Бесплатный фрагмент - Последний тур. История пятая

Пролог

В направлении города трасса была уже довольно пустая. Василий взглянул на часы, без четверти девять. До встречи еще больше часа. Должен успеть. Весна только вступала в свои права, деревья даже не успели обзавестись почками, они стояли по обеим сторонам улицы, растопырив свои обнажённые ветви. Капли мелкого дождика так и норовили застыть на лобовом стекле. Вечером подморозило, и асфальт заблестел тонкой коркой льда.

Василий ехал осторожно, понимая, что опоздать на эту встречу никак нельзя. А в такую погоду на любом светофоре можно угодить в аварию. Он ещё раз взглянул на часы. «Успеваю, — решил для себя Куприянов».

Кафе «Берта», где была назначена встреча, находилось почти в центре города. Василий прибыл на место за десять минут до назначенного времени. Он вошёл в кафе, сдал в гардероб куртку и прошёл в зал. Его встретила девушка-администратор. Молодая, улыбчивая, аккуратная.

— Добрый вечер! — бодро произнесла девушка. — Вы один или к вам кто-то придёт?

— Здравствуйте. Я к Михалычу, — ответил Василий.

Михалыч, хозяин «Берты», уже знал о том, что Куприянов в его кафе будет встречаться с каким-то очень важным человеком. Встречу эту, собственно, как и все предыдущие, надо организовать без посторонних глаз. Администратор была предупреждена и, поняв о чём речь, сбросила с лица услужливую улыбку.

— Пойдёмте за мной, — сказала она.

Девушка проводила Василия в кабинет Михалыча.

— Зачастил, зачастил, — сказал вместо приветствия Михалыч и указал Куприянову на большое кресло в углу. — Знаю — алкоголь не предлагать, поэтому говори, что тебе принести.

— Кофе с молоком. Сильно горячий, если можно, — заказал Василий и, прежде чем опуститься в кресло, крепко пожал руку старому другу.

Администратор кивнула и вышла из кабинета. Когда за девушкой закрылась дверь, Василий быстро спросил у хозяина:

— Где у тебя монитор? Мне надо понаблюдать за входом.

Михалыч развернул большой монитор компьютера и стукнул по кнопке на клавиатуре.

— Пожалуйста, товарищ подполковник.

Василий придвинулся к экрану и молча наблюдал за движением у входа в кафе. Бросил взгляд на часы. Без двух минут десять. Пока человека, встречу с которым он так ждал, не было.

Открылась дверь и в кабинет вошёл официант. Михалыч остановил его жестом, забрал поднос с чашкой кофе и сам поставил его перед гостем. Василий кивнул в знак признательности. Кофе действительно был обжигающим. Именно этого и хотел подполковник. Ему надо было и согреться, и приободриться.

Опять посмотрел на часы — десять ноль пять. Никого. «Неужели не придёт, — подумал Василий». И в ту же минуту отогнал плохие мысли.

— Опаздывает? — спросил Михалыч, видя, сколько раз Василий посмотрел на часы.

— Хотелось бы, вообще-то, чтобы пришёл, — ответил подполковник. — Опоздание я готов простить.

— Во как! Значит встреча серьёзная.

— Даже не представляешь насколько.

В эту минуту дверь кафе открылась и Куприянов увидел того человека, которого так ждал. Он облегчённо вздохнул, отодвинулся от монитора и сделал глоток горячего напитка.

Глава первая

Кабинет начальника отдела кадров оказался закрыт. Василий сел на подоконник. Наверное, какое-нибудь очередное совещание. Можно и подождать. Скоро в конце коридора появился кадровик. Он как всегда с серьёзным, не выражающим никаких эмоций лицом, шёл навстречу Куприянову.

— Жду уже полчаса, — шутливо сказал Василий.

— Добрый день, Василий Иванович, — монотонно произнёс кадровик. — Зайдите к Габашидзе, он вас ждёт.

— Что случилось?

— Не знаю, Василий Иванович. Он мне не сказал.

В приёмной у Габашидзе Василия встретила секретарь начальника Татьяна Леонидовна. Она подняла глаза на вошедшего Куприянова.

— Ждёт, — односложно произнесла женщина. — Заходите.

Василий Иванович кивнул и, открыв большую тяжёлую дверь с табличкой: «Начальник управления Габашидзе Михаил Ревазович», вошёл.

Михаил Ревазович сидел за столом. Вид у него был хмурый. Василий знал этого человека не один десяток лет, и по атмосфере в кабинете начальника Куприянов понял, что сейчас последует подготовительная речь или несколько убедительных фраз, а затем какая-нибудь просьба или предложение. Почти так и произошло. Только с подготовительной речью Василий Иванович ошибся.

— Заходи, Василий Иванович. Присаживайся, — генерал произнёс эту фразу, даже не подняв глаз на вошедшего.

— Я так понимаю, Михаил Ревазович, что с моим увольнением опять проблемы?

Габашидзе не ответил. Он взял в руки лежащую на краю большого стола чёрную папку и протянул её Василию. Куприянов не спешил. Прежде чем принять от начальника неизвестный «подарок», он решил разговорить генерала.

— Жалоба, приговор суда или почётная грамота? — спросил Василий без единого намёка на шутку.

Габашидзе не отвечал.

— Неужели грамота, — продолжал иронизировать Василий. — Не верю!

Генерал положил папку на стол и поднял глаза на Куприянова. Заученным движением он нажал кнопку селектора. Раздался громкий зуммер.

— Слушаю, Михаил Ревазович, — Куприянов узнал голос кадровика.

— Геннадий Степанович, — обратился к кадровику Габашидзе, — оформление Куприянова притормози.

Василий удивленно вскинул брови. Первая убедительная фраза прозвучала. Только пару недель назад Михаил настаивал на том, чтобы Василий освободил место начальника отдела для Славы Фисенко, а тут вдруг приказывает «тормознуть». Значит, произошло что-то такое, что требует непременного участия Куприянова. Габашидзе заметил немой вопрос подполковника. Он опять протянул ему ту самую папку.

— Сядь и прочитай, — сказал генерал.

На этот раз Василий повиновался. Ему самому стало интересно. В папке лежало несколько листов. Первым было заявление некой Натальи Ситниковой о пропаже её начальницы и подруги Марии Градовой. Дальше были сведения о Градовой. Весьма скудные.

Куприянов, ознакомившись с содержимым папки, поднял взгляд на генерала.

— Я что-то не понимаю. Я пока ещё занимаюсь расследованием убийств. Причём тут «потеряшка»?

— Есть вероятность что из «потеряшки» она превратится в… — Михаил Ревазович осёкся. Видимо, он хотел произнести не очень приличное слово по отношению к погибшей женщине. — Скорее всего, её убили. Человек, который просил меня заняться этим делом, в этом уверен.

— Человек, который просил?

— Да.

— Миша, я тебя не узнаю! — Куприянов редко переходил с генералом на «ты», но сейчас был именно такой случай. — С каких пор генерал Габашидзе исполняет подобные просьбы?

— Василий Иванович, ты ещё устрой мне тут экзекуцию, — сдвинув недовольно брови, произнёс генерал. — Я и так через себя перешагнул, чтобы согласиться на розыск этой Градовой. Не хуже тебя понимаю, что это не наше дело, но отказать этому человеку не могу.

— А назвать его можешь?

— Нет. Там в заявлении есть фамилия. Вот с этим заявителем и работай.

Василий действительно был удивлён не на шутку. Михаил Ревазович человек принципиальный и делал подобные исключения крайне редко. Но даже если делал, то при этом всегда объяснял свои мотивы. А теперь он просто пытается дать сухое указание. По правде сказать, получалось это у генерала плохо.

Куприянов категорически не хотел соглашаться на участие в поиске «потеряшки» Градовой. Он прекрасно знал, что розыски пропавших людей редко приводили к положительному результату, а сил и средств требовали огромное количество. Василий Иванович видел свою задачу только в одном — использовать как можно больше аргументов для отказа от этого дела.

— Михаил Ревазович, — начал Василий, — объясни мне, почему я? У тебя есть новый начальник отдела Слава Фисенко. Молодой, энергичный, отличный оперативник. Я за него ручаюсь как за себя самого. Я тебе зачем? Отпусти уже меня. Слава справится.

— Не справится.

— Почему?

— Потому что он с сегодняшнего дня возглавляет другой отдел в Заречном.

— Вот сейчас совсем не понял! — для Куприянова эта была неожиданная новость. — Это ты так решил?

— Это он так решил. И вообще, Василий, прекращай думать о том, о чём тебе думать не надо. Я пообещал, что заниматься этим делом будет опытный опер. А ты до ближайшего горизонта лучший. И не спорь с этим.

Василий и не собирался дискутировать на тему лучший он или нет, он просто хотел уволиться. Только и всего. Но теперь это представлялось ему весьма сомнительным.

— Мне надо посоветоваться с Людмилой, — это был последний аргумент Куприянова.

— Советуйся. Телефон есть — звони. Будто ты не знаешь, что она тебе скажет.

— Конечно знаю.

Куприянов набрал номер Загурской.

— Вася, извини, — быстро говорила в трубку Людмила. — Перезвоню. Срочно вызывает начальник. Сейчас опять нагрузит. Прости, тороплюсь.

Не дав сказать ни слова Куприянову, Людмила отключилась.

— Ну! Что она сказала? — поинтересовался генерал.

