Бесплатный фрагмент - Позволено любить

Глава 1. Дерзкий спаситель

Неизвестно, чем завершилась бы эта прогулка верхом для молоденькой девушки, беспечно любовавшейся живописной лесной тропинкой ранним августовским утром. Уже зацветал белыми, лиловыми, розовыми цветками вереск, и его горьковато-медовый аромат напоминал о приближении осени с её дождями и туманами. Утро было чудное, по крайней мере, ничто не предвещало, что прекрасное расположение духа наездницы будет нарушено. Тем не менее, это случилось. И причиной стала вовсе не лошадь, которая, конечно, неизвестно почему со спокойной рыси перешла вдруг на галоп, да такой, что рисковала сбросить свою хозяйку с седла. Нет, на лошадь девушка не сердилась. Пределу её возмущения не было весь последующий день оттого, что в один из моментов, когда она, изо всех сил стараясь удержаться в дамском седле, пыталась, применяя все известные ей способы, заставить лошадь замедлить свой дикий бег, с одной из множества боковых дорожек на неё налетел незнакомый всадник, промчался рядом, что-то говоря, схватил одной рукою поводья, а другой ловко выдернул её из седла, крепко и совершенно бесцеремонно прижав к себе.

Девушка задохнулась — как она уверяла себя, вовсе не от страха! — и, развернувшись, наотмашь ударила незнакомца по лицу.

— Как вы смеете?! — воскликнула она гневно и оскорблённо.

— Смею что? — мужчина был обескуражен и, продолжая одной рукой, затянутой в чёрную перчатку, крепко держать спасённую за талию, другой машинально коснулся горевшей от пощёчины щеки.

— Дотрагиваться до меня! Вы меня схватили!

— Конечно, — удивлённо ответил незнакомец, продолжая движение вслед за унёсшейся лошадью. — Как иначе я помог бы вам?

— Кто сказал, что мне была нужна помощь? Я вас не просила! — девушка яростно трепыхнулась. — Требую немедленно отпустить меня!

Мужчина с нескрываемым интересом разглядывал профиль юной разгневанной особы, сидящей на луке его седла в безопасном кольце его рук. Тонкий, точёный, с нежными линиями раскрасневшихся щёк и губ, с прищуренными от возмущения глазами, над которыми трепетали длинные тёмные ресницы. Её можно было бы назвать просто обыкновенно хорошенькой, но бьющая через край энергия, с какой девушка отбивалась от своего спасителя, делала её в тысячу раз привлекательнее, чем она могла показаться, чинно сидя за вышивкой где-нибудь в гостиной.

— Отпустите немедленно! — твёрдая и повелительная интонация мелодичного голоса не допускала возражений, и всадник, вздохнув, легко соскочил с седла, оставив незнакомку восседать в одиночестве на его вороном коне, тут же послушно остановившемся, как только хозяин спешился.

— В таком случае, у меня нет иного выхода, как предложить вам себя в качестве грума, а моего коня отдать в ваше полное распоряжение, — мужчина галантно поклонился, прижав руку, в которой держал снятую двууголку, к белоснежной сорочке с высоким воротником, выглядывающим из его коричневого шерстяного фрака.

Теперь они могли рассмотреть друг друга. Особенно девушка, которая даже не заметила, как выглядит выдернувший её из седла наглец. Он тоже был молод и, надо отдать ему должное, необычайно хорош собой. Да и это слабо сказано. Разглядывая его с высоты своего положения с бесцеремонностью оскорблённой дамы, девушка отметила про себя, что это как раз тот тип романтического красавца, по которому вздыхают её глупенькие сверстницы. Эдакий коварный соблазнитель юных неопытных душ, опасный нарушитель покоя пожилых мужей, проникающий в святая святых супружеского очага и бросающий своих жертв на произвол судьбы с навеки загубленной репутацией. О, она прекрасно знает, как надо вести себя с подобными людьми! Она-то не из тех, кого могут пленить эти густые волнистые волосы, чёрные, как смоль, над высоким ясным лбом, эти тёмно-синие глаза с ресницами, которым могла бы позавидовать самая красивая женщина, эти чуть приподнятые в удивлении чёрные брови — прямые, стремительно летящие от переносицы, этот орлиный нос, придающий профилю благородство и горделивость, эти плотно сжатые, прихотливо очерченные губы и тронутая загаром кожа, оттеняющая и синеву глаз, и белизну дорогой тонкой ткани сорочки.

Молодой человек, в свою очередь, тоже позволил себе получше рассмотреть восседающую над ним незнакомку, завладевшую его седлом. Она-то была в гораздо менее выгодном положении, нежели он, одетый с иголочки, потому что тёмно-русые волосы её немного растрепались, зелёная амазонка скомкалась сбоку неудобного мужского седла, открыв взору незнакомца ворох оборок от нижних юбок и ножки в крошечных башмачках, непоправимо не достающих до стремени.

— Почему мы стоим? — сердито спросила девушка, стараясь под раздражением скрыть смущение.

— Ах, прошу прощения, — спохватился её спутник, беря коня под уздцы и трогаясь в путь. — Как я понимаю, мы идём вдогонку за вашей взбесившейся лошадью…

— Не смейте называть Каролину взбесившейся! — высокомерно заявила юная всадница. — Она очень спокойная и послушная.

— Я это заметил, — молодой человек не смог сдержать весёлой улыбки, взглянув искоса на собеседницу, ответившую ему мгновенно испепеляющим взглядом своих карих глаз. — Обязательно скажите об этом инциденте своему конюху. Не исключено, что вам понадобится более спокойная лошадка для ваших одиноких прогулок. Не всегда же бывает такая удача, — он многозначительно намекнул ей на своё своевременное вторжение.

— Я сама разберусь. Благодарю.

— О, вы очень любезны. Услышать от вас «благодарю» — редкое счастье…

— Я вас не просила вмешиваться, — она отвернулась, изо всех сил стараясь удерживать равновесие в непривычном седле, чтобы он не заметил и не вздумал к ней прикасаться, усаживая поудобнее.

Он вёл коня очень медленно, догадываясь, как ей трудно, но не пытаясь навязать свою помощь, уже предупреждённый, какой встретит отпор.

— Раз уж я удостоился чести узнать кличку вашей достопочтенной кобылы, может быть, имеет смысл и нам представиться друг другу? — спросил молодой человек после долгого молчания.

— Я не рассказываю о себе первым встречным, — отрезала девушка.

— Хорошо, — голос его прозвучал покорно, но затем он весело сверкнул на неё снизу вверх своими синими глазами и произнёс с плохо сдерживаемым смехом: — если вашу лошадь зовут… Каролина, то боюсь даже предположить, каким именем нарекли вас…

— Как вы смеете мне ещё и дерзить?!

— Просто я пытаюсь вам понравиться…

— Вам это не удастся. Приберегите свои чары для дочек трактирщиков, — она покраснела, рассердившись теперь на себя, что обнаружила такую непозволительную для порядочной девицы осведомлённость в образе жизни порочных молодых людей, к которым она, не задумываясь, отнесла своего случайного спутника.

Он не стал продолжать, чтобы не сердить её ещё больше, и они в полном молчании достигли залитой утренним солнцем лужайки, на которой невозмутимо паслась виновница их знакомства.

— Вы позволите? — молодой человек серьёзно взглянул на девушку, заметив, как она тщетно пытается достать ножкой до слишком низкого для неё стремени в поисках опоры.

Увидев, что он протянул к ней обе руки, девушка на миг задумалась, но была вынуждена сдаться. Он быстро подхватил её за талию и поставил на землю, дивясь её маленькому росту (она едва доходила ему до подбородка своей русоволосой макушкой) и хрупкому телосложению, так как проявленный нрав сделал бы её в глазах любого высокой и внушительной. Она отступила назад, почувствовав себя беспомощной рядом с его высокой статной фигурой, и оправила юбку, склонившись, чтобы скрыть покрасневшее от смущения и раздражения лицо.

