Бесплатный фрагмент - ПроФан

От редактора

Дорогие читатели сборника фантастики!

Летом мне посчастливилось принять участие в 12-м Крымконе «ФАНДАНГО», проводимом издательством «Шико-Севастополь»

и Крымским республиканским клубом фантастов.

Незабываемые встречи, новые знакомства, участие в дискуссиях, презентациях и мастер-классах. Удалось услышать и прочесть много интересных повестей и рассказов. О деятельности клуба любителей фантастики можно рассказывать долго. Достаточно сказать, что вышло уже более тридцати номеров журнала «Фанданго», которым руководит известный писатель-фантаст Валерий Гаевский, председатель клуба фантастов. Клуб фантастов имеет свой сайт.

И у нас тоже идея собрать под одной обложкой авторов фантастических рассказов, работающих не только в жанре фантастики, и тех, кто обращается к этой теме, буквально витала в воздухе.

Мы знаем, что издаётся много книг, журналов и сборников фантастики, но — много мало не бывает.

Участие в фестивале явилось решающим фактором.

Мы начали работать в определённом направлении, и оказалось, что присланных материалов хватит на несколько сборников.

И вот итог, надеюсь, промежуточный, нашей работы. Мы надеемся, что сборник под скромным название «ПроФан» привлечёт внимание читателей.

Да, мы пишем про фантастику.

Вера Скоробогатова. О чём мечтаешь

«О чём мечтаешь?» — «Чтоб пахло розами,

Чтоб реки — молочные, берега — из пряников,

Дороги — тёплые, словно дома простыни…

Из-под моста чтоб олень выскакивал

И бил копытцем, роняя яхонты,

Изумруды и аметисты…

Да на душе чтоб — светло и радостно,

И не мешали чужие мысли.

О большем нужно мечтать, конечно:

Изобрести новый двигатель и лекарство,

Дворцы построить, прослыть успешными,

Изжить войну и покончить с рабством».

А я мечтаю летать на облаке,

Есть землянику в лесу густом…

И отчего-то другое — по боку… —

Своим, как водится, чередом.

Владимир Митюк. Фантастика… реальность

Открыл ноутбук, и понял — когда-то это было фантастикой. Как и со всеми предметами, окружающими нас.

Поэтому не стоит на этом задерживаться.

А свой, первый фантастический опус я писал ещё шариковой ручкой. На обычном тетрадном листе. И писал я о Рэе Бредбери. В те годы выходила «Антология современной фантастики». Для обычного человека собрать её не было никакой возможности. Зато прочесть — можно. Мы буквально глотали рассказ за рассказом. Ведь до того в СССР издавались лишь романы и эпопеи.

Впрочем, первой прочтённой фантастической книжкой была позаимствованная у соседки по коммунальной квартире «Янки при дворе короля Артура». С возвратом, конечно. Так я впервые узнал о возможности путешествия во времени, или провала в него. Потом — Джонатан Свифт… Возможность побывать в прошлом или заглянуть в будущее, скорее всего, останется лишь в мечтах, сколько не строй предположений и гипотез.

Мы уже не говорим о коврах-самолётах, сапогах-скороходах…. Всё вышло из сказок и стало реальностью.

Эффект бабочки — термин в естественных науках, обозначающий свойство некоторых хаотичных систем: незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые последствия, в том числе и совершенно в другом месте.

Действительно, одно крылышко способно кардинально изменить человечество и повернуть историю по неведомому пути. И тогда наступит «Конец вечности». Сколько умов пыталось обосновать и заглянуть, но, увы. И сколько фильмов снято на это тему. Остальное — да вполне возможно. Кроме одного — контакта с инопланетянами.

Согласно моей гипотезе, «Время существования цивилизации меньше времени, необходимого для осуществления контакта». Наверное, это вульгарная трактовка уравнения Дрейка или принципа Ферма.

Нас заметят, то есть, наши сигналы, но когда долетят — будет уже поздно, не будет ни цивилизации, ни, возможно, нашей системы или даже Галактики.

Пока я говорил только о недостижимом. А многое, если не всё, кроме связанного со временем или перемещением, вполне реально.

Путешествия к другим планетам — а почему бы и нет? Если удастся решить проблему солнечной (космической) радиацией, возобновлением продуктов. И — проблем, связанных с продолжением рода.

Солнечный ветер — может, он разгонит наши космические аппараты? Пока же, мы, следуя заветам Циолковского, строим многоступенчатые ракеты для вывода спутников на орбиту и для уничтожения населения планеты Земля.

Ближний космос. «Ариэль» Александра Беляева, «Планета бурь» Александра Казанцева, фильм «Вспомнить всё». Если первый роман более социальный, то в фильме на Марсе уже целое поселение. Вообще, космические путешествия будоражат умы. Пожалуй, нет авторов, не обращавшихся к этой теме. «Марсианские хроники» Бредбери…

И я — не исключение. Как ни странно, моя первая фантастическая книжка «Необыкновенные приключения Коли и Васи в космосе», тоже была написана шариковой ручкой. В перестроечные годы (1982 год!), когда всё рушилось, мы отдыхали на заброшенной базе, без телевизора, и возможности контактов. Старшему сыну было лет десять, и я каждый вечер писал по главке. Тогда я совсем не думал о том, что буду писать рассказы и книги, и их будут издавать. А потом появились «Новые приключения Коли и Васи». И здесь я вернул ребят во время Великой Отечественной войны. Книжка была издана только в 2010 году, почти через тридцать лет после написания! Понятное дело, идея витала в воздухе, и вот (2008) появился патриотический фильм «Мы из будущего».

Кстати, «Необыкновенные приключения…» можно отнести к боевой фантастике, где ребята сталкиваются с космическими зябами и злым инопланетным разумом.

Рассказы, повести и романы публикуются на прозе.ру и других литературных сайтах, благо появилась такая возможность. И скажу — произведения рождаются не на ровном месте, какие-то события, путешествия, встречи побуждают к творчеству.

Реальность — это фантастика катастроф и природных аномалий. Как воздействует человечество на окружающую среду, и что его ждет?

Разве не реальность — появление мутирующих организмов? Халатность, незнание могут привести к необратимым последствиям.

Пример — «Война с саламандрами» Карела Чапека и «Война миров» Герберта Уэллса.

Как появился «Варикон»? Неудачный запуск космического зонда, и вот — образуется суперорганизм, питающийся энергией людей и теплокровных и захватывающий всё новые и новые территории, однако пасующий перед вполне безобидными домашними животными. Как и «марсиане», сражённые вполне земным вирусом.

