18+
Про то, как враг народов войну выигрывал

Объем: 394 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее
О книгеотзывыОглавлениеУ этой книги нет оглавленияЧитать фрагмент

А мы войну без того-сего выиграли…


Одна из любимых фраз отца всех тех безмерно различных лицом народов, что были крайне обездолены и близко-то явно совсем уж неправым его отцовством.


Бессмысленное то дело пытаться пробить брешь меж дураком и всей его глупостью…

Джек Лондон, «Зов предков».


Товарищи сталинисты, данная книга была написана никак не по вашу честь.

Да и вообще, то самое безнадежно же наихудшее во всей той официально признанной кривде – это как раз именно то, что нет, как нет ни малейшего шанса хоть сколько-то славно и беспроигрышно так стояще ее переделать в светлую и святую правду времен Второй мировой войны.

Автор.


1

Всем нам до дикого скрежета зубовного, без тени сомнения, весьма вот надежно знаком тот крайне слащавый и будто бы вполне здравый, как и сколь четко же со всех сторон до конца верно обкатанный подход ко всему тому отчаянно вопиющему и никакими обыденными словами не передаваемому событию.

А между тем как раз ему и впрямь довелось навеки искромсать и искалечить невероятное множество человеческих судеб.

Вторая Мировая Война со всей безупречностью явила собой, наиболее беспристрастное проявление наиболее жесточайшей и чисто ведь буднично обнажающей белые людские кости никак и немыслимой доселе цивилизованной дикости.

Ну а похуже его могло бы оказаться разве что одно то, и по сей день слегка где-то пока тлеющее впереди – Третье общемировое кладбище.

Причем да от такой злой судьбы Господь Бог нас всех пока еще явно так поистине миловал.

Да только никто нас совсем никак не избавил от сколь многозначительно так патетически-помпезного освящения без всякой тени сомнения, считай всенародного героического прошлого.

Даже и современным властям не в едином их бесслезном глазу ничего подобного и близко так вовсе уж явно так нисколько не нужно.

Поскольку коли та исконно лживая, как и бестрепетно официозная линия освещения всей той всенародно кровопролитной войны некогда уж на деле станет выглядеть хоть весьма «беспричинно», для кое-кого на редкость вот более чем неприглядно иначе…

Нет уж, как оно сходу понятно – при подобном раскладе тупо бросаться неисчислимо многими людскими жизнями отсель уж окажется делом несколько не в меру чересчур щекотливым, да и никак не ко времени довольно-таки затруднительным…

Ну, а между тем нечто подобное при любом том или ином хоть сколько-то удачно сложившемся случае именно что вновь той, беспринципно же нечистоплотной на руку власти может сходу так как-никак, а до чего только дюже вот сходу вполне еще разом непременно понадобится.

Ну, а именно потому она крайне помпезно всячески же столь старательно перевоплощала реальную войну и имевших личность героев в тех самых бестрепетно переполненных гордостью за всю свою отчизну безликих защитников родины, на деле начисто лишенной всякого настоящего материнского лица.


2

А, наверное, чисто поэтому, то сколь бесстыдно глянцевое и восторженно героическое переосмысление, куда вернее совсем же чудовищной, нежели чем вполне одинаково для всех нас великой беды, и имело самый безупречно наглядный, можно даже сказать, удивительно панорамный вид… сплошной казенной лжи кем-то чисто загодя выверенной кривды.

И это считай как раз в данном неверно искусственном свете в том «бесконечно дорогом и всеми нами любимом СССР» и было весьма уж искренне принято – столь подробно освещать «путем строго научного подхода» все те никак невообразимые всяческому обыденному человеческому сознанию более чем жесточайшие лихолетья всей той былой войны.

Истинно великие страдания самых конкретных людей были при этом совсем до конца безоглядно стушеваны, оставались, считай уж вовсе за кадром.

Ну а на самое первое место сколь спесиво всячески выдвигался именно тот великий энтузиазм, тех, до чего смело поднявшихся на защиту отечества, столь браво ведомых коммунистической партией героических масс…

И лучше всего обо всем этом, конечно же, высказался большой поэт и бард Александр Галич в его песне «Баллада о твердой волюте»

«Над немыми могилами - воплем! – надгробья…

Но порою надгробья - не суть, а подобья,

Но порой вы не боль, а тщеславье храните

- Золоченые буквы на черном граните!..»


Причем подать все это как раз под эдаким (вместо живой крови) томатным соусом и было явно так задумано как раз, дабы всячески усладить зоркий начальственный взор, а именно тех самых безразлично тупых бездельников и дармоедов, что неизменно почивали на лаврах чужой — не ими, а народом – честно завоеванной славы.


3

И это как раз им весьма же несусветно сходу еще разом возжелалось…

Воздать-таки должное бравому солдату, но вовсе не по его доподлинному званию вечно живого (даже вот коли и безвременно погибшего) защитника родины…

Ну, уж нет, все те мыслимые и немыслимые почести ныне ведь полагалось воздавать совсем никак не ему, а той аморфной и никому и близко не ведомой и НЕ ИЗВЕСТНОЙ ЕГО ФИГУРЕ…

А людские кости, которые прямо-то после войны еще вот было возможно с той или иной довольно большой долей достоверности, хоть сколько-то вполне опознать…

Самописки и без того частенько оставались пустыми и никак не заполненными…

Да только время неумолимо же сделало всех их вовсе-то явно непригодными хоть к какому-либо более-менее возможному ныне прочтению…

Но и неопознанными – людей при любом раскладе непременно же следовало весьма так достойно со всеми почестями сколь давно так перезахоронить, поскольку еще издревле считалось, что война никак не окончена, пока не был предан земле самый последний из погибших на ее полях сражений солдат.

Да только те безлико идейные коммунистические заправилы и в мыслях своих никак не порывали с прошлым во всей той до чего безгрешно так непримиримой войне, может быть чисто формально и со своим, но уж в особенности в момент великой и критической опасности, как никогда им всецело чужим и безымянным народом…

А не потому ли белые косточки некому и по сей день неизвестных, а, следовательно, и безвестных защитников родины так и остались лежать на полях и весях той и поныне необъятной страны, и всех их считай же преступно, никак так не предали совсем никакому более-менее достойному погребению…

Ну, а все те официальные почести героям войны в СССР, явно так были чистейшей воды дутой фикцией и полностью безнравственной профанацией.

Те истинно настоящие люди были уж наскоро так со всей ведь суровостью вычеркнуты из списка погибших, поскольку те павшие были одной лишь никак нерушимой живой стеной, доблестно вставшей на пути подлого врага.

Отчаянная храбрость этой людской стены как раз и была в чьих-то глазах сколь удивительно непомерной и столь же внеличностной, как и броня броненосца «Потемкин».

То есть если и воздавали большевики почести погибшим на фронтах Второй мировой войны, то только лишь в виде неких совсем уж бестелесных мемориалов немеркнущей славы, в коих отдельная личность и близко никак не в едином глазу попросту так нигде явно вот не проглядывает…


4

А впрочем, автору никак не хотелось бы сколь огульно чернить, кого бы то ни было, однако то-то ведь и оно, что как есть, безусловно, до чего сходу необходимо полностью разом восстановить ту вполне достоверную историческую справедливость…

Куда естественнее, да и честнее (пускай даже и скрепя сердце) будет признать бездельниками, трусами и подлецами довольно-то мизерно малую кучку безжалостных большевистских олигархов.

И в то же самое время тем до самого конца обескровленным и бессловесным народным массам все-таки разом еще должно будет весьма ведь сходу воздать по их, отнюдь никак совсем нескромным заслугам.

Но ярые сталинисты обо всем этом думают уж как-никак непременно так явно  иначе!

По их мнению, «Лев во главе стада тупых баранов, куда значительно лучше, нежели чем целый прайд львов с бараном во главе».

И уж это и есть та наиболее любимая поговорка весьма так многих убежденных поклонников того самого вполне до конца сытого людскою кровью вождя.

Причем эти подчас крайне степенные и уравновешенные люди, про то и близко так, вовсе никак не догадываясь, во всеуслышание до чего еще громогласно же объявляют именно всю ту доподлинно настоящую горемычную правду…

Да вот, однако, была она в их речах сколь безотрадно и крайне помпезно во всех своих сочленениях фактически вывернута, считай до конца полностью как есть многозначительно так наизнанку.

Баран изо львов пушечное мясо и смазку для вражеских штыков некогда чисто так по-комиссарски бескомпромиссно разом уж само собой сделал…


5

Да и то на редкость безлико серое умом все его ближайшее окружение было ему, кстати, во многом сколь надежно, считай уж горою разом под стать.

Поскольку и впрямь довелось данной довольно пестрой когорте, сходу так явно уж быть, в том, можно сказать, считай едином ряду со своим бессменным вождем.

Ну а как раз в свете того они ведь и были одним разве что тем, до чего лупоглазым же скопищем полностью так раз и навсегда нравственно сгнивших подонков.

И главное, были все те суровые тени пролетарского диктатора сколь давно вот ему со всеми потрохами совсем беззаветно запроданы и почти бессознательно всею шкурою чисто так по-лакейски же преданы.

Ну а именно в свете того и не задавали они вовсе-то никаких и впрямь тогда попросту сугубо так явно излишних вопросов.

И главное, все — это на деле как есть уж чисто так попросту потому, что в то самое сплошь и рядом пропахшее уголовным духом время все это было считай той еще жуткой и лютой смерти на деле так разом подобно.

Да и вообще, та некогда невероятно всемогущая сталинская власть фактически вся почти безо всякого остатка только лишь и состояла из тех самых осатанело невежественных, воинственно бесчестных буквоедов и людоедов.

То есть, во всей своей совокупности, были они именно той еще лютой сворой как раз тех самых олухов, что попросту ничего постороннего их слуху никак не желали, собственно, ведать, пока их любимый диктатор не высказал своего на все времена единственно верного мнения.

Да и вообще все эти грозные, словно Зевс (по телефону), людишки были, куда похуже любого сказочного, до чего беспрестанно так и испускающего дым и пламя монстра…

И это как раз они более чем беспощадно и пламенно воплощали в суровые будни войны, все те невозмутимо бравые принципы победы абсолютно любой же ценой.

И при этом они и впрямь заносились всею своей острой, как клинок мыслью немыслимо так куда-то разве что вдаль.

То есть более чем уж спешно так и строили они все те свои крайне величественные воздушные замки…

Подчас сколь искренне веря, что они ведут свой народ к счастью и процветанию.

А впрочем, этаким безбожно нелепым чаяниям никак ведь и близко вовсе не довелось гнездиться на самой вершине власти самых отменных скотов!

Эти люди были весьма же прагматичны и трезвы во всех своих исключительно весомых суждениях.

Да и вообще эта власть как никогда всею мощью возвышалась над своим отныне, считай лишь поболее, нежели чем некогда ранее бесправным народом.

Причем всячески попирая его советская власть, столь торжественно превозносила то добро, что она ему лишь разве что сулила, но никогда при этом в руки не давала.

Ну а счастливо умирать за то, что было всем и каждому только лишь глумливо наобещано, советская власть сколь громогласно требовала вовсе-то уж до чего еще безропотно и гордо.

Да и вообще сталинские коршуны с самого начала войны яростно создавали ни для кого и близко так никак неподъемные планы истинно пламенного разгрома буквально-то в пух и прах всех тех нагло вторгшихся вглубь страны группировок противника.

Да только все те чересчур по-простецки невежественные и слепо бравые их броски совсем так наобум и вслепую разве что строго вперед и вперед в том-то еще самом начале войны и стоили же стране всех тех никак нескончаемых рек солдатского пота и крови.

Причем в той чисто насквозь же блистательно идеологизированной, как и ни в едином своем лживом глазу более чем толково весьма вот нескромной советской мифологии, все это, как всегда только и прозывалось теми довольно ведь неудачными контрударами самого начала ВОВ.

ДА и вообще той наиболее заглавной первопричиной разгрома и подчас чисто физического уничтожения, как и чудовищно позорного плена, почти всей своей кадровой армии господа большевики донельзя угрюмо объявили одну ту исключительно мнимую неготовность всей своей страны ко всякому доблестному отражению чьей-либо зачастую совсем же внезапной вражеской агрессии.

Страну от нее должны были, как оказывается, защищать некие вовсе так другие, куда поболее стойкие защитники, поскольку у тех, что тогда были в наличии, дисциплина и впрямь на обе ноги до чего так весомо сколь жалко хромала.

А между тем то и близко не были некие же до конца обезличенные людские массы, у всех тех солдат и народного ополчения были вполне настоящие имена и фамилии.

И они лишь явно как есть тогда оказались на редкость вовсе безоружны пред страшным и хорошо организованным врагом.

И главное, той наиболее бесспорной и настоящей первопричиной всему тому и было как раз ведь именно то, что Красная армия того времени незадолго до того всецело вот пережила самый так невообразимо же колоссальный внутренний разгром.

Причем речь тогда шла именно о самом безусловном и на редкость безжалостном хирургическом удалении из тела армии до чего немалой части от всего ее старшего командирского состава.

Причем нечто подобное как раз и случилось в том-то самом изуверски зловещем 1937 году.

Ну, а кроме того, те отныне считай так безликие массы бездумно и одноразово сколь еще бесхозно использовались большевиками именно как средства для достижения некой той единственно же важной и общей цели, взятия моста, одного того почти наверняка самоубийственного броска под надвигающийся танк…

И все – это так и происходило, причем разве что потому, что все те миллионы людей для предводителей сталинской орды всегда были никак не более, нежели чем исключительно грубыми орудиями.

А как раз потому их главной задачей только и было, что весьма вот еще бессознательно же приближать их личную только лишь разве что затем некогда грядущую, более чем блаженно наилучшую жизнь.

Правда, на самом-то деле она имела все те, донельзя так сугубо индивидуальные свойства чьего-либо чисто уж всею душой сладострастно желаемого блага, но как раз про то серым массам было знать явно никак вовсе-то, и не положено.

Тот народ вообще было сколь легко считай на раз-два довольно-то весело сходу объегорить, как следует, ради того весьма так здраво воспользовавшись всей его крайне наивной бесхитростностью и сущим-то безыскусным невежеством.

И все же его и близко никак нельзя было повести до чего только сходу нахрапом захватывать некие далекие и чужие земли во имя, безусловно, так самого наглядного улучшения условий именно что своей личной жизни.

Однако при всем том никак не составило бы ровным счетом никакого труда и впрямь-то всецело суметь более чем делово и умело сколь еще резво погнать все те людские массы яростно так завоевывать чьи-либо крайне далекие от всякого их полностью простонародного сознания иностранные государства.

Поскольку только-то и всего, что главной причиной нынешней агрессии надо было сходу назвать считай уж то вовсе так беспримерно доблестное преображение ко всему тому исключительно наилучшему тех столь давнишне скотских же условий существования.

И уж как оно и понятно не кого-нибудь там еще, а как раз-таки всех тех жителей тамошних неистово зловещих вотчин капитализма.

И ведь во все это серые массы российского люда вполне так могли бы явно поверить.

Ну а потому и проникнуться чувственным пониманием истинно суровой необходимости рыцарского похода, дабы сходу так положить конец всему тому непомерно чудовищному засилью общемирового и вконец зажравшегося буржуинства.

Народ был некогда, куда только явно до чего же сильнее в вере, а именно потому от него за той, сколь отъявленно нечестивой идеологией и надо было хоть как-то ведь совсем не по рыцарски еще считай так загодя спрятаться.

Причем нечто подобное для большевиков и было делом той самой первой, можно даже сказать первостепенной необходимости.

Ну а без всего этого им было тогда попросту ведь явно уж никак и близко нельзя.

Сладкие грезы светлого грядущего разом так заставляли народ, жующий одну ту гнилую ботву, во что-то и впрямь несусветно блистательное истово верить.

Ну а от всего того его душа и стала через два-три поколения сколь серьезно больна и полностью так отныне подчас уж донельзя бесчувственна…

Но дух его, слава тебе. Господи, пусть и потихоньку, медленно, но, верно, до чего постепенно ныне как-никак вполне восстанавливается…


6

Это чувствуется, в том числе и потому, как понемногу ныне начала оживать даже вот и простая русская речь.

Да только для, куда и впрямь поболее продуманного восстановления всего того, что некогда было вовсе-то явно утрачено во времена бесславной эры бесноватого большевизма, нынче бы нужно весьма старательно усилить самое полноценное осознание насколько и впрямь была чрезвычайная тяжесть всей его невероятно же широкой железной пяты.

А она между тем столько-то лет вот неизменно довлела над самим же сознанием в поте лица всех трудящихся граждан.

Да и заодно крайне ведь важно будет разом смахнуть с лица точно той же власти все те до самого так неприличия лживые слезы, по поводу будто бы совсем разнесчастной и гиблой ее судьбы.

Поскольку до чего крайне честолюбивым большевикам во времена ВОВ и близко никак не «пришлось» на деле управлять несобранным, разболтанным, и всецело как есть исключительно недисциплинированным народом»…

И главное, именно в этаком крайне беззастенчивом духе кое-кому уже после войны разом и довелось во весь свой голос более чем сходу еще залихватски так самоедствуя только лишь и глаголить…

Ну а тем, сколь беспрестанно разве что лить и лить воду на мельницу вполне вот искренне кичливого западного самомнения…

А те и впрямь самой наивысшей же пробы снобы и поныне весьма так вовсе беззаветно преданы великому делу на редкость прочувственного восхваления как раз-таки чисто своей довольно-таки совсем же скромной роли в славном деле разгрома германского фашизма.

Причем это как раз только, поэтому школьные учителя на Западе столь заносчиво раз за разом неизменно твердят своим ученикам о том, что русские (а вместе с ними и все остальные народы СССР) во время войны играли на гармошке в обнимку с медведем.

А посему и все те лавры, и почести победителей коричневой чумы 20 века есть уж исключительно их строго так личная прерогатива.

И ясное дело, чьих именно веских слов то и был на редкость многозвучный и многоголосо сладкоречивый перепев…

Поскольку как раз чисто подобным образом оно ведь всеми теми великодержавными солдафонами, и подается на плоском блюдечке для всего того остального праздно скучающего мира!

И тут уж все в принципе весьма вот сходу так понятно эти самые державные держиморды разве что сколь мелко дрожат за одну только честь и славу своего собственного генеральского мундира.


7

То есть, та официальная и на редкость строго как есть чисто большевистская псевдоисторическая «правда» буквально все на этом свете разом уж выворачивает попросту совсем так вовсе считай что наизнанку.

И это чисто как раз она со всею твердой безукоризненностью «строго научного подхода» вполне доходчиво до чего сходу разом и со всей ясностью доказала.

А именно, что Иван-дурак был во все те почти ныне былинные времена ВОВ совершенно недобросовестен и недисциплинирован, невежественен, да и вообще попросту непроходимо туп, словно то еще трухлявое полено.

Причем, как и понятно, на западе всему этому до чего охотно верят, а почему бы и нет?

А между тем сметливые господа англичане попросту же, грубо говоря, дали деру из-под Антверпена (да еще и с того почти официально данного им весьма ведь милостивого разрешения Гитлера), побросав впопыхах по пути все свое военное имущество.

Ну а российский бравый люд сумел эвакуировать в великой спешке заводы, да и развернуть их за Уралом почти что совсем на голом месте.

Вот уж, действительно, кому это только данное великое дело и впрямь могло оказаться на деле как есть по плечу?

