Бесплатный фрагмент - Потерянные жизни

РИМ ЮСУПОВ

ПОТЕРЯННЫЕ ЖИЗНИ

(повести, рассказы, очерки)

2023 г. АННОТАЦИЯ

Содержание настоящего сборника «Потерянные жизни» — это судебные очерки, рассказы и повести, события которых исходят из жизненной яви, в чьих днях, автор, писатель, юрист по образованию, работая судьёй, запечатлев эти события в своей памяти, на их основе, создал произведения, исходя из своей судебной практики.

Книга может заинтересовать многих людей и, хотя она не содержит явно выдуманных, детективных хитросплетений, однако её явственная правда могла бы уберечь от жизненных ошибок, и взрослых людей, и особенно молодых, выбирающих свой жизненный путь.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Автор этой книги Рим Юсупов известен, как поэт, чьи стихи, поэмы и романы в стихах известны многим. Им написаны весьма самобытные и довольно монументальные произведения, пронизанные поэзией: романы в стихах («Гений» об Александре Сергеевиче Пушкине, «Век титана» о Викторе Гюго. «Вся жизнь Омара Хайяма». «Последний классик» об Иване Бунине. «Последний летописец» о Владимире Гиляровском, «Казим и Аэлита»); поэмы («Романтик» о Байроне, «Звезда Салавата», «Тукай», «Круговерть»); «исторические поэмы («Бухара», «Казань», «Поэма о Рузе», «Слово о Тучково»); сборники стихов («И льётся время, как ручей», «Аэлита или слёзы сердца», «Поэзия любви», «Поэзия философии», «Поэзия жизни», «Поэзия души», «Времена года», «Человек и природа», «О великой войне и победе», «Запад и Россия») и немало других книг. Отдавал своё внимание Рим Юсупов и прозе. Так в 2014 году, в издательстве Казанского университета была издана его книга: «Повести. Рассказы. Дневник».

Из жизни автора видно, что первоначально он, после службы в рядах Советской Армии, в 1965 году, поступил учиться на филологический факультет Бухарского педагогического института, но по семейным обстоятельствам, после окончания первого курса, уехал в г. Куйбышев (в настоящее время Самара). Семейные обстоятельства, конечно же, были связаны с его любовью к девушке, проживающей в Самаре, из-за которой он и оставил и институт, и своих родных. Но это уже другая история. В деканате Самарского педагогического института, несмотря на предъявленную им академическую справку из Бухарского пединститута, его не стали, восстанавливать на положенном курсе, «культурно» объяснив, что он не подлежит восстановлению по причине того, что не работал педагогом или хотя бы пионервожатым. Удивлённый таким ответом, Рим Юсупов устроился слесарем на Куйбышевский металлургический завод и тут же подал свои документы в Куйбышевский филиал Всесоюзного юридического заочного института. Из его рассказа известно, что поступал он легко, не особенно напрягаясь, хотя конкурс в этот институт, без преувеличений, был чрезвычайно высоким, так как в миллионной Самаре, было много юридических учреждений и организаций, работники которых, не имея юридического образования, подали заявления на поступление в этот институт. Кроме того, был большой наплыв абитуриентов со всего Советского Союза. Юристов в те времена в стране не хватало, и эта профессия считалась весьма престижной. Но Юсупов не переживал о конкурсе и вообще у него было лишь одно желание — продолжить своё образование. Он не собирался изменять своему любимому делу — занятию литературой. Кстати, эта его любовь к литературе, помогла ему при сдаче им экзаменов, теперь уже в юридический

институт. Первым испытанием для абитуриентов был письменный экзамен по русскому языку и литературе. Из трёх предоставленных для сочинения тем, он выбрал «Образ Екатерины в пьесе А. Н. Островского «Гроза» и, вспомнив статью Н. А. Добролюбова «Луч света в тёмном царстве» тут же принялся за сочинение. Писал, отвергая все литературные штампы, не ориентируясь на существующую идеологическую трактовку, по наитию души изображая Катерину так, как сам представлял её образ, по-своему осмысливая и характеризуя всё происходящее в этой драме. Одним из первых окончив сочинение, он сдал его экзаменаторам и с лёгким сердцем вышел на улицу.

Сочинение было признано одним из лучших, и он был допущен к иным экзаменам. Но наш герой был удивлён другим: при сдаче устного экзамена по русскому языку, пожилая женщина-педагог, сказала ему: «Один балл Вы уже заработали». Когда Юсупов удивлённо посмотрел на неё, педагог добавила: «Я тридцать лет преподаю свой любимый предмет, но ни разу не видела такого своеобразного сочинения, какой написали Вы».

Таким образом, Рим Юсупов легко сдал все экзамены, поступил в институт, а по окончанию его получил диплом правоведа. И, тем не менее, никогда не бросал занятие литературой. Но и юриспруденцию освоил неплохо. Стал работать по юридической специальности, хотя всё свободное время отдавал литературе. «Специальность юриста меня кормила — говорил он — а поэзия возвышала душу». И всё же нельзя сказать, что к своей работе он относился равнодушно. Сначала он работал адвокатом, и эта работа увлекла его. Особенно был он удовлетворён, когда оказывал существенную помощь клиентам. Например, добивался в суде восстановления на работе рабочих или служащих, незаконно уволенных администрацией предприятий. Участвуя в процессах по уголовным делам, добивался справедливого наказания. Именно, работая в адвокатуре, глубоко вник он в юриспруденцию.

На него обратили внимание в министерстве юстиции республики и поставили в резерв на должность народного судьи. Но Юсупов не особенно рвался на эту должность, хотя многие юристы только и мечтали об этом. Предложили Юсупову выдвинуться на должность судьи г. Зарафшана, но он отказался, предпочитая жить с семьёй в городе Бухара, рядом с матерью. В Управлении юстиции Бухарского облисполкома посчитали это гордостью с его стороны и поэтому, хотя он и оставался в резерве, в последующие выборы его не внесли в список кандидатов. Но получилось так: В Бухару приехала сама министр юстиции Узбекистана Мамлакат Собировна Васикова, мудрейшая женщина, и, просмотрев список кандидатов в судьи, решительно вычеркнула одного из кандидатов и предложила вместо него Юсупова. Ей объяснили, что Юсупову ранее уже предлагали стать судьёй, но он отказался. Однако Васикова велела пригласить Юсупова к ней на собеседование. В ходе беседы она убедила его, что должность судьи хотя и ответственная, но «не боги горшки обжигают». И добавила вполне дружелюбно и уже по-свойски: «Я уверена, что ты справишься!». Так Юсупов стал народным судьёй г. Бухары. Отдался он этой

работе самозабвенно. Много времени уделял самосовершенствованию, изучению законодательства. Старался выносить реально справедливые приговора. Никогда не предавался крайностям, хотя при необходимости проявлял и суровость. Работал он, стараясь ни в чём не подводить своего главного наставника, Васикову, с чьей легкой руки и стал судьёй. Эта целомудренная женщина на всю жизнь осталась для него образцом трудолюбия, честности и справедливости.

И тем не менее, Рим Юсупов и в это время не забывал о литературе, продолжая углубляться в поэзию, не забывая и о прозе. Юридическая практика способствовала появлению судебных очерков. Через четыре года его назначили на должность заместителя начальника Управления юстиции, где он проработал, целых одиннадцать лет, занимаясь организационной работой народных судов, с оказанием им методической помощи. При этом у него стало больше времени для занятия литературой, хотя как профессионал-юрист, на своём посту он был незаменим.

В 1990 году, уже распоряжением президента Узбекистана Юсупов стал судьёй областного суда, где и работал до мая 2003 года, рассматривая самые разнообразные уголовные дела, многие из которых были чрезвычайно сложными. При этом всё свободное время, он, конечно же, отдавал литературе, посвящая себя любимому делу, после рабочего дня в вечернее время вплоть до полуночи, и в выходные дни, поскольку, без этого увлечения, он уже не представлял свою жизнь. Судебная практика давала ему немало тем для судебных очерков, которые постоянно печатали и областные и республиканские газеты.

Представленные Вам в этой книге повести, рассказы и судебные очерки — это самая настоящая, правда жизни, облагороженная пером и талантом писателя. Трагические судьбы людей, их жизненные ошибки, жадность, стремление к наживе, неуравновешенность характеров, жестокость и многие другие человеческие пороки описаны автором для того, чтобы люди, прочитав эту книгу, могли сделать для себя соответствующие выводы. воспитываясь на страшных ошибках и заблуждениях и поступках тех лиц, которые получили заслуженные наказания. Некоторые из преступлений описанные в его, представленных здесь, произведениях, могут показаться цивилизованным людям почти неправдоподобными, дикими по своей жестокости, но они были в реальности — ни в коем случае автор не выдумывал их.

В 2003 году Юсупов переехал в родную страну, в Россию, и поселился в Подмосковье, в посёлке городского типа Тучково Рузского района, где полностью занялся литературной деятельностью. Именно в Тучково им создано немало сборников стихов, поэм и романов в стихах. Однажды, перебирая свой архив, он наткнулся на свои судебные очерки и записи о некоторых, довольно нашумевших уголовных делах, которые ему, как судье, пришлось рассматривать и решил, отредактировав их, издать отдельной книгой.

И вот она перед Вами. Лично я считаю, что эта книга будет полезной для многих людей и, хотя она не содержит явно выдуманных, детективных хитросплетений, но послужила бы уроком многим людям, и особенно молодым выбирающим свой жизненный путь. Она может стать поучительной для людей любого возраста, в жизни которых возникают проблемы и ситуации, чтобы решать их, не отклоняясь от норм нравственности.

И не важно, в какой стране происходили описанные правонарушения. Все преступления в разных государствах идентичны. Воры и мошенники, и любые другие преступники, где бы они ни проживали, одинаковы по своей эгоистической морали и низкому нравственному состоянию. И ни в коем случае все эти криминальные события, взятые автором в основу своих произведений, не ущемляют достоинства страны, где в своё время он жил и трудился.

Необходимо так же добавить, что все эти события имели место в годы развала Советского Союза, вызвавшего не только всплеск негодования его народов, но и бурный исход затаённого криминала почти во всех уголках бывшего Союза.

Книга написана живым, легко читаемым языком, не вызывающим ни раздражения, ни скуки, ни разочарования и ни отторжения несмотря на страшные эпизоды некоторых жутких преступлений, описанных автором, в своих очерках, рассказах и повестях.

                                                           Галина Разина

Библиотекарь Тучковской поселковой библиотеки,

Основатель Рузского общества Гиляровского.

ПОВЕСТИ

АППЛОДИСМЕНТЫ ПРОКУРОРУ
1

Краснопеев Виталий проживал в небольшом городке, чьи жители в основном обслуживали узловую железнодорожную станцию. Он тоже работал в депо железной дороги слесарем. Дом его располагался, на самом конце одной из улиц городка. Все дома этой улицы, были построены давно, еще при царе, до Октябрьской революции. При каждом доме был участок для огорода или сада. Русский царь построил эти дома для железнодорожников после того, как здесь протянули железнодорожную ветку. Со временем дома ремонтировались, перестраивались и, конечно же, отличались от первоначальных домов столетней давности, приобретая достаточно приятный вид. От деда остался этот дом по наследству отцу, а от отца ему. Отец тоже был железнодорожником, помощником машиниста, и старался сделать всё, чтобы сын пошёл по его стопам. К сожалению, отец Виталия погиб при железнодорожной катастрофе. Виталий ещё был мал, когда первый раз услышал о железнодорожных катастрофах. Он спросил у отца, почему такие катастрофы бывают. Отец назвал разные причины. Например, под тяжестью поезда проседает земля. Или же, из-за ошибки диспетчера поезда сталкиваются друг с другом. Но чтобы не напугать Виталия, сказал, что катастрофы поезда бывают лишь иногда. И вот в это, неопределённое понятие, которое отец определил, как «иногда», попал и сам отец. Отца он помнил, как строгого и сурового человека. Суровости в нём было больше всех иных качеств. За малейшую провинность он строго наказывал сына, чтобы в дальнейшем тот не допускал подобных поступков. И всё же, наверное, отец перестарался, потому что, после каждого такого наказания Виталий замыкался в себе. Мало того, в девятнадцатилетнем возрасте, уже после окончания школы, он, впав в ярость за какое-то оскорбление, жестоко избил своего бывшего одноклассника. Суд, за хулиганство, приговорил его к трём годам лишения свободы, условно с привлечением к труду. Благодаря отцу, как ветерану-железнодорожнику, Виталий был устроен для отбытия трудовой повинности в железнодорожное депо. Матери своей Виталий не помнил. Она была не из железнодорожной касты. Из фотографии смотрела на него молодая и красивая женщина, похожая на актрису, с кудрявыми, пышными волосами и сверкающими глазами. А может быть, действительно была она актрисой, а не его матерью. Ему было всего три года, когда мать бросила их и с каким-то заезжим артистом укатила в Москву и следы её навсегда затерялись. С тех пор отец стал ещё суровее. Виталий, как бы впитал в себя, переняв у отца презрение к женщинам, хотя в нём ещё не пробуждалась к ним ненависть, как у его отца. Но вот и отец покинул его, погиб в катастрофе и теперь вероятно успокоился от разных дум и переживаний. Конечно, вряд ли отец желал

покидать мир живых. Может, надеялся ещё на какое-нибудь чудо, что могло

бы зажечь в его душе какую-нибудь радость и позволило бы познать удовлетворение в этой непостоянной жизни. И только о любви не думал он. Она, словно бы навсегда угасла в нём. Хотя, кто знает, может быть, нашёл бы тропинку и к ней, если бы не погиб.

И вот теперь Виталий один, свободный от всех, но главное от отца. Близких друзей у него тоже нет. Как-то не сходился он с ровесниками. Ещё в школе, дичился товарищей. После занятий, сейчас же, домой. Отец запрещал ему таскаться по улицам с одноклассниками. Может быть, это было и к лучшему. Подальше от всех соблазнов. Но ведь не только лишь дурные соблазны объединяют молодых людей. Есть спорт, стадионы, библиотеки, кинотеатры, разные кружки. Да мало ли какие интересы существуют в мире. Их, конечно же, немало, но ко многим из них Виталий был равнодушен. Нет у него интересов. Нет у него друзей. А девушки? Нет и девушек. Он с презрением относился к ним по примеру своего отца. Надолго ли?

2

Жизнь Виталия протекала однообразно и беспечно. Он ни к чему не стремился, ни о чём не мечтал. Мечта его отца, чтобы Виталий пошёл по его стопам и выучившись стал машинистом поезда, сейчас же заглохла после его смерти. Работа не прельщала Виталия, так как она, хотя и не была чрезмерно физически тяжёлой, но и не являлась духовно обогащающей. Каждый день одно и то же: те же, большие, вагонные колёса, которые он был обязан, вместе с другими членами бригады, скреплять толстыми болтами, закручивать гайками, смазывая их машинным маслом. Дел было много. Приходилось ремонтировать вагоны, и даже паровозы. Эта работа никогда не кончалась, потому что вагоны поездов, ввиду их долгой эксплуатации, часто выходили из строя, и надо было их обновлять или укреплять. Впрочем, Виталий не вдавался в подробности своей работы, выполняя узкий круг своих обязанностей. Он трудился для того, чтобы у него была возможность покупать продукты, одежду, для того чтобы продолжать свою жизнь. Для чего её продолжать, он ещё не знал. Никакой цели в этой жизни у него не было, хотя иногда ему казалось, что и его коснётся счастье. Но в чём это счастье выражалось, он не представлял себе. Поскольку, он был ещё довольно молод, зов человеческой природы, несомненно, должен был коснуться и его. Несмотря на своё презрительное отношение к женщинам, Виталий всё же стал приглядываться к ним, особенно к девушкам. Попытки его знакомств с девушками были неудачны — их отталкивала его грубоватая внешность, хотя нельзя было сказать, что он выглядел некрасивым или уродливым. Ростом и фигурой он не отличался от многих мужчин, и лишь видимая угрюмость его лица, отторгало, желание девушек с ним знакомится. Видимо, он и сам заметил, присущее ему, такое, противоестественное состояние и решил постараться изменить себя по отношению к людям.

Трудно ему это давалось, но он начал здороваться с соседями, хотя и не мог допустить себе долгие разговоры с ними. На работе тоже пытался, как-то раскрепоститься от своего, привычного безмолвия. Через некоторое время он уже мог общаться с некоторыми приятелями. Тренируя, таким образом, свой характер, он понемногу, словно рыба из воды, стал вырываться из своего безмолвия. И всё же, как вода для рыбы, это безмолвие оставалось его стихией. Он любил больше молчать, чем о чём-нибудь говорить. Но понимая, что это не даст ему возможности, осуществить своё тайное желание — познакомится с какой-нибудь женщиной, он стал пересиливать себя, для чего стал вступать в разговоры. Для того, чтобы улучшить свою речь и как-нибудь её разнообразить, он обратился к книгам, которых немало осталось от отца. Читал он медленно и как-то неуверенно, без всякого интереса к описываемым событиям. Чужие, давно прошедшие человеческие жизни были непонятны и даже глупы. Глупы были поступки людей, их мечты и цели. Читал он и про девушек и его удивляла их бестолковая восторженность и беспечная радость по поводу всего, что светиться, блестит, сверкает, зеленеет, цветёт, звенит птичьими трелями. Жизнь обилием красок изумляла их, вселяя уверенность и необъяснимую надежду на будущее. Но, его насторожили трагические моменты жизни этих девушек, когда они, обманутые любимыми, потеряв смысл жизни, шли навстречу своей погибели. Но почему-то, именно эти моменты их жизни, описанные в книгах, не особенно волновали Виталия.

3

Какую-то пользу, может быть, и принесли ему книги, которые он прочитал. Но, как и прежде, читал он неохотно, равнодушно относясь к похождениям героев, из которых автор одних любил, других презирал, описывая в мрачных красках. Да и читал Виталий отрывками, пропуская порой целые эпизоды, целые пласты человеческой жизни. Особенно не любил читать он про описание природы, про самочувствие людей, про их настроение, переживания, чувства, хотя может быть именно этим и ценны любые книги. Виталий считал, что в книгах никакой правды нет — всё это выдумки писателей. Но даже при таком чтении книг словарный запас в нём, немного расширился. Появились новые слова в лексиконе. К своему удивлению, он даже поспорил однажды, с одним из своих знакомых о смысле жизни. Спор был довольно коротким. Виталий утверждал, что в человеческой жизни нет смысла. Что жизнь любого червяка более полезна, чем человека, живущего лишь ради себя. Так ли думал он на самом деле, неизвестно, но сам этот спор доказывал, что Виталий приобрёл способность общаться с людьми. Начал он заговаривать и с девушками. Но не все они ему нравились, и не всем нравился он.

И всё-таки, чудо произошло, и Виталий сумел познакомиться с девушкой. А произошло это по причине того, что был он однажды приглашён товарищем по работе на вечеринку. И Виталий неожиданно для себя, вдруг согласился. Теперь, почему-то, его потянуло на эту вечеринку. Он как будто чувствовал,

что-то таинственное и невероятное, которое могло его ожидать на этом «празднике души», как называл вечеринку его товарищ. Стоял месяц май. На улице давно уже было тепло. Светило солнце. Зеленели деревья. Приятная весенняя погода, как будто способствовала оживлению его лица, стирая с её поверхности угрюмость и озабоченность. Но на дне глаз оставалась, затаённая строгость, неверие в ожидаемую радость, готовых в любое время выплеснуться мрачностью.

Была суббота. Не нужно было идти на работу. Солнце давно уже поднялось над деревьями. Виталий встал, позавтракал. Именно в эту субботу, вечером и должна была состояться вечеринка, на которую Виталий возлагал надежду на встречу с «таинственным и невероятным». Но сомнения в нём было гораздо больше надежды. Он знал от товарища, что на вечеринке будут присутствовать друзья товарища, их подруги, парни и девушки. Некоторые из них приедут из областного центра, из города Б., который находился в двенадцати километрах от их посёлка. Виталию показалось, что их слишком много соберётся на вечеринке и стал подумывать, не остаться ли ему дома. Он не любил многолюдье. Но вспомнив, что дал обещание товарищу, решил всё же пойти.

