Бесплатный фрагмент - Последняя кицунэ

Пролог

Недалеко от поселка Югавара, что на юге префектуры Канагава, травница Татибана Аой стала свидетелем магии.

Солнце давно уже село, но голоса леса еще не стихли. Где-то впереди в кустах шиповника заливалась зарянка, а в подлеске, шурша листвой, укладывался спать олень. Поздняя осень наполняла воздух приятной прохладой и запахом прелых листьев.

Женщина шла не спеша по знакомой тропе. В сумке мелодично побрякивала посуда, в которой Аой носила подношение богине Инари. Полная луна, взошедшая над горами, освещала ей путь.

Вдруг в стороне от знакомой тропы, травница увидела холодный свет, мерцающий среди деревьев, и остановилась. Это был не огонь и не фонарь. Подкравшись ближе, она притаилась за деревом и не поверила своим глазам.

Посреди лесной поляны на задних лапах танцевала лиса!

Животное в маске из человеческого черепа кружилось и подпрыгивало, грациозно взмахивая хвостом. Череп то вытягивался в звериный, то вновь обретал человеческие черты, переливаясь голубым светом. Черный мех мерцал серебром под полной луной, а маска придавала лисице вид жуткого, величественного демона.

Аой не могла отвести глаз от прекрасного существа. Сердце ее то замирало, то начинало биться быстрее.

Время на поляне будто остановилось. Лес затих, словно сам любовался сказочной сценой. Только звезды и луна продолжали красться по небу.

После долгого завораживающего танца поляну осветила ослепляющая вспышка и лиса исчезла.

Травница еще немного постояла, прислушиваясь к шепоту ветра в кронах деревьев, и осторожно вышла из своего укрытия. Подойдя к поляне, она увидела на земле обнаженного человека, лежащего в позе эмбриона.

Кожа существа была белоснежной и будто светилась, отражая свет луны. Фигурка сначала показалась госпоже Татибане по-детски маленькой и хрупкой, но, подойдя еще ближе, она увидела хорошо сложенную юную девушку. Похожие на водоросли, длинные черные волосы поблескивали в свете луны, разметавшись по белой коже и земле. Женщина представила, как они укроют девушку, будто плащом, когда та встанет на ноги.

Лицо девушки напоминало мордашку спящего ребенка, которому снится, как у него отнимают конфету. Такое сравнение заставило женщину улыбнуться и опуститься на колени рядом с прелестным созданием.

Слегка наклонив голову, травница всмотрелась в спящее личико и увидела в нем отражение своего маленького сына, который погиб двадцать лет назад. По плечам женщины едким теплом разлилась тоска и жалость. Ее сын был бы сейчас немногим старше этой девушки. Сердце Аой сжалось от мысли о том, что тогда она не смогла спасти своего ребенка. Может, взамен судьба дала ей шанс защитить это хрупкое существо, оставленное на милость леса?

Травница залюбовалась аккуратными чертами создания — маленький ровный носик был слегка вздернут, а пухлые губы алели на бледном лице, как ранняя камелия. Черные тонкие брови изогнулись домиком и женщина представила какое грустное выражение увидит, когда девушка откроет глаза.

Аой любовалась чудом на расстоянии вытянутой руки и совсем не думала о том, кем было это существо всего несколько минут назад. Она испытывала странное умиротворение и нежность, глядя на настоящую кицунэ — посланницу Инари.

Длинные черные ресницы вдруг распахнулись и госпожа Татибана вздрогнула.

Не мигая, создание смотрело ей прямо в душу холодным и бесчувственным взглядом. Большие глаза янтарного цвета, с вертикальными зрачками, светились и пугали своей неестественностью на человеческом лице. Теперь оно не казалось таким уж невинным. Замерев, женщина больше не умилялась, в ужасе прикидывая сможет ли унести ноги.

Существо вдруг взвилось, прыгнуло в сторону и, сделав несколько шагов на четвереньках, упало в высокую траву.

Сердце женщины пропустило удар и бешено заколотилось, призывая бежать без оглядки из этого проклятого леса.

Аой слышала как гулко в висках стучит кровь, но ноги сами несли ее через заросли. Запнувшись о корень дерева, она распласталась за земле и вдруг пришла в себя. В голове пронеслись обрывки старинных легенд, которые неутешительно пестрели убийствами. Но вовсе не путники, растерзанные кровожадными клыками, и не старцы, истощенные иллюзиями, были в тех легендах.

Травница вспомнила рассказы о том, как суеверные люди истребляли чудо-лисиц. Невежественные и жестокие, они перекладывали ответственность за свои несчастья на любопытных и неосторожных существ. Без доказательств зловредности животных забивали палками, спускали на них собак и соблазняли отравленной едой. Покровительство великой Инари не спасло их.

Сколько из этих лисиц принимали человеческий облик никому не известно. Много ли было случаев, когда люди действительно видели превращение грациозного животного в человека? Были ли они и вправду злыми, эти существа? Женщине стало мучительно жаль всех этих сказочных лисиц.

Позади в чаще леса послышался всхлип. Аой вернулась к поляне и осторожно выглянула из-за дерева.

В десяти шагах, упав ничком в траву, плакала по-детски, взахлеб, самая обычная девушка. Сомнения и страхи Аой улетучились. Она подошла к плачущему созданию.

Вцепившись покрасневшими пальцами в траву, кицунэ вздрагивала. Белое тело покрылось гусиной кожей. Обнаженная озябшая она вызывала острое желание обнять и утешить.

Аой наклонилась к девушке и накинула ей на плечи свой ватный хантэн. Существо вздрогнуло всем телом и повернуло к Татибане Аой заплаканное девичье лицо. Большие глаза стали обычными, человеческими темными глазами, и больше не угрожали. Она снова походила на обиженного ребенка.

— Не плачь, Мори Хикари. Я тебе помогу. Не плачь! — с нежностью произнесла травница и погладила девушку по голове.

Так лисица-ёкай получила свое человеческое имя, буквально означающее «свет леса». А Татибану Аой больше не одолевали сомнения и страх — она приняла негласное решение.

Луна садилась за лес, близилось утро. Под покровом ночи добрая женщина повела найденную девушку к себе домой, обмотав ее слепящую наготу и хвост своей длинной юбкой.

Бедняжка кицунэ не умела говорить и только издавала звуки, похожие на тихое мычание. Двигалась она как пьяная, едва переставляя ноги.

Пробираться по темному лесу было непросто. Госпожа Татибана поддерживала неуклюжую девушку за талию. Они то и дело спотыкались о камни и корни деревьев, но шли вперед.

Женщина размышляла о бедной кицунэ. Вот ведь чудо: из пушистого зверька да такая красота получилась. Воистину, велика сила богини Инари! Аой поглядывала на кицунэ и понимала откуда берутся легенды. Если даже у пожилой женщины сердце дрогнуло, то какова же будет реакция мужчин поселка на такую неземную красоту? Грации ей еще не хватало, но это, наверное, дело времени!

Добравшись до поселка, они пошли по дороге, освещенной редкими фонарями. На улице было тихо, даже собаки молчали. Женщина боялась, что те, почуяв неладное, будут бросаться, но было спокойно. Кицунэ уже не тряслась от страха и, повторяя за Аой, шагала увереннее. Когда они подходили к дому Аой, девушка с любопытством озиралась по сторонам.

Заведя кицунэ в свой скромный деревянный минка, госпожа Татибана с облегчением вздохнула, закрыла сёдзи и включила свет. Она валилась с ног и решила, что вымоет и накормит Хикари утром.

Расстелив футоны посреди васицу, женщина легла прямо в одежде и поманила гостью к себе. Девушка уселась рядом, разглядывая обстановку дома и принюхиваясь к незнакомым запахам. Аой наблюдала за ней, пока не уснула.

Утром травница обнаружила свою подопечную у себя под боком. Хикари крепко спала, свернувшись клубочком и изредка пофыркивая.

Аой не переставала удивляться ее доверчивости. Прямо как только вылупившийся утенок принимает за мать первого встречного, так, видимо, и эта кицунэ прониклась добротой человека.

Женщина погладила спящую девушку по шелковистым черным волосам и заметила в них седые нити.

— Намаялась, бедная? — шепнула Аой. — Раз уж Инари-сама решила испытать нас, давай постараемся, дочка.

Часть 1. Последняя кицунэ

Если охватить наш мир

Он поместится в игольном ушке

Если мы от мира убежим

И никого не будем слушать

Выйдя в солнечный эфир

Превратимся в солнца лучик

Отрывок из песни «Последняя кицунэ» группы TORI

Деревня стариков

Молодая женщина с пятилетней девочкой приехала в Ямакита-мати. Сойдя с автобуса, они еще целый час пешком добирались до деревеньки, не нанесенной на карты.

Прогретая солнцем грунтовка петляла, поднимаясь в горы. Птицы щебетали, перекликаясь с цикадами. Лес благоухал под жарким июльским солнцем. Облака над горами вдалеке сбивались в причудливые ватные кучи.

— Смотри, там облако, похожее на толстого кота! — воскликнула женщина, показывая пальцем на горизонт.

Женщина вдыхала ароматы горных трав и улыбалась, прикрыв глаза. Девочка семенила рядом, настороженно разглядывая окрестности сквозь пушистую рыжую челку.

На входе в Дзюкай-мура их встретила сухонькая старуха лет семидесяти в синем костюмчике, напоминающем пижаму. Молодая женщина сразу поняла, что у старухи проблемы со зрением. Опираясь на трость, она щурилась и вытягивала голову вперед, пытаясь разглядеть пришельцев.

— Милая, ты из Ямакита-мати пришла? — заговорила бабка шелестящим, но, на удивление, бодрым голосом.

— Мы приехали из Югавара-мати, — поклонилась молодая женщина, не выпуская из руки крохотную ладошку девочки. — Слышала в этой деревне живут одни лишь старики и решила, что им не помешает наблюдение терапевта. До города тут далековато.

— Что есть, то есть! — вздохнула старая. — По магистрали ходит междугородний автобус, но до нее поди доберись — полчаса ходу пешком, если не час! А ты, милая, врач, я полагаю?

— Верно, я терапевт, — ответила женщина и, едва сдержав улыбку, бросила взгляд на рыжеволосую девочку рядом. — Мы с дочкой как раз искали уединенное место. Хочется пожить вдалеке от городской суеты и на чистом воздухе…

— Ох, ну этого у нас в избытке! — перебив, воскликнула бабка.

— А может, у вас тут и дом в аренду сдается? — спросила женщина, поправив потрепанную спортивную сумку на плече, и как-то жалко поникли ее плечи. — Нам любой подошел бы.

— А то ж! Имеется такой. Ты давай-ка, меня не жди, иди прямо по улице до поворота, постучись в дом с голубыми воротами. Выйдет старый ворчун Сакай — скажи, что Накатоми велела отвести вас к дому Надзимуры, — зачастила старая, активно жестикулируя, будто птица, что вот-вот взлетит. — Это единственный свободный дом, который не стремится развалиться от малейшего дуновения. Осмотрись там, а я пока свяжусь с хозяином и приду.

— Хорошо, спасибо вам, госпожа Накатоми, — ответила молодая женщина, снова поклонилась старухе и с надеждой посмотрела в указанном направлении.

Она была удивлена напористостью полу-слепой бабки и тем, что та сама решила взять на себя поиск жилья для незнакомки с ребенком. Старуха не задавала лишних вопросов. Обычно и взрослые, и дети норовили познакомиться с рыженькой малышкой, а эта едва взглянула. Даже не спросила ее ли это дочь. Может, незнакомка ее украла и скрывается!

Держа молчаливую девочку за руку, женщина пошла по улице. За спиной послышался громкий голос старухи — она позвонила хозяину того самого дома.

Деревня, утопающая в июльской зелени и цветах, выглядела прилично. Относительно новые дома перемешались с традиционными минка, даже старые заборы стояли ровно, а дорога была посыпана мелким гравием.

Они остановились у дома со свежевыкрашенными голубыми воротами и невысоким забором. Женщина позвала хозяина и из-за дома вышел седой старик — высокий, худой и грозный.

— Ты еще кто такая? — злобно воскликнул он, на ходу снимая огромные рукавицы.

— Здравствуйте! Вы Сакай-сан? — поклонилась женщина, нацепив свою самую обаятельную улыбку.

— Для такой хамки я Ханаджима-сан! Ишь ты, — усмехнулся старик, сдвинул кустистые седые брови и добавил с еще большей резкостью в голосе: — Чего тебе? Будешь втюхивать какие-нибудь новомодные штучки? Мне ничего не надо, кыш!

Вот же старый хрыч! Даже не поздоровался! Обычно она очаровывала каждого встречного мужчину своей миловидностью и приятным голосом. А у этого, видимо, проблемы и со зрением, и со слухом!

Старик подошел ближе к забору и увидел пушистую рыжую головку девочки. Ему стало интересно, кто же это спрятался за мамкину юбку. Оперевшись локтями о забор, он со скучающим видом протянул:

— А это что за Танпопо у тебя тут?

— Это Юмико, моя дочь, — заулыбалась женщина, погладив рыжую растрепанную макушку дочки. — Меня зовут Мори Хикари. Извините за беспокойство, Ханаджима-сан. Нас к вам отправила госпожа Накатоми. Мы ищем жилье в вашей деревне.

— А-а-а, ну так бы сразу и говорила, — проворчал старик, не отрывая любопытного взгляда от рыжей девочки.

— Она сказала, что вы проводите нас к дому некоего Надзимуры. Кажется так…

Пытаясь сгладить первое впечатление грубого старика, Хикари торопливо рассказывала откуда они с дочкой приехали и почему хотят поселиться здесь — заученная наизусть легенда о свежем воздухе и покое, в которую она и сама почти поверила.

Старик с интересом разглядывал Юми, едва не расплываясь в улыбке, и совсем не слушал ее мать, рассеянно кивая.

Рядом с высокой Хикари, девочка казалась крошечной, едва доставая макушкой до запястья матери. Волнистые волосы до плеч над светло-зеленым платьицем делали ее похожей на яркий цветочек, а взгляд исподлобья и веснушки на вздернутом носу придавали ей вид маленького хмурого лисенка. Девочка совсем не похожа на мать — уж точно не японец ее отец!

Хикари было неловко от того, как старик пялился на ее дочь. Она неосознанно оттеснила девочку к себе за спину. Дед хмыкнул, вышел за ворота и только кивнул женщине. Она последовала за ним по дороге, держа дочь позади себя.

В деревне было немало заброшенных домов, а пришельцам сразу предложили хоть и небольшой, но довольно чистый и современный дом. Старая Накатоми присматривала за ним по просьбе хозяина. Домик был небольшим двухэтажным строением на окраине деревни, с видом на долину. С одной стороны его подпирал лес, а с другой — нежилой крошечный минка. Позади дома виднелся небольшой сад, заросший травой и шиповником. В доме была вся необходимая мебель и посуда, электричество и водопровод. На первом этаже располагалась гостиная со стеклянными амадо и видом на сад. Кухня, ванная и туалет были крошечными. Деревянная лестница с забежными ступенями вела на второй этаж, где были две небольшие комнаты по девять татами.

Одна спальня была детской. Подоспевшая Накатоми сообщила, что когда-то хозяин жил здесь с сыном. Обои были светло голубыми с белыми рисунками комет, звезд и планет, а на окне висели синие шторы с желтыми звездами. В комнате стояла односпальная кровать, письменный стол с книжной полкой и голубой вращающийся стул на колесиках. В стену был встроен небольшой шкаф-купе. Некоторые из вещей мальчика остались в комнате — под потолком висела деревянная модель самолета, над кроватью — большая карта Японии, а на полке лежали два пожелтевших томика манги. Хоть детская и была для мальчика, маленькая Юми от нее пришла в восторг — до этого у нее не было своей спальни и приходилось делить постель с матерью. А уж о своих книгах девочка и не мечтала — обычно Хикари брала их лишь на время в библиотеке.

— Надзимура души не чаял в своем сыне, а после ухода жены так и вовсе помешался…

В комнате повисла неловкая пауза. Хикари почувствовала нотки печали в голосе старухи, когда та говорила о хозяине дома, но не стала ни о чем расспрашивать и поджала губы.

Бабка с задумчивым видом оглядела комнату, будто что-то усиленно вспоминая, и вдруг широко улыбнулась Хикари.

— Я позвонила — он дал добро, — непринужденно сказала Накатоми и мельком зыркнула на девочку, что, держась за материну юбку, во все глаза смотрела на диковинный стул. — Живите бесплатно!

— Да что вы, как бесплатно? — выдохнула ошарашенная Хикари. — Это ведь такой хороший дом!

— Все равно пустует. Хоть присмотрите за ним. Тяжело одной ребенка растить, ему ли не знать. Да и я уже стара ходить на другой конец деревни! — все так же непринужденно отвечала бабка, всем своим видом показывая Хикари, что ничего особенного не происходит.

— Передайте ему большое спасибо! А лучше позвольте позвонить с вашего телефона — я сама его поблагодарю! — не унималась восторженная Хикари, раскрасневшись.

