Бесплатный фрагмент - Проделки Новогоднего духа

ГЛАВА 1. Первый жизненный опыт

Я вздохнула, прижавшись лбом к холодному стеклу, и зачарованно наблюдала, как за окном, словно в замедленной киноленте, проплывали дома и улицы, растворяясь в призрачном ритме поезда.

— Здравствуй, родной город, — прошептала я, провожая взглядом ускользающую надпись «Краснодар II». Оторвавшись от завораживающего пейзажа, я оперлась о прохладную стену купе, чувствуя, как сердце, словно пойманная птица, бьется все быстрее, стремясь вырваться на свободу.

Возвращение в город детства, в этот лабиринт смутных воспоминаний и забытых мечтаний, казалось нереальным. Здесь, на зыбкой границе прошлого и настоящего, каждый звук, каждое мимолетное отражение пробуждали во мне эхо давно ушедших дней, отзываясь щемящей ностальгией в самой глубине души.

Пермский поезд, словно уставший зверь, начал сбавлять ход. Вагоны, повинуясь замедлению, задрожали, и колеса, истошно взвизгнув на прощание, замерли в звенящей тишине. Пассажирский улей встрепенулся: загудели голоса, задвигались силуэты, и вот уже первые смельчаки, с сумками наперевес, ринулись к спасительному выходу.

Мне торопиться было некуда. Я терпеливо ждала, пока последний путник, кряхтя и надрываясь, протащит сквозь узкий проход свои неподъемные баулы. Лишь тогда я поднялась, взяла за ручку свой верный чемодан на колесиках и неспешно двинулась следом.

Стоило лишь ступить за порог поезда, как меня накрыла удушливая волна зноя, пропитанная пылью и гарью автомобилей. У меня не было ни единой мысли о том, чтобы ждать автобус. Лишь одно желание — поскорее добраться до дома, нырнуть в прохладную ванну и, подставив лицо струям воды, смыть с себя дорожную усталость и терзающий вопрос: как жить дальше? Мирон так безжалостно обрезал мне крылья, а я, наивная, оказалась совершенно не готова к падению.

— Спасибо, — промолвила я на прощание проводнице, вкладывая в слова всю теплоту и признательность, и, выпрямив спину, направилась к стоянке такси.

Назвав адрес водителю и откинувшись на спинку сиденья, я с изумлением ловила себя на мысли, как преобразился город за время моего отсутствия. Южная столица, Краснодар, бурлила новой жизнью, взметнувшейся ввысь стеклом и бетоном. Новые строения, казалось, тянулись к небу в безмолвной мольбе. И всё же старый город, словно поблекшая фотография, хранил отпечаток времени, тонул в забытьи и запустении. Эта трогательная красота всегда казалась мне заброшенной и беззащитной. Среди скромных одноэтажных домиков, словно диковинные цветы, пробивались двух и трехэтажные здания, а некоторые особняки ослепляли свежестью фасадов, вызывая чувство неловкого диссонанса. В моих глазах эти нововведения добавляли кричащей вульгарности в утонченную мелодию старого города, словно пытаясь затмить хрупкое великолепие прошлого грубыми мазками современности.

К счастью, мой мир заключен в стенах пятиэтажки, примостившейся в тихом гнезде микрорайона ЗИП. Сюда, в Краснодар, словно перелетные птицы, в начале семидесятых слетелись мои дед и бабка, комсомольцы с горящими глазами, из далекой сибирской дали — строить светлое будущее. На заводе измерительных приборов, где рождались устройства, облегчающие людской быт, они обрели свою гавань. Двухкомнатная квартира, дарованная им после рождения сына Демьяна, стала символом нового этапа, якорем надежды.

Мой отец, Демьян Прохорович Бедовый, встретил мою мать, Наталью Ивановну Беду, в стенах института, и искра, вспыхнувшая между ними, разожгла пламя удивительной любви. В 1998 году, словно плод этого прекрасного союза, появилась на свет я — Ольга Демьяновна Бедовая. Мое имя, словно эхо, повторяет их мечты и надежды, сотканные из духа времени и тепла семейных уз.

Как шепчут знакомые, от отца мне досталась красота, а от матери — густая, каштанового цвета грива волос и точеная фигура. Впрочем, это и так бросалось в глаза. Едва мы с матерью появлялись на улице, сидящие на лавочке у подъезда соседки провожали нас завистливыми взглядами. Маму — с большей долей зависти, меня же — скорее, с опаской. По их мнению, все напасти, обрушивавшиеся на наш дом, были делом моих рук. Само моё существование под общей крышей пятиэтажки предвещало им несчастья: внезапное отключение света без видимых причин, поломки бытовой техники, разрушение мебели, протечки кровли и истеричные вопли автомобильных сигнализаций под нашими окнами. Поэтому имя мое во дворе звучало редко. Словно банный лист, ко мне прицепилась материнская фамилия — Беда.

Таксист, получив оплату, торопливо распахнул багажник. Едва мои туфли коснулись шершавого, помнящего молодость асфальта, как сидящие на лавочке стражи двора прервали свой нескончаемый бабий базар и вперили в нас любопытные взгляды.

Бросив мимолетный взгляд на этот живой памятник советской эпохи, я поправила перекинутую через плечо сумку, ухватила чемодан за ручку и направилась к подъезду. Пять лет — достаточный срок, чтобы стереть из памяти дворовые клички, наивно подумала я. Но нет. Первой очнулась от оцепенения родительница Семеновых из семнадцатой квартиры.

— Не может быть, Ольга Бедовая? Неужто она?

— Точно она, — прошептала бабка Агафья, и её нижняя челюсть предательски отвисла.

— Беда! Какими судьбами? — дородная тетка Алёна из десятой квартиры подскочила со скамейки, и в её голосе послышались истеричные нотки.

— В каком смысле? — решила я сразу прояснить, что так взбудоражило этот рассадник дворовых сплетен.

— Так ты ж вроде замуж вышла, и жить должна была с мужем после института, — не скрывая волнения, продолжила допрос Алёна.

— Наше дело молодое: сегодня в фате, а завтра в бегах, — отрезала я, словно сталь.

У двери подъезда приложила ключ к домофону. В ответ — короткий писк. Толкнув дверь, шагнула внутрь, и едва она начала медленно закрываться, как донесся едкий шепот:

— Неужто Беда вернулась в родные пенаты?!

В голосе самой ядовитой бабки Зинаиды из третьего подъезда сквозила неприкрытая злоба. Узнала бы её и после столетия молчания.

— Зинка! Сплюнь три раза, нечистая! Ольга замужем была, фамилию наверняка сменила. Авось, пронесет нас мимо этой напасти, — парировала Агафья, плеснув в разговор толику надежды.

— И то верно, — поддакнула тетка Алёна, словно молясь.

— Ага, держите карман шире, — пробурчала я, взбираясь по ступеням на второй этаж. А сердце, предательское, забилось в бешеном ритме, вторя старым страхам. «В Перми, помнится, невезение меня обходило стороной. Может, всё дело в городе, в этом проклятом месте? Ладно, поживем — увидим. И вообще, фамилия у меня Бедовая, а не Беда», — попыталась я успокоить разбушевавшиеся нервы.

Захлопнув дверь, я замерла на пороге квартиры, вдохнула и поняла — нет больше того родного, бабушкиного запаха. Она ушла из жизни на третьем курсе моего университета. Уже два года квартиру снимали Вербитские из седьмой. Я заранее предупредила их о приезде и теперь с облегчением отметила, что люди оказались порядочными. В доме царил порядок и чистота.

Скинув кроссовки, поволокла чемодан в спальню и, бросив его у шкафа, освободилась от носков, джинсов и футболки. Взгляд упал на окно. Легкий ветерок играл с изумрудной листвой деревьев, и в груди болезненно защемило.

В тишине комнаты я вдруг снова услышала привычный гул поезда, его рокочущий разгон и учащенный стук колес. После развода на душе и без того скребли кошки, а тут еще эти старухи-ворожеи со своими суевериями. Но, если честно, в глубине души я понимала: что-то в их словах было…

Меня преследовало какое-то фатальное невезение. А если добавить к этому мою природную неуклюжесть, из-за которой все валилось из рук, становилось совсем тоскливо. Порой казалось, что кто-то невидимый нарочно пытается вывернуть мои пальцы. И мысли, крамольные, лезли в голову: «Будь у мамы другая фамилия, была бы я такой же горемыкой?»

Очнувшись от невеселых раздумий, распахнула дверцы шкафа. Схватив полотенце и халат, отправилась в ванную. И, стоя под теплыми струями воды, уплыла в зыбкие волны воспоминаний.

«Когда мне исполнилось шестнадцать, мир рухнул. Развод родителей стал громом среди ясного неба. Эх, если бы всё было как у Элькиных — ревнивые крики, яростные ссоры, или как у соседей за стеной — ночные баталии. Нет, мои родители всегда казались воплощением гармонии, эталоном взаимопонимания. Но за фасадом идеала их мир дал трещину, они больше не могли притворяться семьей.

Я наблюдала, как их отношения, когда-то пронизанные нежностью, превращались в ледяную маску, скрывающую невидимые раны. В голове роились вопросы: что есть любовь, что есть верность? Как две души, когда-то неразрывно связанные, могут стать чужими? В этих стенах поселился горький парадокс: улыбка, предназначенная для посторонних глаз, не могла скрыть правду — их сердца давно разминулись.

Отец, молча, почти не попрощавшись, собрал вещи и ушел к своей Алевтине.

Мама же, в смятении, металась по квартире, собирая чемоданы, и сквозь пелену слез пыталась оправдаться: «Оленька… Ты уже взрослая. Сама знаешь, что такое чувства. Пойми, мы с твоим отцом давно не любим друг друга. Мы боялись, что развод станет для тебя травмой, поэтому и тянули. У Николая будет ребенок, он хочет быть рядом с Алевтиной. Мой Тимур тоже хочет, чтобы я была с ним не только по вечерам и выходным, а всегда».

Ее слова, словно осколки разбитого зеркала, пронзали тишину, обнажая боль и страх перед неизвестностью.

— Ты тоже беременна? — выдавила я, сжав губы, чтобы не разрыдаться.

— Нет… Что ты, — смущенно ответила она. — Мы с Тимуром пока не думаем о детях. Но я обязательно вас познакомлю. Он замечательный человек, очень заботливый и так меня любит.

Со своим новым мужем мама меня так и не познакомила. Да и я не горела желанием видеть чужого человека. В те дни и месяцы меня спасала бабушка по папиной линии. В свои семьдесят восемь она была еще бодрой, но, казалось, мои родители отняли у нее лет десять жизни. Она прижимала меня к себе, шепча: «Не держи зла на отца и мать, Оленька. Вот встретишь свою любовь, тогда поймешь, как это — любить и страдать…»

Спустя два года судьба привела меня к нему. До развода родителей я была прилежной ученицей, мечтавшей о карьере журналиста. Но после школы мечта разбилась о суровую реальность: для ее осуществления нужны были деньги, которых у нас с бабушкой не водилось. Родители посчитали свой долг исполненным, выплатив алименты. Мне же исполнилось восемнадцать, и они решили, что пора мне самой зарабатывать на жизнь. В Европе и Америке так и поступают, «отпуская» детей из-под своего крыла.

Погоревали мы с бабушкой и пришли к выводу, что мне светит только бесплатное образование. Но какую профессию выбрать? Помогла Нина из третьего подъезда. Поводырева, годом старше меня, бредила зверушками и без колебаний поступила на ветеринара.

— Ты, Оль, главное, не робей, — наставляла она. — Я со своим баллом на бюджет прошла, а ты и подавно поступишь. На стипендию прожить сложно, но можно найти подработку. В Перми работы хватает.

Я понимала, что придется оставить бабушку одну. Мы долго разговаривали и решили, что Пермский ГАТУ — не худший вариант. К тому же, родители недалеко живут, присмотрят, если что за престарелой матерью. Да и мне не так страшно будет жить и учиться вдали от дома: Нинель рядом, поможет и поддержит.

Я без труда поступила в университет и оказалась среди своих сверстников. Нас, первокурсников, было двадцать семь человек, и женская половина уверенно брала верх. Самые смелые девчонки вовсю строили глазки парням, и уже к концу первого месяца учебы образовались романтические пары. Но среди всеобщего увлечения особняком стоял Мирон Сергеев. Он не спешил с выбором, внимательно изучая миловидные лица новоиспеченных студенток. И вот, спустя месяц, его интерес проявился — он резко повернулся в мою сторону. Словно решив расправить крылья, он сделал шаг навстречу, и в этом неожиданном жесте я увидела проблеск нежности, таившейся где-то глубоко внутри. В его теплом взгляде, окруженном сиянием молодости, вспыхнули новые чувства, наполняя сердце надеждой и волнением перед неизведанным.

— И что он в ней нашел, в этой заучке? — возмущалась Свиридова, ее голос звучал, как сварливый ветер. — Слушай, Бедовая, по-хорошему, отстань от Мирона, — процедила она, нависнув надо мной, словно грозовая туча, готовая разразиться гневом.

— Свет… Я же никого не держу. Это его решение, — ответила я, пытаясь отстраниться от ее натиска.

И все нутром чувствовали мою правоту. Пусть девичьи взгляды липли к Мирону, словно мухи к меду, он видел лишь меня. Особой любви к нему я не питала. Девственность отдала скорее из любопытства, чем по велению сердца, да и стыдно было плестись в хвосте у подруг, щебечущих о личном. По мне, так лучше бы я и осталась той самой «белой вороной». Эти мужские старания казались мне какими-то… механическими. Елозят, пыхтят, дернутся, слезут и тут же захрапят довольные, словно долг исполнили. Кто их поймет? А ты потом скачи в аптеку за таблетками, подмывайся, лишь бы не забеременеть.

Спустя три месяца Мирон Сергеев, словно опомнившись, предложил мне руку и сердце, и я не раздумывая согласилась. Накануне мы с Нинкой Поводыревой как раз обсуждали эту тему:» — Ох, повезло тебе, Ольга. На этот раз кличка себя не оправдала. Твой Мирон — глаз не отвести. Девчонки шеи сворачивают, глядя на него. — Почему сразу мой? Он птица вольная, — возразила я, но в душе кольнула ревность. Неожиданное, странное чувство. — Вот я и говорю. Если Сергеев предложит замуж, хватай его и беги в ЗАГС. Такие парни на дороге не валяются. К тому же, живешь не в общаге, а он квартиру снимает. Тоже плюс. И кто у него родители? — Отец живет отдельно. У матери своя ветеринарная клиника в Шадринске. — Да ты сорвала джекпот, — протянула Нинка с неприкрытой завистью».

Буквально через пару дней, перед тем как Мирон сделал мне предложение, к нам в квартиру пожаловала его мать. Сергеев представил нас и деликатно ретировался, оставив будущую свекровь и невестку наедине.

Наталья Михайловна окинула взглядом нашу обитель. Провела рукой по глянцевой поверхности телевизора и, придирчиво осмотрев свои пальцы, одарила меня снисходительной улыбкой.

— Вижу, ты девушка чистоплотная. Мирон хвастался: «Ольга готовит — пальчики оближешь». Да и сын у меня одет с иголочки. Не буду ходить вокруг да около. Раз уж вы приглянулись друг другу, возражать не стану. Только одна у меня к тебе просьба: Оленька, с детьми не спешите. Успеете еще. Закончите учебу, получите дипломы, а потом делайте, что хотите.

О пышной свадьбе речи не шло. Расписались мы тихо, скромно, через месяц, и зажили обычной жизнью. Кроме штампа в паспорте и смены фамилии, особых перемен я не заметила. Хотя, вру. Неприятности и беды словно рукой сняло. Все стало ровно и предсказуемо.

И кто знает, как бы сложилась моя жизнь дальше, но за два месяца до защиты диплома Сергеев огорошил меня: «Ольга, не буду ходить вокруг да около, скажу прямо: нам нужно развестись. Ты хорошая девушка, но я не вижу тебя рядом с собой в будущем, тем более в роли жены».

Оказывается, я была для него лишь первой женой — той, что безропотно раздвинет ноги по первому требованию, накормит, приберет его берлогу и, вдобавок, подкинет пару-тройку свежих мыслей в его светло-русую головушку. Не то чтобы Мирон плохо учился, но за мной все равно плелся в хвосте. — Оль… Ты не могла бы после развода взять свою девичью фамилию? Мне и до этого его вопроса было паршиво, а после этих слов, произнесенных буднично, без тени эмоций или сожаления, стало совсем невыносимо.

