Бесплатный фрагмент - Праздник по названию «ты»

Моей любимой Машеньке —

замечательному поэту и писателю

Марии Романушко

От автора

«Собрание свободных трёхстиший» состоит из семи книг. Иногда мне казалось, что это многовато для одного поэтического жанра. Тем более что и жанр не самый лёгкий для восприятия. Но неверно было бы оставить написанное одной бесформенной грудой. И вот, снова и снова собираясь с духом, в несколько заходов, разделённых годами, я всё-таки сделал эту архитектурную работу. И очень рад, что она подошла к концу. Постараюсь вкратце описать её смысл.

Само по себе трёхстишие говорит скорее о мгновении или о вечности, чем о каком-то жизненном периоде. Но собирая трёхстишия вместе и заново переживая каждое из них, я ощущал те нити, которые тянули их друг к другу. Не всегда это была хронологическая близость. Часто сближение шло по силовым линиям того понимания прожитой жизни, которое сложилось гораздо позже, чем было написано само стихотворение. Определённое значение имела и литературная сторона дела, но она нигде не преобладала над этим взаимодействием переживаний. Это была прежде всего напряжённая внутренняя работа. Мне важно было разглядеть основные потоки жизни по их каплям, застывшим в слове. Небольшие сопроводительные тексты к каждой книге и к каждому циклу говорят именно об этом позднем восприятии. Может быть, они помогут тому читателю, для которого важно поточнее настроиться на авторскую волну.

Свободное трёхстишие — это самое естественное наименование того стихотворного жанра, который здесь представлен. Трёхстрочная разновидность верлибра, то есть свободного стиха. Но мне нравится и тот дополнительный смысл, который вносит сюда слово «свободный». Мысль, образ, фантазия — они и должны быть прежде всего свободны. В этом основа свободного трёхстишия. Но и та открытость стихотворной формы, которая свойственна именно становящемуся жанру, тоже многого стоит. Здесь ещё нет давних и богатых традиций, как для хокку или, скажем, для сонета. Есть открытое, свободное будущее.

* * *

Что касается именно этой книги, открывающей это «Собрание», в ней отражена история любви. История эта началась в том же 1972 году, когда я начал писать трёхстишия. Поэтому естественно, что она задаёт тональность и всем остальным книгам, поддерживая их своим особым светом, который любовь вносит в человеческую жизнь. Без той сплетённости судеб, которой посвящена эта книга, не было бы никакого собрания трёхстиший. Да и всё в моей жизни было бы не так! — и я счастлив, что уже могу позволить себе не задумываться об этом. Счастлив, что мне досталась такая любовь и что в какой-то мере мне удалось найти слова о ней.

Виктор Кротов

Часть первая

Весенняя теплынь

Самый ранний цикл трёхстиший, написанных в марте-апреле 1972 года. В каком-то смысле доисторический цикл — так мне до сих пор странно, что был период, когда я трёхстишия уже писал, но с Машей Романушко (МР) знаком ещё не был. Может быть, уже донеслись до меня из ноосферы какие-то предчувствия?..

Большей частью эти стихи написаны во время командировки в новосибирский Академгородок и одиноких прогулок по тамошнему лесу. Меньше двух месяцев оставалось до нашей встречи.

* * *

Любуюсь тёплым обликом апреля

сквозь окно вагона,

не мытое с осени.

* * *

Видя волнующиеся вершины деревьев

начинаю понимать,

как композиторы пишут музыку.

* * *

Лес.

Белые лучи берез

насквозь просвечивают душу.

* * *

Пронзительно кричат вороны.

Белка насторожилась,

заслышав шорох моих шагов.

* * *

Сухими розгами ветвей

хлещут меня деревья:

давно здесь не был.

* * *

Теплынь весенняя…

А я совсем забыл,

что воздух может быть так ласков.

* * *

Порою хочешь быть счастливым лишь затем,

чтобы понять,

что значит быть счастливым.

* * *

Всё жарче и смелей дыхание весны.

Но почки замкнуты.

Ещё не верят ветви.

* * *

От зубов и когтей можно спастись —

не то что от железного лязга катастрофы,

от невидимых лучей, от ядовитого дыма…

* * *

Ходил по лесу, сучьями треща.

Потом застыл, весну вбирая телом.

Тогда лишь мне деревья улыбнулись.

* * *

Завидовать — иль просто любоваться:

вот белки взлёт среди ветвей упругих,

вот бег её волнистый по земле…

* * *

В лесу мелькают пары, здесь и там.

А может быть, и одиноких много,

но их среди деревьев не заметишь.

