Посвящается лесам, воронам и пыльным коробкам.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. «Ночью меняется все»
—
«Давным-давно задумал я
<…>
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.»
М. Ю. Лермонтов, «Мцыри»
—
Перед ней лежала тушка кролика, а рядом остывал труп отца. Она стояла на коленях, и в тишине ночного леса ничто не заглушало ее рыданий и обрывков фраз, различимых среди бессвязных звуков горькой скорби.
— Джоэн, мой бедный Джоэн!
В голове пронеслись тысячи слов, но наружу вырывалось только бесконечное повторение имени мертвого животного. Человек внутри нее говорил, оплакивал, стараясь не вспоминать события этого дня, он копал глубже, поддающийся бессознательному, и сквозь его пальцы просачивались списки продуктов, слова из песен, игравших сегодня на радио.
Среди хлама мыслей она не нашла только двух слов. «Я убийца». Она не убийца. Нет, это он убийца. Взгляните, ведь это на его ладонях засыхает кровь. А на ее руках нет ничего, кроме слез и его последнего вздоха. Последнего вздоха убийцы. Это была лишь месть.
— Джоэн!
Чья-то рука мягко легла на ее плечо, и цепкие пальцы впиваются в ткань одежды.
— Идем.
Она встала и пошла.
Ночную тишину прерывали ее громкие всхлипы.
—
Он мысленно упрекал себя, что ушел слишком далеко от дома. Каждый шорох в ночной тиши казался зловещим, и он резко поднимал ружье каждый раз, когда замечал в кустах движение. Медленными и очень осторожными шагами он подбирался ближе к только что подстреленному медведю. Тот еле шевелился и издалека напоминал лишь хлюпающее месиво шерсти.
Охотник склонился над зверем, боясь во мраке не обмануться и не пасть жертвой острых когтей. Трава под ногами неприятно липла к подошве, пропитанная свежей кровью. На дереве каркнул черный ворон, славя благодатную летнюю ночь, что обдает теплом, и его крик эхом разнесся над лесом.
— Нет, дружище. Я охотник, а не убийца. — он усмехнулся, -Хочешь укорять меня? Твое право, но вот будь осторожней, а то как бы я и тебя не подстрелил.
Медведь дернул лапой, жалобно скуля.
Чуткий и прохладный взгляд луны пал на дуло ружья в ловких охотничьих руках, раздался неожиданный выстрел, и охотник упал, ударившись головой о камень.
Когда его сознание вернулось, он уже шел, держа чью-то парадоксально неощутимую руку, прочь от дома. Черные одежды спутника приятно шелестели, аккомпанируя мелодичному голосу.
— Не оборачивайся. Идем.
—
Что-то случилось с машиной ее мамы. Она почему-то так смешно сплющилась рядом с деревом. И мама какая-то странная, но совсем не смешная. Зато вот мигалки на белой машинке людей в форме очень весело светятся, разгоняя тьму, покрывшую лес.
Со стороны все действительно выглядит так комично. Жаль, она ничего не слышит. Один только звон в ушах. Может, стоит пройтись?
Шаг, прыжок. Шаг, прыжок. Ой, как весело! Вниз с обочины, в высокую траву. Ближе к огромному дереву, у которого стоят люди в белых халатах. Они так похожи на монстриков из ее детской книжки! Они наверняка ищут клад под деревом!
Странно, это не похоже на клад. Ну конечно, это человек! Как же она не догадалась, глупая? И вот он определенно смешнее всех остальных: его голова так сильно повернута к земле, руки и ноги торчат во все стороны, а сам он обрызгался краской.
Интересно, откуда взялся этот звон в ушах? Она пытается вспомнить.
Вот они с мамой едут домой, смеются и разговаривают. Вот она решает пошутить и дергает руль. В последнюю секунду они увидели человека.
За деревом слева кто-то прячется. Она идет посмотреть. Скрывается за деревом.
И никто не заметил, как черный силуэт позвал ее, и они скрылись в чаще.
—
Он бежал уже несколько минут, все дальше в лес. Как можно дальше, лишь бы не слышать этого крика. Лишь бы не видеть и не вспоминать, как мама вытаскивает из ванночки похолодевшего младенца, чья кожа от влаги сморщилась. Лишь бы слезы высушил ветер.
Он не виноват. Он просто немного опоздал. Он не хотел ее смерти. Она этого не заслужила. Он всего лишь не успел, но он не убийца.
Он остановился и перевел дух. Дом уже скрылся за бесчисленным количеством деревьев и кустов, укоряющий свет окон был не виден. Луна пробивалась сквозь листву и освещала мокрые дорожки на щеках. Невероятно красивая и теплая ночь. Только вот ноги мерзнут. Он опустил взгляд вниз на утонувшие в луже ступни. Вода такая же холодная, как сегодня в ванной.
Он сорвался на крик, падая на колени в лужу. Все вокруг кричало ему одни и те же слова, нежеланные, неверные, неприемлемые, и он закрыл уши руками.
Неожиданно обвинения смолкли. Осталась необъяснимая тишина. И голос вдалеке, который звал его.
— Идем.
Он встал.
— Иду.
—
Белый потолок перед глазами. Белый потолок с осыпающейся штукатуркой.
«В моем доме никогда не осыпалась штукатурка, так почему здесь она висит клочьями?»
Ответ пришел незамедлительно.
— Потому что это не мой дом. Это не мой дом, черт возьми! — она нашла в себе не только силы подняться, но и силы рвануть к окну, в панике пытаясь опознать место. Не вышло. Она определенно не знала сада с деревьями до самой крыши здания, в котором она находилась. Не узнала окна с белой рамой, хлипкого подоконника. Эта дешевая кровать ей была незнакома.
Она изо всех сил попыталась открыть окно, но отсутствие ручки мешало, а комната была лишена тяжелых предметов, способных разбить окно. Хотя, постойте. Она двинулась в сторону тумбочки, ухватив взглядом на ней дисковый телефон, несоответствующий названию по причине отсутствия диска. Связь без выбора с кем-либо связаться, свобода в пределах белой комнаты, воспоминания всей жизни, не заходящие за границы одного дня. Она изо всех сил ухватилась за него и потянула, но тот не поддался: телефон был намертво приклеен к деревянной поверхности тумбы. Дверь заперта, за ней не было слышно ничего, никаких признаков жизни, даже после ударов и громких просьб о помощи. Казалось, будто она слышала столько жалоб, слез и молитв, что никакие страдания не смогут ее разжалобить. Или она просто дверь, не способная чувствовать.
— Откройте! Кто бы вы ни были, пожалуйста!
Она прислонилась головой к двери, неосторожно остановила взгляд на стене и коротко вскрикнула. Слезы смешались с ужасом в омерзительный коктейль и застряли комом в горле:
Кровавая надпись растекалась по стене, влага в глазах не позволяла разглядеть слова снова. От краски (краски ли?), казалось, исходило тепло, а, может, это просто жар? И не хотелось. Не хотелось снова видеть это скользкое и еще пылающее теплом выведенное неровными буквами «Джоэн остался жив. Где он теперь?» и размытый бордовый силуэт кролика на стене.
— Прекрати рыдать, голова раскалывается.
Приглушенный голос мальчишки исходил как будто из стены. Вернее, из тумбочки. Еще вернее- из телефона.
Она поднялась и молниеносно поднесла трубку к уху.
— А я уж гадал, работает ли этот антиквариат? — голос чуть постарше.