— Не стоит, милая. Надзимура тот еще отшельник, — ответила Накатоми и направилась к лестнице. — Помоги лучше спуститься, а то старая уж и не видит почти.

Не веря своей удаче, Хикари подхватила бабку под руку и повела вниз, совсем позабыв про дочку. Доведя Накатоми до двери, женщина в ужасе поняла, что оставила Юми наверху с придирчивым дедом. Но не успела она и шагу сделать по направлению к лестнице, как увидела Сакая, несущего девочку на руках.

Старик ворковал с Юми, а та с недоумением смотрела на него. Кроме матери, ее еще никто не брал на руки. А с некоторых пор и Хикари говорила, что она уже большая девочка и должна передвигаться на своих двоих.

— Кицунэ-чан согласилась быть моей внучкой! — громогласно сообщил Сакай.

Серьезно посмотрев на Хикари, он тут же заулыбался, повернувшись к Юми. Девочка встревоженно опустила глаза в пол и снова нахмурилась.

Сердце Хикари чуть было не остановилось от слов старика про кицунэ, а взгляд потемнел. Неужели он раскусил наследие девочки? Может, Юми как-то выдала себя? Но не закончив свою мысль, женщина услышала объяснение.

— Надо же, и в кого такая рыжая уродилась? Прямо настоящая лисичка! — ворковал дед. — Накатоми, видала?

— Да уж видала! — мельком глянув на девочку, недовольно ответила старуха, но тут же улыбнулась Хикари и погладила ее по плечу. — Ну мы пойдем, милая! Устраивайся, а если помощь понадобится, то не стесняйся — приходи. Слышь, старый, на выход!

Дед нехотя опустил Юми на пол и улыбнулся. Девочка поглядывала то на него, то на мать, перебирая подол своего короткого платьица.

Дверь за стариками закрылась и Хикари наконец выдохнула. Глядя на растерянную дочку, она плюхнулась на диван, укрытый белой тканью, и поманила девочку к себе, похлопав ладонью по своему колену.

Юми подошла, забралась на колени матери и посмотрела ей в глаза, будто спрашивая: все ли я правильно сделала, мамочка?

Хикари накрутила на палец рыжий локон и чмокнула дочь в макушку.

— Нравится тебе наш новый дом? — с улыбкой спросила она, все еще не веря своей удаче.

— Да! Ты видела, там стул на колесиках и две книжки? — вдруг с восторгом воскликнула девочка, указывая пальчиком на лестницу, но тут же опустила взгляд. — А мы надолго здесь?

— Надеюсь, что да. Тихое место без посторонних глаз и старики такие милые, — Хикари обняла дочку, чтобы та не увидела волнение на ее лице. — О чем вы говорили с дедушкой Сакаем?

— Ну, он спросил где мой папа. Я сказала, что не знаю, — смущенно ответила Юми и добавила: — Тогда он спросил буду ли я его внучкой.

— А почему ты согласилась?

— Из вежливости, — с детской непосредственностью ответила девочка и, отстранившись, спрыгнула с колен матери.

Девочка осторожно подошла к раздвижным стеклянным дверям и осмотрела сад.

— Ну да, этого деда не мешало бы поучить вежливости! — усмехнулась Хикари и подумала, что со стариком нужно держать ухо востро.

Женщина сидела в гостиной, задумчиво подперев ладонью подбородок, а по саду носилась маленькая босая девочка. Глядя на дочку, Хикари не могла сдержать улыбки, но сердце щемило от мысли о том, как долго она не хотела признавать этого ребенка. Зачатая кицунэ и человеком, девочка доставила немало хлопот своей матери и до, и после своего рождения.

Узнав, что беременна, Хикари не могла встать на учет в больнице, потому что не знала, что за существо растет в ее утробе. Когда время подошло, она собрала сумку со всем необходимым и отправилась рожать в лес — ночью, на место, где впервые приняла облик человека. Туда, где восемнадцать лет назад ее нашла деревенская травница Татибана Аой.

Хикари даже допускала мысль о том, чтобы бросить дитя в лесу, если оно родится с отклонениями от человеческой анатомии. Некому было ни помочь ей, ни пристыдить за эти мысли, ведь старой Аой к тому моменту уже не стало.

Роды прошли быстро и легко, несмотря на отсутствие условий. Родилась обычная девочка с темным пушком на голове и голубовато-серыми глазами. Хикари немного успокоилась и даже устыдилась своего недавнего намерения.

До года Хикари носила дочь в онбухимо на спине. Она не оставляла девочку ни на минуту и не могла ее никому доверить. Вдруг дочь все же унаследовала природу кицунэ?

Приходилось работать уборщицей и подрабатывать в поселковом магазинчике, чтобы можно было брать ребенка с собой. Работу врачом пришлось отложить.

Девочка росла молчаливой, но очень подвижной, соответствуя своему имени — Юмико, что значит «ребенок-стрела». Когда Юми начала ходить, мать приучала ее не отходить далеко. Но внешность девочки все же вызвала сложности. Со временем ее глаза утратили младенческую синеву и стали лисьими — цвета темного янтаря и с вертикальными зрачками. А волосы отрастали, приобретая рыжий оттенок.

Чтобы не привлекать лишнее внимание, Хикари не причесывала буйные локоны девочки, а необычные глаза скрывались под длинной челкой. С младенчества малышка была обучена матерью не смотреть в лица посторонним людям и убегать, если кто-то с ней заговорит.

Юми не ходила в садик и сверстников видела только издалека. Воспитанием дочки Хикари занималась сама. Она пристально наблюдала за девочкой, опасаясь пропустить тревожные звоночки. Юми родилась человеком и не превращалась в лису, как поначалу ее мать, например, испугавшись. Но все же женщину беспокоило то, что дочь имела нетипичные для человека глаза, острый слух и хорошее обоняние. Остальные способности могли проявиться в любой момент и это тревожило женщину постоянно.

Однажды трехлетняя Юми пришла к матери в обличье чужого ребенка, но с лисьими глазами. Хикари перепугалась не на шутку. Дочь объяснила, что крепко обняла красивую девочку и вдруг стала ею.

Хикари поняла, что Юми унаследовала как минимум одну из сил кицунэ — слияние с телом и разумом другого человека. Войдя в чужое тело девочка растворилась в нем, будто исчезла из этого мира.

Это было катастрофой.

Пытаясь объяснить дочке, что так делать нельзя, и что нужно поскорее вернуть украденного ребенка, Хикари почувствовала, как холодеет затылок. Юми с легкостью отделилась от чужого тела, ожидая похвалы. Но Хикари была в ужасе, стоя перед двумя трехлетками на коленях. Одна девочка походила на рыжего босого беспризорника в мятой мальчишечьей одежде, а другая — на принцессу с аккуратным каре, в красном бархатном платьице и блестящих туфельках.

Где-то на детской площадке раздался крик, а за ним пронзительное «мамочка» уже рядом. Увидев обезумевшую мамашу, бегущую через двор больницы, Хикари почувствовала, что прирастает к месту. Паника охватила ее.

— Вы что себе позволяете? — раздалось за спиной над самым ухом. — Я видела, как моя Мичико играла с этой айноко!

Вспыхнув, Хикари мгновенно пришла в себя, вскочила и заслонила растерянную Юми. Сверкнув янтарными глазами на нерадивую мамашу, она угрожающе сдвинула тонкие брови и сжала кулаки.

На несколько секунд замерев, встревоженная мамаша лишь открыла рот. Она схватила найденную дочь и понеслась прочь, бормоча что-то бессвязное.

Впервые в жизни Хикари увидела такое выражение лица у смотрящего на нее человека. Мать украденной девочки смотрела на кицунэ с диким ужасом и отвращением. Это было неприятно, больно и обидно.

— Мамочка, я сделала что-то не так? — раздался растерянный шепот Юми.

Теплая ладошка легонько прикоснулась к ледяным пальцам. Лицо Хикари скривилось в немом рыдании. Опустившись на колени перед дочерью, она вдруг испытала прилив безудержного гнева. В глазах потемнело. Схватив рыжеволосую девочку за плечи Хикари изо всех сил встряхнула ее, будто в немом желании растерзать, раздавить.

Ужаснувшись самой себе, она посмотрела в испуганное лицо Юми и прижала ее к себе, давясь слезами.

Это был не первый раз, когда молодой матери хотелось причинить боль своему ребенку в целях воспитания. Но ей удавалось остановить себя. Она даже прикрикнуть на девочку не смела, будто чувствуя осуждающий взгляд Аой на своей спине.

После этого случая им пришлось уехать из родного поселка. Хикари сама не знала, чего боялась, но находиться там, где уже дважды за двадцать лет проявилась магия, она не могла.

Кицунэ и ее дочь начали бродяжничать по провинциям Японии.

Это было самое сложное время для Хикари. Она постоянно ощущала угрозу. Хоть сама и не попалась ни разу, с момента своего превращения в человека, она тревожилась за Юми. К тому же в родном поселке у нее была хоть какая-то стабильность — постоянная работа и жилье. А скитаясь с маленьким ребенком, она столкнулась с тем, что без применения своих чар не способна ни на что. Ее пугали попытки мужчин сблизиться или помочь, а женщины сторонились ее из-за яркой внешности, которую она была не в силах скрыть. Это усиливало изоляцию и страх разоблачения.

Девочка от этого особо не страдала и все так же доверчиво прижималась к груди матери во сне. Все так же крепко сжимала потной ладошкой ее указательный палец, когда они шли по пыльной дороге — прочь от очередной деревни, где что-то насторожило Хикари.

Она ловила себя на том, что слишком строго одергивает дочь, запрещая ей разговаривать с другими детьми или даже смотреть в их сторону. Женщина с ужасом вспоминала тот случай с девочкой и ее матерью с детской площадки у сельской больницы.

Страхи, которые кицунэ носила в себе, становились сильнее с каждым днем, впиваясь в нее, словно острые когти. Невинные детские порывы Юми или посещение педиатра могли обернуться катастрофой в любой момент. Благо, что здоровье девочки было крепким, а изоляция от других детей помогала не цеплять подряд все детские болезни.

Порой Хикари казалось, что проще было бы исчезнуть — раствориться в лесах, откуда она пришла, увести Юми туда, где нет людей. Но обещание, данное Аой, держало ее в узде. Они не особо приближались к людям, но и не покидали общество совсем. Женщина будто выжидала удобного момента, места или знака. Или человека.

Материнские чувства проснулись в ней не сразу и долгое время это тяготило Хикари. Свое отношение к девочке она сравнивала скорее с привязанностью к домашнему питомцу. Оберегать от злых людей, кормить, купать, выгуливать — она делала это будто по инерции. Ей было проще воспитывать девочку послушной и удобной, но не смотря на то, что страх разоблачения давил на нее, она напоминала себе о своей клятве быть хорошим человеком. А быть хорошим человеком — это быть в том числе и хорошей матерью!

Малышка рано начала говорить, а к трем годам уже была главным собеседником Хикари. К четырем она вовсю интересовалась чтением и письмом. Юми показывала себя очень смышленым ребенком, но все же ее детская наивность могла сыграть с ней злую шутку.

Женщина начала понимать каково было старой Аой растить кицунэ, что то и дело превращалась в лису, подвергая опасности их обоих. Юми же в своей детской наивности ошиблась лишь раз и сразу же усвоила, что сказочные существа не могут жить среди людей открыто. После серьезного разговора с матерью, девочка не отходила от нее дальше, чем на три метра, и беспрекословно слушалась.

Иногда, гуляя по лесу или сидя ночью на пустой детской площадке, женщина наблюдала за Юми и ловила себя то на едком раздражении, то на неистовой нежности к дочке. И от одного, и от другого хотелось выть в голос. Но она не давала себе подолгу думать об этом, будто боялась прийти к какому-то неправильному решению.

Со временем Хикари перестала воспринимать Юми как угрозу. Ведь угрозой было лишь ее наследие. Она смирилась с тем, что ее дочь тоже кицунэ. С тем, что у нее вообще есть дочь!

Со временем Юми заменила весь мир и стала главной любовью Мори Хикари, скрасив ее одиночество и успокоив страхи.

А теперь, найдя приют в этой богом забытой деревне, среди стариков, Хикари смогла позволить себе надеяться на спокойную жизнь. Неужели в попытках найти безопасное место для дочки пролетело пять лет?

Вечером того же дня дед Сакай принес десяток яиц, свежую курицу, а также мешочек риса и баночку кукурузного масла от Накотоми. Не принимая отказа, старик вручил новой хозяйке корзинку со снедью, хмуро поглядывая по сторонам. Хикари поняла, что он искал маленькую Юми.

— Негоже ребенку чем попало питаться! Знаю я вас, городских, — брюзжал старый, и женщина едва сдерживала улыбку, кивая ему с серьезным видом. — Корзину верни потом!

— Вы очень нас выручили, Ханаджима-сан! Что бы мы без вас делали, — с обольстительной улыбкой говорила красавица кицунэ, но впервые в жизни мужчине было плевать, ведь он уже попался, но вовсе не в ее сети.

Отчаявшись увидеть девочку, старик ушел восвояси, что-то недовольно бормоча и потрясая указательным пальцем перед собой.

Женщина постояла на крыльце еще несколько минут и, хихикнув, зашла в дом.

Сегодня будет пир горой! Осматривая сад она уже присмотрела из чего можно заварить чай — цветки чабреца в середине июля самые ароматные!

Удача, которой Хикари сначала едва поверила, наполняла сердце радостью, позабытой за время скитаний и лишений. Безмерно уставшая быть настороже, женщина разрешила себе довериться судьбе и попробовать осесть в деревне стариков.

Хозяйка дома престарелых

Обретя дом, Хикари и Юми еще несколько дней обустраивались и почти не выходили из своего убежища. Нужно было прибраться в пыльном доме, много лет простоявшем без хозяина. Хикари затеяла генеральную уборку, а дочь активно ей в этом помогала. Выбивая паласы и просушивая одеяла, в перерывах они носились по саду, валялись в траве. И смеялись — тихонько, оглядываясь по сторонам, чтобы не привлечь лишнее внимание.

Однако, вскоре жители деревни потянулись со всех сторон, чтобы поприветствовать новых соседей. Старики несли гостинцы для девочки, которую видели лишь мельком, заглядывая через забор. Приносили конфеты, сладкие пирожки и фрукты.

Юми же, приученная скрываться от людских глаз, по приходе соседей пряталась в своей комнате. Но общительные старики не сдавались и хотели встретиться с необычной девочкой.

Хикари поняла, что нужно брать инициативу в свои руки. Иначе это паломничество закончится не скоро! Нужно было самой обойти дома стариков, познакомиться со всеми поближе, произвести хорошее впечатление и сместить их внимание с дочери на себя. Она ведь уже обмолвилась, что является терапевтом, а это для кучки живущих на отшибе стариков было истинным благословением.

Сердце предчувствовало перемены, а желание снова работать врачом заставляло его ускоряться в предвкушении.

Когда-то, еще задолго до рождения дочери, вдохновленная рассказами односельчан о подвигах приемной матери, Хикари горела желанием стать врачом, но свою мечту она исполнила не сразу. Для этого потребовались долгие годы, ведь, обратившись человеком, она не умела даже говорить. Принятая под крыло Татибаны Аой, кицунэ не сразу осознала, как ей повезло встретить эту женщину.

Госпожа Татибана когда-то была медсестрой в столичной больнице. Когда ее пятилетнего сына, заболевшего лейкемией, не спасла современная медицина, женщина впала в отчаяние. Она перебралась в небольшой поселок, начала новую жизнь и стала лечить людей при помощи народных средств. Поддержка соседей и желание помогать вернули ей вкус к жизни. При любых недомоганиях люди приходили за советом к ней. Даже когда в поселок провели телефонную линию и можно было вызвать скорую, за первой помощью бежали к Татибане Аой.

Истории о том, как ее мать лечила людей и принимала роды, вдохновляли Хикари — она помогала матери собирать травы, делать перевязки и ставить капельницы. Так у кицунэ появилась мечта стать врачом.

Пройдя долгий путь, Хикари исполнила свою мечту, но и цену заплатила немалую.

После памятной встречи на зачарованной поляне одинокая Аой решила сохранить секрет новоявленной кицунэ и подарить ей всю свою нерастраченную материнскую любовь. Женщина верила в то, что и животное, и человека определяет не происхождение, а воспитание. Стоит лишь приглядеться к характеру и станет ясно какой подход необходимо избрать, чтобы воспитать хорошего человека!

В первый же день Аой поняла, что лисья богиня Инари подкинула ей нелегкое испытание. Кицунэ была совершенно незрелой и вела себя как младенец, хотя на вид ей было около двадцати лет. Говорить она не умела и человеческую речь не понимала, а потому и рассказать о себе ничего не могла. Женщина подозревала, что Хикари не помнила своей прошлой жизни, и даже если сталкивалась с людьми, то, скорее всего, инстинктивно убегала от них. Нужно было приглядеться к ней, чтобы решить как быть дальше. Но людям из деревни об этом знать не обязательно!

