Бесплатный фрагмент - Пробудитель

Пробудитель: Восхождение Тени

Предисловие 5 стр.

Глава 1: Начало 6 стр.

Глава 2: Сила сна 8 стр.

Глава 3: Реальность 10 стр.

Глава 4: Напутствие от Коваленко 11 стр.

Глава 5: Лев, знакомство 12 стр.

Глава 6: Вокзал 13 стр.

Глава 7. Цикл Льва 14 стр.

Глава 8. Письмо 15 стр.

Глава 9. Убежище 18 стр.

Глава 10. Ключи к выходу 19 стр.

Глава 11. Тот самый кулон 22 стр.

Глава 12. Признание 23 стр.

Глава 13. Обещание 24 стр.

Глава 14. Эмма 26 стр.

Глава 15. Тишина 27 стр.

Глава 16. Мальчик в жёлтом 28 стр.

Глава 17. Собиратель Эха 31 стр.

Глава 18. Сестра Эммы 34 стр.

Глава 19. Ключ 36 стр.

Глава 20. Второе погружение. 38 стр.

Глава 21. Истина для Эммы. 39 стр.

Глава 22. Выход для Эммы 41 стр.

Глава 23. Связь с Эммой 42 стр.

Глава 24. Мим 44 стр.

Глава 25. Волшебный лес 45 стр.

Глава 26. Неожиданный выпад 47 стр.

Глава 27. Реальность Тимура 49 стр.

Глава 28. Готовность к новой встрече 51 стр.

Глава 29. Царь 53 стр.

Глава 30. Выход из комы 58 стр.

Глава 31. Обещание 60 стр.

Глава 32. Тяжело, но надо 61 стр.

Глава 33. Дело №63 стр.

Глава 34. Первый блин комом 64 стр.

Глава 35. Ветроград, как есть 65 стр.

Глава 36. Зеркалист 67 стр.

Глава 37. Детская травма 71 стр.

Глава 38. Воссоединение 73 стр.

Глава 39. Возвращение 75 стр.

Глава 40. Спорт вне реальности 78 стр.

Глава 41. Чемпион 80 стр.

Глава 42. София 85 стр.

Глава 43. Слабость Чемпиона 87 стр.

Глава 44. Любовь 89 стр.

Глава 45. Прощай кома 92 стр.

Глава 46. Благодарность 93 стр.

Глава 47: Гонщик 96 стр.

Глава 48: Помощь откуда не ждали 97 стр.

Глава 49: Ревущая трасса 98 стр.

Глава 50: Сын и есть якорь? 99 стр.

Глава 51: Попытка №2 102 стр.

Глава 52: Кому помощь, кому беда 106 стр.

Глава 53: Не успел 106 стр.

Глава 54: Сосредоточение 109 стр.

Глава 55: Любопытство 112 стр.

Глава 56: Глубокий сон 116 стр.

Глава 57: Встреча 116 стр.

Глава 58: Обмен сознанием 119 стр.

Глава 59: Контроль 120 стр.

Предисловие:

Мир сновидений… зыбкая ткань, сотканная из воспоминаний, страхов и несбывшихся желаний. Для одних это спасительная гавань, для других — бездонная ловушка. Но есть те, кто застрял между двумя реальностями, в серой зоне комы, где время теряет смысл, а сознание блуждает в лабиринтах подсознания.

Глеб видел то, что скрыто от глаз обычных людей. Он бродил по извилистым коридорам чужих сновидений, слышал безмолвные крики запертых в коме душ. Его миссия — вернуть их к свету, убедить, что за гранью туманных видений есть мир, полный красок и возможностей.

Он разгадывал загадки повторяющихся снов, искал ключи к запертым воспоминаниям, терпеливо доказывал, что цикличность кошмара — лишь иллюзия, которую можно разрушить. В его руках — хрупкая нить надежды, связывающая мир сна и яви.

Но чем глубже он погружается в сознание своих пациентов, тем тоньше становится грань между его реальностью и их снами. Невидимая плата за его дар растет с каждым спасенным, приближая тот момент, когда и сам Глеб окажется заложником собственного подсознания, где его ждет встреча с тем, кого он никогда не ожидал увидеть.

Глава 1: Начало

Солнце не столько светило, сколько лениво царапало пыльное стекло его старой «Тойоты Короллы», словно проверяло: живой ли ты, Глеб? Лучи разрезали салон полосами, делая руки на руле похожими на зебру после смены профессии.

Машина гудела, как кот под одеялом — еле живой, но тёплый. Дорога петляла среди полей, пахнущих росой, но салон хранил запах кофе трёхдневной выдержки и психической усталости.

Глеб щурился на дорогу и краем уха ловил радио: «…взаимное сновидение… уникальный феномен…»

— Спасибо, наука. Когда вы это теоретизировали, я уже дважды погиб от гигантского плюшевого мишки во сне пациента с ОРВИ, — фыркнул он.

Смартфон запиликал. Приложение «Somnus» радостно сообщало:

Пациент #12: Стабильность 9% — вход возможен.

— Девять процентов… Это как шанс сварить пельмени и не забыть про них. Погнали, — сказал он и потянулся за термосом. Кофе оказался ледяным. — Ммм, вкус усталости, горечи… и вчерашнего борща?

Он выдохнул и снова посмотрел на дорогу. Асфальт дрогнул, как будто решил: «А ну его, пусть спит» — и исчез.

…

Теперь он катил на велосипеде по плиточной тропке. Потом — на самокате.

— Раньше летал, теперь езжу на самокате. Инфляция затронула даже подсознание, — буркнул он.

Затем — в руке возник меч.

— Конечно. Меч. А где мой волшебный рюкзак с булочкой и тапками? Сон, не разочаровывай меня. — едва он это произнёс, меч вспыхнул и превратился в сверкающий лазерный клинок. — О, вот это другое дело. Привет, джедай-режим.

— Семь сорок восемь… опять здесь, — пробормотал Глеб, глянув на часы. — Если сейчас снова окажусь на экзамене по алгебре без штанов — официально уволюсь.

На горизонте — дракон. Старый знакомый. Огромный, чешуйчатый, дымящийся.

Меч взмыл в небо. Голова — прочь. Пыль — долой. Ни оваций, ни титров.

Голова дракона, падая, вдруг пробурчала: — Ну мог бы просто попросить пройти. Зачем так жёстко сразу?

— Всё, победил. Где моя медаль? «Или хотя бы купон на бесплатную терапию?» — сказал Глеб, стряхнув невидимую пыль с плеча.

Но на месте дракона выросла башня. На вершине — Принцесса. Сияет, как лампа в ИКЕА.

— Ну здравствуй, петля. Дежавю включено, сарказм — тоже, — вздохнул он и шагнул вперёд. Башня притягивала, как холодильник в три часа ночи.

И тут же всё исчезло. Словно кто-то резко выключил проектор. Мир посыпался, как декорации дешёвого театра. Последним, что он услышал, был тонкий голос:

— Опоздал, герой. В следующий раз попробуй не спорить с асфальтом.

…

Он резко сел в капсуле, вынырнув в реальность с сердцем, грохочущим, как перфоратор на верхнем этаже.

На экране капсулы вспыхнуло новое сообщение:

Пациент #12: Активность растёт. Готовность — 12%.