— Думаю, я всё же должна вас поблагодарить, — произнесла она, садясь верхом на свою кобылу и машинально её поглаживая.

— Это вовсе необязательно, — улыбнулся он, наблюдая за нею не без тревоги. — Главное: присмотритесь к лошади и посоветуйтесь с конюхом. Вы уверены, что благополучно доедете домой?

— Да, — ей, видимо, не терпелось расстаться, и молодой человек легко вскочил на вороного, демонстрируя гордую и красивую посадку превосходного наездника, заставив её невольно им залюбоваться. Но она тотчас одёрнула себя, обозвав его щёголем за безукоризненный покрой очень дорогого и прекрасно сидящего на нём костюма и за слишком пышную отделку вновь водружённой на голову шляпы…

— Когда будете в Беллингстоуне, а я думаю, вы ещё не выезжали, потому что непременно запомнил бы вас, надеюсь, что мы увидимся, — произнёс он на прощание, берясь за поводья, и в голосе его не было насмешки. — Почту за честь быть вам представленным.

Он поклонился с самым серьёзным и церемонным видом, и девушка, собиравшаяся сказать, что вовсе не мечтает с ним никогда больше встречаться, прикусила язычок, ответив молчаливым поклоном, и без промедления развернула лошадь назад — на покинутую дорожку, оставив своего спутника смотреть ей вслед.

Глава 2. Графиня Лейден получает письмо

— Как ты долго сегодня каталась, Виктория! — воскликнула графиня, едва наша юная знакомая вошла в просторный холл уютного старинного дома. — Ты опоздала к завтраку, дорогая, придётся есть остывший… Всё в порядке?

Графиня, приятная стройная и невысокая женщина лет сорока, озадаченно вгляделась в лицо дочери, чуть более обычного возбуждённой после верховой прогулки, ежеутренне предпринимаемой ею. От матери не укрылось, что девушка была чем-то раздражена, да и волосы её слегка выбились из причёски, а день начинался безветренный.

— Ах, пустяки, матушка, просто Каролина понесла…

Графиня всплеснула руками, но Виктория остановила её, собираясь подняться к себе в комнату:

— Не беспокойтесь, матушка, я… быстро обуздала её. Она никогда прежде не подводила меня, Думаю, что и впредь… Я сейчас, только переоденусь!

Последние слова Виктория договаривала уже наверху лестницы, спеша, чтобы мать не успела заметить её покрасневших щёк. Девушка решила, что о происшествии в лесу она никому не скажет.

После завтрака, когда леди Оливия (именно так звали графиню) занималась чтением принесённых утром писем, а Виктория здесь же, в кабинете, перебирала ноты старинных романсов, приключилось нечто очень опечалившее обеих дам.

Леди Оливия откладывала большинство писем в сторону, как не срочные, собираясь прочесть их позже, останавливаясь на некоторых и даже зачитывая дочери целые фрагменты, которые могли её заинтересовать или позабавить.

— А это что, — графиня склонила голову, читая адрес. — Это от сестры твоего отца, Виктория.

— От тёти Эммы?

— Да, от неё. Давно она не писала.

— По-моему, она вообще пишет редко… Зато с Генри все эти годы мы общаемся регулярно. Вот кто нас не забывает!

— Тем более, надо прочесть, что она пишет, — улыбнулась мать, выслушав Викторию с распечатанным письмом в руке.

— Стойте, матушка! — лукаво воскликнула девушка. — Дайте угадаю! Ведь в прошлый приезд Генри говорил мне, что помолвлен! Прошло почти полгода, значит…

— Ты хочешь сказать, что это может быть приглашение на бракосочетание?

— А из-за чего тётя Эмма взялась бы за перо?

— Ну, хватит гадать, — графиня распахнула лист бумаги и принялась читать, но почти сразу на высоком лбу её появилась морщинка. — С прискорбием… Что это, что это, боже мой?!

Виктория вскочила со своего стула и кинулась к матери через весь кабинет, донельзя встревоженная:

— Что-нибудь с… с тётей?

— Нет, нет, Виктория! — у леди Оливии на глаза навернулись слёзы, и она прикрыла рот рукой. — На, милая, прочти сама…

Виктория выхватила листок, исписанный округлым почерком тёти Эммы — таким же округлым, как она сама, — и ахнула: письмо сообщало, что единственный сын папиной сестры, сэр Генри Лавли был убит два дня назад на дуэли. Погребение было назначено на ближайший четверг. У Виктории потемнело в глазах. Генри был её любимым кузеном и, хотя между ними было целых четыре года разницы, она дружила с ним больше, чем с его младшей сестрой — дочкой тёти Эммы Алисой, и он, бывало, гостил у них с мамой по несколько недель, деля страсть Виктории к конным поездкам и рассказывая столичные новости. Там-то, в столице герцогства — в Беллингстоуне, — на балу он встретил свою будущую невесту и собирался в скором времени порадовать родных известием о свадьбе. И вот! Убит на дуэли!

Глава 3. Любимый «мальчик» леди Эмили

К роскошной усадьбе Уитримеров приближался всадник, которого, по-видимому, ждали, потому что хозяйка, чьи зоркие глаза разглядели его в самом конце дубовой аллеи, отложила вязание и позвонила. Явившемуся лакею она велела позвать сэра Уитримера, а сама поспешила на широкое крыльцо в сопровождении некоей дамы, бывшей здесь гостьей. Дама была настоящая красавица: лет на двадцать моложе леди Уитример, одетая в модное ярко-жёлтое платье с высокой талией, подчёркивающей роскошный бюст, усыпанная драгоценностями, она была обладательницей великолепных золотистых волос, ниспадавших на спину мелкими кудрями, больших голубых глаз и белоснежной кожи. Она шла чуть поодаль, стараясь умерить шаг, дабы скрыть своё нетерпение, так как и сама увидела и узнала всадника, едва он показался на ведущей к усадьбе дороге, но леди Уитример прекрасно знала, чему обязана ежедневными визитами своей внезапно приехавшей в своё поместье соседки. Однако она и виду не подала, что всё понимает, когда вчера прочла при гостье письмо, извещающее, что сэр Райли, опекуном имущества которого был её супруг, прибудет к ним на следующее утро.

Молодой человек прекрасной наружности, которого полчаса назад встретила в лесу юная Виктория Лейден, спрыгнул на дорожку и стремительно направился к сэру Уитримеру, успевшему спуститься из своего кабинета. Мужчины обменялись рукопожатием, затем Райли почтительно склонился к руке хозяйки дома и обратил взор своих сияющих глаз к молодой даме.

— Вы здесь? — он почувствовал, целуя, как задрожали её пальцы.

— Да, уже три дня отдыхаю в своём имении и коротаю дни с леди Уитример, жалуясь на свою вдовью долю, — хорошо поставленным мелодичным голосом пропела молодая женщина, краснея и во все глаза рассматривая приезжего.

— Примите мои соболезнования, — серьёзно молвил сэр Райли, беря её под руку и ведя в дом вслед за хозяевами. — Я думал, вы ещё в трауре, — он окинул женщину благосклонным взглядом, польстившим её старанию понравиться.

— Нет, месяц назад минул год, — она вздохнула, опуская трепещущие ресницы.

За разговорами был накрыт стол, и компания приступила к завтраку, причём молодому человеку почти не давали есть и пить, засыпав вопросами. Он уже пять лет находился на военной службе и раз в год приезжал в отпуск, но чаще останавливался в столице Блиемского герцогства или в своём богатом поместье, изредка навещая семью своего опекуна, с которой был в тёплых отношениях. Лорд Уитример был поэтому обрадован, ибо питал симпатию к молодому герцогу, что на этот раз, вернувшись из Индии, где ныне располагался полк, которым в течение года тот командовал, проведя один из двух месяцев отпуска в своей резиденции в Беллингстоуне, он направился к ним. Судя по краткому письму, его привело важное дело, о котором, впрочем, за завтраком, в обществе дам, герцог не обмолвился ни словом.

