16+
Последняя пристань «Тепло и уют»

Бесплатный фрагмент - Последняя пристань «Тепло и уют»

Жизнь прожить — не поле перейти

Объем: 190 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Есть люди, как солнце, что греют лучами

Любого, кто просто окажется рядом.

Словами, руками, молчаньем, делами,

Улыбкой и тёплым, безоблачным взглядом.

Есть люди — «рассветы» и люди — «закаты».

Родные, как дом, а есть люди-пустышки.

Есть точки начала и есть не возврата.

Есть Люди. А есть, увы, просто людишки.

Глава 1

Если бы это случилось, ну скажем на войне, или какой — то несчастный случай произошёл бы с ней. Она, конечно же, мучилась бы, но смирилась и душа её не рвалась на части от обиды. Ну, что поделаешь? Судьба.

Но в её истории всё было настолько банально просто. Её судьбой распорядились родители. Самые родные и близкие люди для неё. Роднее которых, только ты сам для себя.

При родах, а роды проходили на дому с помощью бабки — повитухи (деревня шестидесятых, что говорить). Неопытность, халатность, непрофессионализм бабки, или же и то, и другое, а скорее третье, но у девочки оказался вывих тазобедренного сустава.

Это теперь ох, ах, оё — ёй. Да, как же теперь, да, что же теперь. А, тогда это было, как воды напиться, настолько обыденно. Рожали по тринадцать и более детей. Естественный отбор решал всё сам. Да эти роды, даже никто и нигде не фиксировал, хотя бы в какой — то захудалой больничке.

Просто родственники шли в сельский совет, брали свидетельство о рождении ребёнка и вся недолга. Помочь ребёнку в детстве никто из взрослых не подумал. А, отец так даже сказал: Ничего проживёт и так, не такие ещё калеки живут вон и ничего. Да, ещё и своё место под солнцем находят.

И она так и хромала бедняжка, испытывая не человеческую боль, когда сустав выскакивал на дню не одну сотню раз. Ведь боль болью, но она же ребёнок и ей хотелось играть, бегать, как и всем остальным деткам.

Как же нужно было родителям, не любить своего родного ребёнка, чтобы каждый день видеть, как он страдает. Так прошло пятнадцать лет. А тут, так случилось, что её вызвалась забрать к себе, тётка её матери.

Жила она в Москве, а тут приехала, как она сказала — погостить. Одинокая пройдоха, не обременённая семьёй, она колесила по свету, научившись зарабатывать себе на жизнь, минуя физический труд. Но такие подробности о себе, знала, конечно же, только она сама.

Для жителей её малой родины, не исключая и родственников, она была столичной, хорошо устроившейся там, штучкой. И многие из деревенских, даже завидовали ей. А она, сидя по — молодости в тюрьме за растрату, встретила там умного человека, который подсказал ей, как жить — не тужить и, иметь на хлеб с маслом. В тюрьмах сидят люди и умные. И даже очень умные.

Ей это понравилось. Она стала белой монашкой (живущей в миру) и молилась за грехи других, которые щедро ей за это платили. Конечно же, не без психологической обработки, самой Елены Дмитриевны. Но в этом — то и вся соль была, этой затеи.

Люди, к примеру, потерявшие близкого своего человека, особенно в первые дни готовы были на всё, чтобы этот их человек, хотя бы там, в загробной жизни, был счастлив.

Или же, у матери пропадал от пьянства сын, а то — дочь и ей было в пору в петлю самой от такой жизни.

Вот тут — то и выступала наша молитвенница. Она так классно обрабатывала их и запудривала мозги своей жертве, что та с величайшей охотой отдавала ей свои кровные. И, немаленькие, чтобы только она помолилась за душу умершего. Или упросила бога о заблудшей душе в зелёном змие самых дорогих и родных чад.

Глава 2

Матушка Мария, так именовалась теперь Елена Дмитриевна, обещала все блага рая для усопшего. Или же резкое отвращение к пагубной страсти детей, исстрадавшейся матери и, расставалась со своей очередной жертвой. Она кивала быстренько несколько раз рукой на иконы, якобы крестясь и, тут же забывала и о молитве, и о самих просящих. У неё были дела поважнее.

Красивые, холеные чужие мужья, которые доставляли ей немало приятных минут. Из — за одного такого красавчика она и отбывала в своё время семь лет заключения, но это её ни чему не научило. Она продолжала обманывать других, и обманываться сама.

Девочка доводилась ей внучатой племянницей. Конечно же, родня скажем прямо, седьмая вода на киселе. Но родителям Ниночки, она сказала, что сделает из их дочери человека. Да не человека, а человека с большой буквы.

Сама же имела на девчонку свои виды. К этому она пришла не в раз. А, как — то посетив церковь, ну бывают такие моменты и у таких первостатейных пройдох, как она, что им хочется душевной пищи и покоя. Конечно же, не для того, чтобы раскаяться, но бывают.

Там она увидела на паперти вот такую же девчонку, правда на костылях, которой сердобольные прихожане сыпали в ладошку мелочь. А некоторые совали и бумажные деньги.

Время было такое, человек ещё не совсем оскотинился, в отличие от теперешнего. Вот ей и захотелось поставить Ниночку рядом с этой девочкой. Небось, и на двоих денежек хватит. Да ведь церквей в Москве дай Боже. Не здесь, так в другом месте поставлю эту деревенскую дурочку, — размышляла женщина, подсчитывая уже барыши.

Птица была ещё не ощипана, да даже не поймана, а из неё уже готовились сварить суп. Иногда бывает так с некоторыми людьми, что спешат они впереди паровоза.

Хотя у этих некоторых, по крайней мере, многих, получается, опередить события и быть на высоте. У Елены Дмитриевны, как раз выходило именно так. Девчонка росла в семье, где было девять детей. К деликатесам, сами понимаете, она была не приучена.

Так, что бутерброд с варёнкой, ей точно покажется манной небесной, — продолжала мечтать столичная вумен. А такой бутерброд не стоит уж таких больших денег, чтобы ей не купить его. В общем, обдумав всё, как казалось ей основательно, она забрала девчонку к себе, пообещав родителям той, что дочь их устроится в жизни не хуже других, пусть они не сомневаются даже.

Ну, а тем что? Один рот убавился, это же такая радость! Хотя до сих пор не пойму одного. Зачем столько детей рожали, если они, вместо того, чтобы их любить, были родителям, словно камень на шее? Ну да, пусть это остается только их тайной.

Попав в Москву, девочка просто обалдела от всего увиденного. Живя, далеко от цивилизации в своей забитой деревушке, она была просто ошарашена всей этой столичной круговертью и даже напугана. Ну, как же можно не удивиться и, не потеряться здесь, в такой — то кутерьме? Шум, гам, гряк, гром, скрежет. Сверкание огней, дома уходящие в поднебесье своими маковками.

Машины снуют, словно уток в ткацком станке. Успевай, только уворачиваться, иначе в раз окажешься под колёсами. А людей то, людей! Ну, прямо стада гусей, когда пригоняешь их с пастбища, и они мчатся со всех ног к воде. Бегут, крыльями машут, гогочут.

Глава 3

Но ей сразу же и понравился неон вывесок, что освещал город, как в белый день. Да и мигающие всякого рода фонарики прямо очаровали её. Светофоры завораживали. Как это они умеют так мигать, без участия человека, загораясь нужным цветом, в нужное время. Огромные и величественные многоэтажки вызывали уважение. Это надо же, в трёх домах могли поместиться все жители их деревни. Это ли не чудо!

Транспорт, не зависимо, что это было: автобус, троллейбус, трамвай, не говоря уже о такси, могли увезти их с матушкой Марией прямо почти на край света. Так, по крайней мере, казалось ей, молоденькой, неискушённой провинциалке. Девочке из глубинки, прожившей всю свою сознательную жизнь безвыездно, куда — либо.

