Бесплатный фрагмент - Прикоснуться к небу

Эпизод 1: Серая муть и заоблачный вызов

Очередной четверг, не понедельник, — очередной день в каменных кварталах. Я засунул руки глубже в карманы потрёпанных джинсов. Большую часть времени этот город ощущался именно так — гигантским, сверкающим, технологичным центром мира, где я был всего лишь очередным винтиком, выполняющим свою функцию.

Улицы гудели обычной утренней суетой: толпы неслись с выражением лёгкой паники на лицах. Все они выглядели так, будто спешили не опоздать на свои очередные совещания, одновременно болтая по телефону и заливая в себя галлоны бодрящего напитка, не забывая скроллить километры бессмысленной чепухи, цепляя лишь заголовки и некоторые особо въедливые хештеги. Всё это было просто серой мутью, юниты двигались по своему заданному пути. В голове звучало: «Маршрут построен.» И, так — каждый день.

Я шёл мимо очередных рядов автоматов по продаже напитков и быстрого перекуса. Это заканчивалось микрокофейным киоском «Дейли Дринк». Джеки, владелец, продавал очередную чуть тёплую чашку. Покупателей было мало, их бы вообще не было с таким дерьмовым напитком, но место — прямо в потоке, продавалось даже такое отвратительное варево.

«Хей, Джеки», — крикнул я, пытаясь справиться с шумом пролетающего мимо транспорта.

Он хмыкнул: «Привет, Энди. Будешь что-нибудь?»

«Не, просто бегу… мимо…» — бросил я.

Джеки опять фыркнул: «Смотри, забегай если что». Он тут же переключился на следующего покупателя, парня, нетерпеливо переминавшегося с ноги на ногу, словно ему было невмоготу от этой суеты. Главным событием каждой недели для Джеки были как обычно жалобы на… жизнь. Я пошёл дальше, разглядывая стаю пролетающих голубей. Это увлекательнее, чем большинство разговоров, которые я сегодня услышал. Мимо прошла толпа каких-то эко-туристов, шумя о том, какой бренд эко-продуктов лучше. Правда? — Я чуть не споткнулся об очередной выступ на асфальте, пытаясь не рассмеяться вслух. Да, чуваки, это же «эко-бренд». Они на реальных щах обсуждают дешёвую рекламу.

Иногда, просто чтобы нарушить монотонность, я представлял, что сплю на ходу и всё это мне снится. Раньше, когда я только пытался быть руфером — да, руфером, стрёмное занятие, да? Я смотрел на эти эпичные здания и думал, как круто быть там на крыше. Было что-то в том, чтобы быть выше всех, смотреть вниз, чувствовать ветер. Там, наверху, город не казался каменными лабиринтами. Он казался компьютерной игрой, картой. Это была необъяснимая красота. Но найти легальную работу руфера, такое разве бывает? Есть клинеры, те, кто моют стёкла, но и их уже заменяют роботы.

Я остановился на пешеходном переходе, ожидая, пока зелёный разрешит мне продолжить моё суперсконцентрированное блуждание. Через дорогу парень вылез из тачки, которая, вероятно, для него была чем-то одушевлённым. Он просто достал тряпку и начал полировать зеркала прямо тут. Я просто уставился. Он поймал мой взгляд, подозрительно оглядел меня, как будто я собирался ограбить ювелирный магазин за углом, а затем вернулся к своему эпическому процессу.

Я вздохнул. Всё это место душило меня своей серьёзной, организованной, монотонной повторяемостью, идущей день за днём. И тут я посмотрел вверх. Очень, очень высоко.

Она всегда была там, конечно, но иногда я просто забывал её увидеть. Башня «Блейк Тауэр». Это было не просто самое высокое здание в городе, это была самая высокая штука на многие мили вокруг, здание из стекла и стали, которое не просто уходило в небо, оно повелевало им. Облака его обтекали, не в силах ничего сделать. Рядом с ним всё остальное выглядело как детские игрушки.

И снова эта мысль, старый знакомый порыв, вспыхнула у меня в груди. Не просто что-то мимолётное, а полноценная жажда. Быть там, на самом верху. Стоять на этой крыше, чувствовать, как вокруг меня хлещет ветер, и видеть, как весь город расстилается внизу, словно сверкающая, переливающаяся огнями гирлянда. Прикоснуться к небу, по-настоящему. Никаких ограничений, никаких экскурсий, безлюдное пространство, только один я. Вид оттуда был бы не просто грандиозным, он был бы потрясающим.

Зелёный замигал, но я замешкался. Проблема? Для такого парня, как я, не было простого способа туда тайно попасть, никакого. У них, вероятно, были системы безопасности, которые просто так не преодолеть, даже если облачиться в костюм ниндзя. Это был вызов.

И мысль об этом… чуваки! Что такое эта скучная, серая жизнь? Это было не то. Та крыша, та безумная, недостижимая крыша… вот что это было.

Начал зарождаться план — сумасшедший, глупый, вероятно, грозящий неприятностями и даже арестом. Если бы я мог просто выглядеть так, будто я там работаю, будто я… персонал. Просто ещё один винтик в их машине, но винтик с гораздо более высоким пунктом назначения.

Это был огромный вызов, запредельный. Но внезапно серая муть городской улицы обрела фокус. Очень высокий, очень блестящий и очень точный фокус. Я ухмыльнулся. «Ладно, Энди, — подумал я. — Давай сделаем жизнь немного менее обыденной. Давай прикоснёмся к небу.»

Эпизод 2: Операция «Блейк Тауэр»

Итак, Башня «Блейк Тауэр», облачённая в блестящее стекло и непробиваемую систему безопасности. Тот первый порыв выглядел восхитительно, но камон, как это сделать? Моей первой блестящей идеей было пробраться, прикинувшись курьером. Мне удалось «позаимствовать» слегка великоватый, выцветший старый рабочий комбинезон из кучи старых вещей рядом с мусоркой, который добрые люди аккуратно повесили, и он словно дожидался именно меня. Вооружившись планшетом, листком бумаги и пустой картонной коробкой, я направился к менее используемому служебному входу.

Охранник на дежурстве, здоровенный парень по имени Джером, судя по его бейджу, казалось, больше интересовался игрой на своём телефоне — какой-то сагой про слияние шариков по типу «три в ряд», судя по торжествующим коротким звуковым сигналам.

«Срочная доставка для техобслуживания», — объявил я, пытаясь звучать официально и слегка раздражённо, будто это была очередная срочная доставка за мой очень напряжённый день. Джером едва поднял глаза: «Угу. Ждите, вас встретят». Он снова вернулся к своему игровому процессу. И тут мимо буквально проплыла целая бригада грузчиков, я не удержался и проследовал вместе с ними. Никто ничего не заподозрил, все были увлечены своим делом.

Есть! Я внутри. Лифт со скрипом пополз вверх. Этаж 5… Этаж 10… У меня действительно получалось! Сердце колотилось о рёбра. Я представлял себе ветер, вид…

Затем, на 20-м этаже, двери звякнули и открылись, и вошла женщина — деловой костюм, лицо, от которого может заболеть и умереть котик. «А вы кто такой будете?» — спросила она чётким голосом. На её бейдже было написано: «Мисс Линовски, секретарь». Похоже, влип.

«Просто… э-э… доставка», — пробормотал я, неопределённо махнув своей теперь очень подозрительно выглядящей пустой коробкой. Бровь мисс Линовски изогнулась так высоко, что почти исчезла в её волосах: «На 20-м этаже? С коробкой, которая подозрительно легко выглядит и кажется пустой?»

Попался. Оказывается, любую такую доставку встречают лично внизу. Она выпроводила меня с лекцией о нарушениях, которая была страшнее любого полицейского сериала. В тот раз обошлось без полиции, только уязвлённое эго и новое понимание ужасающей эффективности местных секретарей.

Попытка номер два: «Клинер». Я подумал, если не могу попасть снизу, может, получится по-другому. Я нашёл настоящую бригаду мойщиков окон, работающих где-то на 8-м этаже. Мой план состоял в том, чтобы просто… смешаться с ними, как это удалось с грузчиками.

Стив, бригадир, чувак с предплечьями, которым позавидовал бы любой борец, минут пять наблюдал, как я неуклюже пытаюсь пристроиться рядом. В одной руке у него был сэндвич, а на лице — выражение сочувственного удивления. «Сынок, — сказал он, крошки хлеба прилипли к его усам. — Ты что здесь забыл?» «Эээ… могу я тут поработать?» — пробормотал я, запутавшись в словах. «Поработать? Ты что-то попутал, мы тут работаем», — хмыкнул он. Впрочем, он не был злым. Он даже дал мне половину своего сэндвича и мягко послал в далёком направлении: «Все работы надо согласовывать, шёл бы ты домой, нам самим работы хватает». Он не вызвал охрану, просто указал мне в направлении к выходу с грубым: «И чтобы я тебя больше тут не видел, понял?»

Казалось бы, этого должно быть достаточно, верно? Нет. Моя одержимость этой крышей превратилась в полноценную фиксацию. Ещё одна попытка, мой шедевр отчаяния: «Случайный турист». У «Блейк Тауэр» была официальная смотровая площадка на 76-м этаже. Дорого, но легально. Мой план? Купить билет, присоединиться к туристической группе, а затем, в подходящий момент, «случайно» отбиться от группы и найти незапертую лестницу или дверь техобслуживания. Насколько это могло быть сложно?

Оказалось, очень сложно. Особенно когда твой гид — Видли, женщина, чей голос мог бы резать стекло, и чей энтузиазм по поводу «Забавных фактов о Башне „Блейк Тауэр“!» был поистине ужасающим. Она пасла нас, как блестящих овец. Я попытался отстать возле многообещающей на вид двери с надписью «Только для персонала», но у Видли были глаза на затылке её идеально уложенной причёски. «Потерялся, милашка? — прогремела она, её улыбка была широкой и хищной. — Панорамные виды в эту сторону!» А ещё был мистер Томас, ворчливый старый чувак в гавайской рубашке, который постоянно тыкал в меня и спрашивал: «Сколько время, долго ещё?»

Моя попытка ускользнуть, когда мистер Томас устроил переполох, громко жалуясь на плохую вентиляцию, была пресечена орлиным взором Видли. Она не просто вызвала охрану, она объявила о моих гнусных намерениях всей туристической группе, как будто я был каким-то злодеем.

На этот раз моя деятельность закончилась в местном участке. Строгая лекция о незаконном проникновении, немаленький штраф и куча бумажной работы. Офицер Роджерс только отхлёбывал из пластикового стаканчика остывший кофе и качал головой, пока я пытался объяснить случайность моего отклонения. Он был непреклонен.

Ладно, прямые подходы не работали. Попробуем понаблюдать. Я нацепил серый пиджак, который нашёл в секонд-хенде, взял старый бинокль и блокнот. Моя цель: какая-нибудь пожарная лестница на восточной стороне, которая могла быть доступна с низкой крыши поблизости.

Я так драматично разглядывал в бинокль уходящую ввысь стену «Блейк Тауэр», что вздрогнул, когда на меня упала тень. «Что вы здесь делаете?» — снова офицер Роджерс. Молодой человек выглядел как в полицейских сериалах, и откуда он только взялся! Он не купился на мои новые объяснения о плановых наблюдениях. «Сэр, это частная собственность. Никакие несанкционированные наблюдения или осмотры не разрешены».

Снова в полицейский участок. Офицер Роджерс был там, выглядел так, будто заработал несварение желудка. На этот раз он даже не спросил, просто указал на стул. «Мистер Энди, — сказал он, вздох был тяжелее наковальни. — Нам нужно прекратить так встречаться». Лекция была длиннее. Штраф был больше.

Я вышел, позднее послеполуденное солнце казалось насмешливо ярким. Мои плечи поникли. Кошелёк стал значительно легче. Башня «Блейк Тауэр» маячила впереди, её вершина поблёскивала, дразня меня. Все эти усилия, все эти нелепые планы, и я ни на йоту не приблизился к своей мечте. Только коллекция штрафов и подмоченная репутация.

Я стоял на тротуаре, побеждённый, наблюдая за крошечными фигурками туристов, входящих в парадный вестибюль «Блейк Тауэр». Они поднимались наверх, легально, легко. И тут меня осенило. Мысль настолько простая, настолько очевидная, что было почти стыдно, что я не рассматривал её всерьёз раньше.

Если ты не можешь пробраться наверх тайком… может, ты просто можешь купить себе место, точнее — арендовать. Я выпрямился. Новая решимость, менее лихорадочная, более сосредоточенная, овладела мной. Я пошёл к сверкающему входу Башни «Блейк Тауэр». Пока это не было прикосновением к небу. Но это было новое начало — легальное, хотя и дорогое, начало.

Эпизод 3: Иллюзия Человека-паука и свидание со звёздами

Итак, мой следующий гениальный и значительно более дорогой, но менее смертельно опасный план включал в себя временное проживание в Башне «Блейк Тауэр». Не покупку, разумеется. У моего банковского счёта случился бы припадок. Но аренда? На верхних этажах были какие-то суперлюксовые, супердорогие корпоративные квартиры для сдачи. Я наскрёб каждую копейку, продал несколько вещей, которые, вероятно, не стоило продавать, и умудрился заключить договор аренды на две недели на маленькую студию на 75-м этаже. Семьдесят пятом! Не крыша, но дразняще близко.

Риелтор, женщина по имени Тиффани, которая, казалось, работала не только на комиссионных, провела мне экскурсию. «А это, мистер… э-э… Смит, — (я использовал свой самый обычный псевдоним) — панорамное окно с видом на город. Разве это не умереть как красиво?» Она картинно взмахнула рукой с ногтями, которыми можно было нашинковать капусту. «Захватывающе», — согласился я, уже представляя себя снаружи этого окна. Сама квартира была нелепой — гладкой, минималистичной, с холодильником, у которого, вероятно, было больше вычислительной мощности, чем у моего ноутбука. Ощущение было, будто живёшь прямо на стенде самой высокотехнологичной выставки в мире.

Тиффани наконец ушла после часового монолога об «эксклюзивных удобствах для образа жизни» квартиры (которые, по-видимому, включали биде с искусственным интеллектом!). В тот момент, когда дверь щёлкнула, я уже был у этого панорамного окна. Оно открывалось. Всего на несколько дюймов, для «безопасности», но механизм выглядел… податливым.

Той ночью началась операция «Человек-паук». Одетый в тёмную одежду, с парой сверхмощных присосок, которые я «позаимствовал» из фургона компании по установке стекла, и куском альпинистской верёвки, которую я определённо не покупал в магазине, я взломал окно. Ветер взвыл, как зверь. Семьдесят пять этажей подо мной. Огни города внизу были не просто красивыми, они были ужасающе далёким ковром из блёсток.