— Меня всегда удивляло ваше решение поступить на военную службу, — сказала молодая гостья.

— Это было решение отца, — откладывая в сторону серебряный нож, ответил сэр Райли.

— Ничего удивительного, дорогая Эмили, — заметил лорд Уитример, — лучшие семейства нашего острова всегда стремились направить своих сыновей на службу, которая может укрепить наше положение перед Британией, угодив ей, как сильнейшему покровителю.

— Единственному, — улыбнулся молодой герцог. — Это наш единственный могущественный сосед в Атлантике.

— Быть полезным Англии, — возразила красавица, — можно и в торговле, и на дипломатическом поприще.

— Я никогда не обсуждал решения своего отца, — сказал сэр Райли.

— Он был замечательный человек, — вздохнул лорд Уитример. — Что касается услужения Британской короне, от которой мы формально независимы, как многие другие острова, то, леди Эмили, вы тоже оказываете ей большую честь, бывая в Лондоне, насколько слышал, чаще, чем при дворе нашего герцога Фернанда. Не ревнует ли он, что вы предпочитаете его двору двор короля Георга?

Леди Эмили улыбнулась:

— Я представляю Блиемское герцогство перед королём Великобритании не хуже, чем это делают наши дипломаты.

— А как насчёт французского двора? — улыбнулся в ответ Уитример.

— О нет, я боюсь этого Бонапарта! — шутливо замахала на него рукой Эмили.

— Может, это ему стоило бы бояться вас, вы затмили бы саму Жозефину, — лорд Уитример сказал это с нескрываемым восхищением.

— Наш двор, конечно, хорош, — вставила леди Уитример, — но молодым людям, безусловно, интереснее просторная Европа. И, само собой, столицу Блиема нельзя сравнить с Лондоном.

— Дорогая, — патриотично возразил её муж, — наш остров всего в два раза меньше Ирландии. Он достаточно просторен для тех, кто умеет трудиться. Бездельникам будет тесно везде.

— Что до меня, — вздохнул сэр Райли, — то, вынужденный постоянно находиться за пределами Блиема, я, признаться, истосковался по родным местам…

Лорд Уитример взглянул на молодого человека с одобрением.

Погуляв по окончании завтрака по саду и взяв у хозяйки дома рецепт сливового варенья, прекрасная гостья собралась уезжать к себе, отклонив приглашение остаться к обеду.

— Думаю, Райли будет веселее, если вы останетесь, — заметил Уитример, — чем с нами, стариками.

— Вы вовсе не старики, — засмеялась красавица. — А о чём таком интересном, скажите на милость, может он поговорить с одинокой женщиной, оставшейся в двадцать девять лет с ребёнком на руках? Вам, дорогой сэр Райли, неведомы подобные горести, — эти слова она адресовала юноше, глядя на него взором, не имеющим ничего общего с их смыслом.

— Сколько вашему сыну, леди Эмили? — спросил Райли, задумчиво отводя взгляд.

— Четвёртый год.

— Он приехал с вами?

— Нет, остался в Лондоне.

— Так вы окончательно обосновались в Лондоне?

— Большую часть года живу там. Уже почти пять лет, примерно с тех пор, как ваш батюшка отправил вас служить…

Райли кивнул, удовлетворившись ответом.

— Ну что же, мне пора, — повторила леди Эмили. — Я приехала верхом, сэр Райли… Если…

— Я провожу вас, — ответил он, идя к конюшне и бросив на ходу Уитримерам: — надолго не задержусь. Мне надо обсудить кое-что…

— Наконец мы наедине, — вздохнула Эмили, оборачиваясь на скрывшееся из виду имение. — Не стану притворяться и откладывать в долгий ящик: я приехала из Лондона сразу, как узнала случайно от знакомых, что ты приедешь сюда. Не знала, что ты в Беллингстоуне, иначе уже давно была бы там…

— Это мило, — кивнул молодой человек, поклонившись.

— Райли, подумать только: пять лет я не видела тебя! Я не знаю, как жила все эти годы…

В глазах Эмили, когда она поравняла с ним свою белую лошадь, сверкала ничем не прикрытая страсть. Молодой человек молчал. Она, ничуть не смущаясь, продолжала:

— Когда ты уехал, я была сердита на твоего отца. Что за блажь отправить в действующую армию единственного наследника, которому незачем и палец об палец ударять, чтобы жить припеваючи в своём доме?! И потом, если учесть, как наш герцог Фернанд прогибается перед Англией, послушно отправляя своих солдат то в одно, то в другое пекло в качестве союзника… Сколько раз я с замиранием сердца думала: а вдруг тебя убьют?!

— Скорее вассала, чем союзника, — улыбнулся Райли. — Я польщён, что вы так тревожились за меня, леди Эмили. Но отец, вы же знали его, считал, что я должен «понюхать пороху», испытать физические лишения, закалить тело и дух…

Эмили окинула его восхищённым взглядом:

— Вы очень повзрослели, Райли. И возмужали. Я… всегда считала, что мало кто может сравниться с вами внешностью, но тогда вы были милым мальчиком, пусть и высоким, сильным… Но теперь вы вызываете во мне робость, настолько зрелым мужчиной вы стали, — она даже покраснела, опуская глаза.

Райли улыбнулся, подумав, что робость вряд ли свойственна его очаровательной спутнице.

Поместье её располагалось очень близко от имения Уитримеров — расстояния на острове были невеликими, — отчего они, минуя берёзовую рощицу, оказались у ворот дома леди Эмили. Она спешилась, бросив поводья на ограду, не желая привлекать к себе внимания, и жестом пригласила сэра Райли последовать её примеру.

— Как же я соскучилась, — пошептала она, гибко прильнув к нему, едва они скрылись в кружевной тени деревьев, обняла за шею, лаская пальцами волосы на затылке, и коснулась губами его губ. Райли слегка обхватил её за талию, позволяя целовать себя. — Забыл меня? — она откинула назад голову, всматриваясь в его лицо. — Ты такой сдержанный, такой строгий… Твой отец был всё же прав: ты стал таким мужественным… ни в какое сравнение с тобою не идут придворные лондонские неженки…

Продолжая обнимать молодого человека и покрывать поцелуями его глаза, лоб и губы, она вспоминала те далёкие дни, когда он был застенчивым семнадцатилетним юношей, четырьмя годами моложе её, уже замужней светской дамы. За два года их тайных встреч она превратила его в смелого и страстного любовника, в глубине души жалея, что поспешила выйти замуж за человека, годящегося ей в отцы, не зная, что всего через три года встретит того, кто будет для неё желаннее всех на свете. Теперь всё изменится, с упоением думала Эмили, расстёгивая его фрак, но сэр Райли осторожно сжал её тонкие пальчики, освобождаясь из объятий со словами:

— Прошу простить меня, Эмили, но у меня важный и срочный разговор с сэром Уитримером. И я собирался успеть отправить пару писем до обеда…

Она разочарованно вздохнула, отстраняясь:

— Но ты приедешь вечером? Можешь смело явиться ко мне… Теперь я свободная женщина…

— Вряд ли успею, дорогая, — Райли поправил воротник рубашки, застегнул верхние пуговицы фрака, подходя к своему коню, и улыбнулся. — Рад был увидеть вас. И… вашей красоте очень на пользу пошло материнство.

В его синих глазах Эмили прочла одобрение, но чего-то остро не хватало ей в его взгляде, и она, уже сев верхом, спросила:

— Но завтра?