Да, ей действительно пришлось стоять на паперти многих церквей, которые покоряли её своей высотой, красотой, величием. Сверкающими на солнце позолоченными куполами, звоном колоколов, от которых щемило в груди и почему — то хотелось плакать. Переливающимися от света свечей старинными иконами и трепетными огоньками лампад.

С этих икон смотрели строго и как бы осуждающе лики святых. И ей было страшно и одновременно торжественно приятно, осознавать, что за ней нет ещё этих грехов. Что она ещё не успела нагрешить за свою коротенькую жизнь. Так думала эта молоденькая ещё девочка, с чистым и неиспорченным этим миром сердечком.

Сердечко её было по — детски чистым, не искушённым соблазном жизни; а вот головка, не смотря на молодость лет, работала на равне с мышлением взрослого человека. Если матушка не устроила её никуда учиться, как обещалась родителям Нины, значит, она сама должна позаботиться о себе. Она не будет стоять здесь, всё время, как побирушка в угоду матушке. Это пока. Буквально пока летние месяцы, а там она сама позаботится о себе.

Ей, конечно же, было неловко, что она окажется неблагодарной по отношению к человеку, приютившему её и заботившемуся о ней по мере возможности. Ведь она с её помощью попала в саму Москву, а это было куда, как серьёзно.

Вдруг это знак свыше на её мысли, о которых не знал ни один человек на земле, кроме самой Ниночки. Эти мысли заставляли сердечко девочки биться сильнее и, она даже порой грезила, будто на яву. Вот бежит она вприпрыжку лёгкой походкой, а то танцует словно балерина. Грёзы эти быстро проходили, и, сердечко её рвалось от действительности. Но, как говорят, выше головы не прыгнешь. Всему своё время. Нужно подождать, обжиться. И уже тогда мечтать по — настоящему. А матушка пусть простит её. Хотя, за что её прощать?

Глава 4

Она сразу же оказалась не нужным здесь человеком для родственницы. Так, как было лето, то спала она на балконе. Да она там находилась всё свободное время, если оно оказывалось у неё. И, чтобы не мешать матушке с её гостями, да и здесь она чувствовала себя, куда как уютней. Была сама себе хозяйка. Кушетка, столик, кресло — качалка. Да это просто обстановка настоящих богачей.

Дома она спала на кровати одинарке, да ещё с двумя малышами, лежащими рядом с ней «валетом». Иногда она не могла заснуть, маясь, на металлической основе кровати, боясь даже перевернуться, хотя и сустав больной ноги дико болел. Просто она не хотела во сне ненароком зашибить братика, или сестрёнку. Или разбудить их. Они ведь ещё маленькие. Испугаются со сна, закричат.

Да не дай бог разбудят родителей. Тогда уже не миновать ей трёпки от них. Им — то с утра на работу, а, как же не выспавшимся? Уж лучше она потерпит, а на уроках, пока руссичка Анна Петровна объясняет новую тему, она покемарит чуток.

Русский язык она очень любила, и он был для неё, словно спелые лесные орешки, которые щёлкаешь, почти не применяя силу. Понятный и лёгкий, как дважды два. Ну, а литературу, она просто обожала. Особенно сочинения, без разницы, на какую тему. Это было для неё праздником души. Там она фантазировала, как только её душе было угодно.

Глава 5

Да, её работы читали старшеклассникам и, если кому — то из них нужно было срочно написать что нибудь этакое, многие без стеснения обращались к Ниночке, не глядя на то, что она была против них пигалица. А потом угощали её вкусненьким; яблоком, или конфеткой. Или же дарили, какой нибудь презентик, как правило — это были книжки.

Ну, а для неё не было дороже подарка, чем книги. Причём любые. Она читала всё подряд. Одни были интересными по содержанию, в других было написано много умных изречений. И то, и другое ей нравилось, хоть и читать их, не было времени. Она бы, конечно читала по ночам, но отец строго следил, чтобы не тратили попусту свет и на ночь выкручивал лампочку. А, до ветру можно и в потёмках сходить, не промахнёшься, — буркал он и ложился спать.

Да родители готовы были и в школу её не пускать. Ведь столько работы по дому, а ей грамота не нужна. Учить дальше они её не собирались, одни только траты впустую. Пусть вон сидит дома, да нянчит детей. От этого больше пользы.

Замуж её, конечно же, никто не возьмёт. Ну, какой она работник в огороде, или поле? А кормить зря ума, ну, если только слабый на голову мужик сдуреет. Но, такая связь никому не нужна. Ещё чего нарожают детей, а кому они нужны эти дети, от таких родителей. С больной ногой, да головой. Нет, пусть лучше дома сидит.

Это был однозначно приговор. Не разумный, не заслуженный. А главное, жестокий. Чем провинилась эта девочка перед самыми родными людьми, что они вот так огульно, решили её судьбу? Разве, только тем, что оказалась именно их ребёнком? Бессердечных, чёрствых и никчёмных людей. Способных лишь рожать детей, не доведя их до ума.

Но всякие комиссии по ликвидации безграмотности строго следили за миссией возложенной на них и такой трюк никто бы не оставил не замеченным, не ходи она в школу. И она, теперь уже здесь в Москве была очень удивлена, как это матушке удалось уговорить родителей, чтобы они отпустили Ниночку с ней?

Ведь она была старшенькой, и всё, что касалось домашней работы и младших братьев и сестёр лежало на её хрупких плечах. Ну да, теперь ведь подросли последующие за ней, двое братишек, а совсем малышей больше не появлялось. Да куда уж больше, и так семеро по лавкам.

Глава 6

А тётка уговорила свою племянницу, то, бишь мать Нины, легко и просто. Пообещав ей, что устроит дочку их в монастырь. И замуж не надо идти, и накормлена, одета, обута будет. Да, ещё и работу посильную найдут ей там. Псалмы читать. Да отмаливать грехи. Возможно и ваши. Чем не работа?

В Москве Елена Дмитриевна имела свою отдельную двушку, плата всё тех же чужих мужей за её ночи любви с ними. И не все они были такими, как тот прохвост, что подставил её в своё время.

Она работала заведующей отделом готового платья в большом магазине, а он был его директором. Вот и подставил свою любовницу под монастырь, а сам остался в стороне. Елена Дмитриевна не выдала его, оттрубив от звонка до звонка, надеясь, вернувшись, урвать с него жирненький кусочек откупа, за её молчание.

Но, выйдя на свободу, и встретившись с ним единственный раз, узнала, что он поднялся за эти семь лет не на одну ступеньку вверх. И предупредил её, что, если она надумает, навредить ему их прошлой связью, он сотрёт её в порошок.

В бараний рог скрутит и тогда ей уже светит намного больше, чем прежние семь лет. И она отступилась. Да пропади он пропадом, этот бандит с большой дороги. Она будет жить, как курочка. Там гребнул, там клевнул и сыт.

Но прописывать эту бедную родственницу, она не спешила.

Кто знает этих деревенских? Они просты с виду, а что у них внутри не поймёшь. Пропишешь, а она со временем и турнёт тебя из родной квартиры. Да и, ведь она молоденькая, хорошенькая, сладенькая. Эти кобели её враз это доглядели. Хорошо хоть, калечка она, а то грех он солон. Останешься у разбитого корыта, а годы они мчатся.

Кажется и она, только что сама цвела майской розой, а теперь перед зеркалом уже почти сухоцвет. Под пятьдесят стукнуло, а если честно, сорок восьмой ей и это не шуточный возраст. Хоть и говорят, сорок пять, баба ягодка опять. Нет, сорок пять, это уже ближе к сладкому, но варенью.

Ей же хотелось побыть ещё в соку. Когда тебя сжимают в объятиях, а ты хрустишь, как спелый арбуз, готовый брызнуть сладким соком. Обворожительной розой, что радует глаз и дарит незабываемые минуты наслаждения глазам и сердцу.

