Бесплатный фрагмент - Приключения в городе и деревне. Невыдуманные истории

1. Баба — Яга

Завязкой этой истории стал поход Федора на городской базар.

— Яблоки!.. Уральские!.. Гри — б — о — ч — ки!.. Грибочки белые!..

«Голос до боли знакомый… — насторожился Федор. — Неужели Роман?»

Присмотрелся, точно, Роман, с которым когда — то были не разлей вода, служили вместе. Перед Романом на прилавке стояла корзина с краснобокими яблоками, рядом красовались кучки белых грибов.

Федор остановился напротив.

— Роман! Привет, дорогой!

Тот даже присел за прилавком. Шумно обрадовался:

— Бааа… кого я вижу?! Федор! Какие люди, и без охраны!

Стали обниматься, дружески хлопая друг друга по спине.

— Как жизнь — то? А ты, я вижу, не теряешь зря время…

— Торгую вот… А как выживать? На мою пенсию в семь тысяч ведь не разбежишься.

— А кого из наших старых знакомых встречал?

— Как же, многих. Как — то твою Ингу встретил.

— Какую Ингу? — лицо у Федора вытянулось.

— Да что со студенческого общежития. Неужто забыл?

— Ну как забыл, — Федор грустно улыбнулся. — ничего я не забыл…

***

Об Инге Федор услышал впервые от Романа, который вернулся из отпуска в часть:

— Представляешь, Федор! Подружка сестры смотрела фотоальбом, а как увидела тебя на фото, говорит:

«Рома! Какой видный парень! Познакомь с этим сержантом, а?»

— Что за подружка?

— Инга. Знаешь, девушка, каких поискать: ямочки на щеках, в железнодорожном институте учится. Как ты на это смотришь, а? Познакомить?

Федор тогда не понял — шутит ли Ромка или говорит серьезно.

***

Слово за слово, принялись вспоминать приятели времена армейской службы. Однажды подвернулся случай — в командировку надо было сьездить в город, где училась в институте Инга.

— Мигом туда — обратно! — сказал командир Федору, — Запчасти, сержант, получите на заводе и бегом на поезд!

— Повезло мне, — говорит Федор другу, — давай адрес общежития, заеду к Инге.

Он с вокзала первым делом поехал в общежитие. Смотрит, на вахте красивая девушка по телефону разговаривает. Обратился к ней: так, мол, и так, разрешите пройти в сотую комнату.

— Вы, сержант, интересно, к кому там?

— К Инге. Знаете ее?

— Знаю, а как же… Нет ее сейчас. Я ее подружка. Звать меня Сима.

Федор спешил, надо было успеть все оформить на заводе. Расстроился.

Девушка положила трубку и продолжила:

— Инга — на репетиции институтского драмкружка, ее режиссер попросил задержаться.

— А я не знал, что Инга играет в драмкружке.

Девушка кокетливо улыбнулась:

— Если на то пошло — я тоже играю в том же спектакле.

— Это интересно! А вы кого играете?

— Принцессу.

«Глаза, нос — все как на картинке. Такой красавице только и играть принцесс!» — пронеслось у Федора в голове.

— О! Это здорово! Поздравляю! А Инга?

Девушка прыснула:

— Вы не поверите, Бабу Ягу.

Федор растерялся:

— Шутите, небось? Как это Бабу Ягу?

А сам думает: «Ну, Ромка! Разыграл, получается».

Она пристально посмотрела на него с улыбкой:

— Именно роль Бабы — Яги и играет ваша Инга, чистая правда.

— Сима! Передайте ей, что Федор к ней заскакивал. Я в полночь обратно в часть уезжаю с железнодорожного вокзала. Пятый вагон.

— Обязательно передам, — пообещала девушка.

***

…К полночи дождь стал лить как из ведра. На перроне суетилось много людей.

«Вот он, желанный миг», — обрадовался Федор, когда увидел девушку, которая спешила к их вагону. Высокие каблуки, плащ обтягивал тонкую талию.

«Она?!» — екнуло его сердце.

Девушка подошла и откинула капюшон плаща.

— А — а! — растерялся Федор. Взгляд ее глаз резанул словно бритвой, — Сима, что, ли?

— Я, — улыбнулась она. Ладонью провела по его щеке. — Принцессу, сержант, не ожидали? Или вам нужна Баба — Яга?

