Бесплатный фрагмент - Проект «Чудо»

Посвящаю это произведение своему папе, который всегда в меня верил, но не дожил до выхода моего первого романа.

Я буду вечно тебя любить.

ПРОЛОГ

2000 год. От генетических заболеваний в России ежегодно умирает полтора миллиона детей. В столице создана Лаборатория Генетических Исследований. Это тайная организация, цель которой — избавить нацию от врожденных диагнозов. Главой Лаборатории назначен Григорий Шипилов — человек умный, влиятельный, но совершенно беспринципный.

2015 год. Руководство Лабораторией переходит в руки Шипилова — младшего: Константина, который в отношениях морали такой же жестокий, как и его отец. На базе Лаборатории запущен проект «Чудо». Miracle (с англ. «Чудо») — это бактерия, найденная талантливым ученым Арсением Гуровым. Сотни исследований и экспериментов показали, что Miracle способна внедриться в поврежденные клетки ДНК и в буквальном смысле «исцелить» их. Но для этого бактерия должна «созреть» в живом человеческом организме. Только в таком случае получится создать вакцину.

Арсений Гуров считает, что через несколько десятков лет ученые найдут способ искусственно взрастить Miracle. Но Шипиловы уже предвидят сулящий успех и настаивают, чтобы эксперимент по взращиванию «образца» был запущен. Гуров отказывается и шантажирует главу Лаборатории. Дальнейшая судьба ученого неизвестна.

В том же году проект «Чудо» возглавляет Оксана Малиновская — многообещающий генетик. Оксана молода и перспективна. К тому же, она не планирует заводить детей и все свои силы бросает в направлении карьеры. Женщина понимает, какой вклад она может внести в науку, если отбросит подальше свои моральные принципы, и решается взрастить «образец» лично.

Она рожает пятерых детей с дополнительной хромосомой. Из них трое погибают. Четвертый, Герман, рождается с серьезными отклонениями. Шипилов требует от подчиненной избавиться от ребенка, чтобы у Лаборатории не было проблем, но Оксане удается спрятать мальчика у своих родителей.

Через два года, когда Оксана уже теряет надежду на благополучный исход эксперимента, рождается Степан. Все тесты показывают, что мальчик полностью здоров и хромосома успешно прижилась, не причиняя ребенку никаких неудобств. Он развивается согласно возрасту, не отличаясь от сверстников ни физически, ни ментально. Он увлекается тем же, чем увлекаются его ровесники, мыслит так же, как обычные дети. Однако рисковать здоровьем Степана Оксана не может. Мальчик не ходит в школу, гуляет только под присмотром няни. Все, что окружает Степана, проходит жесткий контроль со стороны родителей: еда, занятия, окружение.

Степа вырос добрым, чутким и умным мальчиком. Он любит маму, няню Ларису, сказки, комиксы и животных. А еще он кажется влюблен в соседку Киру. Степан живет почти обычной жизнью почти обычного мальчика. Однако, когда ему исполняется девять лет, приходит время изымать хромосому, и Оксана понимает, что никогда в жизни не отдаст своего сына на растерзание Лаборатории…

Глава 1

22 мая. Понедельник

Оксана Малиновская всегда знала, что добьется успеха. Она решила, что так будет, когда отец прочил ей судьбу домохозяйки, а мать лишь молча соглашалась; когда Оксана уехала в Москву назло родителям без копейки в кармане; когда поступила в один из лучших вузов страны и работала официанткой, чтобы снимать комнату, и когда возглавила проект «Чудо» в Лаборатории Генетических Исследований. Проект, которому в современной России не было аналогов. Чудовищный проект.

Оксана подошла к зеркалу в ванной и посмотрела на свое отражение. Пути назад не было. Девять лет женщина думала, что до этого дня еще далеко. Девять лет Оксана считала, что ее профессионализм будет сильнее материнского инстинкта. Но она ошиблась. И теперь ей предстояло пойти против дела всей своей жизни, чтобы спасти сына.

За более чем пятнадцать лет работы в Лаборатории Оксана зарекомендовала себя как бескомпромиссный специалист с железной волей. Оксана Малиновская: женщина, у которой не было сердца; начальница, которую боялись. Оксана и сама долгое время так думала. Верила, что с легкостью выносит и родит «проект», а потом отдаст его на растерзание ученым.

Оксана надела брюки, блузку и спустилась к завтраку. В столовой ее уже ждал Степа. Мальчик поднял глаза от тарелки с овсянкой и сказал:

— Доброе утро, мамочка!

— Доброе утро, малыш, — ответила Оксана. Чуть подумав, она подошла к сыну и поцеловала его в макушку.

Мальчик улыбнулся. Эта улыбка стоила всего, что Оксана собиралась сделать. Эта улыбка стоила даже ее жизни.

В комнату вошла няня — женщина шестидесяти лет с безупречной прической и добрым сердцем — и поставила перед Степой чашку с

чаем.

— Доброе утро, Оксана Алексеевна!

— Доброе утро, Лариса.

Они обменялись многозначительными взглядами. Со дня на день документы будут готовы, и Оксана позаботится, чтобы няня с мальчиком улетели далеко от этого места. От Лаборатории.

Ассоль, молодая горничная, разложила приборы и поставила перед хозяйкой завтрак: овсянку, два яйца всмятку, половинку авокадо и кофе.

— Степа, пожалуйста, убери локти со стола, — попросила Оксана, полушутливо грозя ему пальцем. Мальчик смущенно улыбнулся и подчинился.

— Какие планы на сегодняшний день?

— Сначала у меня математика, потом чтение… — Степа начал бодро перечислять все занятия, ожидающие его в этот ничем не омраченный день. — … а после уроков Лариса обещала, что мы съездим на опушку и устроим пикник!

— Да, и накормите клещей! — воскликнула Оксана. — Лариса, давайте пока без пикников в лесу.

Зазвенело. Оксана взяла трубку. Это был Иван, сподручный Константина Шипилова — главы Лаборатории.

— Оксана Алексеевна, мне так неудобно… в общем, Константин Григорьевич просил передать… в общем…

— Ближе к сути.

— В общем, Степу приказано доставить в Клинику.

— Когда?

— Сейчас.

Оксана застыла в исступлении. Изъятие было запланировано на две недели позднее.

— Еще не время.

— Я знаю… но спонсоры настояли… Они сказали, что раз показатели здоровья в норме, уже можно провести… чем быстрее, тем лучше… мне жаль.

Оксана положила трубку.

— Планы меняются, — сказала она, обращаясь к Ларисе. — Я думаю, клещи — недостаточная причина, чтобы лишать вас прогулки.

— Думаете? — осторожно спросила Лариса.

— Я в этом уверена. Есть кровососы пострашнее.

Лариса нравилась Оксане. В первые дни работы у Малиновских — а Лариса работала у них практически с самого рождения Степы — Оксана и Василий, изображая любящих супругов, сообщили няне, что сын их особенный, поэтому ему нужно особое обращение во всем: начиная с питания и заканчивая домашним обучением. Но лишних вопросов при этом лучше не задавать.