А Ниночка наша жила своей жизнью. Сразу же поняв, что матушка её не контролирует строго. Да, она только привозила её на постоянное ли, или уже новое место работы и исчезала до той поры, когда считала нужным забрать бедную родственницу. Но, почти в одно и то же время, ближе к четырём часам по полудню.

Ниночка же, постояв какое — то незначительное время «на работе», садилась на любой транспорт и уезжала до самой конечной

остановки. Она любовалась на святая святых столицы — кремль, что завораживал её своей красотой и мощью. Она видела раньше его на картинках, но, то же были картинки. Теперь его можно было потрогать.

Потом, погуляв там какое — то время, возвращалась назад таким же образом. Так она изучала незнакомую, но понравившуюся ей столицу. И никто не догадывался об этом. Только лики святых смотрели на неё теперь, как ей казалось строже. Но она крестилась на них и тихонько просила не выдавать её тайну.

А как — то она увидела объявление, на котором приглашали всех желающих научиться кройки и шитью. Курсы были платные, а вот штамп о прописке там не спрашивали. И Ниночка, теперь начала понемножку утаивать от своей работодательницы денежек, но так, чтобы это не бросалось в глаза.

А так, как ей подавали и даже хорошо, то это было и нисколько, не заметно. По крайней мере, матушка была довольна её заработком.

Глава 7

А ещё эта девочка имела в своей головке мечту. Да не имела, а прямо лелеяла. Мечта эта ей казалась несбыточной, но она вертелась в её юной головке. Не давала спокойно стоять, а требовала двигаться. Да, действовать.

Ведь это же сама Москва и, если не здесь, то где же ещё тогда? Она будоражила, заставляла сильнее биться маленькое сердечко и замирать, и сладко трепетать от задуманного.

Потом дым мечтаний рассеивался, а вдруг ничего не получится, — как бы впадала в панику она. А, вдруг это навсегда, и она не сможет никогда порхать, как бабочка с цветка на цветок, а только испытывать каждодневную боль, волочиться своей несуразной походкой и ненавидеть свою тень, которая говорила сама за себя.

Как это сделать, она, конечно же, не знала, да и куда, и к кому обратиться, не ведала, но мысли такие захватывали её всё больше и больше. Да, она просто заболела, можно сказать этой мечтой и ни о чём не могла больше думать.

Иногда она от этих мыслей казалась, будто не в себе. Ей не хотелось возвращаться в действительность, ведь здесь опять всё становилось на свои места. Неужели на всю жизнь вот так? — опять грустнела она, и слёзы блестели на её длинных и роскошных ресницах, готовые превратиться в обильный водопад.

Но, надежда, как говорится, умирает последней, а желание её было так велико, что она каждый день шла на свою так называемую работу и протягивала ладошку, в которую сыпались медяки и серебро. А иногда, могли бросить целый рубль.

И совсем из области фантастики, трёшку. Она боялась, поднять глаза, на бросившего её, ведь это целое для неё состояние. Вдруг он передумает. Но, по дающий, быстро уходил, и она, подняв голову, наконец — то, видела уже удаляющуюся мужскую, или женскую спину и принималась мысленно молиться и просить для них счастья и здоровья у бога. Хотя и боялась его, ведь он знал точно, что эти денежки, она спрячет и потратит на курсы кройки и шитья.

А, ей обязательно, нужно, как — то здесь зацепиться. Этот город самый важный для неё. Ведь только здесь ей смогут помочь, и её мечта может осуществиться. Но об этом никто не должен знать.

Она же сама знала, что Елена Дмитриевна, как — то проговорила её родителям, они правильно сделали, что не обратились к врачам, по поводу этого вывиха. Значит, так угодно богу, а что бог сделал, человеку нельзя переделывать. Да и грех это великий.

И матушка ни сном, ни духом, даже не догадывалась, что её проводят, как последнего простачка. И кто? Деревенская, забитая нуждой девчонка, выросшая на хлебе и квасе. И, только у неё, здесь, попробовавшая вкус колбасы, апельсинов, мороженого. Иногда, будучи в хорошем настроении, она «баловала» Ниночку. Нельзя держать человека, работающего на тебя, впроголодь. Ещё взбунтуется. Хотя, куда ей деваться? Она же никчёмная, маленькая, забитая калечка.

А девчонка эта, приехав, уже теперь сама в пункт назначения, стояла недолго тут. А потом спускалась в общественный туалет, где переодевалась в спрятанную от матушки под лохмотьями одежду. Умывалась, причёсывалась и бежала, как могла на троллейбус, который увозил её, на эти самые курсы кройки и шитья.

Теперь Москва была для неё ещё лучше, ещё красивей, ещё могучей. Просто она становилась для Ниночки другом, или, по крайней мере — знакомым. Через свои поездки она узнала много районов, улиц, площадей, скверов и парков.

Отлично ориентируясь теперь в столице, она могла даже подсказать приезжим правильный адрес. Хотя совсем недавно город казался ей страшным чудищем. Теперь же он становился другом, и она начинала любить его по — своему.

Этот город сделает её счастливой! Этот город сделает её счастливой! — мысленно твердила она и спешила в очередной раз подсказать адрес незнакомому человеку. И не так, как некоторые, наобум. Нет, она объясняла всё правильно и обстоятельно, за что получала благодарность и восклицания: Как хорошо вам местным, вы всё знаете. А мы, как в лесу здесь.

Это тоже грело ей душу. А что, если и вправду мечта её сбудется и вдобавок, она ещё и жить будет в самой Москве? — думала девочка. Навсегда. Да, так могут мечтать, только чистые душой люди. Без прописки, без образования, без здоровья. Стоя с протянутой рукой и такие мечты. Это из области фантастики.

Глава 8

А жизнь продолжалась у всех по — своему. Письма домой Ниночка отсылала регулярно. В них она писала по наущению матушки, что у неё всё отлично. Работа у неё не пыльная и не тяжёлая. Заработка хватает на проживание, но лишних денег, чтобы выслать им, пока нет. Уж не обижайтесь.

Да, ведь уже одно то, что у них одним едоком стало меньше, ведь это же что — то да значило. Конечно, ей хотелось послать родным какую — то сумму в помощь, но пока ничего действительно не получалось. Плата за курсы съедала все её сбережения.

На курсах же случилось так, что преподаватель основ кройки, Валентина Семёновна, как — то сразу полюбила эту девочку. А может это просто была обыкновенная человеческая жалость, присущая только русским людям.

Но, она стала с первых же дней принимать участие в жизни этой хорошенькой и такой старательной девочки. Мордашкой она удалась на диво. Огромные, голубые, соперничающие с её бантами глазищи. Носик пуговка, зубки ровные да белые. Волосы, если их вымыть хорошим шампунем, захотела бы иметь любая столичная модель.

Жалко, конечно же, было смотреть на эту девчуху, как она хромает. Сердце Валентины Семёновны было добрым и отзывчивым, и, она решила непременно помочь девочке. Да она уже немало делала для неё хорошего, но всё это казалось женщине сущим пустяком.

Ну, машинку предоставляла, чтобы Ниночка могла сделать домашнее задание, прямо здесь в классе. Нина сказала ей, что дома у неё машинки нет. Выплачивала месячную стоимость курсов, если Ниночка не успевала набрать нужную сумму к сроку уплаты. В общем, она стала для девочки настоящим опекуном и добрым гением.

Девочка из кожи вон лезла в свою очередь, чтобы, хоть как — то отблагодарить свою покровительницу. И это были всякие мелкие знаки внимания, как то — букет цветов, собранный в парке, сшитый передник, или же прихватка из лоскута, который она покупала в специальном магазине очень дёшево. Мелочи, конечно же, но женщину они трогали до слёз, хотя она сама не знала почему.