— Ало, меня кто-нибудь слышит? Ало?
— Я вас слышу, твари! — снова первый голос, — Выпустите меня отсюда немедленно!
— Успокойтесь, господин детсадовец. — говорил второй, — я тут тоже не по своей воле. Может, нам что-нибудь объяснит внезапно замолчавшая дама?
— Я здесь! Я тоже ничего не знаю. Где мы? — удивление позволило ей немного забыть об испуге, голос окреп, хотя руки еще продолжали дрожать.
Из трубки послышался детский плач.
— Еще одна! — выдохнул первый. — Эй, мистер Учтивость, кто теперь здесь детсадовец?
— Хорошая попытка подколоть меня. Могу предположить, что мы в заложниках.
— Но где тогда наши похитители? — ей приходилось сильно вслушиваться, чтобы различить слова говоривших сквозь плачь.
— Я давно здесь сижу, видимо меня не так сильно оглушили, как вас, — голос первого слегка потускнел, — никого нет уже на протяжении часа, мне удалось понять, что мы находимся в комнатах одного коридора, так как я слышал твои всхлипы, и плачь этого гребаного ребенка прямо за стенкой, это сущая пытка!
— У кого-нибудь открывается дверь или окно?
— Нет, — ответили ей хором.
— У кого-нибудь есть возможность позвонить в полицию?
— Нет.
— Давайте посмотрим, что мы помним с прошлого дня, если, конечно, мы находимся здесь только одну ночь? — после вопроса второго голоса наступила неловкая тишина. Никто не хотел вспоминать события прошлого дня. — Я могу начать. Я подстрелил медведя в лесу, но, когда хотел выстрелить последний раз, потерял сознание. На затылке шишка от падения на камень, — он говорил, как будто с легкой улыбкой. Наверное, он был единственным, кто не страшился увиденной вчера смерти, — Дальше меня кто-то повел. –его голос пресекся, — Я сам пошел. О Господи, я сам пошел!
— Я тоже. — она с трудом произносила слова, напрочь забыв о каких-либо надписях.
— И я. — голос мальчика помрачнел окончательно, — я убежал тогда в лес. А потом пошел к кому-то.
— Так значит, нас всех увезли из леса?
— Судя по всему. Жаль, мелкая ничего сказать не может.
— Может быть, — неуверенно начал второй голос, — нам стоит узнать друг о друге больше, и мы поймем, почему мы здесь?
Все молчанием предложили ему опять начинать первым.
— Меня зовут Милтон, мне семнадцать. Я охотник, больше ничем не выделяюсь. Вернее, больше ничем не могу привлечь преступников или, наоборот, служащих государству.
— Меня зовут Фелисити. Мы ровесники. Я… — голос дрогнул, и повествование ожидаемо оборвалось на полуслове.
— Что?
— Я вчера потеряла своего кролика.
— И все? — насмешливо произнес первый голосок. Но тут же замолчал. Потому что у него вчера произошло намного больше.
— Если что-то не нравится, мы слушаем тебя.
— Извините, что прерываю.
Все замолчали. Этот женский голос был новым.
— Я тоже здесь.
— Добро пожаловать в клуб тех, кому реально поднасрала жизнь. — первый все же был рад избавиться от лишнего внимания.
— Меня зовут Харпер и дело в том, что я слушаю вас уже пять минут, но не могу ничего вспомнить. Не помню ни леса, ни провожатых. Ничего.
— Приятно познакомиться, Харпер, — произнес Милтон, — Если проводить логическую цепь, то нет сомнений в том, что ты тоже была в лесу, и что ты тоже встала и пошла за неизвестным. Пусть продолжает малявка.
— Милтон, в этой ситуации мы должны быть сплочены, не время для оскорблений.
— Спасибо, Фелисити, продолжу, только чтобы этот придурок поменьше разговаривал. Меня зовут Джоэн.
Взгляд Фелисити медленно переместился на надпись на стене.
Все слова пронеслись мимо ее ушей, рука с трубкой сползла на плечо, рот безвольно приоткрылся.
—
— Ну же, малышка, успокойся и подойди к телефону, — ребята уже несколько минут уговаривали плачущую девочку поговорить с ними, и старания давали результат: всхлипы смолкли, воцарилась тишина.
За все время их разговора не было никаких признаков того, что они здесь не одни.
— Ало? — детский голосок испуганно подрагивал.
— Привет, меня зовут Милтон. А тебя как зовут?
На другом конце провода всхлип, а потом тихое «Беатрис».
— Мне очень приятно с тобой познакомиться. Ты помнишь что-нибудь из вчерашнего дня?
— Мама, — девочка снова принялась плакать, но благодаря стараниям Милтона быстро успокоилась и после его убеждений стала отвечать на все вопросы, хоть и кратко, и неуверенно. — Мы ехали домой, а потом остановились.
— Вы ехали в лесу?
— Да. — все остальные напряженно вслушивались, стараясь выловить из слов ребенка хоть какие-то зацепки. Всем не давала покоя такая разнообразность их компании, ведь кроме последних совершенных ими действий накануне похищения их не связывало абсолютно ничего.
— А почему вы остановились?
— Не знаю. Мы стояли у дерева.
— Расскажи поподробнее, Беатрис.
— Мама испугалась. Там были дяди в костюмах. И смешной человек, — по спине Милтона пробежал холодок, и ему показалось, что леденящий ужас впился с неистовой силой в его тело своими мертвенно холодными пальцами.
— А что за смешной человек?
— Он как паук, лапки во все стороны. — Беатрис тихонечко хихикнула, предаваясь воспоминаниям, и, подумав, что сказала что-то не то, скромно добавила, — Вот.
— А дальше? — тихо поинтересовался Милтон.
— Я пошла к дереву, потому что там кто-то стоял.
— Все ясно. — ненадолго воцарилось молчание, объяснение произошедшего поняли все, кроме самой Беатрис. Никто не решался первым нарушить тишину, потому что никто не знал, по кому скорбят больше — по погибшему пешеходу или по самим себе на данный момент. — У меня есть предположение, но оно нуждается в подтверждении. Беатрис, скажи, что произошло до того, как машина остановилась.
— Я пошутила над мамой. Я хотела покрутить руль.
— Хорошо. Для моей теории это хорошо. Итак, Фелисити и Джоэн, не объясните ли вы, что вывело вас в лес ночью?
— Ты на что намекаешь? — с вызовом начал последний.
— Успокойся, не думаю, что мелюзга вроде тебя смогла бы увезти нас куда-либо. Но если моя теория подтвердится, это даст нам многое, так что в ваших же интересах ничего не скрывать.
— Я не сказала вам, — подала голос Фелисити, — что я, кажется совершила убийство. Мой отец зарезал моего кролика, будучи пьяным. — Фелисити задумалась о надписи, но продолжила, — Знаете, теперь мне кажется, что кролик остался жив. Но отец был жестоким человеком и так вышло… Я его задушила.
— Если мы отсюда выберемся, — произнес Джоэн, — не подходи ко мне, ладно?
— Тогда, может, расскажешь нам свою историю? — в голосе Милтона были довольные нотки.
Сначала долго не было слышно никаких звуков, а затем тихий и погасший голос Джоэна поведал, как его двухмесячная сестра утонула в своей ванночке, потому что мальчик позволил себе не следить за ней. Где-то далеко Беатрис позвала свою маму и негромко заплакала.