Сбежала бы в тот же миг, да кто ж мне даст место в общаге на последних месяцах учебы? Не говоря ни слова, вышла из квартиры. Бродила по парку, пока кости не пробрало ледяным холодом, а потом, окоченевшая, забрела в кафе и набрала номер Нинки. Объяснила ситуацию, и после короткой паузы Поводырева выдала свой вердикт: «Ты только, Ольга, не раскисай. Понимаю, виды на Сергеева у тебя были наполеоновские, но ничего страшного, что он решил тебя сплавить. Сама посуди. Детей нет, имущества совместного тоже. Жила как у Христа за пазухой, пока училась. Квартира отдельная, еда и шмотки — все включено. Так что забей, разводись, хватай диплом и дуй домой. Квартира-то твоя». В словах Нинель была своя сермяжная правда. Отключив телефон, я осушила чашку латте, проглотила пирожное и поплелась домой, не подозревая, какой «сюрприз» ждет меня в лице свекрови.

Разговор с ней был короток, как выстрел.

— Оленька, ты ведь и сама понимала, что моему Мирону не ровня. У меня для моего мальчика уже клиника присмотрена. И невеста под стать. Не хочу сказать, что ты плохая или некрасивая, но пойми. Я строю будущее для Мирона. Мечтаю, что года через три открою ему клинику в Москве. А там, сама понимаешь, другой уровень, другие девушки.

— Наталья Михайловна, не волнуйтесь. Завтра мы с Мироном подадим на развод, — пробормотала я, закусив губу и стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на эту надменную, холеную женщину.

— И вот еще, Оленька. Поживи с Мироном, пока дипломы не получите. Он ведь у меня совсем не приспособлен к жизни. А это возьми за то, что послушалась и не забеременела, — с этими словами Наталья Михайловна извлекла из сумки пачку купюр и положила на стол.

Я хотела возмутиться, но она осадила меня одним взглядом.

— Не строй из себя героиню. Если я даю тебе эти деньги, значит, бери. Куда ты одна без средств и поддержки? Понимаю… Мечтала с Мироном в Москву, а теперь придется возвращаться домой. На первое время хватит, а там и работу найдешь.

Так бесславно оборвалась нить моей семейной жизни. И лишь пепелище расставания озарило внезапным жаром осознание — я любила Мирона. Горькая волна хлынула из глаз, и я подставила лицо под обжигающие струи душа. Словно стремясь остудить и душу, и тело, я убавила жар воды, утоляя боль ледяным прикосновением. И лишь когда иссякли слезы, а вместе с ними и силы, выключила воду.

Влажные пряди, словно тяжелое бремя, обвила махровым полотенцем, воздвигнув на голове подобие чалмы. Накинув халат, небрежно запахнула его на талии, и вышла из ванной в объятия звенящей тишины. Она давила, словно надгробная плита, на оголенные нервы. Опустившись на диван, я машинально схватила пульт, и, словно ища спасения в чужих историях, погрузилась в сумбур мелодрамы, мелькающей на экране.

ГЛАВА 2. В поисках призвания

Вечером обещала заглянуть Нинель, а в холодильнике, как назло, гулял ветер. Долгих посиделок не планировалось, но отметить мое внезапно обретенное холостяцкое гнездо и всласть поболтать о девичьих тайнах, ой как хотелось.

Первым делом я принялась освобождать чемодан от плена вещей. Собираясь в спешке, захватила лишь самое необходимое, словно солдат в короткий отпуск. За годы, проведенные с Мироном, гардероб мой непомерно разросся, но тащить с собой весь этот груз воспоминаний не было ни малейшего желания. Отправила все нажитое непосильным трудом посылками, словно отпускала прошлое на волю.

Разборка вещей не заняла много времени. Облачившись в свежее белье, приступила к священнодействию — глажке футболки и шорт. Затем, укротив непокорные пряди феном, заплела французскую косу, туго зафиксировав кончик резинкой, словно ставила печать на собственном преображении.

С моей буйной гривой особо не разгуляешься в плане причесок. Помню, как в школьные годы отважилась на короткую стрижку, и что тогда началось… После мытья головы я превращалась в подобие ершика для бутылок, а после укладки гелями и муссами моя шевелюра напоминала скорее мочалку для мытья посуды. С тех пор дала себе клятву — никаких экспериментов!

Еще раз критически оглядев себя в зеркале, я слегка подтянула пояс шорт и разгладила футболку цвета солнца. Надев очки, скрывающие взгляд, в котором плескалось предвкушение встречи, я подхватила сумочку и направилась в ближайшую «Пятерочку» — навстречу новым впечатлениям и неизведанным вкусам холостяцкой жизни.

Нагрузив под завязку два пакета, я не обратила внимания на рассыпавшуюся мелочь. Сгребла монеты обратно, а про сдачу и думать забыла. Хорошо, люди добрые подсказали, окликнули.

По пути заглянула в мясную лавку и прихватила четыре сочных свиных стейка. Дома, освободив пакеты, сменила наряд на домашний и, включив любимый плейлист, принялась колдовать над ужином.

Нинка влетела после шести. Сбросив босоножки у порога, выпалила с ходу: «Оль, решила вино не брать — слабовато. Водку тоже отмела, остановилась на коньяке. Ты не против?».

— Да мне без разницы. Я всеядная. Марш в зал, стол уже ломится! — отозвалась я, развязывая тесемки фартука.

— Ничего себе! — выдохнула она, извлекая из сумки бутылку. — Подруга, да у тебя тут пир на весь мир!

— Да ладно тебе, обычное мясо по-французски и оливье. Завтра выходной, посидим, поговорим по душам.

— Не кисни, голубушка, — подбодрила Поводырева, обнимая меня своей тонкой рукой. — Козлина твой Мирон оказался, да. Но развод — это не трагедия, а так, небольшая жизненная встряска. Насчет работы не гони лошадей. У нас в клинике как раз Надька в декрет уходит. Пойдешь стажером на полставки, пару месяцев потренируешься, а потом и к самостоятельной работе приступишь. Уверена, через год будешь одним из самых востребованных спецов.

— С чего такая уверенность? — поинтересовалась я, раскладывая салат по тарелкам.

— Во-первых, у тебя диплом красный. Во-вторых, ты только с виду тихая, а я-то знаю — упертая, как стадо баранов. А вместе это гремучая смесь, любому фору дашь. В сложной ситуации ты же все книги перероешь, пока ответ не найдешь. Опыт в операциях — дело наживное. Ну, за наше женское счастье!

Я отпила глоток и замерла. Обжигающая свежесть прокатилась по рту и пищеводу, оставив послевкусие орехов и карамели — неожиданное и приятное. Только вот смысл сказанного дошел не сразу, и я закашлялась. Не представляла, как смогу резать тела крохотных зверушек.

— Нин… Мне кажется, у меня не получится, — поделилась я своим страхом.

— Ой, началось! Думаешь, у меня сразу все как по маслу пошло? Да я дрожала, как осиновый лист, на своей первой операции! А потом ничего, втянулась. Недавно сотого кота кастрировала. Давай еще по одной, а то мясо остынет…

— Оль… — прохрипела Поводырева, разомкнув слипшиеся веки. — Скажи, ради всего святого, зачем я вчера поскакала за второй бутылкой коньяка?

С трудом разлепив ресницы, я скривилась, ощущая во рту мерзкий привкус вчерашнего веселья. Губы словно обмазали наждачной бумагой.

— Поводырева… Да от твоего коньяка у меня сейчас выхлоп, как у запойного алкаша. И голова трещит по швам. Похмелье лечить будем? — язвительно поинтересовалась я.

— О-о-о! — простонала Нинель, скорчившись. — Моя тонкая душевная организация чуть не скончалась от одной мысли об алкоголе. Беда… Давай в следующий раз ограничимся чем-нибудь полегче двенадцати градусов.

— Подписываюсь под каждым словом. Пьянству — бой! А я в душ и кофе варить, — улыбнулась я подруге.

День прошел в ленивом забытьи. Мы растеклись по дивану, как глазурь по пирогу, и смотрели какой-то слезливый сериал, не пытаясь даже вникнуть в перипетии сюжета. Доедали вялый вчерашний салат и запивали его терпким клюквенным морсом. Нинка вдохновенно вещала о своих амурных похождениях. Вечером она упорхнула домой, а я рухнула в кровать без задних мыслей.

Утром меня разбудил хор птичьих голосов, доносившийся из зеленого царства за окном. Придомовая территория утопала в изумрудной листве, пестрела яркими пятнами цветов и причудливыми формами вечнозеленых кустарников. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь плотную завесу листвы, играли на стенах комнаты.

Тюль лениво колыхалась, то взлетая, то опускаясь под порывами теплого летнего ветерка. Заворожено наблюдая за танцем прозрачной ткани, я откинула простынь и поднялась с дивана.

День обещал быть знойным, и следовало продумать свой наряд. Мы с Нинель договорились, что я навещу ее на работе в обеденный перерыв. Она уже обо всем договорилась с начальством, и сегодня я должна была осмотреться и вникнуть в суть рабочего процесса.

Мой выбор пал на брючный костюм из тонкого хлопка. Свободные широкие брюки цвета слоновой кости были украшены принтом в виде листьев папоротника приглушенного болотного оттенка. Комплект дополняла однотонная блузка цвета хаки с перламутровыми пуговицами, идеально гармонировавшими с рисунком на брюках.

Когда Мирон увидел меня в этом костюме, то застыл, словно пораженный молнией. Продавщица в итальянском бутике рассыпалась в комплиментах, описывая все достоинства товара. В итоге Сергеев купил мне еще и вечернее платье. Оставил он тогда в магазине сорок штук, но этому платью так и не суждено было увидеть свет.

Как бы я ни старалась, мои мысли все равно неизменно возвращаются к бывшему мужу.

Полчаса колдовала над прической. Зачесав волосы назад, у самого лба выделила прядь и, разделив на три части, принялась ловко плести, словно кружево, добавляя тонкие пряди с боков. Левую и правую косы соединила в одну толстую, упругую змею, что ниспадала по спине. Закрепив кончик заколкой, осторожно, кончиками пальцев, вытянула пряди, придавая косе воздушный объем.

Легкое прикосновение шарикового дезодоранта под мышками, и вот уже струящийся костюм обнимает фигуру. Покружилась перед зеркалом. Ресницы, черные и длинные от природы, сегодня останутся без туши — жара не терпит излишеств. Лишь приглушенный розовый поцелуй помады тронул губы.

Босоножки скользнули по ногам, сумочка повисла на плече, и еще один, последний, придирчивый взгляд в зеркало. Воздушный поцелуй отражению — и я выпорхнула из квартиры.

Опоздала в ветеринарную клинику из-за капризного трамвая. Нинель, ослепительно улыбаясь, сообщила, что директриса одобрила мою стажировку.

— Раз начальство не против, откладывать не будем, — провозгласила Поводырева. — Халатик на плечи — и в бой, подруга!

Первым пациентом оказался десятилетний британский кот по кличке Лютый, с круглыми, плешивыми отметинами на ушах. Скорее Тюфяк, чем Лютый. Огромный, килограммов под десять, вальяжно развалился на столе, взирая на нас с царственным пофигизмом.

Лишай отпал сразу. В памяти всплыли картины из учебника: «Очаги облысения, кожа воспалена, покрыта чешуйками… Овальные или круглые проплешины, расположенные изолированно… Множественные поражения…»

Скорее, Лютый просто переел или пережил стресс. Нинель подтвердила мои догадки, осветив кожу кота флуоресцентной лампой.

Хозяйка, милая, сухонькая старушка лет восьмидесяти, запричитала: «Сын купил квартиру в новостройке, перевез меня… А Лютый после переезда есть перестал, а потом эти болячки…»

Объяснив бабушке, что у кота банальный стресс от перемены обстановки, Поводырева внесла данные в компьютер, выписала счет, и мы перешли к следующему пациенту.

До самого вечера — осмотры, лечение, операции… С упоением тискала щенков, которых приносили на прививки, и к концу дня ощущала восторг от выбранной профессии.

Я не сразу осознала, что происходит. Дверь с треском распахнулась, и в кабинет ворвалось нечто чудовищных размеров, воплощенный кошмар из «Собаки Баскервилей». Меня словно парализовало.

Догообразный монстр серой масти, испещренный черными кляксами, окинул нас ледяным, злобным взглядом. Из его глотки вырвался утробный рык, и он, скребя когтями по кафелю, ринулся в мою сторону, словно выпущенная из катапульты громада.

Не знаю, где Поводырева отыскала такую силу. Нинель, хрупкая тростиночка ростом в метр шестьдесят, умудрилась схватить эту гору слюнявой плоти за загривок, приподнять над полом и с яростью швырнуть об стену, уподобив себя мифическому герою, сражающемуся с чудовищем.

Удар о каменную кладку! Дог оглушительно шлепнулся на пол, но тут же вскочил и, ощерившись, снова бросился ко мне.

Но Нинель не дрогнула. С нечеловеческой силой она вновь схватила великана, едва ли уступавшего ей в росте, и с глухим стуком приложила его о стену, разорвав тишину яростным криком: «Лежать!»

В этот раз до пса дошло, кто здесь истинный вожак. Животный страх сковал его, и он, мгновенно проникшись невинностью, распростерся на холодной плитке, безукоризненно выполнив команду.

Пережив минуты кромешного ужаса, уже попрощавшись с жизнью, я невольно подчинилась приказу подруги. Ноги предательски задрожали, земля ушла из-под ног, и я, словно подкошенная, осела вдоль стены.

Очнулась от резкого запаха нашатыря, ударившего в нос, и сердитого бормотания Нинель: «Придурки… Заведут скотину, а как воспитывать — не знают. И, как всегда, на кинологах экономят. Да еще, сволочь, огрызался…»

Не поняла, о ком она: о собаке или о хозяине. Испуганно огляделась.

— А где этот? — прошептала я, дрожа всем телом.

— Выгнала взашей. И предупредила, чтобы больше без намордника не смел соваться, — раздраженно отрезала она.

С трудом поднявшись на дрожащие ноги, я с чувством полной опустошенности расстегнула пуговицы халата и бессильно сбросила его на стул.

Лиза, ассистентка Поводыревой, смотрела на меня с жалостью и сочувствием.

Нинель взяла меня под руку и вывела на улицу. Мы обе рухнули на ближайшую скамейку. Я все еще пребывала в оцепенении, наверное, была похожа на бесформенную массу. Подруга нервно достала пачку сигарет, закурила и, наблюдая за прохожими, решила меня подбодрить.

— Ну и денёк выдался! Не думала, что в тебе столько нежности, подруга. Но ты не переживай, повидала изнанку нашей профессии во всей красе. Я, между прочим, в спортзал хожу, броню наращиваю. Будем вместе мышцы ковать, тогда нам никакой зверь не страшен.

— Нет, Нин… Прости, но сегодня я поняла: ветеринария — это не моё.

— Беда! Ты что, с ума сошла? Из-за одной псины крест на будущем ставить?

— Какое будущее, Нин? Этот Баскервиль меня бы сегодня на лоскуты порвал и слопал, не поперхнувшись. Ты видела его пасть, эти клыки?

— Ну не порвал же, — расстроено протянула Повадырева.

— Спасибо, утешила, — отозвалась я. — Нет, Нина… Я так перетрусила, что чуть концы не отдала. Очнулась и поняла: не хочу я быть ветеринаром.

— Оль… Ты сдурела! Пять лет учебы псу под хвост!

— Не уговаривай, я все равно буду работу искать. Ты сегодня домой или на свидание? — перевела я тему.

— Куда тебя одну в таком состоянии бросать? Подожди, я мигом переоденусь, клинику закрою, и рванём в кафе. Съедим по куску торта, и твои нервы мигом в порядок придут.

В нашу компанию напросилась Лиза. Пышнотелая брюнетка с огнём в глазах оказалась любительницей вкусно поесть и посплетничать. Отправляя в рот очередной кусок пирожного, она изрекла: «Моя сестра после института с работой намучилась. Куда ни сунется, везде одно и то же: диплом — это хорошо, а опыта нет — это плохо. Возьмём вас на три месяца на испытательный срок. Платить будем пятнадцать тысяч в месяц. А вот после стажировки будет вам оклад пятьдесят тысяч и ежеквартальная премия. И если покажете себя с лучшей стороны, карьерный рост обеспечен. Ага… Размечтались. Так её на двух работах прокатили. Все лакомые места у нас в городе начальство для своих деток или знакомых приберегает. Без связей никуда не пробьёшься. Пришлось моей Варьке в официантки податься. А что делать? Родители уже волком смотрели. Да и понятно. Столько денег в учебу вбухали, а толку ноль. А сейчас я на неё смотрю и даже завидую. В три раза больше меня зарабатывает. Да ещё и на одной из вечеринок с парнем познакомилась. Дело к свадьбе идёт».