Шить Ниночке нравилось, но и только. Она понимала, что это не её. Ну, не горела она, сидя за швейной машинкой. Но и своего призвания точно ещё не знала. Не успела определиться. В голове были только мечты и сомнения.

Глава 9

Стоя на крыльце очередного храма, она видела очень много человеческого страдания. Болезни, старость, уже тогда трогали эту девочку. Может потому, что сама знала эту боль, эти страдания. А, может просто имела такое сердечко, неравнодушное к несчастьям других.

Ведь сострадание единственно отличает человека от всех остальных живых существ на земле. Вот выучусь, заработаю много денег, буду помогать всем больным и слабым. Озябшим и голодным. Чтобы не стояли они вот тут с протянутой рукой. Чтоб ели досыта, спали в мягких постелях, не замерзали ни от холода, ни от чёрствости близких людей. Построю им огромный дом и буду всех жалеть.

Так думала эта девочка, стоя сама на этом самом крыльце и протягивая, как и они, замёрзшую в предутренней прохладе ладошку. И всё чаще и чаще стала думать, что это не место для заработка, если иметь в голове такие мечты.

Валентина Семёновна, узнав, что из — за прописки она не может устроиться, ни работать, ни учиться, устроила её уборщицей на этих же самых курсах. Работы здесь не много, а платит швейная фабрика, от которой эти курсы открыты хорошо, — говорила она своей любимице. А там жизнь покажет, что делать дальше.

Ниночка не могла благодарить, она просто рыдала на плече у женщины добрые полчаса. А, как — то, Валентина Семёновна посмела потревожить святая святых девочки. Она, извинившись, спросила, почему та не обратится к специалистам? Ведь в твоём положении можно всё ещё исправить, ты такая молоденькая, хорошенькая.

А куда и к кому обратиться, я подскажу. Нужно перво-наперво, — сказала она и поняла, что задела самую больную, но и самую важную струну души, на тот момент, этого славного человечка. Глаза озёра брызнули такой синевой, что голубизна бантов сразу ушла на второй план, померкнув рядом с ними на несколько тонов, а женщина поняла, что попала в самую точку.

Да, в тайну за семью печатями. В альков, куда разрешается, только законным. Только проверенным жизнью, временем, общими переживаниями, ну и, настоящими добрыми намерениями.

И снова, как и курсы — платная клиника, ведь прописки нет, значит, и лечить тебя никто не будет за здорово живёшь. Но её это уже не страшило. Да она готова работать, не покладая рук, только бы нашёлся этот человек, что помог бы её мечте стать явью.

Старый маститый профессор осмотрел её тщательно, и умело, как это делают большие мастера своего дела. Она была слишком молода, чтобы прочитать по его лицу свой приговор, а он, не выдал его, так как был слишком умён в силу своей профессии и своих, уже давно не молодых лет.

Имея молоденькую жену, четвёртую по счёту, приходится к своим заслугам и регалиям, прирабатывать ещё, чтобы достойно пользоваться молодостью других. Ему было уже далеко за шестьдесят, но он занимался практикой в этой самой платной клинике. Его хорошенькая, молоденькая кошечка, имела отличный аппетит во всём, и поэтому приходилось трудиться, как тогда было модно говорить — как папа Карло.

За всё в этом мире нужно платить, ну, а уж за такое удовольствие, тем паче. Ему уже было трудно каждый день идти на работу, но он продолжал это делать снова и снова. Как говорят, назвался груздем, полезай в кузов.

Вот и сейчас, осматривая эту девочку, он думал, что придётся ей перенести в своей жизни, как морально, так и физически. Но гонорар грел ему душу и он, одев маску добродушия и участия, стал объяснять этой малышке, что дело её не безнадёжно и даже не плохо.

И нужно попробовать, хотя время упущено. Но, если постараться, то дело можно исправить и неплохо. Он видел, как горят её огромные, словно родниковая вода глаза надеждой и у него не хватило сил, погасить их одним словом.

Ему часто приходилось это делать, и совесть его уже почти не мучила. Ложь во спасение, так он всегда говорил медсестре, ассистировавшей ему.

Он самолично написал несколько записок, куда следует, куда надо и кому надо. Он не по имеет материально от этого абсолютно ничего, но почему — то решил помочь в очередной раз.

Может, вспомнил себя мальчишкой, приехавшим покорять Москву и поначалу, тыкавшимся во все углы, как слепой кутёнок. Судьба засчитала ему все эти попытки, и он нашёл свою дорогу в жизни. Пусть и эта девочка попытается ухватить свою удачу, хотя бы за хвост, возможно ей ещё повезёт, хотя стопроцентной надежды однозначно нет.

Но, что — то должно получиться. Он будет просить своего друга, хорошего специалиста в этом профиле и даст бог, он поможет этим глазкам не померкнуть. Вон, какая синева в них полыхает. Ну, как можно загасить её. Да, грех это великий, а он не хотел брать его на душу. Там и так их достаточно.

Хотя, преступная халатность горе родителей уже натворила делов. Но, будем надеяться на лучшее. Он даже воспрянул как — то, будто он сделал, что — то очень и очень хорошее и ему за это заплатили хорошие деньги.

И он, даже полез в карман, словно хотел проверить, так ли это. Но и, найдя карман пустым, он не расстроился. На душе было, как — то легко и хорошо, хорошо.

Да, ему просто захотелось помочь очередной жертве, то ли обстоятельств, то ли преступной бессердечности родителей, если говорить уж прямо и без обиняков. Он помог устроить её в госпиталь, где оперировали пациентов из любой точки СССР. Прописка тоже не имела значения.

А, вдруг, что — то правда выйдет и на этот раз у Егора Николаевича, — думал он. Она ещё такая молоденькая, привыкнет и к очередному состоянию, если уж она про хромала столько лет. Ей шестнадцатый. Да, это годы самые лучшие у человека и её очень жалко, но, что сделаешь. Лет десять назад, хотя бы и результат операции, привёл бы её в восторг, да не только её. А так слишком поздно.

Но жизнь диктует свои правила и от этого ни куда не деться, хоть закричи на весь белый свет. Девочка ушла от него окрылённая, а он устало опустился на кушетку и закрыл глаза. Он устал, устал не столько физически, сколько морально.

Ему было невыносимо плохо от людской боли, страданий, муки. Но, всех не пожалеешь бесплатно и он был вынужден брать деньги, как за удачный исход дела, так и за не очень. Се ля ви — такова жизнь.

Глава 10

Она не боялась ни какой операции. А, что её бояться, если она приведёт к долгожданному свету, радости. Боль? Боль она вытерпит любую, только бы стать, как многие девчонки. С быстрой и лёгкой походкой. Бегать, танцевать, смеяться от счастья, нравиться. И всё случилось, но, совсем не так, как она представляла себе своей юной головкой.

Долгие семь месяцев лежания в гипсе, от груди до самых кончиков пальцев. Невыносимая боль, которая подчинялась, только сильнодействующим препаратам. Неудобства. Потом хождение с многокиллограммовым панцирем на костылях.

Падение, но сам ты не можешь подняться, а дома с тобой, только братья и сёстры — подростки, не пригодные для такого дела. И ты вынуждена лежать часами на земле, пока не появится кто — то из взрослых и не поможет встать.

К этому времени, Нину мать привезла домой, по совету доктора, делавшего операцию. Нечего ей дышать тут загазованным смрадом, везите её на чистый воздух, на деревенские продукты. Ей будет нужно много сил, чтобы подняться на ноги, — сказал он.

Матушка, узнав в своё время про операцию, взбунтовалась. Но потом, делать нечего и она смирилась. И, даже, хоть и не часто проведывала в больнице свою внучатую племянницу, конечно же, потеряв всякую надежду на то, чтобы управлять этой девочкой, как ей хотелось. Вот уж упрямая? И в кого только?

