Бесплатный фрагмент - Приключения кота Мячика и его друзей

Глава первая

На просторной лужайке возле старого деревенского дома паслись гусята. Нагретая за день сочная трава сама просилась в рот, и они так увлеклись ею, что даже не заметили, как вокруг потемнело.

Это высоко над ними озорничала необъятная мрачная туча. Растолкав по пути лёгкие облака, она отхватила половину неба и теперь насмехалась над беззаботными гусятами. Сначала туча спрятала от них солнце, но быстро поняла, что этого мало, и тогда напустила ещё и холодного воздуха.

Гусята почуяли неладное — вскинули тонкие шеи, засуетились, а самые робкие потянулись к белому, с пепельными крапинками на груди вожаку. Он звонко прокричал: «Гак-гак!» — после чего шумно распластал тугие крылья. Остальные гусята дружно подались на зов, и вскоре возбуждённая ватага нетерпеливо переминалась посреди лужайки, так и не понимая, откуда исходит угроза.

Вожак, задрав голову, снова разразился криком и захлопал крыльями. По правде говоря, он не знал, что делать дальше, ведь многое в этом мире было для него ещё непонятно и неожиданно, как, например, сегодняшнее небо.

Оттуда смотрело тёмно-серое чудище, напоминавшее перо огромной грязной птицы. Временами оно устрашающе ворчало, и тогда в глазах вожака начинало пощипывать, а в горле неприятно щекотало.

Страх увеличился, когда с неба полетели большие капли. Они легко приминали траву, гулко шлёпались на пыльную землю, но самое главное — больно колотили беспомощных гусят. От такой наглости возмущённый вожак завертел головой в поисках обидчика, чтобы вызвать того на бой, но не успел — небесное перо вдруг ярко вспыхнуло, перечеркнув себя пополам слепящей полосой, и почти тут же оглушительно, наводя ужас, прогремело басом: «Бах-бабах-бабах!»

Земля вздрогнула. Гусиная стая бросилась прочь, да так, что обогнала собственный гогот.

Неподалёку стоял навес, туда и влетела спятившая толпа под шум ливня, он рухнул на неё тотчас же после внезапного грома.

Забившись в угол, гусята истово кричали, и этот крик заглушил даже многозвонную дробь по крыше.

Минута, другая — и вот уже потекли проворные ручьи. Лужайка покрылась пятнами лужиц, в которых остались торчать только редкие верхушки нетронутых травинок.

В одной такой лужице белел комок, похожий на чудом уцелевший снег. Но какой же снег в разгаре лета! На самом деле белым комком оказался гусёнок. Он лежал на боку — нет, не лежал, а валялся, и весь его вид получался неправильным, не таким, каким должен быть, если правильно лечь. А всё потому, что одна лапка неуклюже вытянулась, как будто её забыли сложить и спрятать под крыло.

На несчастного потоком падала вода, он весь дрожал и выглядел таким жалким, что если б кто его увидел, непременно бы захотел помочь. Но его никто не замечал, потому что каждый занимался своим делом.

Между тем ливень, выплеснув запас воды, покорно стих. Довольная проказница-туча помахала на прощанье краешком чумазого пера и подалась дальше, для новых проделок.

В это время в спасительной тиши навеса напуганные гусята суетливо сушили свои пёрышки. Тем же занимался и вожак, раньше других успевший прийти в себя после внезапных потрясений. Вскоре он заметил мокрый комок в лужице и сразу узнал его.

— Я сейчас! — крикнул вожак.

Глава вторая

Долговязый гусёнок тихо и обречённо плакал. Только что ему отдавили лапку, она болела так, что он не мог ею даже пошевелить. Расстроенный бедняга вообразил, что лапку не просто отдавили, а сломали, отчего ему стало ещё хуже. Гусёнок с грустью глядел в сторону навеса, где после грозовой переделки укрылись его сородичи. Ещё недавно он гулял вместе с ними, а сейчас…

Ах, как он жалел о глупом падении! И что его заставило броситься в самую гущу стаи, где даже дышать трудно? Когда он упал, на него один за другим повалились бежавшие следом гусята, только вот они быстро вскочили, а он остался лежать.

«Ну почему я такой невезучий?» — жалобно простонал гусёнок.

Он очень хотел убежать отсюда и обязательно бы убежал, быстро, как это он мог делать, но сильная боль точно клещами сдавила его желание.

«Я всё равно встану, — сказал себе гусёнок, — потому что я очень хочу домой!»

