Бесплатный фрагмент - Прикоснувшись к войне

Общероссийское общественное движение по увековечению памяти погибших при защите Отечества «Поисковое движение России»

Любовь Щербина
Прикоснувшись к войне

Редакционная коллегия:

Е. М. Цунаева, кандидат исторических наук, ответственный секретарь Общероссийского общественного движения по увековечению памяти погибших при защите Отечества «Поисковое движение России»

Эта книга — воспоминания командира поискового отряда «Рифей» г. Магнитогорска Челябинской области Любовь Щербины о работе одного из первых отрядов области, созданного в 1988 г., охватывает период с 1993 по 2010 г.

Работа поисковых отрядов — это поиск останков солдат, оставленных на полях сражений в силу разных причин в период с 1941 по 1944 г., когда война велась на территории СССР. Поисковые отряды — это уникальная часть общественного движения России, когда они создавались по личной инициативе и централизованно не финансировались. Это воспоминания и ощущения молодых ребят, мировоззрение которых менялось и формировалось благодаря этой работе, трудной и морально, и физически. Воспоминания автора, которая пришла в отряд сначала простым поисковиком, а потом приняла на себя роль командира. Работа поискового отряда «Рифей» велась в течение 25 лет и продолжается до сих пор в разных районах нашей страны, где велись боевые действия во время Великой Отечественной войны, — Новгородской, Ленинградской, Тверской, Волгоградской областях.

За годы работы были найдены медальоны, по их данным найдены родственники пропавших без вести солдат. Эта книга для тех, кто помнит и хранит в семье память о подвиге своих прадедов и отцов, прошедших через войну. Эта книга о тех, кто в свои 18 лет пал смертью храбрых на полях сражений и был оставлен и несправедливо забыт на долгие 70 лет. Эта книга о тех, кто в свои 18 лет ищет останки солдат и предает их земле со всеми воинскими почестями. Эта книга о войне, которая незримо присутствует в жизни каждой семьи в нашей стране.

Издание может быть полезно тем, кто интересуется историей поискового движения России, историей Великой Отечественной войны, технологией поиска пропавших без вести солдат. Информация, представленная в книге, может стать дополнительным материалом для проведения уроков мужества или мероприятий патриотической тематики.

В книге представлены фотографии, сделанные на местах работы поисковиков, их быта и отдыха. Представлены рисунки, сделанные участниками поисковой работы, а также их дневники, которые велись непосредственно во время Вахт Памяти.

Щербина Л., 2020

ООД «Поисковое движение России», 2020

Эта книга была написана благодаря многим людям. Моим близким и любимым.

Спасибо Погодиной Валентине Алексеевне, что доверила и передала мне поисковый отряд «Рифей».

Спасибо Марине Николаевне Потемкиной за то, что идея с отрядом «Феникс» воплотилась в жизнь. С отличным командиром — Любецким Артемом.

Спасибо всем поисковикам Магнитогорска за ваш вклад в сохранение исторической памяти за вашу бескорыстную работу в тяжелых полевых условиях.

Спасибо тренеру Лисе Крео за «Лидерский» и за вклад в каждого человека.

Ирина Зайцева, без тебя не было бы этой книги. Твоя поддержка помогла воплотить замысел в реальность.

Мама, папа, спасибо, что любите меня такой, какая я есть.

Спасибо моим предкам, выстоявшим в страшной войне, сохранившим любовь и человечность.

Зачем написана эта книга?

«Как мне хочется посмотреть в будущее, пожить без мысли о войне. У всех не выходит из головы война: ложась

спать, люди думают о войне, встают — тоже война.

Папа, мне очень хочется увидеть всех вас. Мне не страшно умереть за Родину, только чтобы вам всем жилось хорошо. Храните память о погибших воинах -героях. Будьте счастливы. Ваша Маруся».

Белкина Мария Афанасьевна, уроженка Кировской области, 1923 года рождения. Добровольцем ушла на фронт. Погибла в январе 1944 г. Ей был 21 год.

Жизнь не стоит на месте. То, что казалось бы невозможно забыть, уходит из памяти. События теряют яркость. А потом и вообще становятся древней историей. События, которые раньше вызывали бурю эмоций, становятся все мельче. А потом и вовсе исчезают. Но есть моменты, когда история вплетает твою судьбу в общее полотно так туго, что обрыв любой из нитей отзывается в тебе почти физической болью. И ты чувствуешь сопричастность к тем картинам, к тем судьбам, которые, по логике вещей, должны были давно уйти в далекое прошлое.

Войны тоже забываются. Но не в этом случае. Не с этой… войной.

Мне бы хотелось, чтобы о нас знали как можно больше людей. О нашей работе, насколько она важна для каждой семьи. И что мало кто берется за нее. А еще, нам за это не платят. И, чаще всего, Вахта Памяти — это отпуск за свой счет.

Если вы ничего не слышали о работе поисковых отрядов, то верю, вам будет интересно прочитать эту книгу. Эта та страница о войне, которую не включат в учебники. Почему? У вас появятся варианты ответов, когда прочтете эту книгу.

В этой книге вы не найдете точных исторических фактов или их опровержений. Здесь даже не будет строгого хронологического повествования от Вахты к Вахте. Это часть моей жизни, так как она помнится мне. Более яркие воспоминания кажутся недавними, остальное вроде бы было давно. И есть картины, о которых я помню каждый день, а иногда они мне даже снятся.

Это история моей войны, моей причастности к ней. Моя судьба была вплетена в эту картину еще моими прадедами, воевавшими и, слава богу, вернувшимися ранеными, но живыми. Но не всем моим родным так повезло.

Простые люди, выбравшие смелость идти и делать.

Будьте смелыми!

Об авторе. Обо мне

Я родилась в СССР, в эпоху 70-х. 80-е — школа, институт — в 90-е. Переход в новое государство — Россия. Работа — начало в 2000-х.

В школе — октябренок, пионер. Вера в мощь своей страны. Жалость к бедным африканским детишкам. Презрение к капиталистам, думающих только о себе и о деньгах. Гордость, что в войне победила наша страна, гордость за каждого солдата, защитника Родины.

Я очень любила фильмы о войне. Их показывали часто, особенно весной. Черно-белые, они не были страшными, там не было смакования ужасов войны. Судьба солдата там показывалась так, что даже ребенок мог понять, что это великий подвиг — спасать Родину. И какое огромное зло — фашизм, когда убивали мирных жителей и не щадили никого. И было ясно с детства, что это не может повториться. Нельзя найти людей в нашей стране, кому нравятся гитлеровцы, как я думала тогда. И фашистом в игре в войнушку никто не хотел становиться.

Что немцы тоже люди, я открыла для себя только в институте, прочитав книги Эриха Марии Ремарка. Тогда я поняла, что война — это трагедия обеих армий, простых солдат. И что немцы — не все фашисты, или нацисты. И преимущество моральное у тех, кто защищает свой дом. И нет, наверное, оправдания, если ты захватчик.

Помню, на каком-то празднике, еще в детстве, когда собрались все родственники, я услышала, что мой дядя в армии и не дай бог его отправят в Афганистан. Я встряла во взрослый разговор, сказала, что это же здорово — повоевать, стать героем. За что получила длинную тираду в свой адрес от всех тетушек. И запомнились слова как причитание: «Не дай Бог!». Тогда я так и не поняла, почему женщины так всполошились. Что я плохого сказала? Это же почетно — воевать за свою страну. Поняла я все, конечно, уже гораздо позже. Нашей семье повезло — у нас никто нигде не воевал после Великой Отечественной войны.

В то время я очень жалела, что не могу пойти на военную службу. Носила очки, была маленького роста. Не брали девчонок в армию, если только на бумажную работу. А мне хотелось быть настоящим бойцом, умеющим стрелять, правильно бежать, выигрывать бой у врага. Хорошо, что не получилось.

В девяностые годы я училась в институте. Это был настолько свой мир из учебы и общения с друзьями, что отголоски реальности почти не доходили до меня. Деньги на жизнь присылали родители, очень помогали мне, поэтому стипендия не была единственным источником пропитания. Покупать-то было и нечего тогда.

Помню, правда, шоколад появился в свободном доступе — «Рот Фронт». Я его покупала плитками и съедала сразу всю плитку, почти каждый день. Ни с кем не делилась. Почему-то из этого времени воспоминания больше гастрономические, о том, как в магазинах появились те продукты, о которых мне только мама рассказывала. Глазированные творожные сырки, например. Я все детство пыталась представить, какие они. А попробовала только после института. Как интересно было разглядывать витрины первых ларьков…

Все политические события 1991 г. или 1993 г. в стране, в Москве не оставили большого следа, особых воспоминаний. Было не очень интересно смотреть новости по телевизору, где всего три канала и нет пульта.

Потом начались Чеченские войны. И война проникла в наши разговоры, обсуждения. Старшие братья однокурсников начали попадать в зону боевых действий. Никто не говорил напрямую, но рассказывали ужасные вещи. Кто-то привозил даже кассеты, которые захватывали у боевиков. Я их не смотрела, страшно. Тогда я не задумывалась, сложно было решить — а наши солдаты там, кто они? К какой категории их отнести.

9 мая перестали праздновать так, как в детстве. Не было больших демонстраций, не было ощущения праздника. Людям стало не до этого. среди моих знакомых, ровесников, я даже слышала фразу: «Лучше бы немцы победили, жили бы как в Германии». Я смотрела на таких людей и мне хотелось плакать от бессилия, от невозможности донести простую мысль: «Жили бы как в Германии сами немцы, а остальные потеряли бы жизнь и свободу навсегда». Хотелось архивные фото с войны показать или документальные фильмы о судьбе белорусских деревень или Ленинграда.