Глеб потер лоб и вздохнул: — Кажется, придётся надеть штаны. Настоящие. И идти спасать мир по-настоящему.

Он поднялся, и в этот момент за дверью послышались шаги. Она уже шла. Доктор Коваленко. А это значило только одно:

Вторая глава этой бессонной недели начиналась прямо сейчас.

Глава 2: Сила сна

— И что, это всё? — послышался голос. — Ты буквально вышел, поприветствовал дракона, махнул мечом — и обратно? Без разминки, без кофе? Это вообще кто тебя тренировал?

Глеб моргнул. Перед капсулой стояла доктор Анастасия Коваленко, в белом халате, но с выражением лица, будто он съел её последний эклер из холодильника.

— Там была башня. Опасно. Слишком нестабильная принцесса, — пробормотал он, протирая глаза.

— Ага. А я стабильная как отпуск. — Она подала ему новый браслет. — Давай обратно. Пока она там принцесса, ты тут — мой герой в тапках. Погружайся.

— Может, хотя бы воды? —

— Вода во сне. Там есть даже фиолетовое небо и плюшевые медведи. Вперёд, проводник.

Сон.

Прямо перед капотом машины, там, где только что был потрескавшийся асфальт, внезапно возникла чёрная дыра — идеальная, пугающе-ровная. Ни ямы, ни тени, ни метафоры. Просто кто-то нажал «удалить» в редакторе реальности.

Глеб не стал выяснять, баг это или фича, — руки сами дёрнули руль вбок. Шины завизжали, и мир разлетелся, как плохо сохранённый файл.

…

Теперь он нёсся вперёд — на том самом самокате. Ветер свистел в ушах, пейзаж был вымощен плитками, словно ребёнок из будущего выложил его из цифрового конструктора.

— Отлично. Уровень сложности: «турбо-шизофрения». Погнали, — сказал он вслух, стараясь не рассмеяться.

В руке сам собой материализовался лазерный меч. — Да, конечно. Приятно, что снабжение сна не подводит. Где мой энергетический щит и балетная пачка для полного комплекта?

Пейзаж вокруг был нереально ярким, как будто кто-то случайно подкрутил насыщенность на максимум. Горы из мармелада, небо цвета безумия, и, конечно же — он.

Дракон. Чешуйчатый, зелёный, дымящий, с выражением лица, как у преподавателя, уставшего проверять контрольные.

— О, снова ты? — спросил Глеб, приподнимая бровь. — Может, на этот раз поговорим, а не кидаемся эпизодами «Игры престолов»?

Дракон на мгновение задумался, но всё же привычно взревел. Ну конечно. Стандартная реакция на терапевта.

Глеб махнул мечом. Всё было как в прошлый раз — коротко, точно, немного театрально. Голова — долой, тело — в пыль.

Но тут дракон при падении хрипло пробормотал: — Мог бы предупредить… Что у тебя был с собой пропуск…

— Да ты что! А я без QR-кода, представляешь? — вздохнул Глеб.

Он осмотрел поле боя. Местами — карамель. Местами — обломки кубиков. Где-то лежала гигантская вилка.

— Окей, уровень завершён. Где мой босс и кнопка «сохранить прогресс»?

И тут на горизонте — она. Башня. Чернее кофе из больничной столовой. Сверху — свет. Или иллюзия.

Глеб поморщился. Он знал этот сюжет. Принцесса. Сияющая. Невозможная. Подозрительно глянцевая, как рекламный баннер.

Он шагнул вперёд. Башня манила.

— Прямо как кредит под 0%. Только потом — боль, страдания и бумажки. Ну, поехали…

Ветер сменился тишиной. Воздух затрепетал, и всё вокруг стало размываться. Картинка дрожала, как YouTube на плохом интернете.

Глеб успел подумать: «Если сейчас заиграет интро из мультика 80-х — я точно сплю…»

…И проснулся. В реальности. В капсуле. Всё снова: жужжание приборов, свет, пластиковый воздух и Анастасия, стоящая с таким лицом, как будто он разбил её любимую кружку.

— Ну что, герой. Второй заход — как чай в поезде. Вроде горячо, но толку мало, — сказала она и протянула ему браслет.

— Я пытался. Башня…

— Не справился с башней? Может, тебе лопату выдать? Или экскурсовода?

Глеб вздохнул: — Может, мне отпуск?

— Погружайся. Пока она там не вышла замуж за локального барда.

Глава 3: Реальность

Возвращение в сон было мгновенным. Башня стояла на том же месте, как будто ждала именно его. Сияла. Мерцала. Бесила.

На вершине — Принцесса. Такая же глянцевая.

Глеб поднялся к ней. Не по лестнице — по драме. Она стояла у парапета, глядя в закат, как будто снималась в рекламе духов.

— Ты пришёл… — прошептала она томно.

— Ну, третий раз за утро. Я тут уже абонемент оформил. Выдаёте баллы за спасение?

Она моргнула. Непрограммированно.

— А ты… не такой, как в легенде.

— Легенды врут. Особенно, если они от деда, у которого Wi-Fi лагает.

Она засмеялась — первый живой звук во сне.

— А если я скажу, что ты — не герой?

— Тогда я скажу, что ты — не принцесса. Просто пациентка #12 с комплексом башни.

Она посмотрела на него внимательно. И что-то щёлкнуло. Башня дрогнула. Пространство за её спиной стало расплываться.

— Пора просыпаться, — сказал Глеб. — Там кофе. Правда, холодный.

…

Глеб открыл глаза в капсуле. Анастасия уже стояла с блокнотом и ехидной улыбкой.

— Ну что? Принцессу спас?

— Разморозил, — буркнул он.

— Молодец. Тогда оденься. У нас новый пациент. И судя по мозговым волнам — он не ждёт принца. Он ждёт скандала.

Глеб прикрыл глаза рукой. И они пошли к другой капсуле.

Глава 4: Напутствие от Коваленко

— Тебе опять приснился дракон? — ее голос был тихим, ровным, без малейшего намека на удивление.

Глеб сел, принимая прохладный стакан. Вода была спасительно холодной, обжигая пересохшее горло.

— На этот раз я его уничтожил, — сказал он, все еще улыбаясь, чувствуя легкую эйфорию после удачного погружения. — С первой попытки.

Анастасия едва заметно вздохнула.

— Тебе нужно перестать делать из своей психотерапии голливудский блокбастер, Глеб.

— А ты попробуй быть в чьем-то подсознании шесть часов подряд и не сойти с ума, — возразил Глеб беззлобно, возвращая стакан. Они оба прекрасно понимали, о чем идет речь.

— Тут хоть дракон, хоть мюзикл — лишь бы не петля.

Петля. Ужасные, замкнутые круги сознания, в которых иногда находили пациентов — ловушки, из которых почти невозможно было выбраться, где время теряло всякий смысл, а разум медленно угасал в бесконечном повторении одного и того же кошмара или бессмысленного действия.

Глава 5: Лев, знакомство

Анастасия не ответила прямо. Она подошла к одной из гладких капсул из матового стекла, что стояли вдоль стены процедурной, излучая мягкое голубоватое свечение. Внутри, в этом успокаивающем свете, неподвижно лежала хрупкая фигура подростка, опутанная тонкими проводами.