Мой план состоял в том, чтобы двигаться вверх, используя архитектурные особенности — выступы, оконные рамы — чтобы добраться до технического мостика, который я заметил со смотровой площадки и который, как я думал, находился где-то за 80-м этажом. Оттуда должно было быть легче. Легче не стало. Это было безумие. Присоски едва держались на гладком стекле. Мои пальцы, ободранные от ветра и холодного металла, кричали. Каждый порыв ветра грозил сорвать меня, как дешёвую наклейку. Я поднялся, может быть, на два метра, ужасающим, вертикальным ползком. Помню, один раз посмотрел вниз — один раз — и головокружение чуть не отправило меня в полёт. Желудок пытался вылезти через горло. «Панорамный вид на город» отсюда был кружащимся кошмаром.

Затем кусок декоративного фасада, который я использовал как зацеп, рассыпался. Просто превратился в пыль в моей руке. На одну душераздирающую секунду я висел на одной напряжённой присоске и кончиках пальцев на оконном выступе, не шире дешёвой пипетки. Чистый, неподдельный ужас. Моя жизнь не промелькнула перед глазами, нет, всё, что я видел, это падение и очень мокрый и грязный конец.

Каким-то образом, подстёгиваемый приливом адреналина, который мог бы запитать небольшой город, мне удалось качнуться назад, сильно ударившись о стекло. Другая присоска нашла опору. Я не полез вверх. Я полез вниз. Карабкаясь, скользя, моё тщательно спланированное восхождение превратилось в контролируемое паническое падение обратно к моему открытому окну на 75-м. Я ввалился обратно в роскошную, стерильную квартиру, задыхаясь, дрожа, слабо пахнущий ужасом и отчаянием. Биде с интеллектом показалось тогда довольно хорошей идеей (интересно, где они берут датасеты для обучения).

Я долго лежал на импортном итальянском мраморном полу, просто дыша. На волосок от гибели. Слишком близко. Башня «Блейк Тауэр» чуть не забрала меня. Следующие несколько дней прошли в тумане поедания фастфуда и разглядывания потолка, прокручивая в голове свой почти смертельный опыт. Окно 75-го этажа оставалось плотно закрытым. Мой грандиозный план был в клочьях. Я был ближе, чем когда-либо, живя внутри башни, но крыша казалась за много миль.

Но зуд не проходил. Он просто зарывался глубже. Я снова начал наблюдать, на этот раз с отчаянной сосредоточенностью человека, который чуть не превратился в мокрую лепёшку на тротуаре. Из своего окна я мог видеть передвижения на некоторых нижних доступных крышах соседних зданий и служебные зоны самой «Блейк Тауэр». И вот однажды вечером, наблюдая в бинокль за ночной сменой ремонтников, я это увидел. Закономерность.

Каждый вторник и пятницу, около двух часов ночи, небольшая бригада получала доступ к определённой технической вертикали на 78-м этаже. Это были плановые проверки какого-то вентиляционного или антенного оборудования. Они использовали более старый служебный лифт, которого не было в основном гостевом справочнике, лифт, который я лишь мельком видел на пыльном, забытом чертеже, найденном в старых документах во время одного из моих более ранних одержимых исследований. Мой договор аренды заканчивался. Сейчас или никогда.

В следующую вторничную ночь, или, вернее, в среду утром, я был тенью в шикарных, тихих коридорах «Блейк Тауэр». Снова одет в самую тёмную одежду, но на этот раз без нелепого альпинистского снаряжения. Просто небольшой рюкзак с водой, мощным фонариком и моим телефоном. Чтобы добраться до служебного коридора 78-го этажа, пришлось много задерживать дыхание, прижиматься к затемнённым углам всякий раз, когда кто-то проходил, и пережить один очень напряжённый момент с уборщиком, скрипучей тележкой для уборки и мной, притворяющимся странно расположенной, очень неподвижной статуей. Он мычал что-то себе невпопад, напевая, и даже не взглянул в мою сторону.

Я нашёл служебный лифт. Он выглядел древним, реликвией. И, что крайне важно, он выглядел рабочим, готовый для ремонтной бригады. Моё сердце заколотилось. Это оно. Я не видел бригаду, но слышал слабые голоса дальше по коридору. Я скользнул в лифт, нажал кнопку самого высокого этажа, указанного на его поцарапанной панели: «Крыша — уровень 2».

Подъём был медленным, дёрганым и ужасающим совершенно по-новому. Каждый стон тросов, каждая дрожь кабины, я представлял, как она падает. Но она продолжала подниматься. Мимо этажей, которые я знал, в механические недра «Блейк Тауэр». Лифт с дрожью остановился. Двери со скрипом открылись. Осталось подняться на саму крышу по небольшой лестнице. И вот она.

Не роскошная палуба. Не ловушка для туристов. Просто плоское, усыпанное гравием пространство, усеянное гудящим оборудованием, вентиляционными отверстиями и антеннами. Ветер здесь был грубой, мощной силой, хлеставшей по моей одежде, ревевшей в ушах, чистой и холодной.

Я вышел. Я был на крыше Башни «Блейк Тауэр». На мгновение я просто стоял, позволяя себе это осознать. Затем я подошёл к краю. Город. О, чуваки, город! Это была вселенная сверкающих огней подо мной, раскинувшаяся во все стороны, безмолвное, дышащее созвездие. Машины были крошечными искрами, улицы — светящимися реками. Это было похоже на взгляд с небес, или, может быть, с самолёта или космического корабля.

А наверху? Наверху были звёзды. Миллионы их. Уколы древнего света на бархатном небе, такие ясные, такие близкие, что казалось, я мог просто протянуть руку и схватить их. Никакого светового загрязнения здесь, чтобы приглушить их сияние. Это были звёзды города внизу и звёзды вселенной наверху. И я, Энди, стоял прямо посередине, крошечная точка на вершине башни из стекла и стали.

Я не думал о рисках, штрафах, мисс Линовски или офицере Роджерсе. Все неудачи, страх, нелепые попытки — всё это растаяло. Был только ветер, звёзды и это невероятное, всепоглощающее чувство покоя. И огромная, глупая ухмылка, которую я не мог стереть с лица. Я достал телефон. Время для того легендарного селфи.

Эпизод 4: Незапланированный полёт

То селфи? Оно было великолепно. Я, ухмыляющийся как идиот, вселенная, раскинувшаяся вверху и внизу. Я сделал несколько штук, просто чтобы быть уверенным. Я даже попытался снять панораму 360, но что-то она не очень получалась, да и это было неважно. Там, наверху, наедине с ветром и звёздами, я был частью целого мира, всей вселенной. По крайней мере, частью этого конкретного, очень высокого строения из стекла и бетона.

Я прислонился к гудящему вентиляционному блоку, просто впитывая всё это — прохладный металл на спине, далёкий гул города как колыбельная, абсолютную, опьяняющую правильность пребывания там, — когда я это услышал. Скрежет. Не ветер. Не механизмы. Отчётливый, ритмичный скрежет… волочение… скрежет.

Моя кровь стала холоднее ночного воздуха. Охрана? Они наконец-то меня засекли? Были ли там датчики движения или камеры, которые я не учёл? Моё сердце, которое только что успокоилось до счастливого, довольного ритма, снова забило ча-ча-ча о мои рёбра. Я прижался к блоку, вглядываясь в тени возле лестничного колодца на крышу, откуда я пришёл. Ничего.

Затем — скрежет… глухой удар. На этот раз ближе. Доносилось с другой стороны крыши, возле главного шпиля. Медленно, осторожно я продвигался вдоль низкой парапетной стены, используя громоздкие кондиционеры для прикрытия. Луч моего фонарика, теперь плотно сфокусированный, дрожал в моей руке.

И тут я это увидел. Тёмная фигура, силуэт на фоне слабого свечения города, перетаскивающая себя через последний выступ на крышу. Фигура была одета с ног до головы в чёрное, двигаясь со странной, паучьей грацией.

Моя первая мысль, и она ударила меня как кулаком под дых: прыгун. Кто-то здесь, чтобы покончить со всем. На моей крыше. В мою идеальную, звёздную ночь. Ирония не ускользнула от меня, но в основном меня захлестнула волна неожиданной защиты. Я прошёл через ад, чтобы попасть сюда ради момента покоя, ощущения жизни. Мысль о том, что кто-то другой использует это же место для прямо противоположного… нет. Только не на моей минуте славы.

«Эй! — крикнул я, мой голос прозвучал тонко и пискляво в этой необъятности. — Эй, не делай глупостей!» Фигура замерла. Медленно повернулась. Я всё ещё не мог разобрать черт лица, только тёмный силуэт.

«Слушай, что бы ни происходило, — сказал я, выходя из-за кондиционера, подняв руки в, как я надеялся, не угрожающем жесте. — Это того не стоит, хорошо? Мы можем поговорить. Я Энди, кстати». Отлично, Энди, очень гладко. Представься потенциальному самоубийце.

Фигура ничего не сказала. Она просто… шевельнулась. И когда она переместилась в участок чуть менее густой тени, я увидел, как что-то блеснуло. Не оружие. Что-то… пристёгнутое к спине. Что-то громоздкое, сложенное.

«Серьёзно, чувак, — продолжил я, сделав ещё один неуверенный шаг. — Этот вид, да? Он довольно потрясающий. Заставляет тебя чувствовать себя маленьким, но в хорошем смысле. Ты же не хочешь пропустить все остальные виды, которые есть в жизни, понимаешь?» Мой внутренний мотивационный оратор, очевидно, работал сверхурочно.

Затем фигура заговорила, и у меня чуть челюсть не отвисла до земли. Это был женский голос, напряжённый и раздражённый: «Пропустить их? Милый, я вот-вот получу лучший вид в своей жизни!»

И она пошла к краю здания. Не отчаянно, в стиле «я сдаюсь». А с целью. С ужасающей, неотвратимой целью.

«Подожди! — взвизгнул я, внезапно поняв, что это не то, что я думал. — Что ты делаешь? Ты же не собираешься… прыгать?» Она рассмеялась, коротким, резким звуком: «Долго же до тебя доходило, гений». Она подошла к краю, повернувшись спиной к головокружительной пропасти. И тут я это ясно увидел. Громоздкая штука у неё на спине не была парашютом в традиционном смысле. Она была… более гладкой. Более угловатой. Как что-то из научно-фантастического фильма. Крылья. Сложенные, искусственные крылья.

«О боже мой, — прошептал я. — Ты сумасшедшая, ты действительно собираешься спрыгнуть с Башни „Блейк Тауэр“?» «Таков план, Стэн, — сказала она, возясь с ремнями на груди. — Попытка рекорда. А теперь будь умницей и не пытайся изображать героя, хорошо? У меня плотный график». Героя? Я? Леди, я был тем идиотом, который только что потратил недели, пытаясь незаконно забраться на эту штуку ради селфи. Но это? Это был совершенно другой уровень. И глубоко внутри, хотя она явно не была прыгуном в том смысле, в каком я боялся, что-то всё ещё кричало мне, что это очень плохая идея. Что, если эта… штука у неё на спине не сработает?

«Слушай, э-э… — начал я, — может, передумаешь? Существуют, вроде как, правила безопасности? Поправки на ветра? Голуби? Магнитные бури?» Она лишь закатила глаза, вспышка белого в полумраке: «Меня зовут Кейт. И я сделала свою домашнюю работу». Она глубоко вздохнула, приготовившись.

Мои мысли неслись вскачь. Эта женщина, Кейт, собиралась броситься в бездну. И я, Энди, парень, который только что пережил почти смертельный опыт, пытаясь вскарабкаться вверх на несколько этажей, был единственным свидетелем. Я не мог просто стоять здесь. Что, если она воровка? Что, если она ограбила один из тех пентхаусов миллиардеров, которые я видел в рекламе, набила бриллианты в свой лётный костюм, и это был её дерзкий побег? Мысль была абсурдной, но не более абсурдной, чем женщина, собирающаяся слететь с небоскрёба.

Прежде чем я смог полностью всё это осознать, я бросился. Не чтобы сбить её с ног, не совсем. Скорее, чтобы… схватить её. Остановить её. Заставить её одуматься, даже если бы мне пришлось кричать это в её, по-видимому, глухие к острым ощущениям уши: «Кейт, нет!» Она взвизгнула от удивления, когда я схватил её за руку: «Какого чёрта ты делаешь?!» Мы споткнулись, неуклюжий, отчаянный танец на краю вечности. Она была сильнее, чем выглядела, вся из жилистых мышц и яростного негодования. «Отпусти меня, псих!» — взвизгнула она, пытаясь вырвать руку. «Это ты псих!» — крикнул я в ответ. Мы неуклюже сцепились. Раздался тошнотворный рывок. Огни города внизу, когда-то красивый ковёр, внезапно накренились и устремились вверх с тревожной, вызывающей тошноту скоростью. Мы падали.

Истошный крик вырвался из моего горла. Кейт тоже закричала, звук был больше похож на ярость, чем на страх. На долю секунды мир превратился в ветер, ужас и стремительно приближающуюся землю. Затем — хлопок!

Внезапный, сильный рывок вверх, будто нас схватила очень злая, очень большая птица. Ужасающее падение замедлилось, затем… прекратилось. А потом мы… скользили. Парили. Я мёртвой хваткой вцепился в Кейт, её рука всё ещё была в моей мёртвой хватке. Эта штука-крыло — её синтетическое, безумное крыло — раскрылось. Оно было огромным, тёмной V-образной формой на фоне звёздного неба, и каким-то образом, невероятно, оно удерживало нас обоих в воздухе.

Мы больше не падали. Мы летели. Летели над сверкающим, спящим городом. Ветер ревел мимо нас, но теперь он был другим — звук движения, а не гибели. За нами Башня «Блейк Тауэр» удалялась, её вершина теперь была лишь ещё одним огоньком среди многих. Фары автомобилей чертили безмолвные узоры на улицах, похожих на светящиеся огоньки детских игр.

«Ты абсолютный… маньяк!» — крикнула Кейт, её голос напрягался от ветра, но я услышал в нём и нотку неохотного благоговения. Она пыталась управлять, регулируя своё тело, крыло отвечало лёгкими наклонами и покачиваниями. Я не мог говорить. Я просто держался, руки болели, мой разум был совершенно чистым холстом шока и неверия. Я, Энди, неудавшийся руфер, провалившийся лазутчик, в настоящее время совершал незапланированный тандемный полёт над городом, вцепившись в крылатую воровку (вероятно?) по имени Кейт.

Моя ночь только что перешла из невероятно хорошей в невероятно безумную. А звёзды? Они всё ещё были там, наверху, но теперь они проносились мимо с совершенно новой и ужасающей скоростью.

