ПРОЛОГ

Тучи сгущались над страной, которая всё ещё — скорее уж по привычке, нежели в силу традиции — называлась в народе Чагатайским улусом. Давно расколотый на два враждующих государства, удел этот переходил из рук в руки, раздираемый тысячей противоречий между Мавераннахром под властью тюркской аристократии и по-прежнему чингизидским Могулистаном. Восток и Запад некогда монолитного ханства пытались поглотить друг друга, до последнего отстаивая первенство чести и потрясая уложениями Чингиз-хана.

Всё пошло прахом, когда амир Казаган, давно покончивший с монгольским владычеством в Мавераннахре, в 1358 году сам пал жертвой мести могулистанского хакана Тоглук-Темура, подкупившего нойона Каийхосрова. Убитый на охоте правитель не оставил завещания, так что молодой Темур Тарагай, которого Казаган приблизил к себе в последние годы, казалось бы, вполне мог рассчитывать на трон при должной поддержке и здравомыслии остальных вождей. Многое в истории нашего края сложилось бы иначе, но право рождения, как это случалось не раз, возобладало над трезвым расчётом: корона, обойдя прославленного воителя, досталась никчёмному отпрыску покойного. Недолгим оказалось правление безвольного Абдуллы, ну а после его убийства заговорщиками страна окончательно погрузилась в кровавое безвременье.

Только сильная рука способна была тогда утвердить мир, а в условиях анархии и междоусобицы на просторах Турана единственной серьёзной силой оставалось войско соседнего Могулистана. В 1361 году Тоглук-Темур легко покорил Мавераннахр, ненадолго объединив обе части улуса Чагатая. Передав власть над завоёванной державой своему сыну Ильяс Ходже, он сделал неожиданный ход, утвердив амира Темура владетелем Кеша и приставив опытного барласского полководца к могульскому царевичу. Увы, тщеславный наследник не оценил родительской мудрости, немедленно попытавшись расправиться с неудобным советником. Именно тогда Темур заключил в Балхе союз с внуком Казагана — амиром Хусейном, чтобы изгнать захватчиков с родной земли.

Уже в 1364 году союзники одерживают под Кешем решительную победу над могулами, вытесняют Ильяс Ходжу из Мавераннахра и занимают Самарканд. Но вновь повторяется история с Абдуллой: знатное происхождение открывает Хусейну путь к верховной власти, оставляя Темура не более чем главной опорой шаткого престола. Так что объединённое войско Турана, призванное отразить новое вторжение с Востока, возглавил следующей весной именно амир Хусейн — странное решение с точки зрения стратегии, зато безупречное с позиций высокого родства.

Наша история начинается 22 мая 1365 года, когда армии Мавераннахра и Могулистана сошлись в смертельном противостоянии под Чиназом. Тучи сгущались…

Глава 1

ГРЯЗЕВАЯ БИТВА

«Когда свой меч заносит небосвод,

Он равно злым и добрым зло несёт».

Алишер Навои

I

У сердца Азии, где горные хребты

Пересекают половину мира —

От Рума до седых вершин Памира

Оазисы волшебной красоты


Затеряны, как в море острова,

Вдоль каменных подножий и в лощинах,

А за песками, к Северу — трава

Степей и мрак в заснеженных равнинах…


Там реки с гор не достигают моря,

Как слуха бека — стон людского горя.

II

Ярилась вихрем пыль Великого Пути

От Средиземноморья до Китая,

И рок, над караванами витая,

Колодец либо смерть им мог найти.


Десятки, сотни караванных пут

Века в аркан стремительный связали,

Но споры на Пути решал не суд,

А золото и блеск дамасской стали.


Разбойничьи бесчинствовали страсти,

Не зная над собой державной власти.

III

Земля, познавшая сражений без числа,

На чьих сынов арабы и монголы

Надеть пытались рабские оковы,

Страданий много ты перенесла!


И наконец явиться должен вождь,

Что принесёт покой Мавераннахру,

Как в саратан — животворящий дождь,

Пролившись над скупой пустыней чахлой.


Пока мечи не вынуты из ножен,

Порядок в государстве невозможен.

IV

В волнах Сайхуна отражались небеса,

Где было солнце тучами закрыто.

Кому судьба в той схватке быть убитым?

По ком прольётся первая слеза?


Нахмурившись, сходились облака,

Сурово озирая поле брани.

Подобно им, столкнутся тут войска,

И битвы гром среди долины грянет.


Кому бывать владыкой Самарканда,

Решалось ныне на брегах Яксарта.