Сидя за столиком, я рассеянно ковыряла ложечкой остатки крема, и, словно сквозь пелену, слушала рассказ девушки, размышляя о капризах судьбы и туманных перспективах собственной жизни.

— А почему она тебя-то в ресторан не пристроила? — полюбопытствовала я.

— Куда мне, с моей комплекцией, в официантки? Сестра высокая, как тростинка, вся в отца, а я в маму пошла, в кость широкая. Слушай, хочешь, я с Варькой поговорю? У них там летом вечно рук не хватает.

— А это идея! — подхватила Нинель, до этого молчавшая. Видимо, её грызло чувство вины за тот опрометчивый совет, из-за которого я и выбрала ветеринарию. — Подработаешь летом, а там, глядишь, и что-нибудь получше подвернется.

Я задумалась. А почему бы и нет? Деньги, оставленные матерью Мирона, таяли, словно прошлогодний снег под весенним солнцем. Посылки, билеты, продукты — и от двадцати тысяч почти ничего не осталось. А впереди коммуналка, электричество, газ… да и есть что-то надо. Но как же страшно, в ресторане-то! Публика ведь всякая бывает…

— Варька тоже боялась, — успокоила Лизка. — Но у них директор — золото, а не мужик. На дух не переносит, когда к официанткам пристают. Его охрана мигом с такими разбирается. Да что я тебе рассказываю… Лучше я сама с Варькой поговорю. Может, им уже и не нужен никто, тогда сама искать будешь.

От этих слов меня вдруг пронзила тоска. Я уже видела себя мечущейся между столиками с подносом в руках.

Мы обменялись телефонами, допили остывший кофе и разошлись. А в одиннадцать вечера зазвонил мой телефон. Это была сестра Лизы.

— Добрый вечер, Ольга! Лиза сказала, вы ищете работу. Если вам еще интересно, приходите завтра к шести вечера в ресторан. Вас будет ждать наш директор, Ашот Азарович. И постарайтесь не опаздывать, Иналов этого не любит.

— Он что, не русский? — невольно вырвалось у меня.

— Дагестанец. Но вы не волнуйтесь. У Азаровича пять дочерей, и он никому не позволяет себя вести неподобающе. У нас небольшой, но дружный коллектив. Если Ашоту понравитесь, будете со мной в смене работать.

— Спасибо! — радостно воскликнула я, расплываясь в улыбке.

— Берите ручку, я продиктую адрес…

***

Распахнув глаза, закинув руку под голову, я лениво размышляла: «Вот и все, с сегодняшнего дня я не стажер, а полноправная официантка». Работа в ресторане манила своей суетой и пестротой красок. Клиенты попадались разные, порой колоритные, но суровый взгляд Ашота отрезвлял даже самых настойчивых любителей непристойных комплиментов.

Меня же мужское внимание обходило стороной, что болезненно задевало женское самолюбие.

В нашем змеином клубке девичьих грез все, кроме меня, вздыхали по Кузнецову. Этот завидный холостяк и успешный бизнесмен был частым гостем нашего ресторана. Постоянной спутницы у него не наблюдалось, и, судя по перешептываниям коллег, каждая мнила себя если не его музой, то хотя бы мимолетным увлечением. Владимир Романович же словно не замечал моего существования. Лишь пару раз он бросил дежурную шутку в моем присутствии, но, видимо, я не пришлась ему по вкусу.

— И что со мной не так? — проворчала я в пустоту комнаты, ощущая, как поднимается волна досады.

Резко вскочив с дивана, я ринулась к зеркалу, словно к последней инстанции. Внимательно изучила отражение, выискивая недостатки в фигуре. Не найдя явных изъянов, с сомнением обернулась, и лицо невольно скривилось.

«До фигуры Светланы мне, конечно, как до луны, — пронеслось в голове. — У нее губы пухлые, словно спелые вишни, а мои — лишь четко очерченные, кораллового оттенка. Разве на такие обращают внимание? Да и волосы у Светки — огненный водопад, а у меня — лишь скромный каштановый каскад, да еще и вьются непокорно. А Анжела — дерзкая блондинка с короткой стрижкой. Интересно, а какие девушки нравятся Кузнецову? Может, он вовсе не смотрит на цвет волос, а ценит изящество походки? Вон как Светлана плывет, словно лебедь, покачивая бедрами. Мужчины не отрывают от нее взгляда, замирают, словно околдованные мартовские коты».

В голове зародилась робкая мысль: «А что, если и мне поработать над своей грацией?»

Вспомнив старинные уроки благородных девиц, я водрузила толстый том стихов на голову и, стараясь изобразить царственную осанку, медленно, словно пава, поплыла в сторону дивана.

Увы, коварный стул подстерегал меня на пути. Мои бедные пальцы ног отчаянно зацепились за его ножку. Зашипев от боли и досады, я рухнула на пол, а книга с грохотом отправилась в свободный полет. Не обращая внимания на литературные жертвы, я схватилась за пострадавшие пальчики и разрыдалась.

Накатила тоска, словно непрошеный гость, в груди жгло от обиды и разочарования. Я вновь отдалась во власть отчаяния, убеждая себя в собственной непривлекательности. Неудачи словно преследовали меня по пятам. Разве такая простушка, как я, может покорить сердце такого мужчины, как Кузнецов? Все женщины, которые ему нравятся, словно сошли с обложек глянцевых журналов.

Превозмогая горечь несовершенства и удары судьбы, я выпрямилась и опустилась на стул, о который не так давно болезненно ударилась. Шмыгнув носом, потянулась за салфеткой из пачки, одиноко лежащей на столе. Смахнув горькие слезы, бороздившие щеки, и облегченно высморкавшись, я замерла в тишине.

И тут же, словно в ответ, этажом ниже раздался пронзительный, надрывный лай Пуги. Этот мелкий рыжий бесенок, казалось, чутко сторожил каждый звук в моей квартире. Любой шорох, любое движение вызывали у него истеричный, отчаянный лай, будто он, крошечный воин, пытался своим визгом отпугнуть и меня, и целую шайку грабителей, вообразившихся ему бродящими по лестничным клеткам и квартирам с мешками награбленного добра.

Невероятно, как в этом крошечном шпице помещается столько ярости. Впрочем, чему удивляться? Говорят, собаки — зеркало души хозяина. А если верить словоохотливой бабке Зинке из третьего подъезда, то моя новая соседка снизу — настоящий бультерьер в юбке. Я её еще не видела, но почему-то представляю себе женщину, сродни немецкому догу.

ГЛАВА 3. Склочная соседка

Въехав в двухкомнатную квартиру лишь неделю назад, Аврора Подгубная уже успела превратить жизнь обитателей подъезда в филиал преисподней. Не пощадила она и соседку сверху, приберегая для нее самые ядовитые осколки своего накопившегося словесного арсенала. Сперва, словно опытный следопыт, выудила информацию о жильце над своей квартирой, а затем, словно хищник, терпеливо выслеживала Бедовую. И вот, удача — жертва сама идет навстречу.

— А-а-а-а, — протянула Подгубная, словно сирена, завидев Ольгу на лестничном пролете. — Вот ты-то мне как раз и нужна! Что это ты, голубушка, топочешь своими копытами по потолку, как табун лошадей? Мешаешь честным людям вкусить тишину и покой!

Впиваясь в Ольгу своими и без того змеиными глазками, выбрав стратегически выгодную позицию на пару ступенек выше, Аврора нависла над девушкой, словно гарпия, готовая растерзать свою добычу.

— Я, между прочим, свою пенсию в поте лица заработала! Ночами по злачным местам не шаталась, в отличие от некоторых, и теперь имею право на тишину и умиротворение! — продолжала визжать старуха, ее голос резал воздух, как пила.

Поднимаясь по ступенькам первого этажа, я и представить себе не могла, какая «приятная» встреча меня ожидает. Вот он, бультерьер и адская гончая в одном флаконе, а охраняет ее злобный шпиц размером с наперсток. Ругаться совершенно не хотелось, ведь со всех сторон твердят о святости уважения к старшим. Пришлось занять глухую оборону.

— Я тоже работаю… — попыталась оправдаться я и, словно отступая с линии фронта, спустилась на пару ступенек ниже, подальше от разгоряченной соседки. — Интересно знать, в каком таком заведении ты трудишься, что возвращаешься чуть свет? — В ресторане, — пробормотала я. — А-а-а-а, — протянула бабка с прищуром, — знаем мы эти «рестораны», где «обслуживают» клиентов… особым способом.

Поджав губы, она ехидно хмыкнула, и черные пуговки ее глаз впились в меня, словно отравленные иглы. Ярко-красная помада превратила ее и без того узкие губы в злую, тонкую линию.

У ее ног, словно живой рыжий мячик, скулил пушистый шпиц Авроры. Песику было плевать на словесную баталию хозяйки, его маленькое собачье нутро требовало немедленно избавиться от накопившейся жидкости. Он метался по лестнице, то вверх, то вниз, все сильнее запутывая худые, словно палки, ноги старухи своим поводком.

— На что вы намекаете? Я в ресторане официанткой работаю! — не выдержала я, оглушенная потоком хамства. Ядовитая двусмысленность соседки обожгла душу. Стало мерзко, словно меня облили грязью, и я решила, что с меня хватит. — И вообще… Я замуж выхожу! — выпалила я первое, что пришло в голову.

Решив, что с меня довольно оскорблений, я в два прыжка преодолела расстояние до соседки, ловко обошла ее и бросилась к своей квартире.

Новость, как удар тока, пронзила Аврору. Она представила, как новоиспеченный муж соседки сверху будет шаркать тапками по полу, часами плескаться в ванне, а потом… предаваться утехам с молодой женой, заставляя диван весело скрипеть в спальне. И самое ужасное — все это будет слышать она, Аврора!

Повернувшись вслед убегающей девушке, бабка успела выкрикнуть ей в спину: — Да ты совсем свихнулась?! В твои-то годы — и замуж…!

Пуга, увидев, что жертва ускользнула, а хозяйка совсем не обращает на него внимания, радостно залаял и, в порыве восторга, рванул вниз, коварно подкосив старческие ноги обмотанным вокруг них поводком.

От сильного удара о бетонную лестницу Аврору спасло лишь то, что она стояла в полуобороте. Она рухнула вниз всем своим весом, приземлившись на то, что когда-то было ее мягким местом. Впрочем, мягким оно было лет пятьдесят назад. Сухощавые кости глухо ударились о ступеньку.

Рыжая бестия, всполошившись от резкого звука, взвизгнула и, подпрыгнув, дернула поводок, щедро добавив своей хозяйке, и без того измученной старческими костями, новый аттракцион — пересчет ступенек.

— Убивают! — надрывно заголосила бабка.

Под стать хозяйке, Пуга, заливаясь испуганным лаем, словно воочию узрела тех самых грабителей, которых неустанно рисовало ее крошечное собачье воображение, неистово рвалась с поводка.

Позабыв о пакетах с продуктами, я кинулась на помощь незадачливой соседке, но та, завидев меня, истошно взвизгнула.

— Изыди! — истово осенив себя дрожащим двуперстием, Аврора Подгубная, трясущимися руками, пыталась высвободить поводок из коварного плена собственных ног. С ужасом наблюдая, как под дрожащим шпицем расползается предательская лужица, она с горечью подумала, что с переездом в новую квартиру ее словно преследует злой рок.

Тяжко вздохнув, я поплелась назад. Открыв дверь, подхватила брошенные пакеты и, скрывшись в своей квартире, с тоской обдумывала перспективу: новая соседка теперь, только завидев меня, будет шарахаться в сторону, словно от чумы. «Теперь понятно, почему Грачевы выглядели такими окрыленными, когда продавали свою квартиру. Видно, не сочли нужным предупредить новых покупателей о том, что в их подъезде обитает ходячая катастрофа в моем лице. Интересно, соседка снизу уже осознала, в какое логово ходячих неприятностей она угодила, или еще пребывает в блаженном неведении? А то, что на этой неделе свет в подъезде отключался всего лишь два раза, так это просто досадная мелочь по сравнению с грациозным спуском по лестнице на пятой точке».

Некоторое время я постояла у двери, прислушиваясь к тому, что происходит на лестничной клетке, но в ответ была лишь зловещая тишина. Вредная старуха окончательно испортила настроение. Сбросив туфли, я направилась на кухню, стараясь ступать как можно тише, чтобы не тревожить покой соседей.

Разобрав продукты, я поставила чайник на плиту и, пока готовила бутерброд, невольно вспомнила вчерашний вечер: «Какая неловкость вышла! Обслуживала Кузнецова и его новую пассию и умудрилась задеть фужер с вином на столике. Готова была провалиться сквозь землю. Чувствовала, как мои щеки и уши вспыхнули неистовым пламенем. Владимир Романович лишь слегка улыбнулся уголками губ и шепнул на ухо: «Не переживайте, Ольга. Предлагаю вам заниматься тем, что у вас получается лучше всего».

— И это что же? — пролепетала я, чувствуя себя полной идиоткой.

— Быть обаятельной девушкой?

Я видела, как в его глазах пляшут озорные бесенята, и ничего не могла с собой поделать, лишь стояла и глупо хлопала ресницами. Какой позор! Хотя… что же получается? Кузнецов считает меня обаятельной?»

Задумавшись о чём-то своём, я машинально отправила в рот ломтик колбасы, а взгляд мой тем временем скользил по набухающим свинцом тучам. И всё бы ничего, если бы не моё стойкое недоверие ко всяким Кузнецовым и их подобиям.

Заварив кофе, я, словно жрица, несущая дары, отправилась в спальню с кружкой и тарелкой бутербродов, чтобы вновь погрузиться в мир страстей между миллионером и кассиршей.

В зените моего увлечения этими современными сказками я чувствовала себя перенесённой в волшебную страну, где мечты дышали полной грудью. Сердце трепетало в предвкушении роковой встречи, всепоглощающей страсти. Но чем больше страниц я переворачивала, тем отчётливее понимала: реальность соткана из другой ткани. Миллионеров на всех не хватит — ни в жизни, ни в романах. Да и мне уже довелось прикоснуться к этой жизни. Пусть банковский счёт Мирона и не ломился от нулей, но я оказалась для него лишь удобной тенью, призванной ублажать его быт. И тогда я дала себе клятву: пусть моё сердце никогда не соблазнится блеском золота. Я ищу истинного, подлинного, того, что не измерить звонкой монетой.

Не заметила, как в раздумьях прикончила оба бутерброда. Поставив кружку на стол, я подошла к окну. Шмыгнув носом, я слушала, как затихает дождь. Тяжёлые капли всё реже и тише ударяли по широким листьям клёна, росшего под окном. На душе было так же сыро и промозгло, в тон унылой погоде.

— Мя-а-а-ау!

Под окнами раздался боевой клич Барсика. Его яростный вопль, предвещающий битву, невозможно было спутать ни с чем. Наш дворовый кот был грозой всей округи, и чужаки не смели посягать на его владения. Ещё бы! Чёрный усатый демон, килограммов под восемь, а то и больше, ловил не только мышей, но и крыс, за что получал от благодарных хозяек лучшие куски мяса. Быстро смекнув, за какие заслуги ему достаются столь лакомые кусочки, чертяка стал приносить серых длиннохвостых грызунов прямо к дверям подъездов.

Выходящие из подъезда дети и мамочки, завидев дохлых крыс, с визгом отскакивали, но в глубине души ликовали: на одну мерзкую тварь стало меньше. Переловив всю живность возле своего дома, Барсик не брезговал наведываться и на чужие территории, но местные коты, завидев его, предпочитали делать вид, что никого не видят.

— Ма-а-а-а-о-о-о-у-а…

Мелодично отозвался кто-то на грозное завывание.

«Кто же этот бесстрашный?» — изумилась я. Вмиг забыв о своих недугах, я отдёрнула тюль с наивным рисунком «Парусник».

В один из дней на витрине магазина моё внимание привлекла полупрозрачная вуаль с фотопечатью, на которой белоснежные флагманы бороздили бодрые волны.