Аой занималась своими обычными делами и поглядывала на любопытную девушку. Та везде совала свой нос и все пробовала на вкус. Прямо как младенец, начавший ползать, и едва освоивший владение собственными руками. Женщина мягко отбирала у Хикари предметы, которые та тянула в рот, и пыталась объяснить для чего они нужны. Девушка внимательно слушала и иногда пыталась повторить некоторые слова.

Хикари так и норовила раздеться и все время чесалась, но помыть кицунэ было той еще морокой! Она боялась воды и попыталась выпрыгнуть из о-фуро, как только намочила свой роскошный хвост. Аой отвлекала ее, как маленького ребенка, и напевала песенку про кота, который не умел плавать.

После купания трудности не закончились. Учуяв еду, кицунэ полезла в миску лицом. Пришлось учить ее сидеть за столом и есть хотя бы руками. А когда любопытная чуть было не перевернула раскаленную хибати, Аой пришлось пантомимой изображать боль и мучения от прикосновения к углям.

Кицунэ также не нравилось носить одежду и есть за столом, а спать она предпочитала на нижней полке осиирэ, свернувшись клубочком.

На удивление женщине, Хикари хоть и хулиганила, но понимала все с первого раза и свои ошибки не повторяла.

Аой редко на нее злилась. Проделки молодой лисицы чаще вызывали лишь смех и умиление. Женщина понимала, что приняв облик человека, лиса еще не скоро им станет.

Пришлось набраться терпения, но все же Хикари училась быстрее обычных детей. Любознательность и гибкий ум за пару месяцев сделали ее шестилеткой. Все это время Татибана Аой прятала кицунэ от глаз соседей и воспитывала. Словарный запас девушки быстро пополнялся и становилось легче объяснять ей правила безопасности, обычаев и культуры. От приемной матери Хикари узнала, что ее сущность — большая тайна, что хвост нужно прятать, а способностями кицунэ пользоваться осторожно.

Госпожа Татибана с детства знала легенды о зловредных лисах-ёкаях и опасалась последствий своей доброты. Немного наивная, дикая и необразованная, поначалу кицунэ доставляла много хлопот приемной матери. Девушка то и дело обращалась в лису, чтобы подразнить терпеливую женщину, а как-то раз пыталась поймать мышь и подожгла татами силой мысли. Но Аой не могла долго сердиться на такое прекрасное создание и только неустанно вразумляла названную дочь, хоть это и походило больше на дрессировку животного.

Девушка могла обращаться не только в лису, но и принимать облик других женщин. Для Аой было шоком увидеть однажды во время завтрака себя же напротив за столом. Тем не менее женщина понимала, что они обе открывают для себя способности Хикари и вместе учатся ими управлять. Аой терпеливо доносила до приемной дочери, что не все люди способны принять ее такой как есть, что многих она может напугать и даже разозлить.

Слушая легенды о коварных и обольстительных лисах-оборотнях, девушка горячо клялась приемной матери стать хорошим человеком и приносить окружающим только пользу.

Однажды Аой мучил кошмар и Хикари, заметив это, впервые использовала способность создавать иллюзии. Проникнув в сон женщины, она создала в нем красивую иллюзию безопасности и покоя рядом с ее сыном. Кицунэ сама не поняла как это произошло — будто инстинктивное стремление помочь. Это стало первым секретом Хикари, о котором госпожа Татибана так и не узнала.

Вскоре Аой внесла Хикари в косэки и сделала удостоверение. По документам девушке было шестнадцать лет.

Когда с дисциплиной стало получше, женщина стала позволять кицунэ ненадолго выходить во двор. Та наблюдала за прохожими, слушала разговоры соседей и перенимала людские повадки. Вышколенная придирчивой Аой она наконец-то получила разрешение общаться с жителями!

Хикари повезло — она сразу попала под влияние добрых людей и училась быть человеком у них. Поначалу женщины поселка насторожились, наблюдая за ней. Яркая внешность девушки вызывала опасения у ревнивых жен. Но позже оказалось, что мужчины, даже отмечая неземную красоту Хикари и пленившись ее голосом, в итоге видели в ней лишь непутевого и глупого ребенка.

В поселке ходили слухи, что девушка полностью потеряла память вследствие нападения. Говорили, будто столичную красавицу украли, изнасиловали и вывезли в лес. Слухи обрастали подробностями и жители все больше жалели Хикари.

Татибана Аой не развенчивала эти слухи и только пожимала плечами. Она рассказала соседям лишь о том, что нашла девушку без сознания в чаще леса.

Некоторые считали Хикари сумасшедшей, не понимая почему девушка ее возраста вела себя так по-детски. Но все же односельчане, а особенно старики, любили ее за доброту, открытость и внимательность.

Аой как могла способствовала этому. То отправит проведать старуху, что живет на окраине поселка, то передаст гостинцев больному старику по соседству. Иногда женщина брала Хикари в гости, чтобы представить тем, кто почти не выходил из дома.

Воспитание кицунэ хоть и было непростым делом, но быстро начало давать плоды. Правда порой с ней все еще было нелегко.

— Матушка, смотри, мышь! Я поймала мышь! — вопила восторженная кицунэ, приплясывая на энгава.

— Хикари! — строго прикрикнула Аой, в ужасе глядя на маленького зверька в руках у девушки.

— Что-о-о? — девушка держала обессиленную мышь за кончик хвоста и покачивала, как маятник. — Смотри, она еще живая!

— Да что ж с тобой делать! Ты зачем мышей из лесу домой таскаешь? Люди не едят мышей!

— Прости, я не удержалась, — ответила Хикари, но сожаления в ее голосе не послышалось.

— Ох, беда на мою голову! Отнеси ее назад — мышей мне еще не хватало в доме!

— Но я так долго ее выслеживала, ма!

— Хикари, только не говори, что снова обращалась зверем вблизи поселка! — госпожа Татибана смотрела на дочь со смесью ужаса и гнева.

— Нет-нет, что ты! Я поймала ее вот этими голыми руками. Клянусь!

— В поселке тебя и так считают странной, так ты каждый раз умудряешься удивить всех еще больше! — вздохнув, сказала Аой и без сил присела на сундук у двери. — Отнеси мышь назад.

— Хорошо-о-о, — недовольно закатив глаза, протянула разочарованная девушка и повернулась к выходу.

— Немедленно! — рявкнула женщина и звонко шлепнула дочь пониже поясницы.

Таких инцидентов было еще немало. Но со временем названная мать и соседи научили Хикари как следует вести себя в обществе, понимать людей, а самое главное — любить людей. Она стала серьезнее и ответственнее относиться к своему происхождению и все реже уподоблялась беззаботным сородичам из мифов. Два года жизни среди людей сравняли Хикари с девушками, на возраст которых она выглядела.

Кицунэ совсем перестала принимать свою истинную форму и научилась скрывать хвост, будто его никогда и не было. Больше всего на свете ей нравилось быть человеком, общаться и учиться новому. Возможно, дело обстояло бы совсем иначе, если бы ее нашли злые люди. Может, тогда она стала бы такой же как ее сородичи из рассказов Аой — хитрой злодейкой?

Однажды Хикари встретила молодую сельскую учительницу — Итомори Хадзуку. Девушки подружились и узнав, что Хикари необразованна, учительница предложила научить ее читать и писать. Старая Аой была только рада такому предложению.

— Хадзука-сенсей, смотри, я написала новые кандзи! — ластилась кицунэ к подруге. — Научишь меня использовать их?

Освоив грамоту, кицунэ смогла самостоятельно изучать школьную программу по учебникам из библиотеки. А учительница помогала ей готовиться к экзаменам. Хикари училась быстрее людей и всего за пять лет освоила весь школьный курс.

Учительница Итомори привозила ей книги и журналы из поездок в Токио, рассказывала об университетах и вечерних школах, об огромных храмах с тысячами красных торий. Эти истории манили кицунэ увидеть все своими глазами, узнать больше.

Деревня стала тесной для Хикари и однажды она решила отправиться покорять большой загадочный мир.

Покинув родные места и приемную мать, девушка перебралась в Токио. Она быстро освоилась, найдя работу в баре и жилье неподалеку. Вечером Хикари работала в баре, а днем отсыпалась после ночных смен. Любое дело давалось ей с легкостью, а умение общаться с людьми пригодилось в работе. Поначалу ей доверили мыть посуду, позже красавица начала успешно подменять официанток, а через несколько месяцев научилась смешивать коктейли и встала за бар.

Благодаря Хикари маленький барчик стал весьма популярным местом.

Подружившись с Хару — хозяином бара — девушка открыла для себя мир западной музыки и литературы. Хару был мужчиной средних лет, любителем джаза и бейсбола, много читал и сам писал романы.

— Хару-сан, а пластинка Deep Purple, что стоит на полке в пленке, она какая-то особо ценная?

— Бэйби, какая же ты дремучая для своего возраста! — подшучивал хозяин, но по-доброму. — На ней же написано «ограниченный тираж»!

Вскоре Хикари поняла, что можно пользоваться своей яркой внешностью, чтобы привлекать клиентов не только заведению, но и себе заполучить в покровители кого-то влиятельного. Она заметила, что стоит ей захотеть и мужчина не отведет от нее взгляда. Стоит поманить и он будет готов бросить все ради возможности быть рядом с ней.

Обаятельная девушка пленила немало мужчин разного возраста и социального статуса. Мужчины готовы были выкладывать крупные суммы за один лишь ее взгляд, но девушка вступала в связь только с теми, кто был способен улучшить ее жизнь, не доставляя хлопот. Обычно это были женатые мужчины, которым было важно сохранить эти отношения в тайне — те, кому было что терять. С ними Хикари познавала роскошную жизнь содержанки.

У девушки не было детства и юности обычного человека, поэтому ее моральные ориентиры были несколько сбиты. В своем юношеском восторге она не сразу прислушалась к шепоту совести.

Единственный друг Хикари заметил, что она все реже остается с ним после работы и все чаще уезжает то с одним хахалем, то с другим. Заметил, как меняется девушка под влиянием красивой жизни, модных шмоток и дорогих украшений.

В одну из ночей, после работы, выкидывая мусор в переулке, Хару увидел, как ее запихивают в машину и увозят какие-то головорезы. Он позвонил в полицию, но наряда так и не дождался. Утром, отправившись к девушке домой, он обнаружил ее живой и невредимой.

— Ты связалась с якудзой? — строго спросил хозяин бара, глядя на слегка помятую подругу.

Она пригласила его в квартиру, прошлепала в кухню и тяжело рухнула на стул.

— Хару-сан, не нуди. Они хорошие ребята! Да и я могу за себя постоять, — закурив, беззаботно ответила Хикари. — Я ведь взрослая.

— За этим ты сюда приехала? — с отвращением произнес Хару, но взял себя в руки и, немного помолчав, добавил: — Я вчера подал свою повесть на конкурс в Ёмиури.

— О, я уверена, ты получишь награду, Хару-сан! — воскликнула девушка в восторге.

— Ты даже не читала эту рукопись, — холодно сказал хозяин бара и принялся хозяйничать на кухне.

— Ну, прости, столько дел в последнее время…

— Я видел вчера какие у тебя теперь дела, — еле сдерживая гнев, перебил Хару, наливая кофе в две чашки.

От его взгляда у Хикари холод пробежал по спине. Ей вдруг стало стыдно.

Хару напомнил ей о том стремлении учиться, которым горела приезжая из глубинки деревенщина. Напомнил, когда она уже совсем позабыла зачем приехала в Токио. Указал на всю непристойность ее жизни под спонсорством распутных старперов.

Завязать с такой жизнью было непросто, но со временем Хикари начала презирать себя за то, что использует людей в своих целях таким низким образом. А они используют ее. За то, что ее природа оказалась сильнее.

Девушка вспомнила о том, с какой целью приехала в столицу. Решив окончательно отбросить свою сущность кицунэ, она перестала отвечать на внимание мужчин и начала все сначала.

С помощью своих связей она поступила в медицинский колледж, а вскоре начала подрабатывать медсестрой в госпитале. Хикари отчаянно хотелось быть настоящим человеком. Быть как ее приемная мать.

Изучая английский язык по рекомендации Хару, девушка загорелась новой идеей — отправиться за границу, чтобы получить лучшее медицинское образование. Ей удалось поступить в несколько вузов Америки и Европы, но остановилась девушка на Оксфорде.

Это казалось безумием, но будучи содержанкой ей удалось накопить внушительную сумму, позволяющую переехать за границу. Она боялась притрагиваться к этим деньгам, не раз порывалась выбросить их в реку с моста. Но в итоге решила использовать на благо своему будущему.

Сначала ее ошеломила сама эта мысль — дочь обыкновенной лисы, воспитанная человеком, станет студенткой одного из самых престижных университетов в мире! Но сомнения быстро уступили место решимости. Поддержка Хару и Аой толкали ее на новый путь.

Первые дни в Оксфорде вызвали культурный шок. Город, наполненный старыми зданиями, зелеными аллеями и учеными показался ей нереальным. Акцент выдавал в ней иностранку, но она стремилась учиться у лучших, не позволяя подобному становиться преградой.

Хикари сразу отметила, как отличается система обучения в Оксфорде. Лекции, семинары и беседы с преподавателями побуждали ее думать глубже, задавать вопросы и искать ответы самостоятельно, заседая в библиотеке по шесть часов в день.

Она была поражена, насколько открыты и увлечены знаниями ее профессора. Но больше всего ее восхищало то, что они видели в студентах не просто подчиненных, а равных себе — людей, жаждущих впитать все знания мира.

Здесь Хикари впервые почувствовала, что ее труд и способности к быстрому обучению могут сделать ее равной среди самых умных и талантливых. Она понимала, что шанс учиться в таком месте выпадает далеко не каждому, и отдавала все свои силы совершенствованию языка и учебе в медицинском.

Казалось, что уж здесь-то ее никто не потревожит — можно будет учиться и жить уединенно в свое удовольствие. Но с первых дней в университете Хикари приковала к себе все взгляды. Даже в европейской стране некуда было деться от своей красоты.

Девушка страдала даже от незначительного внимания мужчин и вскоре начала прятать свою яркую внешность. Пришлось умерить любовь к модным брендам и носить скучную серую одежду. Черные, посеребренные сединой волосы она собирала в пучок, не красилась и носила большие старомодные очки.

Хикари боялась снова соблазниться красивой жизнью и обществом выдающихся людей. Боялась снова начать обходить систему и наживаться на человеческих слабостях. Урок из прошлого развил в ней страх практиковать свою магию. Развил страх быть уличенной в том, что она использует свою внешность для достижения целей.

Даже далеко от дома и своего прошлого девушка не забывала о том, с чего все началось. Хикари часто писала письма старой Аой и писателю Хару, переживая, что забудет родной язык и важность своего воспитания.

Она часто думала о наставлениях приемной матери, о годах прожитых в Токио, о том, как далеко ушла от своей прошлой жизни. Из кицунэ — сначала прятавшей лисью природу от людей, потом использовавшей ее против них — она превратилась в человека, который в конце концов нашел свое место, не используя эту проклятую силу.

Пусть и оказалась на самом дне в итоге — Хикари исполнила свою мечту!

Через неделю после переезда в деревню стариков она съездила в Ямакита-мати, чтобы получить разрешение у районной больницы на частную практику в Дзюкай-мура. Пришлось, скрепя сердце, воспользоваться своими чарами, чтобы не возиться с лишними бумагами. Она убедила себя в том, что это — в последний раз.

Ее назначили терапевтом, выдали именной бейдж и пейджер для вызова скорой. В отделе кадров только порадовались тому, что не придется лишний раз отправлять кого-то к пациентам в горы. Раньше этим занимались местные врачи, которые то и дело ссорились из-за назначения в отдаленную деревню, где живут одни лишь старики. А старики требуют к себе слишком много внимания!

Молодая женщина сразу стала незаменимой помощницей для жителей Дзюкая. Так как в деревне проживало всего пятнадцать стариков, она каждый день устраивала настоящий обход — что и старики, и их городские дети особенно ценили.

Уже через несколько дней пациенты привыкли и даже поджидали Хикари у своих ворот, стараясь заманить на чай и короткую беседу. Старикам не хватало внимания, а вежливая докторша как никто умела слушать и поддерживать разговор, полный жалоб — по поводу и без. К тому же за болтовней стариков Хикари чувствовала себя в безопасности от ненужных расспросов.

Старики даже затеяли соревнование: у кого она задержится подольше, от кого примет в подарок ящик овощей, с кем съездит в город на обследование. Это только забавляло молодую докторшу и, вернувшись домой, она поучала дочку тому, как важно быть терпеливой и вежливой со старыми людьми.

Девочка только кивала — ей ведь нельзя было ни с кем общаться, не то что быть вежливой!

Нередко женщина помогала жителям управляться по хозяйству, если кто-то из ее подопечных болел или у родственников не получалось приехать. То у старой Мидзухары развесит одеяла для просушки, то клубнику с Сакаем соберет, то отвезет хромую Сакуру аж в Токио на осмотр.

Старики смеялись: «Доктор Мори — хозяйка дома престарелых!»

Вскоре в деревню совсем перестали вызывать поселкового терапевта — докторша управлялась сама и только в крайних случаях вызывала скорую.