А роман «Островок» был написан после вполне реального отдыха. Заброшенные поля и лужайки зарастали, к известным местам приходилось пробираться, буквально продираясь через заросли. И я представил — а вдруг и этим растениям не хватит пищи, и они перейдут на другие способы поддержания существования? И будут захватывать всё новые и новые территории. Достигнув определённого уровня, посягнут и на человека. В этом романе множество необычных ситуаций и поворотов, в том числе и перемещение во времени.

Роман «Предчувствие Гренландии» («Градиент 2П»). Название говорит само за себя. Что несёт глобальное потепление? Даже его предчувствие? Герой переходит в другую, параллельную, реальность, и становится на место своего двойника. И никто этого не замечает. Конечно, у всех этих произведений есть предшественники.… Наверное, очень сложно создать нечто совсем уж оригинальное, но сюжетные повороты, взаимоотношения меду героями — полностью во власти автора.

Воплощение мечты в реальность — передача информации.

«Кто владеет информацией, тот владеет миром» (Н. Ротшильд). Вот ещё один пласт для фантастики. Теперь информацией, казалось бы, владеют все, но кто управляет? И невозможно без мечты о мировом господстве. Или управлении, хотя бы территорией. Об этом мой роман-предупреждение «Бульвар».

Мировое господство — «Гипреболоид инженера Гарина». В нём впервые, если мне не изменяет память, появляется прототип лазера. На современном этапе создание дальнобойных лазеров вряд ли возможно, как и космических лифтов, слишком много для этого требуется энергии, однако…. Вспомним — «Из пушки на Луну» Жюль Верна. Правда, подобное невозможно из-за сильных перегрузок, которых человеческий организм вынести не может. Но появился прототип рельсового оружия.

Меня в своё время потрясла голограмма. Изобретатель голографии — советский учёный Юрий Денисюк, академик и лауреат Ленинской премии.

Денисюк провёл свою молодость в Ленинграде и был во время Ленинградской блокады в городе. Юрий Николаевич окончил в 1954 году кафедру спектральных и оптико-физических приборов Инженерно-физического факультета ЛИТМО и начал научную деятельность в Государственном оптическом институте им. С. И. Вавилова.

В то время его вдохновляла научно-фантастическая повесть «Звёздные корабли» Ивана Ефремова, где в древнем диске из неизвестного материала появляется трёхмерное отображение головы космического пришельца, а также замечательные эксперименты нобелевского лауреата 1908 года Габриеля Липпмана. В 1958 году, то есть ещё до появления лазеров с их когерентным излучением, он начал собственные эксперименты, в которых он использовал излучение лампы на парах ртути и впервые продемонстрировал трёхмерную голограмму.

В 1962 году в журнале «Доклады Академии наук» была опубликована статья Денисюка «Об отображении оптических свойств объектов в волновом поле рассеянного ими излучения» и заявлено о регистрации открытия. Многие учёные полагали, что открытие Денисюка похоже на метод цветной фотографии Липпмана или метод Габора. Но в 1970 году Комитет по открытиям и изобретениями СССР зарегистрировал метод Денисюка.

С 1971 Ю. Н. Денисюк возглавлял голографическую лабораторию ГОИ, а позднее — и целый отдел, занимавшийся голографической тематикой. С 1988 года Денисюк руководил также и лабораторией голографии в Физико-техническом институте им. А. Ф. Иоффе.

Это и есть воплощённая реальность.

Не буду говорить о Крымском мосте. Казавшееся многим невозможным сделано.

Ещё в 2014 были очень большие сложности по коммуникациям в Крыму. А сейчас мы можем общаться по интернету в режиме видеоконференции, да и по всему миру.

***

К фантастике вплотную примыкают жанры фэнтези и мистики. По «правилам» фэнтези, в произведениях присутствуют сказочные и вымышленные персонажи, допускаются любые вымыслы. Например, гибриды животных. А кто не помнит овечку Долли? Вот ещё один пример управления живыми организмами. Опять-таки, вспомним Свифта с его Гулливером, «Франкенштейна» Мэри Шелли, Булгакова с его «Собачьим сердцем».

Уже реальность длительное поддержание жизни — например, Стивен Хокинг, практически недвижимый, проживший долгую творческую жизнь, (а «прототип» — «Голова профессора Доуэля» Александр Беляева, а ещё раньше — «голова» из сказки Пушкина), пересадка органов. Ждём головы?

Так что казавшееся вчера фантастикой превращается в реальность.

А мы — в мыслящий океан Станислава Лема.

Илья Алтухов. Контактёр

В железной ячейке камеры хранения вместо фотонного ретранслятора лежал грязный мешок. Внутри оказались какие-то полусгнившие корнеплоды. Марсианин Заир Четвёртый долго ругался с кладовщиком, но кроме невразумительного «Что оставляли, то и получили», ничего не выяснил.

Он уже седьмой месяц жил на Земле, шестой планете от Солнца. Миссия по установлению контакта была явно провалена. После визита в академию наук, Заира скрутили и увезли добрые люди в белых халатах. В санитарном пункте персонал твёрдо обещал Заиру непременно уведомить руководителей планеты о прилёте посланника с Марса, но, как предполагал Заир, забыли это сделать. Несколько месяцев его держали привязанным к кровати в большом доме с решётками на окнах и трёхметровым забором по периметру. Кололи какие-то вещества, вызывавшие сон и галлюцинации. В психиатрической больнице Заир изучал людей. Страдающие от различных припадков, видевшие его впервые в жизни, соседи по палате всячески помогали ему, не давая впасть в полное уныние. Оставляли докурить сигареты в туалетной комнате, ослабляли ремни, которыми Заира привязывали на ночь к кровати санитары. Заир почти полюбил эту тёплую планету с богатой кислородом атмосферой. Наконец, он рассказал главврачу, как его научили сотоварищи по палате, что никакой он не марсианин, а погорелец из далёкой деревни в Архангельской области, приехавший просить милостыню на улицах столицы. Тогда его отпустили. В махровой пижаме и надетом поверх неё клетчатом пиджаке с чужого плеча Заир день и ночь шатался по перрону Курского вокзала, вживаясь в придуманную для него легенду. На фоне всего произошедшего пропажа ретранслятора из камеры хранения даже не удивила.

По совету начальника вокзала в линейном отделении полиции Заир написал бестолковое заявление о краже аппаратуры. Без предъявления паспорта заявление у него не зарегистрировали, но обещали во всём разобраться.

***

Дежурный лейтенант долго смеялся, перечитывая очередной опус вокзального бомжа, видимо, страдающего от белой горячки:

«После столкновения с метеоритом Марс сменил орбиту. Температура резко понизилась, атмосфера стала очень разряжённой, всё население ушло жить в подземные города, находящиеся в нескольких десятках километров от поверхности. Я тогда проходил обучение в академии межзвёздных отношений. С первого курса меня готовили к разведывательной деятельности. При этом ядро планеты начало остывать быстрее, чем прогнозировали наши передовые учёные. Теплогенераторы перестали справляться с потребностью в энергии, и в связи с этим программу по заселению ближайших планет решено было ускорить, для чего уже с третьего курса института межзвёздных отношений меня послали на Землю.