Прошло немного времени, ему полегчало. Приободрённый, гусёнок расправил крылья, упёрся ими в землю и, поднатужившись, поднял себя с помощью здоровой лапки. Правда, стоял он неуверенно, покачиваясь, как если бы его толкал порывистый ветер, но ведь стоял. Это лучше, чем просто валяться в воде.

Однако силы быстро таяли, и он вот-вот мог упасть обратно в лужу. Тогда гусёнок отважился на первый шаг: весь дрожа от натуги, он передвинул здоровую лапку чуть вперёд, а уж она потащила за собой и больную, даже не причинив боли.

Гусёнок рухнул в воду, но уже ближе к краю лужи. Когда он успокоился, то первым делом приподнял тяжёлую голову, чтобы осмотреться.

Невдалеке молча переминались гуси. Из-за угла сарая показались мокрые, будто ощипанные, куры. Одна, совсем худая, приблизилась к лужице, безразлично посмотрела на страдающего гусёнка, после чего молча направилась дальше, к кормушке, где лениво жевали сено козы — эти были самые хитрые, потому и сухие.

«Вот бы мне туда», — вздохнул гусёнок, но тут же зажмурился.

Это окна хозяйского дома ярко заблестели в лучах солнца, медленно сползавшего с густых верхушек тёмно-зелёной дубравы.

Значит, скоро принесут еду.

Гусёнок заторопился успеть к ужину. Чувство голода прибавило сил, и ему легче, чем в прошлый раз, удалось подняться. Тогда он решил сделать не один шаг, а сразу два, и у него получилось. Наш герой так обрадовался, что не заметил, как пошевелил нерабочей лапкой, а та пусть и ответила болью, но уже не такой резкой, как раньше.

«Ничего, — успокоил он себя, — доберусь».

Тут гусёнок увидел, как от стаи отделился вожак. Перешагнув через намытую потоком кучку мусора, он враскачку побрёл к луже.

«Ура! Теперь я буду ночевать со всеми!»

Глава третья

Вожак сочувственно смотрел на гусёнка.

— Тебе не повезло. Но никто не виноват.

— Я знаю, — сказал гусёнок.

— Сможешь идти? Попробуй.

Гусёнок набрал в лёгкие побольше воздуха, но лишь только шевельнул крылом, чтобы помочь себе встать, как опять уловил противную боль.

— Что, никак? — спросил вожак.

— Сейчас, — виновато сказал гусёнок.

С большим трудом, сдерживая накатившие слёзы, он опёрся на дрожащее крыло.

— Ладно, не надо, — понял его вожак, — ты ещё не готов. Дай-ка помогу.

Он поднырнул под гусёнка, медленно выпрямился, и они осторожно побрели к навесу. Опустевшая лужа осталась позади.

Когда им оставалось меньше половины пути, раздались крики потревоженных гусей. Следом заблеяли козы, а в их сторону, обгоняя друг дружку, резво побежали завистливые куры. Двор оживился.

Это потому, что со стороны дома к калитке приближался высокий худощавый мужчина, одетый в защитного цвета брюки и футболку.

Увидев его, вожак торопливо сбросил гусёнка на траву.

— Береги силы! — крикнул он на ходу и поспешил к стае.

В загоне стало шумно. Пока человек закрывал кур да коз, пока носил им еду, гогочущая толпа сопровождала его неотступно, будто боялась, что про неё забудут. Но как только на дно корыта посыпался корм, неугомонные крики тут же сменил голодный перестук упругих клювов.

Только сейчас человек наконец посмотрел в сторону больного гусёнка. Он покачал головой, широкими шагами подошёл к нему и спросил: «Что случилось, малыш?»

Гусёнок съёжился от страха. Тогда сильные руки подхватили его и отнесли к сараю, где положили в свободном углу козлятника. Там ему постелили сена и поставили две миски — с водой и зерном.

— Полежи пока здесь, — сказал человек и быстро ушёл.

Гусёнок только этого и ждал: наелся, напился и сразу повеселел. Он бы с удовольствием нырнул в прохладный пруд, где вовсю резвились гуси, но это было пока невозможно.

Глава четвёртая

А человек вернулся в дом, где жена после ужина убирала со стола. Пора нам с ними познакомиться.

Его звали Егором Петровичем, но для деревенских он был дедом Егором за его почтенный возраст. Старику шёл девятый десяток, из которых большую часть он провёл в морях, служа спасателем.

