Посох Байбосына
Было время, когда Земля, окутанная лесами, представляла собой рай. Было время, когда наши корни сплетались друг с другом и передавали из поколения в поколение простую истину — умение жить. Деревья находили себе пару и даже влюблялись! При восторженном соитии мужского и женского начала цветы превращались в плоды. Созревая, плоды опадали в благодатную почву, прорастали. Вот она — любовь Земли и Неба!
Столетия сменяли столетия. Росло и множилось живое. Связь миров, как единое целое. Мир растений — душа, нервы и кожа планеты Земля. Земля к нам, деревьям-великанам, относилась по-особенному трепетно и бережно. Каждый из нас был частью единого целого, сохраняя и передавая энергию Света. Ветви тянулись к солнцу, пытаясь дотронуться хоть листочком золочёный диск. Корни впитывали и делились с ветвями мудростью рода. Семена разлетались с помощью ветра и птиц, уплывали с потоком воды, разносились животными и даже людьми на далёкие расстояния.
Было время, когда нам поклонялись, как Богам.
1. Зачёт автоматом
Профессор слыл личностью странной и неординарной. И если он читал лекцию первой парой, то не опаздывали даже студенты «совы», а «жаворонки» кружили у закрытой двери за полчаса до начала «представления», стараясь первыми влететь в аудиторию, как на премьеру. Особый магнетизм речи Профессора и тембр голоса завораживали учеников, как волшебная флейта стаю крыс.
— Господа, мир прекрасен в разнообразии форм и представлений о нём. Но есть тема, которая требует особого внимания и уважения. Время! Вот, что веками тревожит величайшие умы человечества. Некоторые считают, что время, выделенное для чего-то, имеёт начало и конец. Возможно, они правы. Закончится в положенный срок даже моя лекция. Не так ли? Замечу. У всего в природе есть начало и есть… Нет, не конец. Лишь частичное изменение, похожее на смерть, или на затишье перед бурей. Ибо жизнь — вечная материя. Она может трансформировать форму, менять содержание. Но константа всего живого остаётся неизменной. Стремление оставить после себя достойное потомство себе подобных. Жизнь в любом проявлении — благо. Так было. Так есть. Так будет, — лектор вынул из жилетки часы на цепочке, откинул золоченую крышку, улыбнулся чему-то своему, поднял вверх указательный палец. — Слышите? (В аудитории прозвенел звонок). Время гонит нас вперёд и требует уважения.
Лекция подошла к концу, но что-то удерживало студентов на месте. Они будто знали, или чувствовали некий подвох.
— А теперь, дамы и господа, объявление, — так и есть, интрига и продолжение беседы на перемене была обеспечена. — Я срочно уезжаю в командировку, поэтому, вашему слуге, достойно и с пристрастием принять у вас зачёт не удастся.
— Как же так? — аудитория зашумела, затараторила. Аудитория взорвалась! Неожиданные перемены всегда наводят на крамольное и негативное. — Кто останется вместо вас? Так не честно.
— Тише, тише!
Студенты продолжали гудеть, как разворошенный улей.
— Хорошо, — сдался Профессор. — Не будем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, сейчас. «Автомат» каждому у кого с собой зачётные книжки.
— Ура, браво! — зачётные книжки к концу сессии носили всё. На всякий случай.
— Господа, на два тона ниже, пожалуйста. Иначе, передумаю.
Восклицания одобрения сменились на аплодисменты. Так звучит листопад во время дождя.
— Ну-с, начнём с первого ряда. С мест не вставать, не толпиться.
— Профессор душка!
— Наш человек, — студенты встали в длинную вереницу, ожидая зачёта, как манны небесной.
— Сто-о-о-ящий чел, факт.
— Арман, надеюсь, ты как истинный капитан покинешь корабль последним? — только староста не боялся сидеть на первом ряду во время лекций, но сейчас любой из группы поменялся бы с ним местами.
— Армаша, передай мою зачётку на подпись, здесь такая толпа… — Гульназ знала себе цену и всегда пользовалась малейшей возможностью показать окружающим, что может крутить любым парнем в любой ситуации.
— Ар, послушай женщину и сделай наоборот. Получи зачёт последним.
— Фи, грубиян. И ладно, подожду, когда вы рассосётесь.
— Последнее, — Профессор встал. — Тот, кто хочет откосить от сессии и поехать со мной «в поле» на два месяца, тот…
— Я! — прервал преподавателя взволнованный голос с галёрки.
— Меня возьмите!
— И меня.
— Я тоже не откажусь.
— Поехать в экспедицию сможет каждый, кто откажется от «автомата». Любой, кто рискнёт здесь и сейчас сдать экзамен по моему предмету, — гробовая тишина в аудитории, будто нет ни одной живой души. Испарились. Убежали, — …по моему предмету без подготовки. На принятие решения три минуты. Время пошло.
— А если не получится ответить? — всё тот же голос с галёрки подлил масла в огонь.
— Тогда пересдача осенью, раньше не ждите. Дела архиважные, други мои. Итак, по правую руку — экзамен. По левую — «автоматчики», — о том, что Профессора среди студентов зовут «Левша» не знал только глухой. — Меняю свой автограф на вашу зачётку.