— Сказала перезвонит. Занята. Эх! Выгонит она меня из дома.

— Кто же тебя выгонит, Василий. Ты же незаменимый. — Габашидзе лукаво заулыбался. Бери эту папку и выясни, жива эта женщина или нет. Найди мне её, Василий Иванович.

— Ты забыл добавить: живой или мёртвой.

Василий взял чёрную папку и направился к двери.

— Да, совсем забыл, — остановил подполковника Габашидзе. — Вместо Фисенко в отдел придёт новый опер. Ты там повнимательнее с ним.

— Хорошо. Пойду разбираться с вашей «потеряшкой». И всё же, — Куприянов вернулся к столу начальника, — кто тебя попросил, Михаил Ревазович?

Габашидзе опять нахмурился.

— Не скажу. Я обещал.

Василий понял, что это ему придётся выяснять самому. Он молча кивнул и вышел из кабинета. По привычке запустил руку в карман и достал мятую пачку американских сигарет. Как всегда, в ситуации неопределенности ему захотелось ощутить запах хорошего табака. Но пачка оказалась пуста. Василий смял ее и пробормотал себе под нос:

— Все, пора завязывать с этим. Дорого стало сигаретки нюхать.

***

Людмила не ожидала от начальника следственного управления Молчанова такой просьбы. Мало того, что он попросил её срочно подняться к нему, так ещё сунул ей без всяких объяснений анонимку.

— С этим надо разобраться, — сказал он без предисловий.

Людмила держала в руках распечатанный конверт. Адресатом было ведомство, в котором она трудилась, а вот отправитель указан не был. Возможно там, внутри, на самом письме есть имя писавшего? Но нет. Загурская и на листочке с содержимым подписи не обнаружила. Анонимное послание. Но почему Молчанов разобраться с этим предложил ей? Людмила только собралась задать этот вопрос, как наткнулась на первую фразу письма: «Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет в живых». Теперь становилось понятно.

— Непонятно другое, — неожиданно для себя и для начальника, произнесла вслух Людмила.

— Ты о чём?

— Почему анонимно?

— И у меня возник тот же вопрос, — согласился с Загурской Анатолий Богданович. — Если человек опасается за свою жизнь, то всегда пишет, кто он такой и по какой причине боится расправы. Тогда почему в этом письме не называет себя? Словом, Людмила Валентиновна, проверь эту информацию и доложи.

— Понятно.

Загурская убрала письмо в свою папку и вышла. Уже в кабинете Людмила положила перед собой анонимку и начала внимательно читать. Писал письмо человек грамотный, более того, хорошо, даже очень хорошо разбирающийся в финансовых и банковских делах. Непонятно было только, мужчина писал или женщина. Ясно одно, что автор раскрыл крупные махинации с бюджетными средствами и из-за этого поплатился жизнью. Возможно поплатился, а возможно и нет. Людмила не понимала, почему надо было всё так усложнять? Можно было просто обратиться в любое ведомство: прокуратура, полиция, ФСБ. Почему анонимное письмо? Что-то в этом сообщении настораживало Загурскую. Людмила предположила, что цель письма совершенно иная. Вовсе не та, которая лежит на поверхности. Это письмо написано не для того, чтобы вывести махинации банкиров на чистую воду. Это письмо отправлено в следственный комитет с другой целью. В этом надо разобраться.

Прежде всего, надо ехать в «Югпромбанк». Именно руководство этого банка обвиняет автор письма. Так или иначе, там получится за что-нибудь зацепиться. Хотя деталей в письме практически не было. Одни намёки. И ещё странная приписка в конце: «Будда всё подтвердит». О чём это?

Людмила отложила в сторону письмо, и в эту минуту вспомнила, что обещала перезвонить Куприянову.

Василий долго не брал трубку, но наконец–то ответил:

— Привет, дорогая!

— Привет! Что ты хотел мне сказать?

— После работы могу заехать за тобой. Хочешь?

Куприянов мог провести кого угодно, только не Загурскую. Звонить средь бела дня по такой банальной причине Куприянов не будет никогда.

— Так! — голос Загурской стал жёстким. — Что случилось на этот раз?

— Чистосердечное признание смягчит приговор?

— Дальше можешь не продолжать. Твои документы опять завернули.

— Загурская, ты лишаешь мою жизнь интриги. Теперь ты понимаешь, почему я никогда не смогу завести любовницу?

— Куприянов, ты почаще заводи меня. Я буду тебе и любовницей, и мамой, и…

— Прокурором, — перебил Людмилу Василий.

— Ладно, Василий Иванович, — Загурская сменила тон на милостивый, — не буду тебя пытать. Заезжай вечером. По дороге всё расскажешь. Я почему-то была готова к тому, что тебя опять не уволят.

Дальше тему развивать не стали. Каждый занялся своим делом. Только вечером, в машине по пути домой, Куприянов рассказал о разговоре с Габашидзе.

— Действительно, непонятно. Это совсем не похоже на Ревазовича.

— Вот и я о том же, — согласился с Загурской Василий. — Видимо тот, кто попросил генерала об этой Градовой, птица высокого полёта.

— Либо очень близкий или хорошо знакомый человек, — высказала свои предположения Людмила.

— Ещё немного напряжём мозги и мы с тобой, товарищ следователь по особо важным делам, выведем Мишу на чистую воду, — отшутился Василий.

— Я хочу тебе сказать, дорогой, что не только твой начальник чудит.

— Во как! — воскликнул Куприянов.

— Молчанов тоже меня сегодня удивил.

Людмила во всех подробностях рассказала Куприянову о поручении Анатолия Богдановича и о содержимом письма.

— Я думаю, Людочка, — резюмировал после рассказа Загурской Василий, — здесь у тебя особых проблем не будет. Завтра копнёшь этот «Югпромбанк», и полезут там тараканы из всех щелей. Если конечно, в этом письме правда.

— Кажется мне, Вася, — возразила Загурская, — это письмо написано совсем не для того, чтобы накрыть руководство банка.

— А для чего тогда?

— Пока не знаю. Но чую, что есть там совсем другая причина. Двойное дно.

За рассуждениями время в дороге пролетело незаметно. Вечером за ужином о работе больше не говорили. Равно как и утром за завтраком.

Утром Василий довёз Загурскую до работы, высадил около следственного управления и уже через полчаса открыл дверь своего кабинета. Он немного приоткрыл окно, освежив атмосферу рабочего помещения. Зима в этом году выдалась суровая, и начало весны продолжило эту традицию. Энергетики поддавали жару. На батарее можно было жарить яичницу. Не успел Василий Иванович повесить пуховик в шифоньер, как раздался стук в дверь.

— Войдите, — громко сказал Куприянов.

Дверь распахнулась и в кабинет вошла молодая женщина лет тридцати. Ростом выше среднего, длинные густые волосы собраны в тугой хвостик на затылке. Гостья была в форме капитана полиции. «Чур меня, чур, — подумал Василий». Молодая женщина показалась Василию удивительно похожей на некогда любимую им Любу Пожарскую. Куприянов даже побледнел от неожиданности.

— Василий Иванович? — спросила капитан.

— Да, — с придыханием ответил подполковник.

— Капитан полиции Котрич, — официальным тоном заговорила женщина. — Представляюсь по случаю назначения на должность оперуполномоченного отдела по…

— Понятно! — перебил Котрич Куприянов. — Я уже всё понял. Как зовут?

— Екатерина.

— Катя, вы случайно не… — Василий было хотел спросить про родство Котрич с Пожарской, но вовремя утихомирил свою буйную фантазию. — Значит, можно вас называть Катя?

— Можно и так, — ответила Екатерина, не совсем понимая ход мыслей нового начальника.

— Знаешь, Катя, я в этих стенах, — при этих словах Куприянов сделал круг пальцем над головой, — уже больше тридцати лет. Но не припомню, чтобы в убойном отделе операми служили женщины.

— А чем мы отличаемся от мужчин? — недовольно спросила Котрич.

«Чёрт! Она и злится так же как Люба», — поймал себя на мысли Куприянов, но вслух ответил:

— Капитан Котрич, вы и сами прекрасно знаете, чем отличаетесь от мужчины.

Екатерина опустила голову и исподлобья смотрела на нового начальника. Куприянов понял, что грубовато обошёлся с женщиной. Но он действительно был немного обескуражен её появлением и ещё больше её сходством с Пожарской. По убеждению Василия Ивановича должность опера слишком опасна для женского пола. Он теперь будет чувствовать гораздо большую ответственность, чем за Бабикова и остальных подчинённых.

— Я не хотел вас обидеть, Катя, — извинился Василий. — Честно, я не ожидал, что вместо Фисенко придёте вы. Простите меня. Я человек из старого мира и вот так не толерантно устроен.

Котрич продолжала молчать. Взгляд её оставался суровым. Из этого Василий Иванович сделал вывод, что дамочка с характером. Но ничего, кому-кому, а Куприянову к подобному не привыкать.

−Хорошо, — продолжил подполковник, так и не дождавшись ответа Екатерины, — давайте обозначим правила игры. Готовы?

Опять тишина.

— О! — протянул Куприянов. — А с вами непросто. Присядьте, Катя, — он указал на стул рядом с его столом.

Котрич выполнила указание. Она отодвинула стул и села на самый его край. «Ага! — оценил как опытный психолог действие нового сотрудника Василий. — Села на край. Готова к неожиданностям. Не доверяет мне. В нашей работе это хорошо». Подполковник сел напротив.