Ретрансляция через восемьдесят миллионов километров и вот я в теле какого-то человека на Земле. При попытке установить контакт с руководителями планеты, был ошибочно принят за психически больного и направлен на лечение в больницу имени Кащенко. В период нахождения в данном учреждении неизвестными лицами из камеры хранения на Курском вокзале была похищена аппаратура для обратной ретрансляции, без которой моё возвращение на Марс невозможно. Прошу оказать помощь в поиске фотонного ретранслятора, индивидуальный номер М19ЖВ. С Уважением, рептилоид Заир IV из рода Прамбопухпатров». В конце стояла замысловатая подпись и непонятный номер.

Покажу начальнику участка, пусть посмеётся, решил дежурный.

«Молодой ещё совсем, а как всё запущено, — думал подполковник Поломойцев. — Вот что значит прерывать учёбу и посылать с третьего курса на выполнение ответственного задания». Сам он был с планеты К600 в созвездии Тау Кита. Свой ретранслятор, отобранный неизвестными в подземном переходе, он искал уже пять лет. Так как он прошёл полный курс подготовки к контактам третьего рода, ему не составило труда сделать себе новые документы и устроиться начальником отдела полиции на РЖД. Так удобнее продолжать поиски. Начальник полиции, конечно, поговорил бы с инопланетным сотоварищем по душам, но это могло поставить под угрозу миссию. Заявление хотел сначала уничтожить, но, вспомнив, чему учили в академии межзвёздных отношений, аккуратно разгладил, написал вверху крупными буквами «Юмор нашего городка» и приколол на доску для информации в коридоре, потом быстро зашагал к ближайшему пункту приёма лома цветных металлов.

«Только бы успеть, — думал подполковник, — если ретранслятор ещё не ушёл в переплавку, его можно перенастроить под себя». Рептилоид с К600 тоже очень хотел вернуться домой.

Анастасия Баталова. Самая лучшая смерть

Она стояла у окна с телефоном в руке: высокая и крепкая, в узком платье до колен, перехваченном кожаным ремешком на талии. Много раз подряд набирала она один и тот же номер, поднося аппарат к уху, хмурилась, напряжённо вслушиваясь то в тишину и шуршание, то в бестолковые обрывки чужих разговоров, то в короткие гудки или механический голос робота на телефонной станции — все операторы мобильной связи были перегружены — дозвониться было невозможно.

С улицы доносились резкие автомобильные сигналы, крики, завывание сирен — гигантские пробки образовывались повсюду — она поглядела вниз — улица с высоты двадцатого этажа представлялась разноцветной мозаикой из автомобильных крыш, бегущих людей, полицейских касок и режущих глаз всплесков проблесковых маячков.

*Она присела на подоконник, вытянув длинные сильные ноги в блестящих капроновых чулках и чёрных лакированных туфлях. Снова набрала номер — шуршание, гудок. Длинный. Впервые за последние полчаса. Ещё один. Тоже длинный. Неужели получилось? Она боялась поверить, сердце её радостно заколотилось. Третий длинный гудок и — Слава Всевышнему! — голос. Тот самый голос.

— Да. Грэм Симпсон слушает.

— Это Грета… — выдохнула она.

Опустевшая квартира хранила следы недавних спешных сборов. Вещи были вывалены из шкафов, ящиков и секретеров, грудами громоздились на столах, кровати, стульях. Девушка взволнованно ходила взад-вперёд по комнате, изредка наступая на какую-нибудь забытую безделушку, а та с коротким жалобным хрустом трескалась под толстым квадратным каблуком.

— Откуда ты звонишь, малышка? — голос его потеплел, — ты уже выехала за пределы Города?

— Нет, — ответила она твёрдо, — я не смогла бы сбежать, не простившись с тобой.

Её семья уехала утром. Она соврала, что потеряла и никак не может найти свой паспорт (без него не пускают в несгораемый спасательный бункер под землёй) и под этим предлогом осталась одна в покинутой квартире.

— Малышка, — мягко сказал он, — но это же глупо. Я знаю, что для тебя забронировано место в бункере, и ты рискуешь туда опоздать. Ракетная атака может начаться в любую минуту.

Девушка остановилась посреди комнаты и с силой стиснула трубку.

— Симпсон, — сказала она грубо, — пусть лучше чёртова ракета поцелует меня в лоб прямо сейчас, чем я проживу грёбаную долгую и счастливую жизнь без тебя, ты понял? Сейчас не время прятаться от самих себя, и я знаю — ни одна женщина не может ошибиться сердцем, Симпсон, — моё место там, где ты.

— Уезжай, — сказал он.

— Ты не любишь меня?

— Нет.

— Не верю, — сказала Грета решительно, — а даже если и так, Симпсон, я всё равно не уеду, просто из вредности, сгорю здесь, в своей квартире одна, а ты сгоришь один в своей квартире, или где там чёрт тебя мотает, в своём офисе, за несколько миль от меня, — в её голосе появились саркастические нотки, — Если вам хочется провести последние полчаса вашей жизни в гордом одиночестве, которое вы так любите, мистер Симпсон, я не посмею вам мешать.

Она резко развернулась к окну, и свет обозначил мягким бликом крупную слезу на её щеке.

— Ты максималистка, — сказал Симпсон, и Грета прямо таки ощутила покровительственно-нежную улыбку в тени бархатистых тёмных усиков, она услышала её отзвук в трубке, — но, кажется, ты права. Я сижу сейчас в шезлонге на крыше небоскрёба в районе Роял-Платц, у меня есть бутылка хорошего вина, проигрыватель, и ящик дисков со старыми добрыми песнями…

Не помня себя от счастья, Грета выскочила из дома. Все улицы были запружены машинами и людьми, в панике бегущими прочь с сумками, тележками, пакетами, любимыми собачками и плачущими детьми. К станциям метро невозможно было приблизиться и на полмили — возле них бесформенной пёстрой массой кишела толпа, у полицейских не хватало сил сдерживать её, у них вырывали дубинки и оттесняли в сторону, проталкивались вперёд, кто мог, им казалось, что там, в этих подземных каменных катакомбах, спасение, и им нужно любой ценой протиснуться туда, где их не достанет страшный жидкий стелящийся огонь… Кое-где на тротуарах лежали тела погибших, задавленных и затоптанных толпой, — леденящие душу вехи на пути, пройденном неуправляемым людским потоком. Грета бежала мимо, далеко огибая станции метро. На глаза ей попалась тучная ярко напомаженная женщина в цветастом сарафане, из последних сил волочащая по асфальту полотняный мешок со столовым серебром. «Вот уж что ей в первую очередь понадобится на том свете» — подумалось Грете спокойно — удивительно спокойно — и почти весело.