Эпизод 5: Нежелательный балласт и погружение в подземку

Приземление было не столько приземлением, сколько контролируемой аварией. Моё прекрасное, сделанное на заказ крыло «Сан Лайт» — годы проектирования, бесчисленные часы анализа вычислительной аэродинамики и больше денег, чем хотелось бы признавать — не было рассчитано на тандем. Особенно не с паникующим, мёртвым грузом, вцепившимся в меня. Мы ударились о крышу какого-то забытого склада в промышленном районе с глухим стуком, от которого у меня по спине пробежали мурашки. Несколько черепиц, вероятно, разлетелись. У меня перехватило дыхание, и на драгоценную секунду всё, что я могла делать, — это хватать ртом воздух, металлический привкус адреналина разливался во рту. Город, когда-то бывший сверкающим светом подо мной, теперь представлял собой запутанную мешанину тёмных переулков и мерцающих ламп. Мы были в милях от «Блейк Тауэр», слава провидению, или какому-то там божеству, надзирающему за безумными побегами с крыш.

«Ты… ты в порядке?» — парень — Энди, как он сказал (казалось, это было в другой жизни там, на крыше), — прохрипел рядом со мной, звуча, как проколотый аккордеон. В порядке? Была ли я в порядке? Я только что совершила высокорискованный, несанкционированный городской прыжок с высокотехнологичным крылом, с незапланированным, необученным и, откровенно говоря, довольно тяжёлым чуваком. Мой тщательно спланированный маршрут побега теперь превратился в хаотичную импровизацию, и у меня был гражданский свидетель, который видел моё лицо и мою технологию. «В порядке» — не то слово, которое я бы выбрала.

«Нет времени!» — рявкнула я, вскакивая на ноги. Ноги казались ватными, но главный императив был — двигаться. Каждый инстинкт кричал мне: убираться, исчезнуть. Я начала отстёгивать «Сан Лайт», пальцы неуклюже возились с быстросъёмными пряжками. Оно было разработано для быстрого сброса. Энди всё ещё пытался сориентироваться, оглядываясь по сторонам, как сбитая с толку сова: «Что… что это было? Мы летели! У тебя есть крылья! Ты что… супергерой?» «Меньше разговоров, больше бега!» — прошипела я, наконец-то совладав с креплением крыла. Оно было драгоценным, моим шедевром, но и маяком. Я не могла его нести. Я засунула его под ржавый вентиляционный блок, надеясь, что его не обнаружат хотя бы в течение нескольких часов. Кусочек моего сердца откололся, когда я оставила его там, но выживание перевешивало сентиментальность. Затем я побежала. По гравийной крыше, к шаткой пожарной лестнице, которую я смутно заметила во время нашего не слишком изящного спуска. Я не оглянулась, чтобы посмотреть, следует ли за мной Энди. Честно говоря, части меня надеялись, что он этого не сделает. Он был осложнением, которое мне было не нужно. Но подсознание уже строило варианты развития будущего.

И тут я услышала его неуклюжие шаги, грохочущие позади меня: «Эй! Подожди! Куда мы идём? К чему такая спешка?» Спешка? Спешка была в том, что Ричард Страйк, человек, чьи связи в этом городе были длиннее и темнее, чем любая тень, вероятно, уже знал, что что-то пошло не так. Его пентхаус не просто ограбили — это было прикрытие, отвлекающий манёвр, который, как я надеялась, даст мне время. Я взяла нечто гораздо более ценное для него, чем бриллианты: данные. Доказательства. Достаточно, чтобы разоблачить его как того монстра, которым он и был. И он обрушит ад, чтобы вернуть это и заставить меня замолчать. «Просто не отставай, если дорожишь своими коленками!» — крикнула я через плечо, уже на полпути вниз по дрожащей пожарной лестнице. Аллея внизу воняла протухшим мусором и чем-то неопределённо химическим. Идеально. Энди, да благословит его невежественное сердце, действительно не отставал. Он был на удивление проворен для человека, который выглядел таким напуганным несколько минут назад. Или, может быть, остаточный адреналин делал своё дело. «Коленками? Кто такой Ричард Страйк? Ты его ограбила? Поэтому у тебя… крылья?» — он строчил вопросами, как из пулемёта. «Нет времени на вопросы и ответы, экскурсия окончена!» — отрезала я, спрыгнув на грязный пол аллеи и тут же рванув бежать. Каждая тень, казалось, пульсировала невидимыми угрозами. Бродячая кошка зашипела на нас с вершины мусорного бака, её глаза светились, как злобные изумруды. Даже чёртовы кошки в этом городе были подозрительны.

Мы метались по лабиринту задворок, далёкий вой сирен — были ли они за нами? Или это просто обычный саундтрек обычной ночи в городе? — заставлял волосы у меня на затылке вставать дыбом. Энди пыхтел рядом со мной, всё ещё пытаясь получить ответы: «Слушай, Кейт, верно? Ты должна рассказать мне, что происходит! У нас проблемы? Ну, настоящие проблемы?» «Ты понятия не имеешь», — пробормотала я, больше себе, чем ему. У него были проблемы просто потому, что он оказался рядом со мной. Если люди Страйка нас найдут, Энди в лучшем случае сочтут сопутствующим ущербом. Лишним концом, который нужно завязать. Он пытался «спасти» меня по-своему, но ошибочно. Теперь он попал в мою заваруху, ну что ж, сам напросился.

Нам нужно было убраться с улиц. У Страйка повсюду были глаза. Копы, спецслужбы, частная охрана, информаторы… город был под его контролем. И тут я это заметила — ржавую, неприметную крышку люка в особенно тёмном и пустынном тупике, которую я отметила на своей мысленной карте несколько месяцев назад во время планирования на случай непредвиденных обстоятельств. Подземка города. Старые служебные тоннели, в основном забытые, частично затопленные, но сеть, которая могла привести почти куда угодно, если знать маршруты и не бояться крыс размером с небольших собак.

«Сюда!» — выдохнула я, резко затормозив и дёрнув за тяжёлую чугунную крышку. Она едва поддалась: «Помоги мне, чувак!» Энди, к его чести, не колебался. Он навалился на неё всем весом, и со стоном ржавого металла крышка люка со скрежетом открылась, обнажив тёмную, неприветливую дыру. Запах, который оттуда потянулся, был… ядрёным. «Ты хочешь, чтобы мы полезли… туда?» — спросил он, в его голосе смешались неверие и отвращение. Он заглянул в темноту: «Там что, суперкрысы?» «Вероятно. И похуже! — сказала я, уже перекидывая ноги в отверстие. — Но здесь, наверху, есть люди, по сравнению с которыми суперкрысы покажутся пушистыми котятами. Ну так что, ты идёшь, или будешь ждать, чтобы объяснить команде зачистки Ричарда Страйка, как ты оказался в незапланированной увеселительной поездке на моём крыле?» Кажется, это сработало. Его глаза расширились. Он всё ещё выглядел совершенно сбитым с толку, но упоминание о «команде зачистки», очевидно, возымело действие. Он полез за мной, и я задвинула крышку люка на место, погрузив нас в почти полную темноту. Единственный свет исходил от слабого свечения моих часов и полосок света, пробивающихся сквозь вентиляционные щели в крышке наверху.

Тишина, после бешеной погони, была оглушительной, нарушаемая только нашим прерывистым дыханием и далёким капаньем воды. «Ладно, — прошептал Энди, его голос жутко отдавался эхом. — Теперь ты можешь мне сказать, что это за ад такой, и почему все копы в городе, вероятно, ищут девушку с самодельными крыльями и её очень сбитого с толку, очень невольного нового лучшего друга?» Я прислонилась к холодной, влажной стене тоннеля, наконец-то позволив себе почувствовать усталость. Он заслуживал объяснения. По крайней мере, предупреждения. Он понятия не имел, насколько это опасно. Не только для меня. Но и для любого, кто подойдёт слишком близко.

Эпизод 6: Суета и неотвязная тень

Служебные тоннели были моим мрачным убежищем. Я знала их как свои пять пальцев — или, вернее, как схемы, которые я изучала, сверяя с архаичными документами городского планирования. Каждая капля, каждый далёкий гул города наверху были знакомым ритмом в этом подземном мире. Энди — не очень. Он спотыкался позади меня, бормоча о «крысах королевского размера» и запахе, который, по общему признанию, был ядрёным коктейлем из сырой земли, разложения и чего-то неопознанно мерзкого.

«Мы уверены, что это лучше, чем парни с… проблемами с коленками?» — прошептал он напряжённым голосом, в третий раз чуть не споткнувшись о незакреплённую трубу. «Абсолютно», — буркнула я, не сбавляя шага. Мои внутренние часы тикали. Страйк не просто будет искать на поверхности, у него тоже были люди, знавшие об этих старых сетях, хотя, надеюсь, не так хорошо, как я. Нам нужно было создать дистанцию, слои городской анонимности, между нами и тем складом.

Нашей целью была старая, редко используемая точка доступа, которая вела прямо в служебные коридоры станции метро северной линии. Это была авантюра — станции метро означали камеры, толпы и транспортную полицию — но это также означало множество путей отхода, хаотичный поток людей, в котором можно было затеряться, при соблюдении мер предосторожности. Найти ржавую лестницу, ведущую к стальному люку, было облегчением. «Почти у цели», — сказала я Энди, который выглядел так, будто всерьёз подумывал подружиться с «суперкрысами», лишь бы не проводить в тоннелях ни минуты больше. Воздух в служебном коридоре станции всё ещё был спертым, но нёс в себе слабый металлический привкус тормозов поездов и далёкий гул объявлений. Это был звук потенциального побега. Я приоткрыла тяжёлую противопожарную дверь ровно настолько, чтобы выглянуть. Платформа 3. Умеренно людно. Хорошо.

«Ладно, — сказала я, поворачиваясь к Энди. Он был покрыт грязью, его худи выглядело так, будто боролось с жировым монстром, а глаза были широко раскрыты и всё ещё переваривали весь опыт „полёта с небоскрёба, погони по канализации“. — Здесь мы расстаёмся». Он моргнул: «Расстаёмся? Ты шутишь? После всего этого? Думаю, я теперь вроде как вписался. К тому же, ты так и не рассказала мне о парнях с коленками!» «Считай себя не вписавшимся, — сказала я твёрдым голосом. — Ты гражданский. Ты обуза. Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Иди домой, Энди. Забудь, что видел меня. Забудь про крылья. Скажи себе, что это был странный сон». Я не стала дожидаться ответа. Я проскользнула в дверь и смешалась с потоком пассажиров, направляющихся к только что прибывшему поезду северного направления. Быстрый взгляд назад — Энди всё ещё стоял там, выглядя растерянным. Идеально.

Двери поезда с шипением открылись. Я метнулась внутрь как раз в тот момент, когда они собирались закрыться, найдя место у дверей, готовая к быстрому выходу. Поезд дёрнулся вперёд. Свобода. Или, по крайней мере, временная передышка. Затем, как раз когда двери были всего в дюйме от того, чтобы сомкнуться, сквозь них просунулась рука, а за ней — очень грязный, очень решительный Энди, который протиснулся внутрь со вздохом. Он споткнулся, чуть не упав лицом в женщину, читавшую любовный роман, которая одарила его взглядом, от которого могло поплохеть даже бегемоту. Я уставилась на него, ошарашенная: «Как ты?..» «Годы… э-э… уклонения от оплаты билетов на автобус, — пропыхтел он, поправляя худи. — Ты так просто от меня не избавишься, Кейт. Я на удивление ловок для парня, который сегодня дважды чуть не превратился в человеческую лепёшку». Мои челюсти сжались. Это шло не по плану. Мой план включал моё исчезновение, а не приобретение настойчивого, запачканного грязью напарника.

На следующей станции я была готова. В тот момент, когда двери открылись, я выскочила, лавируя сквозь выходящих пассажиров, направляясь к лестнице, ведущей на другую линию. Я преодолевала их по две ступеньки за раз. Он не мог за мной угнаться. Клац-клац-бум. Он был прямо за мной, его дыхание было прерывистым, но темп непоколебимым. «Серьёзно?» — пробормотала я, проталкиваясь через турникет (я стащила выброшенный билет, он же просто перепрыгнул его с удивительной грацией).

Эта нелепая погоня продолжалась ещё три линии метро. Я спрыгивала с одного поезда, неслась через платформу, запрыгивала на другой как раз в тот момент, когда звучал сигнал «двери закрываются». Каждый раз я думала, что потеряла его. Каждый раз, как только я позволяла себе толику облегчения, он появлялся — запыхавшийся, растрёпанный, но неоспоримо там. Он был похож на до смешного настойчивого золотистого ретривера, если бы золотистые ретриверы увлекались городским паркуром и слегка пахли канализацией. Я даже попробовала классический трюк «сесть в поезд, а затем выпрыгнуть в последнюю секунду». Он выпрыгнул вместе со мной, чуть не приземлившись на меня.

Наконец, на менее людной станции на окраине города — месте, где объявления эхом отдавались в почти пустых залах — я просто остановилась. Я устала. Мои нервы были на пределе. И, честно говоря, крошечная часть меня была почти… впечатлена. Раздражена, да, но и впечатлена.

Я резко повернулась к нему, тяжело дыша: «Ладно. Хорошо. Ты получаешь награду „Самый упорный нежелательный спутник“. Что нужно сделать, чтобы ты оставил меня в покое?» Энди прислонился к грязной кафельной стене, пытаясь отдышаться. Полоса чего-то, что могло быть грязью или, возможно, древней туннельной слизью, украшала его щеку. «Ответы, Кейт, — выдохнул он, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — Просто… ответы. И, может быть… бутылку воды. И дезинфицирующий душ. Но в основном ответы». Он выглядел искренне измученным, но в его челюсти была упрямая решимость. Он больше не был просто случайным парнем. Он был случайным парнем, которого сорвали с небоскрёба, протащили через подземную грязь и который всё ещё умудрялся не отставать от меня по всей городской транспортной системе. Он был, одним словом, проблемой. Но он также, доводя до бешенства, всё ещё был здесь.

Я вздохнула, силы покидали меня. Бегство не работало. Может быть, разговор был единственным способом заставить его понять опасность, в которой он находился, опасность, которой он подвергал меня, оставаясь рядом. «Хорошо, — сказала я, указывая на потёртую пластиковую скамейку неподалёку. — Садись. Но побыстрее. У нас нет всей ночи. На самом деле, у нас, вероятно, есть около десяти минут, прежде чем мне нужно будет найти новую дыру, чтобы в неё залезть». Он практически рухнул на скамейку, выглядя безмерно облегчённым. «Давай, — сказал он, затем кашлянул. — Итак. Парни с коленками. Ричард Страйк. Самодельные лётные крылья. Начинай откуда хочешь. Я весь во внимании… и, кажется, у меня быстро развивается лёгочная инфекция». Несмотря ни на что, крошечная, неохотная улыбка тронула уголок моего рта. Это будет странное объяснение. И ещё более странная подача.