Вечерело. Пора было собираться. Виталий одел новую, белую рубашку, заправив её под чистые, чёрные брюки. Надел носки и сандалии. Подошёл к зеркалу, причесал расчёской волосы. Не обнаружив ничего отталкивающего в своём образе, вышел из дома и неторопливо пошёл вверх по улице к дому товарища. Чем ближе подходил он к дому товарища, тем громче доносилась до него музыка. В доме играла радиола. Звенела песня «Королева красоты», исполняемая Муслимым Магомаевым. И хотя Виталий, почему-то не любил эту песню, на этот раз она, как будто бы приободрила его.

Товарищ встретил его восторженно, давая понять, что он уже окунулся в начавшийся праздник и, обняв его, препроводил в зал. Там, за большим столом, который был переполнен блюдами с закусками, уже сидело немало парней и девушек. На столе, среди многообразия тарелок и рюмок, возвышались стеклянными башенками бутылки шампанского, разных вин и других напитков. Товарищ посадил Виталия на свободный стул, рядом с невысокой, но приятной девушкой. Виталий оглядел гостей — ни с кем из них ему не приходилось встречаться. Не знал он и эту, сидящую рядом с ним девушку. Его товарищ, по праву хозяина, познакомил всех присутствовавших на вечеринке, с Виталием, пояснив, что они друзья по работе. После этого полились тосты, шумные разговоры, восторженный смех, неудержимое веселье.

Дошла очередь сказать тост и до Виталия. Он смущённо поднялся и предложил выпить за здоровье всех и за их счастье. Все зашумели. Кто-то сказал: «Краткость — сестра таланта». Тост был подтверждён и все громко крича, выпили. Виталий немного осмелел и, выпив, закусил «селёдкой под шубой».

Тут только он обратил внимание на свою соседку по столу. Все остальные

девушки сидели рядом с парнями, и лишь она одна, была никем не занята. Он понял, что она свободна, ни к кому не привязана и это вдохновило его, поскольку она ему понравилась. Но он не знал, как начать с ней разговор, не то, что стеснялся, боялся испугать её своей грубой речью и от этого пыхтел, не зная, что предпринять.

— Виталий! — вдруг спросила его девушка — А, отчего Вы молчите?

Виталий вздрогнул от неожиданности и смущённо пробормотал:

— Да я не знаю о чём говорить.

— Расскажите о себе. Чем занимаетесь на работе? Дома? Какие читаете книги?

— Да ничего особенного — ответил Виталий — как и все работаю и живу… Вспомнив о книгах, он перечислил названия некоторых книг, которые прочитал. Он увидел, как у неё вспыхнули глаза, конечно же, она читала эти книги и любила их. Тема книг сблизила их. Анна, так звали девушку, оживлённо заговорила о героях знакомых им книг. Было видно, что она от корки до корки прочитала все эти книги, не пропуская ни строчки. Виталий больше слушал, чем говорил и на этот раз чужое многословие его не пугало. В ходе беседы он узнал, что она приехала сюда вместе с подругой, а всех остальных гостей не знает и не имеет к ним никакого отношения.

4

Анна жила в областном центре и после окончания вечеринки он вызвался её проводить. Они дошли до вокзальной площади, сели в такси и вскоре приехали в город Б. Анна показала свой дом, где она жила вместе с матерью, в квартире на втором этаже. Они немного посидели в садике возле дома. Из её рассказа он узнал, что она, окончив школу, поступила работать в одно из учреждений города секретарём-машинисткой.

Домой Виталий вернулся поздно, сейчас же лёг спать, но ему не спалось. Он всё время вспоминал Анну. Молодая, стройная девушка, с красивым, полукруглым лицом, обрамлённым густыми, каштановыми волосами, запала в его душу.

Запомнились ему её большие, карие глаза, наполненные нежностью и добротой.

Казалось, что её образ вытеснил все его сомнения в отношении женщин и, что теперь он готов, приблизившись к одной из них, навсегда соединиться с ней.

Следующая их встреча должна была состояться, уже в другую субботу. На этот раз он пригласил её в кино на дневной сеанс. Затем они гуляли по городу и разговаривали, о чём попало. Впрочем, Виталий больше молчал, слушая затейливую речь своей спутницы. С каждой новой встречей они становились всё ближе друг к другу. И вот настало время, когда Виталий уже не мог представить себя без Анны. Вскоре Анна уговорила его познакомиться с её матерью. Они жила вдвоём с матерью. Других членов семьи не было видно. Виталий не стал спрашивать у Анны про отца — его это не интересовало. Мать Анны, Зинаида Васильевна, приветливая, пожилая женщина, лет пятидесяти,

пригласила их за стол, на котором по этому случаю находилось изобилие разной еды. На столе, кроме всего, стояли бутылка вина и водки.

Виталий, в смущении от Зинаиды Васильевны, молча сел рядом с Анной. Анна познакомила мать с Виталием, рассказала, где он живёт и работает. Виталий подтвердил это и добавил, что живёт в частном доме один, после гибели отца.

Соболезнуя Виталию, Зинаида Васильевна налила в рюмки себе и Анне вина и хотела открыть бутылку с водкой, но Виталий предпочёл вино. Помянув отца Виталия, они продолжили беседовать, причём многие вопросы Зинаиды Васильевны смущали Виталия. На её вопросы о его зарплате, о перспективах на работе, и о многом другом, о чём Виталий даже не задумывался, он отвечал вяло, без всякого воодушевления, даже с каким-то кислым выражением лица, что явно не понравилось Зинаиде Васильевне. Анна тут же перевела разговор на другую тему.

Виталий, тяготясь своей ролью жениха на смотринах, стал ёрзать на стуле, посматривать на часы и сказал Анне, что уже поздно и ему пора уезжать.

Когда Анна, проводив Виталия, вернулась домой, мать решила переговорить с дочерью.

— Не кажется ли тебе, что твой Виталий, какой-то странный?

— Что же в нём странного? Обыкновенный парень, как и все. Может даже и лучше других.

— В том-то и дело, что обыкновенный. Не перспективы, ни желания учиться и повышать свою квалификацию, я в нём не заметила.

— Да может, он просто не хочет об этом говорить.

— Всё может быть. Но ты не торопись, дочь. Время ещё есть. Надо узнать его, как следует. Одно хорошо, что у него свой дом. Для молодой семьи это настоящий подарок. Но, как бы не ошибиться.

Дома Виталий, вспоминая как его допрашивала, видимо уже на правах тёщи, Зинаида Васильевна, вновь погрузился в сомнение. Опять в нём проснулось чувство презрения к женщинам, с их любовью к вещам, к предметам быта, к роскоши и к власти над мужчинами. «Ну, уж, не поддамся!» — пробормотал он. Как и прежде, вернулась к нему мысль, что зря он втянулся в эту любовь. Хотя она и дарит какие-то светлые ощущения радости, но чем глубже он втянется, тем глубже увязнет и вряд ли уже сумеет выползти из неё, на свободу, к которой привык. Вот сейчас он живёт один и волен делать всё, что захочешь. Никто и слова не скажет. Да и кто скажет, ведь рядом никого нет. А будет жена — ей нужно будет многое. И всё это, «многое» должен будет осуществлять он, как муж. Как муж, он будет обязан исполнять все её прихоти, по какому-то, неписаному, призрачному, не поддающемуся объяснению, закону.

5

После этого он долго не ездил к ней, но однажды, она сама нагрянула к нему, неожиданно, как снег на голову. Увидав её, яркую, светящеюся, лёгкую и

стройную, подобной солнечному лучу, он ахнул от изумления и тут же, позабыл все свои сомнения. Она кинулась к нему, и, обняв его, закружилась вместе с ним. Потом оттолкнула от себя и строго спросила: «Отчего же ты не приезжал? Ведь мы с тобой договаривались?»

Виталий что-то промямлил в своё оправдание, наверное, хотел сказать, что у него не было времени. Она приняла его оправдание. Оглядела его холостяцкий быт. Зашла на кухню и тут же заговорила о том, что они сейчас приготовят обед на двоих и послала его на рынок за недостающими продуктами, а сама начала заниматься уборкой дома. Когда Виталий вернулся нагруженный разными продуктами, в доме был уже наведён полный порядок. Чистота и порядок как будто изменили все его комнаты. Ему даже показалось, что он зашёл в чужой дом. На кухне он стал помогать Анне. Приготовив вкусный борщ, нарезав салаты, Анна достала из своей сумки бутылку красного вина.

Их пирушка удалась на славу. Потом они сидели на диване, целуя друг друга и Виталий, неуклюже и робко, признался ей, что любит её. Анна оживилась, услышав долгожданное признание, и благодарно расцеловав его, стала собираться домой.

Свадьба их состоялась в сентябре, в благодатное время года, когда уже не было зноя, но было ещё тепло. Солнце на небе сияло по-прежнему, подобно золотому сгустку, ещё не одолеваемое тучами и лишь редкие облака виднелись на горизонте, и в них не было ничего угрожающего. В саду краснели яблоки, желтели груши, мерцали синие сливы. Начало осени всегда привлекало людей своей необычной тишью, приятным сиянием неба и последней роскошью зелени, как трав, так и деревьев. Эта часть времени года, который часто называют бархатным сезоном, за его непередаваемую нежность и приятную свежесть погоды, могла быть сравнима с подобием временного, земного рая. Не в это ли время человек ощущает необъяснимую лёгкость своего тела и неосознанную радость сердца и души. Именно в эти дни, изобилием разных фруктов, овощей и иных плодов переполняются базары, рынки, торговые точки городов и всех поселений. Не зря же, во многих странах, свадьбы назначаются именно на осень.

Конечно, нельзя было назвать свадьбу Виталия и Анны пышной и изумительной по своей роскоши. Да и присутствовало на свадьбе людей не более пятнадцати человек. У Валерия не было своей родни, лишь несколько человек с работы. Остальные представители от Анны. Но главными на этой свадьбе были, конечно же, они сами, Виталий и Анна. Свадьба проходила, как и положено: Загс. Обмен кольцами. Признание в любви.

Были тосты, пожелания, музыка, танцы, песни. Все веселились почти до самого утра. Впервые за долгое время дом отдался вдруг безудержному веселью.

Никогда Виталий не видел такого сборища у себя дома. Ни всех из гостей, которые были у него на свадьбе, может быть, он уважал. Не каждый из них был его искренним другом. Даже товарищ по работе был для него просто

товарищем по работе. Но ради Анны, с которой решил он связать свою жизнь, перетерпел Виталий их присутствие в своём доме.

Медовый месяц молодых прошёл здесь же, в доме Виталия. Никто им здесь не мог помешать. Одни на весь дом. Живи и радуйся! Любовь как будто бы стёрла с их сердец все былые сомнения, смятения, переживания. Любовь приподняла их над жизнью и как бы стряхнула с них всё не нужное. Но как только кончился медовый месяц, вновь поставила их на грешную землю.

Но не одной любовью жив человек. Надо было работать, чтобы поддержать ту же, любовь. Как и всем людям, им надо было как-то обустраивать начавшуюся новую жизнь и добывать средства для её продолжения. Вскоре Анна устроилась кассиром на железнодорожной станции.

Жизнь продолжалась.

6

Через год родилась у них дочь, которую назвали Верой в честь бабушки Анны. После родов Анна немного потускнела, хотя оставалась такой же энергичной и словоохотливой. Виталий по-прежнему, больше молчал, чем говорил. Но теперь это уже меньше волновало Анну, потому что всё внимание она уделяла своей маленькой Вере и постоянно разговаривала с ней. Вера в ответ ей, сопела, кряхтела, и, протягивая к ней ручки, всхлипывала. Виталий не отличался сильной любовью к маленькой Вере, лишь иногда подходил к ней, брал на руки и, подержав немного, вновь опускал в колыбельку. Дом его теперь не был безмолвным, как раньше, в нём довольно часто раздавался плач Веры, смех и беспечный говор Анны. Часто можно было слышать и голос тёщи, помогающей Анне ухаживать за ребёнком. И опять в Виталии рождались былые сомнения. Иногда он не находил места в своём же доме. Ему казалось, что он не приспособлен к семейной жизни. Жена часто просила его, то сходить на рынок, то понянчить Веру, пока она постирает. Да мало ли забот по дому. И это ему почему-то не нравилось. Он не относился к тем мужчинам, которые берут инициативу в свои руки и делят все домашние обязанности не пополам, а наоборот, выполняют большую её часть сами.

Но никогда, Анна его ни в чём не упрекала. Да и сам он, вроде бы старался выполнять все её просьбы, хотя и без всякого энтузиазма.

Так прошло четыре года, и у них опять родился ребёнок. На этот раз мальчик. Назвали его в честь отца Виталия, по предложению Анны, Вадимом. Вадим рос легко и быстро и был более оживлённым и разговорчивым, чем отец. Виталию было лестно, что у него есть сын. Он знал, что многие мужчины мечтают о рождении сыновей, но по каким-то неизвестным причинам у них рождались дочери. Виталий мог бы гордиться, тем, что у него и дочь, и сын, но и к детям у него было какое-то равнодушие, как будто и дети изгоняли его из дома. Ему, почему-то не нравилось, что он обязан содержать и жену, и детей. Эти глупые рассуждения многие не могли бы понять, но для него они становились чуть ли не навязчивыми идеями и постоянно его тревожили.

Когда Вадиму исполнилось три года, он стал ещё живее. Много бегал, играл в разные игры, шумел и кричал, и это угнетало Виталия, привыкшего жить тихо и безмолвно.

К этому времени страна, в которой жил Виталий со своей семьёй, претерпела существенные изменения. Под влиянием людей, которым захотелось свободы, исключительно во всём, и которые приложили все свои усилия, чтобы заразить своими идеями людей столиц и крупных городов, где обычно решаются наиболее крупные политические вопросы, эта страна, известная всему миру под названием СССР, неожиданно развалилась, что привело к смятению всех его бывших граждан. Развал страны, не только вызвал смятение в людях, но и разрушил экономику, промышленность и социальную структуру страны, которая худо или бедно, всё же обеспечивало нужды своего населения. Резко ухудшился уровень жизни людей, упало их материальное благосостояние. Многие заводы и фабрики прекратили своё существование. Во многих предприятиях и учреждениях, в том числе и государственных, произошли сокращения. Коснулось это и железнодорожной отрасли. Виталий, правда, остался на своей работе, так как слесаря в то критическое время, были просто необходимы, для ремонта изношенных вагонов. Но Алла была сокращена. Пришлось жить на одной зарплате. К тому же цены на продукты питания и на одежду, резко поднялись.

Виталий был равнодушен к политике. Когда-то, ещё в школе, был он пионером.

Но кто в СССР не был пионером? На этом его политическая карьера и закончилась. В комсомол он не рвался, коммунистом не стал. Никаких общественных нагрузок не имел. Он даже не был совком, как сейчас называют всех бывших граждан СССР. Он был просто одним из многих людей, ничем не отличающийся от других. Впрочем, может быть, и отличался он от других, своей необъяснимой особенностью, неописуемым характером, своей исключительной индивидуальностью.

Можно было бы подумать, что он даже не заметил, что вдруг развалилась страна, в которой он жил, хотя поверить в это было трудно, так как об этом чрезвычайном событии говорили всюду и везде. Но лично он по данному поводу никогда и нигде не высказывался, даже в разговорах с женой, довольно равнодушно относясь ко всем земным событиям. Но и с женой, разговаривал он мало, не находя с ней никаких общих тем.

Для того, чтобы как-нибудь пополнить семейный бюджет, Анна, с одной из своих подруг по бывшей работе, стала продавать на барахолке свои прежние платья, костюмы и некоторые вещи своей матери. У неё возник новый круг знакомых торгашей, которых в то время называли «челноками». Вскоре она вместе с ними, стала ездить в областной центр, а затем и в другие крупные города, одним словом, стала «челноком». Мать старалась помочь дочери, ухаживала за детьми, когда Анна уезжала в длительные поездки.

Виталий не одобрял такие поездки и, хотя польза от этих поездок всё-таки

была, он упрекал её, а иногда даже кричал, что она неизвестно где мотается.

Но Анна не могла отказаться от своего небольшого бизнеса, как тогда стали говорить, потому что надо было и одевать, и кормить детей. Ведь вряд ли Виталий смог бы обеспечить семью, на свою небольшую зарплату. Каждая её поездка угнетала Виталия, вызывая в нём и раздражение к ней, и недоверие. Капля за каплей, накапливался в нём гнев, наполняя сердце. Теперь уже он не был похож на того, каким был раньше — на простодушного, молчаливого парня. Вид его изменился, хотя и незаметно для других. На лице преобладала угрюмость. В колючих глазах пряталась злость. Голос стал жёстким, каким-то хриплым и неприятным.

7

Жизнь почему-то не приносила никаких радостей, а наоборот стала тяжелее, тревожнее. Люди почти перестали улыбаться. Весёлого, человеческого, жизнерадостного смеха уже нигде не было слышно. Никто не призывал народ сплотиться перед возникшими трудностями, как это было раньше, а наоборот, шло явное разъединение людей. Каждый был предоставлен сам себе. Идеология рухнула. Новых идей не было. Вновь наступила эра национализма. Появились новые вожди, новые партии. Все спешили стать президентами. Президентская форма правления, считавшаяся демократической, была явно схожа с монархической. Мораль, человеческие нравы, честь, совесть, справедливость всё перемешалось в хаосе свободы. Старые законы едва-едва удерживали порывы людей.

Но Виталий ничего этого не замечал. Он презирал людей, все их бестолковые митинги, собрания, сборища. Их призывы к чему-нибудь новому. Он вообще был вне людей, если не считать вынужденное общение с ними на работе. Даже самого себя, он презирал, как одного из людей, чья сущность не определена и который никому не нужен. Не понимая, для чего он живёт, не зная цели своего существования, он вообще считал, что жизнь и весь этот мир, в котором воплощено это бытие, просто недоразумение вселенной, или же тусклый сон нечеловеческого разума. Сон, в котором люди, как тени времени, лишь иногда поблёскивают как бы, ощущая радость, но в основном, мерцая, уходят в неведомую, безжизненную тьму. Не признавал он и любовь. В ней пряталась животная страсть человека, его дикий инстинкт к продолжению рода. К культуре и искусству он относился как к игрушкам для взрослых людей, которые необходимы для того, чтобы отвлечься от повседневных тяжёлых человеческих забот. И всё-таки Виталий жил. Мало того он хотел жить, но так, чтобы ему не мешали. Чтоб не лишали его свободы, его покоя. Жил, не думая о том, что жизнь не может быть свободной от окружающего мира.

Между тем мир, в котором жил Виталий, изменился до неузнаваемости. Даже на улицах редко слышался смех. Люди почти не улыбались. Лица их помрачнели. Многих из них жизнь ужасала своей непредвиденностью.

Девяностые годы двадцатого столетия резко переменили людей, как жернова

перемолов все их прежние идеи, представления. Бывшие их мечты, вдруг оказались не нужными, несущественными. Тут же начали оформляться новые мечты, желания. Желаний было много, но все эти желания были бедны по своей сути, хотя в большинстве своём олицетворяли стремление к богатству, к роскоши. Одни стремились стать миллионерами и более того. Другие рвались в депутаты, в губернаторы, в президенты. Началась непримиримая борьба за место под солнцем. Каждый искал свою нишу.

И только Виталий никуда не рвался, ни за что не боролся, продолжая жить по-прежнему. Та же работа, хотя многие из бывших товарищей по работе, давно подыскали себе более перспективные занятия и уехали в крупные города. Та же жизнь, которая стала гораздо беспокойней и непонятной для него и это его тревожило. Те же дети, но уже подросшие и требовавшие к себе внимания. Хотя он и понимал, что и дочь Вера, и сын Вадим, его родные, кровные дети, но почему-то его не влекло к ним. Они всегда мешали ему, своими ссорами, криками, и просто играми, не давая ему, ни поспать, ни просто полежать, и даже о чём-то думать. А думал он о том, что, как хорошо было ему, когда он жил один. Эти дни полной свободы, блаженства и покоя, считал он золотыми днями своей жизни. Анна, став со временем настоящим «челноком», продолжала свои поездки по городам и весям страны, и её подолгу не бывало в доме. Из бывшей красивой, стройной, чарующей девушки она превратилась в обыкновенную женщину. Потускневшая от этой жизни, в которой приходилось ради детей ездить по разным городам, скупая и перепродавая нужные кому-то вещи, она стала нервной и раздражительной и порой злилась на мужа на его безучастность и нежелание помогать ей. Между ними уже давно возникло отчуждение, готовое в любое время превратиться в скандал.

