Бесплатный фрагмент - Привкус акварели

Ледяные ладошки

С детства любила поезда… Первая поездка была, когда я была маленьким ребенком и сопровождалась шумной компанией детей, с которыми мы, как самые настоящие взрослые «резались» в карты.

Дорога…

Люблю дорогу.

Мелькание деревьев за окном, тихий свист ветра, движение вперед. Постоянное движение вперед. Ты едешь. Очень много в этом «едешь». Неважно куда, неважно зачем… за новыми горизонтами, за новыми впечатлениями, за поиском мнимого, временного счастья, за легкой влюбленностью, за новыми знакомствами, за тем, чего в обыденной жизни не хватает…

Особенно запомнилась последняя дорога. Дорога к неизвестному, но очень близкому, родному.

Вопрос: Зачем? Что тебя туда несет? Куда ты?!

Ответ: Я знаю. Так надо. Иначе не могу. Жить не могу. Дышать не могу. Иначе будет все пустое. Иначе не найду покоя…

Вопрос: А ты уверена?

Ответ: Более чем. Если бы это было бы не так, то этого бы не произошло. Значит так надо.

Вопрос: Кому надо?

Ответ: Мне! Мне надо! Для меня надо. Иначе — смерть. Духовная смерть.

Вопрос: А если все забыть?

Ответ: Как можно забыть свою мечту?

Вопрос: Мечту можно похоронить, разрубить одним движением, одним словом разрушить эту маленькую тоненькую нить. Ты пробывала?

Ответ. Два раза. Но эта мнимая легкая тоненькая нить на самом деле — прочный жёсткий канат! И разрубить его, увы, невозможно! Вы не чувствуете! Это зов!

Вопрос: Тебе, быть может, показалось?

Ответ: Разве мечта может быть кажущейся?

Вопрос: А ты уверена, что это он? Что это твое?

Ответ: Если бы не была уверена, то разве бы я здесь оказалась?

Резкое торможение. Скрип. Открытые глаза.

И голос, этот настырный внутренний голос, вечно задающий вопросы, раздражающие тебя. Нет никаких ответов. Не будет никаких ответов. Не было никаких ответов. Вот и ответ. Тишина. Видимо, он задумался.

— Ну что молчишь, червяк ты эдакий? Заткнулся? Вот и молчи.

— Молчу

— Да, да. Помалкивай.

— Молчу. Молчу.

— И не надо ничего говорить. Я, итак, все знаю — упрямый вскинутый взгляд.

— А если…

— Ты же обещал помалкивать.

— …

— Ну чего молчишь?

— …

— Ну не молчи… я знаю, что ты думаешь. Я все знаю. Ну не все, но многое. Но я храбрая. Ай была не была!

— …

— Ну ты чего? Обиделся? Да не обижайся. Ну извини. Ты хотел, как лучше. Ты беспокоишься обо мне. А помнишь эту историю?

— Какую?

— Ну про трусливого обывателя?

— Да смутно как-то. Ну-ка напомни…

— В общем, звучало так: «Не думай! Вот первое правило… Подумал — не говори!…Сказал — не пиши!…Написал — не подписывай!…Если подписал — откажись!…А лучше — не думай!…

— Мудро.

— Чего это вдруг мудро?

— Просто мудрая мысль.

— Да ты просто трус! Как ты не понимаешь? Вечно не рискуя — жить нельзя. Мы же любим шампанское?

— Это ты любишь.

— Я это ты.

— А ты меня спрашивала?

— А ты почему-то в этот момент всегда замолкаешь. — язвительно

— Слушай, а вдруг тебя не ждут?

— Как так не ждут? Ведь сказали, что ждут. Он не умеет врать. Человек моей мечты не врет.

— А откуда ты знаешь, что это именно он?

— Да ничего я не знаю. Ни-че-го.

— Тогда зачем же ты едешь?

— Чтобы успокоить сердце, чтобы ты заткнулся!!!

Яростный взгляд. «Волнуетесь?» — вопросительно смотрит сосед. «Да есть немного» — вымученная улыбка. «Все будет хорошо» -ободряющий взгляд. «Спасибо, надеюсь» -опущенные ресницы. Стук колес. Тишина. Бессонная ночь. Два раза поднимали. Да это был даже не сон, а так — полубредовое состояние. Уже? Сколько до остановки? Час? Может почитать. Книга. Роман. Исторический. Опять кто-то кого-то полюбил, закрутилась какая-то интрига…

«…Она не слышала, что говорилось после этого. Воспоминания теснились перед ее глазами, одна картина сменяла другую. Вот сэр Чарльз возле гостиницы, их встреча…»

— Ты тут?

— Я всегда рядом.

— Я боюсь.

— А какого, спрашивается, тогда едешь?

— Нет бы успокоил.

