Бесплатный фрагмент - Повреждённый город

ПОВРЕЖДЁННЫЙ ГОРОД

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. АДАПТАЦИЯ

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

1.1. Встреча

В помещении магазина тихо играла классическая музыка, играла настолько тихо, что казалось, будто она не играла вовсе. На секунду замерев перед прилавком, чтобы попытаться понять по смуглому астеничному лицу продавца всю суть его внутреннего мира, Акулов достал из кармана карточку и, держа её так, чтобы продавец осознавал, что перед ним не простой бродяга, а некий обеспеченный мужчина, волею судьбы попавший в какой-то чудовищный водоворот событий, начал торопливо перечислять:

— Значит, так. Мне хлеба булку… и пакет кефира… Нет, хлеба две булки, не одну… И палку колбасы. Любой, — добавил он в ответ на немой вопрос продавца, хотя на самом деле ни о чём таком я не хотел его спросить. Покупатель сразу показался мне немного странным, и мой озадаченный взгляд, который он принял за вопрошающий, на самом деле означал иное: я пытался понять, кто же это предстал передо мной, почтив наш маленький магазин своим непредсказуемым визитом.

— Вы запомните всё? — уточнил он, видя моё замешательство. — Вам до конца мой заказ перечислить или по очереди, чтобы вы партиями могли всё подносить?

Я задумался. Оба предложенных им варианта были одинаково неконструктивны и таили в себе неприятные подводные камни.

— Есть ещё и третий вариант, — сказал я наконец. — Вы перечислите мне весь заказ целиком, а я буду подносить всё партиями. Но это не значит, — добавил я, — что я выбираю именно этот вариант. Как и первые два, он имеет как плюсы, так и минусы, и все их следует тщательно взвесить.

— Да вы тут все спятили, что ли?.. — устало прошептал Акулов. Ему вдруг показалось, что всё это с ним уже происходило когда-то, причём не один раз, но анализировать это странное ощущение было некогда. — К кому ни обращусь у вас — все какие-то поехавшие, другого слова не подберёшь. Одного встретил, говорю ему: «Скажите, пожалуйста, сколько времени?», а он меня отправил в магазин, где часами торгуют — это вместо того, чтобы просто на вопрос о времени ответить. Причём подробно объяснил, как дойти. Предлагал даже план нарисовать, был очень вежлив и учтив — это невероятно! А потом заметил, что я на канализационном люке стою, и давай кричать: «Уйдите с люка, уйдите с люка!», хотя тот вообще заваренный был. В чём он видит проблему, я не понял даже. И как у вас коммунальные службы работают, если люки заварены — тоже непонятно. А вдруг авария? Как вы работаете, как учитесь в таком состоянии? Не понимаю, не понимаю!

— Не слишком ли много вопросов задаёте, гражданин? — послышался тихий, но внушительный голос сзади.

У Акулова внутри всё похолодело, и он явственно ощутил неминуемое прибытие какого-то чудовищного недоразумения. «Неужели может быть ещё хуже, чем сейчас?» — мелькнула мысль. Глубоко вздохнув, он медленно повернулся и за какие-то секунды на его грязном лице пронеслась целая гамма чувств: сперва он испытал недоумение, потом — недопонимание, затем — удивление, после чего — приятное удивление, и вдруг ливень шокирующего восторга окатил его с головой. Но этого не может быть!

— Вадим, ты??

— Я, а то кто же! — радостно отвечал полноватый мужчина, одетый в красную рясу. Лицо у него было широкое, добродушное и чересчур уж простое, если не глуповатое, а сквозь рясу отчётливо выделялось небольшое брюшко. — Не ожидал тебя у нас увидеть, не ожидал!

Они бросились обниматься. Я внимательно следил за этим актом проявления обоюдной радости, словно передо мной был фрагмент из какого-то знакомого фильма, в котором, тем не менее, что-то было не так. Этот грязный мужик в рваной одежде и с дорогой кредитной карточкой — разве он пришёл к нам не для того, чтобы сделать покупку? Когда он ворвался в магазин, он выглядел очень взволнованным и чем-то озабоченным, к тому же действовал крайне целеустремлённо, а тут вдруг отвлёкся на какие-то нежности и ведёт себя так, словно с ним всё нормально и словно он зашёл в магазин не для того, чтобы что-то купить, а чтобы встретиться с тем человеком, встретить которого здесь явно не ожидал. Эта концепция меня немного напугала, если честно, но обдумать следующую я не успел.

— Но как?.. — пробормотал Акулов. — Ничего не понимаю. Ты — здесь? Ты?? Здесь??

— Ну да! — расхохотался Князев. — Ну и я тебя тоже не ожидал тут встретить! Ты — и тут!

— Да-а-а… — прошептал Акулов потрясённо. Происходящее совершенно не укладывалось в голове.

— А ты-то у нас какими судьбами? Сам-то как?

Я напрягся: вот он, кульминационный момент. Признаюсь, вначале я даже хотел вмешаться в их разговор, чтобы вернуть покупателя к его покупательской деятельности, но мне вдруг стало интересно, чем же всё это закончится. И закончится ли вообще. На какое-то мгновение я ощутил приступ животного ужаса, когда представил бесконечный диалог двух господ, невольным свидетелем встречи которых я внезапно стал. Мы всегда будем вот так стоять и производить одни и те же действия — это ужасно, просто ужасно. Надеюсь, что этого не случится.

— Я-то как?.. — пробормотал Акулов, озадаченно ощупывая лицо, руки, грудь. — Я-то нормально, с одной стороны. Как говорится, жив — и то хорошо. А с другой стороны — тут всё какое-то ненормальное у вас…

Я подумал было спросить его: «А вы сами-то нормальный?», но тактично промолчал. В данной ситуации наиболее перспективной выглядела именно позиция свидетеля, которую удачно занимал именно я, и покидать это место мне не хотелось. Впрочем, после секундной паузы этот мужик продолжил начатую им мысль, и я внутренне зааплодировал проницательности гипотетического сценариста.

— … да и я тоже ощущаю себя как-то не совсем нормально среди всего этого. Ты, наверное, думаешь, почему я такой грязный? Почему у меня солома в волосах? Почему ссадина на левой скуле?

Мне показалось, что он снова готов завязнуть в перечислениях. Интересный синдром. Сможет ли этот мужик прерваться, если его не прерывать? Обдумать это я не успел, поскольку разговор продолжился.

— Ну да, выглядишь ты не очень презентабельно! — расхохотался Князев. — Почему это Акула такой грязный, думаю. Почему у него солома в волосах — стою и думаю. И почему у него ссадина на левой скуле — да, так я тоже думаю. Ломал голову над этими вопросами, скажем так. Ох, опять волна идёт!

Неожиданно их всех словно ударило сильной невидимой волной, они еле удержались на ногах, и в этот момент Акулов понял всё. Даже странный бак с водой, стоящий справа от прилавка, теперь не казался ему странным, а яркая наклейка «Гидросеть» на нём выглядела совершенно естественной, да и смысл её больше не ускользал от восприятия. На заднем фоне почему-то мерещился образ какой-то кольчуги с разноцветными наклейками, казавшейся Акулову очень знакомой, но он не мог понять, почему. Однако волна тут же ушла и всё снова стало как раньше: я располагался за прилавком магазина, а покупатель и Вадик Князев пялились друг на друга, словно позабыв, чья реплика следующая.

— Ситуация, прямо скажем, неординарная, — заговорил наконец Акулов. — Собственно, мне тут вообще ничего не понятно. Ни почему тут, ни почему там — ничего. То есть у меня такое ощущение, что ты — тут; продавец, — Акулов указал на меня, — там, а я где-то здесь, между вами. Как будто застрял между «тут» и «там», причём навечно. И меня просто проволокли через эти три дня: я весь в соломе, весь в грязи какой-то. Для меня это дикость полная!

— Да не бери ты в голову! — рассмеялся Князев. — Подумаешь, солома, подумаешь, в грязи! А я, если хочешь знать, в рясе! Это, я скажу тебе, брат, совсем не то, что костюм, даже если тот в соломе.

На мой взгляд, он какие-то слишком уж очевидные вещи пытался донести до покупателя, причём с таким видом, будто оглашал сверхтайную информацию, скрываемую до этого момента от простого населения. Ряса не костюм, костюм не ряса — это не те данные, которыми следует делиться с трепетом и придыханием. Ничего нового он не сказал, по крайней мере, для меня.

Неожиданно открылась дверь и вошла ещё одна посетительница: маркиза Елена тян Мадатойская.

1.2. Наживка

— Шах! — торжествующе объявил Богорадзе.

Лена обеспокоенно заскользила взглядом по оставшимся фигурам, недоумевая, как же она могла упустить из виду такое развитие событий, но, увы, положение короля и правда было безнадёжным. В зале на несколько секунд воцарилась полная тишина, после чего раздался одинокий истеричный хохот. Это взбесило Лену окончательно. Неужели она проиграла придворному шуту??

— Ты мне отвратителен! — закричала она, с ненавистью глядя на Богорадзе. Шут при этих словах по-театральному закатил глаза и зацокал, делая вид, что он чрезвычайно оскорблён. — У тебя лицо как у голубя, а мозги как у пешки — одноклеточные! У ВАС У ВСЕХ! — крикнула она онемевшему залу и бросилась прочь из помещения.

Через минуту рыдающая Лена уже брела по коридорам общаги. Итак, шахматная карьера была окончательно загублена. Девушка была намерена отправиться к себе в комнаты и принять ванну с валерианой, но у выхода из общежития сидел какой-то незнакомый длинноволосый парень с волынкой, отвлекший её внимание на себя. Волынка была раскрашена под осьминога, словно тот лежал у юноши на руках кверху щупальцами. Но кто же он такой? Внезапно парень встал, поманил Лену свободной рукой и быстро побежал куда-то, а Лена последовала за ним, ощущая себя рыбой, проглотившей наживку. «Куда он, туда и я», думала девушка. Волынщик бежал не очень быстро, а судя тому, как уверенно он прокладывал маршрут, Лена понимала: человек этот знал, куда направляется. Вот они покинули дворец, промчались по мосту мимо удивлённой стражи, а вот уже бегут по городской улице…

Лена нечасто выходила в город: не потому что не любила его, а потому что боялась встречаться с местными жителями. Она бы и рада была гулять по его улицам, но увы… увы… Неожиданно парень остановился, сунул ей в руки какой-то конверт и скрылся между домами. Это было до того не по-человечески, до того отвратительно, что Лена снова заплакала. Ну почему Бог так несправедлив к ней? Чем она перед ним провинилась? Стоя возле незнакомой пятиэтажки с конвертом в руке, девушка ощущала, что мир рушится.

