Бесплатный фрагмент - Приключения Лёньки и его друзей

Введение

В книге, которую вы сейчас открыли, автор попытался рассказать о событиях из жизни обычного паренька, произошедших с ним и его друзьями более полувека назад.

Одной из целей к написанию этой книги автора побудила книга Марка Твена «Приключения Тома Сойера», прочтённую им в детстве.

Вопрос возник сам собой: почему приключениями американских мальчишек зачитывались и зачитываются ребята всего мира? А что, в нашей стране с нашими мальчишками такое невозможно, что ли?

Ничего подобного — возможно! Поэтому, если читатель и дальше проявит интерес к тому, что написано в книге, которую он открыл, то окажется, что приключения, произошедшие с Лёнькой и его друзьями на Дальнем Востоке, оказались более интересными и захватывающими, чем с кем-то где-то там, в Америке, у незнакомых и далёких нам ребят.

Как бы ни далеки оказались описываемые события от сегодняшнего дня, но мальчишки всегда остаются мальчишками — находчивыми, упорными и любознательными.

События разворачиваются в городе Свободном Амурской области.

Закончился учебный год, распорядок жизни изменился: не надо ходить в школу, делать уроки. Красота! Но этой красоты хватает только на какое-то короткое время.

А дальше наступает скука, от которой никуда не деться.

Увидев, что сын мается от безделья, Лёнькин папа решает отправить его со своим другом и соседом Сашкой на север Амурской области в топографическую партию.

Вот тут и начинаются события, которые прогоняют лень, тоску и заставляют мальчишек думать, участвовать в жизни взрослых, работать наравне с ними, не поддаваясь слабостям.

Для мальчишек всё интересно. Первый в жизни полёт на самолёте Ан-2 и впечатления от него, так отличающиеся от впечатлений, полученных в комфортабельных лайнерах.

Неожиданная встреча с жестоким миром взрослых и удивление от красоты чувств людей, встретившихся на их пути.

Первые испытания самого себя на твёрдость, стремление добиться уважения взрослых своим трудом и способностью переносить трудности.

Охота, рыбалка, необычная таёжная жизнь, так отличающаяся от городской, к которой мальчишки привыкли, заставляют их взрослеть, менять взгляды на жизнь, почувствовать силы и свою индивидуальность в этом мире.

Приключения в тайге заканчиваются, и начинается обычная школьная жизнь.

Мальчишки уже ощутили себя взрослыми и самостоятельными, поэтому сами решают выбирать, кому и чем заняться в дальнейшем и чему посвятить жизнь.

Закончилась школа, и перед каждым из них открылись двери новой интересной жизни с её безграничными возможностями. Было бы только желание, а полученные знания помогут осуществить все заветные мечты. В такой стране они жили.

С самого раннего детства их учили работать, отдыхать, находить в жизни прекрасное и отвечать за свои поступки.

В книге есть многое. Это отношение к друзьям, сверстникам, желание учиться, познавать неведомое и увлечение спортом.

В ней откровенно рассказано о поступках, которые могут быть интересными или которые достойны осуждения. Много места уделено приключениям, рыбалке, охоте, жизни в тайге и тому, кто в жизни этих юношей является главным учителем и кем для них являются родители.

В книге особое внимание обращается на то, как на амбициозного юношу повлияли родители, обучающие его своей любовью жизненным премудростям.

Конечно, обучение иногда идёт жестоко, но всегда честно и справедливо.

Работа и отдых, приключения и рассуждения, любовь и дружба — всё это присуще каждому молодому человеку, когда из него выплёскивается фонтан энергии и идёт жажда познания чего-то нового, неизведанного.

В книге ненавязчиво даётся ощутить, что каждый молодой человек сам выбирает свой путь и должен добиться той конечной цели, к которой он стремится и считает самой главной для себя, потому что никто вместо него и за него никогда ничего не сделает.

Этому научили автора его родители, и об этом ему захотелось написать в данных рассказах.

С уважением ко всем, кто взял в руки эту книгу.

Алексей Макаров

Таёжные приключения
Лёньки и Сашки

Часть первая

Глава первая

Лёнька проснулся оттого, что луч солнца остановился на его лице. Он недовольно перевернулся, но луч его и тут настиг, окончательно прогнав сон.

Он потянулся, приоткрыл глаза и осмотрелся.

Вечером он поставил себе раскладушку на веранде и постелил на неё матрас. Принёс подушку, затем разделся и юркнул под одеяло. Спалось на веранде прекрасно.

Одна из её стен выходила на север, а вторая — на восток. От потолка до пола стены были застеклённые.

Днём веранда прогревалась от солнечных лучей, и летом на ней всегда приходилось открывать рамы, а ночью она охлаждалась, поэтому Лёнька решил спать там, чтобы приучить себя и к жаре, и к холоду.

Подняв голову, Лёнька увидел, что спал не один. В ногах у него примостился Пухоня, пушистый серый кот. Он за ночь нагулялся и сейчас, как обычно, дремал у Лёньки в ногах.

Занятия в школе закончились уже как две недели, и Лёнька торопиться было некуда. Поэтому он ещё раз потянулся, позевал и неохотно вылез из-под одеяла. Поёжившись, надел рубашку, натянул трико и, выйдя в коридор, заглянул в спальню.

Там мирно спали два его младших брата. Младший, Андрюня, приподнял голову, но Лёнька жестом приказал ему спать. Андрюня чётко выполнил приказания брата и вновь закрыл глаза.

Лёнька держал их в строгости. Чуть что — подзатыльник или ещё чего посущественнее. А как с ними можно совладать? Папа постоянно в командировках, а мама часто болела. Лёньке приходилось следить за домом, за огородом и за собакой, да ещё и за кроликами. Поэтому братья полностью и беспрекословно подчинялись ему. Правда, один раз, после очередной взбучки, Андрюня сквозь слёзы пообещал Лёньке:

— Вот вырасту, тогда уж точно набью тебе морду.

Но это будет потом. А сейчас Лёньку не тревожило обещание брата, потому что братья должны подчиняться ему и в доме должен быть порядок — это закон.

Лёнька прошёл на кухню. Мама перед уходом на работу сварила им гречневую кашу, которая стояла на столе, укутанная небольшим одеяльцем.

На столе лежала записка, в которой Лёнька прочитал:

«Каша на столе. Свежее молоко в холодильнике. Умойтесь и поешьте. Люблю вас и целую. Мама».

Лёнька перекинул через плечо полотенце и, взяв зубную щётку с пастой, вышел во двор. Солнце светило ярко, так что от его лучей он даже зажмурился и, приподняв голову, посмотрел на синее-синее, без единого облачка небо.

«День будет жаркий», — невольно подумалось ему.

Недавно папа с рабочими построил во дворе из катаных брёвен сарай. Около его входа в вольере лежала Тайга, которую осенью месячным щенком откуда-то притащил домой Вовка.

Мама была категорически против собаки, но потом оказалось, что это восточно-европейская овчарка. Она растопила мамино сердце своим потешным видом и беззащитностью. Лёнька понимал, что Тайга не чистокровная овчарка, но окрас её соответствовал окрасу породистых собак, уши торчали, но длина тела недотягивала до стандартной, да и высоты в холке пары сантиметров не хватало.

Лёнька каждый день с ней бегал после того, как Тайга достигла полугодового возраста.

Увидев Лёньку, собака встала и приветливо помахала Лёньке хвостом.

Он вошёл к ней в вольер, погладил по голове, а она преданно посмотрела Лёньке в глаза, за что он потрепал её за ухом.

— Сейчас умоюсь и дам тебе поесть, — пообещал он, выходя из вольера.

Тайга как будто поняла его и несколько раз радостно гавкнула.

Лёнька закрыл вольер и вышел в огород. Там он осмотрелся, зашёл на помидорные грядки и потрогал рукой землю. Вчера он их поливал, поэтому земля оставалась ещё мокрой.

Повесив около летнего водопроводного крана полотенце, он открыл воду и с удовольствием поливал себя ею. Холодная вода заставляла его даже слегка покряхтывать, но придавала бодрость и ощущение силы каждой клеточке тела.

Растеревшись докрасна жёстким махровым полотенцем, Лёнька вернулся в дом и, пройдя в спальню к братьям, громко скомандовал:

— Подъём!

Но братья от такой команды только поглубже залезли под одеяла. Зная все эти штучки, Лёнька безжалостно содрал их со свернувшихся калачиков и вновь громко крикнул:

— Подъём!

Но результата от команды не последовало — братья отказывались вставать. Тогда Лёньке пришлось применить последний аргумент.

— Сейчас я схожу за водой, тогда вы у меня точно встанете, — негромко проговорил он и пошёл на кухню.

Погремев ковшиком и открыв полностью кран с водой, чтобы тот громче шумел, он вернулся в спальню. Братья, зная, что старший брат шутить не будет, а точно польёт их холодной водой, уже стояли перед своими кроватями.

Правда, их ещё слегка покачивало со сна и глаза у них никак не открывались.

Увидев такую картину, Лёнька вновь подал команду:

— Мыться, — и два качающихся тела шаткой походкой направились в ванную комнату.

Лёнька, разложил кашу по тарелкам и налив молока, густо посыпал её сахаром. Попутно нарезал ломтями хлеб и намазал их толстым слоем сливочного масла. Чайник к этому времени уже закипел, и он заглянул в ванную комнату. Там полностью проснувшиеся братья уже брызгали друг на друга водой и что-то радостно кричали.

— Ну что? Опять вас лупить, что ли? — грозно обратился он к развеселившимся братьям. — Взять тряпку, вытереть пол — и марш за стол, — это он уже сказал так же строго, как и папа.

Братья моментально прекратили возню и послушно выполнили приказания.

Через пару минут они уже сидели за столом и хлебали кашу с молоком.

Лёнька поставил перед каждым из них по чашке ароматного, сладкого чая с бутербродом.

Братья молча всё проглотили и так же молча вылезли из-за стола.

— Идите играть, — вновь отдал приказание Лёнька, — но со двора никуда не уходить, — добавил он им вслед.

Помыв посуду и наведя порядок на кухне, он понял: делать абсолютно нечего.

— С Тайгой, вообще-то, рано идти гулять. — Он начал вспоминать, чем бы ещё занять себя. — Ух ты! Я же её ещё не покормил! — вдруг вспомнил он и налил в миску часть похлёбки, сваренной мамой для собаки.

Тайга, поняв, что её сейчас будут кормить, радостно прыгала, поскуливая, за забором вольера. Лёнька вошёл туда.

— Да не суетись ты, — приговаривал он, поглядывая на вилявшую хвостом и поскуливающую Тайгу. — Сейчас будешь кушать, хорошая моя.

Закончив перекладывать еду в собачью миску, он погладил её по холке и разрешил:

— Кушать! — и только после этой команды Тайга подскочила к миске.

Она была хорошей ученицей. Лёнька с ней занимался с первых дней её появления дома.

Она знала все команды и чётко их исполняла. Лёнька даже учил её нападать на воров, используя в качестве «воров» своих друзей.

А больше всего Тайга любила бегать вместе с Лёнькой по вечерам. Она всегда рвала поводок в стремлении мчаться вперёд. Лёньке такие пробежки по несколько километров в день тоже оказались полезными. У него у самого появилась устойчивость к перегрузкам, рывкам, скоростному бегу, что очень помогало ему в тренировках и соревнованиях по боксу.

Лёнька посмотрел на Тайгу и огляделся, потом глубоко вдохнул в себя чистый, прохладный и насыщенный утренней свежестью воздух. Чувствовалось, что сегодня будет очень жаркий день.

«Надо взять Тайгу и сбегать на Зею, чтобы искупаться», — подумалось ему.

Он знал, что в такие погожие деньки все его знакомые ребята придут на пляж, и он там с ними сможет пообщаться.

Выйдя из вольера, он зашёл в другой сарай, где держал кроликов. При входе в сарай мама оставила в ведре картофельные очистки.

---

Лёнька равномерно распределил их по клеткам, насыпал зёрна в кормушки и подкинул травы, которую вчера накосил.

Для каждой группы кроликов он ещё в прошлом году сделал клетки.

В одних клетках, по отдельности, сидели самки и самцы. Другие клетки он специально сделал для молодняка. Отдельно для девочек и отдельно для мальчиков. Все клетки он установил на козлы в метре от пола.

В прошлом году, когда сосед дал Лёньке пару кроликов, они бегали по полу, на котором он рассыпал опилки. Опилки пропитывались экскрементами, кролики облизывали лапы, заболевали и умирали от дизентерии. Чтобы оградить их от заболеваний, Лёнька и сделал такие клетки.

Деревянные ящики он взял у магазина. Разобрал их. Встроил внутри домики, пол сделал из мелкой сетки, чтобы экскременты падали на пол и ноги кроликов оставались сухими, а дверки оббил крупной сеткой.

Прошлой весной и осенью они с папой купили у местных кролиководов ещё несколько самок и самцов. Поэтому у Лёньки сейчас было около пятидесяти кроликов, а у соседа, который дал Лёньке первых кроликов, они все вымерли.

Пол в сарае под клетками он по-прежнему засыпал опилками. Периодически Лёнька их менял, а использованные опилки относил в компостную кучу. Этот перегной они с папой добавляли в землю, когда осенью и весной перекапывали огород.

Закончив кормить кроликов и наведя там порядок, Лёнька вышел из сарая, и ему на глаза попался сосед Сашка, который был на год младше Лёньки.

Отец его работал в топографической партии где-то на севере Амурской области, и его сейчас не было дома.

Сашка в этот момент что-то мастерил у себя в сарае, и Лёнька заинтересоваться, чем же он там занимается.

Сашка тянул из дома к себе в сарай провод.

Лёнька с интересом посмотрел на провод и спросил у юного «электрика»:

— На кой чёрт ты его тянешь, провод этот?

На что Сашка, положив провод на землю, пояснил:

— У меня там штаб будет, и я буду там книжки читать. Я там лампочку вкручу, — он указал на сарай, — а то со свечкой уж больно там опасно. Вдруг пожар будет.

Лёнька с ехидцей посмотрел на Сашку:

— Ну, ну… Делай, делай…

Лёнька не знал, насколько Сашка силён в электричестве. Ведь они его в школе начали проходить только в прошлом году. Но он знал, что Сашка — паренёк любознательный, и, подумав, что с таким простым делом, как протянуть провод, Сашка сам легко справится, не стал вмешиваться в процесс, а только посмотрел на развешенные провода и, уходя, попросил:

— Когда закончишь, позови меня. Опробуем твоё изобретение. Только про матрас не забудь, а то у тебя там жёстко лежать.

Сейчас Лёнька увлекся тем, что начал читать приключенческие романы Майн Рида. Одну из этих книг, которые папа откуда-то привёз, Лёнька дал Сашке. И Сашка тоже увлекся приключениями индейцев в прериях. Он читал книгу «Белый вождь», а Лёнька — «Оцеола, вождь семинолов». А потом они пересказывали друг другу их содержание.

Видя, что Сашка занят делом, Лёнька решил ему не мешать и ушёл в дом.

Только он взял книгу в руки, как в доме погас свет.

Что такое? Лёнька пощёлкал выключателями, предохранителем на счётчике, но света нигде не загорался.

Случилось что-то непонятное, и он тут же подумал: «Наверное, Сашка что-то натворил» — и, выйдя во двор, увидел там бегающего Сашку.

— Чего носишься? — остановил его криком Лёнька.

Сашка подбежал к нему и сдавленным, испуганным голосом выдавил из себя:

— Да я тут только пакетник включил. А тут… Всё как пыхнет! Да как всё блыкнет! И всё вырубило.

— А какой пакетник ты включил?

Сашка таращил глаза и тёр их грязными руками:

— Видишь, — он указал трясущимся пальцем на столб, от которого шёл к сараю провод, — я протянул его для штаба. Да ты же сам видел, как я его тянул.

— Ну видел я этот провод. И что? — Лёнька никак не мог сообразить, при чём здесь провод и замыкание.

Сашка от волнения и испуга не мог найти правильных слов, чтобы объяснить произошедшее, а только мямлил:

— Я только хотел проверить, как зажигается лампочка в сарае. Включил пакетник, а он вырубается, и из него только искры брызжут. — Он показал руками, какие это были огромные искры.

До Лёньки начало кое-что доходить.

— Как ты делал-то этот провод? — Он пытливо посмотрел на Сашку.

— Как делал? Да скрутил я его да гвоздями к столбу и забору прибил, — объяснил тот.

Осмотрев провод, Лёнька увидел, что провод составлен из нескольких частей.

— Снимай провод, — приказал он Сашке. — Посмотрим, что ты там нахимичил, — хмыкнул он с ехидцей.

Сашка полез на приставленную к столбу лестницу и отсоединил от распределительного щита провод.

— Осторожно! — только успел крикнуть Лёнька, но отсоединённый провод Сашка уже держал в руках. — Как только тебя там не убило? — удивился он, когда Сашка уже слез на землю.

— Чего это убило? — не понял Сашка. — Там же всё чисто!

— Дурик! Там же ток! А ты полез туда, да ещё и перчатки не надел! — попытался пояснить Лёнька.

— Какие перчатки? — Сашка оторопело смотрел на Лёньку.

— Какие, какие… — передразнил его Лёнька. — Обыкновенные! Резиновые.

— А зачем? — Лёнька заметил, что Сашка сейчас от перенесённого шока вообще ничего не понимает и не соображает.

Поэтому он ничего больше не стал выяснять у ошалелого «монтёра» и, взяв провод, начал его осматривать.

Провод состоял из нескольких кусков. Сашка все эти куски взял и без всякой изоляции скрутил вместе. Вот и вышло короткое замыкание. И так было во всех трёх местах соединений.

Тяжело вздохнув, Лёнька покачал головой:

— Ну ты даёшь, Сашка! Ни черта ты не соображаешь в этом электричестве. Какого чёрта ты вообще полез туда! Смотри, как это надо делать, — и принялся разбирать творение Сашкиных рук.

Юный электрик стоял рядом и только тягостно вздыхал.

Лёнька разобрал все скрутки и, заизолировав каждую жилу по отдельности, скрутил их так, как и положено. Подсоединили провод к щитку, и в штабе у Сашки появился свет.

Но тут прибежали соседи, Лёнькина и Сашкина мамы, и начался крик.

Соседи обвиняли малолетних «монтёров», обесточивших дом, в хулиганстве, а матери кричали на сыновей из-за их непослушания.

Но когда Сашкина мама увидела опалённые Сашкины брови и чуб, то тут уже начались и слёзы, и причитания.

Лёнькина мама тоже осмотрела сына, но из солидарности с Сашкиной мамой они обе причитали:

— Что же вы с собой творите! Вас же убить могло!

Подзатыльники, обнимания и слёзы — всё перемешалось.

Соседи, когда поняли, что «монтёры» достаточно наказаны, разошлись.

А женщины, обняв своих чад, развели их по домам.

Вечером мама отчитывала Лёньку:

— Сколько раз я тебе говорила, займись чем-нибудь!

На что тот только бубнил:

— Ну чем ещё заниматься? В магазин я сходил, огород полил, с Тайгой побегал, а что дальше делать? Хотел на Зею сбегать, но тут Сашка попался.

— Хватит сваливать всё на других! — прервала Лёньку мама. — Сам во всём виноват, — а потом вспылила: — Что за характер! Он всегда ищет крайних. Лишь бы его не трогали, — но, подумав, решила: — Хорошо. Папа приедет. Я ему всё расскажу. Пусть он придумает, чем тебя занять. А то точно… — она покачала головой, — или ты кого-нибудь взорвёшь, или спалишь. — Она решительно встала из-за стола и ушла к себе в спальню.

От её обещаний Лёнька даже поёжился. С папой разговор мог пойти только двумя путями: или он врежет оплеуху, или посадит Лёньку перед собой и долго-долго будет вести с ним душещипательную беседу.

Последний вариант был более тягостным. Потому что приходилось прикидываться виноватым, соглашаться во всём и поддакивать, даже если в душе и не согласен, а также тяжко вздыхать, изображая полное раскаяние.

На следующий день из командировки приехал папа. В приподнятом настроении, счастливый и довольный, что наконец-то добрался до дома, он вошёл в квартиру.

Папа, как всегда, всех обнял и расцеловал. Потом помылся и ушёл на работу. Вернулся он поздно. Они с мамой о чём-то долго разговаривали в спальне, а потом вышли и всей семьёй сели за стол.

Чаепитие продолжалось долго, потому что папа по давней привычке читал вслух сыновьям книгу. На этот раз он читал «Таинственный остров» Жюля Верна.

Хотя Лёнька недавно и прочёл «Таинственный остров», но при папином чтении приключения героев романа воспринимались как-то по-другому.

Вовка с Андрюшкой ещё не слышали эту книгу и внимательно слушали.

Закончив очередную главу, папа осмотрел сыновей через очки и таинственно сказал:

— Ну а что будет дальше, мы узнаем завтра. А теперь — всем спать, — на что братья неохотно поднялись и поплелись в ванную, а Лёньку папа подозвал к себе:

— Слышишь, Лёнчик мой дорогой, придётся тебе чем-нибудь заняться. — Он испытующе посмотрел на сына.

Лёнька весь день ждал этого разговора, но никак не мог предположить, что он начнётся именно так. Поэтому в нерешительности только и смог ответить:

— Пап, ну чем тут ещё заняться? Я не знаю чем. В лагерь мне ещё рано ехать, лагерь начинается только через десять дней. Что я тут десять дней буду делать? Надоело мне всё… Даже читать надоело, — привёл Лёнька последний аргумент.

Папа подумал и пообещал:

— Хорошо. Завтра с утра я кое-что выясню и отправлю тебя в топографическую партию к Сашкиному отцу. Сашка заодно с тобой тоже туда поедет. Об этом меня просит и тётя Галя. Хватит вам тут балду пинать. А там будете хоть при деле и займётесь чем-нибудь толковым. Почувствуете, как золото добывается. — И, усмехнувшись, добавил: — Мошка с комарами вам там будут самыми лучшими учителями.

Такому папиному решению Лёнька несказанно обрадовался.

Он вновь лёг спать на веранде, но долго не мог заснуть, ворочаясь и представляя себе тайгу, поросшие соснами сопки и приключения, которые его ждут. С этими мыслями он незаметно заснул.

Утром, когда Лёньке ещё спал, папа ушёл на работу.