В душе Виталия что-то происходило. В нём вновь проснулось прежнее чувство презрения к женщинам. Теперь и Анна стала объектом его презрения. Само по себе презрение, не таило в себе, какой-либо опасности, и всё же, накапливаясь в сердце, оно могло преобразоваться в ненависть, а это уже было страшно. Но разве знала Анна, что происходит в его голове или в сердце. Она в любое время была готова выплеснуть ему жестокую правду о его равнодушии к семье и в этом была бы права. Но мог ли воспринять это Виталий?

8

Их дети чаще всего жили у бабушки, Зинаиды Васильевны. Особенно в летнее время. Однако осенью у Веры начинался учебный сезон. Она училась уже во втором классе. Хотя школа была недалеко от дома, но Виталий, проводив Веру в школу, должен был спешить на работу. Первое время делами школы занималась Анна. Но при её отъездах по «челночным» делам, сопровождать Веру приходилось ему. Для этого приходилось ему выходить из дома на пять минут раньше, чтобы не опаздывать и на свою работу. Со школы Вера сама прибегала домой. Четырёхлетний Вадим, при отъездах матери, находился на

попечении у бабушки. Обыкновенно Зинаида Васильевна привозила Вадима домой, после обеда, в пятницу и, поговорив с Верой о её школьных делах, вновь уезжала к себе, не желая встречаться с зятем. Да и Виталий не жаждал с ней встреч, боясь её упрёков и нравоучений. В одну из таких пятниц Виталий вернулся домой раздражённый и хмурый, до неузнаваемости. Причиной тому было замечание мастера в его адрес о невнимательном отношении к своим трудовым обязанностям. Заходя домой, в коридоре он сильно ударил ногой пустое ведро, и оно с грохотом покатилось. Сняв верхнюю одежду, с остервенением бросил её на лавку и прошёл в комнату. Дети спрятались в своей комнате. Вдруг у дома послышался шум машины, и Виталий, выглянув в окно увидел, что из легковой машины «Жигули» вышла Анна. Водитель, ровесник Виталия, весёлый, оживлённый мужчина, помог Анне достать из багажника её вещи. Пожал ей руки, затем чмокнув в щёчку, сел в машину и уехал. Казалось бы, ничего необыкновенного не произошло. В девяностые годы уже вошло в привычку, при встречах и расставаниях с женщинами-коллегами, целовать их в щёчку. Но Виталий не вникал в эти новые этикеты человеческих отношений. Его возмутило поведение Анны. И хотя он её фактически уже разлюбил и давно уже не разговаривал с ней, презирая и ненавидя, в нём вдруг вспыхнула необоснованная, лютая ревность. Анна тоже, после множества попыток улучшить с ним свои отношения и постоянно натыкаясь на его сопротивление, перестала, в последнее время разговаривать с ним. Мать её, Зинаида Васильевна, зная об этом, всё чаще стала уговаривать её переехать к ней вместе с детьми, благо, места в её квартире всем хватало. Да и у самой Анны, часто возникала такая же мысль, но она всё ещё на что-то надеялась. Надеялась, хотя и чувствовала, что надежда в ней умирает.

Не успела она занести свои вещи в дом, как вдруг услышала громкий голос мужа: «Что явилась, стерва?».

После этого полился поток самых скверных, всё ещё существующих в русском языке слов. Виталий, привыкший молчать, и даже на работе прозванный Молчуном, вдруг заговорил, как проснувшийся вулкан, изливая из себя лаву жутких, умопомрачающих слов, готовых сжечь всё самое благородное, чистое и святое без которых невозможна человеческая жизнь.

Анна вспылила и ответила:

— А тебе какое дело? Ты же презираешь и ненавидишь меня, не сам ли об этом говорил!

— Зачем же тогда ты явилась в мой дом? — страшно прохрипел он.

— Дом этот давно уже не твой. Он принадлежит и твоим детям. А пришла я сюда ни к тебе, а к своим детям.

— Ещё неизвестно, мои ли это дети — ответил он ей, зная, что говорит заведомую ложь, но уже не мог остановиться и добавил — особенно Вадим. Ведь ты же пропадала где-то и днями, и ночами.

— Всё. Хватит. Завтра же уйду от тебя вместе с детьми.

Услышав это, Виталий вытянул свои длинные рабочие руки и схватив Анну за

шею, крепко сжал её и затащил в спальню, не отпуская пальцы с горла. В спальне он освободил правую руку и сильно ударил своим дубовым кулаком по голове. Анна охнула и без памяти упала на пол.

Казалось, этого было бы достаточно даже для озверевшего человека, чтобы его разум прояснился. Но Виталий ещё хуже обезумел, увидев лежащую у кровати Анну. Ему показалось, что она теперь навсегда останется здесь в этой спальне, в его доме. Он вышел из спальни. Дверь детской комнаты была закрыта. Дети, напуганные скандалом, молчали, как мыши съёжившись на кровати, под одеялом.

Движимый непонятным чувством, не осознавая самого себя, Виталий зашёл на кухню. Вдруг в глаза ему бросился нож, недавно точеный для резки мяса и фруктов. Он машинально схватил его и побежал в спальню, где, всё ещё не приходя в сознание, лежала Анна, и стал наносить ей удары ножом по всему телу. Не бил лишь по лицу, как будто боялся её пронзительного взгляда, всё остальное, включая и сердце Анны, было пробито почти насквозь острым, массивным и длинным кухонным ножом…

9

Трудно понять человеческую сущность. Много людей на земле и все разные. Большинство из них здравомыслящие, умные и достойные люди. Некоторые же, неуравновешенные, не сдерживающие свои чувства. Есть вспыльчивые люди, беспокойные, с тяжёлым характером. Но встречаются среди людей и такие, которых сразу не определишь, какой он. Добрый или злой. Надёжный или безразличный. Большинство из таких людей, молчаливые, ушедшие в себя и занятые лишь собственными мыслями. О чём они думают? Что их волнует? Чего хотят? Не больны ли они? Можно ли их назвать людьми, отошедших в иную грань жизни — сумасшедшими? Но не один врач не признает их больными, поскольку в обычной повседневной жизни, они ведут себя разумно, как и все люди. Работают. Ходят в магазины. При этом им приходится общаться с людьми. Таким был и Виталий. И на работе, и в других общественных местах, где ему приходилось бывать, никто из людей не смог бы утверждать об его неадекватности. Но никто из людей не мог заглянуть вглубь его сознания, где, возможно, как и у любого человека, затаился невидимый нерв, готовый, подобно пружине, взметнуться над сознанием в самый критический момент его жизни. Чтоб этого не случилось, любой из людей, усилием воли, сдерживает натиск невостребованных чувств, готовых сдавить этот нерв, не допуская его прорыва над сознанием, и тем самым преграждают путь к совершению непредсказуемых действий. Но, некоторые

люди непроизвольно отдаются этим сжигающим сознание чувствам, и происходит самое страшное.

Виталий, подобно призраку, вышел из спальни, зашёл на кухню, положил нож в раковину, и смыв кровь водой сел на стул. Если бы он был больным и психически не здоровым человеком, ему было бы безразличным, и содеянное

им, и то положение, в котором он очутился. Он не стал бы смывать кровь с ножа. Зачем? Ведь невменяемому человеку всё равно. Но Виталий не был больным и поэтому его начала тревожить мысль: что делать дальше? Он лихорадочно начал думать — куда девать труп. Машины у него не было, чтобы куда-нибудь увезти и закопать. Именно это слово «закопать» и подсказало ему способ избавления от трупа. «А зачем ходить далеко — мелькнула у него мысль — в огороде она не будет мешать». Время было уже около полночи. Виталий подошёл к закрытым дверям детской, осторожно заглянул внутрь. В комнате было темно и тихо. «Спят» — подумал Виталий и, подойдя к своей спальне, закрыл её дверь на ключ и сам вышел во двор. Медленно пробрался к сараю, взял лопату и двинулся к концу огорода, где уже была небольшая, давно вырытая им для компоста, яма. Он стал её углублять и расширил до нужных размеров. Впервые он работал, не уставая, не делая никаких перерывов. Убедившись, что глубина ямы достаточна, отложил лопату и вернулся домой. Зашёл в спальню и увидел лежавшую на тонком широком паласе Анну. Она неподвижно лежала в том же положении, в каком он её оставил. Закрыв её свободными концами паласа, нагнулся к ней, и крепко прижав к груди, поволок в огород. Тело Анны отяжелело, и Виталий тащил её, напрягая все силы. При этом её ноги волочились по земле. Положив тело Анны у ямы, держа за концы паласа, Виталий осторожно опрокинул её в яму и сверху покрыл этим же паласом. Оглянувшись, не следит ли кто-нибудь за ним, взял лопату и стал равномерно закапывать яму. Когда яма наполнилась землёй, он начал уплотнять ногам яму, досыпая оставшуюся землю. Подравняв яму с поверхностью земли, унёс лопату в сарай, там же взял метёлку и подмёл все свои следы, возвращаясь к дому спиной назад.

Зайдя в дом, Виталий первым долгом набрал в ведро воды и взяв половую тряпку, зашёл в спальню, где, включив свет, стал поспешно вытирать следы крови. Справившись с этим непредвиденным делом, лёг спать в той же спальне. Однако так и не смог уснуть, мучась до самого утра, от нахлынувших на него мрачных мыслей.

Виталий был убеждён, что дети спали. Но спали ли они? Маленький Вадим, конечно же, спал, устав от переживаний, после страшного скандала. Однако, Вера долго не могла уснуть, она подозревала, что случилось что-то страшное и что это страшное случилось именно с её матерью. Она не могла видеть воочию ту страшную трагедию, что произошла в спальне, так как боялась даже приоткрыть дверь детской комнаты, но слышала шум и крик в спальне, какой-то грохот. Затем наступила мёртвая, леденящая тишина. После этого ей показалось, что в огороде кто-то копает землю. Она насторожилась и услышала явный стук лопаты. Она не могла представить, что там происходить. Потом снова наступила тишина. Затем кто-то приоткрыл дверь детской комнаты и вновь её закрыл. Вера поняла, что это был её отец. Долго она не могла заснуть и лишь под утро забылась в туманном, тревожном, непонятном страшном сне.

Утром Виталий сварил им овсяной каши на завтрак. Он, как всегда, был молчалив и угрюм. «Папа — робко спросила его Вера — а где мама?».

«Уехала куда-то — хмуро ответил отец — а куда не сказала». Ему хотелось сказать, что мама бросила их навсегда и уехала с кем-то неизвестно куда и больше никогда не возвратиться. Но произнести такое обилие слов для него

было просто невозможно, к тому же дети могли его неправильно понять. После обеда в воскресный день приехала тёша за Вадимом, и не увидев дома дочь спросила у Виталия о ней. «В пятницу вечером приезжала, а потом опять с кем-то уехала на машине» — сообщил зять. На этом их разговор закончился и Зинаида Васильевна, забрав Вадима, уехала к себе. Виталий, оставшись с Верой, решил поговорить с ней. Он понимал, что Вера знает или предполагает то, что он теперь постарается скрыть от всех живущих людей. Посмотрев внимательно ей в глаза, дотронувшись грубыми руками до её тонкой, нежной шеи, неожиданно и громко, сказал он Вере, с затаённой, но вполне чувствительной для неё, угрозой: «Всё что ты слышала или видела, забудь и никому не говори, а не то может случиться непредвиденное. И Вера поняла всё. Во-первых, она поняла, что с мамой действительно случилось самое страшное, и что её уже нет на этом свете. И что это случилось по вине отца. Что именно её отец виновник исчезновения мамы, и хуже того — её смерти. Но поняла она и о том, что если она скажет кому-нибудь об этом, даже хотя бы любимой бабушке, то и её тоже ожидает погибель. «Непредвиденная» — как выразился её отец. И это неуклюжее слово стало для неё синонимом смерти. Страх сковал её душу.

10

Жизнь продолжалась, как будто бы по-прежнему, но только не для Виталия. В нём что-то надломилось. Какой-то, ненасытный, невидимый для него, злобный червь, поселившись прямо в сердце, высасывал из него жизненные соки. И лишь внешне Виталий выглядел бесчувственным, хмурым и спокойным человеком. Но внутри его тела происходило что-то страшное, непонятное. Казалось, разрушалась структура его основы. Происходило это незаметно и не быстро, но ежедневно. Как и прежде он ходил на работу, провожая до школы Веру. То, что он ещё больше замкнулся в себе, никого не удивляло. Он по сути своей был молчаливым и к этому все привыкли. В последнее время к работе своей он стал относиться более прилежно, наверно не хотел, чтобы к нему придирались. Он оборонял себя от возможных нападок со стороны мастера и другого начальства, боясь своей внутренней злости, которая могла взорваться в ответ на любой упрёк и посягательство на его личную свободу. Он старался сдерживать свои чувства и это ему удавалось. Он понимал, что каким-то образом должен защитить себя от страшного, ожидаемого возмездия, за совершённый им дикий, нечеловеческий поступок. Теперь поневоле ему нельзя было не сдерживать свои чувства, поскольку взрыв гнева, мог выдавить из него всё то, что он теперь таил в себе прочно и

пока что надёжно. Он пытался забыть тот страшный трагический день, когда свершилось это безумие, но всё в доме напоминало об Анне. Стол, стул, диван, кровать.… Всё к чему она прикасалась, все предметы обихода, посуда, бельё, любое полотенце, немыми свидетелями укоряли его. Ему порой казалось, что поздней ночью, когда уже все спали, когда и он, уставший от множества назойливых дум, вдруг забывался, падая в невесомую тьму, в дом торопливо

возвращалась Анна. Она заходила в комнату детей, целуя и обнимая их, что-то говорила им и, укрыв тёплым одеялом, выходила в зал. Шла оттуда на кухню, занимаясь там хозяйственными делами. Но в спальню, где ненадолго забывался Виталий, Анна не заходила. Так ему казалось. Однажды ночью он услышал явный стук на кухне и тут же побежал на этот стук. Но на кухне никого не было. Однако стук повторился — оказалось, что под порывом ветра хлопнула форточка.

У Веры тоже изменилась вся её жизнь, и самое страшное было в том, что она, маленькая, слабая и хрупкая девочка лишилась детской радости. Но хуже этого, она лишилась веры в людей, оказавшейся беспомощной и одинокой в мире окружающих её людей. Став рабой страха, она никому не смела, рассказать о страшной трагедии, свидетелем которой стала. Из жизнерадостного, весёлого человечка, какой она ранее была, особенно в присутствии любимой матери, Вера, неожиданно для всех, внезапно превратилась в замкнутую, малоразговорчивую, робкую девочку. Теперь по характеру она была схоже с отцом. Тот тоже был замкнутым, малоразговорчивым человеком. Но он был таким, возможно по своей природе. Вера же, стала такой по причине страшного события, коснувшегося непосредственно её. Впрочем, никто об этом не знал. Учителя считали, что Вера стала формироваться в подростка в связи, с чем и изменился её характер. И всё же, несмотря ни на что, Вера продолжала учиться и училась довольно хорошо, потому что знала, что отец не любил ходить на классные собрания. Любой упрёк учителей в её адрес мог повлечь гнев отца, а его она страшно боялась. Даже своей любимой бабушке, Зинаиде Васильевне, Вера не смела, намекнуть на случившееся.

Прошло две недели со дня исчезновения Анны. И уже на третьей неделе Зинаиду Васильевну охватили сомнения. Приехав в дом Виталия, она вновь затеяла с ним разговор.

— Где же, Анна? — просто спросила она.

— Я и сам не знаю — хмуро ответил Виталий.

— Какой же, ты муж, если не знаешь, где твоя жена?

— А мы с ней давно уж не разговариваем. Видать кто-то другой стал ей ближе.

Виталий хотел еще, что-то добавить к сказанному им, но вовремя удержался, боясь в чём-нибудь, проговорится и дать тёще повод для сомнений. И чтобы прекратить разговор, ставший для него невыносимо тяжёлым, тихо произнёс: — Завтра же пойду в милицию и подам на её розыск.

И действительно, на следующей неделе он тщательно подготовил заявление в

в двух экземплярах, с просьбой о розыске его жены Анны Красноперовой, указав, что последний раз её видел три недели назад, когда она уезжала «торговать вещами». Заявление принял капитан милиции веснушчатый крепыш, среднего роста, рыжеволосый, с открытыми весёлыми глазами. Прочитав содержание заявления, он засмеялся и сказал Виталию: «Ты не первый подаешь на розыск жены. Многие уже сами вернулись. Твоя тоже, погуляет и возвратится. Дело житейское».

Но Виталию, конечно же, было не до смеха. Получив второй экземпляр зарегистрированного заявления, с отметкой о том, что заявление принято, он быстро ушёл из отделения милиции.

Теперь он не боялся тёщи. Теперь он мог сказать ей, что сделал всё, что мог. Розыск объявлен. Милиция её ищет.

Зинаида Васильевна, узнав о поданном на розыск заявлении, действительно перестала расспрашивать Виталия об Анне, оставив его в покое. Она стала дожидаться результатов розыска и постоянно наведывалась в отдел милиции, где занимались розыском. Прошло полгода, но никаких результатов не было.

Живого человека давно должны были найти. Но органы милиции могли бы найти даже мёртвого человека, так как были запросы и в больницы, и в морги. Но поиск был безрезультатным.

Зинаида Васильевна почувствовала что-то неладное. Она вспомнила, как Анна, иногда жаловалась на Виталия, который постоянно упрекал её за частые отъезды. И даже ревновал её к другим мужчинам, хотя никого повода для этого не было. Чем дольше шёл розыск Анны, тем больше сомнений возникали и не давали покоя Зинаиде Васильевне. Она пыталась через свою внучку Веру выяснить, как жили Анна с Виталием. Часто ли у них были скандалы? Избивал ли отец её маму? К удивлению бабушки внучка, отвечала неохотно. Не говорила на её вопросы ни «да», ни «нет». А чаще всего произносила — «не знаю». Зинаида Васильевна поняла, что Вера чего-то боится и поэтому на тему, касающихся отношений отца с матерью, разговаривать не хочет. С тех пор она в беседах с Верой перестала касаться этих тем, боясь разрушить её психику. Она вспомнила, как Виталий при ней, смотрел на Веру злыми, колючими глазами и лишь теперь ей стало понятно, что Виталий без слов, одним лишь жёстким взглядом приказывал ей молчать. Молчать о чём? Вероятно, о чём-то страшном свидетелем, которого была Вера. Теперь Зинаида Васильевна уже не сомневалась в том, что причиной исчезновения, а может и гибели её дочери был Виталий. Как умная женщина, она, находясь в доме Виталия, после прихода его с работы, не бросилась на него с кулаками, не стала сразу же обвинять его в совершении страшного преступления, поскольку многого ещё не знала. Ей надо было спасти своих внуков Вадима и Веру, от страшного оборотня, который, к её несчастью, был их отцом. Был конец мая. Вера вышла на летние каникулы и поэтому, Зинаида Васильевна, как можно спокойнее сказала Виталию, что она не прочь взять Веру к себе, на время каникул. Это вполне устраивала Виталия, поскольку без детей, дома он

ощущал полную свободу. Но его настораживало, то, что Вера знала его страшную тайну. Но видя робкий вид Веры, замкнутость и страх перед ним, он был уверен, что она никогда ни в чём не проговорится. К тому же она ничего не видела и ни о чём конкретно не могла бы рассказать. Поэтому Виталий согласился, не замечая на лице тёщи никаких следов подозрения. Зинаида Васильевна неторопливо собрала вещи детей и вместе с ними, дойдя до вокзальной площади, на автобусе уехала в областной центр, к себе домой.