Неожиданно ей стало интересно узнать, что же находится в конверте. Собственный позор на шахматном турнире между чётными и нечётными этажами дворцового общежития казался теперь чем-то несущественным. Связалась с какой-то чернью… Ну подумаешь, шах ей объявили. Но мата-то могло и не быть! А она как дура закатила истерику, сорвалась, накричала… М-да…

Усевшись на первую попавшуюся скамейку, Лена открыла конверт, извлекла оттуда рукописное письмо и приступила к чтению.

1.3. Письмо незнакомца

«Здравствуйте, прекрасная незнакомка.

Да-да, мы оба с вами незнакомцы относительно друг друга. А уж относительно Вселенной — тем более. Пожалуйста, дочитайте это письмо до конца, в нём содержится ответ на все Ваши вопросы.

Признайтесь, как часто Вы думали: Боже мой, с этим миром что-то не так! И, возможно, даже обвиняли Творца нашего в бедах своих. «Почему Господь так несправедлив ко мне?» — наверняка думали Вы. Но попробуйте вспомнить, с чего всё началось — и Вы неприятно удивитесь. Что, не удаётся ничего вспомнить? Зато я помню всё.

Началось всё так: в какой-то момент у меня пропала чувствительность в пятках. Спустя неделю мне стало неудобно ходить, я начал изредка падать и со временем даже ощущать незначительное отчуждение по отношению к задним частям своих ступней. Характер мой тоже понемногу менялся в связи с этим, а друзья стали замечать некоторые признаки моей деменции. Последнее я пытался оспаривать, но получалось с трудом. С работы меня уволили после того, как я начал плевать в зеркало в коридоре, а затем спутал начальника с тем самым зеркалом. Меня обвинили в старческом маразме, но когда директор во время увольнения расписался на своей ладони вместо документа, то всем стало ясно: проблема не только во мне.

Когда медики поняли, что это заразно, было уже поздно. Мир стремительно менялся прямо у всех на глазах. Мой отец вдруг стал настолько часто мыть руки, что его ладони сделались бледными и распухшими, как у утопленника. Мама моя вначале быстро теряла мнение и точку зрения по любым вопросам, а потом полностью перестала понимать речь окружающих. У моей жены сознание выключалось каждые десять минут на минутку, и она потом не помнила, что делала. А делала она вот что: сперва проводила языком по верхней губе, потом по нижней, затем потирала руки, после чего медленно оседала, и когда приходила в себя, то воспоминания о совершённых действиях отсутствовали.

Телевизионные каналы какое-то время продолжали транслировать новости, хотя с каждым днём те становились всё страннее. Помню, как один популярный ведущий вдруг начал замедлять темп во время криминального обзора и под конец своей речи лишь глухо тянул какие-то гортанные звуки в очень низком тоне.

Для начала хватит? Я помню ещё много чего, но об остальном готов рассказать Вам только при личной встрече. Да, в отличие от всех вас мне удалось сохранить память. Удивительно, не правда ли?

Итак, Вы только что прочитали документ, который может объяснить всё. Рекомендую распространять это знание дальше. Передайте письмо кому-либо ещё, а не то покроетесь язвами и умрёте страшной смертью, это я Вам обещаю. Если в течение часа Новое Знание останется при Вас, Вы погибнете (в муках). Распространите его — и будете жить. Я — Летописец Нового мира, а Вы — апостол мой.

Искренне Ваш, Измаил Шикозар (вот мы и познакомились).

PS: Надеюсь на скорую встречу».

1.4. Попытки понять

— Что за бред? — прошептала Лена. Её мозг отказывался усвоить прочитанное. Неужели она действительно может умереть, если никому не расскажет об этом странном послании? Чушь какая! Вспомнились вирусные «письма счастья», столь популярные у них в школе десять лет назад. Она уже не помнила, какая кара была обещана тем, кто не стал бы делать копии полученного письма, но проверить не рискнул никто. Неужели и это письмо — какой-то подобный вирус? А если нет? Жучок мнительности начал подтачивать уверенность маркизы, она не знала, как вести себя дальше: выкинуть письмо в ближайшую урну (и из головы) или кому-нибудь его всё-таки всучить на всякий случай. Не отдавая себе отчёта, она поднялась со скамейки и куда-то пошла. Вид у неё был предельно растерянный, как у жертвы гипнотизёра, забывшего кодовое слово для снятия транса.

1.5. Прибытие маркизы

Вошедшая девушка сразу понравилась Акулову. Было в ней что-то такое родное, домашнее, или даже одомашненное. Она была одновременно и красива, и не очень, не худая и не полная, с не совсем тёмными и не совсем светлыми волосами, то есть, казалось, девушка эта создана на основе среднего арифметического всех характеристик женских персонажей. Если и было в ней что-то отчётливо противоположное какой-либо черте, то это предстояло ещё выяснить. Через плечо у неё висела сумочка с каким-то странным предметом, в котором иногда что-то булькало, и только сейчас Акулов осознал, что похожая сумочка с подобным же предметом висит и на плече Князева. Это явно было какое-то устройство, размером примерно с обычный телефон. Но какие функции оно исполняло?..

По экзотической причёске незнакомки Акулов понял, что та пожаловала из какого-то высшего общества, однако цель её визита была пока что никому не ясна. Продавец и Князев наверняка её знали, поскольку первый криво усмехнулся, а второй расплылся в улыбке и воскликнул радостно:

— Кого я вижу! Маркиза Мадатойская собственной персоной! Сегодняшний день определённо войдёт в историю, по крайней мере мою, ха-ха-ха! Две великих встречи в один день, ну и ну!

Дополнительно роднило Акулова и девушку то обстоятельство, что она тоже выглядела очень озадаченной и даже взволнованной. Её визит в данный магазин явно носил случайный характер, а в руке она держала какой-то конверт. Дышала маркиза быстро и прерывисто, словно собака после долгой пробежки.

— Но разве вы сегодня не должны присутствовать на чемпионате по шахматам? — продолжал паясничать Князев, и я мысленно усмехнулся: конфликт двух дворянских семейств был притчей во языцех, и все горожане, от мала до велика, любили наблюдать за случайными стычками их представителей. — Неужто у вас во дворце, или вернее во дворочке, закончились продукты и папенька послали вас в магазин?

Девушка несколько секунд смотрела на него молча, а потом вдруг с ненавистью ЗАОРАЛА:

— Не могу я так больше, не могу! Не могу так больше!!! Почему вы всё время ко мне цепляетесь?! Что я вам, блядь, сделала?? Я что, в городском бассейне одетой купаюсь? — это был намёк на регулярные чудачества её брата, маркиза Николая Мадатойского. — Или торгую наркотиками в школах, как твои родственнички? — а это был уже пинок в сторону герцогства Князевых. — Нет! Нет! Я только в шахматы играю на людях! Тогда почему ко мне такое отношение в обществе?? ВОТ КОНКРЕТНО ТЕБЕ Я ЧТО СДЕЛАЛА??

— Ой, да что вы расшумелись, маркиза, в самом-то деле! — расхохотался Князев, ничуть не задетый её шпильками в адрес своей семьи. — Ну извините, если что не так — делов-то! Мир? — он протянул девушке руку.

Обиженно нахохлившись, та наконец всё же протянула ему свою конечность. Пару секунд Князев смотрел на женскую ручку так, словно задумал какую-то пакость, но не знает, стоит ли воплощать её в жизнь. Наконец, расхохотавшись ещё раз, он поцеловал маркизу в пальчики, возбуждающе торчащие из обрезанной перчатки, после чего обратился к своему другу:

— Уважаемый Евгений! Почту за честь представить тебе маркизу Елену тян Мадатойскую, локальную шахматную королеву и бесконечный раздражитель местного рабочего класса. Ой, пардон-пардон, — тут же извинился он перед дамой, — опять меня заносит; это, наверное, наследственное. Папенька мой покойный тоже с трудом контролировал свою речь порой, за что и поплатился, собственно, царство ему небесное. Но, сами понимаете, ваша взвинченность иногда весьма будоражит общественное мнение. Короче, Акула, это Елена, дочка одного местного воротилы с кучей титулов. Но, в принципе, из всей их семейной линейки только она ни в чём таком и не замешана, разве что…

— Разве что «что»?? — завизжала маркиза. — Почему вы не можете говорить нормально?? Почему вы все разговариваете как идиоты?? Вы тут спятили все в этом городе!

Я усмехнулся. Примерно о том же говорил несколькими минутами ранее и покупатель, чьи риторика и поведение мало чем отличались от риторики и поведения тех, кого он заклеймил как «ненормальных». Теперь же он смотрел на Лену взглядом влюбившегося школьника, осознавая, видимо, некое родство душ. Интересно было бы узнать её мнение об этом странном человеке, пришедшем в наш магазин неизвестно откуда, да ещё и в таком непрезентабельном виде.

1.6. Покупатель глазами маркизы

Незнакомый мужчина, стоявший рядом с Князевым, внезапно заинтересовал Лену. Несмотря на то, что выглядел он словно бродяга, недавно вылезший из канавы, чувствовалась в нём какая-то дворянская холёность, не вытравленная даже внешними обстоятельствами.

— Маркиза, — взревел тем временем Князев-Помпеев, — а теперь позвольте представить вам моего друга Евгения Акулова, которого я уже хрен знает сколько лет не видел! Захожу, значит, за сигаретами, а тут — он! Я сперва подумал, что обознался, но потом смотрю — точно он! Я сзади к нему подкрался и, признаюсь, слегка напугал его, вроде бы. Удачная шутка была, да, Акула? «Не слишком ли много вопросов задаёте, гражданин?», ха-ха-ха! Он чуть в штаны не наложил, клянусь!

— Ты как всегда всё преувеличиваешь, Вадик, — забормотал мужчина сконфуженно.

— С какой целью вы, позвольте узнать, прибыли в наш городок, Евгений кун? — с интересом спросила у него Лена. Ей захотелось протянуть руку, чтобы стряхнуть с него солому, а потом (девушка даже испугалась такой мысли) она поймала себя на том, что не прочь и постирать или даже погладить его рубашку и костюм, словно какая-нибудь прачка. Неужто и правда замуж пора, как советует мама?..

— С какой целью? — переспросил Акулов озадаченно. — С какой целью, да? Изначально вообще ни с какой. Стечение обстоятельств просто, — он вытер грязный вспотевший лоб грязной рукой и продолжил: — Ехал, ехал, уже забыл куда ехал, потом машина сломалась, потом ещё что-то было, всего уже не вспомнить, а потом в город к вам зашёл, а тут такое! И всё какое-то ненормальное здесь. Вы, наверное, сами этого не замечаете, потому что тут живёте, но со стороны, знаете, всё у вас какое-то странное.

— Точно-точно! — оживилась Лена, а Князев и продавец многозначительно переглянулись. — Но я это замечаю даже несмотря на то, что сама тут живу! Представляете, КАКОВО МНЕ? И я ведь то же самое всем говорю, а они в ответ про меня то же самое говорят!