***

— Нехорошо вышло, — Роман посмотрел на друга с сочувствием, — что Сима не сообщила Инге о твоем визите в общежитие, нехорошо… И тебя, Федор, угораздило поддаться соблазну… Как понять тебя, а?

— Согласен. Неловко как — то получилось… — закивал головой Федор. — Сам сломал себе жизнь…

— С кем не бывает… Знаешь, но я не рассказал тебе самое главное. — встрепенулся Роман. — Представляешь, однажды читаю газету, а там — про Ингу… Она, оказывается, удостоена звания Героя Социалистического Труда… Мне — то она ничего об этом не рассказала при встрече.

— Инга? Быть такого не может…

— Не веришь — возьми сам прочитай в газете, — обиделся Роман. Я — то был уверен, что ты читаешь газеты. Неужто не знал?

— Нет, конечно. Подумать только… А я тогда в пятьдесят восьмом подумал, что ты меня решил разыграть, обиделся. Вот тебе и Баба Яга… Где она теперь? Надо полагать, в столице живет?

— А то где? Знамо дело, в столице.

Тут у Федора зазвонил сотовый телефон.

— Сима! Что опять случилось? Не переживай, — сказал он в трубку. — Я через час буду.

Поморщился:

— Вечно недовольная…

Протянул руку Роману:

— Ну, я пошел. Жена ждет.

Роман посмотрел на друга:

— Возьми грибочков, угощаю, — засуетился он. — Принцессы ведь любят деликатесы.

Федор, повернулся было уходить, но вдруг остановился.

— Послушай, Роман, а про меня Инга не спрашивала?

— Ну как же, спрашивала…

— Не понимаю… Ничего не понимаю… Я ведь ее так и не увидел ни разу… Получается, такую девушку потерял…

Хотел еще что — то сказать, но слов не нашлось… Так и пошел к воротам рынка, не оглядываясь.

Фото Владимира Анухова

2. Валентинова любовь

Все, кто проходил службу за пределами СССР, называют друг друга при встрече не по имени. Одно общее имя у всех — Земеля.

В Красноярске ко мне в гостиничный номер ночью подселили новенького. Не успел он снять верхнюю одежду, а уже стал куда — то звонить по телефону. Какой тут сон… Вышел я в коридор, пробыл там около дежурной по этажу минут пятнадцать. Командировка заканчивалась. Впереди свободный день. Самолет улетал домой поздно вечером.

Захожу в номер, а сосед уже деликатесы всякие разложил — икра, красная рыба, крабы… Меня за стол приглашает.

— Валентин! — Протянул он мне широченную руку. Я сразу понял, что передо мной Земеля — по наколке из четырех букв на его руке. Такие знакомые четыре буквы: ГСВГ — Группа советских войск в Германии.

— Где, Земеля, служил? — спрашиваю соседа.

— В Потсдаме. — Его глаза радостно округлились. — А ты?

— Не может быть… А я под Берлином. — Мы обнялись, как братья. Оказывается, наши гарнизоны были всего — то в нескольких километрах.

И мы пошли сыпать названиями немецких городов, фамилиями командиров. Удивительные люди эти земляки!

— Вот прилетел с Сахалина к девушке своей. — говорит Валентин, — думаю кончать с жизнью холостяка. Сколько можно по морям болтаться?

Он рассказал мне, что его девушка училась в пединституте в Южно-Сахалинске, а распределилась в Красноярск.

— Слушай, Земеля — он вытащил из прихожей два огромных баула. — Поможешь мне?

— Не вопрос! — отвечаю, — ставь задачу.

— Не сможешь мое богатство покараулить, а?

«Ну, дела, — думаю, — никак, попал в криминальную историю».

— Я сначала на разведку смотаюсь в город, а баулы оставлю.

— А что в них? — подошел, потрогал, тяжелые.

— Отгадай ребус из трех слов, что может моряк везти из Южно — Сахалинска?

— Полагаю, красную икру, крабы, рыбу… — выпалил я.

— Почти угадал, рыба называется корюшкой, но и другое сахалинское богатство.

Я облегченно вздохнул.«Фу, — думаю, — пронесло!»

Стыдно стало, что плохо о человеке подумал.

— Короче, деликатесы морские, — продолжил он. — Не хочу их с собой таскать по городу. Вдруг ее дома нет. Мало ли что. Я с букетом ее любимых ландышей приеду к ней.

