеся брат с сестрой, которым много чего можно рассказать и есть чем поделиться.

Время промелькнуло незаметно. Я простился, поблагодарил за гостеприимство, и собрался возвращаться к себе в гостиницу. Мы расставались, будто старинные друзья. Напоследок она сказала:

— Вот, возьми мою визитку.

— Визитка-то тебе зачем? — удивился я, разглядывая красиво оформленный прямоугольничек тонкого картона.

— Захотелось, чтобы было. Мало ли. Позиционироваться при помощи ея.

— Ты же никуда не уходишь.

— Ну и что? Зато приходят ко мне. Погоди, кстати, — вспомнила. Ты сейчас в гостиницу? Слушай, завези моему профессору посылочку, это тебе почти по дороге, на Черной речке живет. Приносил несколько книг, надо вернуть, пока он еще в Питере. А то скоро опять умотает.

— Что? — занервничал я. — Какие книги? Ты же только со своего букридера читаешь.

— Попросила. Там много иллюстраций и электронная версия не тянет. Неудобно с ней.

— А что за профессор у тебя? Ты разве болеешь чем-нибудь?

— Вот такой, знаешь ли, профессор. Изучает меня. А мне он заказал веб-сайт и обложку для монографии, так что у нас обоюдовыгодные контакты. Завезешь?

— Ох… мне завтра на «Метеор», и день в дороге.

— Да ладно тебе! Не будь гадом! Время же детское! Кстати, как у тебя с деньгами? У него компик скис, если починишь — заплатит.

— Еще и работать вечером. Что с компьютером?

— Не знаю, по-моему, он что-то там с Виндами намудрил. Говорит, ни одна прога не работает. Кстати, про меня он все знает, поэтому можешь с ним не таиться, не парься, не запалишь. У него работа такая. Если у тебя ничего не прокатит, то просто поговоришь с ним, а это уже кайф. Он — прикольный дед!

Из-за природного мягкосердечия я согласился. Эля сначала обрадованно разобъяснила, как найти ее профессора, а потом, прямо на моих глазах, позвонила ему и предупредила, что книги принесет ее друг.

Друг — так друг. Уходя, я чувствовал, что во мне нечто все-таки осталось от нее, что-то она мне передала. Только вот что? Я не знал. Но такие мысли быстро сменились более обычными — назавтра ожидался сложный день, а тут еще ехать к какому-то профессору.

6. Профессор

Не прошло и получаса, как я звонил в домофон высокого нового дома на улице Савушкина. После обмена репликами, меня пропустили.