— Это Лев, — сказала она, понизив голос до шепота. — Кома третьей недели. Мы считали, что у него классическая нейропетля. Но мозг ведет себя… странно. Он начинает день заново, даже когда его вытаскивают из петли медикаментозно. Сознание отказывается просыпаться.

Глеб напрягся, отставляя пустой стакан. — Повторение с вариациями?

— Да. Значит, он не просто застрял. Он… прячется.

— Хочет остаться во сне?

— Или не может выбраться, потому что его реальность страшнее сна.

Анастасия взяла со стола плоский черный браслет — интерфейс для подключения к подсознанию. Глеб на секунду замер, глядя на этот знакомый предмет, потом перевел взгляд на капсулу со Львом. Он знал, что это значит.

— Ты первый, кто вошел глубже второго уровня и вернулся с устойчивыми воспоминаниями, — тихо сказала Коваленко, ее голос был полон серьезности. — Только ты сможешь разобраться, что удерживает Льва.

Глеб медленно выдохнул. Ощущение триумфа после победы над драконом мгновенно улетучилось, сменившись знакомой тяжестью ответственности, которая всегда ложилась на его плечи перед сложным погружением. Он протянул руку и взял прохладный браслет. Холодный металл привычно лег на запястье.

— Значит, пора в школу, — сказал он больше себе, чем ей, защелкивая замок браслета.

Глава 6 Вокзал

Глеб лёг на прохладную, гладкую поверхность кушетки внутри капсулы. Крышка плавно закрылась, отсекая резкий свет и приглушённые звуки процедурной, погружая его в мягкую, обволакивающую темноту.

Лишь слабое синее свечение исходило от браслета на его запястье, едва проступая сквозь закрытые веки. Он сделал глубокий вдох, пытаясь отпустить напряжение прошедшего дня, готовясь к неизбежному переходу.

В ушах начал нарастать знакомый гул — ритмичный, как стук колёс поезда, уносящего его прочь из привычной реальности. Стандартный протокол погружения. Отделение сознания от тела. Всё как по инструкции.

И где-то на грани слышимости, или, может, просто в глубине памяти, всплыли слова Коваленко — её обычное напутствие перед особенно сложным погружением:

— Ты ищешь не монстра, Глеб. Ты ищешь смысл. — А можно я сначала найду кофе? — мысленно буркнул он, но всё равно кивнул в темноте. Смысл. Или хотя бы выход для этого потерянного мальчишки, Льва.

Синий свет браслета стал ярче, гул перешёл в ровный, успокаивающий шум, и ощущение собственного тела начало медленно растворяться. Глеб лежал в капсуле. С третьего раза мир уже не сопротивлялся. Сон втянул его, как пылесос на максималке.

Он даже не успел пожаловаться, что не надел шапку…

…уступая место резкому, неприятному запаху давно немытого вокзала — едкой смеси дешёвого кофе, машинного масла и чего-то пыльного, неопределённо тревожного, витающего в спёртом воздухе.

Платформа. Вокзал. Всё как обычно: серость, пыль, люди-зомби с чемоданами, которые, кажется, пережили три апокалипсиса и концерт шансона.

Из громкоговорителя сипло неслось:

— Поезд на девятую платформу… опоздал на всю жизнь… повторяю, поезд никуда не идёт. — Ну хоть честно, — пробормотал Глеб. — Без иллюзий.

Он огляделся. — Прекрасно. Петля. Снова. Где там мой юный клиент…

На скамье сидел мальчик — лет шестнадцати, худощавый, с тёмными волосами. Он крепко держал в руках старый чемодан и пожелтевшее письмо. Выглядел так, будто собирался в Хогвартс, но попал на пересадку в депрессию.

Глеб подошёл, присел рядом, глядя на чемодан: — Надеюсь, там хотя бы бутерброды? Мальчик молча покосился на него. — Шутка. Я — Глеб. Психонавт. Не путать с космонавтом. Хотя, если честно, у нас тоже бывают перегрузки и странные сны про говорящих собак.

Мальчик чуть заметно усмехнулся. — Ты странный. — Спасибо. Это у нас в резюме первым пунктом идёт.

Глава 7. Отец Льва

Глеб сел рядом.

— Привет. «Ждёшь кого-то?» — спросил он мягко.

— Он должен приехать. Обещал. Сегодня точно. Я это знаю, — монотонно проговорил Лев, не отрывая взгляда от табло, на котором всё время мигала надпись «НЕТ ПОЕЗДОВ».

— И давно ты тут так развлекаешься? — уточнил Глеб, уже заглядывая в бездну классической петли.

Лев медленно повернул голову.

— Там… — он кивнул куда-то за спину Глеба. — Я не видел её раньше. Никогда.

Глеб обернулся. Вдалеке, на краю платформы, стояла Тень. Высокая, вытянутая, искажённая, будто её нарисовали на мокром стекле. Она не двигалась, но ощущение взгляда было осязаемым.

— Снова ты… — прошептал Глеб. — Я думал, что ты уже пропала.

Стандартный ответ петли. Глеб чуть наклонился, стараясь поймать ускользающий взгляд мальчика. — А если ты уже встречал его? Просто не хочешь вспоминать?

Едва заметная дрожь пробежала по худому телу мальчика. Пастельный свет вокруг них словно поблек на мгновение, краски стали тусклее, а тени — гуще. Реакция. Подсознание услышало угрозу привычному, мучительному порядку.

Лев еще крепче вцепился побелевшими пальцами в пожелтевшее письмо.

Я не хочу знать, что там, — прошептал он, его голос дрожал. — Если я открою — все закончится.

— Что будет, если ты откроешь письмо? — Глеб задал вопрос тихо, но настойчиво, внимательно наблюдая за малейшим изменением в его состоянии.

Глава 8. Письмо

Лев замер, взгляд его остекленел, устремившись в какую-то внутреннюю бездну.

— Я пробовал… один раз, — прошептал он, и Глеб увидел, как мелко дрожат его пальцы, сжимающие заветный конверт. Мальчик опустил голову, словно стыдясь своих воспоминаний.

— Как только я снял печать… появилось что-то. Чёрный туман. Он… он не хотел, чтобы я знал. Он гнал меня… туда, в депо. Я едва успел добежать, спрятаться за старый вагон…

Он судорожно вздохнул, словно пытаясь унять подступившую истерику.

— А потом день снова начался. Снова вокзал, снова это мучительное ожидание.

— Защита сна? — понял Глеб. — Мощная, агрессивная. Подсознание отчаянно боялось правды, запертой в этом письме, и создало стража, чтобы не подпустить к ней сознание.

Глеб присмотрелся к печати на пожелтевшем конверте. Простой сургуч, но на нем был оттиснут странный, тревожный символ — разорванный круг и ноль внутри. Что бы это значило?

— А если мы откроем его вместе? — предложил Глеб, осторожно протягивая руку к письму.

В то же мгновение ровный, монотонный гул вокзала сменился низким, вибрирующим гудением, которое нарастало с каждой секундой, болезненно давя на уши.

— Ну вот, опять начинается, — вздохнул Лев. — В прошлый раз из-за этого тумана я неделю проспал в форме жабы.