Очарованная завораживающим вечным небом и величественными трехмачтовыми судами с развевающимися на ветру парусами, я почувствовала, как в душе пробуждается жажда красоты. Это трепетное зрелище похоже на живую картину, которая могла бы обнять своим присутствием мой уютный уголок.

В сердце моем возникла мечта украсить комнату этой поэтичной гармонией, где каждый взгляд открывал бы новые горизонты, а каждый вдох наполнялся бы ветром свободы и романтики. С этой волшебной вуалью в моем пространстве мир засиял новыми красками и бесконечными возможностями, отражая мечты о приключениях и бесстрашии.

Облокотившись животом о подоконник, я наклонилась и посмотрела вниз.

Выгнув спины, продолжая завывать басистыми голосами, коты сверлили друг друга яростными взглядами.

Пришлый кот был раза в два меньше своего соперника, но выгнутая удлиненная мускулистая спина, длинные лапы и задранный кверху черный хвост говорили о его боевом настрое. Черными у кота еще были: острые большие уши, мордочка, а также лапки.

«Хм. Надо же, сиамец. Короткая, блестящая шерсть кремового цвета выглядела ухоженной, а это значило, что кот домашний. Только вот чей? Новых жильцов пока нет, об этом вчера доложила бабка Зинка из третьего подъезда. Сидя на лавочке практически весь день, Винокурова зорко следила за проходящими мимо людьми, и если кого не узнавала, выпытывала всю подноготную, направив свой костыль на незнакомца. Один чересчур высокомерный молодой человек решил похамить, за что сразу получил по хребтине железной резной клюкой… Выходит, кот пришлый…»

Словно почувствовав на себе взгляд, Барсик поднял голову и, увидев меня, мяукнул и быстро ретировался, оставив одного недоуменного соперника.

А мне вот стало обидно. Даже дворовый кот и тот знает, что лучше со мной не встречаться. А если суждено такому случиться, то лучше самому уйти подальше.

Сиамец в этот момент, с удовлетворенной улыбкой на мордочке за свою победу над соперником, подошел к цветущему кусту гортензии. Он обнюхал нежные лепестки, затем, расправив хвост, повернулся и метко пометил как зелень листвы, так и белоснежные шары цветов. Ощущая полное превосходство и выполненное задание, кот уселся, задрав заднюю лапу, и принялся с важным видом вылизываться.

Однако внутри меня разгорелась обида за Барсика — ощущение несправедливости прокралось не только в душе, но и в носу. Я несколько раз шмыгнула носом и неожиданно выпустила громкий чих. В это самое мгновение с балкона Федотовых что-то упало с оглушительным звуком, словно майская гроза, и лавина воды хлынула вниз, обрушившись всей своей мощью на самодовольного сиамца.

— Мя-а-а-у!

Истошно заорал кот. Подскочив от испуга в метре над землей, мокрый бедолага пробуксовал по траве лапами и пустился наутек.

Через минуту на его место пришел Барсик. Подойдя к гортензии, он обнюхал тонкие ветви с белыми цветущими шарами, повернулся, задрав хвост, пометил свою территорию и, подняв голову, посмотрел на меня. И столько благодарности было в зеленых пуговках его глаз, что я от неожиданности оторопела. На ум сразу пришел сочный стейк из семги, купленный сегодня в рыбном магазине.

— Подожди минутку… Я сейчас, — прошептала коту и бросилась со всех ног на кухню. Открыв дверь холодильника, вытащила из целлофана кусок рыбины, отвернула края бумаги и, взяв нож, перерезала стейк пополам. Выбрав большую из половинок, схватила ее двумя пальцами и заспешила в спальню. Выглянув в окно, вновь облокотилась животом об подоконник, с улыбкой на лице бросила коту лакомство.

Барсик вначале испугался, отбежал недалеко, но видно сразу уловил рыбный запах. Поводив носом, кот осторожно подошел к куску, схватив его зубами, задрал голову, вновь посмотрев на меня и, быстро скрылся в зарослях цветущих кустов.

«Хоть кому-то помогла». Я тяжко вздохнула от промелькнувшей мысли и окинула печальным взглядом: серые высотки домов, играющую во дворе детвору, пасмурное небо и плывущие по нему тяжелые темные тучи.

Отойдя от окна, повернулась и посмотрела на стол. Пустая чашка и блюдце навевали тоску, нужно было что-то себе приготовить на вечер. Нинель должна заскочить. Пора было поделиться с ней новостью: я исполнила свою мечту и стала внештатным корреспондентом.

ГЛАВА 4. Неудача всех неудач в жизни

Работа официантки устраивала меня полностью. Во-первых, сменный график два через два, с десяти до двенадцати часов, а во-вторых, официальное устройство, зарплата около шестидесяти тысяч и чаевые.

Первую получку размотала за три дня. Пришлось залезть в оставшиеся пятьдесят тысяч, отданные мне свекровью. Вот тогда и пришло осознание, что я совершенно не умею обращаться с деньгами.

После ухода родителей бабушка руководила нашим бюджетом, а потом Мирон. Сев на диван, я призадумалась: «А чего я хочу добиться в жизни? Потратила пять лет на изучение будущей профессии и в первый же рабочий день поняла: это не моё. На практиках не была. Как только нам было необходимо осваивать навыки будущей профессии, Мирон, уезжая домой, говорил: „У меня встреча с отцом. Извини, тебя взять с собой не могу. Ты отдыхай. Мама напишет все необходимые бумаги“. И если честно, тогда я просто ликовала. Еще бы! Полная свобода и ничего неделанье. Гуляла по городу и смотрела телевизор, иногда зачитывалась любовными романами». Проанализировав свою жизнь, сделала выводы: перед тем, как лезть в дебри учебы, не мешало понять, что собой представляет та самая работа, на которой я буду проводить большую часть жизни. А так как второе образование платное, необходимо копить деньги. Благо, замужем побывала и в ближайшее время вешать на шею хомут в виде мужчины не собиралась. Одежду тоже решила покупать только по самой необходимости.

За пять месяцев скопила сто девяносто тысяч. Рассчитала, что официанткой мне придется работать года три. Помогать мне будет некому. Поэтому нужно было думать не только об учебе, но и о завтрашнем хлебе насущном.

Вопрос о будущей профессии оставался открытым всё это время. Сидя по несколько часов напротив экрана ноутбука, читала информацию о специальности, представляла себя на этом месте и кривила нос. Где же моё? Спрашивала себя сто раз, и подвернулся случай.

Монашкой я не была. График работы у нас с Нинель совпадал, и в первый выходной мы с ней отрывались на танцах в ночных клубах. Как говорила Нинка: «Снимем мальчиков для гармонии женского организма». И хоть первое время к сексу меня не тянуло, но я была не против получить жизненный опыт.

— Ты только смотри, парням не говори, что у тебя квартира в твоем личном пользовании. Сказку о лисичке помнишь? Не представляешь, какие лисы бывают. А хотя у тебя такой уже был, опыт имеется, но всё равно остерегайся. Приведешь домой такого ухажера, и если он ушлый, осядет и выгнать не сможешь.

Поучения подруги опустили с небес на землю. Уж не стала говорить, что так и собиралась поступить. Радовалась, что живу одна.

— А куда идти, если парень понравился? — на всякий случай поинтересовалась у неё.

— Ну и дура ты, Ольга. Пусть он об этом и беспокоится. Частных гостинец в Краснодаре полно. Пускай раскошеливается, если хочется. Твое дело — презервативы в сумочке носить. Без них не вздумай в постель с незнакомцем ложиться. Наплетут с три короба, а ты потом или беременная, или лечишься. И хорошо, если это будет триппер. Помни, от СПИДа лекарства еще не придумали.

Советы Нинки оказались не беспочвенными. Парней, не желающих тратиться на девушку, мечтающих только переспать и в том числе ничем себя не обременять, была уйма. Строила из себя дурочку и резко с такими ухажёрами обрывала дальнейшие ухаживания. Может, и был среди них тот, что предназначен мне судьбой, но копаться и размышлять об этом не желала. Закрыла своё сердце и дала зарок: думать о создании семьи после получения новой профессии. А это означало лет так после тридцати.

Среди танцующей и отдыхающей массы молодежи встречались парни, которые ухаживали красиво и умело намекали на продолжение ночи в номере гостиницы.

Первый раз оказавшись в незнакомом месте, да еще в принципе с незнакомым молодым человеком, сильно смущалась. Что интересно, Александр мгновенно понял мое замешательство. Быстро расставил на столе тарелку с бутербродами и бутылку «Шато Де Талю». Разлив по фужерам жидкость гранатового цвета, Саша, улыбаясь, произнес: «Пьем на брудершафт».

Сделав глоток, отстранила бокал и, пока наслаждалась послевкусием пряных оттенков специй, мои губы накрыли мягким поцелуем. Нежно прикусив мне нижнюю губу, Александр прошелся по ней кончиком языка и осторожно проник им мне в рот.

Не знаю, что явилось причиной взрыва у меня гормонов: учащённое дыхание парня с ароматом вишни, его руки, ласково блуждающие по моему телу. А может, тот самый французский поцелуй, на который ответила со всей страстью.

Я, конечно, имела представление, как мужчина доставляет женщине удовольствие, и не раз представляла это, но не думала, что буду плавиться от ласк Александра. Пытка была сладостной. Из моего горла то и дело срывались стоны. Внизу живота всё горело, а тело изнывало в единственном желании ощутить в себе мужскую плоть…

Порой, анализируя своего второго мужчину, радовалась, что он раскрыл меня полностью как женщину. Не думала, что оргазм доставляет столько сладостных, трепетных минут наслаждения.

Сашка в роли партнера по сексу оказался на высоте, и я была бы не прочь провести с ним еще ночку. Но оказалось, в Краснодаре он был в гостях у друга, с которым вместе учились в Санкт-Петербурге. Александр был родом из Ижевска и через два дня отправлялся домой.

Что интересно, третьим моим мужчиной был тоже Александр. Но сколько было этих самых «но», после которых, смотря на очередного ухажера, раздумывала: «Оль… А вдруг это будет очередной Мирон?»

Копия моего мужа не по внешности, а по темпераменту и отношению к женщине оказался Антон. Парень жил в двухкомнатной квартире вместе с матерью и, когда она работала в ночную смену, приводил домой девушек. Можно сказать, четвертый мой мужчина залез на меня и через пару минут с чувством выполненного долга слез и захрапел. А я лежала рядом с ним на кровати и, смотря перед собой в черноту, рассуждала о превратности судьбы: «И какой черт меня дернул согласиться на перетрах с этим индивидом? То, что произошло между нами двумя, сексом было трудно назвать. Разбередил козел заживающую рану. А хотя, может, это и к лучшему. Очередной жизненный опыт». Хотела встать и уехать домой, но гулять одной по ночному Краснодару было страшно.

Конечно, я не представляла, во что выльется моя очередная встреча с молодым человеком в незнакомом месте. Но перед тем, как уйти с понравившимся парнем, подходила с ним к Нинель, прощалась с ней, а потом отправляла ей адрес, куда мы прибыли.

Зная мое «везенье», сильно боялась нарваться на извращенца. Но, к счастью, за пять месяцев моих похождений мужчины попадались адекватные, с одним лишь желанием близости.

Восьмым представителем сильного пола был Антон Воронов. Когда узнала его фамилию, мне показалось, что она ему очень подходит. Его внешность словно отчетливо подчеркивала черты знакомой птицы.

У парня были идущие крупной волной иссиня-черные волосы и темно-карие, пронзительные, наполненные мудростью глаза. Аккуратный, с едва заметной горбинкой нос и пухлые губы, на которых так и задерживался взгляд особ слабого пола. А может, виной был его выдающийся, под два метра рост, широкие плечи и узкие бедра. Да что объяснять.

Когда такой красавец пригласил меня на медленный танец, пошла, не задумываясь. Как говорит Нинка в таких случаях: «Мозги поплыли». В тот момент я именно так себя и чувствовала.

А Антон, смотря на меня, улыбался одними уголками губ, а в черноте его глаз то вспыхивали искры веселья, то они затягивали меня в омут желания близости.

Что говорить, в такие моменты коленки подкашивались, а тело желало занять вертикальное положение где-нибудь в укромном месте.

Этим местом оказалась квартира-студия Антона. По предварительным ласкам парень оказался на высоте, а вот размеры его мужского достоинства меня немного пугали и, как оказалось, не зря. Не знаю, сколько сантиметров у него был член в длину, но я видела, что парень сдерживает себя и старается не входить в меня полностью. Да и в ширину его половой орган был таким, что я при прикосновении с ним ощутила, будто второй раз потеряла девственность.

— Малыш… Тебе не сильно больно? — поинтересовался Воронов после первого нашего соития.

— Небольшой дискомфорт, — соврала я. — Но ты очень аккуратен и заботлив, — добавила, чтобы успокоить парня.

Хватило меня на два раза, а когда Антон попытался вторгнуться в меня третий раз, ускользнула из-под него, словно рыбка.

Благо парень не обиделся, ухмыльнувшись, стукнув пальцем по моему носу, и откинулся на подушку. Закинув руку под голову, стал смотреть в потолок.

— Прости… — пролепетала я, не зная, как замять неловкую ситуацию.

Посмотрев на меня удивленно, Антон обхватил меня рукой и, прижав к себе, дунул на мою макушку.

— Занятные у тебя волосы. Я на них обратил внимание, когда ты танцевала. У них невероятный блеск от игры огней светомузыки.

— Если честно, я как-то не задумывалась, как выгляжу, когда танцую, — ответила на его заявление и сладко зевнула.

— Спать хочешь? — спросил Антон.

Подняв голову, посмотрела в черноту его глаз, в которой плясали смешки, и попросила: «Спать не особо хочется. Расскажи лучше о себе. Если, конечно, не секрет».

— Секрета никакого нет. Но давай сразу договоримся. Малыш… Не строй на счет меня иллюзий. В ближайшее время семьей обзаводиться я не собираюсь.

Мои брови так и взлетели в удивлении.

— Честно, я тоже не горю желанием выходить опять замуж. За полгода еще не надышалась свободой.

— Ты была замужем? — не скрыл изумления он.

— Не понимаю, чему ты так удивляешься? Или считаешь, не достойна?

— Прости, не хотел тебя обидеть.

— Прощение приняла. Замуж выскочила, учась на первом курсе в институте. Но оказалось, Мирон не видел будущего рядом со мной. Мы разошлись. Я вернулась в родные края. Устроиться работать по специальности не захотела. Сейчас работаю официанткой и коплю на второе высшее образование.

— О… Какие у тебя четкие планы на будущее. Молодец. А я отучился в ИГУМО в Москве. Семь лет работаю журналистом второй категории в редакции СМИ «Краснодарские известия».

От таких откровений подскочила как ужаленная, забыв, что обнажена, и совершенно не обращая внимания на жадный взгляд темных глаз Антона.

— А я ведь, еще учась в школе, мечтала выучиться на журналиста. А потом родители разошлись, и мы с бабушкой поняли, что учебу в Москве не потянем. Выучилась на ветеринара, а работать по специальности не могу. Теперь вот обдумывала, какую вторую профессию получить?

— Так в чем дело. Устройся внештатным корреспондентом. Свободный график работы. Никто не будет требовать срочно сдать статьи. Попробуешь, как это — быть журналистом, — пробурчал Воронов.

Подмяв меня под себя, он стал покрывать мое тело поцелуями, шепча: «Малыш, какая ты красивая. Хочу тебя до безумия… Я буду очень осторожен…»

Сдалась под его ласками и напором, да и жалко было парня. Вот вроде многие девушки мечтают о таком размере мужского достоинства, но на деле я попробовала и честно скажу: не надо мне такого добра.

Может, со временем и привыкла бы, если бы имела Антона постоянным партнером по сексу. Но на деле никак не хочется проверять, чтобы из этого вышло. Да и в раскоряку ходить не особо хочется.

Утром Воронов вызвал для меня такси. Засунув в карман моей сумочки одну тысячу, зажал меня на прощанье в коридоре и, покрывая лицо поцелуями, стал уговаривать остаться.

— Антон… Давай расстанемся хорошими друзьями. А если честно, я больше не могу, — коснувшись губами уголка его губ, выскользнула из захвата и поспешила на выход.

Приехав домой, первым делом набрала полную ванную воды и, забравшись в нее, лежала, закрыв глаза, пока не остыла вода.

В нетерпении отработала два дня в ресторане и, по всей видимости, так была увлечена обдумыванием предстоящего устройства на работу, что со мной не произошло никаких неприятностей.