— Итак! — начал Куприянов. — Я не буду говорить глупости по поводу того, что у нас все равны. Это чушь! Даже самый хилый преступник, мужчина, конечно, всё равно сильнее и проворнее вас. По той простой причине, что он мужчина. Думаю, с этим вы спорить не будете.

— Не буду, — буркнула Катя.

— Вот и хорошо. Какой из этого напрашивается вывод?

— Буду сидеть на бумагах, — продолжая хмурить брови, ответила Котрич.

— Не совсем так, — поправил Василий. — Будете заниматься аналитической деятельностью.

— А если потребуются мои специфические особенности?

— Что значит «если»? Они потребуются. Они обязательно потребуются, — Куприянов широко улыбнулся. — У вас хорошие специфические особенности. Но это исключение из правил. Вам, Катя, всё понятно?

— Да, — сухо ответила Котрич.

Василий не хотел, чтобы разговор с новенькой заканчивался на худой ноте. Он решил пустить в ход своё мужское обаяние, но в эту минуту раздался стук в дверь и в кабинет заглянул Костя Бабиков. Костя увидел сидящую напротив шефа Катю, сердитую, напряжённую, с недовольным взглядом.

— Извините, — тихо сказал Костя. — Я бы зашёл в другое время, да тут просили передать вам личное дело капитана Котрич.

Бабиков подошёл к столу и положил перед Куприяновым папку с завязанными в тугой бантик верёвочками.

— Хорошо, что ты сам зашёл, Костя, — отодвинув папку, сказал Василий Иванович. — Я хотел тебе звонить. Познакомься — Екатерина Котрич. Наш новый опер. Мы ещё не успели хорошо познакомиться. Возьми над ней шефство. Введи в курс дела.

— Здравствуйте, — Бабиков протянул руку Екатерине. — Костя Бабиков. Старший оперуполномоченный.

Катя приподнялась со стула и протянула руку Бабикову.

— Екатерина, — сказала она. — Можно Катя и лучше на «ты».

— Василий Иванович, я заберу Катю? — спросил Бабиков.

— Шустрый ты больно, Костя! Погоди, присядь.

Куприянов уступил Бабикову стул, а сам пересел на своё рабочее место. Василий открыл принесённую Бабиковым папку и начал читать личное дело капитана полиции Котрич Екатерины Владимировны. Подчинённые терпеливо ждали. Всё это происходило в полной тишине. Прошло около пяти минут. Василий закрыл папку, аккуратно завязал верёвочки и, положив ладонь поверх личного дела, сказал:

— Это очень хорошо, Екатерина Владимировна, что у вас ещё и финансовое образование. Очень кстати. Прямо сейчас мы и задействуем ваши навыки.

Куприянов отодвинул на край стола личное дело, а вместо него положил перед собой документы, которые получил вчера от Габашидзе.

— Значит так, друзья мои, — начал шутливым тоном Куприянов, — операция называется: «Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать».

Дальше Василий Иванович обстоятельно изложил суть нового дела.

— Это всё, — закончил своё изложение Куприянов. — А теперь ваши предложения.

Котрич и Бабиков посмотрели друг на друга, как бы уступая право начать первым. Куприянов заметил это.

— Екатерина Владимировна, начнём с вас, — распорядился подполковник.

Василий упёрся локтями в стол и, слегка наклонив голову, прилип взглядом к новому сотруднику. Видно было, что Катя волновалась. Она несколько раз перевела взгляд с Кости на шефа и обратно.

— Я думаю, — тихо заговорила Котрич, — надо начать с бизнеса Градовой.

— Неоригинально, но логично, — оценил Куприянов.

— Аудит дело прибыльное, — уже смелее продолжала Катя. — Там могут крутиться большие деньги. Если, конечно, компания раскрученная.

— Хорошо, Катя. Вот прямо сейчас и займись этой раскрученной компанией. А начни вот с этой, — Куприянов взглянул на заявление, лежащее перед ним, — Натальи Ситниковой. Заявление от неё. Действуй, оперуполномоченный Котрич. А ты, Костя, двигай по адресу этой Марии Михайловны и по старой схеме. Связи, соседи, конфликты и так далее. Не мне тебя учить. К обеду жду от вас информацию. И не вздумайте испортить мне аппетит.

Куприянов красноречиво махнул обеими руками. Опера поняли это как команду к немедленному действию. Через мгновение в кабинете остался один Василий Иванович. Он размышлял, барабаня пальцами по столу.

***

Василий Иванович уже несколько минут сидел в полной тишине и выстукивал пальцами об стол какую–то навязчивую мелодию. Посмотрел на часы. Самое время появиться Бабикову и Котрич. Он давал им время до обеда. Обед уже прошёл.

Василий решил подождать ещё полчаса, а уж потом начать процесс «домогательства». Расчёт оказался верным. Примерно минут через десять в кабинет вошла Катя.

— Разрешите, Василий Иванович, — спросила она, застряв в проёме двери.

— Заходи, Лю… — Куприянов чуть не назвал капитана Любой. Но быстро поправился. — Катя. Докладывай.

Котрич села за стол, достала из сумочки блокнот и начала излагать:

— Фирма «Аудит-Вектор» образована в две тысячи втором году. Генеральным директором и владельцем является Мария Градова. Основной вид деятельности — аудит. Причём, Василий Иванович, в последние лет десять «Аудит-Вектор» занимался только обязательным аудитом.

— Поясни, — спросил Куприянов, — как говорят наши клиенты: в чём тут мулька?

— Понимаете, аудит бывает обязательный и инициативный. Так вот, инициативный заказывают сами компании, как бы для себя. Понимаете?

— То есть сами себя проверяют и ещё платят за это деньги. Странновато конечно, но видимо есть причины.

— Да! Вы правы. Причин много, но я сейчас не об этом. А вот обязательный аудит назначается, либо если обязывает закон, либо по заказу государственных органов.

— А это уже госзаказ. Правильно? — сделал вывод подполковник.

— Правильно. Не буду сыпать подробностями, но у меня создалось впечатление, что у этой фирмы Градовой был какой-то хитрый способ эти госзаказы получать.

— Так в этом и суть, Катя. Это надо выяснить. Надо вскопать эту грядку.

— Согласна, Василий Иванович, но в этом деле есть тонкости. Мне нужен хороший консультант. Вы же понимаете, я здесь первый день. Пока никого не знаю.

— Справедливо, Екатерина, — согласился с подчинённой Куприянов.

Василий несколько секунд помолчал, подумал и следом достал мобильный. Именно в этот момент распахнулась дверь и вошёл Бабиков. На лице у Кости как всегда был отпечаток невозмутимости. Он два раза стукнул костяшками пальцев по открытой двери и спросил:

— Я войду, Василий Иванович?

Куприянов ничего не ответил, лишь показал рукой на стул, стоящий напротив Кати. Бабиков сел. Он сидел и молчал, перекидывая взгляд то на Котрич, то на начальника.

— Ну! — не вытерпел Василий.

— А что, уже можно говорить? — недоумевал опер.

— Можно, Костя, можно, — с налётом иронии ответил Куприянов. — Или ты пришёл с другой целью? Например, кипяточку попросить.

— Нет- нет! Я готов. Просто думал, Катя ещё не закончила. Я готов.

— Выкладывай!

Костя аналогично Кате, положил на стол блокнот и, раскрыв на нужной странице, начал рассказывать:

— Градова Мария Михайловна. Проживает по улице Первомайской, дом два. Квартира на последнем этаже. Пентхаус. Сто тридцать шесть квадратных «литров». Я даже боюсь подумать, сколько эта квартира стоит.

— А ты, Костя, не думай. Излагай дальше, — вернул к теме подчинённого Куприянов.

— Гражданка состоятельная, — продолжил Бабиков. — В квартире прописана одна. С участковым опросили соседей. Говорят, никто больше в квартире не живёт. Во всяком случае, никого не видели. Градова жила тихо. Гости бывали редко. Часто уезжала. Соседка Эльвира Петровна приглядывала за квартирой.

— У неё есть ключ?

— Был. Когда Градова уезжала всегда оставляла. Сейчас ничего не оставила. Эльвира говорит, больше двух недель её не видела. В квартире тоже тишина.

— Это настораживает, — почесал в затылке Василий. — Ещё есть что доложить?

— Пока больше нечего. Времени мало было. Надо искать родственников, близких друзей.

— Ничего утешительного, — сделал вывод Куприянов. — Просто так люди не исчезают. Начинаем тотальную облаву. Ищем всех. Друзей, родственников, любовников, врагов. Короче — всех. Ты, Катя, шерстишь контору. Ты, Костя, выявляешь всё о личной жизни. Где родилась, кто родители, где училась, с кем любилась. Узнай про неё всё. Даже то, чего она про себя не знала. Завтра результат.

— А как насчёт помощника? — робко спросила Катя.

— Будет тебе хороший консультант, — пообещал Куприянов.

Глава вторая

1987 год.

Студенческие годы. Никакое время не может быть в жизни молодого человека или молодой девушки более ярким, насыщенным, беззаботным и одновременно напряжённым и безжалостным, чем время студенческое. Время молодое, время надежд, фантазий и, конечно, любви.

