Бесплатный фрагмент - Пробуждение

Об авторе

Вода и камень, лед и пламень, инь и ян, мужское и женское, хоккей и танец — об этом первый роман молодой писательницы Ксении Блажиевской.

Ксения родилась в Усть-Каменогорске, маленьком городе на востоке Казахстана, известном хоккейной командой «Торпедо» и олимпийским чемпионом Борисом Александровым, а в шесть лет благодаря своей бабушке Инне попала в студию танцев и занималась там вплоть до совершеннолетия, выступая в основном составе группы. Так хоккей и танец прочно вошли в жизнь Ксении, которая сейчас живет в Новосибирске, где окончила НГТУ с красным дипломом, а затем начала работать в журналистике — на радио и ТВ.

Другим увлечением писательницы, пронесенным через всю ее жизнь, является английский язык, на котором она говорит с четырехлетнего возраста. Отсюда обилие англицизмов в ее романе, да и место действия — Канада — выбрано отнюдь не случайно. Канада с ее двуязычием как нельзя лучше подходит, чтобы выразить и передать всю красоту классического танца с его обилием французских терминов, к тому же это прекрасный способ, обращаясь к тексту, «изменить монотонную каждодневность» и, отвлекшись от поднадоевших российских реалий, «показать… привычные вещи по-новому, разбудить… вот так — целиком, шлепком — от пяток до губ»…

Пробуждение чувств и их растворение в четырех временах года, помноженное на четыре встречи, за которыми следует необъяснимая и неизбежная развязка на фоне соединения и расставания двух людей, двух судеб, двух жизней, двух огромных миров, испепеляющих страстей, бушующих стихий, — для такого пробуждения трудно, пожалуй, придумать что-то лучшее, чем одноименный роман Ксении Блажиевской.

---

---

Сюжет и герои являются плодом авторской фантазии.
Любое совпадение случайно.

---

---

Моим любимым родителям Игорю и Татьяне,

любимой бабушке Инне и деду Олегу,

малютке Шарлотте

---

Пролог

Она проснулась. Откинула одеяло. Села, опираясь локтями о колени. Опустила голову, расплескав волну длинных светло-русых волос. Ссутулилась: лицо в ладонях, заострились лопатки.

Голые пятки на голом полу.

Это тело… Кто способен его разбудить?

Встала. Потянулась ― по-кошачьи мягко, неслышно, на цыпочках, вошла в ванную. Остановилась, задумавшись. На лице вдруг мелькнула улыбка.

Где ты? Тот, кто способен меня оценить?!

Нагнулась. Провела рукой по бедрам и чуть выше. У нее упругие ягодицы. Звонко шлепнула себя, как капризного ребенка. Ритмично покачала бедрами, переступая босыми ступнями, пританцовывая под музыку, слышимую ей одной. А потом, слегка покраснев ― словно устыдившись, снова нахмурилась. Выпрямилась как пружина.

Так кто ты, способный изменить монотонную каждодневность?! Показать мне привычные вещи по-новому?! Разбудить меня вот так ― целиком, шлепком ― от пяток до губ?!

Последний год в школе. Мысли и танцы. Тренировки и дом.

― Неужели так будет продолжаться вечно?

Резинка. Черная и жесткая, в три оборота заматывающая волосы на затылок в шишку.

Наклон! ― Ледяная вода обжигает лицо.

Подъем! ― Отражение в зеркале.

Раз-два-три… Оп!

У нее зелено-голубые глаза, придирчиво изучающие себя. Все на месте ― и как будто чего-то не хватает.

Я знаю, чего не хватает: того, кто заставит меня почувствовать всю подвижность, изменчивость мира и насладиться мимолетным ― будь то упавший с дерева осенний лист или первый снег, накрывший холмиком веточку аронии…

Я знаю: ты придешь, ты найдешь меня, ты сделаешь это. А потом ― поднимешь высоко-высоко, до самых звезд. И унесешь, унесешь, унесешь… Унесешь отсюда навсегда.

Май

Château-des-Arts

Наспех собрав вещи в спортивную сумку, Ксантия повесила ее на плечо и сбежала со ступенек дома.

Ее бедра обтягивали голубые джинсы скинни, наверху — белый хлопковый кроп-топ, оставлявший открытым предмет ее особенной гордости: плоский живот с глубоким, рельефным, вытянутым вверх овалом пупка. Джинсы же великолепно и ровно подчеркивали выступающие округлости ягодиц.

Сквозь легкий топ, скользивший при ходьбе по ее телу, такому упругому и подтянутому, едва можно было разглядеть легкий лифчик из белой сетки. Единственное, что ее немного смущало, так это то, что ее грудь в последнее время как будто стала на размер больше. У нее даже появилась навязчивая идея, что все прохожие, а особенно мужчины, когда смотрят на нее, обращают внимание только на ее тугие полусферы. Поэтому она очень надеялась, что в сегодняшнем кроп-топе, который как раз здесь сидел достаточно свободно, эта часть тела станет чуть менее заметной для окружающих. Впрочем, что-то все же и утешало. Дело в том, что порой на улице попадались с виду степенные взрослые дамы, однако раскованные настолько, что за их полупрозрачными кофточками легко различались решительно все анатомические подробности тела. И притом не всегда идеального. «Неужели им совсем не стыдно!» — пугалась Ксантия и немедленно забывала о своей идее фикс, к тому же это была такая мелочь, которая, нужно признать, выглядела вполне соблазнительно, особенно в откровенных сценических костюмах…

Оказавшись на улице, она тем не менее незаметно пощупала грудь и, убедившись, что нигде ничего не топорщится, двинулась более спокойным шагом, все же немного торопясь и волнуясь. Ее нежно обволакивал теплый воздух, и в своих новых джинсовых сандалиях в тон джинсам — с причудливыми пайетками по корпусу, на платформе — она не шла, а словно летела, расправив крылья, по своему родному городку, затерявшемуся где-то в Британской Колумбии — среди лесов и в окружении озер, в которых величественно отражались вершины гор.

Ксантия любила его — и не только за леса, озера и горы, но и за береговой мягкий климат, когда ласковое, приветливое солнечное лето сменяется золотой осенью, приятно окутывающей остывающим теплом, ей на смену приходит снежная и подчас даже суровая зима с пронизывающим ветром, но потом и она заканчивается торжественными раскатами ранних весенних гроз… Любила она и тот характер, что чаще всего проявлялся у местных жителей. Простой и чувственный, приветливый и открытый, он позволял ей освобождаться от каких бы то ни было рамок, стенок и преград, так стеснявших ее дома, но немедленно как будто куда-то исчезавших, стоило ей выйти на улицу. И ее совершенно не смущали ни женщины в полупрозрачных кофточках, ни подмигивавшие им улыбчивые канадские мужчины, ни дети, то и дело пролетающие мимо на роликах.

Еще ее радовало то, что здесь, в этом городе, все было близко — можно сказать, в шаговой доступности. Вот ты стоишь на светофоре, идешь на остановку пешком… И что особенно ценно, здесь можно было запросто встретить знакомого, друга утром, поздороваться, а потом тут же зайти в гости. Вот и сейчас Ксантия увидела на противоположной стороне дороги свою соседку тетю Хелен, бодро крикнувшую ей:

— Ксантия, привет, мама дома? Хотела занести вам попробовать торт безе, вчера готовила!

Весь этот круговорот жизни заставлял Ксантию расцветать и пританцовывать на ходу, импровизируя под немыслимые мелодии ее собственного сочинения и даже не думая проверять, начал или нет топорщиться топ на груди. Наверняка начал, но она уже вбежала, перешагивая через две ступени, в Château-des-Arts. Уже на входе здесь чувствовалось дыхание прекрасного… Конечно, пятиэтажное здание Дворца мало походило на творения Антонио Гауди, волшебника из Барселоны. Но все же здесь была и текучесть форм, и подражание природным формам растений. С внешней стороны между окнами каждого этажа висели фонари-светильники кубической формы на элегантных кронштейнах.

По обеим сторонам от входа во Дворец на постаментах — копии Родена: «Вечная весна» и «Поцелуй».

Какие чувства они во мне пробуждают? О чем я думаю, когда смотрю на них?

Ксантия не раз задавала себе этот вопрос. Обе скульптуры, без сомнения, были настоящим гимном любви. Неудержимая страсть влюбленных «Вечной весны» оживала в камне: сила их желания как будто заставляла сам камень дышать, а в учащенном стуке их сердец чувствовался такой напряженный порыв плоти! В «Поцелуе» была другая любовь — трепетная и осторожная, влюбленные с нежностью едва прикасались друг к другу.

На входе Ксантия, как обычно, поздоровалась с консьержкой — сегодня была ее любимая, интеллигентная приветливая женщина в очках, миссис Уэйт. Она всегда улыбалась и была довольно уступчива, если речь шла о том, чтобы дать ключ от раздевалки и зала, если Мари задерживалась (Мари совмещала роль педагога группы с учебой в хореографическом колледже. Поэтому бывало, что она опаздывала минут на двадцать, а ключи от залов и раздевалки обычно давали только ей как во всех смыслах старшей: ей было двадцать три года). Ксантия никогда не позволяла себе не то что опоздать на тренировку, но всегда приходила минимум минут за тридцать, чтобы спокойно переодеться, а заодно и разогреть тело разминкой.

Внешний вид Château скрывал за собой не менее примечательный интерьер. Внутри он воплощал более рациональный подход в модернизме: и красиво, и функционально. Минув просторный холл из камня с высокими потолками и конторку миссис Уэйт, Ксантия вбежала наверх по гранитной центральной лестнице в Большой зал, самый парадный зал Château. Здесь очень много света — за счет французских окон, прямоугольных и арочных. Они расширяли границы зала, а огромная люстра по центру, повторяющая линии цветка, волн и изгибов женского тела и окруженная живописной колоннадой, раскрывала его пространство в высоту. Сверху по всему периметру зала тянулся балкон с деревянными перилами. Внизу арочные двери в большом зале вели в другие залы Дворца, в одном из которых и пройдет их сегодняшняя тренировка.

Ксантия танцевала в группе уже три года и была в свои семнадцать самой младшей. В основном составе, помимо нее, была еще только одна школьница — восемнадцатилетняя Кира, с которой они не сразу, но сдружились, и еще восемь «старичков» — ярких девушек двадцати — двадцати трех лет, среди которых, конечно, выделялась прекрасная Мари и которыми руководила красавица-брюнетка Ноэми, пользовавшаяся заслуженным обожанием танцовщиц в том числе и потому, что когда-то также начинала вместе с ними, но затем быстро улетела вверх по карьерной лестнице, так что сейчас группа была для нее лишь одним из многих успешных бизнес-проектов.

А группа и в самом деле привлекала нешуточное внимание горожан, выступая на самых престижных и звездных по местным меркам вечеринках и ивентах. Завистники, коих всегда хватало, утверждали, что секрет подобного успеха скрыт у Ноэми где-то чуть пониже соблазнительных белоснежных плеч и изящных ключиц. «Секрет», при виде которого мужчины-промоутеры якобы тут же млеют и распахивают перед ней все двери. Этот самый «секрет» иногда показывался или пробивался, а может, приоткрывал завесу тайны из-под V-образного выреза ее полупрозрачного топа-сетки. Такое чувство, что ему — этому самому секрету — было там просто тесно! Особенно когда она глубоко и часто дышала после показанного танцорам куска или очередного прогона. Идейная и материальная вдохновительница группы предпочитала такую одежду, которая выгодно скрывала и одновременно тонко выделяла то, чем были все основания гордиться. Например, обтягивающие джинсы подчеркивали ее без преувеличения массивные ягодицы, свитшоты и облегающие топы-сетки с длинными рукавами выгодно оттеняли большую грудь и переходили в изящную узкую талию, а затем опять в аппетитные бедра. Короче говоря, у нее был исключительно женственный силуэт. Нужно еще отметить, что при всей своей яркости Ноэми была абсолютно без «тюнинга». Красивые пухлые губы она не красила, а обводила нюдовым карандашом, а черным слегка выделяла уголки глаз или же рисовала едва заметные и ничуть не агрессивные стрелки — как, впрочем, и все старички в составе — и еще чуть красила ресницы. Короткие кожаные шорты в сочетании с плотными черными или иногда полупрозрачными колготками, безусловно, оказывали влияние на мужчин. На ногах же она носила в основном грубую брутальную кожаную качественную обувь на платформе. Вместе с тем любая девушка из состава, не исключая и Ксантию, прекрасно знала, что никакая протекция одними нарядами и телом не получилась бы без упорных каждодневных тренировок в сочетании с занятиями по акробатике и хореографии. Кроме того, Ноэми сумела привлечь к делу именитых педагогов, разбиравшихся, помимо обязательного и незыблемого, как земная твердь, классического танца, и в таких популярных стилях, как контемпорари, джаз-фанк и вог. Так или иначе, но в результате получился великолепный состав участниц, с которыми Ксантии вскоре предстояло слиться в танце на тренировке.

Раздевалка представляла собой вытянутое помещение с расставленными вдоль стен скамейками и большим зеркалом у противоположной стены. Сейчас она оказалась открыта (Мари проводила занятие у средней студии, где когда-то танцевала и Ксантия), и, едва затворив дверь, Ксантия тут же при входе — благо в комнате никого не было — скинула сандалии, а за ними и одежду, пробежалась к зеркалу, грациозно вставая перед ним в различные позировки, а затем вволю крутя ногами педали всевозможных pas emboîtés — и на месте, и кругом, а если потом добавить руки… Обнаженность захватывала и будоражила, позволяя чувствовать тело предельно точно: раз-два-три… оп!