Баба Тоня, его крепкая расторопная жена, до самой старости проработала в торговле. За годы их совместной, а точнее, разрозненной жизни она привыкла принимать решения сама, чему дед Егор не перечил, хотя соглашался не всегда.

Они жили одни в своём потускневшем от времени, но выносливом доме на краю улицы, держали собаку, кошку с котом-сыном и небольшое хозяйство. С хозяйством управлялся глава семьи, а дома верховодила хваткая жена.

Устоявшаяся жизнь стариков протекала плавно, без срывов, поэтому каждое непредвиденное событие воспринималось ими как чрезвычайное.

Сегодня выпал именно такой случай.

Дед Егор повесил кепку на крючок.

— У нас хромоножка, — сказал он огорчённо.

— И кто? — сухо спросила баба Тоня, вытирая посуду.

— Гусёнок.

— Что с ним?

— Похоже, вывих. А может, и похуже.

— Жаль, придётся резать, — всё тем же тоном ответила жена.

— Так уж сразу и резать, — возразил дед Егор. — Подождём хотя бы пару дней.

— Всё равно не встанет. А ну брысь! — Баба Тоня резко оттолкнула кота, который лип к её ногам. — Отправь-ка его на улицу, надоел тут.

Дед Егор отломил кусочек хлеба, позвал: «Мячик, за мной!»

Оба вышли на крыльцо. Дед Егор положил хлеб в миску, задумчиво произнёс: «Хватит ли двух дней? Что скажешь, красавец?»

Кот молча жевал. Тогда дед Егор, не мешкая, спустился по ступенькам и — прямиком к загону.

Уставшие за день, но сытые обитатели двора уходили в ночь. Лёжа на боку, отрешённо жевали жвачку козы. Свесив головы, дремали на жердях куры. Немой кучкой под навесом замерли гусята.

Дед Егор как можно тише подошёл к лежавшему в полутьме гусёнку.

Присев на корточки, он осторожно потрогал лапку. Гусёнок дёрнулся, но дед Егор его погладил, и тот быстро успокоился.

— Что же мне с тобой делать, бедолага? — шёпотом спросил дед Егор. — Экий ты растяпа. Надо же было так вляпаться. Ладно, не горюй, утро вечера мудренее.

Глава пятая

Гусёнок не спал. Лапка продолжала болеть, чем очень его расстраивала. Из-за неё он не мог ни гулять, ни купаться, ни резвиться с гусятами. А всё потому, что испугался.

Он задумчиво глядел на освещённую луной лужайку. Там он впервые испытал страх. Гусёнок поругал себя за это, хотя мог и оправдать, ведь испугались они все, и побежали тоже все, значит, не он один трусишка. Но гусёнок не стал оправдываться, он спросил себя как можно строже: мог ведь кто-то не испугаться? И сам же ответил: мог.

«Как хорошо быть сильным и смелым, — подумал гусёнок. — Не надо ни от кого бегать, и лапки будут целыми, и всем будет радостно и весело».

Он потянулся к миске с водой, отпил, а затем снова подумал о смелости. Ему очень захотелось быть смелым и сильным. Чуть поднявшись и подражая вожаку, он гордо вытянул шею, после чего как можно увереннее сказал: «Я не боюсь, я всё смогу!»

Ему даже показалось, как небо замигало тысячами звёзд, а полная луна добавила яркости. Все были рады за храброго гусёнка, а уж он и подавно.

И в этот миг послышался чей-то тихий протяжный голос:

— Мо-ло-дец!

— Ой! — вскрикнул гусёнок и как подкошенный упал на подстилку. — Кто здесь?!

Пустынный двор молчал. Гусёнок покрутил головой, стараясь высмотреть таинственного свидетеля его конфуза, но тот не открывался.

— Эй! — робко позвал гусёнок.

Ему никто не ответил, зато в кормушке зашуршало сено. Бедный гусёнок съёжился. Второй раз за день он испугался, да так, что позабыл о храбрости и силе, которые открыл в себе минутой раньше. «Я не боюсь!» — разве это не он сказал?

Ох, как же трудно признаваться в собственной слабости, когда хочется быть лучше! Гусёнку стало стыдно. «Неужели я безнадёжный трусишка?» — с отчаянием подумал он, уставившись на кормушку. Там опять кто-то пошевелился. Гусёнок ойкнул и зажмурился.