11

Придя к твёрдому убеждению, что к исчезновению Анны причастен ни кто-нибудь, а сам Виталий, Зинаида Васильевна решила подать заявление в милицию на возбуждение уголовного дела в отношении зятя. У неё ещё теплилась надежда, что Виталий решил проучить Анну и спрятал её где-нибудь, как это происходить в кинофильмах и сериалах, закрыв её в подвале какого-нибудь полуразрушенного дома. Но в это мало верилось, и поэтому она поторопилась заявить в милицию. На следующий день, оставив внуков у своей подруги, соседке по квартире, она уехала в тот же отдел милиции, где занимались розыском её дочери. Зайдя к знакомому капитану, у которого не раз бывала по поводу розыска Анны, она решилась с ним на откровенный разговор. Капитан в присутствии Зинаиды Васильевны, поглощённой своим горем, забыв о своей жизнерадостности, придвинул ей стул и тут же став серьёзным, хмуро спросил: «О чём Вы хотите со мной поговорить?». Вместо ответа на его вопрос Зинаида Васильевна молча протянула ему заявление, в котором она просила возбудить дело в отношении зятя. Капитан, прочитав заявление удивился:

— Да ведь он сам ищет вашу дочь, свою жену.

— Не верю я ему. Вот и дочь свою он напугал. Я считаю, что он виноват. Может, запер её где-нибудь. А может ещё хуже… — недоговорила до конца Зинаида Васильевна и в глазах у неё появились слёзы.

— Успокойтесь — сказал ей капитан — мы примем Ваше заявление. И давайте договоримся так: возбудив дело, мы приедем со следователем к Вам и там подробно поговорим. И ещё одно условие — никому, ни детям, ни своей подруге не рассказывайте о том, что вы подали заявление на зятя. Никто не должен об этом знать. Ведите себя так, чтобы зять ни о чём не догадался. К нам тоже не приходите — мы сами Вас известим. Виноват он, или нет, следствие разберётся.

Через неделю приехал капитан со следователем. Зинаида Васильевна отвела детей к подруге. Её разговор со следователем продолжался около часа.

Для Зинаиды Васильевны начались тягостные дни ожидания результатов следствия.

Следователь Шарапов разработал план следствия и решил действовать осторожно, чтобы не вспугнуть предполагаемого преступника. Первым долгом он изучил его личность. Сделал он это так, чтобы на его работе никто

не знал, для чего это делается, официально попросив все личные дела бригады, где работал Виталий, якобы для подбора кандидатур на работу в милиции.

После этого ему нужно было осмотреть дом и всё прилегающее к нему. Это было сделано при помощи Зинаиды Васильевны, как только Виталий с утра ушёл на работу. Перед домом был оставлен работник милиции в штатском, чтобы в случае возвращения Виталия он отвлёк его.

Шарапов внимательно осмотрел зал, пересмотрел все вещи, предметы. Особенно тщательно он возился в спальне и даже залез под кровать. Именно там он нашёл женский платочек, который каким-то образом зацепился за

пружину кровати. Платок был в крови. Следователь, взяв платочек кончиками пальцев, быстро положил его в специальный мешочек.

После осмотра дома следователь вышел в огород. Казалось, что здесь нет ничего подозрительного. Но следователь приметил, что конец огорода тщательно подравняли. Он сделал заметку в блокноте и больше никаких действий не производил. Да и не имел на это право. Осмотр был негласный, лишь по разрешению Зинаиды Васильевны.

До обеда следователь закончил свой предварительный осмотр, после чего отвёз Зинаиду Васильевну домой. Вернувшись, он сразу же передал окровавленный платочек на экспертизу. Через некоторое время экспертиза показала, что кровь на платочке принадлежала Анне. У следователя уже не было сомнений, что именно Виталий виновен в исчезновении Анны. Но всё остальное было под сомнением. Тогда следователь поставил вопрос перед прокурором о задержании Виталия, как возможного убийцы своей жены.

Между тем Виталий, не подозревал о надвигающейся к нему опасности. Оставшийся без детей, в пустом доме, в полной свободе от всего и всех, он почему-то не ощущал этой свободы, как раньше. Он мог делать дома что угодно: спать, лежать, ходить, быть в спальне или же на кухне, пить пиво или же просто молча сидеть, охватив голову руками, предаваясь постоянно рождающимся в голове, тревожным, умопомрачающим думам. Никто его здесь не тревожил, не перебивал его мысли, не навязывался к нему в собеседники. Выходить из дома ему не хотелось, да и к кому бы он пошёл. К тёще? Он её не только не любил, но и презирал, как всех женщин, хотя не смог бы объяснить, даже себе, за что он их так презирает. К детям? Но и детей своих он не любил, считая их пришельцами из иного мира. Друзей у него не было и он, почему-то был этому рад. Виталий был свободен, как может быть свободен демон, если он существует. Но что-то тяготило его и в этой свободе. Его свобода была отяжелена воспоминаниями об Анне, не выветренным запахом детей, исходящего из их постели, белья, игрушек, тетрадей и детских книг. Везде дома он находил следы прошлого, ненавистного для него времени, в котором ошибся и потерял свободу своего счастья.

В двери его дома никто не стучался. Его никто не тревожил. Никто никуда не

звал, не отягощал его своими просьбами. Мир Виталия был тих и безмолвен, но именно в этой, казалось бы, непроницаемой тишине, затаились, пока ещё не рождённые, готовые к пробуждению: и звуки, и голоса, и вскрики, и даже громы и не только земные, но и всей вселенной. Иногда он встряхивал голову — ему казалось, что он услышал какой-то звук. Действительно что-то прогрохотало за окном. Но это была проезжающая по дороге машина. Виталию же, подумалось, что это приехала Анна из очередной своей поездки. Он встрепенулся, побежал к дверям и, открыв их, стал вглядываться в ночную темень. Но на улице никого не было. Машина, давно завернув на другую улицу исчезла. На небе сверкали звёзды, но их сияние было каким-то тусклым и не привлекательным. Вдруг подул сильный ветер, подняв невидимую пыль и

деревья, наклонённые над Виталием, тревожно затрепетали. Шумно зашелестели листья, словно дрожа от страха, и их боязливая дрожь передалась Виталию. Он резко закрыл двери и побежал в спальню. Ему показалось, что у окна стоит Анна. Виталий хотел шагнуть к ней, но не мог сдвинуть ноги, они словно одеревенели и не сгибались. Занавески окна зашевелились и потянулись к нему. Виталий упал, потеряв сознание. Ветер ещё долго играл занавесками, сильной струёй проникая в дом через форточку, но Виталий этого не ощущал.

12

Прокурор, приятный мужчина средних лет, высокого роста, с полукруглым, симметричным лицом, обрамлённого невысоким лбом, чёрными глазами, с небольшим, едва заметно искривлённым носом и редкими усиками, в красивой прокурорской форме, прочитав постановление о задержании Виталия, посмотрел на серьёзного, готового ответить на все вопросы, по поводу задержания, следователя.

— А Вы сами верите, Шарапов, в то, что человек, подавший заявление о розыске своей жены, может быть подозреваемым по факту её исчезновения? — спросил он.

— Безусловно — ответил Шарапов — иначе я к Вам и не пришёл бы.

— Но Вы же знаете, что в нашем деле ошибаться нельзя. Любая ошибка такого рода, оканчивается не просто извинением, перед человеком, которого необоснованно обвинили, но, порой и потерей должности.

— Прекрасно понимаю. Но мной уже проведено ряд следственных действий. Подозрение подкреплено некоторыми уликами.

— Вот именно — некоторыми. По закону мы имеем право, держать под стражей подозреваемого всего три дня. Если Вы, Шарапов, в течение этих дней не найдёте существенных улик, немедленно освободите его, и извинитесь перед ним. В этом случае ваша честь может остаться незапятнанной.

— Я так и сделаю — ответил Шарапов, подумав про себя, что трёх дней ему достаточно для разоблачения преступника.

Прежде чем взять под стражу Виталия, Шарапов решил ещё раз поговорить с

Зинаидой Васильевной, а затем с её внучкой Верой, которой недавно исполнилось двенадцать лет. Шарапов знал со слов Зинаиды Васильевны, что в день исчезновения Анны, Вера была дома и могла быть свидетелем скандала. Он понимал трудность допроса подростков и маленьких детей и поэтому пригласил участвовать в допросе несовершеннолетней и мудрого педагога, и опытного психолога, которых заранее ввёл в курс дела. Педагог и психолог были женщинами, среднего возраста, знающими своё дело и выглядевшие доброжелательными и симпатичными. Таких экспертов и хотелось Шарапову взять с собой на беседу с Верой, чтобы она не испугалась их.

На следующий день, в пятницу утром, вместе со своими экспертами, Шарапов приехал к Зинаиде Васильевне. Но, ещё не заходя в дом, в коридоре, где Вера их не могла слышать, попросил её подготовить к их разговору Веру. Зинаида

Васильевна, завела беседу с внучкой о разных незначительных делах, и заканчивая разговор, вдруг, вполне спокойно сказала Вере, что есть люди, которые хотят помочь найти её маму. «Ты их не бойся — добавила она — Они очень добрые, милые люди и хотят тебе помочь. Вера тут же, замолчала, не зная, как ей реагировать на это сообщение. Но в комнату уже зашли: мужчина с доброй улыбкой на лице и две симпатичные, доброжелательные женщины. Психолог-женщина сразу же приступила к делу:

— Верочка! Ты нас не пугайся. Мы давно знаем твою бабушку. Она попросила нас помочь найти твою маму. Не можешь ли ты нам сказать — кто была её подругой. Мы бы поговорили с ней.

Вера молча посмотрела на неё. Но в женщине было столько нежности, обаяния и искренности, что Вера не могла ей не поверить.

— Тётя Маруся была маминой подругой. Она на рынке торгует. — неожиданно для неё самой, вырвалось из Вериных губ.

— Ну и молодец же, ты Вера, вступила в разговор женщина-педагог — ты нам помогла. Мы завтра же пойдём и поговорим с этой тётей Марусей.

С Верой что-то произошло. Как будто внутри её начало оттаивать замёрзшее сердце. Теперь, ей почему-то не хотелось, чтобы эти милые тёти, и их добрый спутник уходили от неё. Ей не хотелось оставаться в своей замкнутой скорлупе. Есть всё-таки люди, которые и добры, и сердечны, готовые помочь. И подумала ещё Вера: «Пусть спрашивают что хотят, она ответить на все вопросы». Юная душа Веры словно освобождалась от тяжёлых пут страха, который незаметно стал исчезать. От былой настороженности к пришедшим людям не осталась и следа.

— А ты не можешь нам сказать, Верочка, когда ты сама видела маму в последний раз. Если тебе нелегко об этом вспоминать, можешь и не говорить. Мы же знаем, как это тяжело долго не видеть свою маму.

— Нет, я скажу» — вдруг прошептала Вера. И так же шёпотом она рассказала про тот день, в котором произошла трагедия. Рассказала лишь то, что видела и что слышала, находясь в детской комнате вместе с Вадимом.

К Вере подошёл с доброй улыбкой на лице мужчина, погладил её волосы и

сказал женщинам:

— Ну, довольно её расспрашивать. Она Вам всё рассказала.

— Вот только я не пойму — обратился он теперь уже к Вере — говорят твоя мама в тот же вечер уехала. Не слышала ли ты шум машины. А может ещё что-нибудь слышала?

— Нет, шум машины, после скандала, я не слышала. Не было никаких голосов и звуков. Долго не могла уснуть — переживала за маму, но боялась выйти в зал. Ночью было тихо. Не могла уснуть. Мне показалось, что где-то копали землю. Наверно соседи. Но потом я уснула. Утром мамы тоже не было — всё это было сказано Верой так же шёпотом, как будто она хотела, чтобы, кроме присутствовавших здесь людей, никто её не услышал.

— Спасибо тебе Вера. Мы будем искать твою маму. А ты не горюй. У тебя замечательная бабушка. Ведь тебе, правда же с ней хорошо? — заговорила

торопливо женщина-педагог, целуя и обнимая Веру.

— Да! — ответила Вера и вышла провожать милых и приветливых гостей, которые вдохнули в неё искорку веры в жизнь, и эта искорка, медленно стала разгораться.

13

В субботу Виталий отдыхал. Как всегда после бессонной ночи, наполненной кошмарными видениями, под утро, он забылся и очнулся лишь в десятом часу. Спал он теперь не в своей спальне, а в детской, на Вериной, довольно вместительной кровати, потому что с некоторых пор стал бояться своей спальни. Эта спальня его тревожила. Вернее даже не тревожила, а пугала тем, что сохранила в себе, всё то, что здесь произошло в незабываемую ночь. Спальня стала комнатой памяти Анны. Всё, что здесь находилось: и двуспальная кровать, и зеркало над комодом, где любила причёсываться Анна, и шифоньер, и спальные тумбы, и небольшой диван — всё напоминало об Анне. И все эти предметы, да и сама спальня, как будто возненавидели Виталия, за то, что он лишил их возможности любоваться её красотой, пользоваться её добротой. Лишь при Анне вся это спальная комната наполнялась живой красотой, своеобразным сиянием жизни. Анна часто меняла портьеры, занавески, производила уборку, вытирала пыль, мыла полы, проветривала комнату, открывая настежь окна. Комната оживала и благоухала, подобно цветку, благодаря Анне. И вдруг всё это исчезло. Злая, неподвластная уму, сила погубила Анну. После её гибели, когда-то сияющая, чистая, уютная спальня превратилась в мрачный склеп. И в этом склепе, ещё при детях, Виталий напрасно пытался найти покой, долго не мог уснуть. Засыпая, он тут же просыпался — ему казалось, что в спальню входит Анна и ложится рядом на кровати. Дошло до того, что Виталий перестал заходить в спальню и даже закрыл её на ключ. С этой поры спальня не принадлежала ему. Она стала комнатой Анны, где без мыслей о ней он не мог бы прожить и минуты. Она беззвучно преследовала его. До него словно бы доносился тихий её шёпот:

«Зачем ты лишил меня жизни? Как теперь я буду одна, без детей?». В любом уголке спальни ему мерещилась Анна. Её образ заполнил всю эту комнату. Став здесь полновластной хозяйкой, Анна изгнала его из спальни.

Когда солнце стало подниматься выше, Виталий пошёл на кухню, поставил чайник на плиту. Достал из холодильника кусок колбасы и, порезав её на кусочки стал, есть вместе с булкой. Запил всё это зелёным заваренным чаем. Окончив холостяцкий завтрак, задумался — чем заняться. Дома он производил уборку довольно редко и сейчас перед ним этот вопрос не стоял. Выходить из дома не хотелось. Может почитать какую-нибудь книгу? Но он тут же отбросил эту мысль. Что за глупости. Вдруг у него возникла мысль — давно он не копался в огороде. Но тут же, он, как ошпаренный этой мыслью, постарался

позабыть про огород. Но было ужу поздно: огород для него стал синонимом Анны. Виталий вновь впал в меланхолию.

Вдруг в дверь постучали. Виталий встревоженно подошёл к дверям и, открыв их, увидел знакомого, добродушного капитана, которому сдавал заявление о розыске Анны. С капитаном был ещё один мужчина в штатском.

— Это мой помощник — пояснил капитан и добавил — мы насчёт розыска. Не вернулась ли супруга? А то мы ищем, а вдруг она уже дома.

— Нет. — неуверенно ответил Виталий, и вдруг почувствовал, что люди из милиции явились неспроста.

— Нам нужны кое-какие пояснения — сказал капитан и обернулся.

К Виталию подошёл второй мужчина, в штатском и вдруг громко крикнул:

— Быстро, вытянуть руки!

Виталий, машинально подчинился команде и вытянул вперёд руки, на которые тут же были натянуты милицейские браслеты.

— Ну, а теперь — обратился к Виталию мужчина в штатском — дайте подробное объяснение, где, когда, и при каких обстоятельствах Вы убили свою жену.

Вопрос был поставлен прямолинейно и чётко, и Виталий понял, что круг поисков Анны милицией замкнулся на нём. А ведь лишь недавно у него возникала мысль, что, если в милиции начнут подозревать его, ему не следует их дожидаться. Надо будет уехать куда-нибудь — хотя бы на Камчатку, просторы СНГ необозримы. «Не успел — промелькнула у него мысль — Но как они узнали? Не Вера ли?»

К этому времени в дом зашли ещё два работника милиции и эксперт.

Между тем человек в штатском, представился Виталию следователем и попросил его дать чистосердечные признания.

Но Виталий ответил ему, что он ничего не знает про Анну и сам её ищет.

Следователь Шарапов ожидал такого ответа. Он показал Виталию постановление о производстве обыска на территории домовладения и попросил милиционеров пригласить понятых. В качестве понятых в дом зашли ещё два человека: женщина средних лет, соседка Виталия через один дом и пожилой мужчина, его сосед по ближнему дому. С соседями он с давних пор не общался, и они были для него чужими людьми. Следователь объяснил

понятым их права и обязанности.

Всё происходило по нормам уголовно-процессуального кодекса.

При обыске дома, в спальне на поверхности нижней части маленького дивана были обнаружены небольшие капельки засохшей крови, которые были тщательно выделены экспертом и вложены в соответствующий пакет.

После обыска дома все вместе с Виталием вышли во двор и направились к огороду.

— Подозреваемый Краснопеев — ещё раз обратился следователь Шарапов к Виталию — согласны ли Вы добровольно признаться о совершённом вами деянии, а именно в убийстве своей жены?

Виталий машинально проглотил наплывшую слюну, и посмотрев на довольно

просторный огород, подумал: «Вряд ли они наткнутся на Анну. Весь двор придётся перекопать».

— Нет — хрипло ответил он — не признаю.

Обыск продолжался. Опытный Шарапов давно наметил место, где нужно было прокопать узкую канавку, которая могла бы пересечь яму, где, по его мнению, могла находиться убитая Анна. В этом он не сомневался. Он пошёл в тот конец огорода, который по его предположению был слишком разравнен и показал милиционерам, где и как копать. Когда они стали копать узкие канавы, идя, навстречу друг к другу, Виталий с ужасом понял, что они встретятся как раз там, где лежала Анна. Его охватило полное безразличие к тому, что происходило. Вся его жизнь представилась ему вдруг пустой, бесцельной и непонятной для его сознания. И даже та свобода, к которой он рвался и в которой хотел спрятаться от окружающего мира, показалась теперь ему призрачной и надуманной. И этот дом, где он хотел устроить своё, непонятное счастье, и этот огород, где кроме двух яблонь и груши, посаженных ещё отцом, ничего не росло, и даже небо над его домом, вдруг до боли в душе, стали чужим, неприятным, ненавистным.

Когда Шарапов пришёл к прокурору с постановлением о признания Краснопеева Виталия виновным, тот ознакомившись с материалами дела, тут же утвердил это постановление. «Молодец — сказал он Шарапову — зря я в тебе сомневался».

14

Хотя Виталию опостылел весь этот мир и все его люди, в которых он находил для себя лишь одно разочарование, он вынужден был мириться с существованием этого мира. Да и куда ему было деваться, поскольку он всё ещё оставался частичкой этого мира, но частичкой, как будто уже оторванной от действительности. Люди жили, работали, стремились к какой-то цели, добивались её осуществления. Для каждого из них смысл жизни был понятен. Их всегда влекло к новым, неповторимым явлениям, к новым открытьям. Их манило будущее. Они радовались своим детям. Они старались ни в чём не сомневаться, любуясь сиянием каждого дня. Их не мучили вопросы — зачем, почему. На все сомнения у них находились жизнеутверждающие ответы. Они

отвергали покой, стараясь жить весело, радостно и даже шумно, находя в себе веселье и в звонких песнях, и в быстрых танцах и во многом другом. Но более привлекал их труд, который им нравился и в котором они находили своё удовлетворение. Их привлекал спорт. Их осеняла любовь. Их возвышало искусство. Им сопутствовало творчество. Они не торопились зря вперёд, но шагали в ногу со временем.