До обеда он опять маялся, переделав все дела по дому, чтобы как-то ускорить время, но оно тянулось невероятно долго.

В обед, как всегда бодрый и улыбающийся, пришёл домой папа.

Увидев его ещё на улице, Лёнька выскочил к нему с вопросами, которые всё утро раздирали его:

— Пап! Ну что? Ты узнал что-нибудь про тайгу?

Папа похлопал сына по плечу, заглянул ему в глаза и озорно подмигнул:

— Конечно! Всё узнал, — радостно рассмеявшись, видя Лёнькино нетерпение. — Завтра вы с Сашкой уезжаете на Золотую Гору! Утром за вами заедет машина и отвезёт в аэропорт, а оттуда, на самолётике, — он изобразил руками, на каком именно самолётике, — вы уже полетите в город Зею. — Папа перевёл дух и продолжил: — А там вас встретит машина и отвезёт в нашу гостиницу. Переночуете там, а утром двинетесь на Золотую Гору. Туда пойдёт машина со снабжением и доставит вас туда. Там вы переночуете, а утром поедете на прииск, который находится в десяти километрах. Называется он Комсомольск, и стоит он на речке Хугдер.

Папа сгробастал Лёньку, крепко прижал его к себе и, уже шутя, продолжил:

— Есть у нас Комсомольск-на-Амуре, а это будет вам Комсомольск-на-Хугдере. Будете там новую жизнь налаживать.

Они вошли во двор, где их встретила мама. Она молча смотрела на папу с Лёнькой. Наверное, она уже всё знала, потому что загадочно улыбалась.

— Давайте, мужички, проходите. Обед на столе, а я побежала. — Она озабоченно посмотрела на часы. — Перерыв заканчивается.

Папа привлёк к себе маму и нежно поцеловал её.

— Не переживай, родная. Всё у него будет хорошо. Смотри, какой у нас парень вымахал! — и, потрепав Лёньку по непослушным вихрам, он прошёл на кухню.

Мама тут же ушла. Дисциплина в тресте строгая, опаздывать нельзя, а папа с Лёнькой сели за стол обедать.

Рядом пристроились и Вовка с Андрюшкой. Все ждали продолжения папиного рассказа.

Первым не выдержал Лёнька:

— Пап! А что там надо делать в этом Комсомольском?

— Известно что. — Съев несколько ложек, папа поднял голову на сына. — Вы же куда едете?

— Куда, куда? — не поняв вопроса, переспросил Лёнька.

— В топографическую партию вы едете. А что делает эта партия? — Папа сделал паузу. — Она обследует территорию и составляет её карту. Сашкин отец в этой топографической партии как раз и работает топографом. Будете под его присмотром. Партия неплохая, мужиков там не очень много. Сейчас набрали хороших работяг. Начальник партии вас оформит разнорабочими. — Папа вновь весело посмотрел на сына. — Так что даже денежку заработаешь, — и, подмигнув ему, уже серьёзно продолжил: — В той долине, где вы будете работать, очень много золота, и мы планируем добывать его в ближайшем будущем… — Он вновь усмехнулся. — Через несколько лет запустим туда драги. Вот тогда-то и посмотрим, что вы там наработали.

Лёнька ловил каждое папино слово. Ему было всё интересно. Чем больше рассказывал папа, тем больше у него возникало вопросов.

Папа как будто почувствовал, что Лёнька сейчас завалит его вопросами, и упреждающим жестом руки прервал весь ход его мыслей.

— А остальное — вы узнаете завтра, — как каждый вечер, прекращая вечернее чтение, сказал он. — Сегодня ваша задача состоит в том, чтобы собраться и докупить то, без чего нельзя обойтись в тайге.

Лёнька сразу же побежал к Сашке, но тот уже всё знал.

Сашка с серьёзным видом доставал необходимые ему вещи и складывал в рюкзак.

Он хоть и был на год младше Лёньки, но в тайге с отцом уже бывал не раз.

Увидев вошедшего Лёньку, Сашка радостно приветствовал его:

— Ну что? Завтра улетаем?! Как я ждал этого дня! — Радость сквозила в каждом его слове. — Если бы не твой отец, то пришлось бы ждать ещё неизвестно сколько, а то и в лагерь можно было загреметь на вторую смену, — уже грустно закончил он.

— Но не поехали же в лагерь! — Лёнькиному восторгу не было предела. — Ты мне лучше расскажи, что лучше с собой взять, — попросил он Сашку.

Сашка тут же изобразил озадаченный вид:

— Вообще-то, робу нам выдадут в партии…

— Какую робу? — перебил его Лёнька.

На что Сашка ещё серьёзнее ответил:

— Не гони. Я тебе сейчас всё покажу и расскажу, — и принялся перечислять: — Энцефалитки и брюки нам там дадут. Болотники и кирзачи тоже. А вот остальное надо брать с собой, — он начал загибать пальцы, — Свитера… Лучше пару. Рубашки простые и байковые. Тоже по несколько штук. Туфли не бери. Негде будет там выпендриваться. Лучше взять кеды. У тебя же китайские есть, — (Лёнька кивнул в знак согласия), — вот их и возьми. Пару полотенец и трусы с носками. Носков много не бери. Несколько пар хватит. Возьми лучше байковой материи на портянки.

От слов о портянках у Лёньки засосало под ложечкой. Хорошо, что он уже научился их наворачивать на ноги.

Когда они с одноклассниками ходил в походы или на рыбалку, то их одеждой всегда были кирзовые сапоги и телогрейки. Это был даже какой-то шик среди мальчишек. Полурастёгнутая телогрейка и кирзовые сапоги с голенищами, завёрнутыми наполовину. Маме такой его вид очень не нравился. Она всегда говорила об этом Лёньке и требовала, чтобы он не брал пример с заезжих бичей. Но её возражения ещё больше подстёгивали Лёньку одеваться так, как одевались все пацаны в округе, чтобы не выделяться и не выглядеть папенькиным сынком.

Выслушав Сашкины советы, Лёнька посмотрел, как тот самостоятельно укладывал рюкзак, и убежал к себе домой.

Он тут же позвонил маме. Та сразу подняла трубку:

— Мам! Мне нужны деньги! — Серьёзно сообщил он маме.

Обычно он всегда их просил, зная, что в доме лишних денег не бывает и просто так деньги не даются. Для того чтобы их дали, нужна веская причина.

Но сейчас мама даже не спросила о причине, по которой Лёньке срочно понадобились деньги. Наверное, она и сама знала, что сыну надо совершить необходимые покупки. Поэтому спокойно ответила ему:

— В моём кошельке возьми пять рублей и купи то, что тебе будет нужно в дороге и на работе. Когда я приду с работы, то помогу тебе собраться.

Лёнька обрадовался, что не услышал дополнительных и навязчивых вопросов и что ему ничего не пришлось объяснять. Он только кратко ответил в трубку телефона:

— Хорошо, мам. Спасибо, мам, — и кинулся к маминому столику, в котором лежали деньги. Взяв пять рублей, он выбежал со двора и помчался в ближайший магазин с галантереей и тканями. Продукты в доме были. Поэтому он о них не волновался. Мама сама их положит.

Вернувшись из магазина, он разложил на своей кровати всё, что ему, по его мнению, и по советам Сашки, могло бы понадобиться в ближайшие два-три месяца.

Сборы заняли не так уж и много времени, поэтому до прихода мамы он решил ещё кое-что сделать и крикнул во двор:

— Вовка!

Его средний брат сразу же откликнулся:

— Чего тебе?

— Иди сюда! Мне тебе надо кое-что сказать.

Через пару минут Вовка недовольно просочился в комнату к Лёньке. Он был насторожен. Лёнька просто так не позовёт. Или пендюля даст, или подзатыльника. Поэтому от всех этих неприятностей приходилось находиться как можно дальше. Вовка остался в проёме двери, с опаской наблюдая за Лёнькиными действиями, но тот дружелюбно поманил его к себе:

— Иди сюда. Садись. — Он указал на второй стул около письменного стола.

Вовка бочком прошёлся по комнате и присел на краешек стула, ожидая очередной пакости со стороны старшего брата. Кто его знает, что у того творится в башке? Может быть, за этим добродушным видом притаилась какая-то угроза?

Вовка ожидал всего, но не этого. Лёнька вынул из стола тетрадку, ручку и начал писать, приговаривая:

— Смотри сюда, доцент ты долбаный, и запоминай. Если не будешь делать того, что я тебе сейчас напишу, то приеду — прибью. Понял? — Это он уже спросил громче и строже.

Вовка моментально пригнулся, ожидая подзатыльник, но его не последовало. Брат нагнулся над тетрадью и начал писать, приговаривая:

— С утра кормить кролей травой и зерном. Вечером для них косить траву. Опилки, если закончатся, сходишь и возьмёшь на пилораме. Чтобы в сарае была чистота! Понял?

Вовка в очередной раз пригнулся. Но подзатыльника вновь не последовало. И тогда он в знак согласия кивнул головой.

— Тайгу кормить утром и вечером, в вольере убирать и по вечерам бегать с ней. Понял? — Лёнька вновь грозно посмотрел на пригнувшегося Вовку.

— Понял, — уже спокойно ответил Вовка.

— Хорошо, что понял, — облегчённо вздохнул Лёнька. — Андрюшке тоже дай работу. Нечего ему без дела слоняться. А если слушаться не будет, то дай ему трендюлей. Понял?

— Понял, — уже вальяжно ответил приборзевший Вовка.

Но не надо ему было так быстро расслабляться. Подзатыльник последовал молниеносно. Лёнька обладал хорошей реакцией. Он был одним из лучших боксёров города. Но Лёнька, не обратив внимания на Вовкины страдания, наставнически продолжил:

— Я тебе тут всё написал. — Он ткнул ручкой в тетрадь. — А если что будет не так, приеду. Прибью, — грозно повторил он и сунул Вовке под нос жёсткий кулак.

Вовка начал понимать, что «инструктаж» подходит к концу, поэтому мирно согласился.

— Лёнь, да всё будет в полном порядке, всё будет хорошо, ты не волнуйся, — тихо бубнил он.

Лёнька, довольный, что завершил на сегодня все дела, царским жестом махнул Вовке, чтобы тот исчез.

Тот сразу и растворился. Но через некоторое время со двора послышался рёв Андрюшки и истошные крики кур и петуха. Это Вовка так вымещал на них перенесённые страдания.

Но Лёньке было не до того. Он ждал маму, которая должна проверить его вещи.

После того как мама вернулась с работы, она передохнула и позвала сына:

— Лёнь! Ты где?

— Тут я, мам, в комнате, — тут же ответил Лёнька, не решавшийся потревожить маму. Мама всегда после работы ложилась, чтобы отдохнуть после приёма таблеток.

Но мама сама вышла из спальни и предложила Лёньке:

— Ну, давай показывай, что ты там собрал, — и прошла в детскую спальню.

На кровати у Лёньки лежали отобранные им вещи. Мама внимательно перебрала всё, что так старательно выбрал Лёнька, и кое-что убрала из этой кучи, а потом положила туда ещё пару рубашек и похвалила сына:

— Что тебе сказать? Молодец. Всё правильно собрал. Ничего лишнего, — и с интересом посмотрела на сына. — Наверное, с Сашкой советовался?

— Конечно, — сознался Лёнька. Что уж тут было скрывать? — Он себе тоже столько же положил. Ведь он же не первый раз с отцом едет.

— Конечно не первый, — согласилась мама. — Тётя Галя его выдрессировала. — Но тут же, усмехнувшись, добавила: — Складывай всё в рюкзак. Скоро папа придёт. Ужинать будем.

Рюкзак оказался на четверть пустой, но когда Лёнька приподнял его, то почувствовал, что в нём веса килограммов на десять.

Вскоре с работы вернулся папа. Он ласково потрепал Лёньку по голове, о чём-то переговорил с Вовкой и Андрюшкой, и они все вместе сели за стол.

— Ну, как сборы? — поинтересовался у Лёньки папа.

На что мама вместо сына ответила:

— Молодец он. Они с Сашкой всё обсудили, и поэтому он сам собрался. Самостоятельный он у нас. — Мама ласково посмотрела на сына.

Папа, посмотрев на него, перевёл взгляд на братьев:

— Лёнька уедет… А кто будет выполнять его обязанности? Мама, что ли? Ей и так хватает забот с моими командировками…

Братья в один голос опровергли папины опасения:

— Лёнька нам уже всё рассказал, — заверил Вовка папу. — Он мне всё даже в тетрадку записал.

— Да ты что? — удивился папа. — Даже в тетрадку? — Потом окинул взглядом оживившихся братьев. — Надеюсь, что мирным путём он, — папа указал на Лёньку глазами, — всё это вам рассказывал?

— Конечно! — Братья честно уставились на папу.

— Хотелось бы верить. — В голосе у папы проскочила нотка сомнения. — Но будем надеяться, что без Лёньки дом не развалится.

На эту шутку все дружно рассмеялись, а потом папа достал «Таинственный остров» и, прочитав одну главу, произнёс обычную фразу:

— Ну а о том, что будет дальше, мы узнаем завтра.

Мальчишки подошли к маме. Она их обняла и по очереди расцеловала со словами:

— Спокойной вам ночи, мои хорошие.

Папа погладил их по головам и ласковым шлепком направил к спальне, а сами они остались на кухне допивать чай.

Лёнька вновь отправился на веранду, улёгся на раскладушку, но сон к нему не шёл. Он долго ворочался, вспоминая прошедший день и воображая, что произойдёт завтра… Но в конце концов крепко заснул.

Глава вторая

А утром приехал папин шофёр на «уазике». Папа сделал несколько фотоснимков отъезжающих работяг у порога дома, мама с тётей Галей расцеловали их, почему-то смахнув при этом слезу.

Аэропорт представлял собой белое оштукатуренное здание с небольшим залом ожидания и кассой в дальней его части. Чтобы сказать что-нибудь в кассу, приходилось согнуться в три погибели. Это и сделал шофёр дядя Витя.

Он наклонился к маленькому зарешёченному окошку и заискивающе произнёс:

— Девушка, родная, а рейс на Зею будет вовремя?

Из окна послышался чуть ли не рык тигра:

— А тебе-то что?

— Билеты тут, — он указал пальцем на Лёньку с Сашкой, — на этих мальцов были вчера директором заказаны.

Рык сменился на хрипловатый женский голос:

— Так давай сюда их документы.

Дядя Витя обратился к мальчишкам:

— Давайте свои документы сюда.

Лёньке мама его свидетельство о рождении положила в небольшую коробочку в боковой карман рюкзака.

Лёнька поставил рюкзак на пол и, достав коробочку, передал дяде Вите своё свидетельство. Сашка сделал то же самое.

Дядя Витя передал в щели решётки документы мальчишек, и они принялись ждать дальнейшего решения своей судьбы.

Ждать пришлось не больше пяти минут.

Из-за решётки раздался приятный женский голосок:

— Берите билетики для мальчиков. Самолёт будет отправляться через полчаса. Их проведут к борту. А сейчас пусть они пройдут в зону ожидания.

Взяв билеты, дядя Витя махнул рукой, и мальчишки, взвалив рюкзаки на плечи, пошли за ним.

Выйдя из здания аэровокзала, они осмотрелись.

Видя, что мальчишкам делать нечего, дядя Витя посоветовал им:

— Вы пока тут походите. Посадка начнётся только через полчаса. А я пока тут, в тенёчке, покурю, а рюкзаки можете оставить здесь, — и он прошёл к ближайшей скамейке.

Напротив аэровокзала находилось другое одноэтажное здание с точно такими же обшарпанными стенами, как и само здание аэровокзала. Над его входом красовалась вывеска, по которой становилось понятно, что там находится столовая. Но в надписи на вывеске у буквы «Л» кончик по какой-то причине стёрся, и получалось, что там находится «СТОПОВАЯ».

Посмотрев на вывеску, мальчишки рассмеялись, но прошли в эту «СТОПОВУЮ».

Внутри её оказалось прохладно и тихо. Они подошли к застеклённому прилавку и принялись рассматривать, что там находится.

Там, за стеклом, они увидели какие-то салаты и пирожки.

Сашка поинтересовался у дородной тётеньки в белом чепчике:

— А с чем у вас пирожки?

Тётенька не спеша повернулась к мальчишкам и, внимательно осмотрев их, изрекла:

— Что? Не видишь, что ли, что там написано? Или зенки повылазили?

Всю эту фразу она произнесла на одной ноте пренебрежения к недостойным покупателям, и ни один мускул на лице тётеньки даже не шевельнулся.

Сашка приник к стеклу витрины и с трудом рассмотрел замасленную и расплывшуюся надпись на этикетке.

— О! С мясом! — Он посмотрел на Лёньку. — Будем брать?

Хотя Лёнька хорошо поел дома перед отъездом, но перед тётенькой стыдно было ударить в грязь лицом, поэтому он кивнул головой Сашке:

— Буду. Два.

Тогда Сашка, повернувшись к дородной тётеньке и заискивающе попросил:

— А дайте нам, пожалуйста, четыре этих пирожка и по стакану компота, — и он указал на блюдо с пирожками за стеклом прилавка.

Тётенька, не взглянув на Сашку, достала четыре пирожка с прилавка и, шмякнув их на кусок подвернувшейся бумажки, не торопясь завернула их.

— Давай двадцать восемь копеек, — небрежно изрекла она в сторону Сашки.

Лёнька с Сашкой порылись в карманах и собрали необходимую мелочь, а потом, взяв пирожки и компот, отошли от прилавка и присели за дальний столик.

Тошнотики оказались холодными и жёсткими, а компот кислый и несладкий.

Лёнька выковырял из тошнотиков предполагаемое мясо и попробовал его. Но из внутренностей пирожка, кроме какой-то слизи и жил, достать ничего не удалось. Компот он только попробовал, а когда почувствовал вкус кислятины, отодвинул его от себя.

Сашка непроизвольно повторил все Лёнькины манипуляции, и они, недовольно посмотрев друг на друга, рассмеялись.

— Неважное получается начало нашего путешествия, — горько улыбнулся Лёнька, — даже отметить его не удалось.

— Да… жаль, — протянул Сашка.

— Чего жаль? — не понял его Лёнька.

— Да двадцать восемь копеек жаль, — с сожалением в голосе покачал головой Сашка.

— В следующий раз будем спрашивать, свежие пирожки или нет, — посоветовал сам себе Лёнька.

Но не успели они «насладиться» прелестями «СТОПОВОЙ», как туда заглянул дядя Витя.

— Чего сидим? Кого ждём? Быстро на посадку! — Чуть ли не прокричал он мальчишкам. — Я уже сбился с ног в ваших поисках!

Буфетчица, увидев дядю Витю, расплылась в улыбке.

— Твои, что ли? — кивнула она на мальчишек.

Дядя Витя громко подтвердил, показывая на мальчишек:

— Конечно. Вот поручили директорских сынков в самолёт посадить.

— Так что же они мне об этом раньше не сказали? — всплеснула руками буфетчица. — Я бы им свеженьких пирожков дала.

Она наклонилась под прилавок и достала блюдо с пирожками, от которых шёл пар и распространялся божественный аромат. Она тут же завернула их в кулёк из плотной бумаги и передала дяде Вите.

Взяв у неё пирожки, тот спросил:

— Сколько за них, Тань?

— Бери, бери, — щебетала буфетчица. — Они уже за всё заплатили.

Дядя Витя пожал плечами:

— Ну, спасибо тебе за свеженькие. В следующий раз рассчитаюсь…

— Буду ждать тебя, Витенька, — любезно щебетала буфетчица. — Ты уж не забывай нас. Заходи почаще.

Дядя Витя хитро подмигнул буфетчице:

— Воспользуюсь предложением, Танюша. Жди скоро в гости, — и, подтолкнув мальчишек к выходу, вышел с ними на площадь.

Шлагбаум в заборе, огораживающем взлётное поле, уже открыли, и пассажиры выходили к самолёту.

Мальчишки, подхватив рюкзаки, одними из последних вышли на лётное поле. Дядя Витя догнал Лёньку и всучил ему кулёк с пирожками.

— Держи привет от тёти Тани, — хохотнул он.

Пирожки приятно грели Лёнькину руку через плотную бумагу.

Дядя Витя вернулся за штакетник забора и оттуда помахал рукой мальчишкам, шедшим к самолёту.

На взлётном поле стоял один-единственный самолёт Ан-2, в народе прозванный «кукурузником». Мотор самолёта работал так громко, что, кроме его гула, ничего не было слышно. С непривычки даже заложило уши.

С земли к самолёту стояла небольшая приставленная алюминиевая лесенка, возле которой стояла девушка в форме. Она, посмотрев на билеты, протянутые мальчишками, сделала им разрешающий жест на посадку.

Войдя в самолёт, мальчишки осмотрелись. Справа от двери находилось какое-то помещение, в которое они поставили рюкзаки.

С обоих бортов находилось по четыре круглых иллюминатора, а под ними тянулись скамейки.

Мальчишки устроились на них и с интересом смотрели, как самолёт готовится к взлёту.

Оба пилота сидели в кабине и переключали какие-то тумблеры. Из кабины вышел дядечка с бумагами и, закрыв за собой дверь, прошёл к выходу.

Всё казалось непривычным. Неожиданно мотор самолёта натужно загудел, и самолёт сдвинулся с места.

Ухватившись за поручни и повернувшись боком к иллюминаторам, мальчишки с любопытством смотрели в них.

Самолёт разбежался по грунтовой полосе аэродрома и оторвался от земли.

Он поднимался всё выше и выше, так что внизу сразу стали видны город и река Зея как на ладони. Лёнька разглядел даже пляж, на котором он обычно купался с Тайгой, а потом пошли леса, сопки и какие-то небольшие деревушки. Всё с высоты выглядело маленьким и игрушечным.

От рёва мотора заложило уши, так что если Лёньке или Сашке хотелось что-то сказать, то они изо всех сил кричали это друг другу на ухо. Тогда хоть что-то можно было расслышать.

Атмосфера полёта, рёв мотора, необычность обстановки вызывали состояние неописуемого восторга и радости. Крепко держась за поручни, мальчишки глазели в иллюминаторы, стараясь не пропустить любую мелочь.

Хотя Лёнька и раньше летал с папой на самолётах, но это были Ил-18 или Ту-134.

В прошлом году они из Москвы прилетели в Благовещенск, когда папу направили работать в «Амурзолото».