Будучи женщиной неглупой, Лариса поняла, что мальчик особенный, но не совсем в том смысле, в каком ей изначально преподнесли. Конечно, всего няне известно не было. Как бы не переживал по этому поводу Василий («Она похоронит нас своим любопытством!» — часто ныл он). Оксана знала, что Ларисе известно недостаточно для того, чтобы иметь представление даже о десятой части того, что происходит в Лаборатории. За девять лет, что няня проработала в семье Малиновских, она стала одним из самых близких людей для Степы, а со временем и для Оксаны; человеком, которому она могла доверить жизнь сына. Лариса тоже испытывала к Степе сильные чувства, иначе она бы не согласилась помочь Оксане вывезти мальчика из страны.

Степа и Лариса закончили завтракать. Мальчик встал из — за стола и подошел к Оксане.

— Хорошего дня, мамочка! — сказал он. Степа подошел, обнял Оксану и поцеловал ее в щеку.

С самого рождения сына Оксана прикладывала максимум усилий, чтобы не привязаться к мальчику. Ведь ее сыном Степа был только во вторую очередь, а в первую — биологическим материалом для величайшего прорыва в науке. Сейчас Степа был для Оксаны всем, однако показать этого она не могла — она просто не умела быть мамой. Но Оксана обязательно научится. Когда все закончится. Женщина мечтала когда — нибудь научиться быть мамой, достойной любви сына.

До Степы Оксана родила четырех детей. Троих она потеряла. Судьба четвертого, Германа, была не лучше, а может даже хуже судеб других. И с каждым ребенком потеря воспринималась Оксаной все тяжелее. «Материнский инстинкт точно придумал не Бог, а кто — то по ту сторону райского забора», — думала она. А тут — Степан, на успешное рождение которого женщина уже не надеялась! В течение девяти лет Оксана видела, как мальчик рос и развивался. Он был абсолютно здоров и по умственным способностям опережал сверстников. И иногда, заглядывая в эти детские глаза, искренний взгляд которых еще не был попорчен такими взрослыми чувствами, как подлость и злоба, Оксана молилась, чтобы у Степана вдруг обнаружился дефект, способный помешать Изъятию. Она — сильный и властный ученый, которая никогда не хотела детей — сыпалась на осколки из — за маленького мальчика.

Оксана обняла Степана. Мальчик прижался к ее груди, словно котенок, ищущий тепла маминого сердца сквозь толстый слой шерсти. Женщина почувствовала, как ком в ее горле достиг размера яблока. От Степы пахло овсянкой и молоком, будто время пошло вспять.

Наконец Степа отпустил маму и посмотрел на нее.

— Мамочка, ты в порядке? — спросил он. Видимо, слезы на глазах у Оксаны все — таки выступили.

— Да, малыш, все хорошо, — сказала женщина и погладила мальчика по спине. — Иди, у вас с Ларисой еще много дел.

Степа кивнул и вышел из столовой. Лариса пожелала Оксане приятного аппетита и вышла за мальчиком.

Оксана осталась одна. Есть не хотелось. Напротив — у женщины было ощущение, что ее сейчас вывернет наизнанку. Ничего, сегодня все закончится. Причем, для Оксаны все могло в прямом смысле закончиться. Шипилов был человеком страшным. Он носил фамилию, которая в их кругах навевала ужас. До Константина Лабораторию возглавлял его отец — Григорий Ипполитович. Оксана не могла с уверенностью сказать, кто был более жестоким и хладнокровным — отец или сын. Если ад существовал, для них там был выделен семейный котел.

Сегодня Оксана разрушит все, над чем работала семья Шипиловых несколько десятков лет. И существовал реальный шанс, что ей из этой игры живой не выйти. Когда Оксана обсуждала свой план с единственным и самым близким другом — помощницей Алисой, та сказала: «Степа же может пережить Изъятие. Тогда ты заберешь его, уйдешь из Лаборатории, как ты и хотела, и забудешь все, как страшный сон». Ах, Алиса! Если бы все было действительно так, как в ее наивных представлениях! Но даже если Степа переживёт операцию, Шипилов не позволит ей оставить мальчика: Степа — «материал, принадлежащий Лаборатории». Что делали с «отходным материалом» в виде тех детей, которых Оксана уже потеряла — ей не говорили. Скорее всего — кремировали, не оставив и малейшего следа от их недолгого существования. Будто до их жизней никому не было дела.

Когда четвертому ребенку Оксаны — Герману — посчастливилось родиться с отклонениями, Шипилов, который всегда лично присутствовал в ходе «операций по извлечению детей», сразу заявил, чтобы от мальчика «избавились». Оксане дали увидеть ребенка, хоть это и было вне правил. И когда одна из сердобольных медсестер клиники при Лаборатории, рассказала о приказе начальника, Оксана решила, что не даст убить своего ребенка. Материнский инстинкт тогда взял свое и что — то в женщине надломилось. Не без помощи сотрудников, подобных доброй медсестре, Оксане удалось вывезти Германа в дом своих родителей. Отец — человек невероятно тяжелого характера — сначала был против такого подарка, однако вскоре прикипел к мальчику. Герман рос, окруженный любовью бабушки и дедушки, которые в нем души не чаяли, тети, дяди и двух любящих сестер. Оксана знала, что это лучшее, что она могла дать сыну.

О судьбе Германа не было известно никому, кроме родителей Оксаны, и семьи ее сестры — Лили. Даже Василий думал, что Герман давно мертв. Но мальчик был жив. Пусть Герман и был прикован к инвалидному креслу, не мог разговаривать и полноценно двигаться, ему выпал шанс прожить жизнь полную любви и заботы, сколько бы таковая не длилась.

Еще полгода назад, когда в Лаборатории начали проводить финальные подготовительные процедуры перед Изъятием, а Шипилов уже купил ящик дорогущего шампанского, чтобы отметить сулящую ему Нобелевскую премию, Оксана решила, что уйдет из Лаборатории. Она не знала, чем займется, может, подастся в монастырь — говорят, там можно искупить все свои грехи. Лишь молитвы миллионов монахов и монашек могли спасти Оксану от огненной гиены, ожидавшей ее в конце пути.

Не только мысль покинуть Лабораторию посещала Оксану с завидной частотой. Она думала и о том, что пора развестись с Василием. Супруги уже давно жили в разных комнатах. Кроме того, сейчас, словно очнувшись от продолжительного сна, Оксана обнаружила, что ее воротило от человека, проживавшего с ней под одной крышей. Когда они встретились, будучи студентами, Оксану привлекла их с Василием схожесть: оба были холодными, бесчувственными и зацикленными только на себе; оба были атеистами и оба не хотели детей. Оксана с детства решила, что сфера нежных чувств для нее закрыта, поэтому не питала иллюзий на тему большой любви и родственности душ. Василий не был красавцем и не вызывал в Оксане любовного трепета, зато у него были приятные бонусы в виде трехкомнатной квартиры в одной из сталинок, перешедшей ему от покойных родителей, и связей в научных кругах, с помощью которых Василий устроил юную Оксану в Лабораторию. Там Оксана сразу зарекомендовала себя как настоящий гений в области генетики. Каковым она по сути и являлась. Поэтому через непродолжительное время все свои нужды в виде денег и связей Оксана стала закрывать сама. Но жить с Василием не перестала. Она пыталась убедить себя, что вышла за него, может, и не из — за большой любви, но хотя бы из — за достаточно сильной привязанности. Ведь что — то же ее привлекло в сухом, прагматичном и местами даже жестоком Василии… Конечно, Оксана понимала, что это было: он был ее отражением.

Как раз когда Оксана думала о своем муже, он появился в дверях столовой.