Длинная вереница получить халявный «автомат» таяла быстро. Раз. Два. И вот она — заветная подпись самого крутого из преподавателей. Без нервов. Без шпаргалок, зубрежки и переживаний. Легко и просто. Каждый знал, либеральному с виду Профессору сдать сходу предмет мог только гений или сумасшедший.
Через несколько минут в опустевшей аудитории осталось трое. На первой и на последней парте парни, а посередине девушка.
На первой парте восседал староста курса Арман. Несбыточная мечта всех девчонок института. Отличник, обладатель великолепной памяти. Идеальная внешность киногероя: высок, строен, широк в плечах.
На последнем ряду алела рыжая шевелюра Вариса, разгильдяя и баламута, который постоянно напоминал окружающим, что ударение в его имени исключительно на второй слог. Его раздражало, когда старинное русское имя извращали другим звучанием. Гораздо чаще парня звали просто Вар. А девчонки нежно шептали, Варушка. Учился он в полнакала, будто делал одолжение, но умудрялся, тем не менее, сдавать сессию без хвостов. Вар отличался среди сверстников нано технологичным росточком, и впечатлительной натурой.
Ровно посередине красовалась Гульназ. Девушка точно знала, что не упустит возможность, (даже если это одна сотая процента) провести лето в обществе неприступного Армаши. А зачёт «автоматом» пусть летит к чёрту. До осени ещё далеко. Если что, времени подготовиться будет достаточно.
— Тяните билеты, други мои, — на столе рассыпалась пачка тетрадных оборвышей в клеточку.
Билеты. Что в них? Экзаменационные вопросы Профессора всегда отличались оригинальностью.
2. Байбосын
Купец Байбосын водил караваны по Шёлковому Пути почти всю жизнь. Его уважали, а порой и побаивались. Кому захочется связываться с человеком, который одним лишь взглядом мог остановить разгорячённого скакуна и странным мычанием вперемежку с клёкотом превратить дикого коня в послушного друга и помощника.
Ещё мальчиком Байбосыну посчастливилось стать мюридом — учеником старшины общины дервишей. То было странное время, тревожное. Отец намеренно отдал десятилетнего сына в ученики. Дервиш, принявший обед бедности стал для мальчишки вторым отцом и первым испытанием. Из шёлковых одеяний в холщовую рубаху. Что может быть страшнее для избалованного материнской любовью первенца? Мама, милая мама, рыдала и целовала ноги отцу, моля о милости оставить сына рядом. Но тот был непреклонен. Богатство развращает. Что может быть хуже для юноши в эпоху перемен? Постоянная борьба за власть и за новые территории среди соплеменников могла в любой момент испепелить кочевье, спрятавшееся далеко в горах. Мальчиков, выросших выше колеса арбы, не жалели и предавали смерти. А Байбосын был на удивление высок.
Так, Байбосын ещё ребенком впитал знания великих суфиев и понял, золото и серебро не самое главное в жизни, важнее быть сытым. Года два он жил в обители «ханаке» под началом шейха — блюстителя порядка. Иногда бродяжил вместе с наставником, питаясь мирским подаянием. Периодически возвращаясь в общину, Байбосын проводил время в молитвах и постах.
Когда ему исполнилось семнадцать, умер отец, оставив старшему сыну немного скота, юрту и многочисленную семью малолетних братьев и сестёр. Выжить в таких условиях оказалось труднее, чем бродить мюридом по свету. Ещё один голодный рот в семье? Именно поэтому Байбосын напросился погонщиком в караван, уходивший в Китай. Мать отдала сыну немного золотых украшений, и кое-что по мелочи.
Байбосын вернулся в кочевье через год окрепшим батыром, способным держать меч. В седельной сумке каждому из семьи были припасены подарки. К счастью, междоусобица не коснулась высокогорья. Лето и осень даровали много забот со скотом. Приятных забот, связанных с продажей многочисленного приплода овец. Жить бы, да радоваться! Но зима принесла лютый холод. Часть скота помёрзла, вокруг рыскали голодные стаи волков и резали овец набегами, истребляя поголовье. Этой же зимой умерла мать, и на руках Байбосына осталось три сестры и шесть братьев. Самому младшему к тому времени исполнилось пять лет.
Прошёл год скорби. И весной на празднике равноденствия молодой глава рода выдал замуж сразу трёх сестер в одну семью. Их мужьями стали три родных брата. Малышей взяли на воспитание новые родственники. Разделив скот на четыре равные части, Байбосын отдал три из них сёстрам. Новость, что мюрид Байбосын не только не взял калыма за сестёр, но и сам поделился тем, что имел, облетела близлежащие кочевья.
Воспитание и законы дервишей вошли в его кровь — только так можно было объяснить сей странный поступок. Свою четвёртую часть он продал.
С кошелём монет он вновь ушёл в Китай, а затем в Индию по Великому Шёлковому Пути.