От всего этого Виталий был далёк. Он как будто бы выпал, как птенец из гнезда, из человеческого общества. Остался один, не прислушиваясь к зову времени, к призыву людей вступить в их жизнерадостный круг, в котором можно было бы найти, не только удовлетворение для души и сердца, но и настоящую, живую радость человеческого бытия. Его словно бы отпугивала

человеческая энергия, жизненный всплеск людей, торопящихся к осуществлению, продиктованных им временем, непередаваемых желаний, исполнением которых могли бы осуществится их заветные мечты. Человечество уже успело добиться многого — новые открытья поражали ум и сознание людей. Появились видеомагнитофоны, телевизоры новых поколений, компьютеры, беспроводные телефоны, распространившиеся по всему миру, смартфоны, интернет и другие диковинные, но практически полезные изобретения. Всё это постоянно усовершенствовалось. Всемирная сеть интернета, стирая границы государств мира, объединяла людей разных государств, дав им возможность общаться, и видеть друг друга. Жизнь людей стала гораздо интересней, чем это было раньше. Люди жили в ожидании других, может быть ещё более заманчивых, экзотичных, но при этом полезных открытий.

Отчего же, Виталий остался вне всего этого прогресса? Конечно, все эти диковинки прогресса, появлялись не сразу. Первоначально они привозились из других развитых стран, чья индустриальная технология была передовой, по сравнению со многими странами. Здесь же, где жил Виталий их было недостаточно. Но те люди, которые стремились приобщиться к мировому прогрессу, у которых было желание пользоваться новыми изобретениями человечества, искали и находили эти приборы или аппараты, тем более что с годами их становилось всё больше и больше. Но Виталий, был равнодушен ко всему этому. Ведь даже книги его не занимали. Нельзя сказать, что он был умственно не развит. Но эгоистическое направление его мыслей, сузило круг желаний и ему ничего не хотелось кроме свободы, которое он ошибочно находил в покое.

Все люди разные и не поэтому ли каждый из них ценил по-своему собственную жизнь. И некоторые из них, подобно Виталию, боялись новизны, нашествия прогресса, потому что всё это могло оттеснить их от привычной спокойной жизни.

Но теперь уже Виталию было не до прогресса. Он сидел на жёсткой скамье небольшой одиночной камеры, в которой даже окна не было. Вместо окна, ближе к потолку, виднелось небольшое окошко, перекрытое накрест железной

решёткой, через которое даже кошка не смогла бы пролезть. И лишь оттуда в камеру проникал воздух. На левой стороне узкой камеры стояла железная кровать с нетолстым матрацем, небольшой серой подушки и тонким одеялом.

Он уже привык к этой камере. Здесь, ночью, неожиданно он уснул крепким сном и утром проснувшись, удивился — впервые к нему не явилась Анна, видать не смогла проскользнуть сквозь крепкие тюремные стены. Он даже смог съесть принесённый ему завтрак, какую-то кашу с куском чёрного хлеба, запив всё это кипятком из железной кружки. В камере было тихо и спокойно. Здесь, где, по мнению других людей, казалось, что человек оторван от свободы и ему невыносимо тяжело, Виталий, наоборот нашёл для себя ту, неповторимую свободу, о которой может быть, и мечтал всю жизнь. Он мог

лежать, спать, или ходить по комнате, сидеть на скамейке, о чём-то думать, отбросив от себя все былые переживания. Здесь ему не нужно было тревожиться за то, что его могут разоблачить и раскрыть его тайну. Не нужно

было придумывать какие-то отговорки для тёщи. Принуждать злым взглядом Веру молчать о том, чего она могла знать. Даже на работу не нужно было идти с раннего утра. Здесь он мог не бояться нежелательных встреч от надоевших ему людей. В этой тюремной камере, Виталий словно бы перевоплощался в другого человека. Теперь он и не собирался отрекаться от приобретённой им, новой свободы и покоя, которую неожиданно почувствовал в тюремной камере. В нём вдруг возродилась уверенность, что теперь его жизнь может измениться, даже к лучшему. Не зря наверно, он вспомнил, что однажды, перелистывая какую-то книгу, наткнулся на описание монаха-старообрядца, который бежал от людей в лесную пещеру. Он стал сравнивать свою камеру с пещерой. И мысль эта его поразила. Хотя не сам он бежал от людей, а его привезли в эту мрачную камеру, но и здесь не было людей. Правда, не пели здесь над ним птицы, не шумели деревья, как над монахом, но ему и не нужно было этого. А всех остальных людей, теперь прикасающихся к его судьбе, таких как надзиратель, конвойные, и иных, с которыми поневоле приходилось сталкиваться ему, Виталий ощущал, не как людей, а как явления природы. При этом он мог разговаривать с ними, отвечать на их вопросы, но не признавал их в своей жизни. Нет, вовсе не отказывался Виталий от жизни, но он хотел жить по-своему, пренебрежительно отмахиваясь от навязываемых условий. Но своё пренебрежение не выказывал и старался выполнять все требования, предъявляемые к нему работниками правовой системы, зная, что и следствие и суд закончатся и его могут отвезти в места столь отдалённые, где мало людей, и где, возможно он найдёт для себя долгожданный покой. Надеялся он на это ещё и потому, что адвокат, явившийся к нему, как обязанный государством защищать его, наметив план защиты, обнадёжил, что будет просить суд, с учётом его чистосердечного признания, не назначать ему наказания более пятнадцати лет. До этого адвокат надеялся, что Виталия признают невменяемым, но его ожидания не оправдались. Следователь, ещё до его ходатайства, в начале следствия назначил психиатрическую экспертизу,

в результате которой обвиняемый был, признан вменяемым, и способным давать отчёт и своим словам, и своим действиям. Адвокат, в ходе следствия ещё пытался изменить квалификацию действий Виталия, утверждая, что убийство Анны было совершено им в состоянии сильного душевного волнения, в припадке ревности, так как он увидел, как незнакомый мужчина целует его жену. В этом ходатайстве ему было отказано, на основании того, что преступление было совершено, гораздо позднее факта невинного прощального поцелуя Анны водителем. Но, адвокат решил всё-таки и в суде, защищая интересы Виталия, просить о переквалификации его действий и предложил ему утверждать в суде, что он, именно из-за ревности к мужчине, привёзшего Анну на своей машине и целовавшего её, совершил это убийство.

15

Однако к суду Виталий не готовился. Он знал, что оправдаться не сможет. Да ему и не хотелось этого. Для него было уже безразлично, сколько лет назначат ему для отбывания срока наказания. пятнадцать лет, или на всю катушку — на

двадцать. Может быть даже к лучшему. За это время, посёлок, где он жил, позабудет о нём, а сам он растворится неизвестно где. В тюрьме, вне людей ему даже лучше. Мысль о детях не волновала его. И хотя что-то щемило в груди при воспоминании о них, ведь всё же своя кровь, его биологическое продолжение, но любви к ним он не чувствовал. В детях тоже не было к нему ни любви, ни привязанности, а теперь и подавно, после гибели матери от его рук, не будут признавать. Теперь они навсегда оторваны от него. Свободны от него, так же, как и он свободен от них. Скоро все, в этом железнодорожном посёлке позабудут о нём. Но сможет ли он сам позабыть и этот посёлок, и дом, где обитал, всю свою непутёвую, тихую и мрачную жизнь, до случившейся трагедии, и Анну, погубленную им?

Наконец наступил день суда. Виталия, как дикого зверя, привезли в чёрной, железной машине в областной суд и препроводили в зал судебного заседания. Затем втиснули в огороженное решётками место, сняли наручники. У решёток стоял стол и стул для адвоката. Адвокат, уже сидел на своём месте, облокотившийся о стол, на котором лежали его бумаги. Напротив, с другой стороны зала, было место для обвинителя. Между ними в зале стояли длинные скамейки для посетителей. В этой же стороне зала, на небольшом возвышении, размещался громоздкий судебный стол с тремя креслами для судей. Чуть ниже, в том же ряду стоял небольшой стол для секретаря судебного заседания.

Обвинителем по делу участвовал сам прокурор области, который незадолго до того, утвердил обвинительное заключение. Вскоре он зашёл в зал и прошёл на своё место. Явился он одетый в свою прокурорскую форму, чтобы у присутствующих не было никакого сомненья по поводу его должности. Судебный зал был переполнен, поскольку уголовное дело рассматривалось в открытом судебном заседании. Немного погодя, из дверей, со стороны судебных кресел, вышла секретарь судебного заседания и громко крикнула:

«Встать! Суд идёт!»

Из тех же дверей, вышли друг за другом: областной судья, мужчина лет пятидесяти, в строгом чёрном костюме, с мудрым выражением лица, и два народных заседателя — пожилой мужчина в коричневых брюках и сером свитере, и женщина средних лет, в коричневом платье и синей кофточке. Судьи молча прошли на свои места, и секретарь попросила всех сесть. Судья объявил о начале судебного разбирательства. Опытный судья вёл процесс по всем правилам уголовно-процессуального кодекса. Сложная процедура рассмотрения дела, для некоторых, присутствующих в зале людей, могла показаться излишне формальной, но она обеспечивала и порядок, и справедливость всех участников процесса, как потерпевших, так и подсудимого. Потерпевшей по делу была признана Зинаида Васильевна, мать

погибшей Анны. Поскольку Виталий, как подсудимый, под тяжестью улик, признал свою вину, суд после мнения сторон, а именно: прокурора, адвоката и потерпевшей, решил начать судебное следствие с его допроса. Виталий говорил мало и кратко. Фактически, он лишь отвечал на вопросы судей, адвоката и прокурора, и старался как можно быстрее завершить свои показания. На вопрос, почему ты совершил убийство своей жены, наученный адвокатом, он ответил двумя словами: «Из-за ревности». На некоторые вопросы подсудимый вообще не отвечал. Для него было тяжким мучением вспоминать тот вечер страшной трагедии, виновником которой был он сам. И всё же, ему не хотелось брать на себя всю вину полностью, поскольку он считал, что и Анна сама способствовала этой трагедии. Но не умея обосновать эту мысль, он молчал и ждал, когда же наконец его оставят в покое, и судьи, и прокурор, и Зинаида Васильевна. Особенно неистовым среди них был прокурор, чьи вопросы пронзали не только сердце и душу Виталия, но и подобно кувалде наносили чувствительные удары по голове и голова его, словно бы трескалась от прокурорских слов: «Ты убил! Ты закопал! Ты! Ты! Ты!…»

Он перестал отвечать на вопросы, но, собственно говоря, уже и так всё было ясно, его признание в убийстве было подтверждено и его личными показаниями в суде, и ответами на заданные вопросы. Пусть даже эти ответы были кратки и лаконичны, но они не отрицали содеянное им преступление. Да и чтобы мог он предоставить суду в своё оправдание, как бы мог объяснить, что он был вынужден совершить то, что совершил. Если бы, он не закопал Анну в огороде, а наоборот, тут же вызвал бы милицию, признавшись, что в состоянии душевного волнения он убил Анну, то даже это, показалось бы, более благородным, чем то, как он поступил. И трусость, и надежда скрыть следы и продолжать жить отяготила совершённое им преступление, сделало его ещё опасней, ещё страшней. И лишь теперь он осознавал это. Но было уже поздно. Поздно с того момента, когда он схватил лопату и начал копать яму. Всё поздно. И даже раскаиваться поздно. Поздно просить прошения у Зинаиды Васильевны, у суда, у людей, у всего мира. И как же теперь ему жить? О чём

думать?

Нет. Не нужно ни о чём думать. Стряхнуть с себя все мысли. Какие могут быть думы или переживания в его положении. Именно сейчас он должен быть свободным от них. Свободным от всего. Даже эту, его личную, внутреннюю свободу хотят лишить здесь, собравшиеся в суде, люди. Хотят судить, пусть судят. Но он им не позволит проникнуть внутрь его души, внутрь того мира, где он обитал и продолжает обитать. Он не пропустить их в тот мир. Только в том мире, известном ему одному, он может найти успокоенье. И только ради этого мира, он должен жить. Но никто не должен об этом знать. Это его мир. Любое прикосновение к его миру, чужого взгляда, чужой мысли может погубить этот, единственно приемлемый для него, мир, как и его самого. Он должен сохранить свой мир. Лишь в нём он сможет продолжить свою жизнь. Но чтобы сохранить этот мир, принадлежащий ему, он должен отречься от

своего старого мира. Отречься от всех этих людей, которые собрались в этом большом судебном зале, чтобы осудить его. «Глупые люди — подумал Виталий — он же недосягаем для них. Ну, осудят. Дадут срок. Больше, меньше — какая разница. Любой срок отбывания наказания, хотя бы в тюрьме, освободит его от всех этих людей. Ведь там, вдали от людей больше покоя и тишины. Там он сможет полностью познать свой мир, непостижимый для всех остальных людей, но близкий для него».

Действительно, никто не знал об этом мире Виталия. Да и кому он был нужен такой мир, пустой, тихий, переполненный безмолвьем.

Между тем суд продолжался. Давала показания, уже в качестве потерпевшей, мать Анны, Зинаида Васильевна. Она сообщила суду, что с первой встречи с Виталием, когда его привела Анна, он поразил её своей молчаливостью и какой–то природной хмуростью. Конечно, в то время он не выглядел отталкивающим и некрасивым: молодое его лицо, казалось привлекательным. Но какая-то замедленность его речи заставляла её настораживаться. Он никогда не высказывался о перспективе их, складывающейся, семейной жизни. Ничего не обещал своей будущей жене, хотя как будто бы изъявлял к ней свою любовь. Но Зинаиде Васильевне такая любовь показалась странной, не хватало в этой любви страсти, порыва, энергии и задора и иных чувств, свойственных молодым влюблённым. Ей даже показалось, что Виталий, подобрал свою любовь, как красивую игрушку и присвоив её, просто пользовался ею. Если даже и была любовь, то она быстро отпылала, как небольшой костёр, потушенная прозой жизни, в которой нужно было беспрерывно работать, чтобы удовлетворить все потребности семьи. Зинаида Васильевна пыталась отговорить Анну не встречаться с ним, но первая любовь слепа до безрассудства. Анна не послушала её и стала жить с Виталием. Потом у них родилась дочь Вера, а через несколько лет и сын — Вадим. После рождения детей Анна, из-за некоторых скандалов с Виталием, была намерена с ним разойтись, но не решалась оставлять детей без отца. Когда развалился Советский Союз, Анна осталась без работы. Виталий не мог прокормить свою

семью. Но он и не старался для семьи. Главное для него — покой. Он не желал, чтобы его тревожили разными проблемами и старался жить так, как ему хотелось. Но семья, увеличившаяся с рождением детей, мешала ему. В последнее время он уже стал безразличным и к детям, и к Анне. Любил ли он Анну, какой-нибудь, своей любовью, Зинаида Васильевна не знала. Может быть, любил и ревновал. А может просто хотел избавиться от неё.

Люди в зале судебного заседания с интересом слушали показания Зинаиды Васильевны. После скупого, краткого высказывания Виталия, непонятного для многих, всё, что рассказывала мать Анны, как будто бы раскрывало страшную тайну Виталия. Скрываемая его жизнь, незаметно приоткрывалась для всех. Виталий, который казался безразличным, вдруг насторожился и уже не пропускал ни одного слова тёщи. Ему показалось, что она, маленькими кусочками отщипывала невидимые частицы от его оболочки, в которой он

прятался от всех. Всё, что он создавал для себя в течение своей жизни, вся тайна его существования, готова была вылиться наружу, чтобы стать достоянием яви, раскрывая его дикий эгоизм.

К радости Виталия, тёща не могла знать всё, то, о чём он думал. Она и представить себе не могла, сколько неведомых, сумбурных, тусклых мыслей

накопилось в тайниках его подсознания. Она лишь попыталась раскрыть его тайну, дотронувшись до оболочки, в которой он казался неуязвимым, но разрушить эту оболочку ей было не по силам. Виталий, убедившись в этом, успокоился, и естественная безразличность вновь окутало его лицо.

16

Уже на третий день, перед судьями встал вопрос — «Нужно ли допрашивать несовершеннолетнею Веру?» После недолгих раздумий решили ограничиться оглашением показаний, данных ею на предварительном следствии для того, чтобы повторно не повлиять на психику девочки. Вера уже, как бы прошла курс реабилитации от страха. Вошла в жизненную колею — стала встречаться с подругами. Над ней уже не возвышался образ отца со строгим, жёлчным взглядом. В доме бабушки было спокойно и уютно. Второй причиной необязательного её допроса в суде, было то, что Виталий признавал свою вину.

Для продолжения суда было достаточно оглашения Вериных показаний.

Виталий знал, что в суд могли вызвать и Веру. Ему хотелось посмотреть на Веру и услышать, что она скажет, чтобы узнать — не она ли раскрыла его тайну.

Но с другой стороны — он не хотел видеть её на суде. Как не странно, теперь он боялся её. Суровый взгляд Веры, мог выражать и укор, и ненависть, но самое страшное для Виталия, это её презрение к нему. Презрение, которым (и это чувствовал Виталий) она навсегда зачеркнула его, и как человека, и как отца.

Вот почему Виталий был удовлетворён, что Веры в суде не будет, лишь огласят её показания. Оглашал её показания сам судья. На этот раз Виталий, хотя и казался для всех безразличным, но слушал более, чем внимательно. Что

там наговорила Вера? Что она могла знать? Ведь она не видела, как он ударил Анну, а затем затащил её в спальню. Как он вновь вышел в зал, а затем на кухню. Ничего не могла видеть Вера. Могла лишь слышать, как скандалят родители. Шум. Вскрик Анны. Она могла лишь что-то ощущать и представлять себе, но совершённые им действия в отношении Анны видеть не могла.

Действительно показания Веры было схожи с представлениями Виталия. Всё было так, как он и думал. Но в конце её показаний зазвучало и то, о чём он и не мог себе представить. Так, Вера добавили, что, когда после скандала и шума наступила тишина, они с Вадимом лежали, каждый на своей кровати. Вадим уснул, а она долго не могла уснуть. Поздно ночью она услышала, как кто-то копал землю. Она подумала, что это соседи.

Для Виталия это было неожиданной новостью. Значит Вера слышала, как он

копал землю. И всё же он успокоился. Ведь Вера ничего конкретного про него не говорила. Вот только, о том, что копали землю. Но ведь, соседи.

На вопрос председательствующего по делу о том, признаёт ли он правильными показания Веры, Виталий тут же буркнул в ответ, что признаёт.

После Вериных показаний были оглашены все проведённые по делу

экспертизы, в частности, о том, что подсудимый признан вменяемым. О том, что кровь, обнаруженная в спальне доме, на женском платочке, и на поверхности маленького дивана принадлежит убитой Анне.

Судебно-медицинская экспертиза свидетельствовала, что Анне был нанесён смертельный удар в сердце, а затем были повреждены: и печень, и почки, и селезёнка и многое другое. четырнадцать ножевых ударов моментально пресекли жизнь молодой женщины.

Люди в зале заохали, задвигались. Их лица наполнялись страхом, горечью, сочувствием к Зинаиде Васильевне и ненавистью к Виталию.

Виталий сжался в комок. Лицо его почернело. Он попытался стряхнуть с себя громадную тяжесть чудовищного груза, накопленной людьми, ненависти к нему, но эта лавина продолжала давить на него. Могло ли его спасти безразличие к людям?

Или же презрение ко всему миру? Наоборот, он сам был придавлен, как мышь громадным камнем, презрением всего человеческого мира.

Он постарался вновь уйти в себя, замкнуться, в том безмолвии мира, где нет: ни людей, ни деревьев и не птиц, но и безмолвие, как будто отворачивалось от него. В окно заглядывали ветки деревьев. Издалека слышался гул тепловоза,

шум проезжающих машин. И даже отдалённые голоса людей, проходящих мимо здания суда, раздражали и угнетали Виталия, отнимая у него последнее, к чему он стремился — покой.

Но суд ещё не завершился, и уже в понедельник, в зловеще-чёрной, подобной доисторическому чудовищу, машине Виталий был вновь доставлен в суд. За несколько дней судебного перерыва он остыл. Мысли его словно бы одеревенели, не рождая никаких волнений. Никаких дум в голове. Тупое

самоограничение. Бессмысленный взгляд. Казалось, на скамье подсудимых сидит не человек, а что-то, похожее на человека, но грубое и бесформенное по своей сути, существо, навсегда оторванное от людей, мира, и может быть, даже от жизни.