Хикари часто вспоминала о своей жизни в Югавара, под присмотром чуткой Татибаны Аой. Место, где она оказалась теперь, где уже сама помогала людям и присматривала за маленькой лисичкой, напоминало ей о том, что нужно во что бы то ни стало научить Юми быть человеком. Научить на своем примере. Старики Дзюкая давали ей эту возможность. Правда, выпускать диковатую девочку в общество она не торопилась, позволяя ей присмотреться к людям.

Хикари была счастлива как никогда — жизнь налаживалась. На обломках прошлого она была полна решимости создать новую жизнь — для себя и дочери.

Обломки прошлого

После приезда в Дзюкай кроме старого Сакая на новом месте больше никто не расспрашивал Хикари об отце девочки с необычной для Японии внешностью. Было и без того понятно, что он иностранец. А то, что они прибыли в деревню без него и с одной лишь сумкой, добавляло уверенности — увидеть его здесь вряд ли придется. К тому же женщина не носила обручального кольца.

С отцом девочки Хикари познакомилась в университете, когда училась на втором году ординатуры.

Кит Локхарт был профессором и старшим научным сотрудником кафедры кардиохирургии. Привлекательным рыжеволосым великаном немного за сорок с золотистыми глазами, идеальной прической и в костюме с иголочки. Каждый второй в университете мечтал хоть немного сблизиться с ним. Происхождение из знатного шотландского рода добавляло ему веса как среди коллег, так и среди студентов. Когда-то Кит учился на хирурга и добился немалых успехов, но пять лет напряженной работы в кардиохирургии иронично оставили печать на его слабом сердце. Мужчина окончил аспирантуру, начал преподавать и занялся исследованием болезней сердца.

Профессор заметил странную студентку еще когда та училась на четвертом курсе. На первый взгляд невзрачная, она все же притягивала взгляд. Огромные очки из дешевого пластика и серая, бесформенная одежда при рассмотрении вблизи не могли скрыть ее осанку, плавные движения и гладкую кожу. Локхарту хотелось познакомиться, но ее отстраненность от коллектива его смущала.

Обедала она в стороне от всех, на лекциях сидела в крайнем ряду у окна, приходила в кампус и уходила тоже одна. Другие студенты поглядывали на нее с любопытством, шушукались, но профессор ни разу не видел, чтобы она общалась с кем-то из них вне лаборатории.

Поступив в ординатуру, девушка и вовсе перестала попадаться ему на глаза, потому что приходила в университет лишь один-два раза в месяц. Но вскоре им выпал случай пересечься в деканате, где она ждала директора, а он готовился к лекции. Они остались одни и мужчина решил воспользоваться случаем.

— Мисс Мори, верно? — профессор сел в кресло напротив и приветливо заулыбался.

— Добрый день, профессор Локхарт, — равнодушно ответила девушка, не поднимая глаз от конспекта.

— Обедаете одна? — сказав это, он усмехнулся сам себе, мол, ты бы еще о погоде спросил, глупец.

— Мне нужно было кое-что прочитать перед лекцией, — ответила мисс Мори так же равнодушно.

— Хм… Я не про сегодня. Ни разу не видел вас в чьей-то компании, — сказал профессор, и она наконец-то оторвала глаза от тетради.

Ненадолго задержав ироничный взгляд на мужчине, она снова переключилась на конспект, и сказала с легким раздражением:

— Я поступила в универ так далеко от родины для того, чтобы учиться — чем, собственно, и занимаюсь.

Профессор был очарован тем, как она говорит и смотрит — с вызовом, будто бунтующий подросток. И чем-то еще — необъяснимым, едва уловимым. Ее пренебрежительная манера речи и уверенный, низкий голос манили. То, как безвкусно одетая девушка изящным движением поправляла свои старомодные очки или упавшую на глаза темную прядь, вызывало желание прикоснуться к ней. Будто она загипнотизировала его.

Такова природа кицунэ: оставшись один на один с мужчиной, она пленяет взгляд и поселяется сначала в мыслях, а потом и в сердце.

После этого неловкого знакомства профессор перестал ограничиваться наблюдением и при каждом удобном случае присоединялся к девушке за обедом.

Поначалу Хикари игнорировала его, но вскоре стала замечать, что сама ожидает встречи, ищет его во дворе и в коридорах университета.

Это были легкие и непринужденные ланчи — в столовой университета или на газоне под огромным дубом во дворе университетской больницы. За трапезой они говорили в основном о работе и учебе. Девушка поведала о том, что тоскует по родине, а жареный тофу напоминает ей о Японии больше, чем остальные японские блюда. Шотландец понятия не имел о том, что в Японии есть поверье: любимая еда кицунэ — жареный тофу.

Их отношения не были похожи на романтические или деловые — скорее, на приятельские отношения соседей, которые обмениваются новостями при редкой встрече или делятся излишками ужина.

С ее позволения, после долгих смен профессор ждал девушку у входа в больницу, где она проходила ординатуру. Он провожал ее до дома, а по дороге они нередко заходили куда-то перекусить или выпить.

До настоящих свиданий дело не доходило, и Хикари это устраивало. Она часто и настойчиво говорила ему, что не интересуется отношениями, а вся ее жизнь — это медицина. При этом взгляд мужчины темнел, но о большем он не просил.

Когда она прошла аккредитацию и стала доктором, времени на эту дружбу стало еще меньше.

— Ты стала такой занятой. Все чаще думаю о том, чтобы украсть тебя, — смеясь, говорил профессор. — Когда я работал по обмену в Марокко, то узнал об очень красивом обычае…

— Только не говорите, что считаете похищение, зачастую несовершеннолетней невесты, и удерживание ее взаперти — чем-то красивым! — возмущенно воскликнула Хикари.

— Нет-нет! — пожалев о своих намеках, начал оправдываться он. — Зачастую это происходит с согласия девушки…

— Это варварский обычай, — холодно перебила Хикари. — Я бы никогда и ни за что не согласилась на такое добровольно.

— Вот влюбишься — узнаешь… — печально улыбнувшись, сказал профессор.

— Надеюсь, влюбившись, я не потеряю рассудок — мне ведь не пятнадцать…

Однажды профессор не выдержал напряжения и признался Хикари в любви. При этом он намеренно отстранился и дал понять, что лишь друзьями им уже не быть.

Два года общения с кицунэ не могли не отразиться на мужчине. Она прекрасно это знала. Хикари убеждала себя в том, что на этом все и закончится, что так даже лучше. Но теперь все ее мысли занимал только этот человек. Такое в ее жизни было впервые. Так сильно она не тосковала ни по приемной матери, ни по родной земле. Девушка осознала, что без Кита уже не сможет ни учиться, ни работать, ни жить в этой стране. Она злилась на мужчину за это признание, разрушившее их дружбу, но еще сильнее скучала, обедая в одиночестве.

Однажды Хикари постучалась в его дверь посреди дождливой ночи. Кит нисколько не удивился, увидев красивое заплаканное лицо.

— Иди сюда, девочка моя, — ласково сказал он, притянув к себе промокшую девушку. — Как же долго я ждал тебя.

— Если ждал, мог бы и сам прийти, — обиженно ответила она, прижимаясь к его теплой груди.

— Каждый день, стоя под твоим окном, я ломал голову, пытаясь придумать что же сказать, чтобы ты не вышвырнула меня вон одним своим взглядом.

— Ты приходил? — с надеждой подняла глаза к его лицу Хикари.

— Боже, какой же я трус… — устало прошептал Кит и прижал ее к себе еще крепче.

— Вовсе не трус. Еще вчера твои опасения вполне могли оправдаться.

— Посмотрите-ка, она издевается, — драматично воскликнул он. — Еще неделя и тебе бы сообщили о том, что бедняга, проживающий за этой дверью, умер от мук сердца под забором с белым плющом!

— С белым плющом? — слегка отстранившись, спросила Хикари. — Ох, ты и правда приходил?

Казалось, что они наконец-то нашли друг друга, но следующие два года стали испытанием для их любви.

Семья Кита была недовольна тем, что старший сын высокородного клана встречался с иностранкой без роду-племени. Его родные надеялись на то, что эти отношения закончатся, когда он поймет, что пора жениться на женщине, равной ему по статусу.

На светских мероприятиях, где он должен был присутствовать со своей избранницей, девушка терпела откровенное пренебрежение от женщин и все так же собирала похотливые взгляды мужчин.

Девушка подвергалась их нападкам, но Кит верил, что семья со временем смирится с его выбором, и пытался успокоить любимую. Когда мужчина сообщил о намерении жениться на мисс Мори, его родители устроили скандал, угрожая оставить сына без наследства. На него это не произвело никакого впечатления, а вот Хикари решила приложить все усилия, чтобы покорить эту неприступную семейку.

Наивно надеясь на перемены, Хикари пыталась завоевать расположение Локхартов. Поддерживала их разговоры о благотворительных балах, семейных традициях и новых деловых связях. Пыталась учить шотландский и изучала историю. Однако чем больше она старалась, тем больше презрения получала. И вечно была недостаточно хороша для их драгоценного наследника.

Мать Кита была недовольна не только восточным происхождением Хикари, но и тем, что девушка не имела ни фамильного наследства, ни связей, ни хотя бы карьерных достижений.

Кит не замечал или не хотел замечать происходящего. Думал, что со временем они смирятся с его выбором и отстанут от влюбленных. Но чем серьезнее становились их отношения, тем сильнее нарастало сопротивление семьи.

Понимая, что он тверд в своем решении, Локхарты изводили девушку, в надежде, что та уйдет сама.

Последней каплей для Хикари стало Рождество, которое праздновали в тесном семейном кругу, в загородном доме Локхартов. Обстановка была на удивление мирной, что вселило в нее надежду.

За праздничным ужином младшая сестра Кита расспрашивала Хикари о культуре японского народа. Та с удовольствием рассказывала об обычаях, о женских штучках и секретах красоты. Маргарет была на удивление дружелюбной, но разрушила надежды Хикари, рассказав об истории, которую вычитала в каком-то журнале. Это была история об императоре Коноэ и Тамамо-но Маэ — хитрой лисе-оборотне, обольстившей правителя, чтобы разрушить его династию.

— Говорят, на нее натравили собак и она превратилась в лису, — с жуткой ухмылкой говорила сестра Кита. — Тогда-то император понял, как ошибался на ее счет!

— Мэгги, как мило с твоей стороны — интересуешься культурой будущей невестки, — иронизировал Кит и даже не подозревал о том, как эта история может быть связана с его любимой.

— А что об этом думаешь ты, невестушка? — спрашивала Маргарет ехидно. — Может все японские девушки на самом деле ки-цу-нэ? Так ведь они называются?

— Это всего лишь легенда, — спокойно ответила кицунэ, но сердце ее было готово вырваться из груди.

Неужели они что-то узнали? Но ведь она сама много лет не видела своего хвоста и не обращалась зверем. За семнадцать лет даже под подозрение не попала ни разу!

— Кто знает! Братец, может проверим? А-ха-ха! — сладким голоском продолжала сестра. — Хикари, ты боишься собак?

— Маргарет, прекращай, — отвечал Кит, взглядом извиняясь за младшую.

— Что-о-о? Чуждая нам культура может хранить много секретов. А еще там было что-то про то, что если лиса покажет свой истинный облик, она должна будет покинуть возлюбленного…

Остаток вечера Хикари провела как во сне. Как в кошмарном сне, который никак не заканчивался, обволакивая ее липким страхом. На нее уже не обращали внимания и ни о чем не спрашивали, но временами Маргарет бросала на нее свой ехидный взгляд, отчего по скулам пробегал мороз.

— Милая, все хорошо? Не обращай на них внимания, — говорил Кит, пытаясь подбодрить любимую. — Я это сорок лет уже терплю. На самом деле они не злые.

— Давай уедем, — устало шептала Хикари. — Я хочу домой.

Он не понимал — или не хотел понимать — ее чувства. Для благородного, богатого и всеми любимого единственного сына это было легкой забавой — препираться с людьми своего положения. Для Хикари каждое слово о ее низком происхождении было как удар под дых. Она постоянно чувствовала давление: недостаточно образованна, недостаточно красива, недостаточно шотландка…

В конце вечера, обменявшись несколькими язвительными любезностями с наследником, семья вышла во двор, чтобы проводить пару. Хикари вздохнула с облегчением только когда машину Кита подогнали к дому, но это было еще не все.

Раздался свист и на дорогу, загребая гравий лапами, выбежал огромный черный доберман.

— Канцлер, ко мне, милый! — голос Маргарет звучал намеренно ласково.

Хикари не боялась собак. В первые годы с момента ее превращения она не раз убегала от деревенских сторожевых в обличии лисы. Но стоило ей принять облик человека, собаки теряли к ней интерес. Так и в этот раз, пес даже не обратил внимания на нее.

Хикари села в машину с бешено колотящимся сердцем. Но не собаки испугалась молодая кицунэ — впервые она боялась человека. Маргарет сверлила ее холодным взглядом, пока машина не выехала на подъездную дорожку. Это было объявлением войны.

Хикари понимала мотивы сестры Кита и то, что она никак не могла знать правду, но в сердце девушки поселился животный страх — быть схваченной и растерзанной людскими предрассудками. И не важно, с каким ее происхождением связаны эти предрассудки: низким человеческим или запретным животным.

Несколько недель Хикари пыталась унять тревогу, погружаясь с головой в работу.

Кит мало обращал внимание на устои семьи, но и не спешил рвать с ними связь и отказываться от своего положения. Да Хикари и не просила. Она ни разу не пожаловалась возлюбленному, дожидаясь когда он сам все поймет. Но, не ведающий ни осуждения, ни давления, он оставлял все как есть.

Хикари представляла, как признается любимому, и они вместе будут хранить ее секрет. Как он примет ее природу и полюбит еще больше. Иногда ей казалось, что это могло бы даже привязать его к ней еще сильнее. Девушка пыталась внушить себе, что бояться нечего, что только им с Китом решать — будут они вместе или нет. Но тревога и неуверенность только нарастали, лишая ее сна и жизненных сил.

— Милая, в последнее время тебя что-то тревожит? — спрашивал Кит, но она только устало улыбалась.

— Простое переутомление.

— Ты слишком много работаешь!

Хикари смотрела на него и ей безумно хотелось закричать. Высказать свои тревоги и попросить защиты. Но он нежно целовал ее в макушку и больше ни о чем не спрашивал. Она не находила в себе сил вызвать любимого на серьезный разговор.

В конце концов ее тревога и неуверенность, его беззаботность и невнимательность отравили их любовь.

Однажды утром, ничего не объяснив, Хикари исчезла из жизни Кита, не оставив даже прощального письма. Она понимала, что каждое слово станет попыткой оправдаться, и это только усилит их боль от расставания. Он еще найдет женщину, подходящую ему. Найдет свою любовь. На этот раз настоящую!

Хикари ушла, оставив кольцо, подаренное Китом, на прикроватной тумбочке. Чувствуя тупую боль в груди, она понимала, что это боль поражения. Мост к становлению человеком будто был разрушен. Но можно построить новый!

В поезде до Лондона и, блуждая по улицам дождливого города в ожидании рейса в Токио, она была полна решимости начать все сначала там, где будет своей. Однако, ступив на родную землю, Хикари почувствовала, как что-то в ней надломилось. Она проиграла — и прежняя, уверенная в себе мисс Мори исчезла, оставив дрожащую от страха неизвестности кицунэ.

Забежав ненадолго в бар к Хару, молодая женщина впервые в жизни крепко напилась и рассказала о своей реальной жизни в Оксфорде, о которой не писала в своих письмах другу. Он предложил пожить в комнате над баром, но Хикари отказалась, чувствуя как безудержно ее тянет в родные места. Казалось она вот-вот задохнется, если не вдохнет аромат Канагавских лесов.

— Ты знаешь где меня найти, Мори, — обеспокоено прошептал Хару, обнимая подругу на платформе станции Синдзюку.

— Да, — коротко ответила девушка, крепче стискивая фланелевую рубашку на его спине. — Знаю…

Татибана Аой встретила блудную дочь и окружила ее заботой и теплом, как в старые добрые времена. Два месяца истощенная Хикари только спала и ела, набираясь сил. Когда она обнаружила, что беременна, было поздно что-то с этим делать. Хикари решила оставить ребенка.

Аой так и не узнала новость о том, что станет бабушкой. Пожар забрал ее раньше, оставив Хикари одинокой и обездоленной.

Ее приютила школьная учительница. Через несколько месяцев у нее родилась дочь-полукровка — с рыжими волосами отца-шотландца и некоторыми способностями матери-кицунэ. Девочка, ставшая для нее и самым большим несчастьем, и лучшей наградой за все страдания…

Молодая докторша неохотно говорила о прошлом, связанном с рождением Юми, и понимающие старики Дзюкая не любопытничали. Они обговорили свои догадки между собой, сделали выводы и лишних вопросов не задавали. Невелика редкость — быть матерью-одиночкой!