Уже тогда была моя первая Вахта в 1993 г. и все последующие, ежегодно, на протяжении 25 лет. Было по-разному. Когда мы искали деньги у предпринимателей в конце 90-х, то почти все сказали — нет, нам нет до этого дела. Кроме одного человека. Который оплатил нам билеты, сказав, что его дед погиб под Сталинградом и это дело чести. Спасибо тебе, Владимир…

После института я поработала два года в школе — в 1996–98 гг. Как раз в тот момент, когда учителям не платили зарплату, а мой оклад был 200 руб. Уже и не помню, сколько это в современном исчислении. Мне нравилось быть учителем, хотя и было тяжело. Нет, не с детьми, а в самой школьной системе. И на Вахты весной меня, конечно же, не собирались отпускать. Учебный процесс нарушать никому нельзя. Тем более молодому учителю.

Я уволилась, мне предложила работу в системе дополнительного образования Погодина Валентина Алексеевна, тогда начальник отдела краеведения тогда в Станции детско-юношеского туризма. Директором был Талызов Сергей Николаевич. Зарплата была такая же небольшая, как и в школе. Но рамки гораздо мягче. На Вахту я могла уже ездить совершенно официально.

Много времени прошло — я сменила профессию, получила второе высшее — экономическое образование. Стала бизнес-тренером. Так или иначе я вернулась к преподаванию, только теперь помогаю взрослым людям расширять свои возможности. И мне это очень нравится.

При поиске работы одним из условий сотрудничества была моя просьба — отпуск каждый год в апреле–мае на три недели для поездки на Вахту Памяти. Иначе никак.

Сейчас у поисковиков появилось современное снаряжение, палатки, металлоискатели, теплые спальники, навигаторы. Появилась возможность ездить в разные районы страны по приглашению других отрядов.

На государственном уровне теперь существует «Поисковое движение России», которое объединило все отряды, работающие на территории нашей страны. Только в Челябинской области более тридцати поисковых отрядов. Есть собственный общероссийский сайт и федеральное финансирование. То, что раньше было работой нескольких десятков отрядов энтузиастов, теперь представляет собой объединение многих тысяч людей, которым не все равно, что стало с пропавшими без вести солдатами, героями без места упокоения.

За плечами — 25 лет моей поисковой работы, но ответ на главный вопрос у меня так и не появился.

Почему в стране-победительнице солдаты брошены, и их до сих пор тысячи на местах боев?

Поисковики делают все возможное, чтобы успеть восстановить имена солдат. Поэтому неизменно одно в моей жизни — каждый год, весной, в одно и тоже время поисковое объединение «Рифей» города Магнитогорска на Вахте Памяти. Каждый год, на протяжении уже четверти века.

Моя первая Вахта

Вахта Памяти, апрель-май, 1993 год,

Новгородская область, Старорусский район, д. Омычкино. Командир отряда Погодина Валентина Алексеевна.

Едем через Москву проездом. Первое, что я делаю в Москве, на Казанском вокзале покупаю дорогущую мороженку, «Лакомка» называется. Это такая трубочка — внутри мороженное, снаружи глазурь, завернута в фольгу. Я об этом так давно мечтала! Кроме стандартных стаканчиков и вафельных брикетов я ничего другого из мороженого не пробовала. Но съев половину, понимаю, что наелась, оно слишком жирное и большое для меня. Но выкинуть рука не поднимается. Пришлось бегать по всему отряду и уговаривать кого-нибудь, чтобы доел эту вкуснейшую мороженку. И после этого я как-то озадачилась. В моем представлении, каждое новое мороженое должно быть вкуснее предыдущего.

До следующего поезда успеваем сбегать в «Лужники». Это самый большой стадион в Москве. Зачем? Это был самый популярный вещевой рынок в Москве. И самый доступный по цене. Хотя денег все равно у меня не было, походить, посмотреть на разнообразие вещей было интересно. Хотя я очень быстро утомляюсь от такого обилия выбора и разнообразного народа. Помню, что даже зайти на рынок, нужно было чуть ли не в очереди стоять, так много было желающих попасть в «Лужники». И знаменитые клетчатые сумки «челноков»! В таком количестве, я их больше никогда не видела. Люди с рынка выходили увешанные ими.

На Красную площадь мы тоже ходили. Ни у кого тогда не было фотоаппаратов. Даже теперь не могу понять, на что мы время тратили, если сейчас большая часть времени уходит на поиск удачных мест для фотографирования, лучшего ракурса и ожидания момента, чтобы в твой кадр никто не попал, пробегая перед наведенным объективом.

Поезд Москва — Великий Новгород уходил вечером, мы так его ждали, потому что, нагулявшись по Москве больше 8 часов, сил радоваться новым впечатлениям уже не было. Как только погрузились в плацкарт, весь отряд сразу уснул.

В Старую Руссу мы приехали рано утром, в 4 часа. Нас встретили ребята из местного поискового отряда «Память» на большой грузовой машине ГАЗ 66.

Потом часа два мы сидели в школьном подвале-подсобке, мерзли, ждали рассвета и читали технику безопасности. И даже смеялись над некоторыми пунктами, такими нелепыми они нам казались. Конечно, никто из нас в военном лесу не был и не понимал, насколько эти правила важны и точны в формулировках. Я тогда и представить не могла, что через пять лет эту технику безопасности я буду долбить каждому по сто раз на дню, лишь бы убедиться, что до человека дошла вся серьезность работы в лесу, нашпигованном боеприпасами. И если этого огонька разума я так и не видела, то человек на Вахту просто не ехал.

Когда окончательно рассвело, мы погрузились в машину и поехали в лес, еще километров 50 от Старой Руссы. В машине было холодно и пыльно. На проселочной дороге меня бросало из стороны в сторону, я постоянно стукалась спиной о жесткую спинку лавки. Странно было осознавать, что едешь неведомо куда и не знаешь, что увидишь в конце пути. Когда грузовик остановился, то я увидела берег речки, заросший кустарником, поле и забор ближайшего деревенского дома. Лагерь мы поставили на окраине деревни Омычкино, на берегу ручья, притока реки Ловать. С нами расположился и местный отряд из Старой Руссы. Их было много, почти 20 человек, все школьники. Мы сразу подружились с нашими проводниками, ребятами постарше. Виделись потом каждую весну много лет подряд, пока мы не сменили район поиска, а ребята не ушли в армию, потом обзавелись семьями, работой. Выезжать на Вахту могли редко, и то на выходные.

Мои первые дни на Вахте — это большая усталость от ходьбы пешком по пересеченной местности. Первые два дня мы ходили на разведку, но ничего найти не удавалось. Было очень жарко и душно в лесу, весна была в разгаре и непривычно для нас, жителей Урала, теплой. Днем в апреле 1993 г. было выше 20 градусов тепла.

Вечера были теплые, мы сидели у костра на берегу речки, играли на гитаре, пели песни Виктора Цоя, Высоцкого. Юлия Трифонова и Рамиль Ишматов были звездами нашего отряда каждый вечер. Я эти песни помню наизусть до сих пор. Военные песни пели без гитары, аккомпанементом служил треск костра и тихий плеск воды у берега реки. Было просто представить, что во время войны, в моменты тишины, солдаты могли вот так спокойно отдохнуть у костра. До следующего боя.

Решили сменить направление поиска и пошли на третий день в другой район леса. Появилось разнообразие — мы шли не просто по лесу, а через болото, больше 3 км. Это было настоящее болото, когда наступив мимо кочки, можно было оказаться по пояс в апрельской холодной воде. Или попав в глубокую грязь, вытащить ногу без сапога. Хорошо хоть не было страшных трясин, которые могли утащить тебя на дно, как в фильме «А зори здесь тихие». Конечно, мы были не готовы к такому длительному и трудному переходу, поэтому придя на место работы, уже чувствовали себя уставшим, как после долгого рабочего дня. Сказывалось отсутствие привычки ходить пешком, все-таки городские жители.

Почему я оказалась здесь? Как так случилось, что это стало поворотным моментом в моей судьбе? Это не случайность, я думаю. Просто это еще раз доказывает, что люди и их щедрость — главный двигатель в жизни. Юля Адаева, отдельное тебе спасибо, что ты рассказала мне о Вахте, что есть возможность поехать и узнать что-то новое для себя. Это не были пафосные слова или чувство долга. Это было сказано просто — умеете копать, тогда вы нам подходите. Понимала ли я тогда, что я увижу и что предстоит делать? Нет, конечно. Совсем не представляла.

То, что пришлось увидеть в тот день на Вахте, потрясло меня до глубины души. Поляна, усеянная человеческими останками, видными из-под дерна. Каски, ржавые гранаты и патроны. Эта картина — последствие кровопролитного боя за эту часть родной земли. Подснежники, свежая, молодая трава. Птицы поют. Мирно шумит ветер. Похоронить солдат было некому или некогда. Поэтому солдаты лежали так, как застала их смерть. С раскинутыми руками, навзничь или глазницами вниз. За 50 с лишним лет на останки падала листва, пробивалась каждый год молодая трава, получился дерн высотой 20 см. Но так как почва болотистая, то земля под останками солдат постепенно вымылась, дерн опускался, и обнажились останки. На поверхности их высушил ветер и солнце, и они начали белеть среди серой прошлогодней травы и весенних подснежников. Но пугает даже не это. А то, что останки лежат сплошным слоем так близко, что боишься наступить на них. И землю при раскопках непонятно в какую сторону выкидывать, можно засыпать рядом лежащего солдата.

Первые найденные железки не пугают. В первом же раскопе я нахожу неразорвавшийся минометный снаряд. Пока копала, стучала по нему саперной лопаткой, пока не подошел местный поисковик и не объяснил мне, что лучше так не делать. Я не испугалась. (Если честно, то испугалась я гораздо позже. Под Ржевом в 2010 г., когда перенося все те же минометные снаряды мелкого калибра, мне вдруг стало очень страшно. Показалось, что они сейчас взорвутся у меня в руках. Просто. Без причины, только от движения. Убежать хотелось и все бросить. Просто огромный страх. Из ниоткуда).