— Мы все скорбим вашим потерям, — сказал Милтон, — Харпер, ты все еще ничего не помнишь, или больше не боишься сказать правду?
— Ни к чему издевки. Я до сих пор ничего не помню. Клянусь жизнью.
— Такими темпами тебе скоро будем нечем клясться. — проговорил Джоэн, — А может, и нам всем.
— Господа, моя теория подтвердилась почти полностью. — торжественно начал Милтон, и его тон заставил удивиться всех слушающих, так как звонкость и радость в его голосе очень контрастировала с звенящей и пугающей тишиной, нарушаемой только жужжанием в проводах телефонов, — Мы все, по крайней мере, четверо из нас, объединены почти идентичными действиями, совершенными нами накануне похищения: мы вышли в лес, убили и ушли с незнакомым человеком. — и после паузы Милтон продолжил, — Так что если наши похитители не собираются ничего с нами делать, то это дает нам некое преимущество, потому что они — просто похитители. А мы — убийцы.
—
Понадобилось несколько минут, чтобы каждый, кроме, пожалуй, Беатрис, которая такие выражения слышала только по телевизору, и они имели для нее не больше смысла, чем язык животных, понял суть происходящего. Пусть и не до конца. Теперь, когда слова, отбрасываемые вон из-за нежелания их принять, были озвучены так смело и убедительно, ни у кого не возникало желания спорить. И им даже было нечем упрекнуть другого. Неважно, кто стал их жертвой, неважно, какой путь был у него за плечами. У холодевших тел, всплывавших в памяти сквозь туман отрицания, отобрали одно и то же- жизнь. Четверо сделали это так, как будто были Господом Богом- не прикладывая особых усилий. Наверное, через призму этой ситуации, Бог выглядел мерзким подлецом, а его работка грязной и жестокой. Иногда все же лучше побыть самым заурядным смертным.
Только жужжание проводов. Только их непереводимый шепот, доносивший от трубки до трубки эхо произнесенных фраз. Только отголоски истины, призванные пробудить совесть, призванные довести до раскаяния. Пятеро в комнатах, у пяти одинаковых тумб, исповедуют свои грехи в трубку старинных телефонов, позволяя проводам нести эти признания по стенам дома еле слышным жужжанием.
— Отлично, умник, а теперь скажи, как нам отсюда выбраться. Надеюсь, это не составит для тебя большого труда. — насмешливо произнес Джоэн. Наверное, Милтон избавил его от тяжкого бремени признания, и это позволило ему немного успокоиться, а Милтону, слегка обескураженному его расслабленностью, задуматься о непредсказуемости человеческой натуры.
Скрип открывающейся двери.
— Да ты гений!
— Это не я.
Голос понизился до шепота.
— Мам? — голос малышки звучал совсем близко, а точнее, из коридора.
— Беатрис! — позвал Милтон, обрадованный появлением надежды на спасение, — Беатрис, как ты вышла?
— В дверке ключик проверну, двери другу распахну. Мама так говорила.
— Здорово, а теперь распахни дверки своим друзьям. Я сейчас постучу, а ты вставишь ключик в мою дверку, хорошо?
— Хорошо.
Один за другим похищенные стучали в дверь, а ключ Беатрис, как ни странно, подходил к каждой скважине, и вскоре все пятеро встретились лицом к лицу, теснясь в узком проходе. Они смотрели друг на друга молча, потому что пока каждый знал только голос остальных.
Хмурый мальчик лет тринадцати, одетый в рыжие брюки и застиранную рубашку, слегка задрал голову и надменно посмотрел на остальных по очереди, сложив руки на груди. При взгляде на блондинку в цветастой облегающей кофточке, его взгляд слегка распахнулся, скользнул по ее волнистым волосам, прибранным заколкой, и устремился в глаза.
— Ты выглядишь таким же недовольным, как и звучишь, Джоэн, — сказала она.
— Фелисити, — обратился к ней кудрявый щуплый парень с вытянутым лицом, темными кудрями почти до плеч и в серой кофте, обратив свой карий обрамленный синяками взгляд и протягивая ей бледную руку, — рад знакомству! Я Милтон. А вот и Харпер!
Харпер была девушкой восточной внешности со смуглой кожей и, вероятно, свойственным ее национальности носом с горбинкой. У нее были кудрявые короткие волосы и из особых примет — распахнутый теплый взгляд и очки, делающие его еще более распахнутым и теплым.
— А вот и наша спасительница!
Беатрис опустила головку с прежде аккуратно уложенными, а теперь растрепанными каштановыми волосами и стояла в углу, теребя в одной руке подол своего платьишка, а в другой сжимая миниатюрный ключик. Ее пухлое личико выражало озадаченность и смущение.
—
— Лестница вниз, должно быть, за этой дверью, — сказала Харпер и толкнула закрытую дверь.
— Такое везение настолько подозрительно, — покосившись на действительно находившуюся за дверью лестницу, сказал Милтон, — что кажется, будто скоро мы осознаем, что оказались самыми невезучими людьми на этом свете.
— В особенности я: меня только от голоса твоего тошнило, а сейчас еще и лицо наблюдаю.
— Хоть что-то меня веселит, Джоэн. Не думал работать в цирке?
— Эй, словесные гладиаторы, спускайтесь! — донесся снизу мелодичный голос Харпер.
Внизу оказалось пусто. Лестница привела к первому этажу, заполненному строительным хламом. Невероятно яркий солнечный свет лился в здание, окутывая каменные обломки теплом, сквозь входное отверстие без двери.
—
А солнечная дорожка выводила в сад с высокими и старыми деревьями, беззаботно покачивавшимися на ветру и с любопытством заглядывавшими в окна, из которых какое-то время назад им в ответ смотрели пятеро запертых детей. Побег последних ничуть не волновал растения, и они продолжали настойчиво стучать в стекло густой сочной зеленью.
— Уходим! — не то побуждая к действию, не то констатируя факт, но определенно радуясь этому слову, вскричал Джоэн и бросился бежать. Харпер успела поймать его за руку, и мальчика неприятно удивил ее озабоченный и строгий взгляд.
— Оглянись. Куда ты побежишь?
Джоэн огляделся вокруг. За покосившимся забором был сплошной непроглядный лес, который, казалось, с интересом наблюдал за детьми.
— Харпер права. –отозвался Милтон. — Нам некуда идти, мы видели это из окон. Нигде нет тропинок или других способов сбежать. Вот и закончилось наше везение. –добавил он удрученно.
— Мы еще не все осмотрели. — постаралась поддержать его Фелисити, крепко державшая за руку Беатрис, которая вертела головой во все стороны, явно чувствуя себя в безопасности. — Джоэн, сколько времени прошло с тех пор, как ты очнулся?
— Полтора часа примерно. — тихо ответил он.
— И никаких признаков наличия похитителей.
— Это определенно ловушка! — вид у Милтона был не самый жизнерадостный. — Подумайте своей головой! Нам оставили ключ, который отпер все двери. Нас никто не запугивает, и никто не преследует. Все продумано так, чтобы мы поступили логично, но по желанию похитителя.
— Значит мы должны действовать нелогично и непредсказуемо! — закончила Харпер. — Вот что, мы не побежим отсюда прямо сейчас. Давайте осмотримся. Милтон, ты изучаешь здание, я с Беатрис пойду в лес, а Фелисити и Джоэн туда же, только в другую сторону. Никто не ожидает, что в такой ситуации мы решим разделиться. Встретимся здесь через пятнадцать минут, будем считать по секундам.