— Где Ассоль? — сходу спросил мужчина.

— Наверное, убирается или готовит обед, — сказала Оксана отвлеченно.

Сейчас больше всего на свете ей хотелось покинуть этот дом и этого человека. Она посмотрела на мужа, будто пыталась выловить в его чертах то самое, что привлекло ее пятнадцать лет назад. И что отталкивало сейчас. Он был тучным с мелкими чертами лица. Пятнадцать лет назад он был таким же. «Может, его прическа?» — подумала Оксана. Нет, когда они познакомились, у Василия на голове было что — то, напоминавшее хвост крысы, пренебрегавшей душем. С подачи Оксаны он привел себя в порядок. Характер? Это был самый большой сноб, которого Оксана когда — либо знала. Кроме того, Василий был эгоистичен и малодушен. Он был таким и пятнадцать лет назад. Он не изменился.

— Чего ты на меня так смотришь?

— Ничего, — Оксана тряхнула головой.

— Я говорю, горничная! Наверное, опять курит или болтает по телефону. За что мы ей платим! — Василий был одет в массивный халат, который они купили в Марокко лет десять назад и который никак не шел манерам своего хозяина. Мужчина выглядел комично.

— У нее итак слишком много обязанностей, а тебе жаль тех нескольких минут, что она отдыхает? Рабство давно отменили, — спокойно сказала Оксана.

— С каких это пор вы, Оксана Алексеевна, у нас такая моралистка! — Василий улыбнулся, давая понять, что издевательства приносят ему немало удовольствия.

Оксане не хотелось продолжать этот разговор. Она встала из — за стола.

— Вы даже не хотите позавтракать со своим мужем? — спросил Василий все в той же манере. — С тем, кто дал вам все, что вы имеете сегодня: деньги, карьеру, этот дом? — голос мужчины начал выдавать вскипавшую в нем злобу. Злобу отчаявшегося человека, который знает, что это все, что ему остается.

— У меня много работы. Нет времени на долгий завтрак. Приятного тебе аппетита.

***

На третьем этаже Лаборатории Генетических Исследований, на котором располагался кабинет Оксаны, ничто не выбивалось из привычной колеи. Но женщина сразу почувствовала напряжение, царившее в ее владениях: когда она шла по коридору, то ощущала взгляды, бившие в спину словно сотни выстрелов: «Бам! Бам!» С каждым из них дышать Оксане становилось все труднее. О чем они думают? Наверняка, о том, что она бессердечное существо, которому не место на этой планете. Интересно, хоть кто — то ее жалеет? Оксана даже не могла с уверенностью сказать, заслуживала ли она жалости в своих глазах.

Закрыв дверь кабинета, Оксана громко и медленно выдохнула. Ноги подкосились. На столе уже громоздилась кипа бумаг, которые предстояло проверить и подписать перед Изъятием. Если все пройдет гладко, они ей не пригодятся. Но Оксана все равно должна была делать вид, что готовится к операции.

В дверь постучали. В проеме показалась миловидная голова Алисы с черными спадавшими на лицо волосами. Вот она — пожалуй, единственный человек в Лаборатории, который испытывал к Оксане что — то, кроме отвращения и страха.

— Кофе? — спросила девушка.

— Непременно.

— Будет сделано! — радостно ответила Алиса и добавила: — Я оставила на твоем столе бумаги, которые передал Шипилов. Он велел ознакомиться с ними в течение нескольких часов и подняться к нему. Но я думаю, ты можешь не торопиться — Константин Григорьевич сегодня в хорошем расположении духа, — она сжала губы, что означало что — то вроде «такой вот он людоед».

Алиса вышла и оставила Оксану одну. Женщина как нельзя отчетливее ощутила накатившее одиночество. Она опустила глаза на бумаги, которые отделяли ее от убийства самого близкого ей человека.

Оксана знала, что ее подпись здесь была лишь формальностью: Шипилов все равно доведет дело до конца — с ней или без нее. У него были слишком хорошие связи, чтобы не только покромсать мальчика, но и посадить ее за решетку. А лучше, чтобы не болтала — вовсе убить. Она знала несколько головорезов, которые прекрасно с этим справлялись. Джеймс, кстати, был из их числа. И, хотя он уже долгое время верой и правдой служил в том числе и Оксане, она была уверена, что, прикажи Шипилов ее прикончить, рука у Джеймса не дрогнет.

На столе лежало порядка дюжины папок разных размеров. Оксана открыла ту папку, что лежала наверху. На первой странице было что — то вроде выписки из роддома, только не обычного, а находящегося под сенью Лаборатории. На фотографии был новорожденный. «Степан. 3 килограмма 200 грамм. Родился без видимых отклонений. „М“ успешно прижилась в цепочке ДНК», — гласил текст рядом с фотографией. Дальше информация носила сугубо научный характер, но в основном касалась не ребенка, а злосчастной бактерии «М» (то бишь, «Miracle» — с англ. Чудо). Мальчик интересовал ученых не более, чем сосуд. И Оксана в начале эксперимента была в их числе.

С фотографии на Оксану смотрел невидящим взглядом медовых глаз маленький сморщенный человечек. Он еще не различал лиц, но наверняка уже тогда знал, что Оксана его мама. Фотография начала меняться. На ее поверхности один за другим начали появляться пузыри. Оксана поняла, что плачет.

В кабинет вошла Алиса с подносом и тут же, увидев Оксану, закрыла дверь на ключ, поставила поднос на стол и подошла к женщине. Оксана сидела, вцепившись руками в волосы и облокотившись о стол.

— Что я наделала… — тихо сказала она.

Алиса молча села у ее колен. Углубляясь все дальше в осознание совершенного преступления, Оксана начала тихо скатываться на пол в объятия помощницы. Она припала к груди Алисы, зарылась в ее белую блузку и разревелась. Оксана рыдала неистово, но беззвучно. Только плечи ходили ходуном вверх и вниз. Алиса молча сидела и гладила подругу по голове.

Через десять минут Оксана уже не ревела, только всхлипывала. Ослабев, она лежала в руках у Алисы. Когда Оксана подняла взгляд на девушку, та сказала:

— Мы все исправим.

Оксана молча кивнула. Потом произнесла:

— Алиса, я ужасный человек.

— Ты — прекрасный человек. Лучший из всех, кого я знаю.

— Хороший человек не рожает ребенка, чтобы превратить его в подопытную крысу и отправить на вечную смерть.

— Всякое бывает, — Алиса засмеялась. Потом подумала и добавила: — Ты почему — то думаешь, что хороший человек тот, который не совершает ошибок. А мне видится, что ошибки свойственны всем. Хороший человек осознает, что поступил плохо, и пытается это исправить.

— Ты точно хороший человек.

Алиса засмеялась.

— Но я ведь пришла работать в Лабораторию с той же целью, помнишь?

Оксана задумалась. Действительно, около десяти лет назад, когда Алиса впервые пришла в Лабораторию, Оксана увидела в ней себя: она была целеустремленной карьеристкой. Только эта версия была в стократ лучше.

— Каковы шансы, что ему не все равно на мнимую болезнь Степы?

— Процентов десять — не больше, — ответила Алиса.

— Тогда будем надеяться на эти десять процентов.

— Пойду сменю рубашку.