Собирая останки, я ничего не чувствовала. Был только один вопрос: Как же так? Меня учили, я в книгах читала совсем о другом. Я гордилась нашей армией, стояла в парадном карауле у Вечного огня 9 мая, смотрела по телевизору военный парад на Красной площади. Пела военные песни, плакала, когда военные фильмы смотрела. Или когда читала уже разрешенные в девяностые книги о войне. В. Гроссман «Живые и мертвые». Мы же победили врагов, пусть и большой ценой потерь! Почему же солдаты до сих пор здесь? Их много, они на каждом метре земли, в глухом Новгородском лесу. До ближайшей деревни больше 10 км. Что они здесь защищали?

И вот тогда я впервые услышала о Рамушевском коридоре. О котором не было ни строчки в школьном учебнике истории.

Историческая справка

Немцы попали в окружение под г. Демянском Новгородской обл. в январе 1942 г. которое они прорвали в апреле 1942 г. с помощью элитных частей СС в районе деревни Рамушево. По Рамушевскому коридору, длинной 40 км и шириной от 2 до 10 км немцы вывозили раненых, угоняли жителей в Германию. Коридор шел через болота. Дорогу из бревен через трясины прокладывали пленные. Наши войска пытались закрыть коридор любой ценой. Им удалось вынудить немцев отступить лишь в феврале 1943 г. По официальным данным, потери немцев — около 100 тыс. человек, советская армия потеряла около 120 тыс. человек.

Разговаривать не хотелось. Ни во время работы, ни в лагере за ужином. Тогда впервые я осознала, что такое смерть на войне. И как мало стоит жизнь. И много новых вопросов, на которые до сих пор мною не найдены ответы. Хотя теперь как командир я сама слышу эти вопросы от новых поисковиков. Но мне нечего им сказать.

Самый главный вопрос тогда был для меня, как с этим знанием жить? Уже не сделать вид, что я не знаю, что останки солдат брошены в лесу. Если бы не мы, упорно шедшие по болоту много километров и работавшие допоздна, то этих солдат никто не нашел бы. Нет смысла искать виноватых или надеяться на других. Есть только лес и болота. Поляны, за которые гибли сотни разом.

Потом я научилась спокойному отношению к останкам. В раскопе мы говорим о них «поднимаю бойца, поднимаю солдата». Не кости, а человека. Это люди, у которых были и есть родные, которые ничего не знают о судьбе отца, деда. И никогда, скорее всего, не узнают. Но знаем мы, поисковики. Знаем, где и за что они погибли. Будем помнить об этом всегда, пока живы. Наверное, так правильно.

На Вахте 1993 г. совместно с отрядом из Старой Руссы мы подняли более 300 бойцов. Медальонов найдено не было. А значит, живые все таки были и документы собрать успели. Может даже в похоронках потом указали в штабе, что эти солдаты якобы похоронены в 5 км от ближайшей деревни в братской могиле.

Тогда я узнала, как ведется подсчет поднятых останков. Нужно, чтобы были найдены большие берцовые кости и максимально весь скелет человека, если позволяют условия. В Новгородской области кости позвоночника или ребра почти невозможно найти. Они рассыпаются в руках из-за постоянной сырости. Череп часто бывает разбит или разрушен временем и по нему тоже нельзя определить, сколько найдено человек. Поэтому остаются самые крупные кости. Если найден медальон, то останки солдата пакуются в отдельный мешок, на случай, если будут найдены родственники.

Вы можете представить себе останки 300 человек? Я тоже не могла этого представить до мая 1993 г.

Большинство убитых были с той поляны, которая стала отправной точкой для меня как поисковика. Больше никогда в моей работе я не была на местах, где в таком количестве были бы оставлены павшие солдаты, как в Рамушевском коридоре, о котором нет ни строчки в учебнике истории.

Философская

Что я делаю на этой Земле? Чем занимаюсь, к чему стремлюсь? Почему трачу время именно на эти дела, а не на другие? Чего хочу?

Есть категория людей, и я себя к ней отношу, которая панически избегает рутины. За возможность узнать что-то новое, многое готова отдать. Хочется сделать что-то значимое, важное, что до тебя никто не делал. Могу ли я, один человек, что-то изменить в истории, повлиять на судьбу других людей или целой страны? Ради этого можно пожертвовать комфортом, отпуском, личным временем. А иначе, зачем что-то делать, если нет изменений?

Пропавшие без вести солдаты смогли ли изменить ход истории, выиграть войну, победить?

Государство не может оперировать малыми цифрами, оно мыслит миллионами. Зачем миллионам имена? Почти 30 млн погибших, из них почти 3 млн пропавших без вести. Иногда эту цифру произносят с мрачной гордостью. Странно, да?

Значимы ли эти люди? Конечно, ответит каждый. Они же герои, воевали за наше будущее. Но если так, то возникает вопрос: «ПОЧЕМУ ЭТИ ЛЮДИ ДО СИХ ПОР НЕ ПРЕДАНЫ ЗЕМЛЕ СО ВСЕМИ ВОИНСКИМИ ПОЧЕСТЯМИ?» Почему у этих людей нет имен? Почему у их родственников на руках извещения, что человек пропал без вести, и о его судьбе ничего неизвестно? Почему уничтожались архивы, почему документы до сих пор засекречены?

Эти люди погибли зря, ничего не изменив в ходе войны? А ведь ученые говорят, что каждый человек уникален настолько, что твой двойник может появиться лишь через 50 млн вариантов. Мы потеряли почти 30 млн уникальных личностей. И лишили имен из них почти 3 млн.

Получается, что на словах почести возданы, памятники поставлены, по факту — почти в каждой семье есть пропавший без вести, лежащий на поле боя, в безымянном братском захоронении, которого еще можно найти. Найти медальон, прочитать строки, написанные 70 лет назад.

Нужно лишь очень сильно этого желать и искать, понимая, что именно этот поиск и есть лучшая благодарность людям, средний возраст которых был 20 лет. Они, может быть, наивно верили, что о них не забудут, как и о войне, которую они выиграли. И они верили, что мы сможем назвать их ПОИМЕННО, а не одной формальной фразой о героях войны, пропавших без вести.

Так может ли человек, один человек, решить исход войны?

Вахты Памяти с 1994 по 1998 год

Новгородская область. Поисковый отряд «Рифей» г. Магнитогорска.

Командир Погодина Валентина Алексеевна

На Вахте 1994 г. наш отряд стоял в районе деревни Присморжье Новгородской области, рядом с территорией Рамушевского коридора. Работали на своеобразном острове. Весной разлив рек отрезает этот участок от Большой земли. Сначала находили самое узкое место разлива и строили переправу из трех бревен. Длина переправы — пять шагов, но когда идешь по уходящим под воду бревнам, секунды тянутся очень долго. Пару раз некоторым пришлось все-таки принять холодный душ.

Сам остров песчаный. Видно, что до нас здесь поработали «черные копатели», или, проще говоря, мародеры. Они выкопали оружие из окопов, а останки разбросали вокруг ям. Это в какой-то степени, облегчает нам работу. Не надо рыть шурфы на всю глубину окопа, все кости лежат в отвалах. Перебираем песок и начинаем находить останки. Первыми находим останки женщины, сохранилась длинная коса. Несколько бойцов я обнаруживаю в стороне от окопов, достаточно далеко. Решаем полностью прочесать остров, чтобы убедиться, что никого не оставили, не пропустили.

Проходя вдоль берега, замечаем небольшую одиночную воронку. Остров почти не обстреливали, воронок от снарядов и мин практически нет. В найденной воронке я вижу неразорвавшийся авиационный снаряд. Он зарылся в песок неглубоко, на полтора метра и пролежал здесь 50 лет. Ждал своего часа. На другом берегу, в метрах 500, наш полевой лагерь.

Валентина Алексеевна Погодина, командир поискового отряда «Рифей», сообщила саперам о нашей находке.

Вечером, во время ужина, приходят суровые бородатые мужчины в тельняшках и сообщают, что у нас есть 5 минут, чтобы укрыться в ближайших окопах, оставшихся с войны, за лагерем. Потому что сейчас будут подрывать авиационный снаряд. Ужин прерван, но неиспорчен. Никто из нашего отряда не видел и не слышал, как взрываются бомбы. Проходит минута, все с напряжением ждут. И от любопытства хочется поднять голову из окопа, чтобы посмотреть. И вот земля содрогнулась подо мной, взрывная волна отдалась в груди, в ушах. Слышно, как полетел осколок, задевая деревья. Эхо еще очень долго разносит гул взрыва. И, кажется, что лес испуганно ждет. Неужели опять началось?

Возвращаемся в лагерь, ожидаем увидеть следы от осколков. Но саперы — профессионалы, взрыв был направлен в противоположную сторону. Впечатлений — море, все делятся своими ощущениями. Сходимся в одном, что после взрыва яснее стали представлять, что значит бомбежка, артобстрел, если такие разрушения и звуки несет единственный снаряд.

Позже на другой Вахте в Новгородской области мне пришлось работать в авиационной воронке, которая была диаметром с хорошую площадь. Чтобы дойти до дна, пришлось выкладывать бревнами ступеньки вниз.

В 1995 г., в Новгородской области в Старорусском районе поднимали воронку, где было 20 бойцов. И эту воронку местные жители превратили в мусорку. До ближайшего забора было 15 метров. Рядом тропинка, по которой местные жители ходили годами, попутно кидая мусор в яму. Неужели никто из тех, кто был в деревне во время войны, не мог организовать подъем солдат или хотя бы знак поставить этим погибшим за их деревню бойцам. Мы тогда за два дня зачистили воронку. И потом поминали прямо там. Это я сейчас понимаю, почему Валентина Алексеевна тогда не останавливала нас. Нам было по 20 лет, нам никто не мог объяснить, почему так происходит, оправдаться было нечем перед погибшими бойцами — солдаты были ведь найдены не в глухом лесу, а почти у порога жилого дома. Я помню это ощущение бессильной злости. Не знаю к кому. Останки солдат перенесли на ближайший воинский мемориал и похоронили со всеми воинскими почестями. Медальонов найдено не было.