Молча переглянулись, кивнули друг другу, и отправились каждый своей дорогой, отсчитывая секунды до общей встречи.
—
— А куда мы идем? — спросила Беатрис, высоко задрав голову, чтобы встретиться взглядами с попутчицей.
— Искать дорогу отсюда. — устало улыбнувшись, ответила Харпер.
В ее голове непрерывно велся отчет, и почти все ее мысли были сконцентрированы на том, как бы не сбиться. Они шли по лесу уже две минуты. Харпер хмурилась, ища глазами что-нибудь похожее на тропу. Она не была подавлена и старалась не думать о плохом, необычные и пугающие события этого дня оставили немало загадок, и наверняка припасли столько же, но они не сломили ее дух, а лишь подняли со дна ее души и так почти неисчезающую храбрость. Харпер крепко сжимала ладошку своей маленькой спутницы и одними губами проговаривала: «Две минуты и шесть, две минуты и семь…». Беатрис тоже держала носик по ветру, но не оттого, что испытывала прилив сил или смелости. Она даже не совсем понимала, что к чему, и слепящие лучики солнца, стремительно прорывающиеся сквозь листву непостижимо высоких для девочки деревьев, гладили ее по личику. Для нее это было не опасной вылазкой на поиски свободы, а летняя прогулка с новыми друзьями. Для малышки весь кошмар остался позади, в комнате, из которой она так ловко выбралась, а впереди ее ждала встреча с мамой… Воспоминание о том, где они расстались омрачило светлое детское лицо, и, чтобы отвлечься, Беатрис, все же уловившая цель поисков, тоже стала искать тропу, привставая на носочки.
Четыре минуты. Они прошли примерно полкилометра, напрасно напрягая глаза в попытках увидеть подобие дорожки или хотя бы место, где примята трава, сквозь кусты. Вскоре Беатрис стала запинаться, не поспевая за быстрым шагом Харпер, отчего той через пару минут пришлось взять девочку на руки.
Шесть минут. Они прошли лужайку, на которой не нашли следов пребывания здесь человека, прошли заросли папоротника, покрывавшие землю, в общем, увидели лето в самом разгаре. В этот раз лес предстал перед ними сказочным местом, сошедшим со страниц детских книг. Но как бы то ни было, сейчас, не зная пути домой, дети все еще чувствовали себя в руках похитителей, перед их носом. Вчера же они были на свободе, но, если бы вы предложили кому-либо из них оказаться снова во вчерашнем дне, каждый предпочел бы сегодняшнее опасное одиночество и заросли папоротника, по которым идут двое, прямо перед носом похитителей.
Но еще больше они предпочли бы, если б этот сказочный лес преподнес им поистине волшебный дар- выход отсюда. Хотя бы маленький намек на тропу…
Глаза Харпер сузились, она вгляделась вдаль и вдруг резко пошла сквозь кусты. Остановилась у будто упавшей поперек леса ленте песчаного цвета, почти без растительности на ней.
Это была посыпанная каменной крошкой довольно узкая тропка.
Одиннадцать минут.
—
— Начинай отсчет. Мы идем уже тридцать секунд. — сквозь зубы проговорила Фелисити.
— Почему я? У тебя, как я посмотрю, это тоже отлично получается.
— Тридцать четыре. — цедила она.
— Ты делаешь успехи!
Резко остановившись, Фелисити всплеснула руками, и раздраженно сказала уже громче:
— Я сейчас перестану считать, и мы будем выкручиваться, как сумеем.
— Не трать наше драгоценное время, стоя на месте и повышая на меня голос. — презрительно сощурившись, ответил Джоэн, на что Фелисити молча пошла дальше. «Не хочешь считать, так не будем. — думала она. — Оставить бы тебя, засранец, в этой глуши и уйти. Когда сосчитаю пятнадцать минут».
Так они шли, наблюдая почти те же пейзажи, что видели Харпер и Беатрис. Напряженная тишина между ними заставила обоих напрягать слух, чтобы попусту не тратить время, и спустя минуты три, это дало свои результаты.
— Стой, — почти шепотом, но в приказном тоне сказала Фелисити, остановилась сама и подняла руку в останавливающем жесте. Джоэн, как ни странно, послушался, — Слышишь?
Он нахмурился и поддался вперед, желая понять, что привлекло внимание девушки.
— Шум воды. — возвестила она.
Джоэн хотел было возразить, сказав, что глупая девчонка спутала шелест листьев с прибоем, но не успел, так как Фелисити резко повернула в сторону, и ему ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.
Лес, казалось, не закончится никогда, но тут деревья стали реже, потом и вовсе сменились кустарниками, и путники вышли на песчаное побережье, невидимое за зарослями зелени. Солнце здесь было перекрыто небольшой тучкой, дул морской ветерок, и были слышны только крики чаек и скольжение волн по песку. Виды сменились настолько сильно, что создалось впечатление, будто дети оказались совершенно в другой точке мира, и лишь лес позади напоминал о том, где они, что им пришлось пережить и цель их поисков. Они на мгновение остановились, подставляя лица прохладному бризу.
— Да куда ты вечно уходишь? — крикнул недовольно Джоэн, видя, что Фелисити снова резко пошла вдоль берега.
— У меня хроническое желание оставить тебя здесь наслаждаться видами, а самой пойти спасать команду, — в ответ крикнула она, указывая рукой на видневшийся вдали…
— Маяк?! — негодующе воскликнул Джоэн. Ему было достаточно лишь повернуть голову чуть раньше Фелисити, чтобы показать свое превосходство, но «неужели вода показалась мне интересней? Ты дурак, Джоэн, уступил девчонке». А пока раздосадованный мальчик укорял самого себя, его спутница не совсем проворно, но все же поднималась, держась за старенькие и ненадежные перила, вверх по лестнице не особо высокого маяка, выделявшегося на фоне уже посеревшего неба. Она надеялась застать там людей, способных помочь, но в то же время боялась попасть в руки к преступникам. Здравый смысл победил храбрые порывы, поэтому она остановилась, почувствовав, что от деревянных перил отваливается балка, дернула ее и вооружилась ей, будто дубинкой. «Все равно на берегу ничего больше не найдешь, а если будут стрелять, прикроюсь Джоэном, его не жалко» — пронеслось у нее в голове.
Они подобрались к двери, и Фелисити кивнула Джоэну, чтобы тот открыл дверь, пока она замахнется своим импровизированным оружием. Он тихо подошел ближе, схватился за ручку и дернул со всей силы. Руки Фелисити машинально дернулись, готовые нанести удар, но внутри оказалось пусто. Вернее, внутри не было людей. Небольшая комната была оснащена столом, забитым вещами, маленькой кроватью, а из освещения имелась разбитая лампочка и такое же окно. Все предметы были не то что покрыты слоем пыли, а скорее укрыты им, будто покрывалом.
— Я осмотрю стол, а ты все остальное, — тихо велела Фелисити, все еще держа балку наготове, — У нас осталось…
— Восемь минут. — закончил за нее Джоэн, на что она посмотрела на него так, будто он сказал что-то невероятно милое и приятное. То есть сделал что-то, что было невозможно. Он посмотрел на нее в ответ и прищурился, будто улыбнулся.