Ксантия так увлеклась, что опять не заметила, когда в раздевалке появилась Сандра в своих обычных рваных джинсах и мужской рубашке навыпуск. Она действительно была грубовата. «Может, это из-за ее увлечения акробатикой?» — пронеслось в голове у Ксантии. Сама фигура у Сандры была мальчишеская, прямая, практически без изгибов и с почти незаметной талией. Неизменной в ее облике оставалась и эта челка — как у школьницы… Ксантии казались несколько странными такие вот «мужские наряды» Сандры, хотя ей и льстило, что та как будто нарочно приходит раньше всех, чтобы увидеть ее «разогревающий» танец. Сандра всегда входила очень тихо, усаживалась на скамейку поближе к зеркалу и задумчиво смотрела за тем, как Ксантия выписывает свои пируэты. Более того — иногда Сандра… даже закуривала, хотя это было строжайше запрещено! Видя такое внимание к себе, Ксантия порой намеренно старалась показать особенно сложную «фигуру пилотажа» наподобие fouetté, чтобы оставить единственному зрителю этого спектакля впечатление на всю жизнь!

Но в этот раз Сандра сидела вдалеке на левом ряду, с озабоченным видом копалась в своем смартфоне и практически не смотрела на Ксантию, поэтому та, внезапно прервав танец, подошла к ней и поздоровалась. Однако Сандра, молча кивнув в ответ, вновь обратилась к телефону, продолжая сидеть в своем нелепом наряде, словно пришла не на тренировку, а на тусовку с друзьями. Еще раз незаметно окинув взглядом Сандру, Ксантия направилась к своей сумке.

Она натянула принятое в основном составе группы боди телесного цвета, с удовлетворением чувствуя его равномерно плотный контакт с телом. В таком наряде Ксантия ощущала себя почти так же уверенно и свободно, как только что во время разминки, понимая в этот момент, почему «боди» и «тело» обозначается одним и тем же словом: оно и впрямь являлось как бы продолжением ее самой. За боди-телом последовали черный топ и того же цвета ее любимые обтягивающие легинсы, надевая которые Ксантия подумала о том, как же замечательно, что мама успела все это постирать. Ведь чистые вещи так очаровательно пахнут стиральным порошком и кондиционером, контрастируя с унылым запахом пота и наполняя, конечно же, ощущением свежести и ту, что их носит!

А здесь восхитительно ароматная ткань одежды как нельзя лучше сочеталась с душистой натуральной кожей новеньких джазовок, которые Ксантия, прежде чем натянуть на ноги, не удержалась и, смущенно оглянувшись на Сандру (та по-прежнему была вся в своем телефоне), с наслаждением понюхала, как уже делала дома, перед тем как поставить их на ночь совсем рядом с кроватью, чтобы, засыпая, можно было протянуть руку и погладить эти ровные, стройные и сильные очертания.

Ногам в джазовках было невероятно легко, к тому же, хотя они были и не на платформе, за счет толстой подошвы Ксантия казалась себе в них выше, что как будто повышало и ее самооценку. Такая обувь вообще-то стоила очень прилично, и обычно ей не покупали столь дорогие вещи, но на днях все же удалось выпросить их у папы. И теперь она никак не могла на них налюбоваться, к тому же эти липучки и шнурки — они смотрелись просто восхитительно! Именно такая обувь, по ее мнению, должна быть у всякого уважающего себя танцора, ведь в них так удобно работать ступней, и даже, как в чешках, удается натягивать носок!

Тут Сандра наконец оторвалась от телефона, цокнула языком и заметила, что такие джазовки сейчас в тренде, заставив Ксантию немного покраснеть от удовольствия.

— Вау, Ксанти! Ну ты даешь, дорогая! Вот это совсем другое дело! — раздался над ухом зычный, чуть хрипловатый голос Киры, сразу заметившей перемену в обуви своей лучшей подруги.

— Правда ничего?! — Повернувшись к вошедшей, Ксантия встала, на ходу раскрывая Кире объятия. Расцеловав возбужденную Ксантию, та немного отстранилась, а затем присела, не стесняясь нескромно выступивших из-под мини красных трусиков, и пощупала Ксантины джазовки руками, после чего выразительно подняла вверх большой палец:

— Во! Да это самая сумасшедшая обувь из всех, что я видела!

Уж кто-кто, а Кира, происходившая из обеспеченной семьи и учившаяся в частной школе, в которой ученики за свои деньги могли позволить себе любой каприз, точно была в курсе всех последних тенденций в одежде, и ее похвала была чем-то гораздо большим, чем просто комплиментом близкой подруги. Ксантия даже не ожидала такого счастья… Значит, эти джазовки и впрямь замечательные!

Она внезапно почувствовала тяжесть внизу, чуть ниже живота. «О нет! Только не это!» — подумала она, чуть приходя в себя от радости, и поспешно устремилась в туалет. Это было похоже на то, что она недавно испытала во сне. Тогда ощущение было таким, что ей вдруг захотелось близко-близко и сильно свести ноги, но оно не проходило и все ныло и ныло, как ей показалось, вечность, но на самом деле секунд семь, — а потом прошло, оставив шлейф удовлетворенности, какой-то тяжести, но и вместе с тем расслабления. Когда она окончательно проснулась, то так и не поняла, что это было. Вот и сейчас… Туалет располагался по соседству с раздевалкой, так что идти пришлось недолго. Там никого не было, поэтому Ксантия, войдя, сразу же приспустила легинсы, расстегнула боди… Может, это просто от переживаний?.. В конечном счете Ксантии и правда захотелось по-маленькому, так что ее визит в туалет оказался отнюдь не напрасным.

Когда она вернулась в раздевалку, то застала в ней пополнение в виде сразу трех танцовщиц из группы: Софи, Валери и Реджины. Софи стояла перед Сандрой, потрясая своими блондинистыми вьющимися волосами до плеч, одетая в сверхлегкомысленное мини, фигурные колготки, а сверху на ней было что-то вроде дождевика, по крайней мере в плане прозрачности, так что складывалось впечатление, что на ней просто открытый лифчик. Ксантия знала, что Сандра не приветствует такие наряды подруги, из-за чего Софи обычно старалась одеваться скромнее. Но сейчас, очевидно, это не сработало, и между подругами происходили бурные объяснения на французском, в которых отчетливо слышались восклицания Софи: «Оh!», «Аh!», «Мa chère amie», «Рardonne-moi» — и все в таком духе, остальное было не разобрать. Потом Сандра и вовсе стремительно встала и вышла из раздевалки, увлекая Софи за собой, так что Ксантии пришлось посторониться.

Валери явилась в одном из своих «традиционных нарядов» — так называла Ксантия ее кожаные шорты с черными полупрозрачными колготками и полупрозрачным свитером крупной вязки бирюзового цвета. Валери вообще любила все кожаное и лакированное, короткие сарафаны и юбки, дополняя это ботфортами на плоской подошве. Она умела одеться недорого, зато со вкусом. «Интересно, если бы я так одевалась, я бы тоже могла так легко всех соблазнять?» — подумала Ксантия, но ее отвлек смех Реджины, которая в своей обычной манере подкалывала Валери, передразнивая ее очередного кавалера. Сегодня высокая Реджина в брючном костюме и волосами до плеч, которые она как раз стягивала в традиционный танцевальный пучок, была похожа скорее на пажа, чем на девушку.

Что же касается Киры, то она, пока Ксантия была в туалете, уже успела переодеться в точно такую же форму, как у Ксантии, и теперь, вытянув ноги, сидела на скамейке справа, невозмутимо играя во что-то на своем айфоне. Поиграть она любила и делала это при всяком удобном случае. Заглянув Кире через плечо и убедившись, что это очередная логическая шарада, до которых Кира была большая охотница, Ксантия решила не отвлекать ее от движения мыслей и, повернувшись в сторону зеркала, принялась от нечего делать наблюдать за переодевающейся Реджиной. Та делала это с характерной для нее комичной медлительностью, то и дело при этом воровато озираясь. Тому были, конечно, свои причины: бывало, что, когда она снимала рубашку и оставалась в маленьком лифчике-ленточке, кто-нибудь, улучив момент, когда Валери отвлекалась, облачаясь в тренировочный костюм и ее любимые винтажные балетные джазовки, как бы невзначай подходил сзади к Реджине и быстро развязывал ленточку — после чего ленточка опадала, вызывая громовой хохот присутствующих.

Ксантия понимала, что смеяться тут не над чем, но и в этот раз ничего не могла с собой поделать: стоило Кире проскользнуть мимо нее, поставив игру на паузу и включившись в другую игру, состоявшую в подкрадывании к Реджине и развязывании ленточки, как зрелище обескураженной Реджины вновь вызвало у Ксантии неудержимый пароксизм смеха. Кира же, сделав свое «черное дело» и лишь слегка усмехнувшись, взмахнула руками как птичка и упорхнула легкими sissons fermées на свое место, где вновь деловито вернулась в игру в телефоне.

Отсмеявшись, Ксантия услышала, что кто-то, напротив, начал всхлипывать. И это была не Реджина, поспешно нахлобучившая на себя футболку и штаны, составлявшие ее танцевальный костюм. Она, конечно, была обижена, но все-таки не настолько. Вот Валери — та умела всплакнуть по любому поводу, но именно сейчас она любовалась собой в зеркале, стоя на полупальцах в одном из самых сложных и одновременно изящных положений классического танца — attitude, и ловко сгибала колено поднятой назад стройной ножки.

Нет-нет, фонтан слез находился не здесь, а где-то за спиной — у входа. Ну конечно же! Обернувшись, Ксантия обнаружила рыдающую Лею, которую вели под руки Сандра и Софи. Сандра, держа в руках ring bag Леи с ручками в виде колец из металла, раздраженно что-то высказывала вполголоса. Софи же лишь сочувственно гладила Лею по голове. Лея была их подругой и ярко выраженной блондинкой, очень эффектной, про умственные способности которой Сандра нередко в сердцах признавалась, будто та «мыслит грудями» (заодно отдавая должное размеру бюста подруги, который по этому параметру был сравним с грудью самой Ноэми и даже превосходил ее по белоснежной пышности, мягкой упругости и безукоризненно правильной округлости форм). Ксантия находила выражение «мыслить грудями» неприличным и, очевидно, почерпнутым от хоккеистов, с которыми Сандра частенько общалась. Нужно сказать, что и Сандру, и Лею связывал именно хоккей. У Леи вся семья, по сути, представляла собой хоккейную династию: ее отец работал вторым тренером в юношеской сборной, а старший брат Мейсон играл в Ванкувере в НХЛ. Все увивавшиеся за Леей воздыхатели играли в хоккей и боготворили ее. Будучи ко всем равнодушной, она тем не менее не хотела никого обижать и предпочитала со всеми сохранять хорошие дружеские отношения. А так как Сандра и Лея были очень дружны, то и у Сандры, ясное дело, все кандидаты в воздыхатели были сплошь хоккеисты. Иными словами, при ее специфической внешности ее всегда окружали мужчины, то есть в поклонниках у нее уж точно не было недостатка. Вообще многие недоумевали, как такое возможно. Вот, к примеру, была у них танцовщица Ханна, которая встречалась всего лишь с одним, да и то, когда она сказала, что хочет замуж, ее кавалер, испугавшись ответственности, взял да и укатил в Израиль. Так, по крайней мере, про них рассказывали. Сама-то Ханна предпочитала помалкивать на этот предмет.

Прислушавшись к голосам вошедших (на сей раз они говорили по-английски), Ксантия явственно расслышала слова «подлец» и «деньги». Не очень понимая связь между этими словами, Ксантия, во всяком случае, могла догадываться или предполагать, что это может значить. Все свидетельствовало в пользу того, что Лея вновь попала в одну из своих традиционных историй, когда ее чрезмерная доброта и уступчивость сыграли с ней злую шутку. У ее брата скоро намечалась свадьба, и Лея готовила ему какой-то грандиозный и вместе с тем дорогой сюрприз. И теперь что-то пошло не так.

Элегантное маленькое черное коктейльное шелковое платье с небольшим рукавом и глубоким вырезом, в которое была одета Лея, позволяло любоваться идущим почти от шеи за счет сильно поднятой груди «секретом» à la Noémie. Ее чуть полноватые, хотя, нельзя не признать, довольно стройные голые ноги в черных кожаных туфлях-лодочках на тонких высоких шпильках в сочетании с ее не очень характерными для группы широкими бедрами казались Ксантии тем не менее очень сексуальными.

Впрочем, столь элегантный стиль одежды был для Леи вполне типичным. Она, будучи натуральной блондинкой с шикарным каре, выглядела очень ярко и при этом сдержанно.

Сандра и Софи между тем подвели Лею к скамейкам напротив Ксантии, продолжая каждая на свой манер упрекать ее (Сандра) или утешать (Софи), в то время как Лея все еще всхлипывала, закрыв лицо руками:

— Девочки, я же откладывала эти деньги на подарок Дэниелу!

Несмотря на то что тени и подводка немного размазались, было видно, что у девушки выдержанный дорогой мейк, оттеняющий ее красивые глаза, а руки, которыми она закрывала лицо, выглядели очень ухоженными из-за качественного глянцевого маникюра благородного баклажанного цвета.

Не переставая разговаривать с Леей, подруги начали раздевать ее. Теперь Ксантия лучше слышала их слова, да и Кира вновь отвлеклась от своей игры ума, уставившись на уморительную троицу, в то время как Реджина у зеркала довольно умело, как показалось Ксантии, вводила Валери в медленный valse à trois temps.

— Дорогая, все будет хорошо… — низким грудным голосом убеждала Софи, продолжая одной рукой гладить ее по голове, а другой расстегивая сзади на ней платье.

— Лей, ну что ж ты такая добрая душа-то, а?! — сокрушалась Сандра, обнимая поочередно руками колени, чтобы стащить с нее лодочки, после чего взору Ксантии предстали длинные пальцы Леиных ног с педикюром такого же цвета, как и на руках. — Ну и что, что он парень твоей близкой подруги?! Как он мог попросить взаймы, а главное — взять у девушки?