Но, чтобы взять её к себе после операции, на какое — то время, не могло быть и речи. Кто будет ухаживать за такой больной, когда у неё самой дел невпроворот? Да и жизнь её личная, не позволяла тратить своё драгоценное время, на такое долгоиграющее милосердие. Годы мчатся, а тут пахнет не одним месяцем. Пусть родители заботятся об этой строптивице. Ну, выдала, так выдала девка.

Родители, не меньше Елены Дмитриевны были расстроены этим шагом непослушной дочери, но, куда деваться. Смирились и взяли девочку домой, хоть и тяготились ею. Она была им нужна на ногах, пусть и не здоровых, но, чтобы помогать. А, тут, такая обуза.

Глава 11

Время не стоит на месте. Здоров ты, или болен. Счастлив и не очень. Говорят, нужно подождать, придёт время. Нет. Время только уходит, причём безвозвратно.

Но, вот и снимают гипс, и Ниночке остаётся, только заставить ножку слушаться хозяюшку. А это, сгибаться, разгибаться и бежать лёгкой походкой на танцы, вечеринки. Ей хочется быстрее дождаться результата операции и похвастаться перед односельчанами, что и она теперь, такая же быстрая, можно сказать — порхающая, а главное — не хромает.

Но, не тут — то было. Самое главное впереди. Она ещё не знает, что её тазобедренный сустав уже не сможет никогда работать. За пятнадцать лет, что она про хромала, головка сустава стёрлась и, его пришлось просто закрепить и оставить без движения.

Первый в её жизни обморок. Чувство безысходности. Значит всё напрасно? Ей никогда не взлететь? Не почувствовать лёгкость движения, быстроту бега? Не кататься на коньках, не ездить на велосипеде? Не танцевать зажигательный твист и шейк? Не, не, не.

Но молодость берёт своё. Она такая. Сильная, смелая, безрассудная. Всё прошло. Она научилась обуваться, надевать чулки. Молодость со многим справляется. Боль физическая постепенно ушла, ну, а душевная? Душевная, так и осталась, замерев где — то глубоко- глубоко в её юном сердечке. Выше головы не прыгнешь, вот уж права пословица.

Походка её, конечно же, не стала летящей, но и изменилась кардинально. Стала своеобразной. Она больше не хромала, так вроде немного несла бедро. В остальном не уступала большинству сверстниц. Пела, танцевала, хоть и не самые подвижные танцы, но танцевала.

Глава 12

А, как — то на каникулы к ним в деревню приехал мальчишка из столицы, к своим родственникам. Дело молодое, они познакомились. Повстречались. А там и свадьба, и жизнь в Москве. Она, окончив техникум, стала инженером — технологом, всё же лёгкой промышленности.

Но, так уж вышло, что по специальности не работала, а заведовала домом быта. А там выросла и до директора. Работу новую она любила. Родила три прекрасных доченьки (Кесарево сечение). Жизнь, можно сказать, удалась.

Да, не можно сказать, а удалась. Она была, как все. Замужем, дети, работа. Уважаемый человек в своём кругу. Очень общительная, умная, коммуникабельная, умеющая сострадать. Понимающая человеческие проблемы и старающаяся, помочь, если была у неё такая возможность.

Семейная жизнь её не была безоблачна и прекрасна, хотя, такая жизнь, наверное, у единиц. Чтобы прямо всё по полочкам, всё в розовом цвете. Нет, они жили с Егором, как тысячи советских семей. Где — то, он мог позволить себе надраться, как он выражался. Но, у меня работа такая, нервная, сразу находил он оправдание. Нина старалась понять его, не ругалась, не упрекала.

Да и как будешь ругать, если он назвал её, деревенскую девочку не первого сорта своей женой, когда вокруг выделывают вензеля, вон какие красотки. Со здоровыми ногами, которые прямо чуть не от ушей растут. А, она сама, более чем скромная в этом плане. Поэтому многого не требовала от мужа и многое прощала ему. Он отец её девочек и этого было предостаточно уже.

Любовь, какую она хотела бы, она выбросила из головы и сердца, ещё тогда, когда узнала результат своей операции. Она не имеет права на что — то высокое, неземное. Самое большое её счастье, это её девочки, которых она любит больше всего на свете. А без своей придуманной ею любви, она потерпит. А может, её и вовсе нет, этой сумасшедшей любви. Уважение, понимание, вот и вся любовь.

Глава 13

Но, всё было так, пока не грянули лихие, девяностые. Всё, как будто перевернулось с ног на голову. Государственные предприятия стали закрывать. Нерентабельно содержать их, предпочитая коммерческие. Какие они, эти коммерческие и с чем их едят, было ещё не понятно. Но, дом быта, где она руководила, тоже закрылся.

Всех вынудили уволиться и искать другое место работы. Само здание продали под офис, какой — то преуспевающей фирме. Что это за фирма и в чём она преуспевала, никто не знал, но у входа теперь стояли бритые молодцы и без предварительного разрешения и пропуска никого не впускали в здание.

В сорок два года, осталась не удел и Нина Ивановна Назарова, теперь уже. Не девочка, скажем прямо, чтобы её кандидатуру схватили с руками, ногами на новом месте. Да и пришло время, жизнь поменялась в стране. К власти пришли другие люди, с другими взглядами на эту жизнь.

Появились ни откуда хозяева этой жизни, охранники, чтобы эти хозяева могли спокойно заниматься любовью прямо в своих кабинетах, с молодыми секретаршами. Молодыми. Кто они и что они за хозяева, никто не знал, но приходилось мириться. Жизнь поменялась кардинально в самой стране. Пришёл капитализм чистой воды.

Нина Ивановна осталась на обочине дороги, недавно ещё такой ровной и гладкой, казалось бы. По состоянию здоровья, инвалид второй группы, какая никакая пенсия. Дети взрослые, уже работают. А тут приспели внуки. Ну, а если у тебя есть эта радость в жизни, то в большей степени ни какие другие дела, тебя почти не интересуют.

К этому времени она была уже не обременена узами супружества. Может с появлением детей, а потом внуков, стала меньше уделять внимания супругу, а может, просто он поддался дани моды. Седина в бороду, а бес в ребро. Нашёл себе молоденькую, но с ней не сложилось. И были потом ещё несколько и молоденьких, и не очень. Но разгульная жизнь ему приглянулась больше семейной, и, он пустился во все тяжкие, в этот разгул.

Чтобы уж очень переживать, она конечно же не переживала, но ночью, украдкой от близких своих, нет- нет да роняла слезу, в подушку, всем женщинам подружку. Неужели жизнь прошла? Но, ведь она ещё и не видела её, как хотелось. Не сделала, что было задумано.

А, как же мечты? Но, это ночью, когда никто не видит. Утром, она снова полна сил и энтузиазма, весела и бодра. Всё у неё хорошо, да даже отлично. И дети радуются на свою мамочку, а она счастлива, что они у неё всё — таки, есть. Смысл всей её жизни. Её необыкновенная радость, её опора и надежда.

А однажды случилось так, что она схватила ручку и стала писать. Текст сам ложился под пером. Да, она его видела перед глазами. Он стоял перед ней, как раскрытая книга. Сама она не понимала, что с ней происходит. Будто какое — то наваждение.

Из под её пера, появлялся на свет целый роман о любви. О любви, про которую она сама, только мечтала. Может, это был крик души, которой не хватало этой самой любви? Кто знает. Все дела, как бы отодвинулись куда — то. Дочки и зятья недоумённо переглядывались, внуки на время занялись играми, чтобы не мешать и не отвлекать бабулю от её дел.

Неделя упорного труда и работа закончена. Триста шестьдесят страниц — мелкого убористого текста. Когда книга была издана и стала пользоваться спросом у читателей, а тогда ещё читали, её, как будто прорвало. Идея порождала идею, сюжет за сюжетом сменяли друг друга.