* * *

Весь слухом став,

той музыке учусь,

которой научиться невозможно.

* * *

Едва не погиб от восхищения:

весна! всё расцветает!..

Но не погиб. Ведь весна!..

* * *

Большая зеленеющая ветка,

не веря в увядание, лежит,

сверкая свежим срезом.

* * *

В снегу берёзы, снежные деревья.

Всё растаяло, а они в снегу,

верные памяти о метелях.

* * *

Тропинка — проводник мой. Белка — спутник.

Деревья — встречные.

А кто ж я сам?

* * *

Идти. Дышать. Смотреть и слушать.

И думать лишь о том, что видишь здесь.

А это значит — обо всём на свете.

Часть вторая

Праздник по названию «ты»

Первый раз мы встретились в литобъединении «Сокольники», которое вёл Симон Бернштейн, доброжелательный и философичный. Человек с большим умом, маленьким телом и открытой душой. И меня, и МР привела туда цепочка случайных обстоятельств (у каждого своя). Когда Романушка начала читать свои стихи, я вдруг понял, что такое влюбиться с первого взгляда. Впрочем, слово «влюбиться» мне пришло на ум уже некоторое время спустя. А тогда первым ощущением было именно что-то неожиданно праздничное. И это ощущение праздника уже не уходило.

* * *

Как путешественник,

я ухожу в твои глаза…

О, дай мне Бог однажды не вернуться!..

* * *

Мы приятели в мире, где свадьбы и роды,

мы друзья в мире мыслей и радужных слов,

мы влюблённые в мире надежд и мечтаний.

* * *

Славный наборщик набрал капителью

твоё имя

в лексиконе моей души.

* * *

Твоя фигурка для меня — душа толпы,

сердце города,

смысл уличного движения.

* * *

Ты очень щедрая —

уходя,

оставляешь мне полные горсти грусти.

* * *

Три дня не видел твоих серых глаз.

Живу спокойно — как человек,

три года не поднимавший взгляда к небу.

* * *

А вдруг на Земле кончится воздух,

а вдруг я завтра проснусь безногим,

а вдруг ты больше обо мне не вспомнишь…

* * *

Мы с тобой немножко цыгане:

ты — как цыганка, прозорлива,

я — как цыган, разговорчив.

* * *

Открыл дверь — и ты вошла.

Открыл сердце —

ты осталась стоять у порога.

* * *

Сижу возле твоего дома,

дожидаясь назначенного часа…

Звенят пересохшие листья клёнов.

* * *

Мелькание солнца в листьях камыша,

поцелуи, смешанные со смешными словами.

В любимых глазах — то радость, то печаль.

* * *

Идём, глядя в глаза друг другу,

и добрый город

прячет нас от знакомых.

* * *

Шапито прикрыл нас брезентовой ладошкой

и радостно смеётся,

как беззаботный ребенок.

* * *

Даже «да» и «нет»

гуляют в обнимку

на празднике по названию «ты».

* * *

Плывёт сумасшедший кораблик

по пересохшему руслу надежды.

«Бред!» — кричат умирающие рыбы.

* * *

Любовь —

это когда не думаешь о любви,

думаешь о любимом.

* * *

Мы не слабые духом нытики.

Не плачем при расставании.

Плачем при встрече.

* * *

Опало пламя нашего приюта…

Ах, целая свеча уже сгорела…

Как кратко наше долгое свиданье!..

* * *

Самый непонятный для меня день:

чем я жил

в канун нашей первой встречи?..

* * *

Ты шла слепая от счастья,

доверившись мне,

тоже почти незрячему проводнику.

* * *

Свободнее и громче, чем крик в степи,

моё «люблю» —

и столь же непривычно к эху.

* * *

Мне мало сердца своего

тебя любить.

Пусть все тебя полюбят.

* * *

Грустно, Золушка.

Мы отыщем твою фею,

да меня вот уволили из принцев.

* * *

Молитва первая:

научиться любить.

Вторая молитва: не разучиться.

* * *

Проводив тебя,

бросился писать стихи,

как на влажном песке после прибоя.

* * *

Каждый день влюбляюсь в тебя заново,

в новую тебя,

продолжая любить тебя прежнюю.

* * *

Как стихи, слушаю твой голос.

Читаю в глазах чудесные строфы.

Тайком учу тебя наизусть.

* * *

Молчим.

Услужливые ножницы стрелок

режут ломтиками сладкую тишину.

* * *

Вот обещанные тетради.

Вот книжка, которую стоит прочесть.