Сейчас я уже спокойней отношусь к тому, что останки могут быть рядом с деревнями. Я не имею права судить людей. Я понимаю, что после войны некому было этим заниматься, не было сил и было страшно все это видеть. Я осознаю, что не могу себе представить и десятой доли той разрухи, в которой жили люди после войны.

Потом я узнала, как поиском останков занимаются немцы. Как они переносят свои военные захоронения из каждой деревни в Новгородской области. Укрупнение захоронений — так это называется.

Они сначала снимают дерн. Скатывают его, как ковер, не выбрасывают. Потом проводят эксгумацию по всем правилам. У них есть архивные списки, и понятно, где какой боец лежит. Потом уже пустую яму засыпают землей и сверху укладывают дерн. И нет следов, кроме ровных бровок, где разрезалась земля. А если надо, то и фундамент деревенского дома поднимут аккуратно.

Немецкие ветераны, когда приезжают на места боев, знают, где есть крупный воинский немецкий мемориал. Есть куда цветы положить. В этот момент становится ясно, что в войне нет врагов, есть такие же несчастные люди, которых вынуждали воевать, в большинстве случаев. И по прошествии десятилетий у них остается только возможность положить цветы. На оба воинских захоронения.

Там же, в Новгородской области, я видела собственными глазами на одной из полян рукотворный памятник, созданный поисковиками. Звезда, выложенная из касок наших солдат. На этом участке Рамушевского коридора, мы поднимали и поднимали солдат в течение нескольких лет. И звезда неумолимо росла из года в год. Каски только прибавлялись — лучи расходились вширь по поляне. И цветы, подснежники, прорастали сквозь пробитые каски.

А еще на первой же Вахте появляется чувство незавершенности, которое не оставляет меня в течение года, до следующей Вахты. Знаю, что могли кого-то не найти. Не пройти вглубь на лишний метр, не прокопать вниз еще на штык лопаты или корни деревьев помешали. Успокаиваешь себя, что все нормально, понимаешь, что каждый метр леса проверить невозможно. Но от этого чувства незавершенности все равно никуда не деться. До следующей Вахты, каждый год.

Моя первая командирская Вахта

Вахта Памяти, 1998 год, Новгородская область, д. Мясной Бор

В 1998 г. я стала командиром поискового отряда «Рифей». Сейчас я точно не помню, как и когда мне об этом сказала Погодина Валентина Алексеевна. Теперь я понимаю, что это был поворотный момент в моей жизни.

Это было до дефолта в августе 1998, но финансирования и так почти не было. Все сделала в тот сезон Валентина Алексеевна Погодина сама. Я и не знала, с чего начинать, что меня ждет. И как деньги искать, и как отряд набирать. Поездка была в Новгородскую область. Все началось с базового лагеря местного объединения «Долина» в д. Мясной Бор. Тогда я впервые познакомилась с Бородачевой Людмилой Алексеевной, руководителем поискового объединения «Долина».

Тогда я даже не знала историю того места. Где в то время можно было взять информацию? Сейчас сложно представить, но тогда у меня не было ни компьютера, ни тем более Интернета. Книг о трагедии 2-й Ударной армии в свободном доступе не было. Я знала, что это армия Власова, и он предатель. Что значит и солдаты тоже предатели. Я не представляла вообще, какого масштаба события произошли там.

Потом я, конечно, много читала об этой трагедии. И есть у меня ощущение, что эту армию предали с самого начала, не продумав ход операции. А потом предали второй раз, когда бросили непохороненными сотни тысяч солдат, которые предпочли плену борьбу до конца. Есть сборник воспоминаний участников и очевидцев Любанской операции «Трагедия Мясного Бора». Книга была издана к очередному юбилею в 2005 г.

Читать без слез эти воспоминания просто невозможно, приведу в пример цитату: «Авторы книги смогут считать выполненным свой долг перед павшими, если им удалось отразить обстановку боев на Волхове в первой половине 1942 г. Стереть тень клеветы с героев и мучеников 2-й Ударной армии первого формирования и оставить след в отечественной военной истории. И. Иванова». «Молодежь из поисковой экспедиции „Долина“ знает, что павших здесь намного больше. Что только на трех воинских кладбищах между Мостками и Мясным Бором погребено почти 100 тыс. человек».

Но обо всем этом я узнала гораздо позже.

Моя первая командирская Вахта 1998 г. — это переживания совсем другого характера оказались, чем были, когда я была просто поисковиком. Командир контролирует, чтобы продукты были, и денег хватило, чтобы работа была и саперы рядом. Чтобы никто не заболел или травму не получил. Заполняет отчеты и ведет подсчет останков солдат. Отвечает за подготовку останков к захоронению и участие отряда в официальных мероприятиях 8–9 мая. Контролирует, чтобы в Москве никто в метро не отстал и не заблудился. Вот такие обязанности у командира, как оказалось. И потом еще появилось чувство одиночества, которое было на всех Вахтах, пожалуй. Где-то сильнее, где-то меньше. Командир — он один в принятии решений, даже если советуется с отрядом, и бесконечное волнение за каждого, кто рядом с тобой. И расслабляться нельзя. До самого приезда домой.

Есть мой дневник первой командирской Вахты. Перечитывая его через 15 лет, я понимаю, что я ощущаю события точно так же, как и в момент написания дневника. Ничего не изменилось.

Я, оглядываясь на ту Вахту, изменила бы только одно — я бы не выбрала этот фронт работ. Я бы хотела начать с поиска действительно не найденных солдат. Побывать в Долине смерти. Я думаю, мы бы справились. На тот момент мне было 24 года, за плечами уже было шесть Вахт.

Дневник Вахты, 1998. Командир отряда «Рифей» г. Магнитогорска, Щербина Любовь

День первый. 28 апреля

Поезд прибыл на станцию Мясной Бор в 7 утра. Стоянка 1 минута. Но мы, переволновавшись, успели выгрузиться, наверное, за 30 секунд. Наш отряд был не единственным ранним гостем. На этом же поезде прибыл отряд из Тюмени — 15 человек и из Татарстана — 4 человека. В базовом лагере нас уже ждали начальник штаба экспедиции «Долина» Бородачева Людмила и ее заместитель Лариса. Как обычно, была прочитана техника безопасности и правила работы. Все расписались в бланках.

Базовый лагерь выполняет функцию координации и организации работ поисковых отрядов. До нас уже прибыло 27 отрядов, мы — 28-е, и после нас еще подъехало 9 отрядов. После оформления всех документов встал вопрос, на какую работу нас направить. В Мясном Бору тогда было два вида работ: поиск на местах боев или поднятие госпитального захоронения для зачистки местности, где в будущем пройдет современная автомобильная трасса. Волею судьбы и начальника базового лагеря наш отряд был направлен не в общий лагерь (более двадцати отрядов), на поиск верховых останков или воронок, а в отдельный, состоящий из трех отрядов, которые занимались поднятием госпитального захоронения.

Когда добирались до лагеря, мы заблудились. Выяснилось, что шофер первый раз на этой дороге и не знает куда ехать. И мы тоже не знаем, нам не объяснили. Водитель из кабины выходит, подходит к кузову, где мы сидим, и нас спрашивает, направо или налево поворачивать. Прямо богатыри на распутье. Нам очень повезло, что к нашей машине вышел курсант из Можайской академии, который за дровами ходил. Он нас к лагерю и провел. Как потом оказалось, только в нашем отряде были девушки. И это произвело прямо фурор в базовом лагере. Все начали почему-то бегать. Мужчины — военные бросились по палаткам приводить себя в порядок. Меня так это тогда поразило. Офицер не допустит, оказывается, чтобы его увидела женщина небритым. И потом в течение всей Вахты военные были всегда гладко выбриты.

Познакомились с нашими соседями: отряды из Саратова, Валдая, Санкт-Петербурга и Можайской академии. Вечером, когда мы отдыхали после установки лагеря, поисковики возвращались с работы очень грязные и измученные. Сказали, что подняли 5 человек. Мы удивились. Всего? Так мало? Мы привыкли за прошлые Вахты поднимать в день иногда по 20–25 человек. Может дело в неопытности? Но мы, как показали дальнейшие события, просто не знали, что за работа нас ждет. Наш отряд не привык глубоко копать, работали всегда по верховым, самым трудоемким были воронки. Эта Вахта научила нас, как надо работать на госпитальных захоронениях.

День второй. 29 апреля

Первый рабочий день. Подъем в 8 утра. Завтрак уже готов, благодаря нашей бессменной дежурной и завхозу Ирине Ивановне Истоминой. До места работы — 10 минут. В 9 часов мы уже на месте. Нам определяют территорию. Сначала снимается дерн, вырубаются корни деревьев. Потом начинается глина и вода. До останков надо копать 1,5 м. Саперка становится бесполезной и неподъемной, глина с нее просто соскальзывает.

Дальше работаешь руками. И каждые 15 минут вычерпываешь воду. Но до конца ее не вычерпать, поэтому весь день стоишь почти по колено в холодной весенней воде. В этот день начали пять шурфов. Два оказались пустые. Один — одиночное захоронение, два братских. Вы можете мне поверить, чего нам стоило поднять одного человека в этот первый день работы.

День третий. 30 апреля

Подъем в 8 часов. Вставать очень тяжело, сильно болит спина, и что интересно, болят пальцы, ложку держишь с трудом. В 9 часов — мы на месте. Все вырытые вчера шурфы заполнены водой полностью. Около часа тратим на вычерпывание воды. Потом ищем ветки деревьев, чтобы укрепить дно ямы, глина сильно засасывает, можно остаться без сапог. Грязь ведрами тоже выкидываем. Дно шурфа можно определить сразу. Там идет уже материковая твердая земля. Начинаем копать еще два шурфа. Место выбрали удачно, сразу же попали на центральную часть останков. В одном раскопе был один человек, в другом — двое. Из больших ям пока подняли по 5–6 бойцов. Работать тяжело.