Редакцию СМИ «Краснодарские известия», где работал Антон Воронов, отмела сразу. Парень хорош, но пусть его другая девушка ублажает. Да и не представляла встречу с ним на его рабочем месте. Подумает еще, что бегаю. Так что оставила я свой выбор на редакции СМИ «Краснодарская новь». К тому же им требовался журналист. Вот я и решила набраться наглости и попытать счастья.

Одевалась часа два. Перебрала весь гардероб и оставила выбор на шерстяном костюме темно-синего цвета. Свитер оверсайз с горлом объемный и юбка-карандаш до колен хорошо сочетались с сапожками из черной замши на шпильке. Обожала французскую обувь. Если честно, Мирон не только приучил меня к вещам хорошего качества, но и научил разбираться в них.

Завершила одевание утепленным плащом чуть ниже колен. Шею прикрыла нежно-голубого цвета шарфиком из шелка. Подхватив сумочку, в которую предварительно положила диплом и зонт, отправилась на собеседование.

На дворе была середина декабря. Погода не жаловала. Каждый день лили дожди, и казалось, они никогда не закончатся. Редакция находилась в двух кварталах от дома, и я решила вызвать такси.

Охранник поинтересовался у меня, с какой целью я пожаловала в редакцию? Мои объяснения его устроили, и он рассказал мне, как найти кабинет главного редактора Фишилева Надхана Лазеровича.

Надхан Лазарович не вызвал у меня какой-либо антипатии. Наоборот. Мужчина лет пятидесяти с добродушной улыбкой поглядывал на мои выбившиеся из прически волнистые волосы. А я периодически бросала взгляд на его черные, как говорят в народе, волосы, вьющиеся мелким бесом.

Представив Фишилева в ермолке и двумя косичками, пущенных с обеих сторон лица, едва удержалась, чтобы не засмеяться.

Посмотрев на мой диплом, Надхан в удивлении приподнял брови и, выказав одними глазами свое отношение к ситуации, вернул мне документ. Но я предполагала такой настрой и ринулась на абордаж.

— Надхан Лазерович, а давайте я сначала вам коротко объясню, почему хочу стать журналистом, а потом вы решите, зачислить меня в ваш штат сотрудников или распрощаться со мной.

Коротко рассказав о своей мечте, плавно перешла к цели моего визита: «Я ведь понимаю, что вы не можете принять меня на ставку журналиста. Но в вашем праве дать мне попробовать работу внештатного корреспондента. Мне не нужно платить за работу. Я хочу понять: что собой представляет профессия журналиста? Поймите, детская мечта — это одно, а вот окунуться в будни работы и понять ее — это совершенно другое. Поработаю у вас, возможно, год, и тогда вы составите обо мне четкое представление и решите, достойна моя работа оплаты или нет».

Не знаю, была ли настолько убедительна в доводах, или на решение Фишилева повлияло, что мне не нужно платить, но на работу он меня взял. Пока Надхан Лазерович объяснял, в чем заключается работа журналиста, я от счастья летала в облаках, иногда выхватывая обрывки его речи.

— Задача внештатного корреспондента — быть глазами и ушами редакции на месте событий и срочная передача информации в редакцию. Он проводит интервью, отслеживает актуальные события, собирает информацию и создает новостные материалы. Внештатный корреспондент занимается как оперативными новостями, так и репортажами. Но чтобы принять вас в штат, совсем без оплаты оставить я вас не могу. Давайте в договоре мы распишем сумму за ваши принесенные в редакцию статьи и проведенные репортажи с места событий.

Через пять дней, пристально рассматривая фотографию на бейджике, не могла поверить, что удача повернулась ко мне нужным местом. Несколько раз перечитала свои инициалы, должность и место работы. Гордость за себя так и распирала. И первое задание принялась исполнять с особым усердием.

Приближался Новый год. По задумкам главного редактора, народ с интересом будет читать о разных предновогодних случаях, выходящих за рамки человеческого мировоззрения. Иными словами, разные загадочные и нестандартные случаи, случившиеся накануне новогодних праздников и заодно Рождества.

— Ищите, Бедовая. Опросите старушек. Уж у них большой жизненный запас историй. Наверняка не с ними, так с их родными или друзьями что-то да и случалось, — напутствовал меня Надхан.

А мне и ходить далеко не пришлось. Как раз бабка Зинка из третьего подъезда в перерыве между дождями вышла подышать свежим воздухом. Узнав, что я работаю журналистом и какая информация меня интересует, вцепилась ручищами и стала рассказывать: «В то время мы голодно жили. Детей у моей матери мал-мала. В гости к нам тетка приехала, детей своих ей Бог не дал, вот и забрала меня к себе в село. Я по молодости шустрая была, быстро перезнакомилась с сельскими девчонками. А накануне Рождества они меня уговорили погадать на жениха. Матрена проживала в самой большой избе, вот мы и решили собраться у нее в светелке. Раз Матрена хозяйка, мы ее и уговорили проделать всё необходимое для ворожбы. Начертила она мелом круг и напротив каждой из нас поставила свечку. Зажгла их и тоже заняла свое место. Стоим мы, значит, руки вперед вытянули и крепко держим зеркала, принесенные для гадания. Переглядываемся, но каждая себе под нос шепчет: „Суженый, ряженый, явись ко мне наряженный!“ И так по три раза. Я уж и так, и этак в зеркальное отражение смотрю и ничего, кроме своего отражения, не вижу. Перевела взгляд на девчат, и у них, видать, тоже женихи не спешат пожаловать на смотрины. Вот одна из нас, Полина Кузнецова, устала, видно, да возьми и переверни зеркало вниз».

— Не верю я, девчата, во всю эту ворожбу, — нервно проговорила она и возьми да и сотри ногой перед собой черту круга.

И только она это сделала, из самого центра выскочило волосатое маленькое существо. На голове небольшие рожки, глазки узенькие. Злым взглядом на нас посматривает. Мы от страха к деревянному полу словно приросли. А вот когда чёрт носом зашевелил, копытами по полу стукнет, да скажи нам: «Мужей захотели увидеть? А не бывать этому». Вот тут мы от страха в один голос завизжали, кто куда ринулись. А когда взрослые в горницу вошли, никакого черта уже и в помине не было. Только вот что я тебе, Беда, скажу: из нас пятерых девчат, кто участие принимал в ворожбе, так замуж и не вышли. Хочешь — верь, а хочешь — не пиши в своей газете о том, что я тебе рассказала. Уж столько лет прошло, а до сих пор мурашки по телу бегут от воспоминаний.

После красноречивого рассказа бабки Зинки, если честно, сама струхнула. Огляделась по сторонам и, сославшись на начавшийся дождь, побежала домой, крикнув на ходу: «Не волнуйтесь, баб Зин! Обязательно принесу вам газету. И напишу в статье, кто мне ее рассказал».

Не помню, как пролетела два лестничных пролета. Залетев в квартиру, включила во всех комнатах свет и, сев за ноутбук, принялась набирать в «Ворде» свое первое интервью. Ходить в редакцию мне было не нужно. Перечитав несколько раз текст и посчитав его супер интересным, отправила по электронной почте Фишилеву.

Через день мне пришел от него ответ: «Задание выполнено отлично. Текст отдан корректору. К Рождеству мою статью в газете опубликуют в рубрике „Святочные гадания“».

Я прыгала и визжала от радости. Пуга Авроры мгновенно ответила мне тявканьем и завыванием. Но сегодня я не обращала на нее никакого внимания. Набрав на телефоне Нинель, поделилась радостной новостью, и мы договорились встретиться вечером и отметить это событие.

Новогодние празднования — самое тяжелое время в ресторане. Я приходила домой уставшая и не чувствующая ног. Сил хватало принять душ и рухнуть на кровать.

Повезло, что тридцать первого и первого были мои исконные выходные. А дальше у всех россиян официальные каникулы. Ашот Азарович не закрыл ресторан, а сократил время его работы с шести вечера до двенадцати ночи. Чему мы сильно радовались.

Звонок от Фишилева прозвучал неожиданно.

— Ольга. У нас в редакции запарка, все разъехались. Кроме тебя в Краснодаре никого из работников не осталось. Есть Лавтурин, но он ушел в запой, и Демьянова, но она на днях ушла в декретный отпуск. Пока со своим животом доберется до места, другие журналисты успеют взять интервью.

— Надхан Лазерович, а конкретно, что требуется? — не выдержала я.

— В том-то и дело, ничего особенного. Сегодня в два часа дня в Краснодар с деловой поездкой приезжает Кузнецов Роман Демьянович. Тебе будет вполне достаточно подъехать к офису Агропромкомплекса «Земли России» и успеть раньше других взять у Кузнецова интервью и переслать быстро на почту Ларисе Ивановне. Бедовая, не подведи. Всю нужную информацию о бизнесмене найдешь в интернете. Извини, говорить больше не могу, телефон отключу на некоторое время, у меня посадка на самолет.

Во всех своих мечтах я не могла поверить в такую удачу. Зажав в руке телефон, попрыгала от счастья и молча повизжала. Но Пуга всё равно уловила вибрацию пола и звонко залаяла.

Отругав мелкую пакость, я подсела к столу и принялась выискивать сведенья о Кузнецове Романе Демьяновиче. Бизнесмен пока не входил в пятерку самых успешных землевладельцев России, но удачливо скупал земельные наделы. Роман Демьянович считался новичком в сельском хозяйстве, но это не мешало ему благополучно осуществлять полный цикл производства мясных продуктов. Компания «Прометей» попутно занималась растениеводством и производством кормов. Также она развивала сеть ресторанов и магазинов. Кузнецов женился два года назад. Его супруга Маргарита — дочь бывшего алюминиевого магната Новикова Николая Леонидовича. Маргарита в этом году порадовала Романа Демьяновича рождением дочери Алёны.

Открыв карту Краснодара, я построила маршрут от моего дома до офиса «Земли России» и обрадовалась. Если на такси, то за двадцать минут доберусь. Осталось одеться. Подойдя к окну, поёжилась от порывов ветра и проливного дождя со снегом.

— Хотели снег на Новый год — получите, пожалуйста, — пробурчала я, развернулась и направилась к шкафу.

Взгляд остановился на итальянском брючном шерстяном костюме серого цвета. Под жакет надела черную кашемировую водолазку. Если при такой погоде придется ждать этого Кузнецова, то через минут десять я окоченею. Лучше одеться теплее. Долго раздумывала, какие полусапожки будут лучше на мне смотреться. На шпильке любая девушка смотрится великолепно, но если дальше повалит снег, то я на каблуках устоять не смогу, не то, что идти. Оставила выбор на зимних ботильонах из натуральной кожи.

Заказав такси, стоя напротив зеркала, надела пальто из кашемира, захватила сумочку, зонт и вышла из квартиры. Спускаясь по ступенькам, вспомнила, что забыла бейджик. Вернулась назад, не разуваясь, влетела в комнату, схватила со стола пластиковую карточку с моей фотографией и побежала на выход.

Таксист побурчал что-то недовольно и тронулся с места. Подъехав к указанному месту, я смотрела на разыгравшуюся за окном непогоду и совершенно не хотела выходить из теплого салона машины. Если бы не покашливание таксиста, так бы и осталась сидеть. Расплатившись, открыла дверь и съежилась от ударившего в лицо шквального ветра с промозглым ливнем.

Выйдя на тротуар, поспешила раскрыть зонт и повернулась спиной, прячась от косого дождя.

Повезло мне лишь в одном. С места, на котором я стояла, отлично просматривалось пятиэтажное здание, выполненное в новом архитектурном стиле, сплошь закрытое стеклом темного цвета. Металлические пластины опоясывали здание и четко обрисовывали каждый этаж. На крыше красовалась рекламная установка с названием: «Бизнес-центр «Земли России». По фасаду здания из зеркального стекла была выполнена конструкция в виде буквы «А». В ее центральной части была устроена входная зона с раздвижными дверями. Параллельно тротуару шли цветочные клумбы. От проливных дождей земля на них представляла собой черную жижу, покрытую маленькими лужицами.

Буквально через минуту я поняла, что начинаю замерзать. Через пятнадцать минут подумывала, что профессия журналиста мне уже не так и нравится. А через полчаса отчетливо понимала: по приходу домой придется подумать о другой профессии. Желательно, чтобы сфера деятельности предполагала нахождение рабочего времени в теплом кабинете.

Когда напротив парадного крыльца центрального офиса Агропромкомплекса остановился автомобиль представительского класса, я уже была не в состоянии на что-либо реагировать. Мне казалось, что я продрогла до самых почек и постепенно превращаюсь в ледяную статую. Зубы отбивали чечетку, а пальцы рук напоминали грабли.

Что удивительно, когда из машины вышел высокий молодой мужчина, а за ним второй, я ожила. Может, виной стало узнавание Кузнецова и желание угодить Надхану Лазеровичу. Именно воспоминание о главном редакторе всколыхнули во мне момент, как я, схватив со стола бейдж, бросила его в сумочку. Было бы глупо подходить к бизнесмену без элемента носителя информации о том, что я журналист.

Кожаные перчатки не спасли от холода, пальцы не слушались. С большим трудом я открыла молнию, достала бейджик и попыталась прицепить его к воротнику пальто, но одной рукой это сделать оказалось сложно. Пришлось наклонить голову к плечу, зажать таким образом стержень зонта и продолжать крепить визитницу.

Как только мне это удалось, без задней мысли выпрямила шею. Мне в спину ударил очередной порыв ливня. Я покачнулась. Зонт упал на тротуар. Его подхватил ветер, покружил по каменной плитке, приподнял и швырнул на газон.

Без защиты над головой я промокла в одно мгновение и тут же бросилась догонять зонтик, который уже изрядно пробороздил черную жижу, кружась и кувыркаясь, устремился вперед. Мне ничего не оставалось, как броситься за ним вслед, и ведь практически удалось догнать улетевший аксессуар. Но он сделал кульбит и со всего маха врезался в лицо Кузнецову.

Возможно, если бы его сопровождающий держал над ним зонт немного ниже, можно было избежать такого казуса. Но то, что произошло, уже невозможно было изменить.

Подбежав к бизнесмену, застыла с округлившимися глазами, наблюдая, как он, схватив мой улетевший, защищающий от дождя предмет, сжал огромными ручищами. Треск ломающихся спиц прошелся скрипучим звуком по слуху.

— Простите, — пролепетала я и застыла от страха, наблюдая, как багровеет от злости красивое мужское лицо. Цвет радужки глаз стал похож на висевшие над головой тучи. Изогнутые влажные губы растянулись в гримасе, а лицо, выпачканное грязью, исказилось в ненависти.

Я попятилась, и тут же на мое плечо опустилась рука бизнесмена. Под ее тяжестью меня слегка перекосило на одну сторону. Но в данный момент я не обращала на это внимание, смотрела во все глаза на одежду Кузнецова, выпачканную в черных мокрых пятнах. Особо «великолепно» смотрелись грязные разводы на белой рубашке, пиджаке и пальто темно-серого цвета.

— Ты что, идиотка, натворила?! — взревел он.

— Простите… Я не специально… Ветер, — оправдывалась я.

— Да мне плевать! — продолжал гневаться бизнесмен. — Кретинка!.. Корова тупорылая. Ты хоть понимаешь, сколько стоят эти вещи? Тебе полжизни за них придется расплачиваться.

Швырнув сломанный зонт в стоявшую перед ним девушку, Роман проследил, с каким испугом она обхватила его и прижала к груди. Злоба клокотала внутри. У него сегодня совещание, на котором должен решиться вопрос покупки земельных наделов в Воронежской области. Эта мокрая курица всё испортила. Бросив взгляд на бейджик, приколотый к воротнику ее пальто, Кузнецов рванул его и, пихая им в лицо девушки, сквозь зубы зашипел: «Не встречал таких тупорылых журналистов. Но раз СМИ „Краснодарская новь“ устраивают такие клуши, то мне плевать. Меня интересует вопрос: как ты со мной будешь рассчитываться? И одним миллионом не обойдешься».

— Ско-о-ль-ко? — удивленно протянула я.

— Один костюм, надетый на мне, обошелся в двадцать пять тысяч долларов. А еще рубашка и пальто. Я же говорю, что за полжизни не рассчитаешься.

— Но у меня нет таких денег, — прошептала, ощущая, как тело все больше стало сотрясаться в ознобе. Пальто промокло насквозь. Плечи и спина заледенели от холода.