— Жабы — классные, — заметил Глеб, прищуриваясь на конверт. — У них есть язык. И пружины в ногах.

— Это ты сейчас о чём?

— О том, что надо быть готовым ко всему.

Воздух вокруг них пошел рябью, словно поверхность кипящей воды. Из стен, из пола, из самих теней начал сочиться густой, маслянистый черный туман.

Он клубился, медленно полз, словно живое существо, пожирая блеклые пастельные краски сна, превращая знакомый вокзал в угольно-черный, пугающий кошмар.

Люди-конструкты, что безучастно брели по платформе, попадая в него, беззвучно рассыпались, словно их стирали гигантским ластиком.

И из глубины этого зловещего тумана раздался голос — искажённый, многократно усиленный жутким эхом, но с едва уловимыми, болезненно узнаваемыми отцовскими интонациями:

— Не смотри. Не готов…

Туман стремительно ринулся к ним.

— Быстро! — Глеб схватил похолодевшего от ужаса Льва за руку. — Где ты обычно прячешься? Куда бежал?

— Платформа тринадцать! — выкрикнул Лев, запинаясь от страха. — За старым вагоном! Она… она в тупике, там нет табличек!

— Значит, ориентируемся по отсутствию указателей. Типа: «Вы здесь», но не указано где.

— Это не время для шуток!

— А когда лучше? — Глеб уклонился от внезапно материализовавшейся тени, которая пыталась обвиться вокруг его ног, как чёрная лиана.

Они сорвались с места, словно спасаясь от неминуемой гибели. Туман клубился за спиной, жадно тянулся к ним черными, липкими щупальцами.

Пол под ногами дрожал и проваливался, открывая бездонную черноту, стены вокзала изгибались, превращая знакомое пространство в живой, враждебный лабиринт, рожденный животным страхом самого Льва.

— Почему у тебя в голове такой ужасный ремонт? — задохнувшись, спросил Глеб, перепрыгивая через проваливающуюся плиту.

— Я не заказывал! — выкрикнул Лев. — Это всё психология!

— Тогда психологии явно нужно поменять специалиста!

Они неслись по мерцающему перрону, похожему на палубу тонущего корабля.

Плиты под ногами то исчезали, открывая клубящуюся черноту внизу, то вспыхивали призрачным, холодным светом.

Стены вокзала плыли и изгибались, коридоры вели в никуда, а потом снова выплевывали их на ту же платформу, только теперь она казалась длиннее, уже, безнадёжнее.

Черный туман не отставал, он полз за ними, как живая, разумная субстанция, пожирая пространство, стирая детали мира Льва. И из его клубящейся глубины начали вылетать кошмарные фигуры — скелеты.

Не просто кости, а нечто сотканное из мрака и отчаяния, с рваными, чернильными крыльями, беззвучно хлопающими в абсолютной тишине.

— ЗАБВЕНИЕ… — прошипел один, пикируя на Льва, его пустые глазницы горели холодным, неживым огнём.

— ЕГО ВЫБОР… — Вот этого я ещё не видел… — пробормотал Глеб, но времени на удивление не было.

Он схватил обломок какого-то металлического шеста, валявшийся среди обломков перрона, и с силой отшвырнул приближающуюся тварь.

Скелет ударился о невидимую стену и рассыпался в горсть черной пыли, но туман вокруг них лишь сгустился, словно разозлившись от их сопротивления.

— Быстрее! — крикнул Лев, его голос срывался от паники. — Платформа тринадцать… она в конце тупика, где нет табличек!

Они рванули вниз по шатающейся лестнице, ступени которой крошились под ногами. Внизу их встретил хаос дорожных знаков, противоречащих друг другу: «СТОЙ», «ВЫХОД ТУДА», «ОБРАТНО». Тупик.

— Это лабиринт из твоих решений… — быстро сказал Глеб, перекрикивая гул тумана. — Ничего не говори. Не смотри на знаки. Просто думай о дороге. О той платформе. Представь её.

— Представляю… — закрыл глаза Лев. — Только не смотри на тот указатель с надписью «Здесь ничего интересного».

— Почему?

— Потому что я сам его повесил, чтобы никто не шёл туда.

— Тогда сразу туда.

Вдруг — они вырвались из путаницы коридоров, словно вынырнули из кошмарного сна.

Платформа тринадцать была именно такой, какой Лев её описал — без табличек, тихой, почти забытой. Старый вагон, покрытый паутиной и временем, стоял в самом конце, как будто ждал их.

— Ну вот, — сказал Лев, переводя дыхание. — Теперь можно и поговорить… аккуратно.

— Или, может, сначала проверим, не хочет ли вагон нас съесть? — спросил Глеб, поглядывая на железную дверь, которая подозрительно скрипела, хотя ветра не было.

— Возможно. Но зато он не летает и не шипит.

— Это уже прогресс.

Глава 9. Убежище

Перед ними была короткая, тускло освещённая платформа, упирающаяся в глухую кирпичную стену. А на ней стоял он — старый, обшарпанный пассажирский вагон.

Окна заколочены грязными досками, ржавые бока покрыты яркими, детскими рисунками — наивные солнышки, неуклюжие человечки, кривоватые цветы, словно осколки давно ушедшего счастья. Островок цвета и жизни посреди разрушающегося кошмара.

— Ну что, — сказал Глеб, подходя ближе, — если бы я знал, что ты прячешься в таком модном месте, я бы взял с собой фотоаппарат и капучино.

— Это не место для фотосессий, — пробурчал Лев, но глаза его блестели от воспоминаний. — Это укрытие. Или… убежище. Вроде как «домик на чердаке, где тебя никто не найдёт».

— Похоже больше на «домик в конце света». Но с видом на кирпичную стену.

Они подбежали к единственной двери, дернули за ржавую ручку. Открыто.

— Не заперто? — удивился Глеб. — Ты уверен, что это безопасное место?

— Я же до сих пор жив, — ответил Лев, входя первым.

— Это ещё ничего не значит. Меня однажды преследовал гриб из другого измерения. Он тоже казался безобидным.

Ввалились внутрь, и Глеб с силой захлопнул тяжелую, скрипучую дверь.

В тот же миг снаружи раздался глухой, сотрясающий удар — туман врезался в преграду. Еще удар, еще. Вагон содрогался, дребезжали стекла, но дверь держала.

Тьма снаружи выла и скрежетала, но проникнуть внутрь не могла. Они были в безопасности.

Глеб тяжело дышал, прислонившись спиной к холодной, металлической двери. Снаружи всё ещё слышались глухие удары тумана, но здесь, внутри, царила оглушительная, невозможная тишина и… странный, необъяснимый покой.

— Чувствуешь? — прошептал он. — Как будто кто-то нажал кнопку «пауза» на вселенной.

— Да, — кивнул Лев. — Здесь время остановилось. По крайней мере, для меня.

Он выпрямился и огляделся, моргая от резкой смены обстановки. Они были не просто в вагоне. Это была комната. Маленькая, невероятно уютная детская комната, словно каким-то чудом втиснутая в старый, ржавый вагон.

Мягкий, теплый свет лился из-под абажура старой лампы, заливая пространство успокаивающим сиянием. На стареньком диване лежал плед с выцветшими рисунками медвежат.