Вдвоем они принялись осматривать помещение в поисках какой-нибудь карты местности. Из предметов на столе не оказалось ничего полезного, так что, пока Джоэн с выражением неимоверного отвращения на лице рылся в постельном белье и под кроватью, Фелисити перешла к осмотру кипы бумаг на краю стола (с которой, честно говоря, и надо было начинать, но старинные вещи оказались настолько интересными, что их осмотр помог ненадолго забыть об ужасах происходящего). Среди них не оказалось ничего полезного, в отличие от того, что было под ними. Нахмурившись, Фелисити провела рукой по коробке с приклеенной на крышке фотографией, стирая с нее гораздо меньший слой пыли, чем на остальных предметах. На фото были все пятеро похищенных ребят. Слева направо: сначала идет она, Фелисити, потом, как ни удивительно, Джоэн, затем посередине Харпер, за ней Милтон, держащий на руках Беатрис. Они были в той же одежде, в которой вышли из комнат. Их лица были расслаблены, ничего не отражающие. На фоне был виден сад, а сзади дом. Несложно было догадаться, что в этом здании они очнулись. Севшим от перепуга голосом Фелисити подозвала Джоэна.
— Ты помнишь, как мы сделали это фото?
Джоэн несколько секунд смотрел на изображение расширенными глазами, после чего нервно сглотнул и отрицательно покачал головой.
— Что в коробке? — чуть ли не шепотом спросил он.
Дрожащими от холодного сквозняка и от страха руками они подняли крышку старой потрепанной коробки непонятного цвета, который отдаленно напоминал коричневый. Как от большинства старинных вещей у нее был запах. Отдавал виноградным, как ни странно, и его хотелось вдыхать и вдыхать, а через пару секунд появлялось непреодолимое желание избавиться от его источника: явно пробивались нотки гнили. И так всегда, со всем хорошим, оставленным далеко в прошлом. Вряд ли дело в винограде. В коробке они нашли картонную карту, которая отличалась от обычной карты местности лишь цветной линией, обрамлявшей весь лист. На ней был и маяк, и полуразрушенное здание, подписанное карандашом как Дом, рядом с которым была надпись «Старт». Из пространства бледно-зленого цвета, на котором стояла надпись «Лес», выводила тонкая линия, а сверху располагалось множество квадратиков. Верх карты был оторван, рисунок обрывался.
— Это игра. — проговорил Джоэн.
— Что?
— Смотри. –он отодвинул карту, обнаружив на дне коробки пять разноцветных фигурок людей. Он посмотрел на них несколько секунд, а затем неожиданно спросил: — Какой твой любимый цвет?
Фелисити нахмурилась и неуверенно ответила:
— Красный.
— А мой зеленый. — и он взял две фигурки красного и зеленого цвета. Та, что красная была больше и длиннее, она явно представляла девушку. А та, что зеленая, была меньше и при близком рассмотрении можно было понять, что это мальчик в комбинезоне. –На карте нет слова «Финиш», и это меня пугает. Он достал лист полностью, и из коробки показался еще один листок поменьше. На нем было написано: «У вас осталось две минуты. Продолжайте играть».
—
Запыхавшаяся, со свежими царапинами на руках и щеках от цепких ветвей-пальцев, Фелисити, не помня, какому шестому (седьмому, десятому… было ощущение, что все возможные переживания слились в один комок и зашевелились змеями внутри) чувству поддавшись, чтобы не заблудиться, добежала до пункта отправления, одной рукой прижимая к себе коробку, а в другой держа ладонь Джоэна. Там же она увидела только прибежавших с другой части леса Харпер и Беатрис.
— Мы нашли тропу! — начала радостная Харпер. — А что это у тебя?
Лицо же Фелисити выражало сильную обеспокоенность, и от испуга она не сразу сообразила, с чего начать свое повествование, но тут из-за угла дома показался Милтон, кричащий что-то невнятное. Скорость его была высокая, такая может быть только у человека, который очень взволнован. Или спасается от чего-то.
Только он подбежал ближе, удалось из его выкриков выделить несколько слов. Лицо Джоэна исказила гримаса ужаса, Харпер мгновенно указала рукой в сторону, откуда прибежала, и все мигом ринулись туда, Милтон подхватил Беатрис на руки и пустился вслед за остальными. Словами, что он произнес были: «Бомба, взрыв, минута».
Ноги путались, не успевшие отдохнуть дети спотыкались, но не падали. Впереди бежала Харпер, за ней, периодически оборачиваясь назад и бросая взгляд на Джоэна, бежала Фелисити, видимо, считая, что, «если что» без этого задиристого звена их цепи связанных одной бедой людей ей будет нечем прикрываться, а замыкал цепь отстающий из-за ценной ноши Милтон с Беатрис на руках. Сказочный несколько минут назад лес беспощадно хлестал их по лицам и открытым участкам тела ветками, но спасающиеся упорно отбивались от этих плетей и продолжали бежать. С каждой секундой волнение по не многу ослабевало: никто не знал, что это была за бомба, никто не ведал, насколько сильным будет взрыв и будет ли он вообще, и все надеялись на лучшее. Тем более, они преодолели достаточное расстояние, чтобы отделаться минимальными травмами, если все-таки огонь доберется сквозь густые заросли леса до пятерых бегущих детей. Пятерых бегущих от смерти детей, которые ловят руками путь к спасению, но проходят сквозь входные отверстия, заботливо сняты с петель двери навстречу пламени, бегут по песку от взглядов преследователей, но все равно не убегают. Они бегут по игральному полю простейшей настольной игры, в которой нужно лишь бросить кубик и двинуть фигурку- вот и все правила. Они были этими самыми фигурками, и правила знал только тот, кто бросил кубик и сдвинул фигурки в лес на освещенную солнцем тропу.
—
Громкий, но глухой хлопок разнесся по чаще, когда пятерым оставалось с два десятка шагов до тропинки, обнаруженной Харпер. Он всколыхнул воздух, ударив резким порывом ветра в спину, но никто на этот толчок не обернулся. Уже перешли на шаг и ступали молча, лишь поморщились, будто этот легкий удар в спину был нанесен им в насмешку. Как будто их подпинывали, злобно ухмыляясь, мол, все равно не уйдете. Чувство, что за ними наблюдают, появилось и нарастало с каждым шагом.
Встали на тропу и замерли.
— В какую сторону идем? — поинтересовался Милтон, стараясь придать своему голосу немного бодрости. Харпер в ответ неуверенно пожала плечами. «Вот глупая, не подумала» — она хмурилась самой себе.
— Я знаю, в какую сторону. — мрачно сказала Фелисити, до этого стоявшая дальше ото всех, и вытянула руки перед собой, показывая коробку.
Милтон спросил, что это такое, но чуть ли не скорбное молчание Фелисити и Джоэна заставили его настороженно поддаться вперед и открыть крышку.
— Прежде чем ты рассмотришь содержимое, — отрешенно смотря мимо Милтона, сказала Фелисити. — Твой любимый цвет- оранжевый?
— Да… да.
Она достала из коробки самую вытянутую фигурку оранжевого цвета и дала ее Милтону. По изучающему, а потом изумленному выражению его лица стало ясно, что оранжевый человечек напомнил ему себя. Харпер, тоже рассматривающая наполнение коробки, была рассержена. Она грубо вытащила игровое поле, рассмотрела его на пару с Милтоном, и ярости ее не было предела.
— Чертовы ублюдки! Они просто насмехаются над нами, для них это просто шутки! — негодовала она. Ее возгласы заставили напуганную Беатрис зайти за Милтона, пряча личико за его ногами.