— А мне плевать, что у тебя их нет. Звони родным, пусть раскошеливаются. Иначе вызову полицию. А уж она по моей просьбе упрячет тебя в места не столь отдаленные.

— Я живу одна. Мне некому помочь, — стуча зубами, сдавленно ответила рассвирепевшему хаму. Шмыгнув носом, почувствовала, как из глаз брызнули слезы, заскользили по щекам горячими потоками.

— Ты мне тут мокрые ручьи не устраивай. Квартира имеется? — поинтересовался Кузнецов.

— Да, — прошептала я и замотала в подтверждении головой.

— Отлично. Раз денег нет, сейчас поедем к нотариусу, перепишешь свою жилплощадь на меня.

И вот тут до меня дошло, в какую клоаку я попала. Субъект, стоявший передо мной, был не зол, он был разъярён. Мои лепетания не произвели на него никакого впечатления. Одно лишь представление, что я стану бомжихой, ввергло меня в панический шок. Я не могла сдвинуться с места, тогда Кузнецов, схватив воротник моего пальто, резко развернул меня по направлению к его машине.

Не знаю, что сыграло роль моего отрезвления от шока? Возможно, вид дорогого внедорожника и мысль о нотариусе. Нищей и бездомной становиться совершенно не хотелось. Сжав крепче зонт, со всей силы залепила им Кузнецову между ног.

Едва он выпустил меня из захвата и пока его сопровождающий растерянно поглядывал на своего босса, рванула что есть силы с одной лишь мыслью: «Я должна от них убежать, иначе мне хана…»

ГЛАВА 5. Побег из Краснодара

Никогда в жизни так не бегала. Услышав за спиной окрик со стонами боли:

— Глеб!… Догони эту сучку! Бля… Как же больно…

Я усилила бег и, не обращая внимания на нервные сигналы клаксонов автомобилей и на желтый свет светофора, перебежала пешеходный переход.

«Ничего… Переживете мою пробежку и успеете еще наездиться. У меня вопрос всей моей дальнейшей жизни решается. Желательно с крышей над головой и родными квадратными метрами», — раздумывала я, не замечая хлеставшего по лицу ливня.

Как говорят в народе: «Неслась сломя голову». С каждым шагом понимая, что больше не могу. Грудная клетка и легкие горели от учащенного дыхания. Да еще бок заколол так, что в глазах потемнело и вновь хлынули слезы.

Остановилась на краю тротуара и, схватившись за бок, я согнулась, тяжело дыша, заодно прислушиваясь к равномерному шуму дождя и идущим пешеходам. Вскоре уловила учащенный тяжелый бег. Кому он принадлежал? Можно было не смотреть, и так было понятно. Но я все же повернула голову и с затаенным дыханием наблюдала, как ко мне приближается охранник Кузнецова. Увидев, что я на него смотрю, он замедлил шаг, и его губы разошлись в кривой улыбке.

— Набегалась, — ухмыльнулся Глеб.

«Всё». Подумала я, смотря на выхоленное лицо громилы и его полные злобы карие глаза.

— Дочка! Садись быстрей!

Разнеслось рядом. Повернув голову, с удивлением смотрела на открытую дверь такси и встревоженное мужское лицо.

— Шевелись! Пока тебя этот не схватил, — поторопил мужчина.

— А ну стой!

Услышала гневный выкрик Глеба и, не раздумывая, юркнула на переднее сиденье автомобиля. Едва сработал автомат по закрытию дверей, в окно ударилась здоровая ладонь.

— Ага… Как же. Так я тебе дверь и открыл. Держи карман шире, — сквозь зубы выцедил таксист и вдавил педаль газа.

Я сжалась, услышав скользящий удар по крыше машины, и застыла, не веря в спасение.

А я еще тебя на переходе приметил. Едва под колеса моей машины не попала. Вот и подумал: «Неужели девке жить надоело?». Дай, думаю, посмотрю. Может, случилось чего? А оно вон что получается. И чего этот бугай за тобой гнался?

Таксист сыпал вопросами, а я медленно отходила от шока.

— Зонт у меня ветром вырвало, и, покружив по клумбам, в его босса попал. Знатно прошелся грязью по его одежде. Кузнецов зверем смотрел и орал, что только его костюм двадцать пять тысяч долларов стоит. А там еще пальто и рубашка, — удрученно прошептала я, чувствуя, как горло сдавило в спазме.

— Это же сколько на наши деревянные рубли? — поинтересовался мужчина.

— Почти два с половиной миллиона только костюм, за остальное молчу. Вот и затребовал владелец земель и магазинов мою квартиру в оплату за его шмотки. Хотел, чтобы я на него всё переписала. Только понимаю, что на этом бизнесмен не остановится. Посадит меня на бабки и счетчик включит, а это пожизненная ипотека. И в моем случае без просвета и мечты на светлое будущее. Так состарюсь, умру и все еще буду должна.

Представив себя старушкой в лохмотьях, всхлипнула и разревелась.

— Жируют богатеи. За тряпки готовы с человека последнюю шкуру содрать. А ты… Это, дочка, брось реветь. Адрес говори, куда тебя везти?

Шмыгнув носом, назвала улицу, на которой живу.

— А дом какой? — тут же спросил таксист.

И я чуть не сказала, но тут же прикусила язык. Наверняка Глеб запомнил номер такси. Таксист — дядечка добрый. Только хозяева жизни могут и на него управу найти. Что мы можем против «власть имущих»? И чем дольше думала, тем отчетливей понимала: то, что меня сейчас не схватил Глеб, ничего не меняет. С их-то связями вычислить мой адрес — дело нескольких часов. Перед глазами всплыл момент, как Кузнецов со всей силы сжимает мой бейджик. От отчаянья я чуть не завыла, но сразу взяла себя в руки и лихорадочно стала думать: «Ни в коем случае я не должна попасть в руки бизнесмена и его охранника. А спастись от гнева и загребущих лап можно только одним способом. Исчезнуть из Краснодара».

Назвала сердобольному мужчине номер соседнего дома. Открыв сумочку, достала кошелек и, сказав таксисту: «Большое спасибо. Если бы не вы, трудно представить, что бы со мной было», — расплатилась за проезд, вышла из машины. Пройдя до входной двери, встав под козырек, стала рыться в сумочке, как будто в поиске ключей, и заодно поглядывать на уезжающее такси. И как только оно скрылось за поворотом, схватила телефон. Набрав номер подруги, закричала, уже не сдерживаясь от нервного срыва:

— Нинка! У меня беда! Срочно дуй ко мне!

Отключив телефон, рванула к своему дому. Входную дверь и лестничные пролеты одолела будто на одном дыхании. А у двери квартиры нервы сдали совсем, руки ходили ходуном, да так, что едва смогла попасть ключом в замочную скважину. Когда мне это удалось, юркнула в квартиру и сразу закрылась на все замки.

Раздевалась машинально. Сначала перекинула через голову плечевой ремень от сумки. Мирон терпеть не мог дополнительный аксессуар в женских сумочках. А я сегодня будто чувствовала и пристегнула длинный кожаный ремень к компактной кросс-боди. На первый взгляд сумочка казалась маленькой, но я любила ее за то, что она была вместительной. Документы на квартиру я в ней не носила, но телефон, кошелек, паспорт и ключи от квартиры помещались легко. Страшно подумать, чтобы со мной было, если бы моя сумочка попала к Кузнецову.

Скрюченными от холода пальцами с трудом расстегнула пуговицы на пальто и, скинув на пол мокрую насквозь вещь, подпрыгнула от дверного звонка. Застыв с округлившимися глазами, боялась пошевелиться. Трезвон вогнал меня в оцепенение.

— Беда! Долго мне еще здесь стоять! — закричала в нетерпении Нинель.

Двумя шагами я преодолела расстояние до двери и быстро справилась со всеми замками. Впустив подругу в квартиру, вновь провернула ключи в дверных скважинах.

— Оль, что случилось? У тебя такой голос был, будто родители померли, и оба сразу.

— Хуже смерти родных ничего нет, но со мной и в самом деле случилась большая беда. Дай разденусь. Пока я согреваюсь в ванне, ты дуй на кухню, сделай бутербродов побольше и вскипяти чайник. Потом буду собирать чемодан и рассказывать о том, что со мной приключилось…

Допив остатки сладкого чая, я поставила кружку на стол и направилась к шкафу. Открыв дверцы, вытащила чемодан и, бросив его на диван, развернулась и направилась к полкам. Первым делом сгребла нижнее белье. Затем уложила: пижамы, коготки, джинсы, свитера и футболки. Место в чемодане осталось на пару костюмов, а я еще и половины вещей не собрала на свою дальнейшую жизнь. Вспомнив о бабушкиной вместительной сумке, порадовалась, что в свое время не выкинула ее, бегом направилась в зал и тут же услышала ниже этажом тявканье Пуги.

— Да заткнись ты, визгливая пакость! Без тебя, идиотки, тошно! — заорала я и для убедительности ударила со всей силы пяткой по полу.

Не знаю, что больше подействовало: мой злобный голос или стук тяжелого удара на потолке в квартире ниже этажом, но вредная собачонка, заскулив, заткнулась и больше не мешала мне собираться. Видно, наконец, сообразила своим маленьким мозгом, что гуляющие по квартирам воры — это меньшее из всех зол.

Огромную сумку из плащевой ткани забила обувью и верхней одеждой. Сверху вещей положила ноутбук, пакет со спортивным костюмом и тапочками.

— Оль, на мой взгляд, ты слишком эмоционально восприняла слова Кузнецова. Ну сама подумай. Зачем бизнесмену твоя квартира?

— Нин, ты даже не начинай. С моей-то везучестью я сама не пойму, как останусь без жилья. Это у меня ещё время в запасе есть, Надхан Лазерович бороздит просторы неба и пока недосягаем. Меня могут разыскать через полицию, поэтому нужно быстрей смотаться из квартиры. Вызови лучше такси, а я пока таблетки в дорогу соберу и деньги спрячу.

Меня все еще до сих пор потряхивало от недавнего переохлаждения. Не заболеть бы. На улице продолжал валить снег с дождем, поэтому, не раздумывая, утеплилась. Ступни ног согревали кожаные, на натуральном меху ботильоны. Черные с утепленной подкладкой брюки на байке плотно облегали ноги и попу. Поверх футболки надела белый вязаный свитер. Надев двухстороннюю куртку на синтепоне, перекинула плечевой ремень сумочки через голову и, присев на край дивана, бросила взгляд на стенку. С портрета на меня смотрела бабушка. В ее взгляде всегда лучились теплота и доброта. Вот и сейчас мне показалось, будто она старалась поддержать меня и убедить, что все будет хорошо.

Тяжело сглотнув, подхватила сумку и ручку чемодана и тут же услышала возмущенный голос: «Беда! Ты совсем уже рехнулась. Оставь мне хотя бы чемодан».

Так мечтала ни с кем из соседей не встречаться, но не тут-то было. Аврора Подгубная вывела на прогулку свою злющую собачонку. Но ввиду ненастья держала ее на руках, и они обе впились в нас недобрым взглядом.

Колесики чемодана, перекатываясь со ступеньки, глухо ударились об старую бетонную дорожку.

В тот же миг Пуга заливисто залаяла и, от негодования зарычав, схватила зубами старческую руку хозяйки. От боли Аврора завыла сквозь зубы, зашипев, как змея на собачку.

По всей видимости, пушистая зараза сама испугалась того, что искусилась на руку хозяйки, и от страха ничего лучше не придумала, как описаться.

Я смотрела на мокрое пятно, растекающееся по шерстяному пальто Подгубной, и сделала себе в уме зарубку: никогда не заводить маленьких собак, а о Баскервилях вообще лучше не думать.

Пока таксист загружал мои вещи в багажник, а мы с Нинель заняли места. Подруга на переднем сиденье, а я на заднем.

Едва успела хлопнуть дверью и посмотреть в переднее стекло, сразу увидела медленно двигающейся нам навстречу черный внедорожник. Мгновенно упав на сиденье, сжалась и заскулила практически так же, как недавно Аврора.

— Беда, ты чего? — повернувшись, с изумлением спросила подруга.

— Отвернись. Видишь огромный джип? Это моя смертушка прискакала на боевом коне. А ты говорила, что им моя квартира не нужна. Ага. Как же. Легки на помине.

Захлопнув багажник, водитель занял свое место в машине и, увидев надвигающийся на него «Хамер», смачно выругался.

— Куда прутся! Как, скажи, мне тебя объезжать? И ведь упрутся сейчас, как бараны, и с места не сдвинутся. Купят права, дорогие машины — и всё, уже хозяева дороги.

— Двойная такса, если дадите задний ход и выедите из двора через другой въезд, — пропищала я.

— Хм. Будет исполнено. Скажите только, куда вас везти? — уточнил таксист.

— Краснодар два, железнодорожный вокзал, — проговорила на автомате и только теперь поняла, что не представляю, куда ехать.

Выгрузив мой багаж, таксист быстро уехал отрабатывать следующий заказ, а я стояла возле своих сумок, и меня все еще потряхивало.

— Да, Бедовая, ну ты и попала. Я пока не увидела «Хамер», думала, это всё игра твоего воображения. Куда ты теперь, подруга? Может, к Сергееву рванешь? Как-никак бывший муж. Поможет, — с грустью в голосе спросила Поводырева.

— Нин. Сама-то веришь в то, что говоришь? Мирон — слабак. И думаю, эти двое, узнав, что я исчезла из Краснодара и была замужем, в первую очередь рванут к Сергееву. И вот еще что. Возьми-ка мой мобильник и провожать меня не смей. Чуть не забыла. Ключи от квартиры. Располагайся, живи в свое удовольствие. Оставшимися вещами можешь пользоваться. И черкани-ка мне на листке номер твоего телефона.

Свернув вырванный из записной книжки лист, сложила аккуратно и, открыв молнию в чемодане, вложила между страницами книги, взятой в дорогу.

— Вот и всё. Первый год звонка от меня не жди. Позвоню тогда, когда буду уверена, что Кузнецов забыл обо мне. Может, у него второй ребенок родится, и тогда ему не до меня будет. Или акции на землю подскочат так, что цена моей квартиры будет равносильна площади сотки. Всё, подруга. Давай прощаться. Не знаю, когда свидимся, но хочу пожелать тебе женского счастья и встретить того единственного и неповторимого.

Нинель бросилась ко мне, крепко обняла и, сделав глубокий вдох, отстранилась. Она достала из кармана платок и машинально вытерла слёзы, которые безостановочно текли по её щекам. Проводив взглядом удаляющуюся подругу, она прошептала дрожащим голосом: «Прощай, Беда».

Посчастливилось, что непогода унялась, и то, что о ней недавно напоминало, так это огромные лужи на асфальте и отдельные островки еще не растаявшего снега.

Оказавшись на вокзале, большим желанием было купить билет на первый поезд, проезжающий мимо Краснодара. Но мысли о хватке Кузнецова быстро остудили пыл. Бизнесмен нашел мой адрес в течение часа. «Добрые» соседи мгновенно ему доложат, что я с сумками уехала на такси. Два к одному сложить не сложно. Данные обо мне у него есть. Разузнать, на какой поезд я села, будет не сложно. Оставался один вариант — электричка. Самая ближайшая была «Ласточка» до Ростова-на-Дону.

Купив билет до конечной станции, вышла из вокзала и, спрятавшись за колонной, замерла в ожидании. Несчетное количество раз представляла, как меня находит Глеб. С какой радостью охранник Кузнецова хватает меня за руку и волоком тащит к своему боссу.

В динамике раздалось шипение, а затем женский голос произнес: «Граждане пассажиры. Посадка в электропоезд Краснодар — Ростов-на-Дону будет производиться с первой платформы. Будьте внимательны и осторожны».

Когда садилась в электричку, сердце зашлось в учащённом ритме. Но вскоре вагоны дёрнулись, состав плавно стал набирать скорость, и только тогда я смогла нормально вдохнуть.

— Прощай, Краснодар, — прислонившись лицом к стеклу, шепнула губами.

Отстранившись, стала наблюдать за строениями, мелькающими за стеклом, и обдумывала. Куда держать дальнейший путь?

Вспомнив, что бабушка с дедушкой были родом из Сибири, сначала раздумывала махнуть в том направлении. Но, подумав, как сегодня продрогла до самых костей, быстро отодвинула на задний план эту задумку. И решила по прибытию в Ростов сориентироваться на месте.