До Роял-Платц было не слишком далеко, около получаса скорым шагом, и она бежала бегом, налегке, без единой вещи, без паспорта — он так и остался лежать в перевёрнутой вверх дном квартире на столе — она сокращала путь, срезая углы по опустевшим дворам — все высыпали на оживленные магистрали — и среди затихших домов, отражающих помертвевшими стёклами мягкий свет осеннего солнца, далеко разносился одинокий стук каблуков.

— Симпсон, — сказала она.

Он обернулся. Неторопливо и грациозно. Ещё никогда ей не удавалось застать этого мужчину врасплох. На нём был безупречный, как всегда, костюм и до блеска натёртые остроносые туфли.

— Прости, — сказал он с небрежной улыбкой, — я не рассчитывал, что кто-то захочет составить мне компанию, поэтому шезлонг здесь только один…

— Ничего, я постою, — ответила девушка и отвернулась. Ветер бросил ей на лицо несколько волнистых золотисто-русых прядей. Они, скользя, обтекли её жемчужно-розовые нежно-выпуклые губы, нос, лоб.

— Почему ты не захотел уехать, Симпсон? — строго спросила она.

— А зачем? Ты думаешь, это — спасение?

— Это — попытка.

— Один шанс из миллиона, — сказал Симпсон с лёгким смешком, — взгляни-ка, — он подошёл к краю крыши и кивком подозвал Грету.

Далеко внизу пёстрыми реками текла по улицам толпа, обезумевшая от страха и надежды.

— Ты уверена, что хочешь попробовать? И ради чего? Чтобы потом неизвестно сколько отсиживаться в металлическом бункере без единого лучика солнца и глотка свежего воздуха? Всё вокруг на долгие месяцы накроет плотными облаками едкой радиоактивной пыли. Ты действительно хочешь спастись, Грета? Спастись затем, чтобы ютиться на матрасе на одном квадратном метре драгоценного пространства в убежище и получать из чужих рук с каждым днём сокращающуюся порцию продовольственного пайка? Не один год пройдёт, прежде чем Земля снова сможет принять нас, накормить, взрастив на своём искалеченном теле полезные культуры. Она долго будет стоять безмолвная, мёртвая, покрытая чёрной копотью, точно старая сковородка. А в бункере будет только жёлтый электрический свет и воздух из огромных кислородных баллонов. В самом лучшем случае. В худшем, Грета, и наиболее вероятном, к сожалению, мы с тобой просто туда не попадём. Нас раздавят в толпе или застрелят на входе в бункер другие претенденты на долгую и счастливую жизнь. Ты хочешь попытаться? Ради чего? Чтобы тоже умереть, но только когда-нибудь потом, от старости и болезней? Ведь это только отсрочка, Грета. И не самая приятная.

Она внимательно слушала, теребя наручные часы. Шелестя лопастями, точно огромная стрекоза, прямо над ними пролетел, взбив потоком потревоженного воздуха её длинные волосы, армейский вертолёт.

— Моя бабушка, — продолжал Симпсон, — умирала от рака крови, долго и невероятно мучительно, на самой последней стадии болезни она уже не вставала, повсюду у неё на коже открывались зловонные язвы, она гнила, Грета, заживо гнила, мухи роились над её растерзанным обессиленным телом. А тут ты только успеешь увидеть яркий свет — как белый экран в огромном кинозале. И всё. Дверь к ангелам распахнута настежь, — он улыбнулся краешком тонких губ, — в эпицентре ядерного взрыва тебя испепелит за какую-нибудь сотую секунды, это гораздо быстрее, чем нервный импульс от любой точки тела достигнет мозга, то есть ты даже не успеешь понять, что тебя уже нет, и безусловно не почувствуешь боли. Это самая лучшая смерть. И я её выбираю, пока у меня есть такая возможность.

Симпсон подошёл к краю крыши и плюнул вниз.

— Конечно, найдутся умники, которые скажут, что я преждевременно сдавшийся слабак, но мне есть чем возразить им. Посуди сама: ведь это же смешно, паниковать, мчаться куда-то, сломя голову, барабанить в стальные двери бункера — «пустите меня, пустите, я весь такой замечательный и тоже хочу спастись»? Кто я такой? Будь я великим учёным, талантливым художником, музыкантом, ещё каким-нибудь представителем интеллектуальной элиты или незаменимым специалистом — инженером, врачом, педагогом, — это было бы оправдано, ведь сохранять надо самое лучшее, мест в бункере не так много, всем не хватит, а я самый заурядный человек, посредственность так сказать, серый банковский клерк, кому и зачем я нужен в этом обновлённом, очищенном огнём от всей скверны мире, почему из за моего обострённого чувства собственной важности должен погибнуть кто-то возможно более достойный, чем я? Те, кто выйдет из бункера на голую страшную землю, когда всё закончиться, должны положить начало новому, более чистому и доброму миру, поэтому пусть это окажутся самые лучшие из живущих. Бункер — это Ковчег, Грета.

Симпсон подошёл к проигрывателю и включил музыку. Её протяжные ласковые звуки поплыли в мягком вечернем воздухе как волны, как невесомое газовое полотно.

— Смотри, — сказал Симпсон, — это будет самое красивое, что ты увидишь в своей жизни, никогда не понимал, почему люди так боятся смерти, ведь она может стать поистине захватывающим приключением…. Смотри вперёд, Грета.

Она подняла голову. На горизонте поднималось трепещущее зарево далёких пожаров. Ракеты уже обрушивались на соседние города. В персиковом закатном небе прямо над ними стайкой пуганых птиц носились военные самолёты. Но два человека — мужчина и женщина — продолжали недвижно стоять в нескольких шагах друг от друга, бесстрашно глядя в красное лицо смертоносной ядерной зари. Далеко внизу, на улицах Города по-прежнему кишела толпа, но до двоих на крыше небоскрёба не доносились ни пронзительный вой сирен, ни топот тысяч ног, ни отчаянные возгласы. Они застыли в торжественном молчании, повернув головы в одну сторону, оба молодые и красивые; тихая нежная музыка из колонки проигрывателя обволакивала их, обвивала шёлковыми лентами; закат вызолотил их лица, обозначив каждую чёрточку, впечатав эти два лица в вечность, точно маски; ветер осторожно теребил пряди волос.

— Вот они, — тихо произнёс Симпсон.