— Покупать что-нибудь будете? — подал голос продавец. Лена видела его впервые в жизни, но выглядел этот моложавый мужчина достаточно заносчиво, как ей показалось. Своим вторжением в их диалог он словно нарушил негласный пакт о невмешательстве, но никакого смущения от этого не испытывал, судя по всему.

— Ах да! — воскликнул Акулов. — Я же за продуктами пришёл! Он ведь там умрёт с голоду, если я еды ему не принесу! Вы совсем меня заболтали тут!

— Кто умрёт?? — хором спросили продавец, маркиза и Князев.

— Да памятник ваш этот! Водолазу какому-то, или кто он там такой. Вы-то, наверное, и не знаете, что он на самом деле живой, но он живой и ему есть хочется, и пить. Я полчаса с ним провел и уверяю, что знаю, о чём говорю.

— Акула, ты на солнце не перегрелся случайно? — обеспокоено спросил Князев. — Живой памятник? У нас? Ты бредишь? Уверяю тебя, у нас нет никаких живых памятников. Тем более, водолазам.

Тут Лена вспомнила про письмо и ощутила приступ паники.

— Подождите вы с вашим памятником! Тут и поважнее дела есть!

— ПОВАЖНЕЕ?? — возмутился Акулов.

— Да, поважнее! — выкрикнула Лена не менее возмущённо. — А ничего, что я тоже могу умереть скоро? Может даже ещё раньше этого вашего памятника, — она вдруг всхлипнула, но поток речи не прервала: — Вы, наверное, думаете, почему я к вам зашла, да? Да я вообще не знаю куда шла, я просто сбежала с этого дурацкого турнира, а потом какой-то чувак мне письмо сунул, я его прочитала и теперь не знаю, что дальше делать. И вдруг смотрю — у вас тут дверь открыта, ну я и зашла…

1.7. Жизнь продавца до первой части

Я не из тех людей, что вешают на стену собственные портреты, но когда моя пятилетняя дочь уверенно сказала, что на Луне живут сомнамбулы, я понял, что пора изменить своё мнение по этому вопросу. Во что бы то ни стало я должен был забрать Гирлянду из садика и воспитывать её самостоятельно. По крайней мере, до того, как ей исполнится семь. С другой стороны, перспектива отдать девочку в школу меня не особо радовала, ведь если она из садика приходит с головой, полной антинаучных сюрпризов, страшно представить, с какими информационными бреднями она будет возвращаться из учебного заведения для получения общего образования. Кто знает, что творится в мозгах у педагогов начальных классов? Я не был уверен в том, что все эти люди и их методы обучения не представляют опасности для рассудка моей Гирлянды, зато я был уверен в себе, и именно по этой причине распечатал на принтере свою фотографию, на которой стою перед клеткой с пандами, и повесил её над кроваткой дочери. Авторитет отца должен быть незыблем, как основы бытия. С огромным трудом мне удалось убедить Гирлянду, что сомнамбулы живут на Земле, а на Луне живут лунатики, но когда я начал дополнительно пояснять, что всё это выдумки необразованных дикарей и что на самом деле на Луне никто не живёт, поскольку там, в безвоздушном пространстве, царят вечные тьма, пыль и холод, дочурка расплакалась и закатила истерику. Ну что ж, возможно я и сам не слишком достоверен в роли педагога и, скорее всего, ничего не смыслю в воспитании через сказки, но излишнее фантазирование, как мне кажется, к добру не приведёт. Чрезмерную фантазию нужно жёстко пресекать — в этом я был уверен.

Спустя несколько дней я начал подозревать, что допустил ошибку. Гирлянда не желала сидеть дома с няней (жуткая была дама) и рвалась в садик, а к моей фотографии пририсовала фломастером рога, кошачьи усы и клыки, поэтому в итоге я сдался и снова отвёл её в то ужасное заведение, откуда она и притащила неправильное значение слова «сомнамбула». Заскочив домой, я снял со стены свой портрет и долго смотрел на него, пытаясь понять, что я сделал не так. Вероятно, не так я сделал всё. С тех пор, как ушла Каления, всё было не так. Ушла, бросив мужа и дочь (охарактеризовав меня на прощанье как «приземлённое инфантильное существо»), к какому-то криминальному авторитету, который по характеру и образу жизни был полностью противоположен мне. Я был культурный, спокойный, образованный, любил лёгкую атлетику и классическую музыку, а этот жуткий тип три раза сидел за подрыв банкоматов, занимался боксом (никогда не понимал этого странного вида спорта, который, на мой взгляд, вовсе не спорт, а хулиганство) и всегда ходил с архаичным портативным магнитофоном, динамики которого исторгали примитивные песни о пропаганде криминального образа жизни. Что нашла в нём Кали? И что потеряла она во мне? Кали всегда казалась мне интеллигентной, несмотря на странный интерес к древнеамериканской философии (которая, в моём понимании, совершенно оторвана от реальности и пропагандирует психозы всяких девиантных бродяг), но разве может интеллигентная женщина сбежать к преступнику-рецидивисту? Получалось, что может…

Итак, я снова отдал Гирю в садик (чему та обрадовалась настолько сильно, что побежала навстречу другим детям, даже не попрощавшись со мной и не поблагодарив), рассчитал няню (скатертью дорожка!) и отправился на работу.

1.8. Народные суеверия и классовые проблемы

— Ну что ж, маркиза, я вас поздравляю, — сказал Князев после того, как девушка прерывающимся от волнения голосом зачитала письмо вслух. — Теперь вы — апостол некоего Измаила Шикозара, ха-ха-ха-ха-ха! У этого мужика определённо есть чувство юмора!

— Вы лучше скажите, что мне делать дальше! — взмолилась Лена. — Я не то чтобы верю во все эти штучки, но подсознательно, знаете ли, всё равно не по себе.

— Да ничего не делать, поскольку своё дело вы уже сделали! — и Князев расхохотался. — Вы же передали информацию дальше, причём не одному человеку, а сразу троим, поэтому теперь вы не умрёте трижды, ха-ха-ха! Ой, не могу! Расскажу во дворце вечером, все умрут со смеху!

— Слушай, Вадик, а у тебя тут тоже титул какой-то, что ли? — недоумённо спросил Акулов.

— Ну да, причём даже не один, — гордо ответил Князев. — Для начала: я теперь герцог или, откровенно говоря, этакий мини-герцог… нет, скорее, полу-герцог, потому что мини-герцог — это примерно одна четвёртая, но это какой-то совсем уж низший уровень, а полу-герцог — это как бы половина настоящего герцога, и это звучит гораздо лучше, чем четверть герцога. А так… ну мне просто повезло. Удачно вышел замуж, грубо говоря. Тьфу, женился, то есть, — поправился он при виде вытянувшегося лица бывшего друга, а Лена на этом месте издала радостный вопль: «Ха!»

— Да, неплохо устроился, — задумчиво согласился Акулов. — А почему на тебе ряса?

— А, ряса! Ну да, ряса… Это отдельная история, к ней мы как-нибудь потом вернёмся. А сейчас…

— А вы не боитесь, — перебила их Лена, — что с вами что-то случится, если вы никому не расскажете про это письмо?

— А там и не написано, что мы про него должны кому-то рассказывать, — Князев хитро улыбнулся. — Письмо же вам было адресовано, и, насколько я помню, всё замыкалось на вас. Вы, маркиза, — единственный живой апостол этого Шикозара, первый и последний, поздравляю! Ха-ха-ха-ха-ха!

— Не, ну а вдруг ты неправильно концовку понял? Я поняла её так, что это знание как по цепочке должно передаваться. Я-то с себя проклятие сняла, но вы…

— Она и правда в это верит! — расхохотался Князев. — Смотри, Акула, она в натуре повелась! «Проклятие сняла»! Гениально!

Лицо маркизы мгновенно превратилось в какую-то страшную маску, всю перекошенную от злости.

— Да причём тут верю я или нет! — закричала она. — Речь-то не об этом! Просто есть же какие-то народные суеверия, в которые все верят!

— То есть вера ни при чём, и в то же время верят все? — с серьёзным лицом уточнил я.

Двенадцать секунд царило молчание, я засекал по часам.

— Я не понимаю таких вопросов! — завизжала наконец маркиза. — К чему ты это вообще спросил, мальчишка?? — для справедливости заметим, что она была лет на пять младше меня. — Я не понимаю, не понимаю этого! Не могу так больше, не могу, не могу, не могу так больше, не могу, не могу, что делать, что делать!? Почему вокруг меня одни идиоты?!

— Боже мой, Елена Батьковна, да успокойся ты, в самом-то деле, — испуганно забормотал Князев, аккуратно обнимая её за плечи. — А ты что стоишь? — закричал он вдруг на меня. — Неси воды!

— Сколько литров воды вам нужно? — уточнил я. — И в каких ёмкостях?

— Боже мой, какой зануда, — проворчала внезапно успокоившаяся маркиза, вырываясь из объятий Князева. — Ванну, ванну, блядь, неси! Или гидросеть на меня вылей! Знаете, — обратилась она к Князеву и Акулову, — хоть я и не поддерживаю все эти деления на сословия, но вы же сами видите, что это типичная чернь, наглая, необразованная, которая суётся повсюду со своим мнением, даже не думая, что она, чернь, может быть кому-то неинтересна!

— То есть я в вашем понимании «чернь»? — уточнил я на всякий случай.

— А кто же ты? — расхохоталась маркиза. — В зеркало посмотри, если не веришь!

— И на каком этапе данного диалога я, как вам показалось, выразил своё мнение? И относительно чего было выражено это мнение, позвольте узнать?

Князев, стоявший позади маркизы, посмотрел на меня немного виновато и развёл руками: мол, он тут ни при чём. Я в ответ кивнул. В принципе, данный индивид, случайно попавший в высшую лигу нашего городка, меня не раздражал, да и репутация в народе у него была скорее как у придурка, нежели как у подонка. В общем, он не ставил себя выше обычных людей (вернее ставил, но не намного выше), однако, судя по всему, был не прочь подразнить тех дворян, которые получили свой статус при рождении. Уже за это его стоило уважать чуть больше, чем он этого заслуживал, хотя в целом уважать его не стоило..

Неожиданно забурлил водофон маркизы. Акулов недоумённо уставился на неё и на тот странный предмет, который она извлекала из сумочки. Это был какой-то булькающий кубик с наклейкой «Гидросеть» на одной из граней.

— Буль-буль, — сказала она кубику. — Чего надо?.. Да отвалите вы от меня, достали уже!

Нервно засунув странный аппарат в сумочку, маркиза

1.9. Фрагментированная память

О дальнейших событиях, произошедших в последующие несколько часов, Акулов потом почти не вспоминал, словно они не то чтобы стёрлись из его памяти, а скорее неравномерно размазались по ней, и в итоге воспоминания были в каких-то местах чёткими, а в каких-то — практически отсутствовали. Впрочем, его это не сильно волновало почему-то.