Непроизвольно в памяти у Лёньки всплыли воспоминания, как они летели на Ил-18. Но там в салоне стояла тишина, и за время полёта их несколько раз кормили, постоянно разносили воду и соки, а здесь приходилось крепко держаться за поручни и справляться с ощущениями падения, когда самолёт иной раз нырял в воздушные ямы.

В Октябрьском самолёт приземлился. Пассажирам разрешили выйти на взлётное поле и побродить полчаса.

Одни пассажиры вышли, другие зашли, и самолёт вновь полетел. Через час он приземлился в городе Зея.

На грунтовой полосе, содрогаясь всеми своими фибрами, он так трясся, что существовала опасность прикусить язык. Поэтому во время посадки и руления к вокзалу мальчишки молчали.

Мотор выключили, и от непривычной тишины в ушах стояли «пробки».

Перед вылетом из Свободного дядя Витя сказал, чтобы они выходили на взлётное поле и там их встретит дядечка, который и отвезёт их в гостиницу.

Подхватив рюкзаки, мальчишки побрели к заборчику, огораживающему лётное поле.

Было очень жарко, а Лёнька перед вылетом надел свитере. Так что пришлось его сразу снять, и он остался в одной рубашке.

В самолёте-то было прохладно. В свитере там было в самый раз, а тут невероятно палило солнце, так что совсем не чувствовалось, что они находятся на севере Амурской области.

Подойдя к забору, мальчишки увидели, что там стоит какой-то дядечка и машет им рукой.

Когда мальчишки подошли к нему, то тот сразу обратился к ним:

— Вы, что ли, от Владимира Даниловича?

Мальчишки утвердительно закивали головами, потому что после грохота мотора они наполовину оглохли.

— Вы Макаров и Фролов? — едва расслышали мальчишки.

— Да, — закричали они в один голос.

— Чего орёте? Оглохли, что ли? — Мужчина рассмеялся. — Ничего. Скоро это пройдёт. Ну, пошли. Вон видите, машина стоит?

Мальчишки уже не стали орать, а только в знак согласия закивали.

— Вот к ней и пойдем, — как будто издалека они слышали его голос.

Через двадцать минут они подъехали к какому-то зданию барачного типа из катаных брёвен и с высокой крышей. Вокруг здания росли огромные сосны, создающие спасительную тень. От распаренной земли шёл аромат прелых иголок и еловой смолы.

Подойдя к входной двери в здание, Лёнька прочёл, что их привезли в гостиницу треста «Амурзолото».

Дядечка провёл мальчишек к администратору.

Им оказалась очень крупная женщина. Она сидела в небольшом кабинетике и задумчиво изучала журнал «Работница».

Дядечка, встретивший мальчишек, свободно зашёл к ней в кабинет, вольготно устроился за столом и приказал:

— Вот два архаровца переночуют у тебя тут, а завтра Васька с Золотой Горы их заберёт и доставит туда. Они здесь только переночуют, — для полного понимания объяснил он. — Надо за ними пронаблюдать, чтобы они никуда не свистанули, а то чёрт его знает, что у них там на уме, — уже тише сказал он администраторше.

Та, внимательно выслушав приказ, всполошилась не на шутку:

— Да не волнуйтесь вы, Иван Денисович. Всё будет нормально. Мы тут с них глаз не спустим. Они всё время будут у меня, как на блюдечке, — и строго глянула на мальчишек.

— Это приказ самого Владимира Даниловича. — Иван Денисович поднял указательный палец над головой.

Администраторша ещё пуще прежнего закивала в знак согласия, подскочила с места, готовая тут же приступить к приказу «самого Владимира Даниловича».

Успокоенный Иван Денисович ушёл, а администраторша тут же повела мальчишек показывать место, где они смогут провести ночь.

— Пойдёмте, мальчики, — елейно лепетала она. — Сейчас я вам тут всё покажу. Меня зовут Нина Петровна. Можно просто Петровна. Вы всегда меня можете здесь найти. Если что надо будет или, не дай бог, кто обидит, то немедленно бегите ко мне. Я этим бичуганам покажу, — потрясла она перед собой внушительным кулаком.

Это она произнесла так угрожающе, что находящиеся вблизи бичуганы, услышав эту угрозу, сразу бы испугались Петровны.

Лёнька с Сашкой прошли вслед за всесильной Петровной в комнату, в которой стояло с десяток коек. Скорее всего, раньше это была не комната, а какой-то зал, позже переоборудованный в гостиничный номер.

Людей в комнате не было. Две койки заправлены, а на остальных постели примяты и только небрежно прикрыты одеялами.

Петровна указала мальчишкам на две заправленные койки.

— Вот эти коечки и будут вашими, — ласково произнесла она. — Так что, ребятки, давайте устраивайтесь здесь до завтрашнего утра, — и она собралась уходить. Но тут, что-то вспомнив, повернулась к мальчишкам. — Вы же, наверное, голодные? — Она уже с заботой посмотрела на своих юных постояльцев и, увидев их нерешительность, тут же решила: — Вам надо будет покушать. У нас тут рядом есть небольшая столовка. Вы туда сходите и поешьте. Там всё очень дёшево. Деньги-то у вас есть? — Она ещё раз по-матерински оглядела мальчишек.

— Есть, есть, — ответили они в один голос.

Мама дала Лёньке пять рублей, да и у Сашки был трояк.

— А где эта столовая? — поинтересовался Лёнька.

Он уже чувствовал голод. Пирожки, которые им в аэропорту Свободного дала буфетчица, они давно уже съели, поэтому есть хотелось очень сильно.

— Так это тут рядом, — уже веселее заговорила Петровна и принялась объяснять: — Выйдете из гостиницы, повернёте налево и там, метров через пятьдесят, и увидите эту столовую. — Она ещё раз посмотрела на мальчишек и, убедившись, что они её поняли, плавно выплыла из комнаты.

Засунув рюкзаки под кровати, мальчишки вышли из гостиницы.

После прохлады внутри здания на улице чувствовалась жара.

Столовая и в самом деле оказалась недалеко. Она располагалась в небольшом, светлом помещении. В глубине зала находился стол для раздачи, а напротив него стояло несколько столиков.

Есть хотелось очень сильно, поэтому мальчишки особо и не выбирали блюда.

Молодая женщина в белом переднике и шапочке с интересом посмотрела на них:

— Что будете кушать, ребята?

Лёнька на такое обращение не обиделся. Ребята так ребята… Главное, это то, что здесь можно будет поесть.

Он попросил налить борща, а в другую тарелку положить гречневую кашу с котлетой и подливкой. Сам себе налил стакан тягучего тёмно-жёлтого компота и взял несколько кусков хлеба.

Мелких денег у Лёньки не было, и он положил на прилавок перед кассиром пять рублей. Кассирша с интересом посмотрела на него, повертела в руках Лёнькину пятёрку и выбила чек.

Оказалось, что обед стоил семьдесят пять копеек.

Сложив сдачу в кошелёк, который Лёньке дала мама, он отошёл к одному из столов и присел за него. Сашка сел рядом, и они с жадностью накинулись на свежую еду.

Борщ и каша с котлетой оказались очень вкусными, а компот сладким, и от него шёл приятный яблочный аромат.

Уничтожив содержимое тарелок, мальчишки откинулись в изнеможении на стульях.

К ним подошла молодая женщина с приветливым лицом.

— Ну что, ребятки, — глубоким грудным голосом спросила она, — наелись?

— Ага. — У ребяток только и хватило сил на такой однозначный ответ.

— Ну, вот и молодцы, — добавила она, собирая тарелки со стола. — А я посмотрю, так вы не наши, не зейские. — Она вновь с любопытством оглядела ребят.

Сашка оказался смелее, и первый вступил в разговор:

— Мы из Свободного, только что прилетели.

— Понятно… — протянула женщина и тут же вновь спросила: — И куда же это вы в одиночку направляетесь?

— Завтра на Золотую Гору поедем, — продолжил Сашка. — Нам Иван Денисович сказал, что завтра Васька нас туда отвезёт.

— А, Васька… — как будто что-то вспомнив, протяжно сказала женщина. — Он уже пообедал, а сейчас поехал на склады забирать последнее снабжение.

Эта женщина, наверное, всё тут знала, и поэтому Лёнька спросил:

— А до Зеи далеко идти?

— Нет, — знающе ответила женщина, — тут немного пройдёте по переулку, — она махнула рукой направо, — и выйдете на набережную. Там и Зею увидите. — Она с подозрением взглянула на ребят. — А что вы там, на той Зее, собрались делать? Уж, часом, не купаться ли вы там замыслили?

— Да нет, вы что? — в один голос воскликнули ребята. — Мы только посмотреть хотим, какая она тут у вас, Зея. У нас в Свободном мы вчера в ней купались.

— Нормальная у нас Зея, — уже недовольно выговаривала им женщина. — Но только быстрая и холодная. Не вздумайте туда лезть! — Это она уже твёрдо произнесла и отошла от стола.

А потом вновь подошла и предупредила:

— В парк можете зайти. Там сейчас тихо и хорошо. Но вечером туда не ходите. Там вечерами неспокойно. Понапиваются там бичи и лезут до всех…

Мальчишки с пониманием посмотрели на неё. А женщина, убедившись, что её поняли эти незнакомые ребята, ушла за прилавок раздачи.

Мальчишки, сытые и довольные, вышли из столовой.

В раздумье они остановились, и Сашка, как раньше бывавший в Зее, решил:

— Пошли туда. — Он махнул рукой вправо. — Тётка показала, что река там. — И они двинулись по неширокой пыльной улочке.

Прошли гостиницу, а потом и парк, про который говорила женщина из столовой.

То, что это парк, доказывали высокие сосны и забор из штакетника, огораживающий их. На входе в него стояла арка, на которой красовалась выцветшая надпись: «Добро пожаловать».

В парке сохранилось много высоченных сосен и лиственниц, которые тут, наверное, росли с незапамятных времен. По какой-то причине их не вырубили, а только огородили забором.

Мальчишки прошлись по дорожкам парка, устланным ковром из опавших иголок, и направились дальше к реке.

Пройдя ещё немного, они вышли на набережную, за которой они увидели Зею.

Наверное, весной она разливалась широко, потому что сейчас воды её неслись где-то вдалеке, настолько она обмелела, а галька, обмытая прежними разливами, начиналась от улицы метров через тридцать. По ней мальчишки и пошли к воде.

Подойдя к воде, они присели на корточки и окунули в неё ладони. Течение в реке оказалось сильное, а вода холодной. Тут Сашка вдруг предложил:

— Давай искупаемся?

Лёнька в недоумении посмотрел на него:

— Ты что? Забыл, что тётка из столовой сказала? Смотри, какое течение. Нас же унесёт мигом. Это мы в Свободном купаемся. Там течения на пляже нет, а тут смотри, что творится, — показал он на стремительно проносящиеся перед ними потоки воды.

— Ну, ладно тогда, — недовольно согласился Сашка.

Мальчишки прошлись по берегу. Поразвлеклись тем, что пускали «блинчики» по воде, а когда это занятие надоело, то собрались уходить. Но тут, чуть ниже по течению, они заметили нескольких мужиков, сидевших на камнях.

На большом валуне поставили несколько бутылок водки с закуской. Мужики, по всей видимости, сидели здесь давно, потому что рядом уже валялось несколько пустых бутылок. А когда мальчишки проходили мимо них, то слышали их бессвязную пьяную речь.

— Пойдём отсюда. — Лёнька потянул Сашку за рукав. — Говорила же Петровна, чтобы мы ни с кем не связывались.

— Точно, пошли, — согласился Сашка. — Чёрт его знает, что у них на уме.

И тут один из «отдыхающих» поднялся и, слегка покачиваясь, побрёл к воде.

Кто-то из друзей попытался его остановить:

— Колька! Стой! Вода холодная. — Пьяным голосом прокричал он. — Куда ты?

— Сейчас, охолонусь малёк, — ответил на предостережение пьяный мужик.

Он снял брюки, при этом чуть не упав на камни, и неуверенно ступил в воду, поскользнулся на камнях и грохнулся в неё.

Собутыльники от такого зрелища расхохотались.

— Охолонулся! Ну даёт! Во даёт! Смотри! Не утони на этой мелкоте! — хохотали они над попытками своего друга искупаться.

Мужик в воде попытался подняться, но, наверное, камни на дне оказались скользкими, и он вновь грохнулся в воду, вызвав очередной взрыв смеха у своей компании.

Но тут началось что-то неожиданное.

Мужик вновь захотел встать на ноги, но встать он на них не смог, хотя, судя по его мускулистой фигуре, он был очень силён. Его начало тянуть течением на середину реки. Чем больше он сопротивлялся и беспорядочнее махал руками, тем дальше течение уносило его на стремнину.

Тут мужик уже начал орать:

— Помогите! — но голос его едва слышался из-за шума реки.

Собутыльники поняли, что с их другом происходит что-то неладное, и повскакивали со своих мест с криками:

— Колька! Стой! Греби сюда!

Но течение уносило всё дальше и дальше незадачливого Кольку. А мужики, хоть и сильно пьяные, сорвались с места и кинулись по берегу за своим приятелем. Его уже отнесло метров на восемьдесят, где река круто поворачивала.

Лёнька с Сашкой тоже непроизвольно побежали за мужиками. Они видели, что Колька прикладывал невероятные усилия, чтобы выбраться из стремнины, движения его рук стали более равномерными, взмахи чёткими, но течение реки всё равно несло его и несло.

Вдруг на самом крутом месте поворота реки мужика вынесло со стремнины и выкинуло в заводь, а через несколько минут он и сам выбрался на берег.

Силы его совсем оставили, и на берег он уже выбирался на четвереньках, а потом безвольно лёг на траву и не отвечал на крики пьяной братии.

Что только они там не орали. В основном всё матами, но ребята слышали, что они хотели раздобыть лодку, чтобы привезти обратно незадачливого пловца Кольку.

Увидев, что Кольке ничего уже не угрожает, ребята решили вернуться в гостиницу.

— А ты хотел купаться здесь, — съехидничал Лёнька, глядя на притихшего Сашку, на что тот только и смог выдавить из себя несколько междометий.

Во время бега по берегу мальчишки потеряли переулок, из которого вышли на набережную, и поэтому шли по течению реки вверх, пытаясь хоть как-то вспомнить, откуда же они вышли. Но тут Лёньку осенила мысль:

— Так там же парк был! Там же сосны были огромные!

— Точно! — подтвердил Сашка. — Их же издалека видать.

Он покрутил головой и указал пальцем на спасительную шапку высоких елей.

— Вон они! — Это он уже кричал в восторге.

Оказывается, они вниз по реке пробежали не восемьдесят метров, а намного больше.

Выйдя на набережную, они вдоль неё пошли на спасительный ориентир.

Когда они вернулись в гостиницу, то время уже приближалось к семи часам вечера.

Несмотря на вечер, на улице было ещё светло. Всё-таки Север. Июнь. Ночи здесь намного короче, чем в Свободном.

Войдя в комнату, они обнаружили, что там уже находилось несколько человек, которые с интересом разглядывали вошедших мальчишек.

Парни остановились на пороге, и, когда увидели столько незнакомых людей, у них непроизвольно вырвалось:

— Здрасьте.

Один из присутствующих поднялся и подошёл к ним.

— Здорово, здорово, ребятки. Кто такие? Откуда прибыли? Куда направляетесь? — с интересом он начал расспрашивать.

От такой встречи мальчишки вообще оторопели, но, справившись с первой стеснительностью, начали отвечать.

— Из Свободного мы, — как самый старший начал Лёнька. — На Золотую Гору едем.

— А чего это вам там, на той Золотой Горе, понадобилось? — уже с иронией продолжал расспросы дотошный дядька.

— На работу мы едем, — уверенно, с достоинством начал отвечать Лёнька, но его прервал смех мужиков.

Смеялись все присутствующие в комнате. Так их развеселил этот Лёнькин ответ.

Успокоившись, тот же дядька продолжил расспросы:

— И где же вы там собрались работать?

Но Лёньку смех мужиков не обескуражил, и он так же серьёзно продолжил отвечать:

— Мы не на саму Золотую Гору едем. Мы на прииск Комсомольский едем.

Этот ответ вызвал ещё больший смех.

— Ты посмотри на этих золотарей! — Один из мужиков ткнул в них пальцем. — Вот это они там наработают… — и он залился ещё пуще прежнего.

Но Лёньку его смех не смутил, и он по-прежнему спокойно продолжил объяснять:

— Мы в топографическую партию едем. Его отец, — он указал на Сашку, — там топограф.

Смех поутих, и один из мужиков заинтересованно спросил:

— Уж не Анатолий ли Палыч твой отец? — Он внимательно посмотрел на Сашку. — Что-то ты больно на него похож.

— Да, — подтвердил Сашка, — это мой папа.

— Знавал я в своё время его. Пришлось вместе поработать. — Потом он посмотрел на окружающих его мужиков и продолжил: — В прошлом году уже в ноябре мы возвращались из-под Дамбуков. У Палыча был классный пёс. Чистокровная лайка. Белый-белый, уши торчком, хвост колесом. Ни единого пятнышка. Абсолютно белый как снег. Так и звали его Снег. Часть оборудования пришлось тащить на себе. Подошли к ключу Осиновый. Он уже покрылся льдом. Палыч решил его переходить. По виду льда было видно, что лёд уже толстый и выдержит нас. Палыч пошёл первый, а Снег перед ним забегает и как будто не пускает того вперёд. Палыч Снега потрепал по голове и успокоил: «Чего ты, Снег, не мешай. Всё нормально». А Снег перед его ногами суетится и не пускает вперёд. Палыч его отстранил и пошёл вперёд. А Снег добежал до середины ключа и остановился. Палыч ему кричит: «Снег, ко мне!» А тот не идёт. Сел на льду и скулит. Палыч двинулся в сторону середины ключа, а Снег отбежал на середину ключа. Там неожиданно лёд под ним треснул, а он сразу же ушёл под воду. Там была самая стремнина, и вода в ней прямо бурлила. Снега нигде не было видно. Мы все это наблюдали с берега. Увидев, что Снег ушёл под воду, мы бросились к Палычу, а тот кричит нам: «Назад! Никому не ходить сюда!» А сам скинул рюкзак и осторожно пополз к промоине. Но Снега нигде не было видно. Он так и не появился из-подо льда. Унесло его течением. Сам Палыч осторожно вышел на берег. А выше по течению мы нашли переход и к концу дня были уже в Дамбуках.

Мужики молчали, выслушав эту историю. Только один из них вздохнул:

— Ну и умный же был пёс.

Рассказчик подтвердил:

— Золото, а не пёс. Палыч — отличный художник. Он этого своего Снега нарисовал. Очень красивый портрет получился. — Мужик замолк, а потом, посмотрев на мальчишек, доброжелательно предложил: — Проходите. Это ваши? — показал он на аккуратно заправленные койки.

Сашка утвердительно кивнул и прошёл к своей кровати, а Лёнька последовал за ним.

Про Снега Лёнька знал. Анатолий Палыч несколько раз рассказывал им о своём верном друге. А вот о его гибели Лёнька слышал первый раз.

Дома у Сашки висел портрет Снега. Анатолий Палыч действительно прекрасный художник, и на этом портрете Снег, на фоне заснеженных сопок, выглядел как живой.

Мужик с бородой, рассказавший о гибели Снега, замолк, но после небольшой паузы продолжил:

— А батьке передай привет от Ветрова Вадима. Хорошо мы тогда поработали. — Задумчиво произнёс он.

С расспросами к мальчишкам больше никто не приставал, и они спокойно сидели на своих кроватях и смотрели на окружающих.

Двое мужиков поставили между коек табуретку и достали бутылку водки. Тут же на табуретке нарезали хлеб, открыли пару консервных банок, накромсали хвост какой-то вяленой рыбины, и один из них предложил мальчишкам:

— Давай, пацаны, намазывайте себе бутерброды. Небось, давненько не ели?

Поначалу Лёнька хотел отказаться, но мужики так приветливо смотрели на них, что он не смог сделать этого. Они с Сашкой пересели на койки мужиков, а те, отрезав от булки хлеба огромные ломти, намазали на них толстым слоем тушёнку.

Ну и вкусно же было жевать мягкий пахучий хлеб, густо пропитанный соком тушеного мяса.

Вадим заварил свежий чай. Он наломал в чайник плиточного чая, а в кружки бросил по несколько кусков рафинада.

— Давай, пацаны, запивайте. — Он налил чай в кружки и передал их мальчишкам.

Чай оказался терпким, пахучим и очень сладким.

Поев, мальчишки поблагодарили с виду грозных мужиков и пересели к себе на кровати.

А мужики, открыв бутылку, сидели и разговаривали о чём-то своём.

Но тут в комнату вваливается какое-то чудо.

Этим чудом оказались два молодых парня. Один из них оказался пьяным в дымину. По его виду все поняли, что он совершенно невменяем.

Второй, более трезвый, занёс его и бросил на койку.

Мужики, прервав беседу, недовольно посмотрели на этот мешок в одежде, издающий миазмы алкогольного перегара, и один из них недовольно произнёс:

— Ну вот, опять бичуганы нажрались. Сколько можно?

На что более трезвый парень заплетающимся языком отреагировал на замечание:

— А вы сами-то чё делаете? Вон квасите. — Он неверным жестом указал на бутылку, стоящую на табуретке. — Дай-ка и я с вами тоже квакну.

— Нечего тебе здесь делать, — грозно сказал Вадим. — А то огребёшь по полной схеме. Вали отсюда!

Пьяный парень поубавил пыл и, выставив перед собой для безопасности руки, пьяно забормотал:

— Мужики, мужики… Вы чё? Я же просто так предложил… Я же ничё… Извините, извините, — и бочком, бочком, держась руками за косяк двери, выбрался в коридор.

Конечно, русских слов в этом эпизоде прозвучало очень мало. В основном вся речь пьяного парня перемежалась невероятными матами. Мужики не стеснялись мальчишек, замерших на своих койках.

Ребятам стало понятно: если попал в мужскую среду, значит терпи, слушай, что говорят взрослые, и мотай на ус, как в дальнейшем не надо обращаться к родителям и близким.

Пацану, которого притащили, на вид не было даже и двадцати лет. Как его бросил собутыльник, так он и лежал пьяный в хлам на своей койке.