Направление выбрала случайно. Не спеша идя по вокзалу, наблюдала за мальчишкой лет семи, вынесшим капризами мозг родителям.

— Ма… мам, а скоро мы в поезд сядем? — спрашивал он раз за разом, независимо от того, получал на вопрос ответ или нет.

Видно, малец так достал папашу, что тот, не выдержав, остановился и, с прищуром посмотрев на сына, процедил: «Наш поезд прибудет в четыре ночи. Если не закроешь рот, оставлю на вокзале».

Пронять пацана таким утверждением было непросто, и он, как ни в чем не бывало, тут же спросил: «Пап, а когда мы в Нижний Новгород приедем?»

Мужская грудь высоко поднялась от глубокого вдоха и тут же с тяжким выдохом опустилась.

— Через день. В семь утра.

Вот так и решилась моя дальнейшая судьба. Билет в купе стоил чуть более шести тысяч рублей.

Заняв свое место в купе на нижней полке, я выспалась, а днем изучила все остановки поезда и пришла к неутешительному выводу: охранник Кузнецова уже, скорей всего, получил сведенья о том, в каком направлении я держу путь. Догнать они меня могут лишь воздушным путем. Не успею выйти из вагона, а там два «бугая» схватят под белые рученьки и к нотариусу. Вывод один: нужно сойти с поезда чуть раньше. Укладываясь спать, предупредила попутчицу: «Лидия Федоровна, утром меня не ищите. Договорились с подругой, что вместе будем выходить на вокзале».

— А ты, выходит, не одна едешь? — удивилась женщина.

— С подругой. В последний момент решили ехать, вот и получилось, что в разных вагонах оказались.

— А-а-а. Тогда всё понятно…

Проснулась я за час до остановки. Проделав утренние процедуры, сдала проводнице постельное белье. Оделась и, попрощавшись с попутчиками, покинула вагон. В тамбуре расстегнула куртку и надела ярко-желтой стороной. На голову натянула шапку, спрятав под нее все до единого волоска. Вновь перекинув через шею ремень, поставила сумку наверх чемодана и, схватившись за ручку, побрела не спеша по купейным вагонам.

Вышла я из поезда в городе Дзержинске. Оказавшись на перроне, осмотрелась по сторонам и последовала за пассажирами.

Выйдя из вокзала, спросила у железнодорожного рабочего: «Как добраться до автовокзала?» И по прибытию изучила расписание. Уже в поезде поняла, что легче всего мне будет спрятаться в деревне. В городе потребуют временную прописку, а в сельском поселении, может, этого и не надо.

На тот момент представление о глубинках России имела лишь через телевиденье.

Купив билет, села в автобус и, не доехав до места назначения, попросила водителя остановиться на остановке.

Проводив взглядом уезжающий автобус, передернула плечами от проникающего под куртку холода и осмотрелась по сторонам: трасса. По ее обеим сторонам уходящие вдаль стволы деревьев, и я одна стою, как тополь на Плющихе, среди заснеженных сугробов.

— Оль. Скажи на милость. Куда тебя занесло? — спросила сама у себя и с прищуром всмотрелась вдаль.

Сначала подумала: померещилось. Но чем ближе приближалась двойка лошадей с повозкой, тем теплей становилось на душе. Я ведь грешным делом подумала, что замерзну в гордом одиночестве.

— Тпру-у-у, — протянул мужичок, натянув вожжи.

Лошади послушно остановились напротив остановки, на которой я стояла.

— Дочка, а чего ты тут одна стоишь? Автобусов теперь до завтрашнего дня не будет.

Мне от этих слов аж поплохело.

— А вы, случайно, не знаете. Может, где в деревне специалисты требуются?

Мужичок, почесав пятерней скудную бороденку, окинул меня с ног до головы и заодно поинтересовался: «Это ты, что ль, специалист?»

— Он самый. Ветеринар.

— Ветеринар! — воскликнул радостно он. — Вот так удача! Михалыч давно на пенсию просится, а замены ему всё не присылают.

Спрыгнув с саней, мужик бойко закинул чемоданы в повозку. Помог мне забраться в сани и, укрыв тулупом, схватился за вожжи и погнал лошадей.

— А звать-то тебя как, красавица? — поинтересовался он.

— Ольга. А вас? — спросила в ответ.

— Лебедев Пётр Прохорович. Конюхом на ферме работаю. Сегодня по делам в районный центр ездил. Одного не пойму: как ты в такие морозы одна на остановке осталась? — полюбопытствовал Прохорович и свернул сани на другую полосу дороги.

— Не осталась. Вышла наугад. А не подскажите, каких зверей мне придётся лечить?

— Про зверей не знаю. А вот коров тех у нас хватает.

— Коров? — переспросила я с испугом и, повернувшись, с тоской посмотрела на трассу, затем перевела взгляд на указатель с надписью: «Деревня Мужичкино».

— Да ты, девонька, никак испугалась? — подметил Пётр Прохорович. — Да ты не переживай. Деревня наша небольшая. Молодежи нет, все на заработки и лучшими условиями жизни в город подались. Остались в Мужичкино одни бабы и мужики. У кого сил хватает, все на ферме работают. А куда деваться? Пенсии маленькие, а так хоть какая лишняя денежка на дрова и хлеб имеется.

После этих слов мне совсем тоскливо стало, да только понимала я, что обратной дороги нет. А деревня Мужичкино — не самый худший вариант для того, чтобы затеряться в бескрайних просторах России-матушки…

ГЛАВА 6. Проделки новогоднего духа

Говорят, что человек привыкает ко всему. Вот и я не стала исключением.

Председатель сельсовета Топров Василий Денисович, узнав, что я специалист с дипломом ветеринара, выделил мне домик, в котором когда-то жила фельдшер.

После реорганизации по стране во многих деревнях фельдшерские пункты закрыли, а медикам предложили работу в ближайших больницах.

Вот и пустовал, и скучал дом без хозяев.

— Ты, девонька, ешь, не стесняйся, — уговаривала меня добротного телосложения женщина.

Людмила была женой председателя сельского совета, в их дом меня и привез дед. Петр Прохорович, коротко объяснив местной власти, кто я, зачем приехала в их деревню, умчался за каким-то Виктором, чтобы вместе подготовить мне жилье для проживания.

— Дом у Надежды добротный. Опять же удобства имеются. Машинка стиральная. Ты молодая, руки побережешь, — монотонно ворковала жена председателя.

А меня от сытной еды и тепла разморило, потянуло в сон, но я старалась держаться, отвечать ровным голосом на вопросы.

— Так чего у тебя случилось, что ты одна-одинешенька подалась неведомо куда?

— Когда училась в институте, вышла замуж, а после оказалось, что муж в дальнейшем не видит меня в роли его жены.

— Это как же? Замуж брал, нужна была, а потом вдруг стала не нужна, — продолжала изумляться хозяйка дома.

— Есть такие прохиндеи. Удобна для него была, пока стирала, убирала, кушать готовила. А потом его мама приехала и объяснила мне, зачем я нужна была Мирону. Да я особо и не расстроилась. Только решила уехать как можно дальше и начать новую жизнь.

— Да какая у нас жизнь. Тоска зеленая. Вам бы молодым по дискотекам ходить, нарядами перед парнями хвастаться, а у нас одни бабы и старики живут.

— Вот и поживу подальше от всех парней. Наберусь ума, чтобы больше в такие передряги не попадать.

— Оно-то, конечно, всё верно, только молодость, она ведь не вечна.

Лебедев спас меня от нудного разговора Людмилы.

— Собирайся, дочка, поехали избу твою смотреть.

Домик оказался небольшим, на три комнаты. Через летнюю веранду мы зашли в комнату метров тринадцать. В ней размещались: небольшая прихожая, отопительный котел, стиральная машина и кухонная мебель.

— Котел мы растопили, воду подключили, она насосом из колодца подается. Теперь твоя задача — следить за трубами и отопительной системой.

Видно, увидев мои округлившиеся глаза, дед поспешил меня успокоить.

— Не волнуйся, дочка. Первое время я за всем присмотрю, а потом уже и сама научишься. Угля вот только маловато, на ползимы едва хватит.

— А купить можно? — поспешила спросить. Мерзнуть в доме совершенно не хотелось.

— Ежили, денежка имеется, то заказать машину угля в районном центре всегда можно. Только дороговато. Шофера три тонны везти не хотят, а за пять тон почти сорок тысяч за раз выложить придется.

Я так и застыла от такой цены, но деваться было некуда. Открыв сумку, достала деньги и отсчитала необходимую сумму.

— Если вам не трудно, закажите, пожалуйста. Я не знаю, как это делается, да и телефона у меня нет.

— Да ты, Оленька, не волнуйся. Сделаю всё в лучшем виде. А угля тебе на две зимы хватит, если, конечно, надумаешь у нас остаться, — с хитрецой в глазах сказал дед и вскоре вышел из избы.

Вот так и началась моя жизнь на новом месте. Деревенские были изрядно удивлены моему появлению в их глухомани. Но, узнав причину, по которой я уехала подальше от цивилизации, жалели меня и старались угостить всякими выпечками. Да их и можно было понять. Кругом одно и тоже, а тут я всколыхнула их серую жизнь.

Коров поначалу боялась и при каждом взмахе их хвостов сжималась, как мячик-помпон. А эти рогатые твари будто чувствовали, что я их боюсь. Каждая норовила повернуть голову в мою сторону и, вытянув шею, выдать громогласное: «Му-у-у!»

Благо бывший ветеринар Маслов Игорь Игоревич оказался добрым дедушкой. Спокойно обучал меня всему, что знал сам, и всё поучал: «Ты, девонька, зря животину боишься. Она ведь как человек. Ты к ней с лаской, и она тебе тем же отвечает. А если бояться будешь, так ничему и не научишься. А ежели из коров какая заболеет, как лечить будешь?»

В словах Игоревича была доля правды. И я сильно старалась перенять от него все знания и сама не заметила, как больше не трясусь, осматривая вымя буренок.

Помимо своей работы, помогала дояркам и зачастую подрабатывала зоотехником, когда дед Егор был в доску пьян. А под градусами он находился частенько.

Незаметно пролетела зима. Весна быстро вступала в свои права, и с покрытием пастбищ зеленой травой стали выгонять стада коров из коровников. Тут-то за мое обучение взялся конюх. Дед Василий объяснял и показывал, как нужно управлять кнутом.

Ученицей я была прилежной, тренировалась не только на коровах, но и на банках. И уже к концу лета с довольным лицом издавала кнутом звонкие щелчки, делала петли и материла отборным матом отдельных тупых коров.

Вот так незаметно я вклинилась в деревенскую жизнь. Мужичкино состояло из пятидесяти домов, в которых проживали старики. Большая часть домов были закрыты.

Молодежь в принципе отсутствовала. Появились они с началом лета и привозом в деревню детей. На женатых индивидов я категорично не смотрела. Зачем мне слава гулящей девки. Все бравые ребята погуляют и уедут, а мне жить в деревне.

В город так ни разу и не выбралась. Часто вспоминала Нинель и раздумывала: «Как там она?». Кузнецов меня так и не нашел. Но уезжать из Мужичкино не торопилась. Рассудила, что поработаю еще с год, а там уже можно будет и в Краснодар вернуться. Книг в доме бывшего фельдшера было много, и все практически на одну тематику. Вот я и убивала скуку за чтением фэнтезийных историй.

Приближался две тысячи двадцать четвёртый год. Сидя на диване с кислой миной, я смотрела новости по телевизору и, бросая в рот хлебные сухари со вкусом хрена, запивала эту бурду тёмным пивом, пахнущим дрожжами и хмелем. Не забывала периодически бросать взгляд на чуть приоткрытую форточку в надежде увидеть морозного духа.

Ступни ног уже изрядно замёрзли, и я решила утеплиться. Надевая тёплые носки и кроссовки, костерила на чём свет стоит: свою дурь, Марьяну Купчихину и её загадочного новогоднего духа.

А началось всё банально. На кону Нового года, отоварившись по полной программе в автолавке, приезжающей к нам два раза в неделю, я брела по вытоптанной в снегу дорожке. По обыкновению завалилась в сугроб, а когда, кряхтя, вылезла, встретилась с бабкой Марьяной из третьей избы левого ряда нашей деревни.

Покачав головой, Купчихина сначала поделилась своими наблюдениями и жалостью к моей горькой доле разведенки.

— Вот смотрю на тебя, Оленька, и душа кровью обливается. И всё-то при тебе есть: и лицом краса, и фигура ладная — глаз не отвести, и ножки стройные, словно выточенные. А уж про длинную косу цвета горького шоколада вообще молчу. Этот шоколад зять мне лет десять назад привозил. На вид красивый, а на вкус горький.

— Кто зять? Или шоколад? — уточнила я.

— Вот дурная деваха, а то и так не понятно. Не перебивай. Так к чему я тебе всё это говорю. Зачем ты только в наше Мужичкино приехала? Здесь уж давно, кроме председателя сельсовета и старых пердунов, и мужиков нет. Хоть и имеет деревня такое название, а вот мужики все в город подались, остались одни бабы. Тебе, девка, замуж пора выходить, а ты в свои цветущие годы одна-одинешенька, да всё на ферме пропадаешь среди коров. Не заметишь, как состаришься. Так уж и быть, поделюсь с тобой одним заговором.

Осеняя себя двумя перстами, бабка Марьяна осмотрелась по сторонам и, сделав шаг, практически прильнув к моему лицу, вкрадчиво заговорила: «Этот шепоток мне достался от матери, а той от ее матери, и он у нас передается из поколения в поколение. Судьбу свою с этим шепотком все женщины по нашей линии нашли. Последней дочь моя была, да вот вышла замуж и забыла, когда у матери в гостях была. А я, боюсь, помру и заговор не передам. А этого делать никак нельзя. Иначе дух может рассерчать и бед наворотить».

Я уж у бабки не стала спрашивать: если она помрет, так какое ей будет дело до бед не пойми какого духа. Что самое смешное во всей этой истории, дух был новогодним. И призывать его нужно было в Новый год, за час до боя курантов. И не просто так. А открыв форточку, встать босыми ногами на пол и кричать что есть силы: «Новогодний дух, приди! Мужа ко мне приведи!» И так три раза. И форточку ни в коем случае закрывать нельзя, иначе ворожба прервется.

Можно было, конечно, посмеяться над бреднями бабки Марьяны и плюнуть на всю эту затею, но, что душой кривить, Купчихина была права. Года и правда всё ближе продвигались к двадцатипятилетнему рубежу. А у меня жилье под вопросом, мужика нет, а про детей вообще молчу.

— Баб Марья. Мне что-то не верится, что в нашу глухомань какой стоящий мужчина завернет. Сама посуди. Что ему делать в Мужичкино?

— Ты, девка, своими разговорами невидимых покровителей не гневи. Это нам не ведомо, как по земле разные духи бродят. Одни из них людям помогают, а другие вред делают. И с шепотком не шути. Главное — верь. И тогда сама удивишься, когда с будущим своим мужем встретишься.

Уточнять не стала: откуда какому-то духу знать, где по свету бродит подходящий для меня мужчина? И как я узнаю при встрече, что это тот самый мой жених, дарованный невидимым духом?

Отблагодарив Купчихину, я направилась домой.

Ни в каких духов не верила, но четко проделала всё, что сказала бабка Марьяна, и села в гордом одиночестве праздновать Новый год.

Погоревав над своей женской долей, тяжко вздохнув, бросила в рот очередной сухарик и, глотнув горького пива, с надеждой посмотрела на форточку.

— Какая же я дура! Поверила во всякую чушь старой бабки. Вместо жениха придатки застужу и буду мучиться всю оставшуюся жизнь, — пробурчала со злостью и, встав с дивана, сделала шаг в сторону форточки.

Как раз в этот момент в телевизоре раздался бой курантов, и из оконного проема пополз белесый пар. Это я так подумала сначала. То, что происходило потом, больше напоминало фэнтезийную историю. И в первое мгновение подумала: «Молодец, Оля, дочиталась про магию и драконов».

Клубы морозного воздуха забурлили и превратились в белого дракона. Рогатого такого. Когти широченные, хвост длиннющий. Вроде делает взмахи крыльями, но их как таковых вовсе нет. Только одно очертание и движение воздуха. Дракон на меня так недобренько посмотрел, и в его передних лапах появился светящийся шар.

Мне бы удивиться или испугаться, но я не испытывала никаких эмоций. Подумаешь, сгусток энергии. Может, пива перепила. Надо было еще срок годности посмотреть, а я этот момент как-то упустила. Вот и словила глюк.