— Не плачь, ma chère, все обойдется, — продолжала Софи, берясь снизу за платье Леи и стаскивая его через ее голову, в то время как Сандра со словами «Эх, как можно быть такой наивной…» снимала Леины руки с лица и поднимала их кверху.

Теперь на Лее оставались лишь нюдовые трусики и того же цвета вместительный лифчик.

— Ma petite Léa, не трать на него свои нервы, — советовала Софи. — Бегать от девушки из-за «сложного графика»? График у него, видите ли… У нас тоже! — продолжала она. — Может, подкараулить его где-нибудь?

«Что же произошло?» — недоумевала Ксантия. Она хотела выяснить, что думает по этому поводу Кира, но подругу Лея, похоже, не интересовала: она снова была поглощена игрой. «Логика!» — с уважением подумала Ксантия, пристраиваясь рядом на скамейке и наблюдая то за переживаниями Леи, то за игрой Киры, то за влекущими pas de deux Реджины и Валери.

Тем временем раздражение Сандры вроде бы улеглось, и она начала переодеваться сама, пока Лея неспешно и рассеянно затягивала свой бюст в тренировочное боди. Сандра же переодевалась быстро и деловито, как солдат. Всегда немного неожиданно было видеть у нее грудь, которую Сандра обычно утягивала в лифчик, из-за чего можно было подумать, что груди почти что и нет, но вообще-то она была — не такая пышная, как у Леи, но упругая и довольно красивой формы. Сандра не любила, когда кто-то рассматривал ее грудь, поэтому, сняв лифчик, тут же спешила спрятать грудь за спортивным нарядом. В боди грудь становилась живой, колыхалась и придавала облику Сандры приятные округлости, делая его гораздо более женственным. Тело Сандры, надо сказать, было без излишеств. Ни тебе жирка, ни широких бедер, хороший тренированный живот с кольцом на пупке — в общем, все ровно так, как и должно быть у человека с хорошей физикой. Недаром Сандра была своего рода «тайным оружием» группы по части акробатики, особенно же ей удавались рондат, фляки и такой воплощенный ballon, когда не веришь, что танцор вообще когда-нибудь достигнет земли, — все это было про нее!

— Mes grandes dames, сегодня у нас очередная лексика для программы в новом клубе Sport-X! — Мари вошла в раздевалку, одновременно разговаривая по телефону и натягивая на ходу джазовки. На ней, руководившей группой на время отсутствия Ноэми (то есть почти всегда), был черный асимметричный хлопковый свитшот свободного кроя с кнопками по краям и длинная юбка из такого же материала с вырезом до бедра, прекрасно облегавшая длинные ноги и узкие, но объемные бедра. Весь ее вид, как всегда, внушал уважение и уверенность в завтрашнем дне. Во всяком случае, так казалось Ксантии, всегда чувствовавшей себя в присутствии Мари не больше чем школьницей (хотя она таковой и являлась), не вполне твердо выучившей урок (что иногда почти расстраивало, если учесть, что Ксантия в учебе была без трех предметов отличницей).

Завидев руководство, состав отвлекся от своих занятий и радостно устремился навстречу. Ксантия с Кирой тоже влились в этот поток девушек, из-за схожей одежды казавшихся теперь единым многоголовым, многоруким и многоногим организмом. А Мари, надо признать, обладала редкой способностью прекрасно с этим организмом справляться.

— Послушай, ну я не знаю, где они могут быть! — между тем раздраженно высказывала она кому-то, держа свой айфон последней модели на некотором расстоянии от уха. — Не пробовал посмотреть под кроватью? А босиком ты никак не можешь, что ли?..

Ее собственные изящные сапожки несла Ханна — брюнетка с широким, немного лопатообразным лицом, бойфренд которой уехал в Израиль, и теперь она, как могла, старалась компенсировать образовавшийся недостаток любви служением танцу вообще и Мари в частности. Ксантия только сейчас ее заметила, хотя, скорее всего, та вошла вместе с Мари. Но Мари, Мари… Мари была слишком ослепительна, чтобы вот так сразу разглядеть кого-то на ее фоне. Но нужно отдать должное Ханне. Несмотря на довольно непримечательную внешность: полные щеки, проблемную кожу и брови-ниточки, что дополнялось отсутствием талии, груди, — и в целом несколько массивную фигуру для человека, уже не первый год занимающегося танцами, танцевала она четко и ярко, едва ли не лучше всех остальных. Она дружила с Ингрид и старалась во всем копировать ее и ее вкусы. Конечно, она не одевалась так дорого, но, во всяком случае, очень старалась соответствовать. Она не стеснялась даже носить мини, что при ее комплекции было довольно рискованно. Впрочем, сегодня на ней были яркие штаны с блестками и разводами, в которых, как и во всем остальном, вполне прослеживалась «нить Ингрид».

Но гораздо удивительнее для Ксантии было не заметить длинное белое с сумасшедшими сиреневыми блестками и замысловатыми вырезами платье самой Ингрид, шедшей под руку с Ханной. К тому же в волосах у Ингрид красовалась приметная большая заколка в виде белой розы. И это же не кто-нибудь, а Ингрид, ставшая для группы настоящей находкой в лице не только танцора, но и, можно сказать, главного художника по костюмам. Да-да! Ведь именно благодаря созданным ею образам танцоры могли поймать нужное для танца состояние — ее костюмы задавали тон и манеру исполнения. Они как разные музыкальные инструменты звучали со сцены и передавали свои чувства зрителям, будь то радость, боль, счастье, и делали каждый номер индивидуальным, со своим характером, помогая передать самую суть танца!

Ингрид была такой всегда, сколько Ксантия ее знала, — весьма продвинутой и увлеченной на тему сценических танцевальных костюмов, как и моды вообще. Ее одежда отражала самые последние тенденции в моде до такой степени, что иногда, чему и Ксантия неоднократно становилась свидетельницей, к ней прямо на улице подходили и спрашивали, где она купила тот или иной предмет гардероба. Ингрид одевалась в самих дорогих магазинах города, куда обычные люди вроде Ксантии даже не решались зайти, чтобы просто увидеть все это великолепие форм и образов.

Да, выходило, что Мари в какой-то момент заслонила от Ксантии даже такую белую сегодня звездочку, как Ингрид!

— Тепло же. Ну что ты мне хочешь сказать? Ладно, мне сейчас некогда, что? Окей, я потом найду и тебе передам, все, пока!

Можно было подумать, что Мари отчитывает ребенка, хотя она жила в отдельной квартире. Но, может быть, кто-то зашел к ней в гости, подумала Ксантия.

— Программа в новом ночном клубе обещает быть зрелищной и технически сложной. — Продолжая сжимать телефон в одной руке, другой Мари в одно мгновение расстегнулась и энергично двинула бедрами, из-за чего ее юбка словно бы повисла в том месте, где только что была она сама. Юбку тут же ловко и бережно, как берут на руки младенца, подхватила Ингрид. Потрогала ткань и еще раз одобрительно закивала. Она лично занималась созданием не только сценических костюмов, но и всей тренировочной линейки.

Ксантия не переставала удивляться этой способности Мари все делать на ходу, в том числе и переодеваться. Теперь было видно, что на ней плотные черные колготки, которые она часто носила на тренировках вместо легинсов.

— Клуб? Новый? Это где? — выступила Ханна, но на нее сразу же зашикали: всем уже было известно про этот клуб, и отвлекать Мари глупыми вопросами было совсем ни к чему.

— Да, он обещает стать настоящей сенсацией, — знающим и спокойным тоном сказала Лея, вращавшаяся в спортивных кругах и имевшая доступ за кулисы светской и спортивной жизни на самых закрытых мероприятиях города. Казалось, она уже отошла от своего «горя» и теперь, приняв позу дерева и полузакрыв глаза, видимо, таким образом обретала желанное спокойствие и равновесие.

— А новая лексика для программы, м-м-м… — продолжала Мари напутствовать почтительно столпившихся перед ней полукругом танцовщиц, стягивая через голову свитшот, — mesdames, требует хорошей физической подготовки.

Еще мгновение — и свитшот оказался на спинке стула.

Да, сложная лексика и необычные эффектные хореографические номера были настоящий коньком Мари. Это не раз помогало группе успешно конкурировать и ярко выделяться на городской танцевальной ярмарке тщеславия. Кроме того, у Мари были хорошие дружеские отношения со всей городской тусовкой: саунд-продюсерами, рекламщиками и даже с работниками Château. Поэтому они всегда могли рассчитывать на лишний час в зале или прогон программы на сцене перед выступлением.

— С кем это ты? — пропели Валери с Реджиной, с двух сторон обступив Мари и указывая глазами на айфон, невесомым листочком ускользнувший в сумку, из которой Мари теперь извлекала маленький черный лифчик. Они, эта звездная троица, понимали друг друга без слов. Будучи вместе с самого основания группы, они были очень дружны. Но Мари-руководителю все-таки иногда приходилось абстрагироваться от этого — во всяком случае, Ксантии, да и всем остальным, искренне хотелось верить, что их столь тесная дружба никоим образом не влияет на расстановку линий в танцах.

— Valérie, c’est le comble du ridicule! — ответила Мари, улыбаясь и быстро застегивая тонкий ажурный лифчик спереди. — У меня вчера были гости, ну, мы угощались «Маргаритой», но не настолько же, чтобы забывать вещи!

— Ботинки? — деловито осведомилась Сандра.

— Если бы! Носки! — возмущенно поправила Мари, надевая извлеченный из сумки топ. — Не понимаю, почему мужчины вообще не могут без носков, тем более в такую погоду, а?

Девушки засмеялись с таким видом, будто эта проблема им хорошо знакома. Улыбнулась даже Ингрид, сегодня против обычного неразговорчивая и словно погруженная в какие-то не слишком веселые мысли. Ксантия тоже хихикнула, представив себе в гостях у Мари молодого человека, забывающего у нее под кроватью носки… Под кроватью… На кровати… Ночь. Она представила, как неизвестный кавалер обнимает Мари на кровати, нежно целует ее в шею, а потом… Потом… Мари была с мужчиной этой ночью?!

Она почувствовала, как лицо заливает густой румянец, и, подняв глаза, увидела прямо напротив себя лицо Киры. Поджав узкие губки, подруга смотрела на нее с таким видом, будто знала, о чем та думает. Ксантии прекрасно было известно, что Кира ни с кем не встречается, хотя, конечно, она была не в пример смелее и развитее ее, Ксантии… И уж наверняка представляла, как это происходило у них на кровати.

— Клуб, клуб, девочки! — повторяла Мари, в то время как Ингрид с каким-то новым для нее выражением меланхолии не торопилась раздеваться и рассеянно, словно думая о другом, крутилась перед составом в своем платье, оставлявшем, как теперь видела Ксантия, обнаженными разные неожиданные части тела — то середину спины, то начало бедра… От ее платья, наверняка супермодного, как и все, что она носила, сложно было отвести взгляд. Ингрид всем видом провоцировала ощущение восхищения и зависти, что читалось по блестящим глазам зрительниц, в то время как Мари как ни в чем не бывало продолжала объяснять программу.

— Écoutez donc, mesdames, это важно! — увещевала она. — Запомните: до открытия клуба остается всего месяц с небольшим!

— Как это, как это… Месяц?! Не может быть! — Волна беспокойства и одновременно адреналина прошла по танцовщицам, заставив их позабыть про Ингрид, которая, оставшись без внимания аудитории, все же начала осторожно стягивать свое явно дорогущее платье. Да и к тому же оно, как поняла Ксантия, продолжавшая восхищенно за ним наблюдать, было вообще «неразборным» и надевалось исключительно через голову!

— Да, месяц, oui! Увы, представьте себе! Да, и вот еще, пока не забыла. В течение всего этого месяца, дорогие мои, кроме формы, берем с собой на тренировки ланч-боксы, подушки и одеяла.

— Оу… Вот это поворот! — в один голос протянули Лея, Софи и Валери, обменявшись взглядами с друг другом: они явно никак не предвидели подобных сложностей.

— Эй, Мэри, а как насчет раскладушек? — съязвила Сандра.

— Bien, Sandra, très bien! Хорошая идея! — парировала Мари, улыбаясь. — Боюсь, что нам в буквальном смысле придется ночевать этот месяц в зале. Вы уже знаете, что новый клуб обещает стать центром всеобщего внимания: он будет сочетать все прелести профессиональной концертной площадки и ночной клубной жизни со спортивным акцентом. Поэтому и программу нас попросили поставить на сугубо спортивную тематику.

— Так если в программе в среднем восемь танцев, это значит… — Ханна, надев свои обтягивающие фигуру спортивные штаны и худи, соображала: — Значит, у нас есть где-то три дня на каждый: два дня схватить всю лексику и за день довести до совершенства?

— Все верно, ma chère Annette. А кому-то еще предстоит эту восьмерку придумать!

Ингрид, наконец, удалось, грациозно изогнувшись, стащить с себя платье, после чего она оказалась в нижнем белье. Обычно модница Ингрид предпочитала нежное кружево — белое или голубое, серое или розовое белье, ну или что-нибудь совсем спортивное… Но не в этот раз! Сейчас на ней почему-то оказались непривычно большие и широкие белые трусы с высокой талией, сочетавшиеся с массивным бюстгальтером того же цвета. «Наверное, сейчас так модно?!» — предположила Ксантия.

Мужчинам нравилось тело Ингрид, ее белая кожа, а также мягкие очертания миловидного лица. После Ксантии Ингрид была в составе самой высокой и при этом оставалась стройной. Не обладая столь выдающимися, аппетитными формами, как у Ноэми или Леи, она была в то же время элегантна и нежна — и это проявлялось во всем…

Ксантия снова густо покраснела, вспомнив про кровать и ночь.