Эпизод 7: Ускоренный курс по теме «Бойся своих желаний»

Сидя на этой грязной пластиковой скамейке, покрытый чем-то, что я даже не хотел опознавать, рядом с сертифицированно безумной (но, бесспорно, крутой) девушкой со складными крыльями, которая, по-видимому, была в бегах от «парней с коленками»… вот оно. Это было противоположностью обыденности. Моё сердце всё ещё сносно изображало колибри, лёгкие ощущались так, будто я выкурил дымоход, и каждая мышца болела, но, чёрт возьми, я был жив. Такую историю рассказывают на вечеринках, если доживёшь до этих вечеринок.

Все эти годы блужданий по серым кварталам города, чувствуя себя призраком в машине, я жаждал чего-то большего. Чего-то настоящего. И вот, оно здесь, в подарочной упаковке из опасности и со слабым запахом старой канализации. Я гнался за Кейт по подземке, как какой-то городской исследователь на передозировке кофеина, и, между нами говоря? Часть меня наслаждалась каждой секундой этого пропитанного адреналином хаоса. Мысль о возвращении к моей тихой, предсказуемой жизни, к вздохам Джеки и дебатам об экобрендах, была почти страшнее, чем то, что Кейт собиралась мне рассказать. Разочарование сейчас было большим страхом, чем парни с коленками.

«Ладно, — выдавил я, стараясь звучать спокойнее, чем чувствовал. — Итак, Ричард Страйк. Полагаю, это он владелец коленок?» Кейт потёрла виски, выглядя совершенно измученной, но с искрой чего-то яростного, всё ещё горевшей в её глазах: «Он владеет гораздо большим, Энди. Он практически владеет этим городом, или, по крайней мере, теми его частями, которые важны для таких людей, как он. Он не просто какой-то бандит. Он… влиятельный. Могущественный. И очень, очень мстительный».

«А ты… что? Украла его призового пуделя? Его секретный рецепт особо злого кофе?» — я пытался изобразить легкомыслие, но мой голос немного дрогнул. Она почти улыбнулась, мимолётной, усталой улыбкой: «Нечто, что он ценит больше. Информацию. Доказательства того, что он не просто легальный бизнесмен. Доказательства, которые могли бы разрушить всю его империю». «Значит, крылья были твоим… планом побега?» — спросил я. «План А, — призналась она. — План Б — не попасться. План В… ну, мы сейчас как бы импровизируем План В, не так ли?»

Прежде чем я успел спросить, что может включать в себя План Г (вероятно, больше бега и сомнительная гигиена), новый звук прорезал тихий гул станции. Не поезд. Не далёкий шум транспорта. Тяжёлые шаги. Несколько пар. И они приближались. Быстро. Голова Кейт резко вскинулась. Усталость исчезла, сменившись острой, звериной настороженностью: «Они нас нашли». «Кто нас нашёл? Парни с коленками?» — Мой желудок нервно перевернулся. «Или хуже, — прошептала она, уже вскочив на ноги, её глаза метались к выходам со станции, просчитывая. — Его частная охрана. Они более… основательны».

Не было времени на ту бутылку воды. Не было времени на дезинфицирующий душ. Романтика? Если можно было назвать наш спринт по канализации романтикой, то да, она определённо закончилась. Краткий момент почти-спокойствия разлетелся, как дешёвое стекло. Мы рванули. Но станция, которая мгновениями ранее казалась лабиринтом путей отхода, теперь ощущалась как ловушка. У каждого выхода появлялись тёмные костюмы, двигаясь с отработанной эффективностью. Это не были транспортные полицейские. Эти парни выглядели так, будто ели транспортных полицейских на завтрак.

Нас согнали, а не преследовали, к главному вестибюлю. Теперь он был жутко пуст, немногие поздние пассажиры исчезли или были… поощрены уйти. И там, стоя у закрытых билетных касс, в окружении двух мужчин, которые выглядели так, будто могли бы выжать от груди небольшой автомобиль, был он. Я сразу это понял. У него была аура холодной, контролируемой власти, которая высасывала воздух из помещения. Он не был физически внушительным в смысле вышибалы, но его сшитый на заказ костюм сидел на нём идеально, а его глаза… его глаза были как льдинки, острые и немигающие. Это должен был быть Ричард Страйк.

Он оглядел нас с ног до головы, медленной, обдуманной оценкой, от которой у меня поползли мурашки по коже. Его взгляд задержался на Кейт, мелькнуло что-то нечитаемое — гнев? Разочарование? — прежде чем остановиться на мне. Лёгкая, почти жалостливая улыбка тронула его губы. «Ну-ну-ну, — сказал Страйк, его голос был гладким, как полированный обсидиан. — Кэтрин. Ты устроила нам довольно весёлую погоню. И подобрала какого-то чебурашку, я смотрю». Кейт шагнула вперёд, или, вернее, её мягко, но твёрдо подтолкнул вперёд один из громил, способных выжимать автомобили и гнуть подковы. Её лицо было бледным, но подбородок высоко поднят. Надо отдать ей должное, она не съёживалась.

Затем она сделала нечто, отчего мой и без того акробатический желудок провалился сквозь пол. «Он заставил меня… — сказала Кейт, её голос внезапно стал тихим, почти слезливым. Она указала дрожащим пальцем прямо на меня. — Этот… этот мужчина. Это он. Он вломился в наш пентхаус. Он заставил меня помочь ему. У него была эта сумасшедшая штуковина с крыльями… он собирался сбросить меня с крыши, если я не вывезу его оттуда!» Я уставился на неё с открытым ртом. Что за настоящую дичь ты несёшь?

Мой разум помутился. Обвинён? Ею? После того, как я пытался её спасти (ошибочно, ладно, но всё же!), после нашего совместного приключения в канализации, после того, как она только что начала говорить мне свою историю? Это было так нагло, так возмутительно лживо, что было почти… комично. Если бы мне вот-вот не собирался переставить коленки человек по имени Страйк.

Ледяной взгляд Страйка переместился на меня. Эта жалостливая улыбка стала шире, но не коснулась его глаз: «Вот как, молодой человек? Дерзкое ограбление на крыше? Принуждение невинных молодых женщин быть вашими пилотами для побега? Внушительное резюме». Моя скучная жизнь? Да, она официально закончилась. Разлетелась вдребезги. Это не было тем захватывающим приключением, о котором я мечтал. Это было холодно, жёстко, и, по-видимому, включало в себя то, что меня подставила девушка с потрясающими крыльями и ужасными инстинктами выживания, когда дело касалось построения союзов.

Я открыл рот, чтобы возразить, закричать, объяснить, что я просто скучающий парень, который любит крыши и испытывает патологическую неприязнь к дебатам об экопродуктах, но один из громил рядом со Страйком сделал полшага вперёд, хрустнув костяшками пальцев со звуком, похожим на треск сухих веток. Слова замерли у меня в горле. Я не так представлял себе, как моя жизнь станет интересной. Даже близко нет.

Эпизод 8: Сокрушительная тяжесть ничтожества

Громила снова хрустнул костяшками, поставив точку в моём внезапном, вынужденном молчании. Я приготовился к… ну, к чему-то неприятному. К поездке в тёмный переулок? К разговору с использованием плоскогубцев и моих вышеупомянутых коленок? Моё воображение, обычно источник лёгкого развлечения, теперь услужливо поставляло нарезку из клише гангстерских фильмов.

Но Страйк просто… улыбнулся. Той холодной, пустой улыбкой, которая не достигала его глаз. Он пренебрежительно махнул рукой громиле: «Нет-нет, Майкл. Дайте молодому человеку высказаться. Если ему есть что сказать».

Я сглотнул, в горле пересохло, как в пустыне. Говорить? Что я мог сказать? «Вообще-то, мистер Страйк, сэр, произошло забавное недоразумение. Я просто случайный турист во всей этой ситуации с „ограблениями на крышах и побегами на крыльях“. Могу я угостить вас кофе, чтобы всё уладить?» Ага, конечно.

Кейт всё ещё стояла там, выглядя маленькой и почему-то ещё более предательской теперь, когда непосредственная угроза ей, казалось, уменьшилась, потому что она бросила меня на съедение волкам. Или Страйку, если уж на то пошло.

«Итак, — продолжил Страйк, его голос был как шёлк, наброшенный на сталь. — Никаких героических отрицаний? Никакой страстной защиты вашей… сообщницы?» Он неопределённо махнул в сторону Кейт. Я посмотрел на Кейт. Её глаза, когда они на мгновение встретились с моими, были нечитаемы. Страх? Вина? Или просто холодный расчёт? Неужели она действительно думала, что это хлипкое обвинение спасёт её? Или это была какая-то извращённая, отчаянная игра, которую я был недостаточно умён, чтобы понять?

«Она… ошибается», — наконец выдавил я, мой голос был хриплым. «Я не заставлял её ничего делать. Я был… на крыше. Ради вида». Неубедительно. Настолько невероятно неубедительно, что было почти больно.

Страйк хмыкнул, низким, лишённым юмора звуком. «Вида. Конечно. Популярное времяпрепровождение для… начинающих акробатов на крышах, я полагаю». Он сделал шаг ближе. Я почувствовал запах его дорогого одеколона, чего-то резкого и неопределённо хищного. «Скажите мне, мистер?..» «Энди», — подсказал я, чувствуя, будто вручаю ему оружие. «Мистер Энди», — повторил он, смакуя это обыденное имя. «Почему я должен вам верить? Человеку, найденному на моей крыше, в компании женщины, которая только что лишила меня некоторой весьма… деликатной собственности. И которая теперь, весьма кстати, обвиняет вас в организации всего этого дела».

Вот оно. Та часть, где меня уволакивают. Я приготовился. Но затем Страйк сделал то, чего я совершенно не ожидал. Он отступил назад, на его лице появилось выражение полного, почти скучающего безразличия.

«Знаете что, мистер Энди? — сказал он, его голос понизился до заговорщического, но пренебрежительного шёпота. — Мне всё равно». Я моргнул: «Вам… вам всё равно?» «Не особенно», — он пожал плечами, крошечным, элегантным движением своих сшитых на заказ плеч. «Можете идти».

Мой мозг завис. Идти? Просто… идти? Это уловка? Они собираются выстрелить мне в спину, когда я буду уходить? Классический ход из фильма.

«Почему?» — слово вырвалось у меня прежде, чем я успел его остановить. Моё любопытство, даже перед лицом потенциального расчленения, очевидно, было сильнее моего инстинкта выживания.

Страйк посмотрел на меня, как на слегка интересное насекомое, которое он нашёл под камнем. «Потому что, мистер Энди, — сказал он, и его голос был шёлковой бритвой, — вы никто. Призрак в этом городе, как вы так метко выразились себе во многие скучные дни. Кто вам поверит? Кто будет слушать вашу нелепую историю о крылатых женщинах и погонях по крышам? Полиция? Они высмеют вас из участка, или, может быть, отправят на обследование. СМИ? Они напечатают это как забавную заметку на двенадцатой странице, рядом с объявлениями о пропавших домашних животных».

Каждое слово было ударом молота. Он знал. Каким-то образом он знал то глубоко укоренившееся чувство ничтожности, которое преследовало меня. Он использовал мою собственную анонимность против меня.

«У вас нет авторитета, мистер Энди, — продолжил Страйк, его улыбка вернулась, холоднее, чем когда-либо. — Никакого влияния. Никакой власти. Вы — порыв ветра, мерцание в уличном фонаре». Он сделал паузу. «А сейчас вы просто… неинтересны».

Это было самое жестокое, сокрушающее душу увольнение, которое я когда-либо испытывал. Хуже любой физической угрозы. Он не собирался причинять мне боль. Он собирался стереть меня. Он говорил мне, что я ничего не значу.

А Кейт? Что насчёт Кейт? Взгляд Страйка снова переместился на неё. Холодное безразличие исчезло, сменившись той нечитаемой, сосредоточенной интенсивностью. «Кэтрин, с другой стороны, — мягко сказал он, — Кэтрин имеет значение. Она совершила ошибку. Очень серьёзную. Но ошибки можно… исправить». Громилы, Майкл и его такой же крупный друг, сделали шаг к Кейт. Она не вздрогнула, но я увидел, как по ней пробежала дрожь.

И в этот момент что-то во мне сломалось. Страх, растерянность, даже укол предательства Кейт — всё это слилось в одну, жгучую точку… чего-то. Неповиновения? Глупости? Внезапного, безрассудного желания доказать Страйку, что он неправ? Доказать, что я не никто?

«Подождите», — сказал я, мой голос был на удивление твёрдым. Бровь Страйка изогнулась: «Да, мистер Энди? Вы внезапно стали… интересным?» Я посмотрел на Кейт. Она не встречалась со мной взглядом. «Вы не просто заберёте её», — сказал я. Это не был вопрос.

Что ты делаешь, идиот?! — кричал голос в моей голове. Он только что дал тебе выход! Воспользуйся им! Беги! Вернись к своей скучной, безопасной жизни! Эта девушка подставила тебя! Но другой голос, тише, упрямее, прошептал: Она летела. Ты летел с ней. Ты видел звёзды с вершины мира. Неужели ты действительно просто уйдёшь? Будешь тем никем, кем он тебя называет?

Страйк действительно выглядел удивлённым: «О? И кто же меня остановит, мистер Энди? Вы? Человек-невидимка?» Мои руки сжались в кулаки. Моя скучная жизнь превратилась во что-то другое, что-то ужасающее и волнующее. И несмотря на предательство, несмотря на подавляющее превосходство сил, мысль об уходе, о том, чтобы позволить Кейт столкнуться с этим в одиночку, о признании правоты Страйка насчёт меня… это было невыносимо.

«Может быть, — сказал я, моё сердце колотилось о рёбра, как пойманная птица. — Может быть, и никто может что-то сделать». Это было безумие. Абсолютно, сертифицированно безумно. У меня не было плана. Никакого оружия. Никакой поддержки. Просто внезапное, до глубины души убеждение, что я не могу просто уйти.

Страйк долго изучал меня, его удивление сменилось чем-то более холодным. Он вздохнул, театральным звуком разочарования: «Такое предсказуемое, утомительное проявление бессмысленного героизма. Майкл, будьте так любезны, покажите мистеру Энди выход? Навсегда, на этот раз, если он настаивает на том, чтобы быть помехой».

Майкл ухмыльнулся, золотой зуб блеснул в тусклом свете станции, и двинулся ко мне. И вот так я остался один. Кейт уводили. Страйк поворачивался спиной. Мой шанс быть никем, быть свободным, исчез. Я выбрал… нечто другое. И у меня было очень плохое предчувствие насчёт определения «выхода» по Майклу. Моя скучная жизнь определённо закончилась. Вопрос был в том, как быстро за ней последует моя настоящая жизнь?