В престижный московский ВУЗ Маша поступила сразу после школы. Несмотря на то, что была из глубокой провинции, что не было у Марии блата, не натаскивали её репетиторы и не платили её родители никому мзду за помощь в поступлении. Мария показала на экзаменах отличный результат, и никто из приёмной комиссии даже ни на секунду не сомневался, что Градова должна стать студенткой этого экономического института. И вот красивая девчонка с мохнатыми ресницами, тугой русой косой и точёной фигурой, скачет от радости. Эта первая её победа в жизни. Она студентка такого знаменитого советского ВУЗа. Маша представляла, как будет гордиться своей выпускницей учительница Ольга Ивановна. Как радоваться, а может и завидовать, будут подруги, оставшиеся в далёком городке Красносельске Саратовской области. Главное — мама порадуется. Для неё, простой женщины, всю жизнь проработавшей на фабрике, никогда не знавшей достатка, умевшей экономить и никогда не умевшей мечтать, успех дочери, это награда.

Вот только маму Маше было жалко. Теперь она совсем одна в маленькой квартирке на последнем этаже старенькой хрущёвки. По сути одна. Есть у Градовых родственники в городе. Мамина сестра Вера и муж её Фёдор. Но у Фёдора с Машиной мамой отношения натянутые, поэтому общаются сёстры редко.

Телефона у мамы нет. Можно позвонить соседям Зариповым, двумя этажами ниже, но часто этого делать не будешь. Негоже нагружать людей своими проблемами. Значит, надо чаще писать. Писать и ждать ответов. А на каникулах обязательно ехать к маме. Да и куда ещё? У Маши даже и мыслей других не было. Она во время своей школьной жизни ездила на каникулы только к бабушке в деревню. Это было в той же области, только на другом берегу Волги. Но когда Маша была в шестом классе, бабушка умерла, и ездить стало не к кому. Тогда маме удалось получить пару раз путевки в пионерский лагерь. Правда, это совсем не на черноморском побережье, а недалеко от Красносельска. Но какой-никакой, а все же летний отдых, даже своего рода путешествие.

Так что, став студенткой престижного московского института, Мария Градова оставалась глубокой провинциалкой. Как выражался один из её однокашников: слаще морковки ничего не ела. Но Мария не обращала внимания на подковырки столичных выскочек. Она приехала учиться. Учиться ей надо было хорошо, чтобы не срезали стипендию. И не только для этого, но для того, чтобы получить хорошее распределение после окончания ВУЗа. Маша была абсолютно уверена — ёё благополучие зависит только от того, как она будет учиться и ни от чего другого. Наивный ребёнок.

Первый семестр был неимоверно тяжёлым. Приходилось привыкать к совершенно неприемлемой для Маши жизни. Эйфория от её маленькой победы быстро прошла, а на смену пришли суровые будни. Ритм московской жизни изматывал девушку. Огромные расстояния, нехватка времени, столичные соблазны, катастрофическая нехватка денег. Всё это было для юной провинциалки тяжёлым испытанием. Порой у Маши возникало желание бросить всё и вернуться домой. Но она вздрагивала, как только подобное приходило ей в голову и, громко выдыхая весь воздух из лёгких, гнала эти бредовые мысли.

Сдюжила. Первую сессию сдала с одной четвёркой. Это успех. Никаких «хвостов» Мария не допустила и, взяв билет в общий вагон, поехала в Красносельск. Мама не ждала. Она попросту не знала, что дочь приедет. Пришла после тяжёлой смены, а в квартире пахнет едой. Маша сходила в магазин и на оставшиеся деньги от стипендии купила продуктов. Приготовила ужин, накрыла на стол и ждала маму. Лидия Алексеевна ахнула, увидев Машу, обняла дочь, и устало опустилась на табурет, стоящий в тесном коридорчике.

— Ой, Машенька, — слегка охрипшим голосом говорила Лидия, — как тяжело стало подниматься на четвёртый этаж. Старею. Здоровья никакого.

— Да что ты, мама. Ты просто устала. Тебе надо отдохнуть. Иди вымой руки и за стол. Я щи приготовила.

Мария встала на колено, аккуратно сняла с мамы обувь и подала ей руку. Сели ужинать за маленький столик у стены напротив друг друга. Лидия Алексеевна не столько наслаждалась свежими щами, сколько не отрывала глаз от дочери.

— Это хорошо, Маша, что ты учишься на «отлично». А подруги у тебя есть? Сдружилась с кем-нибудь?

— Да, мам. В общаге живём с двумя девочками в комнате. Надя и Саша. С ними и дружу.

— Москвички?

— Ты что, мам? Москвички по домам живут. Тоже приезжие. Надя из Воронежа, а Сашка вообще из Сибири. Она даже на каникулы домой не поехала. Говорит, дольше ехать, чем отдыхать.

— Ну а как у тебя с мальчиками?

Маша положила ложку на стол и, сжав губы, посмотрела на маму. Лида приняла этот взгляд как упрёк.

— А что я такого спросила? — оправдывала свой вопрос Лида. — Ты себя в зеркало видишь?

— Представь себе, вижу, — дерзко ответила Маша.

— Ну вот. Значит должна понимать. Немаленькая. За такой как ты в очередь стоять будут. Не поверю, что парня у тебя нет.

— Нет, мама, у меня парня. Нет!

Это звучало убедительно. Да и Лида знала, что дочка ей никогда не врала. Если хотела что-то скрыть, то так и говорила, не скажу и всё. Лида отодвинула пустую тарелку.

— Как же так, Маша? Неужели никто за тобой не ухаживает?

— Пытаются, — Мария опустила голову и теребила в руках кусочек хлеба. — Но я не хочу никаких отношений. Я учиться приехала. И давай, мама, больше об этом не говорить. Если влюблюсь в кого — скажу.

Лида встала из-за стола, подошла к дочери, и прижала её голову к своей груди. Её тёплые, уставшие руки скользили по густым русым волосам девушки.

— Дай Бог тебе любви настоящей, доченька. Не такой как была у меня. Хочу, чтобы ты была счастливой. И за меня счастливой, и за себя.

— Я буду, мам. Вот увидишь, буду. Иди отдыхай. Я тут всё уберу.

Мария знала из рассказов матери, как ей не повезло в жизни. Не повезло с её, Машиным, отцом. Приехал в город такой видный мужчина, инженер. Приехал в командировку, руководить переоборудованием фабрики, на которой работала Лида. Приметил симпатичную, скромную девушку. Стал ухаживать. Да так ухаживать, что Лиде показался принцем. А что ещё надо провинциальной девчонке. Лида не успела опомниться, как оказалась в постели своего принца по имени Михаил. Она (наивная!) была совершенно уверена, что Миша любит её и обязательно женится. Через пару месяцев Лида узнала, что беременна. А ещё через два месяца принц уехал из города и исчез.

Подруги девушки советовали искать Михаила. В отделе кадров, где он отмечал командировочный, был его адрес. Но у Лиды что-то оборвалось внутри. Она возненавидела отца своего будущего ребёнка. Гордость не давала ей унизиться перед похотливым самцом. Уже после рождения дочери Лидия узнала, совершенно случайно, что у инженера Михаила Прокудина есть семья и двое сыновей. Лида вычеркнула из своей памяти этого мужчину. Долгое время она не говорила дочери кто её отец. И подругам своим запретила об этом говорить. Всю свою жизнь Лидия посвятила воспитанию дочери. Она больше не подпускала к себе особей противоположного пола. Лида стала замкнутой, молчаливой. Сторонилась больших компаний. Но при этом совсем не ощущала себя одинокой. Её миром стала Маша. И миром, и семьёй, и надеждой.

Когда Мария подросла, Лида рассказала девочке о своей несчастной любви. Об обмане. Но по имени отца так и не называла. Говорила о нём, как о предмете неодушевлённом. И ещё потребовала от дочери обещания никогда отца не разыскивать. Маша послушалась маму и никогда даже в мыслях не допускала встречу с Прокудиным.

Разве могла тогда Мария Градова, студентка первого курса предположить, что и в её жизни встретится подобный персонаж. Ей казалось, что она никогда не допустит к своему сердцу лжеца и проходимца. Но жизнь распорядилась по-другому.

Всё произошло в начале второго курса. Из института отчислили Валю Касаткину, секретаря комсомольской организации. Причина отчисления была покрыта тайной и, естественно, обросла сплетнями. Кто-то говорил, что Валя стала любовницей преподавателя кафедры экономики и права. Жена этого преподавателя застукала любовников и устроила большой скандал. Кто-то говорил, что виной всему КГБ. Якобы, Валю застукали в номере гостиницы «Россия» с иностранцем. Словом, что-то в этом отчислении было мутное.

По поводу выборов нового секретаря собрали собрание комсомольского актива курса. Мария Градова присутствовала как член комитета комсомола в зале. Начало собрания откладывалось. Ждали инструктора из ЦК. И вот дверь актового зала распахнулась, издавая петлями протяжный скрип, и вошёл молодой человек. Он совсем не был похож на строгого инструктора из центрального аппарата. А скорее смахивал на какого-то популярного актёра. Светло-коричневый кожаный пиджак, чёрная с иностранной надписью на кармане рубашка и джинсы. Обут молодой человек был в настоящий «Адидас». Надо заметить, что ненастоящего тогда ещё не было.

— Я прошу прощения! — громко говорил, двигаясь в сторону трибуны, гость. — Задержал первый секретарь Виктор Иванович. Но теперь я весь ваш.

Молодой функционер сразу встал за трибуну. Он приятно улыбался. Яркий, свежий, располагающий к себе взгляд понравился Марии. Человеку с таким взглядом хочется верить.