У стены стоял пузатый телевизор с видавшим виды видеомагнитофоном наверху — привет из давно ушедшего века.

Стены были оклеены потрепанными плакатами с динозаврами, а на полу громоздилась открытая коробка с рассыпанным конструктором.

И воздух… воздух пах чем-то давно забытым и родным — слабым ароматом какао и запахом старого дерева.

Лев замер на пороге, широко раскрыв глаза.

Он медленно повернул голову, его взгляд скользил по знакомым, до боли знакомым вещам, и на бледном лице отражалась буря эмоций — шок, узнавание, неверие.

Взгляд его остановился на пыльной полке у окна. Там стояла фотография в простой деревянной рамке: маленький мальчик лет шести, сияющий от счастья, сидел на плечах у высокого, улыбающегося мужчины.

Улыбка отца на фото была такой живой, такой теплой, что, казалось, могла согреть эту тихую, наполненную воспоминаниями комнату.

— Ты прячешься там, где было по-настоящему тепло, — тихо сказал Глеб, наблюдая за мальчиком.

— Это было перед отъездом, — голос Льва был едва слышен, он словно говорил из самой глубины своих воспоминаний. — Мы строили ракету из одеял… Он пообещал, что вернётся. А потом — просто его не стало.

— Бывает, — кивнул Глеб, аккуратно беря в руки один из пластмассовых динозавров с пола. — Иногда взрослые уезжают. Иногда они теряются. Иногда их забирает туман. Но иногда… правда остаётся. Даже если она спрятана в старом вагоне.

Тишина. Письмо… Он коснулся пожелтевшего конверта, который всё ещё судорожно сжимал в руке.

— Это не его голос звал тебя остаться, — мягко произнес Глеб. — Тот, из тумана. Это твой страх. Страх, что, если ты проснёшься — его не будет больше нигде. Даже здесь.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь их тихим дыханием. Глухие удары снаружи прекратились. Туман отступил.

Лев поднял глаза от фотографии и снова посмотрел на письмо в своих дрожащих руках. Печать оставалась целой.

Он сделал один неуверенный шаг вперёд, вглубь комнаты, вглубь своего прошлого. Шаг к правде.

— Знаешь, — сказал Глеб, глядя на него, — может, ты и боишься того, что внутри. Но если ты не откроешь это письмо, мы можем оказаться здесь навсегда. А у меня дома есть кот, который начнёт волноваться.

— У тебя есть кот?

— Нет. Но теперь будет. Потому что мне нужно, чтобы кто-нибудь волновался.

Лев хмыкнул — первый смешок за весь день. Он посмотрел на Глеба, затем на письмо, затем на фото.

— Хорошо, — сказал он. — Давайте откроем его. Но только если ты пообещаешь, что, если там окажется список покупок или советы по уходу за кактусами, ты меня не подколешь.

— Обещаю, — серьёзно кивнул Глеб. — Если там будет совет по уходу за кактусами, я сразу же стану вашим семейным флористом.

Лев усмехнулся. Затем, собрав всю решимость, он протянул дрожащие пальцы к печати…

Глава 10. Ключи к выходу

Лев стоял посреди комнаты своего детства, пойманный в янтарную ловушку воспоминаний. Тишина была почти осязаемой. И в этой тишине старый, пыльный телевизор в углу внезапно ожил.

Не просто ожил — он вздрогнул, издал звук, будто кто-то дал ему легкий тычок под зад, и экран замерцал, зашипел статикой.

— Ага! — сказал Глеб. — Это уже не просто вагон. Это интерактивная выставка «Воспоминания Льва: сезон первый».

— Не мешай моему внутреннему каналу, — прошептал Лев, глядя на экран.

А потом на нём проступило дрожащее, выцветшее изображение — словно кто-то вытащил воспоминание прямо из его головы и запихал в VHS-кассету.

Солнечный день. Ярко-зелёная трава. Камера тряслась в чьих-то неумелых руках.

На экране появился маленький мальчик лет шести — сам Лев — в нелепом картонном шлеме космонавта. Он сосредоточенно мастерил что-то грандиозное из больших картонных коробок.

Рядом, на мягкой траве, сидел его отец — высокий, добродушный, смеющийся.

«Так, командир, — донесся с пленки его голос, чуть приглушённый временем, — если захотим взлететь — без топлива не обойтись! А топливо — это вера».

Глеб хмыкнул:

— Странный способ заправить ракету. Но я бы тоже хотел такой двигатель. Особенно если он работает на надежде и какао.

Камера качнулась, и вот уже отец сидел перед сыном на корточках, его лицо стало серьёзным, взгляд — глубоким и тёплым.

«Если когда-нибудь станет совсем одиноко… — сказал он, и голос его стал тише, доверительнее, — возьми вот это. Оно подскажет, куда идти. Но только когда ты будешь готов».

Отец протянул что-то маленькому Льву, но в этот момент солнце бликнуло в объективе, и предмет на записи засветился яркой, слепящей вспышкой, скрывая свою форму.

Изображение задергалось и погасло, оставив лишь шипящий серый экран.

Лев смотрел на пустой экран, его губы беззвучно шевелились.

— Я… я не помню, что это было, — прошептал он, голос дрожал. — Я тогда так сжал его в кулаке… потом спрятал где-то здесь. А потом просто… забыл.

Он схватился за голову, словно пытаясь вытряхнуть ускользающее воспоминание. Комната вокруг едва заметно вздрогнула, отозвавшись на его смятение.

— Эй, полегче, — сказал Глеб, уворачиваясь от внезапно упавшей книжки. — Здесь не стоит расстраиваться. Это не ваша квартира, это твой разум. Всё может начать падать с потолка.

— У нас дома действительно всё падает с потолка, — пробормотал Лев.

— Тогда тем более.

— Он оставил тебе не предмет, Лев, а путь, — мягко сказал Глеб, не нарушая хрупкой тишины. — Где ты его спрятал? Подумай. Где ты был… когда все ещё верил, что он вернётся? Где было твоё самое надёжное место?

Лев медленно опустил руки. Его взгляд обвёл комнату и замер на большой картонной коробке с остатками конструктора в углу. Той самой, из которой его маленький двойник на видео строил ракету.

Узнавание блеснуло в его глазах.

— Ракета… — прошептал он. — Мы её сделали вместе. Он сказал, что, если мы будем верить сильно, она полетит.

— Она не полетела? — спросил Глеб.

— Нет. Зато потом мама неделю находила пластиковые детали в туалете.

— Тогда точно настоящая космическая миссия.

Лев рванулся к коробке, опустился на колени и дрожащими руками стал перебирать пластиковые детали, забытые сокровища детства.

Вот он вытащил её — неуклюжую картонную модель ракеты, склеенную когда-то им самим. На боку корявым детским почерком было выведено фломастером: «СТАРТ 1. ДЛЯ ПОЛЕТА ВПЕРЕД»

— Как метафорично, — сказал Глеб. — Прям как название нового сезона Netflix.

Пальцы его нащупали шов на верхней секции ракеты. Секундное колебание — и он потянул.

Картон поддался, открывая маленькое потайное отделение. Внутри, на подстилке из пожелтевшей ваты, лежал он — маленький механический компас.