Эпизод 9: Золотая клетка и эхо крыльев

Поездка обратно в Башню «Блейк Тауэр» была тихой, удушающей процедурой. Не в одной из отцовских шикарных, анонимных чёрных машин, которые обычно возили меня, как драгоценную, хрупкую посылку. Нет, на этот раз это был стерильный фургон охраны, с Майклом и его молчаливым близнецом Дэвидом (я наконец-то узнала его имя, не то чтобы это имело значение), в качестве моих неулыбчивых сопровождающих. Огни города расплывались за армированным стеклом, каждый из них — крошечная булавочная головка в бархатной тьме, насмешливое напоминание о звёздах, к которым я была так близка всего несколько часов назад.

Моя пентхаус-квартира — или, как я предпочитала её называть, моя роскошная, ультрасовременная тюремная камера на 77-м этаже — была точно такой же, какой я её оставила. Только теперь она ощущалась по-другому. Меньше. Панорамные окна, когда-то символ недостижимой свободы, которую я жаждала прорвать, теперь, казалось, давили на меня, сверкающий городской пейзаж был красивыми, дразнящими обоями.

Отца не было, когда мы приехали. Он редко бывал. Он предпочитал организовывать всё на расстоянии, его присутствие было леденящим подспудным течением, а не явным проявлением. Вместо него ждала миссис Сайленс, его глава домашнего персонала — женщина, чья улыбка никогда не достигала её холодных, оценивающих глаз и чья преданность моему отцу была абсолютной.

«Кэтрин, дорогая», — сказала она голосом гладким, как промасленное шёлковое полотно, хотя я знала, что под ним скрывается железная воля. «Мы так волновались. Ваш отец будет… рад узнать, что вы в безопасности». В безопасности. Это слово было горькой шуткой. Я вернулась в клетку, красивую, позолоченную клетку, из которой я всю жизнь пыталась сбежать.

Она указала на поднос на мраморном кофейном столике. «Я распорядилась приготовить ромашковый чай. А повар испекла ваши любимые лавандовые сконы. Возможно, что-то, чтобы успокоить ваши нервы после вашего… приключения». Приключение. Они и понятия не имели. Чистая, ужасающая, волнующая реальность того полёта… ветер, ревущий мимо, город — захватывающее дух сокровище подо мной, невозможная лёгкость пребывания в воздухе, не имея ничего, кроме моих крыльев и молитвы. И Энди. Тот нелепый, неожиданно упорный, покрытый грязью парень, который наткнулся на мой побег, а затем, необъяснимо, попытался заступиться за меня даже после того, как я бросила его на съедение волкам. Какой дурак. Храбрый, глупый, совершенно удивительный дурак. Воспоминание о его растерянном, вызывающем лице, когда Майкл двинулся на него, вызвало укол чего-то неприятного — вины? — во мне. Я сделала то, что должна была сделать, чтобы выжить, чтобы создать кратковременное отвлечение. Так я себе говорила. Но вкус этого предательства был едким во рту.

«Спасибо, миссис Сайленс», — сказала я тщательно выстроенным монотонным голосом. «Я просто немного устала». Она кивнула, эта вежливая, нечитаемая улыбка застыла на её лице. «Конечно, дорогая. Отдыхайте хорошо. Ваш отец просил вас присоединиться к нему на завтрак в восемь». Просьба, которая, как всегда, была приказом.

Наконец-то одна, в гнетущей тишине моей роскошной тюрьмы, я подошла к окну. Город расстилался внизу, безразличный. Мои крылья… моё прекрасное «Сан Лайт», брошенное на какой-то грязной крыше склада. Мысль об этом была физической болью. Они были больше, чем просто механизм, они были частью меня, продолжением моей души, единственным, что когда-либо по-настоящему заставляло меня чувствовать себя свободной.

Я снова подумала об Энди. «Никто», — назвал его отец с той пренебрежительной жестокостью, которую он приберёг для всех, кого считал ниже своего внимания. И всё же этот «никто» проявил больше мужества, больше безрассудного духа, чем кто-либо, кого я когда-либо знала в этом удушающем мире богатства и власти. Он посмотрел на невозможное и попытался ударить его по лицу. Даже если это было для того, чтобы «спасти» меня от прыжка, который я полностью намеревалась совершить.

Короткий, ужасающий полёт с ним, цепляющимся за меня… это не входило в план. Но это было… чем-то. Разделённый момент невозможной реальности. На несколько душераздирающих минут я была не просто Кейт Страйк, затворница-дочь, актив, птица в позолоченной клетке. Я просто… летела. С кем-то ещё, кто по своим собственным безумным причинам тоже хотел коснуться неба.

Мой отец думал, что вернул меня. Он думал, что замки надёжны, стены слишком высоки. Он не понимал. Этот вкус свободы, каким бы кратким, каким бы хаотичным он ни был, он меняет тебя. Он перепрошивает твою душу. Нельзя разучиться летать. Нельзя перестать видеть мир с этой высоты.

Я подошла к своему старинному письменному столу, его полированная поверхность отражала моё бледное, решительное лицо. Лавандовые сконы и ромашковый чай остались нетронутыми. Мой побег пошёл не по плану. Моя попытка разоблачить отца, обрушить его коррумпированную империю с помощью украденных данных (которые теперь, предположительно, снова в его руках, чёрт возьми), провалилась. Пока что. Но неудача не была концом. Это была точка отсчёта. Урок.

Мои пальцы нащупали скрытый шов под ящиком стола. Крошечный щелчок, и фальшивое дно отскочило. Внутри, среди безобидно выглядящих угольных карандашей для рисования и каллиграфических ручек, лежал новый набор миниатюрных инструментов, микрокоммуникатор и сильно зашифрованный чип данных — резервная копия резервной копии. Я не была совсем уж безрассудной.

Крыло «Сан Лайт» было шедевром, но оно также было кричащим заявлением. Моя следующая попытка должна была быть тише. Более тонкой. Менее… театральной. Отец думал, что всё кончено. Он думал, что я усвоила урок. Он ошибался. Это был всего лишь антракт.

Я снова посмотрела на город. Энди был где-то там, «никто», который на мимолётное мгновение разделил со мной небо. Я надеялась, что с ним всё в порядке. Я надеялась, что он достаточно умён, чтобы оставаться никем, исчезнуть. Ради него самого.

Что до меня? Позолоченная клетка была заперта, но птица внутри уже планировала свой следующий полёт. И на этот раз её будет ещё труднее поймать. Печаль утраченной свободы была мощным топливом. И я была готова гореть.

Эпизод 10: Из никого в вирусного Руфер-мэна

«Никто». Слово Страйка эхом отдавалось у меня в голове несколько дней, противным, навязчивым звоном. Он хотел этим оскорбить, отмахнуться. И да, это задело. Но чем больше я думал об этом, тем больше это походило на… вызов. На спор. Думаешь, я никто, Страйк? Держи мой чуть тёплый, этично произведённый, авторский кофе.

Майкл, громила Страйка, который любил похрустеть костяшками, не совсем показал мне «постоянный выход». Оказывается, «помеха» в лексиконе Страйка означала лишь быстрый, болезненный эскорт до самой грязной аллеи, какую они смогли найти, со строгим предупреждением «всё забыть и исчезнуть». Исчезнуть? После того, что я видел? После того, как я летел — действительно летел — над городом, вцепившись в девушку с развёртывающимися крыльями, которая явно попала в серьёзную беду? Ни за что.

Первое, что я сделал, подлатав своё эго и несколько мелких царапин, — это достал то селфи. Селфи с крыши Башни «Блейк Тауэр». Селфи «я ухмыляюсь как лунатик на фоне всей вселенной». Оно было, если уж на то пошло, эпичным. Из тех фотографий, что кричат: «Я обманул смерть или у меня действительно хороший зум-объектив». Моя старая жизнь — скучные прогулки, слишком дорогой кофе, ощущение себя невидимым винтиком — казалась прошедшей вечностью. Та крыша, тот полёт, Кейт… это переключило какой-то тумблер. Я больше не был просто Энди, бесцельным бродягой. Я был Энди-Руфером. Энди-Случайным-Аэронавтом. Энди, парнем, который посмотрел Страйку в его холодные, мёртвые глаза и не совсем рассыпался. Ладно, может, я немного рассыпался внутри, но я не сбежал.

Итак, то селфи. Мне нужен был мегафон, способ рассказать миру — и, что более важно, Кейт, где бы она ни была — что я не собираюсь просто исчезать. Я вошёл в офис «Ивнинг Старс», самого глянцевого, самого до неприличия престижного журнала о роскошном образе жизни в городе. Такое место, где воздух, вероятно, стоил дороже за кубический фут, чем моя старая квартира.

Администратор, женщина по имени Селеста, которая выглядела так, будто её вылепили изо льда и презрения, с открытым ужасом посмотрела на моё худи, всё ещё слегка пахнущее канализацией. «Могу я… вам помочь?» — спросила она голосом, источающим такое снисхождение, какое обычно приберегают для особо назойливых голубей. «Ага», — сказал я, шлёпнув глянцевый снимок на её безупречно чистую мраморную стойку. «У меня есть ваша следующая обложка».

Короче говоря (это включало много брызжущей слюной Селесты, младшего редактора по имени Лео, у которого действительно был пульс и чутьё на вирусные истории, и меня, немного приукрасившего аспект «медитации на крыше для городского просветления»), они его купили. И они разместили его на своей первой полосе с заголовком, который кричал пятидесятипунктовым золотым шрифтом: «Я жив! — Человек, коснувшийся неба».

Это стало вирусным. Типа, всемирно вирусным. Внезапно «Энди-Руфер» (они раздули мою старую, очень короткую карьеру руфера) стал хэштегом. Люди фотошопили себя на крышах. Появились статьи-размышления о «новом городском романтизме» и «поиске трансцендентности в бетонных джунглях». Джеки из «Дейли Дринк» действительно улыбнулся мне и предложил бесплатный кофе — «Смесь „Хищник Неба“, за счёт заведения!» — гордо объявил он. На вкус он подозрительно напоминал его обычный чуть тёплый напиток, но эй, прогресс.

Моя анонимность сгорела. Сгорела дотла. Но, как ни странно, я не возражал. Страйк хотел, чтобы я был никем. Мир, похоже, придерживался другого мнения. Я больше не был невидимкой. И если я не был невидимкой, то, может быть, то, что произошло там, на башне, то, что происходило с Кейт, тоже нельзя было бы полностью замести под ковёр.

Но все ретвиты, просьбы об интервью (которые я в основном игнорировал, за исключением одного с очень восторженным местным подкастером по имени Терри-Роджер Ким, который, казалось, думал, что я общаюсь с белками), внезапный приток подписчиков, которые хотели знать мои «секреты покорения крыш» — всё это не имело такого значения, как одно: Кейт.

Она была там. Снова в ловушке, я был уверен. В словах Страйка «ошибки можно исправить» была леденящая окончательность. А её обвинение… Я прокручивал его в голове тысячу раз. Была ли это отчаянная уловка? Вынужденный ход? Или она действительно была так готова пожертвовать почти незнакомцем, чтобы спасти свою шкуру? Часть меня злилась, недоумевала. Но большая часть, та, что помнила чистый ужас и восторг в её глазах, когда мы летели, та, что видела птицу в клетке ещё до того, как я узнал, кто её тюремщик, та часть не могла это отпустить.

Я стал детективом по делу Кейт. Мой новообретённый, очень незначительный статус знаменитости дал мне крошечное преимущество, или, по крайней мере, сделал людей немного более склонными разговаривать с «сумасшедшим парнем с крыши». Я исследовал районы вокруг Башни «Блейк Тауэр», я её искал, это было похоже на необузданный, необъяснимый порыв.

«Видели эту девушку? Тёмные волосы, пронзительный взгляд, вероятно, выглядит так, будто замышляет свергнуть небольшое правительство?» — спрашивал я у курьеров, выгульщиков собак, ранних утренних бариста. Большинство просто качали головами, одаривая меня взглядом «ты тот чудак из журнала».

Но затем — прорыв. Нервный паренёк по имени Финн, работавший в ночную смену в круглосуточной лапшичной в нескольких кварталах от «Блейк Тауэр», узнал её. «Да, я её видел. Иногда поздно ночью, чёрная машина, тонированные стёкла. Всегда заезжает в частный жилой вход „Блейк Тауэр“. Выглядит… грустной. Ну, очень грустной». Грустной. Это подходило. Позолоченная клетка — всё ещё клетка. Он также упомянул, что видел «парней в костюмах», которые выглядели так, «будто едят гвозди на завтрак», возле этого входа. Громилы Страйка. Майкл и его очаровательные друзья.

Значит, она была там. Снова в логове льва. Моя вирусная слава была обоюдоострым мечом, она делала меня видимым, но также означало, что Страйк точно знал, кто я и как выгляжу. Прямое приближение к Башне «Блейк Тауэр», вероятно, было билетом в один конец на очень неприятный разговор с кулаками Майкла.

Но «Энди-Никто» был мёртв. «Энди-Руфер-Мэн» (как продолжал называть меня Терри-Роджер Ким) должен был поддерживать репутацию, даже если она в основном свалилась на меня случайно. И что более важно, Энди, парень, который разделил невозможный полёт с девушкой по имени Кейт, должен был сдержать обещание, даже если оно было дано только самому себе: я не собирался просто уходить.

Моя энергия, когда-то рассеянная, как сыпучий гравий, теперь была лазерным лучом, сфокусированным на одном: вытащить Кейт. Или, по крайней мере, дать ей знать, что она не одна. Как — всё ещё было… туманно. Очень туманно. Но я был находчив. Я был (очевидно) вирусным. И мне больше не было скучно.

В один дождливый вторник днём, когда я потягивал чуть тёплый «Хищник Неба» и издалека пялился на Башню «Блейк Тауэр», мой телефон завибрировал. Зашифрованное сообщение. Неизвестный отправитель. Моё сердце подпрыгнуло. В нём было всего три вещи: время, дата и очень конкретная, очень малоизвестная точка доступа к вентиляционной системе Башни «Блейк Тауэр» — та, которую даже я не нашёл в своих предыдущих исследованиях. И одна напечатанная буква: К.

Наша встреча, похоже, была неизбежна. И моя жизнь, уже на несколько световых лет отстоящая от скучной, вот-вот должна была стать намного сложнее. Я ухмыльнулся. Давай.