— Мы с вами незнакомы, — продолжил после непродолжительной паузы гость. — Представлюсь. Александр Зиневич. Инструктор ЦК. Курирую ваш институт. Неправильно выразился. Буду курировать с сегодняшнего дня.

Дальше Александр коротко рассказал о себе. Где учился, как попал на должность в ЦК. Рассказал о своих планах и предпочтениях. В общем, всё в духе перестроечного времени. После чего сразу перешёл к сути нынешнего собрания. А суть его была в том, что активу предстояло выбрать нового секретаря. Зиневич достал из внутреннего кармана свёрнутый листок, развернул, положил на трибуну и сказал:

— Вот тут передо мной лежит записка с пожеланием вашего ректора.

— И кого же он желает? — громко выкрикнул с места Валера Клыков.

По залу прокатился скромный смех. Зиневич не спасовал. Он снисходительно улыбнулся, якобы, понимая двусмысленную шутку студента. Потом свернул листок и убрал его в карман.

— А разве это важно для нас? — сказал Зиневич, выйдя из-за трибуны. — Это всего лишь пожелания. Но у вас ведь есть своё мнение. Или я неправ?

В зале послышался шёпот. Активисты тихо переговаривались. Зиневичу стало понятно, что студенты не готовы выдвигать свои кандидатуры. Александр опять широко улыбнулся.

— Никогда не поверю, что среди вас не найдётся достойный человек, — подталкивал к диалогу студентов Александр. — Такой человек, которому и вы, и все студенты вашего курса доверяли. Давайте, смелее, предлагайте!

Маша слегка вытянула шею и посмотрела на сидящую в первом ряду свою соседку по комнате Надю Перетятько. Надежда была подругой отчисленной Вали и её заместителем в комитете ВЛКСМ. Все так и думали, что на место Вали выдвинут Надежду. Но ребята молчали. Про Надю пока не сказали ни слова. Зиневич ждал. Маша провела взглядом по залу. Ей стало неловко за своих товарищей. Почему никто не встанет и не предложит выбрать Надю? Градова решила исправить несправедливость. Она встала.

— У меня есть предложение, — не очень громко произнесла Градова. — Вот на первом ряду сидит Надя Перетятько. Она была замом у Касаткиной. Работу знает. Учится хорошо. Думаю, надо её выбрать секретарём.

Маша заметила на себе пытливый взгляд Зиневича, смутилась и села на место. Зиневич продолжал разглядывать девушку. Маше стало как-то неудобно, и она опустила глаза. Наступила пауза. Комсомольцы ждали реакции инструктора, а тот не отрывал взгляда от Градовой. Больше всех забеспокоилась сама Надя. Она была готова вскочить и выкрикнуть, что согласна занять место секретаря и оправдает доверие коллектива. Но Зиневич молчал и никто из студентов больше не высказывался в её поддержку.

— Не потянет Надька, — послышался голос из задних рядов. Это говорил Слава Сушков. Юноша на курсе авторитетный. Серьёзный парень, умеющий отстаивать свою точку зрения.

— Это почему!? — визгнула возмущённо Надя.

— Надь, не обижайся, продолжал Слава. — Ты как зам незаменима. Но секретарь из тебя не получится. Здесь харизма нужна.

— Какая ризма? — Надя поднялась с места и выпучила глаза. — Ты сам-то понял, что сказал?

Слава лишь развёл руками. Он не мог себе позволить ввязаться в базарную перепалку. Зиневич тут же вмешался.

— Понятная позиция, — сказал он. — Надежда, вы пока присядьте. Ваша кандидатура уже озвучена. А вы, молодой человек, продолжайте. Кого же вы предлагаете?

— А некого у нас предлагать кроме Маши Градовой.

— Ты с ума сошёл, — теперь вскочила со своего места Мария. — Я никогда не была никаким секретарём.

— И вы, Мария, присядьте, — успокаивал студентку Зиневич. — Дайте молодому человеку закончить свою мысль.

— Маша учится отлично, — обосновывал своё предложение Сушков. — Если бы не английский, то у неё были бы одни пятёрки. К тому же она рассудительная, спокойная и есть в ней лидерские качества. Я за Градову.

— Убедительно, — оценил Зиневич. — Какие ещё будут мнения?

Высказались ещё трое. Все поддержали Сушкова. За Перетятько больше, кроме Марии, никто не агитировал. Проголосовали. Градова была выбрана секретарём комсомольской организации. Для Маши это было неожиданно. Она, как девушка ответственная, восприняла это без особой радости. Даже немного растерялась. Откуда такое доверие? Ну помогала она своим однокашникам готовиться к экзаменам и курсовым, ну активно работала в комитете комсомола, ну была лидером в стройотряде летом после первого курса, но это всё она делала добровольно. Так была устроена Маша Градова. А теперь на её плечи ложится ответственность. Теперь она обязана будет уделять большую часть своего времени комсомольской работе. Именно это и пугало Машу.

— Мария, — услышала девушка голос Зиневича, стоявшего рядом с ней, — ну что вы так испугались?

Было такое впечатление, что инструктор ЦК слышал мысли Градовой. Мария подняла глаза и попыталась разъяснить молодому человеку свои сомнения, но он положил квадратную ладонь на плечо студентки и мягко произнёс:

— Знаю. Всё знаю. Сам был точно в такой же ситуации несколько лет назад.

— Я совершенно не готова, — с нотками обиды в голосе говорила Маша.

— Вижу, — тем же убаюкивающим тоном говорил Зиневич. — Пойдёмте со мной.

— Куда?

— Не бойтесь меня, Мария. Я хочу с вами поговорить. Настроить вас. Раскрепостить, наконец. Приглашаю вас в кафе. Здесь недалеко, на Пятницкой открылась новая кафешка. Посидим, выпьем кофе с пироженками, поговорим о ваших обязанностях. Вот увидите, ничего страшного нет.

Мария никак не ожидала подобного приглашения. Она очень хотела отказаться. С чего это вдруг она пойдёт с незнакомым мужчиной в кафе? Градова видит его в первый раз. Он к тому же такой франт, так модно одет, что Мария рядом с Александром ощущала себя серой мышью. Но подкупал голос молодого человека и его очаровательная улыбка. Он ощущался Машей как человек добрый и безопасный. Мария, как загипнотизированный удавом кролик, слегка кивнула и сказала тихо:

— Пойдём.

Минут двадцать шли пешком. Александр всё это время не молчал. Он рассказывал Маше, как десять лет назад приехал в Москву из Белорусского Гродно. Как с первой попытки поступил в институт. Как после института отслужил два года офицером в ракетных войсках. И как после армии пошёл на комсомольскую работу. Рассказывал Зиневич увлекательно. Каждое время в его жизни было наполнено событиями. Марию увлекал собеседник. Она и не предполагала, что многое в этом повествовании было неправдой. Вернее было полуправдой. Чуть приукрашено, чуть преувеличено. Многое просто скрыто. Но звучало всё весьма правдоподобно и вызывало уважение.

Мария не заметила, как подошли к дверям кафе. Сквозь стекло читалась табличка: «Мест нет». Немудрено. Пятница, время к вечеру. Но на удивление Маши, Зиневич очень уверенно открыл входную дверь и протянул руку швейцару.

— Привет, Гриша, — тряс руку служащему Александр, будто старому знакомому. — Мой столик, надеюсь, свободен?

— А как же, Александр Виленович, — услужливо улыбаясь, ответил швейцар, мужчина лет пятидесяти. — Девушка с вами?

— Да.

Зиневич достал что-то из кармана, Мария не успела разглядеть что, и положил в карман швейцару. Тот энергичным движением распахнул следующую дверь и пропустил гостей в зал. Александр взял Марию под руку и проводил к столику у стены на небольшом подиуме.

В центре зала высокий модный парень и три девушки ритмично двигались под композицию Майкла Джексона «The Way You Make Me Fell».

— Так значит у вас, Александр, в этом кафе есть свой столик, — сказала Мария, оглядывая посетителей за другими столиками.

— Мария, мы с вами молодые люди. Давайте заканчивать с официозом. Предлагаю перейти на «ты».

Маша убрала руки под стол, наклонила голову и сверлила глазами Зиневича. Она ничего не ответила на просьбу нового знакомого. Зиневич не выдержал молчания и искусственно рассмеялся.

— Вы… вернее ты, продолжаешь меня бояться. Да не кусаюсь я, Маша, не кусаюсь.

— Я вас не боюсь, — Мария не спешила переходить на «ты». — Вернее, боюсь, но совсем немного.

— Почему?

— Вы так запросто открыли дверь, на которой табличка «Мест нет». Вы человек другого уровня. Для меня это неизвестность. От этого и боюсь.

Зиневич посмотрел в глаза Марии. Улыбка теперь на его лице не была такой яркой и беззаботной. Он сделал вывод, что эта провинциалка не так простодушна, как казалось на первый взгляд. Тем было интереснее. Александр пересел на диванчик рядом с Марией.

— Маша, — вкрадчивым голосом начал Зиневич, — мы взрослые люди и понимаем, в какой стране и в каком городе живём. Понимаем, что есть законы писаные и неписаные. И не всё, что говорят по телевизору и пишут в газетах, соответствует действительности. Хотя бы вот этот пиджак и вот эти джинсы, — Александр провёл рукой по своей одежде. — Ты же знаешь, что я купил это не в универмаге через дорогу.