Новая жизнь

Работая со стариками, Хикари снова начала доверять людям. Заботливая докторша чувствовала, что наконец-то нашла свое место в человеческом мире, где было так важно не только отдавать, но и получать поддержку и признание своих талантов. Здесь, среди отживших свое стариков, она наконец смогла вдохнуть полной грудью такую желанную свободу и быть человеком в свое удовольствие.

Внешность Хикари и ее дочки не вызывала у стариков и их детей вопросов — только восторг и умиление. Это значительно упрощало жизнь. Было сложно определить ее возраст, так как доктор Мори не красилась и одевалась довольно скромно. На вид ей было двадцать, но старики понимали, что в таком юном возрасте доктором быть еще рано, и сделали вывод, что ей около тридцати.

Высокая молодая женщина была красива и поражала своей изящностью буквально во всем — в осанке, в движениях, в голосе. Она казалась благородной дамой, которая вышла к простолюдинам в скромной одежде, чтобы изучить их быт и привычки. Старики любовались внешностью молодой женщины, но, очарованные, не забывали и хвалить ее профессионализм.

Девочка отличалась от матери буквально всем — и внешностью, и характером, и поведением. Рыжая, загорелая и конопатая коротышка, она, как дикий зверек, с немыми криками носилась по двору и саду, собирая жуков и стрекоз. Ее движения были хоть и по-детски милыми, но грации в них было примерно… нисколько. Соседи видели малышку лишь издалека, однако было и так понятно, что на мать она совсем не похожа. Старики качали головами и поджимали губы, предпочитая не лезть в чужую жизнь.

Лисьи глаза Юми по-прежнему беспокоили Хикари. В сумраке зрачки расширялись, маскируя цвет, а вот днем выглядели неестественно и даже устрашающе на детском личике. Поначалу девочка сторонилась людей и пряталась, когда к матери приходили пациенты. Но Хикари подстраховалась и объяснила жителям, что у дочери редкое заболевание — миоз. Зрачки ее деформировались, а радужки из карих стали темно-желтыми. Однако это никого не беспокоило — старики только жаловались на то, что редко видят девочку, и просили приводить ее в гости.

Дети жителей деревни слышали от своих родителей про рыжую дочку нового деревенского врача и к следующему своему приезду готовили девочке подарки: конфеты, книги, одежду.

Темно-зеленое платьице с белыми рюшами — от внучки бабки Накатоми — было любимым. Хикари даже пришлось его два раза перешивать, чтобы растущая девочка могла в него влезать целых три года. А желтые сандалики и желтую панамку с вишенкой — от деда Сакая — повесили на стене в комнате Юми, когда она выросла из них. Хоть Хикари и не нравилось лишнее внимание к ее дочери, но она тихо благодарила дарителей и с еще бо́льшим рвением помогала старикам.

Жители платили деревенскому терапевту не только деньгами, но и вручали якобы лишние овощи со своих огородов, рис и яйца, а также сладости для неуловимой дочери доктора Мори.

Из сундуков заботливых старух извлекалась одежда их молодости и детская одежда, из которой внуки давно выросли. Такая помощь помогала прилично сэкономить. Хикари давно отвыкла от стильной одежды и побрякушек — она активно откладывала деньги «на всякий случай». Да и перед кем в такой глухой деревне щеголять?

Со временем женщина стала брать дочь с собой в гости, но только по вечерам, когда ее зрачки расширялись и не могли смутить людей. Впрочем встретив девочку и днем старики ничуть не смущались. Они полюбили маленькую Кицунэ-чан. Детский смех был редкостью в их деревне, и скоро девочка заменила им внуков.

Юми была вхожа в каждый дом, но любимыми бабушкой и дедушкой все же стали дед Сакай и бабка Накатоми. Даже сблизившись с Хикари, они не спрашивали о прошлом, не учили ее жизни и баловали Юми. Возможно, от того, что были самыми одинокими стариками в деревне. Нередко вечерами они приглашали молодую докторшу и ее дочь на чай. Сидя на энгава, расспрашивали как прошел день девочки, рассказывали о своей молодости, пугали Юми историями о злых духах и страшных они.

Девочка с одинаковым интересом слушала и о прошлом стариков, и о мифических созданиях, и о том, как правильно сажать батат. Старики же радовались тому, что можно было просто с кем-то поговорить.

Ханаджима Сакай был сиротой. За всю жизнь он так и не обзавелся ни женой, ни детьми. Выйдя на пенсию, старик уехал из города и поселился в глуши. В деревне его уважали, но дружбы он ни с кем, кроме Накатоми, не водил. Это был очень грубый и скупой на доброе слово человек. Но девочка с огненными волосами смягчила черствое сердце, скрасив одиночество старика. Без задней мысли он звал ее Кицунэ-чан, и заявлял всем в деревне, что она его внучка и ничья больше.

Фудзивара Накатоми когда-то была учителем музыки в Ямакита-мати. Она имела взрослую внучку, которая жила в Саппоро и приезжала два-три раза в год. Зять и дочь старушки погибли в автокатастрофе, и внучку она воспитала сама. Но девушка вышла замуж и уехала далеко на север. Перенеся несколько операций на глаза, Накатоми переехала в деревню по настоянию внучки. Чистый горный воздух и тишина леса поправили ее здоровье, но в родной поселок она так и не вернулась, как и отказалась переехать к внучке на север. Она долго отказывалась и завести помощницу, но появление Хикари с пятилетней малышкой озарило жизнь одинокой старухи. Она смогла позаботиться о них и сама получила взамен семью, которой ей так недоставало. К тому же докторша всегда была неподалеку, чтобы помочь старухе в быту.

Большинство внуков местных жителей жили в городе и почти не появлялись в деревне, а если и приезжали, то ненадолго. Девочке ничего не оставалось, кроме как завести друзей среди стариков. Но несмотря на отсутствие сверстников, Юми было чем заняться, и от одиночества она ничуть не страдала. С утра девочка убегала на несколько часов в лес на горе: лазила по деревьям, смотрела на город вдалеке, летом купалась в ручье, зимой каталась по склону на куске старого линолеума.

Хикари наблюдала за Юми, пытаясь уличить ее способности, объясняла как поступать в случае, если они проявятся. В конце концов женщина пришла к тому, что дочь можно оставлять одну дома или даже отпускать в лес. Иногда утром Юми бегала по поручениям матери, а после обеда садилась за уроки. Мать обучала ее сама, и, смышленая, девочка уже к пяти годам умела и читать, и писать, поэтому часто занималась сама. Когда Юми начала проявлять интерес к ботаническому атласу, Хикари стала учить ее собирать и заготавливать целебные травы и коренья.

Один-два раза в месяц доктор Мори ездила в город с кем-нибудь из родственников стариков. Чаще в аптеку — за лекарствами первой необходимости, реже в магазин — за одеждой или мелочами для дома.

Хоть она и старалась не выделяться и приучала к этому дочь, все же девочка есть девочка. Мать разрешала себе хотя бы изредка баловать дочь какими-то мелочами вроде милых резинок для волос, заколколок или ярких носочков. Юми с восторгом принимала невиданные гостинцы из города и очень бережно пользовалась ими. Из каждой поездки Хикари обязательно привозила сладости — разноцветные моти и бенто-тортики, шоколадные конфеты и фруктовое драже, засахаренные фрукты и мармелад. Девочка была отъявленной сладкоежкой.

— Юми, я дома! — громко позвала Хикари с самого порога, шурша пакетами из комбини. — Ты уже пообедала?

— С возвращением, мам! — радостно скатившись вниз по лестнице, завопила Юми. — Я и уроки сделала! Проверишь перед ужином?

— Хорошо! — с улыбкой вздохнула женщина, запуская руку в свою сумочку. — Угадай, что я тебе из города привезла?

— Неужели моти с клубникой? — сверкнув желтыми глазами, Юми сцепила ладони в замок на груди.

— Лисичкин нюх все такой же острый? — хитро прищурившись, сказала Хикари.

— Да-да-да! Можно мне один попробовать? — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, спросила девочка.

— Конечно! Но сначала погляди вот на это.

Мать достала из сумки что-то прямоугольное, завернутое во много слоев газеты, и протянула девочке.

Юми даже сообразить не могла, что это может быть. Она осторожно потрясла гостинцем у самого уха, решив, что это коробка конфет. Бабушки-соседки иногда угощали ее и некоторые конфеты были упакованы не в отдельные обертки, а лежали в ячейках. Это были шоколадные произведения искусства, которые и есть-то было жалко! Конфетки в виде листочков и цветов восхищали ее больше всего. Однако эта коробочка не отозвалась ни звуком потревоженных сладостей, ни пустотой внутри да и пахла только старой газетой.

— Можно сейчас открыть? — с горящими глазами спросила девочка.

— Конечно, открывай! — ответила Хикари, довольно улыбаясь.

Она испытывала особое удовольствие, наблюдая за восторженной реакцией дочери даже на самые простые вещи. Девочка умела принимать подарки, в отличие от своей матери.

Аккуратно развернув подарок, Юми так и открыла рот в изумлении.

— Это что, Оэ? — воскликнула девочка, зависнув с открытым ртом. — Мама, как ты узнала?

— Ну, я же твоя мама! Я боялась, что эта книга не по возрасту восьмилетке… — сказала Хикари и добавила, утомленно закатив глаза: — А потом вспомнила, что ты уже до дыр зачитала книги во всей деревне, и детских среди них не так уж много.

— Я так рада, мам! Спасибо большое, — сказала девочка с закрытыми глазами, прижимая к груди слегка потрепанную книгу в черно-красной обложке. — Можно мне сейчас почитать?

— А как же моти с клубникой? — подразнила ее Хикари.

— Так точно, мэм! — девочка зажала книгу под мышкой, торопливо подхватила пакеты и побежала в кухню, командуя на ходу: — Скорее умывайся и переодевайся, а я поставлю чайник и разберу покупки.

— Хорошо, милая, — ответила Хикари, прислонившись плечом к стене, и блаженно прикрыв глаза.

В такие моменты она чувствовала неописуемую гордость за свою дочь, которая несмотря на замкнутую среду обитания, не стала похожей на мать. Хикари помнила, как в юности безмятежно носилась по лесу, без остановки задавала глупые вопросы своей приемной матери и бесконечно создавала проблемы. А также понимала, какой нелюдимой ее в итоге сделало давление общества, в которое она не вписывалась.

Юми же всегда оставалась послушной, будто считывала каждый жест и взгляд или читала мысли матери. Часами могла как читать книгу, так и носиться по саду, гоняясь за стрекозами и светлячками, или по полдня рассматривать цветы и стройную процессию рыжих муравьев.

Понимающая девочка была лучиком света для Хикари, настрадавшейся в своем добровольном изгнании. Иногда женщину мучило чувство вины за то, как строга она была с дочкой, пока они бродяжничали. Как можно было не любить и не баловать это прекрасное создание столько лет? А ведь Юми ни разу не упрекнула ее — ни словом, ни взглядом!

Еще когда Юми только-только исполнилось шесть, Хикари начала покупать ей учебники, по которым обучала девочку школьным предметам. Позже она разрешила себе тратиться и на художественные книги, о которых девочка слышала от стариков, но не находила на их книжных полках.

Жители деревни разрешали пользоваться своими домашними библиотеками и дарили книги, которые Юми хотела прочитать снова. В ее комнате даже появился целый книжный шкаф, которым девочка безумно гордилась.

Недостаток общения со сверстниками привил ей особую любовь к чтению. Убегая в лес за травами или на прогулку, девочка обязательно брала с собой книгу и с упоением читала, сидя под деревом или на большом камне.

Читала она много и все подряд — не глядя на аннотации к книгам, Юми брала с полки первую попавшуюся. Бывало, старики рекомендовали ей произведения, которые отвечали сути их беседы.

Однажды дед Сакай долго рылся в своих сундуках, но так и не нашел заветную «Опоздавшую молодежь». Тогда они с восьмилетней Юми обсуждали послевоенное время. Юми спрашивала, а старик красочно и с упоением рассказывал о своем детстве и юности — как человека, не заставшего войну, но познавшего ее последствия. Девочка активно искала книгу в других домах, но так и не нашла.

Мать, услышавшая от одного из пациентов о поисках дочери, взяла это на заметку, и при первой возможности купила книгу в городском магазинчике.

Сто чужих песен

Спокойная и размеренная жизнь вызывала в Хикари потребность наверстать упущенные годы и сблизиться еще больше с подрастающей дочерью. Ей хотелось проводить с Юми каждую свободную минуту, заниматься вместе домашними делами, гулять по лесу, практиковаться в английском, смотреть на звезды.

Временами она чувствовала, что любовь к девочке не умещалась в ее сердце, и оно было готово разорваться. Это было и болезненно, и радостно одновременно.

Кицунэ, как правило, обладают музыкальным слухом и красивым голосом — Хикари и ее дочь не были исключением. Женщина с благодарностью вспоминала своего старого друга-писателя, который открыл для нее невероятный мир музыки. Мать с дочкой часто пели песни на японском и английском, которые Юми слушала с младенчества, засыпая на спине матери. Нередко они подпевали и песням, которые играли вечерами из старенького радиоприемника.

Иногда девочка устраивала для Хикари целые концерты с переодеваниями, узнав о домашнем театре из книги «Маленькие женщины». Юми редко стремилась повторить опыт героев книг, но эта идея показалась ей достойной практики.

Мать усаживалась на диван в гостиной, а девочка театрально спускалась по лестнице и пела. Одетая то в кимоно из простыни, то в старый безразмерный хантэн, который нашла в янэура под крышей, а то и вовсе в набедренной повязке и с перьями в волосах. Это мог быть «Кими га ё» или шотландская народная песенка, Бинг Кросби или Селин Дион — девочка почти идеально копировала голоса и интонации.

Долгими зимними вечерами Хикари с осторожностью рассказывала дочери о жизни в городе — о его огнях и суматохе. О метро и скоростных поездах, что мчатся к морю. О диковинных животных в зоопарках и рыбах в больших аквариумах. О театрах и кино, о музыке. Не забывала рассказать и о цене, которую платили жители больших городов: им приходилось встречаться с толпами незнакомцев!

Упоминания о незнакомцах пугали Юми больше, чем сказки Накатоми о демонах, что притаились в ночи.

О многом из этого девочка уже читала или слышала от соседей, но все равно с удовольствием внимала неспешной красивой речи. Юми особенно нравилось чувство их единения и теплая расслабленная атмосфера. Она восхищалась тем, как много знала ее мать. Тем, что у нее всегда был ответ на любой вопрос. Девочка мечтала стать такой же умной, талантливой и образованной.

Такие вечера близости приводили Хикари в неописуемый восторг, но и внушали некоторую тревогу. Она опасалась того, что интерес дочери к искусству и новым открытиям может развиться в желание покинуть дом в поисках приключений.

Но Юми жаждала лишь внимания и одобрения матери, которую боготворила и ужасно боялась расстроить.

Телевизора и телефона у них не было, но девочка знала что это. Почти у всех стариков в деревне была всевозможная техника. Ей нередко приходилось пользоваться благами цивилизации, помогая жителям по дому. Особой ценности в телевизоре Юми не находила, ведь старики обычно смотрели новости, а так как девочка не знала большого мира, то и известия о нем ее не особо волновали. Если видела что-то интересное или непонятное, она расспрашивала мать — та была для нее ходячей энциклопедией. Хикари побаивалась того, что у Юми может появиться мечта увидеть все своими глазами. Но та не проявляла особого интереса к приключениям за пределами Дзюкая и только удивлялась новым открытиям. Редкие просмотры телепрограмм были лишь дополнительным источником знаний.

Гораздо интереснее телевизора Юми находила виниловый проигрыватель и коллекцию пластинок с песнями, сказками и даже мюзиклами на разных языках. Муж бабушки Акиты был владельцем столичного ресторана, в котором когда-то проигрывали эти пластинки, а по выходным даже выступали музыканты. После его смерти заведение было долго закрыто и сын привез проигрыватель с пластинками домой. Переезжая в Дзюкай, бабушка Акита захватила с собой и память о муже.

Зимними вечерами Юми приходила в гости к соседке вместе с матерью и с удовольствием слушала японский джаз с приятным шуршащим звуком. Девочка мечтала о том, что когда-нибудь в их доме появится такой же проигрыватель и она будет брать пластинки у бабушки Акиты.

И все же больше всего из техники Юми нравился пылесос. Вот это помощник, вот это полезное изобретение! Когда мать уезжала в город, девочка одалживала пылесос у кого-нибудь из стариков, и с удовольствием убирала в своем доме, где водились только метла да швабра с тряпкой.

Однажды сын бабушки Акиты привез своей матери беспроводной робот-пылесос и старый она предложила забрать Хикари. Юми была на седьмом небе от счастья, но мать отказалась от такого подарка. Девочка долго жаловалась старикам на нее и те все же уговорили гордячку принять чертов пылесос. Так в их доме появился еще один представитель развитой цивилизации, помимо стиральной машины и старого радиоприемника.

Однажды девятилетняя Юми нашла в янэура таинственный музыкальный инструмент. Деревянный корпус и шелковые струны заворожили девочку. На гитару он не был похож, а звучал с надрывной хрипотцой, проникающей в самое нутро. Было приятно перебирать три струны, но в то же время от этого звука к горлу подступал ком. Каждый день девочка забиралась на чердак и пыталась извлечь что-то внятное из инструмента. Сами по себе некоторые ноты звучали приятно, но мелодии из них никак не выходило.