Алиса вышла из кабинета и закрыла дверь снаружи. Несмотря на то, что девушка была младше Оксаны всего на десять лет, она казалась женщине на удивление молодой, активной и полной сил. В отличие от самой Оксаны, которая себя видела потрепанной и уставшей, хотя ей было всего сорок с небольшим. Оксана снова осталась одна. Она зашла в ванну и внимательно себя осмотрела. Макияж на опухшем лице оставался идеальным: женщина всегда пользовалась только водостойкой косметикой. Не потому что плакала (те редкие случаи, когда на ее лице появлялись слезы, происходили дома в ее комнате), а потому что могла работать до поздней ночи. Но о других составляющих ее внешнего вида нельзя было сказать того же: рубашка была мокрой и мятой, прическа превратилась в гнездо.

В дверь постучали, и в зеркале Оксана увидела руку Алисы с вешалкой. На ней висела чистая блуза и юбка — карандаш. Женщина взяла одежду, и рука исчезла. Однозначно, Алиса была лучшей помощницей, которую Оксана могла пожелать. И ей было нестерпимо жаль, что она потащила Алису за собой, когда решила увезти Степу, вовлекла ее в эту авантюру, которая могла кончиться плохо для всех ее участников.

Когда Оксана вышла из ванной, помощницы в кабинете уже не было. На столе были аккуратно сложены папки с документами, стояла чашка с кофе — будто ничего и не было. На недавнее происшествие ровным счетом ничего не указывало. Алиса избавилась от улик, и теперь Оксане казалось, что они одновременно проживали в двух версиях происходящего: в одной Оксана рыдала на полу у себя в кабинете, в другой — оставалась непробиваемой и железной.

Время близилось к полудню. Оксана мельком проглядела документы, чтобы не углубляться и не повторить слезливую сцену: во второй раз запасной блузки у Алисы может не оказаться. Там, где требовалось, женщина поставила подписи и, взяв документы под мышку, пошла в кабинет Константина Шипилова.

***

Логово главы Лаборатории Генетических Исследований находилось на верхнем этаже непримечательной пятиэтажки. Однако тут было все, чтобы спасти Царя и Бога от любых покушений на его бесценное тело: все двери, представлявшие собой многотонные железные махины, находились под электронными замками, а охраны на одном этаже было вдвое больше, чем на четырех нижних вместе взятых.

Оксана, которая в Лаборатории имела высокий уровень доступа (на два уровня выше, чем у Василия, что заставляло мужа каждый раз впадать в бешеное негодование), беспрепятственно прошла к кабинету Шипилова, и только здесь ей понадобилось особое разрешение.

Войдя, женщина увидела такую самодовольную улыбку на сухом лице начальника, что ей тут же захотелось наброситься на него и выцарапать глаза. Шипилов сидел на кресле, вытянув свои неестественно длинные ноги на стол.

— Оксана Алексеевна! — воскликнул он и развел руки в приветственном жесте, даже не сменив позы. — Обмениваться поздравлениями еще, конечно, рано, но согласитесь: сегодня великий день!

— Несомненно, — сухо произнесла Оксана. Она была не в силах изображать людоедский восторг.

— Не вижу радости на вашем лице, — мужчина опустил ноги и наклонился над столом, сложив перед собой скрещенные руки. — В чем проблема?

— Видите ли, Константин Григорьевич, мне приходится сообщить вам о проблемах, которые у нас возникли.

Шипилов нахмурился. Его тонкие губы, которые минуту назад расплывались в ликовании, теперь сжались до размера пятирублевой монеты.

— Ну? — процедил он сквозь зубы.

— Прежде всего хочу отметить, что состояние здоровья Степана крайне тщательно мониторилось на протяжении последних трех месяцев…

— Ближе к делу! — Оксана почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки. Шипилов был единственным человеком в мире, кто мог вызвать в Оксане дрожь.

— Степа заболел, — выпалила Оксана.

— Чем?

— Похоже на банальную простуду, но лучше перестраховаться.

— Плевать. Это не помешает Изъятию.

— Но у него температура! — воскликнула Оксана. — Организм мальчика истощен, он может просто — напросто не пережить операцию…

— Плевать.

— Вы же должны понимать…

— Да мне насрать! — закричал Шипилов, поднялся из — за стола и ударил по нему ладонями. — Ты знаешь, сколько мы готовились к Изъятию! Ты знаешь, какие суммы выделяются на этот эксперимент! Все, чего я просил — это проследить за здоровьем мальчика оставшиеся, сука, три месяца. И вот в день Изъятия ты говоришь мне, что у него температура! — мужчина выкрикнул последнюю фразу так громко, что Оксане показалось, их могут услышать даже за бронированной дверью.

— Это обстоятельства, не зависящие от нас.

— Да мне насрать, — опять повторил Шипилов, только теперь голос его звучал тише. Он сел в кресло, придвинулся к столу и принял привычную позу. — Для нас главное — чтобы бактерия не пострадала. Чтобы мальчик в два был здесь! Свободна!

Внутри у Оксаны все кипело. Она подошла к столу начальника и с грохотом положила бумаги. Шипилов поймал ее за руку, привлек к себе и прошипел в лицо:

— Слушай сюда. Я сделаю вид, что не заметил этой выходки. Но если это повторится — ты вылетишь из Лаборатории, и единственная работа, которая тебе светит — это кассир в супермаркете. Я об этом позабочусь.

Оксана стояла молча и ждала, когда начальник ее отпустит. Она не смотрела на него. Наконец Шипилов ослабил хватку, и женщина смогла высвободить руку.

— Я слишком много сделал, чтобы в конце пути мне помешал твой внезапно проснувшийся материнский инстинкт. И, каким бы выдающимся ученым ты ни была, если эта лодка пойдет на дно, ты потонешь первой. Это ясно?

Оксана кивнула.

— Можешь идти.

Женщина вышла из кабинета. Гордо держа голову, она прошла по коридорам и спустилась в свою обитель. Когда дверь за Оксаной закрылась, она тяжело вздохнула.

Постучали, и показалась голова Алисы:

— Ну что, получилось?

Оксана сжала губы и помотала головой. Алиса скорчила гримасу, которая наверное означала: «попытка — не пытка».

— Я говорила с ребятами из Клиники. Один из них — Пашка… Павел, — исправилась Алиса, — будет одним из хирургов. Он сказал, что шансы на успешный исход операции довольно приличные.

— Я знаю, какие у нас шансы, — перебила ее Оксана. — Алиса, я знаю это дело вдоль и поперек. Я наизусть выучила каждый шаг этой операции. Это мое детище, я так долго его растила.

Было не вполне понятно, к чему именно относилась последняя фраза: к «М» или к Степану. Оксана и сама не была в этом уверена.

— Даже если есть шанс, что Степа выживет при Изъятии, его сердце все равно остановят еще до того, как он придет в сознание. Поэтому я не собираюсь полагаться на теорию вероятности. Степа и Лариса, должно быть, уже на пути к Квартире. Нам нужно продержаться, пока не убедимся, что они в безопасности.

Через десять минут черный внедорожник уже катил по Кремлевской набережной, чтобы затем, выехав на Кутузовский проспект, умчаться вдаль за МКАД. Там находилась Клиника Лаборатории Генетических Исследований, в стенах которой творились такие ужасные вещи, какие нормальному человеку не приснятся даже в самых страшных кошмарах.