— А где тогда? У спекулянтов?

— Ну зачем же так примитивно? В «Берёзке». Ты знаешь, что это?

— Слышала. Но там на рубли не купишь.

— Правильно. Там нужны чеки. А чеки это валюта.

— Вам в ЦК платят валютой? — с явной иронией спросила Мария.

— Нет. Нам платят так же как и всем. Но такая должность как моя подразумевает связи. А связи это самая твёрдая валюта. Поняла?

— Ты мне, я тебе!

— Правильно. Самый социалистический принцип, — хитро улыбнувшись, продолжил Александр. — От каждого по возможностям, каждому по способностям.

— Но как же тогда…

— Мария! — Александр прервал вопрос девушки, взяв её за предплечье. — Я простой мальчишка из глубинки смог добиться большой должности. Я в паре шагов от элиты этой страны. Это дано совсем не каждому. Для этого надо иметь вот здесь, — Зиневич ткнул себя пальцем в лоб, — много извилин и правильно ими пользоваться. Ты всё прекрасно понимаешь. Просто хочешь показать свою принципиальность и честность. Но это не тот случай. В жизни, там наверху, всё совсем по-другому.

— Что положено попу, не положено дьякону?

— Правильно, Маша. Ты хорошая ученица. Если захочешь, я из дьяконов вытащу тебя в попы, — Зиневич громко рассмеялся. — Заметь, не я привёл эту аллегорию.

В эту минуту подошёл официант. Зиневич, как и обещал, заказал кофе, пирожные и попросил подать фирменное мороженое с шоколадом и орехами.

— Даже не думай отказываться, Маша, — настаивал он. — Я нигде не ел такого вкусного мороженого как здесь.

Мария и не думала отказываться. Она переваривала только что произошедший разговор. В душе она была согласна с позицией Зиневича. Только в отличие от него она не могла себе позволить говорить об этом так откровенно. Несмотря на то, что в стране уже пару лет буйствовала гласность.

— Я не откажусь, — сказала она. — Я очень люблю мороженое. Саша, скажите честно, вы пригласили меня сюда совсем не для того, чтобы посвятить в тонкости комсомольской работы?

Зиневич опять улыбнулся своей располагающей улыбкой.

— Мария, ты прелесть. Давай с тобой дружить.

— Саша, вы не ответили на вопрос, — настаивала девушка.

— Нет! Конечно, нет. Мы не будем сегодня говорить о работе. Да и ни к чему. Из нашего короткого общения я уже понял, что ты именно тот человек, который должен быть секретарём. И не просто курса, я бы заглянул выше. Понимаешь, о чём я?

Мария улыбнулась и ничего не ответила. На столе уже появились чашки с ароматным кофе и эклеры, густо политые шоколадом. Маша не очень благоволила к бодрящему напитку, но вот пирожное её очаровало. Теперь ей совсем не хотелось ни о чём говорить, ей хотелось наслаждаться вкусом.

В кафе пробыли недолго. Мария насытилась обществом инструктора, и ей захотелось в общежитие. Там на тумбочке лежала уже начатая вчера книга Эрика Сигала. Погрузиться в перипетии жизненной драмы преуспевающего профессора, это, пожалуй, единственное чего хотела сейчас Мария. Зиневич не оставил свою новую знакомую одну. Он поймал такси и довёз Градову до общежития. Вежливо, опять-таки с улыбкой, попрощался и, пожелав хорошего вечера, уехал.

Маша поднялась к себе в комнату. Подруг, соседок по общежитию, не было. Наверное, в пятницу пошли куда-нибудь развлечься. Мария сходила в душ, переоделась и легла с книгой на кровать. Пыталась погрузиться в события романа, но глаза всё время соскальзывали со страниц. Мысли возвращали девушку к сегодняшнему вечеру. Саша. Она почему-то думала о нём. Этот молодой человек вызывал у Маши противоречивые чувства. Милый, приветливый, очень умный, оттого и успешный. Его очаровательная улыбка и бархатистый, с лёгким прононсом голос, притягивали. Его хотелось слушать и видеть. Маша задала себе вопрос: он нравится ей, привлекает? Да. Зачем врать себе? Среди однокурсников нет ни одного подобного парня. Они все, разве что кроме Славы Сушкова, ещё дети, взбалмошные старшеклассники. Сушков же чрезмерно серьёзен и живёт совершенно другой жизнью. Он похож на революционера. Идея, известная только ему одному, для него главное. Девушек он привлекал, но никакой обратной связи не допускал.

Зиневич совершенно другое. Маше он показался именно тем мужчиной, которому можно было довериться. Но при всей его обаятельности была и другая сторона, которая заставляла Марию насторожиться. Саша был слишком откровенен. И это при первой же встрече. Почему? Почему он так себя повёл? А чего ему бояться? Зиневич знает себе цену, называет её и не стесняется этого. Он уверен в себе. Это одновременно притягивает к мужчине и настораживает.

Маша хотела заставить себя прекратить копание в своих чувствах, но у неё не получалось. Зацепил Зиневич девушку и не отпускал. Интересный сюжет романа Сигала не смог повернуть ход мыслей Марии Градовой. Девушка отложила книгу и попыталась заснуть. Сон отказывался вступать в свои права. Предатель. Мария широко открыла глаза и воткнула взгляд в потолок. Она принялась мечтать. А что было если бы? А как бы я повела себя в такой ситуации? А как я должна реагировать на те или иные действия Зиневича? И опять девушка ловила себя на мысли, что Александр не выходит из её головы.

Лишь на следующий день, придя на лекцию, Маша отвлеклась от мыслей о новом знакомом. Зиневич никак не давал о себе знать неделю. А Мария, тем временем, думала о нём каждый день. Её постепенно овладевала досада. Она начала ругать себя за то, что придумывала себе их отношения, прогнозировала их. А по сути ничего не было. Подумаешь, пригласил в кафе, угостил, проводил до общежития. Но вместе с тем, зачем он так на неё смотрел? Зачем предлагал дружить? Зачем вообще появился на горизонте? Марии не нравилось её состояние. Она приказывала себе не думать о Зиневиче. А если он снова появится, отвергнуть его ухаживания. Превратиться в ледяную глыбу. И надо отметить, что у Градовой это получилось, но… но только до появления Александра.

Градова спускалась по лестнице в учебном корпусе, когда увидела поднимающегося Зиневича. Как и в прошлый раз, яркая, открытая улыбка, раскованность, уверенность. Он поднимался навстречу Марии, легко преодолевая ступень за ступенью. Маша хотела резко развернуться и уйти, пока Александр её не заметил, но было уже поздно.

— Мария, — звонко прозвучал голос Зиневича, — добрый день!

Что она должна была сделать? Уйти молча? Убежать? Или прямо на лестнице при всех отчитать инструктора за то, что измучил её своим недельным отсутствием? Нет. Такое неприемлемо. Маша остановилась и безразличным взглядом встретила молодого человека.

— Здравствуйте, Маша, — подойдя к Марии, уже тихо сказал Александр. — Хорошо, что я вас застал. У меня важное дело. Пойдёмте в комитет.

«Вот сволочь! — проговорила Мария внутри себя. — Неделю ни ответа, ни привета, а теперь у него важное дело! Послать тебя надо с твоим делом и твоим комитетом. Говнюк!». Градова гневалась настолько явно, что Зиневич изменения в её мимике тут же расшифровал.

— Мария, — сделав озабоченный вид, произнёс он, — у вас что-то случилось? Я могу помочь?

Будь они наедине, она бы ему ответила во всей палитре. Но обстановка требовала сдержанности. Маша не без труда справилась со своим гневом и почти шёпотом сказала:

— У меня всё нормально. Пойдёмте, Александр Виленович.

Не дожидаясь реакции Зиневича, Градова развернулась и пошла в комнату комитета ВЛКСМ.

— И всё-таки, что происходит? — спросил Зиневич, закрыв за собой дверь.

— Ничего, — Мария говорила отрывисто с жёсткими нотками в голосе. — Говорите, Александр, какое у вас дело и я пойду. У меня завтра важный семинар. Надо готовиться.

Зиневич прекрасно понимал, почему Мария так сухо с ним разговаривает. Он ведь специально устроил эти качели. Саше мало было просто дружеских отношений с девушкой. Она ему понравилась и, как молодой мужчина, он захотел большего, чем дружба. После общения с Градовой Зиневич ясно представлял, что Мария девушка нелегкомысленная, и она ни при каких условиях не пойдёт на отношения без обязательств. Зиневич мог бы не напрягаться и довольствоваться своими прежними подружками. Но уж больно глянулась ему эта красивая и гордая провинциалка. Александр решил добиться расположения девушки. Ну а впоследствии и близких отношений. Зиневич был не из тех робких парней, которые сдаются при первой же неудаче. Гнев и жёсткость Марии его раззадорили ещё больше.

— Это хорошо, что у тебя деловой настрой, — Зиневич сделал вид, что его больше не интересует настроение Градовой. — Присядь и выслушай меня внимательно.

Мария послушно села.

— В ноябре большая студенческая делегация едет на молодёжный форум в ГДР. У меня карт-бланш. Я набираю кандидатов из этого ВУЗа.

Зиневич сделал паузу. Он заглянул в глаза Марии. Там ровным счётом ничего не увидел. Никакой реакции.

— Маша, ты понимаешь, о чём речь? — удивлённо спросил он.