Но он ещё был жив. За каменным безразличием этого человеческого существа, внутри него, хотя и достаточно глубоко, еще скрывались какие-то чувства, мысли и даже желания. Он желал жить, но ему хотелось жить так, чтобы ему никто не мешал.

Суд для него стал гранью между тем, что было и тем, чего уже никогда не будет.

Суд закачивался. Оставались прения сторон. Но и прения сторон, неожиданными выводами, могли выбить Виталия из его отрешённости, подобно всадника из седла. И всё же, Виталий был спокоен. Он уже знал, что

будет просить адвокат, и из слов адвоката, представлял, о чём будет говорить в своём выступлении прокурор.

Наконец, после выступления влвоката, слово предоставили прокурору, как государственному обвинителю.

Прокуроры всегда начинают свою речь о значимости закона, защищающего интересы государства и общества, а также прав граждан, в том числе и право

человека на жизнь. В своём, не коротком выступлении, он огласил все доказательства, подтверждающие виновность Краснопеева Виталия в совершении убийства своей жены, особо опасным способом. Охарактеризовал подсудимого, как опасного для общества индивидуума, который и ранее покушался на жизнь человека.

Прокурор говорил долго, громко и понятно для присутствовавших в зале людей, словно бы, гордясь своим красноречием, своими познаниями в области уголовного права. Иногда он подправлял свой прокурорский мундир, чтобы люди не забывали, кто он есть. Его голос гремел над залом, проникая не только в уши, но и в души некоторых людей, сидящих в зале. Речь его была последовательна и связывала все события преступления в одно целое явление,

в то явление, которое и подлежало оценке судом. Подведя итоги и подкрепив доказательствами совершённое деяние, прокурор, по своей обязанности, первым определит меру наказания подсудимому, как бы предлагая суду воспользоваться его предложением.

Прокурор был действительно неплохим оратором, хотя порой излишним краснобайством выходил за пределы норм судопроизводства. Адвокатам такое прощалось. Их речи в большинстве своём строились на эмоциях, когда не было повода для оправдания подсудимых или даже для переквалификации их действий.

Но прокуроры были далеки от эмоций. Каждый из них был обязан точно квалифицировать действия подсудимых и конкретно обозначать меру наказания.

Виталий, внимательно слушая выступление прокурора, почувствовал вдруг

исходящую от него угрозу, но ещё не понимал, к чему он клонит. Но вот прокурор, окончив основную часть своего выступления, перешёл к назначению меры наказания подсудимому.

Люди, и так, тихо сидящие в зале судебного заседания, замерли.

— «Прошу суд, определить меру наказания Краснопееву Виталию Михайловичу, по статье за совершение убийства Краснопеевой Анны особо опасным способом, а также, за сокрытие совершения убийства…» — прогремел в установившейся тишине голос прокурора. Прокурор сделал паузу, сглотнув накопившиеся во рту слюни и неожиданно громко крикнул:

— «К высшей мере наказания путём расстрела!»

После слов прокурора тихий зал, вообще замер. Находящиеся в нём люди молчали, словно парализованные неожиданным выпадом прокурора.

И вдруг, в этой глухой, тягостной, непредсказуемой тишине раздались аплодисменты. Вернее даже не аплодисменты, а хлопанье двух рук.

И хотя нельзя было признать эти аплодисменты громкими, но они пронзили тишину, нависшую над залом, как гром среди ясного неба.

Аплодировал прокурору Виталий. Что хотел он выразить этими аплодисментами? Восхищение ораторским искусством прокурора? Вряд ли! А может быть он решил отразить своё презрение к нему, и, не имея иных

способов, решил передать его через аплодисменты, снисходительно хлопая ладонью об ладонь. Прокурор своей речью, как бы начертил красную черту между Виталием и всеми людьми, оставив Виталия одного, не только вне человеческого общества, но и вне жизни. Странно, но неожиданный выпад прокурора как будто успокоил Виталия. Стоит ли ему теперь о чём-то ещё думать и чего-то желать? О каком снисхождении мог он мечтать? Конечно, суд может решить его судьбу и по-иному. Но для Виталия уже любые решения не имели значения. Он вдруг понял, что прокурор прав, придя к смертельному выводу. Для чего Виталию жизнь, ведь в ней в действительности нет ни любви, ни счастья, ни свободы. Лишь впереди — вечный покой. Никчёмный и бессмысленный. Неодушевлённый, мёртвый покой.

ОБОРОТЕНЬ
1

Людям свойственно тянутся к радостным и удивительным событиям, которые неизбежно и в своё время посещают любого из них. Но никто из людей не задумывается о том, что где-то, за невидимой чертой грядущего и может быть не столь и отдалённого, таятся трагические моменты, которые одним взмахом своей стихии, могут перечеркнуть или даже убить светлое чувство жизненной радости. Жизнь сама, как светлый подарок для человека, осознавшего себя в этом пространстве мира, где по воле судьбы он вдруг очутился, среди ему подобных и всё же, вполне возможно, неодинаковых по мироощущению, людей. И хотя жизнь и даётся людям, как дар, но по мере осознания своей сущности, им, в своём движении вперёд, приходится преодолевать и трудности.

Это касается каждого из людей. И в этом их полное равноправие. Но счастье каждого зависит от самого себя.

Алексей Ларин не причислял себя к людям обделённых счастьем, хотя, конечно же, каждый из людей понимает счастье по-своему. Живя в великой стране под названием Советский Союз, в городе Ленинграде, он, как и многие другие, окончив среднюю школу, постарался получить образование. Окончив Ленинградский Горный институт, получил специальность инженера. При распределении ему предложили поехать в небольшой городок Зарафшан, который находился далеко в пустыни Кызыл-Кум. К этому времени Ларин был уже не один. Любовь успела коснуться его пылкого, юношеского сердца. К счастью, любовь была взаимной и обнадёженный этой любовью, он успел зарегистрироваться со своей милой Татьяной. Отшумела свадьба и когда, наполненные радостью, влюбленные, наконец, остались одни, им предстояло подумать и о будущем. Татьяна недавно получила диплом педагога и теперь могла поступить на работу в любом городе. Поэтому она тут же согласилась с предложением Алексея поехать в город Зарафшан. И всё же это решение далось им нелегко, уж слишком были влюблены они в свой город. Ленинград их очаровывал своими широкими проспектами, великолепными дворцами сравнимыми с итальянскими или с парижскими дворцами, которые начали украшать этот город с момента его сотворения великим императором России Петром Первым. Не зря же, город длительное время называвшимся Санкт-Петербургом, блистал среди прочих европейских столиц. Все эти изумительные по своей красоте дворцы и даже целые ансамбли этих дворцов, в прошлые века возводили выдающиеся итальянские, да и французские, архитекторы. Но и многие русские творцы не уступали иностранцам своими непревзойдёнными талантами.

Целую неделю Алексей и Татьяна прощались со своим любимым городом.

Не в Ленинграде ли самые удивительные, непередаваемо роскошные архитектурные сооружения прошлых времён. Кроме Петра Первого, свой значительный вклад в украшение города великолепными ансамблями дворцов, внесли, и императрица Елизавета, и Екатерина Вторая, да и почти все императоры России. А сколько здесь особняков и впечатляющих своей архитектурной красотой, домов, чья изысканность, напоминает о прошлом величие России! Как приятно идти по гранитной набережной вдоль широкой Невы, слушая живой всплеск её волн. Как радостно вглядываться в знакомые очертания своего родного города! Как отрадно прикасаться своей ладонью к шершавым поверхностям знакомых до боли в сердце памятникам, словно бы прощаясь с ними. Прощай Медный всадник! Прощайте белогривые, мудрые львы! Прощай Ленинград! Надолго ли? Кто знает об этом? Ведь человеческие судьбы неисповедимы.

Вчера Алексей с Таней почти весь лень посвятили экскурсии по Эрмитажу. До сих пор мелькают в их глазах изумительные картины великих художников мира, изделия из золота, серебра и драгоценных камней, собранные со всего света. Бывали они в Эрмитаже и раньше, но теперь словно оживили всё то, что хранилось в их памяти.

А сегодня они идут по знаменитому Невскому проспекту, мимо величественного Казанского собора. Остались позади Петропавловская крепость и Медный всадник. Впереди их ожидал Михайловский замок, в котором располагался Русский музей. Не забыли они посетить и Исаакиевский собор.

До отъезда из Ленинграда им хотелось освежить в своей памяти достопримечательности любимого города, побывать во многих музеях, погулять в Летнем саду и в других садах и парках. Но разве хватит времени осмотреть весь этот большой, насыщенный архитектурными, известными всему миру, памятниками, которыми переполнен Ленинград?

С одной стороны, им было радостно, однако впитывая в себя всю эту волшебную красоту города, они даже не подозревали, что заранее подготавливали себе почву для будущей ностальгии. Но юность всегда склонна к романтике, особенна та, объединённая любовью и мечтой. Ей всегда хотелось, кроме существующей реальной красоты, близкой и доступной, постичь нечто, ещё не познанное, сокрытое далью. Юность всегда в движении. Манит, зовёт её куда-то таинственная даль. И никакая, уже привычная красота не сможет её удержать. Ведь даже золотая клетка и райская еда не удерживают свободолюбивых птиц, хотя на воле их, безусловно, ожидает немало трудностей и опасностей. И хотя Ларины жили абсолютно не в раю, и жилось им не лучше, чем многим жителям Ленинграда, кроме некоторых, избранных волею судьбы,

они не страдали от этого. Ведь они были ещё молоды. Впереди их ожидали, ещё невидимые, но желанные перспективы, новая жизнь, новые явленья.

Конечно, могли бы и они наладить свою жизнь и продолжать её в пространстве этого изумительного города, в котором сосредоточилась значительная часть культуры и искусства и страны и всего мира. Иные из их ровесников так и делали: получив дипломы о высшем образовании, не торопились сломя головы по распределению в неведомые края и союзные республики, а устраивались на любые работы, даже вне своей квалификации, а оставались в городе и постепенно, находя нужных людей, обустраивали свою жизнь. Но Алексей Ларин был не из таких людей. И дело даже не в романтике, чтобы мчаться куда попало, а скорее всего в его честности и может быть даже, в любви к родине. Некоторым это показалось бы смешно и даже глупо. Давно прошли времена романтизма. Проходят и героические времена, когда некоторые из людей совершаю невероятные подвиги и не ради себя, а во имя других. Прошедшая революция 1917 года, кроме жестокостей и злого всплеска гнева и свободолюбия, как не странно породила и бескорыстный героизм отдельных лиц, которые трудились до изнеможения во имя многих людей. И сразу же вспоминается Павел Корчагин из романа Островского «Как закалялась сталь». Действительно такие люди были, да и сам Николай Островский, конечно же, соответствовал подобному образу. Во времена Великой Отечественной войны весь мир удивил массовый героизм советских людей. Они не считали себя героями, потому что защищали свою родину. Здесь всё предельно ясно. В мирное же, время, совершали подвиги лишь отдельные личности, ведь не всегда возникали чрезвычайные ситуации, требующие оперативного вмешательства. Но и после войны, когда начались великие стройки в стране, строительства грандиозных гидроэлектростанций, поднятия целинных земель, строительства многокилометровых железнодорожных линий, покорения космоса был ещё высок дух патриотизма и любви у молодого поколения страны. Может быть, Алексей и Татьяна, как раз и были из таких людей, как правило честных, справедливых, бескорыстных. И не поэтому ли они решили поехать в неизведанную, далёкую и ещё непонятную для них пустыню, где совсем недавно был построен новый город среди гористых, пустынных, безводных почти безжизненных степей, окружённых на многие километры сыпучими песками.

2

Город этот назывался Зарафшан, что на местном диалекте означало — золотоносный. Находился он почти в самом центре пустыни Кызылкум и считался крупным горнодобывающим и промышленным центром. Путь к нему был не близок. Сначала Ларины прилетели в столицу Республики Узбекистан, в г. Ташкент. Погода благоприятствовала им. Было начало сентября, а этот месяц открывал так называемый «бархатный сезон» осеннего периода. Природа избавлялась от жгучего зноя и невыносимой жары. В сентябре же обычно было не жарко, хотя солнце не оставляло небо ни на один день. В аэропорту их встретили представители Республиканского Министерства среднего машиностроения и доставили в министерство. В министерстве с Алексеем провёл беседу сам министр. Опытный руководитель, в ходе беседы сразу определил, что молодой специалист хорошо разбирается в своей

специальности. Вызвав помощника, он распорядился, чтобы Ларина и его супругу накормили ужином и устроили в гостиницу отдыхать, так как на следующий день им предстояло ехать в г. Зарафшан. Когда они устроились в гостинице, их пригласили на ужин. Ужинать повезли в живописное место, в зелёный городской сад, где протекала небольшая полноводная речка. У речки высилось невысокое здание, в которой разместилась чайхана. Но здесь угощали не только знаменитым среднеазиатским зелёным чаем. Чайхана представляла собой ресторан летнего типа. Столы стояли в непосредственной близости от речки, а на столах их ожидал вкуснейший плов, шашлык, от запаха которого тут же потекли слюни. Душистые лепёшки, белый наподобие сметаны каймак, крупные красные яблоки, жёлтые груши, янтарного цвета виноград, удивительный инжир и многое другое, здешнее, среднеазиатское, и, конечно же, бутылка шампанского и другие вина. Но, не удовольствовавшись этим, гостеприимные хозяева поставили на стол ещё по бутылке водки и коньяка. В стороне на подсобном столике ожидали своей очереди большой, почти неохватный арбуз и торпедо-образная дыня. Ларины не ожидали такого щедрого гостеприимства, но сопровождающий их, молодой человек, с чёрными бровями, пронзительными, живыми глазами, жизнерадостный и весёлый по своей натуре человек, так задушевно и просто пригласил их за стол, что скованность гостей тут же прошла. Саид, так звали парня, охотно общался с ними, спрашивал о новостях Ленинграда. Оказалось, что он бывал там и, успел осмотреть все его достопримечательности. Кроме того, по долгу службы ему часто приходится ездить в Москву и знает столицу не понаслышке.

Ларины тоже оживились, а после рюмки коньяка, выпитого мужчинами, и шампанского, которое пригубила Татьяна, разговор и вовсе полился легко и непринуждённо, подобно радостно журчащей у их ног, говорливой речки.

Алексей поинтересовался у Саида о городе Зарафшан, бывал ли он там и что это за город.

— О, это удивительный город! — ответил Саид — Чудо в пустыни! Вы только представьте себе: кругом пустыня. Пески да пески, без конца и края. И лишь перед Зарафшаном приземистые, небольшие горы. Ни озёр и ни рек нет в этой пустыни. И вот, вы преодолели эти невысокие горы и вдруг перед вами, как в сказке возникает город. Причём, ни какой-нибудь древний из легенд прошлых времён, а самый настоящий современный город.

— А как же там живут, если воды в пустыне нет? — робко спросила Татьяна.

— А вот живут — ответил Саид — и всё у них есть. Да, что я рассказываю, приедете всё увидите. Пусть всё остальное для вас будет сюрпризом. Добавлю лишь, Зарафшан — это самое романтическое место в нашей стране, а может даже и в мире.

— А как туда добираться? — не удержался не спросить Алексей.

— Об этом не волнуйтесь — заторопился ответить Саид — завтра на специальном автобусе вас довезут. Кроме вас поедут ещё и наши геологи, так, что скучно

не будет.

Они долго ещё говорили о самых разных вещах, о том какие они читали книги, смотрели кинофильмы, о событиях в мире, о космических полётах советских космонавтов и о многом другом. Тем для разговора хватало.

После сытного и отнюдь не европейского, а почти экзотического для ленинградцев среднеазиатского ужина и общительного дружеского разговора гости почувствовали удовлетворение жизнью. Но на этом сегодняшняя радость их не кончалась. Теперь им предстояла экскурсия по ознакомлению со столицей Востока, как называли в то время город Ташкент. Теперь Саид, как гид, а знал он свою столицу не хуже любого профессионального гида, стал рассказывать о достопримечательностях Ташкента.

Так Ларины узнали, что через Ташкент проходил когда-то Великий Шелковый Путь, а значит, он был связан со многими городами мира и обогащался их культурами и новыми традициями. В городе было немало древних зданий, которые сохранились с незапамятных времён. Запомнилась им древний ансамбль Хазрет Имам. Показал им Саид и множества мавзолеев, в которых, в давних веках были захоронены святые люди. Удивляла Алексея с Таней монументальность древних архитектурных памятников и их необычные формы. Они представлялись им декорациями к восточным сказкам, а некоторые жители города в своих национальных одеждах, несомненно, являлись персонажами этих сказок. В лицах пожилых узбеков явно отражалась восточная мудрость и какое-то доброе лукавство, свойственное великому острослову Ходжи Насреддину. Вернувшись в гостиницу довольно поздно и помывшись под душем, они легли спать и словно провалились в сон.

На следующий день, после отменного завтрака, собрав свои вещи, они вышли из гостиницы, где их поджидал небольшой автобус. По дороге заехали в министерство, где в автобус села группа геологов из трёх узбеков, двух русских и одного татарина. На дорогу запаслись питьевой водой, продуктами, так как предстояло ехать довольно далеко. Водитель автобуса, Закир Мирзаев, несколько худощавый, но с приятным добрым лицом, одновременно был руководителем этой небольшой экспедиции. Его помощник Тухта Рахматов, невысокий, коренастый средних лет мужчина, тоже был профессиональным водителем и одновременно авто-техником и слесарем, необходимый в дальних поездках. А поездка действительно была дальней. Мирзаев познакомил их с геологами, база которых находилась в г. Зарафшане, откуда они уходили вглубь пустыни в поисках новых ископаемых таких, как ртуть, вольфрам, серебро, ну и конечно новых месторождений золота и даже урана. Это были общительные, деловые и жизнерадостные люди. Они уже несколько лет работали в пустыне, и вот вновь возвращаются после отпускного отдыха. Закир объяснил Алексею, что первоначально их путь будет пролегать по центральному оазису страны, где расположены областные центры и такие города как Джизак, Самарканд и Навои. От Навои дорога резко повернёт в пустыню Кизылкумы, по которой и будет продолжаться вплоть до города

Зарафшан. Но прежде, чем повернуть в пустыню они переночуют в городе Навои, в гостинице.

Алексей помнил, что слово «Кизылкумы» переводятся, с узбекского языка, как красные пески и в дороге решил убедиться действительно ли они красные.

Когда все удобно устроились в автобусе, он плавно тронулся и, повернув на центральную улицу, влился в неиссякаемый поток машин. Вскоре шумный, зелёный, удивительный город Ташкент, «Звезда Востока», как его называли в то время, остался позади. Чем дальше от города, тем свободнее, просторнее степи. Ни Алексей, ни Таня, ещё не видели воочию хлопковые поля и поэтому были удивлены тому, что все поля белы, словно покрытые снегом.

— «Что это?» — хотела спросить Таня, но тут же догадалась, что это хлопок. «Так вот как он растёт. Конца и края нет полям. И весь этот хлопок надо будет собрать — подумала она — нелёгкий труд предстоит местным жителям».

На память ей пришли стихи детской писательницы про хлопок:

«Там жара, как будто в печке

Небо — чистый изумруд.

Загорелые узбечки

Быстро хлопок соберут».

«Легко сказано — уже с иронией подумала она — собрать весь этот урожай непомерно тяжёлый труд».

Алексей, сидящий рядом, тоже о чём-то думал, поглядывая на белоснежные хлопковые поля, на дальние кишлаки приютившихся у зелёных рощ и окружённых садами и на голубое чистое, безмятежное небо, на котором темной черточкой виднелся парящий над землёй коршун.