Оксана смотрела в окно автомобиля. Там мимо пролетала ее прошлая жизнь. Если все получится, она не увидится с этими местами еще очень долго. А если не получится… — то вовсе не увидится. Оксана посмотрела на Джеймса, который вел машину. За солнцезащитными очками женщина не могла угадать, куда он смотрел. Может, на дорогу, а может, в зеркало заднего вида — прямо на нее. «Псих», — подумала Оксана. Ее взгляд упал на небольшой горб на правом боку Джеймса — это был пистолет, он слегка топорщил кожаную куртку. Если то, что любое ружье в конечном итоге выстрелит, правда — конкретно это будет нацелено на нее.

Глава 2

Дорога от Лаборатории до Клиники занимала около часа. Оксана посмотрела на Алису: девушка была спокойна, и, поймав на себе взгляд подруги, невозмутимо улыбнулась. Кажется, этот человек был неисправимым оптимистом. Алиса всегда умела поднять Оксане настроение. Она считала, что любая проблема решаема. Оксана часто думала: «Милая Алиса, как больно тебе будет однажды, когда ты столкнешься с чем — то, что тебе не подвластно».

Когда магистрали сменились густым лесом, женщина задумалась, что в каком — то таком же лесу у ее Степы есть любимая опушка, на которой они с Ларисой устраивают пикники. Пока она думала, деревья стали чаще, и вскоре огромные ели заслонили солнечный свет, оставляя путников в кромешной тьме. Это значило, что ехать оставалось недолго.

Изъятие было запланировано на следующее утро. Сегодня Степан должен был пройти необходимые обследования — так называемую подготовку. Оставалось полчаса до назначенного времени. А значит — полчаса до взрыва вулкана под названием Константин Шипилов. Было бы намного проще, поверь он в легенду о неважном самочувствии Степы… будь он чуть более человечным. Но работать приходилось с тем, что имелось. Вообще, ни Константин, ни его отец, возглавлявший Лабораторию в течение тридцати лет, не отличались человеколюбием.

Женщина посмотрела на часы. По ее расчетам Лариса уже должна была отвезти Степу на квартиру, которую Оксана заранее подготовила. Точнее, не она, а ее давнишний друг — полковник спецслужб Виталий Халберт. Несколько лет назад судьба свела Оксану с Халбертом и несколькими его сослуживцами. Такие знакомства в Лаборатории не поощрялись, но отец всегда говорил Оксане: никогда не знаешь, за какую команду придется играть, так что нужно иметь союзников по обе стороны. Как — то незаметно мимолетное знакомство переросло в многолетнюю крепкую дружбу между Оксаной, Виталием и еще несколькими спецами на пенсии, которые теперь находили себя в разнообразных ремеслах.

Когда Оксана позвонила Халберту и описала ситуацию, мужчина без лишних вопросов согласился ей помочь. «Говорил я тебе, Оксана, не такая уж ты и железная! — посмеялся он. — Надеюсь, ты не со своего телефона звонишь? Нет? Вот и хорошо. Привози мальчика по этому адресу. Записала? Я договорюсь: его там спрячут. Улетят сразу, как будут готовы документы. Поняла? И телефон выброси. Перезвонишь с нового. М? Да… Не за что».

План Оксаны заключался в том, чтобы вывезти Степу и Ларису из страны. Няня согласилась на этот отчаянный шаг на удивление просто, хотя Оксана и предупредила ее, что речь идет даже не о паре лет — минимум пяти — десяти. «Что такое десять лет, если мы говорим о спасении невинной детской жизни!» — воскликнула Лариса. Тем более, лететь придется не в страну третьего мира, а как минимум во Францию или Швейцарию — Оксана уже перевела на счет швейцарского банка крупную сумму, которую откладывала все эти пятнадцать лет, оставив немного себе и чуть больше, чем немного — Герману. Эти деньги она оставила наличными и спрятала, потому что, как только Шипилов поймет, что Степа сбежал, за Оксаной будет установлен особый надзор. В том числе, за ее телефоном и счетами. Поэтому Оксана заранее обзавелась несколькими одноразовыми мобильниками, которые были спрятаны повсюду — начиная от ее дома и заканчивая той же Клиникой. Да, предусмотрительность всегда была ее сильной стороной.

У входа в Клинику Оксану встретил Макс — охранник, который целыми днями пялился в монитор, и это был не монитор видеонаблюдения, а обычный старый телевизор. Грузный, но всегда приветливый мужчина расплылся в улыбке, когда Оксана проходила через рамки металлоискателя. Женщина слабо улыбнулась в ответ и поднялась на третий этаж, где находилась палата Степана. Тут было стерильно чисто, повсюду стояло новое оборудование, а над изголовьем кровати висело сразу несколько мониторов — в общем, было сделано все, чтобы ребенок чувствовал себя здесь максимально некомфортно.

Тут висел телевизор, но Оксана готова была поспорить, что Степан предпочел бы ему книгу — литература интересовала его куда больше мультиков. Может, потому что Оксана его этому научила. Она старалась воспитывать в нем любовь к чтению и знаниям. Зачем? Оксана и сама не знала. Наверное, ей хотелось, чтобы Степа прожил интересную и достойную жизнь, сколько бы она ни длилась.

— Оксана Алексеевна, в кабинете главврача вас ожидает Константин Григорьевич. Он уже на месте, — произнес за ее спиной молодой мужчина в халате. Это был Иван.

— Быстро же он…

— Вы же знаете, когда он едет, вся Москва расступается, а инспекторы салютуют… — сказал Иван и погрузился в мечтательное созерцание своих слов. Потом парень осекся: — В общем, вы поняли.

***

В кабинете Оксану действительно уже ждал Шипилов в паре с главврачом Клиники Маратом Войтовым — человеком тучным, потным, готовым продать родную мать, если за нее предложат хорошую цену. Когда женщина вошла, мужчины смеялись. В руках у них были коньячные бокалы.

— Оксана Алексеевна, — Войтов распахнул свои потные объятия по направлению к женщине.

— Марат Сергеевич, я бы хотела воздержаться от объятий, — осадила его Оксана. — С вашего позволения.

— Ну, конечно — конечно, — мужчина осекся и отошел обратно к своему столу.

— Оксана Алексеевна, надеюсь, вспышек непредвиденной сердобольности больше не ожидается?

— Ну нет! — удивился Войтов и наигранно развел руками. — Вы точно говорите про нашу Оксану Алексеевну? Она же железная леди!

— Да — да, — ответил Шипилов. Он улыбнулся и посмотрел на Оксану. В его взгляде читалась издевка. — Именно эта железная леди сегодня пыталась сорвать Изъятие.

— Не может быть! — так же наигранно воскликнул главврач.

— Ни в коем разе, — спокойно ответила Оксана. — Я всего лишь указала Константину Григорьевичу на плохое самочувствие мальчика.

— И намекала на то, чтобы перенести Изъятие, — закончил Шипилов.

— Потому что ребенок может умереть, — сказала Оксана и посмотрела начальнику прямо в глаза.

— Нет — нет, это невозможно! — воскликнул Войтов. — Если перенести Изъятие, мы потеряем много, очень много денег. Потом пристыжено добавил: — Я уверен, мальчик будет в порядке.

— Нас не интересует, будет ли в порядке мальчик, — резко перебил его Шипилов. — Нас интересует только «М»! И я прошу каждого из здесь присутствующих запомнить это!

Шипилов выглядел одержимым. Оксана видела, как его глаза наливаются кровью — бокал в его руке явно был не первым. Он отпил еще и громко вздохнул, смакуя напиток.