Что за человек этот Байбосын? Молодой и горячий батыр? Отчасти да. Несостоявшийся дервиш, готовый делиться с близкими имуществом, не думая о себе? Возможно. Будущий купец? Или глупец, выбравший дорогу вместо уютной юрты, молодой жены и тучного стада овец? Любой из соплеменников имел по этому поводу своё мнение. Но Байбосыну было всё равно. Он знал, что хотел и поступал так, как считал нужным.
3. У старого кострища
— Профессор, посмотрите, — Арман протянул деревянную резную пиалу, — я нашёл это у старого кострища.
— Ну-ка, ну-ка. Сандал? Нет. Что-то другое… Удивительно, — глаза начальника экспедиции искрились от восторга. — Варис, прими находку в лабораторию.
— Да, Профессор! — донеслось с соседней палатки.
— И проверь возраст сего экспоната, как можно быстрее. Возможно, артефакт.
Лаборатория, она же палатка была напичкана разнообразными приборами. Доставить на точку ценное оборудование оказалось нелегко в прямом и переносном смысле. Груз по горам везли на двух лошадях, с трудом договорившись с местными об аренде вьючных животных.
— Так сразу и артефакт, — ревниво прошипел Варис, беря найденный предмет. — Ар, ты её в индийском магазине, когда купить успел? Да липа всё это. Ли-па! Профессор, не может артефакт сохранится так в естественных условиях. Не верю.
— Просто проверь, — отчеканил Профессор. Он вошёл так тихо, что ни Арман, ни Вар не услышали даже шороха и оттого вздрогнули. — Привыкай делать выводы только после исследований. Заметь, я сказал, возможно.
— Есть, проверить. Армаша, не горюй. Лаборатория — моя стихия. Наша экспедиция не только археологическая, но и с биологическим уклоном, так сказать. Посему, собирай гербарий, фотографируй птичек, это у тебя лучше получается, — рыжая шевелюра склонилась над столом. Парень попытался отщипнуть перочинным ножом частичку древесины. Не получилось. Ещё раз. Лезвие ножа соскальзывало, будто от стекла. — Что за чёрт…
Последующие два часа, используя все возможные варианты, трое исследователей с трудом срезали тончайший слой со дна пиалы.
Предположения оправдались, возраст находки привёл в восторг.
— Ребята, скоро вечер, — очнулся Профессор. — Ар, где ты нашёл эту штуку?
— Недалеко, полкилометра от нас. У старого кострища, я же говорил.
— Так, веди, пока не стемнело. Варис, возьми с собой фотоаппарат. Фиксируй всё: кусты, корни елей, даже следы на земле. Понял?
— Как не понять. А вы секретное оборудование возьмете?
— Обязательно.
Об аппарате, что прислали из России в самый последний день перед экспедицией, первым узнал Арман. И то, чисто случайно.
В тот день Арман помогал упаковывать химические реактивы. В дверь постучали, у порога стоял высоченного роста белобрысый парень. Он вежливо спросил Профессора и скрылся вместе с ним на кухне. Беседа была на удивление короткой. Благо перегородки в современных домах тонкие, их толщина не является препятствием для звуковой волны. За стенкой оговаривали срок использования аппарата. Как и когда вышел незнакомец Арман так и не понял. Человек будто пропал, даже дверь не хлопнула.
— А мне испытать дадите? — Арману не терпелось подержать тщательно охраняемое оборудование в руках.
— Нет, — отрезал Профессор. — Не время ещё. Вперёд, други мои.
Так, налегке с одним фотоаппаратом и с зачехлённым предметом, похожим по форме на обыкновенный термос, трое исследователей вышли из лагеря.
— Помните, два дня назад я утверждал, — тараторил Варис, — что ночью мимо нашего лагеря прошёл человек в странной одежде. Будто воин со старинных гравюр. Под уздцы лошадь вёл. Огромную, метра два в холке будет. В ту сторону и шёл, куда Ар ведёт. Смотрите, следы от копыт!
— Сфотографировал?
— А надо?
— Естественно.
— Надо так надо. Сделано.
Группа продолжила путь. А Вар балагурить:
— Профессор, я понимаю, вы человек особенный, спасибо вам — на зачёте не засыпали, с собой взяли. Я чел иррациональный, знаю. Но уверяю вас, отчасти гениальный. Школу в пятнадцать лет закончил, по возрасту даже в институт не брали. Дядька с трудом, через деканат пробил. Смотрите, какая каменюка! А рядом куст рябины. Валун красивый, щёлкну и его, на всякий случай, — Вариса почему-то морозило, и чтобы скрыть нервное напряжение, парень дал волю словоблудию. — У меня друг в Инете есть, фамилия смешная Рябина. Он тоже из вундеркиндеров. Сейчас с двумя братьями в Сколково лабораторят. Я им помогал расшифровать интересный текст. Говорят, из самой Атлантиды.
— Атлантида? — не удержался от издёвки Арман. — Так ты сказочник. Почему раньше молчал?
— Скажи, попробуй. Засмеют. Мол, салага языком метёт, как помелом.
— Так и есть, — Ар щёлкнул болтуна по голове. — Саечка за враньё.
— Не вру я, не вру! У нас даже сайт был. В него девчонка одна тексты скидывала, которые братья Рябина на её адрес через паутину посылали.