— Et voilà… Дамы, мы делаем дополнительные тренировки утром. Плюс весь день в выходные. Ксанти и Кира, у вас будут проблемы со школой?

— Думаю, учителя войдут в мое положение, — радостно заявила Кира.

Ксантия не сразу поняла, что у нее что-то спрашивают, настолько ее поразили перемены в настроении Ингрид. Может быть, она заболела, бедняжка? А может… Ну конечно же, это наверняка все из-за него! Эттон и Ингрид встречались еще со школы. Он тоже танцевал, только спортивные бальные танцы. Такого же роста, как она, с черными глазами и волосами и бешеным темпераментом. Его партнерша, «вульгарная блонди» (по мнению Ингрид), периодически заставляла ее, Ингрид, серьезно нервничать. Удивляться не приходилось, ведь с этой самой блондинкой Эттон брал все призовые места и часто ездил на соревнования. И конечно, они всегда были только вдвоем, чего ревнивая и эмоциональная Ингрид просто уже не могла выносить! Тут мысли Ксантии прервала Мари, которая все это время ждала ответа на свой вопрос:

— Так что же, Ксанти? Что ты молчишь, ma chère amie?

— Я? Прости, я задумалась.

— Как у тебя насчет школы — не будет проблем?

— Проблем? — Это казалось таким несущественным после произошедшего с Ингрид, что Ксантии было трудно даже представить, какие могут быть проблемы в школе. — Да никаких проблем, Мари, только персональное задание сделать.

— Un projet d’études indépendantes, n’est-ce pas? — переспросила Мари.

— Да-да, вот этот самый реферат. А темой я выберу как раз «Искусство танца», — добавила она, продолжая думать об Ингрид, которая уже подошла к общей стайке девушек, надев свои «обычные» лосины со сверкающими вставками в сочетании с кроп-топом, позволявшим любоваться ее тонкой талией, стройными узкими бедрами и плоским животом. «Или мне померещилось?» — с надеждой подумала Ксантия, настолько Ингрид была органична в этом стильном наряде, которого не было больше ни у кого из них. Но нет — Ингрид по-прежнему казалась то ли опечаленной, то ли уставшей. Ингрид — которая не только дома, но и прямо в раздевалке после тренировки набрасывала цветные эскизы их костюмов, а потом сама подбирала по ним ткани и фурнитуру! Вот какова была ее увлеченность! А сейчас она вошла, держа под руку Ханну, как какая-то пенсионерка. Нет-нет, она не была прежней, это ясно!

Ксантия продолжала размышлять об этом и когда вышла из раздевалки вместе со стройной стайкой танцовщиц, во главе которой энергично вышагивала Мари. Ксантия одна также любила гулять здесь, по огромным залам Дворца, трогая величественные колонны, вдыхая запах истории, а иногда, пока никто не видит, крутить tours chaînés-déboulés в этих высоких, гулких и пустых залах, в которых казалась себе не иначе как влекомой ветром песчинкой. Сейчас же она чувствовала себя частью общего потока, предвкушая, как вскоре зазвучит музыка, заряженный ожиданием поток тел всколыхнется водоворотом движений — и вовсю закипит-забурлит работа над новой танцевальной программой!

Я танцую, сколько себя помню. Сначала у станка в младшей студии, куда в шесть лет меня привела бабушка и водила регулярно, не пропуская ни одного занятия. Тогда хореографию нам преподавала сама Ноэми. Этот запах свежевымытых деревянных полов в зеркальном зале! А как мы детьми носились по огромным лестницам за десять минут до начала тренировки, пока высыхали полы! В подростковом возрасте я перешла в среднюю, а затем в старшую студию. И какой восторг и восхищение я испытала, когда как-то раз, идя на тренировку, увидела случайно основной состав группы, возвращающийся после выступления. Какие это были костюмы! Мне тут же захотелось примерить их длинные асимметричные платья до пола на тонких бретелях, удлиненные туники с полупрозрачным низом и сетчатыми рукавами, узор которых напоминал татуировку, и «татуировочные» же прозрачные гетры из сетки. А на мужской половине — еще и бомберы поверх комбинезонов свободного кроя и спортивные шапки-бандо! Какие же они были невероятные! А черные стрелки и «смоки-айс»? А дивные длинные прямые волосы разгоряченных танцовщиц, собранные на затылке в конский хвост? Фантастика! Скинув платья в раздевалке, глянцевые от пота девушки непринужденно смеялись, выполняли различные battements, пока я, ухватив одно из платьев, украдкой любовалась им, трогала и даже… даже нюхала его, словно бы физически ощущая аромат их недавнего сценического успеха…

А сегодня я — одна из них! Я оказалась в основном составе менее чем через полгода после этого случая. И какой это был экстаз и восторг, просто верх мечтаний любой девушки из старшей студии! Я стала одной из небожительниц после того, как на очередной тренировке Мари смотрела на всех как-то особенно пристально, а в конце занятия попросила меня задержаться и кинула: «Oh! très bien! Приходи в субботу в два».

— «Ха». Повернулись — и-и-и… Хлопок! Ингрид, жестче можно?!

Мари с сосредоточенным видом и сложив руки так, словно о чем-то задумалась, обходила танцующих, оценивая и взвешивая синхронность и резкость движений группы в целом и каждого в отдельности.

— Теперь закольцовываем — и повтор первого куска. Дыхание не задерживаем, mesdames, а то нам его не хватит. Впереди еще шесть танцев.

Не останавливаясь, лишь то и дело, чтобы не выбиваться из ритма, взглядывая то на Мари, то на танцующую рядом Киру, Ксантия чувствовала, что движется все более и более слаженно, и это упоительное ощущение длилось до тех пор, пока Мари не считала танец законченным.

— Bien! Теперь давайте отдельно поддержку: Валери, Лея и Софи. Остальные отрабатывают «открывашку». У вас есть полчаса.

Моя первая тренировка с основным составом должна была состояться в зеркальном зале Château-des-Arts. Это самый настоящий, классический танцевальный зал: с высокими потолками, двойным хореографическим станком из настоящего дерева, немного обшарпанным, что только придавало ему обаяние величественной старины. Ну и, конечно, зеркала, зеркала, зеркала — зеркала во всю стену. На фортепиано, стоявшем в углу, играл аккомпаниатор, специально выписанный для занятий по хореографии (которые у основного состава по обыкновению были два раза в неделю) из самой Оттавы.

Через замочную скважину в двери зеркального зала (где в отличие от студий всегда тренировался именно основной состав) я, задержав дыхание, чтобы не дай бог не быть замеченной, подсматривала за теми самыми звездными парнями и девчонками: такими высокими, подтянутыми, красивыми, но главное — до невозможности самоуверенными! Одни отрабатывали движения, вторые выполняли у станка grand écarts и battements, другие тянулись в шпагатах. Невозможно было поверить, что мне все это по силам. Я на мгновение засомневалась, что в состоянии открыть дверь и стать частью этой жизни. Я даже уже развернулась и хотела сбежать вниз по лестнице домой, а потом соврать, что не смогла прийти. Далее все было как в тумане: рука сама потянула за ручку двери, голос пропал, но откуда-то вдруг раздалось: «Здравствуйте, это я». На что я получила кивок от Мари, которая на миг отвлеклась от танцоров и кинула мне деловитое: «Раздевалка наверху».

Вот так, поднимаясь наверх, я стала на несколько пролетов ближе к встрече со своей мечтой. Тогда я даже представить не могла, насколько сильно это изменит всю мою жизнь…

— Mesdames, этот танец предлагаю развести на девятерых, там небольшая площадка. Итак, Реджина, Ханна, Валери — первая линия, Ингрид, Кира и Ксантия — вторая… Ингрид, ты встаешь по центру! Третья — Лея, Сандра и Софи!

Мари, прокрутив предварительно весь кусок в голове, протанцевала его, лишь слегка обозначая движения, а затем начала показывать остальным в деталях. Так она поступала обычно, отводя на усвоение нового куска не более трех минут. Ксантии нравилась эта скорость: она схватывала все на лету и, воспринимая танец каждой клеточкой своего существа, наполняла его своим темпераментом так, что была способна полностью, забыв обо всем на свете, раствориться в круговороте быстрых, точных и ритмичных движений.

— Да, вот так, Ксанти! — похвалила Мари. — Хорошая техника — четкость движений есть. — И продолжила, обращаясь к завороженно ожидающим ее слов девушкам: — Très bien! А теперь давайте под музыку. Раз, два, три, и-и-и-и…

— Arrêtez, mesdames, assez! — Мари недовольно нажала «стоп» на пульте музыкального центра, и динамики смолкли. — Все понятно, что музыку мы не слышим. Так не пойдет! Мы должны танцевать не под музыку, а в музыке. Чувствуем разницу? — Мари обвела глазами запыхавшихся танцовщиц. — Мы должны раствориться в ней, наполнить ее смыслом, то есть нашими движениями. Вам ясно?

Все с готовностью закивали. А Ксантии как никогда хотелось снова услышать музыку и — двигаться, двигаться, двигаться…

— Bien, bien! Так, еще раз поехали! — скомандовала Мари, и помещение вновь наполнили звуки скрипки и саксофона вперемешку с битом, отвечавшие трендовым веяниям в музыке, что в сочетании с яркими танцами участников группы рождало новую материю. — Раз, два, три… Пошла голова… Рука! Оп! Сначала небольшая затяжка — здесь не так резко, и только сейчас руки! И еще раз сначала три раза подряд. Mesdames, терпим, терпим!

Так прошел час интенсивной тренировки. И вот наконец они заслужили законный перерыв. Девять человек тут же улеглись в ряд на паркетном полу в тренировочном зале на четвертом этаже, подняв ноги и облокотив их на стенку, чтобы хоть как-то снять усталость. Сегодня они занимались в особенном зале, предназначенном в основном для бальников, — но Мари договорилась, чтобы здесь на время подготовки программы (так как времени требуется в разы больше, чем обычно, залов на всех не хватает, а дедлайны поджимают) мог тренироваться и основной состав. Зато здесь было больше места и, конечно, великолепный, до блеска отполированный старинный паркет — такого пола не было больше нигде!

Верная себе, Мари, только объявив перерыв, незамедлительно достала из сумки яблоко и, энергично хрустя им, принялась в бешеном темпе играть пальцами по экрану своего айфона — видимо, отвечая на накопившиеся за время тренировки многочисленные сообщения.

«И как она не устает? Присела хотя бы», — удивилась Ксантия, наблюдая за несгибаемым руководителем. В это время Мари, доев яблоко и небрежно кинув огрызок обратно в сумку, поднесла телефон к уху и широким скользящим шагом покинула помещение. Ксантия проводила Мари глазами, не уставая восхищаться тем, сколько грации в каждом ее движении.

Девушки же, почувствовав, что контроль над ними с отбытием «руководства» приослаб, сразу же зашевелились, начав оживленно перешептываться. Их ноги, до того проникновенно тянувшиеся носками джазовок к потолку, расслабились и, конечно же, почти одновременно опустились, согнувшись в коленях и широко разъехавшись в стороны в поперечном шпагате.

— Ты чего, Ксанти? — шепнула лежавшая рядом Кира, отвлекаясь от созерцания потолка.

— Да я это… — Ксантия перевела все еще смеющийся взгляд на подругу. — Ки, а помнишь, Мари-то говорила про носки?

— А-а. Ну. Ха-ха-ха. Да, это весело было. Ridicule, как она сказала.

— Так это… И что, у нее парень был, получается, дома? И… Он… Прямо в кровати?

— А что, Ксанти, тебя удивляет?! Она же не монашка, наша руководительница. Конечно, не под кроватью же он сидел ночью.

— Ну… Прямо так с ней и лежал?! — удивилась Ксантия.

— Ксанти, не будь ребенком, — засмеялась Кира и объяснила: — Не с ней, а на ней. Вот как я лежу, так лежала Мари, а он на ней.

Ксантия чувствовала, как предательский румянец снова заливает ее лицо. Она привстала на локтях, повернувшись к Кире вполоборота. Та продолжала лежать как ни в чем не бывало, широко раздвинув ноги и с улыбкой глядя на нее. Поймав ее взгляд, Кира, желая показать, как именно лежала Мари, выгнула спину, как кошка, заломила руки за голову и страстно, со стоном, выдохнула.

— Ого… Ки, ну ты прямо как сама с ней там лежала. И откуда ты все знаешь?!

Кира скорчила лукавую гримасу, вроде как «знай наших, Ксанти». Ксантия села в предвкушении того, как Кира сейчас объяснит ей все-все-все, затем приподнялась на коленях и огляделась, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает.

Но, к счастью, девушки вокруг были заняты преимущественно друг другом. Совсем недалеко от Ксантии раскинулась Сандра в жарком окружении Леи и Софи, положивших головы ей на плечо и, видимо, дремавших, в то время как Сандра, лежа с закрытыми глазами, обнимала их за плечи. За Кирой придвинулись друг к другу Ханна с Ингрид и о чем-то увлеченно шептались, а еще дальше на полу сидели Реджина и Валери. Макс и Ромео — два танцора, которые были заняты в паре танцев, где требовалась мужская сила (в основном в поддержках), массировали им пятки, и они млели от восторга, джазовки их аккуратно стояли рядом. Посмотрев на них, Ксантия подумала, как это, наверное, хорошо, когда тебе массируют пятки, — и внезапно почувствовала приятную истому, легкость в голове, а затем и во всем теле, словно по коже кто-то бережно катал колесики с иголочками. Но вскоре любопытство пересилило восторг от этого нового ощущения, и она вновь обратила взор к подруге:

— А скажи… — Ее голос начал срываться от волнения и перешел в шепот.