Ну а западным изнеженным цивилизацией европейцам подобные подвиги, даже и во сне нисколько не снились…

Они ведь были способны на одно исключительно так личное геройство, но массы их были крайне пассивны и спасались каждый, как только сможет.

Ну а у народов многострадальной России было неизменно же принято спасать, прежде всего, свою страну, а лишь затем разве что лично себя.

А если кто-либо вовсе так неуступчиво думает, что, именно как есть, сколь «мудро» правя народом железной рукой никто уж иной, а те вездесущие большевики и сотворили ту достославную во всех грядущих веках великую победу…

Ну, так на нечто подобное разом и следует, без всяческих обиняков, до чего сходу ответить одним лишь гневным отпором, ибо все это совсем уж нелепая и полностью бредовая чушь!

Именно той в само небо упертой и чисто так откровенно житейски убогой наступательной тактикой, товарищи комиссары чуть было не сотворили самое безнадежно считай что всеобщее чудовищное поражение!

Безграмотность и невежество никак не имели не малейшего шанса на деле со всею суровостью хоть как-то же победить военную науку, весьма здраво выпестованную не за одно то попросту несоизмеримо ни с чем бескрайне длительное тысячелетие.

Причем российская военная наука считай, так ни в чем никак не отставала от точно той европейской.

Да вот, однако, до чего многих офицеров кого сразу свои же солдаты сходу повырезали, кого убили в Гражданскую, а кто уцелел, те с такой родины унесли ноги, спасая жизни своих родных и близких.

Кроме того, коса 1937 года безжалостно выкосила в самом ядре Красной армии все те без чужой подсказки инициативные, не одной той чисто начальственной головой до конца сколь шустро вполне сметливые кадры.

То неукоснительное же холуйское здравомыслие, всецело во всем способствующее наиболее максимальному удовлетворению прихотей старших военачальников на войне, более чем зачастую становится вящей причиной столь безумно тягостных лишних потерь и крайне досадных поражений.

Да и вообще тупая и надменная суровость безо всякого знания и должного образования совершенно так неизменно творит одну лишь разруху в рядах, и попросту сходу же сеет панику, а в том числе и посреди всей иерархии командного состава.

Причем все те положительные стороны безмерной стойкости и мужества, были, как правило, только лишь разве что вопреки всему тому героически истерическому, по-людоедски бесшабашно трусливому (безо всяких кавычек) общему настрою…

Везде, где царствовала воинственная сила бездушно серой партократии, попросту никак не было хоть какого-либо места ни малейшему здравому смыслу.

И это как раз-таки серая рать сталинских дуболомов сходу была вовсе так до безумия взбешена из-за буквально любого для них совсем беспричинно же промедления со всяческим, тем или иным их единственно верным планом самых вот безупречно незамедлительных действий.

Причем уж снова бы надо весьма самоуверенно еще и еще сходу так повторить.

Чего это тут только поделаешь коли как правило, речь тут действительно шла разве что о тех чисто дьявольски же безумных выступлениях в том самом, неимоверно могучем порыве всею массой людской до чего еще неотложно только вперед и вперед.

Причем до чего резво бежать в ту сколь еще безнадежно зачастую захлебывающуюся слепую атаку вполне полагалось, никак ни о чем не дай-то Бог уж на ходу нисколько так не раздумывая…

Ну, а только лишь чем-то наихудшим было бы сколь громко начать весьма ведь безрассудно же рассуждать надо ли это делать или может вот вовсе и нет.

Причем сама же причина всему тому было вполне же предельно так более чем безупречно ясна.

Политически, верно, подкованные и по-собачьи верные своей идее большевики совсем никогда и никому не прощали даже и самой малой попытки чего-либо вдумчиво и делово обсуждать в своем, так сказать до чего непосредственно прямом их присутствии.

Ну а также всему их пролетарскому духу сколь отчаянно претила сама мысль о том, что кто-либо тут никак несвоевременно собирается чего-либо там размусоливать.

Да и вообще совсем так напрасно изыскивать время, дабы весьма многое верно уж здраво взвесить и обдумать.

Да только те еще главные большевики во всем этом сходу так видели самую явную сдачу позиций, и все это когда подлый враг так и прет на нас словно тать.

Да и вообще, чего тут не говори, а для безропотно подчиненных большевистским стратегам прямых (не политических) военачальников нечто подобное было чем-либо навроде заигрывания с разъяренным быком при помощи всем небезызвестного куска красной ткани.

А между тем та чисто былинная смелость подобных бравых наскоков на врага довольно-то строго объяснялась разве что невообразимо бездушной имперской тупостью, как и тем еще весьма осоловелым же безразличием к судьбам тех или иных ничего и близко ведь явно незначащих для данной власти людей.

В тех до чего просторных кулуарах партийных советов фронтов, беспрестанно уж денно и нощно только и велась самая лютая борьба.

Причем она там велась никак не с вероломным врагом, что был где-то там, за линией фронта, а с врагом внутренним, весьма своенравно умничающим, а как раз потому и нуждающимся в девяти граммах свинца, как в том самом истинно наилучшем от всего сразу успокоительном лекарстве.

Один сущий вред, неся, административно-командная система родину грудью нисколько так явно не защищала, а разве что пуще прежнего на редкость блистательно оберегала она свое собственное место во всей государственной иерархии ото всех тех, хоть сколько-то возможных же посягательств со стороны всяческого никак так неблагоразумно проявленного здравого смысла.

Да вот, однако, для кое-кого именно те безупречно «бравые усилия» данной братии и были тем всецело же многое разом решающим фактором в деле и впрямь сколь еще безукоризненного отстаивания до самой последней капли крови буквально каждой пяди советской земли.

А точно так в том числе и тот беззаветно ратный труд всего «советского» народа в тылу тоже как-никак, а более чем беззаконно и по сей день приписывается разве что, тем неимоверно доблестным усилиям всем нам от века попросту уж до чего беспроглядно, считай навечно родной коммунистической партии.

А между тем вовсе не в каких-либо крайне суровых репрессиях тут все было дело.

Нет, речь тогда только и шла об одной той исключительно наивысшей сознательности, нисколько не доступной для досужего понимания со стороны людей, что никак неспособны оторвать свой обвислый зад от стула без прямой угрозы увольнения с той самой ими столь горячо же любимой бюрократической должности.

А впрочем, продолжим вот далее по заданной теме.


8

Конечно, и на Урале тогда тоже более чем непременно имелись кое-какие производства военного типа, но в основной своей массе цеха эвакуированных заводов возводили в те страшные времена под беспрестанно моросящим осенним дождем и в самую лютую стужу…

Однако для тех крайне нерадивых чинуш, что совсем неистово поднаторели разве что в том еще осатанелом горлопанстве любого героизма всегда было мало, да только и впрямь вовсе-то уж на редкость совсем так беспочвенно мало.

Раз им-то на деле было потребно, как есть абсолютно так все, пусть даже и самое именно что попросту никак невозможное!!!

Они весьма воинственно отдавали устные и вполне безапелляционные приказы, а их самое неукоснительное выполнение не просто вменялось всем им подчиненным разом в обязанность.

Нет, нечто подобное фактически сколь еще яростно насаждалось как нечто, что будет незамедлительно же занесено острейшим дамокловым мечом над чьей-то явно совсем так на редкость пустой головой…

И все это исключительно лишь потому, что эти крайне невежественные люди всех тех других считали уж только как есть явно тупее самих-то себя.

Отъявленные невежды сколь бездушно же отдавали безумной глупости приказы, а их самое незамедлительное невыполнение было до чего уж сходу на деле чревато именно той вовсе ведь неминуемой смертью для всех тех и без того безмерно ретивых их подчиненных.

Но есть явная разница, как говориться, «у кого чего болит тот про то и говорит».

И если те настоящие люди говорили о том, что надо бы всеми силами держаться и не дать врагу пройти вперед, то подлые трусы так и, заходясь в приступе чудовищной истерии, только лишь и требовали, и требовали от своих войск незамедлительно вытеснить подлого врага за все пределы своего чисто так единоличного владычества.

Партийная, а в то самое время сугубо же сталинская братия как раз и состояла именно из тех весьма ведь отвратительно мерзких холуев.

Ну а тем уж и впрямь вполне довелось на редкость основательно раздобреть от вездесущих фимиамов, что тогдашняя над всем и вся правящая элита столь ответственно воздавала разве что уж сама ведь только лично себе.

И вот те тысячекратно треклятые бонзы без тени стеснения до самой так последней же нитки фактически обирали свой и без того совершенно нищий советский народ.

Их главной целью было одно лишь самое неизменное процветание чисто своего всех и вся сколь еще доблестно победившего класса, а тех остальных они считали исключительно за бесправных рабов задача, которых только лишь была и будет, строить же и строить новые египетские пирамиды…

И для них, как и понятно воля фараона была чисто во всем до конца явно превыше всего.

И главное, до чего еще расторопно, эти людишки, никак так, не мешкая разом, старались чисто вприпрыжку, как можно быстрее на тот самый верх сходу же доложить о том исключительно так безупречном, да и ясное дело, самом вот вовсе безропотном выполнении всех своих исключительно так  самодурских требований и всевластных командных распоряжений…

Поскольку для них-то самих в том и было заключено то самое предельно простое, как и на редкость, прилежное старание.

Ну так мало того по их крайне заносчивому мнению чему-либо подобному в принципе и должно было разом осуществляться чисто под их безо всякой тени сомнения за все и вся безупречно ответственном наимудрейшем верховном руководстве.

А между тем все это к общей победе не имело ровным счетом совсем же никакого хоть сколько-то существенного отношения.

СССР победил в той войне не благодаря праведно руководящей роли партии, а только лишь вопреки всем ее волеизлияниям и намерениям.

Но при этом опять же, всякое беспардонное очернение ныне будто бы полностью минувшего прошлого ни в какие планы автора нисколько не входит.

Нет, ему разве что только и хочется показать саму суть той войны, как и чудовищно же недостойные средства, при помощи которых некогда была напрочь-то вырвана с мясом, а не здравым умом вполне завоевана – вся эта апофеозно-официальная победа.


9

Говоря про то сколь откровенно же грубо и на самую прямоту, весь тот официально признанный подход к войне – это одна кроваво красная самореклама членов военных советов, всегда добропорядочно державшихся от линии фронта на некотором отдалении (не ближе 5 километров), по свидетельству Виктора Некрасова в его повести «По обе стороны стены».

Вот они его слова.

«У тов. Брежнева очень убедительно об этом сказано. И о том, что они, политработники, всегда на два шага впереди нас были, рядовых офицеров. А я, дурак, думал, что километров за пять от передовой… Виноват. Каюсь. Было бы время, переписал бы „«В окопах Сталинграда“. ». А может, еще и успею».


10

И ведь при всем том и близко не было в речах «борзописцев дорогого и всеми нами на редкость искренне со всем тем сколь еще только пылким же сердцем, на самые небеса превозносимого генсека» ничего такого, собственно, нового.

Французские историки, некогда уж значительно ранее тоже всецело проявили самый максимум смекалки, как и здравого околонаучного смысла, дабы задолго до всех тех «златоглавых академиков Анфиловых» буквально в той же благочинной манере весьма ведь безупречно обелить крайне однобоко великий военный гений огненосца стратега Наполеона.

Современным услужливым переиначивателям всемогуще светлого прошлого было с кого себе брать достойный пример для самого так заискивающе бравого подражания, раз их сознание и впрямь-то было до чего еще явно ослеплено чьим-то сколь исключительно неземным же величием.

Вот как беспристрастно и здраво описывает всемирно известный писатель граф Лев Николаевич Толстой все эти их потуги как следует натянуть бы «парчу исторической правды» на тот, несомненно, злой гений Наполеона в его бессмертном романе «Война и мир»:

«И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам, историками, как что-то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание. Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик».


11

Важные и во всей своей науке, до чего верно, подкованные мужи в те абсолютно любые прошлые времена сколь еще вот премудро бряцали восторженными словесами, тем лишь только и всего, что, весьма запальчиво оправдывая весь свой спецпаек, а также и все прочие крайне необходимые для написания их «шедевров мысли» благие удобства…

А впрочем, не им ли сколь наскоро громыхать чужою алой кровью добытою славой, столь откровенно же пыжась при этом люто безбожным и безбрежно над всем и вся довлеющим своим всезнанием.

Причем сами-то они при этом исключительно ведь скромно стояли именно что в тени всех тех ярчайше пышных лавров, что были получены ими в дар из рук вполне по временам и впрямь-то весьма гостеприимной и на широкую руку бесподобно щедрой политической власти.

А уж она как-никак безо всякой в том тени сомнения, всех их до чего прилюдно и радостно одаривала, причем совсем не иначе, а именно в качестве платы за весь тот донельзя усердный и вовсе незаурядный их эпистолярный труд…

Причем как раз чисто подобным образом оно буквально-то всегда, собственно, вот и было, всласть обласканные властью деятели гусиного пера с самых незапамятных времен переписывали историю во вполне подходящих для каких-либо теперешних правителей рамках.

И главное, все — это считай, как есть разве что только поскольку, что те в ответ их от всей же души разом одаривали всяческими и всевозможными земными благами, да и окружали их тем истинно же неземным почетом.


12

И то, кстати, никак не ново во всей той незамысловато мутной и грязной политической истории, в которой попросту как есть еще изначально именно подобным образом и было принято обделывать все те крайне-то подчас насущные дела.

И уж кого-либо при всем том почти искренне было сколь еще загодя заведено, никак, не утруждаясь какими-либо объективными реалиями века, весьма вот благочинно всячески возвышать.

Ну а кого-либо другого совершенно так немедля нисколько при этом невзирая на лица, и впрямь-то полагалось стирать в порошок, раз теперича у нас этакая общая линия.

ВОТ, НАПРИМЕР, тот словно гром, среди ясного неба до чего незамедлительно грянувший после смерти великого полководца Александра Македонского самый полнейший развал всей его блистательно великой империи…

У того необычайно талантливого завоевателя и близко уж, в конечном итоге, не оказалось того, считай, как есть чисто ведь, одного более-менее достойного приемника.

Ну а как раз потому фактически сразу после кончины Александра Македонского его империя и была спешно же сходу разделена на части его сколь так отчаянно ревностными в соискании славы и доблести - диадохами.

Однако этакая правда была кое-кому вовсе-то принципиально вот явно так неприемлема и отвратительна, да и никак попросту совсем неудобна.

Уж как-никак, а дегероизация и в те давние времена была и близко никак нисколько не в почете.

То есть, явно на лицо было самое так вовсе бесстыдное перекрашивание истории на некий кое-кому идеально нужный лад, только и всего, что дело это было никак не сегодняшнее, а той еще двухтысячелетней давности.

И то истинно общеизвестный факт, что весьма немалым числом тех ныне давно позабытых древних подхалимов-историков тот, до чего совсем же незамедлительный раздел империи Александра более чем бестрепетно и исторически лживо именовался заранее преднамеренным разделом своего царства великим вождем.

Раз уж он и впрямь находился в сущем предчувствии самого так неизбежно скорого своего конца.

Современников, быть может, подобная трактовка вполне безупречно и вправду на деле более чем вероятно на деле так явно устраивала.

Однако нынешняя история – наука предельно точная, и она всегда со временем не мытьем так катаньем весьма так старательно докопается до святой и кем-либо некогда же чисто как есть преднамеренно затаенной истины.

Вот в точности эдак довольно-таки недавно был полностью обелен Ричард III, оболганный современниками и впрямь-то, как есть, вознесенный великим Шекспиром на жертвенник, считай вековой исторической кривды…

Горба у него точно никакого не было.

И да, конечно, в поисках сколь основательно затерянной или тем паче кем-либо весьма ведь злонамеренно утаенной правды надо бы проявлять довольно-таки большую щепетильность.

А все это потому, что  никому и никак нельзя же бросать даже и самую малую тень на всех тех зачастую безымянных защитников нашей не столь и давно бескрайне широкой, единой родины.

Раз именно их светлой памяти мы все как один разом обязаны – своим до чего уж обыденно простым чисто физическим существованием.


13

Однако при всем том будет никак так невозможно уж чисто сходу вовсе-то на деле разом вот явно никак не признать…

Более чем, несомненно, что будет, куда так намного получше узнать горькую истину, нежели чем всю свою жизнь без конца и края столь старательно пережевывать, да пережевывать басни старой и близко не в меру славно подслащенной советской лжи.

На тех же немцев никто в Европе искоса так ныне нисколько не глядит, и никто в них пальцем не тычет, как на диких и заклятых вандалов.

И уж как водиться разве что только-то потому, что некогда их отцам и дедам поистине довелось жестоко развязать кровавую бойню, – зверски изничтожив при этом миллионы и миллионы гражданских людей.

В свое время всем тем никак не в меру спесивым представителям германского народа, что более чем самозабвенно во всеуслышание провозгласили самых-то себя высшей расой, был, как есть наглядно преподан тот самый безупречно достойный и весьма славный урок.

Им в свое время было очень так даже доходчиво считай, уж на пальцах разъяснено, куда это именно им на деле соваться, вот явно так и близко не следовало.

Причем этакая их дьявольски окостенелая нацистская идеология всецело уж в себе несла, те самые чисто ведь сатанинские нотки, раз для нее была исключительно характерна лютая ненависть ко всему, что не мы и донельзя грубое самообожание…

Ну а коли наших общих предков до чего бесстыдно и подло некогда попросту так обманули, наобещали им сладкую жизнь, добро и свет…

То разве вот то никому и никак непонятно, что дело это не в едином своем глазу нисколько несхоже с тем, до чего еще напыщенно так эгоистически беззастенчивым возвеличиванием всего своего собственного, как есть безупречно наилучшего из всех существующих на этом свете народов…

В России звериный национализм в массах никак не мог бы вполне благополучно прижиться.

Но при этом внешне заявленное единство и братство народов было разве что только единством рабства, да и более наглядно прослеживалось сколь последовательное уничтожение всяческой былой самобытности…

Да и вообще ложь коммунистическая еще изначально была, куда коварнее и значительно поболее завуалированной, нежели чем та подчас до конца откровенно эгоистичная нацистская кривда.

Вывернутая весьма многозначительно совсем наизнанку чистая правда всегда намного хуже подлого вранья тем более коли она изнутри считай разом же переполнена ненавистью и страхом перед всем тем чужим и будто бы на редкость вовсе-то явно инородным.

СССР некогда и вправду так активно же защищался от отчаянно грубой вражеской агрессии, но при этом сталинская клика разве что попросту никак не сумела нанести свой подлый удар именно так вполне правомочно же первой.

Однако нечто подобное нисколько не подразумевает всякое отсутствие той самой крайне уж тяжкой чисто ведь ее никак непростительной вины за всю безнадежно отчаянную ретивость монстра СССР в том и впрямь невообразимо суровом развязывании Второй Мировой Войны.

Да только само уж признание данного факта явно не преуменьшит заслуги народов СССР в самом планомерном удушении на сколь долгие века проклятого фашистского рейха.

И коли на одну ту самую короткую минуту и вправду допустить, что Советская Россия и вправду по-братски мечтала искренне обнять в медвежьих объятьях социализма весь необъятно же широкий западный мир, то это всего-то лишь сходу бросает некую дополнительную черную тень на извне завезенную проказу обезличивающего все и вся большевизма.

Однако при этом нечто подобное и близко никак не подразумевает хоть чего-либо, как есть и впрямь же значительно большего.