Стоит жаркая погода, в лесу очень душно и влажно. А работать приходится в плотных брезентовых спецовках. И когда наклоняешься в глубь шурфа и выдыхаешь, то изо рта идет пар. Там вечный холод. В 14 часов — перерыв на обед. Плетемся в лагерь, вяло кушаем и падаем в палатки спать до 15.30, потом опять на работу до 19. В этот день мы подняли 3 человека. Вечером идем купаться на реку Волхов. Глина въелась в кожу, и получился оттенок легкого загара. Вода холодная, но спасает яркое солнце. После освежающего купания чувствуем себя намного бодрее и веселее. В гости на ужин приходят валдайцы. Их руководитель Володя рассказывает нам о родном городе, заповедниках. Мы, в свою очередь, хвастаемся Магниткой. Валдайцам в работе везет больше — они подняли уже 15 бойцов и нашли три медальона. Но у них в отряде одни мальчишки, а у нас — два парня и три девушки. Посидели у костра, попели песни под гитару. Но уже нестерпимо хочется лечь. Болят все кости. Прощаемся и «ползем» спать.

День четвертый. 1 мая

В честь праздника в этот день решили закончить пораньше, но работать без обеда. Порядок работы все тот же. Начинаем еще один раскоп. Из него будет поднят один человек. Валдайцы опять находят медальон. Мы в тайне им завидуем. Вечером, после работы, хотели устроить первомайскую демонстрацию отрядами или объявить конкурс патриотической песни. Но отличилась академия. Они работали на этой Вахте еще и в качестве саперов. Эту роль выполнял офицерский состав. В их работу входило обезвреживание и подрыв найденных снарядов, мин, гранат. Офицеры, взорвав найденное за день, таким образом, устроили нам что-то вроде праздничного салюта. Не видно, зато, очень слышно.

День пятый. 2 мая

Из больших шурфов поднято в общей сложности 12 бойцов. Все силы брошены туда. Был найден компас и остатки шинели, что случается редко. Компасы были только у командиров. Почему похоронен не отдельно — странно. После работы все проходят жесткий массаж, которым всех спасала Истомина. К боли в спине все уже привыкли. Но сидеть долго все равно тяжело. Готовим парадную форму к завтрашнему торжеству.

День шестой. Торжество

В этом году исполнилось 10 лет поисковому объединению «Долина» Новгородской области. На юбилей приехало около 40 отрядов. Усилиями всех поисковиков за эту Вахту было найдено и захоронено 762 бойца.

На следующий день мы уезжаем домой. Сделано не мало, поднято 25 бойцов. Но самое главное даже не это — а то, что мы везем в Магнитогорск текст прочитанного медальона нашего земляка, который погиб на новгородской земле. Его нашли поисковики из Новгорода. Очень редко встречается текст, читаемый через 55 лет после написания. На этот раз у нас есть реальный шанс найти родственников этого бойца и сообщить им, где он погиб и где теперь похоронен. Это Шамарин Михаил Алексеевич.

Что не вошло в дневник той Вахты

Родителям не читать

Нашему отряду выпало счастье присутствовать на одном из занятий по саперному делу. Его проводили офицеры Можайской академии для своих курсантов. Это было плановое занятие и его не отменили даже в дождь. В этот день с работы мы вернулись до обеда из-за дождя, и чтобы не валяться без толку в палатках, с удовольствием приняли приглашение поучаствовать в обучении.

Представьте себе такую картину: мелкий моросящий дождь, серый грустный лес. Двадцать человек в одинаковых дождевиках куда-то идут. Выходим на большую поляну. Начинается инструктаж. Главное, что я запомнила — ничего не делается без команды старшего. Еще я узнала, что бикфордов шнур поджигается определенным способом. Не так, как газ зажечь дома. Спичечный коробок держится определенным образом. И сразу новым способом зажечь спичку не получается. И еще идет дождь, надо как-то ухитриться прикрыть огонь от влаги.

Наступает кульминационный момент: группы по 4 человека закладывают тротиловые шашки в корни деревьев. Они через минуту взрываются довольно громко. Тротиловые шашки безоболочные, поэтому опасности большой нет. Широкие стволы деревьев загораживают основную взрывную волну. Я в предпоследней четверке. Все со стороны кажется простым. Пока очередь не доходит до нас. Оказывается, по команде делать все сложно. Когда мой шнур уже горел, а команды все не было, я вдруг увидела, что я уже на три метра отошла подальше от своего заряда. Алексею из нашей группы все не удается поджечь свой заряд. И пока он этого не сделает, команды на отход не прозвучит! Я даже не заметила, как покинула свое место без команды старшего… А командир молчит и не командует отход. Вот где был адреналин! На место в строй я практически бежала.

Еще мы присутствовали при взрыве авиационной бомбы, найденной поисковиками. Естественно, что ее никто не разминировал, слишком опасно. Сверху был заложен свежий заряд из тротила, которого должно было хватить для детонации старого снаряда. Подрыв сделали электрическим способом. То есть к детонатору подсоединены проводки, а катушка с проводом разматывается на безопасное расстояние.

Меня поставили за большое дерево и сказали прислониться к нему лбом. Я сначала подумала, что это шутка такая у саперов. Но все оказалось серьезно — просто угол поражения осколками, если что, значительно снижается. Поэтому уменьшается вероятность получить шальной осколок в голову. Надежда на то, что снаряд все-таки старый. Потом идет предупреждение всех по рации. Все должны быть в лагере в это время. По инструкции. Все поисковые работы уже завершены. Остальные — за большими деревьями. Начинается обратный отсчет, и раздается взрыв. Это был мой второй опыт при таком мощном взрыве. Уши заложило. Свист осколков и шум падающих веток был очень даже рядом. Потом мы пошли смотреть поляну, где был эпицентр взрыва. Падение Тунгусского метеорита в миниатюре. Дерево, под которым был снаряд, которое мне не под силу было обхватить, упало. Мелкие деревья в радиусе 10 метров скошены. Получился круг из поваленных деревьев, обгоревших и покореженных.

Всего один авиационный снаряд.

В лагере нам попало от Ирины Ивановны, нашего завхоза. Она готовила нам ужин и не слышала предупреждение о взрыве по рации. Поэтому в момент взрывной волны помешивала суп. И от неожиданности выплеснула немного на себя. Когда мы вернулись, мы узнали, кто мы такие и куда нам надо срочно идти со своей тягой к разминированию и обучению саперному делу. Мы чуть не лишились ужина. Но все обошлось.

Ирина Ивановна Истомина — мой бессменный завхоз, повар и медик с 1998 по 2004 год. Это удивительный человек, который категорически не выходил с нами в раскоп, ласково называя нас «это же больные люди, столько копать и копать». На самом деле близко к сердцу принимая каждого найденного солдата, принесенного в лагерь. Это мой тыл и во многом наставник. Поехала со мной на Вахту по просьбе Погодиной, чтобы помочь мне справиться с ролью командира, ведь мне было всего 24 года. Об этом их хитром плане я узнала гораздо позже. И только сейчас понимаю, как мне повезло, что рядом был человек старше меня, мудрее и опытнее. Ирина Ивановна была крестной мамой троих наших поисковиков, крестившихся в одном из храмов Санкт-Петербурга после одной из Вахт.

Наш базовый полевой лагерь всегда был в надежных руках, можно было спокойно работать, зная, что в нашем походном доме все хорошо. Раненые с мозолями вылечены, голодные накормлены, останки солдат посчитаны и заботливо укрыты. Когда были тяжелые дни — не было результата, плохая погода, усталость от отсутствия привычного комфорта, шутки-прибаутки Ирины Ивановны могли расшевелить даже самого закоренелого пессимиста. Появлялись силы идти дальше. Это были отличные Вахты, Ирина Ивановна! Обязательно приедем к вам в гости в Санкт-Петербург. А может еще на одну Вахту вместе?

Первый медальон магнитогорца

Где похоронен твой дед или прадед, погибший во время Великой Отечественной войны?

Кто ухаживает за его могилой?

В 1998 г. я впервые поехала командиром на Вахту Памяти в Новгородскую область, в район деревни Мясной Бор. На тот момент за плечами у меня было уже 6 экспедиций. Район работы был новым, вместе с Валентиной Алексеевной Погодиной мы туда не ездили. Немного было информации у меня тогда о трагедии 2-й Ударной армии Власова. Официальные источники называли предателями. И лишь немногие жители деревни Мясной Бор знали, а самое главное, видели, сколько павших солдат с оружием в руках осталось в Долине смерти. Сейчас каждый желающий может найти много информации о 2-й Ударной армии, многие материалы рассекретили, поисковики Власова Новгородской области написали воспоминания о своей работе. Потери были настолько большими, что и сейчас, через 25 лет, поисковые отряды работают в Долине смерти весь летний и осенний сезон.

Именно с этой Вахты 1998 г., возле деревни Мясной Бор мы привезли первый медальон магнитогорца, переданный нам новгородскими поисковиками поискового объединения «Долина». Я передала медальон Валентине Алексеевне Погодиной, с которым она пошла в местный архив.

Что значит медальон? Во время войны это был основной документ солдата после красноармейской книжки. Медальон состоял из бумажного вкладыша в двух экземплярах, который выпускался типографским способом. Эту бумагу солдат должен был заполнить самостоятельно, указать свое имя, отчество, фамилию, год рождения, адрес, звание и имя и адрес ближайших родственников, кому можно сообщить в случае гибели на фронте. Потом вкладыш сворачивался в трубочку и хранился в черном пластмассовом футляре, который нужно было плотно завинтить и хранить в нагрудном кармане гимнастерки. Размер футляра был 5 см. и напоминал игольницу.

В случае гибели бойца, медальон раскручивался, один вкладыш забирался, второй оставался с убитым, чтобы позже можно было его идентифицировать. Бумага сохранялась лишь в том случае, когда медальон был плотно закручен, и вода и воздух не испортили бумагу за 50 лет. Это был единственный шанс установить имя бойца, так как красноармейская книжка уже истлела за 50 лет, либо ее могли забрать после боя, а в штаб не доставить. Медальоны были отменены зимой 1942 г., после этого число пропавших без вести многократно возросло. Зачем это было сделано? Вопрос так и остается открытым.