Хикари, обладавшая животным слухом, знала об увлечении дочери, но ждала, когда же та сама расскажет о своем открытии.

Когда Юми в очередной раз забралась в янэура и пыталась музицировать на расстроенном старом инструменте, одна из струн не выдержала и со стоном лопнула. Это был звук сорвавшейся в бездну души. Так это себе представила Юми. Она испугалась того, что испортила инструмент. В слезах и ужасе девочка схватила его и понеслась к матери.

Та успокоила дочь, рассказав немного об инструменте и о том, что струны на нем легко заменяются. Это был сямисэн. Хикари посоветовала Юми сходить к деду Сакаю и спросить совета у него — наверняка старый знает, что делать, и к кому обращаться за починкой.

К нему Юми и отправилась.

— О-о-о! Кицунэ-чан, ты пришла, — как всегда, с широкой улыбкой встретил девочку старик.

— Привет, дедуль! Чего это ты тут делаешь? Откуда столько одуванчиков? — поставив сямисэн на крыльцо, заинтересовалась девочка.

— Да вторую весну уж с ними воюю! Один год не прополол и вот…

Юми с недоумением смотрела то на деда, то на широкую корзину с желтыми пушистыми шляпками цветов. Три года назад Сакай сломал бедро и целый год не занимался огородом и, видимо, теперь пожинал плоды.

— И зачем ты их оборвал? Красиво ж было! — возмутилась девочка.

— Красоту на хлеб не намажешь, как говорит твоя мама! — возмутился в ответ старик.

— Ой, дедуль, а неужели ты вино собрался из них делать? — вдруг осенило Юми воспоминание о названии одной из недавно прочитанных книг.

— Да какое мне вино! Сварю с сахаром, — гордо подбоченясь, ответил дед и, щелкнув девочку по конопатому носу, добавил: — Кицунэ-чан на чай с вареньем буду звать!

Сморщив нос, девочка покосилась на груду желтых цветков. Уж она-то знала, каковы одуванчики на вкус! Когда-то Сакай учил ее пускать мыльные пузыри из стебельков-трубочек — на вкус растение было очень горьким, а от его сока руки окрашивались в коричневый цвет и не отмывались три дня. Какое уж там варенье!

— Ну ладно, тебе виднее. Дедуль, мама сказала, ты знаешь, как мне помочь, — неуверенно начала девочка и, поджав губы, обернулась на сямисэн, пострадавший от ее рук.

— Чего там еще? — спросил старик, заглядывая за спину Юми.

Конечно же, дед не смог отказать в помощи названной внучке, и вместе они пошли к Накатоми, живущей на другой окраине деревни.

Старуха уже совсем ослепла и дальше энгава не ходила. Но руки и уши все еще были при ней!

— Нана, мы со старым пришли! — весело воскликнула девочка, ожидая, когда Сакай откроет калитку во двор.

— Ох и просит же ремня, хамка мелкая! — ворчал дед, но едва сдерживал улыбку.

Расположившись на энгава, старики завели беседу о злостных сорняках в огороде Сакая. Юми молча слушала, ожидая своей очереди. Ведь не просто так дед привел ее сюда? Девочка вообще редко ходила одна так далеко от дома и привыкла слушать беседы взрослых, прежде чем на нее обращали внимание и спрашивали, как прошел ее день.

— А ты, Юми, по какому делу прибежала? — наконец-то спросила бабка, и девочке снова стало грустно.

— Я… у меня… там… — замямлила Юми и отвернулась, громко шмыгнув.

— Беда, старая, беда, — вздохнув, начал Сакай. — Девчонка инструмент под крышей нашла. Далеко ж Надзимура запрятал его…

Не дослушав, бабка заохала и вытянула перед собой руки. Сакай кивнул девочке на сямисэн. Юми осторожно взяла его с коврика и передала слепой Нане.

Изучив пальцами корпус, гриф, колки и струны, бабка покачала головой и велела Сакаю принести со второго этажа деревянный ящичек с резными кувшинками на крышке.

Юми следила за руками старухи и не понимала, откуда в этих сморщенных, дрожащих пальцах появилась такая ловкость и легкость.

Последовав за Сакаем наверх, она узнала от него, что Накатоми всю жизнь играла на сямисэне и даже обучала детей. Женщина почти перестала играть, когда переехала в деревню. А ведь могла бы стать годзэ, и учить таких же слепых детей.

— Да кто ж будет возить их к ней в такую глушь? — шепотом подытожил дед и шикнул, прижимая указательный палец к губам.

Дальше васицу девочка в ее дом не входила и поэтому не знала, что на втором этаже дома Накатоми хранилось несколько прекрасных инструментов.

Не без помощи Сакая, слепая старуха заменила все струны и настроила инструмент. Напоследок она сыграла мелодию, от которой сердце девочки то заходилось, то останавливалось, волосы шевелились, руки дрожали, а слезы сами собой текли из глаз. Еще ни одна мелодия без слов не вызывала такую бурю эмоций у Юми.

Юми не решалась сказать, что хочет научиться играть, а Накатоми не предложила научить. В сердце девочки откуда-то появилась несвойственная ей робость.

Накатоми рассказала, что найденный под крышей сямисэн принадлежал сыну ее бывшего ученика — мальчику, которого в горах унесло селем. Безутешный отец бросил дом со всем имуществом и уехал из страны. А четыре года назад старая Накатоми дала бездомной Хикари ключи от домика, за которым присматривала по его просьбе.

С осторожностью и трепетом Юми приняла инструмент из рук бабки и понесла домой. Несколько дней она не могла к нему притронуться. Слезы подступали, когда девочка брала сямисэн в руки. Юми боялась того, что струны жалобно заплачут голосом погибшего мальчика и снова оборвутся, как и его жизнь когда-то.

Хикари с беспокойством поглядывала на дочь и вскоре вручила ей коробочку с онигири, попросив отнести их Накатоми вместе с настоем для ее больных глаз. Когда Юми сложила гостинец в свою синюю холщовую сумку и вышла из дома, мать окликнула ее с крыльца. В руках Хикари держала найденный сямисэн. Она зачем-то попросила прихватить его с собой. Юми осторожно взяла инструмент и медленно пошла по улице, стараясь не смотреть на инструмент.

Слепая бабка будто уже ждала ее, сидя на энгава.

Они перекусили онигири с рыбой, которые передала Хикари, и долго сидели молча.

— Подай-ка мне инструмент, — небрежно бросила Накатоми, вытянув руки перед собой.

Но как слепая Нана узнала, что Юми принесла с собой сямисэн? Вон он, лежит в стороне, бережно уложенный на тростниковый коврик. Сердце девочки забилось чаще. Неужели старая сыграет ей? Юми аккуратно, двумя руками, взяла инструмент и благоговейно протянула в дрожащие морщинистые руки.

Бабка ловко подкрутила колки, настроила сямисэн, неохотно побренчала что-то и подняла слепое лицо к небу.

— Научить тебя, что ли? — лениво спросила старуха.

— Кья! — от радости девочка забыла, как дышать. — Правда научишь?

— А чего б не научить-то? Ты смышленая, — Накатоми делала вид, что сама не больно-то в восторге от этой идеи, но едва сдерживала улыбку. — Только спуску от меня не жди!

— Спасибо, Наночка! — девочка вскочила с энгава и затанцевала от радости перед слепой старухой.

Оказалось, что мать недавно приходила к Накатоми и рассказала, как дочь уже несколько дней ходит вокруг находки и страдает.

Старуха по-своему любила Юми, но дети вызывали в ней лишь раздражение, и проводить время наедине с девочкой ей не особо нравилось. Юми хоть и была послушной, но задавала больше вопросов, чем лесная тишина или легкий горный ветер. То ли дело образованная и воспитанная мать! Уж с ней-то бабка могла болтать дни напролет.

Слушая обеспокоенный голос молодой докторши, Накатоми разрешила себе вписаться в эту авантюру. Она предложила Хикари обучить Юми игре на сямисэне в благодарность за заботу.

Теперь дни девочки стали еще насыщеннее. Каждое утро она с горящими глазами бежала к слепой старухе, на ходу доедая свой завтрак.

Хикари сшила для сямисэна удобный чехол с лямками и с прокладкой из картона. Теперь можно было носить его на спине, а по пути заносить соседям передачки от матери.

Пробегая мимо дома старого Сакая, девочка махала рукой деду, что копался в огороде. А тот грозился отлупить ее за то, что совсем его забросила и только с Накатоми теперь зналась. Но после занятий Юми заходила и к нему, чтобы показать чему научилась, и сердце старика таяло.

Слепая бабка учила девочку играть и отмечала большой талант, но вслух об этом, конечно, не говорила. Сямисэн — национальный инструмент и все что угодно, как, например, на гитаре, на нем сыграть сложновато, поэтому они разучивали в основном народные песни. Иногда Накатоми играла мелодии, когда-то придуманные ею, и рассказывала истории под музыку: то шутливые, то поучительные, то грустные.

Юми загорелась желанием тоже сочинить что-то свое, но ничего из этого не выходило, как бы девочка ни старалась. Со временем она могла почти идеально сыграть услышанную только раз мелодию, но не придумать свою собственную.

— Вот доживешь до моих седин и тоже сможешь сочинить что-то! — менторским голосом говорила Накатоми.

— О-о-ох, так это сколько ждать еще! — нетерпеливо ныла Юми. — Тебе небось уже сто лет?

— А ну-ка цыц! Не такая уж я и старая, — ворчала в ответ старуха.

— Ну бабуль! Может, все же есть способ научиться побыстрее, а? — ластилась девочка, потираясь щекой о сухонькое бабкино плечо.

— Ничего не берется из ниоткуда, внученька, — поучала девочку старая музыкантша, поднимая слепые глаза к небу. — За любым умением стоят годы практики, а порой и мучений! Но все мелодии сложены из одних и тех же нот. Когда ты выучишь сто чужих песен, вот тогда и сложишь ноты в своем порядке. Так песни и рождаются, и почти всегда они похожи на что-то. Прямо как человеческие жизни…

— Ого! Сто песен… Давай тогда поскорее научи меня!

Влияние посторонних

С годами гиперопека Хикари постепенно ослабевала, так как можно было положиться не только на себя, но и на подрастающую дочь, и на деревенских жителей. Хикари полюбила новый дом, а старики, о которых она заботилась, стали ей родными. Она перестала ожидать угрозу, которая заставила бы их снова бежать.

Раньше Хикари не особо задумывалась о религии или своем божественном происхождении, но, найдя себя в этой глуши, начала дружить с богиней Инари — покровительницей кицунэ. Каждый день она находила немного времени, чтобы посетить тории, что стояли на скале в лесу. Вид на долину умиротворял, а близость незримого покровителя наполняла радостью. Женщине было необходимо иметь за спиной заступника, который был в курсе ее происхождения. После смерти Аой среди людей такового у нее не было.

Хикари приносила к ториям цветы и угощение, подолгу сидела у подножия, а иногда разговаривала со своей богиней. Это успокаивало и вселяло надежду.

Однажды, придя помолиться на рассвете, женщина увидела у торий мужчину. Он неподвижно сидел на камне спиной к лесу, подняв голову к светлеющему небу. Она узнала сына покойной деревенской старушки. До этого они встречались всего несколько раз. Мужчина благодарил Хикари за заботу о его матери и любезно предлагал помощь в любом деле.

У него был сын немного старше Юми. Вместе они приезжали в деревню на летних и зимних каникулах. Девочка с мальчишкой водиться не хотела, но охотно принимала подарки от его отца. Мужчина не раз передавал девочке сладости и книги через свою старушку-мать. Он говорил, что единственный ребенок в деревне заслуживает нормального детства и предлагал устроить девочку в детский сад в городе, а потом и в школу. Хикари отказывалась, понимая чем это может грозить.

Когда его мать умерла, мужчина перестал привозить сына, а сам приезжал только на Обон. В последний раз Хикари лишь мельком видела его два года назад.

Хотелось уйти незамеченной и вернуться позже, но он заметил ее, бесшумно отступающей к стене деревьев.

— Не уходите! — услышала она за спиной громкий, но спокойный голос.

— Не хотела вам помешать, извините, — Хикари поклонилась и уставилась на свои синие парусиновые тапочки, замызганные утренней росой.

— Я уже собирался возвращаться, — сказал мужчина и как-то печально добавил: — Здесь такой красивый вид.

Хикари робко подошла ближе. Мужчина встал и поклонился ей. Он был высок и хорошо сложен, черные глаза были печальны, а темные волосы серебрились сединой на висках. Одет мужчина был в черную юкату, и черные хакама, а рядом стояли черные гэта. Такой красивый!

За семь лет проживания среди стариков Хикари отвыкла от внимания мужчин, и нисколько по этому вниманию не скучала. Но в этот раз ее сердце дрогнуло.

— Соболезную несчастью в вашей семье. Мне очень жаль вашу дочь и мать, Камо-сан.

— Да, это был неожиданный удар, — не дрогнув, ответил он. — Вряд ли мы когда-нибудь от него оправимся, но жизнь продолжается.

— Даже не представляю насколько это тяжело… — Хикари не знала, что может быть на душе у отца, чья юная дочь трагически погибла.

— Как поживает ваша дочурка? Славная малышка, — мужчина непринужденно сменил тему и улыбнулся.

— Ах, у Юми все хорошо, — взволнованно ответила Хикари. — У нее появилось увлечение — сямисэн. Нашелся на чердаке. Накатоми-сан учит ее играть. Мне кажется, это хобби сглаживает переходный возраст девочки. Ха-ха!

— Рад слышать. В этом возрасте с девчонками никакого сладу. Я думал, что у нас будут проблемы с Хати, но хулиганом в нашей семье всегда была Хана.

— Это лишний раз говорит о том, что пол тут не играет никакой роли, — поучающе сказала Хикари и тоже улыбнулась.

— Абсолютно!

Они еще постояли молча, глядя на восходящее солнце. Хикари было неловко, но в то же время уходить не хотелось. Годы одиночества не проходят даром для кицунэ — любимицы мужчин. В ее природе — хотеть чувствовать себя желанной. Она долго подавляла эту потребность, избегая близких контактов, а может, и храня верность первой любви.

— Хикари-сама, а можно мне перед отъездом заглянуть к вам? Одним глазком поглядеть на вашу девочку. Я так скучаю по Хане…

— К-конечно, приходите! — как-то слишком быстро ответила Хикари, и со смущением добавила: — Вы всегда нравились Юми, может она даже сыграет вам на своем сямисэне.

— Спасибо большое.

Он легко коснулся ее плеча, будто желая сказать еще что-то, но развернулся и быстро зашагал прочь, оставив обувь. В его движениях угадывалось напряжение.

Хикари не стала его окликать, но убрала гэта в свою сумку, чтобы вернуть вечером. Ее сердце стучало быстрее, чем обычно, а в груди появилось тревожное, но приятное чувство.

Вечером мужчина пришел в гости. Хикари встретила его у ворот.

Юми сразу узнала его, но, завидев, убежала в комнату. Наука матери не прошла даром — с посторонними можно разговаривать только с ее разрешения! Будь то медбрат со скорой, новый почтальон или старый знакомец Хикари из города.

— Ах, Камо-сан, вы пришли! Проходите, пожалуйста.

— Извините за вторжение, — входя в дом, сказал мужчина, а заметив девочку, спрятавшуюся за перилами лестницы, добавил чуть громче: — У меня тут гостинец для Юми! Надеюсь, она любит лимонный торт.

— Ох, конечно! Она любит все, что содержит сахар. А-ха-ха!

Юми наблюдала за взрослыми, сидя на лестнице, и недоумевала. Впервые она видела мать с таким лицом — оно будто светилось. А взгляд был мягким, как сливочное масло. Девочка ни разу не слышала, чтобы Хикари так звонко смеялась. Обычно она была гораздо сдержаннее и лишь улыбалась шуткам деда Сакая или неуклюжему флирту молодого почтальона.

А что она сделала со своими волосами? Обычно тугая длинная коса выглядывала из-под косынки или сворачивалась змеей вокруг головы. Сегодня волосы струились по спине крутой черной волной. Такое случалось только после мытья головы — Хикари распускала волосы и разрешала Юми расчесать их, после чего снова заплетала в косу.

На ней было простое льняное платье василькового цвета, но даже в нем мать была похожа на прекрасную принцессу. А еще сняла свой серый фартук, что бывало только если она уезжала в город. Что же происходит?

— Юми, спускайся, у нас гость! — позвала женщина звенящим голосом.

И с каких пор к ним приходят гости? Если кто-то и приходил, то на несколько минут — отдать продукты или позвать на помощь. У них и стульев-то было всего два, потому что никто не входил дальше гэнкана. Что же случилось теперь?

Юми медленно спустилась по лестнице и подошла к взрослым.

— Милая, ты помнишь Камо-сана? — смущенно спросила Хикари.