И тогда Грета, одним прыжком преодолев те несколько шагов, что разделяли их, прильнула к его груди, нетерпеливо и жадно, этим жестом окончательно посвящая себя ему, полагаясь на него всецело, и доверяя ему во всём, даже в смерти.

Оставляя за собой широкие огненно-дымные полосы в безоблачном небе, к городу неуклонно приближались баллистические ракеты.

Райн Брингерхат. Люби меня нежно

Не человек тот, кто не влюбляется.

Унсур Аль-маали (Кей Кабус)

Белые живые лилии распустили свои нежные лепестки и, радуясь тёплому солнышку, нежились в его ласковых лучах. Ветра не было, зеркальная поверхность прудика барона Саннерхарма оставалась идеально спокойной, не тревожимой даже малейшим волнением.

Ини, жена барона, опустила в прозрачную прохладную воду тонкую ладонь, и по поверхности пруда пошли лёгкие, едва заметные круги.

Скоро должен был вернуться с работы барон. Ини с нежностью подумала о нём. Её муж занимал высокий пост в управлении трансгалактических перевозок, и его достаточно высокий оклад позволял им безбедно жить на одном из изумрудных островов, что опоясывали по периметру перевалочную космобазу и город. Изумрудный остров Саннерхарма располагался не так далеко от Города-на-воде. Наблюдая ночами за сполохами приземляющихся и взлетающих звездолётов, Ини размышляла об ответственности, лежащей на плечах её мужа, и её переполняла гордость за любимого.

Они поженились не так давно.

Всего три месяца минуло с тех пор, как Ини прибыла на Эпсилон VI — голубую планету, что была Саннерхарму родиной, а теперь стала домом и ей. Она бежала, бежала сюда, на эту тёплую планету, всю поверхность которой занимал один огромный океан, а жизнь ютилась на архипелагах прекрасных островов, от страшной войны, в которой схлестнулись две корпорации, одной из которых принадлежала планета, где она была рождена.

И лишь тут Ини обрела своё счастье. Встретила человека, который полюбил её, и она полюбила его, полюбила всем своим сердцем, истерзанным ужасом бессмысленной бесконечной войны.

Лишь тут она вздохнула полной грудью, а время предшествовавшее превратилось в страшный туманный сон. Но призраки прошлого до сих пор преследовали её по ночам. И не только.

Она была счастлива.

Но…

— Ини? Ини, ты тут? — барон показался на аллее, ведущей к пруду. Он был молод, и купил свой высокий титул, позволяющий не жить в Городе-на-воде и приобрести имение на одном из островов, совсем недавно.

— Да, я тут, Мани… — Ини улыбнулась, увидев как нахмурился барон, когда она назвала его Мани. Он не любил этого легкомысленного прозвища, однако Ини знала, что он любит её, и прощает ей её маленькие шалости. — Я так скучала по тебе, любимый.

— Я тоже, — Саннерхарм улыбнулся, — пойдём со мной в дом?

— Подожди, посиди со мной немного… давай? Как ты любишь.

— Ну, если только немного.

Барон прилёг рядом с Ини и положил голову ей на колени.

— Ты всё ещё видишь эти кошмары?

— Да… — Ини смотрела на отражающиеся в пруду облака, задумчиво перебирая нежными пальчиками светлые волосы Саннерхарма. — Я не понимаю что со мной. Знаешь, я счастлива тут, но меня гнетёт какое-то странное чувство.

— Что за чувство, Ини? — барон улыбнулся жене и, сорвав тонкую травинку, принялся её жевать.

— Ну, не знаю. Мне всё почему-то кажется каким-то неправильным. Нет, я рада, что убежала от этой страшной войны. Ноо…

— Что но, моя хорошая?

— По-моему, что-то происходит с моей памятью. Я вижу прошлое, будто в тумане. Я не осознаю себя там. Война, смерть — будто декорации, слепленные неумелым художником. Я помню, как это было, и одновременно… не помню.

— Зачем помнить такие страшные вещи, Ини? Ты забываешь их. Это нормально… — Саннерхарм беззаботно улыбнулся. — Тебе ведь хорошо сейчас? Наслаждайся этим. Я редко задумываюсь о прошлом.

— Дело не в этом. Я… Я не знаю, как это объяснить. Знаешь, есть одно яркое воспоминание, не похожее на все остальные.

— Твой кошмар…

— Да, но это не только кошмар, я помню это, я знаю, что это было… Но не помню где и когда. Я, привязанная ремнями к холодному столу, и склонившиеся надо мной люди в белых халатах. Я боюсь, мой хороший, я так иногда боюсь, что всё вот это вокруг окажется сном. Нереальностью, фантомом. И что когда-нибудь я проснусь на том самом металлическом столе, привязанная к нему жёсткими ремнями.

— Не проснёшься. Я тебе это обещаю. — Саннерхарм поднялся, и посмотрел в глаза своей жене. Ини улыбнулась счастливой улыбкой, прочитав в глазах мужа любовь и заботу, — я реален, и ты реальна, я могу тебя ущипнуть, и пощекотать. Смотри, смотри, смотри!

— Ай!

Барон начал щекотать свою жену, та схватила его, увлекая за собою на траву. Счастливый смех и шутки влюблённых заполнили окрестности маленького прудика.

Насмеявшись вдоволь, Саннерхарм поднялся и протянул руку жене, помогая ей встать.

— Пошли в дом, Ини. Уже солнце садится.

— Поцелуй меня, Мани, поцелуй меня, пожалуйста… Скажи, ты ведь никогда не оставишь меня? Не бросишь?

— Нет. Мы всегда будем вместе… Я обещаю тебе. — Саннерхарм улыбнулся, и прильнул к губам своей жены.

***

В окнах большого дома горел свет. Ини шла, держа барона за руку. Она понемногу забывала о терзавших её сердце тенях. Он, такой сильный, такой уверенный — рядом с ней. Он любит её. И остальное не имеет значения.

— У нас гости? — Ини посмотрела на мужа, пропустившего её в открытую дверь. В гостиной находилось четыре незнакомых ей человека. Полицейский офицер, два человека, в какой-то серой, незнакомой ей форме, и ещё один, высокий, красивый мужчина, в строгом костюме.

— Да.

Саннерхарм посмотрел на высокого человека и кивнул. Двое мужчин бросились к Ини и схватили её.

— Мани! Что они… мм…

Один из мужчин закрыл девушке ладонью рот, и резким заученным движением дёрнув её голову, сломал Ини шею. Полицейский подошёл к упавшему телу и, наклонившись, пощупал пульс.

— Готова.

— Всё нормально? — высокий худой мужчина скучающе взглянул на полицейского.