— Ох, чуть не забыл, — спохватился Войтов. — Оксана Алексеевна, вам налить?

— Ей еще работать, — вмешался Шипилов. — Мальчик уже в палате?

Оксана посмотрела на свои часы. Их ей подарил один хороший знакомый из числа уже упомянутых спецов. С виду часы были очень строгими — в классическом швейцарском стиле. Но если приглядеться, можно было увидеть под их стрелками целый волшебный мир: луну, солнце и звезды. Никто из окружения Оксаны никогда не приглядывался к ним. Кроме Степы. Он мог смотреть на них вечно, находя в причудливых сплетениях новые звезды.

На циферблате было два часа пятнадцать минут. Степа с Ларисой уже должны были добраться до квартиры.

— Думаю, что да, — ответила Оксана.

— Ну так иди, — сказал Шипилов и посмотрел на женщину снизу вверх, вопрошающе подняв брови.

Оксана поняла, что начальник почувствовал в ней слабину. Он никогда не общался с ней подобным образом. Мужчина всегда был с Оксаной вежлив и обходителен, насколько может быть обходителен один хищник с другим — равным себе по силе. Но сейчас… Шипилов учуял ее страх.

Оксана давно поняла, что хочет уйти из Лаборатории, однако она не могла оставить Степана. Где — то глубоко в душе она верила, что все само как — то разрешится: например, Лабораторию закроют или на Землю упадет метеорит.

Оксана спустилась в палату, где ее ждали Алиса и Иван.

— Я думал, Степа с вами, — сказал Иван. — Нам уже пора начинать.

— Нет, я была у Шипилова. А что, Степан не появлялся?

— Пойду проверю еще раз, может, он в холле, — сказал парень и вышел из палаты.

Оксана обернулась, посмотрела на Алису и сказала:

— Грядет буря.

***

Не прошло и десяти минут, как в помещение ворвались трое: Шипилов, Войтов и Иван, который выглядел так, будто его взяли за шкирку и хорошенько потрепали.

— Где он?! — выкрикнул Шипилов и подошел вплотную к сидевшей в кресле Оксане.

— Я не знаю, — спокойно ответила женщина.

— Слушай сюда, сука, — он выставил указательный палец и зашипел: — Я знаю, это как — то связано с твоими утренними излияниями у меня в кабинете!

— Нет, я не имею к этому никакого отношения.

— Тварь, я усажу тебя за решетку! — Шипилов замахнулся, и Оксана сначала услышала громкий шлепок, а потом почувствовала жгучую боль.

— Да как вы смеете! — закричала Алиса.

Шипилов замахнулся и на нее, но вовремя остановился с рукой, занесенной над испуганной девушкой. Оксане не было страшно. И уж точно не больно. Она была к этому готова. Женщина открыла глаза и посмотрела на начальника.

— Я понятия не имею, где он, — сказала она.

В дверях появилась лысая голова Джеймса, за которым, видимо, послали.

— Надо найти мальчика как можно скорее. Не важно, как — но он должен быть здесь, — сказал Шипилов, обращаясь к Джеймсу.

— Сделаем.

— И, Джеймс… мальчик должен быть доставлен сюда невредимым. Здоровье и сохранность других меня не интересуют. Ясно?

— Более чем! — сказал Джеймс и расплылся в кровожадной улыбке. — Оксана Алексеевна, мальчик уехал с Ларисой? — он посмотрел на Оксану. Внутри у женщины все сжалось.

— Да… должен был. Я ушла из дома раньше.

— И на чем же они поехали? — спросил Шипилов.

— На такси, наверное…

Шипилов резко повернул голову и посмотрел на Оксану:

— То есть, в твоем распоряжении дюжина водителей, но ты отправила мальчика на такси? Ты вообще понимаешь, масштабы этого проекта?!

— У них с Ларисой есть особое место, которое они хотели посетить перед Изъятием…

— Да мне насрать с высокой колокольни, что там у них за место! Он не просто мальчик, Оксана! И не твой сын. Когда у тебя будут дети, посылай их куда угодно, хоть на колеснице. А этот мальчик — стратегически важный объект! — он выдохнул. — Разберусь с тобой, когда все это закончится.

Шипилов вышел из палаты. За ним засеменил Войтов, приговаривая:

— Ох, бабий бунт какой — то!

Иван тоже ушел — видимо, чтобы подлатать свои нервы. Не уходил только Джеймс. Он стоял в дверях и с прищуром разглядывал Оксану.

— Вы, Оксана Алексеевна, ничего не хотите мне рассказать?

— А должна? — Оксана понимала, что этому человеку с сегодняшнего дня не начальница, но не хотела терять лицо.

— Это вы мне скажите.

— Мне нечем с вами поделиться.

— Я так не думаю. Например, мне бы не помешала информация, где именно находится «особое место» мальчика и няньки.

— Я не знаю, — Оксана посмотрела на Джеймса. Его лицо менялось — не в лучшую сторону. — Это какая — то лесная опушка. Наверное, недалеко от нашего дома.

Джеймс снова улыбнулся:

— Так намного лучше, Оксана Алексеевна! Нам с вами нужно сотрудничать — ведь мы оба хотим одного, ведь правда?

Оксана кивнула. Когда Джеймс выходил из палаты, он обернулся и посмотрел на Алису. Мужчина ухмыльнулся, подмигнул девушке и ушел.

***

Оксана и Алиса сидели бок и бок в гробовом молчании. Наконец Оксана сказала:

— Знаешь, я думала, что когда это закончится, я уйду из Лаборатории, куплю домик в деревне недалеко от родителей и буду там жить.

— Прекрасный план, — тихо сказала Алиса.

— Но теперь не будет мне деревенского спокойствия.

Алиса промолчала. В этот раз она не стала убеждать Оксану в положительном исходе.

— Знаешь, у меня есть сестра Лиля. Вообще — то она не просто сестра, мы с ней двойняшки. И вот я всю жизнь не любила Лилю за то, как она мыслила, насколько простой жизни хотела: дом, детей, работать учителем в школе… — Оксана задумалась. — А она искренне меня любила. Всегда. И сейчас она заботится о Германе. И, я знаю, будет заботиться о нем до конца его дней.

— Хорошо, что у тебя есть такая сестра, — сказала Алиса. — А у меня никого нет, кроме мамы. Отец умер десять лет назад. Ни братьев, ни сестер.

— Тебе лучше не участвовать в этом, — Оксана посмотрела на Алису.

— Почему?

— У тебя еще все впереди. Ты можешь уйти из Лаборатории, выйти замуж, родить детей. Я возьму весь удар на себя, Шипилов не будет знать о том, что ты мне помогала.

— Знаешь, — сказала Алиса, — говорят, что умирать не страшно, если ты сделал за свою жизнь что — то хорошее для других людей. Вот недавно я задумалась, что в моей жизни нет поступка, который останется после меня.

— Ты зря так говоришь. Ты хороший человек.

— Да, но перевести бабушку через дорогу — это, конечно, хорошо, но не так, чтобы умереть не страшно, — Алиса улыбнулась. — А спасти жизнь ребенка — это действительно тот самый поступок.

Оксана молчала. Она думала о том, что если она не спасет Степу, это может сохранить жизнь таких же детей. Одна жизнь против миллионов.