Почти игрушечный, с ярким пластиковым корпусом, но со стеклом и настоящей, подвижной стрелкой.

Лев осторожно взял его в руки. Стрелка компаса беспокойно задергалась, словно оживая от его прикосновения, потом сделала несколько оборотов и медленно, но уверенно замерла, указывая… прямо на письмо, которое Лев всё ещё держал в другой руке.

— Ну вот, — сказал Глеб. — Теперь у тебя есть карта. И направление. И, возможно, немного магии.

— Это не просто магия, — ответил Лев. — Это он. Он знал, что я могу потерять путь. Поэтому оставил мне ключ.

В тот же миг конверт в его руке словно ожил — он слабо за́пульсировал, излучая едва заметное тёплое сияние. Весь мир вокруг замер.

Даже пылинки, танцевавшие в луче света из окна вагона, повисли неподвижно. Время сна остановилось, ожидая его решения.

— Готов? — тихо спросил Глеб.

Лев поднял на него глаза. Страх всё ещё был там, в глубине, но теперь в его взгляде горела и решимость. Он кивнул — коротко, отрывисто. Перевёл дыхание.

Очень медленно, словно совершая священнодействие, поднёс палец к сургучной печати с разорванным кругом и нолём.

— Знаешь, — вдруг сказал Глеб, — если внутри окажется список покупок или рецепт торта, ты меня не вини.

— Не виню, — улыбнулся Лев. — Только если это рецепт, то ты обязан испечь его.

— Договорились. Но если будет написано: «Прости, сын, я не смог вернуться», то я обещаю купить тебе огромный мороженый рожок.

— Хорошо, — сказал Лев. — Тогда я готов.

Он нажал.

Печать треснула.

Глава 11. Тот самый кулон

С треском ломающегося сургуча тишина в комнате стала еще глубже, почти осязаемой. Пальцы Льва дрожали, когда он осторожно разворачивал сложенный вчетверо, пожелтевший от времени лист бумаги. Он был пуст. Ни единого слова. Лишь в самом центре лежало что-то маленькое, металлическое. Оно выскользнуло из складки бумаги и упало на дрожащую ладонь Льва с тихим звяканьем. Звездочка. Маленький значок в форме пятиконечной звезды, отлитый из тусклого металла, но с тщательно выгравированной надписью по краю.

Лев поднес его ближе к глазам, разбирая знакомые, выцветшие буквы: ЛУЧШИЙ СЫН. ГОРЖУСЬ ТОБОЙ. НИКОГДА НЕ СДАВАЙСЯ.

Он замер, глядя на значок, словно не веря своим глазам. Вот оно. То самое. Воспоминание, такое яркое и болезненное, что он спрятал его глубоко-глубоко, накрыв годами ожидания и страха. Губы его задрожали. Он медленно поднес значок к груди, прижимая холодный металл к тонкой ткани футболки, туда, где бешено колотилось сердце. Отец. Его слова. Его вера.

И словно в ответ на это безмолвное узнавание, мир вокруг начал меняться. Черный, удушливый туман, что все еще клубился за заколоченными окнами вагона, вдруг стал светлеть, истончаться. Он превращался в легкое, теплое, молочно-белое сияние, которое мягко окутало вагон снаружи.

Мрак рассеивался, и сквозь проясняющуюся дымку проступили очертания спокойного, залитого мягким солнцем пейзажа — зеленая трава, раскидистые деревья, мирный летний день. Удары и скрежет прекратились. Размытые фигуры, заменившие кошмарных скелетов, теперь отчетливо напоминали врачей в белых халатах, их лица были неясными, но на них читались ободрение и… улыбки?

Даже внутри комнаты стало светлее. Краски на плакатах с динозаврами сделались ярче, пыльные игрушки словно посвежели, ожили. Комната-убежище переставала быть просто убежищем, она наполнялась светом принятия.

Глава 12. Признание

Глеб молча наблюдал за этой удивительной метаморфозой, за мальчиком, стоящим посреди своей оживающей памяти. — Это не конец, Лев, — тихо сказал он. — Это новое начало.

Лев медленно поднял глаза. Испуг исчез из них без следа. Осталась лишь тихая, глубокая печаль, но теперь она была светлой, смешанной с пониманием и любовью.

— Он хотел, чтобы я помнил… — прошептал Лев, слезы блестели на ресницах, но не падали. — Не чтобы грустил. Чтобы… жил. Он снова посмотрел на звездочку в своей руке, сжимая ее так крепко, что металл врезался в ладонь.

— Я готов, — сказал он уже тверже, глядя не на Глеба, а куда-то вдаль, сквозь стены сна, навстречу реальности. В тот момент, когда он произнес это слово, значок в его руке вспыхнул. Не воображаемым светом, а настоящим, ощутимым теплом и сиянием. Он стал якорем, точкой связи между сном и явью, между памятью и будущим.

Лев ощутил, как эта точка тянет его, зовет обратно. Комната, пейзаж за окном, фигура Глеба — все стало стремительно блекнуть, растворяясь в ослепительной, всеобъемлющей вспышке чистого белого света. Возвращение началось.

Первым вернулся звук — настойчивый, ритмичный писк кардиомонитора. Затем — ощущение прохладной ткани под спиной, легкое давление диагностических датчиков на висках. Лев медленно открыл глаза.

Потолок процедурной. Настоящий. Он моргнул раз, другой, привыкая к резкому свету ламп после мягкого сияния сна. Глубокий, ровный вдох наполнил легкие настоящим воздухом. Пульс на мониторе бился ровно и уверенно.

Он вернулся. Он был здесь. Дверь капсулы со щелчком открылась. В проеме стояла доктор Коваленко, ее взгляд был прикован к показаниям приборов, затем метнулся к лицу Льва. Тревога на ее лице сменилась изумлением, потом — облегчением.

— Лев? — ее голос был напряженным от сдерживаемых эмоций. — Ты… ты вернулся. Она перевела взгляд на соседнюю капсулу, где все еще неподвижно лежал Глеб.

Буквально через несколько секунд его ресницы дрогнули, и он тоже открыл глаза. На его губах играла слабая, усталая улыбка.

— Получилось, — тихо произнес он. Лев повернул голову. Их взгляды встретились — долгий, безмолвный взгляд между мальчиком, вырвавшимся из плена собственного горя, и человеком, который показал ему путь.

В глазах Льва была благодарность, которую не нужно было облекать в слова. Он разжал кулак. На его ладони лежала маленькая металлическая звезда. Настоящая.

Глава 13. Обещание

Солнце золотило верхушки деревьев в сквере, рассыпая яркие блики на дорожках, усыпанных опавшей листвой. Воздух был прохладным и чистым, пах прелой землей и чем-то неуловимо горьковатым — осенью.

Глеб сидел на скамейке, прихлебывая остывающий кофе из помятого бумажного стаканчика. Перед ним на столике лежал тонкий ноутбук и стопка распечаток — данные следующего пациента, следующей заблудшей души.

Но он пока не смотрел на них, позволяя себе несколько минут покоя, наблюдая, как легкий ветер кружит красные и желтые листья, словно напоминая о быстротечности времени. Усталость никуда не делась, она сидела глубоко внутри, но сейчас, после успешного возвращения Льва, она была окрашена тихим, глубоким удовлетворением.