Вадим, выгнав второго молодого парня, подошёл к нему и посмотрел на бесчувственное, храпящее тело.

— Как бы ночью не захлебнулся в блевотине, салага, — посетовал он.

Потом нагнулся над ним, снял с него сапоги, закинул ноги на кровать, перевернул на бок и оставил так спать. Парень не шевелился, а только храпел.

Мужики допили бутылку водки, а потом налили себе чай и продолжили дальше свои неспешные разговоры.

Постепенно комната стала наполняться другими людьми. Они молча заходили, здоровались с присутствующими за руку, называя друг друга по именам, садились на койки и рассказывали о том, кто, где и что делал. Было видно, что они хорошо знали друг друга.

Кто рассказывал с удовлетворением, что сегодня у него всё получилось, а кто и с сетованием, что день пробегал, а воз и ныне там, а эти сволочи только задами стулья протирают.

Все они приехали сюда с приисков.

Оказалось, что двое парней завтра тоже поедут на Золотую Гору.

Когда мальчишки узнали об этом, то очень обрадовались, что не придётся им ехать в одиночку. Парни не сочли унижением, сами подошли к мальчишкам и пожали им руки. Одного звали Александром, а другого Геной.

Александр оказался высоким парнем с русой небольшой бородкой, а Гена неразговорчивым, немного замкнутым. Но оба они улыбались мальчишкам, а Александр даже сказал:

— Ну, пацаны, всё. Под нашим крылом будете, не переживайте. Доедем! Всё будет в полном порядке.

Устав после сегодняшнего дня, мужики начали укладываться спать. Кто-то погасил лишнее освещение. В огромной комнате установился полумрак, и из углов даже послышался храп. Через некоторое время в комнате выключили свет, и она освещалась только от уличного фонаря.

Мальчишки, лёжа в своих койках, вспоминали события сегодняшнего дня. Лёнька был возбуждён, и сон не шёл к нему. Но он закрыл глаза и тихо, свернувшись калачиком, ждал, когда же сон примет его в свои объятия. Вскоре так и произошло. Сон победил. Во сне Лёнька всё куда-то ехал, бежал к какому-то счастью, которое всё манило и манило его к себе.

Глава третья

Утром от шума проснувшихся соседей Лёнька открыл глаза. Все старались ходить тихо, но это мало у кого получалось: то заскрипит кровать, то звякнет ложка в стальной кружке. Вокруг стояла обычная утренняя суета.

Но больше всего Лёнька удивился тому, что пацан, которого вчера притащили мертвецки пьяного, сидел на кровати, взявшись за голову, и уже более-менее внятно отвечал на вопросы, задаваемые соседом.

— Ты хоть помнишь, как тут оказался? — допытывался у него сосед.

— Не-а, — мычал пацан.

— А кто тебя притащил, помнишь? — не отставал сосед.

— Не-а, — невразумительно пытался ответить тот.

Чувствовалось, что пацан хочет и сам узнать о своём вчерашнем позоре, но сил у него хватало лишь на то, чтобы издавать только нечленораздельные звуки.

Но мальчишкам некогда рассматривать малолетнего алкаша. Александр с Геной торопили их:

— Давай, давай, вставайте. Мойтесь быстрее, скоро машина уже подъедет.

Они повскакивали с коек и, даже не заправляя их, кинулись к умывальникам, расположенным в соседней комнате.

Ополоснувшись, они вернулись, и Александр вручил им по внушительному куску хлеба, покрытого толстым слоем баночного паштета.

Хотя Лёнька и не любил этот паштет, но отказаться не смог. Он впился в хлеб, и оказалось, что такого вкуснейшего бутерброда он никогда в жизни не ел. Гена пододвинул Лёньке кружку с ароматным чаем, и тот сделал из него небольшой глоток.

«Почему дома всё не так вкусно?» — промелькнула у него мысль.

Но Лёнька её тут же отбросил, потому что все мысли сосредоточил только на этом вкуснейшем бутерброде и чёрно-коричневом чае.

Но тут от всех этих прелестей непроизвольно пришлось оторваться. В комнату вплыла Петровна и, найдя взглядом мальчишек, произнесла нараспев:

— Сыночки, быстренько заканчивайте все свои дела. Машина сейчас подъедет. Давайте собирайтесь и выходите во двор.

Такую команду пришлось выполнить безотлагательно и как можно быстрее.

Прихватив с собой недоеденные бутерброды и закинув рюкзаки за спину, мальчишки вышли во двор. Там уже стояли Александр с Геной и курили.

Петровна подошла к мальчишкам.

— Как спалось, касатики? — Она с интересом заглянула им в глаза.

— Хорошо. Спасибо, Петровна, — ответил Лёнька, но Петровна продолжала:

— Всё взяли? Ничего не забыли?

— Угу, — только успели ответить мальчишки, как во двор въехала машина.

— До свидания, Петровна, — обернулся к ней Лёнька.

— Когда будете возвращаться, не забудьте навестить нас, — вслед крикнула Петровна, помахав мальчишкам рукой.

— Хорошо, постараемся, — чуть ли не одновременно прокричали Лёнька с Сашкой и полезли в кузов.

Только они сели в машину, как та сразу же тронулась.

Виляя по грунтовым улочкам Зеи, машина поехала на выезд из города — в тайгу.

Лёньке казалось, что в слове «тайга» скрыто что-то романтичное. Ну, как, например, в романах Майн Рида это были прерии. В его мечтах тайга представлялась бескрайними просторами с тёмно-зелёными высокими, раскидистыми соснами и непролазными чащами. Но оказалось, что всё это вовсе не так.

Машина выехала из Зеи и по грунтовой дороге, подскакивая на каждом ухабе и оставляя за собой шлейф пыли, медленно продвигалась сквозь какое-то редколесье.

Вокруг виднелись только лиственные деревья, ольха, ивы да берёзы. Таких сосен и лиственниц, которые витали в воображении Лёньки, он не видел. Они только изредка попадались — то здесь, то там.

Лёнька спросил у Александра:

— А почему так мало сосновых деревьев здесь?

— Да всё вырубили, — невесело усмехнулся он. — Видел дома в Зее? Так они все построены из этих самых деревьев, которые когда-то росли тут. А Зее уже сколько лет? — Он посмотрел на Лёньку. — Вот за столько лет тут всё и вырубали. Дальше, ты сам увидишь, будут леса сосновые, а тут от них уже ничего не осталось. Всё берёзы да ольха. Зея тоже изменилась. Леса по берегам не стало, земля воду не держит, поэтому она весной всё топит, а летом — высыхает. — И он ещё раз взглянул на Лёньку. — Ну а теперь понятно, почему тут такой лес?

Лёнька внимательно слушал Александра и только кивал в знак согласия.

Они ехали в грузовой машине, накрытой брезентовым тентом.

Лёнька с Сашкой устроились на бортовых скамейках у заднего бортика, а Александр с Геной где-то в глубине кузова на куче непонятного груза.

Сашка сел напротив Лёньки, и они смотрели на дорогу и остающиеся сзади леса и речки, перекидываясь словами то восхищения, то удивления.

Дорога в основном шла вдоль какой-то речки, полностью перекопанной и с берегами, на которых изредка проглядывали проросшие молодые деревца.

Видать, кто-то на этих берегах давным-давно искал золото. Поэтому по берегам у неё практически ничего не росло. Вокруг возвышались только бесформенные нагромождения оголённых камней. Обстановка напоминала, что как будто здесь когда-то произошла страшная катастрофа или на эти места свалился метеорит, похожий на Тунгусский. Но постепенно ландшафт начал меняться. Машина въехали в более-менее густой лес.

Часа через-полтора шофёр неожиданно остановился и вышел из машины. Мальчишки тоже спрыгнули из кузова на дорогу.

Их заинтересовало, почему же это машина встала и откуда несутся громкие голоса.

Рядом с машиной стояли два нестриженых и небритых мужика, одетых в энцефалитки. Они о чём-то громко разговаривали с водителем.

Когда Лёнька подошёл к ним, то увидел, что в руках один из мужиков держал чёрно-коричневый комочек, напоминающий маленького щенка. Он пугливо смотрел на окружающих глазками-бусинками и свернулся от страха в клубочек. Когда Лёнька пригляделся, то это чёрно-коричневое создание оказалось медвежонком.

Он оказался таким маленьким, что почти скрывался в огромных ладонях бородатого мужика. Лёнька непроизвольно протянул к медвежонку руку и погладил его. Рука ощутила нежность шёрстки, а медвежонок маленьким разовым язычком лизнул Лёнькину руку.

Мужик слегка отстранился от Лёньки:

— Не надо его гладить. Он испуган. Да ещё и есть хочет. А у нас для него ничего нет, — и продолжал начатую беседу с водителем. — Забери его в Золотую Гору. Отдайте его там Васильичу, — просил он водителя. — Он умеет с медведями общаться, а то он у нас помрёт. Кормить-то нам его нечем. Тушёнку он не ест. Мал ещё. Да её и осталось у нас на неделю. А молока вообще нет.

Водитель не соглашался, видно было, что ему не очень-то хочется приобретать новую проблему. Он всё отнекивался, старался найти любой повод, чтобы не брать с собой медвежонка.

— А откуда вы его взяли-то? — в очередной раз спросил он бородатого мужика.

— Мы лагерь вчера вон там хотели разбить, — мужик махнул рукой в сторону ближайшей сопки, — а когда палатку ставили, то он сам к нам и вышел. Оголодал, наверное. Чуть ли не плакал, так жалобно пищал. Видать, кто-то мамашку его убил недавно, — с сожалением проговорил он, гладя большим пальцем между ушей малютки. — Зачем медведя сейчас убивать? — В голосе его слышалось абсолютное непонимание. — Ведь июнь месяц только. Тощие они ещё. В них толку никакого нет. Тем более что мамаша была кормящая. — И, посмотрев на чёрненький комочек, уже ласково добавил: — Вот потому этот, — он продолжал гладить малютку по голове, — и остался один-одинёшенек.

Видя, что водитель не хочет брать на себя дополнительные хлопоты, Гена, соскочивший из кузова на дорогу, тоже подошёл к ним и послушал, о чём идет речь.

— Ну, давай его мне, — предложил он бородатому мужику. — Заберу я его и Васильичу передам. Знаю я его. Будет повод навестить деда. С прошлого года с ним не виделись. Да и будет причина переночевать несколько дней у него. — Он взял медвежонка из рук бородатого мужика и, подойдя к кузову, крикнул Александру:

— Саш! Сегодня у Васильича ночуем. Бери подарок.

Александр наклонился к Гене, взял у него медвежонка и прошёл в глубину кузова.

Бородатый мужик обрадовался, что пристроил своё чадо в хорошие руки, и крикнул напоследок в кузов Гене:

— Только обязательно Васильичу передайте его!

— Да не беспокойся ты, — обнадёжил его Гена. — Отдам я его Васильичу. Знаю я его давно. Отличный дед. Давно там живёт. Наверное, и золота там намыл немало. — Гена говорил это уже весело, неизвестно к кому обращаясь.

От такой шутки все рассмеялись. Мальчишки запрыгнули в кузов, а водитель вновь сел за руль. Мотор натужно зарычал, и машина двинулась дальше.

Ехать пришлось ещё часа полтора. От города Зеи до прииска Золотая Гора около сотни километров.

Золотая Гора называлась так, потому что когда-то давным-давно там действительно находилась гора, в которой очень много золота. Перекапывая один кубометр земли, старатели вымывали из него до пятидесяти граммов золота. По тем временам это были большие деньги, а по теперешним — огромные.

Гору нещадно копали, а потом и перекапывали. В итоге от неё ничего не осталось, только одно название, которым и назвали прииск — Золотая Гора. Вернее, уже не прииск, а посёлок.

При подъезде к прииску Лёнька спросил у Александра:

— Где же эта Золотая Гора?

— Да вон она, — махнул тот рукой в сторону каких-то холмов.

И в самом деле, там уже никакой горы Лёнька не увидел, а в месте, куда махнул Александр, находилось только несколько небольших пологих холмов, на которых вообще ничего не росло.

Оно и понятно, что старатели весь грунт смыли бесконечными поисками золота. Только в некоторых местах едва-едва пробивались худосочные берёзки и тальник.

Машина проехала к середине посёлка. Шофёр подождал, пока Александр с Геной спрыгнут на землю. Спрыгнув, те прокричали мальчишкам:

— Счастливо вам, пацаны! Работайте! Возможно, увидимся!

Мальчишки смотрели вслед этим доброжелательным молодым мужикам и махали им вслед руками. Водитель, высадив пассажиров, поехал на другую сторону посёлка.

Около большого бревенчатого дома он остановился и посигналил.

Через пару минут из дома вышел какой-то дед с бабкой и мужичок небольшого роста.

— Чего шумишь? Чего людей пугаешь? — недовольно крикнул дед.

— Пассажиров вам привёз, — в ответ весело отозвался водитель. — Что? Не ждали?

— Ждали, ждали, — недовольно пробурчал дед. — Вчерась директор получил приказ из Зеи, что пацанов каких-то привезёшь. Вот и Михалыч за ними приехал, — указал он на мужичка, стоящего рядом.

Не дожидаясь особого приглашения, мальчишки спрыгнули на землю и остановились в нерешительности.

Недовольный дед махнул им рукой:

— Нечего тут стоять, идите в хату.

Лёнька с Сашкой послушно двинулись вслед за дедом.

После яркого уличного света внутри дома оказалось темно. Но, привыкнув к такому освещению, можно было разглядеть обстановку.

В доме была идеальная чистота, а стены оштукатурены и побелены. Прямо из сеней открывался вид в большую комнату с печью. Посередине комнаты стоял длинный, крепкий стол с лавками по бокам.

Приезд машины, по всей видимости, помешал трапезе хозяев с гостем. На одном конце стола стоял огромный чугунный котелок, накрытый чистым полотенцем, и медный чайник с чашками и тарелками.

Жена деда сразу засуетилась.

— Вы, ребятки, проходите, проходите. Вещички пока тут положите, — указала она на дальний угол в комнате, — а сами-то садитесь, садитесь за стол.

Всё это женщина приговаривала приветливо, жестами показывая мальчишкам, куда им пройти.

Голову женщины, одетой в ситцевое платье, венчала толстая русая коса, заплетённая и аккуратно уложенная, а плечи покрывал яркий платок.

И дед оказался совсем не дедом, а очень крепким, солидным мужиком с сивой бородой.

От такого приглашения Лёнька с Сашкой отказаться не могли и с удовольствием сели за стол.

Хозяйка поставила тарелки и всё время приговаривала:

— Садитесь, касатики, садитесь. Небось, с дороги-то проголодались? Сейчас, сейчас я вас накормлю, напою. А там с Михалычем-то и в баньку сходите. Мой-то Петрович её уже растопил, только вот водички-то натаскать надо. Но вы-то парни молодые да шустрые. Всё-то вам по плечу. Справитесь с этим быстро. Это нам, старикам, вёдра таскать тяжко. Но ничего, пока справляемся. А сейчас кушайте, кушайте.

Она поставила перед мальчишками по огромной тарелке густого супа, который налила из чугунного котелка.

От такого тёплого приёма и у Лёньки, и у Сашки отнялся язык. Они молча сели за стол и принялись поглощать вкуснейший суп из тушёнки, картошки и каких-то овощей. В супе чуть ли не ложка стояла, такой он оказался густой. Мальчишки уплетали его с невероятным удовольствием, заедая огромными краюхами хлеба.

Петрович с Михалычем сидели на другом конце стола, около чайника, и продолжали прерванное чаепитие, а хозяйка устроилась напротив мальчишек и как бы невзначай начала расспросы:

— И откель же это вы к нам пожаловали, хлопцы такие гарные? Как же вас-то звать-величать?

— Из Свободного мы, — как старший, начал отвечать Лёнька, но, спохватившись, представился: — Это Сашка, а я Лёнька. А вас как зовут?

— Ой-ой, да что вы такое говорите, — застеснялась хозяйка. — Зовите меня бабой Леной. Все меня так тут на прииске зовут, — и, не меняя тона, продолжила: — А чего это вам дома-то не сидится? Наши-то все школьники по лагерям уже разъехались, а вас куда-то понесло.

— Да никуда нас не понесло, — вступил в разговор Сашка. — Отец у меня в партии топографом работает. Партия стоит в Комсомольске. Вот мы и едем туда.

— Так и что вы собрались делать в этой партии-то? — не унималась баба Лена.

Пожилой мужик невысокого роста, которого баба Лена назвала Михалычем, вступил в разговор:

— Так это я их и должен везти, Лена. Потому и приехал сюда. Что? Запамятовала, что ли?

— Так это они самые и есть? — всплеснула баба Лена руками. — Вот и замечательно! Михалыч мне о вас всё рассказал.

Лёнька подумал: «Что он ей мог рассказать? Откуда он что знает?»

Но баба Лена сама ответила на его немой вопрос:

— У нас всё про всех всё знают. Так что вы, ребятки, особо не удивляйтесь. А сейчас кушайте, кушайте. Я вам и чайку сейчас налью.

Дождавшись, пока ребята опустошили тарелки, она тут же налила им по огромной чашке чая.

Петрович с Михалычем о чём-то мирно и тихо беседовали на другом краю стола.

Увидев, что ребята перешли к чаю, Петрович сурово спросил:

— Сыты? — (Мальчишки на его вопрос только закивали в знак согласия.) — А то у меня такое правило: если голоден и на столе еды не осталось, то ешь хлеб. Его в доме, — он повернулся к одному из углов комнаты, собираясь перекреститься, — слава Богу, сейчас достаточно.

В углу комнаты никаких икон не висело, и Петрович опустил руку. Зато Михалыч добавил:

— Ну, вот и хорошо. А сейчас давайте в баньку готовиться. Попаримся, помоемся, поспим, а утром уже и в путь тронемся. Но вначале надо о Рыжухе позаботиться. Лошадь пришла сюда, телегу тащила. Устала. Надо её покормить и напоить. — Он посмотрел на мальчишек и предложил: — Пошли со мной. Поможете маленько.

Михалыч поднялся и направился к выходной двери. Мальчишки, не сговариваясь, тоже поднялись и последовали за ним.

В большом сарае, расположенном рядом с домом, стояла рыжая лошадь.

Увидев Михалыча, она подняла голову, посмотрела на него огромными глазами и тихо заржала.

Михалыч подошёл к лошади, погладил её по морде и ласково обратился к ней, как только что хозяйка разговаривала с ребятами:

— Рыжуха, моя ты Рыжуха, девочка ты моя замечательная. А вот что я тебе принёс, — показав лошади небольшой кусочек сахара.

Рыжуха внимательно посмотрела на Михалыча. Лёньке показалось, что она его понимает, и большими мягкими губами осторожно взяла у Михалыча из руки кусок рафинада.

Скормив сахар, Михалыч обратился к ребятам:

— Вы к ней близко пока не подходите. Это она сейчас такая спокойная. Она меня знает, а незнакомцу может и копытом дать, а то и куснуть. Поэтому будьте с ней осторожны. — Вновь ласково погладив лошадь по морде, он добавил: — Она отлично знает своё дело, умеет и под седлом ходить, и телегу таскать. Это не просто лошадь, она у нас таёжница, — уже гордо заключил Михалыч и, ещё раз потрепав по холке Рыжуху, дал ей другой кусочек сахара, подкинув свежей травки в кормушку.

Потом Михалыч обернулся к парням:

— Ну, чего вы тут стоите, зенками лупаете, а ну давайте, берите косы и пойдём покосим нашей красавице на завтра пропитание. — Перемена в его тоне оказалась столь неожиданной, что мальчишки остолбенели.

— Вон косы стоят. — Это он уже строго указал на угол в сарае. — Берите, берите их. Не стесняйтесь. Пойдём. Покосим маленько.

Сашка умел косить хорошо, а Лёнька не мог, он даже траву кроликам только серпом резал и к косе никогда не прикасался, поэтому честно сознался:

— Михайлыч, а косить-то я не умею.

Михалыч с удивлением посмотрел на Лёньку:

— Молодец, что сознался. Но и для тебя работа найдётся. Мы будем косить, а ты собирать траву и в мешки складывать.

Он прошёл в другой угол сарая, покопался там и кинул Лёньке несколько мешков:

— На, держи. Ну а уж потом все вместе и донесём. — С этими словами он взял косу и вышел из сарая.

Идти пришлось недалеко — на соседний косогор.

Придя туда, Михалыч с Сашкой принялись за работу. У Михалыча из-под косы трава падала снопами. У Сашки получалось это намного хуже, но они быстро накосили столько травы, что её едва удалось затолкать в принесённые мешки.

Каждый взвалил себе по мешку на плечи, и они вернулись в сарай, чтобы подкормить ожидавшую их Рыжуху.

Чтобы подружиться с этой норовистой кобылой, Лёнька осторожно подошёл к ней, погладил по холке и протянул несколько пучков только что срезанной травы. Рыжуха покосилась на него огромным глазом, а потом осторожно взяла предложенный пучок и начала жевать. Лёнька понял, что Рыжуха признала его, и, как и Михалыч, погладил её по холке, а потом высыпал в кормушку один из мешков со скошенной травой.

Но тут хозяйка позвала их в баню, и Михалыч вновь приказал парням:

— Быстро хватайте вёдра и натаскайте туда воды. — Он указал рукой на небольшую избёнку из катаных брёвен.

— А где вёдра-то? — недоумённо спросил Лёнька.

— Там и стоят они, радёмые. Вас дожидаются, — уже весело прибавил Михалыч.

Лёнька открыл дверь и заглянул внутрь избёнки. В предбаннике стоял огромный чан для воды и передняя часть железной печки, с приоткрытой дверцей, сквозь щель в которой виднелись ярко мерцающие красными огоньками раскалённые угли прогоревших дров.

Как только Лёнька приоткрыл вторую дверь, то на него пахнуло жаром и невероятно вкусным ароматом распаренных берёзовых веников, поэтому он сразу же её прикрыл, чтобы жар зря не выходил.

Заглянувший в баню, Михалыч нетерпеливо скомандовал:

— Чего стоим? Кого ждём? Хватаем вёдра и таскаем воду.

Парни схватили по ведру и помчались наперегонки к ручью, который находился метрах в двадцати ниже.

Сделав по три ходки, они быстро наполнили чан в предбаннике, а когда Михалыч убедился, что чан полон, то вновь скомандовал:

— Ну а теперь — мыться!