— Ну, здравствуй, виртуальная реальность. За какими судьбами ко мне пожаловала?

Так вот и спросила прямо, а чего ждать.

Только дракону мои слова не понравились. Он мотнул головой в недовольстве и как бросит об пол светящийся шар. Сфера разбилась вдребезги на множество осколков. Только на этом представление не закончилось. Фрагменты шара засияли, приподнялись над полом и замельтешили в хаотичном движении.

Только спустя несколько минут, приглядевшись, я поняла, что они, словно множество паучков, плетут, только не паутину, а морозный узор. Мелькнула мысль: «Как же эта красота не тает от тепла в доме?». А дальше произошло совсем невероятное.

Причудливый узор из снежинок разделил мою комнату от пола до потолка и был настолько тонок, что я смогла рассмотреть на той стороне себя. Только одета я была не в синий спортивный костюм и белые кроссовки, а в костюм, состоящий из юбки в пол красно-насыщенного цвета, укороченного пиджака синего цвета, идеально подчеркивающего фигуру, и белой блузки. В остальном же могла поклясться, что на той стороне комнаты стояла я.

Чтобы убедиться, что у меня сильная игра воображения, я подошла к ледяному узору и приложила к нему ладонь. Что удивительно, девушка на той стороне проделала всё в точности со мной. И когда наши руки соединились, морозное кружево вспыхнуло, ослепив светом до боли глаза.

Я зажмурилась, а когда распахнула ресницы, с изумлением поняла, что нахожусь в совершенно незнакомой комнате.

Повернувшись назад, увидела зеркало и, когда подошла к нему, осознала, что я — это совсем не я. Моя душа перенеслась в тело моего двойника, а душа близняшки заняла мое тело. И тут я с горечью поняла, что испорченное пиво совсем не причем. Новогодний дух рассердился на меня и закинул в другой мир. Да не простой, а тот, где существует магия.

ГЛАВА 7. Воспоминания жизни Ольги Беды

От накатившего шока меня слегка качнуло. Едва устояв на ногах, повернулась и, шаркая тапочками по полу, с трудом дошла до дивана. Присев на него, я, опустив взор в пол, стала копаться в воспоминаниях жизни Ольги Беды. Хотя особо вспоминать было нечего.

Родителей девушка не помнила. Словно жизнь начиналась с приездом ее и бабушки Рамиры в небольшой городок Найр-Сарт, находящийся в двухстах километрах от столицы Кранвор Кравского государства.

Схватив внучку за руку, шагая по тротуару, Рамира, гордо вздернув подбородок, давала наставления: «Ты, Ольга, помни одно: мы дворяне. Ни перед кем не должны спину гнуть».

Только тогда уже девчушка понимала, что они обедневшие дворяне. Денег, которые были у бабушки, хватило лишь на то, чтобы купить двухкомнатную квартиру в трехэтажном многоквартирном доме. В данном районе проживало население, имеющее средний уровень жизни. И как бы бабушка не гордилась своим происхождением, работать ей пришлось.

Рамира имела восьмой уровень магической силы воздушника и была сильным магом-артефактором. К сожалению, в городке была единственная лавка по специализации бабушки.

Перешагнув через себя, гордая дворянка устроилась на работу. По какой причине Кадимир, хозяин лавки, невзлюбил бабушку и платил ей меньше всех из всего имеющего у него персонала, Ольга не знала.

— Бабушка, а может нам в столицу переехать? Я слышала, там есть целые предприятия по созданию артефактов, и платят хорошо, — выспрашивала тринадцатилетняя девчушка у единственно родного человека.

— В Кранворе я могу встретить людей, которые меня знают. А этого мне никак не хочется. Вот окончишь учебное заведение, поступишь в академию, выучишься, и тогда мы с тобой лучше заживем, — отвечала Рамира и, проявляя редкую ласку, гладила ладонью внучку по голове.

— Где же мы столько денег возьмем? Учеба в академии платная, — продолжала выспрашивать внучка.

— Не волнуйся. Учебу и проживание в академии я для тебя уже оплатила. Учись хорошо и не позорь наш род Беды.

Спрашивать у бабушки, откуда она взяла столько денег, Ольга не стала. Мало того, она стыдилась славного сильного рода, из-за которого ее дразнят сверстники, и порой не понимала. Почему у бабушки такая же фамилия, как и у нее? Если у меня был отец, то я должна носить другую фамилию. Были, естественно, думы, что отца как такового никогда и не было. Опять же, спрашивать об этом даже повзрослевшая девушка не стала, боясь разгневать бабушку. Так они и жили, едва сводя концы с концами.

Рамира Беда умерла три года назад, и Ольга осталась совсем одна. После смерти бабушки на счет девушки перевели сумму, которой ей едва хватило до начала самостоятельной жизни.

После окончания магической академии Ольга призадумалась о поиске места работы. Цены на жилье и продукты в столице не просто кусались, могли спокойно оторвать руку, в которой ты держишь деньги. Это, конечно, образно, но легче от этого девушке не становилось. Вся мечта вырваться из захолустья потерпела крах. Пришлось выпускнице академии, имеющей на руках диплом с отличием, возвращаться в Найр-Сарт.

Только была еще одна неприятная деталь. У Ольги был слабый магический дар. Маг-бытовик второго уровня требовался в основном в господских домах для уборки помещений. Это была еще одна причина, по которой она не могла остаться жить в Кранворе.

Дворянке, пусть и обедневшей, неприлично было опускаться до уровня прислуги. А уж если учесть, что Беда к тому же попадала во всякого рода неприятности, то неизвестно, кто бы кому платил. Страшно было представить, сколько стоили зеркала и вазы в богатых особняках? А то, что она их обязательно разобьет, девушка не сомневалась.

В родной академии за период обучения ею было вдребезги разбито: пять окон, семь зеркал и множество колб и склянок с банками. Почему именно эта стеклянная мелочь? Да всё по той же причине. Так как денег у Ольги не было, то за разбитые предметы выплачивала она их стоимость работой в лаборатории. Благо хоть колбы никто не считал, а то так бы адептка Беда и осталась навечно в академии магии.

По прибытию в Найр-Сарт единственное, куда смогла устроиться на работу Беда, так это в компанию «Сарвил-Хол», занимающуюся лечением животных и разработкой вакцин.

Попасть в престижную фирму помогла соседка со второго подъезда Наска Нагиршинская.

— Ты, Ольга, только не бойся. Мытье колб в лаборатории не такая сложная работа. Да и сама посуди: где ты в нашем городке что-то лучшее найдешь? — подбодряла девушку Наска.

И обнищавшая дворянка даже воодушевилась. Мытье лабораторной посуды она делала на ура. Натренировалась за пять лет учебы.

Так и потекли серые, будничные дни Ольги Беды, без каких-либо неурядиц и приключений.

И вот тут всплыл вопрос: а за каким хреном новогодний дух перекинул меня в другой мир? Не думаю, что по причине нашей с Ольгой неотличимой индивидуальности. Эта Ольга, в отличие от меня, замужем еще не была, да и не представляла, чем пахнут мужики. А феромоны, тьфу ты, запахи они излучают разные, уж это я с некоторых пор это выяснила.

Пораздумав, поняла, что во всём виновата я. Ольга, в отличие от меня, замуж не рвалась и ни у каких новогодних духов помощи не просила. Осталось понять, что мне делать в мире Ра? В переводе означающий радужный.

Не придя ни к какому умозаключению, я огляделась по сторонам. Хоть владелица тела привыкла к месту своего жительства, но я-то другая Ольга и хотела всё рассмотреть.

Встав с дивана, прямиком направилась на кухню. Со всеми этими перебросками в другой мир желудок свело так, что слона была готова съесть.

Достав из холодильника кольцо колбасы, вонзила зубы и, откусив большой кусок, стала жевать, заодно посматривая в окно.

Уличные фонари освещали тусклым светом небольшие сугробы и припаркованные к поребрику автомобили. Не такие, как в нашем мире, а больше похожие на средства передвижения, которые у нас выпускали в начале двадцатого века.

Я всё больше сходилась к мнению, что мир Ра — это словно пережиток нашего прошлого. Была только одна загвоздка — магия. У нас ее и в помине не было, как и оборотней, считающихся самой сильной расой в данном мире. Были также королевства, но в памяти Ольги они не занимали какого-то изучения, а тем более места. Есть где-то и ладно. Мы-то живем в цивилизованном государстве.

Кравское государство считалось самым большим на материке и сильно ушло в развитии, как в промышленности, так и в других сферах деятельности.

Не заметила, как дожевала последний кусочек мясной копчености и тут же чуть не подавилась, закашлялась. В голове всплыл кое-какой субъект.

Мирон Сергеев — заведующий лечебным учреждением для животных. Этот Мирон не шел ни в какое сравнение с моим бывшим мужем.

Сергеев слыл красавцем. Понимал, как ухаживать за девушками, задаривал подарками. А этот сморчок только и делал, что окидывал Ольгу сальными взглядами. Выслеживал ее, старался поймать в коридоре и затащить в укромное место для того, чтобы полапать. Видно, по этой причине хозяйка тела задвинула этот факт в самые потаенные участки полушарий мозга. А все по той причине, что не могла дать отпор парню и боялась его до жути.

— Хм, — издала я и, предвкушая встречу с мудилой, раздвинула шире плечи. Состроив звериный оскал, который отчетливо отражался в оконном стекле, ткнув пальцем в отражение, высказалась: «Ну, держись, Мирон Сергеев. Будешь получать сразу за себя и за того парня. Я быкам-производителям яйца на рога наматывала, а уж твои бубенцы скручу так, что будешь визжать, как хряк перед кастрацией».

ГЛАВА 8. Первый день в новом мире

Испытывая душевный подъем, ликование от предстоящей встречи и разборку с Мироном, машинально махнула рукой. С кончиков пальцев сорвалось бледное радужное свечение. Пройдя по стене, оно сорвало с петель полку, на которой стояли разные баночки с приправами и прочей кухонной принадлежностью.

Грохот стоял знатный. В воздух взлетела взвесь из перцев, сушеной зелени и прочей разной хренью. Вдохнув пряную смесь, сразу поняла, что допустила большую ошибку. Глаза мгновенно заслезились, а в носу невыносимо защипало.

Первые «боевые действия» начались в слизистой носа, затем носовых раковин и ударили по носовой перегородке. Глубокий вдох сделала непроизвольно, а дальше пошло как по накатанной. Успевала только жмуриться в спазмах, хватать ртом воздух, выдыхать его с сильным чихом и вытирать бегущие по щекам слезы.

Вокруг что-то грохотало, подпрыгивало и, по всей видимости, летало, потому что меня несколько раз изрядно чем-то приложило по голове. Горло и легкие, казалось, сжигались от внутреннего огня. Мышцы живота болели из-за резких сокращений, от постоянных чихов.

В какой момент сообразила, что пора делать ноги с места «спецоперации». Разлепив мокрые ресницы, шатаясь и сгибаясь от непрекращающихся чиханий, побрела из кухни в ванную. Понимая, что я вся с ног до головы осыпана специями, не раздумывая, залезла в ванну. Встав под лейкой душа, повернула рычаг и, чихнув пару раз, подставила голову под теплые струи воды, наблюдая, как от меня в сторону слива текут ручейки воды грязно-бурого цвета.

Немного придя в себя, скинула мокрую одежду и хорошо промыла шампунем волосы. Посчитав, что на сегодня мне хватит водных процедур, я вылезла из ванны. Вытерлась полотенцем и, намотав на голове чалму, накинула халат. Потуже завязав пояс на талии, вышла из ванной комнаты и тут же услышала, как входная дверь сотрясается от ударов.

Уже понимая, что сотворенный мною грохот не мог остаться незамеченным, побрела на шум.

Провернув ключ в замке, открыла дверь и встретилась с озабоченными лицами людей. На лестничной площадке не было живого свободного места, ее заполонила свора любознательных соседей.

— Любопытство сгубило кошку, — проговорила я часто используемую в моем мире пословицу. — Чего пожаловали, господа хорошие? — Шмыгнув носом, обратила внимание на представителя власти. — Господин городовой. Чем обязана вашему вниманию к моей скромной персоне?

Потоптавшись на месте, окинув меня с ног до головы застенчивым взглядом, защитник граждан, прочистив для убедительности горло, решился сказать.

— Поступила жалоба от жильцов дома на сильный грохот, доносившийся из вашей квартиры, и воздействие магической силы, — отрапортовал он и застыл в ожидании ответа.

— Нечаянно баночку с черным перцем уронила, а дальше всё пошло как по маслу и по кругу. На моей кухне шло непрерывное явление встречи: кухонных предметов, смесей из трав, перца и бытовой магии. Хотите взглянуть?

Городовой вновь прочистил горло, оглянулся назад, словно искал поддержку у горожан, и, обратив на меня взор, пробормотал: «Я хочу осмотреть место выброса магии».

Подумав о том: «Как же я устала и хочу спать». Непроизвольно зевнула, успев прикрыть лицо ладонями.

— Проходите, господин городовой, — пригласила войти молодого мужчину и отошла в сторону. — Вы уж сами осмотрите стратегически опасное место, а я в гостевую залу пойду.

— К сожалению, госпожа Беда, вы должны присутствовать при осмотре помещения. И желательно еще двух-трех свидетелей к делу приложить.

С лестничной площадки людей смыло, как по волшебству. Осталась соседка, живущая ниже этажом, Рафна Зивкина и Лисса Ювская. Пышногрудая блондинка лет так около тридцати, проживающая в другом подъезде. Но по планировке помещений в доме наши с ней квартиры располагались на одном этаже и разделялись каменной перегородкой. Плюс балконы находились практически впритык друг к другу.

По всей видимости, Лисса положила глаз на городового. Мужчина хоть куда, но не в моем вкусе.

Открывать дверь на кухню не стала. Надо городовому проверить место, которое вызвало у него вопрос, вот пусть и трудится.

Прислонившись к стене, вновь сладко зевнула и поняла, что еще немного и так и усну стоя. В принципе, мы с близняшкой в плане ночных бодрствований были схожи. Они попусту отсутствовали по той причине, что спать мы ложились рано. Мне в деревне ходить было некуда, да и работа выматывала так, что едва до дивана доползала. А Беда девушкой была скромной и никакие шумные мероприятия не посещала. Новогодний вечер, сделанный шефом для работников фирмы, не считается. Раз в году радовал народ бесплатным застольем. Ольга даже по этому поводу потратилась и костюм новый купила. Теперь он похож на половую тряпку. Самое противное — ткань какая-то не такая, мочить нельзя, подвергается только магической бытовой чистке. Поэтому девушка и польстилась на дешевизну. Ибо платили ей самые крохи. Едва хватало дожить от получки до получки. Ничего неизменного нет. Прямо как в нашем мире.

Услышав громкий чих, за ним второй, с трудом разлепила ресницы и поняла, что я все-таки уснула.

— Господин городовой. Убедились, что у меня на кухне трупа нет. Тогда, может, покинете квартиру. Мне на работу сегодня, а я еще спать не ложилась, — попросила жалобным голосом, наблюдая за смотрителем порядка в городе.

— Простите, госпожа Беда, но мне необходимо всё запротоколировать, а потом вы должны прочитать мою запись и расписаться.

— О! Так это дело поправимое! — воскликнула я, ощущая, как с меня слетает сонливость.

Двумя шагами преодолела расстояние до мужчины, подхватив его под руку, повела на выход и выставила за порог. Туда же быстро препроводила Зивкину и Лиссу. Увидев изумленное лицо городового, пояснила: «Вы же можете это сделать и в другом месте. Вон, хотя бы у Лиссы. У нее и кухня в полном порядке, она вас чаем угостит, а у меня и присесть негде». На этих словах рванула на себя дверь и ловко провернула ключи в замках.

— Госпожа Беда! А расписаться в протоколе? — возмутился смотритель за порядком.

— Господин городовой! Об этом не беспокойтесь. Вызовите меня в управление, и я распишусь под вашими каракулями. А сейчас простите, меня что-то шатает и голова кружится.

И я совсем не врала.

— Вот это ты, Ольга, справила Новый год, — пробурчала себе под нос.

Повернувшись, шатаясь, побрела до дивана и, присев на край, устремила усталый взор в пол. Мышцы живота изрядно побаливали, горло саднило, голова и тело будто находились в коконе жара. Еще бы. Сыпучим смесям перцев лет десять было. Стояли для красоты, радовали глаз.