Глава 14

Боже! Боже! Ты вспомнил про меня, — шептала Нина Ивановна, как когда — то, так шептала молоденькая девчушка, Ниночка, мечтавшая бегать ножками, как все здоровые девчонки. Танцевать и порхать, как бабочка с цветка на цветок.

Но время неумолимо бежит. Не успела оглянуться, как ей уже под пятьдесят. Хотя говорят же, сорок пять, баба ягодка опять. А, тут каких — то три года плюсом. Ну и что, что сорок восемь? Жизнь продолжается и каждый период жизни хорош по — своему.

По всей жизни она не обижала старость; сирых, убогих, обиженных она не пропускала мимо, не оказав посильную помощь. На её руках умерла матушка Мария, показавшая Ниночке, сама того не желая, путь к свету, который ей был необходим, как воздух. Тогда.

Валентина Семёновна осталась для неё по жизни самым добрым, самым значимым человеком на земле. Она была частью её семьи, и Ниночка никогда не проходила мимо судьбы этой замечательной женщины, показавшей ей самой свет в конце тоннеля.

Она помогала теперь в свою очередь пожилой женщине. Да, она была частью её семьи. Ведь, семья, это не только родные по крови. Это люди, с которыми тебе тепло и комфортно. Валентина Семёновна была таким человеком, с которым ей было тепло. Она не могла представить себе жизни, без этого замечательного во всех отношениях друга, наставника. Да, она для неё была больше, чем мать.

А тут воспоминания детства ярко пришли, каким — то всполохом. Она представила себе обиженных судьбой и родными стариков и захотела помочь этим беднягам по — настоящему. Вспомнились ей паперти церквей, где она стояла с протянутой рукой.

Но, ей повезло в жизни больше, чем тем, кого она видела, бывая иногда в храмах. Если быть до конца честной, ходила туда редко. Дом, работа, дети, заботы, а о душе думать, как следует, всегда не хватало времени. Теперь она поняла, пришло это самое время.

Хотелось ей курировать и спонсировать дом престарелых. Чтобы последние годы свои, люди, попавшие туда по неизвестной причине, пожили, как того заслуживала старость. Просто старость, в независимости, хорошим был человек, или не очень на дорогах своей жизни.

Глава 15

Она выбрала рядовой, как десятки похожих друг на друга. Давно без ремонта, с неухоженной территорией двора. Директор сего заведения, чопорная, быстроглазая Маргарита Сергеевна Западня, почему — то сразу не очень глянулась ей.

Но, ведь помочь нужно было не Маргарите Сергеевне, а её подопечным. А помочь нужно непременно. Это кричало прямо из каждого угла этого богом и людьми забытого, так называемого приюта.

Ни мебели стоящей, ни удобств человеческих здесь не было, и это было видно невооружённым глазом. О еде думается, говорить даже не приходилось. Какой дом, такой и стол, по всей видимости. Хоть и говорят, не красна изба углами, а красна пирогами. Но, Нине Ивановне так не казалось. Ни углов здесь настоящих не было, ни тем более, как ей казалось пирогов.

Старики этого заведения были настолько миниатюрны, что казалось, их всех готовят на конкурс моделей. Только глаза, напоминавшие потухшие угли, да ноги, что они еле волочили, говорили, что это просто старики.

И старики никому не нужные. Не слышно здесь ни смеха, ни шуток. Да, какие шутки? Они казались какими — то тенями, вышедшими из другого мира.

Маргарита Сергеевна много суетилась, лебезила, заискивала, глядела преданными глазами собаки в глаза спонсора и от этого всё больше и больше приводила Нину Ивановну в то чувство, когда человек перестаёт совсем верить другому человеку.

Ну не верилось ей, что в этом заведении может быть хорошо этим потухшим и глазами, и душой людям. А Западня всё выворачивалась наизнанку, расхваливая всех своих сотрудников, да и себя, тоже не забывая.

Вот, если бы немножко денежек нам, так мы бы совсем зажили отлично, — тараторила она. Ведь мне и самой так хочется помочь этим беднягам, но где же взять средства, если у меня зарплата с гулькин носик, — плакалась она. В бюджете, ни каких дотаций, а что было положено, выбрали давно.

Вот, если бы и она закатывала глаза под лоб, показывая этим верх блаженства, уж я бы тогда развернулась. Уж я бы тогда развернулась, — повторилась она. Я бы сделала оазис в пустыне для этих бедолаг.

Ведь сколько им осталось? А живут в таких условиях, что некоторым хочется уже быстрее туда и она показывала глазами полными слёз вверх, из чего нужно было понять, что на небо.

Говорят же, что только там нет проблем. Но и здесь тоже можно жить прекрасно, если бы нашёлся человек добрый, — и она засмеялась, и богатый. Да, чтобы смог расстаться с денежками своими ради этих несчастных бедняжек.

И она ещё раз пустила скупую слезу и щедро вытерла её идеально чистым платком, по всей видимости, никогда не исполнявшим свои прямые функции раньше.

Нина Ивановна впечатлилась рассказом директрисы, хотя и без её излияний всё было видно и так. Да ей и не жалко было своих кровно заработанных. Ей просто не хотелось, чтобы её деньги, совсем не так уж и легко заработанные, попали не по назначению. Она никогда не была жадной, но всегда хозяйственной и справедливой.

Наверное, поэтому — то эти деньги у неё и были. И отдать их, просто так какому — то хапуге, ей совсем не хотелось. Но она вела себя тактично и только попросила Маргариту Сергеевну, показать её владения.

Та, с каким — то пылом и жаром тут же вызвалась сама сделать это и повела новую курочку Рябу, показывать покои (так назывались комнатухи) старых, больных людей, которые по каким — то разным причинам попали сюда.

Всё было убого, сиро и настолько неприглядно, что у женщины заныло сердце. Ей стало просто страшно, видеть всё это и даже появилось ощущение, что это касается лично её. Будто она сама здесь живёт, в этом богом и людьми забытом захолустье. В этих комнатах отдыха, спальнях, коридорах, санузлах. Она передёрнула плечами, словно замёрзла, хотя на улице стоял месяц июнь, выдавшийся в этом году несказанно жарким, от чего и в этом здании было невыносимо душно.

Глава 16

Дом был огромен. Раньше здесь находилось какое — то предприятие технического назначения, не пригодившееся видно новым хозяевам, и они выделили его, как раз по назначению. Для тех, кто уже не имеет силы ни позаботиться о себе, ни претендовать на что — то более сносное, ни постоять за свои права.

Высокие потолки создавали впечатление, что здесь живут не люди вовсе, а муравьи. Комнаты раньше, по всей видимости, были цехами и их перегородили простыми листами ДСП на маленькие клетушки. Человека на три, четыре, а то и пять.

Кровати здесь были с далёких советских времён, что раньше стояли в больницах и детских садах. На окнах старые, разные по фактуре и цвету занавески. Такие же покрывала на кроватях. Стулья по количеству жильцов, столик.

Телевизор, старенький и ещё ламповый, находился в небольшом холле, если так можно было назвать своеобразный отсек помещения, где на данный момент, ютились несколько человек обоих полов. Они обсуждали фильм, только что просмотренный ими.

Нина Ивановна и сама очень любила старые советские фильмы за то, что они были полны глубокого смысла. Вот и теперь эти люди — тени, как бы анализировали игру героев, и горячо споря, в большинстве, защищая слабую сторону.

Фильм назывался « Два капитана» — советский шести серийный цветной приключенческий, по одноимённому роману Вениамина Каверина, снятый в 1976 году и ставший последним для режиссёра Евгения Карелова.