— Фантастика штука замечательная, Варис, но не доказуемая, — Профессор остановился, посмотрел внимательно в глаза болтливому мальчишке. — Странно, вроде правду говоришь. Что, и старшего Рябину знаешь?
— Нет. С ним не знаком.
— А я, знаком. Действительно, есть такой писатель в России. И его приёмным сыновьям недавно выделили лабораторию в Сколково. Они архиважную тему изучают…
— Ваш секретный аппарат оттуда? — гениальная мысль сама слетела с уст Армана.
— Нет, — Профессор понял, что сболтнул лишнее, — не оттуда. Но проверку «в поле» пройти, хотя бы в частном порядке, должен.
Арман промолчал, но подумал:
«Интересная информация. Врать Профессор не умеет. Значит, аппарат, требующий испытания „в поле“ от неизвестного Рябина. Вот когда открылась тайна, почему троечник Вар вдруг с блеском сдал сложнейший зачёт. Варис связан общими темами с какими-то парнями под такой же фамилией Рябина? Всё по знакомству! Везде и всюду, даже здесь! Сейчас я ему выдам…»
— Вот оно как…. — Арман закипал от негодования. Глаза налились кровью. Он уставился на Профессора, будто встретил инопланетянина. — А я вам тогда зачем? Прислугой на побегушках? Арман, принеси сухих веток. Арман, разведи костёр. Арман, возьми срез с корня самого высокого и толстого дерева ели. Арман, то. Арман, это!
— Что-о-о? — повысил голос Профессор.
Вспышка гнева у парня прошла так же быстро, как и появилась. Нужно было как-то смягчить ситуацию. Он понял, погорячился. Ничего не оставалось, как искусно перевести разговор в другое русло:
— Жаль, Гульназ провалила зачёт. Сейчас проблем хотя бы с готовкой не было.
Ар взглядом попросил поддержки. Да, Вариса раздражала горячность сокурсника, но что ни сделаешь ради общей цели.
— Твоя Гульназ повар высшего разряда? Женщина на корабле к несчастью. А у этой маникюр, как когти у птеродактиля. Тоже мне, — Вар недоговорил. Потянул носом, принюхался. — Люди, дымком пахнет.
— Хорошо, что напомнил, — Профессор тоже был немного смущён и с радостью принял правило игры. — Юноши, смотрите, сухостой. Запомните место, на обратной дороге заберём. Я вам такой чай с травами на костре заварю. Не чай будет, песня! А это что?
Впереди поблескивал огонь.
— Древнее кострище! — заорал Арман. — Кто его разжёг? Всё, всё рушится. Я ничего не докажу. Ни одной достойной фотографии, ни одного хорошего анализа почвы и углей. Ничего там больше не найти.
Троица побежала к кострищу.
— Туши, туши! — Арман вырвался вперёд и первым появился на поляне. У разведённого огня копошилась девичья фигурка. Палатка кое-как закреплена за огромный корень ели. Алая материя лениво трепетала на ветру не желая натягиваться, как положено, настоящему жилищу туриста.
— Что? — девушка оглянулась. — Ой, это вы?
— Гульназ? — Арман чуть не плакал, глядя на живой огонь в древнем кострище.
— Армаша, я всё-таки тебя нашла.
— Гульназ-з-с-с, — прошипел Профессор.
— Ба! Красавица, какими судьбами? — нервно захохотал Варис. Он щёлкнул затвором фотоаппарата. Ещё. Ещё раз. Шаг за шагом. Шаг за шагом парень начал фотографировать местность, которая ещё сохраняла следы прошлого. — Стой, не шевелись. Не шевелись, я сказал.
— Смотрите, что я здесь нашла, — Гульназ встала в позу победителя. — Вот!
Варис обернулся и автоматически запечатлел исторический факт. У горящего костра стояла высокая, стройная, как тростник девушка. В одной руке она держала деревянный посох с закруглённым концом. В другой — тряпичный узел из пёстрой шёлковой ткани. Что было в том узле, пока никто не знал.
— Деточка, опусти находку подальше от огня и отойди метра на два, — заискивающе пропел Профессор, расчехляя секретное оборудование. Неяркий свет, как от фонаря, коснулся посоха. Ученый осторожно развязал узел ткани. — Как интересно, будто вчера оставили. Идеальная сохранность. Возраст? — Профессор посмотрел на светящийся индикатор. — Не может быть! Арман?
— Я здесь.
— Забери леди и в темпе вальса отсюда. Я надеюсь, ты хорошо знаешь законы гостеприимства.
— Варис?
— Я.
— Не вижу должной расторопности. Демонтируй палатку и в лагерь. Я буду позже.
4. Китайчонок Ли
Зелёный храм со сводчатыми залами. В палящий зной — шатёр, тенистый сад. Даёт он кров и пищу людям, а птиц бесчисленные стаи находят в нём приют. Что это? Чудо из чудес божественного Света? Да. И дерево, при этом — баньяном люди называют. Из корня одного баньян способен разрастаться в храм. Там ветви-корни-листья-цветы-плоды сплетаются в единое творение. В рощу. В сад блаженный. Защита мира и покоя жизни.