Вместо ответа Кира указала в сторону Ингрид с Ханной, которые только что встали и отряхивали друг друга. Эти околичности вместо ожидаемых объяснений начинали действовать на нервы.

— И?! — заревела Ксантия почти в полный голос, грозя привлечь внимание не только Киры, но и всех присутствующих без исключения. Но, на ее счастье, в этот момент вошла Мари, после чего девушки немедленно приняли подобающий вид (никаких вольно раскинутых ног, никаких обнявшихся или секретничающих на полу лиц, а только лишь танец, танец и еще раз танец) и продолжили отрабатывать то, что делали до перерыва. На Ксантию появление руководительницы подействовало умиротворяюще, и она даже подумала, что, вместо того чтобы забрасывать Киру смелыми вопросами, лучше было и ей немного подремать, как Сандра, поскольку усталость от сверхинтенсивной недавней тренировки с возвращением Мари, как бы ни хотелось этого избежать, вернулась тоже.

Однако задремать удалось лишь потом — в машине Кириного папы, традиционно развозившего подруг по домам. Ксантия отключилась сразу же, как только ее голова коснулась подголовника.

…Она танцевала вог вместе с Ингрид — Ксантия в костюме русалки, а Ингрид… Ах, эта Ингрид! Ингрид!!! Вне себя от ужаса Ксантия попыталась отстраниться от опасной партнерши мягким pas de chat, но рыбий хвост у нее на ногах блокировал движения, так что Ксантии уже, похоже, нужно было вспоминать какие-нибудь молитвы, когда она увидела, что Ингрид плотоядно смотрит на нее, вытягивает губы трубочкой, тянет к ней длинные руки — о ужас, какие у нее длинные руки! А затем… гибко, хищно, неотвратимо приближается, мелко-мелко перебирая ногами, словно плывет, плывет, плывет к ней…

И тут Ингрид совершила серию грациозных порхающих ports de bras, а кожа вдруг скользнула с нее, оказавшись… не чем иным, как крутым танцевальным нарядом — ее новым изобретением, за которым, подобно солнцу после дождя, предстала сама, как всегда, идеальная, креативная, стильная Ингрид!!! И тогда обновленная Ингрид ткнула пальцем в сконфуженную Ксантию и захохотала.

Ксантия проснулась от смеха Киры, чувствуя, что приехала окончательно, то есть к себе домой. Впереди был еще целый месяц тренировок.

                                      * * *

Уже девять утра! Я проспала! Ничего, остался всего месяц учебы, и потом каникулы! Хорошо, что сегодня первая физкультура: учительница всегда ставит мне «автомат», потому что я выступаю за нашу школу на спортивных олимпиадах.

Скользящими, кошачьими па она летит в ванную — одновременно чистит зубы и наносит на лицо защитный крем. Натягивает голубые скинни, белую рубашку и пиджак.

— Лукас, ты поел?

— Ага, оставил тебе яйца всмятку и овсянку. Ты же любишь. — Хохочет.

— Дай догадаюсь: сам съел все круассаны с шоколадом?!

Младше меня на семь лет, мой родной брат порой делает вещи, которые просто выводят меня из себя.

— Оставил тебе на десерт йогурт. У тебя же скоро грандиозное выступление, тебе надо быть в форме… а то ты уже в возрасте — есть много нельзя!

Ксантия выбежала из дома и весь путь до школы наслаждалась питьевым йогуртом с кусочками персика. Школа в двадцати минутах ходьбы от ее дома. Но сегодня она преодолела это расстояние в два раза быстрее. Звонок с урока еще не прозвенел, поэтому она зашла в школьную столовую в надежде съесть что-нибудь вкусное и одновременно полезное. Ксантия учится в одной из лучших и сильных государственных школ города — гимназии с углубленным изучением французского языка (она перешла сюда в четвертом классе, а до этого времени жила у любимой бабушки и училась в обычной школе неподалеку). Сюда нельзя попасть за деньги, и тех, кто показал плохую успеваемость, сразу отчисляют. Школа состоит из трех зданий, соединенных друг с другом внутренними прозрачными переходами с окнами от пола до потолка: в левом крыле учатся школьники до четвертого класса, в правом — старшие. На первом этаже из отдельного закутка с большим спортивным залом и столовой наверх ведет лестница к особенной радости Ксантии — актовому залу с более-менее настоящей сценой. Дело в том, что в их школе много времени отводилось на занятия искусством. Каждый мог выбрать — играть ему в школьном театре, на музыкальных инструментах, танцевать или рисовать. Может, поэтому для Ксантии школа всегда было не просто местом, где они с одноклассниками отсиживали уроки и уходили домой. Это была их жизнь. В четвертом классе им всем очень повезло с Линдой Штраус — она стала не только их классным руководителем, но и идейным вдохновителем творческих занятий. Преподавая им танцы в свободное от учебы время, она сделала «танцевальный отчетник» хорошей традицией раз в три месяца. Перевоплощаясь в поп-звезд, они готовили концертные номера, как «профессионалы» с подтанцовкой. Класс Ксантии всегда был самым танцевальным. Уже в старших классах они организовали собственную танцевальную группу, где помимо Ксантии (главного хореографа), Джустины, Абель и еще одной девочки к ним присоединялись даже мальчики — Брендон и Хосе. Они частенько оставались после уроков в рекреации на первом этаже школы, возле кабинета рисования Хельги Руфман. Как человек творческий и весьма незаурядный, она была, пожалуй, единственным учителем, который был не против их музыки во время уроков. Неистово и с полной отдачей они репетировали до позднего вечера: брали магнитофон, ставили его на пол и творили — с ходу придумывали танцы, тут же создавали свои сценические образы — костюмы собирали из того, что нередко заимствовали у своих друзей, знакомых, где только могли, — в ход обычно шли шляпы, джинсы, шифоновые рубашки поверх брюк.

У Ксантии в школе, как и во всей Канаде, огромное значение придавалось и спорту. Прилегающая к гимназии территория — это несколько миль: трасса для лыжни в зимнее время, небольшой каток, стадион, куда летом обычно переносились уроки физкультуры. Кроме того, ученики помимо классического футбола, баскетбола и волейбола, могли выбрать даже считавшиеся в некоторых школах экзотическими фрисби, йогу и даже спортивную рыбалку.

— Ксантия, привет! — Оливия идет наперевес с огромной сумкой.

— Дай угадаю: сегодня был волейбол, и ты «в восторге». — Оливия не могла позволить себе пропускать физкультуру, как ее лучшая подруга. Она была далека от мира спорта. Выше Ксантии на голову, стройная, она и внешне больше походила на модель, чем на спортсменку: с ее узкими бедрами и стройными длинными ногами она могла позволить себе носить любые модели брюк и шорт, юбок и платьев — мини или макси, значения не имело, она всегда выглядела эффектно, и все это очень хорошо сочеталось с ее таким же изящным верхом — плоским животом и небольшой грудью.

— Именно! Не понимаю я «прелесть» этого силового спорта… — Сейчас она выглядела изможденной и уставшей. — И зачем придумали ставить физкультуру первой?

— Чтобы такие, как я, могли подольше поспать, — с довольной ухмылкой пропела Ксантия. — Оли, ну а если серьезно, вот ты помнишь, как я сдавала подачи на переменах в прошлом году?

— Да, у тебя тогда рука вся была красная и очень болела, — смеется Оливия. Искренность ее каких-то космических зеленых глаз и открытая улыбка сразу располагали к себе любого, с кем бы она ни здоровалась. Большие, четко очерченные губы и крупные белые зубы со щербинкой в центре она считала своей фишкой и даже не комплексовала по этому поводу.

— Эх, Оливия, а вот все волейболистки тебе завидуют! Им бы твой рост!

Они поднимаются на второй этаж. Оливия — лучшая подруга Ксантии. При этом едва ли можно было отметить сходство в их характерах. Но девушки как-то удивительно дополняли друг друга. Оливия была далека не только от спорта, но и от мира танцев (если не считать их регулярные танцевальные вылазки в ночные клубы), более уравновешенна и, конечно, более рассудительна и серьезна в некоторых вопросах, чем импульсивная, непосредственная подруга. Например, она почти никогда ни с кем не ссорилась, хотя нередко могла заплакать от обиды. При этом бывала очень упрямой. Как-то раз Ксантия и остальные ребята из класса хотели завалиться к Оливии домой после очередной вечеринки, но та была непреклонна: «Я сейчас доделываю французский, а потом — спать». — «Оливия, но сейчас же только девять вечера!» — «Ну и что? Я хочу лечь пораньше и выспаться». Честолюбивая и миролюбивая — учителя всегда были довольны примерным поведением Оливии, чего нельзя сказать о Ксантии. Ее вспыльчивость часто ее подводила, особенно при общении с классным руководителем — учителем английского и литературы.

Хотя сам предмет!.. На литературе Ксантия была в своей стихии и порой даже не замечала, как летит время урока. Жизненные перипетии и социальные вопросы, которые поднимал Голсуорси, не могли оставить ее равнодушной. Его яркие характеры, неожиданные сюжетные повороты, любовь и страсть, сметающие все на своем пути, волновали ее. Раз за разом она размышляла об «одиночестве в толпе» у Байрона и в глубине души соглашалась с ним. Ведь именно в раздумьях рождается истина. Решить проблему можно, только став полноценной, искренней, настоящей наедине с собой. Вместе с его героями она ощущала трепетные, еле уловимые движения своей души и постоянно была в поисках содержания. Ее усталость требовала, нуждалась в новых эмоциях. Отвлекаясь на эти свои внутренние переживания и ощущения, она уходила в себя, будто тосковала о чем-то или о ком-то. Взгляд ее останавливался в одной точке (нет, она не собиралась крутить tour chaine), мысли улетучивались далеко — в такие минуты она выпадала из разговора, урока. Нередко учителю даже приходилось прикасаться к ее плечу, возвращая на землю. Но сегодня вторым уроком у них математика — предмет, который, в отличие от английского и литературы, Ксантии (да и Оливии) вообще не дается.

— Ну что, работаем по нашей схеме?

— Да, главное, чтобы нервы не сдали.

— И чтобы Кейт не подкачала.

— Может, уговорим Брендона, чтобы он ее попросил? — Смеемся.

Кейт влюблена в Брендона уже давно и бесповоротно. Вот только сам Брендон об этом не знает.

Весь класс почти в сборе. Видим нашу «банду» и спешим к ним. «Банда» — это Джулс, Айна, Оливия и я. Перед математикой у нас с Оливией, да, думаю, у всех в нашем классе, начинался приступ паники, страха, максимальной собранности и прилив адреналина.

Прозвенел звонок. Но бдительная и строгая мисс Фолкнер приходила, как всегда, ровно на две минуты позже. Невысокого роста, очень элегантна. Ее лицо приятное, даже красивое, всегда с неизменным идеальным макияжем обрамляли очки в классической оправе. Строгая геометрия форм ее одежды и аксессуаров выдавала в ней человека предельно конкретного и точного, как и предмет, который она преподавала.

По традиции в начале урока она очень тщательно и даже с каким-то странным наслаждением и упоением моет доску, большую, четырехстворчатую, — сначала тряпкой, то и дело оставляя меловые разводы и размахиваясь все шире, а потом уже на второй раз начисто протирает губкой. И эта традиция нас радует — это же занимает время урока! Но сегодня мытья доски не было — предстоит контрольная. Годовая! Этого все ждали и боялись. Обычно все одиннадцатиклассники пишут ее в один день: каждый класс на своем уроке. Те, кто писал позже других, — настоящие счастливчики: они успевали спросить, какие будут задачи, заранее продумать решение, спросить, списать…

Сегодня мисс Фолкнер написала заранее мелом на доске задачи для двух вариантов и сейчас торжественно открыла створки, едва зазвенел звонок.

— Уберите, пожалуйста, все со стола, оставьте только лист бумаги. Брайан, ты меня плохо слышишь? — Учительница никогда не повышала голоса, но умела так посмотреть или таким тоном сделать замечание, что становилось не по себе. Брайан сидит впереди меня, у него будет такой же вариант, что и у меня. Он у нас любит развлекаться на уроках — постоянно передразнивает то меня, то Оливию, то кого-нибудь еще из класса, вечно пристает с какими-то вопросами, не относящимися к делу. Вот и сейчас, когда урок уже начался, тем более такой ответственный урок, Брайан по обыкновению начал передразнивать меня — как я собираю волосы на затылке в хвост, при этом повернулся ко мне, делая томное лицо и руками совершая какие-то хаотичные движения вокруг головы.

— Брайан, отстань, а то не дам списать! — Я решила привести его в чувство, но уже начинала выходить из себя.

Повернулась и взглянула Оливию. Та мягко прикрыла один глаз — она всегда так подмигивала. Это уже была традиция. Я хотела верить, что все будет хорошо и наш план спасения сработает. Время идет, я обвожу взглядом класс — становится и смешно, и страшно. Вот Хосе, сидящий на первом варианте на втором ряду, начинает краснеть, при этом судорожно делая какие-то пометки на черновике. Абель, которой легко дается математика, сосредоточенно и уверенно что-то пишет уже в чистовик. Меган вот ходит по всем предметам к репетиторам и сейчас не особо переживает. Да, вам нас не понять, мрачно думаю я. В этот момент Брайан начинает озираться на меня с нелепым выражением лица — раньше времени! Боюсь, что он провалит наш план! Оливия пытается еще на черновике углядеть только зарождающееся правильное решение у отличницы Кейт, сидящей позади нее. Она прекрасна, и даже разворачивает иногда лист с решениями в сторону Оливии, чтобы той сподручней было списывать. У меня вторая очередь — я жду, пока Оливия закончит. Времени остается все меньше. Брайан переживает, что вообще не успеет, и начинает слишком громко шептать, пока мисс Фолкнер отлучилась в подсобку в конце класса.