Одно из зафиксированных воспоминаний было таким:

«– Эти трущобы так романтичны, — прошептала маркиза.

Акулов, в отличие от неё, не видел никакой романтики в покосившихся от старости девятиэтажках, но тактично об этом умолчал. Они с Леной сидели на какой-то теплотрассе, рядом стоял огромный пакет с едой для памятника, было уже темно и полная луна взирала на город с неба.

— Ты выглядишь таким сильным, — маркиза мягко взяла его за руки и ощупала бицепсы. — Ты спортсмен?

— Ну так, занимался немного».

Ещё одно воспоминание: их губы соприкоснулись и начали ёрзать, посасывать и покусывать друг друга. Однако кто-то их прервал, они рассмеялись, смущённо пряча друг от друга глаза, и убежали от теплотрассы, словно спугнутые подростки.

А потом уже оказалось, что прошло несколько часов, и что уже почти ночь, и что он уже не с маркизой, а с Князевым, и…

1.10. Новый дом

С завтрашнего утра Акулов должен был выйти на работу. С помощью Князева ему удалось устроиться курьером в небольшую фирму, где начальствовал какой-то князевский приятель. Вчерашние бормотание Акулова (по водофону) о том, что он не знает даже названий улиц в этом городе, работодателя ничуть не отпугнули.

— Жизнь заставит — запомнишь и названия улиц! — хохотал сбоку Князев, изредка комментируя их разговор. Акулову показалось, что в голосе его будущего начальника звучат какие-то знакомые нотки, но он не мог отследить корни этих воспоминаний. Да и так ли это важно, думал он, ведь никем из его знакомых тот оказаться не может.

Устраиваться на работу Акулову пришлось вынужденно. В связи с тем, что по законам города никто из гостей не имел права покидать его в течение пяти месяцев, ему пришлось снять квартиру. Первый взнос за неё сделал Князев, поскольку у самого Акулова денег почти не имелось. Квартира была небольшой, с мебелью и телевизором. Располагалась она на шестом этаже скрипучей деревянной девятиэтажки, узкой и одноподъездной, и Акулов немного тревожился — не рухнет ли она от сильного ветра? Услышав его опасения, Князев лишь расхохотался.

Хозяином квартиры был дядя Коля, мужик пенсионного возраста, подъехавший на встречу с новым квартиросъёмщиком на странной пыхтящей машине с большими колёсами и серебристой трубой на капоте. Поздоровавшись с друзьями за руку, он повёл их в подъезд, на ходу рассказывая какую-то историю из серии «Как я провёл день». Когда они поднимались по лестнице (слава Богу, им не пришлось пользоваться лифтом — тот был закрыт на техническое обслуживание), Акулова вдруг накрыло сильнейшее дежа вю, однако также внезапно он понял, что дежа вю тут ни при чём, а просто он когда-то уже был в этом подъезде, причём не раз. Осознание этого показалось ему ещё более странным, чем если бы это и правда было дежа вю. Но он чётко помнил, что через пролёт, между первым и вторым этажами, будет надпись на стене: «Таня, прости!», похожая на отредактированное оскорбление «Таня — проститутка!», и когда они добрались до этого места, такая надпись действительно там была. Но о своём переживании он вслух говорить не стал.

Оставшись наконец один, Акулов принялся с интересом изучать своё новое жилище. Маленькая кухня выглядела очень уютной; такой же была и небольшая комнатка с кроватью, ковриком, письменным столом, шкафом и тяжёлым древним стулом. Акулов ходил туда-сюда, ощупывая и даже обнюхивая разные предметы для знакомства с ними. Совмещённый санузел тоже смотрелся вполне мило, а его стены были разрисованы дельфинами. Бродя туда-сюда по квартире Акулов смущённо улыбался, не веря, что это происходит с ним и что он и правда теперь здесь живёт. Однако очень хотелось спать, ибо день был тяжёлым, и вскоре Акулов прямо в одежде завалился на кровать и быстро заснул. Будильник он поставил на восемь утра.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

2.1. Проблемы с трудоустройством

Добраться до офиса Акулову удалось с большим трудом. Каждые пять минут ему приходилось останавливать прохожих и просить рекомендаций насчёт правильности маршрута. Улицы города были какими-то странными, постоянно петляли и то и дело меняли ширину, превращаясь из проспектов в закоулки и наоборот. Акулов уже начинал паниковать при мысли о будущей работе.

Наконец ему повезло. Неожиданно для самого себя он вдруг оказался на нужной улице перед нужным зданием, о чём сообщала вывеска. Офис, на удивление, нашёлся легко: это была небольшая комнатка, за которой, судя по всему, находился склад. За столом сидел мужчина в костюме, светлой рубашке, галстуке и шляпе. Его лицо выглядело очень знакомым. Рядом на стуле сидел Князев в рясе.

— Добрался, Акула! — расхохотался он. — А мы уже думали, что ты заблудился! Знакомься, это твой босс…

— Мы знакомы, — пробормотал Акулов удивлённо, когда сквозь черты лица начальника вдруг проступила физиономия юноши — не в буквальном смысле, конечно, а лишь в восприятии самого Акулова. — Генка, ты?

Мужчина потрясённо вскочил.

— Диман, ты, что ли? — воскликнул он.

— Я не Диман, я Евгений, Жека!

— Точно-точно! Запамятовал за давностью лет, извиняй. Ну, держи краба, Диман! — начальник протянул ему руку, и Акулов радостно пожал её, хотя 1) он был вовсе не Диманом, 2) в его голове копошилось смутное воспоминание, будто Генка утонул вскоре после окончания школы, и было крайне странно видеть его живым. Общались они в течение пары лет в пубертатном возрасте и, будучи из разных школ, вместе ходили в фотокружок и однажды даже прокрались на нудистский пляж, намереваясь сделать несколько снимков. Правда, затее этой не суждено было осуществиться в связи с форс-мажорными обстоятельствами.

— Я не знал, что вы знакомы! — восхитился Князев.

— Знакомы-знакомы, — согласился начальник городских курьеров. — В фотокружок вместе ходили, когда в школе учились. Представляешь, Князь, мы с ним однажды на нудистский пляж попёрлись, чтобы тёлок пофотать, а те нас спалили и за нами голые гнались километра два, камнями в нас швырялись. Причём не сами тёлки, а бабищи какие-то жирные, а тёлки те остались угорать на пляже. Мне потом два месяца кошмары снились, ха-ха-ха!

Да, всё было именно так.

— Жаль, ни одной фотки не смогли сделать с теми тётками! — рассмеялся Акулов. — Так странно видеть тебя здесь, — сказал он вдруг. — Мне говорили, что ты умер, утонул, а ты вдруг здесь…

Ему и правда говорили, что Генка умер, ещё несколько лет назад как умер, причём умер стопроцентно и бесповоротно, но откуда он мог взяться в этом городе? Причём, живой. Наверное, просто перепутали что-то, подумал Акулов, поскольку мёртвым Генка ну совершенно не выглядел. Наоборот, он выглядел каким-то чрезмерно живым, словно был не простым человеком, а квинтэссенцией самой Жизни, воплощённой в конкретном индивиде. Однако, что-то в нём всё равно тревожило Акулова.

— Утонул? Я?!

— Да ну, это всё ерунда какая-то, — забормотал Акулов извиняющимся тоном. — Либо я перепутал что-то, либо какие-то придурки про тебя такие слухи распускали, не знаю.

— А что ты у нас в городе-то забыл? — поинтересовался начальник.

— Да я тут проездом как бы, но в итоге не получается уехать пока. Законы эти ваши…

— Ах да, точно, законы же… — понимающе закивал Геннадий. — Это из-за низкой рождаемости их приняли в прошлом году.

— Не понял связи! — удивился Акулов, но в это время открылась дверь и вошла маркиза Елена тян Мадатойская. Вчера в два ночи она разбудила Акулова телефонным звонком, чтобы пожелать ему спокойной ночи, и он назвал ей адрес этого склада, поскольку 1) она сама про это спросила, 2) он чувствовал какое-то странное родство с этой девушкой, хотя и не мог понять, какое и почему.

— Опять она, — недовольно прошипел Князев и тут же закричал, имитируя искреннюю радость: — Маркиза, какими судьбами? Вы — и здесь?! Хотите устроиться курьершей?

Не обращая на него внимания, маркиза подбежала к Акулову, чмокнула его в щёку, за руку поздоровалась с Геннадием и только раскрыла рот, как снова распахнулась дверь и в комнату вбежал худощавый парнишка с короткими рыжими волосами. Одет он был в футболку с логотипом какой-то рок-группы, шорты, высокие носки и кеды.

— Ну чё, Палыч, я не опоздал? — закричал он. — Задания уже есть?

— Привет-привет, Серёга. Пара заказов уже имеется, да. Познакомься, вот это Диман, для тебя — дядя Дима, мой друг детства, будет теперь работать у нас. Возьмёшь над ним шефство, пускай пару дней с тобой поболтается, лады?

— Лады, Палыч, но надеюсь, ты мне за шефство сверху накинешь, да? Сам понимаешь: такая ответственность!

— Какая наглая молодёжь! — восхитился Князев. — В наше время мы были чуть более вежливы со старшими.

<…>

Акулов и Серёга вошли в помещение склада. Там за столиком сидела девушка с азиатской внешностью и что-то яростно печатала на клавиатуре ноутбука, который аж покачивался от ударов. За ней располагалось несколько стеллажей с разными коробками и предметами.

— Эй, Акеми, ау! — крикнул Серёга, но девушка пробормотала: «Да подоздите вы!» и продолжила яростно печатать.

— Японка, что ли? — поинтересовался у напарника Акулов.

— Ага. Нормальная баба, но не даёт, ты только представь!

Акулов посмотрел на молодую азиатку с удвоенным интересом. Он мало что знал про Японию, но слышал, что их женщины покорные и смиренные, однако Акеми таковой не выглядела.

Через пару минут девушка перестала печатать, щёлкнула мышкой и торжествующе воскликнула: «Всё!», после чего наконец обратила свой взор на вошедших.

— Это твой папа, Селёза? — спросила она удивлённо.

— Ха-ха-ха, нет! Это дядя Дима, будет у нас работать, а я сейчас типа стажировать его буду.

— Мне казется, он слиском взлослый для кульела, — заметила Акеми.

Акулов впервые в жизни смутился своего возраста и как-то нерешительно пискнул:

— В самый раз.

— Так, ладно, поболтали, а тепель пола лаботать, — посерьёзнела вдруг девушка. — Васе пелвое задание на сегодня: доставить вот этот костыль на улицу Тлёх воспитателей, дом 5, квалтила 8, пелеулок Солнесный.

— Всё понятно, — кивнул молодой курьер. — Так, дядь Дима, бери вон тот костыль — и выдвигаемся.

— Эээээ… подождите, — пробормотал Акулов. — Вы можете ещё раз адрес назвать?