Парни в предбаннике разделись и зашли в парную. Внутри почувствовался настоящий жар, и Лёньке пришлось прикрыть рот рукой от обжигающего, сухого воздуха.

Для него это всё было внове. Ведь до этого он никогда не парился в такой бане.

Следом за ними зашёл Михалыч и хитро посмотрел на мальчишек:

— А чего это вы тут внизу сидите? Марш на полóк. Сейчас буду вас веничком обрабатывать.

Пока мальчишки забирались на верхнюю полку, Михалыч плеснул воду на раскалённые камни печки.

Мальчишек как ветром сдуло с верхней полки. Их обдало таким жаром, что дыхание мгновенно перехватило, а глаза непроизвольно закрылись. С диким рёвом они спрыгнули на пол.

Иван Михайлович, посмотрев на них, рассмеялся.

— Слабаки. Ну-ка лезьте наверх и укладывайтесь там. Щас я вас там обработаю, — зловеще пообещал он.

Сопротивляться было бесполезно, и пацаны вновь забрались на верхнюю полку.

Иван Михайлович уже больше не подливал воду на голыши, наваленные сверху на печку, потому что на полке и так было очень жарко.

Он поднялся к растянувшимся на полке мальчишкам и принялся хлестать их веником, который предварительно распарил в большом цинковом тазу.

Обработанные веником, мальчишки спустились вниз и в изнеможении выползли в предбанник.

Иван Михайлович вышел вместе с ними, взял большой кувшин с квасом и жадно начал пить из него. Напившись, он передал кувшин Лёньке с Сашкой, которые жадно принялись поглощать живительную влагу.

У Ивана Михайловича на животе Лёнька разглядел огромный шрам. Скорее всего, это был отголосок войны. Иван Михайлович воевал, как и Петрович. Это краем уха слышал Лёнька, когда их кормила баба Лена. Они во время того разговора вспоминали о временах, когда воевали в одной роте.

После бани мальчишки с Михалычем едва добрели до дома, где баба Лена напоила их чаем и уложила спать на печке.

Там она расстелила медвежью шкуру и накрыла её плотной простынёй. Мальчишки, только прикоснувшись к подушкам, мгновенно заснули.

Глава четвёртая

Утром мальчишек еле-еле растолкал Иван Михайлович.

Он встал намного раньше, взнуздал Рыжуху и запряг её в телегу.

Баба Лена напоила ребят сладким чаем, и они, сложив вещички в телегу, тронулись на выезд из Золотой Горы.

Баба Лена на прощание расцеловала мальчишек и, глядя на них повлажневшими глазами, пожелала:

— Ну, ребятушки мои милые, счастливо вам добраться. Идите осторожно. По сторонам смотрите, от Михалыча не отходите. Дай Бог, если всё будет удачно, придёте в Комсомольск после полудня.

Она долго стояла у порога дома и смотрела вслед мальчишкам, пока телега не скрылись за дальним поворотом дороги.

Рыжуха не спеша шла по извилистой грунтовой дороге, заросшей по обе стороны густым лесом. Это уже напоминало тайгу, которая в воображении Лёньки такой и должна быть.

С левой стороны от дороги текла небольшая речушка, то пропадающая в зарослях тальника и берёз, то появляющаяся вновь. С другой стороны, вверх уходили склоны, покрытые густым лесом, в котором начали попадаться пихты и лиственницы. Чем дальше они отходили от Золотой Горы, тем чаще начали встречаться хвойные деревья.

Вокруг стояла тишина. Только слышался шелест листвы, журчание речушки да в лесу всё чаще и чаще раздавались певучие голоса невидимых птиц.

Иван Михайлович шёл впереди, держа Рыжуху под уздцы, а мальчишки двигались следом, ухватившись за борта телеги и иной раз запрыгивая в неё.

Иван Михалыч этими действиями пацанов был недоволен. Он то и дело сгонял их с телеги.

Если телега шла в гору, то он недовольно кричал ребятам:

— Нечего лошадь нагружать. Ей и без того телегу тяжело тащить. Сами идите. Ноги не стопчите да телегу подталкивайте. Не баре какие. Руки не обломятся.

Ну а если телега катилась под гору, приказывал:

— Хватайтесь за бортик, не давайте телеге разгоняться. Держите крепче, не филоньте!

В телеге лежал какой-то груз, накрытый брезентом и плотно привязанный верёвками к бортам.

Мальчишки, конечно, понимали, что Рыжухе приходится нелегко. Поэтому все приказы Иван Михалыча они выполняли без обид.

Лёньке интересовался всем, рассматривая незнакомые пейзажи, поэтому любая мелочь привлекала его внимание.

— Что за речка? Как называется? — Сразу спросил он Михалыча, как только услышал у дороги звонкий шум потока воды.

— А это и есть Хугдер. — Иван Михайлович усмехнулся. — Не смотри, что он такой малый сейчас. По весне он бурлит, как взрослый. А там, дальше, — он махнул рукой вперёд, — он будет ещё ширше.

Мальчишки быстро освоились в незнакомой обстановке.

Лес становился всё гуще и гуще. Сосны, лиственницы и лиственные деревья росли вперемежку. Таких хилых деревьев, как около города Зея, здесь не росло. Берега вдоль речки почти не просматривались, настолько они заросли тальником.

В одном месте, где дорога пересекала речку, они остановились и набрали воды.

Вода оказалась холодная и вкусная. От неё даже ломило зубы.

Михалыч нашёл заводь, где вода была потеплее, набрал её в чистое ведро и дал попить Рыжухе. Подождав, пока лошадь напьётся, они вновь тронулись в путь. А пока Рыжуха осторожно пила воду, у пацанов хватило времени, чтобы поплескаться в воде и побрызгать ею друг на друга.

Но Михалыч строго прервал их игры:

— Хорош баловством заниматься. Ехать надо. Давайте толкайте телегу.

Мальчишки упёрлись в задний борт телеги и помогли Рыжухе сдвинуть её с места.

Часа в три дня они подошли к прииску Комсомольск.

Иван Михайлович подъехал к одному из домов в середине посёлка:

— Тут мы и будем жить-поживать. Идите туда к начальнику, он там вам всё скажет, что надо делать.

Мальчишки подхватили рюкзаки и зашли в дом.

В комнате находилось двое мужчин. Одним из них оказался Сашкин отец.

Как только они вошли, Анатолий Павлович раскрыл объятия и радостно заключил в них сына.

— О, сынок! Привет, привет, родной, — приговаривал он, крепко обнимая Сашку.

И, отстранившись от сына, посмотрел на мальчишек:

— Как добрались-то? Ничего не случилось по дороге?

— Хорошо добрались, — в один голос заверили его парни.

— Ну а ты, Лёня, как? — Он внимательно посмотрел на Лёньку.

— Да, тоже ничего. Всё хорошо. Столько интересного было! — Он попытался рассказать о дороге и об увиденном, но Анатолий Палыч прервал его.

— Не устали? — ещё раз повторил он свой вопрос.

— Нет, не устали, — бодро заверил отца Сашка. — Вчера в бане были. Вот где класс! Михалыч нас стегал, стегал, но мы всё выдержали. И сегодня всё нормально было. Помогали Михалычу в дороге, — восторженно рассказывал отцу Сашка.

— Ладно, ладно, — положил руку на плечо сына Анатолий Палыч. — Мы тут обед только что приготовили. Давайте садитесь с нами за стол.

Мальчишек не пришлось долго уговаривать. Они сразу устроились на лавке около огромного стола, занимавшего чуть ли не половину комнаты.

Бумаги, наваленные на столе, Анатолий Павлович сдвинул к краю, освобождая его для мальчишек. В огромные железные миски им налили густой ухи с солидными кусками какой-то огромной рыбины.

— Суп из тайменя, — пояснил Анатолий Павлович. — Вчера вернулись с Гилюя. Там и поймали несколько рыбок. — Он весело рассмеялся.

Сашка с интересом обратился к отцу:

— И какой это был таймень?

— Да, наверное, с метр. Да ещё несколько ленков попалось. Тоже приличных. — Он показал, каких именно приличных. — Мы их солью пересыпали. Завтра можно будет попробовать. Это будет почище того краснюка. А вы ешьте, ешьте.

— Пап, — просяще посмотрел Сашка на отца, — а мы сможем порыбачить на Гилюе?

Отец посмотрел на Сашку с удивлением:

— А вы что, сюда рыбачить приехали или работать? — При этих словах в его голосе послышались твёрдые нотки.

— Работать, — нерешительно промямлил Сашка.

— Ну, если работать, то и будете работать. А вот как дойдёте до Гилюя, то я сам вам покажу, где находятся ямы с таким тайменем. Понятно? Ещё есть вопросы? — Он внимательно посмотрел на ребят.

— Пока нет, — с набитыми ртами изрекли будущие работяги.

— Ну, если нет, то сейчас и кашки отведайте нашей.

Он навалил в опустошённые тарелки гречневой каши, густо заправленной тушёнкой, да ещё вручил мальчишкам по огромному куску свежего пахучего хлеба.

После перехода и каша оказалась вкусной.

Начальник партии из шкафчика достал бутылку, налили себе и Анатолий Палычу по четверть стаканчика.

— Ну что? — поднял он стакан. — За уху?

Они выпили «за уху», а бутылку сразу убрали в шкаф.

Когда мальчишки всё доели, то Анатолий Павлович обратился к ним:

— Всё? Наелись?

— Угу, — удовлетворённо, чуть ли не в один голос промычали они.

Анатолий Палыч улыбнулся и серьёзно обратился к ребятам.

— Так. Расслабляться некогда. Завтра выступаем на Гилюй. Там работа уже начата. Будете её продолжать, — и осмотрел пополнение. — А у вас есть одежда для работы в тайге? — поинтересовался он.

Лёнька указал себе на ноги:

— Вот только сапоги-то у нас и есть.

— Хорошо, — понял его Анатолий Палыч. — Смотрите, — он указал на одну из дверей в этой большой комнате, — там, в кладовке, у нас роба лежит для рабочих. Выберите себе, что надо. Энцефалитки обязательно возьмите. Клещей в этом году что-то очень много развелось. — Но, о чём-то вспомнив, вновь спросил: — Лёнь, а ты привит от энцефалита? Сашку-то я сам водил на прививки. А ты?

— Конечно привитый, — успокоил Лёнька Анатолия Палыча. — В нашем классе все прививались. Нас же в тайгу на лесопосадки возили.

— Не дай бог, ещё вас покусают, — покачал головой Анатолий Палыч. — Чтобы обязательно носили энцефалитки. Там же найдёте и болотники, да возьмите ещё по паре резиновых сапог с короткими голяшками. На работе будете болотники надевать. — (Лёнька непонимающе поднял глаза на Анатолия Павловича.) — Там вам придётся постоянно через реку переходить, — пояснил он, увидев удивлённый Лёнькин взгляд. — А по тайге и в коротких походите. Но чтобы ходили только в энцефалитках. — Он на этом слове вновь сделал ударение. — Чтобы обязательно их надевали. — И, сделав небольшую паузу, добавил: — А по деревне можете и в своих кирзачах ходить. У местных пацанов это особая мода. Так что не выделяйтесь. Понятно? — От этих слов они с начальником рассмеялись.

— Понятно, — в один голос заверили его вновь испечённые рабочие топографической партии.

Мальчишки переоделись и уже в новых энцефалитках и кирзачах с завёрнутыми голенищами пошли прогуляться по прииску.

Он находился в долине, в которую выходила дорога из Золотой Горы.

По дну долины протекала речка Хугдер. В верховьях её перегораживала большая запруда, из которой часть воды выходила по деревянному жёлобу и по высокому правому склону сопок шла к гидравлике, расположенной на выходе из долины. Там рабочие с помощью этой воды размывали гидромониторами грунт и вымывали из него золото.

Другая часть воды, вытекавшая из запруды, шла слева от посёлка по естественному руслу речки и так текла дальше, вдоль сопок, к самому Гилюю. Отработанная гидравликой вода соединялась с этим руслом за прииском. Поэтому прииск располагался как бы на острове. Слева по своему естественному руслу текла речка с вкусной, холодной и прозрачной водой, в которую справа впадал поток жёлто-коричневой воды после гидравлики, и дальше Хугдер нёс свои перемешанные воды в Гилюй.

Прииск оказался небольшим, примерно с тремя десятками домов. В верховьях долины находились дома местных жителей и дизельная электростанция. Половина из них оказалась нежилыми, потому что, когда местные жители узнали, что их посёлок через несколько лет попадёт под снос из-за разработки золотого месторождения, они переехали в Золотую Гору или на прииск Дамбуки, где им выделили новые дома.

В низовье долины располагались клуб, магазин, бараки рабочих прииска, конюшня и мастерская.

Мальчишки медленно шли по безлюдной центральной дороге прииска и с интересом разглядывали окрестности. В это послеобеденное время солнце палило нещадно, и на улице было очень жарко.

По пути им попалась женщина с коромыслом через плечо.

— Ну-ка, ребятки, давайте быстро-быстро проходите, а то у меня вёдра пустые, — заботливо произнесла она, пропуская мальчишек перед собой.

Мальчишки ускорили шаг и прошли мимо нее.

— Откуда же это вы такие красивые у нас тут появились? — поинтересовалась она.

— Из Свободного мы. Только что приехали, — удовлетворил любопытство женщины Сашка.

— А-а, — протянула женщина. — В гости к кому? Или как? — Чувствовалось, что она хотела узнать всё о ребятах поподробнее.

— В партию мы приехали, работать, — продолжил отвечать Сашка.

— Вона оно чё, — что-то поняв своё, протянула женщина. — Ну, тогда ладно. Давайте, давайте. Идите. Увидимся ещё, — пообещала она и пошла к речке.

Мальчишки двинулись дальше, к магазину, ярко выделяющемуся светлым цветом свежих брёвен на фоне остальных старых домов.

Они зашли в магазин не для покупок, а из любопытства. Посмотреть, что же может продаваться в нём. И тут им пришлось удивиться.

У Лёньки папа часто ездил в командировки, а мама целыми днями пропадала на работе. Она перед работой оставляла Лёньке список продуктов, которые требовалось купить, и дел, которые необходимо сделать в её отсутствие. Поэтому Лёнька прекрасно знал, какие продукты свободно бывают в магазинах и про цены на них.

Но тут всё лежало вперемешку. Тушёнка и множество разнообразных консервов. И мясных, и фруктовых. И крупы любые, макароны и даже одежда и обувь.

Всё увиденное мальчишки активно и громко обсуждали. Продавщица смотрела на них спокойно, зная, что это не покупатели, а обычные ротозеи. Но когда она увидела, что мальчишки подошли к полкам со спиртным, сразу же очнулась:

— А ну, марш отсюда! Ишь ты! Алкаши малолетние. Рано вам ещё на эти полки заглядываться. И даже не мечтайте. Сопли сначала подотрите. — Возмущённо прокричала она пацанам из другого конца магазина. — Тем более начальник ваш мне сказал, чтобы я никакого спиртного никому из вашей партии не продавала.

Мальчишки сразу отошли от полки со спиртным, а Лёнька только в оправдание пробубнил:

— Мы-то чё. Мы ничё. Мы посмотрели только…

— Вот-вот, — не утихала возмущённая продавщица. — Идите вон туда и смотрите. — Она указала мальчишкам на улицу.

— А конфет-то хоть можно купить? — чтобы как-то разрешить ситуацию в свою пользу, вежливо спросил продавщицу Лёнька.

— Конфет… — и, подумав, продавщица разрешила: — Конфет — можно, — но только тут же предупредила: — Я вас не знаю, кто вы такие, и поэтому под запись вам ничего не дам.

— А как тогда их купить, конфеты-то эти? — не понял Лёнька.

— Как купить, как купить? — передразнила его продавщица. — За денежку купить. Вот так взять и за денежку купить. Деньги-то у вас есть? — Она подозрительно посмотрела на мальчишек.

— Есть деньги у нас. — Лёнька вытащил кошелёк из кармана и потряс им над головой.

Увидев кошелёк, продавщица подобрела и величественно разрешила:

— Тогда выбирайте вон там, — ткнув пальцем в другой конец прилавка.

Мальчишки прошли туда, куда указала продавщица, и посмотрели на разнообразие кондитерской продукции.

Выбирать-то особо было и нечего, но, чтобы не терять марку, Лёнька выбрал карамельки с барбарисом и яблоком.

Продавщица их взвесила, завернула в кульки, сделанные из газет, и передала мальчишкам.

Они важно вышли из магазина с кульками конфет в руках и пошли дальше, туда, где виднелось здание конюшни.

В конюшне, где Иван Михайлович занимался лошадьми, стоял полумрак. Заинтересованные мальчишки нерешительно прошли внутрь и с любопытством смотрели на лошадей. Каждая из них стояла в отдельном стойле.

Иван Михайлович, увидев пацанов, обрадовался:

— Заходите, ребятки, заходите. Смотрите на наших красавиц. Рыжуху вы уже знаете, да и она вас уже признаёт. — Он погладил Рыжуху по холке. — А вот Орлика вы ещё не видели.

Орликом оказался высокий, чёрный, статный конь. Он стоял в отдельном стойле и озабоченно водил карими глазами.

Иван Михайлович подошёл к нему и потрепал по холке.

— Хороший ты, хороший, — ласково приговаривал он. — На тебе горбушечку. — Он прошёл в другой конец конюшни, оторвал от большой булки хлеба горбушку, посолил её и поднёс к морде Орлика.

Тот с удовольствием взял её мягкими губами и с благодарностью посмотрел на Ивана Михайловича.

— Болеет сейчас Орлик, — жалостно произнёс Иван Михайлович. — Эти гады, — он погрозил кому-то кулаком, — седло на него надели без потника, вот у него сейчас и раны на спине. Стёрли они ему всю спину. Лечу я сейчас Орлика. Помогаю Кузьмичу.

— Какому Кузьмичу? — не понял Лёнька.

— Какому, какому, — пробурчал Иван Михалыч. — Конюху местному. Да он тоже, паразит хороший, набухался и не посмотрел, как эти гады седло не него надевали.

Он вновь подошёл к Орлику и погладил его.

— А это Ладья, — показал он на невысокую кобылу с широкой спиной. — Ох и сильная она, зараза, — ласково хохотнул он. — Любую телегу из грязи вытащит, — и, как будто очнувшись, Иван Михайлович обратился к мальчишкам: — А вы чё здесь делаете? Чё не в хате? Или вам не сказали, где вы будете ночевать?

— Нет, — удивился Лёнька. Он думал, что они будут ночевать в конторе, куда их привёз Иван Михайлович.

— Во дела! — в свою очередь удивился Иван Михайлович. — Так вертайтесь назад и спросите у своих начальников, где вам спать-ночевать. Так что идите, — но, что-то вспомнив, прокричал вслед пацанам: — Да пусть они вам и спальники дадут!

Мальчишки вышли из конюшни и увидели несколько девчонок, что-то ищущих в прозрачной и холодной воде, протекающей невдалеке речке. Опустив по локоть руки в неё, они что-то искали на дне.

Мальчишки подошли к ним.

В ведёрке у девчонок плескалось с десяток рыбок сантиметров по десять-пятнадцать.

— Чё делаете-то? — поинтересовался Лёнька.

— Пищуг ловим, — ответила старшая девчонка в голубом платье в огромных мужицких сапогах, размеров на пять больше.

Она оторвала взгляд от воды и посмотрела на Лёньку.

— Каких пищуг? — теперь пришла пора удивляться Лёньке, глядя в абсолютно прозрачную воду, доходившую девчонкам до колена. Что там может прятаться в этой прозрачной воде, где даже каждый камешек отчётливо виднелся на дне?

— А вот смотри, — весело сказала та же девчонка, откинув две русые косички за спину, и начала переворачивать камни.

Тут из-под одного из камней выскочила небольшая рыбка. Девчонка, стоявшая рядом, ловко выхватила её из воды специальным сачком и выкинула на берег. Рыбка беспомощно забилась на прибрежной гальке, а самая маленькая из рыбачек схватила её и положила в ведёрко.

— Мы уже вон сколько наловили, — гордо сказала старшая из девчонок, показывая на ведро. — Сегодня мамка нам уху из них сварит.

— Так вода же холодная. Руки же в ней сразу застынут, — вновь удивился Лёнька.

— А… Ничего. — Старшая показала свои красные от холода руки. — Мы уже привыкшие. Нам это не страшно, — и переменила тему разговора. — А там выше по речке у нас мордуша стоит. Там её наш Женька поставил. Вечером он тоже её проверит. Глядишь, и жарёху сегодня попробуем.

— А кто такой этот Женька? — поинтересовался Лёнька.

— Это брат наш старший. Ему уже восемнадцать лет. Осенью его в армию должны забрать, — хвастливо рассказывала старшая. — Но пока его не забрали, он работает на гидравлике. Золото они там моют.

— Ладно, — прервал разговор Лёнька. — Нам надо на постой устраиваться, пойдём мы.

— Пока, — махнула им белокурая рыбачка.

Когда мальчишки вернулись в контору, Анатолий Павлович отчитал их:

— Вы где это шляетесь? Я вас ищу, ищу, а вы пропали.

— Да не пропали мы, — возразил отцу Сашка. — В магазин ходили.

— Что вы там не видели, в том магазине? — удивился Анатолий Павлович. — Я же покормил вас тут. Что вам там ещё понадобилось?

— Конфет мы там купили. — Сашка показал кульки отцу.

Увидев кульки, Анатолий Павлович переменил тему разговора:

— Берите свои рюкзаки и идите вон в тот дом. — Он рукой показал в окно, куда надо идти. — Там сейчас живут три наших рабочих и Иван Михайлович. Они дадут вам спальники и покажут, где вы будете спать. Понятно?

— Чё непонятного. Всё понятно, — соглашаясь, мальчишки закивали головами.

— Ну, если понятно, то идите и устраивайтесь, — подытожил свой приказ Анатолий Павлович.

Мальчишки, прихватив рюкзаки, двинулись в указанном направлении.

Дом, где им предстояло ночевать, оказался большим бревенчатым срубом. Брёвна его имели тёмно-серый цвет, что доказывало, что построен он очень давно.

Мальчишки поднялись на крыльцо и зашли в дом.

За столом в комнате сидели два рабочих и парень, по виду ровесник Лёньки и Сашки.