— Ксанти, разверни листок.

— Для чего? Ты же видишь — он пустой!

— Брайан, заткнись! — деловито советует Брендон, который уже, видимо, справился с двумя из трех заданий.

— Да тише все вы, не мешайте мне думать! — раздается с первой парты голос здоровяка Ханса.

Сложность заключается в том, чтобы все-таки списать правильный ответ в те доли секунды, пока на нас не смотрит бдительная мисс Фолкнер. Тут дверь подсобки открылась! Все как по команде сосредоточенно уткнулись в свои листы.

— Осталось двадцать минут!

— Мисс Фолкнер! — Брендон тянет руку.

— Что, Брендон, со всем уже справился? — Она говорит немного нараспев и даже улыбается: Брендон — ее любимчик.

— Можно вопрос?

— Да, Брендон?

— Во второй з-задаче должно получиться целое или дробное число?

Что это у него за грассирующая «з», думаю я тем временем. Но нужно признать: время вопросов — благодатное решение для списывания.

— А тебе какое больше нравится? — Мисс Фолкнер улыбнулась мягко и загадочно, как всегда. — То и ставь.

Вот так. Никаких подсказок даже любимчикам. Принципы.

— Брайан, тебе чего не хватает? — Внезапная перемена в настроении учительницы могла случиться в любой момент. И сложно было предугадать, чем это будет вызвано.

— Мне всего хватает, — не моргнув глазом отвечает Брайан, смахнув со лба прядь волос.

— А что ты тогда забыл у Ксантии?

— Гордость свою забыл, — дерзко отвечает Брайан и таращит глаза.

— Вот оно что… — Мисс Фолкнер улыбнулась. — Слышишь, Ксанти, что же ты будешь делать с этим джентльменом?

Я бы с радостью вступила в этот увлекательный диалог, но вот только времени остается все меньше. А это пристальное внимание очень мешает мне списывать. Пытаюсь сделать расслабленный вид.

Брайан не боится мисс Фолкнер и иногда даже вступает с ней в беседу практически на равных, и такие вот их диалоги забавляют весь класс.

До конца урока остается каких-то десять минут, все осмелели и уже не так боятся внимания учительницы. Оливия полностью развернула листок в мою сторону и прикрыла его пеналом — так мне намного удобнее списывать. Кейт, как всегда жутко боясь, передала черновик нам, а я тут же отдала его Брайану, чтобы он расслабился и не подвел всех нас. Тем временем Кейт уже решает второй вариант для своей соседки. Кейт действительно наш вундеркинд, причем не только по математике!

Вот и звонок! Некоторые лихорадочно дописывают уже размашистым корявым почерком решения, некоторые рискуют и пишут ответы к задачам наугад. В класс уже начинают подтягиваться ученики из параллельного класса.

— Брендон, у тебя остался черновик?!

— Что тебе нужно от него, Никос? — Мисс Фолкнер не дремлет. Ну и что, что она их классная, все равно списать не даст и не подскажет. Многих из нас она любит даже больше, чем учеников из своего класса, а мы больше любим и уважаем ее, чем нашу классную. Даже несмотря на то, что списываем.

— Наша мисс Фолкнер ― просто образец стиля, такая элегантная и так достойно всегда держится, — замечает Абель. Она любимица мисс Фолкнер. Нам с Оли хочется думать, что это не лесть за глаза.

— В тонусе, — одобрительно замечает Брайан, скидывая вещи в свой безразмерный рюкзак.

— Какие умные слова ты знаешь! — подначила его Оливия.

Все дружно засмеялись — напряжение отпустило, самое страшное позади.

Надеюсь, план по списыванию сработал…

— Девочки, ну как вы? Я как будто кросс пробежала! Мне срочно нужно на улицу, на воздух… Воды, воды мне! — Джулс обмахивала тетрадью покрасневшее лицо и шумно дышала. Она «любила» математику так же, как остальная «банда», и тоже все утро на нервах.

— Я думала, будет сложнее. В принципе я во всем уверена, кроме второй задачи. — Айна спокойно собирала вещи в сумку. — Это Брендон меня смутил своим вопросом: дробное должно получиться или целое?!

— Айна, и что это ты там смеялась, когда всему классу плохо? — с обидой в голосе Джулс обратилась к подруге, присев на край парты.

— Да это Хосе меня смешит, как всегда. — Айна по обыкновению заразительно громко засмеялась — видно, вспоминая недавнюю шутку. Да, когда речь шла о том, чтобы посмеяться или пошутить, в классе ей не было равных. Ее обаянию, как и смеху, не было предела в буквальном смысле. Нередко учителя отправляли ее за двери класса «просмеяться».

— Хорошо вы устроились: Брендон, ты, Хосе. Уселись на один вариант, нет бы друзьям помочь, — не унималась Джулс.

— Физики не будет, Ксантия!

— Брайан, да что же ты так орешь! — Ксантия прикрыла уши и недовольно отшатнулась от него, но новость, что последних двух пар не будет, привела ее, да и всех остальных, в восторг, особенно после такого стресса на контрольной.

— Пошли на набережную — там сейчас такая красота!

— Я не могу, девочки, ко мне придет ученик на французский. — Айна уверенно репетиторствовала вот уже два года. Языки ей давались особенно хорошо — впрочем, как и все остальные предметы. Исключением была лишь физкультура. Невысокого роста, крепкого телосложения, с широкой грудной клеткой и плечами и большой грудью, Айна не любила физические упражнения как таковые. «Что, мне еще и в спортивном зале работать нужно? Я и так в школе свой мозг каждый день напрягаю. Могу себе позволить!» И позволяла… как правило, спагетти болоньезе или двойной шоколадный фондан.

— А я за! — Оливия обняла Ксантию и Джулс и все зашагали к дверям. Свобода так близко!

У гардероба, как всегда, очередь. В мае школьники уже обычно все перемены носятся на свежем воздухе, и сейчас все спешили выскочить на улицу. Едва переступив порог, все трое одновременно втянули в себя прохладный майский воздух. Это еще не лето, но обещание его. Через двор, где живет Оливия, побрели прямиком к набережной, длинной-длинной, вдоль всего берега реки, рассеченной двумя мостами. На одной стороне — дом Ксантии, Джулс, Château des Arts, где танцует Ксантия, на другой — школа и дом Оливии. И чем больше девушки удалялись от школы, тем быстрее они шли. И вот они уже бегут вприпрыжку, обгоняя друг друга, искусно лавируя (они слишком хорошо знают и любят это место) на камнях разного размера — брусчаткой выложена вся пешеходная часть набережной. По обеим сторонам от них выстраиваются березы, клены, сосны. Вдоль тротуара тянутся велосипедные дорожки — они отделены от пешеходной части небольшими газонами и линией фонарей. Да и покрытие здесь асфальтовое — ровное. Скоро выходные, и Ксантия будет кататься здесь на великах вместе со всей семьей. Рядом с велодорожками установлены стоянки для велосипедов, на случай если кто-то захочет отдохнуть или прогуляться пешком.

— Ксанти, а что это мы гуляем? У тебя разве нет тренировок? — Джулс посмотрела на подругу с беспокойством: не пропускает ли она занятий из-за того, что Джулс захотелось прогуляться?

— Девочки, конечно, есть. Но это вечером, еще полно времени.

— Ксанти, это же первое твое выступление такого масштаба?! Волнуешься?

— Оли, ну не то чтобы сильно… — Ксантия покраснела; хочется казаться взрослой, опытной, но ведь девчонки знают, как она переживает за свои танцы. — Нет, вру. Сильно.

Все рассмеялись.

— Одни стрессы. Конечно, выступать ― это не то что писать контрольную, но все равно…

— Нам, кстати, сказали, что этот месяц мы будем буквально жить во Дворце искусств.

— Серьезно? А как же еда, сон, уроки? — Джулс спрашивала с обстоятельным и серьезным видом и ожидала такого же серьезного и исчерпывающего ответа.

— Моя дорогая Джули… — начала Ксантия медленно, нарочно состроив серьезное лицо. — Не хочу тебя расстраивать, но так иногда бывает, что приходится не спать, не есть, не делать уроки, а только танцевать, танцевать, танцевать!

Она раскинула руки, пробежала вперед, сделала несколько tours chaînés по набережной, со смехом вернулась к Джулс, встала на цыпочки, — при своих пяти футах восьми дюймах роста она была на голову ниже Джулс — самой высокой в классе, — схватила подругу за руку и закрутила, как волчок.

— Ах, жаль, что мы не в зале у станка, там бы мы так кружились, так кружились!..

— Ксанти, перестань! — Джулс не любила физкультуру, танцевать не умела, и с координацией у нее плохо, такое кружение для нее ― настоящее испытание.

— Джулс, ну дай же волю чувствам! Разве тебе не хочется взлететь?!

— Оливия, скажи ей хоть ты, пусть угомонится! Оставь меня в покое, пожалуйста, Ксанти! У меня голова закружилась

Но Оливия присоединилась и своим фирменным нетанцевальным шагом, расставив руки в стороны, начала выделывать неумелые па.

— Джулс, не старайся всегда быть хорошей, прилежной ученицей! — пропела Оливия.

— Оливия, и от тебя не дождаться помощи?! — Наконец высвободившись, Джулс встала посреди набережной, поправляя свои вьющиеся волосы до плеч.

— Ну… я сохраню нейтралитет. — Оливия едва сдерживала смех. — Тут главное — не впадать в крайности.

— Нет, вы как хотите, но я за порядок, стабильность и здравый смысл.

— Дорогая Джулс, а где же твой дух авантюризма?

Теперь Ксантия схватила обеих подруг за руки, и они побежали, пока не оказались в центре набережной, месте слияния двух рек. Красивая стела в память погибшим во время Второй мировой войны величественно возносилась над деревьями. Здесь же, у ее основания, — Вечный огонь, к которому люди постоянно приносили цветы. Вокруг стелы, где-то в глубине тропинок, обсаженных соснами и цветами, дубовые скамейки, которые так удачно вписались в природный ландшафт, приглашая присесть гуляющих здесь горожан.

— Какие тюльпаны! Девочки, посмотрите на эти краски!

Все втроем они подбежали ближе к стеле. Здесь царила феерия цвета — полукругом были высажены тюльпаны всех оттенков и форм: фиолетово-коричневые со светло-желтой каймой по краю заостренных лепестков, рубиново-красные, желтые с постепенным переходом к красному, темно-бордово-пурпурные с белой каймой по краю лепестков, были даже тюльпаны по центру лепестка — розовые, а по краям — абрикосовые. Самое яркое событие весны — знаменитые фестивали тюльпанов наконец-то отголосками пришли и в их город. Ксантия помнит, как однажды ее поразили тюльпаны… на фоне гор! Это был первый раз, когда они семьей приехали в Оттаву и попали на одно из огромных тюльпановых полей — там нельзя было пройти между рядами, только обойти поле по периметру. У нее до сих пор стоит перед глазами тот пейзаж: поля нежных цветов, над которым так пугающе и величественно возвышаются пики снежных гор.

— Нет, ну вы видели? Практически The Loop, как в Оттаве. Только по-нашему. — Джулс одобрительно и гордо кивнула, уперев руки в пояс, еще раз медленно обходя высаженную композицию.

— Девочки, как вы думаете, меня бы пропустили на бал вот в таком маленьком тюльпановом платье? — Ксантия приложила два красных лепестка тюльпана к своей груди и один к молнии на джинсах.

— Ксанти, я бы не рискнула! — Оливия между тем спускалась на первый уровень набережной по длинным лестницам, ведущим вниз, чтобы подобраться еще ближе к воде.

— Да, вечером здесь не протолкнуться. На парковке прямо тюльпану негде упасть! — Джулс поспешила вслед за подругами.

Особенно эффектно набережная выглядела вечером. С наступлением сумерек автоматически включалась сначала декоративная подсветка у моста. А следом за ней, словно взлетная полоса, загоралась вся набережная, расцвеченная, как звездами, уличными фонарями. Даже ступени вдоль лестницы, ведущей на первый уровень набережной, были подсвечены. Обычно по вечерам здесь слышался гомон компаний, которые неизменно собирались у воды и даже двигались в такт волнам — то ли от веселья, а может, от выпитых напитков. Появлялись первые парочки. Но встречались и спортсмены: света фонарей вполне хватало даже для того, чтобы комфортно кататься на велосипедах, гироскутерах, роликах или просто бегать.

— Понятно — весна… все гуляют. Романтика, — сказала Ксантия с грустью в голосе.

— Надо будет как-нибудь сходить нам всем вместе в этот клуб. Ну, на открытии которого выступает Ксанти.

— Оли, сейчас туда нереально будет попасть!

— Джулс, так и скажи: ты просто не хочешь идти, — подколола подругу Ксантия.

— Думаю, мы подождем, пока наплыв желающих спадет, — продолжала дипломатичная Оливия.

— Девочки, если у меня к этому времени останутся силы танцевать, то непременно сходим! — Ксантия развела руками и посмотрела на Джулс, показав, что это неизбежно.

                                      * * *

Энергично влетев в зеркальный зал и сделав пару па, Ингрид приложила образец ткани и искусственную прядь волос к своим белокурым локонам:

— Девчонки, смотрите: на милитари у нас будут вот такие кожаные комбезы с телесными вставками и длинные хвосты. Правда стильно?

Эта талантливая и увлеченная Ингрид! Девушек особенно радовало, что помимо сценических костюмов она создала и тренировочную линейку для них: сумасшедшие легинсы, в которых батманы девушек взлетали до небес, эффектные топы «летучая мышь» и обтягивающие топы по фигуре с длинным рукавом которые не стесняли их пластику и грацию.