— Нет проблем, Земеля. Оставляй. Я все равно буду до вечера в гостинице. Выспаться хочу до самолета.

Мы еще просидели с ним пару часов за столом. Он рассказал, что как — то дал почитать другу из роты книжку. А в ней был подписанный конверт. Это Валентин готовился письмо написать, да все слов не мог подобрать. Стеснялся. Понравившаяся ему девушка в их подъезде жила, у тетушки. Так вот сослуживец в том конверте отправил ей письмо, где очень тепло отозвался о Валентине. Он умел писать хорошие письма. Написал, что с таким парнем, как Валентин, можно хоть на край света… Девушка сразу же написала письмо. Так переписка и завязалась.

В одиннадцать он уехал на такси. Я еще долго лежал на кровати. В голове, как в кино, проносились все новые и новые воспоминания о тех временах. О сослуживцах. О командирах.

Часов в шесть вечера Валентин позвонил мне в номер. Оказалось, что звонит из аэропорта. Улетает через полчаса обратно на свой остров. С девушкой получился «облом». Она, дескать, собирается выходить замуж за учителя школы, где работает. Опоздал, Валентин, получается.

Сказал, что в гостиницу заехать не успеет, просил содержимое баулов считать его подарком.

— Эх, Земеля… — тяжело вздохнул Валентин, — не везет мне в любви…

Я стал категорически отказываться от такого щедрого подарка, но телефонная трубка в ответ выдала серию частых гудков…

3. Ваня из деревни Пеньково

Ваня — механизатор со стажем. Однажды наградили его путевкой в подмосковный Дом отдыха.

— Поезжай, — обрадовалась жена. — Даром все — таки. Отдохнешь, по магазинам походишь.

Две недели в доме отдыха пролетели быстро, вот и домой пора. Приехал он на железнодорожный вокзал, а до отхода его поезда еще более четырех часов.

Зашел в магазин — глаза разбежались. Чего только нет!.. Купил мандаринов на всю родню, краковской колбасы по три рубля за килограмм. Багаж сдал в камеру хранения. Потом задумался: куда еще сходить?

«Дай, — думает, — до ГУМа доеду, в Мавзолей схожу».

Сказано — сделано. Зашел в ГУМ, а там — сутолока, большая очередь на втором этаже. Поинтересовался, чего дают? Сказали: трикотин выбросили.

«Эко диво! Вот Глаша обрадуется!» — сообразил Ваня.

Давка, где кончается очередь — сразу и не разберешь. То тут, то там выкрики:

«Вы здесь не стояли!» или «Понаехали тут!», а то и «Куда прешь?!»

Работая локтями, он минут через сорок добрался до кассы. Весь мокрый. Восемьдесят рублей заплатил.

— Заверните, девушка, — попросил продавщицу, — отрез на платье.

Только к выходу из Гума подошел, смотрит, а на полу — бумажник. Ваня растерялся.

— Товарищи! Кто потерял бумажник? — громко спрашивает. Все на него уставились. Он еще раз спросил, сам к бумажнику не притрагивается.

— Не может быть? Нашелся! — Ваня обернулся, а передо ним — негр… Высокий, ладно скроенный, хорошо одетый. Тот негр поднял бумажник, достал из него паспорт, еще какие — то документы, деньги в иностранной валюте.

— Все на месте! — говорит по — русски, но с акцентом. Паспорт показал, а там, действительно, его фотография.

— Джамба, — представился он Ване.

— Откуда, товарищ, родом? — спрашивает его Ваня.

— Ангола. Африка, — отвечает.

— А я Иван. Из Сибири. Деревня Пеньково, — руку протянул.

— Спасибо! — сказал Джамба. — Мне завтра домой лететь, а тут — такая неприятность. По такому случаю с меня — коньяк.

— Не приучен я к коньякам, — усмехнулся Ваня, — да мне еще и в Мавзолей надо сходить.

Джамба удивился отказу.

— Тогда пообедаем вместе, что ли? — спрашивает.

— Это я не против, — согласился Ваня. Зашли в небольшое кафе.

Джамба столик заказал. Разговорились о том, о сем. Ваня расслабился: про охоту на волков стал рассказывать. А Джамба — про крокодилов и носорогов, про сына своего Симбу…

Слов нет, время быстро пролетело. Засобирался тут Ваня в Мавзолей.

— Зачем? — Джамба спрашивает.

— Надо… Сыну и жене буду потом рассказывать.