Он сразу же поднялся с табуретки, подошёл к ним и, протянув руку для рукопожатия, представился:

— Витёк, — после этого отошёл и показал рукой на двух мужиков за столом. — А это Борисы.

Один из них был лысоват и по виду очень силён. Он угрюмо смотрел на вновь прибывших и молчал. У другого, наоборот, кучерявые чёрные волосы развевались в полном беспорядке, подчёркивая его доброжелательность и бесшабашность. Он сразу располагал к себе и приветливо обратился к мальчишкам:

— Наслышаны о вас. Вот ждём. А вас всё нет и нет. Чё за дела? Куды и где мы ходим?

Лёнька в ответ на его слова тоже представился:

— Я — Лёнька, а это Сашка, — показал он на своего друга. — Задержались, потому что робу получали у начальников да в магазин зашли.

— В магазин? — встрепенулся молодой Борис. — И чё вам там, в том магазине, надо было?

— Да просто посмотрели, чё там есть, да конфет купили, — добродушно пояснил Лёнька своё отсутствие.

— А Михалыча там не видали? А то он, как приехал, так и не кажется сюда, — посетовал молодой Борис.

— Да он на конюшне занят, — попытался объяснить Лёнька. — Кузьмича-то нет, вот он и задаёт корм лошадям.

— Да, — медленно произнёс Борис, что постарше, — Михалыч дело знает. Если Кузьмич забухал, то кто к завтрашнему переходу лошадей подготовит? А ведь завтра надо назад вертаться. Пока погода стоит, надо работать, а то будь они неладны, эти продукты. Если бы не закончились, то и работали бы. — И, как будто что-то вспомнив, добавил: — А Михалыч что обещал, то принесёт обязательно. — Это он уже говорил молодому Борису.

После этих слов молодой Борис подскочил, сплясал пару коленец, потёр ладони и радостно закончил мысль старшего Бориса:

— Эт точно! Он никогда ничего не забывает.

Только Витька отошёл в угол и, недовольно посмотрев на Борисов, подозвал сверстников:

— Пацаны, идите сюда.

Парни подошли к Витьке.

— Берите из кучи спальники, — он указал на кучу какого-то барахла в углу комнаты, — и развесьте их на изгороди, пока солнышко светит. Оно их хоть немножко, но прогреет да подсушит. А то спать будет плохо, — посетовал он, — спальники, наверное, отсырели.

Парни, покопавшись в куче, выбрали себе спальные мешки.

Это были ватные стёганые мешки, обшитые брезентом. От них и в самом деле шёл запах сырости.

Наскоро скатав их, парни вышли во двор и на солнечной стороне принялись развешивать спальники на изгороди.

Витька тоже вышел вместе с ними.

Он изображал из себя бывалого таёжника. Лёнька, желая поближе познакомиться, первым задал ему вопрос:

— Ты сам-то откуда будешь?

— Из Тыгды я. Девять классов закончил там. Батя сказал, что нечего дома сидеть, пора бы и семье помогать. Вот и устроил меня в эту партию. Я сразу же приехал сюда. Мы уже неделю отработали, да вот продукты закончились.

Лёнька почувствовал, что Витька хочет показать перед ними своё превосходство, но не подал виду и поэтому спросил:

— А что вы там делаете, в тайге?

— А просеки мы там рубим, чтобы топографы по ним потом прошли и карты составили. Нравится мне всё это. Наверное, брошу школу и поеду учиться на топографа, — мечтательно произнёс он. — В тайге хорошо.

Но тут разговор их прервался. Они увидели Ивана Михайловича, идущего к дому с рюкзаком.

Лицо Витьки изменилось.

— Опять начнут жрать, — раздражённо сказал он и отвернулся.

— Чего жрать-то? — не понял Лёнька.

— Сам сейчас увидишь, — буркнул Витька и ушёл за дом.

Лёнька осмотрелся. Слева и справа от их дома располагались точно такие же дома. Передняя часть домов выходила на улицу, а задняя — в огород. Только в огородах многих домов ничего не росло. Там, где ещё жили люди, посадили только картошку, а в брошенных домах огороды заросли травой. Объединяло их только одно — общая изгородь, выходившая к речке.

Из любопытства Лёнька предложил Сашке:

— Пойдём, посмотрим, что там. — Он указал в сторону зелёной лужайки, расположенной за изгородью огорода.

— А чё там делать? — Чувствовалось, что Сашка недоволен таким предложением. — Речка там. И больше там ничего нет.

— Всё равно, пойдем глянем, — настаивал Лёнька.

Вдруг в соседнем дворе мелькнула какая-то фигура. Она заскочила за сарай, и мальчишки заметили, что этот кто-то наблюдает за ними.

Лёньке стало любопытно, что это за шпион такой следит за ними, поэтому они с Сашкой прошли в конец огорода и через изгородь перемахнули на лужайку. Фигура тоже двинулась за ними, скрываясь в ближайших кустах. По одежде Лёнька определил, что это какая-то девчонка в светло-синем платье.

Мальчишки вышли на середину лужайки, выходившую к речке и наполовину заросшую берёзовой порослью и большими кустами шиповника. С неё хорошо просматривался бурлящий поток Хугдера.

Вскоре через изгородь прошли Иван Михайлович с двумя Борисами. Мальчишки тоже хотели увязаться за ними, но Иван Михайлович остановился и крикнул им:

— Мы пока пойдём на бережок. Посидим там. Если начальство будет нас спрашивать, то скажите им, что мы на бережке мордушу проверяем.

В ответ Лёнька крикнул Ивану Михайловичу:

— Покажите нам эту мордушу! Что она вообще из себя представляет? Я никогда не видел её, — уже просяще закончил он.

— Пойдём, — неохотно согласился Иван Михайлович. — Я вам только мордушу покажу, но к нам вы не приставайте.

Он серьёзно посмотрел на пацанов и, погрозив им пальцем, отвернулся и пошёл к речке, а Борисы, отделившись от него, двинулись вправо.

Тут Лёнька увидел, что и Витька вышел из дома.

Увидев, что пацаны увязались за Иваном Михайловичем, он крикнул им:

— Куда вы с ними? Идиоты, что ли?

Но ребята, не обращая внимания на его окрик, всё равно пошли за Иваном Михайловичем.

Он прошёл немного вверх по течению и показал на запруду. В этом месте речку кто-то перегородил камнями. В запруде оставили несколько небольших отверстий, в которые вставили корзины, напоминающие воронки, сплетённые из тонких прутьев. Вода свободно протекала сквозь них, и рыба, которая в них попадала, оставалась внутри.

Иван Михайлович взобрался на запруду, подошёл к крайней мордуше, приподнял её и вынес на берег. Там он её перевернул и вытряхнул на траву с десяток небольших рыбок.

— Вот наш улов, — со смехом сказал он. — На уху едва ли хватит. Это не то что тайменя поймать. — И добавил: — Это наша мордуша, а те, — он указал на две другие корзины, оставшиеся в запруде, — Женькины, соседа нашего. Вы их не трогайте.

Заглянув в корзину, Иван Михайлович поставил мордушу на место и, махнув ребятам рукой на прощание, посоветовал:

— Нанизайте рыбку на кукан и отнесите Витьке. Он знает, что с ней надо делать. А сейчас идите в хату. — Он развернулся и пошёл в том направлении, куда ушли Борисы.

Лёнька не понял, почему их гонит всегда такой доброжелательный Иван Михайлович, и тронулся за ним следом, но Сашка дёрнул его за рукав:

— Не ходи за ним.

— Почему? — не понял Лёнька.

— Что? Дурак, что ли, вообще? — уже злобно шипел на него Сашка. — Они же водку собрались пить. Начальник им не разрешает, так вот они по кустам и прячутся.

— А… — протянул Лёнька. — Вот балбес. — Это он уже ругал самого себя. — Мог бы и сам догадаться.

— Пусть чем хотят, тем и занимаются, — махнул в сторону исчезнувших в зарослях мужиков Сашка. — Не наше это дело. Пусть начальник с ними сам разбирается.

Мальчишки нанизали рыбу на срезанные ивовые прутья и собрались идти домой.

Но Лёньке присел на один из торчащих на поляне камней и принялся рассматривать окрестности: и речку, и сопки, и синее небо, и яркое солнце — и с удовольствием вдыхал чистый, вкусный и ароматный воздух. Но Сашке не сиделось, и он предложил пройтись вниз по речке.

Вдоль всего берега густо рос тальник, а чтобы подобраться к воде, пришлось бы пробиваться сквозь него. А рядом красовались полянки, густо заросшие кустами шиповника, который сейчас буйно цвёл. Нежные розовые цветы плотным слоем покрывали кусты шиповника, отчего вокруг стоял аромат цветущих роз.

Тут из кустов выбежала девчонка. На вид ей было лет двенадцать, одетая в лёгкое ситцевое платье, которое полоскалось на её худющем теле, как тряпка. Лёнька вспомнил, что она была за главную у тех девчонок, что ловили рыбу.

Девчонка неожиданно выскочила из-за кустов шиповника, подбоченилась и ехидно спросила:

— Ну что, напились одеколона? Я сейчас твоему папке пойду и всё расскажу, — зловеще пообещала она, глядя на Сашку.

— Ты чё, дура, что ли? Какой одеколон? — В недоумении уставился на неё Сашка.

— Какой, какой? — передразнила его девчонка. — А тот самый, что с собой мужики понесли. Туда, в кусты. — Она указала пальцем в сторону ушедшего Ивана Михайловича.

— Дура! — ещё раз обозвал её Сашка. — Водка у них там.

— Какая такая водка? — Девчонка немного растерялась. — В прошлый раз они там одеколон пили. — Но тут растерянность её пропала, и она вновь начала атаку на пацанов: — Я сама видела там эти бутыльки. Потом собрала их и унесла на помойку, чтобы никто их больше не видел.

— Ну ты даёшь! — хмыкнул Сашка. — Что, нам жить надоело, что ли? Выдумала тоже! Одеколон пить… — попытался он оправдаться перед ехидной девчонкой. — Мы мордушу проверяли, — и показал на кукан с рыбой.

— Жить не жить, но чего это вы за ними попёрлись? — по-прежнему ехидно продолжала допрос девчонка. — И где это они могут взять водку? Её им в магазине не продадут. Тётя Глаша у нас ух какая строгая! — Для усиления эффекта своих слов девчонка даже приподняла сжатую в кулак худую ручонку.

— Знаем мы её строгости, — подтвердил Лёнька.

А Сашка предположил:

— Может, Михалыч её на Золотой Горе купил? Тебе-то откуда знать? — И уже зло добавил: — Чего лезешь к нам? Вот я тебе сейчас морду набью за такие слова.

Девчонка моментально отскочила от пацанов.

— А ты меня сначала догони, а потом уже и бей, — задорно прокричала она в ответ и сорвалась с места. — Вы меня попробуйте догоните сначала.

Она моментально скрылась за кустами шиповника, а Лёнька с Сашкой, как два идиота, ринулись за ней.

Девчонка оказалась быстрой и юркой. Она, как ящерица, проскочила между кустами шиповника и тут же куда-то исчезла.

За первым же кустом Сашка запнулся о какой-то корень и врезался головой в куст шиповника. Лёнька, неотступно следовавший за ним, бежал следом и, споткнувшись об упавшего Сашку, пролетел мимо него, ударившись головой о землю.

Ни о каком дальнейшем преследовании противника уже не могло быть и речи.

Сашка еле-еле выкарабкался из куста шиповника с оцарапанной физиономией, а Лёнька сидел на земле и потирал на лбу шишку, которая росла на глазах.

Поохав и прокричав вслед исчезнувшей девчонке соответствующие угрозы, мальчишки вернулись в дом, где им предстояло ночевать. Благо, что он находился рядом.

Витька, увидев их раны, долго смеялся.

— Ну и Ритка! Ну и молодец, — потешался он. — Обдурила городских! — Потом он успокоился и посоветовал: — Вы с ней не связывайтесь. Она таёжница. Она тут каждую кочку знает, — и, осмотрев раны своих друзей, вынул из аптечки йод и вату. — Давайте помажу я вам ваши царапины, — и принялся вытаскивать из Сашкиной головы колючки. Лёнька же обошёлся только приклеиванием пластыря.

Мужики, вернувшись в дом, оказались в меру выпивши и не обратили внимания на раны пацанов, а только приказали им:

— Ну-ка быстро ныряйте в свои спальники, и чтоб вас не было ни видно, ни слышно до утра.

Мальчишек особо и уговаривать не пришлось. Они завернулись в спальники и устроились в углу комнаты на полу. Кроватей в комнате не было, только у стены стояла широкая скамья да пара табуреток около стола.

Лёнька, даже несмотря на то, что спальник лежал на полу и под головой не было мягкой подушки, заснул сразу. Настолько он устал от впечатлений сегодняшнего дня.

Глава пятая

Утром мальчишек никто не будил. Они проснулись от громких разговоров.

Младший Борис жаловался:

— Сушняк что-то давит.

— Ну, так ты давай, засандаль тогда, — в ответ на его жалобы усмехнулся Иван Михайлович.

— Выпить-то нечего, — жалостно посетовал Борис.

— Ну, выпей хоть шипучку тогда, — посоветовал ему старший Борис.

— А что? — оживился младший Борис. — Давай хоть шипучку.

И он полез на полку над столом, налил в чайную ложку уксусной эссенции из бутылочки и вылил её в кружку с водой, благо в ведре оставалась холодная вода, которую Витька вчера притащил с речки. Потом бухнул туда половину чайной ложки соды.

Смесь зашипела с обильным выделением пены.

Борис подождал, пока пена осядет, и залпом выпил всю кружку.

— Ой, хорошо… — с удовлетворением вырвалось у него. — А ну, пацаны, попробуйте, — предложил он ребятам.

Но тут в разговор вмешался Иван Михайлович:

— Нечего пацанов травить разной химией. Спалят они себе всё нутро. — Он жёстко посмотрел на Бориса. — Тебе-то палить больше нечего. У тебя давно там одни головёшки. А пацанов пожалеть надо. Придёт время, они и сами всё попробуют. А что не надо, то и пробовать не будут. Не лезь к ним, — строго закончил он свою тираду.

— А сейчас, парни, — Михалыч бодро посмотрел на мальчишек, — хватаем полотенца, мыло — и марш на речку. Сейчас будем кушать, да и в путь-дорожку собираться.

Мальчишкам не пришлось приказывать дважды. Подхватив полотенца, мыло, зубную пасту со щётками, они наперегонки помчались к речке.

На улице стоял небольшой туман, который понемногу оседал. Было прохладно, но солнце уже начало появляться из-за сопок. Прохлада постепенно уходила, обещая жаркий солнечный день.

Умывание на речке вернуло мальчишкам былую бодрость, и они в отличном настроении вернулись в дом, где на столе стоял горячий чайник, кружки и ломти нарезанного хлеба.

Старший Борис открыл банку консервированного паштета и начал намазывать его на хлеб. Мальчишки последовали его примеру.

Иван Михайлович поучал их:

— Ешьте хорошо. Днём мы только перекусим. До вечера еды не будет. Кулеш сварим только на заимке.

Но мальчишек особо и уговаривать не пришлось. Они уплетали всё, что находилось на столе, запивая горячим, крепким чаем.

После завтрака Иван Михайлович позвал с собой Витьку.

— Пошли на конюшню. Рыжуху приведём, — и, видя недовольство Лёньки и Сашки, добавил, глядя в их сторону: — А вы Борисам помогайте собраться. Надо всё упаковать по тюкам, а потом на телегу их сложить.

Возражений ни у кого не возникло. Витька ушёл с Иваном Михайловичем, а Лёнька с Сашкой принялись паковать продукты и личные вещи.

Вскоре в дом вернулся Иван Михайлович. Вместе с ним пришёл и Анатолий Павлович.

На плече у него висели два ружья и какой-то мешок.

— Ну как, ребятки? Готовы к переходу? — с улыбкой посмотрел он на мальчишек.

— Готовы… — вразнобой ответили те, ожидая дальнейших распоряжений.

— Ну а если готовы, то пока выйдите. Мне надо с мужиками потолковать. — Он уже строго посмотрел на ребят.

Ребята послушно вышли во двор и встали возле изгороди, глазея по сторонам.

Из соседнего дома вышла Ритка. Заметив мальчишек, она смело, без опаски двинулась к ним.

— Привет, Ритка, — первым поздоровался Витька.

— Привет, — небрежно ответила Ритка и, подойдя к изгороди, нахально посмотрела на раненых пацанов. Выдержав паузу, она независимо заявила, как будто они с ней уже полчаса спорили: — А вот так вам и надо. Не будете гоняться за мной.

— Больно ты кому-то нужна, — фыркнул Сашка, потирая голову, из которой вчера вытаскивали занозы.

— Нужна не нужна, а вы за мной первые начали гоняться. — Ритка повела плечом и сжала губы.

— Да никто за тобой не гонялся, — вступил в разговор Лёнька. — Сама побежала. Наверное, испугалась, что морду набьём за брехню. — Его распирало от возмущения.

Но разговор закончить не удалось, так как из дома вышли Анатолий Павлович с Иваном Михайловичем.

— Парни! — крикнул Анатолий Павлович. — Идите сюда. — Он махнул им рукой, а когда ребята подошли, то продолжил прерванный разговор: — Помогите Михалычу погрузиться. Пора в путь выдвигаться.

Ритка, просочившись сквозь изгородь, подошла к ребятам.

— А куда это вы собираетесь? — Чувствовалось, как разъедает её любопытство.

— На Гилюй мы собираемся. — Витька свысока посмотрел на зазнавшуюся малявку.

— Вот бы мне с вами… — мечтательно протянула Ритка.

— Ещё чего? — Это уже и Сашка выразил ей своё презрение. — Туда таких малявок не берут.

— А вот и неправда, — взвилась Ритка. — В прошлом годе мы там с Женькой на рыбалке были. Вот такого тайменя тогда поймали. — Она развела руки до максимума, который только позволили ей небольшие ручонки.

Но препираться с Риткой не было времени. Тут уже из дома вышли оба Бориса с ружьями на плечах. Осмотревшись, они недовольно прикрикнули на пацанов:

— Пацаны! Мать вашу так перетак. Где это вас там носит? — И опять всё про неё же, про мать.

Мальчишкам очень не хотелось, чтобы их и дальше полоскали, поэтому побежали в дом и принялись выносить вещи.

Рядом с домом на дороге стояла Рыжуха, запряжённая в телегу.

Борисы с мальчишками быстро наполнили телегу мешками с продуктами, вещами и прочим скарбом, который мог бы понадобиться в ближайшее время им на заимке.

Борисы сняли с плеч ружья и бережно уложили их в телегу.

Анатолий Павлович, увидев это, предостерёг их:

— С ружьями-то поосторожнее будьте, а с тем мешком, — он кивнул на зелёный рюкзак, который принёс в дом, — тем более. Там порох, дробь и картечь. Смотрите не подмочите его и от костра держите подальше.

Старший Борис согласился:

— Не малы дети, знаем, — и осторожно уложил рюкзак с порохом в передок телеги.

Анатолий Павлович на прощание оглядел мальчишек, обнял Сашку и попросил Ивана Михайловича:

— Прошу тебя, Михалыч, доглядывай за пацанами. Держи их в узде. — Он сжал кулак и показал, как их надо держать в узде. — А вам, мужики, я уже всё рассказывал не по одному разу, — обратился он к Борисам. — Как лóжить профиля, какой ширины их делать, как вешки метить. Да и пацанов этому обучите, — добавил он, потрепав по головам Сашку и Лёньку.

Борисы в знак согласия только кивали, а Анатолий Павлович продолжил:

— Пусть они от вас не отстают. Спрос будет со всех одинаков. Дней через десять я к вам сам приеду, проверю, что вы там наработали.

— Да не переживай ты так, Палыч, всё будет в порядке. А пацанам мы спуску не дадим, — заверил Михалыч Анатолия Павловича.

— Ну, если всё понятно, то в путь, — махнул в сторону выхода из долины Анатолий Павлович.

— Но, родимая! — прикрикнул Михалыч на Рыжуху, и небольшая группка рабочих двинулась в путь.

Дорога из прииска шла узкая, наезженная вездеходами, поэтому по ней могла проехать только одна телега. Сбоку от телеги идти было невозможно из-за деревьев, плотной изгородью росших вдоль неё. Сверху же деревья перекрывали дорогу ветвями, и создавалось впечатление, что экспедиция шла в каком-то тоннеле.

Первый час пути прошёл без происшествий. Иван Михайлович вёл под уздцы Рыжуху. Рядом с ним шли, весело переговариваясь, два Бориса, а мальчишки пристроились за телегой.

Даже несмотря на тень от деревьев, солнце пробивало их листву, неся за собой жару, усиливающуюся к полудню.

Утренняя прохлада прошла, и воздух стал влажный и плотный, как вата. Чем жарче становилось, тем больше стало появляться комаров.

От жары хотелось раздеться и искупаться. Но река осталась в стороне, шум с её перекатов даже не слышался с дороги.

Мальчишки шли за телегой, преодолевая ухабы и рытвины на раздолбанной дороге. Кое-где на ней попадались даже лужи, заполненные жидкой и вязкой грязью. Хорошо, что на ноги они надели резиновые сапоги. А чтобы не нахвататься клещей и уберечься от укусов комаров, пришлось поплотнее застегнуть энцефалитки и надеть капюшоны. Так что оголённым оставались только лицо да кисти рук, по которым мальчишкам постоянно приходилось хлестать ветками, отбиваясь от комаров.

Вот это был переход!

Постоянно хотелось пить, но воды они набрали только во фляжки, и ею приходилось пользоваться экономно. Михалыч предупредил, что пополнить фляжки они смогут только через полтора-два часа. Да и то после каждого глотка воды пот ещё сильнее начинал заливать глаза.

Часа через два они подошли к заимке, стоящей на светлой, солнечной поляне, огороженной с трех сторон как будто специально посаженными высоченными соснами, от которых вокруг стоял аромат смолы. Особой тени сосны не давали, но жара, как по мановению волшебной палочки, вместе с комарами пропала.

Здесь жёлтые воды Хугдера впадали и смешивались с кристально чистой водой Дубакита, давая спасительную прохладу.

В заимке стояла прохлада. Дневной жар ещё не проник в неё, поэтому мальчишки с радостью скинули энцефалитки.