Акеми с Серёгой переглянулись. На их лицах было заметно и недоумение, и недовольство. Акулов сконфузился: а вдруг они решили, что новый курьер хочет подразнить девушку насчёт произношения, для чего и просит повторить адрес?

Наконец Серёга сказал:

— А и правда, Акеми, выдай-ка ты нам накладную. Чтобы по правилам всё было для начала.

— «Накладную»? «Стобы по плавилам»? «Для начала»? — японка презрительно фыркнула, но всё же отправила требуемый документ на печать, после чего с кривой усмешкой протянула листок Акулову. Тот взял, вернее почти выхватил накладную и жадно перечитал адрес. Он был точно такой же, как и раньше: улица Трёх воспитателей, переулок Солнечный.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Акулов. — Опечатка какая-то, что ли?

— Что тебе непонятно, Дядьдима? — уточнил Серёга любезно. — Спрашивай — отвечу.

Акулов покосился на Акеми. Маленькая японка смотрела него злобно, словно варан на полевую мышь. Ему стало не по себе.

— Ну тут написано — улица такая-то, переулок такой-то, — пробормотал он. — Сперва улица идёт, потом номер дома и квартиры, а затем переулок. Про переулок, наверное, из какого-то другого документа скопировалось случайно?

Взгляд Акеми, казалось, сгустился, превращаясь в концентрированную злобу, которую она планировала в него метнуть. Ногти девушки начали с возмущением царапать крышку стола.

— Дядьдим, я чё-то не понимаю сути твоей проблемы! — воскликнул Серёга. — Что не так-то? Улица Трёх воспитателей, дом 5, квартира 8, переулок Солнечный — что тут непонятного?

— Но как так может быть? Чтобы одновременно и улица, и переулок!

— Бозе мой, Селёза, да какой из него кульел, он и в тлёх соснах заблудится! — возмущённо завопила Акеми, вскакивая. — Он зе поехавсий какой-то! Хакучи! Где вы вообсе такого насли?? Геннадий Палыч, Геннадий Палыч!

На склад влетели начальник, Князев и маркиза. По требованию Акеми Акулов снова озвучил претензию, причём с каждым словом (а под конец даже с каждый слогом) его уверенность в своём праве на недоумение медленно гасла. Князев, замеревший на заднем плане, в ужасе схватился за голову.

— Ты дурак, Диман, да? — взревел Геннадий. — Ты чего тут права качаешь? Ещё и пяти минут не отработал, а уже вопросы дебильные задаёшь! Элементарных вещей не понимаешь! Я не посмотрю, что мы с тобой в фотокружок в детстве ходили, а просто уволю тебя и всё! Прямо сейчас! Всё, ты уволен! — закричал он. — А ну пошли вон отсюда, все трое! И чтоб духу вашего здесь больше не было, понятно?!

— Отступаем, Акула, отступаем, — зашептал Князев, хватая друга за локоть.

У самых дверей Акулов обернулся и снова наткнулся на гневный взгляд японки. Ощутив пересечение взглядов, Акеми показала ему язык, Геннадий — кулак, а Серёжа саркастически захохотал и три раза постучал ладонью по ширинке. Униженный Акулов бросился прочь со склада вслед за Князевым и маркизой.

2.2. На свежем воздухе

— Ну и учудил ты, Акула! — воскликнул Князев. — И меня подставил, и себя! Я тебе и квартиру нашёл, и работу, а ты со мной вот так! — судя по интонациям, он не на шутку обиделся.

— Но ведь и правда странно как-то, — принялся оправдываться Акулов. — Две улицы в одном адресе — я не понимаю, как такое вообще возможно! И для чего?

— Да что тут непонятного-то?? — закричал Князев. — Что странного?? Обычный адрес же! Вот, посмотри хотя бы сюда! — он ткнул на стену ближайшего дома, где висели таблички с номером дома и улицы. Акулов коснулся взглядом табличек и обомлел: на верхней было написано «улица Вениамина Бодяжева», на средней — «28» (номер дома) и на нижней, чуть меньшими буквами — «улица Готовых диапозитивов».

— Теперь всё понятно? — с надеждой вопрошал Князев. — Вопросов больше нет?

— Вопросов больше нет, — пробормотал Акулов. Голова вдруг стала какой-то пустой, мысли перестали подниматься из мозга. Подумаешь, два названия улицы… ну что здесь такого… — Но курьер из меня и правда не получился бы. Спасибо, конечно, за то, что пытался мне помочь, я и в самом деле это ценю (и, видит Бог, ещё отблагодарю), но, думаю, мне придётся искать другую работу.

— Да где ты её тут найдёшь? — скривился Князев. — Здесь не так уж просто с этим.

— Я могу помочь тебе с работой! — внезапно встряла в мужской разговор Лена. — Я поговорю с папой, и он тебе прямо во дворце работу найдёт!

— Новую должность для него придумаете? — расхохотался Князев. — А вообще у меня есть одна идейка, правда немного рискованная, но, думаю, ты справишься.

Мимо промчалась поливальная машина, окатившая нашу троицу несколькими литрами воды. На красной цистерне были нарисованы всякие социалистические символы и портрет какого-то бородатого мужика. Пожилой мужчина, сидевший рядом с водителем, высунул в окно руку и показал пешеходам неприличный жест. Лена взвизгнула, Князев выругался, а Акулов принялся удивлённо отряхиваться.

— Вот и ты попал в классовую мясорубку, Акула, — грустно сказал Князев.

— То есть он специально нас облил?

— Ну не случайно же! — закричала маркиза. Её белое платье теперь плотно облегало тело, демонстрируя всему миру отчётливые очертания бюстгальтера и трусиков. — Они не могут без этих мелких гадостей! Хоть на улицу не выходи вообще! — девушка вдруг заплакала.

Князев страдальчески закатил глаза, а Акулов бросился утешать то ли возлюбленную, то ли подругу — он никак не мог определиться с понятиями, статусами и отношениями. А девичьи слёзы лились в три ручья… В связи с этим на улице даже начали кучковаться прохожие, пытаясь нащупать стратегию поведения по отношению к этой представительнице высшего сословия. У многих был очень агрессивный вид, а один мужчина держал в руках огромный кабачок, которым угрожающе покачивал.

— Валим, валим нахер отсюда, — беспокойно зашептал Князев. — Район какой-то нездоровый. Маркиза, возьмите себя в руки и… БЕЖИМ! — закричал он, увидев, как толпа агрессивных горожан вдруг медленно двинулась в их сторону.

И они побежали.

2.3. Аморальные танцы

Через несколько кварталов погоня отстала, и троица остановилась отдышаться.

— Боже мой, ну и утро, — пробормотал Князев. Задрав рясу с левой стороны, он почесал колено, и маркиза зажмурила глаза от вида такой непристойности, поскольку под рясой у Князева не было ничего, то есть его нижние конечности были оголены как минимум до бёдер. Акулову тоже стало немного не по себе, поскольку он был мягким консервативным сексистом и хранителем традиционного уклада общества. Сразу вдруг вспомнилась вчерашняя оговорка Князева про то, как он удачно вышел замуж — оговорка ли это была?

— Фу, как это бескультурно! — презрительно бросила в его сторону бабка интеллигентного вида, проходящая мимо. В итоге, она даже прервала своё движение, чтобы закончить с оценкой ситуации: — В платье вырядился и чешет ногу посреди улицы, тьфу! И эта фифа ещё с ним! Да у тебя же всё просвечивает: трусы, лифчик, тьфу! Мокрая вся какая-то — поди, в сауне оргиям предавались втроём, ни культуры никакой, ничего!

— Но позвольте… — начал было Акулов, но бабка окатила его взглядом, полным презрения, и воскликнула:

— И вы с ними, эх! Хотя по виду вполне культурный человек! Как обманчива порой внешность! И не стыдно вам? Впрочем, зачем я спрашиваю, если и так понятно, что вам ни капельки не стыдно, ведь если бы в вас хотя бы капелька стыда оставалась, то вы бы по улицам в таком виде не ходили, да ещё и в подобной компании! Тьфу на вас!

Расхохотавшись, Князев задрал и вторую полу рясы и начал приплясывать перед бабкой, имитируя танец кривоногого.

— Боже мой! — забормотала шокированная старушка. Акулов готов был провалиться сквозь землю + его оскорбило обвинение в том, что он якобы лишён даже капельки стыда, но энергетика бабки настолько подавляла, что спорить с нею он не решался — всё равно не поверит. Ему было очень неловко от того, что он находится здесь и сейчас. А маркиза Мадатойская тем временем тоже расхохоталась и вместе с Князевым принялась скакать вокруг пожилой женщины в карикатурном танце (но не задирая платье). Смотрелось всё это как насмешка над обществом, как плевок в лицо добропорядочному социуму.

— Какое падение нравов, господи, тьфу! — воскликнула бабка. — Я сорок лет проработала в школе, но даже и там такого не видела! Куда же администрация города смотрит? Пойду в интернете про это напишу, господи, господи! — и она стремительно умчалась.

2.4. Хаос в магазине

Вчерашний вечер прошёл, в общем-то, хорошо. После садика Гирлянда реабилитировалась и больше не дулась на меня и не обзывалась. В десять вечера я уложил её спать. Дочурка всегда спит в обнимку с гигантской плюшевой крысой, и хотя выражение морды этой псевдоигрушки меня неизменно пугает и вызывает острые приступы лекторства, на этот раз я не стал читать Гирлянде нотации, а просто поцеловал их обоих в лоб и пошёл к себе. Дочка на меня больше не сердится — вот и отлично! Перед сном я около часа просматривал семейный фотоальбом, пытаясь понять своё нынешнее отношение к Кали, а потом стал размышлять о сегодняшней ситуации на работе, когда трое неадекватных покупателей превратили помещение магазина в подмостки какого-то театра. Они провели у меня в общей сложности около двух часов, ничего не покупая и распугивая других посетителей своими дискуссиями, а вернее их накалом, после чего наконец свалили, а я остался стоять за прилавком, опустошённый как не знаю кто. Моя зарплата зависела от выработки, а за два часа я не продал ничего. К концу же рабочего дня моя нервная система была взбудоражена звуками крими с улицы, которые то отдалялись, то приближались, словно тот, чей магнитофон их издавал, слонялся где-то поблизости. Что, если это был Каликрад? Именно этим именем я для себя обозначил человека, укравшего мою Кали. Однако выглянуть на улицу я не решался, так как в случае неприятностей мог бы противопоставить боксу только лёгкую атлетику, то есть бегство. Но если это и правда Каликрад, то что ему от меня нужно? И как быть, если ко мне снова заявится та троица или даже её отдельные представители? Встречаться с ними я больше не желал, хотя, признаюсь откровенно, было бы интересно понаблюдать за их поведением, будучи невидимкой.