Правда, телевизор, который стоял у этих стариков, не давал им возможности насладиться красками, потому, как был черно — белого изображения. Да, они уже привыкли к серой жизни и, как бы не замечали этого. Главное сюжет, а краски? Каждый видел этот фильм, в своём любимом цвете.

Завидев же, идущих директора и незнакомую женщину средних лет, они притихли и заискивающе стали ждать, что потребуется от них. От них требовалось, подтвердить, как ужасно плохо живётся им здесь, не смотря на старания персонала и руководящих лиц. Что они и сделали незамедлительно.

Западня удовлетворённо крякнула и повела Нину Ивановну обратно в свой кабинет. Та, записав кое какие данные себе в блокнот, стала прощаться с Маргаритой Сергеевной, сославшись на занятость, но пообещав, что дело за перечислением определённой суммы не станет и помощь им придёт буквально в ближайшие дни. Выходя из кабинета, она улыбнулась Западне и пообещала, навестить их в скорости ещё раз. Да, мы теперь будем встречаться часто, сказала она директрисе этого будущего оазиса и поторопилась на выход.

Маргарита Сергеевна поняла это по — своему, так как знала, что спонсоры строго контролируют, куда и как расходуются их вложения. Но, она работала на этом месте слишком долго и знала правила всей этой игры. Уж кто только не приезжал к ним с всякими там проверками, никаких нареканий и нарушений, никто и никогда не находил.

Глава 17

Нищета, она и в Африке — нищета. Что взять с неё. Этого нельзя спрятать и нельзя не увидеть. А, если, это ещё и представлять умело, так тут уж и слепой даже у зреет. А, Маргарита Сергеевна была в таком деле профи. И профи со стажем, иначе она не работала бы уже здесь. И причём, давным давно.

Все кто стоял выше неё, были довольны, этой расторопной и предприимчивой дамочкой. Она умела найти ко всем подход. Да не подход, а подъезд с всякими подношениями, которые были не лишними для каждого из них. Хотя, если разобраться, как следует, всем им хватало с лихвой всего, но жадность, она не имеет границ. Это болезнь своего рода.

Ну, а те, кто стоял на самой нижней ступени этой пирамиды, они здесь не значили ровным счётом ничего. Это только весь сыр — бор из — за них затеян, чтобы отмыть определённые суммы. Которые, попадали прямиком, в карманы руководителей этих структур. А сами старики здесь значились не больше мусора, что выносили служащие каждый день из этого приюта. В общем, жизнь у всех шла своим чередом.

По возвращении домой Нина Ивановна, почувствовала себя совершенно больной. Но болело у неё не тело, хотя болячек хватало. Болела у неё душа за тех, кто остался там, в том огромном- огромном доме, где нет ни удобств, ни тепла. Сердце её обливалось кровью за всех этих стариков.

Ну, в чём, в чём они провинились, разве только в том, что стали старые и слабые? Так ведь это ждёт каждого смертного. От этого никто не застрахован. Ни здоровые, ни больные, ни бедные, ни богатые. Мы ведь не знаем, ни когда родимся, ни когда умрём.

А промежуток времени, от рождения до последнего часа, каждый сам выстраивает по — своему усмотрению. Недаром же, говорят: Каждый, сам кузнец своего счастья. Но это, когда ты молод и полон сил, ты волен поступать с собой, как вздумается. А старость должна быть уважаемой.

Ведь эти люди родили, растили, кормили, учили. Теперь, они не могут делать всего этого, но, ведь они живые. Со своими проблемами, запросами, потребностями. Неужели же они вот так, в нищете и убожестве, должны теперь ждать своих последних дней?

Нет, нет. Она поможет им. Конечно же, она не сможет создать им условия на высоте, но всё же постарается сделать так, чтобы они не чувствовали себя отбросами. И не только общества, а отбросами в прямом смысле этого слова.

Господи, как же страшно — то быть старым и никому не нужным, — обратила она своё лицо к иконе, висевшей в её комнате. Да, Иисус смотрел на неё строго и невозмутимо. Его взгляд был, словно приговор, а ей этого не хотелось.

Она поможет этим людям, не смотря ни на что. А, вот, куда пойдут её денежки, она проконтролирует. Не навязчиво, аккуратненько, тактично, вежливо, чтобы не обидеть Маргариту Сергеевну. Ведь нацепить ярлык проходимца легко и просто, а вот исправить всё наоборот потом, будет очень и очень трудно.

А, порой и невозможно. Как хорошо это сказано у Э. Асадова, стихи которого, она просто обожала.

«Как легко обидеть человека!

Взял и бросил фразу злее перца.

А потом порой не хватит века,

Чтоб вернуть обиженное сердце!»

Хотя с виду она и показалась, слишком угодливой и, какой — то скользкой, лебезящей, что ли, но, ведь это не преступление. Что же делать, если жизнь этих бедняг зависит от того, как она будет просить своих благодетелей.

Поэтому ей и приходится, принимать вид угодливости и смирения. Да, даже унижения и уничижения. За это нельзя осуждать. Этому нужно завидовать, что человек умеет перевоплощаться ради благополучия и спокойной старости других.

Глава 18

Нина Ивановна, даже зауважала эту женщину. Она вспомнила, с каким жаром рассказывала та о проблемах своего, управляемого ею объекта, как переживала за своих подопечных, как волновалась и прямо — таки молила её о помощи.

Как взахлёб, говорила, что они сразу же приступят к ремонту, покупке новой мебели, посуды, продуктов питания, одежды и обуви для стариков. Ведь тех денежек, семьдесят процентов от пенсий, что идут на общее существование этого дома, катастрофически мало, чтобы содержать всё в полном достатке. Дотации, такие же. Ну, что говорить о госфинансировании? Это же копейки. Стоял бы он на балансе коммерческих структур, тут совсем другое дело было бы. А так, это право смешно. Ведь сколько съедают одни коммунальные, не говоря уже о чём — то ещё.

А, на тридцать процентов от пенсии, что остаются самим жильцам, так тут, только рассмеяться, не более того. Это же просто крохи, которых вряд ли хватит даже на личные, какие — то потребности. Да булочку купить, или же конфетку захочется старому человеку. Поэтому — то, каждый меценат здесь встречается, как манна небесная в пустыне.

Конечно же, не без того. Приходится и личину рядить на себя. А, что? От неё не убудет, а её « одуванчикам» всё же, какая ни какая, а радость. И обновки, и кормление в разы лучше.

Но Нина Ивановна очень и очень ошибалась, уж так восхваляя заслуги Маргариты Сергеевны. Эта женщина слишком хорошо умела перевоплощаться, если было нужно. Но, нужно не её подопечным, а ей любимой.

Этому она училась много долгих лет и учителя у неё были, просто отменные. Если бы это было не так, она давным — давно не занимала бы это тёпленькое местечко, которое позволяло ей и её семье, жить припеваючи.

А, весь этот артистизм, ей давался легко и просто. Она ведь уже так отточила своё мастерство на этом поприще, что была настоящей актрисой — профессионалкой. Ей же оставалось, только одно, делать всё так, как того требовали её вышестоящие начальники, что она и делала с великим упоением. Даже можно сказать.

А, что самое главное было в её успехе, так это то, что она научилась подчиняться беспрекословно и вот результат на лицо. И приличный дом, да ведь, не — где, нибудь, а в Москве. Нет, конечно же, не на Рублёвке, но всё же, это дом. И он не в какой — то там Тмутаракани, а в Сокольниках Москвы. Прямо у парка отдыха. Красота, да и только. И не нужна Рублёвка с её престижем.

Дом записан на маму, ну и что же? Всё, что имеет мама, это всё её, Маргариты. Две квартиры записаны на её тётей и завещания уже составлены. Она одна наследница, других родственников у них нет.