— Тогда вместе пойдем, — сказал Джамба. И они вышли из кафе.

Но оказалось, что со стороны ГУМа проход на Красную площадь закрыт турникетами. Обогнув здание, увидели большую очередь. На площади — куда ни глянь — иностранцы с фотоаппаратами. Ваня своим стареньким ФЭД-2 Джамбу на фоне кремлевской стены фотографировать стал. Тут милиционер сказал, чтобы сумки и фотоаппараты в камеру хранения сдали. Ваня собрался идти, но Джамба остановил его.

— Там очередь большая, — говорит, — лучше под одежду спрятать.

Сам же сказал, что ему, дескать, позвонить надо по телефону — автомату, отошел куда — то. Ваня послушался совета, не пошел в камеру хранения. Зашел за угол здания, обьектив фотоаппарата отвинтил, в левый карман полушубка положил. Сам же корпус — в правый, а отрез трикотина спрятал под свитер. На все пуговицы полушубок застегнул, встал в очередь.

Тут вдруг слышит:

— Гражданин в заячьей шапке! — Ваня вздрогнул: шапка — то у него заячья.

Видит — к нему идет мужчина в гражданском. Подошел и берет под руку.

— Прогуляемся.

— Зачем? — спрашивает Ваня.

— Стало быть нужно, — отвечает мужчина. Тут еще и милиционер подошел.

Ване смешно даже стало.

— Тоже мне, — говорит, — вздумали кого арестовывать. У меня, товарищи, двадцать три года трудового стажа и аж семнадцать почетных грамот, а еще я ударник двух пятилеток…

Подвели к какой — то двери.

— Зайдемте, — предложил мужчина, а сам дверь открывает. Вошли в небольшую комнату. Там за столом милиционер сидит.

— Ну, вот и пришли, — начал разговор который в гражданском. — Что у вас в карманах полушубка?

И говорит:

— Сымайте.

Ваня полушубок стал снимать, а отрез на пол выпал. Подал полушубок милиционеру.

— Ничего там особенного нет. Эх вы! Передовика сельского хозяйства не пускаете к вождю. Я, что оскорбил кого? У меня, между прочим, поезд через полтора часа.

— В вытрезвитель тебе надо, а не на поезд, — хмыкнул милиционер и стал куда — то названивать…

Тут который в гражданском извлек обьектив из кармана полушубка.

— А как это понимать? — спрашивает. Из другого кармана достал корпус фотоаппарата.

— Как?.. Обыкновенно. Это меня негр надоумил…

— Это какой еще негр? — насторожился который в гражданском.

— Джамба. Он из Африки.

— Так… А нельзя ли подробнее? — попросил который в штатском.

Только начал Ваня рассказывать, как открывается дверь, в комнату заходит Джамба. На лице — тревога. Ваня оторопел от неожиданности. А Джамба подошел к милиционеру, какой — то документ под нос ему сует.

— Пардон, господин, — угодливо улыбнулся милиционер Джамбе, — вышла ошибочка.

Конечно, конечно… Забирайте вашего друга.

— Ну и ну! — рассмеялся Джамба. — Всю Красную площадь избегал. Айда, Иван, за мной!

Около ГУМа их ожидал легковой автомобиль. Как оказалось, Джамба — работник торгового представительства. Когда приехали на вокзал, водитель из багажника достал баян в футляре.

— Это твоему сыну, — сказал Джамба. Затем протянул Ване красивую брошь. — А это жене от меня на память.

— Спасибо! — растерялся Ваня. Тут обьявили об отправлении поезда.

— Надо сфотаться, — говорит Ваня. Попросил проводника сфотографировать их с Джамбой на перроне. Уже из тамбура крикнул:

— Приезжай, Джамба, ко мне в Пеньково, не пожалеешь! В баньке попаримся. Жаль, конечно, что в Мавзолей не попали…

Деревенские сначала не поверили Ивану, когда он рассказал им о своих приключениях в Москве. Не поверили и фотографии с Красной площади.

«Нашел, чем удивить, — говорят. — в Москве негров — навалом».

А когда увидели фотку с перрона, где Ваня — с баяном и Джамба — рядом, то тогда поверили…

Вот такая история произошла с Ваней из деревни Пеньково.

Фото Владимира Анухова

4. Вредная привычка

Автобус приехал в село уже в сумерках. Отец стоял на обочине дороги, спрятав лицо в воротник полушубка. Мороз был такой, что перехватывало дыхание. Обнялись.