Возвращаясь к медальону магнитогорца, оказалось, что фамилия прочитана неверно, а остальные данные полностью совпали. Адрес указан левобережный, бараки там давно снесли, а жители переехали. Оставался один выход — дать объявление в газету, которую читают большинство жителей Магнитогорска — это «Магнитогорский металл». Вероятность того, что родственники живы и вообще не уехали из города за 50 лет, очень мала. Объявление вышло в конце мая 1998 г.

Мы заканчивали тогда учебный год. Дети уже не приходили в клуб. Мы писали отчеты за год и планы на лето. И вот, однажды июньским утром, подходя к клубу, мы с Валентиной Алексеевной Погодиной увидели двух пожилых женщин, ожидающих нас. Когда их спросили, чем мы можем помочь, то они сказали, что пришли по объявлению. Я даже переспросила: по какому объявлению? Мне даже в голову не могло прийти, что на публикацию в «Магнитогорском металле» откликнутся родственники солдата. Таких вестей мы привыкли ждать месяцами, а иногда и годами.

Я помню свои ощущения тогда, даже сейчас их сложно передать. Радость, жалость и сопереживание плачущим женщинам, которые оказались двумя дочками Шамарина Михаила Алексеевича. Бабушки уже открыли летний сезон на даче и дома почти не появлялись. Статью об их отце в газете «Магнитогорский металл» принесла им соседка по подъезду. Она знала их девичью фамилию и сразу поняла, что это про их семью. Такая цепочка случайностей, которая привела людей к нам. Просто не верилось.

Их отец пропал без вести, да еще во 2-й Ударной армии, солдат которой объявили предателями Родины. Но этот солдат в плен не попал. Он погиб с оружием в руках, в окружении, из которого не было выхода. Его семья не получала никаких средств, пенсий по потере кормильца от государства, его жена поднимала 4 дочерей одна. Так и не вышла больше замуж. Младший сын, которому было 2 года, умер от болезни в 1943 году, но Шамарин об этом уже не узнал. Его дочки работали на заводе с 13 лет. Средняя дочь потеряла левую руку и стала инвалидом. Все на том же военном производстве, ей было 16 лет.

Было много слез, много рассказов. Сейчас у каждой дочери уже у самих есть внуки и правнуки. Дочери на могилу отца не поехали, здоровье ненадежное. В 1999 г. в послекризисный год поехали внуки, установили на воинском мемориале в д. Мясной Бор отдельную небольшую мраморную плиту с фотографией деда. Наш отряд был на этом мемориале несколько раз, мы всегда приносим цветы нашему земляку-магнитогорцу.

Для меня это было впервые — найти родственников бойца. Заполненные медальоны — очень редкая вещь, к сожалению. Солдаты не всегда могли заполнить медальон — не было карандаша под рукой, не было времени, сразу в бой. Были суеверия, что если заполнишь медальон, то точно убьют. А когда хочется жить, то поверишь любому негласному правилу. Делали из медальонов мундштуки и игольницы. Были медальоны с очень хорошо сохранившейся бумагой, но незаполненные. Помню тогда это чувство бесконечного сожаления, что не стал солдат писать свои данные на бумаге, не стал или не успел.

После знакомства с семьей Шамариных поисковая работа приобрела для меня более глубокий смысл. Как будто победила я очень сильного противника, ведь поиск ведется вопреки многим вещам — времени, равнодушию, отсутствию финансирования, физической и моральной усталости. Появилось огромное желание копать бесконечно, пока есть силы. Раз есть шанс найти и прочитать медальон, увидеть счастливые, заплаканные глаза детей павшего солдата. И лишь тогда, совсем ненадолго, приходит чувство полного удовлетворения и завершенности твоей работы.

Я — командир поискового отряда «Рифей», г. Магнитогорск

Вахта 1999 года, Новгородская область, Парфинский район, д. Присморжье, граница Рамушевского коридора, р. Ловать

Вахта 1999 г. оказалась не из легких для меня как командира. Если в 1998 г. большую часть подготовки к поездке взяла на себя Валентина Алексеевна Погодина, то этот состав отряда набирала я уже сама. Впервые в составе отряда были студенты Магнитогорского строительного колледжа, благодаря поддержке директора Шнейдера Виктора Андреевича. Наше сотрудничество продлится больше 10 лет. Получилось, что в составе отряда больше половины были новички, которых предстояло обучить всем поисковым премудростям: как звучит кость, когда в нее ударяет наконечник щупа, как выглядят немецкие и советские патроны, как аккуратно снимать дерн, чтобы не повредить останки, как ориентироваться в лесу и не отстать от отряда, как разводить костер в непогоду и как приготовить ужин на 10 человек. Как научиться слушаться командира и соблюдать технику безопасности.

Но как оказалось, самым трудным испытанием стала не работа, а погода, которая решила в мае показать свой капризный характер. Палатки ставили под проливным дождем. Через день пошел снег, началась метель, и снег лег на два дня. На работу мы все равно пошли, но по неопытности в резиновых сапогах. Через два часа ноги замерзли настолько, что пришлось возвращаться в лагерь и делать выходной. Спальников тогда теплых у нас не было, а были ватные одеяла со сломанными замками. Ночью спать в такой холод было очень сложно, почти невозможно.

Костер разводили порохом из патронов, так как сухих дров или травы уже не было. Дежурные вставали в 6 утра, чтобы успеть приготовить завтрак. С тех пор появилось правило: с вечера сухие ветки и кору прятать в целлофан в палатки, чтобы утром без проблем развести костер. Удалось поднять останки 23 бойцов и найти три медальона. Один из них читаемый, один незаполненный, один полностью истлевший. Солдаты были «верховые», медальоны были почти на поверхности.

«Верховой» — это солдат, погибший, упавший на землю во время боя. И все. За 50 лет к нему никто не прикасался, не сдвигал, не трогал. Все вещи и амуниция при нем. Это стопроцентный пропавший без вести солдат. Можно понять, в какую сторону солдат бежал перед гибелью. Над останками сформировался слой листвы, травы и почвы, сантиметров 20, копать вглубь почти не нужно. Медальон обычно смотрим в районе нагрудного кармана либо вещмешка или в ботинке.

В тот год из трех медальонов два нашла я. Помню — сердце резко убыстряет темп, не веришь своим глазам. Радость хлещет через край. Зовешь всех к себе, чтобы поделиться радостью. И хочется сразу посмотреть, есть ли вкладыш. Но этого делать нельзя в полевых условиях. Только в лагере или у криминалистов. Все зависит от сохранности бумаги. Читаемый медальон содержал данные бойца — Лукашев Николай, д. Решета, Новосибирская область. Это был мой первый медальон, когда я полностью от начала до конца занималась поисками родственников. Я сделала запрос в Центральный архив Министерства обороны. Через несколько месяцев пришел ответ, что родственники Николая после войны проживали в д. Решета, была указана улица, дом и городской телефон. Я заказала телефонные переговоры и сама сообщила о том, что мы нашли их родственника, погибшего на войне. Медальон я выслала тогда бандеролью вместе с книгой о Магнитогорске и фотографиями с места работы. Получила письмо с благодарностью от родственников. Надеюсь, у них все хорошо, и память о солдате теперь будет бережно храниться в семье внуками и правнуками.

Вахта 2003 года. Новгородская область

Что ты сделал, чтобы точно знать место захоронения своего деда или прадеда, воевавшего во время Великой Отечественной войны?

Нас встречают на вокзале г. Старой Руссы и сразу везут в лес. Я как командир еду в кабине уже привычного ГАЗ 66. Разговариваем с Алексеем Борисовым, командиром поискового отряда Старой Руссы. Я его знаю с 1993 г. Делимся новостями за год. Я спрашиваю, что за место работы у нас будет. Обещает, что место разведано на все сто. Я успокаиваюсь, это лучше, чем свободный поиск в неизвестном направлении.

Сворачиваем с трассы вправо, проезжаем метров 20 вперед, и наш ГАЗ 66 на выезде из низинки в горку садится в грязь на оба моста. Я отношусь к этому спокойно, с юмором — «Рифей» всегда добирается до места с каким-нибудь приключением.

Традиция такая.

Выгружаем рюкзаки, выходим на широкую поляну, куда нас планировали подвезти. Это, кстати, очень интересный момент — определить место будущего лагеря.

Надо учесть множество условий — близость к лесу, воде, высота травы, сухая или нет. Чтобы все палатки поместились, место для костра найти. Это как въехать в новый дом, начать его строить и очень быстро построить. Чтобы было красиво и уютно. Выйдя на поляну, поворачиваю направо, иду ближе к лесу, ставить палатки будем здесь, мне нравится, уютно по моим меркам. Зову «старичков» посоветоваться. Им тоже нравится, значит, лагерь будет на этом месте.

Пока девчонки ставят палатки, мальчишки вытаскивают машину из западни. Приходится рубить деревья и подкладывать под колеса, грязь лопатами отгребать. Я переживаю, чтобы спины не надорвали. Еще всю Вахту работать. Очень корыстный интерес у командира о сохранении здоровья отряда.

Потом в первый день ходили в разведку — никакого результата, местных с нами нет, мы без проводников ориентируемся плохо. На следующий день к нам привозят еще один отряд из Перми. Но там одни школьники, особо не пообщаешься, как оказалось. Место они выбрали слева от входа на поляну. И там было море клещей. Сразу пропало желание ходить в гости. На нашей стороне — почти не было клещей. Хотя укушенные были.