— Очень жаль, Эмили, но утром я уже уеду.

— Куда?

— В Беллингстоун.

— Понятно… Тогда до встречи там, — она улыбнулась, стараясь скрыть раздражение, и помчалась прочь.

Глава 4. Правда о роковой дуэли

Вечером после траурной церемонии графиня Лейден вместе с дочерью остались у леди Эммы в числе немногих не разъехавшихся из-за дальней дороги гостей. Сидя в полумраке гостиной, они вполголоса разоваривали с безутешной матерью и заплаканной сестрой — восемнадцатилетней Алисой, когда кто-то из дам решился спросить:

— Но что всё-таки произошло?

— А вы не знаете? — ответила другая, взглядом спрашивая позволения леди Эммы рассказать о трагедии, постигшей её сына.

Леди Эмма кивнула, давая понять, что сама не в силах об этом поведать, и дама продолжила. Генри Лавли, замечательный юноша двадцати с половиной лет, был помолвлен с одной живущей в столице девушкой, как вдруг узнал, что за нею принялся ухаживать другой. Он не знал ни внешности, ни имени, но до него дошли слухи, и он, конечно, воспылал ревностью и обратился к своей невесте за объяснениями. Та в слезах призналась, что с недавних пор её начал домогаться очень богатый и самоуверенный человек по имени лорд Мэнфорд, имеющий титул герцога, и она тщетно пытается от него отделаться. Генри отправился к этому герцогу, и тот, к возмущению юноши, объявил, что никогда не проявлял ни малейшего интереса к его невесте. Генри был в ярости: его возлюбленную объявили лгуньей. Разумеется, он вызвал Мэнфорда на дуэль. Тот назвал Генри глупцом, но вынужден был принять вызов…

— А дальше? — восклинула Виктория, вытирая слёзы.

— Они дрались на шпагах.

— У Генри никогда не было такой уж хорошей практики в фехтовании, хотя мальчик он был крепкий, — прошептала леди Эмма, прижимая платочек к глазам. — Зачем он вспылил?..

— Мама, — произнесла горячо Алиса, собирающаяся провести в столице уже второй сезон и отлично знакомая с нравами света, — он не мог оставить оскорбление его невесты без удовлетворения!

Дама, приехавшая из Беллингстоуна и знавшая подробности, сказала:

— Этот Мэнфорд отлично владеет оружием. Он, кажется, военный офицер. Да. Я знала его родителей. Говорят (кое-кто видел дуэль своими глазами, конечно же), что он старался драться вполсилы, видя, что противник слабее, но кто знает? Как тогда получилось, что он всё же заколол его?

— Ах, что теперь об этом говорить?! — всхлипнула леди Эмма.

Перед сном Виктория, делившая в гостях покои с матерью, долго ворочалась в своей постели. У неё не шло из ума имя лорда Мэнфорда, и она твёрдо решила, что если осенью или зимой, когда она будет в Беллингстоуне, она встретит его, то обязательно будет держаться с ним холодно и никогда в жизни не примет у себя. Перед её мысленным взором то и дело являлся Генри — товарищ её детских игр и юношеских приключений, добрый, весёлый, немного вспыльчивый, но такой бесконечно дорогой. И потерянный навеки…

— Мама, — тихо позвала Виктория в темноте.

— Что, милая, — графиня тоже не спала.

— Имя лорда Мэнфорда не кажется вам знакомым?

— Не просто кажется. Я знаю одних Мэнфордов… Не стала расспрашивать сегодня… Может быть, они состоят в родстве?

— Клянусь, матушка, что всю жизнь буду ненавидеть этого человека!

— Ненависть — нехорошее чувство, милая. Как ни печальна судьба Генри, но это была дуэль…

Виктория вздохнула, не желая спорить, но в душе дала себе слово никогда не прощать убийцу кузена Генри.

Глава 5. Сэр Райли строит серьёзные планы

Сэр Райли сидел в своей библиотеке, откинув голову на высокую спинку стула, вытянув длинные ноги в щегольских домашних туфлях, одетый поверх тонкой сорочки и коротких брюк в шёлковый халат, с пером в руке, сосредоточенно сдвинув свои выразительные чёрные брови, когда к нему вошёл другой молодой человек, чуть ниже ростом, крепкий, слегка полноватый, с энергичным и добродушным выражением лица, густой каштановой шевелюрой и серыми глазами.

Герберту Брэкстону, лорду Уайли единственному было дозволено когда угодно входить в этот дом беспрепятственно, ибо он был лучшим, самым близким другом его хозяина.

— Ты вернулся! Какие новости? — без предисловий начал Герберт.

— Вот, сочиняю письмо…

— Так о чём вы договорились с лордом Уитримером? — лорд Уайли удобно уселся в просторное мягкое кресло напротив своего друга.

— Он объяснил мне всё. Единственное условие, поставленное отцом в завещании: я могу выйти в отставку до достижения тридцати лет, если женюсь. Тогда могу оставить военную службу и вступить в права наследования, освободив от ответственности моего опекуна.

— Твой отец предусмотрительный человек, — рассмеялся Герберт.

— Он хотел, чтобы я был достоин носить его имя и был, по возможности, защищён от многих искушений, какие даёт богатство. Женитьба свяжет меня и очень обяжет, так что тратить состояние мне придётся с оглядкой на супругу. В противном случае, мне придётся нести тяжкое бремя военного ещё почти шесть лет…

— Осталось теперь найти таковую кандидатуру…

— В том-то и дело, Герберт, что формально она найдена, — Райли оторвался от стула, положив перо на стол.

— Когда же? — удивился Герберт. — Когда ты успел?

— Не я. Просто не было случая рассказать… Мне было лет восемь, когда у очень хорошего друга моего отца родилась дочь. И они, по достижении ею двух лет, а мною — десятилетия, порешили связать наши фамилии помолвкой.

— Вот это поворот! — изумился Герберт. — Так значит, ты связан словом!

— Да, но мы давно не общались. Друг отца — один граф, имя скажу позже, вряд ли ты их знаешь, они не появляются в столице, насколько знаю, — скончался двенадцать лет назад, дочери его было тогда, получается, четыре… С тех пор они не давали о себе знать, по крайней мере, отец ничего мне о них никогда не рассказывал. А теперь его нет, и спросить мне не у кого…

— Опекун не знает?

— Нет, — Райли встал и прошёлся по комнате, размышляя. — Теперь я составляю письмо на имя матери этой девушки…

— Но это прискорбно: жениться по долгу, а не по желанию…

— Как много знаешь ты тех, кто женится по любви, Герберт? — улыбнулся Райли и кивнул появившемуся на пороге лакею, тут же внёсшему поднос с кофе и сладкими пирожками. — А если серьёзно, то ты прав…

Он помолчал, стоя и наблюдая, как друг с аппетитом набросился на угощение, но мыслями, видно, был далеко отсюда.

— Знаешь, кого я встретил у лорда Уитримера? — прервал он молчание, многозначительно усмехаясь в ответ на вопросительный взгляд товарища. — Эмили Хартли.

— Миледи Корнгейт?

— Её.

— И что же она? Я видел её в эти годы редко. Говорят, всё время в Лондоне.

— Так и есть.

— Красивая? — мечтательно протянул Герберт.

— Почти не изменилась.

— Понимаю… Если она теперь овдовела, ты, получается, не прочь…

— Нет. Нет, Герберт, — категорично ответил Райли. — Всё в прошлом. Она была моей первой женщиной, но, боюсь, первой любовью это назвать нельзя…

— У неё вроде ребёнок. Не твой? — подавил смешок Герберт.

Райли покачал головой:

— Я, конечно, дурно поступил со стариком Хартли, но соблазн был велик, я был по-юношески безрассуден, а Эмили просто сокрушила меня своей буйной чувственностью… Но в этом грехе я неповинен. Мы расстались за два года до того, как их сын родился, и я, правда, не знаю, чьему отпрыску оставил лорд Корнгейт свои деньги и титул.