— Леня! Приехал? Ну, молодец, вот ты и дома…

Я протянул ему пакет с подарками. Он взял его и оглянулся.

— Подарки — это само собой, — говорит, — а самое главное — папиросы, Леня, привез?

— Как же, привез, папа, привез.

Он преобразился, тут же закурил.

— Что ты, сынок, папирос привез — спасибо, но ты их все матери не отдавай. Иначе, пиши пропало, заладила: не кури, не кури. Подумаешь — покурил. Все мужики в деревне курят, жизнь — то вон какая…

— А сколько маме отдать? У меня всего тридцать пачек.

— Тридцать не тридцать, а пачек десять отдай. Остальные — мне и сейчас…

Он посмотрел так, как будто его дальнейшая жизнь теперь зависит от моего решения.

— То есть как? — не понял я, — А вдруг мама найдет?

— Пусть попробует. Я потайное место в бане оборудовал, с овчаркой не найти.

Хлопнул меня по плечу, спросил:

— Значит, договорились?

— Ну, отец, тебе видней.

Получив папиросы, заторопил:

— Все. Ступай по переулку, а я напрямки по огороду к баньке побегу. Мать дома квашню завела, ждет тебя. Скажи ей, что скоро вернусь, мол, соседа встретил…

Когда дошли до огорода, он перелез через прясло и горько усмехнулся:

— Мне — то двух пачек папирос на день не стало хватать, а мать всего пачку на два дня дает, я говорю как есть Ума уже не приложу, как от этого проклятого курева отказаться. Удержу совсем никакого нет.

Пыхнул спичкой, снова закурил папиросу.

— Я и леденцы пробовал сосать вместо курения, мать папиросы прятала — не помогло. В голове с утра одна мысль — стрельнуть бы папироску, курнуть охота.

— Не надо было начинать, — я говорю ему. — Маму можно понять: о твоем же здоровье печется…

— Знамо дело… Кто же спорит! — Он выплюнул папиросу в снег, — Не жизнь — маета… Не курил же раньше, другие вон с малолетства начинают… Если уж, сынок, начистоту, то это все проделки деда Гриши.

***

А ведь, действительно, отец до сорока лет не курил. Но однажды рубили в лесу сруб для баньки с дедушкой Гришей, тот и научил его курить, чем для мамы создал проблему на всю оставшуюся жизнь.

Случилось это весной. В мае комаров — тьма, они сильно досаждают. Отец топором работать не может, так как всего комары закусали, не успевает отбиваться. А дедушка свой фронтовой кисет достанет и шнурок развязывает — кисет у него шелковый, с вышивкой, махоркой набитый. Скрутит козью ножку из газеты и курит, пуская колечки дыма. Сделав несколько глубоких затяжек, морщась и пуская слезу от дыма, над отцом посмеивается:

— Н, чё, Семенович, попробуй, ох и крепкая махорка! Никакой комар не возьмет…

Он во время Гражданской войны на фронте стал заядлым курильшиком. Умел пускать дым и ртом и даже ноздрями. У него ноготь большого пальца от никотина желтый — желтый.

— Научить самокрутки сворачивать, а? Это проще простого, — говорит. — Указательным пальцем махорку прижимаешь к бумаге, а большим заворачиваешь в трубочку…

Ну, отец попросил и ему тоже свернуть.

— Я понарошку, — говорит. Дедушка свернул ему самокрутку толщиной с палец, дело лучше пошло, резкий дым махорки отпугнул комаров.

Однажды приехал я к дедушке в гости, а он сидит на кухне и рубит топориком махорку в деревянном корытце.

— Нонче, гляжу я, внук, совсем не уродился табак, — говорит, — надо завязывать мне с курением. Кашель совсем по ночам спать не дает.

Отказаться от курева в дальнейшем папа уже не смог, тоже стал заядлым курильщиком. Как ни боролась мама, все было бесполезно. Вон оно как получилось — то в итоге. А ведь из нас, детей его, никто по сей день не курит. Не нашлось, к счастью, такого «авторитетного» учителя курения, как дедушка Гриша.

***

Когда вечером отец вернулся, мама тут же подошла к нему, шумно потянула носом:

— Так я и знала, опять курил — дышать нечем, за версту несет табаком! Вот я думаю, сынок: не уменьшить ли ему еще норму? А?