Фелисити рассказала и про фотографию с запиской, после которой кинулась искать дорогу к зданию, отчего Харпер сжала кулаки, а Милтон опустил голову, сведя брови.
— Ты уверена, что никто не прятался в комнате и не следовал за вами? — уточнил он.
— Я осматривал ту пыльную кровать, — в своей привычной возмущенной манере сообщил Джоэн, — в которой, должно быть, кто-нибудь да умер, и все под ней! Веришь? Или тебя проводить, и ты сам убедишься, что мы не такие уж идиоты?
Затем последовало молчание. Последний явно был расстроен, однако он продолжил изучение этого дьявольского ларца. Тем временем Фелисити нарушила тишину:
— Джоэн заметил на этой карте «Старт», но не заметил «Финиша». Однако я, стоя так, что солнце позволило мне разглядеть вмятинки на этой картонке, увидела вместо «Финиша» иное: присмотритесь, там, вверху, выцарапана фраза.
Харпер прищурилась. Милтон и Джоэн тоже внимательно разглядывали карту.
— «Они могут закончить здесь», — прочла Харпер. Надпись не была «присоединена» точкой к конкретному месту, она просто занимала верхнее пространство поля, так что никто не понял, где именно они могут закончить. — Чудесная шутка!
— Чудесная метафора. — поправил ее Милтон. — Ниже есть еще слова: «Если будут играть по правилам». Мы все в игре, а у любой игры есть свои правила. Я думаю, нам стоит разобраться в них, другого выхода нам не остается.
— Почему? — возмущенно спросила Харпер. — Уйти, сбежать!
— Куда? Смотри, здесь, над лесом, — он указал пальцем в картинку, — есть жилое поселение. Много домов. — действительно, те квадратики над лесом явно символизировали небольшие домики, может, городок, к которому выводила лесная тропинка- линия, выходящая из леса. — Сначала мы дойдем туда, если это не обман, то там есть люди. Но прежде всего, нам нужно осмотреть друг друга.
— О чем ты? — вопросил Джоэн настороженно.
— Об устройствах для слежки, умник.
—
— Ничего не могу понять! — раздраженно возмущался и негодовал Милтон. — Никаких жучков или тому подобного!
Они с Джоэном уже закончили осматривать друг друга. Остальные члены группы вышли из-за кустов и в ответ на исполненный надеждой вопросительный взгляд Милтона растерянно помотали головами.
— Мы осмотрели друг друга, но ничего не нашли. — сказала Харпер.
— Даже в ушах смотрели! — для пущей убедительности добавила Беатрис и закивала в подтверждение своих слов. Милтон призадумался и начал покусывать губу.
— Можно предположить, что все же на территории близ дома были камеры. Но тогда они должны быть и здесь. Спрятать что-либо в такой листве-проще простого.
Все, как по команде, подняли головы вверх, и, щурясь слепящим лучам, всмотрелись в ветви деревьев. Опять ничего.
— Остается только продолжать путь. — подытожила Харпер.
— Продолжать путь по нашему игровому полю навстречу неизвестному! — тоже подытожил Милтон, только на свой лад, чем заставил Харпер сурово сверкнуть в его сторону темным взглядом.
—
Шли около пятнадцати минут, не сворачивая с тропы. Старались поддерживать воодушевленный настрой тихой беседой. Милтон отдавал предпочтение разговору с Харпер, периодически обращая внимание на Беатрис, которая уже свободно общалась с друзьями по несчастью и больше не напоминала напуганного замкнутого ребенка. Фелисити с Джоэном в основном шли молча, иногда перекидываясь парой тройкой фраз.
— Знаешь, что меня напрягает? — понизив голос спросил Джоэн.
Фелисити поразмышляла с секунду и заговорила в момент, когда Джоэн, решив, что пора ему закончить мысль, продолжил:
— У нас нет еды, — они сказали это почти одинаковыми словами, и вышло так, что их приглушенные голоса зазвучали одновременно и вместе с тем громче, что заставило Милтона обратить внимание и встрять в их диалог.
— О чем разговор? — поинтересовался он, вопросительно наклонив голову в бок.
— Да ни о чем, кроме того, что мы идем уже очень долго по лесной глуши, не знаем, сколько продлится этот крестовый поход, и при всех бедах у нас нет пропитания, — отозвался Джоэн уже громче, — не говоря уж о том, что мы буквально полчаса назад сбежали из плена, после чего здание, где мы были заточены, взлетело на воздух. А вообще обсуждаем флору и фауну, хочешь с нами?
Фелисити тихонько усмехнулась, но Джоэн услышал и ощутил себя настолько более гордо за только что сказанную насмешку в адрес Милтона, что даже надменно вздернул подбородок, смотря собеседнику в глаза.
— Мелочи, Милтон. Смотри, ворона!
Последний заметно напрягся. Только что была описана вся абсурдность и опасность происходящего, действительно, неужели они забыли? Почему они так уверенно идут, полагаясь неизвестной карте? Если от безысходности, то отчего же ведут они себя так, будто из них сочится надежда, и спасение вот-вот придет сквозь цепкие ветви кустов?
А Джоэн задрал голову повыше, но уже не от гордости за собственное остроумие, а рассматривая удивительно большую ворону на дереве.
— Смотрит, мерзавка, глазеет.
—
— Не кажется ли тебе это чем-то бόльшим, чем просто похищение? — задумчиво спросил Милтон.
— Возможно. — ответила Харпер, разглядывая что-то в кронах деревьев. А затем она опустила голову, зажмурила глаза и широко распахнула их, как после неожиданного пробуждения, и добавила: — Есть чувство, будто мы все время под чьим-то чутким присмотром.
— Эти подозрения абсолютно обоснованы.
— Да, но при этом, я ощущаю себя почти в полной безопасности сейчас. Словно…
— Нас берегут для чего-то большего?
Харпер посмотрела на него и удивленно улыбнулась. Никакое солнце, подумал Милтон, не осветит ее нежные черты так же ярко, как ее мягкая улыбка.
— Ты прав. Наверное, именно этой способностью и обладают наши неизвестные нарушители закона- чтение мыслей!
И они рассмеялись. Милтон и впрямь почувствовал себя в безопасности, и ему для большей уверенности в этом захотелось проорать на всю округу, чтобы каждая тварь услышала, что те, кто посмел их похитить- ничтожные псы и все в этом духе. Наверное, так оно и было. Наверное, убийцам удастся перехитрить любителей надеть мешки на голову.
— Я так ничего и не вспомнила. Будто я родилась только сегодня, в той комнате с белыми стенами. Сбор воспоминаний начался только этим утром.
— А родители? У тебя был кто-то? Дом?
— Не помню. Как думаешь, это входит в сюжет игры?