Эпизод 11: Протокол «Феникс» и проблеск руфера

Башня «Блейк Тауэр» была симфонией безмолвного наблюдения. Камеры бесстрастно моргали с богато украшенных карнизов. Датчики скрывались под плюшевыми персидскими коврами. Моя «служба безопасности» — сменяющаяся труппа каменнолицых мужчин, которые больше походили на тюремщиков, чем на защитников — была постоянным, удушающим присутствием. Даже миссис Сайленс, с её безмятежными улыбками и ястребиными глазами, казалось, материализовывалась всякий раз, когда я слишком долго задерживалась у окна, которое действительно открывалось больше чем на щель. Отец называл это «заботой». Я называла это позолоченной клеткой, отполированной до удушающего блеска. Но даже в самой надёжной тюрьме можно найти трещины. Или создать их.

Мои дни были тщательно выстроенным представлением послушного повиновения. Уроки рисования с мсье Домбрэ, человеком, чей художественный талант превосходила только его способность сплетничать о городской элите (бесполезно для побега, но слегка отвлекало). Занятия вышивкой с суровой пожилой женщиной по имени мисс Маргарет, которая явно считала мои стежки оскорблением цивилизованного общества. Эти «хобби», по мнению отца, должны были занимать мой разум, держать меня… управляемой. Как же они ошибались.

«Специальные пигменты» мсье Домбрэ от бутик-поставщика из Франции? Они содержали порошковое углеродное волокно и полимерную смолу с выдающейся прочностью на разрыв. Бесконечные заказы мисс Маргарет «тончайшей шёлковой мулине» и «сверхпрочных игл»? Идеально подходили для сшивания высоконагруженных швов в материале, который не был точь-в-точь дамастом. «Антикварные часовые механизмы», в необходимости которых я убедила отца для «очаровательной кинетической скульптуры» (он даже хмыкнул на это, редкий и тревожный звук)? Миниатюрные приводы и серводвигатели.

Мои новые крылья — кодовое название «Протокол Феникс», потому что я намеревалась восстать из пепла моей последней катастрофической попытки — строились на виду, по крошечной, безобидной детали. На этот раз никакой грандиозной мастерской. Никакой громоздкой рамы. Это было следующее поколение: легче, прочнее, компактнее, разработанное для скрытного развёртывания. Каркас представлял собой серию взаимосвязанных гнущихся сегментов из синтетического сплава, замаскированных под «арматуру для абстрактных скульптур». Система управления — модифицированная тактильная перчатка, которую я якобы использовала для «виртуальной скульптуры».

Каждая доставка, конечно, тщательно проверялась. Но кто бы заподозрил, что «редкие ботанические образцы для моего террариума» содержат биолюминесцентные светодиоды, которые можно использовать для навигации при слабом освещении? Или что «модернизированная звуковая система для моего личного кабинета» имеет компоненты, идеально подходящие для направленного звукового излучателя, на случай, если мне понадобится создать очень локализованное, очень дезориентирующее отвлечение?

Моя жизнь была постоянным, нервирующим танцем обмана. Каждая улыбка, каждый вежливый вопрос о погоде одному из моих вездесущих теней, таких как Марко (тот, что постоянно жевал жвачку) или Лиам (тот, что читал стоическую философию в свободное время, по иронии судьбы), была маской.

Самым трудным была изоляция. Знание того, что одно неверное движение, одно неосторожное слово, может всё разрушить. Отец ясно дал понять, что случается с людьми, которые его «разочаровывают». Мысль о том, чтобы быть полностью отрезанной, о том, чтобы даже эти тщательно подобранные «хобби» и «одобренные» выезды (всегда, естественно, с мини-военным отрядом) были отменены… это было мощным мотиватором.

А потом был другой мотиватор. Надвигающаяся, отвратительная перспектива Джейкоба Свинни. Отец решил, что мне пора «остепениться». Его слова. Джейкоб был сыном одного из его… менее чистоплотных деловых партнёров. Бледный, рыхлый молодой человек, чьи единственные заметные навыки, казалось, заключались в поглощении огромного количества канапе и хвастовстве яхтой своего отца. Мысль о том, чтобы быть прикованной к нему, о том, чтобы моя жизнь свелась к социальному аксессуару для этого… этого желеобразного комка… это была участь хуже любого падения с крыши. Свадьба «обсуждалась». Дата «намечалась». Мой внутренний таймер обратного отсчёта до побега перешёл в режим перегрузки.

Именно во время одной из моих «контролируемых интернет-сессий для исследования» для «статьи об искусстве эпохи Возрождения» (миссис Сайленс усердно следила за моим экраном из другого подключённого устройства) я его увидела.

Я незаметно пыталась найти какие-либо новости о необычной воздушной активности, какие-либо слухи об обнаруженном экспериментальном лётном снаряжении, всё, что могло бы привести меня к тому, что случилось с крылом «Сан Лайт». Вместо этого я наткнулась на заголовок, от которого у меня перехватило дыхание: «Я жив! — Человек, коснувшийся неба». И вот он. Энди. Мой Энди. Ухмыляющийся, как торжествующий безумец, с вершины Башни «Блейк Тауэр», моей башни, нашего короткого, общего царства ветра и звёзд. Его лицо было чище, чем я помнила, но безрассудная искра в его глазах была безошибочной. Статья под ним была нелепой, романтизированной чушью о «руфере с мечтой», но изображение… это изображение было чистым, неподдельным Энди.

Странная смесь эмоций бурлила во мне. Раздражение — он делал себя мишенью! Облегчение — он был жив, а не пятном на тротуаре или забытым неизвестным в городском морге. И что-то ещё, что-то тёплое и неожиданное, что опасно приблизилось к… гордости? Он не просто исчез. Он взревел. Этот «никто» заставил весь чёртов мир посмотреть вверх. Он был героем. Моим маленьким, неожиданным, пахнущим канализацией героем. Он был осложнением, нелепой, незапланированной переменной. Но он также был единственным человеком за целую вечность, кто не смотрел на меня и не видел Кейт Страйк, дочь Ричарда Страйка. Он просто видел… девушку, собирающуюся сделать что-то сумасшедшее. И он пытался остановить меня, по-своему, неуклюже и храбро.

Миссис Сайленс вмешалась: «Это… имеет отношение к вашему исследованию Боттичелли, Кэтрин, дорогая?» Я быстро свернула окно, сердце колотилось. «Просто… всплывающее окно, миссис Сайленс. Эти современные веб-сайты такие отвлекающие». Но я не могла отделаться от этого образа. Энди, живой. Энди, знаменитый. Энди, всё ещё там. Это изменило всё. Знание того, что с ним всё в порядке, знание того, что он не был просто плодом моего лишённого кислорода воображения во время того падения… это укрепило что-то. Мою решимость. Мою злость на отца. Мою жгучую, отчаянную потребность быть свободной.

Позже той ночью, после того как Марко закончил свой патруль с жеванием жвачки за моей дверью и башня погрузилась в свой обычный гул контролируемой тишины, я достала микрокоммуникатор. Это была рискованная затея. Отчаянная, почти глупая надежда. Но его вирусная слава, хотя и опасная для него, также делала его… находимым. В некотором смысле. Я набрала зашифрованное сообщение. Время. Дата. Точка доступа, которую он не узнал бы, если бы не был так же одержим скрытыми путями этой башни, как я. И одна буква: К.

Может быть, он подумает, что это ловушка. Может быть, он проигнорирует это. Может быть, он уже двинулся дальше, нашёл новое, менее опасное для жизни хобби, чем погоня за девушками с опасными отцами и ещё более опасными планами побега. Но может быть, просто может быть, тот «никто», коснувшийся неба, захочет попробовать ещё раз. Протокол «Феникс» был почти готов. И на этот раз я не просто сбегала из клетки. Я сбегала от пожизненного заключения. И мысль об Энди, этом нелепом, храбром руфере, где-то там… это была крошечная, вызывающая искра в удушающей тьме.

Эпизод 12: Бремя короны и надвигающаяся буря

Городской пейзаж сверкал за окном моего кабинета на 80-м этаже — захватывающая панорама моих владений. Или, точнее, нынешнего поля боя. Каждый сияющий небоскрёб, каждая многолюдная улица были потенциальной точкой давления, уязвимостью. Люди видели Ричарда Страйка, титана индустрии, филантропа, человека, который формировал судьбу этого города. Они не видели постоянной, изматывающей войны, которая лежала в основе всего этого.

Сегодняшним завтраком, метафорически говоря, был Рикардо Валенти, напыщенный павлин из старого синдиката, который стал слишком амбициозным в своих посягательствах на мои судоходные маршруты. Глава моей службы безопасности, мрачный полковник спецназа в отставке, Блейквилл — человек, который общался в основном рычанием и безупречно выполненными оценками угроз — представил мне «ситуацию Валенти», аккуратно упакованную с несколькими «жизнеспособными решениями». Валенти теперь наслаждался постоянным отпуском на дне гавани, решение, которое я счёл наиболее… эффективным. Таков был хлеб насущный моего существования.

Деловой мир, политическая арена — это не был джентльменский клуб. Это был аквариум с акулами. И я был одной из самых больших акул, что означало, что я также был самой большой мишенью. Каждый день был балансированием, ходьбой по канату над пропастью соперников, регуляторов и революционеров, все они щелкали у меня по пятам. Сон был роскошью, которую я редко себе позволял без того, чтобы люди Блейквилла практически не баррикадировали дверь моей спальни. Мой личный отряд охраны, «спецназ» Блейквилла, как он сардонически их называл (они были кем угодно, только не спецназом), недавно удвоился. Необходимо. Нынешние глобальные «ценовые войны» — вежливый термин для экономической драки, которая быстро перерастала во что-то гораздо более уродливое — заставляли всех нервничать. Старые союзы трещали, новые хищники кружили.

Моя дочь, Кэтрин. Она была ещё одним фронтом в этой бесконечной войне. Её маленькая… выходка. Крылья. Кража данных. Это был глупый, романтический жест, рождённый наивностью, от которой я так старался её оградить, или, возможно, непреднамеренно культивировал, держа её слишком изолированной. Этот юнец, Энди, был несущественен, комар. Его нелепая обложка журнала была забавой, не более того. Никто, действительно. Я позволил ему удрать. Устранить его было бы… грязно. И в конечном счёте, бессмысленно. У него не было реальных рычагов влияния.

Кэтрин, однако, была другим делом. Она была моей кровью. Моим наследием, в некотором смысле. И моей слабостью. Её неповиновение, хотя и приводило в ярость, также несло в себе искру моей собственной стали. Это была искра, которой мне нужно было управлять, направлять, прежде чем она поглотит её или меня.

Договорённость с Джейкобом Свинни… это была стратегическая необходимость. Свинни-старший был непостоянным, но влиятельным игроком в нынешних неприятностях. Союз, скреплённый браком, стабилизировал бы критически важный фланг. Счастье Кэтрин было… второстепенным соображением по сравнению с выживанием всего, что я построил. Суровый расчёт, возможно, но вид с вершины редко бывает сентиментальным.

Блейквилл вошёл, бесшумный, как призрак, несмотря на свою значительную комплекцию. Он положил защищённый планшет с данными на мой обсидиановый стол. «Сэр. Последние прогнозы по варианту „Восточный ветер“. Неблагоприятные». «Определите „неблагоприятные“, Блейквилл», — сказал я, не отрывая взгляда от горизонта. «Скажем так, сэр, что если „Восточный ветер“ полностью материализуется, наша нынешняя недвижимость может стать… значительно более прибрежной, чем предполагалось. И я не имею в виду пляжные домики». Попытки Блейквилла пошутить были сухими, как песок пустыни.

Я наконец повернулся: «Значит, остров». Это не был вопрос. Я годами готовил «Рок Стоун», моё частное, сильно укреплённое островное убежище. Не как место отдыха, а как запасную позицию. Место, куда акулы не могли легко добраться. «Подготовка завершена, сэр. „Спецназ“ уже проводит расширенные учения по безопасности. При необходимости мы можем подняться в воздух в течение часа». «Кэтрин, конечно, будет сопровождать меня», — заявил я. Это не подлежало обсуждению. Её безопасность, как бы она сейчас ни возмущалась моими методами, была превыше всего. И, откровенно говоря, держать её рядом было единственным способом гарантировать, что она не предпримет ещё один необдуманный полёт фантазии.

«Понятно, сэр. Она… сотрудничает?» — спросил Блейквилл с редким намёком на что-то, кроме мрачной эффективности, в голосе. Он знал дух Кэтрин. «В настоящее время она поглощена… кинетическими скульптурами и вышивкой, полковник», — сказал я, и призрак улыбки тронул мои губы. «Она Страйк. Она приспосабливается. Или, по крайней мере, представляет убедительную видимость этого». Меня не совсем обманывала её новообретённая покорность, но пока она служила своей цели.

Давление было огромным. Соперники огрызались, мировые рынки шатались, моя собственная дочь замышляла неизвестно что со своими художественными принадлежностями. Иногда я почти завидовал Валенти этого мира их простой, грубой ясности. Они хотели власти, денег, уважения. Они сражались, они побеждали, или они заканчивали как корм для рыб. Чётко и ясно. Мои битвы велись в залах заседаний и тёмных переулках, с юристами и законодателями, со шпионами и убийцами, бесконечная игра в многомерные шахматы, где один неверный ход мог обрушить всю шаткую структуру.

Быть нормальным отцом? Нормальным человеком? Это были роскоши, которые я давно променял на бремя этой короны. Короны, которая становилась тяжелее с каждым днём, с каждой новой угрозой, выползавшей из тени.

— Сообщите Кэтрин, чтобы готовилась к отъезду, — сказал я Блейквиллу. — Восход солнца, через неделю. Скажите ей, чтобы собирала вещи для длительного пребывания. И Блейквилл? — Сэр? — Удвойте наблюдение за ней. Я не хочу никаких последних… художественных проявлений бунта. Таких как крылья из порошковых пигментов и мулине. Мысль была почти забавной, если бы не была такой чертовски непредсказуемой. Остров. Он будет безопасным. Он будет надёжным. И это будет ещё одна позолоченная клетка для Кэтрин, возможно, даже более неминуемая, чем «Блейк Тауэр». Но в этом мире безопасность — истинная безопасность — была высшей роскошью. И я, Ричард Страйк, обеспечу её для своей дочери. Нравится ей это или нет. Надвигающаяся буря не пощадит никого, кто не будет должным образом укрыт. И я намеревался, чтобы Дом Страйков её выдержал.

Эпизод 13: Блеск софитов и слабеющая решимость

Жизнь разогналась с нуля до сотни, затем пронеслась мимо абсурдной скорости на неизведанную территорию. В одну минуту я был «Энди-никто», размышляющим об экзистенциальном отчаянии над чуть тёплым кофе, в следующую — «Энди Руфер-мен, покоритель „Блейк Тауэр“», вирусной сенсацией, чьё лицо было расклеено повсюду: от блогов со сплетнями до (смешной) линейки авторских энергетических батончиков на руферскую тематику («Достигни своего пика!» — кричала обёртка).