Среди гигантских фикусов — баньянов, сам Будда новое ученье создавал и просвещал народ.
Многие земли обошел купец Байбосын. Он говорил на нескольких тюркских языках. Китайский считал самым сложным, благо что рядом всегда преданный слуга, карлик китайчонок Ли.
Ли купили у диких монгольских воинов, однако он не чувствовал себя рабом в караване. Ему было около тридцати, но ростом с десятилетнего мальчишку.
За свою недолгую жизнь Ли повидал всякого.
В молодые годы Ли служил на женской половине во дворце китайского императора. Он помогал его прекрасным жёнам и наложницам учиться каллиграфии, а так же, носил за ними шёлковую бумагу. Чуть позже Ли попал в мастерскую краснодеревщика, делавшего ритуальные чаши, маски, вазы и посуду для дворца. Маленькие ручки карлика и здесь оказались очень кстати. Ли занимался самой тонкой работой — инкрустацией, используя древесину священных (деревьев): сандала, баньяна, пипала и даже ашока.
Однажды, Ли попал в немилость — испортил при резьбе одну из ваз. За это его продали диким монголам, как забавную живую куклу. Суровым воинам говорящая игрушка быстро надоела. Ли выкинули из юрты на улицу и держали вместе с собаками.
Издевательства, насмешки, постоянный страх, что прожитый день — последний, сделали из человечка забитое животное. Он был уверен, помрёт, как шелудивый пёс. Но судьба смилостивилась, его вновь продали. Новый хозяин, купец Байбосын, не только отмыл и переодел в чистое, но и доверил Ли охранять казну в поклаже купца.
Ли поселился в уютной и тёплой сумке, сделанной из нежнейшей кожи. Трястись на боку верблюда или лошади оказалось не так уж и плохо. Главное — он был жив, сыт, одет и пользовался особым вниманием хозяина.
Как Байбосын догадался, что китайчонок образован, неизвестно. Ли очень удивился, когда ему протянули чернила, перья и свиток редчайшей бумаги. С тех пор карлик с благоговением относился к хозяину, способному видеть то, что невидимо глазу, слышать то, что невозможно услышать, и при этом не болтать лишнего. Ли учил хозяина родному китайскому наречию и с радостью делился всем, что знал сам.
Впервые в жизни Ли чувствовал себя настоящим человеком! Он путешествовал, пусть не по своей воле. Но разве это важно? Важно было другое. Каждый день маленький человечек встречал рассвет и провожал закат в обществе настоящего волшебника. По крайней мере так казалось карлику Ли. А где это: в Индии, в Китае, в степях или песках Азии было не важно.
В один из дней Ли проснулся от шума, прислушался к голосам караванщиков. Караван собирался в путь. Куда теперь двинется хозяин Байбосын?
— Самарканд. Самарканд, — шептали люди, показывая в сторону где на горизонте возвышались белые и бурые утёсы. Караван, груженный товарами, медленно шёл вперёд.
Каменные глыбы стояли по-над долиной, укутанной цветущими садами, как стражи. Они делили территорию на две части: с одной стороны, густая зелень и благодать Всевышнего, а с другой — пустыня, кишащая скорпионами и горячий песок. Караван остановился на отдых в небольшом ущелье. Здесь, на границе жизни и смерти, у небольшого озера рос огромный карагач в окружении кустов тамариска. Вместо листьев нижние ветви карагача были густо покрыты обрывками пёстрой материи.
— Где мы? — Ли подал хозяину пиалу с водой.
— На священной земле. Под сенью священного дерева. Женщины, старики и дети приходят сюда, чтобы попросить благодати небесной или здоровья своим родным и близким. Люди верят, что получат милость, ниспосланную свыше, если священное дерево донест их просьбы. Что ещё нужно каждому в этом месте? Посидеть в тени, умыться, испить чистой воды и оставить лоскут одежды. Особенно часто сюда приходят в годы войн, в надежде на чудо.
Ли поднял голову. Огромное дерево загородило полнеба, оберегая людей от палящего солнца. Чёрный карагач трепетал лентами мирских надежд, будто цвёл.
— Хозяин, это ваша земля?
— Нет. Но здесь я почти дома, — Байбосын снял дорожные сапоги и с наслаждением опустил босые ноги в зелёную траву. — Разведи огонь.
— Мой дом там, где вы, — слуга поклонился и побежал собирать хворост.
Недалёко от гигантского дерева он увидел большую сухую ветку. Видимо она надломилась и упала наземь от непосильной ноши желаний, а может быть и от старости.
Находка порадовала, но оказалась довольно тяжёлой и громоздкой. Еле-еле Ли дотащил ветку до будущего кострища.
— Что это? Тебе мало мелких веток? Как ты посмел!?
— Если я нарушил закон, накажи меня, — Ли упал на колени.
Со священного дерева ничего нельзя унести просто так, Байбосын знал это. Но первым к ветви прикоснулся Ли. Ему и придётся держать ответ. А вдруг это подарок, дар небес?