— Да, господин Юзуф, всё в порядке. Выключение прошло нормально, без применения излишнего насилия, — полицейский достал бланки и, присев в свободное кресло, принялся их заполнять.

— Забирайте, — Юзуф обратился к мужчинам в серой форме.

— Куда её? — Саннерхарм с интересом смотрел на то, что было минуту назад его женой.

— На утилизацию, куда же ещё.

— Подождите секундочку, — барон присел к телу, которое люди в серой форме успели положить на носилки, и снял с тонких, начинающих холодеть пальчиков, кольца. — Это очень дорогие ювелирные изделия.

— Да, конечно.

— Итак, господин Юзуф, вы можете мне теперь объяснить, что с ней произошло? Вы слышали наш разговор?

— Да. Накладочка произошла небольшая, видимо она проснулась во время зомбирования, но, нарушив инструкцию, психотехники не отправили её в утиль как брак, а решили скрыть это. Скорее всего, из-за этого привитые воспоминания не отложились должным образом и начали стираться. Приносим свои извинения, виновные будут наказаны.

— И всё? — Саннерхарм был зол, его лицо пылало праведным гневом, — и всё? Извинения? Знаете, Юзуф, мне рекомендовали «Любовь Галактик Инкорпорейтед» как лучших на рынке поставки любви… А вы мне теперь заявляете — «накладочка вышла»?

— Ну, бывает так. — Юзуф несколько поник под горящим взглядом барона. — Заводской брак бывает даже у нас, поставляющих лучших гомункулов в этой части галактики.

— Я заплатил вам не за брак.

— Мы постараемся всё исправить. Мы в скорейшие сроки вырастим и доставим вам нового гомункула, в качестве извинений, вы выберете любой психотип и физпараметры — по цене, что вы уже заплатили.

— Ну, хорошо, — Саннерхарм начинал понемногу успокаиваться. — Только у меня просьба, может вы привьёте воспоминания попроще. А то все эти войны, несчастья, которыми мне она надоедала действуют на меня угнетающе.

— Конечно, конечно, всё будет так, как вы захотите. Выберите по нашему каталогу, и в ближайшее время вам будет доставлена новая, молодая, красивая, любящая вас жена. — Юзуф гордо посмотрел на барона, — не зря девиз нашей компании «Мы приносим людям счастье!»

— Да, извините меня, я что-то разнервничался. Вы и правда делаете доброе дело. — Саннерхарм задумчиво смотрел на кольца, снятые с Ини, в своей руке, — Простите, что на вас накричал. Поймите и вы меня, мне не хочется находиться рядом с женщиной, которая своими разговорами постоянно напоминает о том, что она не женщина, а гомункул, бездушный монстр. Просто я так хочу обычного человеческого счастья — любить, и быть любимым. — Саннерхарм смущённо улыбнулся.

Улыбка его была искренна.

Антонина Клименкова. А дракон дома?

К воротам одинокой башни подошёл рыцарь и вежливо постучал:

— Простите, есть кто дома? Я насчёт поединка!

В ответ на стук над его головой хлопнуло окно на пятом этаже:

— Кто там? Гости?

Молодой женский голос разлился сладкой мелодией в ушах странствующего воина. Заросшее щетиной обветренное лицо тронула краска смущения. Торопливо отозвавшись, рыцарь слегка запнулся:

— Да! Нет, прошу прощения, не гость!

— Кто же? — недоумевала обитательница башни. Мельком выглянула уже из окна на третьем этаже. Лёгкие шаги её гулко резонировали в огромной каменной трубе башни.

— Я приехал сразиться! С драконом! Я писал заявку, вы должны были получить её две недели назад. Наверное…

— Ах, да!

Обитые железом створы со скрипом открылись перед взволнованным рыцарем, на пороге появилась принцесса: любопытный взгляд ясных глаз, приветливая улыбка на пухлых губах. На завитых золотистых волосах — шляпка с вуалью. В столице такой фасон вышел из моды три сезона назад — именно тогда и была похищена седьмая дочь короля. Драконом. Но провинциальному дворянину из обедневшего рода столичная мода трёхлетней давности слепила глаза не хуже солнечного света, тем более шляпку он и не разглядывал толком, на слишком уж прелестной головке та сидела. Рыцарь позволил себе лишь один взгляд и, немедля, с почтительностью опустил глаза.

— Всё верно, заявку получили, одобрили, — заулыбалась принцесса. — Пойдёмте наверх, напою вас чаем.

— А битва? — заикнулся рыцарь.

— Успеется! — кивнула принцесса и пригласила следовать за нею. — Дракон сейчас почивает. Он у нас ранняя пташка — встаёт с жаворонками, улетает спозаранку на охоту. Птиц на обед наловит, добытчик мой, а после еды его в сон клонит. Так что до ужина не проснётся.

— А сразиться? — недоумевал поборник справедливости и защитник обездоленных, поднимаясь за принцессой по крутым ступеням винтовой лестницы.

Прямо перед ним волочился длиннющий шлейф её платья, который принцесса и не подумала приподнять. В связи с этим рыцарь терзался противоречивыми чувствами: гадал, как же ей, такой хрупкой, должно быть, неудобно ходить со столь длинным подолом? Вторая мысль была: если бы она приподняла подол хоть на пару дюймов, он, будучи ниже на несколько ступеней, смог бы лицезреть её туфельки, а, может быть, и щиколотки. Третье: если она всё-таки оступится и запнётся, он будет готов подхватить её на руки! Вот это будет блаженство!

Но принцесса и не думала падать, она за время заточения в башне наловчилась бегать по этой лестнице, как вниз, так и вверх.

В светлой комнате наверху стояли у окна пяльцы с почти законченным вышитым гобеленом. Узор представлял собой летящего по небу в кудрявых облаках дракона с золотой шкурой и кудрявой же гривой. Рыцарь позволил себе коротко взглянуть на рукоделие, однако хвалить искусство вышивальщицы не стал из робости, послушно сел на указанное принцессой кресло возле стены. На столе рядом с креслом стояла чудесной красоты ваза с цветами, собранными вокруг башни, и корзина с фруктами из сада, что произрастал неподалеку.

— Подождите минутку, я заварю нам чай.

И принцесса отошла в угол комнаты, где у камина, служившего так же очагом, ждал слегка закопчённый чайник, очень, кстати, ещё горячий.

— Сладости? — любезно придвинула вазочку прекрасная хозяйка. — Из местного мёда, сама варила, попробуйте.

— Благодарю…

Рыцарь проклял себя за свою неловкость: хлебнул глоток оказавшегося слишком горячим напитка и обжёг язык, да закинул в рот комочек медовой ириски, в коем тотчас увязли зубы.