Горько усмехнулась:

— Ох, набедовалась я с ним, а отучить не могу… Он же скоро всю пенсию до копеечки будет на папиросы тратить. Вот только вчера зарок дал:

«Ну, говорит, мать, курю сегодня последний раз… Завтра — все!»

Загремела у печки кастрюлями.

— И что мне делать? Ему хоть кол на голове теши, ничего не понимает… Не знаю, не знаю… Дымит, что твоя, сынок, труба на ТЭЦ… У меня выход один — буду теперь выдавать пачку ему на три дня.

Я посмотрел на отца, который стоял за маминой спиной. Он приложил палец к губам и подмигнул мне, дескать, молчи… Тут же стал снимать валенки.

— На уж, курильщик! — мама протянула ему пачку. — Или отказываешься?

— Ой, прямо, смешно! — хмыкнул отец, забирая папиросы. — Мне эта пачка — пшик один…

— Ну, смотри, смотри, не обижайся потом, я не о себе пекусь — о твоем здоровье.

Поправила на голове платок и вздохнула:

— Какой же ты, отец, все — таки бесхарактерный…

— Какой есть, — стал он оправдываться, — Бросил бы, да не знаю как… Видать, такая моя доля, я бы с превеликой охотой.

— Да ну тебя, — махнула рукой мама. — Ну, честное слово, как маленький ребенок. Вон сколько мужиков в деревне не курят — живут же…

***

…Утром я пошел снег с погреба откинуть. Слышу, за банькой кто — то разговаривает. Подошел поближе, смотрю, дымок вьется. Оказывается, отец с соседом устроили перекур, о жизни судачат.

— Опять курите? Ты же, отец, зарекался…

— А пустое это… Куда деваться? — развел руками отец и тут же стал гасить окурок о бревно. — Одним словом, сынок, вредная привычка.

Фото Елены Белиндер

5. Деревенские

Надумал Федор в город съездить. Говорит жене:

— Ты, Наталья, собери меня — в город поеду.

— Зачем, Федя?

— С ваучерами хочу разобраться. Адрес одной конторы добрые люди подсказали, может пристрою. Не отдавать же их задаром спекулянтам.

— Поосторожнее, Федя, в городе, — предупредила его жена. — Сказывают, что на вокзале в наперстки завлекают поиграть. Вон, сосед, намедни весь аванец там оставил.

— Да слышал я! Потерял или прогулял, поди, а на других сваливает.

Утром, боясь разбудить ребятишек, Федор свет не включал. Еще не рассвело, когда автобус выехал из деревни. Мороз был такой, что звенело в воздухе.

В дороге он заметил, что девушка, которая сидела напротив, как — то странно посматривает на него и улыбается.

«С чего бы это?» — заволновался он. А та его спрашивает:

— Дядя Федор, а почему у вас валенки разного цвета?

Федора в жар бросило, когда посмотрел на валенки: действительно, один — серого цвета, другой — черного.

— Ну, угораздило же, — смутился Федор. — В неловкое положение попал, получается…

Стал тут же оправдываться, что одевался, мол, в темноте…

Приехав в город, колебался недолго. Других вариантов не было: решил позвонить Коляну, бывшему однокласснику, жил тот рядом с автовокзалом. Опустил двушку в телефон — автомат.

— Федька? — удивился звонку Колян. — Ты, что ли? Не ожидал! Забегай, конечно, я дома один. Жена спозаранку в бассейн уехала.

— Сколько лет, сколько зим! — обрадовался Колян с порога. — Ты прямо, как дед Мороз. Опять холодина, что ли?

Вдарили по рукам, обнялись.

— Раздевайся, чай попьем, согреешься, квартиру покажу.

Федор смущенно топтался в прихожей:

— Елки — палки! Да у тебя, верно, не квартира — дворец. А я тут, как медведь, наследил. Извини, что побеспокоил, но тут конфуз со мной приключился — валенки разные в темноте напялил. Вот, смотри. Как по городу в таком виде?

— Это, — усмехнулся Колян, — ничего, бывает. Какой разговор! Сейчас что-нибудь сообразим. Вот, пожалуйста. Держи! — он протянул унты. Федор примерил — хороши.

— Ну, как дела в деревне? — спросил Колян у Федора, когда прошли на кухню.

— Живем, хлеб жуем, — ответил тот. — Ребятишки подрастают. Я вот свою «Волгу» в трактор переделал.