V

Никто не сжалится — ни чагатай, ни джет,

Застывшие беззвучно перед боем.

Какому полководцу стать героем —

Амиру Балха иль Ильяс Ходже?


А то — Темуру, чей известен нрав

По штурму укреплений Сеистана,

Где он, спокойный облик потеряв,

Рубился смело, страстно, неустанно.


Над ними небо стало цвета стали,

Которой тело воины сковали.

VI

Подобно молниям, скрестившимся в бою,

Исторгнув брызги пламени и крови,

Две армии перед началом бойни

Доводят до предела мощь свою.


Кто даст сигнал? Когда начнётся сечь?

Кому открыть разгул резни кровавой,

В которой лишь один владыка — меч —

Своею вдоволь насладится славой?


Спокойствие довлело над войсками

Звенящей тишиной под облаками.

VII

Среди безмолвия возник протяжный крик,

Подхваченный степным многоголосьем.

То клич барласов, вызовом что бросил

Темур могулам, ринувшись на них.


Его немногочисленный отряд

Из огневых и верных чагатаев

С налёту смял к нему ближайший ряд,

Врагов на всём скаку с коней сметая.


Амир, не сожалея об уроне,

Проделал брешь в монгольской обороне.

VIII

Ряды смешались, и теперь один отряд,

Открыв для войска маленькие двери,

В бою неся жестокие потери,

Ни на аршин не двигался назад.


Молниеносный натиск был силён,

Но сотрясал кочевников недолго:

Отряд наполовину истреблён

Был прежде, чем к нему пришла подмога.


Амир Хусейн повинен был в исходе

Атаки, судьбоносной по природе.

IX

Темур, отбившийся от вражеских клинков,

Свирепым взором зацепил амира:

Тот, отрешившись полностью от мира,

Слал в бой войска, как на убой — быков.


Монголы же, сомкнув свои ряды,

Уже собрали силы для прорыва,

Когда стена взвихрившейся воды

От взора их противника укрыла.


Так было предназначено судьбою,

Что битву ту прозвали Грязевою.

X

Потоки хлынули с разверзшихся вершин,

Зловеще поднебесье засверкало

И саблями слепящего металла

Хлестнуло землю посреди равнин.


Огонь с небес упал в толпу людей,

Внушая страх бестрепетным героям —

Их вопли, стоны, ржанье лошадей

Повисли над сраженьем адским воем.


Но грянул гром, и звуки вмиг исчезли,

Как исчезают в ножнах жала лезвий.

XI

Прилив решимости номадов обуял:

Как будто с бурей слившись воедино,

Собой заполонили всю долину,

Обрушив на врага ударов шквал.


Но кто мог знать, что движет ими страх

И суеверный ужас перед громом?

Что лишь на первых сможет он порах

Им послужить толчком к атакам новым?


Животный страх удваивал ту силу,

Что чагатаев жизни уносила.

XII

Удар кочевников нанёс врагу урон,

Не совместимый с чаяньем победы.

И худшие могли случиться беды,

Не прозвучи тут с новой силой гром.


И, убегая от успеха прочь,

Старались джеты в войлок завернуться

Затем, чтоб переждать грозу и ночь,

А после уж к сражению вернуться.


Темур спешил союзнику навстречу,

Хоть конь его был в сече покалечен.

XIII

Барлас был холоден, надменен и суров,

Измотан схваткой жаркой до предела,

А с пеной, что со скакуна летела,

Горячая его мешалась кровь.


Тяжёлый взгляд из-под густых бровей

Пронизывал сподвижника с укором:

Впоследствии немногих из царей

Оставит жить, таким окинув взором.


Недаром больше, чем стрелы и яда,

Страшились все темуровского взгляда.

XIV

Хусейн не выдержал, отвёл свои глаза,

Но вместе с тем в седле держался ровно,

А вёл себя при разговоре, словно

Не чудом сберегла его гроза.


Упрёк предчуя, начал было так:

— Наш барангар на четверть уничтожен…

Моих волков рубили, как собак,

Не дав им сабли выхватить из ножен!


Так что прикажешь — биться здесь до смерти

Иль отступить в дождливой круговерти?

XV

Темур ответствовал спокойно, не спеша:

— Что барангар? Невелика потеря.

Прости, хазрат, но я уже не верю,

Что у твоих людей была душа.


Плох воин, растерявшийся в бою,

Достоин казни — избежавший боя,

И тот, кто ныне дал отпор в строю,

Снискал не злато — почести героя.