— Понимаю, — холодно ответила Мария. — Вы формируете состав делегации. Что непонятного?

«Упрямая, — подумал Зиневич. — Вот же особь! Ведь прекрасно понимает, о чём я, но выдержка железная. Ладно, Мария Градова, продолжаем игру».

— Я предлагаю тебе, как секретарю, набросать список кандидатов.

— Почему я? У нас есть секретарь бюро института. Предлагайте ему. А я всего лишь секретарь факультета. Мелкая сошка. Вы же понимаете, Александр, я ничего не решаю. Я не поп, я дьякон. Не надо играть со мной в эти игры.

Зиневич озадачился. Он заложил руки за спину и прошёлся по кабинету туда-сюда. Маша определённо дистанцировалась от предложенной им возможности участвовать в раздаче «пряников». Она другая. Она знает себе цену не хуже самого Зиневича. Осознание этого злило Александра, но вместе с тем, и возбуждало азарт.

— Хорошо, — сказал после раздумий Зиневич. — Я понял твою позицию. Ты не готова взять на себя ответственность. Честно говоря, я думал иначе. Ну нет так нет. Будем решать без тебя. Извини, что задержал.

Зиневич направился к двери, распахнул её и прежде чем удалиться, сказал:

— Я же говорил, что хочу поднять тебя на другой уровень. Я от своих слов не отказываюсь. Подумай над этим, Маша. Скоро увидимся.

После этих слов, не дождавшись ответа Градовой, Александр вышел. Мария осталась одна. Она около минуты молча смотрела на дверь, за которой скрылся Зиневич, и не шевелилась.

— Наверное, я дура, — вслух сказала она, прокручивая их беседу. — Почему я не спросила его напрямую, где ты был всю неделю? Почему ни разу не появился? Нет, я действительно дура. С чего это вдруг я имею право его об этом спрашивать? Сама придумала себе наши отношения, сама же и виновата. Догнать его? Нет. Это будет выглядеть ужасно. Буду ждать. Он же сказал, что скоро увидимся. Буду ждать.

***

Мария проснулась от пения птиц. Она открыла глаза и не сразу поняла, где находится. Только спустя несколько мгновений вспомнила. Она в гостинице. Точнее сказать в отеле. А ещё точнее, в Метрополе. Только не в том Метрополе, который в Театральном проезде в Москве, а в Метрополе берлинском. В этот одноместный номер поселил её Саша Зиневич. Мария помнит его лицо, когда он показывал девушке апартаменты. Зиневич даже самому себе казался всемогущим. Саша оставил Марию в номере и ушёл, захлопнув за собой дверь. Девушка оказалась один на один с этой роскошью. Мария никогда в жизни не останавливалась в гостиницах. Она не понимала того алгоритма, по которому существуют эти дома для приезжих. Глубокая белоснежная ванна на бронзовых ножках. Мраморный, с бежевым оттенком пол, на который даже боязно ступить. А вдруг поцарапается? Кругом зеркала. Их так много, что Мария, раздевшись в ванной комнате, ощущала себя в компании каких-то девушек. В шкафчике несколько разных полотенец. Зачем ей одной столько?

После ванной Маша накинула на влажное тело бледно-розовый мягкий халатик и нырнула в постель. Запах, исходящий от постельного белья, ошарашил. Марии казалось, что она не уснёт, она будет нюхать подушку, простынь, и наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться. Нет, это не явь, это сон. Так в настоящей жизни не бывает. С улыбкой на устах Маша заснула.

Откуда же раздавались звуки утреннего леса? Мария слушала пение птиц и чувствовала, как поднимается у неё настроение, как хочется ей встать с кровати, раздвинуть резким движением занавески и крикнуть всем там на улице: «Доброе утро, люди!».

Она встала, сбросила халат и двинулась к окну. Раздался стук в дверь. Маша очнулась. Она стояла посреди номера обнажённая. Девушка набросила на себя халат и, подойдя к двери, тихо спросила:

— Кто?

— Это я, Маша, — послышался голос Зиневича. — Через полчаса завтрак. Я жду тебя в холле.

— Хорошо, Саша, я собираюсь, — ответила Мария через дверь.

Завтрак! Они смеются. Разве это завтрак? Завтрак это яичница или каша, или пара бутербродов с «докторской». А то, что Градова увидела в ресторане отеля это не завтрак, это пир. Мария шла за Зиневичем и в точности повторяла его действия. Надо было самой на свою тарелку набирать приготовленные и выложенные на длинном столе блюда. Многое из того, что лежало перед ней, она видела впервые. Зиневич брал щипцы или лопатку и накладывал понемногу разной еды. Мария делала тоже самое. «Потом разберёмся что это. Главное, не выглядеть деревней, — думала Мария».

Конечно, всё съесть не удалось. Не дошло дело и до фруктов. Саша торопил. Программа форума была насыщенной, расписана каждая минута. Незаметно пролетели три дня. Четвёртый день оставили на «культурную программу». Можно было съездить на экскурсию, посетить музеи. Но, понятное дело, все члены делегации рванули по магазинам. То, что можно было купить здесь, в Союзе просто так не достанешь. Марию Саша не отпустил. Он забрал её утром и повёз к своему знакомому Гюнтеру, в Шверин, небольшой древний городок к югу от Берлина на берегу озера Шверин-Зе.

Гюнтер Штерн несколько лет жил и учился в Москве. Там познакомился с Зиневичем. Хорошо говорил по-русски. Высокий скуластый немец, очень вежливый и обходительный. Он увидел из окна дома, что подъехало такси, и вышел встречать гостей широким шагом.

— Саша, друг мой! — говорил Гюнтер почти без акцента. — Я рад тебя видеть. Представь меня своей даме.

— Здравствуй, дружище, — обнял Гюнтера Александр. — Познакомься, это Мария.

Гюнтер сделал шаг навстречу Маше, посмотрел на неё сверху вниз и протянул большую ладонь с длинными кривыми пальцами.

— Мария, — с придыханием вымолвил Гюнтер. — Вы такая же красивая как на картине Джованни Батиста Сальви. Деву Марию он рисовал с вас. Это точно!

Маша засмущалась и опустила глаза.

— Гюнтер, — хлопнул по плечу старого друга Зиневич, — не вгоняй в краску самую красивую комсомолку Москвы.

Мужчины рассмеялись, а Маша продолжала чувствовать себя неловко.

— Он такой храбрый, — сказал Саша шутливо спутнице, — потому что Софи его не слышит.

Маша подняла взгляд и увидела в дверях дома женщину: высокую, под стать Гюнтеру, с пышной белокурой шевелюрой и немного крупноватыми чертами лица. В Союзе её бы не назвали красавицей. Видимо, это и была Софи. Маша догадалась, что она хозяйка дома и жена Гюнтера.

— Пошли в дом, — пригласил гостей Гюнтер. — Софи уже накрыла завтрак.

Софи, как и следовало ожидать, не очень хорошо понимала по-русски, поэтому в беседе старалась не участвовать, чтобы не отрывать Гюнтера от общения с другом. Хозяйка вела себя очень незаметно, насколько это удавалось европейской женщине. Мария тоже вела себя очень скромно. Она слушала, и время от времени порывалась помочь Софи. Но немка каждый раз заставляла Машу оставаться за столом.

Завтрак длился часа два. Потом Гюнтер повёз гостей на озеро. Там уже всё было готово для рыбалки. В лодке отплыли метров пятьдесят от берега. Гюнтер был азартен, а вот Александр, как отметила про себя Маша, к рыбной ловле практически равнодушен. Ему было интереснее общение.

— Гюнтер, — робко спросила Маша, — а где вы работаете?

Наступила пауза. Немец продолжал смотреть на поплавок, будто бы и не было никакого вопроса. Зиневич же очень пристально посмотрел на девушку.

— Я что-то не то спросила? — испугалась Мария.

В это мгновение поплавок запрыгал, норовясь скрыться под водой. Гюнтер рванул удилище на себя. Леска натянулась и вслед за поплавком из глубины выпрыгнула небольшая рыбка, размером чуть больше ладони. Гюнтер заученным движением поймал леску, и рыбка оказалась зажата в его огромной ладони.

— Неплохо для начала, — улыбнувшись, сказал немец и, сняв рыбку с крючка, протянул её Маше. — Мария, бросьте добычу в ведро.

Маша взяла рыбку и опустила её на дно ведра.

— Я работаю в государственном учреждении, — вдруг неожиданно ответил Гюнтер. — А почему вы спросили об этом?

— Вы очень хорошо разбираетесь в политике и экономике, — уже смелее ответила девушка. — Я почему-то думала, что вы журналист.

— Ты угадала, Маша, — вмешался Зиневич. — Гюнтер раньше был журналистом.

— Мария, он врёт, — ткнул длинным пальцем в плечо друга немец.

— Не вру я! — возмутился Саша. — Ты же писал в этот журнал, как он там у вас называется?

— Название Марии ничего не даст. Только запутает. Я писал не как журналист, а как аналитик. К тому же под чужим именем.

— Значит, вы экономист, — продолжала допрос Маша.

— Нет. Но это один из моих профилей. Я занимаюсь не только экономикой. А вас, Мария, вижу, это интересует?

— Да, Гюнтер. Я учусь на финансовом факультете. Мне интересно поговорить с аналитиком в этой сфере.

— Маша, мы на отдыхе, — перебил девушку Зиневич. — Хватит уже о политике, экономике. Давайте лучше о жизни.