Мой агент, быстро говорящий вихрь по имени Бренда, таскала меня по безжалостному рекламному туру. Ток-шоу, где ведущие с невероятно белыми зубами задавали мне дурацкие вопросы о «духовном значении высоты». Фотосессии, где мне приходилось делать вид, что я задумчиво смотрю вдаль, одетый в одежду, которая стоила дороже, чем мой старый годовой доход. Рекламные контракты на всё: от перчаток с «экстремальным захватом» (иронично, учитывая мои почти смертельные падения) до новой серии дронов, обещавших «аэрофотосъёмку уровня Башни „Блейк Тауэр“ (легально и безопасно, ага, конечно!)».

Это было безумие. Моя скучная жизнь не просто стала интересной — её привязали к ракете и запустили в стратосферу сюрреализма. У меня было больше подписчиков, чем я мог представить, больше денег, чем я знал, что с ними делать (Бренда «инвестировала» бо́льшую их часть, вероятно, в ещё более позолоченную офисную мебель для себя), и больше бесплатного авторского кофе, чем любой человек мог разумно потребить. Джеки из «Дейли Дринк» даже попросил мой автограф. На салфетке. Которую он потом вставил в рамку.

Мир видел героя, сорвиголову, городскую загадку. Они не видели парня, который всё ещё иногда просыпался в холодном поту, чувствуя фантомное ощущение крошащегося фасада под кончиками пальцев, зияющую под ним семидесятиэтажную пропасть. Они не видели парня, который время от времени запирался в своей новой, до смешного шикарной квартире (любезно предоставленной серией «Городской исследователь» журнала «Ивнинг Старс») и просто пялился в потолок, гадая, как, чёрт возьми, он здесь очутился.

А потом было сообщение от К. Оно пришло как призрак, шёпот из жизни, которая всё больше походила на лихорадочный сон. Время, дата, малоизвестная точка доступа к вентиляционной системе Башни «Блейк Тауэр». Моё сердце совершило сложный акробатический манёвр, который впечатлил бы даже Терри-Роджер Ким. Кейт. Она выходила на связь. Но… сейчас?

Я сидел в до смешного плюшевой зелёной комнате, ожидая выхода на «Проснись с Майки», самое бодрящее утреннее шоу страны. Майки, человек, чья улыбка, казалось, была пришита хирургическим путём, собирался заставить меня продемонстрировать «основные советы по безопасности на крыше», используя миниатюрную, очень безобидную модель пригородного бунгало. Моя жизнь.

Я достал телефон, приложение для зашифрованных сообщений слабо светилось. К. Башня «Блейк Тауэр». Снова.

Несколько недель назад я был бы на полпути к этому вентиляционному стволу ещё до того, как сообщение успело бы расшифроваться. Без вопросов. Острые ощущения, опасность, шанс увидеть Кейт, помочь ей… это была бы неотразимая песнь сирены.

Но теперь… всё было по-другому. Не так ли? Бренда просунула голову; её светлое каре было безупречным. — Энди, милый! Пять минут! Майки хочет знать, умеешь ли ты петь. Он думает, это будет «близко к народу». Я чуть не рассмеялся. «Близко к народу»? Я слетел с небоскрёба, вцепившись в девушку с самодельными крыльями, после того как она обвинила меня в организации ограбления. Пение казалось… пресным. — Никакого пения, Бренда, — сказал я, стараясь скрыть усталость в голосе. — Жаль, — вздохнула она. — Демографическая группа любит пение. Ладно, хорошо, просто будь очаровательным и не упоминай слишком много о… э-э… «неподтверждённой воздушной деятельности». Сосредоточься на вдохновляющем путешествии, триумфе человеческого духа, бла-бла-бла. — Она послала мне воздушный поцелуй и исчезла.

Человеческий дух. Точно. Мой человеческий дух в настоящее время боролся с серьёзным случаем: «Какого чёрта я делаю?»

Я снова посмотрел на сообщение. Кейт нужна была помощь. Это было ясно. Страйк был чудовищем, а она была в ловушке. Старый Энди, тот, кто жаждал приключений, тот, кто чувствовал себя никем, ухватился бы за это.

Но я больше не был никем, не так ли? Я был «Энди Руфером». У меня были… обязанности? Рекламные контракты? Книжная сделка, которую Бренда в настоящее время обсуждала («С крыш к богатству: восходящее путешествие» — убейте меня сейчас). Люди смотрели на меня. Ожидали чего-то. Не ожидали, что я снова исчезну в недрах Башни «Блейк Тауэр» на тайной спасательной миссии для девушки, которая, будем честны, подставила меня под очень большой, очень дорогой автобус.

«Она обвинила тебя, помнишь? — прошептал тихий голосок в моей голове, тот, что подозрительно напоминал Селесту, ледяную администраторшу. — Она оставила тебя разбираться со Страйком. Почему ты должен сейчас всем рисковать ради неё? У тебя всё схвачено!»

И это было соблазнительно. Чертовски соблазнительно. Удалить сообщение. Сделать вид, что его никогда не было. Погрузиться в эту новую, блестящую, звёздную жизнь. Быть очаровательным, вдохновляющим, (не поющим) героем, каким все хотели меня видеть. Это было легко. Это было безопасно. Это было… комфортно.

Старый Энди усмехнулся бы над «комфортно». Старый Энди жил на чуть тёплом кофе и острых ощущениях от незапертого люка на крышу. Но у старого Энди также не было публициста, который угрожал «синергизировать его бренд до забвения», если он выйдет из строя.

Что, если это ловушка? Страйк был умён. Что, если Кейт заставляли заманить меня? От этой мысли по спине пробежал холодок.

Мой большой палец завис над кнопкой удаления. Всего одно нажатие, и оно исчезнет. Обратно к Майки и его бунгало. Обратно к энергетическим батончикам и бесконечному параду улыбающихся лиц. Обратно к жизни, которая, по общему признанию, была намного интереснее, чем раньше, даже если иногда казалась… пустой.

«Она летела с тобой, — прошептал другой голос, тише, тот, что напоминал свист ветра над вершиной „Блейк Тауэр“. — Вы видели звёзды вместе. Пусть даже на мгновение. Неужели это ничего не значит?»

Я закрыл глаза. Блеск студийных софитов, даже из зелёной комнаты, был интенсивным. Рёв моей новой жизни был оглушительным.

Со вздохом, который, казалось, нёс в себе тяжесть тысячи чашек авторского кофе, я вышел из зашифрованного приложения. Я не удалил сообщение. Но и не ответил. Я просто… закрыл его. Отложил.

Может быть, позже. Может быть, когда всё успокоится. Может быть, когда у меня будет лучший план. Может быть… никогда.

Режиссёр сцены позвал меня по имени. — Энди Руфер, ваш выход! Я нацепил очаровательную улыбку «я-коснулся-неба», которую Бренда в меня вбила. Я вышел в ослепительные огни, аплодисменты обрушились на меня.

Никто. Теперь все. И где-то посередине я терял себя. Сообщение от К. оставалось неотвеченным, крошечным, обвиняющим свечением в цифровой тьме моего телефона, похороненным под горой лайков, репостов и сокрушительным весом моей собственной внезапной, зрелищной и ужасающе хрупкой славы.

Пока что Кейт придётся подождать. Я надеялся, что у неё это хорошо получается. Потому что я внезапно стал очень, очень хорош в колебаниях.

Эпизод 14: Канун полета, пламенное сердце

Сегодня вечером. Стремление гудело в моих жилах, как натянутый стальной трос, вибрируя с ужасающим, волнующим гулом. Сегодня вечером позолоченные прутья моей клетки либо разобьются вдребезги, либо захлопнутся вокруг меня навсегда. Середины не будет.

Протокол «Феникс» дремал, его компоненты хитро замаскированы, разбросаны по моей роскошной тюрьме. «Арматуры для абстрактных скульптур» в художественной студии, «перчатка для виртуальной скульптуры» на моем столе, «специальные пигменты», «мулине для вышивки», «антикварные часовые механизмы» — все ждало, инертное, момента своего истинного предназначения. Моя комната, обычно безмолвное свидетельство богатства моего отца и моего позолоченного плена, ощущалась как секретный ангар, беременный обещанием неминуемого, невозможного полета.

Мои «хранители» — Марко, Лиам и остальные постоянно меняющиеся, вечно бдительные тени — двигались со своей обычной предсказуемой точностью. Их самодовольство было моим величайшим союзником. Они видели Кэтрин Страйк, послушную дочь, поглощенную своими безобидными, художественными занятиями. Они не видели инженера, пилота, отчаянную мастерицу побега, скрупулезно собиравшую свои крылья у них под самым носом. Каждый стежок высокопрочной ткани, каждая калибровка микроприводов были актом тихого, яростного бунта.

Это новое крыло… это было чудо. Легче, проворнее, чем «Сан Лайт», с экспериментальной гибридной силовой установкой, которая теоретически могла обеспечить продолжительный полет, а не просто контролируемое планирование. И, что крайне важно, оно было рассчитано на двоих. Маленькая, глупая уступка надежде, которую я едва осмеливалась признать даже самой себе. Надежде, зажженной вирусным селфи и общим, безумным падением сквозь ночное небо.

Джейкоб Свинни. Имя было холодным камнем в моем желудке. Отец привел его на ужин вчера вечером. «Непринужденный семейный ужин», — назвал он это. Джейкоб без умолку болтал о своем новом пони для поло и «отвратительном» качестве икры на вечеринке какого-то конкурирующего миллиардера. Он едва смотрел мне в глаза, за исключением случайных похотливых взглядов, от которых у меня по коже бегали мурашки. Свадьба больше не «намечалась». Она вписывалась, несмываемыми, удушающими штрихами. Время было роскошью, которой я больше не обладала.

Я отправила сообщение Энди несколько дней назад. Отчаянную цифровую вспышку, выпущенную в пустоту. Мой «герой», мой «Энди Руфер», как я иногда о нем думала, со странной смесью раздражения и удивления теплоты. Его лицо, ухмыляющееся с той нелепой обложки журнала, было приколото к внутренней стороне моего каллиграфического альбома — крошечный, вызывающий кусочек внешнего мира, контрабандой пронесенный в мое стерильное существование.

Получил ли он его? Понял ли он? Или он был слишком поглощен своей новообретенной славой, своим «восходящим путешествием», чтобы беспокоиться о девушке, которая когда-то обвинила его в организации ограбления, чтобы спасти свою шкуру? Воспоминание все еще жгло. Необходимая ложь, говорила я себе. Полевая сортировка. Но это не делало вину менее тяжелой.

Сегодня была та ночь. Дата и время, которые я ему отправила. Малоизвестная точка доступа к вентиляции на 78-м этаже — слепое пятно в удушающей сети безопасности башни, реликт старых, менее параноидальных архитектурных планов. Я разложила игрушечные блески. Все, что ему нужно было сделать, это последовать за ними.

Часы, предшествующие этому, были мастер-классом по притворной нормальности. Я рисовала. Я читала. Я даже выдержала «восхитительную» (слово миссис Сайленс) удаленную партию в шахматы с далекой, древней тетей, которая бессовестно жульничала. Каждый тик дедушкиных часов в холле был обратным отсчетом.

Полночь. Башня была тихим, дремлющим зверем. Мои хранители были на своих назначенных, предсказуемых постах. Марко, вероятно, был поглощен новым вкусом жвачки. Лиам, без сомнения, боролся с Эпиктетом.

Мое сердце было мечущейся птицей в моей груди. Я двигалась с сосредоточенным, почти сверхъестественным спокойствием, компоненты «Протокола „Феникс“» собирались в моих руках с отработанной легкостью. Тактильная перчатка наделась, прохладная и знакомая. Легкие сегменты из сплава щелкнули на месте, образуя гладкий, аэродинамический каркас. Тканевая обшивка, мерцающий, почти черный материал, развернулась, как ночное существо, расправляющее крылья.

Он был меньше, более незаметным, чем «Сан Лайт», предназначенным для быстрого, бесшумного развертывания. Меньше грубой силы, больше хирургической точности.

Самой опасной частью было добраться до 78-го этажа. Мой собственный этаж был крепостью, но внутренние служебные шахты… они были забытыми венами башни. Я их знала.

Я ждала. Уставившись на скрытое устройство связи, умоляя его загореться подтверждением, знаком, чем угодно. Минуты тянулись, напряженные и мучительные. Час ночи. Полвторого. Назначенное время встречи пришло и ушло. Ничего.

Холодный узел сжался в моей груди. Он не придет. «Руфер-Мэн», вирусная сенсация, выбрал свою новую, блестящую жизнь вместо отчаянной мольбы девушки в клетке. Разочарование было острой, физической болью, более болезненной, чем я бы признала. Вот тебе и герои. Вот тебе и тот общий момент под звездами, не значащий для него ничего, кроме сумасшедшего анекдота.

Или, может быть, он был умен. Может быть, он знал, что это ловушка. Может быть, он двинулся дальше. Это не имело значения. Я не могла больше ждать. Каждая проходящая секунда увеличивала риск обнаружения.

«Протокол „Феникс“» был готов. Он был рассчитан на двоих, но полетит с одним. Он должен был.

С последним, долгим взглядом на огни города, мерцающие, как упавшие звезды, города, который был одновременно моей тюрьмой и моей почти-игровой площадкой, я выскользнула из своей квартиры в тихий служебный коридор. Путешествие на 78-й этаж было шепотом теней, затаенных дыханий и чудом избегнутых сенсорных сеток и камер наблюдения.

И вот, я была там. Точка доступа к вентиляции. Незапертая, как я и знала. За ней — вертикальная шахта, а над ней — крыша. Свобода. Или забвение.

Я пристегнулась к ремням «Феникс». Крыло, даже сложенное, ощущалось как живое существо на моей спине, гудящее скрытой силой. Я стояла на краю пропасти, на этот раз не здания, а всей моей жизни.

Ветер, даже так высоко внутри шахты, тянул меня, песня сирены. Вверху, сквозь решетку, я видела краешек настоящего ночного неба, россыпь невероятно далеких, невероятно красивых звезд. Внизу, сквозь городскую дымку, были другие звезды — огни миллионов жизней, не подозревающих о девушке, готовой бросить вызов гравитации, бросить вызов своему отцу, бросить вызов всему, в последний, отчаянный раз.

Это было не просто бегство от Джейкоба Свинни или удушающего контроля моего отца. Это было о возвращении чего-то, что я пробовала лишь однажды — того грубого, ужасающего, славного чувства быть абсолютно, полностью, ужасающе свободной. Я бы отдала все, все, за те моменты полета.