— Невысокого же ты о ней мнения…

— Я не хочу её чернить, Герберт, и этот разговор возможен только между нами, но у меня никогда не было иллюзий даже относительно её верности мне в то время, а уж о муже…

— И как она встретила тебя? — с любопытством спросил лорд Уайли.

Райли снова многозначительно улыбнулся и потупил взор, понизив голос:

— Чуть не нарушила моё длительное воздержание. Дала понять, что намерена возобновить наши отношения.

— Да, если б ты не был помолвлен…

— Но Эмили — не вариант. Если бы мне суждено было жениться по собственному выбору, — Райли стал серьёзным, — я бы хотел, чтобы меня влекло не только тело. Мне хочется любить, Герберт, быть близким с кем-то душой…

— Душой, — притворно обиделся лорд Уайли, одновременно любуясь другом, высказавшим столь благородные помыслы. — А моей души тебе мало?

— Мне нужна близкая женщина, любимая, — ответил Райли, дав другу подзатыльник. — Но… Есть, правда, шанс, что и эта моя… невеста мечтает вовсе не обо мне, и мы могли бы обоюдно расторгнуть помолвку, освободив друг друга от данного в её младенчестве обещания…

— А что, она была тогда красоткой?

— Кто? — Райли словно очнулся, задумавшись.

— Ну, невеста твоя. В свои два года?

— О да… Я, помню, сидел на коленях её отца, когда её внесли в чём-то белом и розовом, в каких-то ленточках, и я от всего сердца сказал «да»!

— Ты купился на розовые ленточки! В десять лет! Я поражён!

— Ты плохо думаешь обо мне. Я купился на то, что её отец расписал мне, какой роскошный пруд достанется ей в приданое вместе с имением!

— Ясно! Он поймал тебя на страсти к плаванию!

— Именно, Герберт! — Райли рассмеялся, возвращаясь за стол. — Вот теперь я пытаюсь написать им, что готов или жениться, или освободить её от слова, если она пожелает…

— Ты думаешь, найдётся такая глупая девица, которая откажется от твоего титула, денег… Да и любая скажет тебе, что на свете просто нет женщины, которая устоит перед твоей внешностью!

Райли подбоченился, принимая лесть с притворным наслаждением, но, словно вспомнив что-то, проронил с улыбкой:

— Ты очень ошибаешься, Герберт! Только на днях я встретил ту, кому абсолютно безразличны мои многочисленные выдающиеся достоинства! Честное слово!

Герберт кивнул, подумав, что друг шутит, затем встал, посмотрев на часы:

— Ты ведь занят, Райли. Не буду мешать твоим матримониальным планам и желаю тебе удачи.

— Она мне потребуется. Благодарю, — и, проводив Герберта до самого крыльца, сэр Райли вернулся за стол и в глубокой задумчивости склонился над начатым письмом.

Глава 6. Виктория озадачена

В доме графини Лейден шла подготовка к предстоящей осенью поездке в Беллингстоун. Приближался очередной светский сезон, и леди Оливия, много лет не заезжавшая в столицу надолго, собиралась снять там апартаменты и поселиться вместе с шестнадцатилетней дочерью, которую в этом году собиралась представить ко двору герцога Фернанда.

Надо сказать, сама Виктория воспринимала это событие очень спокойно. Воспитанная бабушкой по папиной линии, не оставлявшей её матери при жизни шансов влиять на ум и душу любимой внучки, которой она отдавала предпочтение перед Генри и Алисой, бабушка культивировала в своей любимице те черты характера, какими могла похвастаться сама. Виктория была девушкой невероятно здравомыслящей и абсолютно устойчивой к соблазнам. Она, конечно, любила танцевать и веселиться, но вряд ли блеск двора вскружил бы ей голову, так как больше всего она ценила сельскую жизнь с её просторами, простотой, со всем, что способствует хорошему здоровью и спокойному сну.

Но, безусловно, Виктория с большим пристрастием отнеслась и к созданию своего нового гардероба, и к урокам танцев и придворного этикета, потому что собиралась предстать в свете в самом безупречном виде, никого не стремясь, однако, покорить и не мечтая заполучить в мужья никакого столичного богача, потому что такой богач у неё уже был.

Они с графиней как-то никогда не поднимали эту тему. Виктория — по малолетству и из скромности, а леди Оливия считала, что дочка ещё слишком юна для брака. Да и повода поговорить об этом у них не было, пока где-то через неделю после известия о гибели Генри они не получили ещё одно взволновавшее их письмо.

Сев напротив матери, которая, предварительно ознакомившись с его содержанием наедине, позвала девушку со словами, что речь идёт о ней, Виктория приготовилась внимательно слушать.

Письмо гласило:

«Милостивая государыня, помня о своём слове, данном в присутствии Вашего покойного супруга, моего батюшки, почившего почти пять лет назад, а также в Вашем присутствии, чему минуло уже четырнадцать лет, сообщаю Вам, что готов в любой удобный для Вас и Вашей дочери день и час обсудить возможность исполнения моего священного долга по отношению к своей наречённой невесте.

При этом признаю за нею право расторгнуть нашу помолвку, которая является безусловным, почётным и счастливым обязательством исключительно в отношении меня, если на то будет её воля.

Прошу вас нижайше ответить мне в кратчайшие сроки, чтобы я мог знать, какими должны быть мои дальнейшие действия по исполнению данного мною обещания.

С глубоким и искренним почтением, Ваш покорный слуга, лорд Мэнфорд герцог Берновиа.»

Виктория ахнула, и леди Оливия подняла глаза от письма.

— Мэнфорд! — в страшном волнении воскликнула девушка. — Вот откуда я знаю это имя! Его тоже зовут Мэнфорд!

— Да, я всегда его помнила, — графиня сложила письмо. — Вот такая неожиданность… Хотя когда-то он бы должен был обратиться к нам с этим вопросом…

Но Виктория думала сейчас не о помолвке. Она встала и прошлась по комнате:

— Мама, а что если… если это он?!

— Ты имеешь в виду дуэль?

— Да!

— Мы не знаем полного имени того человека, но, дорогая, Мэнфордов в Блиеме несколько семей… И это всё не имеет значения…

— Для меня имеет! Неужели вы думаете, я дам согласие на брак с человеком, убившим моего двоюродного брата?!

— Виктория, дуэль и убийство — не одно и то же. Это мужские способы выяснять отношения. К тому же, мы всё равно не можем прямо спросить герцога Берновиа, он ли это. А сейчас нам нужно дать ответ. Этого требует вежливость. И твоё будущее зависит от того, как мы отреагируем на письмо.

— Я ничего не могу сейчас ответить, — растерянно произнесла Виктория. — Я его не знаю. И о замужестве не помышляю…

— Разумеется, вам надо познакомиться. Что касается брака, то, значит, этот вопрос сегодня встал перед ним, а он связан словом, поэтому нам придётся пойти навстречу и договориться о вашем будущем. Совместном или врозь.

— Знакомиться…

— Не будем спешить, милая. Знаешь, как мы поступим? Я отвечу, что в октябре мы приедем в Беллингстоун, где встретимся и всё обсудим. Ты за эти полтора месяца привыкнешь к мысли о необходимости замужества, всё взвесишь, наберёшься уверенности…

— Да, матушка, так будет лучше всего, — согласилась Виктория, в задумчивости подойдя к окну. Её неотвязно преследовала мысль о совпадении имён.

Глава 7. Тайны открываются

В этот вечер Райли одевался с особенной тщательностью.

— Я не узнаю тебя, — ворчал Герберт, заехавший за ним по пути на бал у герцогини Дарби. — Ты вот уже битый час крутишься перед зеркалом!