—
«Беатрис, ты просто глупышка. Да-да. Ну конечно друзья отведут тебя домой! Это просто небольшое приключение, вроде того, что пришлось пережить Алисе из Страны чудес! Ха! Вот здорово. Тогда этот взрослый мальчик- Шляпник, а девочка в цветной футболке- Белая королева! Ах, какая она красивая, эта Белая королева. А Харпер — так ведь ее зовут? — будет Чеширским Котом. Ну а этот несносный задира… пускай он будет Красной королевой! Вот так. Как, однако, жаль, что я, Алиса, столь одинока в этом обществе. Почему они думают, что я ничего не понимаю? Глупцы»
Примерно так вела с собой диалог Беатрис, прежде чем зарыдать в голосину. Теперь ее лицо напоминало карикатурное изображение младенца: малюсенькие глазки и огромный черный рот, издающий надрывные истошные вопли. Все, как по сюжету той же самой карикатуры, принялись успокаивать девочку. Благо, Милтону уже однажды удалось это сделать, отчего все только для виду произносили какие-то слова, в остальном полагаясь на его опыт. Джоэн пару раз вздохнул, отошел в сторону и остался дожидаться завершения комедии, Фелисити старалась предпринять какие-либо попытки отвлечь девочку, ну и главная роль в сцене была предоставлена стоявшим ближе всех к ребенку Харпер и Милтону, который уже присел на корточки, чтобы сравняться с Беатрис.
— Может мы ускоримся? — нетерпеливо, хотя, скорее для виду, прикрикнул Джоэн, предварительно демонстративно закатив глаза.
— Может попробуешь сам? — Милтон выпрямился и развернулся к мальчику. Они дерзко и с претензией смотрели друг другу в глаза.
— А я помогаю вам.
— Чем же? — усмехнулся Милтон в ответ.
— Подаю ей пример, — Джоэн сделал шаг вперед.
Беатрис замолчала, заинтересовавшись ссорой, однако этого никто не заметил. Кроме Харпер. Она положила руку на плечо Милтону, тот помедлил, но, решившись, все равно тоже сделал шаг навстречу:
— Тогда покажи ей, как нужно затыкаться.
— А ты встань передо мной на колени тоже, и тогда я попробую.
— Милтон! — зашипела Харпер, видя, как сжались его кулаки.
— Я не ударю детсадовца. — эта фраза абсолютно не гарантировала Джоэну безопасности.
— Да хотя бы его попытайся.
Милтон дернулся вперед, Джоэн не успел отскочить и получил по затылку. Фелисити прижала ладонь ко рту, одновременно с этим стараясь оттащить пострадавшего и махавшего кулачками Джоэна назад. Она был искренне удивлен и обижен. Харпер тянула Милтона за руку, полностью разочарованная. В итоге перепалку удалось прекратить, но только в ее физическом понятии. Джоэн, с повлажневшими глазами, собрал всю свою гордость, смачно плюнул Милтону под ноги и побежал вдоль тропы. Фелисити, уже привыкшая к обществу этого непонятного и скандального существа, тоже было дернулась, но остановилась. Она и в последствии не могла понять, что чувствовала в этой ситуации и почему не побежала за ним.
— Чего ты хотел этим добиться? — грозно отчитывала Милтона Харпер. Такого ее тона действительно следовало бояться. — Он ребенок еще, пусть и отбитый.
Милтон кричал что-то в оправдание, Беатрис с интересом наблюдала за происходящим, Фелисити смотрела на тропинку, туда, куда убежал ее ополоумевший друг.
— Где мы теперь будем искать этого придурка?
— Если он заблудится, он сдохнет. Станешь ты наконец терпимее или нет, Милтон?
— Никто не будет по нему скучать.
— Я буду по нему скучать!
Все крики и возгласы смешались и растворились в воздухе, как один сплошной туман недовольства, минут на пять нависший над головами детей, но он рассеялся эхом по лесу и оставил точку старта в тишине.
— Не убежит он далеко, — сдавленно сказал Милтон, вытирая рот рукавом, -Кризис у него какой-нибудь. Дошкольного возраста.
Харпер молча развернулась и большими шагами пошла вслед за Джоэном, Фелисити бросила укорительный взгляд на Милтона, хмурого и сутулого, как будто все тот же туман вернулся, обрел вес и лег ему одному на плечи, и затрусила за Харпер. Остались стоять только Милтон и Беатрис. Они посмотрели вдаль, туда, где скрылись члены их команды, потом друг на друга и, не сговариваясь, двинулись следом.
—
«Как же хочется схватиться за лучи, — думала Харпер, — лучи солнца. И вознестись вверх! Жаль, что сейчас они лишь хлещут меня по лицу. Как плети. Стану ли я смуглее?»
Каждый шаг сопровождался тишиной, паузой в их вынужденном общении, которая позволила каждому отвлечься от внешней среды и почувствовать голод- время обеденное, это уж точно, а они с утра ничего не ели. Помимо намекающих о естественных потребностях человека спазмов в желудке дети чувствовали, как неизбежно и с каждой секундой все больше погружаются в самих себя и свои страхи. Они действовали непредсказуемо, это уж точно. Все шло так, будто карта и впрямь выведет их к людям, которые доброжелательно всучат каждому чашку чая, а добрые полицейские в секунду поймают преступников. Только сейчас очевидный страх и волнение за будущее захлестнули по-настоящему. Некоторым, конечно было нечего терять. Беатрис даже ничего не поняла, если бы случилась катастрофа. Обратят на нее внимание- уже хорошо, и без мамочки. Фелисити не знала своих собственных ценностей, утратила всякую мораль за последние сутки и понимала прекрасно, что в обществе ей не будет места. Она была исключением из компании и шла просто потому, что шли остальные. Харпер знала, что она Харпер, и это составляло ее жизненную позицию. Она не то чтобы стремилась вернуть память, ей нравился процесс. Все возмущения были отнесены исключительно к преступникам и их насмешке, но сама Харпер воспринимала происходящее действительно как игру, а слова «игроки» и «поле» были неприятны лишь в контексте издевки. А вот Милтон хотел вернуться домой. Он бы хотел из научного интереса рассмотреть различные варианты концовок этой истории, однако сам рассчитывал на хэппи-энд. Он то и был тем самым, кто слепо верил, что сразу после леса попадет в полицейский участок, где похитителям наденут наручники на запястья. Трудно адаптироваться вне среды, где все твои переживания падают в мешок к Санта Клаусу, а запас душераздирающих метафор из записной книжки кончается, и все приходится придумывать самому.
— Если мы найдем его, я съем его живьем. Голод не знает страха, — неловкая пауза затянулась и все, что мог сделать Милтон- это поменять прилагательное на «жуткая и напряженная».
— А если мы его не найдем, то я съем тебя, — страха не знал не голод, а гнев Харпер.
—
— Это что? — все обратили внимание на Харпер, указывающую пальцем куда-то в кусты.
— Пристанище фавнов, богов леса. Мы потревожили их покой, и теперь они точат ножи, слышишь?
Большое черное пятно проглядывалось через деревья, и собой оно являло деревянную заброшенную хижину под пепельным покрывалом пыли, всю покусанную пламенем; она мало чем напоминала пантеон лесных богов. Да и вообще каких-либо богов. «Это, — подумалось Харпер, — скорее, временное пристанище проходящих по тропам бродяг и пьяниц, если, конечно, кроме нас по этой тропе кто-то ходит. Вполне возможно, что злоумышленники настолько сильно заморочились, что…»
— Ты ослышался, это не в доме, это я. Так что помолчи, Милтон, я правда голодная. — Харпер развернулась к нему лицом. Милтон приподнял уголок рта.
— Ну раз у тебя все-таки есть оружие, прошу вперед, на схватку с фавнами!
— Нет, пойдешь ты, потому что сейчас я воткну его в тебя.
И прежде чем Милтон успел открыть рот, чтобы выплюнуть еще одну колкость, Харпер спросила, не отрывая взгляда от него:
— Где Фелисити?