— Эта вакцина, — произнесла Оксана, — может спасти жизни многих детей…

— Может… — согласилась Алиса. — А может не спасти. Стопроцентного успеха никто не гарантирует. Я уверена, наши ученые найдут другой способ прорастить «М»… Не используя детей.

— Ты знаешь, — сказала Оксана, — пока я не родила, я не знала, что можно кого — то любить так сильно. Все этот треклятый материнский инстинкт. Без него я была успешным ученым. А сейчас я кто? — она вздохнула.

— Если бы наши мамы не любили нас так сильно, — ответила Алиса с таким же вздохом, — пусть руководствуясь инстинктами — мы бы не дожили и до года. Человечество бы вымерло без материнской любви. Вот так.

В палату вошел Иван.

— Я зашел сказать, что Шипилов сказал… в общем, вам надо ехать домой.

— Он отпускает нас домой? — удивилась Оксана.

— Да, но он сказал, чтобы вы никуда не уезжали и что он узнает, если вы не послушаетесь. Простите, — Иван посмотрел на Оксану виновато и добавил: — Про Алису Сергеевну он ничего не сказал.

Ехать сейчас домой было не в планах Оксаны. Она была уверена, что Шипилов, узнав о пропаже Степы, оставит ее при себе. Видимо, он не хотел, чтобы Оксана путалась под ногами. Но это было ей даже на руку. Улизнуть из дома было проще, чем из Клиники.

Проводив Алису и ожидая служебного водителя, который должен был заменить Джеймса, Оксана услышала знакомый, но отнюдь не приятный голос у себя над ухом:

— Ты что, серьезно дала Степану и няньке уехать куда — то на такси?! — это был Василий.

Муж Оксаны выглядел крайне взволнованным. В его глазах ясно читалась боль от того, что Оксана, которую он много лет назад устроил в Лабораторию, теперь может разрушить его карьеру. Василий был не ахти каким ученым, особенно в сравнении с Оксаной, однако считал, что жена обязана ему всем, что имела.

— Да, — спокойно ответила Оксана. — И она тебе не нянька. То, что ты носишь шелковый халат, не делает тебя арабским шейхом.

— Вот как ты заговорила! И это после всего, что я для тебя сделал!

— Что ты для меня сделал? — спросила Оксана. — Я для тебя сделала больше, прикрывая твою заносчивую задницу, которую без меня давно бы вышвырнули из Лаборатории.

— Ах ты! — мужчина покраснел от возмущения и даже начал задыхаться, всем своим видом показывая, насколько Оксана не права в своих суждениях. Его руки судорожно дергались.

— Я всегда говорил Константину… Косте… что ты сорвешь всю операцию, — сказал он наконец, когда смог сделать вдох и угомонить свой приступ удушающего возмущения.

— Ну иди и скажи Косте, — на последнем слове Оксана улыбнулась, — что ты так ему и говорил.

— Именно это я и собирался сделать, — сказал Василий и горделиво вскинул вверх указательный палец. — Этот мальчишка должен быть здесь немедленно! — голос мужчины сорвался, и это заставило Оксану усмехнуться. — Тебе смешно?!

— Да, — ответила она. — Если он должен быть здесь немедленно, иди и найди его. А я поехала домой.

— Вот так просто ретируешься?

— Мне приказано, — Оксана театрально раскланялась. — Ничего не могу поделать.

— Езжай! Дома мы с тобой еще поговорим!

— Обязательно! — крикнула Оксана, садясь в подъехавшую машину и махая мужу рукой. — Кстати, — сказала она с заднего сиденья автомобиля, — документы на развод я уже подготовила. Тебе осталось только подписать. Всего доброго! — и машина умчала Оксану в дом, который сегодня был ей ненавистнее, чем когда бы то ни было.

Глава 3

12 мая. Пятница

В этом году май в Москве выдался на удивление холодным. Женя стояла в длинном пальто и неуютно ежилась, ловя лицом ледяные капли дождя. Было уже без пятнадцати двенадцать, а Юра обещал быть на месте к полудню. Он никогда не опаздывал.

Еще загодя Женя увидела его: расслабленная походка, безупречный вид — даже когда Юра хотел выглядеть неряшливым, старательность, с которой он это делал, выдавала в нем педанта.

— Ты вовремя, — сказала Женя с некоторым раздражением. — Минута в минуту.

— А я когда — то опаздывал? — засмеялся мужчина и поцеловал жену в щеку.

Женя посмотрела на мужчину и подумала, что он был слишком правильным. Даже его белоснежная улыбка: ни одного винира. И ни одного желтого зуба.

Здание Центра Репродуктивного Здоровья возвышалось серой бетонной махиной. Пичугины уже полгода не могли зачать ребенка. С того момента, как Женя решила, что у них проблемы, и до сегодняшнего дня они сдали в лабораторию клиники порядка десяти литров различной жидкости.

И сейчас супруги, словно школьники, сидели в кабинете, убивающем своей стерильностью. Напротив за таким же белым столом сидел доктор.

— Вам нужно расслабиться, — сказал он. Худое лицо с густыми седыми усами и большие очки в толстой раме делали его похожим на доктора Айболита.

От белизны кабинета у Жени закружилась голова. Айболит выдержал паузу, будто размышляя, как лучше преподнести следующую информацию, а затем продолжил медленно и с расстановкой:

— Поймите, вы не первые, кто приходит с подобной проблемой. Но как только пары перестают зацикливаться на своей мнимой бесплодности, им сразу удается забеременеть. Все обязательно получится!

Пальцы Жени начали отбивать по столу неровную чечетку.

— Это все, что вы можете посоветовать нам после того, как мы сдали кучу анализов и заплатили двадцать тысяч? — спросила девушка.

Айболит вздохнул:

— Боюсь, что да. Анализы у вас хорошие, проблем никаких я не вижу. За этот прием я денег с вас не возьму.

— Мы в состоянии оплатить прием, — с раздражением сказала Женя. — Анализы хорошие, но забеременеть я не могу. Значит, проблемы есть, не правда ли? — голос девушки начинал дрожать от закипавшей злости. — Мы готовы пойти на ЭКО.

Айболит вздохнул снова, но на этот раз его вздох говорил о том, что ранее он был более высокого мнения о своих пациентах:

— Это крайняя мера. Поймите, полгода — это не критично. Некоторые пары не могут зачать ребенка по несколько лет. Попробуйте жить той жизнью, какой жили до решения завести ребенка, — доктор посмотрел поверх линз, отчего стал еще больше похож на известного мультипликационного героя. Потом он снял очки и наклонился к Жене с Юрой: — И каждый раз, занимаясь любовью, не думайте о том, что один из сперматозоидов обязательно должен стать вашим наследником. Если при всех условиях через год результата не будет, я жду вас у себя для принятия дальнейших мер.

Темп чечетки заметно вырос. Доктор озабоченно посмотрел на Женины пальцы:

— А сейчас советую вам попить чего — нибудь успокоительного. Состояние нервной системы напрямую влияет на вероятность успешного зачатия.

Кажется, у Жени в этот момент начал дергаться глаз, потому что доктор еще раз утвердительно кивнул — будто подтверждал свою собственную мысль. Юра слишком хорошо знал свою жену, чтобы понять, что более подходящего момента для отступления уже не будет.

— Спасибо, доктор, и до свидания! — выпалил он и вывел Женю из кабинета.