Как сделать так, чтобы вас не укусил клещ? Нужно сразу проверять место, где вдруг зачесалось, сразу. Хотя со стороны это может смотреться очень забавно. Выходить на работу в плотной, хорошо застегнутой одежде и головном уборе. До и после работы полностью осматриваться, сняв всю одежду. Клещи не стесняются, и готовы укусить в любое нежное место. Проверять клеща на заразность в лесу не получится, до больницы больше 50 — 100 км. После 2000 г. мы начали централизовано делать прививки от клеща, стало спокойнее. Конечно, в отряде были специалисты по удалению клещей в полевых условиях. Укушенный поисковик продезинфицирован, три дня принимает антибиотики, на всякий случай, замеряет температуру. Ни разу никто не получил осложнений. Клещи нам попадались простые и незаразные.

Через день приезжает проводник, мы идем на работу. Переходим дорогу через трассу, в лесозащитку. Нам показывают несколько воронок, которые были определены заранее. Потом стало понятно, что все не просто так. Приехало и центральное телевидение, которому нужен хороший наглядный материал. Это и понятно. С камерами по лесу не набегаешься, а уж удачу ловить — аккумуляторов не хватит. Начинаем работать. В большой воронке — 20 солдат, все без медальонов. В одной из воронок — лошади. В третьей воронке отдельно солдаты, возможно, офицеры, не понятно, почему отдельно. Знаков отличия мы не нашли.

Отлично! Результат есть. Только больше работы нет. А еще неделя впереди. И мы одни в этом лесу. Вот тогда надо было видеть меня по утрам. Я задумчиво курила, пила кофе и думала, думала. Думала. Это было так очевидно, что вопрос — куда идем работать, стал небезопасным. Когда ко мне подходил с этим вопросом пятый человек, я начинала орать матом. Поэтому пока я была с сигаретой и кофе у костра, дежурные говорили: не мешайте, командир думает.

Какие у меня были варианты? Я плохо ориентируюсь в лесу, а мне вести людей. Что я делала? Я смотрела на солнце. Это был мой единственный ориентир. Я бросала сигарету в костер и командовала сбор.

И мы выходили из лагеря точно по солнцу.

Переходили через ЛЭП и углублялись в лес. Еще сырой и непросохший. Я помню, что сухие места были почему-то возле больших и красивых елок. Именно туда тянулся взгляд. Именно там проверяли каждый метр щупами. Между полянами были небольшие болота. Лес был — сплошная сырость и вода. Под некоторыми елками еще лежал снег в тени, щуп не втыкался в землю.

Долгожданная картина, видим железки, каски, проверяем. Поднимаем 11 бойцов в полной амуниции. 11 касок, 11 солдат. На следующий день от этого места проверяем каждую поляну с елками и находим еще отделение, также в полном боекомплекте 12 человек.

Нет вокруг больших воронок, не было обстрела. Что здесь произошло? Нет медальонов. И так каждый день — строго по солнцу.

Когда приехали местные поисковики, они были в очень сильном удивлении. В этом районе они не были, разведку не проводили. Удивлялись, как нам это удалось без миноискателя и подробной карты. Знали бы они, сколько пришлось скурить командиру сигарет по утрам. Чтобы понять, куда идти и где искать, когда перед тобой огромный лес Новгородской области. И я запомнила это ощущение навсегда — тоска, паника, решимость и даже азарт от огромной неохватной зоны выбора. Когда надо из сотен направлений выбрать одно. И убедить всех, что оно одно единственно верное.

Дежавю

Вахта 2004 года. Новгородская область, Старорусский район, д. Рамушево и

д. Старорамушево

Первую неделю меня не покидало чувство, что места мне знакомы. Но возле этой деревни мы точно не работали. Только тогда я осознала, что я работаю на местах своей первой Вахты 1993 г., когда мы поехали в гости в базовый лагерь, который был в 15 км от нас в деревне Омычкино. Там я узнала дорогу, по которой ходили на работу и приносили первых лично нами найденных солдат. Узнала место нашего базового лагеря. Сейчас местные поисковики ставят там палатки. За 10 лет работы в этих местах другие отряды выносили и выносили останки солдат. Наш отряд в 2004 г. на этой же территории поднял 41 бойца, 5 медальонов, один заполненный.

Для некоторых ребят это была первая Вахта, как когда-то для меня. Я думаю, их воспоминания будут очень ценны сейчас.

Их путь в поисковики.

Даша — удивительный человек. Она пришла в отряд в 15 лет, и на Вахту я ее не брала. Ждала, пока исполнится 18 лет. И когда увидела ее на мес те работы, на первой для нее Вахте было ясно — это мой единомышленник, преданный поиску человек. Болеющий за павших солдат всем сердцем. В чем-то похожий на меня десять лет назад.

Выдержки из воспоминаний Даши Галаниной-Уваровской:

«Эта Вахта была для меня первой. Я знала, что такое война, что она из себя представляет, но я не знала, как она выглядит. Вахта проходила в Новгородской области под Старой Руссой. 23 апреля мы выехали на поезде в Москву, а там до Руссы. Помню, что на вокзал в Руссе мы приехали около 3 утра. Было холодно. Все оделись потеплее, легли спать на вокзале. Около 5–6 утра приехала военная машина, тентованная и повезла нас в лес.

Неподалеку от нашего лагеря была деревня, там мы закупали продукты и ходили в баню. Отряд состоял из 15 человек. Первый день мы обустраивали лагерь, ставили палатки, готовили настил, делали костер, стол.

На следующий день отправились на раскоп. Было волнение, а смогу ли я, а получится ли. «Старички» нам объясняли, как звучит кость, как называется предмет, который мы находили.

Свою первую находку помню: втроем, я и две Людмилы пошли в первый день осмотреться возле лагеря и нашли большую железку. Она была сильно воткнута в землю и заросла травой. Мы стали ее вытаскивать, потому что был жуткий интерес, да и первая находка. В итоге, мы ее принесли в лагерь, это оказался разорвавшийся снаряд. На что нам командир сказала, не носить в лагерь предметы самим, пока кто-нибудь из старших не подтвердит их безопасность.

На раскопе мной первые останки были найдены так: помню, мы спускались с горки, шли, прощупывали щупом, попадались осколки, камни, предметы. Впереди стояла березка, возле нее я наткнулась на что-то звучащее похожее на кость. Стали копать — я и Бегашев Сергей, причем слой сняли небольшой. И каково было удивление, что это оказались останки.

Была радость необыкновенная, страх.

Помню, что Васиковым Айдаром был найден медальон, а еще в последний день он нашел швейную машинку, старинную, это была одна из хороших находок.

На Вахте я научилась готовить на костре, это было здорово, вроде все получилось. На костре самая вкусная пища.

У нас был очень дружный и сплоченный отряд. Мы играли по вечерам в волейбол, на гитаре, общались. С нами рядом стояли отряды из разных городов: Красноярска, Сыктывкара, Актюбинска, Иркутска, Кирова. По вечерам мы ходили друг к другу в гости. Помню, что Актюбинск угощал нас чаем с бергамотом, было вкусно.

Было у нас посвящение в поисковики, интересные конкурсы, очень понравилось.

А еще мы ходили на берег реки Ловать и частенько сидели там по вечерам. Горел костер, играла гитара, с берега было видно, как заходит солнце.

За эту Вахту нами были найдены останки 41 солдата, 5 медальонов, из них четыре пустых.

Вот и настал день, когда нам пришлось собираться, это было 7 мая. Утром мы собирались. Потом нас увезли в Старую Руссу в школу им. Достоевского. Туда свозили все отряды, которые работали в этом районе. Там мы ночевали. А еще в этот день мы ходили на кладбище складывать останки в гробы. 8 мая было захоронение, было много гробов. Батюшка отпевал останки солдат. Потом, когда прошла церемония отпевания, стали уносить гробы в братскую могилу.

Возвращаясь домой, когда мы ехали в поезде, я, наверное, еще не до конца осознавала, где я побывала и что я видела! На Вахте все мы становимся одной семьей. Все мы до того сплачиваемся, что за эти три недели, мы становимся настолько родными, что даже слов нет. Вот и я, когда уже была в квартире, дома и вечером засыпала одна, это было тяжело. Вокруг тебя нет этих пятнадцати замечательных людей, без которых уже не можешь заснуть. Нет запаха костра, нет пения птиц. Помню, что отходила я месяца два, я часто плакала по вечерам, было тяжело и непривычно. Ты закрываешь глаза, а перед тобой стоит лес, окопы, останки…

Я с нетерпением ждала каждый вторник, чтобы увидеть тех людей, с которыми работала на протяжении трех недель. Которым, как и мне, не безразлична судьба наших солдат».

Даша уже замужем, у нее растет замечательная дочка Агата. В 2014 г., Даша оставила дочку с мужем, опять поехала на Вахту. Бывших поисковиков не бывает. Может быть, они потом вместе с дочкой поедут на Вахту. Это нормальная практика, когда поисковики берут с собой детей. Поверьте мне, что ни один ребенок на Вахте не капризничает и не болеет. Сыновья Валентины Алексеевны Погодиной с начальной школы были рядом с мамой на Вахтах. За их плечами к 20 годам было больше 10 Вахт.

Воспоминания

Новгородская область, Парфинский район, Рамушевский коридор, апрель — май, 2001–2004 года

В одну из новгородских Вахт в Парфинском районе в 2001 г. наш отряд нашел воронку, предположительно с останками. Ведра мы с собой в этот день не взяли. Два человека вызвались сходить за ведрами, попросить у рядом работающего отряда. Обратно мы Венера Сафуанова и Олега Филимошина уже не дождались. Воронку пришлось осушать с помощью солдатских касок, которые были разбросаны вокруг воронки. Подняли 2 бойцов. Решили вернуться в лагерь, может, Венер и Олег там. Если нет, значит организовывать поиск с помощью других отрядов. Когда мы вернулись на базу, ребят не было. Решили после ужина выходить в лес искать. Когда сбор уже хотели объявить по отрядам для выхода в лес, они вернулись. С останками четверых бойцов, которых они вынесли на руках, завернув в рабочие куртки и положив в ведра. И несли их много километров, блуждая по лесу, пока не нашли рабочую тропу, по которой отряды выходили из леса. Когда ребята заблудились, они забрели в небольшое болото. Решили его пройти, но наткнулись на участок леса среди болота, где было сухо. И все было усеяно ржавым железом — каски, осколки мин. Когда начали разгребать дерн, то пошли останки.