— Я ее съел.
— Фелисити? — позвала Харпер.
Она оглянулась, но увидела только Беатрис.
— Черт, где она?
И как бы в ответ лес вздрогнул от пронзительного визга. Птицы, молча наблюдавшие, сорвались с веток и полетели прочь, словно молвили: «Катитесь ко всем лесным чертям, ребятки». Только несколько пар черных вороньих глаз сверкнули в тени и никуда не исчезли.
Харпер и Милтон с Беатрис под руку туда и побежали. Перепрыгивая через деревянные обломки, они неслись к дому, но лес уже был тих, только их сбивчивое дыхание и хныканье Беатрис напоминали о предшествующем крике.
Они в нерешительности остановили бег перед домом- пепелищем Олимпа лесных тварей, явно боясь зайти туда. Найдут ли они в нем обгорелые мощи Богов?
— Она что, не слышала наш разговор? Хотя чавканья я пока не слышу.
— Нужно зайти внутрь.
— Хочешь увидеть смерть?
— Не забывай, у меня оружие.
— Воткни его в меня, и мы оба будем вооружены. Я все равно не пущу тебя одну.
В доме послышалось движение, и этот звук отразился ужасом на лицах представших перед оскверненным пламенем храмом людей.
— Я слышу. — сказал Милтон шепотом, но Харпер поняла, что его голос просто сел.
— Что? — сдавленно уточнила она.
— Чавканье.
—
Милтон крадучись двинулся к двери дома. Шелест травы под его дрожащими ногами сопровождался этим отвратительным звуком поедания чего-то липкого и влажного.
Одними губами Харпер напомнила самой себе: «он безоружен».
Скрип открывающейся двери и полная тишина, давшая волю воображению и позволившая ему заполонить лес звуками самыми страшными и извращенными на несколько бесконечных секунд.
— Была бы у меня красная краска, я бы тебе таких фавнов показал.
«Где это говорит Джоэн? — Харпер закрыла глаза. — В моей голове? Или…»
— Вот засранец.
—
В доме Харпер застала красного от злости и обиды Милтона, который даже молчал после пережитого, очень сильно старавшуюся скрыть улыбку и прикрывавшую смущенно рот рукой Фелисити, и Джоэна, который чуть ли не по полу валялся от безудержного смеха и говорившего так, что среди хохота было сложно что-либо разобрать:
— Фавны! Он слышит чавканье, вы только посмотрите!
Он был весь в пыли и пепле.
— Если бы… Если бы у меня была краска, я бы тебе показал! Фелисити, думаю, пожертвовала бы своей кофточкой, чтобы сыграть роль моей жертвы, жертвы страшного фавна, которого ты так боишься, Милтон.
— Заканчивайте этот спектакль! — прикрикнула Харпер — Это чудесно, что мы нашли тебя, Джоэн…
— И не только меня. — ответил он серьезно.
— Да, и Фелисити мы тоже рады.
— Да я не о ней.
Харпер озадаченно останавливала взгляд то на Джоэне, то на Фелисити.
— Джоэн нашел еду. — пояснила последняя.
Милтон пальцами показал пистолет, направил его на Джоэна и сказал, как отрубил:
— Пробуешь первым.
Прошел мимо.
—
На столе, который по логике Милтона определенно являлся слегка подгоревшим алтарем, стояли блюда. Не совсем для богов: просто фарфоровые тарелки непривычно больших размеров, две штуки.
— Скудный ужин, однако. — заметила Фелисити.
Петрушка, грибы, кубок красного вина, жареная дичь на одной тарелке с вышеперечисленным и целый жареный кролик- на другой. Дети склонились над столом, их лица выражали сомнения и брезгливость. Глядя на этот натюрморт, они решили, что потребность есть- совсем не основная. Фелисити нервно сглотнула, не отрывая взгляда от кролика. Джоэн преградил своей ладонью этот визуальный контакт между живым и мертвым. Фелисити аккуратно отвела его руку от своего лица, и он сочувственно кивнул. Еда не источала никаких ароматов, птица была уже остывшей, грибы сморщенные и на стадии высыхания, вино больше остального не внушало доверия. На кролике лежал не требующий оглашения запрет.
— Джоэн, приятного аппетита. — любезно сказал Милтон, приподняв брови.
— Джоэн, не подходи. — Харпер выставила руку, преграждая путь к столу и без того неподвижному Джоэну.
Она осторожно и очень медленно подняла кубок и поднесла его к лицу, пару раз рвано вдохнула. Пожала плечами, мол: «Я не химик, но ядом не пахнет».
— Я, кстати, не знаю, как пахнет яд. — сказала она после паузы.
Они постояли над столом еще секунд десять, осматривая еду.
— Я опять слышу чавканье. — сообщил Милтон.
Все мгновенно повернули головы на Беатрис, которая незаметно поменяла свое местоположение, подошла к столу ближе и еще более незаметно стащила с него петрушку и сунула ее в рот.
— Нет, Беатрис! — Харпер выхватила у девочки остатки несчастной петрушки, но Беатрис уже успела проглотить какую-то ее часть.
— Варианта два: — начал Джоэн, — либо ты вызываешь у нее рвоту, либо мы просто наблюдаем за реакцией. Я думаю, ты будешь благоразумна.
— А если она умрет?
— Она спасет нас во второй раз. Да и она не настолько ценный член нашей команды, как остальные.
И Фелисити, чтобы предотвратить неизбежные разборки между Милтоном и Джоэном, произнесла:
— То есть вопрос, откуда здесь, черт возьми, относительно свежая еда, мы опустим.
— Мы в игре. — разочарованно напомнил Милтон. — Звучит как бред, но это так, разве не ясно?
—
Он показывал пальцем в карту.
— Очень глупо, что мы шли, не смотря в карту. Этот дом нанесен на нее. Единственное, что нам нужно понять, это можно ли начинать нашу трапезу, и почему меню выбрано именно… такое?
— Я знаю, почему. — сказала Харпер. — Вернее, есть предположение. — она убедилась, что ее слушают. –Дело в символизме. Обычно, например, на картинах, еда всегда означает что-то, чувства изображенных героев…
— Ого, — отозвался Джоэн, — эти грибы отлично передают мою тягу проблеваться.
Харпер закатила глаза.
— Допустим, я слышала, что красное вино- это кровь…
— Все ясно, — вставил Милтон, — фавны здесь сожрали Иисуса.
— Да, спасибо, Милтон. Это кровь Христа.
— Кроме шуток, одно ясно: бог здесь точно кончается. — хмуро сказала Фелисити будто самой себе.
—
— Лондон. Тебе на «Н».
Фелисити сидела, притянув к себе колени и опершись на стену. Харпер скучающим взглядом окидывала помещение в тысячный раз. Милтон пальцами отбивал понятный ему одному ритм по столешнице. Джоэн водил пальцами по полу, рисуя на пыльных досках узоры.
— Нью-Йорк. — отвечал он.
Все так или иначе поглядывали на Беатрис, которая беззаботно покачивалась из стороны в сторону. Надо признать, каждый предвещал ее падение, стоило ей наклониться сильнее обычного, и каждый знал, что, если падение случится, причиной станет не потеря равновесия.
— Она качается уже двенадцать минут, — задумчиво изрек Милтон. Его рука, казалось парит над клавишами фортепиано, а пальцы упруго и цепко отыгрывают вальс, -Все умирающие от отравления ведут себя подобным образом?
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.