И вот коли подобного рода факт всецело будет всеми ныне признан полностью так официально, то, чем это тогда те никак не вчерашние грехи промозгло серого умом коммунистического тоталитарного режима хоть как-то на деле сумеют сколь неистово взбаламутить мутную воду не столь и далекого прошлого?


14

И разве можно то хоть сколько-то и далее, до чего тщательно же скрывать?

Между всеми теми весьма будничными действиями истых приверженцев коммунизма и нацизма было чрезвычайно так много действительно общего, кроме разве что чего-то всецело ведь явно так одного.

И это как раз те два крайне тяжкие десятилетия интернационального социализма и создали условия для возникновения затем во времена войны ни с чем былым абсолютно так вовсе вот не сопоставимого числа предателей из своих.

То есть именно тех нелюдей, что весьма так запросто были готовы вновь и вновь обагрить и замарать руки кровью мирных граждан и своих же соотечественников, находясь при этом на службе у Третьего рейха.

А то между тем и был именно тот, сколь заклятый во всех тех грядущих веках безумно лютый режим, безжалостнее и продуктивнее которого во всякого рода убийстве попросту так никогда доселе и не знавала вся та, как она есть человеческая история.

Причем весь тот его чудовищно зверский лик, что был в течение нескольких лет войны до чего беспрестанно же обращен в сторону граждан советской России, нисколько не имел ровным счетом ничего общего с тем или иным отношением к каким-либо людям ведь вообще.

А впрочем, и те напрочь бесчеловечные условия дьявольски скотского содержания наших военнопленных, как нечто ведь иное затем явно еще поспособствовало всему тому дальнейшему бурному развитию в самых обычных людях донельзя свирепых инстинктов сущей бесчеловечности.

И это при том, что все те совершенно обезвоживающие саму душу людскую жесточайшие обстоятельства исключительно же тягостного пребывания советских военнопленных в том, сколь еще непомерно суровом немецком плену могли бы и впрямь оказаться на редкость в корне иными, подпиши СССР те всецело надлежащие к их подписанию международные соглашения…

И вот тогда наши солдаты вполне так и жили бы в тех несколько иных условиях, как по накладной, бесперебойно же получая посылки Красного креста.

Да и вообще при этаком раскладе фашисты с нашими пленными точно никак тогда не отважились бы обращаться чисто так, как с теми для них ровным счетом совсем же бесполезными животными.

Поскольку, ясное дело, что в данном случае хоть как-то еще существовал, в том числе и некоторый международный надзор над всем тем, так или иначе происходящим в лагерях советских военнопленных.

Причем эти-то лагеря были, прежде так всего образцом именно той медленной и мучительной смерти.

Да и были они почти с самого начала войны никак уж нисколько несчетны, причем, пожалуй, как есть словно бы звезды на небе.

И наиболее главным тут было, как раз именно то, что, те пленные солдаты никак при этом вовсе ведь явно не считались охранявшими их оккупантами хоть сколько-то вообще за настоящих людей…

Ну, а коли положение военнопленных советских солдат, и близко бы не было столь ужасающе плачевно, то, как это тогда и впрямь удалось вот всем тем нацистским агитаторам весьма уж основательно поставить под ружье под знаменами рейха настолько большие солдатские массы?

Медленная и мучительная смерть или служба на благо врагу, уж кто это вообще был в том виноват, что советскому воину попросту жизненно так было необходимо принимать решение и, кстати, непременно затем еще отдавать самое определенное предпочтение и впрямь-то почти подневольно сделанному им выбору?

А между тем тот никак недосужий выбор буквально-то для каждого человека, жизнь или верная смерть, более чем частенько вовсе так невольно совершается именно в пользу продолжения жизни, и с этим совсем ничего никак не поделаешь.


15

Так что и близко же нечего столь откровенно поражаться всем тем невероятным масштабам всего того, до чего безумно массового предательства среди принимавших присягу на верность родине красноармейцев.

Родина сама их всех до единого предала, причем как есть задолго до всякого начала каких-либо военных действий, чисто так, злонамеренно не присоединившись к Женевской конвенции.

И дело не только во вполне гуманном обращении с пленными или тех или иных прямых же обязанностей, всецело накладываемых конвенцией, даже коли страна, ее подписавшая воюет со страной, которая ее не подписала.

Подпись под Женевской конференцией снова бы надо то повторить безупречно гарантировала хоть какую-то возможность инспекций санитарных условий в лагерях военнопленных и посылки Красного креста…

Но для Сталина и близко никак не было пленных солдат, они все до единого для него были разве что те еще грязные подонки, предавшие его личную персону и уж, как и понятно мать родину вместе с ней.

Он возвышался над всем и вся не только своими статуями, но и крайне завышенным самомнением, а потому все кто вышел из-под его опеки и оказался в стане врага совершенно же автоматически ставился им на одну доску с неприятелем.

И то было совсем нисколько так далее неважно, полностью так добровольно он там оказался или его взяли силой, когда у него более уж явно не оставалось не единого патрона.

Люди, оказавшиеся в плену, в вовсе-то нечеловеческих условиях подчас разом теряли всякий свой прежний моральный облик, а потому и цеплялись они за службу немцам как за ту самую единственную возможность вырваться из цепких объятий костлявой старухи с косой.

Да и сама та идея, которой им отныне предстояло сколь верно служить вовсе не была, по всей своей сути, столь уж донельзя отличной от всего того, к чему они давным-давно уж чисто так поневоле более чем явно привыкли.

Причем, конечно, автор и в мыслях не имел хоть как-либо оправдывать тех, кто пошел служить немцам.

Однако были люди, сломавшиеся до чего еще легко, а были между тем и те, кто сделали выбор, в сторону жизни, находясь на самой грани от голодной смерти.

И главное, всегда уж есть именно те, кто смотрит на войну явно так разве что вовсе так именно издалека.

Причем данные на редкость глумливые умы крайне так гадко осуждают всех тех, кто поднял руки, хотя сами они это сделали бы гораздо вот явно уж ранее.

И среди подобного рода ура патриотов действительно есть именно те, кто вполне подчас явно находится на тех ни для кого из каких-либо простых смертных никак недосягаемо высоких должностях.

И это как раз эдакие беспардонно язвительные и языкатые молодчики, вальяжно развалившись в своих мягких креслах, более чем откровенно так весьма ведь самозабвенно командуют парадом, отдавая войскам на редкость убийственные и крайне так нелепые приказания.

И это именно где-то более чем глубоко внутри политически злокачественных опухолей на всем теле этого мира, Третьем Рейхе и СССР, явно же имелись чиновники, совсем безыскусно державшиеся от линии фронта, как можно только ведь явно подалее.

Но, зато сколь еще бесцеремонно и крайне так навязчиво без тени стеснения явно вот смели эти людишки столь проворно же лезть прямо в душу с советами к тем, у кого над головой все время рвались и рвались снаряды.


16

В суровых реалиях СССР (учитывая только лишь ему и свойственную государственную действительность) все это выглядело, куда так значительно хуже, чем оно было в Германии, и именно в связи с тем гитлеровцы и прошагали своим бравым, и до чего неробким шагом от весьма неблизких же окраин почти до самой Белокаменной.

Причем нечто подобное никак не было той можно сказать единственной и решающей причиной невозмутимо стремительного продвижения гитлеровских войск прямиком в самую глубь страны.

И во главе угла тут, прежде всего, как раз и было именно то, что та отчаянно ретивая командно-административная система попросту уж гнала и гнала свой народ строго вперед и на запад.

Ну, а враг беспрестанно крошил все эти солдатские массы в самую мелкую труху, причем зачастую безо всяких больших своих людских потерь.


17

А между тем, какая бы мощная силища на нас сколь еще внезапно так не поперла, впрямь-то сходу скомкав все наши войска, а все равно свои полуобескровленные части можно было бы и несколько рассеять, спешно создав в тылу у безудержно прущего вперед противника чувствительно разящие врага столь многочисленные партизанские отряды.

У всякой армии обоз – это и есть его наиболее слабое место.

Да и вообще, гнать и гнать вперед и только вперед современные войска в случае внезапного вражеского нападения могла одна та пресловуто всенародная политическая система, что своих от чужих, если и была хоть как-либо в состоянии различить, то разве что на ощупь и где-то в самой непосредственной с собой более чем явной близости.

Поскольку буквально все для нее были вполне одинаково никак так явно уж совсем не свои…

Она более чем всеобъемлюще и безоглядно стремилась к одному тому самому беспримерному расширению всех своих и без того необъятно широких границ, как и до чего беззастенчивому перерождению всего этого мира под флагом именно что чисто своей весьма старательно перемалывающей людские кости штампованно аляповатой идеологии.

Ну, а с умом и честью защищать свои собственные государственные границы она абсолютно никак не в едином своем глазу никак уж попросту и не умела, да и вообще попросту никак того явно и не могла.

И было оно так, а не иначе, разве что чисто ведь только поскольку, что в ней еще как есть считай, изначально был слишком-то глубоко заложен хищнический инстинкт.

Ну а как раз потому и атаковать было единственно верным, с ее точки зрения, средством защиты от подлого агрессора, как есть сходу более чем внезапно посмевшего разом же посягнуть на вотчину единственно верного по всем своим «светлым» идеям марксизма.


18

А может, все-таки как-никак, а было бы вполне предостаточным всего-то навсего несколько ниточек магистралей, совсем не мешкая разом перерезать, мосты вовремя подорвать, и все – конец блицкригу?

Да только чего-либо подобное было бы явно так уж нисколько не по-советски.

Тут, понимаешь ли, даешь незамедлительное контрнаступление – и баста!

А между тем любые выступления войск куда-либо вперед и только вперед надо было осуществлять со всем тем достаточно зрелым, светлым умом и безо всяческой напрочь остекленевшей в глазах панической истерии.

То есть коли на самом деле явно уж следовало как есть действительно делать подобного рода донельзя поспешные вещи…

Да только все равно же более чем незамедлительно выполнять нечто подобное со всей ответственностью следовало весьма ведь безупречно так вдумчиво и рассудительно, а нисколько не безумствующе и безрассудно.

А, кроме того, кое-кому точно ведь надо было, в том числе и сколь стояще до чего крепко так загодя еще призадумываться о безумно злосчастной судьбе тех бессчетных войск, что были безо всякой нужды и пользы совсем вот напрасно загублены в результате прорыва обороны отнюдь никак неглупого противника!

В 1942 году именно при подобных трагических обстоятельствах и попал в плен генерал Власов.

Причем несмотря на то, что был этот человек всецело верным долгу сталинским выдвиженцем, да вот, однако все равно было бы несказанно лучше, кабы он и далее продолжил службу своей родине на той единственно верной ей стороне.

И уж чего тут не говори, а более чем бесспорные полководческие таланты генерала Власова могли бы принести стране до чего и впрямь-таки сколь еще значительную пользу.

Причем надо бы и то еще разом сходу учесть, что уж как тут не крути, а довольно-то многие другие сталинские соколы были по всем своим явным задаткам, на редкость, куда только хуже предателя родины Власова.

Ну а как раз именно потому и весь тот немалый вред, что был ими сколь навряд ли, вовсе уж бессознательно причинен на деле так своей родной отчизне, во сколько раз многократно превышал все то зло, что вполне преуспели на своем веку сотворить все офицеры РОА.

Серенькие мыслишки безнадежно тупых обогревателей высокопоставленных начальственных кресел черным дегтем мазали всякое подчас жизненно необходимое отступление, как и полностью до конца планомерно продуманное создание весьма четкой линии должной обороны.

А между тем как раз это на всякой современной войне и есть то наивысшее преступление супротив всех своих же бравых защитников.

Полное незнание истинных батальных реалий, пребывание в своем собственном мире идеологически верно выверенного угара…

Все это тогда вот и создавало крайне уж настороженно удушливую атмосферу более чем беспрестанного сивушно перегара всяческих сколь отчаянных наступлений на пятки врага.

Да только тот тем временем улепетывать восвояси вовсе-то и близко явно не собирался.


19

Тупо бежать куда-то резво вперед и в борьбе со страшной стихией совсем так никак и близко ведь явно не дело!

Ну а когда речь идет о враге разумном и вполне здравомыслящем, то уж тогда точно пиши, вот пропало!

Ну а как раз потому и перед тем, как той одной полностью до конца укомплектованной личным составом дивизии этакий суровый приказ до чего еще наспех, рубя с плеча отдавать…

Да и чего там, даже и самому отдельному боевому подразделению, прежде чем куда-либо на новые позиции давать же распоряжение весьма спешно так вперед выдвигаться…

А между тем так и патроны в белый свет как в копеечку совсем уж попусту тратить явно ведь солдату никак не полагается, а тут как-никак живые люди.

А как раз потому и надо бы вовсе-то, не скупясь на время, буквально-то все четко и взвешенно более чем досконально со всех сторон разом обдумать.

Мысленно взвесить все препятствия и преимущества, сопоставить топографию местности с расстановкой сил, причем как своих, да так и противника.

Ну а иначе из всего того могло выйти разве что одно пустое и почти бессмысленное разбазаривание, как техники, а впрочем, в том числе и, действительно вполне же храбрых духом людей.

И вот они, те как-никак лишь недавно весьма на редкость уж милостиво разрешенные к их публичному опубликованию меткие и хлесткие слова великого белорусского писателя Василя Быкова.

Его повесть «Карьер» более чем наглядно повествует о наиболее главной задаче всех тех до самой так невозможности безразмерно разбухших штабов – порождать одни лишь сущие горы в дальнейшем (в стратегическом плане) полностью бесполезной бумаги.

Василь Быков, «Карьер».

«– Да ну их, этих щелкоперов! – снова повысил голос Желудков. – Терпеть не могу. И на войне не терпел. За что их уважать?

Бывало, если какая операция намечается, сроки ведь ужатые, так эти штабы на бумаги все время и угробят. Месяц с бумажками возятся, графики чертят, перечерчивают, утверждают и согласовывают. Потом ниже спускают, опять чертят и согласовывают и так далее. А придет, наконец, к исполнителю, в полк или батальон, времени и не остается. Комбату некогда на местность взглянуть, где наступать будут, до атаки час светлого времени остается».


20

Причем это как раз из-за подобного рода невозмутимо заоблачных планов самое начало той войны великая страна и встретила во всеоружии до чего изначально же всецело бесплодной попытки чисто нахрапом вытеснить подлого врага именно туда, откуда он к нам более чем сходу разом пожаловал.

А между тем среди тех наиболее уж зрительно выпуклых последствий как раз-таки подобного рода безбожно простецкой тактики и стало то вовсе беспардонное вклинивание немецких войск в ту самую никак невообразимо чудовищную глубину разве что лишь доселе сугубо советской территории.

И надо бы тут и про то весьма скабрезно и желчно совсем так мимоходом вполне же заметить, а именно, что все те сколь еще грандиозные поражения неизменно оказывают САМЫЙ, тяжелейший психологический эффект.

Да и вообще смело наступать и прямо-то в лоб отчаянно атаковать, можно было лишь в том единственном случае, коли тебе и впрямь вот, про то как-никак уж хоть как-либо чисто еще заранее ведомо.

Причем именно как раз ведь о том чего это вообще такое день и ночь несусветно творится на вверенном тебе участке фронта.

Ну, а коль скоро сквозь мутную нетрезвость только и хватит у главнокомандующего его большого ума после наглого трезвона телефона встать во фрунт, да и послушно отрапортовать о том, что все, мол, давным-давно готово к тому давно уж долгожданному широчайшему наступлению…

И оно и впрямь до чего непременно вскоре начнется, и будут бессмысленно гибнуть люди, поскольку без тщательно выверенных на карте точек удара всякое наступление более чем незамедлительно превращается в самую простую свалку.

Причем картина всеобъемлющего хаоса сопровождала именно уж практически все большие наступления Красной армии.

А между тем всеми теми отчаянно бравыми кавалерскими наскоками можно было разве что только лишь сгоряча своему врагу вовсе вот невзначай, да и на скорую руку до чего, верно, во всем сколь ответственно сходу разом уж подсобить.

В самой великой спешке никак необдуманно затеянное, а заодно и выражающее одно лишь то на редкость залихватское желание, куда поскорее надрать бы уши наглому агрессору может подчас оказаться выгодным одному треклятому врагу, а особенно коли он свое дело во всем до конца верно же ведает.


21

А также этаким путем, кстати, совсем ведь недолго и свои собственные части морально во всем на редкость безнадежно ослабить и разложить, причем как-никак, а явно задолго до подхода живого противника.

Причем ничем иным, а как раз всем тем чисто идиотски тупым изматыванием своих войск еще по пути к фронту пешком, да и сущей той безостановочной бестолковщиной.

Ну а заодно вот, как и понятно, и сколь несусветно же зримой явной неразберихой…

То есть, те самые гражданские люди, что были лишь вчера до чего наспех так призваны в армию, уж совсем вовсе так незадачливо выйдя из своего родного двора…

Все они пока живы-здоровы, но заспаны они и ничего не поевшие толком, затасканные в дороге и сутолоке, а потому и бросать их сходу в бой – значило только-то лишь отдать их на заклание фрицам. Причем почти уж никого они при этом не убьют и ничего не остановят, а попросту даром полягут все, как один…

Но отчетность есть отчетность, а потому и все те новоприбывшие войска совершенно же незамедлительно и вправду на деле ведь следовало разом без всякого разбору бросать на затыкание прорех в весьма, надо сказать, чрезвычайно протяженной линии фронта.

А, кроме того, при советской системе многоглавого, а все-таки совершенно же при всем том, сколь бестолкового командования, понять, где свои, а где немцы, было порой очень так даже явно непросто.

А все, это чисто потому, что столь многое весьма отчаянно разом же полностью перемешивалось во времена всякого до сущего сумасбродства и впрямь сумасшедшего натиска чудовищно массивного, словно слон в посудной лавке, необычайно массового наступления.

Ну, а потому те же танки порою, куда поболее своих солдат давили, нежели чем тех еще истинно лютых врагов.

Ну а в самом начале войны тем более сущая разноголосица иступленных криков, раздающихся откуда-то исключительно издалека, до чего бесшабашно призывающих солдат умирать за родину, попросту подчас напрочь убивала в них саму веру в грядущую победу.

А между тем безо всякой в том тени сомнения, ум простого человека, он и близко никак абсолютно не развит, но то уж еще вовсе не значит, что он у него принципиально отсутствует совершенно так вообще.

И вот ведь всему тому в подтверждение слова, взятые из дневника деда автора Спиртуса Бориса Давидовича.

«Помню такой характерный эпизод. Мне позвонили из облвоенкомата и попросили выступить на вокзальной площади перед бойцами четвертой армии, которые отступали от румынской границы в сторону Донбасса, но отбились от своих частей и попали в Крым. «Только учтите, – сказали мне, – когда будете читать лекцию, что, по их мнению, у нас ничего не осталось, и война фактически уже кончилась». Когда я увидел эту толпу небритых людей в потрепанных шинелях без поясов, то разозлился и стал говорить с большим подъемом, стараясь воздействовать на их души. Я доказывал им, что война только начинается, наши силы неисчислимы, и победа будет за нами. Сам был поражен, как эти люди преображались у меня на глазах. Я понял, что, несмотря на тяжелое положение, на пережитые беды, они способны творить чудеса, если их воодушевить и умело ими руководить. Когда кончилось мое выступление, они дружно прокричали «Ура!» и стали задавать мне вопросы. Один из них задал два каверзных вопроса.