— Не предавай огню, оставь, — купец поднял сухую ветвь. — Крепкое дерево. Хороший будет посох.
* * *
В далёкой Индии подмогой Байбосыну был посох из дерева сал. Светло-коричневая крупнозернистая древесина с особым смолистым запахом оказалась удивительно прочной, хотя и не подходила для резьбы и полировки. Посох из такой древесины служил долго, но внешне казался чуть корявым, будто его выели муравьи. Рука Байбосына привыкала к шершавой поверхности долго. Но привыкнув, будто срослась со священным деревом.
Жители Индии особо чтили эти деревья-гиганты. Они верили, что Боги делятся частью своей силы и передают божественную добродетель священным деревьям, живущим несколько столетий. Сохраняя полученную энергию, деревья создавали вокруг себя особую ауру и растворяли сознание человека, внушая ему особые чувства во время медитаций. Эта сила увеличивала способности человека во время религиозных служений. Кому как ни Байбосыну знакомо это? Время молитвы, связь со Всевышним. Кому как ни Байбосыну, ученику дервиша не чувствовать особую ауру живого?
Время, проведённое под сенью баньяна и божественных деревьев пипал и ашока забыть не возможно. Но эти гиганты, росли далеко. Там, где нет холодов, и люди не знают, что такое снег. Посох сделанный в Индии, годился только на дорогах этой страны, а Байбосын, сын бескрайних степей и высоких гор, искал не палку, которую можно выкинуть в пути и найти любую другую, он искал настоящий посох. И нашёл его.
* * *
Караван остановился на ночлег у озера. Чуть посвистывая в ветвях, прохладный ветер убаюкал всех. Только Ли не поддался его чарам — он решил сделать для хозяина удобный посох с закруглённой, резной верхней частью. Такой высокий посох, как и его хозяин. Всю ночь трудился мастер у костра. Древесина была жёсткой и слабо поддавалась обработке. Ли не смог содрать кору с древка и решил временно оставить её в первозданном виде. Сколько еще ночей будет в его жизни, чтобы довести до совершенства посох хозяина.
…Утром погонщики нашли карлика мёртвым. Его мозолистую руку и древко посоха обвивала белая змейка. Похоронили слугу Байбосына под кустом тамариска недалеко от священного дерева. И как только люди разошлись, на земляном холмике свернулась клубком всё та же змея.
Караван отправился в путь через день. Байбосын и не догадывался, как он привязался к маленькому человечку. Ему не хватало верного слуги. Кому теперь поручить охрану казны?
Ответ на вопрос не заставил себя ждать. Байбосын опустил руку в мешок, откуда ещё несколько дней назад выглядывала добродушная физиономия Ли. Что-то холодное и упругое обернулось вокруг кисти. Змея! Опять змея.
— Теперь ты пришла за мной? — Байбосын не испугался. Всё когда-нибудь происходит, но почему именно сейчас?
Рептилия сверкнула редким окрасом — белым сетчатым узором по гибкому телу.
— Красавица. Давай. Я жду.
Несколько человек заметили, как Байбосын достал из мешка ядовитую находку, но никто не попытался помочь, боясь спугнуть. Люди ждали развязки. Купец что-то шептал белой змее и не сбрасывал с руки, не топтал её копытами лошади.
— Зачем ты здесь? — вместо укуса, алый язычок, лизнул руку, глаза сверкнули чёрными агатами.
— Ли? Это ты?
Белая змейка скользнула в мешок, проверила, всё ли на месте, высунула голову, внимательно оглядела караван, и вновь исчезла в недрах казны своего хозяина.
— Значит, это дар небес, — Байбосын погладил посох, притороченный к седельной поклаже. — Нет крепче древесины, чем чёрное дерево родной земли.
Как только опасность миновала, караванщики с облегчением вздохнули, и будто ничего не произошло, продолжили изнурительный и опасный путь. О чём они думали? О том, что Байбосын умеет разговаривать со змеями? О том, что Байбосын удачливый человек и его не берёт даже яд рептилий? А может быть о том, что посох, вырезанный рабом Ли из ветви священного чёрного дерева будет охранять не только своего хозяина, но и всех кто находится рядом? Или о том, что казна каравана теперь под надёжной охраной и душа китайчонка Ли вселилась в тело загадочной змеи.
А сам Байбосын? О чём думал он? В памяти проявился образ учителя, который не раз поучал маленького мюрида: «Посох для дервиша или другого путника не просто палка. Как бы ты не передвигался: верхом на лошади или пешком, помни, всегда имей при себе предмет неприглядный с виду. Посох станет опорой в пути или даже защитой. Древко должно иметь удобную форму, определённый вес и размер под стать хозяину. Но самое главное, посох должен быть крепким. Дорога полна неожиданностей, не всегда приятных. Самооборона здесь необходимость. Что за противник попадется, знает только случай».
5. Случай. Посохи и жезлы
В этот вечер в лагере царила особая тишина. Никто не хотел нарушать перемирие, тонкое, как первый лёд. Сказать, что Арман был зол на Гульназ, значит, ничего не сказать. Он был в бешенстве. Это капризная девчонка испортила, всё что могла, да ещё присвоила пальму первенства себе любимой. Где и как она смогла найти посох и узелок с предметами, от которых у Профессора голова пошла кругом? У кострища Арман ничего подобного не увидел, хотя исследовал всю территорию. Значит, что-то особенное произошло, пока он собирал другие материалы для исследования. Но что?