Когда же он, превозмогая страх, открыл глаза, его встретила темнота — это луна примерила на себя густое облако. Гусёнок смог разглядеть только две светящиеся точки у кормушки, почти такие, как в небе. Но если те висели неподвижно, то эти начали двигаться, да ещё в его сторону!

Гусёнок лежал ни жив ни мёртв. Он забыл даже о больной лапке, покорно наблюдая, как неумолимо приближается к нему кто-то загадочный и страшный, готовый съесть его безо всякой жалости.

К счастью для него, из-за облака выглянул краешек долгожданной луны, и сразу посветлело. Теперь гусёнок видел, что к нему приближалась чья-то небольшая голова, покрытая тёмной шерстью с белой полосой на шее.

— Ты кто? — спросил гусёнок.

— Я кот, — сказала голова и переместилась так, что гусёнок разглядел белую грудь, такие же лапы и длинное тело с задранным пушистым хвостом.

— Как ты меня напугал, — признался гусёнок. — Что ты здесь делаешь?

Кот бесшумно лёг рядом.

— Я пришёл за тобой.

— Зачем? — насторожился гусёнок.

— Чтобы тебя спасти. Ты поранился, и тебя хотят зарезать.

— Но почему? Я же… — гусёнок хотел сказать «не виноват», но получилось по-другому, — …скоро поправлюсь.

— Моя хозяйка не верит, — ответил кот.

Гусёнок всхлипнул.

— Не плачь, — сказал кот, — я тебя спрячу.

— А потом съешь?

Кот весело пошевелил усами.

— Не бойся, меня хорошо кормят.

— Тогда пообещай, что не съешь.

— Обещаю, — сказал кот и встал. — Нам надо торопиться. Обними-ка меня крыльями да держись покрепче.

Гусёнок кое-как взобрался на спину спасителя, и тот, не издав ни звука, потащил его в сторону калитки. Добравшись до неё, он медленно улёгся, чтобы гусёнок мог благополучно сползти на землю.

— Под калиткой мы не пролезем, — сказал кот и проворно вскочил на сетку забора. Гусёнок даже не успел восхититься ловкостью кота, как тот уже перевалил на ту сторону. Там он вскарабкался на дверь, что-то сделал, и она открылась.

Вернувшись, кот осторожно подставил спину:

— Идём дальше молча, чтобы Мишка не услышал.

— Кто такой Мишка? — встрепенулся гусёнок.

— Мишка — это хозяйская собака. Очень любит гусятину, между прочим.

Они миновали калитку, повернули к огороду, а там исчезли в мокрой борозде. Гусёнок озабоченно глядел по сторонам: не бежит ли за ними Мишка? Уж очень не хотелось оказаться в его зубастой пасти. Но было тихо, только кот под тяжестью гусёнка натужно сопел.

Их путь лежал мимо длинных грядок с буйной зеленью. Дальше начинался ещё один забор, на этот раз высокий и металлический.

Увидев его, всё ещё робевший гусёнок не на шутку заволновался — он не представлял, как они смогут перелезть. Кот и сам-то не допрыгнет до верха, а у него ещё и ноша.

Но кот и не собирался прыгать.

— Полежи, — сказал он, тяжело дыша, а затем юркнул к забору.

Оттуда полетела трава, посыпались комочки земли. Острые когти слой за слоем рыли подкоп, пока не сделали просторную дыру, куда беглецы и скрылись.

— Ф-фу, — протяжно издал трудяга-кот. — Теперь мы на свободе, можно передохнуть.

— А нам ещё далеко? — спросил нетерпеливый гусёнок.

— Уже меньше.

Кот, конечно, знал, что самое тяжёлое впереди, но не хотел расстраивать и без того измученного гусёнка. Чтобы отвлечь его, он спросил:

— Тебя зовут-то как?

— Никак, просто гусёнок.

— Это неправильно. У всех есть имена. Вот меня зовут Мячик. Так меня назвал хозяин, потому что маленьким я был похож на мячик.

Гусёнок улыбнулся, но тут же стал серьёзным.

— А я не знаю, на кого я похож.

— Зато я знаю, — оживился кот, и его роскошный каштановый хвост игриво вильнул перед самым клювом гусёнка.

— На кого?

— Вот когда ты говорил, что всё сможешь, твоя красивая грудь была похожа на гусарскую.

— Какую-какую? — заморгал гусёнок.