Райли не ответил, оглядывая себя придирчиво, как никогда. Из дюжины принесённых лакеем костюмов он выбрал наконец строгий дымчато-голубой, как ему казалось, более всего подходящий к случаю и к его нынешнему настроению.

— Ну, готов? — лорд Уайли нетерпеливо бегал по комнате.

— Да, — выдохнул Райли.

— Ты, никак, волнуешься?! — изумился Герберт, взглядывая на затаившего дыхание друга, шагнувшего к двери.

— Признаться, да. Не каждый день знакомишься с девицами, с которыми помолвлен столько лет. Даже не знаю, какое хочу произвести впечатление… Эта встреча сегодня или осчастливит меня на долгие годы, или закабалит постылым браком… Моя судьба решится сегодня, а ты говоришь…

Садясь вместе с герцогом в экипаж, Герберт улыбнулся:

— Уверяю тебя, впечатление ты произведёшь такое, что девушка влюбится в тебя по уши. А заодно и вся остальная женская половина гостей.

— Как остроумно! — огрызнулся Райли, откидываясь на спинку сиденья.

— Давай лучше отвлечёмся, — сказал Герберт. — Как леди Эмили?

— Она уже встречалась мне позавчера в театре. Мне удалось найти предлог и улизнуть.

— Она преследует тебя?

— Надеюсь, она поймёт, что наши отношения в прошлом.

— А ведь какая красивая женщина! Молодая, восхитительная, богатая вдова, — с воодушевлением произнёс Герберт.

— Может быть, тебе жениться на ней? — усмехнулся Райли. — Кое в чём, как мне известно, она тебя точно не разочарует.

— А ну-ка поподробнее, если можно!

— Нельзя. Это секрет, — улыбнулся Райли, глядя на приближающийся особняк Дарби, ярко освещённый и окружённый множеством карет.

Нет ничего удивительного, что Эмили Хартли, миледи Корнгейт стала одной из первых, кто подошёл поздороваться с сэром Райли. Спутник его, увлечённый кем-то из гостей, оставил их наедине, и красавица, одетая сегодня в алый бархат, смело взяла молодого человека под руку:

— Я оставлю для вас несколько танцев.

— Благодарю, миледи, очень польщён, непременно воспользуюсь этим, — Райли склонил голову, скользя тем временем мимо неё взглядом в поисках знакомых лиц и кивая на приветствия. Внезапно глаза его остановились, и он прослушал реплику Эмили, отчего она стукнула его веером по плечу:

— Куда вы там смотрите, Райли?

Он не ответил, а внимание его привлекла русоволосая девушка в голубом платье, в которой он сразу узнал свою случайную встреченную в лесу — на пути к Уитримерам — незнакомку. Она тоже, видимо, узнала его, но почему-то смотрела с неприязнью, бледная и холодная, отчего он сдержал приветственную улыбку и отвёл взгляд, размышляя, чем мог так обидеть её в ту августовскую встречу, что она и по прошествии почти двух месяцев глядит на него так сурово.

К его облегчению, Эмили отошла от него, кем-то приглашённая, и он снова посмотрел в ту сторону, где в дальнем конце залы увидел девушку. Она уже не смотрела в его сторону, и он догадался, что она пришла вместе с дамой в серебристо-сером, такого же роста и поразительно на неё похожей, только значительно старше. Райли уже подумывал, что пора отыскать среди гостей обещавшую быть на этом балу свою невесту, как говорилось в полученном вчера письме, но что-то влекло его к этой незнакомке в голубом, отчего молодой человек направился к хозяину дома, решив попросить того представить его даме в сером и её юной спутнице.

Виктория была сама не своя от известия, полученного пару минут назад. Встреченная ею и матерью дама, рассказавшая летом о дуэли Генри, почти сразу, как только они обменялись приветствиями, указала им и присутствующим здесь же тёте Эмме и Алисе на высокого черноволосого мужчину в дымчато-голубом:

— А вон там, взгляните, тот самый лорд Мэнфорд, дравшийся на дуэли с вашим сыном, Эмма…

Виктория, разумеется, стремительно повернула голову вслед за остальными и, к своему изумлению, узнала в этом мужчине своего спасителя, мгновенно вспомнив то утро, когда понесла Каролина. Надо же было и ему в тот миг повернуться к ней! Она побледнела и вложила в свой взгляд всю ненависть и боль, отвернувшись почти тотчас же.

— Как его полное имя? — спросил кто-то, но леди Оливия уже увела Викторию, потому что к ним навстречу шла ещё одна знакомая пара, спешившая поздороваться и отпустить лестные замечания в адрес повзрослевшей дочери графини.

Виктория постаралась взять себя в руки. Конечно, ей хотелось хорошо провести свой первый вечер в свете, потанцевать, познакомиться с новыми лицами, среди которых должен был появиться и герцог Берновиа. Когда они уже собирались пройти по залу дальше, Виктория в смятении схватила мать за руку: лорд Мэнфорд в сопровождении герцога Дарби шёл прямо им навстречу.

— Милая, возьми себя в руки, — шепнула леди Оливия, приветливо улыбаясь хозяину бала и делая шаг вперёд.

Герцог Дарби подвёл к дамам своего высокого молодого гостя и произнёс с приличествующей случаю церемонностью:

— Сын моего хорошего друга, к сожалению, давно усопшего, сэр Райли Мэнфорд, герцог Берновиа.

Молодой человек низко поклонился, упустив из виду, как при звуке его имени побледнели обе дамы, и услышал:

— Графиня Оливия Лейден и её дочь Виктория.

Райли, едва веря собственным ушам, стремительно выпрямился, не сразу сообразив, что перед ним самым чудесным образом оказалась его невеста.

Глава 8. Герцог Берновиа ждёт ответа

Виктория поднялась непривычно поздно — вчера они с матерью за полночь возвратились с бала, от которого у девушки остались бы только хорошие воспоминания, если бы ей не пришлось почти половину танцев танцевать с этим отвратительным ей человеком, оказавшимся, по злой иронии судьбы, её женихом.

Конечно, вёл он себя безукоризненно, был предупредителен и вежлив настолько, что ни единым намёком не напомнил о первой их встрече. Он почти всё время молчал, не проявлял назойливости, а уж танцевал просто божественно, отчего их несколько раз ставили открывающей парой, и Виктория постоянно ловила на себе восхищённые и завистливые взгляды. Правда, никто не знал, что они помолвлены, и выбор герцога, тем более, был загадкой для всех: половину вечера протанцевать с никому не известной молоденькой девушкой, едва покинувшей родительское гнездо! И как им пришло в голову даже оттенки туалетов подобрать одного цвета? Словом, сама того не желая, своим первым выходом в свет Виктория произвела фурор.

Разумеется, графиня настояла на том, чтобы пригласить герцога Берновиа сегодня к обеду, и это очень смущало и беспокоило Викторию. Они долго говорили с утра с матерью, и девушка не знала, как ей следует поступить.

— Я не могу отказать ему от дома, дорогая, даже на этом основании, — твёрдо возразила дочери графиня.

— Но дуэли запрещены. Это — преступление.

— И, тем не менее, мужчины продолжают с их помощью выяснять отношения. И не нам их судить за это… Как бы тяжко у нас ни было на сердце. Виктория, если бы это был не Генри, ты не придала бы…

— Но это Генри, матушка!

— Это было делом чести между ними…

— Чести? Разве можно назвать честным поступок, который порочит имя девушки и провоцирует любящего её мужчину жертвовать жизнью, чтобы его защитить?!