— Здравствуйте, Глеб. Он поднял голову. Перед ним стоял Лев. Тот самый мальчик с вокзала, но в то же время — совсем другой. Выше ростом, увереннее в движениях, взгляд ясный и прямой. Одет в обычные джинсы и теплую толстовку, волосы аккуратно подстрижены. В руках он держал небольшой бумажный пакет.

— С возвращением, командир, — тепло улыбнулся Глеб. Легкая, искренняя улыбка тронула и губы Льва.

— Я принес вам кое-что. Это… домашние маффины. — Он смущенно кашлянул. — Не сам пек, конечно, но выбирал с душой. Знак благодарности. Он поставил пакет на столик рядом с ноутбуком Глеба.

Неловкое молчание повисло на мгновение, а потом Лев заговорил снова, уже серьезнее: — Я не знаю, что вы делаете с другими людьми. Но то, что вы сделали со мной… — Он замялся, подбирая слова, глядя куда-то поверх плеча Глеба. — Вы не просто разбудили меня. Вы… вернули мне отца. Хотя бы в памяти.

— Иногда это самое важное, что мы можем вернуть, — тихо ответил Глеб, отпивая холодный кофе.

— Да, — кивнул Лев, и его взгляд снова стал твердым. — Поэтому я буду вам должен. И когда придет время — я помогу. Обязательно. Он полез во внутренний карман куртки и достал маленький металлический значок-звезду. Тот самый. Он повертел его в пальцах, и значок тускло блеснул в мягком осеннем солнце.

— Я ношу его. Каждый день. Чтобы не забывать, кем был… и кем стал, но пора мне самому выбирать дальше, я дарю его вам, на удачу. Он коротко кивнул Глебу, словно скрепляя свое обещание невидимой печатью, затем развернулся и пошел прочь по усыпанной шуршащими листьями дорожке, не оглядываясь.

Глеб смотрел ему вслед, пока его фигура не скрылась за поворотом аллеи. «Потенциал — высокий», — мелькнула мимолетная мысль. Возможно, однажды ему действительно понадобится помощь этого мальчика, прошедшего через тьму своего подсознания. Он отпил еще глоток остывшего кофе и, наконец, открыл ноутбук, возвращаясь к своей непростой работе.

Глава 14. Эмма

Контраст был оглушительным. После золотого света осеннего парка — тусклые, бездушные люминесцентные лампы больничного коридора, бросающие холодные, стерильные блики на кафельный пол.

Тишина здесь была не умиротворяющей, а давящей, зловещей, прерываемой лишь далеким писком медицинской аппаратуры и тихим шарканьем чьих-то мягких тапочек.

По этому безрадостному коридору медленно брела изможденная женщина лет тридцати. Темные круги под глазами выдавали ее бессонные ночи, а в руках она крепко прижимала к себе старую, потрепанную плюшевую игрушку — облезлого кролика с одним оторванным ухом.

Она остановилась у двери одной из палат интенсивной терапии и заглянула внутрь через небольшое стеклянное окошко. Там, на белой больничной кровати, опутанная множеством проводов и трубок, лежала она сама. Бледная, неподвижная, потерянная в глубоких лабиринтах комы.

Живая женщина смотрела на свое спящее тело, и в ее глазах стояла бездонная, мучительная тоска. «Я не могу уйти, — прошелестела мысль в ее измученном сознании, или, может, сорвалась едва слышным шепотом с дрожащих губ. — Я обещала ему, что буду рядом…»

На половину скрытый зловещей тенью, стоял Глеб. Он молча наблюдал за женщиной у окна, за ее спящим двойником на больничной койке. Усталость на его лице смешивалась с уже привычной, но всегда тяжелой решимостью. Следующий вызов. Следующая заблудшая душа, отчаянно нуждающаяся в проводнике.

— Время просыпаться, Эмма, — тихо произнес он в гулкую тишину коридора. В ответ ему лишь монотонно пискнул кардиомонитор у кровати спящей Эммы, отмеряя удары ее сердца, запертого между мирами.

Глава 15. Тишина

Переход был мягким, почти незаметным, словно погружение в теплую ванну. Только что он стоял в тусклом, безрадостном свете больничного коридора, глядя на неподвижно лежащую Эмму, а в следующее мгновение — оказался посреди мощеной скользким булыжником улицы незнакомого, угрюмого города.

Сумерки сгущались, обволакивая основания темных домов плотным, влажным туманом, который стелился по земле, словно живая дымка. В спертом воздухе пахло сырым камнем, прелой листвой и чем-то еще — неуловимо тревожным. Но самым странным, самым оглушительным было не это гнетущее окружение. Была тишина. Абсолютная. Не просто отсутствие звуков — а словно само понятие звука было безжалостно вычеркнуто из этого мира.

Глеб инстинктивно хлопнул в ладоши перед собой, ожидая услышать хотя бы слабый хлопок. Ни хлопка, ни эха. Он открыл рот, пытаясь позвать, спросить — но не почувствовал даже малейшей вибрации голосовых связок.

Звук умер. Исчез даже его собственный внутренний голос, оставив в голове звенящую, давящую пустоту, более мучительную, чем любой шум.

Он медленно огляделся. Улица была совершенно пустынна. Дома — высокие, темные, с плотно зашторенными окнами — выглядели заброшенными, молчаливыми стражами этой беззвучной тоски. Лишь редкие, тусклые уличные фонари, один за другим, вспыхивали неверным, дрожащим светом, отбрасывая на мокрый булыжник длинные, призрачные тени, которые колыхались, словно живые.

В руке Глеба сама собой возникла знакомая тяжесть — старый, потертый кожаный блокнот и остро заточенный карандаш. Стандартный набор для миров, безжалостно лишенных голоса. Он открыл первую страницу, и грифель противно заскрипел по шероховатой бумаге — единственный звук, который, казалось, был здесь разрешен, но и тот был глухим, словно тонул в толстом слое ваты.

«Где я?» — торопливо вывел он корявые буквы. Легкий порыв холодного, влажного ветра коснулся его лица, но не принес ни шелеста листьев, ни вздоха, лишь ощущение могильного холода. Глеб поежился и пошел вперед, его собственные шаги были абсолютно бесшумны на мокром, скользком камне. Над одним из темных, безжизненных окон он заметил потускневшую, почти стертую вывеску: «Детская библиотека».

Глава 16. Мальчик в желтом

А потом он увидел его. На перекрестке двух таких же пустынных, молчаливых улиц стоял ребенок. Мальчик лет шести, маленький и одинокий, стоял спиной к Глебу. На нем был надет ярко-желтый, непромокаемый дождевик — единственное яркое цветное пятно в этом сером, безмолвном мире. В руках он крепко сжимал потрепанного плюшевого кролика с одним оборванным ухом, словно это была его единственная связь с чем-то живым.

Глеб медленно подошел ближе, стараясь ступать как можно тише, чтобы не напугать хрупкую фигурку. Он остановился в паре шагов и протянул мальчику открытый блокнот со своим вопросом.

Мальчик медленно обернулся. У него были большие, очень темные глаза, и в них стояла такая недетская, глубокая печаль, такая вселенская тоска, что Глебу стало не по себе.