1-й вопрос: «Почему мы все время отступаем, не принимая боя? Только займем новые позиции, начинаем окапываться, как получаем приказ отходить дальше».

2-й вопрос: «Почему мы не видим ни одного командира больше, чем с кубиками? Старшее начальство уезжает, оставляя нас на произвол судьбы».


22

А между тем все эти довольно частые передислокации происходили только лишь потому, что умные командиры прекрасно понимали, что пользы от подобного рода позиций будет, ну явно уж попросту ни на грош.

Ведь если враг уже где-то далеко сзади, его попросту незачем тут далее сдерживать, так только в окружение или, чего доброго, еще похуже, к фрицам в плен буквально так сразу же попадешь.

Ну а всего хуже будет ходить безо всякой нужды вперед - в атаку!

Да и вообще, когда то самое сколь еще безотлагательно спешное наступление всею именно что своею кровью до чего разом сходу захлебывается…

Ну а также и безо всякого промедления затем уж и превращается в тот самый бешеный панический драп…

И главное, при той на редкость злосчастной советской системе командования самыми первыми незамедлительно драпают именно те сурово насупленные отцы-командиры…

Причем как оно само собой разом понятно, в конечном итоге, при подобном ходе всех дел армию ранее пуль лютых врагов всенепременно как есть, запросто настигает именно то сугубо, как есть безнадежно так внутреннее «ржавое» разложение.

Ну, а заняли бы наши войска в том ныне далеком 1941 году, именно ту чисто логически из всей же общей обстановки само собой тогда вытекающую оборонительную позицию…

То есть, коли бы они хоть как-то еще уж вполне обошлись совсем безо всяческих заранее обреченных на самое неминуемое поражение отчаянно осатанелых контрнаступлений…

Нет тогда вот авось и за два более легких года пятилетний план по разгрому фашистской Германии обязательно так с честью бы разом и выполнили…

Да только по тому до чего чудовищно адскому плану всех тех, на редкость яростно днем и ночью бездумно бдящих очей непримиримо бескомпромиссной коммунистической партии всему тому ведению войны попросту и впрямь должно было происходить разве что с боем, как и немыслимо показным отчаянным рвением.


23

А между тем в том самом случае, коли бы наши части всеми теми своими стройными рядами со всей поспешностью в самом-то начале войны разом-то отступили, то, вот он вопрос так вопрос, уж, сколько именно народу в немецкий плен безо всякого боя и близко так никак тогда бы вовсе-то не попало…

Да и впрямь, словно мышь в темный мешок, а самоотверженно продолжили бы те бойцы воевать и бить фрица…

Причем всему тому вполне должно было осуществляться в том числе и совсем безо всяческой грозной же тени всего того немыслимо чванливого сумасбродства.

Ну а из всего того далеко не всегда внятного говора нестройной толпы безликих лизоблюдов, что были и впрямь на деле близки к трону усатого ирода коли вообще, и можно было чего-либо разобрать так это ведь только то одно.

А именно сколь беспрестанно лились и лились из ставки верховного Главнокомандующего те самые до чего люто же бешеные дифирамбы всяческой той чисто наступательной истерии.

И уж понятное дело, что так и находясь в состоянии бодрой и свежей приподнятости духа, большевистские воители попросту чисто по-иезуитски злокозненно, и чеканили шаг самой незамедлительной смерти весьма многих своих собственных войск, направляя их тупо вперед и вперед на чистый убой…

Причем тем как есть наиболее главным для них было разве что именно то, чтобы их воины подлого врага считай, что попросту так совсем никуда и на пушечный выстрел нисколько не пропустили.

Ну, а сами те чьи-то чрезвычайно же мелко суетливые жизни были при этом разве что более чем беззастенчиво вычеркнуты из всякой сметы, да и вообще те люди оказались исключительно так сметливо, чисто так еще заранее сняты со всякого воинского довольствия.

И главное – всем тем безалаберно напрасным шапкозакидательским демаршем сгубили тогда до чего только скольких донельзя так основательно (до всякой еще войны) хорошо же обученных бойцов, ну а смена им пришла и близко нисколько так явно не та…

Не в смысле хоть сколько-то общечеловеческом, а разве что в смысле той чисто вот изначальной своей воинской подготовки, как и вполне полноценного и на редкость правильного и разумного понимания всяческих более чем «разнокалиберных» свойств всей той нынешней современной войны…

В условиях теперешнего ныне попросту уж считай, что всеобъемлюще техногенного фактора будет и близко никак вовсе ведь недостаточно одного уж наличия в душе солдата яркой искры личной храбрости…

Нет, нужны были еще и знания, и опыт, где, чего и как может вдруг выдать залп и этаким макаром разом в щепы разнести чью-либо сколь нахраписто тупую пролетарскую самонадеянность…

Кадровиков, их и без того свои бдительные чекисты частенько приструнивали, а то и до чего основательно весьма так «заботливо» по-хозяйски постреливали за все то, надо бы прямо сказать, исключительно вредное умничанье, более чем запросто ими сходу переименованное в самое явное малодушие и трусость…


24

Да и тот навеки легендарно «отеческий» приказ «ни шагу назад» был не только ведь весьма незамысловато жесток.

Ну уж нет в том числе и был он к тому же и слепо преступен, а как раз потому и суждено было ему некогда и впрямь-то внести в быт отступающих частей самый явный элемент, вмиг иссушающей душу трусости.

Сзади, как оказывается, тоже был вовсе не тыл, а смерть или, в лучшем случае, отсроченная смерть – штрафбат.

Отступавших там никак не жаловали – считали чуть ли не за тех же предателей…

Ну а судьи-то кто?

Да уж, собственно, говоря, именно те, кто в том самом никак не расплывчатом виде, чисто наспех определив должные параметры наиболее основной и главной цели своей суровой борьбы, всею душою стояли за безупречно верное сохранение основ в точно том виде существующего общественного строя.

А именно потому, огнедышаще дыша солдатским массам прямо в затылок, истово верные своему бравому делу «защитники социализма» очень ведь страстно любили, чеканя при этом каждый свой слог свирепо пыхтя столь проникновенно читать мораль тем, кто за мелкие и большие грехи был спешно снят с переднего края.

И они до чего еще веско старались всеми силами оправдать доверие коммунистической партии, пославшей как раз-таки их на это ратное поприще, а не кого-нибудь для того и близко совсем уж вовсе-то не подходящего другого.

А партия та после достаточно частых и весьма тщательных чисток и впрямь отныне была беззаветно так всею душой всячески предана делу Ленина под необычайно доблестным и чутким руководством товарища Сталина.

Ну а именно под его исключительно строгим и праведным руководством и рушилось разом уж все и вся.

Однако вот как-никак, а тем на редкость доблестным мастерам кулачного боя (в тихом тылу) со всем своим народом воевать, всегда было явно сподручнее, как и во всем более чем чрезвычайно привычнее.

И уж никак не иначе, а только в этом и были они ведь на редкость басовито деловиты, а также и крайне вопиюще сноровисты…

К тому же, как раз посредством данной хлебной и сытой должности и от того всепоглощающе адового пекла будет довольно-то разом вполне как-никак вовсе далече – небось, немец не искалечит, не испепелит, не изжарит…


25

А как раз-таки потому ловить и расстреливать трусов и паникеров и стало самым ведь бравым делом для всякого рода заплечных дел бравых моралистов…

И это никто иной, а именно они и заняли позицию тех сколь отчаянных радетелей и заступников за весь тот от века им и впрямь самый родимый же край.

Ну а в свете всего того, до чего грозно начали они сражаться совсем недвусмысленно смертоносными резолюциями буквально за каждый сантиметр советской земли.

А потому и указ Сталина «НИ ШАГУ НАЗАД» был, собственно, так весьма лаконичным призывом лечь же костьми на пути врага, а не всеми силами победить его в ратном бою…

И данный беспрецедентно же преступный в истории всех войн приказ начали применять к действию с того самого августа 1941-го года, и вся разница, что тогда его, официально повсюду вывешенного в войсках, нигде еще нисколько совсем не наблюдалось.

Однако во всех инструкциях для армейского начальства данный приказ был вполне надежно оформлен в те самые безапелляционные, и совершенно не терпящие никаких возражений рамки ничем не сгибаемой воли величайшего вождя.

Ну и понятное дело, что было то начальство с этим лозунгом более чем досконально так до конца разом ведь верно же ознакомлено.

И вот ниже всему тому разом и будет сколь еще достойно так приведен именно тот изумительно яркий пример из книги военного корреспондента «Красной Звезды» Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».

«Знаете приказ: «Ни шагу назад»? Вот молотит немец по сотням людей, а стоит отвести их за обратный скат высоты, и люди будут в безопасности, и тактического проигрыша никакого, и техника сохранится. Но вот есть приказ: «Ни шагу назад», – и держат под огнем, и губят технику, губят людей.

– Вот-вот, совершенно верно, – сказал Бова, – в сорок первом году двух полковников к нам в армию из Москвы прислали проверить этот самый приказ «Ни шагу назад». А машины у них не было, а мы за трое суток от Гомеля на двести километров драпанули. Я полковников взял к себе в полуторку, чтобы их немцы не захватили, а они трясутся в кузове и меня просят: «Дайте нам материалы по внедрению приказа „«Ни шагу назад“… »… Отчетность, ничего не поделаешь».


26

Отчетность во всем, подотчетность и явное чисто уж вприсядку так и заискивающее перед всяким высоким начальством мучительно вкрадчивое и низкопоклонное очковтирательство…

И наиболее главным тут было как раз-таки то, чтобы все значится, только лишь и пошло по некоему единому плану и буквально без всяческих излишних задержек.

Ну и скольких человеческих жизней те бумажки, где-то в той крайне далекой же тыловой тиши бездумно и многослойно составленные, нашей некогда всецело общей отчизне… на самом-то деле, вполне еще некогда стоили?

Бумажные планы били по рядам наших солдат, куда и впрямь до чего похлеще вражеских пуль.

И как это вообще нечто подобное на деле могло ведь восприниматься многомиллионными массами в серых шинелях?

А простой солдат между тем и близко никак не дурак, а потому и дело ясное – все-то он себе на ус враз мотает, и, кстати, более чем закономерные выводы он уж, поверьте, вполне еще сделать на самом так деле всенепременно сумеет.


27

И сколь, и впрямь тогда более чем уж естественно, что тот чисто повседневно им наблюдаемый дикий кавардак поначалу действует на него крайне угнетающе, ну а затем весьма вот беззастенчиво разлагающе!

Кавардака никакого не было, все о нем праздные разговоры – сущие происки ярых врагов развитого социализма?!

Да только вовсе-то что есть силы уж надо бы прямо ведь так и сказать всякому тому слащавому вранью твердое нет!

Поскольку грехи самой обыденной большевистской действительности во время войны обострились, считай именно что вдесятеро.

Причем вся та паническая истерия и дикий хаос, и сущая разноголосица мнений были некогда как раз именно таковы, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

И вот он всему тому, до чего яркий и наглядный пример из рассказа Владимира Тендрякова «Донна Анна».

«Это было началом нашего отступления. До Волги, до Сталинграда…

Я видел переправу через Дон: горящие под берегом автомашины, занесенные приклады, оскаленные небритые физиономии, ожесточенный мат, выстрелы, падающие в мутную воду трупы и раненые, лежащие на носилках, забытые всеми, никого не зовущие, не стонущие, обреченно молчаливые. Раненые люди молчали, а раненые лошади кричали жуткими, истеричными, почти женскими голосами.

Я видел на той стороне Дона полковников без полков в замызганных солдатских гимнастерках, в рваных ботинках с обмотками, видел майоров и капитанов в одних кальсонах. Возле нас какое-то время толкался молодец и вовсе в чем мать родила. Из жалости ему дали старую плащ-палатку. Он хватал за рукав наше начальство, со слезами уверял, что является личным адъютантом генерала Косматенко, умолял связаться со штабом армии. Никто из наших не имел представления ни о генерале Косматенко, ни о том, где сейчас штаб армии».


28

Да уж, совсем сколь бесшабашно верные слову и делу были некогда генералы в той весьма ведь нарочито очищенной от всяческой скверны самостоятельных дум и личной ответственности Краснознаменной армии!

Мало-то в ней в те времена оставалось именно тех самых кадров, которые при любых обстоятельствах были бы всею суровой самодисциплиной явно приучены без малейших в том колебаний, сходу уж брать всю ответственность лично так на себя.

При этом полностью до конца безупречно понимая всю тяжесть, легшую на их плечи, а потому при случае и впрямь до чего твердо готовых буквально за все свои действия пред воинским трибуналом строго ответить.

Да вот уж и нет в штабах многих армий тогда процветало самое беспринципное чинопочитание, доходящее до самого откровенного лизоблюдства.

И главным было с наскока взять чего-то, а людей можно было при этом терять сколько угодно — это вообще не имело ровным счетом никакого значения.

Ну а вполне тому соответственно и успехи в планировании тех или иных операций зачастую зависели только от силы натиска, при этом, никак не считаясь ни с какими даже и самыми наиболее ужасными потерями.

Да и вообще считай, так истинно все во время той войны разом уж попросту полагалось незамедлительно делать на редкость массово и лавинообразно.

А главное, всею своею грубой пролетарскою мыслью, только лишь и возлагая надежды на один разве что тот сколь неудержимо яростный общечеловеческий фактор…

Причем любая здравая инициатива была нынче строго же наказуема, да даже и в случае более чем наглядно видимого успеха…

Хотя, как то до конца разом вот очевидно, именно в результате неистово смелой победы здравого смысла над той никак не в меру беспардонно ухватистой чисто штабной тупостью, шибко грамотного командира могли попросту разом отправить на верную погибель, а не расстрелять…

Да и вообще, после тех на редкость злокозненно въедливых и широкомасштабных чисток во всем том еще довоенном армейском корпусе попросту и близко более не было никакого прежнего числа командиров, которые все бы решали именно сами, безо всей той совершенно бесцеремонной и крайне ведь откровенно навязчивой подсказки сверху.

Красная армия почти перед самой войной была до чего только варварски омыта чудовищной кровью, до самого блеска считай, так начисто очищена от тех хоть сколько-то действительно профессионально знающих свое дело военных.

То есть, при той никак не кособоко проведенной в 1937 году хирургической операции по удалению у нее весьма увесистой части «костного и головного мозга» была ярой пятой НКВД считай, именно уж в пыль раздавлена не одна та бледная, словно смерть военная верхушка, бывшая в оппозиции к Сталину…

Нет в точности той же участи удостоились и довольно многие умные люди, кое-кому сколь еще нелепо попавшиеся тогда разом под чью-то горячую руку.

И вот на место тех вполне толковых и знающих свое дело кадровых военных были до чего спешно уж, сходу затем и посажены те самые тупые марионетки, которыми вождь мог шевелить, словно пальцами на своей руке.

И это разве что тот чисто сталинской скороспелой выпечки генерал и мог столь недвусмысленно мигом так догадаться, нагло раздеть своего адъютанта совсем догола, а все свои личные шмотки попросту выкинуть, а то и вообще их где-нибудь в великой спешке сходу зарыть.

Генералы бесславного образца 1937 года вообще были разве что на одну веселую свадьбу наспех-то сколь так явно уж недвусмысленно ряжены.

И, кстати, до чего уж строго учитывая весь их вовсе ведь немыслимо яростный по-пролетарски праведный дух, только лишь эдак им и было самою той еще злюкой судьбой, разом вот и велено же поступить.

До чего сразу более чем незамедлительно отпраздновав труса при одном том отчаянно ноющем в самой глубине чьей-либо неказисто серой душонки весьма так скверном предощущении, вполне так возможного грядущего плена.


29

Ну а маршалы, те и подавно были людьми столь неприметно безликими и отчаянно недалекими, исключая, быть может, разве что одного того бывшего полковника царской армии – Шапошникова.

И уж никак недаром в тот самый момент, когда все планы экспансии коммунизма в Европу попросту еще сходу с великим грохотом совсем безнадежно так рухнули в сущее небытие, товарищ Сталин именно его и сделал начальником генштаба.

Правда Шапошников, был им разве что лишь пока звезда удачи не стала уж вновь до еще чего искренне так явно ведь до чего ослепительно улыбаться вождю всем своим волчьим большевистским оскалом.

Причем все те вовсе иные новоиспеченные и отчаянно бравые пролетарские воеводы завсегда были на самой уж, как есть запредельной высоте от тех, до чего только немыслимо простых, хотя и никак совсем не оловянных солдат.

И само собою более чем сходу разом понятно, что то наиболее главное различие между низами и верхами тогда было вполне касаемо одного лишь никак неестественного статуса сколь на редкость беспочвенно вознесенных на самый верх откровенно бездарных командармов.

То есть, все дело тут было заключено никак не в том, более чем весьма так существенном различии в уровне менталитета и интеллекта по сравнению со всею той основной солдатской серой массой.

И вот какие на редкость обоюдоострые, словно клинок слова о Жукове говорит, без тени сомнения, великий писатель, все свои силы отдавший достойному и достоверному освещению всей той ныне уж до чего только давней военной поры, Василь Быков, «Долгая дорога домой»:

«Вечером один из больных, артиллерийский капитан, который воевал в составе 1-го Украинского фронта, рассказал, как командующий фронтом Жуков осенью 1943 года ликвидировал немецкий прорыв под Житомиром. Носился по боевым порядкам частей на своем неизменном «виллисе» в сопровождении бронетранспортера с головорезами-автоматчиками на броне и автомобиля, в котором сидели чины военного трибунала. Там, где замечал малейшую растерянность или подавленность, приказывал автоматчикам схватить первых же попавшихся под руку солдат или офицеров и расстрелять их на месте. Из карманов еще теплых трупов трибунальщики доставали документы и оформляли приговор. Что ж, маршал сам никого не убивал и приговоры трибунала не подписывал, а это делали другие – по всем правилам военной юриспруденции.

Великий был маршал!»…


Да, этого у Жукова точно ведь вовсе-то никак не отнимешь, и это как раз-таки именно под его сверхгениальнейшим руководством чрезвычайно много бед понаделало и сотворило то самое панически удирающее в тыл начальство.

Причем без самой высочайшей же его санкции, никто вот совершенно не смел любой мост, загодя еще успеть, хоть как-либо вовремя подорвать.

А потому немецкие танки перли и перли вперед сколь безотказно и весьма результативно, раз за разом так, и, захватывая новые и новые плацдармы.

Ну а заодно явно так и доводилось им это делать на редкость радостно и совсем почти так вовсе же беспрепятственно…

Армия тем более гниет с генерала, коли тот буквально до колик в брюхе боится гнева своего тылового маршала…


30

А потому коли тот маршал чисто советского образца, до чего уж преступно никак не протерев при этом глаза, полуосмысленно медлит с тем, весьма ведь сколь еще жизненно важным и нужным приказом.

Причем тот приказ следовало не только так сколь незамедлительно разом вот спешно отдать.

Нет, чисто формально сделать разве что только лишь это было бы до чего еще ничтожно так исключительно мало!

Поскольку тем наиболее главным было бы тут же на редкость отчаянно со всех ног разом бежать более чем ревностно его исполнять, дабы врагу и был, затем дан тот на редкость самый молниеносный отпор…

Ну а само как оно есть полнейшее отсутствие трезвого взгляда на вещи погубит морально армию задолго так, прежде чем это произойдет чисто физически.