Иван Михайлович не зашёл в заимку, а рассупонил Рыжуху и поставил её в тень домика. Он сходил к речке, набрал в ведро воды и поставил его перед лошадью, затем достал скошенную вчера траву и положил кучкой рядом с ведром. И только после этого он вошёл в заимку, достал из рюкзака хлеб и два больших термоса зелёного цвета. Увидев удивлённые взгляды Борисов, объяснил:

— Соседка, Валька, что мать Ритки, вчера приготовила кулеш. Давайте, — предложил он, — перекусим и тронемся дальше. Времени рассусоливать у нас особо-то и нет. К вечеру мы должны прийти на нашу заимку.

— Ох, Михалыч, — покрутил головой старший Борис, — и везде-то ты успеваешь…

— А чё мне успевать-то, — раскрывая термосы и режа хлеб, бубнил Иван Михайлович. — Бабы они везде обходительность и ласку любят. Я-то тут ни при чём, — и, подняв палец над головой, провозгласил: — Природа! Понимать надо…

Мужики захохотали, но от предложения Ивана Михайловича перекусить никто не отказался. В другом термосе, что поменьше, оказался чай. Он, конечно, приостыл, но был сладкий и терпкий.

После еды двигаться вообще расхотелось.

Мальчишки развалились на нарах и даже начали засыпать, хоть лежать на них было очень жёстко.

Но расслабиться им не дал Иван Михайлович, скомандовав:

— Подъём! Неча разлягаться! Пора и в путь.

Ох, как Лёньке не хотелось вставать с гнёздышка, которое он устроил себе на нарах, но ослушаться приказа он не мог.

Через полчаса бригада вновь выдвинулась в путь. Стало ещё жарче, но после отдыха и чая двигалось намного легче.

К вечеру добрались до заимки, представляющей собой одинокий домик на краю поляны из катаных брёвен с покатой крышей, одним окном и крепкой дверью. Он стоял на высоком берегу Дубакита, и с него хорошо просматривался противоположный пологий берег с густым сосновым лесом и изгиб реки, за которым виднелись высокие сопки.

Вокруг заимки росли толстые осины да множество берёз, а перед входом в неё раскинулась небольшая полянка, в середине которой стоял врытый в землю, грубо отёсанный стол со скамьёй и местом для костра. К стене заимки кто-то заботливо привалил небольшую поленницу дров. Так что уставший путник смог бы их свободно взять, не утруждая себя после длинной дороги.

Войдя в дом, Лёнька с интересом осмотрелся.

В глаза первым делом бросились нары, установленные от стены до стены напротив входа. Сверху на них лежали обычные берёзовые стволы, слегка обструганные топором.

Лёнька представил себе, что если лечь спать на эти стволы, то все ребра за ночь переломаются. Даже через спальник сучки в них будут впиваться в тело.

Иван Михайлович, как и на прежней стоянке, первым делом распряг Рыжуху и задал ей корма, а затем и сам зашёл в дом.

Оглядевшись и посмотрев на сидящих Борисов, он тут же предложил:

— Мужики, на прошлой неделе я себе на этой лежанке чуть ли не все рёбра переломал. Давайте, пока сегодня есть время и нет работы, приведём в порядок лежанку, а то потом будет некогда.

— Без проблем. — Старший Борис встал с нар и принялся их разбирать.

Борисы с Иваном Михалычем начали тесать топорами снятые берёзовые стволы, а мальчишек послали драть кору с осин, чтобы потом постелить её на нары.

— Вы, парни, — обратился к ним Иван Михайлович, — не мешайтесь тут под ногами. Здесь и так места мало. Вон там, — он указал куда-то в пространство, — найдёте осины. Витька знает какие. Я ему в прошлый раз показывал. Выберете, что потолще, и обдерёте с них кору. Смотрите только, — предупредил он, — всю кору с дерева не дерите, а только часть, да и то, чтобы она меньше половины ствола была.

— Чего это так? — не понял Лёнька.

— А ты чё, варвар, что ли, какой? — посмотрел на него недовольно Иван Михайлович. — Думай своей головой. — Он постучал костяшками пальцев по Лёнькиному лбу. — Сдерёшь ты всю кору, а чем дерево-то питаться будет? Загибнет дерево-то. О других людях думать надо, которые после тебя придут. Понял?

— Понял, — недовольно подтвердил Лёнька, потирая шишку на лбу, полученную в результате погони за шустрой Риткой.

— Ну а если понял, то давайте идите и надерите коры на нары, — махнул рукой на выход Михалыч.

За заимкой находилась осиновая роща. Витька, который уже всё здесь знал, привёл пацанов туда и показал, с каких осин лучше всего ободрать кору.

Драть кору оказалось не так-то просто, но с помощью топоров и ножей пласты коры отделили от стволов деревьев, и мальчишки принесли их в заимку.

Иван Михайлович, осмотрев принесённые пласты, похвалил пацанов.

— Ну, что вам сказать, — он хитро посмотрел на них, — молодцы! Спать теперь будете сладко.

Он с помощью Борисов равномерно разложил пласты на обструганные брёвна и раскинул на них спальники. Потом они пробовали своими телами ровность поверхности нар, и, что-то подправив на них, Иван Михайлович пригласил ребят опробовать новую кровать:

— А ну-ка, парни, лягайте и рёбрами пробуйте, где и кому что не нравится.

Мальчишки с радостью кинулись на нары и устроили там свалку.

Уже наступил вечер, жара спала, и мужики принялись готовить ужин.

А уже позже, сидя у затухающего костра, Лёнька смотрел на ярко-красный закат, слушал шелест листьев рядом стоящих осин и рокот шумных вод Дубакита.

На душе было спокойно и хорошо.

Рядом беседовали Борисы с Иваном Михайловичем, о чём-то спорили Витька с Сашкой, но он ничего этого не слышал, он только слушал природу. Потом он поднялся и, пройдя к краю крутого берега, долго смотрел в беспокойные воды речки, от которых он не мог отвести взгляд.

Вскоре его позвал Сашка:

— Лёнь! Ты спать идёшь?

Лёнька обернулся на Сашкин крик и кивнул, воздержавшись от крика. Ему так не хотелось нарушать первозданную тишину тайги.

Устроившись на нарах и найдя себе ямку поудобнее, он вскоре провалился в сон.

Глава шестая

Солнце только взошло, когда Иван Михалыч поднял ребят:

— Ну всё, ребятки, хватит дрыхнуть! Давайте мойтесь, доедим вчерашний ужин, чайку пошвыркаем да на работу двинемся. С собой берём только сухой паёк.

Старший Борис обратился к Лёньке и Сашке:

— Кушайте, а уж потом я покажу вам, что надо будет делать. Вместе сделаем один профиль, а потом уж самостоятельно будете работать. Поблажки вам никто не даст. Спрашивать со всех будем одинаково.

— А мне что делать? — тут же спросил Витька.

— А ты, — ответил ему Иван Михайлович, — Рыжуху отгонишь в Комсомольский. — И, поразмыслив, добавил: — А вечером чтобы был здесь.

Видно было, что Витька недоволен таким решением. Но спорить он не стал и пошёл с Иваном Михайловичем запрягать отдохнувшую Рыжуху.

Старший Борис, покопавшись в выгруженном скарбе, выделил Лёньке и Сашке по остро отточенному топору и здоровенному мачете, сделанным из обрубков пилы.

Выдавая их пацанам, он поучал:

— Топоры и мачете всегда должны быть вострыми. Если затупятся, то сразу же точите их. А от тупых-то проку нет. Только зря будете руками махать да силы тратить.

Вскоре Витька отправился обратно в Комсомольский, а мужики с Лёнькой и Сашкой пошли в сторону Гилюя.

Идти пришлось километра полтора. Пока шли, Иван Михайлович объяснял:

— Мы тут за десять дней кое-что уже сделали, — и он показал на вешки, попадающиеся по дороге, — каждый профиль надо на дороге помечать вешкой. Так топографам будет легче ориентироваться.

Около одной из вешек он остановился и показал на номер, нанесённый химическим карандашом на стёсанной поверхности вешки.

Оказывается, что поперёк долины, по которой текла речка Дубакит, надо прокладывать просеки, по которым смогли пройти один или два человека рядом. На этой просеке не должно оставаться ни единого деревца, ни одного кустика, ничего.

Через каждые двадцать пять метров надо вбивать вешку и писать на ней номер. От одной вешки, с какой бы стороны ты ни смотрел на неё, должны просматриваться как минимум три остальные. И все вешки должны выстраиваться в одну линию. Это называлось профилем. Профиля должны располагаться один от другого через пятьдесят метров. Начало профилей считалось от общей просеки, которую проложили ещё в прошлом году.

От количества профилей и вешек на них зависит будущая зарплата рабочих.

Как понял Лёнька, это то, что им поперёк долины, вплоть до самого Гилюя, придётся прокладывать эти самые профиля.

— На ваш век хватит, — пошутил Иван Михайлович и пошёл рубить свой профиль.

Старший Борис взял с собой Лёньку с Сашкой, и они начали прокладывать свой первый профиль.

— Так, ребятки, — начал своё обучение Борис. — Для начала давайте нарубим вешек. Смотрите, — показал он, как это делается. — Берите ровные осинки, берёзки или ивы, срубайте их и очищайте от веток.

Мальчишки последовали его совету, нарубили десятка два вешек высотой со свой рост, и на каждой будущей вешке затесали кору для номера, а дальше уже пошло всё очень просто.

По ранее пробитому профилю они вышли на главную просеку. Нашли там последний профиль и начали рубить свой.

На главной просеке они вбили первую вешку с номером, около неё вставили колышек с верёвкой длиной двадцать пять метров и погнали…

Вбивается вторая вешка, возвращаешься, снимаешь колышек и переставляешь его на вторую вешку, рубишься до третьей вешки, возвращаешься и рубишься до четвёртой, и так до самого подъёма на сопку, поперёк всей долины.

Всё оказалось легко и просто, если бы эта работа делалась втроём. Но её придётся делать одному. И это Лёнька прекрасно себе представлял.

Сейчас они закончат с Борисом этот профиль, он останется один на один с тайгой, и ему всё это придётся делать одному. «Ну что ж, придётся попотеть, — отгонял от себя невольный страх Лёнька. — Ничего! Справлюсь, — убеждал он себя. — Ведь Витька же работал и не сдох…»

А если учесть, что вокруг витают тучи комаров, пот застилает глаза, постоянно хочется пить, руки заняты то топором, то мачете, да ещё за собой приходится тянуть длиннющую верёвку…

Одним словом, не работа, а каторга.

Пытаясь отогнать от себя все страхи, он вёл беседу сам с собой: «Сам знал, куда ехал. Это тебе не дома бездельничать, книжки в кресле читать». Тут проскочила провокационная мысль: «А ну его, эту работу, ко всей такой-то матери. Вернусь домой, там хоть отдохну», но второе гордое мальчишеское «я» тут же воспротивилось: «Ты что, слабак? Маменькин сыночек? Чтобы потом на папу показывали пальцем и говорили, что сын у него ничтожество и тряпка? Нет!» Мальчишеское «я» начинало побеждать. «Не будет такого! Все могут, значит и я смогу!» — упрямо поставил он точку в этом разговоре.

Первый профиль, который они пробивали с Борисом, закончился, и они вернулись на главную просеку.

— Ну а теперь за работу, пацаны. — Борис потрепал каждого из них по плечу. — Сегодня сделаете только по одному профилю. Смотрите, если на пути попадётся толстое дерево, не рубите его. Вечером нам об этом скажете, мы его потом вместе срубим. — Он рассмеялся. — Когда закончите, то возвращайтесь на заимку. На сегодня вам и одного профиля будет достаточно. — Он махнул мальчишкам рукой и пошёл рубить следующий профиль.

Лёнька с Сашкой прошли дальше по просеке, нашли новые профили для себя и врубились в тайгу.

Так и началась Лёнькина трудовая деятельность на прииске Комсомольск-на-Хугдере.

Выбрав профиль, Лёнька осмотрелся. Впереди виднелся редкий лесок. Он вытащил из чехла мачете и начал срубать мелкие деревца и кусты, попадающиеся на пути.

Вешки, которые он нарубил, оказались тяжёлой ношей.

За плечами он нёс рюкзак с едой и водой. На поясе в чехле мачете. В сапог топорищем вниз воткнут топор. В руках — вечно путающаяся верёвка. Вешки оказались лишними, и он оставил их на главной просеке.

Прорубив первые двадцать пять метров, он нашёл небольшую осинку, срубил её, зачистил от веток и вбил в землю. Первый шаг сделан!

Вернувшись к просеке, он вынул колышек и потянул верёвку к первой вешке.

На просеке на него с новой силой навалились комары, но как только он вошёл в лес, количество их значительно уменьшилось, и он снял капюшон энцефалитки.

Дышать стало намного легче, а пот перестал застилать глаза.

Это открытие его обрадовало, и второй отрезок он прорубил намного быстрее, а потом пошло всё как на автомате. Рубить кусты, подлесок, ставить вешки, и опять всё заново.

Вешки выстраивались одна за другой. Он видел не только три последние из них, а с десяток, выстроившихся в ряд с белыми, затёсанными стволами.

Работа шла! Лёнька даже удивился, как это он с полчаса назад сомневался в своих силах. Всё оказалось так легко! Он не чувствовал усталости. Им овладел азарт. Работа даже чем-то начала напоминать игру.

Он крушил всё, что попадалось на пути, не ощущая усталости, только иногда останавливался, чтобы перевести дыхание и смахнуть со лба пот.

Дойдя до места, где долина начала переходить в подъём сопки, он вбил последнюю вешку и осмотрелся.

— Наверное, здесь можно и закончить, — вспомнил он слова Бориса.

Мелкий подлесок закончился, вокруг начали появляться толстые берёзы и лиственницы. Почему-то комары уже не так одолевали его. Да и он престал обращать на них внимание, автоматически отмахиваясь от наседавших насекомых.

Здесь, в редком березняке, он скинул рюкзак и бросился на мягкую нежную травку.

Вокруг стояла абсолютная тишина…

Высоко вверху между ярко-зелёными листьями берёз проглядывалось нежно-голубое небо, и со всех сторон неслись птичьи голоса. Наверное, таёжному жителю они были знакомы, и он различил бы, кто там щебечет, но Лёнька, раскинувшийся на траве, только впитывал в себя всю эту красоту, на остальное у него не осталось сил.

Хотя он и привык к перегрузкам, но сейчас чувствовалось, что с непривычки сильно устал.

Полежав на пахучей, тёплой земле, он поднялся, достал из рюкзака хлеб с куском сала, нарезал его, достал фляжку с чаем и присел, облокотившись спиной на ствол толстой берёзы.

Перекусив, он поднялся и по прорубленному профилю вышел на дорогу.

На дороге к заимке на него вновь напали комары, и ему пришлось накинуть капюшон.

На крылечке заимки уже сидел Сашка, который только что вернулся. Вид Сашка имел растрёпанный вид и выглядел уставшим.

— Ну и как тебе сегодняшняя работа? — подойдя к Сашке, поинтересовался Лёнька.

— С непривычки — тяжело. Если честно сказать, устал я, — признался Сашка, — но через пару дней привыкнем и будем делать уже по два профиля, а то и по три.

— Ну, про три — ты уже загнул, — Лёнька усмирил пыл Сашки. — Пошли лучше помоемся.

— А вот это правильно! — Сашка подскочил с крыльца и кинулся в заимку.

Лёнька прошёл за ним. В заимке стоял полумрак и прохлада. Покопавшись в своих вещах, они, с полотенцами на плечах и прихватив по пустому ведру, вышли на берег Дубакита.

Берег оказался очень крутой, метров восемь высотой, и чтобы спуститься к воде, пришлось чуть ли не по отвесному косогору, по петляющей тропинке сбежать вниз.

В этом месте, где стояла заимка, река делала крутой изгиб, и у самого берега вода нешуточно бурлила. Но, пройдя метров пятьдесят вверх, они нашли спокойную, неглубокую заводь и принялись умываться.

Лёнька скинул с себя энцефалитку, сапоги с брюками и попытался войти в воду, но она оказалась чуть ли не ледяной.

Сашка, видя, что Лёнька собрался купаться, наблюдал со стороны за его действиями.

Увидев, как Лёнька пробует ногой воду, посоветовал:

— Да не лезь ты туда, околеешь.

Но Лёнька, не слушаясь Сашкиных советов, всё-таки ступил в воду. Чтобы сократить муки привыкания к холоду, он бросился в эту неглубокую заводь, манящую своей прохладой.

Но только он погрузился в воду, как у него из горла непроизвольно вырвался звериный рык и он пулей вылетел из воды.

Сашка, глядя на бегающего по берегу и орущего Лёньку, покатывался со смеху.

— Ну и что я тебе говорил!? — от души смеялся он. — Холодная же вода!

— Теперь вижу, что холодная, — растираясь полотенцем, подтвердил дрожащим голосом Лёнька. — Но думал, что не настолько же…

— А ты как хотел? — не унимался веселиться Сашка. — Тут вечная мерзлота тает, вот оттуда и вода.

Лёнька, закутавшись в полотенце, присел около Сашки.

— Чё? Ты, что ли, раньше не мог сказать, что это вечная мерзлота тает? — дрожащим голосом едва выговаривал он.

— Да я думал, что ты сам догадаешься, — пожал плечами Сашка и храбро предложил: — Пошли попробуем ещё разок.

— А чё? Пошли попробуем, — поддержал его Лёнька.

Подойдя к заводи, они осторожно вошли в воду. От холода ноги сразу же онемели и перехватило дыхание, но, привыкнув к температуре, мальчишки умылись по пояс, смыв дневной пот, и растёрлись докрасна.

У воды ни комаров, ни мошки не было, так что они было без одежды грелись на солнышке. Но не успели они разнежиться, как откуда-то раздался еле слышный крик:

— Па-ца-ны-ы-ы!

Сашка забеспокоился.

— Наверное, мужики нас потеряли, — предположил он, прислушиваясь к далёкому крику, и в ответ со всей мочи прокричал: — Мы зде-е-есь! — и, повернувшись к Лёньке, кивнул в сторону заимки. — Погнали назад.

Они быстро собрались, зачерпнули прозрачной, чистой воды из речки в прихваченные вёдра и начали подниматься вверх по косогору по той же самой крутой тропинке.

На откосе стоял Иван Михайлович и молча наблюдал за карабкающимися ребятами.

Когда они ещё только спустились к реке, Лёнька обратил внимание на цвет земли, покрывающей косогор.

В самом верху она была чёрного цвета. Этот слой был не больше двадцати сантиметров. Было понятно, что это плодородный слой почвы, питающий всю растительность.

Потом шёл слой светло-жёлтого цвета, напоминающий песок. Постепенно он переходил в тёмно-жёлтый глинистый цвет, а в самом низу косогора он неожиданно переходил снова в чёрный, но уже не такой, как плодородный слой почвы. Он был безжизненно чёрный.

Лёнька с любопытством осмотрел косогор.

— Слышь, Сань, — он обратился к Сашке, — а почему земля такого разного цвета? — и показал на разноцветные слои земли на откосе.

— А чёрт его знает, — отмахнулся Сашка. — Не знаю. Надо будет у Михалыча спросить. — Но, что-то вспомнив, добавил: — Река здесь делает крутой поворот, вот она и размыла эту землю.

Лёнька из Сашкиных рассуждений ничего не понял, но решил для себя, что об этом обязательно спросит у Михалыча.

Иван Михалыч, наблюдая за мальчишками, лезшими по откосу, комментировал:

— Осторожнее, осторожнее. Воду не расплескайте, а то другорядь за ней опять пойдёте.

А когда мальчишки подобрались к краю откоса, принял у них вёдра с водой и пошёл к заимке.

Он уже разжёг костёр и повесил над ним на треноге объёмистый котелок. Тут же на столе лежали хлеб, банки с борщом и какая-то крупа.

Подождав, пока вода закипит, Михалыч бросил туда крупу, потом, дождавшись, пока она станет мягкой, вывернул в котелок две банки концентрированного борща.

Вскоре подошли два Бориса и, умывшись, тоже устроились у костра.

По поляне разнесся дурманящий запах борща. Лёньке хотелось не то что есть, ему хотелось просто жрать.

Иван Михайлович последний раз попробовал варево в котелке и разрешил:

— Накладай. Жорево готово.

Мальчишки со своими мисками кинулись к котелку, но Иван Михайлович остановил их жестом:

— Все есть хотят, не вы одни только, — и, протянув руку к Сашкиной миске, уже по-доброму потребовал: — Давай свою тару.

Сашку не пришлось долго уговаривать. Он сунул Ивану Михайловичу миску и, обжигая руки об неё, когда тот налил туда борщ, уселся за столом.

Лёнька вслед за ним проделал то же самое.

И — всё! Мир померк. Перед ним находились только миска и борщ. Больше он ничего не видел, настолько оказался голоден.

Мужики не спеша наполнили себе миски и степенно устроились за столом.

Некоторое время на поляне слышались только голоса перекликающихся птиц, треск угольков в костре и стук ложек по мискам.

Уговорив миску, Лёнька посмотрел на Ивана Михайловича. Тот перехватил его просящий взгляд и, поняв, что этому проглоту надо, разрешил:

— Наливай, наливай. Поэтому полный котелок и сделал.

Получив разрешение, Лёнька налил себе полную миску и принялся уничтожать бесценное варево. Сашка последовал примеру своего друга.

Вот когда и вторые миски оказались опустошёнными, то мальчишки откинулись от стола и смогли осмотреться по сторонам.

Солнце начинало подбираться к вершинам сопок, чтобы спрятаться за них и уйти на покой. Вокруг стояла тишина и вечерняя прохлада.

Такая обстановка располагала только к разговорам.

Мужики, покончив с поздним ужином, закурили и спокойно обсуждали события сегодняшнего дня. Они рассказывали о том, что им сегодня попалось на просеках, и планировали работу на завтрашний день.

Иван Михайлович предложил:

— Сделаем так. Мы, — он указал на себя и Борисов, — готовим завтрак и ужин. А пацаны таскают воду, готовят дрова, поддерживают костёр и моют посуду. У нас будет своя очерёдность, а у них, — он указал на Лёньку с Сашкой, — своя. Я думаю, так будет справедливо. — И, осмотрев всех, добавил: — Так ведь?