Он не улыбнулся, но внимательно прочитал написанный вопрос и медленно кивнул, словно подтверждая — да, ты здесь. Затем он приложил маленький, бледный пальчик к своим губам в безмолвном жесте «тихо» и указал вдаль, туда, где в сгущающемся тумане едва угадывался зловещий силуэт высокой, темной башни. Только в одном ее окне, где-то под самой крышей, горел одинокий, слабый огонек.

Не говоря ни слова — да и как бы он сказал? — мальчик достал из глубокого кармана своего желтого плаща небольшой стеклянный шар. Внутри шара клубилась подвижная, беспокойная тень, похожая на сгусток дыма.

Мальчик легонько встряхнул шар, и в тот же миг Глеб услышал — или скорее почувствовал, как далекое воспоминание о звуке — чистый, звонкий детский смех. Он вспыхнул на одно краткое, мучительное мгновение и тут же утонул, безжалостно поглощенный всеобщей, давящей тишиной.

Глеб вздрогнул от неожиданности этого призрачного звука. Что это было? Чей смех? Мальчик посмотрел на Глеба своими печальными, пронзительными глазами, потом снова на темную башню, а затем повернулся и молча скользнул в узкий, темный переулок, растворяясь в тенях.

Глеб шагнул было за ним, но остановился. На кирпичной, облупившейся стене переулка, там, где только что скрылся мальчик, проступили кривые буквы, словно нацарапанные мелом чьей-то дрожащей рукой: Чтобы услышать, нужно сначала вспомнить, что ты забыл.

Глеб медленно перечитал фразу, пытаясь осмыслить ее смысл. Ключ? Предупреждение? Он снова поднял взгляд на темную башню вдалеке.

Теперь ему показалось, что она едва заметно пульсирует слабым внутренним светом, а вокруг нее, словно невидимый дым, поднимаются и тут же бесследно тают какие-то призрачные тени… тени звуков?

Хранилище Эха, понял он с внезапной ясностью. Вот куда ему нужно. Но сначала — за мальчиком. Он решительно шагнул в темный переулок. Мальчика там уже не было.

Лишь на глухой стене напротив кто-то — или что-то — нарисовал мелом простой, схематичный контур двери. Глеб колебался лишь секунду, потом протянул руку и осторожно коснулся белого рисунка. Меловые линии под его пальцами дрогнули, словно живые, и стена бесшумно вдавилась внутрь, открывая темный, манящий проход.

Он оказался в просторной, гулкой (хотя гулкость здесь была лишь визуальной иллюзией) галерее. Высокие потолки терялись в полумраке, под ногами скрипел пыльный паркет. Стены были сплошь увешаны картинами в тяжелых, потемневших от времени рамах.

Десятки картин, и все на один и тот же мучительный сюжет: женщина и мальчик. Мальчик был поразительно похож на того, в ярко-желтом плаще. А вот лицо женщины… на каждой картине оно было безжалостно стерто, замазано грубыми, яростными мазками темной, почти черной краски. Словно кто-то отчаянно пытался вымарать ее из памяти, уничтожить сам ее образ, словно боялся даже воспоминания о нем.

Глеб медленно шел вдоль стен, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок. Чья это память? И чья такая всепоглощающая боль?

На полу, у одной из картин, что-то слабо блеснуло в тусклом свете. Он наклонился. Осколки тонкого стекла — остатки небольшой банки, похожей на ту, что тряс Собиратель Эха во сне другого пациента…

Нет, стоп. Это другое дело. Он осторожно собрал несколько крупных, острых осколков. И когда его пальцы коснулись холодного стекла, он снова услышал — или ощутил — тихий, прерывистый шепот, словно слабое эхо на самой грани сознания: «Я обещала быть рядом… даже если…»

Голос женщины. Той, чье лицо так яростно стерли с картин? Глеб бережно опустил острые осколки в карман своего плаща.

Это определенно была какая-то нить. Он выпрямился и нашел выход из галереи — обычную деревянную дверь в дальнем конце зала. Она вела обратно на улицу — широкую, пустую, залитую все тем же безмолвным, гнетущим сумраком. Впереди, словно маяк в этой безрадостной тишине, маячила большая площадь. И там кто-то был.

Глава 17. Собиратель Эха

Площадь была огромной, вымощенной тем же скользким, влажным булыжником, и абсолютно пустой. Пустой и мертвенно тихой. Тишина здесь казалась еще плотнее, чем на узких улицах, она давила на барабанные перепонки, ввинчивалась в мозг, словно пытаясь сломить его сопротивление.

В самом центре площади, между пустых каменных постаментов, двигалась высокая, темная фигура. Длинное черное пальто до пят развевалось вокруг нее, словно траурный саван, на голове — старомодный, высокий цилиндр.

Фигура двигалась медленно, с какой-то странной, ритуальной сосредоточенностью, переходя от одного постамента к другому и осторожно ставя на каждый из них небольшую стеклянную банку. Такие же банки, осколки одной из которых лежали у Глеба в кармане. Но эти были целы, и внутри каждой словно клубился невидимый дым, запертый звук, эхо давно ушедшей эмоции.

На некоторых банках Глеб смог разобрать едва заметные, словно выцарапанные на мутном стекле слова: «Прощай», «Мама», «Не уходи».

Лицо фигуры было скрыто идеально гладкой, белой маской без единой черты. Пустое овальное ничто. Собиратель Эха. Хранитель этой мертвой тишины. Глеб почувствовал, как ледяной холодок пробежал по спине. Он инстинктивно знал, что это — не союзник. Это страж.

Он сделал несколько неуверенных шагов к центру площади, к этой безликой фигуре. Собиратель замер и резко повернул свою пустую маску в его сторону.

Безликое ничто уставилось прямо на Глеба. В блокноте, который Глеб все еще машинально держал в руке, сами собой, словно проступая сквозь тонкую бумагу, появились кривые, зловещие слова: Тебе здесь не место. Ты не слышал достаточно. Голос Собирателя? Или голос самого сна, говорящий через него?

Отвержение было явным, почти физическим. Глеб хотел быстро написать ответ, спросить, но не успел. Собиратель медленно поднял руку в черной перчатке и указал на одну из банок на ближайшем постаменте.

В следующий миг тишина взорвалась. Оглушительный, режущий уши визг тормозов и жуткий грохот сминаемого металла ударили по Глебу с такой физической силой, словно он действительно оказался посреди автомобильной катастрофы. Звук был настолько неожиданным, настолько пугающе реальным после абсолютной тишины, что он инстинктивно зажал уши руками, отшатываясь назад.

Мир вокруг него поплыл, искажаясь, как отражение в воде, в которую бросили тяжелый камень. Туман на площади сгустился, закручиваясь зловещими вихрями. Глеб развернулся и бросился бежать прочь с площади, обратно на узкую улицу. Но улица перед ним вдруг изогнулась, разветвилась на множество узких переулков и глухих тупиков, словно насмехаясь над его попыткой спастись.

Он бежал, задыхаясь, но чувствовал, что топчется на месте, словно угодил в зыбучие пески. И откуда-то издалека, как издевательское эхо, донесся тот самый короткий, звонкий детский смех, который он слышал из стеклянного шара мальчика. Смех звучал теперь зловеще, насмешливо, словно преследуя его.