А волки, не сверкнувшие клыками,

Достойны ль зваться долее волками?

XVI

Не дал, промедлив, ты ряды их разорвать,

Пока хакан был попросту растерян,

Теперь твердишь о собственных потерях,

Как будто в том моя повинна рать.


Сейчас противник громом поражён,

И, хоть числом нас превосходит вдвое,

Ему мы можем нанести урон

И снова овладеть своей судьбою.


Так действуй же — подай сигнал к атаке,

Иначе завтра выживем ли в драке?

XVII

— Но наступление к погибели ведёт!

К чему сейчас ненужное геройство?

Возможно ль с поредевшим нашим войском

Нестись через пучину грязи вброд?


Кто знает, может, это ложный страх,

А под своими мокрыми плащами

Враги скрывают ноги в стременах

И руки с обнажёнными мечами?


Уж лучше утром, сотворив молитву,

Возобновим мы прерванную битву.

XVIII

— Молиться истово ты волен день и ночь,

Ни одного не уничтожив джета,

Но знай, что с первым проблеском рассвета

Уж сам Аллах не сможет нам помочь.


Ещё есть шанс продолжить этот бой,

Необходима лишь твоя команда:

Сразим могулов и устроим той

На площадях Святого Самарканда.


А если ты промедлишь до восхода,

То мало кто вернётся из похода.

XIX

— Ты богохульствуешь, безумствуешь, амир!

Пророк не бросит воинов Аллаха:

За нами — знать всего Мавераннахра,

А для неё Ильяс — не джахангир!


— Когда орда, не ведая границ,

Ворвётся на майданы Самарканда,

Верхи падут сиятельные ниц

И от врага подачкам будут рады.


Не жди от Неба ни чудес, ни силы

— Всевышний ниспошлёт лишь Азраила!..

XX

Темур, взнуздавший подведённого коня,

Хусейну больше не сказав ни слова,

Помчался прочь, но мысленно он снова

В атаку шёл, соратника кляня.


А небо словно продырявил меч

— Река не возвращала отраженье,

И было ясно: пагубная течь

Продлится дольше, нежели сраженье.


Казалось, будто в хаосе первичном

Всё растворилось, ставшее привычным…

XXI

Темуру чудилось, что продолжает бой

Свет молний, отдававший блеском стали.

Казалось, барабаны грохотали,

На гибель увлекая за собой.


Две армии сморил тяжёлый сон,

В двух лагерях уныние царило,

И каждый знал, что будет побеждён

Тот, кто свои переоценит силы.


Всем было ясно: в утреннем сраженье

Определится чьё-то пораженье…

XXII

Ночь отступала, а свинцовый небосвод,

Как будто страшной упиваясь битвой —

Унылый, безнадёжный и тоскливый —

Долину превратил в водоворот.


Земля не отличалась от воды,

В грязи тонули ноги и копыта,

Но для амиров за ночь от беды

Пути к отходу были перекрыты.


А джеты, примирившиеся с громом,

Решили дело завершить разгромом.


XXIII

Волной безудержной пошли они вперёд,

На барангар нацеливаясь мощью.

Но кто мог знать, что беспросветной ночью

Сюда Темур войска переведёт?


Номадов встретил смертоносный рой:

Кошун стрелков из верных чагатаев

Переломить сумел неравный бой —

Враг повернул, поспешно отступая.


Попав в ловушку, что Барлас расставил,

Ильяс Ходжа лишился лучших сабель.

XXIV

И лишь тогда Хусейн к атаке дал сигнал:

В тягучей, жадной жиже утопая,

Коней лихих помчали чагатаи,

Обрушившись на джетов словно вал.


Столкнувшись в поединке, две волны

Обагрены горячей были кровью,

Но, так как силы были неравны,

Бой перешёл в бессмысленную бойню.


Слепая ярость подавляла доблесть,

Как зависть побеждает в людях совесть.

XXV

А тот, во взоре чьём огонь земной погас,

Знал, что обычай будет непреложен:

Что труп его, с коня монголом сброшен,

Нещадно будет втоптан в эту грязь.


И прежде чем прервётся жизни нить,

Старался каждый биться, как мужчина,

Хоть одного надеясь прихватить

С собою в эту страшную пучину.


Но вот земля, ошмётками взлетая,

Последнего накрыла чагатая…

XXVI

И, вскинув тело в пропотелое седло,

Темур предстал перед своею ратью:

— Теперь пришло и наше время, братья,

Погибнуть в битве недругам назло!