— Как это? — удивился Колян.

— Дизель от трактора Т-25 поставил. Правда, выхлопная труба, как перископ на подводной лодке торчит…

— Ну, ты, Федя, даешь!

— Зато теперь на ней сено заготавливаю, дрова вожу…

— О, как интересно! — улыбнулся Колян. — Надо к тебе на охоту заскочить.

— А как, Колян, у тебя жизнь? Деревенские говорят, как сыр в масле катаешься? Все в порядке у тебя?

— Более чем, — отвечает Колян. — Торгую на рынке, на жизнь хватает. А как же иначе? Ну, посуди сам, на фабрике, где работал, зарплату выдавали только продукцией. Одним словом, тряпками…

— Слышь, Колян, а может, кто из твоих друзей мне поможет ваучеры выгодно вложить? — спохватился Федор. — Чтобы дивиденды шли…

— Само собой. Что же ты сразу не сказал! Конечно, помогу, — сказал Колян и, взяв телефон, позвонил куда — то.

— Незадача, — сказал он. — Олега на работе пока нет.

— А кто он? — спросил Федор.

— Старший брат жены. Его фирма, где он работает, ваучерами занимается.

— А вдруг не примут?

— Примут. Поедешь к нему, скажешь, что от меня. Кстати, Федя, как там, Петрович поживает?

— Да у него несчастье, по весне волки бычка порешили.

— Да ты что?

— Да уж, не повезло Петровичу, так не повезло, — заметил Федор.

— Погоди, Федя. Весной, говоришь?

— Да. На майские праздники.

Колян сделал паузу.

— Ты, Федя, прямо оглоушил меня. Дело в том, что именно на майские праздники мы с Олегом завернули на пасеку к Петровичу, когда с рыбалки мимо проезжали. Дело было в субботу. Заехали, а он, оказывается, в райцентр со своей бабулей укатил. Что делать? Не теряя времени, я решил тут баньку истопить. А Олегу посоветовал по лесу с ружьем пробежаться.

«Ступай, — говорю, — да к баньке не опоздай».

Олег чай недопитый оставил на столе и ушел за огороды. Вернулся через пару часов. Петровича все не было, мы попарились в баньке и дальше поехали. Меня тогда насторожило то, что Олег всю дорогу вел себя странно, молчал. А на другой день он позвонил и рассказал, что в субботу обнаружил около увала волчье логово, а рядом с логовом — четырех маленьких волчат. Тут же мне признался, что всем волчатам подрезал сухожилия на задних лапах…

Я его стал ругать тут же:

«Что ж ты, Олег, наделал, голова твоя безмозглая! Это же надо додуматься — живых волчат так изуродовать!»

А Олег сказал, что собирается в начале зимы снова до пасеки доскочить, по первому снегу, дескать, легко догонит и кнутом перебьет их всех. Представляешь? Стал тут же хвастаться, что уже договорился со знакомыми цыганами о том, что привезет им волчьи шкуры, даже по цене сторговался. Цыгане, мол, любят волчьими шкурами свои повозки украшать.

— Он с ума сошел! — ахнул Федор. — Жадность обуяла, это верно. Ведь, судя по всему, волки по следу Олега и пришли на пасеку, чтобы за волчат отомстить. Надо же как бывает! Слушай, Колян, я передумал обращаться к твоему родственнику, сам с ваучерами разберусь…

Тут же сменили тему разговора.

— А я, не думал, Колян, что ты станешь торгашом, — улыбнулся Федор. — Помню, что в школе ты мечтал выучиться на агронома…

— Федя! То были заблуждения молодости. Вот ты, на пятерки учился в школе, а что толку? Ты не обижайся, но я хоть не был отличником, но в этой жизни, думаю, получше тебя стал ориентироваться. Ну — ка, пошли за мной!

С этими словами Колян подошел к стеллажу в прихожей. Забрался на табурет, снял с полки коробку с яркими наклейками.

— Смотри сюда!

— Это что еще? — спросил Федор. — Посуда, что ли?

— Чешский хрусталь, — обьяснил Колян, — Принеси-ка из ванной стремянку, до верхней полки не могу дотянуться. Я тебе сейчас такое покажу…

Только Федор сделал пару шагов, как за спиной раздался грохот. Оглянулся, а Колян — уже на полу. В руках держит фарфоровую вазу, на паласе валяются бело — розовые осколки.