3

Почти полдня проезжали плодородные хлопковые поля и вот наконец они остались позади. Впереди синей ленточкой мелькнула река Сыр-Дарья, возле которой автобус остановился на десять минут, поскольку здесь местные рыбаки демонстрировали на продажу разные виды рыб. Алексей, не удержался и тоже купил несколько сушёных жерехов. Река выглядела большой, но воды в ней, после летней жары оставалось мало. Большая её часть ушла на полив хлопчатника. Теперь в некоторых местах её можно было перейти вброд. Освоенные земли кончались, дорога начала подниматься, к какому-то горному хребту. Впереди их ждал областной центр Джизак, расположенный на возвышенности. Затем дорога шла к древнему знаменитому Самарканду, чьи истоки затерялись в глубинах времени. Природа Джизакской области впечатляла разнообразием естественных ландшафтов. Ларины любовались красотой горных пейзажей. Им показалось, что здесь более прохладно. Но в самом городе Джизаке было жарко, не так как в сентябре. От Джизака дорога шла к Самарканду. В долинах межгорья на полях белел хлопок, и его собирали колхозники. В основном это были женщины и дети. Когда доехали до Самарканда, водитель автобуса, он же руководитель их группы, сообщил, что

специально для приезжих из Ленинграда они совершат небольшую экскурсию. Ведь достопримечательности Самарканда известны всему миру и было бы

желательно, чтобы ими полюбовались и Ларины. И действительно, древние архитектурные памятники не просто удивили Алексея с Таней, они словно бы приоткрыли завесы веков. В одночасье Ларины словно бы очутились во временах великого царя — эмира Тимура, построившего величественные здания дворцов и мечетей. Изумила их и сказочная площадь Регистан и грандиозная мечеть Биби-ханум и многие другие архитектурные сооружения, чья красота и величие не померкли и через множество веков.

Дальше их дорога продолжалась до молодого индустриального города Навои, перед въездом в который стоял большой камень, на котором крупными буквами были выбиты слова Генерального секретаря Политбюро ЦККП СССР Брежнева: «Навои — один из красивейших городов СССР». Здесь им предстояло отдохнуть, поужинать и переночевать в гостинице, чтоб с утра пораньше пуститься в путь в г. Заравшан. Ужинали они в ресторане, внутренность которого удивляла своей экзотикой, оформленная в виде пещеры, над сводами которой висели сталактиты. Меню было самое разнообразное и не только восточное.

Утром, загрузившись питьевой водой и продуктами, тронулись в путь. Дорога вела в город Бухару, но через некоторое время автобус свернул направо от основного тракта и покатился по иной дороге между песчаной и каменистой пустыней, где росла полынь, верблюжья колючка, солянка и какие-то зонтообразные растения. Однообразие пустыни могло бы породить в людях уныние, если бы не весёлая компания геологов и руководителя экспедиции с его помощником. Они хорошо знали растительный и животный мир пустыни и с живостью объясняли Алексею с Таней, что пустыня лишь кажется безжизненной. На самом деле жизнь кипит и в этих пространствах. Весной пустыни покрываются ковром зеленых трав и яркими цветами: жёлтыми, белыми, красными тюльпанами, сиреневыми и голубыми ирисами, дикими гладиолусами и алыми маками. Встречаются в пустыне и «леса» главными деревьями, которых являются саксаулы — белый саксаул и чёрный саксаул. В скрытых тугаях водятся: кабаны, бухарские олени, газели — джейраны, антилопы сайгаки, куланы. Тут и там ползут по своим делам среднеазиатские, черепахи, ушастые ежи. По барханам снуют сотни ящериц в том числе, и вараны. Кипит жизнь в колониях самых многочисленных грызунов пустыни — песчанок, тушканчиков. Водятся и хищники — волки, лисы, хори, перевязки.

За разговорами собеседники не забывали перекусить аппетитными, всё ещё тёплыми самсой и запивать их любимым лимонадом «Буратино».

Между тем к обеду пейзаж пустыни стал меняться. Дорога начала подниматься и автобусу пришлось преодолевать небольшие горные хребты. И вскоре, среди каменистой пустыни показалось белое ожерелье

Домов и дворцов — это был город Зарафшан.

Зарафшан хотя и был небольшим городом, но являлся чуть ли не самым современным городом, с богатой инфраструктурой. Бросались в глаза: школы, детские сады, столовые, кинотеатры, дворец культуры. Красиво возвышались здания спорткомплексов. Был в городе и стадион, и бассейн, и спортзалы.

Привлекали людей магазины, торговые центры медицинские и другие бытовые здания. Всё это аккуратно вписывались в жилые комплексы города.

Первое время Ларины жили в гостинице города, но после оформления Алексея на работу в качестве заместителя главного инженера Зеравшанского горнодобывающего комбината, им тут же выделили двухкомнатную квартиру в одном из современных домов. Квартира была обеспечена и водой, и электричеством, и газом. В магазинах также было достаточно разнообразных продуктов, ведь город обеспечивался на уровне столицы, поскольку его жители выполняли важную для страны функцию — добывали золото.

Татьяна тоже нашла себе работу по профессии — учителем русского языка и литературы. Оба они целиком отдались каждый своей работе и были счастливы, поскольку занимались любимым делом. Здесь же, они узнали, как город в безводной пустыне обеспечивался водой. Оказалось, что вода шла по уникальной водоподающей системе из самой крупной среднеазиатской реки Амударьи (около 250 км труб). Вскоре Ларины привыкли к новым условиям жизни. А через несколько лет им и уезжать отсюда не хотелось. Надо сказать, что рабочих набирали на комбинат со всего Советского Союза, и лишь немногие уезжали обратно. Со временем и Лариным всё здесь стало близким и знакомым и даже родным. Они уже отвыкли от вечной сырости Ленинграда и когда находились там, в отпуске, начинали скучать по Зарафшану. Там же, в Зарафшане родилась у них в 1980 году дочь, которую они назвали Екатериной, в честь Татьяниной бабушки. Жизнь сразу же изменилась в лучшую сторону, стала оживленнее, веселее. Теперь вся их любовь, и нежность передавалась их любимому существу, их дочке, живому, чувствительному, озорному, весёлому человечку.

4

Родители любили свою Катеньку и всё же не баловали её, незаметно и постепенно приручая к труду, делая из труда не нудную обязанность а, привлекательное исполнение. Помыть посуду, для Кати это как будто бы искупать эти чумазые тарелочки или чашки с их неразлучными подружками — ложками и вилками. «Ах, какие Вы чумазые! Сейчас же нужно отнести Вас в баню. Нельзя же быть такими грязными» — приговаривала Катенька, и ложки с вилками весело звенели, стукаясь друг с другом и тарелками, словно смеялись от радости, что вот их помоют, и они опять станут чистыми, красивыми и привлекательными. Для Катеньки всё было одушевлённым: и белье, которое она простирывала, и веник, её помощник, дед Лохмач, друг домового. Конечно, родители ни в коем случае не загружали ребёнка, учитывая её возраст, но любовь к труду в ней незаметно и прочно прижилась.

В детский сад она всегда шла охотно. Там было много разных игр, которые её

привлекали. С ровесниками она никогда не ссорилась, охотно отдавая любую игрушку, тут же находя себе другую игру. Татьяна, как педагог, постепенно подготавливала Катю к школе. Приучала к буквам и цифрам. В шесть лет Катя уже могла читать. Мама рассказывала ей про школу, объясняя, что там много

интересного и этим вызвала в ней желание к учёбе. Именно в это время в их семье появился ещё один ребёнок — маленькая девочка Вера, Катина сестра. Теперь Катя всю свою любовь передавала своей маленькой, ещё беспомощной сестрёнке. Вера росла быстро — через полгода уже начала ходить. Жизнь для Кати обрела новый смысл, одарила её новой радостью. И она с удовольствием ухаживала за Верочкой, заботилась о ней. Часто играла с ней, или рассказывала сказки.

Город Зарафшан стал близким и почти родным для Лариных. Привыкли они и к климату Азии — молодость легко преодолевала такие невзгоды, как зной и жару, свойственные пустыне. Впрочем, местность у Зарафшана уже не казалась присущей пустыне: у города виднелось голубое искусственное озеро. Улицы города были обрамлены зелёными деревьями. В магазинах продавались в бутылках всевозможные напитки, такие как Лимонад, Крюшон, Тархун, Ситро. А в будках-автоматах газированной воды — напитки с апельсиновым, мандариновым и грушевым сиропами, стоимостью три копейки за стакан. А за одну копейку автомат выдавал чистую воду, без сиропа. Так что проблем у жаждущих людей в Зарафшане не было.

Для Кати же Зарафшан вообще был родным городом, ведь она родилась в нём и возможно, поэтому принимала легко и естественно невзгоды всех времён года, будь то летний зной или зимний холод. И вот пришло время, когда родители привели её в школу, в первый класс, в тесный круг таких же, как и она девочек и мальчиков. Поначалу они все приглядывались друг к другу, но, в конце концов, нашли себе друзей и преданных подруг. Познакомилась она с девочкой Асей и сразу же стала ведущей в этой паре. Они жили недалеко друг от друга и это, способствовало их дружбе. С тех пор они вместе готовили уроки, играли в свои девчоночьи игры, делились появляющимися тайнами. Училась Катя хорошо, но больше всего тянулась к литературе, наверно, потому что любила читать.

Маленькие дети, приходя впервые в школу, конечно же, не представляют себе какой долгий и не лёгкий путь, предстоит им до окончания школы. И это очень даже хорошо, поскольку если бы они это осознавали, то возможно такая перспектива могла бы многих отпугнуть. Они шли в школу как в жизнь, естественно продолжая своё бытие и это, не отягощало их сознание, а наоборот, влекло в новые дни и годы, где можно было обогатиться не только знаниями, но и самой жизнью. Они учились и одновременно росли и, переходя из класса в новый высший класс, неизменно менялись. Становились другими. Приобретали новые качества.

Подрастая, Катя оставалась всё такой же, живой, энергичной, бойкой, весёлой

девочкой и успешно сочетала учёбу с общественными школьными делами. Она была верным другом, отзывчивым товарищем, всегда готовая помочь своим одноклассникам и в учёбе, и в любой беде. Любимым её героем являлась Зоя Космодемьянская, хотя позднее, в девяностые годы нашлось некоторые люди, пытавшиеся оспорить её подвиг. Катя была верна духовным

ценностям родителей, воспитанных советской властью, для которых с юных лет честность, трудолюбие, любовь к своей родине, уважительное отношение к людям составляли основу их жизни. Не поэтому ли она, жадно вбирала в себя знания, училась, познавая мир, осваивая человеческую премудрость, накопленную веками. Как и все её ровесники, она спешила в мир взрослых, чтобы подобно родителям, овладев любимой профессией, трудиться на благо общества. А время тоже, как бы прислушиваясь к желаниям Кати, торопилось вперёд. И вот, Катя уже в десятом классе. И конечно же, она теперь неузнаваема: среднего роста, стройная, с красивыми, нежными чертами лица, с голубыми глазами, под которыми миловидный, ровный, аккуратный носик, а над всем лицом — непокорные, нежные, кудрявые, волосы золотистого цвета. Взгляд добрый, приветливый. И нет в озерках её глаз места для какого-нибудь недовольства, наоборот, вся она в улыбке, и даже в самые серьёзные моменты, в любое время улыбка вновь может высветиться из её глаз.

Лишь одна четвёртка по истории, стала препятствием Лариной Екатерине для получения золотой медали при сдаче государственных экзаменах по окончанию школы. И это объяснялось тем, что время окончания школы совпало с разрушением великого государства СССР, и образовавшиеся новые республики, в спешном порядке стали преобразовывать истории своих стран. А в новой, скороспелой истории Узбекистана, Катерина была менее устойчива, чем в былой истории СССР. Но жизнь ещё текла по старой инерции, ещё многие учебные заведения функционировали на русском языке и поэтому, после долгих обсуждений решили Катя и её родители, что лучше всего поступать ей, учиться на филологический факультет Бухарского педагогического института.

Ларины довольно часто бывали в Бухаре. В то время г. Зеравшан входил в Бухарскую область, центром которой являлась Бухара. Как заместитель главного инженера крупнейшего в крае предприятия — Зеравшанского горнодобывающего комбината Алексей Ларин порой был обязан участвовать на производственных совещаниях, организуемых властями сначала Бухарским областным комитетом ЦК КПСС, а после распада СССР — Хокимом — главой администрации области. Иногда он брал с собой и Татьяну с дочерью и пока сам находился на совещании, Татьяна с Катей осматривали город, ходили на базар, удивляясь изобилью овощей и фруктов. Бухара со своими невообразимыми дворцами, мечетями и башнями была похоже на город из восточной сказки. Из всех крупных городов Узбекистана Бухара была ближе всех к Зарафшану, и это тоже послужило причиной поступления Кати в Бухарский педагогический институт.

В августе 1998 года Ларины вновь приехали в Бухару и после того, как Катя сдала свои документы в институт и стала абитуриенткой, нашли ей квартиру, и, обеспечив Катю продуктами, на следующий день уехали, пожелав ей удачи. При прощании с дочерью, мать незаметно вытерла, пролившуюся слезинку, какое-то неясное, тревожное чувство кольнуло вдруг её сердце. Да и отец,

почувствовал себя вдруг неуютно, расставаясь со своей любимицей. И лишь Екатерина, провожая родителей, выглядела бодрой и как будто даже радостной, готовясь к новой студенческой жизни. Хотя, конечно, и в глубине её души зарождались мелкие искры грусти, но она отгоняла их, как невидимых назойливых мух. Ей не первый раз приходилось расставаться с родителями, при отъездах, то в пионерские лагеря расположенных под Ташкентом, или же у Самарканда, то, в далёкий Артек очаровательного Крыма. Но на этот раз, поскольку Катя была уже достаточно взрослой, она умело скрывала в себе зарождающуюся грусть.

5

А между тем время преобразило и города, и людей республик бывшего СССР. Они освободились от прежней идеологии, которое скрепляло их единство, и почувствовали ужасающую свободу, от которой одни готовы были убежать, другие захлёбывались в ней, третьи, наиболее сильные, спешили использовать её в своих интересах. Вместо былой заповеди: «Человек человеку — друг, товарищ и брат», всплыли в сознание людей иные, почти позабытые: «Жизнь — это борьба» или же новые заповеди типа: «Разрешено всё, что не запрещено». Каждый по-своему понимал новые виденья раскрепощённого мира. Иные видели в этом полную свободу своих действий. Других, наоборот пугала эта, жуткая и даже нечеловеческая свобода, вдруг упавшая на них им, как дар небесный, как снег на голову. Хотя в большинстве своём люди оставались честными и добропорядочными, однако новые, трудно воспринимаемые условия жизни влекли их в безысходность. Всё могло бы окончиться чудовищной катастрофой, если бы не появление мудрых, сильных и довольно жёстких руководителей, которых почему-то кое-где именуют диктаторами, хотя именно ими и был сохранён мир в бывших постсоветских государствах, но не везде. К сожалению, те люди, которые безоговорочно приняли полную свободу, признав, что жизнь — это борьба, боролись за неё, используя всё, что разрешено и даже то, что не разрешено, перешагивая через своих соперников, проявляя хитроумные комбинации торопясь обогатиться одними из первых. И, конечно же, такое восприятие свободы помогло многим из них, переступивших через свою совесть, если она у них была, разбогатеть в одночасье.

Такими успешными богачами стали многие. Удивительно, что быстро обогатившимися людьми в первую очередь стали бывшие мошенники, спекулянты, взяточники и казнокрады, которые вскоре стали благородно именоваться бизнесменами. И это наименование, как будто бы стёрло их тёмное, неприглядное прошлое и, наоборот, в новых, свободных днях, даже

осветило их ореолом некой славы, как деловых и предприимчивых людей. Впоследствии появились и другие бизнесмены, более честные, построившие бизнес своим умом и трудом. Но, и власти, и правоохранительные органы постсоветских государств той поры, пока ещё не интересовались — каким образом разбогатели новоявленные нувориши и олигархи. Граждане и России, и Узбекистана, и других стран бывшего СССР, неожиданно для них, в одночасье, вдруг очутились в новом буржуазном обществе, чьи ценности веками прославляли западные страны.

В Бухаре одним из богатых людей был и бизнесмен Исаев Ибрагим, вовремя

подсуетившийся и добившийся довольно больших успехов в торговле. Но теперь он продавал не государственные товары, а свои, закупая их в разных городах и странах. Семья его жила в достатке. Жена Мавлюда занимала пост заместителя ректора Педагогического института. Дети учились, но один из них, старший, Камал, отдельно от семьи не работал — помогал отцу в супермаркете.

Это был юноша двадцати двух лет, уже потрепанный жизнью. Впервые, в пятнадцатилетнем возрасте он жестоко избил своего одноклассника и тот долгое время пролежав в больнице, остался калекой на всю жизнь. Без суда не обошлось, и Камал был отправлен в исправительную колонию для несовершеннолетних. Но благодаря стараниям своих богатых родителей, он, буквально через восемь месяцев вернулся домой. Через три года после этого, на почве ссоры со своим бывшим другом, избив его, он вновь был привлечён к уголовной ответственности, и лишь недавно отбыл срок наказания за нанесение телесных повреждений средней тяжести. Но и на этот раз он не отбывал наказания в местах лишения свободы. Благодаря известности родителей и их стараниям, он был осужден к лишению свободы условно с обязательным привлечением к труду. Родители сделали всё, чтобы он отбывал это наказание, ни где-нибудь, а на одном из торговых предприятий отца. На вид Камал выглядел привлекательным. Казался любезным, и особенно обхаживал девушек, к которым не был равнодушен, из-за чего часто попадал в неприятные истории. Как типичный представитель золотой молодёжи нового времени, он гордо возвышался над своими ровесниками, и цинично помыкал ими. И таких, подобно Камалу, молодых людей становилось всё больше. Благодаря своим богатым родителям, им не нужно было где-то работать, трудиться до изнеможения, добывая тяжким трудом кусок хлеба. Руки их с детства не знали тяжести работ, мозолей. Обеспеченные буквально всеми благами, они жили бездумно, без всякого стремления к чему-либо, уже с юности прожигая свою жизнь в дорогих ресторанах, разъезжая по городу на импортных автомобилях, торопясь постичь все жизненные наслаждения. Это была новая, зарождающаяся прослойка молодёжи новых дней, высмеивающая идеи прошлых времён. Они жили, не отрицая религию, но и не вникая в неё. Не признавая достоинства других людей, не считаясь ни с моралью, ни с нравственностью человеческой жизни.

Но, отец всё же, был обеспокоен Камалом и прикрепил его к одному из своих

торговых объектов, назначив директором супермаркета. При этом, не надеясь на профессиональные способности, определил ему в помощники грамотного менеджера.

Несмотря на то, что по требованию отца Камал должен был постоянно заниматься делами супермаркета, он в любое время мог покинуть это заведение, перепоручив все дела своему помощнику, опытному в торговых делах, чтобы со своими друзьями, безумно весело провести время в шикарном

ресторане или в каком-нибудь баре. Жил он свободно, независимый от всех, кроме своего отца, кому должен был давать отчёт о своей работе. Это условие исполнялось им, благодаря его помощнику, который, будучи профессионалом, фактически и вёл все торговые дела супермаркета. Сам-то, Камал не особенно вникал в эти дела. Впрочем, в последнее время он почти постоянно находился в супермаркете, где у него был отдельный кабинет с небольшим баром. Здесь он мог в любое время угостить пришедших друзей и знакомых изысканными напитками. При общении с людьми Камал был разговорчивым, уверенным, но одновременно с этим, когда с кем-то не соглашался, доказывая свою правоту, становился вспыльчивым, заносчивым, дерзким. И хотя уже поплатился однажды за свой скверный характер, избив до полусмерти одного из своих бывших друзей, но легко отделавшись, не без помощи отца, постарался позабыть об этом случае. Не выстраданное горе человеком легко забывается. Не поэтому ли Камал, не сделав для себя соответствующих выводов, продолжал жить весело и свободно. Его отец, вечно занятый своим бизнесом, то находился в длительных поездках в разных странах, то на деловых встречах. Ему уже некогда было воспитывать своего сына. К тому же Камалу исполнилось двадцать два года, и он не нуждался в опеке. Мать его, Мавлюда Исаева, впервые перепугалась за своего сына три года назад, когда его забрали под стражу правоохранительные органы за избиение человека. Она тут же наметила планы по спасению сына от тюрьмы. Стала искать нужных людей, среди руководителей правоохранительных органов. Предложила семье потерпевшего материальную помощь. Не остался без её внимания и следователь.