И это именно тот и впрямь заносчиво невежественный, да и чудовищно безграмотный старшина всего того с одного разве что виду чисто же несметного сталинского войска…

Да именно тот самый генерал от большевистской орды Жуков, и поставил всю свою армию на колени пред тем (как оно разве что только впоследствии оказалось) никак не всесильным нацистским агрессором.

Ну а последний совсем безо всяческих проволочек наскоро перерезал провода, по которым и впрямь хоть как-либо еще могла бы только прийти в войска резолюция, сколь еще вот милостиво разрешающая им приступить к той самой более чем весьма незамедлительной обороне своих рубежей.

Поскольку без нее самое начало военных действий против массово вторгшегося в страну противника могло быть разве что исключительно уж вовсе нестройным и спонтанным.

Вместо смело сжатого кулака сами собой получились разве что сходу так вконец раздробленные отдельные пальцы.

А при этаком раскладе даже коли кто вообще и вступит до чего смело в бой, то тот ярый очаг могучего сопротивления враг мог совсем без труда обойти и продолжить свой путь в самую глубь страны дальше.

Да и вообще всеми силами, приводя войска в самое решительное действие к тому же ведь и следовало и близко так далее никак не опасаться хоть как-то во всем том дальнейшем на деле поддаться на все те немыслимо подлые вражеские провокации.

А между тем то исключительно спешное распоряжение просто и ясно дающее право войскам хоть как-то и впрямь преступить к должной защите своих рубежей, и было в тот самый момент чисто как воздух именно уж жизненно так попросту ведь явно тогда необходимо.

Ну а только поэтому и должны были все те главные военачальники страны никак не беззвучно и про себя, а вполне конкретно и громогласно (через все те имеющиеся громкоговорители) до чего заблаговременно довести до сведения всех своих подчиненных, что ныне и впрямь действительно началась война.

Причем заявление Молотова явно припозднилось, а как раз потому слишком так поздно вот было доводить до сведенья буквально-то каждого отдельного рядового, что пришло же время, бежать на склад за винтовками, патронами и гранатами.

Да к тому времени может, и бежать было попросту некуда, поскольку тот склад весь уже пылал огнем после ковровой бомбардировки при поддержке вражеских истребителей.

А между тем как-никак, а до этого всем войскам было сколь еще строго приказано ни на какие провокации никак вовсе так явно не поддаваться…

А значит, без чьего-либо властного приказа начать стрелять в немцев, было никак уж попросту так и нельзя.

То есть в те наиболее первые часы войны солдатам нельзя было вообще приступить даже и к самому началу каких-либо, хоть сколько-то весьма существенных оборонительных мероприятий.

Вот и писатель Владимир Карпов, прошедший всю войну разведчиком, задолго еще до того, как он стал членом ЦК партии, в самой той наилучшей своей книге «Взять живым» вопрошал:

«Теперь не допустит, – печально и тихо сказал танкист. – Раз услышал, что комиссар приказывает, будет стоять до конца. Подвиг совершает! – танкист истерически засмеялся, тут же заплакал, стал бить кулаками снег и надрывно выкрикивать: – До каких же пор так будет? До каких? В июне нам не позволили машины вывести: приказ – не поддаваться на провокацию. И что же? Многие танки сгорели в парке. Вот, смотрите, он тоже не поддается на провокацию, этот дурак!»


А тем временем подлый враг все пер и пер, пожирая своей военной силищей все новые и новые квадратные километры советской земли…

Ну а тот уж самый бесславный герой сталинского романа со всею краснознаменной армией, маршал Жуков, всесильно восседая во главе армейской верхушки, 22 июня попросту никак и никак явно не мог разом отдать войскам простой и четкий приказ – открыть по врагу огонь.

А то ведь те командиры отдельных частей даже и не ведали со всей определенностью, война ли это или провокация, на которую от начальства была дана предельно ясная директива ни под каким видом на что-либо подобное вовсе не поддаваться.

Ну а как раз потому и было тогдашнее положение весьма многозначительно схоже именно с тем, каковое было до чего же подробно некогда описано в трилогии Виктора Гюго «Отверженные»:

«Наступала ночь, а с нею вместе смерть; они ожидали этого двойного мрака и, непоколебимые, дали ему себя окутать. Каждый полк, оторванный от другого, лишенный связи с разбитой наголову армией, умирал одиноко».


31

И данное одиночество было сколь вот еще откровенно так разлагающим для многих никак уж совсем неустойчивых душ довольно-то слабых волей людей.

А между тем даже и отдав бойцам четкую и отчетливую, считай уж повзводную команду более чем незамедлительно встать всем, как один, в оборону…

Нет, этим-то только одним им никак не предоставишь, то самое время, что им было и впрямь так поистине надобно для того, чтобы могли, они ко всему тому вполне достойно и более чем подобающе всеми силами действительно приготовиться…

И главное, было им и близко никак невозможно под тем самым на редкость беспрестанно прицельным огнем противника максимально так эффективно до чего сходу организовать до чего четкую и прочную линию всей вот своей обороны.

Поскольку, так или иначе, а надлежало же личному составу роты или батальона ради того самого ярого и целенаправленного противодействия подлым атакам врага уж как штык, и впрямь-то в нужную минуту на деле ведь оказаться весьма естественно разом готовыми к схватке не на жизнь, а на смерть…

А именно стволы пушек, пусть и наспех, но совсем не одному лишь и только треклятому врагу на потеху истинно на деле суметь еще действительно так успеть вовремя расчехлить.

Ну, так и все — это снова надо бы уж повторить, было необходимо сделать именно под той, сколь беспрерывной бомбежкой, а при таких делах и растеряться было бы вовсе никак ведь явно недолго.

А даже коли кто-то из тех солдат считай, что моментально и не запаниковал, а склад со снарядами и прочими боеприпасами пока еще не был проклятыми фашистами чисто с воздуха всеми теми ковровыми бомбежками уж фактически полностью до чего напрочь так явно уничтожен…

А именно считай так до основания был он начисто ныне сровнен с уровнем сырой земли…


Да только все уж равно при подобном раскладе части Вермахта как оно не раз было сказано выше горячие участки фронта вполне благополучно попросту сходу обходили с флангов.

Ну а те, подчас на редкость бессмысленно отступавшие в полном разброде и беспорядке, наши войска были им при этом никак явно совсем не помехой.

А, кроме того, сколь еще зачастую, они вообще наши части совершенно так бестрепетно и яро атаковали минометным и артиллерийским огнем как-никак а, ясное дело, разве что откуда-то чисто ведь более чем немыслимо издалека…

Причем немецкие танковые дивизии вовсе-то варварски и беспардонно (несмотря ни на какие директивы Ставки) весело и браво двигались в сторону Москвы, где их вполне могла ожидать славная победа, кабы вот, конечно, большевики проявили до чего большее усердие в самом-то пламенном обезличивании и оболванивании всего своего «советского» народа.


32

И при этом надо бы снова и снова весьма непременно уж как оно есть сходу заметить, что чего это тут только вот вообще еще разом поделаешь, никем непобедимая Красная армия была на голову разбита за четыре года до всякой войны.

Ну а потому и все ее грядущие победы были достигнуты именно за счет заново выпестованных кадров, к тому же довольно так прочно затем закаленных в огне реально имевших тогда место кровопролитных сражений.

Правда, совсем уж никак нельзя про то самое более чем сходу разом сказать, а именно, что в том, как есть еще начале войны абсолютно никто явно не понимал, что спасать надо, прежде всего, армию, а вовсе не территорию…

То есть, уже на том всецело первоначальном этапе войны, теоретически верно подкованные люди полностью уж правильно все ведь верно для себя подмечали.

Ну а как раз только поэтому и весьма настойчиво они рекомендовали вождю до чего спешно отводить войска, а не бить врага давным-давно вконец раздробленными пальцами…

Но он-то сам был куда только явно себе на уме, поскольку вся его натура, так и пропитанная чисто уголовным ухарством, а также и тем многолетним бытом революционно праздничных реалий, неизменно противилась всяческому, хоть сколько-то как есть заблаговременному отводу войск глубоко в тыл.

И это при том, что стон раздираемых фрицами в клочья частей в виде отрывистых и сбивчивых донесений довольно-таки быстро тогда добирался на самый верх всей той крайне обезличенной тупым ухарством «краснодиктаторской пирамиды».

Да только усатому вождю практически повсюду до чего неизменно мерещились заговоры и жестокий обман его личной никакими фактами вовсе так никак непоколебимой персоны.


33

Причем коли бы, те фронтовые события долгим эхом, доносящиеся до самых главных в стране ушей, и вправду могли произвести на вождя хоть какое-либо вполне должное впечатление, может быть, хоть чего-либо и пошло вот явно уж совсем по-другому.

И правда, наверное, тогда бы он все-таки хоть как-то ведь встрепенулся и безотлагательно призадумался о тяжкой судьбе всего своего пролетарского и чисто, как есть идеологически, верно, сколь еще идейно крайне самонадеянно подкованного рабского царства.

Да вот уж, однако, товарищ Сталин заботился разве что лишь о вполне так достойном облике марксисткой идеологии, а также и самого-то себя в ее светлой тени.

А впрочем, и сама та строго же коммунистическая кроваво красная правда всецело требовала одних тех широких наступлений, а никак не подлых и безнравственных отступлений…

Да и вообще, та чудовищно многоликая, однако при всем том чисто так  житейски безликая сталинская клика ту войну неизменно видела с одной лишь крайне твердо идеологической точки зрения.

И своего народа ей было и в мыслях своих вовсе-то нисколько уж явно совсем так не жаль.

Только за свою личную шкуру и переживая, все ее безнадежно серые умом представители только лишь и отдавали изуверски четкие указания «держаться любой ценой», «город, деревню, ровным счетом ни в какую врагу не сдавать», и этак-то, собственно, далее…

А при этом всякое, то чисто же партийное начальство, сколь сурово и увесисто, маша кулаками безо всякой оглядки, совсем так беззастенчиво так и драпало тогда в тыл, что тоже, между прочим, моральному духу армии никак так нисколько не поспособствовало.

Потому как буквально-то сходу разом удиравшее в тыл штабное и партийное начальство никак не имело шанса внушить сущее бесстрашие своим солдатам.

Причем нечто подобное в подобном вот виде было как-никак, а далеко не везде…

Тот же Клемансо, к примеру, ездил по всем фронтам и, находясь под прицельным огнем противника, поднимал французов на святую борьбу, поскольку русский фронт, безусловно, спасший Париж в 1914 году, к году 1917 начисто успел целиком и полностью так до конца попросту сам собой разложиться.

Вот чего большевики и вправду на редкость профессионально и чисто рефлекторно умели делать – так это разве что весьма ведь беспринципно и люто до чего и впрямь-то уверенно разваливать и разваливать действующую армию, а более ничего на деле практического в их действиях и близко-то никак явно так никогда не наблюдалось.

Войну СССР, действительно, выиграл во всем, что называется, чисто же вопреки их воле и всяческим, совсем небесталанным их сколь еще грозным умениям и самым прилежным стараниям, апломбу, логическому анализу.

Да и вообще никакой победы вовсе и невозможно было добиться всецело так благодаря уж удивительно свойственному именно им и впрямь-то насквозь до конца прожженному идеологией скользкому и осклизлому интеллекту.


34

Но и чего, собственно, еще ведь с того!

Весь тот полностью же изначально свободный от любых форм социализма мир вполне так должен был коленопреклоненно рукоплескать могучей силе духа народов СССР…

Поскольку — это как раз те самые российские штыки уже дважды спасали Европу от совершенно неминуемого ее дальнейшего закабаления под тяжкой пятой бессердечно грубого немецкого сапога.

Если бы не Россия, ставшая истинно непреодолимой преградой на пути немецкой военной машины германский Рейх сколь еще полноценно бы раз и навсегда овладел всем Евразийским материком, причем от самого края и до края.

А потому и вся эта безмерно гигантская территория на тот как есть еще затем продолжительный срок и стала бы, тогда как раз-таки его до чего ведь твердолобо вековой тевтонской вотчиной.

Российские мечи, а после штыки не раз и не два спасали Европу ото всех ее могучих врагов – от татаро-монголов, Османской империи Наполеоновской Франции, германского владычества, пожаров революций.

Ну а ответом была одна та одноцветно черная и крайне непочтительная неблагодарность…

Вот как вполне справедливо пишет об этом Леонид Ляшенко в его книге «Александр II, или История трех одиночеств».

«Каждый раз при крупных внешнеполитических успехах России ее сначала благодарили и превозносили, а затем начинали считать наследницей того тирана, которого она сокрушила. Так было и со Швецией в начале XVIII века, и с Османской империей в конце XVIII – начале XIX веков, и с Наполеоном Бонапартом в 1812–1816 годах».


35

А теперь, значится, и те свои же, (яростно сражаясь за честь собственного так и усыпанного звездами мундира) российское войско чествовать, ну никак добром и близко ведь вовсе истинно так не желают.

А как раз потому нам и следует ко всему тому их всеми-то силами именно принудить, а то они без малейшей в том тени стеснения и далее продолжат все то же самое свое тупое и донельзя злорадно властное сколь беззастенчиво цедить и цедить…

Совсем не в почете у них грязная, пахнущая разрытой землей окопная, правда, им-то на все всенепременно надо было как-никак, а разом так навести тот самый сущий глянец навязчиво показного (а главное, до чего уж весьма заразительного) плакатно-трафаретного героизма.

Да и нацелясь впрямь-таки вилкой на какую-либо вовсе так незамедлительно нужную им территорию, они всякую ту, более чем обезличено мелкую жизнь людскую более чем охотно и столь надежно, разом затем еще скрепляют скрепкой их собственной вполне увесистой умственной лености.

Ну, а теперь их прямые потомки до чего только никак недвусмысленно разом и лепят из простого солдата этакое малограмотное, простоватое и безнадежно разболтанное пугало.

Так и мало того, они еще и выставляют его в подобном виде пред всем миром на всеобщее же позорное обозрение…

Абсолютно, не принимая в расчет, что этим они сходу втаптывают в пыль безудержно ускользающего от нас великого прошлого саму вот память народов о наиболее заглавном подвиге именно «советских» людей в разгроме навеки проклятого фашизма.

А то на всем том, подчас сколь еще на редкость двуличном западе о том хоть как-либо вспоминать нынче и близко ведь явно попросту так явно совсем так не принято.

И чего именно и впрямь беспрестанно звучит доблестным лейтмотивом вместо всего того поистине праведного и справедливого освещения одной из самых жесточайших эпох в истории всего нынешнего человечества?

Все эти отчаянные вопли про абсолютную неподготовленность советских войск, они вот кому были, собственно, на руку?


36

Обо всем этом весьма много и проникновенно глаголют разве что потому, что как раз подобным образом и обстояли дела в той на редкость невероятно уж некогда более чем суровой военной действительности?

Ну и кто — это во всем этом безобразии и впрямь-таки был даже и совсем безо всякой вины как есть до конца действительно виноват?

Неужели тот самый отчаянной храбрости российский бравый солдат?

А между тем для всего того изначально так грамотного и, кстати, сколь полновесно разумного ведения войны был уж действительно важен моральный дух воинов, сражающихся за свою отчизну.

Ну а нечто подобное более чем неизменно уж довольно-то немало зависит от высшего командования, его вящей мудрости в корректировке действий самых различных родов войск.

И если то командование уж безо всякой оглядки бесстыже драпает, ну а других всевластно призывает держаться до самого последнего снаряда и патрона, то этим оно явно тогда ведь попросту обрекает боевых командиров на роль капитанов на тонущем судне.

И все это при том, что природа на хитрости вовсе так никогда не пускается, а потому каждый корабль вполне может смело бороться с волнами, как его команде, собственно, уж вообще только вздумается.

В то самое время как генералы вражеской армии, до чего дальновидно пронюхав о буквально всеобщей советской неразберихе, ясное дело, что сделают все, дабы с самой максимальной пользой и толком ею ведь, как надо затем и воспользоваться лично так себе разве что на руку.

Нацистские генералы  были явно так в состоянии верно и лукаво считай уж тактически на целый шаг вперед и вправду предсказать все те самые плачевные последствия подобного хаоса.

Ну а как раз именно потому и оценить при этом все свои возможности по созданию должных условий к его лишь разве что только дальнейшему последующему усилению.

И главное, явно так при этом сходу же и получилось нечто навроде каши из топора, где коммунистическая партия буквально всем и вся разом снабдила Гитлера для его довольно-то скорой грядущей победы вроде бы и «над своим», однако сколь же естественно более чем неизменно полностью чужим ей народом.


37

Советская власть довольно уж долго и тщательно готовила свое собственное вторжение в Западную Европу, для чего она и свалила возле тех совсем недавно возникших западных границ всю ту попросту несусветную гору оружия и всяческой военной амуниции.

А тут и заглянул на дружеский огонек немецкий ефрейтор, да и засунул в наш котелок свой топор, и это как раз вот тогда КПСС, все компоненты для его уж вполне вроде бы на редкость удачливого продвижения вглубь собственной территории и выложила все разом по-хозяйски щедро на стол.

Вот только, кто это вообще мог от нее ожидать подобного рода более чем искренне радушного гостеприимства?

И ведь надо было всем тем исключительно так доблестным гитлеровским войскам столько-то сил никак не прикладывать, а разве что и впрямь вступать в бой с той еще некоторой более чем явной ленцой.

Раз та немыслимо всесильная бюрократическая система, что была на редкость твердолобо убеждена во всей своей чрезвычайно могучей победоносности, на деле так оказалась довольно уж тяжеловесна в принятии каких-либо здравых и до конца всецело последовательных и верных решений.

А как раз потому и все то, что было весьма заблаговременно и истинно, так про запас более чем вдоволь поднакоплено советской сколь уж безумно гигантской мощью, и могло бы безо всяческих каких-либо серьезных потерь полностью и целиком, разом достаться именно вермахту.

Ну а из всего того само собой до чего сходу попросту само собой следует, что тому и близко никак не стоило устраивать ковровую бомбежку всего того, что могло послужить всем тем лишь разве что грядущим его победам.

Причем — это надо скольких бесчисленных единиц доподлинно славной военной техники, они и вправду затем сколь беспутно не досчитались в результате того самого своего, надо бы сказать, и впрямь на редкость более чем опрометчивого шага…

Однако, совсем же навряд ли, что хоть кому-либо из армейской верхушки гитлеровских войск и вправду так довелось в полной мере осознать, всю ту наивысшую степень абсолютной неподготовленности всего того советского руководства к какому-либо вообще, словно гром среди ясного неба разом последующему чисто так ошеломительному фашистскому удару.

Да только и без тех вдребезги  разбитых и разорванных в клочья вооружений фрицам всякого того или иного воинского добра явно досталось, как говориться в более чем самом полном избытке…


И те брошенные в кювете советские танки (после мелкой поломки или, скажем, попросту оставшиеся вовсе так без горючего), вполне еще, ясное дело, что были немцами недолго думая, затем наскоро перекрашены, да и брошены в бой в лобовую танковую атаку, причем именно за то самое как есть пресловутое немецкое жизненное пространство.


38

Причем наиболее главной причиной тому и стало как раз-таки то, что в качестве дико бессмысленной и нелепой тактики боевых действий всеми теми штабными деспотами и бездарями весьма вот повсеместно тогда применялось именно то, самое слепое выпроваживание лютого нацистского зверя как раз-таки сходу обратно в его же берлогу.