Принцесса, наблюдая за ним, весело посмеивалась. Правда, смеяться у неё получалось не обидно для гостя. Пытаясь разлепить челюсти, рыцарь пытался улыбаться в ответ.

Так они выпили по чашке ароматного чая в непринуждённом молчании.

— А где дракон? — шёпотом спросил рыцарь, когда вернулся дар речи, и вспомнил-таки, с какой целью явился.

— Спит в соседней комнате, — кивнула на другую, запертую дверь принцесса, — но не надо шёпотом, он от тихих звуков и шорохов просыпается. А от громких — нет. Я обычно даже пою за работой, ему так спокойнее. А если будем шептаться, он вскочит злой, потому что не выспится. И потому, что я ещё ужин не приготовила, а он должен до ужина спать. Понимаете?

— Д-да, вполне, — закивал рыцарь, через силу заставив себя говорить обычным тоном, косясь на дверь.

Допив чай, он огляделся, спросил:

— И как вам здесь живётся?

— Нормально, — пожала плечиком принцесса. Отставила чашку и взялась за нитки с иголкой. Стала неторопливо накладывать стежок за стежком, продолжая вышивать гобелен.

— После столицы, полагаю, скучаете? — посочувствовал рыцарь, сам в столице в жизни не бывавший.

— Не без этого, особенно зимой, — согласилась принцесса. — Однако, знаете, и не докучает никто особо. А я люблю уединение и тишину.

— Понимаю, — кивнул гость, — наверное, не много желающих сразиться с драконом?

— Что поделать, — вздохнула принцесса с напускным безразличием, — за освобождение седьмой дочери младшего брата короля не сулят большой награды, вот потому и смельчаков нет. Но мне, знаете, и здесь неплохо живётся. Природа тут красивая.

— Природа — это да! — охотно подхватил рыцарь. — Живописная.

— Да-да, впору этюды маслом писать, — закивала принцесса, — вот, бывает, смотришь с высоты на какую-нибудь окрестную полянку — ничего особенного! А приземлишься — и дух захватывает!

Рыцарь промолчал, против обыкновения уставившись прямо на собеседницу. Та от этого взгляда спохватилась:

— Что вы так на меня смотрите? Я говорю: когда мы с драконом вылетаем на прогулки! А вы что подумали?

— Нет-нет, я так и понял, что вы, — открестился рыцарь. Поспешил сменить тему: — Я, знаете ли, тоже от местных полей, от лугов в восторге. Грешным делом, пока ехал, аж задумался: а не податься ли мне в услужение к дракону? Кстати, вы не знаете, не нужны ему, скажем, конюхи? Я хорошо с лошадьми лажу.

— То-то вы пешком сюда пришли! — захихикала принцесса, прикрыв рот ладошкой. — Потому что лошадей вам жалко, чтобы на них ездить?

Рыцарь смутился, опустил голову, взглянул на веселящуюся собеседницу искоса.

— Простите, — замахала она рукой. — Это я так, шучу. Нет, конюшен мы здесь не держим, увы. А вы, что же, хотели бы здесь поселиться? Вы это серьёзно?

— В таких угодьях-то? Конечно, кто бы отказался. Бог с ней, с наградой за ваше освобождение — земли тут какие плодородные! Если удастся сговориться с драконом, я бы продал развалины от своего фамильного замка соседу по сходной цене, да отстроил бы здесь домик — вот было бы чудесно!

— А ваша семья? Разве кто по своей воле согласиться жить под крылом дракона? — заинтересовалась принцесса.

— Я не женат, — признался рыцарь, отвёл глаза и густо покраснел. Добавил: — Детишек не имею. Сестёр и братьев тоже нет, как и прочих родственников. Родители почили, мир их праху. А семьёй своей я называю нянюшку-старушку — добрейшей души женщина! При ней сын её, он у нас в хозяйстве за всю мужскую прислугу, очень работящий, не пьющий мужчина. У него жена — она за кухарку и прачку, понятно. Детишки есть, но не волнуйтесь, они воспитанные, тихие, умные. Я сам их обучал чтению и письму. А нянюшка наша столько сказок и баллад знает! Она прежде, по молодости лет, переодетым менестрелем по миру бродила, ну, вот сына и принесла сама по себе. А родители мои её приняли ко мне в кормилицы, значит. Вот так, м-да.

— Да, — вздохнула принцесса. Пока он говорил, она умудрилась запутать нитку в колтун, коим и занялась теперь, нахмурив бровки. Кивнула гостю на чайник: — Прошу вас, будьте, как дома. Если хотите, ещё налейте.

— Благодарю, не откажусь.

Наполнив чашку, он осмелился подойти и встать над пяльцами. Рискнул посоветовать:

— А вы не за этот конец дёргайте нитку-то. Позвольте, покажу…

— Ах, не утруждайтесь, я лучше обрежу!.. — возразила принцесса, разозлившаяся не то на неподатливый узел, не то на непрошеную помощь.

Она взмахнула рукой, отводя его протянутую руку в сторону, да не увидела — попала по той руке, которая держала чашку. Кипяток с заваркой плеснул прямо на гобеленовое полотно, расползаясь мокрым, противным, исходящим паром тёмным пятном по узору.

Глаза принцессы побелели от взрыва негодования. Она вскочила с места, в ярости перевернула пяльцы, отбросив рукоделие в угол, отшвырнула, пнув, корзину, и разноцветные клубочки разбежались по полу.

— Ты?! — раскатистым голосом заорала она на присевшего от неожиданности рыцаря. — Как ты посмел?! Да ты знаешь, сколько я это вышивала?! Глаза портила! Спину гнула! Да мне эти ровненькие стежочки уже поперёк горла!!!

Рыцарь рухнул перед нею на колени. Принцесса возвышалась над ним, как ураган над утлым судёнышком. Глаза её метали молнии, изо рта валил чёрный дым, под шлейфом платья бился об пол драконий длинный хвост.

— Простите, госпожа, — потрясенно пробормотал рыцарь. — Я лишь желал помочь. Прошу, извините меня за мою неловкость.

Принцесса помедлила. Глубоко выдохнула, выпустив в сторону распахнутого окна струю дыма и сноп огненных искр. Покосилась на рыцаря: тот при виде огнедышащей красавицы только глаза таращил, однако сбежать прочь не порывался, хотя имел к тому свободу и возможность.

Она отошла на шаг, смущённо прикрыла хвост шлейфом платья. Села в кресло. Тихонько кашлянула.

Рыцарь тотчас вскочил на ноги, засуетился: первым делом налил ей чашку чая, чтобы смочила запершившее горло. Затем поднял опрокинутую стойку с пяльцами, поправил перекосившуюся ткань гобелена. После принялся ползать по полу, собирая в корзину раскатившиеся клубочки.