Графиня покачала головой:

— И здесь, Виктория, мы ничего наверняка не знаем. Пока ты танцевала вчера, я много с кем говорила об этом скандальном случае. И далеко не все считают, что… что Дженни Вейл вела себя… словом…

— Вот видите, мама! — с горечью воскликнула Виктория. — Тот, кто делает зло, кто сильнее, ловчее, коварнее, остаётся невредимым, и даже репутация его от подобного скандала лишь выигрывает, делая его личность привлекательной в глазах света! А бедная оскорблённая девушка, к тому же потерявшая своего защитника, подвергается сплетням…

— Прошу тебя, милая, не горячиться и не спешить с выводами, — покачала головой графиня. — Как бы то ни было, он приглашён сегодня. И мы должны принять его и выслушать. Ты всегда была разумная девочка. И не забывай: твой отец, хоть ты и была малюткой, когда его не стало, всегда любил тебя и знал, что может составить твоё счастье.

— И с этим я считаться намерена, безусловно, — согласилась, вздохнув, Виктория.

— Старый герцог Берновиа был прекрасный человек. И сына, думаю, он стремился воспитать достойного.

— А что вышло, то вышло…

Несмотря на всё своё возмущение, Виктория встретила лорда Мэнфорда достаточно приветливо, хотя за те два часа, что он провёл в их доме, ни разу не улыбнулась ему. Впрочем, молодой человек тоже был очень серьёзен и, по-видимому, взволнован гораздо больше, чем его невеста, которая, если бы не мрачные мысли о кузене Генри, и вовсе не испытывала бы никаких эмоций по поводу его визита. Она разглядывала его хладнокровно, подмечая, что, без сомнения, он пользуется огромным успехом у женщин. Загар, полученный за время пребывания в Индии, почти сошёл, и здоровый свежий цвет лица очень гармонировал с тёмными волосами и яркими красками глаз и губ. Он был очень привлекательно сдержан, немногословен, тщательно подбирал слова, а голос его — негромкий, бархатный — просто ласкал слух. Он был умён, и его было очень интересно слушать — за обедом графиня, взявшая разговор в свои руки, видя пассивность дочери и явное смущение гостя, очень увлеклась беседой с сэром Райли на разные темы, не касающиеся самого важного для всех вопроса.

— Ну, что же, — произнесла леди Оливия с мягкой улыбкой, когда они перешли из столовой в гостиную. — И я, и Виктория очень ценим оказанную нам честь. И теперь, когда мы немного вспомнили друг друга, — она перевела ласковый взгляд с дочери на её жениха, — пора обсудить вопрос, заданный Вами, милорд, в Вашем августовском письме.

— Вы правы, графиня, — Райли мельком взглянул на Викторию. — Собственно говоря, ответ на этот вопрос может дать исключительно мисс Лейден, — голос его дрогнул, когда он прямо обратился к ней.

Виктория почти впервые за всё время нарушила молчание:

— Я до сих пор не задумывалась о супружестве, сэр Райли.

— Виктория ещё ведь совсем дитя, — пояснила графиня.

Сэр Райли слегка кашлянул, овладевая голосом, и произнёс:

— Я буду ждать ответа столько, сколько потребуется… месяцев… или лет. Если у Вас, — он снова взглянул на девушку, — нет причин для… расторжения нашей помолвки.

— Но может быть, — уверенно возразила Виктория, — Вы сами имеете причину желать расторжения? Если, скажем, Ваше сердце занято? Тогда я уверяю вас, что вы свободны от своего обещания.

— Моё сердце, — он запнулся, — занято. И причин желать расторжения у меня нет.

На этот раз даже невозмутимость Виктории уступила место румянцу. Графиня с интересом посмотрела на молодого человека, который замолчал и опустил глаза.

— Думаю, — заметила леди Оливия, — вам обоим ещё рано говорить о чём-то конкретном. Нужно получше узнать друг друга. И наше пребывание здесь весьма этому поспособствует.

— Вы правы, — согласился сэр Райли. — Если моё общество не будет неприятным мисс Лейден, я сочту за честь пригласить вас сегодня вечером в свою ложу в театре.

— Разумеется, мы примем приглашение, — ответила вместо дочери графиня.

Глава 9. Когда приходит любовь…

С того вечера лорда Мэнфорда можно было постоянно видеть в компании этих двух дам, к немалому удивлению света. Он ещё летом написал прошение о продлении отпуска для решения вопроса с женитьбой, и, в случае, если свадьба не состоится, должен был отправиться в свой полк после Рождества. В случае согласия Виктории на брак, Райли собирался уйти в отставку.

Все, кто знал его, удивлялся, что уверенный в себе, общительный, остроумный молодой человек, легко и свободно чувствующий себя в светском обществе, хотя и удостаивавший его своим присутствием в редкие периоды отпусков, стал вдруг очень молчаливым и сосредоточенным. Куда девались его искрящиеся улыбкой глаза, его шутливые замечания и галантные комплименты, где были его безграничное обаяние, энергия и жизнерадостность? Многие знакомые графине Лейден женщины откровенно говорили ей:

— Не иначе, герцог без памяти влюбился в вашу дочь. Он сам не свой!

Райли присутствовал подле Виктории, словно тень, когда она, очарованная действом, внимательно смотрела на сцену в театре или опере, сопровождал её с матерью на балы и званые обеды, танцевал с нею, раз в несколько дней обедал у графини, ловя, кажется, каждый вздох этой ничем не примечательной, хотя и очень милой девушки. Виктория же являла собою воплощённое спокойствие, принимая его внимание почти холодно, но не отталкивая и глубоко размышляя над своей дальнейшей судьбой.

За эти дни она пришла к выводу, что у неё нет никакого сколько-нибудь уважительного мотива отказать герцогу. Единственное — это гибель Генри, но мать настаивала, что здесь всё непросто, а сэр Райли всем своим поведением доказывал ей, что он мог бы стать для неё подходящим мужем. На робкие вопросы графини о любви Виктория пожимала плечами: она была из тех редких не романтических натур, которые не верят в это чувство, считая, что основой брака являются уважение и привязанность, а страсти до добра не доводят. Графиня знала, что эти истины Виктория усвоила от бабушки, и не пыталась переубедить дочь, надеясь, что пылкое сердце и преданность избранника сделают всё гораздо лучше родительских наставлений.

Смесь лёгкой симпатии и отчуждения — таковы были чувства Виктории к сэру Райли. Она оправдала данные себе обещания оставаться невосприимчивой ни к безусловной внешней красоте лорда Мэнфорда, заставляющей трепетать почти всех знавших его женщин, ни к его явной душевной склонности, которая казалась осторожной девушке отчасти притворной, а уж богатство, статус и прочие «мелочи» и вовсе её не волновали.

Леди Оливия, как сказала ей дочь, тоже «пала жертвой чар этого человека», а всё потому, что в разговоре с Викторией позволяла себе утверждать, что считает его умным, красивым, добрым и прекрасно воспитанным.

Что касается самого сэра Райли, то он обнаружил почти с первых часов знакомства, что Виктория проникла в его сердце глубоко и крепко, что мысли о ней не выходят у него из головы, а присутствие её волнует его нестерпимо, лишая и красноречия, и весёлости. Он не решался даже наедине с самим собой произносить слово «любовь»: прежде казавшееся ему доступным для употребления лишь избранными, оно теперь представлялось ему слишком слабым для описания того состояния, в каком пребывала его душа.

Герберт Брэкстон был самым первым и самым посвящённым очевидцем сердечных переживаний своего друга, с которым он, будучи человеком очень чутким, не смел, против обыкновения, ни словом, ни взглядом шутить на эту тему. Он видел прекрасно: Райли получил удар в самое сердце, произошло нечто такое, чего не испытывал ни один из них до сих пор.

Однажды вечером, приехав к другу после обеда у графини Лейден, Райли, долго сидевший с задумчивым видом в кресле возле жарко полыхающего камина, сказал с грустной улыбкой:

— Знаешь, помолвка только кажется взаимным обязательством… А на деле правом потребовать исполнения данного слова обладает лишь она… Мне же дозволено ждать, надеяться, а если она, в конце концов, скажет «нет», я не имею права ни на что… даже на упрёк.