Абсолютная несостоятельность до чего еще отчаянно примитивного политического лозунга «Не пяди родной земли» была явно как-никак во всем тогда налицо, как и на полнейшую одной лишь агитацией крайне неряшливо уж чисто так насилу отстиранную кровавую свою изнанку.

Во времена буквально всякой войны маневрирование войсками есть самая неотъемлемая часть всех боевых операций на любом уровне управления военными действиями.

Ну а тупо идти вперед и только вперед – это в точности то же самое, как, к примеру, на той, как есть самой обычной дороге все те встреченные светофоры сколь опрометчиво же чисто сослепу разом проигнорировать…

Нет, может, кому и посчастливится целым все-таки проскочить, но подавляющее большинство при этом точно, до чего всенепременно попередавят: – кого насмерть, ну а кто навсегда до полусмерти же покалечится.

Советская военная доктрина все те светофоры, что поистине вдоволь встречались на всем ее беспристрастно ясном комиссарском пути весьма последовательно, раз за разом сходу так вовсе сослепу проигнорировала.

Поскольку было ей явно никак не до того, а как раз потому она, будучи и впрямь «помидорно» же красной от той самой немыслимо ужасной натуги, только-то и старалась выдавить все чужеродное из всего того, что неизменно только лишь и было тогда вот вокруг.

Или это до чего запросто как-никак, а на самом-то деле было возможно более чем верно сравнить с весьма поспешным переходом вброд реки…

Широкая река солдатской крови действительно так некогда отделяла дальний берег победы от всех тех как-никак, а кровно и искренне в ней вполне конкретно же заинтересованных руководителей СССР.

Однако тот поистине стоящий того брод, то есть именно то самое место, где будет хоть сколько-то менее немыслимо так глубоко, они во всех тех серых мыслях своих вовсе уж, никогда и близко ведь не искали…

Да и те чудовищно так непростые решения, что были затем всецело  чреваты совсем так незамысловато обильной кровью, давались им на удивление просто и легко, а между тем вся эта их восторженно праздничная самоуверенность стоила народам СССР целых миллионов напрасно и бесцельно загубленных людских жизней.

Советской власти во время авральных выступлений сугубо вперед надобно было фактически так чисто наперекор всему почти уж стихийно создать явный, а главное, и сколь наглядно видимый перевес на каком-либо довольно узком участке фронта.

Ну а дальше вперед, в атаку, и лютая и безликая смерть косила народ безо всякого разбора и здравого смысла.

Причем того самого наиболее мордастого и отчаянно смелого, как раз-таки уж в области подобного рода тактики ведения боевых действий, вполне ведь искренне теперь и возводят чуть ли не в ранг святого Георгия Победоносца.


39

Ну а генерал армии Ватутин, совсем без боя (после долгой перепалки со ставкой) надо же до чего «безответственно» додумавшийся: сдать тот лишь как-никак до чего еще недавно на тот момент времени, отвоеванный у врага город Житомир…

Нет, подобным ему у нас героями после войны вовсе-то никогда, прилюдно, и близко затем нисколько не слыть.

И то вот, кстати, считай до конца времен по всей на то видимости так и останется неизвестно, а почему это он до общей славной победы явно так никак не дожил.

А между тем генерал Ватутин, Житомир сдал разве что лишь затем, дабы всецело суметь всеми теми при этом освободившимися силами чисто так наглухо прикрыть жизненно важные подступы к городу Киеву.

Ну а не сдал бы Ватутин относительно небольшой город Житомир, ну а затем в тот второй раз мать городов русских, Киев, сколь еще недвусмысленно во всем героически ему и впрямь еще должно было у герра Манштейна до чего так немыслимо вот славно отбить…

Действуя, как и всегда, во всеоружии марксистского мировоззрения, да и всецело напрягши тугие мышцы народных масс.

А это само собой кое-что на деле явно же подразумевало…

И ведь столь безоглядно и обезличено давя фашиста одной той всемогущей живой силой…

ДВЕСТИ ТЫСЯЧ ЖИЗНЕЙ, ОТДАННЫЕ РАЗВЕ ЧТО ЛИШЬ ЗАТЕМ, ДАБЫ ДО ЧЕГО РАСТОРОПНО ПОСПЕТЬ К ПРАЗДНИКУ 7 Ноября – ЭТО ЕЩЕ явно, НУ СОВСЕМ НИЧЕГО…


40

Надумай Ватутин 400 тысяч солдатских жизней в ту никак пока до конца не оттаявшую украинскую землю ПОЧТИ так зазря вовсе же бестолково положить чтобы Киев был снова взят к дню рождения Ильича…

И все это разве что только дабы на долгие века затем оставить о себе вполне как есть более-менее доброе имя…

Нет уж, ясное дело, как раз ведь тогда и мог бы он весьма вдоволь купаться в лучах той и близко так никогда не меркнущей боевой славы…

И уж как-никак, а может при подобном раскладе, Ватутин и вправду имел бы хоть какие-то шансы на деле — вот оказаться с тем самым НАИБОЛЕЕ ЗАГЛАВНЫМ ГЕРОЕМ ВОЙНЫ, ШТАБНЫМ ПОЛКОВОДЦЕМ Жуковым после победы в правах, хоть сколько-то, пусть и издали в чем-то затем еще на деле явно уравнен.

Что, впрочем, как-никак, а всецело навряд ли!

А этот самый В-Е-Л-И-К-И-Й сталинский стратег подо Ржевом дел и тел наворочал неисчислимо великую массу, а город, как и понятно, он тогда и близко так вовсе не взял.

Жуков, в некоем том чисто стратегическом смысле, был разве что тем еще жутким сталинским пугалом в армейском огороде, в чьи задачи неизменно входило быть именно тем вороном, что глаза людям, сверху надменно налетая, разом так безо всякого счета то и дело спешно выклевывает.

Матерный координатор действий фронтов, он души своей черной никогда не жалел и мостил весь свой путь к победе делами вполне достойными Георгия Черепотворца.


41

Ржев высший жандарм Красной армии Жуков не освободил, а только лишь безо всякой в том пользы только лишь и залил все к нему подступы ручьями и реками солдатской крови.

Немецкие части, в конце концов, попросту сами оставили город, угроза неминуемого окружения их нисколько никак явно уж никак так совсем не прельщала.

Причем все данные о тогдашних потерях были в сущие разы произвольно принижены, поскольку настоящие данные о безвозвратной убыли простой людской силы – это до сих самых пор наиболее главная тайна, хранимая в секретных архивах за всеми семью печатями.

И если бы немецкие военачальники имели точно ту суровую закалку и никак не благородное происхождение, то и они бы своими людьми во все стороны точно так же швырялись…

А между тем своих солдат немцы за спички в коробке никак тогда не считали.

А потому и впрямь-таки отчаянно и неутомимо сражаться за город Ржев они никак уж вовсе совсем вот не пожелали.

Ну а неутомимо ярый сталинский стратег Жуков мог бы и далее зазря копья на подступах к городу ломать.

Однако в данном конкретном случае высшее нацистское политическое руководство в ход войны совершенно не вмешивалось.

То есть ему было наплевать на Ржев, поскольку тот никогда не был переименован именем бессменного вождя всей коммунистической партии.

Да и не были еще советские войска на самых подступах к воротам Рейха, как это было в куда поболее поздние времена до чего немыслимо славной операции «Багратион», проведенной подлинным гением той войны Константином Константиновичем Рокоссовским.

Да только, впрочем, обо всем этом несколько позже.


42

Доблестный полководец Жуков вообще уж и близко никогда не освобождал никаких городов, поскольку он сколь рьяно и доблестно трудился на одной той единственно верной и чисто исконной своей ниве беспрестанного и неистощимого на выдумку истребления недисциплинированности и расхлябанности.

Ну а все остальное данного «гениального стратега» волновало на редкость мало, если хоть сколько-то и впрямь волновало когда-либо вообще.

Ему совсем не само по себе продвижение вперед к победе было, как есть уж действительно нужно, а одна лишь безупречно праведная сформированность рядов армии.

Поскольку по его в ней должен был править железный порядок, а никак не сентиментальная слякотность всяческих интеллигентских пространных дискуссий.

А между тем город Ржев нисколько не был непреступной твердыней, его попросту никак нельзя было брать тупо и наобум.

Но Жуков был весьма расторопным и доблестным вертухаем при том самом единственном во всем СССР неизменно так никем вовсе незаменимом начальнике тюрьмы народов.

Строить воинственные рожи и расстреливать, расстреливать и расстреливать всех ему сходу не подчинившихся ему было никак так совсем попросту уж не впервой.

Он был палачом и главарем команды палачей…

Ржев был только одним из выдающихся этапов всей его военной палачеграфии…

Взять город ему оказалось никак не по зубам, зато жителей деревень тамошних он явно так от всяческой дальнейшей судьбы, как есть, и впрямь сколь непоправимо же безо всякого счета тогда вот на деле считай что избавил… почти поголовно их всех «освободил».

Брали их раз за разом и назад отдавали, а мирное население, оно, куда только вообще деться-то может от всех тех так и летящих во фрицев пуль и снарядов?


43

Да только разве важна была великим стратегам из генштаба хоть чья-либо вовсе так напрасная смерть или жизнь без рук, без ног?


И истинно главным для них было одно лишь то, чтобы никак не иначе, а обязательно так буквально всякое свое безумно бравое наступление под какую-либо светлую дату до чего непременно ведь подобострастно, вполне подгадать…

А между тем с этим делом еще уж надобно было и довольно-таки на редкость старательно поспеть, а то вдруг товарищ Сталин сильно и весьма недобро опечалится.

Поскольку вот он светлый праздник, 7 ноября, а Киев, мать городов русских, нисколько не был никем еще взят и полностью навсегда отныне освобожден от проклятущих нацистских полчищ.

Да и во второй раз его взять ко дню рождения Ильича тоже, без тени сомнения сколь разом действительно так всецело же стоило…

И если бы Николай Федорович Ватутин со Ставкой долгими неделями почти безо всякого толку не препирался, а все ведь делал, как то ему и было заранее велено, то именно тогда и быть бы ему тем напыщенно бравым послевоенным маршалом.


44

Причем явно так оно похоже на то, что всевластный хозяин – этот титул не за фрицев, убитых своим генералам, млея от всей их преданности сурово же жаловал.

Нет, маршалом (как Лаврентий Берия) у него становился тот, кто, немало не жалея живота своего, совсем не единожды тогда разом и поспособствовал сущему обескровливанию при помощи жестокой войны СВОЕГО собственного народа (включая грузин).

Не надо бы забывать, кем это именно был по национальности великий герой войны 1812 года Багратион.

Ну а тот пресловутый гений Жуков и есть наиболее естественный символ советской армии, не считавший людей даже за винтики, а разве что за полностью взаимозаменяемые боевые единицы, которым следовало всячески так гордиться, что им по самой их должности положено помереть, а все равно не дать ни пути, ни броду подлому (внезапно осмелевшему) «вероломному» врагу.


45

Ну а вражеским генералам, что и вправду были вполне настоящими знатоками военного дела, все это было исключительно на руку, они без лишней словесной трескотни попросту рассекали советские воинские соединения и били их с боков, отрезая их от всего на свете, а значит, и лишая их буквально всякой хоть сколько-то возможной активной боеспособности.

И до чего плохо ведь доведется всем тем бравым военным, над которыми сверху всевластно восседает всласть обрюзгшая от осатанело тупого безделья чисто же политическая задница.

Нет, конечно, есть и над нею, пусть и вконец угоревшая от самых бесконечных и бесчисленных каждодневных фимиамов довольно-таки мудрая голова, однако в целом командует обстановкой слезливая и трусливая псевдогероическая истерия…

Вот только бы тех отступивших безо всякого спросу на том самом месте разом расстреливать, дабы душу свою черную хоть сколько-то смело и воинственно, и впрямь бы еще разом так отвести…


46

И вполне естественно, что все эти трусы и доносчики, ставшие во главе армии именно после той отчаянно суровой ее великой чистки, были-то с политическим начальством на самой короткой ноге, ну а в руке все с тем, что и в революцию (имеющим решающие слово) товарищем маузером.

И надо бы прямо на то ведь конкретно так указать, а именно, что все они до чего уж частенько весьма самодовольно пускали его прямиком в ход, разом при этом сваливая на кого угодно другого свое собственное головотяпство.

Ну а всю ту нерадивую и спесивую тупость, ставя себе в одно лишь истинно так большое большевистское достоинство.

И вот он, тому наиболее явный и принципиально наглядный пример, и если бы, то был какой-либо чисто единичный случай, в книгу большого писателя он уж и близко никак нипочем бы тогда не попал.

Астафьев. «Прокляты и убиты. Книга первая».

«Танки те заскребены были, собраны по фронту, большинство машин чинены-перечинены, со свежими сизыми швами сварки, с царапинами и выбоинами на броне, с хлябающими гусеницами, которые, буксуя в болотной жиже и в торфе, посваливались, две машины оставались и после ремонта с заклиненными башнями. Танкисты, через силу бодрясь, заверяли пехоту: зато, мол, боекомплект полный, танк может быть использован как вкопанное в землю забронированное орудие.

Но с ними, с танкистами и с танками, никто не хотел сражаться, их били, жгли с неба. Когда черным дымом выстелило чахло заросшую пойму и в горящих машинах начал рваться этот самый полный боекомплект, вдоль речки донесло не только сажу и дым, но и крики заживо сгорающих людей.

Часть уцелевших экипажей вместе с пехотою бросились через осеннюю речку вплавь. Многие утонули, а тех, что добрались до берега, разгневавшийся командир полка или бригады, одетый в новый черный комбинезон, расстреливал лично из пистолета, зло сверкая глазами, брызгая слюной. Пьяный до полусмерти, он кричал:

«Изменники! Суки! Трусы!» – и палил, палил, едва успевая менять обоймы, которые ему подсовывали холуи, тоже готовые праведно презирать и стрелять всех отступающих.

И вообще, за речкой обнаружилось: тех, кто жаждал воевать не с фашистом-врагом, а со своими собратьями по фронту, гораздо больше, чем на противоположном берегу боеспособных людей».


Трусы – они и есть трусы и это именно из-за их панического страха кадровая армия вся в струпьях ранений и контузий и впрямь-таки в самом начале войны, словно в том еще гиблом болоте, разом увязла…

И крайне, кстати, нисколько нетипичным случаем, куда скорее могла быть разве что та далее уж в этой книге совершенно так внезапно последовавшая смерть всех тех тупомордых карателей…

А есть еще, между тем, и самая отъявленная и преступная безответственность всех тех, кто те танки безо всякого прикрытия с воздуха или, на худой конец, сопровождения зенитной артиллерии в бой вперед и с песней совсем так бестрепетно сколь нелепо разом вот вдаль отсылает…

Поскольку любой даже и самый современный танк для воздушного противника, он-то все равно, что тот таракан для широкой ноги.

Причем у таракана явно же шансов, куда разве что во всем значительно больше.


47

Да, но дело оно безусловно так ясное, смелость есть смелость – пуля храброго боится.

Конечно, боится, когда ружье кремневое, его пока заново перезарядишь…

Ну а когда у немцев в пулемете MG-42 250 патронов…

Тут уж всенепременно бы надо было сколь на деле панически бояться до чего ведь сходу совершать все те совсем бессмысленные массовые атаки, а еще и по многу раз на день.

И лента новая в — это чудо немецкой техники очень-то быстро считай уж заново более чем бесперебойно чисто так мигом тогда вставлялась…

Впрямь оглянуться не успеешь, а он снова точно также беспрестанно строчит и наших людей, словно колхозник сено, косит.

Да и перегрева, как «Максим», он почти не боялся, а потому на одного подобного пулеметчика за день боев до 2000 советских жизней порой приходилось.

И это никакое не преувеличение!


48

И сам собою из чисто так исподнего дна души разом уж тогда сходу и возникает именно тот более чем вполне законный вопрос…

И зачем это наших солдат, так и дрожа при этом от ярости из-за любых до чего только веских возражений своих младших командиров, тупомордые воители безостановочно и слепо как есть напропалую разом бросали никак не в бой, а чисто на убой?

И к чему это вообще могло бы привести подобное самоуничтожение, если бы, конечно, не огромные человеческие ресурсы необъятно широкой страны?

Да только чего тут вообще еще только попишешь, именно таково и было, свойство почти уж всякого начальственного страха…

Вот ведь, он тот чисто вымышленный автором диалог, но при этом вполне он явно сколь еще в духе тех самых умопомрачительно мрачных былых времен.

«– Ты чего не воюешь?

– Как это не воюю, у меня каждые два часа новые атаки!

– А взять, почему уж тогда вовсе так совсем ничего не можешь?

– Так людей у меня мало, товарищ полковник.

– Лишних нет! Придется тебе атаковать теми силами, что у тебя есть, а там-то далее поглядим, может свежие резервы где-нибудь и наскребем».

Вот это и есть тот наиболее типичнейший разговор двух «талантливых» в одной лишь бескрайне суровой бесслезности крайне же одутловато туповатых горе-стратегов сталинской эпохи.

О, как они сколь безнадежно вовсе так никак не любили всяческую совершенно напрасную трепотню, тех, кто думал, а не только соображал и юлил, стараясь как можно получше набить себе руку на тупой и отчаянно лихой бесноватой лютости.

У большей части всего того высшего командования было новое и не просто пролетарское, а именно как у того еще истукана твердокаменное и чудовищно невежественное лицо.

И ведь все это совсем не иначе, а только поскольку, что все те, кто на редкость много язвил да умничал, давно уж по разным лагерям свои длинные срока отбывали…

А у этих коньячных вояк всегда была одна та на всех до чего непримиримо лютая храбрость – чужими жизнями жизнелюбивого врага неистово же смело раз за разом надрывая при этом от натуги легкие так и лая в трубку весьма смело без конца и края одолевать…

Причем без той еще адской твердости любой боевой командир это попросту явная размазня!

Но вот без конца раздавливать в самую пыль свои войска могли только нелюди, вовсе уж никак явно не считающие своих бойцов за живых существ.

Нет только лишь и держали эти тупорылые держиморды своих бравых солдат за те самые разве что вполне наличествующее средства что как-никак явно имеются у них на руках, а потому и должно бы их совершенно так безудержно тратить во имя защиты рубежей их самого же исконного владычества.

49

Причем может быть некогда в самой глубокой древности сам по себе человеческий фактор чего-то там весьма многозначительно уж явно решал.

Да только в условиях всякой современной войны довольно многое предрешает совсем не отчаянная солдатская храбрость, а как раз-таки ведь до чего здравое умение принять до конца взвешенное, продуманное и подчас единственно правильное решение, да и в самый нужный момент, поскольку все события развиваются буквально-то лавинообразно и никак, так и близко вовсе так неподатливо расчету на счетах – стремительно…

Никогда ранее еще не бывало этакой маневренности войск, их совершенно беспрецедентной подвижности, а то вот подчас и той самой более чем неотвратимо смертоносной молниеносности…

Причем во время самого же начала той войны главную работу выполняли авиация и танковые крылья, а пехота могла и несколько подотстать.

Поскольку ее задачей было лишь разве что одно никак немилосердное добивание окруженных и подчас полностью деморализованных частей Красной армии.

И вполне, то возможно, что кому-либо и по сей день искренне так явно кажется, что буквально всякого агрессора на российской земле всенепременно ждет на редкость неминуемое поражение.