Ингрид застала танцоров, когда те стояли в центре зала в хаотичном порядке и разминались. Фоном играл легкий бит вместе с каким-то последним танцевальным хитом. На поворотах головы в сторону все вместе устремили свои взгляды на Ингрид, которая доставала из огромных крафтовых пакетов первые костюмы.

Кому, интересно, сшили первому?

Разминка повисла в воздухе.

— Девочки, продолжаем! Потом, после тренировки посмотрим. Валери, выйди, s’il te plaît, проведи разминку.

Так бывает: когда Мари занята, кто-то из состава на время становится главным по разминке.

Мари широким шагом направилась к Ингрид.

Мне всегда интересны такие вот их обсуждения, когда они решают, какие будут костюмы, декорации. Жаль, что мы не можем присоединиться к ним сейчас и все посмотреть.

Валери вполне соответствует роли временного педагога — с классическим хореографическим образованием и горделивой осанкой, по привычке всегда становясь в первую позицию, она и сейчас четко отдает команды, делая наклоны влево и вправо.

— Девушки, теперь пошли плечи…

Тем временем Мари и Ингрид что-то бурно обсуждают.

— Mon Dieu, Ингрид, это, бесспорно, красиво, — Мари трясет кусок искусственной кожи, вертит во все стороны, сжимает его, — но как ты будешь в этом делать махи?!

— Mais ma chère Marie, смотри: вот тут, — Ингрид приложила кусок сетки к своим бедрам и протащила его между ног, — у нас будут такие вставки. За счет растяжения в этом месте это не стеснит наши движения! Просто tu peux y aller! Еще и какой соблазнительный эффект получится, а? — Явно довольная своей задумкой, она с сеткой между ног сделала в доказательство несколько высоченных махов.

— Я сдаюсь, — Мари вскинула руки вверх. — Заберите от меня эту креативную девушку!

— Так, mes grandes dames, — Мари вернулась в центр зала, — сейчас отрабатываем новую лексику, потом у нас усиленная растяжка, все помним, да, что сегодня занятие два часа?

— Мари, — Валери подняла руку, — можно я пораньше убегу сегодня? Всего минут на сорок…

Помимо того что они подруги, Валери преподает в младшей студии, и, конечно, Мари к ней благосклонна.

Конечно, Валери гибкая, что ей эта растяжка, не то что некоторым…

— Хорошо. Дальше! Смотрите: шаг один с затяжкой, потом два быстрых, и — раз! — Мари берет широкую амплитуду и в несколько шагов почти достигает станка и зеркала. — Вот сюда, бедро на эту сторону, comme ça…

Каждая начинает повторять связку в своем темпе.

— Добавляем колено, и рукой — об пол, вот так! Нет, Софи, нужно не просто коснуться пола, а прямо ударить с силой, переноси вес тела вперед, да!

В зал вбежала Ингрид — теперь на ней стильный черный тренировочный топ-бандо и черные легинсы с вставками из черной сетки (сетки везде — в этом вся Ингрид!). Поправив белокурый хвост на макушке, она тут же пристроилась во вторую линию с краю и легла на пол, повторяя со всеми.

— Теперь выезд в диагональ — левая нога по максимуму вверх, не сгибаем ее в колене… да, нам здесь понадобятся наколенники. Все сегодня взяли?

У Реджины, Валери и Мари наколенники очень крутые — на липучках, с двойной защитой.

— Да, Реджина, Лея, очень хорошо, но вы сильно высоко ноги не поднимайте, чтобы были примерно наравне со всеми. — Мари улыбается. — Теперь перебираем руками: представили, как будто ведете мяч!

И тут я понимаю, что мы играем в баскетбол — вернее, танцуем его! Скажем честно: я терпеть не могу баскетбол. Я начала им заниматься, когда решила бросить танцы, — как-то на занятии Ноэми на меня накричала, и я сказала бабушке, что больше не приду туда. Но я быстро разлюбила этот вид спорта после того, как в четвертом классе во время игры сломала руку. Самоотверженно сражаясь за мяч, я получила подножку и сильный толчок от мальчика из команды соперников, упала на скользком полу — и дальше помню только резкую, пронзающую боль и неестественно вывихнутую руку. Наш физрук тогда даже не вызвал мне службу неотложной скорой помощи и решил сам «вправить» мне руку, дернув ее еще сильней. В ту ночь я отчаянно пыталась уснуть дома, но мне это так и не удалось — рука сильно ныла и очень распухла. Наутро я все рассказала родителям. Они отвезли меня в больницу, где доктор сказал, что еще бы немного — и руки мне не видать. «Мама… я не умру?» — были тогда единственные мои слова в больнице. Все три месяца в гипсе я чувствовала себя в школе изгоем — мне было так больно, что я не могу принимать участие в школьных танцевальных отчетниках, тогда как все остальные ребята из класса продолжали выступать, веселиться, жить обычной жизнью. Без меня. Но именно после этого случая я решила возобновить занятия танцами. Видимо, судьба сама нас ведет, пускай не всегда легкими путями.

— Пять минут на отработку этого куска, потом под счет — и под музыку!

— Ксанти, давай сначала, как там шаги?! Я забыла…

Ксантия всегда отрабатывала новые связки в паре с Кирой. Так сложилось. Отчасти потому, что они с Кирой были относительно новенькие в составе. Еще три года назад, когда остальные репетировали танцы, куда их не ставили, они часами стояли в углу зеркального зала и оттачивали один и тот же танец по десять раз за занятие. Этот танец исполнял основной состав вместе со всеми студиями, и в таком потоке — больше пятидесяти человек — их мелкие огрехи (да и их, собственно) вряд ли бы заметили, но Ксантии хотелось, чтобы все было идеально! На тех каждодневных одинаковых тренировках краем глаза она смотрела на «старичков». Ей всегда нравилось, как танцуют Мари, Валери и Реджина. Их звездная тройка привносила в танец характер, а в движения — страсть. Какая у них была подача! Как будто лучше танцоров в мире нет. Полутона, полувзгляды, их манерность… и они с Кирой: угловатые механические движения, в глазах вопрос: «А правильно ли мы танцуем?» — но зато энергии хоть отбавляй.

— Соединяем это начало с восьмеркой, которую раньше выучили. — Мари включила трек и встала в центре зала. — И-и… un, deux, trois!

Они слаженно делают первый шаг, но дальше всё вразнобой.

Не могу уловить такт, музыка идет волнами и меняется каждую секунду. Быстро-медленно, вверх-вниз…

— Нет, стоп, так не пойдет!

— Почему такой странный трек, Мари? Qu’arrive-t-il? — Реджина в удивлении вскинула руки.

— Нет четкого ритма, да? — поддержала ее Валери.

— Девочки! — Мари улыбается. — А чего вы хотели? Попсу, как всегда?

— Признайся, это Райан постарался? — Валери загадочно улыбнулась и в упор посмотрела на Мари.

Райан — популярный в городе саунд-продюсер, который известен еще и тем, что неравнодушен к Мари.

— Он самый. Так, сейчас главное не это! — Мари поспешила сменить тему. — Важно, чтобы мы все уловили этот непривычный для нас темп.

Спустя десять минут к ним приходит слаженность.

А так даже интереснее, подумала Ксантия. Движения и ритм постепенно усложняются, не знаешь, чего ждать дальше от музыки и от танца. Эта непредсказуемость рождает драйв и увлеченность. И вот они уже идут более уверенным шагом, слышно, как их ладони синхронно ударяют о деревянный, немного шершавый пол зеркального зала. Запах пола и их разгоряченных тел пьянит. Теперь они — одно целое в этом пространстве, в этой музыке, в этом составе!

— Magnifique! Очень хорошо. Думаю, мы достаточно разогрелись, чтобы приступить к нашей любимой растяжке. Да-да, не надо кислых лиц!

— Тогда я побежала. — Довольная Валери послала всем воздушные поцелуи — и была такова.

— Да, давай. Mes filles, перерыв пять минут. — Мари с Реджиной подошли к Ингрид, чтобы обсудить расписание похода всех танцоров к швее на примерку.

— Вот точно на свидание намылилась! — Кира расстегнула липучки у наколенников и отбросила их в сторону. — Пойдем попьем воды, Ксанти. Такая уж наша доля. Кому-то свидания, а кому-то пляски.

— А знаешь, меня это полностью устраивает…

— Да ладно? — Кира недоверчиво смерила подругу взглядом.

Девушки спустились по лестнице на второй этаж, где находились кулер с водой и дамская комната.

— Правда, Ки. Я счастлива. У меня есть танцы.

— Танцы тебя не поцелуют и не сделают еще много чего другого…

— Кира!..

— Точно тебе говорю. — Кира рассмеялась и удалилась в кабинку. — Знаешь, у нас будет вечеринка. У моего одноклассника. Хочешь с нами?

— Там строгий фейсконтроль?

— Нет, конечно. Всего-то и нужно, что прийти в пижаме и без нижнего белья.

— Хм… — смутилась Ксантия. — Ки, и часто вы так собираетесь?

— Когда родители у кого-нибудь уезжают. А вообще это бодрит, знаешь. — Кира вымыла руки, посмотрелась в зеркало и поправила волосы идеально наманикюренными пальцами. — Ты сидишь такая расслабленная, попиваешь какой-нибудь приятный напиток. Вокруг тебя много мужской энергии, и ты вроде невинная, ничего такого не делаешь. Но это дико возбуждает, когда понимаешь, что стоит только расстегнуть пуговицу… — она тут же принялась расстегивать молнию на своем тренировочном топе, — как может случиться что угодно!

— Я, пожалуй, воздержусь. А то правда еще не смогу себя контролировать. — Ксантия рассмеялась.

— Ксанти, жизнь одна!

— Да, я в курсе, Ки. Пойдем, а то нас потеряют.

Может, Кира и права. Действительно: почему все с кем-то встречаются, а я одна?..

Эту встречу Ксантия так трепетно и всей душой представляла, еще будучи подростком в летнем кемпе, когда на дискотеке на медленном танце оставалась без пары — худая и высокая, на голову выше сверстников. Родители отправляли ее туда каждый год, и именно там, в горах, утопающих в зелени, Ксантия и провела счастливо все свое детство. Жизнь в кемпе всегда просто кипела: танцы, театральные постановки, репетиции в тихий час в настоящем концертном зале, когда все остальные спят, спортивные соревнования, День Нептуна и королевская ночь, когда дискотека заканчивается не в одиннадцать, как обычно, а в час или два ночи, а перед ней — гала-концерт… В этом было такое счастье! Из четырех сезонов в кемпе некоторые, в том числе и Ксантия, приезжали на два, а то и на три. И по мере того как Ксантия взрослела, ситуация менялась кардинальным образом: ее худоба перешла в разряд аппетитной стройности. Четко обозначились талия, грудь и бедра. Длинноногая, с хрупкими плечами, она была похожа на балерину или гимнастку. Особенно когда собирала русые длинные волосы на затылке в конский хвост или шишку. Теперь в кемпе у нее был выбор. Яркая и энергичная, она приковывала взгляды парней, в большинстве своем старше себя. Неудивительно, что ее первой юношеской любовью стал диджей в этом самом лагере. Возлюбленный Ксантии был негласным секс-символом, на пять лет старше воспитанников самого старшего отряда — пятнадцатилетних девушек и юношей, которым порой легко можно дать на вид и восемнадцать, и двадцать. И Ксантия была в их числе. Тайлер, так звали диджея, был уверенный в себе до невозможности, с низким голосом, высокий, с выдающимся орлиным носом, что придавало ему особый шарм, и ходил он каким-то особенным, размеренным шагом. Он понравился ей сразу. Она верила, что мужчину делают мужчиной поступки, действия. Как вел себя он? Он постоянно был рядом с ней: на общих фотографиях отрядов, на репетициях, когда они с девчонками отпрашивались с тихого часа и репетировали в полутемном прохладном концертном зале, а он ставил им музыку. Иногда он приходил к ним в отряд пообщаться с коллегами-вожатыми, а она дико ревновала его к ним. А как-то раз после спортивных соревнований, когда начался какой-то сумбур с фотографированием, он просто сгреб ее в охапку и прямо перед фотокамерой очень нежно поцеловал где-то в область чуть выше губы. Вообще он относился к ней с родительской даже какой-то теплотой, по-взрослому. Она очень скучала по нему днем и с такой надеждой ждала каждой дискотеки, где они с девчонками всегда занимали на танцполе неизменное центральное место прямо перед диджейским пультом. На медленном танце она отказывала всем парням, все время глядя на него. Она знала, что, когда дискотека закончится, он, как всегда в конце, поставит медленную песню, потом выйдет из-за своего пульта, спустится по небольшим ступенькам, ведущим на танцпол, подойдет к ней и так тепло обнимет — и они молча, медленно будут то ли танцевать, то ли просто стоять обнявшись, а за десять секунд до конца песни он выпустит ее из своих теплых, крепких объятий и вернется за пульт, а она, как всегда, будет ночью плакать…

— Девочки-красавицы, где ходим? — Все уже разбились по парам.

— Подходим к станку, правая нога, держим. — Мари, скрестив руки, на груди ходила по центру зала.

Опираясь спиной о станок, крепко держусь за него обеими руками. Кира поднимает мою правую ногу вверх. Она ниже меня, поэтому ей не очень удобно это делать.

— Спина прямо! Колени не сгибаем! Десять… девять… восемь… семь… шесть… Поменяли ногу!

Смотрю на Лею и Реджину. Они смеются, как будто и не тянутся вовсе. Обсуждают какой-то последний фильм. Я же не могу ни о чем думать, кроме как о времени, когда моя нога коснется пола.

— Ксанти, расслабься, постарайся получать удовольствие, — советует «добрая» Кира.

— Ки, ты серьезно?! Подожди — вот встанешь сюда, я так оторвусь на тебе!..