— Здравствуйте, Камо-сан, — Юми быстро поклонилась и вопросительно посмотрела на мать, пытаясь понять, что же делать дальше.

— Привет, Юмико-чан. Как поживаешь? — с улыбкой обратился к девочке мужчина.

— Хорошо, спасибо, — чеканно ответила девочка и, снова посмотрев на мать, добавила: — Еще спасибо за книгу, которую вы передавали через бабулю. Я ее несколько раз читала и даже сохранила.

— Оу, а напомни, что за книга?

— Волшебник страны Оз.

— О-о-о! Моя дочь ее очень любила. Замечательная книга!

— Я уже старовата для нее, но три года назад она была моей любимой.

— Вот как? И кто же был твоим любимым персонажем?

— М-м-м… Наверное, летучие обезьяны.

— Во-о-от как! Хм… А почему не Дороти или ее друзья? Ведь летучие обезьяны были помощниками злой ведьмы, — мужчина явно удивился ответу девочки и ей это понравилось.

— Я думаю, у них были на то причины. Они мне полюбились, потому что умели летать, — невозмутимо ответила Юми.

— Да, это отличная суперсила! — воскликнул мужчина.

— Суперсила? — переспросила девочка, бросив взгляд на мать.

— Да, как у Супермена или Вижна.

— Чего? — прищурившись, коротко спросила Юми, подражая бесцеремонному Сакаю.

— Ой, ха-ха, извини, ты наверное еще не сталкивалась с комиксами про супергероев?

— У меня есть два томика «One Piece».

— А, это японская манга. Хочешь, я привезу тебе американские комиксы? Мой сын уже давно из них вырос. Только пылятся в гараже.

— Мне нравятся любые книги. Если ваш сын согласен, я не против их получить, — все так же невозмутимо ответила Юми, а у самой перехватило дыхание от упоминания о сыне господина Камо.

— Договорились! — довольно ответил мужчина, широко улыбаясь.

Юми было интересно вести этот диалог, но вместе с тем и немного неловко. Со стариками она была вежлива, однако уже привыкла общаться без церемоний. С незнакомцем же — и стеснялась, и лишнего боялась сказать, и невежливой показаться. В итоге, стараясь казаться взрослее, она говорила почти без эмоций.

— Ну, пойдемте уже к столу, — спохватилась Хикари, указывая на гостиную. — Милая, Камо-сан принес угощение, смотри.

— Это что, то-о-орт? — странные глаза девочки округлились еще больше, она хлопнула в ладоши и подпрыгнула в нетерпении.

— Да, надеюсь, тебе понравится — он лимонный.

Мужчина удивился тому, в какой восторг привел девочку простой торт. Его дети перестали радоваться таким вещам, как только пошли в школу, если не раньше.

Хикари пригласила гостя в гостиную и усадила на диван.

Юми удивилась тому, что на журнальном столике уже стояли торт, чайник и чашки. Раньше они никогда не ели в гостиной. Видимо, это потому, что втроем за кухонным столом сидеть и не получилось бы — за неимением третьего стула?

Торт показался девочке произведением искусства — белоснежный, с желтыми лимонными дольками и листиками мяты. Она еще ни разу вживую не видела настоящий торт. Обычно мать привозила из города маленькие бенто-тортики да и сама готовила лишь крошечные пирожные с заварным кремом или фруктами. Юми вместе с Сакаем смотрела по телевизору кулинарные шоу и понимала, что для приготовления настоящего торта нужны не только продукты, но и разное оборудование. У них была только маленькая духовка да венчик.

— Мам, а можно я разрежу торт? — с горящими от нетерпения глазами попросила Юми. — Я видела по телевизору, что надо сначала пополам, а дальше — на равные части.

— Хорошо, попробуй! — с улыбкой сказала женщина, протянув девочке большой нож.

Сердце мужчины сжалось от этой сцены. Девочка, выросшая в глуши, не знала таких простых вещей, хоть и производила впечатление образованной. В двенадцать лет его Хана уже вовсю помыкала взрослыми, отстаивала свою независимость и право встречаться с мальчиками. Дочь докторши же действительно была диковата и немного наивна, как и говорил его сын.

Юми аккуратно примерилась и разрезала торт на восемь равных треугольников.

— Ого, вот это мастерство! — серьезно воскликнул гость и посмотрел на Хикари.

— Юми немного перфекционист, — со смущенной улыбкой ответила она.

— Просто хирургическая точность! — добавил Камо и заметил, как женщина отвела помрачневший взгляд.

Хикари боялась говорить с дочерью на тему ее будущего и часто намекала Юми, что жить в глухой деревне тоже неплохо. Женщине было страшно даже представить, как дочь отправится покорять университет в городе.

Юми это прекрасно понимала и никогда не противилась такой судьбе. Ей бы и самой не хотелось оставлять мать одну.

— Мой отец был хирургом, — деловито сообщила проницательная девочка, глянула на растерянную мать и передала мужчине тарелочку с кусочком торта. — Меня тоже интересует медицина, но я бы хотела быть как моя мама.

— Твоя мама — замечательный деревенский терапевт! Это очень почетная работа, — отозвался Камо.

— Да, я знаю. Эти старики не справились бы без нее.

— За что ей огромное спасибо! — повернувшись к Хикари и склонив голову, ответил мужчина.

— Мама помогла им продержаться подольше. Это ее суперсила! Так вы говорите?

— Это правда. Она настоящая Чудо-женщина, — ответил мужчина, с улыбкой глядя на вспыхнувшую Хикари.

Женщина с тревогой слушала этот разговор, но не смела вмешаться, чтобы не спугнуть Юми. Теперь она еще лучше понимала свое решение держаться подальше от людей и не сближаться ни с кем из внешнего мира. Влияние посторонних могло поколебать равновесие, в котором находилась ее маленькая семья. Девочка, с которой никогда не было проблем, могла начать бунтовать, отстаивая свою свободу.

Будет лучше, если этот вечер больше не повторится. Нужно сказать об этом господину Камо, когда он будет уходить!

Хикари даже не пришло в голову, что угрозой было влияние не на Юми, а на нее саму.

Еще около часа они вели немного неловкую беседу о деревенских стариках, погоде и почти заброшенном доме покойной матери Камо.

— Ну что ж, я порядком задержал вас. Извините за беспокойство, — вдруг засобирался мужчина.

— Ну что вы! Нам было приятно, — ответила Хикари с вежливой улыбкой.

— В следующий раз привезу коробку с комиксами сына.

— Не стоит так беспокоиться, Камо-сан! У Юми есть доступ к домашним библиотекам соседей — без книг она не останется.

— Ма-а-ам, но я хотела бы почитать комиксы на английском. Разреши привезти их мне, пожалуйста! — заныла Юми, и это было совсем на нее не похоже.

— Да разве я запрещаю? — взволнованно глядя на дочь, ответила Хикари. — Просто не хотелось бы беспокоить человека по таким пустякам.

— Мне не сложно. К тому же на следующей неделе я собирался заехать, обновить камидана в доме.

Попрощавшись, мужчина вышел из дома и зашагал по улице. Его сердце билось чаще, а в душе возрождалось давно позабытое чувство — ощущение полета от одной только мысли о человеке.

Хикари врывалась в его сердце предчувствием весны и перемен.

Невидимая красная нить

Хикари догнала Камо у его машины. Он не услышал ее шагов, но когда она тихонько окликнула его, обернулся и был поражен красотой, разгоряченной бегом. Она тяжело дышала, и, освещенная яркой луной, походила на сверхъестественное существо. Летний ветер развевал длинные волосы, а лунный свет придавал сияние ее бледной коже и темным волосам.

Женщина была босая. Оголив белые стройные ноги, она придерживала руками подол своего платья, стоя в двух метрах от него.

— Камо-сан, прошу, не приходите к нам больше, — ее голос дрожал, будто она сдерживала рыдания.

— Я могу узнать почему? — спросил мужчина ровным голосом, но слова женщины, вознесшей его до небес одним взглядом, камнем легли в его сердце.

— Так будет лучше для всех нас, поверьте.

Они молча смотрели друг другу в глаза, и оба не понимали, почему появилась слабость в ногах. Атмосфера летней ночи придавала этой сцене какой-то магический окрас.

Все его существо рвалось к ней, но разум останавливал — они едва знакомы.

Хикари первой не выдержала напряжения, рухнула на колени и заплакала, спрятав лицо в бледных ладонях. Мужчина в ту же секунду бросился на колени рядом с ней и аккуратно взял ее холодные руки в свои. Его сердце бешено колотилось, а дыхание сбилось.

Хикари сдавленно рыдала, от чего в ее груди сжимался огненный комок, готовый вырваться и поглотить все вокруг. Она кляла себя за ту минутную слабость, что забралась к ней в сердце на скале, у врат Инарисин.

Взволнованный шепот мужчины заставил ее поднять блестящие от слез глаза.

— Мори-сан, пожалуйста, не гоните меня. Я не смогу приезжать сюда и не иметь возможности видеть вас.

Она смотрела в бездонные черные глаза, слушала его громкий шепот, тянулась к нему, но понимала, что это все не по-настоящему. Причина всему — проклятье кицунэ, с которым не в силах справиться ни один несчастный мужчина. Нельзя было подпускать его так близко! У него семья в городе, а она прячет от мира дочь-полукровку. Эта связь не приведет ни к чему хорошему. Но как же больно это осознавать!

Она снова опустила глаза, полные тяжелых слез, и всхлипнула.

— Это место давно было бы мертво без вас! — взволнованным шепотом говорил он. — Посмотрите на меня — я тоже оживаю лишь от вашего взгляда!

Одной рукой он прижимал к своей груди ее бескровные руки, другой гладил длинные шелковые волосы. Борьба разума и сердца заставляла испытывать почти физические муки. Камо не понимал природу этого наваждения. Да, как и любой другой мужчина, за все эти годы он не раз обращал внимание на красивую одинокую женщину и гнал от себя непотребные мысли. Живя далеко, он мог воздвигнуть стену между ними. Но стоило приблизиться к ней и все преграды рухнули, обнажив безумную жажду обладания.

— Уезжайте! — прошептала Хикари. — Я не могу вам запретить приезжать в деревню, но прошу, больше не ищите встреч с нами!

— Хикари, вы не представляете, что сейчас происходит в моем сердце…

— Ошибаетесь! — перебивая его жаркий шепот, воскликнула женщина. — Вам стоит держаться от меня подальше!

— Давайте уйдем с дороги и поговорим спокойно.

Его шепот, настойчивые руки и легкие прикосновения губами к ее вискам сводили с ума. Однако испугавшись того, что кто-то может их заметить, Хикари вскочила на ноги. В ней не нашлось сил оттолкнуть его. Мужчина повел ее под руку в дом своей матери.

С трудом найдя в себе силы сдержать свои порывы, он усадил ее на диван в гостиной, а сам ушел на кухню заваривать чай.

За тридцать лет в обличье человека Хикари не разрушила ни одной семьи, хоть и была любовницей многих женатых мужчин. Ей казалось, что за годы уединенной жизни она научилась контролировать свои чары. Но о чем тут думать, если весь круг ее общения — старики да мимолетные пересечения с мужчинами в городе. Обычно она едва ли парой фраз перекидывается с продавцами, главврачом и фармацевтом!

— Вот выпейте чаю, — поставив на столик две чашки, смущенно проговорил мужчина.

— Спасибо.

Страсти улеглись и стало неловко смотреть друг другу в глаза. Минут десять они цедили чай и смотрели на свои руки, сидя в полуметре друг от друга.

— Камо-сан, вы ведь женаты, — прервала тишину Хикари, не отрывая глаз от чашки.

— После смерти Ханы жена отдалилась от нас с сыном и ударилась в религию, — без эмоций ответил мужчина. — Мы живем в одном доме, но почти не общаемся.

— Вы все еще любите ее?

— Мы поженились по любви и за почти двадцать лет не растеряли ее, но со смертью дочери я потерял и жену. Последние два года стерли те двадцать лет, как ни тяжело это признавать.

— Я даже не представляю, какие слова могли бы поддержать вас, — тяжело вздохнув, тихо сказала Хикари.

— Не беспокойтесь обо мне, — вздохнул мужчина.

— Мне лучше уйти, а вы оставайтесь на ночь здесь. В таком состоянии лучше за руль не садиться.

— Хорошо, — не глядя на нее, печально ответил Камо. — До свидания, Мори-сан.

— Прощайте.

Она поставила чашку на столик, медленно встала и последовала к выходу. Как во сне, остановилась в дверях комнаты, но не смогла обернуться.

Ей и не нужно было оборачиваться, чтобы услышать торопливые шаги за спиной. Теплые руки легли ей на плечи, а нежный голос щекотал затылок и громким шепотом просил не гнать его прочь. Она снова заплакала и бросилась ему на шею, будто целую вечность скиталась в поисках этого мужчины, а теперь наконец-то нашла. Голос Хикари стал еле слышным, а глаза кричали о том, чтобы он удержал ее.

Он и не собирался ее отпускать. Как же ему хотелось обнимать и целовать ее до самого утра!

Закрывая сёдзи, разгоряченные страстью мужчина и женщина не заметили в тени сакур немую фигурку, что наблюдала за ними.

Юми последовала за матерью, когда та бросилась на улицу. Спрятавшись в саду покойной бабушки Акиты, девочка пыталась осмыслить увиденное и услышанное. Неужели это та стремительная безумная любовь из романов для женщин? Из тех романов, что она выносила из домов стариков, спрятав под подолом платья, и читала втайне от взрослых. Как же волнительно!

— Юми, выходи скорее! Посмотри, что привез Камо-сан!

— Иду, мам!

После той ночи мужчина пропал на несколько дней, а мать все это время витала в облаках. Теперь же ее голос аж звенел от радости. На секунду Юми стало немного тоскливо от мысли о том, что теперь она не единственная любовь Мори Хикари. Но это было слишком эгоистично и девочка решила ни в коем случае не мешать матери строить личную жизнь.

— Ого! — воскликнула Юми и в восторге бросилась через двор. — Это те самые комиксы на английском?

— Да, все верно, — с улыбкой ответил Камо и посмотрел на Хикари, которая с довольным лицом наблюдала за дочерью, стоя у калитки.

Даже не поздоровавшись с соседом, Юми опустилась на колени у огромной коробки, выставленной из багажника машины. Вытаскивая томик за томиком, она с упоением читала вслух названия на английском, поглядывая на мать, и не могла сдержать широкую улыбку.

— Сколько же их тут? — воскликнула девочка.

— Я не считал, но Хати копил их несколько лет, — ответил мужчина, присев рядом с коробкой. — Некоторые прямиком из Нью-Йорка привез мой друг, но в основном тут все же манга, которую Хати покупал сам.

Хати — это младший сын Камо, внук покойной бабушки Акиты. Мальчик на четыре года старше Юми. Они иногда встречались, когда он приезжал на каникулы, а девочка забегала к старушке по поручению матери.

Дети не общались, так как Хикари приучила Юми избегать незнакомцев. Однако любопытство влекло ее к черноглазому мальчику с первой встречи. Он часто играл на гитаре, сидя на энгава или в саду. Девочка подглядывала за ним, спрятавшись на дереве или в клумбе.

Мальчишке не было дела до нее — Юми казалась ему невоспитанной дикаркой, о чем он не стеснялся громко говорить своей бабушке. Такой красивый и такой грубиян!

Когда бабушка Акита умерла, мальчику больше незачем было приезжать в деревню, и они не встречались уже два года. А вот его отец теперь будет приезжать гораздо чаще!

Пока Юми рылась в коробке с западными комиксами и японской мангой, Хикари и Камо куда-то исчезли. Ну конечно, будут прятаться от нее по углам, будто она шестилетка какая и не понимает, что все это значит. Пусть балуются, это наверняка весело! Юми вдруг стало смешно от мысли о том, как она застукает их где-нибудь в саду, и они начнут оправдываться, как малые дети.

Книжный ум девочки был развит не по годам и совсем наивной ее назвать было сложно. Еще до первых месячных Юми была подробно проинструктирована матерью в вопросах полового созревания. Тема была раскрыта девочке посредством целых лекций и прочтения медицинских справочников. По анатомии у Юми было «отлично», и мать нисколько не завышала ее оценки.

Хоть Хикари и не заводила разговоров о взрослении в романтическом ключе, Юми почерпнула немало информации из художественной литературы. Иногда она вела беседы сама с собой от имени героев. Она будто знакомила персонажей разных книг друг с другом, анализируя разные ситуации с их точки зрения.

Нередко приходилось рассуждать и о любви. Бывало, мистер Рочестер спорил об отношениях с Ватанабэ-саном, а то и граф де Пейрак находил общий язык с Мэгги Клири. Подобные диалоги хорошо развивали ее фантазию и помогали обойтись без смущающих бесед со взрослыми. Скорее всего, мать уже и не заведет с ней разговор об отношениях мужчины и женщины. Да Юми и сама бы этого не хотела. Наверняка будет ужасно неловко!