Варис утверждал, что видел лошадь и спешившегося всадника в странной одежде. Возможно, именно всадник оставил странные предметы у кострища. Что же Гульназ? Она утверждает, что угли были ещё горячими, именно поэтому она остановилась здесь на отдых. Как городская фифа вообще решилась на дальний поход самостоятельно? На что и на кого она рассчитывала?
На обратной дороге к лагерю студенты собрали огромную кучу хвороста, но не смогли дотащить всё сразу, поэтому оставили часть на тропе у большого валуна.
Гульназ вежливо попросила поставить её палатку поближе к костру, чтобы ночью ей было теплее и, напевая, принялась готовить ужин, хозяйничая в чужих рюкзаках с провиантом, будто у себя на кухне. Друзья не стали возражать, пусть готовит, если ей в радость глотать дым и пачкать холёные ручки. Интересно, что она придумает особенного из стандартного набора продуктов: картошка, тушёнка, лук, вермишель, сгущенка, и немного пряностей.
Профессор появился в лагере часа через четыре, когда солнце уже зашло, и наступила настоящая ночь. В глазах если не испуг, то точно шоковое состояние. Даже божественный запах горячей пищи из дымящегося котелка не смог удержать учёного у огня, и он поспешил продолжить исследование удивительного материала. Естественное желание любого мужчины сначала подкрепиться, а потом благоговейно предаться отдыху — на него не действовало. Итак, Профессор нервно улыбнулся, подмигнул студентам и скрылся в палатке-лаборатории.
— Сюда не входить, — отрезал взволнованный голос. — Варис, работает ли у нас Интернет?
— Да, — Вар соскочил с места, откинул полог палатки. Профессор сидел спиной к входу и что-то записывал в блокнот, который всегда держал в нагрудном кармане. На столе горкой рассыпаны какие-то образцы в полиэтиленовых пакетиках. — Можно, помогу?
— Последнее предупреждение. Не входить.
— Мы вас на ужин ждём. Все проголодались.
— Ешьте без меня, — Профессору льстила забота о его персоне, но, когда истинный учёный занят делом и в его глазах загорается нетерпение, не следует сбивать мысли человека суетными предложениями бытия.
Повторять не пришлось. Ребята так проголодались, ожидая руководителя, что содержимое первой порции горячей картошки с мясом сглотнули не ощущая вкуса. И только когда густая добавка легла на дно вылизанных тарелок, друзья с благодарностью посмотрели на Гульназ. «Сытый мужчина — добрый мужчина», — говаривала бабушка Гульназ, когда учила внучку готовить. Девичья внешность часто обманчива. За гонором и высокомерным взглядом нередко скрывается доброе сердце, и удивительная способность выживать в любых условиях. Внешняя красота для женщины чаще испытание, чем привилегия. Умение быть гибкой, покладистой, молчаливой — где надо, нередко становится важнейшим плюсом слабой половины человечества. Особенно, если необходимо уладить конфликт.
— Отчего наш Профессор встрепенулся, как золотой петушок на пике, когда увидел огромную палку, что я нашла у костра?
— Глупая, — Арман сладко зевнул, наливая себе чай, настоянный на горных травах. Ему нравилось поучать. — Ты не палку нашла, посох. Чувствуешь разницу?
— Не особенно, — повела плечиком девушка. Она точно знала, как быстро разговорить человека, достаточно просто прикинуться глупой и всякий раз заглядывать в глаза с чувством восхищения и любознательности.
— Понимаешь, даже посох посоху рознь. В древности вот считалось, что посох сделанный из особого дерева, да с заговорами обладал магической силой и в трудную минуту оказывался единственным предметом, который способен помочь по-настоящему. Считалось, данный предмет олицетворяет мужскую силу или даже власть.
— Точно, — подтвердил Варис. — Особенно власть. Жезл Будды означал закон и порядок. А человек, на древних гравюрах, держащий посох с закруглённым концом в левой руке чаще всего оказывался кардиналом или епископом. Бог Гермес в греческой мифологии, Иоанн Креститель, много кто ещё имели особенные посохи. Или вот, помнишь, наброски Пушкина? Там почти все мужчины ходили с тростью. Думаешь, она лёгкой была?
— Уверена, зачем дворянину тяжести носить.
— А вот и нет, вот и нет! — перебил Варис. — Трость весила от трёх до семи килограмм. Рукоятку часто из кости вырезали, металлом с драгоценными камнями украшали и намеренно утяжеляли. Такая трость была как тренажёр, чтобы рука всегда натренирована была — для пистолетов или чтобы шпага, да сабля казалась легче во время сражения или дуэли.
— А я видела на одной репродукции дядьку, он посох с листьями в левой руке держал. Зачем ему живая палка? Она же мягкая, толком не обопрёшься, — не унималась Гульназ, чувствуя, что попала в точку и поток информации, обрушившейся на неё будет очень даже кстати во время сдачи зачёта у Профессора. Откуда он будет знать, где и как получены ценные данные про обыкновенную с виду палку.