— А чего тебя успокаивать? Ты же все знаешь, ты же храбрая

— Но я жутко боюсь — умоляюще

— Ты думаешь там тебя съедят? Есть опасность для жизни?

— Да какая опасность! Что ты несешь?

— Я не выспался

— Я тоже. Но я страшно боюсь

Тишина.

— Ну и молчи!

«…Она не слышала, что говорилось после этого. Воспоминания теснились перед ее глазами, одна картина сменяла другую. Вот сэр Чарльз возле гостиницы, их встреча в монастыре. Париж и модная лавка. Тревеннинг — там Фермор и Леон. Салон Феннелы…»

Черт, ничего не понимаю.

«…Она не слышала, что говорилось после этого. Воспоминания теснились перед ее глазами, одна картина сменяла другую. Вот сэр Чарльз возле гостиницы, их встреча…»

«Сколько время?» -вопрошающий взгляд. «Осталось еще чуть меньше часа» -улыбка на все лицо соседа. Улыбается. Довольный едет домой, к жене, детям, после командировки в Москву.

«…Она не слышала, что говорилось после этого. Воспоминания теснились перед ее глазами, одна картина сменяла другую. Вот сэр Чарльз возле гостиницы, их встреча…»

Так. Это я уже вроде бы читала.

— Ты никак не можешь сосредоточиться

— Без тебя знаю.

— Ты все взяла?

— Вроде бы — еще раз окинув взглядом полку

— Книгу не забудь.

— Я еще почитаю

— Ну-ну

— Перестань издеваться!

— Да ты сама над собой издеваешься! Ну чего ты нервничаешь?

— А я знаю????!!!!!!!

— Возьми себя в руки

— Не могу.

— А ты попробуй

— Ну не могу. Отвяжись!

— У тебя опять ледяные руки.

— Это всегда так — рассеянный взгляд в окно

«…Она не слышала, что говорилось после этого. Воспоминания теснились перед ее глазами, одна картина сменяла другую. Вот сэр Чарльз возле гостиницы, их встреча…»

«Сколько времени?» — опять тормошу соседа. «Еще чуть-чуть осталось. Да вы не волнуйтесь, вас же встретят, если что я могу вас подвезти» — улыбка соседа. «Нет, спасибо. Я уверена, что встретят» — извиняющийся взгляд. Начинаю судорожно одевать пиджак. «Да еще не скоро, еще время есть» — опять трещит сосед. «Да я пока в окно посмотрю. Спасибо» — вежливая улыбка. — «А с какой стороны встречают?» -пытаюсь запихнуть ненужную книгу. «С той стороны» — махает рукой.

— И чего он такой спокойный? Улыбается все время.

— Не ворчи.

— А я и не ворчу.

— Ворчишь.

Замедляется стук колёс. До боли закусываю нижнюю губу. Не чувствую боли.

— Ты наносишь себе «увечья».

— Замолкни!

— …

— Смотри — мир сияет! Как красиво!

— Это у тебя в глазах все сияет. На самом деле обычный день.

— Да нет же! Смотри — радуга!

— Обкурилась чтоль?

— Дурак!

— Да шучу я

— Да иди ты..

— Уже пошел.

— Нет. Стой. Ну неужели ты не видишь? Мир сияет! Лимонно-перламутровыми, розовыми красками

— Слушай, да ты влюбилась!

— Тсссссс. Смотри — это он!

— Да ну?

— Он, он! Ух какой!

— Самый обыкновенный…

— Да нет же! Посмотри в его глаза! Они разговаривают со мной!

— Точно влюбилась.

— Пойдем?

— Пошли, только ладошки спрячь. Они у тебя все еще ледяные…

ПЕРЕСМЕШНИК

Утренний мороз покрывал холодом его кожу и он тихонечко вздрагивал, пытаясь согреться.

Утро раскрывало свои зеницы, освещая усыпанные белым снегом дороги, скрюченные деревья как будто потягивались и лениво смотрели на ещё серое небо.

Ночь отступала к горизонту, а он всё сидел и сидел, рисуя в воображения различные ситуации.

Он был настоящим, хотя другие видели в нем… кого?

Они об этом, конечно, никогда не догадывались, но их почему-то тянуло к нему, как магнитом. Возможно, они узнавали в нем какие-то свои черты, свою манеру разговора, свои вредные привычки, свой шаг…

Он смеялся, когда нужно было смеяться, он молчал, когда чувствовал необходимость тишины, он стеснялся, когда нужно было, он чувствовал так, как им хотелось, чтобы он…

— Скажи мне, я тебе нужен?

Если бы кто-то ответил «да», он с радостью плелся бы за ним чуть в отдалении, с восхищением заглядывая в глубину души, он перенимал, внимал, впитывал в себя как губка какие-то сильные черты, чтобы быть похожим на свой объект восхищения, быть другим. Потом он потерялся в облике, в манере других, тысячах, миллионах. Приобретенные черты доставляли ему удовольствие, ими он кичился перед другими, более слабыми…

По натуре, ещё в детстве, это был храбрый человечек, который стойко стоял на своем и защищал обиженных, потом, перейдя в другой класс, где все должны были бояться, он тоже стал бояться вместе со всеми. Потому что это была такая игра. Потому что так было надо.