Машина, дача, тоже расписаны на кого — нибудь из пожилой родни и тоже всё оговорено в завещаниях, в пользу Маргариты Сергеевны Западни. Да и сами эти завещания у неё, у Маргариты, свет Сергеевны. Мало ли, что может взбрести этим пожилым людям в их башку бестолковую. А так, они про них и забыли даже.

Нет, она подкидывает им на зубок, чтобы забыть было легче об этих квартирах её. Не без этого. Но, право слово, это такие пустяки, что о них не стоит и говорить.

А, что? Жизнь, она промчится, как миг, а вот старость, она бывает очень долгая и страшная. Поэтому Марго, так называют её в деловых кругах, думает о ней денно и нощно. А пример всё время перед глазами. Её «одуванчики», будь они не ладны. Уж так надоели они ей за эти годы, что и не высказать словами.

Но, если не будет их, не будет и у неё самой, достойной старости. Поэтому, придётся потерпеть, ведь всё ради себя любимой. Ради ягодки — малинки, клубнички — землянички спелой.

Возле неё кормятся ещё десятки ртов, но без этого нельзя. Без этих ртов и ей самой в рот положить будет нечего. Так, что нужно делиться. Без этого нельзя.

Глава 19

Они закрывают глаза на её проделки, и значит ей нужно платить им. И она платит, и более чем щедро. Так нужно. Да, ведь и самой ей перепадает жирно намазанный кусок и поэтому, что же жадничать. А то получится, как в том вульгарном изречении — жадность фраера сгубила. И она прямо хохотнула даже своей шутке.

А ей это ни к чему. Ей ещё нужно поработать. Ведь пенсия ещё только грезится, а ей и детей обеспечить надо, да и о внуках не забывать. Она, ведь только себя подстраховала, а у неё трое спиногрызов подрастают. А дети, они ведь до пенсии своей у родителей на горбу сидят. Это теперь актуально.

Маму свою, конечно же, она тоже не забывает, подкидывает и ей, кое — что. Чтобы не выносила мозг, да не грозилась, что дом её, Марго, она продаст, и будет жить кум королю, сват министру. Вот, что удумала, старая перечница.

Конечно же, это только она пугает дочь. Хотя, кто знает, кто знает, что у них на уме, у этих стариканов. Ну да, ничего. Дальше посмотрим, что и почём. Придумаем, что с ней делать, придёт время.

Самой ухаживать за матерью, ей совсем не светило. Ей вон эти пердуны надоели хуже редьки горькой. Да, не ухаживать за ними надоело, смотреть на них каждый божий день. Вот ведь развалюхи — развалюхами, а туда же. Дай им чего — нибудь вкусненького, или новенького. Да, чтобы зимой было тепло, а летом не жарко.

А, во что выливается этот, требуемый ими комфорт для них, ни одна их глупая, пустая голова, даже и не догадывается. Это же просто деньжищиии. И всё это падает, на её голову, а не на их. И она у неё трещит и раскалывается каждый божий день, как сухой, грецкий орех. А им всё подавай, да подавай.

Нет, ничего у вас, милые мои не выйдет. Она не дура, какая нибудь, чтобы вбухивать в них всё, что добывает таким нелёгким трудом. Своя старость не за горами, о ней нужно думать. Её мозг каждый день воспалённо придумывает, как бы копеечку сэкономить, как бы рублик выгадать.

А этим всё мало будет, хоть золотым дождём их осыпь, им не покажется, так. Всё плачут, да хнычут, да возмущаются. А что им — то, казалось бы? На всём готовом живут, ни о чём не болят их пустые головы. Попробовали бы они на её месте побыть.

А, что взамен? Дважды в год на море и, то украдкой, будто на больничном. Да загар потом ещё скрывай. Хорошо, хоть грядки спасают. Можно сказать, что полола через великую силу, будучи — то больной.

Машина, всего на всего « Волга 24», правда, последний выпуск модели. Шубу меняю аж, раз в два года. Ну, еда, правда, на столе не переводится. Всем хватает и масла, и икры, и парного мяса, да морепродуктов с овощами и фруктами. Да, если, уж и поесть, как следует нельзя, то зачем и жить тогда?

А так, детей приходится тайно отправлять, куда нибудь в приличный пансионат отдохнуть. При этом берётся путёвка в простой лагерь, да ещё и во всеуслышание. Чтобы все знали, как на работе, так и все жильцы домов живущих рядом. А то же не оберёшься осуждений, да смакований по поводу и бес.

Сразу начнут копаться в грязном белье. Откуда, да на какие такие кровно заработанные. Вот не социализм, а жить, как хочется — нельзя. Всё приходится скрывать, под всех подстраиваться.

Ну, получается у меня, ну и, что завидовать — то? Нет, надо докопаться, надо дорыться, надо испортить жизнь человеку. А, ведь всё по закону, всё, не нарушая ни каких уставов. Всё с разрешения вышестоящих органов власти.

Но, кому докажешь, если кругом одно быдло сермяжное, бескультурное. Да и доказывать, дороже себе же и будет. Уж лучше немножко поконспирироваться. От неё не убудет, она это знает, не впервой.

Глава 20

Вон, как хорошо она научилась разводить спонсоров. Немножечко театральности и всё в ажуре. И всё здорово, и все довольны. Тётке этой, такой лапши навешала, что мама не горюй. Отвалит, отвалит, как миленькая. Небось, уже сама о старости думает, кошёлка. Да, что о ней думать, если она уже за плечами у неё. Хотя, что ей думать, если такие деньжищи имеет.

Пожалуй, и не заметит, что это времечко настало. Да, хорошо себе живут люди. И откуда только такие деньги? Не иначе воруют по — крупному. Вот бы себе так пристроиться, — думала Марго и подбивала бабки, от ещё не поступившего пожертвования.

Лишние деньги, с ума сойти, — закрыв глаза, смаковала Западня. Это сколько же их нужно иметь, чтобы они были лишними и их, можно было отдать кому — то, просто так. Безвозмездно. Да, бывает же такое? А, может, она чуть с приветом? Кто знает? Да, конечно же, с приветом. Ну, какой человек, в здравом уме и твёрдой памяти, отдаст свои кровные просто так, за здорово живёшь. Факт, с приветом. Или ворованные. Хотя………

Не иначе, пахнет миллионом. Вот бы правда миллион отвалила, эта уж слишком правильная, как показалась Маргарите, спонсорша. Она бы тогда начала претворять в жизнь задуманное ею, очень прибыльное дельце. Хотя, такие, как эта спонсорша, всегда слишком напрягали её саму и, заставляли почему — то, вспоминать о совести. Она чувствовала их за версту, как хорошая легавая дичь.

Но, что о ней вспоминать, если её уже и в помине нет. Она освободилась от неё, вместе со своей невинностью, ещё, будучи школьницей. Да, это и хорошо. Имей она её, разве жила бы теперь вот так, кум королю, сват министру.

Совесть, в наше время, это роскошь и её иметь, могут себе позволить, только очень и очень немногие. Ну, или те, кто с большим приветом в голове. Она, не из таких. Недаром же и фамилия у неё подстать. Последний муженёк, четвёртый по счёту (ну, не везёт с мужиками, что поделаешь) царство ему небесное, наградил её такой красотой, ни дна ему, ни покрышки на том свете. Алкаш недоделанный.

Хотя эта, такая на первый взгляд, предупреждающая фамилия её, играла хозяйке, как раз на руку. Уж, так она иногда выручала ту. Человек, вызвавшийся на контакт с ней, сначала, как бы готовился к схватке, сопротивлению, подвоху. Но, видя саму хозяйку с ослепительной улыбкой, с вежливым обхождением, с приятными манерами, вдруг расслаблялся.

Да, даже просто становился, этаким валенком, или тюфячком, поверившим, в кристальность слов и деликатность обхождения. В общем, терял бдительность и, всё же попадал в западню. К великой радости хозяйки, этой не совсем обычной фамилии.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.