В больничном коридоре Центра кипело то, во имя чего он работал — жизнь. И эта жизнь сейчас проходила мимо Жени, радостно помахивая ей рукой. Девушка приблизилась к окну. Капли друг за другом стекали по стеклу, оставляя после себя длинные прозрачные хвосты. Женя провела пальцами по гладкой поверхности, провожая холодные кометы.

— Ему бы зверюшек в Африке лечить, а не советы раздавать, — сказала она.

— Может, он тут на полставки, а в свободное время — ветеринар, — попытался пошутить Юра, но Женя не смеялась. — Давай сходим в другую клинику, если хочешь. Но я, конечно, считаю, что…

— Что нам надо расслабиться? — спросила Женя и резко повернулась к мужу.

— Как вариант… — Юра замолчал.

Воцарилась пауза.

— Ты прав, мы пойдем в другую клинику, — сказала Женя. — Туда, где уважают личный выбор пациентов.

***

После ужина Женя уселась на диване с ведерком мороженого и ноутбуком. Она искала клиники, в которых не задавали лишних вопросов. Таких в Москве оказалось немало. Девушка почувствовала теплый комок, устроившийся в ее ногах. Это был Силвер — корги, который был скорее похож на игрушку, чем на собаку. Женя ласково потрепала собаку по загривку.

— Вот так, Силя, есть единственная неопровержимая власть в этом мире — и это деньги.

Пес посмотрел на хозяйку и сочувственно вздохнул. Тут Женя почувствовала, как что — то мягкое и горячее коснулось ее шеи.

Это был Юра: он подошел сзади и поцеловал ее.

— Чем занимаешься?

— Ищу клинику, в которой нам смогут помочь.

— И как успехи?

— К счастью, — воодушевленно сообщила девушка, — таких заведений в Москве пруд пруди. Вот смотри, — она ткнула в экран ноутбука, — у этой клиники много положительных отзывов.

Юра взял из рук жены ноутбук и сосредоточенно изучил страницу.

— Они продают недвижимость?

— Они помогают создать семью.

— Да нет, ты наверняка путаешь: тут цены как на квартиры! — Юра опять попытался пошутить. Уже во второй раз за день у него не вышло.

— Я думала, ты хочешь ребенка, — ответила Женя раздраженно.

— Очень хочу. Но ты знаешь, я считаю, что мы сами в состоянии…

Женя была готова разразиться злобной тирадой, чтобы в очередной раз объяснить мужу, что она итак максимально расслаблена, как вдруг под ее бедром завибрировал мобильник. Это было сообщение от человека, которого уже несколько лет для Жени не существовало. Георгий (или Гога) был ее любовью и самым страшным кошмаром в течение долгих (как ей казалось) лет.

Гога, которому на момент их встречи было чуть за сорок, видно, переживал кризис среднего возраста: разочаровавшийся в любви, он набивал свою телефонную книгу номерами молодых и наивных девушек (ибо немолодые и менее наивные не велись на его глупые подкаты), дабы упрочить свою самооценку. Может, в его отношении к женщинам была виновата его мама. Но какая, к черту, разница!

Этот роман строился на том, что Гога раз в месяц водил Женю в ресторан, а потом к себе домой. Со временем он начал все чаще пренебрегать первым пунктом и сразу переходить ко второму. А Женя ждала новой встречи, искренне веря, что вот чуть — чуть и мужчина влюбится, и перед ней предстанет принц на белом коне и рыцарь в доспехах в одном лице.

За три года Женя рвала эти отношения не менее десяти, а может и дюжины раз. И каждый из них девушка обещала себе, что не вернётся. Однако снова и снова она прощала Гогу: когда он говорил, что замотался на работе, потерял телефон, срочно уехал к родителям, в командировку и даже когда в его жизни появлялись другие девушки, но он клялся Жене, что понял — ему нужна только она. Разумеется, чуда не произошло. Произошел Юра.

К несчастью для Георгия, в один из таких разрывов Женя пошла в бар с целью изрядно набраться и встретила мужчину, который сразу дал понять: он о ней позаботится. Женя поняла, что ее мучения могут закончиться, если она выберет Юру. Правда, она не совсем осознавала, что эти мучения доставляли в ее нездоровый мозг порции дофамина.

И сейчас, спустя несколько лет, на экране Жениного мобильника снова высветилось имя бывшего любовника. «Ему — то что нужно?» — подумала девушка.

— … Что ты говоришь?

— Мы в состоянии сами зачать ребенка, — повторил Юра.

— Ну да, в состоянии, — рассеянно произнесла Женя. У неё из головы никак не выходило сообщение, оповещение о котором все еще висело на экране смартфона. А вдруг Гога передумает и удалит чат, и Женя так и не узнает, что было в этом сообщении?

— … в состоянии, но только успехов пока не наблюдается, — наконец сказала Женя, выхватила у Юры ноутбук, демонстивно захлопнула его и поспешила в спальню, прихватив с собой телефон.

«Привет. Я скучаю».

Разумом Женя понимала, что не должна позволить этому монологу перерасти в диалог. Но вот сердцем… Правда это Женя считала, что ей управляло сердце. На самом же деле, этот отвратительный орган находился где — то в мозге и управлял ее самыми импульсивными решениями.

Девушка выждала несколько минут (больше ждать она не могла) и отправила ответ: «А я — нет».

«Не верю» — «А ты поверь» — «Только если услышу это от тебя лично. Кофе?»

В этот момент дверь спальни открылась и вошёл Юра.

— Ты в порядке? — спросил он Женю, сел на корточки напротив ее колен и взял ее за руку.

— Все нормально.

— Знаешь, если ты решила, что нам нужна эта процедура, пускай так и будет. Найдём хорошую клинику, хорошо? — Юра посмотрел на Женю.

«Он слишком хорош для этого мира», — подумала Женя.

Через несколько минут она ответила Гоге согласием.

***

На следующий день Женя договорилась с Гогой, что встретится с ним вечером. («Из чистого любопытства», — объясняла она себе). Но сегодня важнее было другое — они с Юрой ехали в клинику, слоганом которой могла бы стать фраза «Любой каприз за ваши деньги».

Специально для этого мероприятия Юра взял выходной, а Женя — работу на дом. Хотя на самом деле она планировала вообще не работать: взращивание в себе человека — процесс сложный и ответственный, а Женя, конечно, любила свою работу душой, но не всей.

Клиника, в которую приехали супруги, существенно отличалась от пристанища Айболита: она уже не была настолько белой. Тут стояла мебель в стиле, названия которого Женя не знала, но который можно было охарактеризовать одним словом — пафос. Женщины здесь, включая докторов и медсестер, ходили исключительно на шпильках, порождая звонкий цокот во всех коридорах.

Молодой врач, волосы которого были зачесаны назад и лоснились от воска, принял из рук Жени стопку бумаг с анализами и, быстро ее пролистав, заявил, что в их клинике опираются исключительно на исследования, проведенные в местной лаборатории.

— Сдать их можно прямо сейчас. И буквально в течение часа результаты будут готовы, — сказал он. — У нас все быстро и удобно.

— Быстро, удобно и невероятно дорого, — шепнул Юра после того, как Пичугины сдали все необходимые материалы и оплатили счет.

— Ты уже согласился, а теперь ноешь, — ответила Женя.

— Я делюсь с тобой своими наблюдениями.

— И они похожи на нытье.

Девушка села в кресло.