— Всё правильно говоришь, Михалыч, — подтвердили его слова Борисы.

Мальчишки с ними согласились.

— А когда Витька завтра приедет, то вам ещё легче будет, — добавил Михалыч. — Где его, сорванца, носит? Я так и знал, что он к сегодняшнему вечеру не обернётся… — Михалыч с раздражением выбросил окурок в костёр и зло сплюнул. — Мабуть, завтра будет.

Но Лёньке не терпелось узнать, почему же косогор состоит из таких полос земли, поэтому он не обратил внимания на слова Михалыча о Витьке и подсел к нему и, как бы невзначай, начал разговор издалека:

— Михалыч, а крутой же здесь берег. Мы с Сашкой еле-еле на него взобрались.

— Да, берег крут, — посмотрев в сторону реки, подтвердил Михалыч. — Когда по весне Дубакит бушует, то он тут, на повороте, — он пальцем показал на поворот реки, — с берега, здорово землю сносит. Всё подмывает берег да подмывает. Глядишь, лет через десять и до заимки доберётся.

— Не доберётся, — вставил своё слово младший Борис. — Через десять лет тут драги будут работать. Всё перекопают и заимку твою снесут.

— Жаль, что снесут, — тяжело вздохнул Михалыч и выпустил очередной клуб дыма. — А то смотри, какая тут красота. — Он ещё раз блаженно огляделся.

Лёнька почувствовал, что тема разговора начинает ускользать, и опять спросил:

— А чего это он тут так крут, Михалыч?

— Чего крут? — Михалыч задумался. — Да река его всё время подмывает, потому и крут.

— Так поэтому тут, на косогоре, — Лёнька показал в сторону косогора, — ничего из деревьев не растёт?

— А когда же им тут вырасти? — посетовал Михалыч. — Что летом посеется, то весной и смоется.

— Так поэтому и земля здесь такая разноцветная? — подводил Лёнька Михалыча к сути разговора.

— А разноцветная она не поэтому, а потому что в ней породы разные залегают.

— Какие такие породы? — это уже заинтересовался Сашка.

— А такие. Простые, — пытался объяснить любопытным пацанам Михалыч.

Он вышел из-за стола, прошёл к самому обрыву и для наглядности, тыча в слои земли рукой, начал объяснять.

— Сверху дёрн, с которого всё питается, потом песок наносной. — Он посмотрел на недоумённые взгляды мальчишек. — Вот кто его нанёс, я не знаю. Мильён лет назад это было. Там и глина, на которой песок лежит. А вот тут-то и есть самая закавыка для золотарей. Под глиной той песочек золотоносный лежит. — Он хитро посмотрел на мальчишек. — Видите, — он вновь указал на низ склона и навороченные голыши, которые омывали струи Дубакита. — Вот тут и у нас есть такой песочек.

— Где? — не понял его Лёнька.

— Так вон он, чёрненький, под глиной спрятался, — тут Михалыч рассмеялся. — Только не вздумайте в нём копаться. Узнают — в тюрьму засадят. Закон у нас строгий насчёт этого.

С этими словами Михалыч оставил мальчишек и ушёл к столу. Он подкинул дров в костёр и, посмотрев на пацанов, крикнул им:

— Неча зря пялиться на берег, лучше дров принесите.

Мальчишки нехотя отошли от откоса берега и направились выполнять приказание Михалыча.

Когда они вернулись, то стало совсем темно, костёр почти догорел, а мужики всё сидели и перебирали в памяти различные истории.

Увидев мальчишек, Михалыч вновь скомандовал:

— Порубите ветки и сложите там, — он указал на небольшой навес у заимки, — чтобы утром время зря не тратить, да чтоб дождь, будь он неладен, не намочил их.

Мальчишки порубили и уложили дрова, как и приказал им Михалыч, а он, осмотрев их работу, удовлетворённо хмыкнул.

— Ну что ж, молодцы. А теперь пора и на боковую. А когда солнышко встанет, то опять пойдём рубиться, — и хитро усмехнулся.

Но Лёнька всё-таки не выдержал:

— Михалыч, а ты сам золото когда-нибудь мыл?

— А что ж. Мыл, конечно, — Михалыч пожал плечами и, как само собой разумеющееся, подтвердил. — Когда у геологов работал, то было такое дело.

— Да нет. Не так, — прервал его Лёнька. — Так, как в рассказах Джека Лондона написано. На ручьях, лотками?

— Какого такого Лондона? — не понял Михалыч.

— Ну, того. Американского писателя, который на Аляске золото добывал. Лотками они его мыли, — попытался с жаром пояснить Лёнька.

— Что там они на той Аляске делали, мне неведомо, а вот как мы его тут мыли, знаю. Сам участвовал. Сам мыл его этими самыми лотками, — а потом, как будто что-то вспомнив, показал на заимку. — Вон там под нарами и лежит лоток один такой.

Мальчишки от неожиданной новости чуть ли не присели:

— Какой лоток?

— Да, самый настоящий, — рассмеялся Михалыч. — Видать, кто-то из мужиков давненько его тут оставил. Вы слазьте под нары, поищите. По-моему, я его там видел.

Мальчишки рванулись к заимке. Лёнька схватил фонарь, а Сашка юркнул под нары.

Через минуту он вылез оттуда. В руках у него и в самом деле была какая-то плоская квадратная деревянная посудина с углублением в середине.

Сашка в недоумении крутил её в руках.

— Михалыч, это, что ли, лоток? — спросил он.

— Он, он самый и есть, — подтвердил сомнения Сашки Михалыч. — Лопатой в него кидаешь эту самую чёрную землицу, полоскаешь всё это в воде, смываешь песочек и камешки. Шлих остаётся. Его собираешь, сушишь, проветриваешь — вот оно вам и будет золото.

У мальчишек загорелись глаза. Они в один голос чуть ли не завопили:

— Михалыч! Миленький! Научи!

— Ну вот. Опять на свою голову нашёл затею, — недовольно пробурчал он. — Не, не, не, — замахал он на мальчишек обеими руками. — Отстаньте. И даже не думайте об этом.

Но разве существовала какая-нибудь сила, способная остановить напор этих двух юных сердец…

Наконец-то, после долгих уговоров, Михалыч неохотно согласился:

— Ладно уж, черти вы окаянные, покажу, как золотишко-то моется, — но тут же пригрозил пальцем. — Но, чтобы никому ни гу-гу, а то мне в тюряге свой век неохота коротать.

Мальчишки тут же яростно стали убеждать его, что они будут немы как рыбы, и Михалыч неохотно сдался, при этом добавив:

— Только не сегодня и не завтра, а когда пойдёт дождь и работать будет нельзя.

Мальчишкам только этого и добивались. Радости их не было предела.

Но Михалыч тут же их урезонил:

— А сейчас брысь спать. Спать немедленно. Солнце взойдёт — я вас подниму.

Ребята сейчас были готовы на всё, лишь бы Михалыч не передумал, и безропотно влезли в спальные мешки.

Впечатления и работа, выполненная сегодня, сделали своё дело.

Через несколько минут мальчишки крепко спали, и им ничего уже не мешало, даже богатырский храп Михалыча и двух Борисов.

Глава седьмая

Проснувшись, Лёнька едва вылез из спального мешка. Всё тело болело. Руки чуть ли не отваливались, а ноги еле-еле шевелились.

Увидев его страдания, Михалыч незлобно усмехнулся.

— Это с непривычки у тебя. Расходишься сегодня, оно и пройдёт. Вы молодые. На вас всё как на собаке… Это мне, старому, надо быть поосторожнее, — покряхтывал Михалыч.

— Ой, — рассмеялся младший Борис, — старого нашёл. Мы за тобой не угонимся. Нам бы всем быть такими старыми. Вон уже сколько профилей проложил. Нет, не угнаться нам за тобой, — подытожил он.

— А ты не гонись, — проворчал в его сторону Михалыч, — делай своё дело, вот оно и получится. — Он отвернулся от балагурящего Бориса и пошёл к костру.

На костре подогревался вчерашний котелок с борщом и кипятился свежий чай.

Мальчишек после умывания не пришлось приглашать к столу. Они похватали миски и от всей души наворачивали борщ, зная, что до вечера у них будет только один перекус с хлебом и консервой.

Покончив с завтраком, мужики перекурили, подхватили топоры с мачете, закинули за спину котомки и двинулись в тайгу.

Витька пришёл с прииска через два дня, и так потекли рабочие будни бригады.

Утром — подъём, завтрак и работа. Вечером — ужин и спать, чтобы отдохнуть и завтра вновь, с новыми силами, браться за топоры и мачете, прокладывая новые профили.

Комары, мошка, палящее солнце, жара, пот им уже были нестрашны. Лёнька ко всему этому как-то быстро привык и на такие мелочи, как комарьё, перестал обращать внимание.

Задача была одна — прокладывать профили и не отставать от взрослых.

Хотя после рабочего дня от усталости не поднимались руки и едва шевелились ноги, но он старался не показывать виду, до какой степени устал. Он бегал за дровами, таскал воду, делал приборку в заимке, тем самым показывая свою бодрость и силу.

---

Иной раз Лёнька ловил на себе одобрительные взгляды Михалыча, да и Борисы, бывало, награждали его знаками одобрения.

Что тут говорить. Каждый здесь был как на ладони. Здесь всё замечалось: как работаешь, как дышишь, что говоришь — то есть выявлялось, какой ты есть на самом деле.

Если не нытик и демагог, то тебе, молодому мальчишке, достаются только одобрения и благодарность, от которых хотелось ещё больше и больше работать.

Лёнька не жалел, что папа отправил его в тайгу проверить свои силы. Иной раз душа у него пела от ощущения, что ему всё нипочем и всё по силам. Если раньше, перед выходом на боксёрский ринг, при виде грозного соперника, у него иногда возникал мандраж, то теперь он чувствовал свою силу и уверенность во всех своих делах и ощущал, что ему сейчас всё по плечу и что он сможет справиться с любой трудностью.

Но работать постоянно без перерыва и отдыха тоже невозможно. Люди ведь не машины. Да и тем надо делать профилактику для дальнейшей работы. Поэтому дней через десять Иван Михайлович решил:

— Всё, ребятки. Завтра устроим выходной. Выспимся, помоемся, постираемся. Согласны?

Мальчишки тут отреагировали на такое заманчивое предложение.

— Конечно, Михалыч! — хором прокричали они.

Утром, даже после восхода солнца, в заимке стояла тишина.

Борисы дружно храпели, а мальчишки с головой закутались в спальники и мирно посапывали. Один только Иван Михайлович осторожно поднялся и вышел на крыльцо заимки, аккуратно прикрыв за собой дверь.

День снова обещался быть жарким, но пока утренняя свежесть бодрила.

Михалыч обтёр от росы скамью и, усевшись на неё, закурил. Выдохнув первый клуб дыма, он смотрел на зелёные сопки, слушал шум воды в речке и наслаждался тишиной прекрасного утра.

Перекурив, он положил наколотые дрова в костёр и разжёг его.

Костёр вскоре радостно затрещал, выдавая сполохи пламени вперемешку с дымом. Михалыч налил в котелок воды и принялся ждать, когда она закипит, чтобы приготовить себе чай.

Прошло немного времени, и из заимки по очереди вышли Борисы. Они, перекинувшись несколькими фразами с Михалычем, пристроились с ним рядом, налили в кружки чай и залюбовались утренней красотой тайги.

Приготовив завтрак и оставив Борисов у костра, Михалыч вошёл в заимку.

— Подъём, ребятки! — громко крикнул он.

Но подъёма не произошло, только Сашка, высунув голову из спальника, жалостливо попросил:

— Михалыч, ну ещё немного, ну ещё чуть-чуть, — и вновь попытался скрыться в спальнике.

Но Михалыч останавливаться не собирался.

— Неча разлягаться, — громко и недовольно прикрикнул он на спящие тела. — Завтрак я сделал, а вы ещё и не шевелитесь…

— Михалыч, миленький, — высунул голову из спальника Лёнька, — ну сегодня же выходной… Спать охота…

— Ну что ж, — у Михалыча оставался только один аргумент, чтобы вытащить мальчишек из спальников, — а кто-то просил, чтобы я показал ему, как лотком надо пользоваться, — загадочно произнёс хитрый воспитатель и направился в сторону двери. — А то ведь займусь стиркой. Тогда мне не до этого уж будет.

Тут же из мешков высунулись помятые мальчишечьи физиономии.

— А когда? — первым не выдержал Лёнька.

— Михалыч, ты серьёзно? — не поверил словам Михалыча Сашка.

Только Витька молча вылез из мешка и доходчиво объяснил пацанам:

— Если не хотите, то спите и дальше, а я пойду с Михалычем.

— Ну, тогда пошли. — Михалыч обнял Витьку за плечи, и они вышли из заимки.

Через пару минут к костру вышли и Лёнька с Сашкой.

— Ну, вот и молодцы, — оглядев их, довольно крякнул Михалыч. — Давайте идите мыться и завтракать.

— А золото? — невольно вырвалось у Лёньки.

— Какое золото? — рассмеялся Михалыч. — Вы лоток сперва научитесь в руках держать, а потом уже и о золоте будете мечтать.

Поняв всю серьёзность ситуации, мальчишки подчинились Михалычу.

Быстро умывшись и поев, они начали приставать к нему:

— Ну всё, Михалыч, мы готовы, пошли.

— Куда? Чего пошли? — недоумённо пожал плечами Михалыч. — А стол, а посуда? — Он глазами показал на перечисляемые предметы. — А порядок на дворе, а дрова, а вода…

Чувствуя, что Михалыч может не остановиться в своих перечислениях, Лёнька прервал его криком:

— Поняли, Михалыч! Всё сделаем! — И мальчишки принялись наводить порядок в заимке и вокруг неё.

Когда порядок был наведён, то они уже уверенно приблизились к Михалычу:

— Всё, Михалыч! Пошли. Будешь учить.

— Ну что ж, — покряхтывая, поднялся Михалыч со скамейки. — Тогда берите лоток, лопаты и надевайте болотники. Да! Не забудьте какую-нибудь консервную банку.

— А это для чего? — не понял Лёнька.

— Потом сам всё увидишь, — отмахнулся от него Михалыч.

Ребята, моментально выполнив и это приказание, начали по серпантину спускаться к берегу Дубакита.

Михалыч, прихватив толстую палку, осторожно спускался за ними.

На берегу он прошёл вниз по течению, подошёл к склону косогора и поковырял в нём палкой. Потом прошёл ещё немного вниз по течению и, поковыряв там, позвал:

— Пацаны! А ну-ка, снимите здесь землицы маленько.

Мальчишки без лишних слов кинулись с лопатами к откосу. Через несколько минут верхний слой земли они сняли, и там обнажилась неестественно чёрная земля, скорее не земля, а смесь песка с землёй.

Михалыч зашёл в воду по колено и скомандовал:

— А теперь киньте мне на лоток лопатку этого песочка. — Он показал рукой на обнажившийся слой чёрной земли.

Витька первый выполнил приказание Михалыча и подошёл к нему с полной лопатой земли.

— Ты только осторожнее сыпь мне её на лоток, а я тем временем её смывать буду, — перекрикивая шум реки, Михалыч руководил действиями Витьки.

Витька насыпал немного земли на лоток, а Михалыч, зачерпнув лотком воду, принялся круговыми и поступательными движениями смывать её.

Когда вся чернь оказалась смытой, он приподнял лоток над водой и показал его мальчишкам:

— Видите вот тут, на дне, остались жёлтые и ржавые блёстки. — Он указал на дно лотка, разгребая пальцем осадок. — Не думайте, что это золото. Это пирит и кварц. Они нам не нужны, но всё равно всё это надо ссыпать в банку. А когда надоест мыть, то приносите всё наверх. Мы там песочек этот на поддон высыплем, на костерке прогреем, потом провеем. Вот тогда и узнаем, какие вы золотари у нас. Понятно? — Он внимательно посмотрел на озадаченных пацанов. — Ну а если понятно, то давайте работайте, а я посмотрю, что вы там наработаете.

Михалыч ещё некоторое время понаблюдал за работой ребят, помогая им освоить навыки промывки, и, убедившись, что они всё поняли, поднялся к заимке.

Не замечая холода воды, окоченевшие руки, промёрзшие ноги, мальчишки в азарте промывали землю лопату за лопатой.

Работа их так увлекла, что, только услышав крик Михалыча: «Пацаны! А ну, заканчивайте!» — прекратили промывку.

Тот стоял на откосе обрыва и махал им рукой, призывая подняться. Из-за шума воды слов его они почти не расслышали, но поняли, что пора заканчивать с промывкой. Они вылезли из воды, забрали банку с «добычей» и поднялись к заимке.

Увидев их, Михалыч рассмеялся. Да и было над чем посмеяться. Зуб на зуб у добытчиков не попадал, пацаны тряслись, как осиновые листки при порывах осеннего ветра. Они чуть ли не до макушки промокли.

Взобравшись на косогор, мальчишки сразу кинулись к костру, манящему их своим жаром. День хоть и оказался солнечным, но они настолько промёрзли в ледяной воде Дубакита, что не ощущали солнечного тепла.

Чуть ли не обжигая руки, они тянули их к желанному теплу костра.

---

Михалыч, поняв, что они так могут и сгореть, скомандовал:

— А ну, заголяйся! Сымай всю одёжу и полотенца берите, растирайтесь, — а когда мальчишки, что нахохлившиеся воробьи на насесте, устроились на скамье у стола, поставил перед каждым по кружке горячего ароматного чая.

— Пейте, пейте, — заботливо смотрел он на замороженных цуциков.

Отогревшись, мальчишки развесили для просушки мокрую одежду у костра. Сапоги, подошвами вверх, надели на колья и воткнули их вокруг костра.

Покончив с одеждой, Лёнька как бы невзначай поинтересовался у Ивана Михайловича:

— Михалыч, а когда песок сушить будем?

Михалыч чуть ли руками не всплеснул:

— Ну надо же! Оно ещё не отогрелось, а уже туда же… — Куда туда же, он не уточнил, только пошёл за заимку и принёс железный ржавый лист.

— Сделайте печку из камней, запалите в ней костёр, нагрейте лист и сушите свою добычу. — Он усмехнулся и бросил лист недалеко от мальчишек.

Те только того и ждали. Они быстро переоделись в сухую одежду, сгоняли вниз, к реке, за камнями и выстроили стенки для будущего костра.

Запалить костёр для мальчишек оказалось ерундовым делом, так что через полчаса на поддон они высыпали весь песок из банки и ворошили его палками для лучшей просушки.

Когда, по их мнению, песок просох, Витька первым закричал:

— Михалыч! Кажись, песок того, просох!

Михалыч сходил в заимку и принёс оттуда сито для муки.

---

— Так, ребята, а сейчас начнём сеять. Пыль уйдёт, а вот что покрупнее, то останется.

И в самом деле, вскоре всё содержимое банки, наполнением которой мальчишки занимались около трёх часов, они быстро просеяли.

На белой тряпочке, которую из кармана достал Михалыч, возвышалась кучка какого-то черно-грязно-жёлтого песка.

— Чё это такое? — Мальчишки в недоумении подняли глаза на Михалыча.

— Золото это. — Он пальцами перебирал кучку. — Конечно, не чистое золото. Здесь много пирита. Видите эти яркие блёстки, — он на кончике указательного пальца показал несколько песчинок, — это пирит. А вот эти, — он показал на ржавого цвета блёстки, — скорее всего, кварц.

— А где же золото? — недоумевал Лёнька.

— А это уже другая история, — рассмеялся Иван Михайлович. — Это уже тут химию надо применять или ртуть. Она впитает золото, потом эту амальгаму надо выпарить на костре. Да и то это ещё будет не золото. Золото получится только на фабрике.

Потом он почесал в затылке и уже более мягко посоветовал ребятам:

— Но вы лучше этим не занимайтесь. Законы у нас в стране очень жёсткие на эту тему. Государство никого не пожалеет, если кто рот раззявит на его богатство.

Он присел рядом с ребятами на корточки и как бы спросил:

— Слышали, как из Якутска золото возят на материк?

— Не-а, — нерешительно ответили мальчишки.

— Ну так вот, золото это возят испокон веков на двух машинах. В каждой из них сидит шофёр и охранник с пистолетом. Но за весь период Советской власти никто и никогда не совершил нападение на эти машины.

— Да ты что? — невольно вырвалось у Лёньки.

— Вот то-то и оно, что ни разу. — Михалыч поднял указательный палец перед лицом Лёньки.

Да, такому пальчику можно было верить. Это был не палец, это была заскорузлая сосиска толщиной чуть ли не в три Лёнькиных пальца. И если ей провести в непосредственной близости от лица, то не было гарантии, что нос у тебя не отвалится.

— А почему? — Это уже спросили Лёнька с Сашкой одновременно.

— А потому что, по нашим, по советским законам, за это полагается смертная казнь. — Указательный палец Михалыча взлетел ещё выше. — А кому раньше времени охота подыхать? — Михалыч внимательно посмотрел в глаза пацанов и сам себе ответил: — Никому! Поэтому ни один бандюган и не позарился на богатство государства.

Мальчишки притихли, глядя на небольшую кучку грязного песка.

Лёнька представлял себе, что золото будет блестеть, оттягивать руку и придавать уверенность в жизни. А тут — вот. Всего-то какая-то грязь, за обладание которой потом не расхлебаешься.

— Поэтому я вам советую, — Михалыч ещё раз внимательно оглядел пацанов, — выкиньте вы эту дрянь, — указал он на кучку песка, лежащего на тряпочке, — и не марайтесь. Узнали, как оно добывается, посмотрели — вот и ладно. А теперь одевайтесь и марш за дровами, да воды натаскайте, — Михалыч резко сменил тему разговора.

Михалыч оказался прав, надо готовиться к завтрашнему рабочему дню. Чем больше будет сделано сегодня, тем меньше придётся делать завтра. Это понимали все.

Поэтому мальчишки дружно поднялись, чтобы начать работать. Только Витька осторожно свернул тряпочку с грязным песком и отнёс в заимку.

— Зачем он тебе? — как бы невзначай спросил его Лёнька.

— А на гидравлике есть ртуть. Я попрошу у мужиков немного ртути и посмотрю, много мы сегодня наработали или нет.

— Дурак ты, Витька, — только и сказал Сашка и, отвернувшись от него, прихватил топор и двинулся в лес.