Наблюдая за поведением Хикари и Камо, девочка представляла их героями книги. Они будто были отражением друг друга. Такие высокие, стройные и благородные! Оба казались консервативными японцами, следующими традициям, но познав западную культуру, были довольно широких взглядов на жизнь. Из их разговоров девочка узнала как много нового о прошлом матери, так и о жизни этого мужчины, что в своем неизменном темном кимоно всегда казался ей каким-то монахом.

Девочка делала вид, что не в курсе их отношений, и поэтому слушала их разговоры тайком. Обычно днем они встречались у врат Инари в лесу, а ночью — в доме покойной бабушки Акиты.

Когда-то, закончив школу, Камо уехал учиться в США, а по возвращении в Японию понял, насколько соскучился по родине. Пресытившись западной культурой и свободными нравами, он был очарован размеренной и тихой жизнью родного поселка. Молодой наследник семейного ресторана в Токио, выпускник Вашингтонского университета, завидный жених и просто красавец — так о нем говорили соседи.

Сразу после выпуска он вернулся на родину и женился на младшей дочери синтоистского священника.

Впервые Камо увидел юную Хосину Миё в храме на празднике урожая, куда его затащили друзья. Тонкая фигура девушки в белоснежном хаори и алых хакама выделялась среди верующих, собравшихся у святилища. Когда юная мико начала исполнять ритуальный танец кагура, сердце парня на мгновение остановилось.

Она поднимала веер, словно прикасаясь к небу, затем грациозно опускала его, как будто возвращая что-то священное на землю. Ее глаза смотрели в никуда, сосредоточенные и спокойные, но это только усиливало ощущение тайны.

На фоне заунывной мелодии флейты и легкого звона колокольчиков Камо вдруг ощутил будто парит над землей. В этой девушке, в ее танце, в каждом взмахе ее рук, он увидел сдержанную красоту, чистоту и ту гармонию, о которой даже не подозревал, пока жил за границей.

Когда ритуал закончился, мико отвела взгляд от алтаря и на мгновение встретилась глазами с Камо. Она слегка склонила голову в знак приветствия, и его сердце забилось еще чаще. Он понял, что никогда не сможет забыть это мгновение — ни звуки храма, ни красный подол, ни мягкий, будто летящий силуэт. Именно тогда он полюбил традиционные кимоно, хотя девушка не носила их вне храма.

Поженившись, они переехали в Токио, чтобы Камо мог взять на себя управление рестораном отца. Через год у пары родилась дочь. Жена оставалась домохозяйкой, и все свое время посвящала семье. Позже родился сын, и они вернулись в Ямакита, чтобы было проще растить детей под боком у бабушек.

Камо и Миё не знали невзгод, пока не потеряли восемнадцатилетнюю дочь. Вместе с ней из семьи ушла вся радость. Если Камо и его сын нашли силы жить дальше, то Миё не справилась со своим горем и с головой ушла в религию.

Замужняя женщина больше не могла служить в храме отца, но нашла для себя альтернативу в поиске собственного бога. Нервно перебирая четки, она часами неподвижно сидела у окна и не замечала даже младшего сына.

За два года непроходимого траура чувства между супругами исчезли, не оставив и следа от былой привязанности.

Слушая истории Камо о его семье, Юми представляла себе его жену как старую каргу с нечёсаными волосами и крючковатыми серыми пальцами. Ведь останься она такой, как была в первую встречу с Камо, он бы не ушел к Хикари!

Хикари выглядела гораздо моложе Камо, но по документам была старше на два года. Даже с рождением ребенка она не утратила своей девичьей красоты и живости. Мужчину пленило сочетание ее независимости и покорной стати, острого ума и обольстительной улыбки.

Вместе с тем они находили общие интересы и понимали друг друга. Могли часами разговаривать на темы, которые Юми понимала с трудом, а то и вовсе не понимала. Тем не менее одно девочке было ясно — эти двое были будто созданы друг для друга, соединенные невидимой красной нитью. Нитью, которую, казалось, не порвет ни время, ни прошлое.

Первый День рождения

В тринадцатый день рождения Юми не ждала никакого чуда. Она привыкла к тому, что в этот день Хикари будила ее спозаранку и поздравляла. Вместе они завтракали блинчиками в виде медвежат, а после мать вручала ей подарок. Обычно это были книги или предметы одежды — Хикари не признавала непрактичные подарки.

Этот день отличался от обычных будней только завтраком и праздничным салютом. Вечером мать с дочкой забирались на крышу и любовались фейерверками, которые запускали на Танабату в Ямакита-мати.

Впервые Юми увидела фейерверки в пять лет, после переезда в Дзюкай. Хикари отвела ее на крышу и сказала, что эти салюты запускают в честь ее дня рождения. Позже она узнала от старой Накатоми, что в соседнем городе проводят фестиваль звезд и фейерверки запускают в честь прекрасной любви принцессы Орихимэ и волопаса Хикобоси.

На этот раз Юми проснулась сама и битый час ждала прихода матери. Спустившись в гостиную, она обнаружила, что дома никого нет. Выглянув на улицу, девочка увидела машину Камо у дома Акита и поняла, что мать променяла ее на мужчину. Что поделать — такова жизнь и любовь! Девочка решила порадоваться за Хикари и убедила себя в том, что уже слишком взрослая для дней рождения.

Прихватив большой кусок хлеба с абрикосовым джемом и «Убить пересмешника», она отправилась в лес.

Птицы неизменно пели, вторя цикадам и шуму горного ветра. Босая девочка шагала по тропинке, разглядывая облака за кронами деревьев и щурясь от солнечных бликов, играющих в листве. Чудесный день!

Юми остановилась посреди тропинки, поклонилась огромному валуну у подножия горы и похлопала его по прохладному замшелому лбу.

— Здравствуй, Тоторо-сан!

Она прозвала этот древний камень именем волшебного существа — уж больно он был похож на округлое брюхо героя старого аниме. Этот мультфильм Юми смотрела с дедом Сакаем по телевизору не один раз и просто обожала.

Когда солнце начало припекать, девочке пришлось вернуться домой. Сделав уроки и перекусив тем же хлебом с абрикосовым джемом, она решила пройтись к своим любимым старикам.

Ни Наны, ни Сакая дома не оказалось. Да куда же все подевались!

Из-за соседнего забора, заросшего плющом, высунулось любопытное лицо, темное и сморщенное, как печеное яблоко.

— А-а-а, Юмико! Давно не виделись, — раздался скрипучий старческий голос. — Мамку ищешь?

— Добрый день, бабушка Наоки! — поклонившись, воскликнула девочка. — Думала проведать Нану и Сакая. Не знаете, куда эти старые пропали?

— Видала, а то ж! Сын Саюри их на новой машине куда-то повез.

— Это куда еще? — удивилась девочка. — Им на пару поплохело что ли?

— Да вроде здоровые были. Сакай даже ржал, как конь, когда они шушукались тут все.

— А о чем шушукались? — прищурившись, поинтересовалась Юми.

— А мне почем знать? Я глуховата, ты ж знаешь.

— Ну ладно, спасибо вам. Я пойду тогда, — потеряв интерес к этой беседе, заторопилась девочка. — Берегите себя, бабуль!

— Постой! Может, соберешь мне немного черешни? Сама не дотянусь…

Ох уж эти старики! Любят симулировать беспомощность, когда рядом есть кто помоложе, а сами в одиночку и крышу кроют, и огород пропалывают, и сухие ветки пилят. Но девочке все равно нравилось им помогать.

Юми насобирала старушке ведерко черешни, которое тут же и получила в подарок. Она нисколько не удивлялась тому, что кто-то, кроме самых близких, помнит об этом дне — каждый год соседи обязательно что-то передавали ей через мать или при случайной встрече. С годами стало как-то неловко принимать дары и девочка старалась в этот день по деревне особо не разгуливать.

С благодарностью приняв черешню, Юми отправилась домой.

Поравнявшись с машиной Камо у дома Акита, она с подозрением заглянула во двор и увидела на энгава старую Нану. Разумеется, слепая бабка не заметила девочку. Юми решила, что что-то тут нечисто. Может, поминки бабушки Акиты? Но Обон будет аж через месяц!

Девочка все же решила поздороваться с Наной и спросить, что она тут делает. Обогнув дом, Юми не нашла старуху на прежнем месте и поднялась в дом. Тут-то ее и подстерегал сюрприз!

В комнате вдруг вспыхнул свет и в уши ворвался стройный хор голосов, певших праздничную песню. Юми вздрогнула, но тут же заулыбалась своей мысли: все они, кроме Сакая, когда-то занимались музыкой.

Мать выступила вперед с огромным радужным тортом со свечами, предложила загадать желание и задуть дрожащие огоньки. Девочка не знала, какое желание загадать, поэтому просто сделала вид, что задумалась, и поскорее задула свечки. Ей жутко не терпелось узнать, что же будет дальше.

Поздравители обступили девочку и наперебой начали обнимать, приговаривая комплименты. Было как-то неловко, но все же до восторга приятно. Ведь даже на седьмой день рождения у Юми были только блинчики-медвежата, несколько разноцветных титосэ амэ и новая пара осенней обуви.

Усадив всех за большой стол, и Юми во главе стола, Хикари поставила перед ней торт и дала в руки нож. Юми знала, что делать. Она резала торт на равные куски, а мать подавала ей тарелочки и передавала угощение гостям. Камо в это время разливал чай, а старики довольно ухмылялись.

На секунду Юми представила, что теперь так будет всегда — самые дорогие люди рядом с ней, здоровые и счастливые. И все тревоги об одинокой Хикари позади. Тревоги о необходимости куда-то бежать и снова бродяжничать. Пусть Юми уже и плохо помнила их жизнь до переезда в Дзюкай, все же ей ужасно не хотелось снова видеть мать несчастной. Камо стал ее спасением!

Когда закончили с праздничным угощением, Камо позвал всех в гостиную. Юми усадили на диван рядом со стариками, и мужчина вывалил из огромного пакета на журнальный столик целую кучу подарков в разноцветной упаковке. Глаза девочки засветились восторгом. Ее день рождения всегда отличался от обычных дней, но в этот раз все было прямо как в книжке или в фильме!

Она обняла и поблагодарила всех по очереди, и по настоянию присутствующих уселась открывать подарки. Самым заметным оказался большой серый свитер с красным сердечком на груди — от Хикари. Практичность матери нисколько не раздражала. Девочка с нежностью потерлась щекой о мягкую пушистую пряжу и вдохнула запах Хикари.

От Наны была книга «Ранние журавли», о которой Юми раньше даже не слышала, но уже мечтала прочитать. Сакай, как всегда, отличился и запаковал в старую газету большую спелую дыню, с которой предложил разделаться немедленно, чтобы поскорее оценить ее вкусовые качества. Старик вырастил ее сам, с заботой и любовью. Камо отнес дыню в кухню, чтобы почистить и порезать. Она действительно оказалось сладкой и ароматной!

Среди подарков также было желтое ситцевое платье в белый цветочек и высокие желтые кеды на белой подошве. Камо сказал, что для юной очаровательной особы в магазине ему посоветовали именно этот наряд. Юми пришла в восторг и поспешила сменить свою повседневную полосатую футболку, заправленную в джинсовые шорты. Она поднялась в комнату наверху.

Девочку удивило, что Камо, сам сдержанный в одежде, купил ей такое яркое платье. Она ни разу не видела на нем что-то, кроме черной юкаты и черных штанов.

Когда Юми вышла к гостям, они разом ахнули. Ей было неловко красоваться перед всеми в новом наряде, но девочка сделала комичный реверанс и засмеялась, увидев всеобщий восторг.

Они еще долго сидели в гостиной и болтали о том, о сём — о книгах, о политике, о погоде, о детстве стариков. Юми слушала все эти уже заученные истории и не могла сдержать счастливую улыбку.

Вечером все вместе поужинали тонкацу с овощами, и Камо повез стариков по домам.

День рождения удался!

Когда убирали со стола и мыли посуду, Хикари рассказала, что Камо настоял на том, чтобы позвать самых близких стариков и отметить праздник в кругу семьи. Она призналась, что боялась того, что он привезет и своего сына, но, к счастью, этого не случилось.

Юми только улыбнулась, а у самой сердечко так и подпрыгнуло от одного упоминания о мальчишке.

— Мам, я рада, что у тебя такой классный парень.

— Эй, он мне не парень! — Хикари пихнула дочь локтем в бок и отвернулась, покраснев.

— Ну да, ну да, просто сосед, — картинно закатив глаза, сказала Юми и, будто спохватившись, добавила: — Я рада, что у нас такой классный со-се-душ-ка!

— Ах, когда это ты успела стать такой засранкой? — воскликнула женщина с притворным возмущением и уже тише добавила: — Совсем как этот дед стала!

— Ах, а кому это тут рот с мылом надо помыть? — ответила ей тем же девочка.

Обе рассмеялись, оглядываясь на дверь.

Камо отвез стариков и вернулся с загадочным бумажным пакетом в руках. Кивнув Юми в сторону сёдзи, ведущих в сад, он направился туда сам, шурша пакетом.

Загадочный вид мужчины сначала встревожил Юми, но посмотрев на мать, она успокоилась. Выйдя в сад вдвоем, они увидели Камо, стоящего у куста бамбука. Видимо, мужчина посадил куст в саду совсем недавно — до того Юми видела здесь только декоративные цветущие растения, которые так любила разглядывать и искать их названия в ботаническом атласе Японии.

Подойдя ближе, она получила в руки маленький клочок крафтовой бумаги с тонкой бечевкой и маркер. Не понимая, что именно от нее требуется, Юми уставилась на мать. Хикари заулыбалась.

— Девочка моя, прости, что я раньше не додумалась! Это такая красивая традиция. Камо-сан удивился тому, что мы никогда не практиковали ее в такой день.

— Да уж, что сказать, Юми, у нашей супер-женщины все же есть слабое место — воображение! — констатировал Камо и рассмеялся.

— Эй, а ну хватит! Все у меня хорошо с воображением! — Хикари легонько толкнула мужчину в бок и получила в ответ поцелуй в макушку.

Юми так и стояла с бумажкой и маркером в руках, ничего не понимая. Зачем звать ее сюда, если им и вдвоем хорошо? Скоро начнутся фейерверки и нужно поспешить!

— Юми, ты ведь уже знаешь про праздник Танабату? Один из его обычаев — развешивать на бамбуковых ветках тандзаку с желаниями. Ты уже загадала одно, когда задувала свечи в честь дня рождения, а теперь можешь загадать еще одно.

— Ого, два желания за день! — саркастично натянув улыбку, сказала Юми.

— На самом деле, можно загадать сколько угодно! — растерянно ответил Камо и снова зашуршал бумагой в пакете. — Тут штук на пятьдесят еще хватит.

— Ла-а-адно, — закатывая глаза, ответила девочка.

«Хочу снова встретиться с Хати».

Юми быстро привязала тандзаку с желанием к молодой веточке и посмотрела на мать и ее парня. Они тоже что-то писали на своих бумажках, перешептывались и хихикали, как дети. Какие же они красивые и счастливые!

— Ну все-все! Давайте остальное на Обон привяжем? — нетерпеливо воскликнула Юми и быстро сунула маркер Камо. — Скоро фейерверки и я обещала старому посмотреть их вместе.

— Но как же так, Юми! Мы думали ты посмотришь с нами, — сокрушаясь, ответила Хикари. — Сакай небось на боковую отправится с темнотой.

— Ха, ну что вы как маленькие! Спасибо за все, Камо-сан! — поспешно раскланиваясь, зачастила Юми. — Проводите, пожалуйста, мою маму на крышу. Рассчитываю на вас!

Юми, быстро удаляясь, помахала рукой удивленным влюбленным и скрылась за углом дома. Еле отделалась от них! И почему они все время пытаются устроить вечеринку с третьим лишним?

Дед Сакай сидел на скамеечке у ворот и задумчиво ковырял землю под ногами длинной тонкой палочкой. В сумерках он показался Юми не особо старым и даже немного красивым. Худое морщинистое лицо будто разгладилось, а поза мыслителя придала ему вид величественного философа. Сердце Юми сжалось от нежности к старику. При первой их встрече, восемь лет назад, он был таким же большим и величественным. Казалось, что за это время он ничуть не изменился.

— Не грусти, а то батат не будет расти! — крикнула Юми, копируя ворчливый голос деда.

— А, Кицунэ-чан! — старик так и просиял от внезапного вторжения любимой внучки. — Ты чего тут забыла? Фейерверки же скоро!

— Да так, вдруг поняла, что соскучилась по своему любимому дедуле! — девочка молниеносно оказалась на скамейке рядом с дедом и потерлась головой о его плечо, блаженно вдыхая аромат лимонной цедры и домашнего мыла.

— Ну и лиса! — не скрывая нежности, заворчал Сакай и погладил девочку по голове. — Может, к Накатоми зайдем тогда? С ее холма отличный вид.

— Давай! — Юми резво вскочила со скамейки, сделала несколько шагов и ухмылкой бросила через плечо: — Только пошевеливайся, старый!

— А ты не смотри, что я на вид старик — уж задницу надрать такой мелкой хамке силенок хватит! — заворчал дед и с улыбкой поднялся, погрозив внучке кулаком.