Не для победы в бой сейчас пойдём,

А потому, барласы, бейтесь смело —

Пусть каждый воин прогремит как гром,

А после бездыханным ляжет телом.


И я клянусь вам: наше пораженье

Грядущие оценят поколенья!

XXVII

Барласы с криками помчались на врага,

Подняв клинки из воронёной стали,

Подобно озверевшей волчьей стае,

Которой жизнь уже не дорога.


Их предводитель, не жалея сил,

Себе мечом прокладывал дорогу,

Покуда сам в пылу не получил

Удар копьём, насквозь пронзивший ногу.


Пред ним горой возник монгольский воин,

Что поединка с дивом был достоин.

XXVIII

Амир, с трудом превозмогая боль в ноге,

Отвёл удар, обрушившийся сверху,

И, в обороне высмотрев прореху,

Вложил в свой выпад мысли о враге.


Но перед тем, как тот упал с коня,

Рука его кривой клинок взметнула,

И сабли сталь, о лезвие звеня,

Пронзила руку правую Темура.


Однако, несмотря на вспышку боли,

Тот не утратил разума и воли.

XXIX

Обезоруженный, израненный Барлас

Уже готов был к гибели от стали,

Как вдруг вокруг него могулов смяли

И вывели из боя в тот же час.


Не подоспей хусейновский отряд,

Иль задержись на краткое мгновенье,

Сахибкираном бы тогда навряд

Теперь гордилось наше поколенье.


Коль скоро выжил, встретившись со смертью,

То воля Неба есть на то, поверьте.

XXX

…За горизонтом скрылся крохотный отряд —

Осколок славной армии амира,

Что покорит впоследствии полмира,

Своих при этом не считая трат.


Ильяс Ходжа в сраженье победил,

Путь в Самарканд — открыт перед монголом,

Но хватит ли теперь у войска сил

Столицей овладеть одним напором?


В суровый час над землями Турана

Взошла звезда судьбы Сахибкирана…

ГЛАВА 2

САРБАДАРЫ

«Народу своему коль дашь себя ты в дар,

Запомнит на века тебя и млад, и стар».

Хосров Дехлеви

I

Исламодоблестный, Битвопобедный град,

Руками возведённый человека,

Хранит Судьба, а потому от века

Ничто не уничтожит Самарканд.


Рождал тиранов злополучный век,

Меняла их коварная эпоха…

Дела и мысли позабыты тех,

Кто злобой жил и умер от подвоха.

Лишь тот добился славы и успехов,

Кто не щадил в бою своих доспехов.

II

Завоевателей жестоких череда,

Пытаясь покорить великий город,

Пускала в ход предательство и голод,

Но честь и благородство — никогда.


Чингиз, поставив пред собою цель

Им овладеть до сотого колена,

Разнёс до основанья цитадель,

Велев разрушить крепостные стены.


Степняк не ведал: главная преграда

Не в укрепленьях — в духе Самарканда.

III

Ильяс Ходжа, в бою победу одержав

И перейдя заветные границы,

Уж грезил, как падут пред ним столицы

Далёких и неведомых держав.


Он одержим был тайною мечтой

Продолжить дело грозного Чингиза,

Объединив под собственной пятой

Просторы от Кашгара до Тебриза.


Но прежде нужно твёрдо стать ногами

На земли, что оставлены врагами.

IV

К соборной площади стекался местный люд:

Перед лицом надвинувшейся кары

Разнёсся слух о том, что сарбадары

На курултай сподвижников зовут.


И у толпы, что нынче собралась,

Единственным предметом обсужденья

Была внезапно свергнутая власть

И результат недавнего сраженья.


Звездой в ночи мелькнула для народа

И скрылась долгожданная свобода.

V

Витал над площадью разноголосый гул,

Но тут врата мечети распахнулись,

И в лабиринте махаллей и улиц

Стал ветер слышен, что с Востока дул.


Три человека вышли на гузар

В сопровожденье Шейха уль-Ислама.

Толпа, что бушевала, как базар,

Застыла на просторе регистана.


Лишь ветер колыхал в тиши одежды

Людей, умолкших в чаянье надежды.

VI

На возвышение поднялся сарбадар

Лет тридцати — величественный, статный;

Открытый взор разил, как меч булатный,

Глубокий голос заполнял гузар:


— О самаркандцы, я, Мавлян-зада,

Взываю к правоверным мусульманам.

Ужель наш город больше никогда

Не даст отпора иноземным ханам?


Ужель оплот священного Корана

Повергнет в прах орда Могулистана?