А все это разве что, потому что у нас, в конце концов, сходу так весьма спешно отыщется способ, как это его всеми силами сколь бестрепетно и массово уж до чего верную рукой разом еще одолеть.

Стоит лишь, тупо и неутомимо, навалившись на вероломного врага, все его силы более чем нарочито и наскоро всячески обескровить.

Как раз для того и воспользовавшись впрямь-то более чем всеобъемлюще подавляющим преимуществом в сколь неизменно над всем и вся бестрепетно преобладающей людской силищей…

Для чего и надо бы разом вооружиться самой безукоризненной бескомпромиссностью, а также и чьей-либо совсем уж безыскусно подневольной чужой храбростью.


50

Товарищ Сталин, был большим ученым, именно в подобного рода «отчаянно бравых» делах, а именно в смысле на редкость чудовищно же безоговорочного принуждения ко всяческим сущим чудесам полностью, на все времена до чего еще бездумно бессмысленного и исключительно же, обескровливающего армию солдатского бравого бесстрашия…

Вот какую телеграмму он отбил во время Кронштадтского восстания, март 1921.

«Морские специалисты уверяют, что взятие Красной Горки с моря опрокидывает морскую науку. Мне остается лишь оплакивать так называемую науку. Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных.

Считаю своим долгом заявить, что я впредь буду действовать, таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой.

Сталин».


51

Да только столь уж беспримерно «ХОРОШО» подобного рода операция может пройти, разве что, если, никак так не дрогнув при этом и веком бездумно посылать многих и многих людей на верную смерть на своей личной территории.

Раз уж она фактически всегда была до чего и впрямь надежно приватизирована исключительно так одним лишь, тем ведь строгим большевистским здравым смыслом.

А как раз потому в ходе той одной, сугубо отдельной и донельзя так ограниченной карательной акции и было возможно даже и не такое весьма славно, хотя куда вернее, более чем бесславно и жестокосердно на скорую руку вполне безупречно уж разом так провернуть.

Надо было всего-то лишь совсем безотлагательно стать абсолютно и всевластно на редкость же исключительно бесчеловечным…

Да только попробуй нечто подобное хоть сколько-то осуществить, когда на тебя не то, чтобы и впрямь до мозга и костей совсем неумелого, однако на том самом чисто военном поприще безыскусно безграмотного именно издалека всею силой разом попрет безумно бравая вражеская армия.

Да к тому же еще и такая, что с истинно большим умом и талантом сколь безукоризненно сходу до чего молниеносно взаимодействует промеж всех своих самых различных родов войск.

Все равно одолеем, наше дело правое — победа будет за нами.

И за ценой мы, ясное дело, вовсе-то никак явно не постоим, однако цена эта не только пот и кровь, но еще и пустое разбазаривание всего вот разом, и вся…

«У храбрости ума мало», — эта фраза фронтовика сапера Зиновия Герда, сказанная им в фильме «Место встречи изменить нельзя», отлично передает все безумие на редкость слепой самодостаточности, доверху переполненной наивысшей убежденностью в той чисто грядущей и близко так никак неминуемой нашей всеобщей победе над заклятым нацистским врагом.

Однако та чисто штабная храбрость — это нечто другое, чем самоотверженность воина на деле, а не на словах вполне ведь готового отдать свою мелкую жизнь во имя существования чего-то значительно большего, чем он сам.

Этот нескончаемый поток ужасной брани, который так и изливался из уст высокопоставленных ослов, каковые явно не имели в своих планах абсолютно никакой иной задачи, кроме как гнать и гнать массы на врага в самом откровенном качестве исключительно так слегка сдерживающей его смазки для всех уж выставленных им вперед острых штыков.

Другая тактика боевых действий потребовала бы до чего явственного напряжения мозговых извилин, а нечто подобное попросту и невозможно было бы себе представить, покуда Россией правят все те же господа товарищи…

Причем подобные люди, будучи чисто гражданскими лицами, а не полководцами (пусть даже и при погонах) всегда как-никак, а, в конце-то концов, уж явно ведь проигрывали сражения, и это несмотря на все те с виду кажущиеся довольно-таки значительными чисто вот временные свои успехи.

Знаменитый Пирр, четырежды в пух и прах разбивал римское войско, однако это как раз именно после той четвертой по счету его победы он во весь тот наверняка, как есть начисто сорванный громкими командами голос некогда сколь громко же завопил:

«Еще одна такая победа, и у меня не останется армии», — причем этот крик смертельно раненой воинственной души и может послужить наиболее явным и исключительно бесславным историческим примером, чего это именно делать военачальнику и близко так вовсе нисколько не следует.

Ну, а в качестве довольно-то небольшого военного чина люди подобного склада характера разве что лишь себя и других более чем бездарно для всякого ратного дела, как есть и впрямь явно так понапрасну до чего попусту так губили.

И как раз в данном-то духе оно всегда уж и было, причем довольно-то еще издревле — сильно храбрые никогда подолгу не жили; по-настоящему храбрый воин — это тот, кто в самом пекле сражения головы никак не теряет.

Ну а храбрецы, одним лишь нахрапом пытающиеся врага одолеть, как правило, одну разве что окропленную кровью землю совсем так безысходно своими бренными телами сколь еще вдоволь тогда только и удобряют…


52

Однако это как раз-таки в эти наши новые, славные и добрые времена и возник тот сколь еще бесновато воинственный класс храбрецов, кои сами под пули никогда не полезут, зато сколь еще многих других они под их на редкость ужасающий свист до чего отчаянно в спину упрямо и вдохновенно разом так до чего сходу толкают.

И при этом они сколь ужасающе корчат геройские рожи, и всех тех, кто их вразумлять довольно-то опрометчиво, не дай только Бог вот действительно вздумает, всенепременно ждет тот самый как есть незамедлительный трибунал, а то и та чисто же безымянная общая могила.

А если уж беспристрастно повернуться к лику истинных былых героев, то тогда само собой и окажется, что не нападать на врага, достаточно долго выжидая для того более удобного часа, никакая не трусость, а военная хитрость и гуманизм по отношению к солдатам, которых ждут, не дождутся дома их родные и близкие.

Родину, ее и близко нельзя было столь иступлено защищать, дабы разве что на редкость обильно, затем оросить кровью ее сынов леса, поля…

А для чего тогда были большие и малые реки?

И надо ли было весьма поспешно останавливать немцев не теми сходу так и близко явно же неодолимыми водными преградами, а лишь, в сущности, теми, с одного только виду будто бы и впрямь полностью неистощимыми, человеческими ресурсами?


53

А между тем настоящих людей (а таких в России немало) надо было хоть сколько-то на деле, а не на пустых словах как-либо уж действительно попытаться от той самой верной и неминуемой смерти вполне ведь явственно уберечь и как щепки в огонь их уж попросту так никак совсем не подбрасывать.

Пусть лучше пришлые недруги дохнут, словно мухи от бескормицы, как то некогда уж и бывало во времена Наполеона, ну а своих надо было, словно зеницу ока хранить ради всех тех лишь затем еще некогда грядущих побед, да и поражений, кстати, ведь тоже.

Кутузов, к примеру, своих до чего только по мере сил весьма так старательно всячески же берег.

И вот чего пишет о нем Лев Толстой в его романе «Война и мир»:

«Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению. Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости, то, что они могли бы понять – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем. Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте вместо донесения лист белой бумаги. И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей. Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску».


54

Ну а во времена самого еще начала Второй мировой войны роль, и ног под собой, никак уж не чуя драпающего Наполеона, с самым превеликим прискорбием исполнила почти вся та довольно-таки не в меру языкатая, но совершенно ведь при всем том исключительно немощная умом советская номенклатура.

ПРИЧЕМ ВСЕ ТЕ ЕЕ отчаянно бравые, и никак нескупые на слово деятели были буквально-то вдоволь без году неделя всякими званиями и привилегиями уж всецело вот вкривь и вкось до того щедро одарены, что они в отличие от всего остального народа целиком и полностью были именно в том самом весьма красочном своей этикеткой коричневом шоколаде…

Причем состояла эта серая умом масса (благодаря всем тем сталинским чисткам) из той самой, что ни на есть наиболее отборной, да еще и на редкость тщательно выпестованной, и вышколенной сволочи.

Ну а она у любого народа почти всегда до чего неизменно во всем полностью идентична…

Тем более что тогдашняя советская власть вообще была бесподобно интернациональна, а потому и любые сколь беспочвенные обвинения в русофобстве на самом-то деле попросту вообще уж на деле смешны, если не сказать – абсолютно абсурдны.

И вся эта «отчаянной храбрости» братия тикала со столь невероятной поспешностью, что иногда (бывало и такое) пришедшую издалека машину надо было затем довольно-таки долго вполне всерьез, отмывать.

Раз уж те самые господа товарищи вовсе так не были готовы отойти по нужде в кустики.

А между тем когда прижмет, всякое как-никак, а непременно может еще явно случиться.

Однако при всех тех чисто же «сугубо своих достоинствах» новоявленные приспособленцы, выпестовавшиеся внутри лона большевистской партии как раз-таки после той чрезвычайно тщательной ее очистки от почти всякого самого изначального своего элемента на том сколь судьбоносном перепутье сумрачных и злосчастных 30-х годов…

Нет, в конце концов, эти людишки как-никак, а непременно так вполне еще разом на деле оправились.

А именно тогда и стали они сколь уж бесцеремонно расстреливать боевых офицеров за все их настоящие или мнимые самими чекистами с почти чистого листа надуманные просчеты.


55

И главное, при всем том в свете всех тех чисто официальных прожекторов все это и поныне выглядит вовсе-то совершенно же иначе, а именно разве что, как всегда, лишь, только-то, значит всецело по-ихнему…

Поскольку именно для того она и существует та самая до чего слащаво же ЛЖИВАЯ и сугубо официальная версия истории, дабы все вот, значится, некогда действительно бывшее на деле в те самые как есть иные тона сколь ведь острым орлиным глазом совсем «реалистично» и масштабно весьма же предметно раз за разом более чем сходу преобразовывать.

А между тем Лев Толстой в его романе «Война и мир» на редкость же наглядно всем нам преподносит, чем это вообще занималась в его время прикладная история, а она сколь еще уж бессмысленно тогда наводила буквально на все, то навеки ушедшее в былое и славное прошлое тот еще изящный искристо блестящий глянец.

Причем делалось это как раз-таки ради того, дабы вся та навек опостыло некогда имевшаяся в далеком прошлом, чудовищно же несветлая обыденность неизменно бы затем смотрелась (в глазах грядущих поколений) до чего как-никак недвусмысленно ярче и многопланово красочнее.

Раз уж и близко нельзя было допустить и мысли о создании в людском сознании тех самых довольно выпуклых образов, вполне непосредственно связанных именно с той невзрачно так мрачной серостью безликих будней безо всякой той считай, что ее самой так явной «гипергероизации»…

А между тем то самое истинно настоящее мужество и близко никак не заключено в том еще самом бешеном и показном энтузиазме, и оно весьма малоприметно и достаточно так более чем скромно.

Да вот, однако, кое-кому было явно никак не с руки – освящать реалии и будни войны именно в свете всей той, до чего же бескрайне суровой и крайне, так совсем неприглядно правдивой, а заодно и сколь выпукло вполне настоящей действительности.

Да и вообще, кое-кому нужно было, прежде всего, всеми теми исключительно так верно светлыми красками до чего еще полноценно ведь освидетельствовать все, то восторженно хлесткое очарование той уж навсегда вовсе так ныне канувшей в лету эпохи.

И вот они, на сей счет весьма так изумительно воодушевляюще верные слова Льва Толстого:

«В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополчение за ополчением поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаяньи, горе и геройстве русских. В действительности же, это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем, в действительности, те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из-за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращала никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего.

И эти-то люди были самыми полезными деятелями того времени. Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват».


56

Однако, уж, как всегда, на редкость бестолково и обезличенно виноватых, мы ведь явно без труда сколь доблестно как пить дать где-нибудь да обязательно вскоре так разом еще отыщем.

И этакими за все от начала и до конца виноватыми и совсем же безответственными личностями, прежде всего, как есть, до чего непременно окажутся именно те простые и бравые солдаты, у которых зачастую вся сила их великого духа, собственно, и является главной оборонительной и наступательной мощью.

Причем бывает она, куда и впрямь сколь так значительно поважнее всяческой той или иной военной амуниции.

А как раз-таки про нечто подобное граждане советские историки нам-то все уши весьма ведь давненько уж до чего старательно прожужжали… на все лады вальяжно вещая безо всякого перерыва…

Слабая у нас, оказывается, была армия, плохо обученная, крайне недисциплинированная.

А между тем как раз ради того, чтобы СОВЕРШЕННО уж незамедлительно более чем сходу перейти в контратаку, и нужна была та весьма неумолимая воля командиров и истинно железная дисциплина солдат, да только откуда всему тому, собственно, было взяться у армии, которую враг вмиг уделал в хвост и в гриву?


57

И той армии нужно было бы прямо так сразу отойти назад, да постепенно и неспешно перегруппироваться, но то явно оказалось бы вовсе-то никак попросту совсем не по-советски.

Такие вещи в те времена неизменно рассматривались нисколько не иначе, а именно как самое откровенное паникерство!

Причем ничто не ново под луной, правда, в оригинале Экклезиаст сказал: «Нет ничего нового под солнцем», – но это, собственно говоря, абсолютно никак ныне неважно.

Вот как ярко живописует Лев Толстой в «Войне и мире» довольно же схожие события, некогда действительно приключившиеся во время войны 1812 года.

Причем надо бы более чем веско уж разом чисто ведь сходу подметить, что та самая сколь на деле беспочвенная дискредитация бравого боевого артиллеристского поручика Льва Толстого и близко никак полностью неправомочна…

«И об этом-то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так, как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии – об этом-то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда-то, а Тормасов – туда-то, и как Чичагов должен был передвинуться туда-то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д. Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно».


58

Да вот, однако, в те самые несусветно проклятые царские времена за то, что некто и впрямь осмелился бы высказать вслух никак недвусмысленные предположения относительно самой принципиальной невозможности чего-либо слишком так никак уж не в меру явно поспешного…

Нет, того человека разве что зачастую только ведь и ожидал один лишь весьма резкий окрик, а никак не пуля, но то были совсем другие «жестокосердные сатрапы», они-то порою с народом излишне же простодушно цацкались…

Не губили они огромные людские массы, словно бы то было враз ставшее вследствие всего своего идеологически вредного непослушания полностью так отныне всецело бесхозным и никак ничейным добром.

А между тем как раз именно так оно точь-в-точь сколь неприглядно же выглядело в той-то самой, надо сказать, до чего первозданно вполне ведь естественной большевистской обыденности.


59

Однако та вычурно лживая красная пропаганда буквально уж все розовощеко разукрашивает красками весьма вот искристо вовсе иной и на редкость безупречно величественной и одутловато помпезной действительности.

Поскольку чего-либо иное было бы для нее никак неприемлемо в качестве самого так наглядного живого примера всякого де отсутствия безмятежно единой и безумно гордой собой сопричастности ко всему тому безмерно великому делу сколь полноценно деятельного освобождения всей той нашей некогда всецело единой социалистической родины.

Попросту говоря, некоторые совсем незамысловатые рассуждения, прозванные на чиновничьем языке «окопной правдой», неизменно же входят прямо без стука в исключительно явное и крайне грубое противоречие со всем тем, до чего еще официозно укоренившимся взглядом на всю ту кромешного ада войну.

Нам-то все уши до чего давно на редкость злосчастно же прожужжали о той самой немыслимо плотной сплоченности масс пред коварным врагом, что взял да посмел и впрямь невообразимо так нагло так вторгнуться в совершенно необъятно бескрайние пределы всего этого нашего славного отечества.


60

И попросту было сколь безыскусно, именно таким макаром как раз ведь и принято в том-то самом безо всякого прискорбия ныне покойном СССР — вместо всей той достоверно объективной реальности явственно же преподносить народу ее идеологически строго так через самое мелкое сито процеженное героизированное краснобайство.

Все омытые великой людской кровью события Великой Отечественной войны в ту ныне достаточно давнюю советскую пору до нас доходили разве что в виде всесильно верной помпезно официальной версии.

Ну а она между тем имела в точности то отношение к доподлинным историческим реалиям минувшего века, что и всякий клинический идиотизм к тому самому вовсе уж совсем элементарному здравому рассудку.

Все время муссировалась и муссировалась вся та, до чего сладкоречивая ложь, что была вот на редкость популярно изложена во всех тех бесчисленных великолепно иллюстрированных монографиях.

Она была крайне уж проста и незамысловата, как, впрочем, и всякая другая наглая кривда, что всегда так, словно гранит, цельно тверда, а в том числе и от всей ее самой уж полнейшей восторженной безнаказанности.


61

Еще раз и все о том же для общей наглядности явно так повторимся: — подобные рассуждения никак не являются каким-либо безудержно наглым русофобским бредом, ни даже чем-либо сходу очерняющим СССР включая при этом совсем без остатка все ведь его многонациональное народонаселение.

Можно подумать, что СССР и вправду был неким единым монолитом, а потому и всякая критика его военного или тем более политического руководства может представлять из себя одно лишь то разве что только и рассчитанное на одних лопоухих легковеров весьма наспех же штампованное шельмование чести и достоинства всего того тогдашнего населения в целом.

Однако куда скорее именно этим и занимались всевозможные исторические мужи, взявшие себе за труд во всем, как-никак, а до чего складно поддакивать политически столь подобострастно выдержанному тону крайне тщеславного и восторженно скверного, если не сказать исключительно лживого освещения всех тех как-никак, а совсем ведь недавних глав нашей всеобщей отечественной истории.

И если зримо отринуть от всякой своей души их сколь так еще безудержно усердные и никак не милосердные старания, то вот тогда сам по себе разом и возникает тот до самого неприличия каверзный вопрос: а кто это вообще некогда и впрямь оказался никак не готов к той войне?

А ответ на него был потрясающе прост и исключительно ясен в смысле самой уж, в принципе, более чем элементарной его вполне так логичной разгадки!


62

План «Барбаросса» во всех его тактических подробностях был еще изначально задуман и осуществлен гитлеровской военщиной не только против СССР, некогда сколь непомерно огромной великой державы.

Ну уж нет, прежде всего, он был злодейски приведен в исполнение именно супротив сталинского бесчеловечного режима, что не в очень уж отдаленной перспективе скоропостижно почил себе в лету.

И это именно тот безмятежно самоуверенный конгломерат на редкость бездеятельной, и чисто советской тупости и лжи и был никак не готов к тому самому на тот 1941 год для него и впрямь весьма злосчастному стечению всех тех более чем внезапно открывшихся обстоятельств.

Однако чисто же официально вся эта сущая неподготовленность фактически также, как и ранее вот сколь беззастенчиво так и перекладывается именно на плечи всего того простого народа.

А впрочем, до чего беспочвенно перекладывать все свои повседневные неудачи с больной головы на общенародную здоровую и было самым обиходным же делом всех тех больших и малых эмиссаров никак незамысловато бестелесных советских истин.

Все эти кропотливо иллюстрированные труды были и впрямь всецело пронизаны самой девственной белизной - идеально чистой, словно слеза младенца, истинно же верноподданнической коммунистической праведности.


63

И в глазах данных серых личностей вся вот слава великой победы почти безо всякого остатка принадлежала лишь одному тому, вовсе так как-никак на редкость всевластному государственному истеблишменту, да и нынче разве что только лишь ему она и принадлежит.