— Во даёт, — удивился невежеству Арман. — Как ты вообще у нас на курсе оказалась? Дядька с посохом, покрытым побегами, наверняка был Иосифом Аримафейским*. Историю любой религии знать надобно, голубушка.
— Кто такой ваш Аримафейский я не помню, — разобиделась Гульназ не на шутку. — Лучше хворост принеси, если мужчина. Мышцы ног тоже требуют тренировки. Профессор выйдет, а огонь погас, еда остыла. Не хорошо это.
— Тебе нужно ты и иди, я спать хочу, — недовольно прошипел Арман. — Поддерживать тепло очага, привилегия женщин.
— Ну и пойду, — завелась с пол оборота дерзкая девчонка. — Так и скажи, темноты боишься.
Гульназ резко встала, взяла фонарик и исчезла в ночи.
— Зря ты так, Армаша. Женщин нельзя обижать, к тому же опасно одной в темноте ходить. Ты как хочешь, я следом за Гульназ прогуляюсь. Она права, на утро сухих веток, раз-два и обчёлся.
— Топай, топай, подкаблучник. Я в палатку пойду, меня не кантовать до утра, — Арман зевнул от души.
Варис не нашёл второго фонаря, потому намотал на палку тряпицу, зажёг от тлеющего костра, получился вполне сносный факел. Он представил себя первобытным человеком в огромном тёмном лесу, полном диких зверей и неожиданностей.
Самое удивительное, что неожиданности, причем неприятные, не заставили себя ждать. У валуна, где ребята оставили большую горку сухого хвороста, лежал включённый фонарь и только. Гульназ явно постаралась и забрала половину веток. Но куда она ушла? Возможно, Варис пошёл не по той тропе и девушка сейчас уже в лагере? Тогда почему фонарь оставила? На заданные самому себе вопросы нужно было как-то отвечать. Варис захватил остатки хвороста, чтобы не идти пустым и вернулся в лагерь, неся фонарь в зубах. Факел к тому времени, естественно, погас.
Костер догорал, вокруг никого. Первым делом парень заглянул в лабораторию. Профессор спал, облокотившись на стол. Вот и пусть спит. Вторым делом он заглянул в палатку к Гульназ, хоть и стеснялся, вдруг он не вовремя и девушка переодевается.
— Тук, тук, — прошептал Варис, покачивая легкую материю входа, ответа не последовало. Холодный пот пробил парня, куда делась Гульназ? Откинул полог, внутри никого.
Сердце заколотилось бешено. Где искать пропавшую девушку?
Теперь не до вежливости, и Варис забил в «набат» по железной миске, висевшей в лагере на случай экстренного сбора.
Из лаборатории выскочил Профессор, из дальней палатки выполз Арман.
— Что ещё? Ты на время смотрел? — Арман ненавидел, когда его будили не вовремя.
— Что случилось, молодой человек? — вежливо поинтересовался Профессор.
— Гульназ, — Варис прижался спиной к ближайшему дереву, сполз по стволу. Ноги, не держали то ли от страха, то ли от нервного напряжения. — Гульназ пропала, пошла за хворостом и… пропала.
— Какой хворост ночью? Надеюсь, это неуместная шутка, — не верил в происходящее Профессор.
— Она переживала, что костёр потухнет, а вы так горячего и не поели, — оправдывался Арман.
— Вы здесь на что? — заорал учитель.
«Что-что-то-о-о-о», — отозвалось эхо.
— Понимаете, я следом за ней через минуту пошел, но её там нет…
— Говорите внятней, юноша. Там, это где?
— Мы оставили кучу веток у валуна, недалеко отсюда.
— Я видел, дальше.
— Дальше? — на глазах Вара заблестели слезы. — Дальше всё… Большей части хвороста нет, фонарь, что она взяла в лагере остался лежать у валуна. А Гульназ исчезла.
— Да ладно, мужики, — успокаивал Арман, хоть и чувствовал беду. — Спряталась, наверное, за деревом, наблюдает, как мы здесь волосы на себе рвём. Гульназ, золотко, выходи. Шутка удалась, выходи, я не сержусь.
Ответа не последовало, только ветер будто дразнил, и трепал алый язык открытого входа палатки.
* * *
Искали всю ночь. Обошли все тропинки, буераки, побывали на древнем кострище, в берёзовой рощице. Заглядывали под еловые корни, под коряги и огромные валуны. Кричали, звенели металлической посудой, закинули дрова в костёр, чтобы отблески огня помогли ориентироваться в кромешной темноте. Всё тщетно. Под утро в фонариках сели батарейки, костёр потух, а Гульназ так и не появилась, будто и не было вовсе. Исчезла, как утренний туман. Может, это был сон? Или, на крайний случай, коллективная галлюцинация?
* — Ио́сиф Аримафе́йский — хранитель святого Грааля при дворе короля Сарроса.
6. КТО ТЫ, ДОЧЬ ЛУНЫ?
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.