Мой Энди не придет. Мой бесстрашный герой выбрал свой путь. Теперь я должна была выбрать свой. Одна. Я глубоко вздохнула, холодный, металлический воздух наполнил мои легкие. Сегодня или никогда. «Феникс» был готов к полету. И я тоже.

Эпизод 15: Рев толпы, шепот небес

Зеленая комната гудела. Бренда была в экстазе, махая руками, как колибри на тройном эспрессо. «Энди, милый, ты был неподражаем! Майки в восторге! Сеть уже говорит о постоянной рубрике — „Заоблачные философии с Энди Руфером“! Разве это не потрясающе?»

Потрясающе. Точно. Я только что провел двадцать минут на национальном телевидении, неловко обсуждая «Дзен обслуживания крыш» с человеком, чьи зубы, казалось, излучали собственный свет, все время пытаясь не споткнуться о миниатюрный штакетник, окружавший игрушечное бунгало Майки. Моя душа ощущалась так, будто ее разгладили утюгом и посыпали блестками.

Когда я сошел со съемочной площадки, на меня обрушилась волна… их. Фанатов. В основном молодые женщины, их лица освещены светом экранов телефонов, все толкались за селфи, автографом, мимолетным моментом близости с «Руфер-Мэном». Их возбужденная болтовня, бесконечные вспышки фотокамер, аромат дюжины конкурирующих духов — это была удушающая, приторная волна.

«Энди! Энди! Мы любим тебя!» «Можно сфотографироваться, Энди?» «Каково это на самом деле там, наверху, касаться неба?»

Я нацепил улыбку, которой меня научила Бренда — ту, что должна была передавать «доступного сорвиголову со скрытой глубиной». Я подписал несколько стратегически предложенных чехлов для телефонов и оберток от энергетических батончиков. Я пробормотал что-то о «поиске своего пика», что звучало глубокомысленно в моей голове, но, вероятно, просто вышло как невнятная бессмыслица.

И тут, стоя там, окруженный этой обожающей, требовательной, совершенно подавляющей толпой, меня страйкнуло. То старое, знакомое чувство. То, от которого, как я думал, я сбежал, то, которое, как я думал, вирусная слава и авторский кофе изгнали навсегда. Дежавю.

Обыденность. Глубокая, сокрушающая душу, «и это все?» скука. Это было то же серое, удушающее одеяло, которое раньше душило меня в те бесконечные дни, когда я бродил по бетонным каньонам. Лица теперь были красивее, шум громче, ставки якобы выше, но под всем этим… это было просто… пусто. Бессмысленно.

Это не настоящее, — внезапно взревел голос внутри меня, голос старого Энди, прорвавшись сквозь шум моей новой знаменитости. Это не небо. Это просто… более яркая, более громкая трясина. Моя улыбка дрогнула. Обожающие лица расплылись. Вспышки света ощущались как допрос, попытки проникнуть в мое личное пространство.

И тогда, инстинктивно, я посмотрел вверх. Не на студийные софиты, не на обожающих фанатов. Я посмотрел сквозь потолок, сквозь здание, сквозь слои моей собственной сфабрикованной шумихи. Вверх. К настоящему небу. Темному, бесконечному, усыпанному звездами небу, которое ждало за искусственным сиянием города.

Кейт! Ее сообщение! Черт! Вентиляционная шахта. Башня «Блейк Тауэр». Сегодня ночью.

Осознание ударило меня с силой физического удара, выбив тщательно выстроенную личность «Энди Руфера» из меня. Как я мог колебаться? Как я мог позволить этому… этому цирку заставить меня забыть? То чувство. То беспрецедентное, останавливающее сердце, переворачивающее мир чувство стояния на вершине мира, с ветром, ревущим в ушах, и звездами на расстоянии вытянутой руки. С ней.

«Прошу прощения», — пробормотал я, мой голос внезапно охрип. «Извините, должен… должен идти».

Я протиснулся сквозь ошеломленных фанатов, игнорируя протестующий визг Бренды откуда-то сзади. «Энди! Милый! Прямой эфир с вопросами и ответами! Синергия!»

К черту синергию. Я побежал. Из студии, на прохладный ночной воздух, мой одолженный дизайнерский пиджак ощущался как свинцовый груз. Я поймал такси, чудо в этой части города в такой час.

«Башня „Блейк Тауэр“!» — крикнул я изумленному водителю, парню с освежителем воздуха «Лучший дедушка в мире», болтающимся на зеркале заднего вида. «И жми на газ! Как будто от этого зависит твоя жизнь! Или, знаете, как будто очень важный… осмотр… крыши… просрочен!»

Он странно посмотрел на меня в зеркало, но, к его чести, вдавил педаль в пол.

Огни города проносились мимо, образы неона и сожаления. Как я мог быть таким глупым? Так легко отвлечься на блестящие, пустые атрибуты славы? Кейт была там, наверху, одна, вероятно, думая, что я трус, предатель. Мысль была ножом в моем животе.

Она обвинила тебя! — все еще пытался шипеть тот циничный голос. Но теперь он был слабее, заглушенный ревом ветра, который я помнил, образом ее лица, яростного и испуганного, когда мы летели.

Такси с визгом остановилось в квартале от «Блейк Тауэр». Я швырнул пачку денег водителю — вероятно, слишком много, но кого это волновало — и бросился бежать. Швейцары у главного входа едва удостоили меня вторым взглядом, мой растрепанный вид «человека с миссией», вероятно, не соответствовал их обычной высококлассной клиентуре.

Точка доступа к вентиляции. 78-й этаж. Сообщение было конкретным. Мои более ранние, не совсем законные исследования башни дали мне довольно хорошую мысленную карту ее служебных артерий. Я нашел редко используемую пожарную лестницу, мое сердце колотилось в бешеном ритме о ребра, не от напряжения, а от отчаянной, цепляющейся надежды.

Вверх, вверх, вверх. Каждый этаж был вечностью. Мои легкие горели. Ноги болели. Но образ Кейт, одной на той крыше, толкал меня вперед.

Наконец, 78-й этаж. Служебный коридор. Темный. Тихий. И вот она. Панель доступа, точно как описано. Она была слегка приоткрыта.

У меня перехватило дыхание. Она была здесь. Или была.

Я протиснулся внутрь, в пыльную, гулкую вертикальную шахту. Вверху — слабый квадрат менее темного пространства. Доступ на крышу.

Я вскарабкался по внутренней лестнице, мои руки были скользкими от пота, мой разум — вихрем извинений и отчаянных мольб. Пожалуйста, будь там. Пожалуйста, будь в порядке. Пожалуйста, не прыгай одна.

Я вырвался на крышу, ветер ударил меня, как физический удар, вырывая дыхание из легких. Город расстилался внизу, безмолвная, сверкающая вселенная. Звезды наверху, холодные и яркие. И там была она.

Стояла у края, недалеко от того места, где мы впервые встретились в том хаотичном знакомстве на крыше. Она стояла ко мне спиной. Гладкое, темное, сложенное приспособление было пристегнуто к ее спине — «Протокол „Феникс“», как я предположил, еще более обтекаемый, еще более опасно выглядящий, чем предыдущий.

«Кейт!» — выдавил я, мой голос был сырым. Она замерла. Затем медленно повернулась. Ее лицо, бледное в звездном свете, было маской шока, неверия, а затем… чего-то еще. Чего-то, отчего у меня заныло сердце. Облегчения?

Я споткнулся к ней, слова подводили меня. Что я мог сказать? «Извини, что опоздал, задержался на национальном телешоу и из-за экзистенциального кризиса?»

Она встретила меня на полпути. И тут мы вцепились друг в друга, отчаянное, трепещущее на ветру объятие на вершине мира. Ее волосы хлестали меня по лицу, пахли слегка дорогим шампунем и чем-то диким и свободным, как само ночное небо.

«Ты пришел», — прошептала она мне в плечо, ее голос был густым от непролитых слез. «Я думала… я думала, ты не придешь».

«Я идиот», — пробормотал я ей в волосы, обнимая ее крепче, как будто она действительно могла улететь без меня. «Идиот мирового класса, попадающий в заголовки, знаменитый идиот. Как я мог вообще колебаться?»

Она слегка отстранилась, ее руки все еще сжимали мои. Ее глаза, эти невероятные, пронзительные глаза, искали мои. Слезы прокладывали серебряные дорожки по ее щекам, но под ними пылала та яростная, неукротимая искра. И тогда она улыбнулась. Настоящей улыбкой на этот раз, не хрупкой, расчетливой. Улыбкой, которая достигла ее глаз и зажгла их, как город внизу.

«Мой Энди», — сказала она дрожащим смехом. «Мой нелепый, храбрый Руфер».

Ветер выл вокруг нас, пытаясь разорвать нас на части, но в тот момент, стоя на краю всего сущего, со звездами наверху и звездами внизу, все остальное не имело значения.

Мы не были просто двумя людьми на крыше. Мы были… чем-то большим. Чем-то, выкованным в общем ужасе и невозможном полете. Прыжок. Он все еще был там, ждал. Но на этот один, короткий, украденный момент он мог подождать.

Эпизод 16: Водоворот сожаления и призрак на ветру

Вертолет брыкался, как дикий жеребец, борясь с ветрами, которые, казалось, были полны решимости сорвать нас с неба. Внизу Башня «Блейк Тауэр», мой памятник из стали и стекла, была стремительно приближающейся иглой на фоне бурной, чернильной тьмы. Дождь хлестал по стеклу кабины, превращая огни города в безумные, плачущие полосы.

«Сэр, это безумие!» — рявкнул Джонни, мой опытный пилот, человек, летавший на боевые задания в таких местах, по сравнению с которыми этот город казался чертовым чаепитием. Его костяшки пальцев побелели на рычагах управления. «Восходящие потоки у башни в такой шторм… это мясорубка! Я не могу гарантировать, что мы вообще доберемся до вертолетной площадки, не говоря уже о том, чтобы зависнуть!»

Я не ответил. Мой взгляд был прикован к крыше, теперь едва видимой сквозь бурю. Блейквилл, пристегнутый рядом со мной, безмолвный, как гранитная статуя, лишь поправил хватку на крупнокалиберной транквилизаторной винтовке, лежавшей у него на коленях. Он знал лучше, чем сомневаться в моих приказах, когда моя челюсть была так сжата. Джонни тоже знал, или ему предстояло освежить память.

«Снижайся, Джонни», — приказал я, мой голос был низким рычанием, едва слышным сквозь рев винтов и бури. «Держи ее ровно над главным шпилем».

«Сэр, при всем уважении, держать ровно в этом — все равно что пытаться продеть нитку в иголку во время землетрясения, сидя на быке!»

Моя рука инстинктивно потянулась к внутреннему карману пиджака, к холодному комфорту сделанного на заказ пистолета в кобуре. Иногда убеждению требовалась… наглядная помощь. «Джон», — сказал я, мой голос понизился до того шелковистого, опасного тона, который заставлял плакать закаленных мужчин. «Вы исключительно умелый пилот. Вы справитесь. Или ваш следующий полет будет значительно короче и без шасси».

Джонни заметно сглотнул. Он не посмотрел на меня, его глаза были прикованы к приборам и ужасающему танцу огней башни в шторме. Но вертолет, чудесным, невозможным образом, начал снижаться, борясь с каждым порывом, каждой сильной дрожью. Этот человек был чертовским художником, даже с метафорическим пистолетом у виска.

Зачем это безрассудство? Зачем этот отчаянный, самоубийственный полет в пасть шторму, который приземлил бы любого здравомыслящего авиатора? Потому что моя дочь, моя Кэтрин, была там. Безумный звонок Блейквилла — «Сэр, нарушение безопасности на крыше, сектор Гамма. Это… это мисс Кэтрин. И она не одна. Там… молодой человек» — обошел все рациональные мысли, все просчитанные оценки риска. Он попал прямо в ту первобытную, отцовскую дыру в моей груди.

Не было времени на тонкости, не было времени для наземных команд пробиваться наверх. Только это. Прямое, грубое вторжение. Чтобы вернуть то, что было моим. Чтобы исправить ее ошибку. Навсегда.

И тут, сквозь мгновенное затишье проливного дождя, я их увидел. Две фигуры, цепляющиеся друг за друга на самом краю крыши, очерченные на фоне хаотичного балета огней города, хлестаемых штормом. Ветер рвал их, угрожая сорвать, как незначительные пылинки. Но они держались крепко. Обнимались. Кэтрин. И парень. Энди. «Никто».

Что-то в этой сцене… это не было тем вызовом, которого я ожидал. Это не был отчаянный, загнанный в угол страх. Это было… что-то другое. Странная, хрупкая близость в сердце бури.

И в это мгновение, когда винты вертолета молотили воздух над ними, воспоминание, острое и яркое, как осколок стекла, пронзило слои льда, которые я построил вокруг своего сердца.

Воспоминание. Лязг стали о сталь. Рев гневных голосов. Вонь крови и пороха. Я был моложе тогда, целую жизнь назад, голодный волк, борющийся за объедки в жестоком подбрюшье города. Склад у доков, полуночная встреча с конкурирующей бандой пошла наперекосяк. Сверкнули ножи. Рявкнули пистолеты. Убей или будь убит — единственный закон, который я знал.

Я был загнан в угол, жгучая боль в боку, мой собственный пистолет пуст. Трое приближались, их лица искажены хищными ухмылками. Вот оно. Конец Ричарда Страйка, еще до того, как он по-настоящему начался.

И тут — вспышка багрового в тусклом, мерцающем свете единственной голой лампочки. Женщина, вышедшая из-за стопки ящиков, кусок железной трубы сжат в ее руках, как скипетр. Ее глаза… они пылали огнем, который заставлял выстрелы казаться бледными. Она двигалась как танцовщица, дервиш, вихрь неожиданной, прекрасной ярости, разгоняя моих потенциальных палачей, как испуганных крыс.

Александра. Она не была гангстером. Она была художницей, скульптором, снимавшей дешевую студию в том богом забытом складском районе. Она услышала шум, увидела несправедливость, и с мужеством, которое посрамило каждого закаленного убийцу в том месте, она вмешалась.

Позже, после того как буря насилия утихла, после того как я подлатал себя, мы разговаривали. Об искусстве. О мечтах. О мире за пределами крови и бетона. Она увидела во мне что-то, что-то помимо голодного волка. Она увидела… человека. И в ее глазах, впервые, я увидел возможность быть чем-то большим, чем просто выжившим.

Александра. Мать Кэтрин. Женщина, которая показала мне, что значит по-настоящему жить, прежде чем ее у меня отняла жестокая лотерея родов, оставив меня с крошечным, плачущим младенцем и дырой в душе, которую никакая власть или богатство никогда не смогли бы заполнить.

Вертолет сильно качнуло, вернув меня в настоящее. Воспоминание, такое сырое, такое неожиданное, лишило меня дара речи.