— Раньше, давно, жили такие люди, гусары. Я по телевизору вместе с хозяином их видел. — Мячик догадался, что гусёнок не понимает, и уточнил: — Телевизор — это такая штука, в ней можно смотреть что угодно. Люди не могут без неё. Так вот, о гусарах. Гусары носили красивые одежды, а сами были сильные и отважные.

— И смелые?

— Ещё бы! Они никого не боялись, особенно один, мне он больше всех понравился. Он когда побеждал врагов, всегда говорил: «Три тысячи чертей!» Вот это герой!

— Мне бы так, — тихо произнёс восхищённый гусёнок.

Кот ненадолго замолчал.

— Знаешь, на Гусара ты ещё не тянешь, поэтому звать я тебя буду Гусариком. Согласен?

Гусёнок вспомнил о своей мечте стать смелым и сильным. Надо же, Мячик сравнил его с этими геройскими людьми!

— Согласен, — бодро ответил он. В его глазах заблестела радость.

— Вот и хорошо, — сказал Мячик. — А теперь влезай, Гусарик, на своего коня, едем дальше.

Глава шестая

Мячик медленно пробирался вдоль забора, обходя широкие и шершавые листья лопуха. Больше всего они донимали Гусарика, из-за чего тот ёрзал и временами совсем сползал на землю. Мячик останавливался, терпеливо ждал, пока гусёнок устроится поудобнее, и только потом двигался дальше.

Так в тишине, с остановками они вышли к дороге. А здесь их поджидала свежая преграда — глубокая канава, промытая ручьём. Всё дело в том, что вечерний ливень превратил его в стремительный поток, уносящий вдаль всё, что встречалось на его пути. Вода бурлила, извивалась, падала с обрывов и оставляла после себя взбитые хлопья пены, как будто устрашала тех, кто захочет бороться с ней.

Возле одного такого шумного водопада Мячик сделал привал. Он согнул лапы, и Гусарик очутился на траве.

Они отдышались.

— Ты плыть сможешь? — громко, чтобы перебить звук воды, спросил Мячик.

— Не знаю, — прокричал в ответ Гусарик, набивая рот едой.

Мячик только покачал головой. Осторожно спустившись к воде, он задумчиво прошёлся по берегу, немного постоял и вернулся с озабоченным видом.

— Место здесь самое узкое. Но с тобой мне всё равно не перепрыгнуть.

В лунном свете глаза Мячика пронзительно блестели, отчего Гусарику стало не по себе, он понимал, какой обузой стал этому доброму и смелому коту.

— Но ты же меня не бросишь? — спросил он с надеждой.

— Нет, — категорично ответил кот, и довольный гусёнок улыбнулся.

— Ты настоящий друг.

Хотя они были знакомы всего чуть-чуть, Гусарик не сомневался: если что, его обязательно спасут. И страх ушёл. «Эх, если б не лапка, я бы легко переплыл даже самую широкую реку».

Но Мячик прервал его мысли.

— Так ты готов?

Гусарик, ободрённый признанием друга, крепко обнял его спасительную спину. Теперь он чувствовал себя не жалким обделённым птенцом, а уверенным в себе молодым гусем.

Глава седьмая

Ближе к полуночи отчаянные беглецы спустились к ручью. Мячик высадил Гусарика у мелкого заливчика, а сам ещё раз проверил подходы.

Вернувшись, он посмотрел на Гусарика так, как смотрит командир на разведчиков перед отправкой в тыл врага.

— Слушай меня и запоминай, — сказал Мячик. — Я помогу тебе войти в воду. С краю нет течения, и ты подождёшь, пока я перепрыгну на тот берег. Оттуда я тебе крикну, и тогда начинай грести. Греби быстро, даже если сильно устанешь. Представь, что за тобой гонится страшный зверь.

— Какой ещё зверь? — насторожился Гусарик.

— Никакой. Это чтобы ты понимал опасность. Если не справишься, тебя понесёт на водопад, а за ним начинается высокий берег, и тебе оттуда не выбраться. Так что постарайся. Я знаю, ты сможешь.

— У меня внутри всё дрожит, — признался Гусарик.

— Ничего, это от волнения. Я тоже переживаю.

Мячик прижался головой к его шее, несколько раз лизнул её.

— Не бойся, я буду рядом.

Гусарик уткнулся клювом в тёплый бок своего спасителя. От него пахло пылью. «Он столько сделал для меня, а я просто мямля неблагодарная».

Едва он так подумал, как сразу пришла решимость. Ручей подмигнул ему бликами, гуляка-ветерок обдал прохладой.