— Ну, а если она возьмёт и потребует исполнения? — предположил Герберт, отпивая вино.

— Если она не сделает этого, Герберт, я не знаю, как буду жить дальше…

— Но надежда-то есть?

— Она не любит меня, — сурово посмотрев впереди себя, ответил Райли.

— Откуда знаешь? Ты спрашивал?

— У меня бы не хватило на это духу. Нет, просто чувствую, что не любит. Но шанс, что даст согласие, есть.

— Говорят, у совсем молодых девушек это бывает, — изрёк Герберт, стремясь утешить друга. — Они сами сначала не знают, что чувствуют, а потом, выйдя замуж, влюбляются. Ну, брачные отношения там и всё такое… Мисс Лейден ведь, по сути, совсем ещё девочка… А когда ты её заполучишь и окружишь вниманием, когда она узнает все радости супружества…

Герберт был не мастером говорить, но Райли внимал ему с надеждой во взгляде, не подвергая критике его слова. Ему слишком хотелось верить, что лёд в душе Виктории однажды растает.

— Мне иногда кажется, она как-то подчёркнуто холодна со мной, — сказал он. — И я не могу понять, почему. Словно я виноват перед нею в чём-то… Я словно по лезвию хожу. Герберт, как ты думаешь, она всё-таки согласится?

— Думаю, да, — отважно кивнул лорд Уайли, движимый единственным желанием — вселить бодрость в лучшего друга.

Глава 10. Лорд Уайли приходит на выручку

Материнское чутьё подсказывало графине, что, хотя дочь её не была влюблена в лорда Мэнфорда, союз с ним может сделать её счастливой. Она слишком хорошо видела, насколько герцог Берновиа всецело поглощён своею невестой. В каждом его взгляде, движении, звуке голоса, когда рядом была Виктория, сквозила безграничная нежность, он буквально дышал ею, при этом не стараясь выставлять свои чувства напоказ. Может быть, ему даже невдомёк было, как это бросалось в глаза. Не отдавая себе отчёта, он с трепетом следил за нею, чем бы она ни занималась, забывая обращать внимание на окружающее. Он не видел того, что творилось на сцене театра, не замечал кружащихся по залу пар, не слушал забавных историй, рассказываемых в кружке собравшихся, и не делил со всеми смеха. Он весь превращался в касание, когда она давала ему свою руку, и все эти месяцы являл собою самое терпеливое ожидание, полное надежды и тревоги.

Это не могло не тронуть леди Оливию. Не каждый мужчина способен так самозабвенно отдаваться своей любви, и она полагала, что Виктории очень повезло.

А ещё графиня понимала, что будь сэр Райли влюблён чуть менее, будь его чувство легче и поверхностнее, ему гораздо проще было бы очаровать Викторию и убедить принять его предложение. У него нашлось бы море способов, которыми сейчас, дрожа от страха быть отвергнутым, он просто не мог воспользоваться.

Поэтому начался декабрь, а ухаживание сэра Райли не продвинулось ни капли. Леди Оливия сожалела, что у молодых людей мало было возможностей побыть вдвоём — они постоянно находились на людях. Ей часто приходило в голову, что две-три прогулки в их поместье давно всё решили бы.

А Виктория, в свою очередь, пребывала в тягостном сомнении. Решимость отвергнуть виновника гибели горячо любимого кузена была сильно поколеблена общением с ним. Что и говорить, сэр Райли отличался большим обаянием, и чем менее он был способен им пользоваться, из того остроумного собеседника, что смеялся летом над её кобылой, превратившись в задумчивую её тень, тем сильнее становилась её к нему симпатия. Девушка ожидала, что он пустит в ход все свои чары, будет изводить её томными взглядами и пламенными речами, на которые она с лёгкостью ответит отказом. Но он был серьёзен и немногословен и, кажется, готовился ждать её ответа вечно, ничем не обнаруживая досады.

Привычка видеться с ним дополнялась и приятной возможностью вести непринуждённые беседы с его другом лордом Уайли, который понравился и Виктории, и её матери. Добродушный, искренний, внимательный, он скоро завладел обществом невесты своего друга.

Однажды, отдыхая между танцами (а Герберт танцевал неважно, в отличие от Райли, и делал это редко) и время от времени бросая взгляд на кружащегося с какой-то дамой в паре сэра Райли, Виктория отважилась на вопрос:

— Сэр Герберт, а вам известно о дуэли лорда Мэнфорда с Генри Лавли?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Дело в том, что… Генри был моим двоюродным братом.

Герберт уставился на Викторию, вначале изумлённо, затем сочувственно кивая. По-видимому, ему нечего было сказать на это, кроме обычных слов сожаления, но Виктории было нужно совсем не это.

— Вы знаете, из-за чего и как это произошло? — спросила она. — Я очень любила Генри…

— Любили?..- поперхнулся Герберт.

— Нет-нет, не так, как случается между кузенами, — поправилась девушка. — Мы не питали друг к другу романтических чувств, но с детства были очень дружны… И его смерть стала для меня большим горем.

— Понимаю, — вздохнул лорд Уайли, растерянно глядя себе под ноги.

— Так вы знаете?..

— Ну конечно, мисс Лейден, ведь я был секундантом у Райли.

— Вы не могли бы мне рассказать, что случилось? Мы, женщины, имеем весьма смутное представление…

— Вам это очень нужно, мисс Лейден?

— Очень. Вы сами понимаете, сэр Райли…

— Понимаю. И сказать могу не больше, чем в этом случае сказал бы он сам. Райли не был знаком с вашим кузеном. И когда тот явился к нему с обвинениями, был очень удивлён…

— Разве он не был знаком и с нею?

— С нею — был… Но не так, как казалось вашему брату. Мисс Лейден, я не смею рассказывать всё, ибо это касается личного дела не только Райли, но и той девицы. Уверяю лишь вас, что Райли не был виновен перед ними обоими. Однако ему не удалось убедить сэра Генри. Тот просто не желал слушать. И его можно понять. Знаете, вы, женщины, простите меня за прямоту, своей неосторожностью порою можете подтолкнуть нас к самому краю…

— Мы так опасны для вас? — улыбнулась Виктория.

— Иногда чрезвычайно, — Герберт не ответил на улыбку. — Это была нехорошая дуэль. И Райли, разумеется, не хотелось подставлять себя под клинок из-за женщины, которой не причинил никакого вреда. Но и убивать вашего брата он, видит Бог, не желал.

— Но ведь убил…

— У Райли великолепная техника и многолетняя практика, мисс. У вашего брата была только ярость, и он бросался в драку, как безумный. Райли намеревался лишь ранить его, чтобы прекратить дуэль, но сэр Генри в один из моментов набросился и рубанул шпагой, полоснув по правой руке Мэнфорда, и тот машинально, от боли, сделал выпад. Не сильный, но его противник был пронзён… Увы. Мы все были огорчены. Нелепость! Мэнфорд, помню, сказал, что юноша глупо отдал свою жизнь за…

Виктория слушала, глядя во все глаза на лорда Уайли, но он внезапно осёкся, вытерев лоб и промолвил с сожалением:

— Вот и всё, дорогая мисс Лейден. Если моё слово для вас что-то значит, поверьте, что вины моего друга в этом нет…

Виктория задумалась, поблагодарив Герберта. Он что-то не договаривал.

— Я и не знал, что Виктория в родстве с этим молодым человеком, — мрачно заметил Райли, когда ехал в одном экипаже с Гербертом по полуночному городу, возвращаясь с бала. — Если это и есть причина её неприязни ко мне, то у меня нет шансов…

— Но я всё ей рассказал.

— Надеюсь, не всё.