— Mes dames, теперь то же самое, только в стороны!

Еще через двадцать минут мы уже садимся на стулья и вытягиваем ноги в на скамейку, которая стоит напротив. Наши партнеры по растяжке садятся к нам колени.

— Сидим десять минут!

Это уже полегче.

— Теперь changez! Alors, а теперь я хочу увидеть ваши шпагаты. Правая нога…

Мари по очереди подходит к каждому и еще сильнее надавливает.

Кто-то опускается на локти — если растяжка позволяет, кто-то вообще сидит и еще заднюю ногу сгибает в колене или вообще садится на шпагат со стула (для этого нужна очень хорошая растяжка!), потом шпагат на левую ногу…

— Теперь — поперечный!

Самый мой нелюбимый.

Королева поперечного шпагата Ингрид опустилась на локти и помогает себе тем самым приблизиться к полу еще плотнее. Седьмая минута начинает мне казаться вечностью, мои колени начинают сгибаться, а ноги съезжаться…

— Всем терпеть! — как эхо, жестко звучит голос Мари.

Искры из моих глаз сменяются слезами. В тот самый момент, когда мое страдание достигает пика, в дверях показывается сначала пучок волос, а потом и сама его обладательница с гигантскими сумками, в которых лежат наши костюмы. Авери в своем репертуаре! Наконец-то теперь с полным правом можно собрать ноги вместе… но нужно еще и как-то встать… О, в первые секунды это кажется нереальным!

Тем временем из сумки Авери начали появляться один за другим серые платья из эластичной ткани по эскизу Ингрид с именными бирками. По залу пошел шепот — мы делаем ставки, кому в этот раз особенно «повезло». Дело в том, что единственное, что портило Ингрид удовольствие от творческого процесса создания костюмов, — это работа с «высокопрофессиональной» Авери. Задумка обычно сильно отличалась от воплощения, что очень расстраивало Ингрид. Авери не только обшивала весь основной состав, две студии и младшие группы, но и играла новые для себя роли балетмейстера группы, администратора и пиарщицы. Таковой ее сделала основательница группы, идейный вдохновитель Ноэми — на то время, пока она сама ездила по миру и вдохновлялась работами заграничных танцевальных гуру. Ноэми подсчитала, что это здорово оптимизирует расходы группы и даст новые ресурсы на концертную деятельность. Но результат от такой многозадачности доходил до абсурда!

— Авери, вам не кажется, что воротник уж слишком широкий… да и само платье… как бы это сказать помягче…. достаточно свободно…

Реджина смотрится на себя в зеркало. Взгляд ее становится все грустнее: высокая, с крепкими спортивными ногами, в этом просторном платье с широким воротом она больше напоминает мамонтенка, но никак не танцовщицу самой известной группы в городе.

— Реджина, ну что за капризы! Ничего, все поправим — здесь ушьем, тут подколем, и будет как влитое. Мне еще малышню всю обшивать. Снимай. Следующий! Девочки, разбираем, не стоим!

— Реджина, держись… — шепотом подбадривает подругу Софи.

Мы все одновременно сочувствующим взглядом оцениваем, как «прекрасна» Реджина в этом чем-то сером, и принимаемся примерять свои обновки, с ужасом представляя, что ждет нас.

— Да, а некоторым не помешает похудеть… — Мари медленно обвела взглядом присутствующих, посмотрела с особой выразительностью на Софи и Реджину, — чтобы не сильно выделяться на фоне других. — Она улыбнулась и перевела взгляд на меня.

Ну хоть в чем-то меня ставят в пример, если уж с растяжкой не везет.

Июнь

Новый клуб Sport-X действительно удивил: его создателям удалось передать настоящую спортивную атмосферу! Да, здесь чувствуется дух соревнований, спортивный драйв: светлый паркет и прозрачный пол, который больше походит на тонкий лед, переносят гостей то на баскетбольную площадку, то на ледовую арену перед важнейшим хоккейным матчем. На стенах — майки ведущих хоккейных игроков местного клуба. Далее идет вереница белых планшетов, на которых красуются уже футболки ведущих игроков страны и мира с автографами. По периметру вдоль стен — кабинки-столики, напоминающие настоящие трибуны, и удобные мягкие диваны и кресла, где можно поместиться целой компанией и обсудить успехи любимой команды. Это место просто создано и для спортсменов, и для фанатов спорта, и для простых болельщиков — здесь они точно почувствуют себя как рыба в воде. На так удачно предусмотренных над каждым столиком плазменных экранах идут прямые трансляции мировых соревнований. По тому, как старательно освещены ниши с фотографиями с чемпионатов по синхронному плаванию, гребле на байдарках и каноэ, победные кубки с соревнований по гольфу, бейсболу и баскетболу, видно, что они здесь главные: это национальная гордость, и она должна быть на видном месте. Есть даже клюшки с подписями энхаэловских игроков. Тут есть и танцпол-ринг, огороженный канатами, и настоящая диджейская «трибуна», как у спортивных комментаторов, а на втором этаже разместились столы с аэрохоккеем и боулинг. Если посмотреть наверх, то можно увидеть почти настоящие беговые дорожки на потолке, обозначенные светодиодами.

Теплым июньским вечером официантки и официанты в спортивной форме только успевают принимать заказы. Открытие оказалось настолько массовым событием, что за дверями образовалась длинная очередь, прямо как на хоккейный матч: люди толпятся в надежде занять место того, кто не приедет на игру. К огромному сожалению стоявших в очереди, сегодня они вряд ли сюда попадут. Именные приглашения получили только VIP-гости, ключевые спортсмены и спонсоры. Руководство опасалось, что зал просто не вместит всех желающих, — и оказалось право: все билеты были забронированы за месяц до открытия. Его специально назначили на начало лета — время, когда у большинства спортсменов закончился сезон и есть еще время, чтобы отдохнуть перед очередными сборами. А значит, сегодня здесь будет весь спортивный цвет города и страны. Зал полон, хотя до официального открытия еще больше часа.

— Можно я займу этот стул? — Мы приехали за час до нашего выступления. Помещение гримерки небольшое, находится рядом с диджейской. Стулья, несколько гардеробных вешалок, чтобы развесить костюмы, зеркало на стене.

— Давай, а я тогда рядом. — Кира плюхнулась на стул и тут же начала играть в своем смартфоне.

Ничто ее не может отвлечь, даже выступление, а ведь это первый наш выход такого масштаба!

Я раскладываю костюмы в той очередности, в которой мы сегодня выступаем. У нас шесть танцев, времени между ними достаточно, чтобы переодеться, — за это можно не волноваться. Только бы не упасть и не поскользнуться — я не стала клеить на подошвы лейкопластырь, как советовала Джулс, его было бы видно из зала.

— Боишься? — спрашивает Кира, видя мои душевные метания.

— Да…

— Хочешь орешков?

— Ой, нет, спасибо…

— Ты вообще что-нибудь ела?

— Нет.

— Ну хоть йогурта выпей, нельзя же так!

— Ничего не лезет, со вчерашнего дня не ела.

У Киры с аппетитом все в порядке — за минуту умяла банан, йогурт и орешки. И тут же взялась проверять обновления в телефоне. Все остальные танцовщицы во главе с Валери и Реджиной пошли в зал, чтобы разведать обстановку.

— Ксанти, ты идешь?

— Нет, я, пожалуй, останусь.

— Ну смотри, как знаешь. — И Кира исчезла, прихватив с собой мобильник.

Первой прибыла команда гребцов — высокие, статные, загорелые, с жилистыми атлетичными руками. Все как братья-близнецы похожие друг на друга. Интеллигентные и аристократичные, в почти одинаковых темно-синих майках поло, которые так удачно оттеняют их загар, — один из «братьев» интересуется у хостес, какой именно у них столик, за ним синхронно следуют остальные. Даже в обычной жизни они шагали, поворачивали головы и разговаривали одновременно. За ними начали подтягиваться хоккеисты из городской команды. Первая пятерка во главе с капитаном. Один из них — привлекательный плечистый парень шести футов ростом, с темными волосами и недельной щетиной на щеках — улыбается и что-то рассказывает своему другу. Они так увлеклись разговором, что не сразу заметили девушку-хостес, семенившую за ними, чтобы проводить их за стол, который оказался прямо у сцены, оформленной по образу и подобию спортивной площадки. Мужчин в этот вечер много — по дюжине на одну девушку. Сегодня новый клуб стал средоточием мужской силы, хоккейной особенно. Большинство приглашенных сегодня хоккеистов играют в Канадской хоккейной лиге (CHL), с той лишь разницей, что выступают в разных юниорских хоккейных подлигах.

— Он будет наш! Мемориальный кубок, слышишь?! Я тебе говорю. — Среднего роста юноша с выпученными зелеными глазами и рыжими волосами, которые выглядывали у него из-под белой кепки, и такой же белой кожей с веснушками бил себя в грудь и почти что прыгал на своего оппонента, который был, к слову, в два раза крупнее и выше него. С ним рядом — друзья по команде, чтобы в случае чего прикрыть его зад.

— Слушай, Феликс! — начал брутальный красавец с равнодушием и какой-то жалостью к нему в голосе. — Вот ты сидишь в своем Квебеке — вот и сиди. Ты у нас кто — нападающий, верно? Вот в Квебеке как раз поработают над твоим наступательным стилем. — Говорящий улыбается. Даже без коньков он кажется огромным. На него засматриваются все девушки, которые в это время стоят в очереди в дамскую комнату.

— Да, куда уж мне до вас — десяток удачных силовых приемов на одну заброшенную шайбу в сезоне!

— Это очень хорошо, что ты ко мне на «вы». Да… я вот не могу избегать силовой борьбы, как ты. При твоих габаритах это понятно… но нельзя же всегда отбегать от бортов, Феликс. Извини мне пора. — Здоровяка звали Картером — он играл в Хоккейной лиге Онтарио и в начале сезона прошел подготовку в тренинг-кемпе одного из энхаэловских клубов.

— Да иди ты… Пошли, ребята.

— Ой, Феликс, а можно я буду твоим главным трофеем? — Невысокая худенькая блондинка с тонкими волосами до плеч, одетая в розовую мини-юбку и топ такого же цвета, отделилась от группы хоккейных чирлидерш и в одно мгновение оказалась возле него, как только поняла, что мужской разговор закончен. Феликс тут же с радостью позабыл о недавнем споре и уже с довольной улыбкой на лице удалился с блондинкой — то ли за столик, то ли сразу в дамскую комнату, оставив огорошенных друзей, которые все это время были его охранниками.

— О, un oiseau a déjà voleté… — с каким-то пренебрежением в голосе отметила высокая брюнетка по имени Камилла. Она была самой стройной и самой яркой среди всех пяти хоккейных танцовщиц: ее пухлые губы вкупе с большими карими глазами и длинными черными волосами производили должный эффект на мужчин, то и дело кидавших в ее сторону нескромные взгляды. Понимая, что выступать им сегодня не светит, хоккейные чирлидерши заняли свободные места у спортивного бара для болельщиков, расположившегося вдали от главной сцены, на задворках. Билеты на сегодняшнее открытие достала Камилла по знакомству. Не за столиком, так хоть за барной стойкой. Она не уточнила, кто был этот знакомый.

— Девочки, давайте хоть коктейли закажем.

Усевшись вдоль барной стойки, пять подруг в почти одинаковых откровенных мини разных цветов и разных прочтений — кожаных, с клепками, с молниями сзади и спереди, учитывая и так небольшую длину юбок, — соблазнительно выставили на всеобщее обозрение свои стройные ноги. Им всем было не больше семнадцати.

— Странно, почему не нас позвали выступать на открытии? — Миловидная шатенка с удлиненным каре закатила глаза.

— Да, Хейли, мне тоже кажется, мы бы лучше сюда вписались…

— Тем более мы больше этих понимаем в спорте! — Хейли решительно и нарочито громко поставила свой быстро опустошенный бокал на барную стойку.

Все рассмеялись.

— Ну-ну, посмотрим, что они сегодня покажут! — Камилла потягивала пинаколаду и кому-то писала в своем смартфоне.

— Надеюсь, удивят, не зря же мы пришли. Хотя вот Сюзан точно не зря, решила действовать с порога!

— Самых лучших нужно подождать… Обернись. — Одна из девушек загадочно показала взглядом на компании подтягивающихся спортсменов. — Вот все они действительно сегодня стоили того, чтобы мы пришли и не ушли без них.

— Лоран, я смотрю, ты серьезно настроена!

— Кто-то из них будет моим. Только я пока не решила кто… — Лоран, с вьющимися черными волосами до плеч, одетая в леопардовое платье мини, которое оттеняло ее смуглую кожу, взглядом хищницы обвела взглядом зал.

— Ну, еще весь вечер впереди, выбирай не хочу, — поддержала ее невысокая брюнетка.

— Девочки, современный спорт, — медленно начала Камилла, — давно раздвинул рамки… сегодня это уже не просто соревнование, это шоу. — И она начала медленно съезжать с барного стула, раздвигая свои стройные и длинные ноги.

Все девушки прыснули со смеху: кто-то от стыда за нее, а кто-то от восхищения ею.

— Ками! Прекрати! На нас же смотрят.

— Пускай, — томным голосом продолжала она. — Да я… я бы выжгла своим танцем на его теле эмблему его клуба! — Она встала с барного стула, запрокинула голову назад, прогнулась в пояснице. Последнюю фразу она сказала нарочито громко, так, что на нее обернулась компания, которая сидела за столиком рядом с барной стойкой.

— Виндт, слышишь меня, хватит пялиться на баб! Я с тобой разговариваю. — Высокий, широкоплечий и очень подвижный Виндт не мог усидеть на месте и постоянно оборачивался по сторонам и оценивал всех девушек, скользя по ним взглядом снизу вверх.