Когда моя начальница, Элеонора Леонорова, пришла к закрытию магазина за выручкой, я попросил её перевести меня в другой магазин нашей продуктовой сети — при наличии такой возможности, конечно. Она ничуть не удивилась моей просьбе и сказала, что и сама подумывала об этаком тасовании постоянных продавцов, чтобы рутинная работа на одном месте не превращала их в унылых зануд. Я восхитился её здравомыслящими рассуждениями, о чём незамедлительно сообщил вслух, и было видно, что слышать столь высокую оценку своего интеллекта ей очень приятно. Элеонора Андреевна призналась, что как раз на днях подобную просьбу изложила и Гимка из магазина на улице Северной проспекте Генофондова, и предложила мне поменяться с ней местами прямо с завтрашнего дня. Это меня устраивало, к тому же до нового места работы мне было ближе добираться (теперь я должен был работать почти в центре, а до этого трудился на самом краю города).

И вот настало утро, я отвёз Гирю в садик и поехал в магазин. Ключ мне завезла сама начальница вечером, за что я её искренне поблагодарил и даже предложил выпить чайку, но она отказалась, поскольку ей нужно было заскочить ещё в пару мест. В магазине на Северной-Генофондова я бывал когда-то пару раз, но не в качестве продавца, то есть не ощущая себя этаким микровладельцем данной территории. А сейчас я впервые открыл его дверь собственным ключом, впервые начал знакомиться с содержанием витрин, полок и кассовым аппаратом, осознавая себя полновластным хозяином этого места, пускай и с ограниченными правами, без администраторских полномочий. Я даже начал улыбаться, настолько мне здесь понравилось (а улыбался я, в целом, редко). Работавшая здесь девушка заботилась о рабочем месте так же бережно, как и я о своём, и была в хорошем смысле педантична: все вещи лежали на своих местах, нигде не было ни намёка на беспорядок и так далее.

За пятнадцать минут я обслужил трёх клиентов. Все они были очень милыми людьми разных возрастов и вели себя адекватно во всех смыслах. Вчерашний день я вспоминал как страшный сон. И тут открылась дверь и в магазин вбежала вчерашняя троица! Были они все какие-то мокрые, раскрасневшиеся, а дышали тяжело и, как мне показалось, возмущённо. Сквозь эти возмущённые хрипы иногда прорывались облегчённые вздохи, и я озадаченно подумал, а что же с ними случилось на этот раз? Моё хорошее настроение быстро сошло на нет, поскольку те, от кого я бежал, снова настигли меня. И если вчера я ещё не рассматривал это трио как преследователей, то теперь оценивал их именно так. А что, если они будут приходить сюда каждый день? И если я в качестве продавца буду мигрировать из одного магазина в другой, появляясь и исчезая по всей магазинной сети Леоноровой, смогут ли они отыскать меня и в других точках пространства так же легко, как и в этой? Само такое предположение устрашало. Как они меня находят? Как отслеживают? По GPS? Бред какой…

— О, смотрите! — воскликнул вдруг Акулов удивлённо, когда взгляд его наконец упал на продавца. Тот стоял за прилавком с каким-то настороженным выражением лица и, казалось, был не очень рад видеть покупателей. — Это же вчерашний продавец! Ничего не понимаю! Как так?

— Это клоны, они у нас во всех магазинах работают, мужская модель, — быстро нашёлся Князев и расхохотался при виде ошарашенной рожи своего бывшего, а точнее вновь обретённого друга. Но когда он коснулся взглядом меня, то смеяться тут же перестал, поскольку я весь вспотел + такое ощущение, что и побледнел: настолько силён был тот внезапный шок, который я испытал при параноидальной мысли о том, что в городе существует ещё с десяток моих дублей или даже больше. На какое-то мгновение я и правда усомнился в единственности своего существования, хотя на рациональном уровне чётко понимал всю глупость подобных опасений. — Да шучу я, шучу, ну и рожи у вас обоих! Сделайте их чуть попроще, если вас это не затруднит, хахахахаха!

— Да у вас тут всё возможно, — пробормотал Акулов. — То улицы двойные, то памятники оживают… ПАМЯТНИК!!! — заорал он вдруг на весь магазин, и я, ещё не отойдя от одного шока, тут же провалился в следующий — от внезапности такого самовыражения. — Мы же забыли его вчера покормить, вы мне голову вчера закружили всю и я про него забыл!

— Это я виновата, — вздохнула маркиза. Глаза её вдруг стали романтично-мутными, как у наркоманки.

Неожиданно возникла альтернативная развилка: с момента “– Да у вас тут всё возможно, — пробормотал Акулов» всё пошло по-другому. Вероятно, в прежнем виде они бы побежали искать и кормить памятник, но все данные об этом считаются утерянными. А в этом же варианте, возможно, они покормили памятник вчера, но информация почему-то стёрлась. Итак, Князев расхохотался:

— Хахахахахаха!

Акулов устало отмахнулся от друга, поняв, что тот просто пошутил насчёт клонов.

— Налейте минералки попить, что ли, — обратился он к продавцу, который по-прежнему выглядел очень настороженным. Казалось, тот был заминирован, а начинающий сапёр (Акулов), занятый его разминированием, терялся в догадках, какой провод лучше перерезать: красный или синий. — Я что-то не так сказал? Почему вы все на меня так смотрите?

— Всё «так», всё «так», Акула, — забормотал Князев, примиряюще выставляя перед собой руки ладонями вперёд. Ладони у него почему-то были багровыми и все в каких-то мозолях, шрамах, но когда Акулов попытался на них сфокусироваться, чтобы сформировать в своей голове хотя бы одну теорию относительно возникновения таких повреждений, понял, что никаких шрамов там нет, да и цвет у них нормальный, то есть ладони друга пребывали в совершенном, если даже не идеальном состоянии. Удивлённо потрясая головой, он снова повернулся к продавцу и повторил запрос на минеральную воду.

— Это заказ? — уточнил продавец.

— Что? — не понял Акулов.

Я вздохнул и приступил к пояснению, используя для этого усталый тон в стиле «разжёвываю для идиотов»:

— Вы попросили налить вам минералки. Это вы просто хотите, чтобы я вас угостил за счёт заведения или даже за свой счёт, или же хотите купить бутылку минералки и просите, чтобы я вам её к тому же налил в одноразовый стакан, который вы также оплатите?

Акулов, казалось, зашатался, но в то же время он был непоколебим в своей физической форме, словно металлический кол, наполовину вбитый в землю. То есть он зашатался скорее фигурально, чем буквально, но в то же время его фигура не шаталась. В общем, в один короткий миг Акулов получил некое сотрясение восприятия и воскликнул торжествующе:

— Ну что, теперь вы видите? ЭТО, по-вашему, тоже нормально?

Все уставились на его ещё более озадаченно: Князев, маркиза и продавец. Торжествующее выражение лица Акулова постепенно сходило на нет, поскольку внешняя реакция на его слова была совсем не той, что он предсказывал в своих мыслях. Все смотрели на него так, как будто странно себя вёл он, а не продавец. Даже маркиза, вчера обвинившая этого продавца в занудстве и классовом идиотизме всего лишь за невинное уточнение про количество воды и тару, сегодня, казалось, была солидарна с тем же самым продавцом в гораздо более нудном вопросе от него же, причём на ту же тему (!): вода и тара.

— Ты не выспался, Акула? — спросил Князев обеспокоенно.

— Женя, продавец же обычный вопрос задал, ты чего заводишься так? — заговорила Лена с тревогой в голосе. И чтобы как-то успокоить его (хотя он и не был-то особо взволнован, но почему-то она считала именно так), маркиза надвинулась на него всей своей ошеломляющей плотью и жарко зашептала в ухо: — Вчера я долго не могла уснуть… Я всё думала о твоих руках… о твоих ногах… обо всём…

— Так как быть с водой-то? — уточнил я.

Акулов отодвинулся от маркизы, сосредоточился, глубоко вздохнул и сказал:

— Я хочу вас попросить, чтобы вы продали мне одну бутылку минеральной воды (любой) и, если есть такая возможность, налили бы её в стаканчик. Стакан я тоже оплачу.

Атмосфера сразу разрядилась. Князев захохотал и начал энергично ходить туда-сюда по магазину, потирая руки, словно впал в маниакальную фазу и не мог находиться на одном месте больше секунды. Лена заулыбалась как человек со сверхнизким коэффициентом интеллекта. Продавец тоже немного расслабился и, проворчав: «Ну вот, сразу не могли так сказать, что ли?», принялся исполнять заказ.

2.5. Вербовка

Перед витриной магазина «Всё для рыбалки» задумчиво стоял мальчик лет десяти. Переводя взгляд с одной рыболовной принадлежности на другую, он имитировал при помощи жестов те процессы, которым соответствовала конкретная рыболовная принадлежность. Вот он закидывает невидимую удочку, вот натягивает паникующего червяка на смертоносный крючок, а вот забрасывает сеть, орудие массового убийства. Мальчик был так поглощён этим занятием, что нескоро заметил стоящего рядом с ним высокого пожилого человека с козлиной бородой и очках, одетого в клетчатую рубашку с длинными рукавами и серые штаны на подтяжках.

— Ну, здравствуй, Коля, — сказал человек, когда мальчик наконец его заметил.

— Я не Коля! — возмутился мальчик. — Я Руслан.

Мужчина сочувственно улыбнулся.

— Для вселенной эта разница не столь существенна, как ты думаешь, — сказал он философски. — Хочешь, я куплю тебе удочку?

У мальчика заблестели глаза, но, вспомнив предостережения мамы, он тут же притушил этот глазной блеск и с подозрением спросил:

— Вы педофил?

— О боже мой, нет! — казалось, мужчина и правда был ошарашен таким обвинением. — Просто мне нужно, чтобы ты сделал для меня одну вещь, а я тебе за это подарю удочку.

— А говорите, не педофил! — не успокаивался мальчик. — Мне мама говорила, что я не должен разговаривать с незнакомыми мужчинами, особенно с пожилыми. Они сперва предлагают детям подарки, а потом уносят в пещеру за городом и съедают.

— Какие странные фантазии у твоей мамы, — пробормотал мужчина озадаченно. Внезапно он повеселел и воскликнул, наклоняясь к мальчику: — Ну так давай познакомимся и тогда тебе будет можно говорить со мной. И мамин запрет тогда не нарушится.

Мальчик посмотрел на него с сомнением во взгляде.

— Тебя зовут Руслан, ты мне уже представился, — продолжал мужчина, — так что наполовину мы уже знакомы. И это уже доказывает, что я не педофил, поскольку знакомых мальчиков они в пещеры не утаскивают, ведь тогда следствию легче на них выйти. А теперь позволь представиться и мне: меня зовут Измаил Шикозар и, клянусь своими очками, я не представляю для тебя никакой опасности.

— Но тогда что вам от меня нужно? — удивился Руслан. Казалось, он немного разочарован.

— А вот что, — сказал Измаил Шикозар и, наклонившись ещё ниже, принялся что-то яростно шептать на ухо мальчику. Шептал он минуты три, а мальчик то кивал, то смеялся.