Кто знает, какую меру наказания получил бы Камал, если бы ни его вездесущая мать. Именно благодаря ей избежал Камал отбывание наказания в местах лишения свободы. И всё же, жизнь продолжалась не столь гладко, как ей хотелось. Камал довольно часто попадал в неприятные ситуации. То он задерживался за хулиганство в ресторане, то ввязывался в драку, то вдруг обидел девушку. Приходилось улаживать и эти «мелкие» неприятности. И Камалу всё сходило с рук. Одевался он на манер западноевропейских, богатых юнцов. Часто его видели в белых элегантных брюках, с кроссовками на ногах и в цветной (жёлтой или синей) рубашке. Обедал он в ресторанах, а вечером пропадал в барах. Жил легко, беззаботно и бездумно. Кроме десятиклассного образования, получившего кое-как, никакого иного образования не имел. Учиться не желал. Книг не читал. Мир познавал по рассказам окружающих, из

телевидения или газет, которые не читал, а просматривал. Это был беззаботный, уверенный в себе молодой человек, при первой встрече с которым нельзя было подумать о нём что-либо плохое. Наоборот, он казался привлекательным и даже серьёзным человеком. Но что таилось в его душе, можно было узнать лишь после общения с ним. Добрый он или подлый, душевный или жестокий, заботливый или прожжённый эгоист — только близкие люди могут знать о характере человека, с которым им приходится

общаться. Иногда впервые увидев задумчивого, тихого и даже немного мрачного человека, невольно думается, что он нелюдим, а значит, таит в себе зло, ненавидя людей по каким-нибудь причинам. Но позднее становится понятно, что он был хмурым в связи с тем, что переживал за болеющую мать, и что на самом деле нет человека душевнее и добрее его. И, наоборот, глядя

на довольного, преуспевающего и даже улыбающегося человека, хочется поверить в его гуманность, доброту и человечность, не заметив, что улыбка его таила надменность, а глубоко в глазах притаилось зло, в любой неподходящий момент готовое выплеснуться взрывом жестокости.

6

Катя Ларина легко преодолела все экзаменационные барьеры, и, сдав на отлично экзамены, была принята на филологический курс педагогического института. За всеми заботами, делами и переживаниями она не заметила, что август прошёл. Знойное, жаркое лето кончилось. Наступил сентябрь.

Сентябрь в Бухаре — это поистине бархатный сезон. Уже солнце не припекает землю. Зной ослабевает. Днём ещё по-летнему жарко и люди не торопятся одевать костюмы — мужчины ходят в лёгких брюках и в рубашках, женщины — в платьях. Да и по утрам пока, что тепло, хотя прохлада ощущается. Это самая приятная пора времени года, когда человеческое тело, освобождённое от угнетающего зноя, чувствует необъяснимое облегчение.

С начала сентября школы и институты приступили к началу занятий. Впрочем, это ненадолго, ведь начался хлопковый сезон и вскоре старшеклассников и студентов мобилизуют на хлопок.

Катя никогда не собирала хлопок, потому что город, в котором она жила, находился в пустыне, а до оазиса, где его выращивали, было далеко и поэтому школьников не тревожили. И вот теперь, когда Катя, успешно сдав все экзамены, поступила в институт и стала студенткой ей, вместе с другими студентами института, предстояло ехать на сбор хлопка. Но это её не тревожило. Она была молода, энергична и не боялась никаких лишений, готовая к любому труду. К тому же её окружало молодое, весёлое сообщество её сверстников, в кругу которого ей было радостно и приятно. Конечно же Катя тут же обзавелась подругами. Ей нравилась словоохотливая, милая Саодат, и серьёзная, но приветливая Гульнара, и общительная Светлана.

Вскоре студентам объявили, что через два дня они специальными автобусами выедут в колхоз имени Ахунбабаева, на чьих полях и предстоит им собирать

хлопок. За эти дни студенты должны были подготовиться к отъезду.

На следующее утро Катя, проснувшись в своей небольшой, но уютной квартире, решила позвонить своим родителям о том, что она послезавтра, со своим институтом уедет на сбор хлопка, и чтобы они не беспокоились из-за неё. Проворно одевшись, она быстро вышла на улицу. Недалеко от её дома находилась чайхана, где она позавтракала. Затем, легко и быстро, пошла на переговорный пункт. Был субботний день и поэтому родители были дома.

Мать по женской привычке сразу же стала перечислять, какие из вещей нужно взять Кате, особенно настаивая, чтобы она взяла с собой тёплые вещи, потому что по ночам холодно, да и осень уже наступает.

Отец в свою очередь уточнил, куда они едут на сбор хлопка, в какой колхоз, чтобы со временем приехать к Кате на побывку.

«А как с деньгами? Не кончились ли? Если, что я пришлю по почте» — добавил отец.

«Да нет папа — ответила скороговоркой Катя — денег ещё достаточно. А на сборе хлопка я сама ещё заработаю. Ну, пока. Целую папа. Целую мамочка. До свидания».

Прощальный телефонный звонок оборвал связь, и родители остались вдали, за тридевять земель от неё.

Какое-то странное чувство вдруг пронзило сердце Кати. Она содрогнулась от непонятного, невидимого ей страха. Показалось, что она больше никогда не увидит своих самых близких, самых любимых людей. Родных по крови. Близких людей по духу. Но она тут же стряхнула с себя эти неприятные ощущения, навеянные разлукой с родными, и вышла на улицу. Яркое сентябрьское солнце полыхнуло ей в глаза. Мир по-прежнему был светел и жизнерадостен. На деревьях всё ещё зеленели листья, продолжая впитывать в себя живительную энергию солнечных лучей и что-то благодарно лепетали, раскачиваясь под дуновеньем тихого, доброго ветра. Слышался неумолкаемый говор людей, переходящий в монотонный гул, откуда порой вырывались негромкие вспышки смеха. Жизнь продолжалась на фоне прелестного сентябрьского дня. Катя вспомнила, что ей нужно закупить продукты в связи с отъездом на хлопок и быстрым шагом направилась в сторону рынка.

Пройдя несколько метров по тротуару, она вдруг увидела новый супермаркет, где продавали и продукты, и иные непродовольственные товары. И хотя она знала, что в супермаркетах продукты всегда дороже, чем на рынке, всё же решила зайти хотя бы для того, чтобы узнать: чем же торгуют в данном универсальном магазине. Она с удовольствием приобрела бы удобную женскую сумку, чтобы ходить с ней на занятия в институт. Она давно уже мечтала о такой, современной, приятной, практичной, красивой женской сумке, но в магазинах она ей не попадалась.

7

Катя, легко, грациозно, как горная козочка по камням, отстукивая каблуками,

поднялась по ступенькам супермаркета и перешагнув порог, очутилась в большом красивом торговом зале. На левой стороне зала находились прилавки, наполненные всевозможными сельскохозяйственными продуктами. Здесь были: и картошка, и лук, и свекла, и морковь, и капуста, и редька. Виноград разных сортов. Инжир. Персики. Гранаты. Яблоки. Груши. Горы арбузов и дынь. Все овощи и фрукты были крупные, отборные, спелые. Но и цены на них были гораздо выше, чем на базаре.

Продавали здесь и хлебные изделия: разные сорта лепёшек, буханки белого хлеба, булочки и пряники. Был обширным и ассортимент кулинарных изготовлений и конфет.

На правой стороне супермаркета, на соответствующих прилавках, бросались в глаза промышленно-бытовые, текстильные и кожаные изделия.

Катя решила продукты здесь не покупать, потому что расположение базара к её дому было ближе. Оттуда можно донести домой продукты быстрее. Поэтому она сразу же прошла на правую сторону торгового зала, чтобы ознакомиться с промышленными товарами. В одном из торговых отделов продавались и сумки. Здесь находились самые разные сумки: и экзотичные, то ли индийские, то ли африканские. И сверхсовременные сумки с множеством замков. Молодая узбечка продавщица тут же стала предлагать Кате то одну, то другую сумку, расхваливая их достоинства так усердно и изысканно, что трудно было не согласиться с ней. Но Кате хотелось сумку попроще и одновременно поудобней, без всякой павлиньей красоты. И, к сожалению, в этом богатом арсенале сумок, такой сумки Катя не обнаружила. Пока она разговаривала с продавщицей, к ним вдруг подошёл, элегантно одетый молодой человек.

— Я генеральный директор этого супермаркета. — сказал он — Какую сумку Вы хотели бы приобрести?

Катя ответила, что подобной сумки здесь нет.

— Хорошо, Вы опишите мне эту сумку, а я постараюсь заказать её для Вас на фабрике или же привезти из-за границы — промолвил юноша.

— Зачем же, ради меня заказывать на фабрике. Впрочем, если бы Вы заказали на фабрике партию элегантных, удобных, студенческих сумок, многие студенты города охотно бы их приобрели — ответила Катя.

— Так Вы студентка? — спросил парень.

— Да. Я буквально вчера поступила на филологический факультет педагогического института» — последовал ответ Кати.

— Меня зовут Камал — сказал парень — я попробую воспользоваться вашим предложением. Кстати, а как Вас зовут?

Катя смущённо назвала своё имя. Камал показался ей вполне вежливым и доброжелательным человеком и даже привлекательным на вид.

— А знаете, Катя — ненавязчиво, чтобы не отпугнуть её, проговорил Камал — у нас здесь наверху небольшое кафе. Может, попьем чай с булочками? Вы, наверное, ещё не обедали? Давайте, мы с Вами отметим ваше поступление в

институт. Я уверен, что Вы этого ещё не делали.

По-разному знакомятся люди. Вчера ещё не знающие друг друга, по воле случая они сталкиваются вдруг при самых различных обстоятельствах. Одни в поездах или самолётах, другие на каких-то общественных мероприятиях или же на вечеринках, и даже в магазинах; третьи в учебных заведениях. Бесчисленны варианты встреч. Не из каждых таких встреч рождается любовь. Но во многих случаях именно любовь толкает друг к другу молодых людей.

Однако Катя вовсе не ощущала в себе рождение любви к этому, симпатичному на первый взгляд, парню. Обыкновенное любопытство побудило её пойти с Камалом наверх, в кафе. Кафе тоже относилось к супермаркету и находилось в подчинение Камала, хотя Катя не могла знать об этом. Камал подвёл Катю к небольшому столику у окна, пригласил сесть на мягкий кожаный стул, а сам подошёл к немолодой женщине из обслуживаемого персонала и что-то шепнул ей. Вернувшись к столику, присел на стул, ловко открыл бутылку с апельсиновым соком и, наполнив им стакан, подал Кате. Катя, поблагодарив его, пригубила сок. В это время подошла официантка с подносом и поставила на столик две косушки с лагманом, чайник с горячим ароматным зелёным чаем и две пиалы. Так же, на столе появились, на фарфоровом блюде — ассорти из фруктов и дефицитных колбас, небольшая ваза с дорогими шоколадными конфетами, две изящные чашки для чая. Возле бутылки овальной формы с жёлто-коричневым коньяком, примостились две аккуратные рюмочки.

— Зачем это? — сказала Катя, увидев коньяк.

— Ну, немножечко, для аппетита — ответил Камал, и тут же раскупорив бутылку, элегантно налил коньяк в рюмки: в Катину до половины, а свою наполнил.

— Итак, я поздравляю Вас Катя с поступлением в институт и пожелаю Вам больших успехов в учёбе! — торжественно проговорил Камал, и слегка стукнув своей рюмкой Катину рюмку, молниеносно проглотил коричневую жидкость коньяка.

— Спасибо! — ответила Катя, слегка пригубив огненную жидкость.

— А давайте перейдём в нашем разговоре на «ты», так легче разговаривать.

Так вот Катя, меня и вправду заинтересовало предложение насчёт сумок для студентов. — заговорил вновь Камал –Я посоветуюсь по этому вопросу с экспертами.

— Я рада — ответила Катя, отпивая мелкими глоточками апельсиновый сок.

— Да ты попробуй лагман — сказал Камал тут же, неожиданно для Кати перейдя на «ты» — вкуснее этого блюда не найти нигде.

— И правда вкусное блюдо — похвалила Катя, попробовав лагман.

Камал в это время снова приподнял бутылку с коньяком, намереваясь подлить в Катину рюмку, но она, отодвинула рюмку и категорически отказалась от коньяка.

Тогда он налил ей в стакан апельсинового сока, а себе полную рюмку коньяка.

— «Ешь Катя, не стесняйся! — вульгарно, как показалось Кате, заговорил он, быстро выпив свою рюмку коньяка — Сегодня твой праздник. Не каждый день

поступают в институты».

Кате вдруг стало неудобно — что это вдруг она расселась как принцесса за чужим столом с незнакомым человеком.

— «Мне уже пора — неожиданно заговорила она — кстати, сколько я должна за столь шикарный обед?»

Но когда Катя потянулась к своей сумочке за кошельком, Камал соскочив со своего стула, заявил, что она гость. Нельзя нарушать законы гостеприимства. К тому же у них не принято заканчивать обед, не попив горячего душистого

зелёного чая. После чая он проводит её до дома.

Кате пришлось согласиться с этими доводами Камала, но про себя она решила больше никогда не соглашаться на такие «авантюрные» обеды в обществе молодых людей.

На улице уже алел закат, когда они вышли из супермаркета. «На рынок за продуктами придётся пойти завтра» — подумала Катя.

Камал шагал рядом. На нём были белые брюки и синяя рубашка. Сверху был накинут тонкий шелковый пиджак с большими боковыми карманами и с небольшим карманом внутри, в левой части пиджака. В руках у него был объёмистый пакет, но Катя не придавала этому никакого значения. Они прошли рынок, двигаясь по улице «Независимости» и вскоре подошли к дому, где Катя снимала квартиру. При подходе к дому им вдруг встретилась Катина

подруга Саодат, вместе с которой она поступила в институт. Саодат весело поприветствовала Катю, сказав ей что завтра непременно зайдёт вместе с Гульнарой к ней, чтобы вместе с ней пойти на место встречи студентов, откуда они должны будут поехать на хлопок. И конечно же, Саодат запомнила спутника Кати, который явно ухаживал за Катей. Когда Саодат буквально умчалась от них, Катя, возле своего дома, стала прощаться с Камалом, но он обиженно сказал ей: «Неужели Вы не пригласите меня на чашку чая? Кстати, здесь всё к чаю имеется» — добавил он, похлопав по своему пакету».

И Катя не могла отказать в просьбе Камала.

8

Катя жила в однокомнатной квартире на втором этаже. Квартира была небольшой, но уютной. Зайдя во внутрь помещения, она сразу же провела Камала на кухню, усадила на стул, а сама, набрав в металлический чайник воды, поставила на одну из горелок газовой плиты, и горелка сейчас же зажглась, синим приятным огоньком. Тем временем Камал стал вытаскивать из своего пакета лепёшки, виноград, литровую банку с каймаком, шоколадные конфеты разных сортов, бутылку вина и бутылочку коньяка. Увидев вино и коньяк, Катя велела положить их назад в пакет, но Камал, вместо этого положил их под стол, рядом с собой. Пока Катя возилась в небольшом кухонном шкафу в поисках чайных чашек и другой принадлежности к чаю, Камал, не отрывая глаз, любовался ею. Она была похожа на красивую, яркую, заморскую, блистательную птицу, неведомо откуда залетевшую в этот мир,

где в основном проживали девушки с тяжёлыми чёрными, густыми волосами, обрамляющих смуглые, по восточному красивые, лица, с невероятными чёрными глазами, в которых, как в невидимых морских глубинах затаились все их думы, мечты, переживания и желания. Катя же, белокурая, с милым белым личиком, и ярко голубыми глазами, категорически отличалась от всех его бывших и существующих подруг. И вот она в его сетях. «Попалась, птичка золотая — ухмыльнулся про себя Камал — Теперь уж ни за что не отпущу тебя на волю». Но вслух говорить об этом было бы преждевременно. Он всё ещё продолжал притворялся эдаким интеллигентным и воспитанным юношей, хотя разыгрывать эту роль ему уже надоело.

Между тем вода в чайнике вскипела, и горячий пар стал приподнимать крышку чайника, пытаясь её сбросить. Но Катя быстро приглушила его пыл, выключив газ и насыпав сухой зелёный чай в маленький фарфоровый чайник, залила его кипятком. Заварка была готова. Чай получился отменный. Душистый аромат чая мгновенно распространился по кухне. Но Камала вероятно не очень тянуло к чаю, хотя он всё-таки допил налитый ему чай, но тут же налил в свою чашку коньяк и несмотря на возмущение Кати, молниеносно выпил. Катя не ожидала такого выпада.

— Камал, Вам наверно уже пора домой. — неуверенно произнесла Катя.

— Да кто меня там ждёт. Отец с отчётами по торговле или мать с вечными упрёками? — ответил Камал — не хочу я домой. Может быть, я впервые влюбился. Ты мне нравишься, и я никуда уходить не хочу.

— Что ты, что Вы — испуганно затараторила Катя — мы же вообще не знаем друг друга. Ведь это наша первая встреча. А первые встречи всегда обманчивы. Нет, нет Камал, ты не прав. Сейчас же уходи!

— Я ушёл бы — ответил Камал — но ты обидела меня. Не выпила со мной коньяк, как будто я последний человек.

— Нет, я не стану пить с тобой. Прошу тебя уходи немедленно!» — почти закричала Катя и побежала к дверям.

— Куда ты? — мгновенно вскочив крикнул Камал и схватив Катю за руки, вернул её на кухню.

— Сядь! — жёстко сказал он и грубо усадил её на стул.

И тут только Катя заметила, что всё в нём переменилось. От его интеллекта и следов не осталось. Лицо побагровело. Глаза покраснели.

— Ты теперь моя… Невеста — добавил он — и с этой минуты я твой человек на всю твою жизнь.

Кате стало страшно, но не привыкшая сдаваться в любых ситуациях, она громко ответила Камалу:

— Мы живём ни в диких временах, а в цивилизованном государстве. И ты не смеешь диктовать мне свою волю. Никогда я не буду твоей невестой. Суд покарает тебя за принуждение к замужеству.

— О, как ты слепа и наивна — резко ответил он ей. — В какое время ты живёшь? Где твоя любимая страна СССР со своей справедливостью и заботливостью к

людям. Где твоя родина? И хотя ты родилась здесь, в этом краю, ты славянка, а твоя родина это далёкая, холодная Россия. Ничем ты не привязана к моей стране. Здесь я хозяин и быть тебе моей женой, пока ты мне нравишься».

После этих слов он поднял бутылку с коньяком, налил в Катину чашку и крикнул:

— Пей и не вздумай отказаться!

Но Катя выбила чашку из его рук и чашка, упав на пол вдребезги разбилась.

— Ах! — закричал Камал — Хочешь разбить мою любовь в самом начале её рождения и лишить смысла моего существования? Нет, этого не произойдёт. Смирись дева. Нам предрешено быть вместе.

После этих слов он уже из своей чашки пытался влить в рот Кати своё ненавистное зелье.

Но Катя вновь оттолкнула Камала и теперь уже сама бутылка коньяка упала на пол. Коньяк торопливо забулькал, проливаясь на пол.

Разозлённый этим выпадом, Камал, вмиг позабыл все интеллигентные условности.

— Ах, ты стерва! — завопил он, переходя на свой привычный жаргон, успев схватить одной рукой полупустую бутылку, а другой, не отпуская от себя Катю. — Ах ты, бестия! Теперь я налью тебе коньяк из бутылки прямо в горло твоё.

Он плотно прижал её к стене кухни и ткнув горлышко бутылки в рот, опрокинул её. Но Катя плотно сжала губы, и жидкость пролилась на её грудь

и внутрь тела.

Повторно неудавшаяся попытка Камала вызвала в нём не контролируемое зло, и он неожиданно ударил кулаком ей в голову. Катя вскрикнула и упала.

9