Что ещё?.. Ах, да — я тебя люблю!..

Конец свидания

Наше жизненное свидание кончалось долго и многократно. Мы понимали по житейскому раскладу, что оно неминуемо должно завершиться. И хотя теперь ясно, что по большому счёту оно не могло оборваться окончательно, но мы тогда этого ещё не знали. Мною владели одновременно эмоциональное недоумение и то, что мне казалось тогда «умудрённым пониманием» происходящего. Но всё равно порою вспыхивало радостное ощущение присутствия в моей жизни очень важного для меня человека, видимся мы или разлучены.

* * *

Как будто снова стал мальчишкой…

Так давно

не ждал я светлых писем.

* * *

Седой тысячелетний камень тихо шепчет:

то не разлука началась,

то кончилось свиданье.

* * *

Ты без меня скучаешь?..

А я… я с трудом могу выговорить:

я без тебя…

* * *

Тебя нет и нет,

словно в желтеющую Москву

перестали приходить поезда.

* * *

Плохо скрывая отчаяние,

весело смотрю на весёлую открытку,

хорошо скрывшую грусть.

* * *

Помню тебя, как помнят море —

помнят, что оно живое

и совершенно ни с чем не сравнимое.

* * *

Пустынный мост,

моё прибежище

от прошлого и будущего.

* * *

Ни письма, ни мечты, ни надежды…

Как на необитаемом острове,

живу в городе, не обитаемом тобой.

* * *

Хоть бы дом повернулся в другую сторону,

чтобы не так резала глаза дорога,

по которой ты ко мне приходила.

* * *

Приезжай неожиданно,

чтобы вдруг

я мог встретить тебя на улице.

* * *

Тяжело на душе…

И словно камни, в меня летят

безжалостные улыбки счастливых людей.

* * *

Утоляю голод

хлебом и яблоками,

воспоминаниями и стихами.

* * *

Твой образ, призываемый воображением,

уже падает от усталости,

в миллионный раз подходя к моему дому.

* * *

Встретить тебя,

взглянуть в глаза

и — всё равно, что будет после.

* * *

Одиноко в комнате.

Зимой даже нет мотыльков,

летящих на огонёк.

* * *

Постепенно постигаю науку грусти,

не зная которой, счастливы

только щенята.

* * *

Никогда ещё так не жаждал работать,

быть занятым — чем угодно…

Спасительные костыли дел!..

* * *

Дышу душной шелухой воздуха,

словно кто-то выбрал все ядрышки кислорода

и унёс туда, где любовь и радость.

Грамматика

Сижу, съежившись в одиночестве.

Спрягаю глагол «придти»

в отрицательной форме.

* * *

Холодный ветер поднимает пыль.

Я заблудился

в собственном пустынном сердце.

* * *

Рад холоду, ветру, дождю.

И даже колючему отчаянию — рад.

Рад.

* * *

Отпираю свою дверь,

вхожу в чужой и незнакомый дом,

чужд и незнаком сам себе.

* * *

Как пиджак обвисает на узенькой вешалке,

жизнерадостная дневная ухмылка

превращается вечером в унынье Пьеро.

* * *

Открываю книгу мудрости и любви,

но страницы вянут, как лепестки,

пыльца слов осыпается под взглядом.

* * *

На душе спокойно и пасмурно.

Любуюсь фотографиями,

как опавшими листьями.

* * *

Бесцельные раздумья.

Словно леплю мысль из серого влажного снега,

расползающегося от прикосновений.

* * *

И сам для себя я всего лишь

облезлая надоевшая игрушка.

Но что делать — если единственная.

* * *

Хмуро — распахнув ворот,

вытряхиваю сухие камушки из души,

как песок из ботинка.

* * *

Больше ни за что не позволю себе

перечитывать эти письма,

эти старые светлые слова.

* * *

Хорошо стать здоровым,

если ненароком не излечился

от самого себя.

* * *

Всем своим влажным снегом

падает небо на землю.

Стою оглушённый.

* * *

Не умея выдумывать стихи,

пишу их под диктовку пережитого,

стараясь не наделать ошибок.

* * *

Кошка. Ребёнок. Человек.

Почешут за ухом. Погладят по головке.

Поверят в твою судьбу.

* * *

Домовит и доволен,

варю крахмал —

обклеить стены мечтами.

* * *

Милая бабушка Невозможность,

как ласковы твои ладони,

как сладки твои лакомства…

* * *

Смотрел в любимые глаза,

как на замёрзший пруд,

чья живая глубина скрыта льдом и снегом.

По Галибу

Позови — и я вернусь,