— И за это вы подарите мне удочку? — недоверчиво воскликнул он, когда мужчина наконец распрямился.

— Да, — кивнул Измаил Шикозар. — Куплю любую, на твой выбор.

— Ух ты! Ну тогда я побежал, да?

— Беги, родной, — ласково улыбнулся мужчина, — беги, Русик. А я буду ждать тебя здесь.

2.6. Вторая волна

Неожиданно Князев остановился и поднял перед собой указательный палец, словно призывая всех прислушаться к чему-то.

— ВОЛНА ИДЁТ! — завопил он вдруг. — ЛОЖИСЬ!!!

Продавец тут же исчез за прилавком. Сам Князев метнулся к входу на склад и быстро, почти мгновенно зарылся под пустые картонные коробки, стоящие перед дверью. Маркиза — прямо в мокром белом платье — рухнула на пол лицом вниз, закрыв голову руками. Один лишь Акулов стоял посреди магазина и недоумённо озирался.

— ЛОЖИСЬ, ДУРАК! — закричала Лена, но, видя заторможенность Акулова, храбро вскочила и метнулась к нему, чтобы в прыжке свалить его на пол и по возможности прикрыть своим телом.

В этот момент их и накрыла волна. Акулов ощущал, как визжит его восприятие, пытаясь воздвигнуть хоть какой-то заслон на пути этой страшной силы, но всё было бесполезно. Он смутно чувствовал, как где-то рядом стонет маркиза и как сквозь него проходят какие-то концентрические круги, в чьём кругу каждый новый круг был шире предыдущего, и по мере того, как эти круги расширялись, что-то расширялось и в самом Акулове. Очередной же удар волны и вовсе смёл все заслоны, по магазину прошла рябь, и Акулов вдруг очнулся в реальном мире, чётко осознавая, что всё происходящее в магазине (да и вообще в том городе) было просто сном, кратковременным видением во время короткого отдыха. На самом же деле Земля стонала под игом враждебных инопланетян, а он, Акулов, был одним из защитников родной планеты. Если честно, надежды на победу было мало, но сдавать Землю без боя всё равно никто не собирался. В то же время правительства всех стран уже смирились с поражением и занимались эвакуацией населения в другие звёздные системы, что стало возможным благодаря новым технологиям, но процесс был дорогостоящий и энергозатратный, и не все страны и города могли себе такое позволить. За те города, посёлки и деревни, которые не попали в государственную программу телепортации, и воевал Акулов. «Генерал Акула» — так называли его за спиной, одновременно и побаиваясь, и уважая. Вся его зеркальная кольчуга была залеплена наклейками с наградами и сейчас стояла в углу, надетая на Родиона, хозяйского робота-оруженосца. В тот момент, когда Акулов наконец стал собой, он облегчённо вспомнил, что сейчас короткая передышка и что волна вражеских войск снова схлынула: налёты на земные города осуществлялись не постоянно, а хаотично, и между ними удавалось день-два передохнуть. Эти короткие моменты генерал очень любил, хотя без сражений тоже скучал.

Весь день они занимались то планированием разных тактик, то тренировками. Под вечер Акулов провёл обязательный техосмотр их передвижного убежища (он всегда проводил его лично, чтобы быть уверенным в том, что с «Мухтаром» всё в порядке), сделал зарядку перед сном и только собрался лечь спать, как загудела сирена. Её визг давал понять, что передышка закончена: на их регион шла очередная волна инопланетных биокоптеров. Генерал быстро влез в кольчугу и скоро уже бежал по коридору «Мухтара», любуясь своими солдатами, которые выскакивали из личных ячеек в полной боевой готовности. Акулов любил бывать в гуще боя, он словно заряжался какой-то энергией, находясь в его эпицентре. Жизнь до войны казалась ему сном, далёким детским сном.

Запрыгнув в рубку управления, генерал быстро окинул взглядом огромное серебристое пятно на горизонте, и с отеческой любовью посмотрел на Князева и Маркизу: водителя и навигатора. Водитель был слепым, но мог наблюдать за реальностью при помощи датчиков «Мухтара». Его руки были отрезаны по локоть для подключения имплантов к водительской панели — мужчина пошёл на это добровольно, когда врачи, сразу после сражения под Самарой, сказали ему, что зрение вернуть не удастся. Так один из опытнейшних московских полководцев стал простым водителем, по разнарядке попавшим в отряд Акулова. Они работали вместе уже третий год, участвовали не в одной битве. Во время управления Князь словно сливался с «Мухтаром», становясь этаким княземухтаром, и равных ему водителей на Руси больше не было.

— Ну что, где прорыв-то? — осведомился Акулов, хотя и так уже знал, что треснул внешний заслон на их участке (причём трещина была довольно-таки серьёзной — об этом подсказывала ему кольчуга), но просто считал необходимым быть на короткой ноге со своими солдатами и всегда интересоваться их мнением, здоровьем, здоровьем их родителей и так далее.

Маркиза щёлкнула парой переключателей и процедила сквозь зубы:

— Штору пробили, твари. Больше трёх миллионов стёрли уже, — её твёрдый голос вдруг предательски дрогнул.

Девушка эта была с ними всего год, но уже зарекомендовала себя и как профессионала, и как хорошего друга, в том числе и постельного. В короткое время она переспала со всем командирским составом по очереди, удостоившись самых высоких похвал и массового отеческого покровительства.

— Когда же это всё кончится, генерал? — спросила она однажды Акулова, когда они лежали на теплотрассе… нет… стоп… какая ещё теплотрасса…

Неожиданно что-то сверкнуло, кабина «Мухтара» встала на дыбы, и всё вернулось в норму, но при этом немного отмоталось назад. Продавец с ворчанием принялся исполнять заказ. Минералка с приятным тихим журчанием лилась в белый пластиковый стакан. В голове у Акулова мелькали обрывки воспоминаний о каком-то бронеходце с собачьим именем… или не о бронеходце… да что это вообще за слово дурацкое «бронеходец», откуда оно к нему прицепилось?..

И тут открылась дверь, и в магазин вошёл мальчик.

2.7. Посланник Измаила Шикозара

Когда в магазин вошёл некий мальчик, я сразу понял: быть беде. У него был такой целеустремлённый вид, что сразу становилось очевидно: он устремлён к какой-то цели. Глаза его быстро обозрели помещение и уверенно остановились на маркизе. Лена, осознав это, побледнела и даже приоткрыла рот, а мальчик глубоко вздохнул, словно ныряльщик перед погружением, и торжественно возвестил:

— Уважаемая маркиза! Имею честь… имею честь… — тут он, видимо, забыл слова, и начал копаться в памяти, — имею честь сообщить вам, что я есмь посланник Измаила Шикозара.

— Охренеть… — прошептал Князев где-то в фоне.

Акулов тоже ощутил некоторое расстройство бытия, а маркиза так вообще находилась в предшоковом состоянии. Продавец, видимо, также был озадачен, поскольку минералка лилась уже не в стакан, а куда-то мимо, но он, судя по всему, этого даже не замечал.

— Мой хозяин, Измаил Шикозар, шлёт вам огромный привет, — продолжил тем временем мальчик, — и приглашает на званный ужин, который состоится… состоится двадцать второго числа текущего месяца в месте… месте, о котором он вам дополнительно сообщит. У меня всё! Жду ваших приказаний!

— Приказаний? — прошептала маркиза потрясённо.

— Повелевайте, — кивнул мальчик.

— Но… но… — забормотала Лена.

В это время продавец вдруг заметил проблему с минеральной водой, издал возмущённый вопль и принялся её устранять. На какое-то внимание остальных переключилось на него, а когда оно снова вернулось к мальчику, того в помещении уже не было…

2.8. Страшная клятва

Загибаясь от хохота, Руслан выбежал из магазина. Он не совсем понимал, какова была суть сыгранной им роли, но результат ему очень понравился: мальчик никогда ещё не видел настолько озадаченных людей, как та компания из магазина. Ну да, он немного забыл слова… но в целом всё прошло отлично! Особенно он гордился этой импровизацией в конце: «Жду ваших приказаний!» и «Повелевайте». Руслан понятия не имел, что делал бы в том случае, если бы та баба и правда его о чём-то попросила, но в целом события сложились весьма удачно, и, когда все на секунду отвлеклись, он быстро удрал.

Когда смеющийся Руслан вернулся к магазину, старика возле здания не было. Сперва мальчик не поверил собственным глазам и начал тереть их пальцами, но реальность оставалась той же: на данном участке пространства не было ни намёка на Измаила Шикозара. Но не мог же он так поступить!! А как же удочка?? Ведь он обещал! Свою часть сделки Руслан выполнил на «отлично» и был очень доволен собой, однако всю его радость как ветром сдуло, когда он столкнулся с отсутствием заказчика на оговоренном месте. На всякий случай Руслан зашёл в магазин и прерывающимся от обиды голосом спросил у пузатого продавца, не видел ли тот бородатого старичка в очках и с подтяжками. Продавец ответил, что он видел всё, и сказал, что после отбытия мальчика этот старик сперва тёр ладони и смеялся, а затем хлопнул в ладоши и на цыпочках куда-то побежал, словно очень быстро крался. Опечаленный услышанным, Руслан покинул магазин и, чуть не плача, отправился домой. Этот гадкий старикан его просто использовал! Уж лучше бы и правда съел, чем так унизить!

— Ты ещё ответишь за это, Измаил Шикозар, — бормотал он, а его пальчики грозно сжимались в кулаки. — Я отомщу тебе, клянусь, отомщу!

Карающий меч возмездия неотвратимо повис над Измаилом Шикозаром.

2.9. Идти или не идти

— Двадцать второго числа? — пробормотала маркиза озадаченно. — Это через четыре дня ведь!

— Ну попьёшь чаю с ним, тоже мне проблема! — Князев расхохотался.

— НУ ВОТ ИДИ И САМ ПЕЙ С НИМ СВОЙ ЧАЙ! — закричала маркиза.

Меня поразила эта её фраза: почти все слова в ней, кроме одного, были односложными, но вряд ли маркиза создала её такой намеренно. С другой же стороны, это была самая обычная фраза, поэтому, поразмыслив, я пришёл к выводу, что поразился совершенно впустую, и продолжил наблюдать за их спектаклем с пристальным равнодушием.

— Да я-то что там забыл? — удивился Князев. — Меня туда не приглашали. Тебя пригласили — ты и иди. Или не иди, решай сама.