Кому надо?

Ему?

Если это такая игра, то нужно знать правила, чтобы в неё играть. Зачем же тогда людей выкидывают на берег моря и заставляют играть в жизнь, не объяснив, что на самом деле делать нужно и нужно ли вообще?

Потом это «нужно» трансформируется, преобразовывается, вырастает в черти что и в итоге мы получаем прогнившую насквозь душонку с алчными глазами и отсутствием проблесков доброты?

Леви говорил, что если есть на самом деле Бог, то он должно быть очень злой?

Только не задавайте сразу вопрос «Почему» и не нужно сразу оправдывать, вспоминать какие-то ситуации…

Опять борьба? Хорошего и плохого? А если плохое есть результат хорошего?

Есть только правила. Правила игры, которые никто не знает. А потом их просто забывают, теряясь в буднях, праздниках, людях

— Какие ещё правила? Ах, правила игры… какой игры, простите? — лихорадочно вспоминая, путаясь в мыслях, в проблемах, закутываясь в них как в прозрачную паутину…

Да и не надо. Вам не надо знать. А я…

Я пересмею вас. Я буду в тысячах лицах, я буду в тысяче глаз, рук, ног, душ…

Потом я снова улечу и расскажу Тому, кто Знает. Быть может Он раздумает играть?

СВОБОДНАЯ!?

Птица, сидящая на жёрдочке, резко встрепенулась, туманным взором посмотрела прямо перед собой и встряхнула головой. Закрыла снова глаза. Казалось, она находится во власти сна и никак не может встряхнуться… Резко распахнула два своих карих окна и с недоумением оглянулась. И снова закрыла глаза, сильно-сильно при этом зажмурившись.

— Как? Не хочу.

— Надо.

— А попозже?

— Чем раньше, тем лучше

— Не хочу. НЕ ХОЧУ!

— Надо.

— …

— Ну что? Проснулась?

— Да.

— С добрым утром

— Какое же оно доброе. Оно скверное.

— Будет доброе.

Птица распахнула глаза и внимательно, словно видя все впервые, осмотрелась.

— А как же дальше?

— Не знаю

— И никто не знает. Я тороплюсь?

— Да нет. Самое время. Пора давно проснуться

Расправила перышки, тихонько потянулась, чувствуя во всем теле истому и какую-то усталость.

— Неужели всё?

— Как видишь.

Приладила перышки. Растерянно оглянулась назад, вытянула правую лапку, потом обессиленно её уронила на жёрдочку.

— Истощена?

— Морально

— Потом. Потом все восстановишь.

— А сейчас?

— Лети!

Птичка судорожно вцепилась в жёрдочку.

— Лети!

Неуверенно подняв правое крыло взмахнула им

— Лети!

Вытянула левое крыло

— Ну лети же! Чего ты ждёшь! Ты здесь никому не нужна! Лети!!!

Робко взмахивая крыльями она медленно взлетела в небо. Покружилась. И упорхнула.

Куда? А этого никто не знает. Свободная? Надолго ли?

Лети же, лети!!! Не падай! Ну не падай же! НЕЕЕЕТ!!

Как и всегда

Долгие гудки звучат в трубке и меня охватывает смутное беспокойство. Нет. Его, наверно, нет. Тогда я разбужу маму и придется извиняться за поздний звонок. Обычно ты всегда сам берешь трубку после первого звонка…

Так и есть. То есть, наоборот, тебя сейчас нет. Тебя нет. Как и всегда.

Сегодня мы сидели в замечательном баре, пили шампанское, запивая его молочной чашкой капучино и я смотрела на веселье присутствующих, сама смеялась с ними и с грустью понимала, что не хватает только тебя. И так всегда. Постоянно. Тебя нет. Ты есть, но ты — отдалённый призрак. Я забыла нежность твоих рук, я забыла твой любящий взгляд, я забыла касание твоего тела моего, я забыла… Может быть я забыла что-то ещё? Что-то ускользающее от меня, проворный лучик, который хочешь ухватить за хвост и прижать, слиться с ним, объять необъятное, взлететь, вспорхнуть… и растаять в желтых лучах восходящего солнца, прижимаясь к твоему плечу.

Когда я говорила тебе об этом, ты обижался, говорил, что вот Ты меня никогда не забываешь и всё — всё помнишь, и обвиняя меня в том, что я всё забыла. Ты говорил, что не живешь без меня, а когда я приезжаю или когда ты летишь ко мне ночным поездом, то черно-белый мир окрашивается разноцветными красками и жизнь втекает в твою душу.