Бойцы лежали в полной выкладке — винтовка, две лимонки, две ручные гранаты, патроны в подсумках. Стреляные гильзы. Много солдат. Наши ребята, уже не думая о дороге домой, начали поднимать бойцов. Сколько смогли. Лишь когда начало смеркаться, стало понятно, что всех не поднять. Тогда Олег и Венер решили выбираться из леса. С останками четверых бойцов на руках. На обратной дороге, пробираясь через болото, мокрые по пояс, они опять заблудились. Только заходящее солнце и шум реки подсказывал, в какой стороне может быть база.

Сколько еще бойцов осталось на той поляне, мы уже никогда не узнаем. Если только не высохнет болото, и местные поисковики смогут дойти до удаленных мест.

Кстати, о болотах. В поисках зацепа иногда нападает желание идти и идти. Искать бесконечно. Кажется, что там, за тем деревом точно найдешь, и выемка привлекательная и бугорок похож на бруствер окопа. Однажды в таких поисках наш отряд забрел на болото. Только не с кочками и топью, а со сплошным ковром из травы и корней. Они такие мягкие и пружинят, как батут. Вроде бы даже и в воду не проваливаешься. Все равно все в сапогах, нестрашно. Вдалеке лесок виден такой заманчивый. Вдруг на той поляне был бой, и солдаты лежат? Я принимаю решение идти с отрядом через болото. Хотя переволновалась в итоге очень сильно, а вдруг дерн бы не выдержал нашего веса? По дороге ели клюкву прошлогоднюю, очень вкусную. Но уже становилось не по себе. Лес еще далеко, а мы в центре болота, на зыбком ковре из травы. Когда мы добрались до твердой земли, то нашли только брошенные рамы для наших Катюш. И хвостовые части от реактивных снарядов. Две штуки мы взяли для музея. Одну подарили местным поисковикам в музей, у них не было такого экземпляра. Вторую увезли в Магнитогорск, в наш военно-поисковый музей.

На обратной дороге болото уже не казалось таким опасным и страшным. Было чувство покоя, что на той поляне никто не погиб, и останков солдат там нет. Значит живыми ушли с этих позиций.

Наша первая Вахта в Ленинградской области. 2006 год

Что знают твои дети о Великой Отечественной войне и о вкладе вашей семьи в Победу?

Леса Ленинградской области, где мы работали с 2006 по 2008 г., отличаются от Новгородской области. Они более светлые, что ли. Больше хвойных деревьев. Нет просек вырубленных деревьев. Нет болот и совсем уж глухих мест. Земля суше, сохранились очертания окопов, меньше воронок. Зато есть бетонные надолбы против танков, которые поражают своей высотой и количеством. Копать проще, меньше влаги, можно поднимать окопы в полный профиль. И это позволяет найти больше бойцов. Меньше верховых, их, скорее всего, скидывали в воронки. И почти нет медальонов.

В 2006 г. мы приехали под Ленинград в Мгинский район. Станция Апраксино. Сейчас это мирный дачный поселок в 10 км от узловой железнодорожной станции Мга.

Во время войны здесь шли кровопролитные бои за возможность прорвать блокаду, на самом узком промежутке двух фронтов.

Здесь мы научились по-настоящему копать. Как в войну, окопы в полный рост. Приехали мы по приглашению челябинского сводного отряда «Булат» и персональной рекомендации Абрахина Ивана Евгеньевича, руководителя этого объединения в г. Челябинске.

Историческая справка

В боях у Мги решалась тогда судьба Ленинграда. К концу августа Ленинградский фронт связывало со страной только одно железнодорожное направление: через станцию Мга на Волховстрой и Тихвин. Стараясь перерезать сообщение на этой линии, враг подвергал Мгу массированным бомбардировкам. В самых невыносимых условиях Мгинский железнодорожный узел продолжал работать — пропускать непрерывный поток поездов с пополнением и техникой Ленинградскому фронту. 30 августа 1941 г. Мга была захвачена врагом. 873 дня с августа 1941 по январь 1944 г. черными обугленными строками вписаны в историю Мги.

Фашисты оборудовали во Мге мощный военный узел, создав линию обороны вдоль реки Мги, названную ими «восточным замком» блокады Ленинграда. В феврале

1943 г., после прорыва блокады и сооружения железной дороги от станции Шлиссельбург до станции Поляны открылась возможность установить железнодорожную связь города с Большой землей. Но крупная мгинская группировка фашистов контролировала полосу прорыва, и дальнейшее наступление советских войск на Мгу было остановлено.

21 января 1944 г. Советские войска освободили Мгу и перешли к преследованию отходившего противника. Мга — единственный поселок на карте нашей Родины, в честь освобождения которого в Москве был дан салют 12-ю артиллерийскими залпами из 124 орудий.

Пару дней привыкали к новой территории. На третий день пришли на высоту «Огурец». Там уже несколько лет копали линию окопов челябинцы. Мы стояли в растерянности, что делать и откуда начинать было не понятно. К нам подошел опытный поисковик из Челябинска Сергей и сказал: «Вот окопы. Первую линию поднимаем мы. Это вторая или третья линия. Проверьте, может сюда тоже сбрасывали бойцов». У нас тогда не было глубинных щупов, которые в длину больше метра, мы не привыкли с ними работать. Раньше работали с короткими щупами, максимальная глубина 50 см, а здесь глубина от метра и больше. Глубинный щуп нам взять было негде. У челябинцев своей работы хватало, он им тоже был нужен весь инструмент. Тогда я решила сделать так: просто распределила отряд на расстоянии 2 м друг от друга и определила задание — шурф каждому выкопать — до материка, квадрат — 1 м. Глубина — до материка. Этот способ сработал — в этот же день мы начали поднимать бойцов.

Что поразило в них — останки хорошо сохранились в песке, до малейших деталей, до сустава мизинца. От этого мы уже отвыкли, ведь в Новгородской области болото делает свое черное дело, найти можно только крупные части скелета. Мы нашли останки бойцов, сохранилось и снаряжение — кожаные портупеи и подсумки с патронами. Вокруг и на глубине 2 м были осколки от минометных снарядов. Спастись было невозможно даже в окопе.

Там мы нашли медальон солдата Егорова Ивана. Это был второй для меня медальон, когда я сама занималась поисков родственников. И опять все сложилось так, что цепочка почти случайных событий привела к успеху. Уже дома, в Магнитогорске, я нашла сайт г. Балашова, но адрес проверить не получилось. Тогда я позвонила редактору местной газеты, попросила проверить адрес, который был указан в медальоне. Как выяснилось, нумерацию домов после войны поменяли, сами Егоровы переехали. Но оставили своим соседям телефон для связи. Его мне и передал редактор газеты. Он все сделал за один день. Я звонила в город Прохладный, это в Кабардино-Балкарии, разговаривала с внучкой бойца.

К разговору долго готовилась, очень волновалась. Дочь тоже была жива, но уже слишком старенькая, чтобы выслушать эти новости напрямую от меня. Три другие ее родные сестры уже умерли. Дочь Марии Степановны рассказала, что их семья приехала в Балашов из деревни, спасаясь от раскулачивания. Иван к началу войны работал на заводе электромонтером и имел бронь, так как был старшим сыном в многодетной семье, отец к тому времени умер. В июле ушел на фронт добровольцем. Рядовым. И сразу попал в гущу боев — под Ленинград. Там и пропал без вести в 1942 г.

Мы договорились с родственниками, что передадим медальон на следующей Вахте в 2007 г. И опять непередаваемые чувства волнения и печали, сочувствия и понимания. Как будто своего близкого эти люди потеряли только вчера. И нет срока давности для слез.

Через год, в 2007 г., мы передали медальон племяннице бойца Людмиле Константиновне Смыковой, которая жила в Санкт-Петербурге и смогла лично приехать на захоронение на Синявинские высоты. Она подарила нам довоенную фотографию Егорова Ивана на память. Она рассказала нам, что в их семье память о дяде Иване передавалась из поколения в поколение. Теперь фотография хранится у нас в музее. И когда я провожу экскурсию, я всегда рассказываю ребятам историю этого замечательного человека — Егорова Ивана Степановича, который защищал Ленинград, который до войны был веселым и замечательным плотником, растил своих любимых трех дочерей. А потом пропал без вести. В нашей стране пропасть без вести — это значит, могут подумать, что ты стал предателем и сдался в плен к немцам. Но солдат Егоров не сдался, он погиб с оружием в руках и остался лежать в окопе под Ленинградом. Не отступив ни на шаг.

Историческая справка

Синявинские высоты — возвышенность до 50 м над уровнем моря, южнее современного поселка Синявино, опорный пункт обороны германских войск. В районе высот в 1941–1944 гг. велись жесточайшие бои во время битвы за Ленинград. Владение высотами позволяло контролировать обширную территорию от Ладожского озера на севере до реки Мга на юге, являвшуюся оптимальным местом для прорыва блокады, так как расстояние между Ленинградским и Волховским фронтами в районе выступа было минимальным. Наши потери — 113 674 человека. Благодаря энтузиазму местных жителей в 1980-х гг. был организован мемориальный комплекс на Синявинских высотах. Мемориал входит в число памятников Зеленого пояса Славы Ленинграда. Две большие аллеи с памятниками и мемориальными досками (на аллее Славы — 64 мемориальных плиты с именами погибших героев), центральный памятник, площадка братских воинских захоронений (справа от цент рального памятника), площадка памятников и памятных знаков (слева от центрального памятника) и родник под горой. Центральный памятник — «Стела памяти», 1968 г. Надпись на стеле: «Советским воинам, павшим в боях за Ленинград у Синявинских высот. 1941–1944.

Воспоминания Халитовой Надежды