— Какие же вы, мужики, трусы! — маркиза

2.10. Странная находка

Вернувшись домой, Акулов снова ощутил покой и умиротворение. Это был его тыл, в котором можно было отсидеться после трудного дня. Интересно, а кто здесь жил до него? Наверняка, он не первый, кто снимает эту квартиру. Акулов заулыбался и принялся за поиск улик. Кровать выглядела непродавленной, бельё было чистым и приятно пахло. На всякий случай Акулов заглянул под матрас и ахнул: неужели его поиски так быстро увенчались успехом?? Под матрасом лежала общая тетрадь на спирали! Чувствуя, что сейчас он в очередной раз прикоснётся к чему-то абсолютно неведомому, Акулов взял её в руки, открыл и понял, что перед ним нечто вроде дневника. Тетрадка была исписана примерно до середины и имела несколько вклеек, тоже с какими-то заметками. Хмыкнув, Акулов открыл дневник на самом его начале и увидел на второй стороне обложки какой-то странный перечень:

«1. Проникнуть в комнату сына.

2. Узнать, где работает женщина. Узнать, кто она.

3. Не забыть о приёмнике!

4. Посетить центральный район. Не забыть взять тетрадь.

5. Купить (украсть?) фотоаппарат или диктофон.

6. Проверить насчёт детей.

7. Идти по меткам».

Несмотря на то, что ему уже хотелось спать, Акулов решил прочитать хотя бы пару страничек этого дневника, поскольку эти семь таинственных пунктов весьма заинтриговали его. Присев на кровать, он начал читать.

ИНТЕРЛЮДИЯ ПЕРВАЯ. Дневник: запись первая

Я прибыл в этот город по какому-то важному делу, а по какому именно — вспомнить не могу. Амнезия кажется мне то изначальной, то наведённой: иногда я обретаю уверенность, что так и попал сюда с багажом незнания, а иногда — что моя память обнулилась под чьим-то целенаправленным руководством. То есть, может быть и так, что прибыл-то я сюда, владея полной информацией о цели своего визита, но что-то (механизм?) или кто-то (человек?) вмешался в процесс интеграции гостя в их городское сообщество и, так сказать, перепрограммировал его восприятие. Но как это могло быть сделано? Разве это технически достижимо? Крайне осторожно, при помощи жестов, рисунков и мимики, я пытался выведать это у жены (позднее примечание: или, хм, той, кто выдавала себя за таковую), но ничего кроме грустной сочувственной улыбки в ответ не получил, а если бы и получил, то мало что понял бы, ведь говорили мы на разных языках.

Сын, возможно, мог бы понять меня чуть лучше, но какое-то время назад его призвали и по этой причине никакой диалог между нами не представлялся возможным. Но почему же я уверен, что сын понял бы меня, если я даже не помнил толком, что у меня вообще есть сын? Да, я видел его запечатанную комнату, но не имел права входить туда (хотя, может, тогда бы мне и удалось что-то вспомнить), а никаких воспоминаний о контакте с ним в моей памяти не имелось. Когда я однажды попросил жену показать мне наш семейный альбом или хотя бы одну совместную фотографию, она (я до сих пор не мог выговорить её имя) кое-как объяснила мне, практически на пальцах, что я уничтожил всё это сам какое-то время назад. Подобные объяснения ещё больше усиливали мою подозрительность, поскольку почти любая информация обо мне имела два значения, и любое из них могло быть истинным или ложным, а может быть оба значения были ложными, а истина же оставалась где-то за пределами моего понимания.

Дополнительно всё осложнялось тем, что я не понимал языка местных жителей, а они не понимали моего (или делали вид, что не понимали?). Те звуки, которые они выводили из себя через гортань, казались мне неструктурированной глоссолалией, а их имена мой артикуляционный аппарат даже не мог воспроизвести. Но, в отличие от меня, они явно не считали моё присутствие среди них инородным, и это озадачивало ещё сильнее. Если для самого себя я был объектом, внедрённым в новую среду извне (спецзадание?), то для них я, кажется, изначально был частью их среды (по крайней мере, вели они себя именно так), но частью дефектной или же ставшей таковой в результате какой-то трагической ошибки или несчастного случая. Жена изредка приводила в наш дом каких-то людей, пытавшихся вступить со мной в контакт, но никакого толку от этого не было. Более того, я не мог понять, кто они: медики, военные, военные медики или же кто-то ещё.

Но основное осложнение заключалось в том, что моя амнезия была не стабильной, а как бы обновляемой. Я не просто забыл всё о прежней жизни, но и не мог определить, сколько времени прошло с тех пор, как я всё забыл. Каждый новый день, а иногда даже час оборачивался для меня тем, что я вдруг обнаруживал ещё одну потерю, словно страдал какой-то необычной разновидностью склероза. Но при этом что-то я всё же запоминал, причём не только людей и некоторые события, но и все свои гипотезы и выводы относительно них.

А сегодня я вдруг решил, что для фиксации воспоминаний и впечатлений нужно вести дневник, и удивился тому, что такая простая идея не пришла мне в голову раньше. Мы сходили с женой в канцелярский магазин, где она купила мне две тетради и набор ручек. Почему две и почему набор? Войдя в помещение, я ощутил себя в каком-то волшебном мире, как будто я был филателистом из богом забытой деревни, который вдруг попал в крупный столичный магазин, торгующий марками. Я быстро подавал жене то одну тетрадь, то другую, а предыдущую клал на место (иногда они даже падали на пол, настолько поспешно я действовал), поскольку каждая обложка влекла меня одинаково сильно, и в то же время каждая следующая тетрадь, увиденная мною, влекла меня к себе вдвое или втрое сильнее предыдущей. Скоро я смутился и понял, что завяз в вариантах выбора. Продавец, бегающий за нами между стеллажей, смотрел на меня с сочувствием, а жена — устало. Я смутился ещё больше, сунул ей в руки две совершенно замечательные тетради, заменив ими те три (не менее замечательные), которые она уже держала в руках, и хотел пойти к кассе, но тут же увидел другие красивые тетради в очень экстравагантном переплёте и… снова завяз. Мне было неудобно перед женой за то, что я выставляю её на посмешище, но, снова посмотрев на неё, я не увидел в её взгляде ни намёка на раздражение или стыд — в нём были всё те же усталость и сочувствие, что и раньше.

Я решительно двинулся к прилавку с ручками. Жена и продавец последовали за мной, что-то балаболя на своём птичьем языке. Глаза у меня мгновенно разбежались, поскольку все ручки казались мне одинаково прекрасными, но при этом каждая из них была вдвое прекраснее конкурентки. Я показал жене сперва на одну ручку, потом на другую, потом на третью. Она улыбнулась и что-то сказала. Я, не поняв ни слова, нервно ткнул в первый попавшийся набор разноцветных ручек, и отошёл в сторону, давая ей возможность расплатиться.

Дома я жестами попросил жену оставить меня одного, едва не подпрыгивая от возбуждения. Мною овладело невыносимое желание писать, шаг за шаг, слой за слоем анализируя свою память. Когда жена вышла, я быстро подбежал к столу и начал писать. Вначале рука слушалась меня плохо, да и стиль хромал (отлистнул назад и посмотрел первый абзац). И почему-то сложно отличать прошедшее время от настоящего. Зачеркнул, исправил кое-что. Но чем больше я пишу, то есть, чем больше я писал, тем легче и легче давался, вернее, даётся мне этот процесс. Думаю, эти записки здорово мне помогут, ведь теперь я смогу вести счёт дням и воспоминаниям.

А сейчас я здорово устал, пойду поужинаю и посижу на балконе. Продолжу завтра.

Отложив в сторону странный дневник, Акулов озадаченно нахмурился. Прочитанное порождало десятки вопросов, ответов на которые у него не было. Возможно, все эти непонятные места прояснятся по мере чтения. Рассказчик вызывал у него сочувствие, он ощущал глубокую эмпатию по отношению к нему. Как и он, Акулов, тот внезапно оказался в странном незнакомом городе, жители которого не понимали его языка, а он не понимал их. В каком-то смысле, ему было даже хуже, чем Акулову, поскольку Акулов и аборигены хотя бы разговаривали на одном языке (впрочем, это не слишком облегчало их взаимодействие). Бедный мужик. Но зато стиль его письма выглядел очень фундаментально на фоне расшатанной местной действительности, в которую попал Акулов, и это придавало сил. Он не один такой — это одновременно и радовало, и пугало. Но завтра нужно было рано вставать, поэтому дочитать дневник он решил потом.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

3.1. Телеграмма

Пронзительный мужской крик разорвал полотно ночной тишины: это кричал Акулов. Теперь он сидел посреди кровати, хватая ртом воздух. Ну и сон! Прикрыв на секунду глаза, Акулов тут же снова их открыл, одновременно с этим действием вскрикнув от повторного приступа ужаса. Господи, приснится же такое…

Сон он помнил так же хорошо, как и данные своего паспорта, давно заученные наизусть. Во сне этом ему привиделось, будто он проснулся от шороха под кроватью, осторожно свесился вниз, чтобы заглянуть под своё ложе, и завопил от ужаса: злобным, ненавидящим взглядом на него смотрела оттуда Акеми. «Ха-ку-чи!» — с ненавистью процедила она сквозь зубы, когда их глаза встретились. Сердце Акулова бешено колотилось, дыхание было учащённым. Он свесил ноги с кровати, чтобы сходить попить, и заорал от ужаса и боли: прямо на коврике для носков спали ежиха и несколько ежат, непонятно откуда взявшиеся в его комнате, и именно на них он только что наступил! Теперь это семейство с тихим топотом бежало куда-то в сторону стола — тоже, видимо, напуганное. Однако боль в одной ноге была по-прежнему сильной и, задрав эту конечность, Акулов увидел прилипшего к ней ежонка, иглы которого вошли в кожу человека так глубоко, что он не мог самостоятельно освободиться. Малыш тихо пищал и колотил по воздуху лапками. Морщась от боли, Акулов освободил его, после чего посадил на пол, и ежонок радостно помчался за своей семьёй под стол.

Пришло время посмотреть наконец на стопы, которые неприятно щипало. Задрав обе ноги и развернув их так, чтобы взгляд касался непосредственно стоп, Акулов озадаченно охнул, поскольку вся кожа там была покрыта маленькими кровоточащими точечками. Внезапно он вздрогнул, нахмурился и ооооочень осторожно заглянул под кровать. Слава Богу, Акеми там не было. Облегчённо вздохнув, Акулов отбросил одеяло и поковылял на балкон.

Ночной город выглядел красиво и даже, пожалуй, эффектно. Акулов к нему постепенно привыкал, и Кавычки уже не казались ему такими странными, как вначале. Впрочем, достаточно сильно озадачивало само название города, которое он узнал только сегодня. Надо уточнить насчёт его этимологии, думал Акулов, глядя на шикарные дворцы, сверкающие огнями где-то вдалеке за обычными многоэтажными кварталами.

И тут он заметил вдали на горизонте какую-то очень странную штуку, однако сконцентрироваться на ней не успел, поскольку едва он эту штуку заметил, как она тут же исчезла. Что-то подобное ведь уже наблюдалось недавно, вспомнил Акулов. Что-то (вроде бы) тоже сперва было, а потом исчезло… Или нет?