Причем — это как раз-таки его сколь же тщедушно, помпезное тщеславие попросту и близко не имеет абсолютно никаких границ, ни каких-либо более-менее наглядно видимых пределов.

Да только теперича все те ее воинственные деятели из красных в желтых КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ наскоро вовсе так считай «набело» раз и навсегда сходу же перекрасились.

Однако при всем том они как-никак, а словно бы тот еще исполинский колосс до чего самонадеянно стоят именно на всех тех чисто прежних своих весьма бравых позициях священной лжи во имя более чем должного поддержания на должном уровне величавого ореола сущей безгрешности никак небезызвестно с макушки и до пят кровавой клики.

Есть и по сей день те самые люди, что без всякого страха и упрека пребывают в точности той никем и ничем непробиваемо «твердолобой уверенности», что буквально за все заслуги перед отечеством всенепременно следует благодарить разве что единственное так незыблемо правую центральную власть.

Ну, а в адски тяжкие времена той безудержно кровопролитной Великой Отечественной…

Совсем не иначе, а народ и партия были уж во всем исключительно едины, но разве что как-никак, а по одним тем, до чего еще сказочно лживым воззваниям.

В то самое время как в том вполне реальном, и строго повседневном, а никак не в том чисто ведь абстрактно плакатном существовании - аристократия пролетариата, большевистская партия попросту явно так совсем вот неробко только уж и восседала на простом народе, словно наездник на норовистом жеребце.


64

Причем то самое сколь безумно дикое разграничение между тем самым так элементарным житейским статусом представителей простого народа и вознесенных над всем и вся главарей государства при этом-то нашем современном сколь еще демонически крайне упитанном тоталитаризме  исключительно же безгранична, а потому абсолютна.

Этакая разве что самонареченная народной считай так черносотенная власть думает только о своей тысячеглавой гидре, ну а народ для нее один лишь тот еще песок, из которого ей и надо будет во всем том дальнейшем строить свои волшебные замки.

Причем для нее самой тем уж, как есть наиболее так главным является разве что, то, чтобы он более чем неизменно оставался увлаженным кровью до чего неправо умничающих граждан и никак не подсох на солнцепеке простых и вовсе не восторженных истин.

А вот вполне здраво подумать о том, что никак не весь же капиталистический мир слеп и глух потому как глядит он разве что лишь самому себе в тот, более чем широко открытый карман…

Ну а из всего того, до чего сходу разом так следует, что уж ту красную ликом и задом власть и вправду в чем-то можно было застать совсем ведь попросту явно врасплох.

И она и впрямь в июне 1941 несколько уж более чем явно опростоволосилась.

А тем паче это так, коль скоро новоявленная пролетарская держава сколь еще явственно ожидала ото всех ею хорошо продуманных действий на большой международной арене самых еще позитивных для нее последствий.

Да только удача-стерва, даже и, не вильнув при этом хвостом, нелепо и зло изменила, оказавшись женщиной более чем непритязательно ветреной.

И вот как раз тогда вся та сталинская клика, более чем скоротечно полностью спекшись «в котле мартеновской печи» своих-то собственных исключительно скабрезных, заоблачных планов по почти бескровному захвату всей старушки Европы, весьма наглядно же предпочла спрятать все концы в воду…

И ведь проделала она — это сколь сходу же опустив свой великого мужества народ считай, что прямиком всем его лицом в зловонную лужу того-то самого почти так искренне всею большевистской партией совсем отчаянно надуманной его тупости и сущей неорганизованности.

Этак-то явно приложив буквально все к тому более чем должные усилия, а именно дабы как есть весьма многозначительно доказать всему этому миру сам тот, до чего же прискорбнейший факт полнейшего де отсутствия во всей его крайне разношерстной массе самого так понятия о вполне должной воинской дисциплине.

Да и плюс к тому речь тут явно шла и о почти что нисколько так вовсе незамысловатом невежестве всякого российского солдата во всех вопросах основополагающе должного ведения современных военных действий.


65

А между тем вся вековая история европейских войн сходу доказывает исключительно же нечто как-никак, а буквально во всем совершенно так явно обратное!

Именно Россия и надломила хребет никем и близко доселе непобедимому Наполеону.

И вот, как и близко никак не сладкоречиво, а сколь еще наглядно уж фотографически так правдиво разом отзывается о силе российского народа и его оружия великий общемировой классик Лев Толстой в его романе «Война и мир».

«Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника».


Именно так!

Российская армия не раз доказывала звание лучшей армии Европы, если не всего этого мира.

И это совсем не потому, что ее и впрямь-таки разом окажется легче же легкого более чем безрассудно бросить в бой, а прежде всего потому, что она всегда была, да и оставалась самой что ни на есть в этом мире более чем долготерпеливой, а это и делает ее наиболее сильной духом среди всех прочих армий.


66

Да и командиры у нее всегда были очень даже вполне вот сметливые.

Виктор Астафьев, был рядовым солдатом, не мог он взглянуть на все происходящее глазами комбрига, к которому чисто так насильно в «подмогу» был тем еще правящим паразитическим классом приставлен тот самый вечный языком трудяга комиссар, мозоли на нёбе себе сколь старательно изо дня в день натирающий.

И ведь тот верный партиец так и донимал комбрига всеми-то бесконечными своими попреками о явной так недостаточной расторопности выполнения приказов из штабов, а там между тем жили на том совсем ином свете…

И уж посильно там воевали именно что посредством всяческого рода самых так жалких бумажек, а, никак не сходясь впрямь-то в рукопашную с лютым и коварным врагом…


67

И это как раз то самое всесильное штабное начальство, что неизменно было на редкость сколь аморально бездеятельным, со всем тем дьявольским огоньком в очах так и нагоняло героизму на тех, кому и следовало рисковать жизнью.

И главное, делалось — это никак не ради общей победы, а разве что, чтобы кто-то уж мог совсем безразлично и самодовольно поставить галочку в своем блокноте о том, что населенный пункт был взят или заново отбит у врага.

Ну а вся цена вопроса при этом этих людишек вообще уж нисколько попросту так явно так вовсе не волновала.

И эта во всяком военном же деле зачастую до чего безграмотная чернь, вылезшая из самой грязи в князи, так и упивалась властью и радостно лизала сапоги черни, что располагалась рангом выше.

Правда речь тут может идти только о штабных офицерах, причем далеко никак вот точно не обо всех.

Однако при власти сущих нехристей большевиков само ведь наличие именно что целой прослойки подобного рода штабной вши было делом как-никак, а полностью уж самим собой разумеющимся и никак нисколько уж чисто так неминуемым.

Исходя, так сказать, из общих реалий той общественной жизни, что само собою сложилась после зверского выдворения всего того, что хоть сколько-то даже и издали попахивало самой той еще элементарной здравой начитанностью, а не только изощренно въедливой и крайне пустозвонной демагогией.

Стерев с лица земли многих из тех, кто смел высказывать свое мнение никак при этом не согнувшись в три погибели большевики до чего прочно закрепили во главе угла не разум а спесивое самомнение, за которым отныне и были все права казнить и миловать чисто так, считай ведь в меру своего собственного скотского разумения.

А как раз, в связи с этим всякие доблестные витязи штабного начальства уж и были вовсе так бестрепетно вконец упертыми упрямцами.

И вот будучи и впрямь совсем так чернильно бездушными, весьма неутомимо взывали они и взывали к дикому рывку строго вперед на врага.

Ну а заодно то и дело рвали они перепонки отборнейшим матом всем тем, кто хоть сколько-то вообще еще на деле пытался всячески отстоять необходимость чисто оборонительных усилий.

Причем, как и во времена, басовито дутых сталинских пятилеток, точно те люди все также более чем бестрепетно призывали ко всему тому, совсем же незамедлительному исполнению всех тех кем-либо спешно так взятых на себя весьма ведь существенных обязательств…

То есть, действовали эти чертовы кукловоды именно так, как то им от века по всей их высокопоставленной должности и в мирной-то жизни уж сколь неизменно попросту так отродясь было положено: только и слышно было «даешь» «сейчас», «чтоб незамедлительно»…

В крайне суровых условиях всей той «светлой социалистической действительности» товарищи большевики до чего наспех распихав бывших и не бывших людей по всяким темным углам коммунальных квартир, уж вместо полноценно работающего материального стимула могли ввести в действие один лишь стимул палочно-погонялочный.

А это, и вправду, в самом конечном итоге до чего безотчетно тогда уж и сказывалось, причем именно с той совершенно так особенной во всякие те мирные дни никак вот немыслимой же остротой!

Василь Быков. «Карьер».

«В первых же стычках с немцами Агеев понял, что главная их сила в огне. Как ни совершенствовала наша армия свою огневую выучку, немцы ее превзошли — их минометы засыпали поля осколками, пулеметы и автоматы сжигали свинцом, их авиация носилась в небе с раннего утра до сумерек, разрушая все, что можно было разрушить. Трудно было удержать этого огнедышащего дракона, еще труднее отходить, соблюдая какой-либо порядок. От немецких танков не было спасения ни на дорогах, ни в поле, ни в городе».


68

Но и Василь Быков, вполне полноценно, в принципе, до чего верно же оценивая тогдашнюю обстановку, смотрит на все разве что через пелену ретроспективы своего собственного никакими словами вовсе непередаваемого ужаса, следствия колоссальных поражений, того-то самого никак и по сей день незапамятного 1941 года…

…и тут этакий нисколько так совсем неописуемый какими-либо обыденными словами страх, и впрямь обуявший тело и душу отчаянно смелого человека, сколь безоговорочно тогда сочетался с тем так и вяжущим руки и ноги общим ощущением буквально полнейшего своего гневного бессилия…

Однако то отнюдь не противник оказался более чем явно гораздо сильнее, а попросту все у него неизменно же работало вполне слаженно и в точности по науке.

Ну так заодно и безо всякого слепленного воедино бравой пропагандой целого вороха абстрактных догматов, прежде всего прочего, основанных именно на чудесах победы наглядной большевистской агитации над буквально всяческим здравым смыслом.

Поскольку тот был ныне разом уж загнан именно в тот наиболее так дальний угол.

И всякому здравому суждению  разве что только и дозволяли вовсе ведь ненароком совсем же безвольно по случаю тявкать, в связи с чем и вправду подчас вносились иногда довольно-то существенные коррективы в планы управления войсками, но только если на то была чья-то по-пролетарски «барская» воля.

Да только в условиях тяжелейшей войны с грамотным и заправски профессионально действующим противником нехватка настоящих офицерских кадров весьма неизменно ощущалось и впрямь-таки особенно остро.

Но кто-то ведь со всей ярой последовательностью некогда создал ко всему тому все те чисто еще предварительные и можно даже сказать более чем сколь многозначительно, считай, что довоенные условия.

Выполов как сорняки всех тех, кто думать умел и проявлять в самый должный момент разумную инициативу…

А, кроме того, даже и тех, кто остались в строю большевики напрочь отучили с ними о чем-либо более-менее существенном спорить, а только лишь молча и ретиво разом исполнять данные ими приказы.

То есть именно из-за всей той сугубо большевистской, как и крайне вот воинственно невежественной, а также и вовсе никем непроницаемо бронированной тупости немцы весьма хладнокровно и до чего планомерно попросту уничтожили сам остов Красной армии.

Ну а в это самое время центральная власть до чего немыслимо при этом, зардевшись более чем отчаянно гордилась, всеми теми попросту бездонными глубинами сколь безнравственной своей низости.

Причем более всего это тогда выражалось в самом-то спешном намерении сталинской верхушки попросту раз за разом порвать бы немцев, как салфетку, всяческими крайне бестолковыми контрударами.

Причем как много при этом прибудет похоронок солдатским матерям и женам, их нисколько никак явно не волновало.

Однако есть уж тут еще одно ведь мало для самих большевиков хоть сколько-то прискорбное обстоятельство.

Все эти бравые тевтонские вояки всегдашне мыслили и действовали довольно-то здраво, а потому и осуществляли свои задумки они вполне разом более чем безотлагательно.

А это само собой означает, что в их стане никогда не бывало всяческих и впрямь самых немыслимых проволочек или, наоборот, чрезмерно так бессмысленно дутого фанатически воспеваемого энтузиазма.

А как раз потому то вот само собой тогда и выходило, что всякая излишне резкая и никак заранее весьма тщательно со всех сторон необдуманная контратака для них и близко не могла затем оказаться тем грозным ливнем пуль, что вызывал бы в душах немецких солдат то истерически спешное желание разом-то ретироваться, прямиком поскорей восвояси.

А происходило в их головах нечто как-никак уж абсолютно другое…

Так на нас сходу совсем так вслепую навалились, что же срочно значит, переходим от наступления к яростной обороне и крушим впрямь-таки в мелкую капусту всех этих горе-вояк, устраивающих этакие до чего отчаянные контратаки безо всякого хорошо и тщательно обдуманного, во сколь многих головах взвешенного и обстоятельно выверенного плана…

В современной войне даже и без применения противником ядерных вооружений тупой силой никого и никак более не возьмешь, а потому тут и 500 миллионов китайцев в прибавку к 186 миллионам жителей СССР против 80-миллионной Германии (не считая союзников) совершенно так, увы, нисколько бы вовсе-то  ни в жизнь совсем вот и не хватило.


69

Однако никто во времена Второй мировой войны — германские войска трупами и близко сколь еще наскоро не закидывал.

Ну а делалось бы это тупо и слепо… то уж тогда части Вермахта вполне ведь имели тот до чего еще безупречно истинный шанс до конца разом свести на нет все население земного шара и почти без потерь занять неспешно выделенную ими на карте необъятно обширную территорию.

Давно бы пора очень даже на редкость существенно сузить рамки всех тех у кого-либо более чем справедливо имеющихся претензий…

Причем есть и еще один весьма немаловажный, и именно что как раз-таки чисто политический просчет, помешавший солдату успешно делать все свое бравое дело.


А причиной тому было как раз-таки то, что в Красной армии того времени существовали одни лишь бесконечно так далеко идущие в ногу планы самых тщательно же спланированных (по всей строгости военной науки) великих наступлений на врага, которого извечно при этом ожидало то самое никак неминуемое грядущее поражение…

И единственным недостатком всех этих на редкость блистательных тактических разработок была разве что та абсолютная обесцененность всякой той весьма ведь предельно простой солдатской жизни…

Главное – это победа, а людей, их у нас и без того невероятно же много, и жить им или не жить, нам-то вовсе оно безо всякой разницы.

И это как есть безусловно, чисто подобным вот образом вполне обыденно рассуждали все те бесконечно суровые предводители серых пролетарских масс.


70

Ну а как раз-таки потому на самое тщательное и сколь взвешенное изучение до чего только крайне немаловажной на войне дисциплины, как то, во всем до конца безупречно продуманное построение всей своей обороны…

Нет уж, на что-либо подобное времени учебного процесса во всех тех военных училищах довоенной поры… ну никак нисколько вовсе не выделялось!

Буквально все оно тогда уходило на построение безумно стремительных контратак и массовых наступлений…

Ну а об обороне при этом говорилось как-то донельзя же явно так исключительно вскользь:

– «Если на вашем узком участке фронта возникнет временная необходимость в обороне, то, мол, действуйте во всем сообразно имеющимся тактическим обстоятельствам, пока к вам более чем непременно не подоспеет совершенно же своевременная скорая подмога…»


Да только во вполне реальных условиях боевых действий хоть сколько-то эффективно затем совершать немыслимые подвиги согласно тех до чего намертво никак не наспех заученных советских доктрин и близко ни у кого никак и ни у кого затем явно не получалось.

Причем, скорее всего, исключительно в связи с тем, что согласно советской теории ведения войны, всегдашне полагалось, вовсе так непрерывно разве что весьма вот только отчаянно наступать, а затем еще раз, и еще раз неистово наступать безо всякой оглядки драпающему врагу впрямь-таки именно что на пятки…


71

Однако со всем тем непомерно большим для их чрезвычайно же мелко плавающего ума трудом действительно усвоив, что подобным образом оно, и близко никак негоже – сталинская власть к исходу 1942 явно ведь несколько, пожалуй, ослабила хватку на горле всей своей кадровой армии…

А поначалу все, как всегда, шло по одному лишь тому до чего строго и тщательно чисто так заранее выверенному бюрократичному плану.

Начертили самолет, собрали захудалый трактор с выхлопной трубой в кабину…

Так что как-либо особо трудиться Гансу тогда именно что попросту нисколько ведь явно так совсем и не требовалось…

И вот как обо всем этом повествует Виктор Астафьев в его сколь же выразительной книге, причем она такова уже и по одному своему на редкость яркому названию «Прокляты и убиты»:

Книга первая.

«Хватит уж сорить людьми, хватит сорок первого года, когда лучшие бойцы погибали, не увидав врага, не побывав даже в окопах, под бомбежками в эшелонах, на марше; не дойдя до передовой, целые соединения оказывались в котле, в окружении, все их обучение военной науке, вся их жизнь полуголодная, многотрудная, часто чудом сохранившаяся в надломлено живущей стране – все-все это шло насмарку. Напрасная гибель, бесполезная жизнь – ах, как горько это знать».


72

Однако же, с точки зрения даже и нынешнего российского государства, именно армия и была буквально вся непременно сколь же разболтанной и бестолковой, попросту говоря, считай что вовсе так без царя в голове…

Да вот, однако, кто - это ее без царя да, без генералов, безрассудно ратующих за свое дело, а не за одну ту наилучшую свою карьеру, а заодно так и шкуру в придачу весьма так безответственно всем тем настоящим врагам на закланье оставил?

Уж не те ли, кто всю власть в стране одному тому кавказскому урке на сущее растерзание разом уж отдал?

Однако сама по себе советская армия были самым естественным продолжением армии русской, всегда имевшей огромный интеллектуальный потенциал, чему никак никогда не мешала и та весьма малая образованность ее солдат.

Да и дисциплина, на полное отсутствие каковой и впрямь более чем рьяно любят посетовать господа коммунистические историки, в ней никогда вовсе-то и близко совсем не хромала…


73

И всему тому есть самые же прямые и, несомненно, сколь на редкость исключительно так последовательные доказательства…

Вот, к примеру, осада Севастополя, она-то уж точно, как в том еще веке позапрошлом 19, да и в 20 столетии явно ведь оказалась как-никак, а до чего наглядным образцом великого мужества и военной дисциплины, без коих любые совместные подвиги (в отличие от геройства отдельных храбрецов) совершенно вот попросту явно невозможны.

Реальная война никак ни в чем не похожа на компьютерную эмуляцию, при чьих более чем наглядных и чисто настольных условиях все солдаты само собой полностью так безропотно разом подвластны той всевластной руке, что подчас довольно-то беспечно владеет мышкой и клавиатурой.

А между тем, когда все происходит и впрямь полностью по-настоящему, каждый солдат, он вполне живой человек, и подыхать ему и близко никак поистине неохота…

Причем никто тут к чьим-либо вовсе чужим победам до чего же хвалебно никак не примазывается.

Дед автора (в качестве офицера, пусть и был он лектором) поучаствовал в обороне Севастополя, и именно там погиб брат бабушки, врач только что окончивший мединститут.

И, кстати, в той-то еще стародавней Крымской войне середины 19 века уже поучаствовали десятки тысяч евреев, и то был разве что самый первый раз, их как-никак, вовсе ведь до чего непосредственного и прямого участия во всех войнах России со всеми ее непримиримо заклятыми врагами.


74

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.