Принцесса молча наблюдала, грея чуть дрожащие пальцы о чашку.

— Прошу прощения, можно вопрос? — рискнул подать голос рыцарь.

— Да? — мрачно отозвалась принцесса.

— Вас прокляли лично или соперница яд подсунула?

— Ни то, ни другое, — сперва фыркнула смешком, потом тяжко вздохнула принцесса, — когда-то давным-давно, много поколений назад, одну принцессу действительно украл дракон. Как полагается, её вызволил смелый рыцарь, который впоследствии сделался королём. Однако ради общего блага и ради обещанного после женитьбы титула, тот рыцарь смолчал, когда в первую брачную ночь выяснил, что невеста оказалась не девственницей. В положенный срок она принесла прекрасного ребёнка, девочку, совершенно обычное на вид человеческое дитя. К счастью, потом она родила своему законному мужу сыновей-наследников, поэтому король продолжал молчать и признавал девочку своей дочерью. Как водится, по достижению возраста юную принцессу выдали замуж. Кто же знал, что наследие дракона проявится в будущем: если в семье родится семеро дочерей, то седьмая окажется, пфф, хвостатая.

Рыцарь поставил возле её ног корзину с собранными клубочками. И так остался стоять на коленях, ловя глазами её ответный взгляд. Принцесса не смотрела ему в лицо, уверенная в реакции, известной ей по предыдущим женихам. Однако этот ужасаться отчего-то не спешил.

После минутного взаимного молчания рыцарь набрался храбрости и решительно взял её за… за кайму подола. Очевидно, он собирался галантно поцеловать ткань её платья и красноречиво принести клятву в верности. Однако вместе с материей умудрился ухватить за кончик хвоста. От неожиданного прикосновения в крайне неожиданном месте принцесса взвизгнула — и машинально пнула его ногой в лицо.

Рыцарь откатился кубарем в противоположный угол комнаты. Кое-как собравшись, он привалился спиной к стене и скорчился, зажав рукой закровянивший от удара нос.

— Ах! — поняла, что натворила, принцесса. — Прости меня! Прости, я случайно! Я не хотела!..

Она кинулась рядом с ним на пол, на колени, обхватила его голову руками, развернула лицом к себе, приговаривая:

— Очень больно, да? А если подую, пройдёт?

Не подумав, она подула. Вместо холодка её дыхание произвело облако дыма, от которого у рыцаря ещё больше заслезились глаза. Он попытался что-то сказать, но получилось неразборчивое мычание пополам с кашлем.

— Что? — не поняла принцесса. Нетерпеливо сунула ему чашку с кипятком.

Обжёгшись, тот подавился, опять долго кашлял…

А потом спросил с надеждой:

— У нас в роду другая особенность: старший сын в полнолуние оборачивается волком.

— О-о… — только и вздохнула принцесса.

Она сообразила, что рыцарь уже упоминал, что он у родителей единственный отпрыск. А нынче ночью как раз ожидается полная луна.

— И как же ваша нянюшка относится к полуночным серенадам? — хихикнула принцесса.

— По-разному, смотря по настроению, — ещё больше смутился рыцарь, — вой напоминает ей пропавшего супруга. Когда всплакнёт. А иной раз выгонит в лес поганой метлой, не впустит в дом до утра, и вообще заставляет мыть лапы после прогулки.

— А знаете, — произнесла принцесса, — я всегда хотела завести собаку. Но все они почему-то вечно охотились за моим хвостом и рвали платье.

— Я против подобного обращения с дамами, — торопливо поклялся рыцарь.

— Ну, здесь же нет чопорных придворных, и вообще посторонних, — пробормотала она, покраснев. — Погодите так сразу отказываться.

Алиса Клио. Скоро

Людям часто снятся сны.

Никто не делает из этого проблемы. Наоборот, считается: если душа может сновидеть, значит, она не пустеет. Никогда не задумывался об этом всерьёз, даже теперь, когда есть прямой повод. Конечно, кошмары — дело совсем иное, но мой сон — не кошмар. Самый обычный сон. За исключением одного: он повторяется.

И он единственный.

Не то что бы меня это сильно беспокоило. Засыпаю я без напряжения, даже с удовольствием: я — единственный участник увлекательной игры. И пусть её правила до конца не ясны, меня это не волнует. Просто интересно…

Интересно, много ли таких, как я?

Уникальность природы моего сна состоит в абсолютной правдивости каждой проживаемой секунды. Прежде всего, исчезает то чувство неискоренимого одиночества, которое мы проносим сквозь жизнь, даже не догадываясь о нём. И лишь после этого череда новых зрительных образов подтверждает факт того, что я нахожусь в совершенно иной реальности.

Где же?

Я понимаю не сразу: вокруг — очень мягкий рассеянный свет. Он дарит меня своим живительным прикосновением, постепенно приобретая оттенок чистейшей лазури, сообщая окружающему миру глубину, сходную с космической. Забавно, аналогия с космосом всегда приходит раньше, подталкивая меня непосредственно к разгадке: я — в воде. И воды этой неизмеримо много.

Океан.

Прозрачный до невесомости, он покачивает меня в своей колыбели, терпеливо внушая: я — молекула воды, крошечная частица жизни, обезличенная и лишённая памяти, но живая. Я парю в бескрайнем пространстве, и даже эта бескрайность — в порядке вещей, и моё сознание — сознание бесконечно малой величины, вполне способно охватить её. В этом нет противоречия, но есть желание различить детали, и я настраиваю резкость, словно наводя лупу, цепенея от предчувствия и предвкушения того, что мне предстоит.

…постепенно, словно из другой Вселенной, ко мне возвращается память о теле, и появляются физические ощущения. Мои руки и ноги послушно загребают воду, я плыву, почти не прилагая усилий, в нескольких метрах от поверхности. Лёгкое удивление — пребывание под водой не доставляет мне никаких неудобств, я могу свободно дышать. И почему-то очень хочется верить, что это не сон. Быстрые стайки рыб, медузы — штрихи, необходимые для придания достоверности этой феерической картине. Одиночество здесь не смущает меня, но я погружаю взгляд в лазурную глубину и чего-то жду. Накатывает томительная грусть, не размывая, но обостряя общее переживание счастья — моё существование в этом мире лишено противоречий. Я жду, и потихоньку, словно отвечая на мой внутренний зов, в глубине океанской бездны нечто уплотняется, темнеет и сгущается в точку — совсем маленькую, на пределе видимости. С этой секунды мой взгляд уже не отпускает её, мои глаза видят лишь её одну, и она торопится вырасти — нечто приближается так стремительно, что я уже не сомневаюсь: у него есть определённая цель, и эта цель — я.