— А экономика это и есть наша жизнь, Саша, — возразил Гюнтер. — И скоро придёт такое время, что всем придётся разбираться в экономике и финансах.

— Это ты о чём?

— Это я о грядущих переменах, друг мой.

— А можно подробнее, — заглядывая в глаза Гюнтеру, попросила Мария.

— Вот, — немец указал пальцем на Машу, — Бери пример, Зиневич, с пытливого ума молодого экономиста.

— Ну! — протянул Саша. — Мне с вами становится неинтересно.

— Не ври! — нахмурился Гюнтер. — Ты… как это по-русски? — Гюнтер закрыл глаза и поднял голову вверх, что-то вспоминая. — Лука… лука…

— Лукавишь, — подхватила Мария.

— Правильно! Забыл это слово. Лукавишь ты, Саша. Не поверю, чтобы тебе было неинтересно то, что может быть завтра.

— Хм! — ухмыльнулся Зиневич. — Раскусил, бродяга. Разумеется интересно. Я просто ревную Машу к тебе. Сейчас ты начнёшь рассказывать, как ты это умеешь, и Мария в тебя влюбится.

— Дурак ты, Зиневич, — всплеснула руками Градова. — Расскажите, Гюнтер. Мне интересно.

Гюнтер вдруг сбросил улыбку с лица и положил удочку на дно лодки. Маша насторожилась.

— Скоро будут большие перемены, — Гюнтер говорил это уверенно. — Не знаю как для вашей страны, но для нашей последствия будут очень серьёзные.

— А точнее, — коротко спросил Зиневич.

— Точнее сказать не могу. Но ваш Горбачёв пилит сук, на котором мы все сидим.

— Гюнтер, мне кажется, перемены нужны, — осторожно возразила Мария.

— С этим никто не спорит. Нужны. Дерево гнилое. Но оно ещё стоит. Я уверен, сначала надо вырастить новое дерево, а уже потом, рубить старое.

Гюнтер посмотрел на ошарашенные лица друзей, открыл коробочку, достал оттуда маленького червячка, насадил его на крючок и забросил приманку в воду.

— Скоро петух прокукарекает, — пробормотал немец. — Главное, не проспать.

Вечером пошли в гаштет пить пиво. Повеселились от души, даже потанцевали. Вернулись в дом Гюнтера около десяти вечера. Софи проводила Марию и Александра в мансарду. Там были две маленькие спальни. Одна для Зиневича, другая для девушки. Марии так не хотелось, чтобы заканчивался этот день, чтобы наступил следующий. Ей не хотелось уезжать из той сказки, в которую привёз её Саша. Она была благодарна ему. То ли хмель, то ли приподнятое настроение, то ли всё вместе, заставили Марию зайти в комнату Зиневича. Саша стоял с голым торсом. Он смотрел на Марию, молчал и не двигался. Саша понимал, почему Градова зашла к нему в комнату, но боялся спугнуть неосторожным действием или словом.

Мария сделала несколько шагов и подошла к Зиневичу близко. Она провела рукой по его жёстким волнистым волосам. Потом взяла за руку и положила ладонь Александра на свою грудь. Мария возможно и сама не понимала, зачем она это делает. Но девушке захотелось близости. И тот человек, который привлекал ее, был рядом.

Глава третья

Подчинённые, озадаченные напором Куприянова, ушли. Посидев так какое-то время, Василий Иванович вспомнил про мобильный, который лежал перед ним на столе и набрал номер частного детектива, а по совместительству хорошего друга Эдика Сомова.

— Василий Иванович, моё почтение! — взяв трубку, ответил Сомов. — Вас можно уже поздравить с заслуженным отдыхом?

— Нельзя, Эдик, меня поздравлять. Не заслужил подполковник Куприянов отдыха.

— Да что ж это такое! — искренне возмутился Сомов. — А говорят незаменимых нет.

— Врут, Эдуард! Нагло врут! У меня такое чувство, что я прямо из кабинета в похоронное бюро переползу.

— Я так понимаю, нашлось дело, которое без вас не раскроется? Так?

— Так, Эдик, так! Габашидзе именно так и выразился.

— От меня какая-то помощь нужна?

— Нужна. Ты извини, что я звоню тебе только когда мне от тебя что-то надо. Вот такой я эгоистичный мент.

— Бросьте, Василий Иванович, о чём нам ещё говорить? О рыбалке, о бабах, или, прости Господи, о политике? Мы с вами ментами родились, ментами и помрём. Чем помочь?

— Дельце у меня непрофильное, — начал издалека Куприянов. — Нужен мне человечек, который хорошо знает мир финансов и аудита. Только неболтливый и нелюбопытный. Вспомнил я, что ты оказывал услугу одному молодому финансовому гению.

— Есть такой, — подтвердил Сомов. — Общаться с ним это каторга, но вы справитесь. Контакт сейчас скину.

— Спасибо, Эдик. Местечко мне в своей конторе держи. Думаю, скоро я уйду на вольные хлеба.

— Замётано, коллега!

Уже через несколько минут Василий Иванович названивал Сергею Гурьеву, тому самому финансисту и учёному, телефон которого получил от Сомова. Трубку никто не брал. Василий набирал номер раз за разом. Сомов предупредил, что молодой доктор наук со странностями. Он иногда уходит жить в параллельный мир. Вернуть его оттуда непросто. Надо ждать и проявлять настойчивость, что и делал Василий Иванович.

И вот когда после нескольких попыток Куприянов сдался, раздался ответный звонок.

— Я это делаю только из вежливости, — сказал мужской голос в трубке. К тому же, этот голос не выговаривал букву «л», заменяя её звуком «вэ».

Василий Иванович не понял о чём идёт речь. Ясно было, что это Гурьев, что он почему-то рассержен и что виноват в этом Куприянов.

— Здравствуйте, Сергей Альбертович, — попытался спокойным тоном погасить агрессию Гурьева Василий.

— Здоровались уже! — совсем неинтеллигентно ответил Гурьев.

— Вы меня с кем-то путаете… — не сдавался Куприянов.

— Ничего я не путаю! Я вообще никогда ничего не путаю, — напор нарастал. — Я вам ещё вчера объяснил, что репетиторством не занимаюсь и ваши деньги мне не нужны. Пусть ваш отпрыск идёт в библиотеку и читает книги. Больше мне не звоните!

Ещё мгновение и связь бы прервалась. Учёный не собирался продолжать беседу. Куприянов опередил мгновение и твёрдо заявил:

— Я звоню вам первый раз в жизни. Ваш номер дал мне Сомов. Эдуард Сомов.

Словесная атака с той стороны захлебнулась. Наступила тишина. Видимо, Гурьев обдумывал поступившую информацию. Куприянов ждал.

— Простите, — теперь уже робко сказал Гурьев. — Я спутал ваш номер с другим человеком.

— Ничего, бывает, — пошёл на мировую Василий.

— Погодите, а почему Сомов? — в голосе Гурьева зазвучала тревога. — Эпопея с моей квартирой продолжается?

— Нет-нет! — поспешил успокоить Сергея Куприянов. — Не волнуйтесь. Я звоню по другому поводу. Мне нужна ваша помощь.

— Я пока не знаю, кто вы, но если это касается поступления в университет, то разговор на этом закончен.

— Это мой недочёт. Я не представился. Но вы сами не дали мне вставить слово. Меня зовут Куприянов Василий Иванович. Я из полиции. Мне нужна от вас помощь как эксперта. Теперь, надеюсь, всё встало на свои места.

Опять повисло молчание. Гурьев, видимо, стушевался.

— Сергей Альбертович, вы здесь? — спросил Куприянов.

— Да! Да! Простите, — очнулся Гурьев. — А чем же я могу помочь полиции?

— Своими знаниями.

— Это понятно. Но моя специфика это экономические прогнозы, оценка рисков…

— Именно этим вы нам и поможете, — остановил рассуждения Гурьева Василий. — Мы можем встретиться?

— Да.

Чтобы не вырывать доктора наук из привычной среды обитания, Куприянов решил сам приехать в университет. Договорились в послеобеденное время.

Помпезное здание послевоенной постройки, как никогда соответствовало званию «храм науки». Василий Иванович бывал здесь не раз, но в этой огромной цитадели знаний всё равно ориентировался с трудом. Узнав на входе у строгой тётушки, где находится нужная ему кафедра, направился по заданному маршруту.

В преподавательской Гурьева не оказалось. Седовласый мужчина с выщипанной бородкой, видимо коллега Сергея Альбертовича, велел ждать около аудитории под номером 303. Там с минуты на минуту закончится лекция и тогда Гурьев освободится. Василий Иванович так и сделал. Он присел на огромный дубового цвета подоконник напротив аудитории и ждал.

Лекция очень скоро закончилась. После того, как густая масса студентов просочилась сквозь высокую дверь в коридор, Василий Иванович заглянул внутрь. За кафедрой, складывая разбросанные по столу листы бумаги в раскрытый кейс, стоял невысокого роста, достаточно молодой человек. Выражение «невысокий рост», пожалуй, тут было неуместно. Мужчина был маленького роста с лицом, похожим на Бонифация из старого советского мультика. Пышная шарообразная шевелюра плавно переходила в чёрную бороду «аля-фидель». Только когда Куприянов шагнул в аудиторию, Бонифаций его заметил.

— Да, здесь будет удобно, — сказал Гурьев, не отрываясь от сортировки разбросанных листов.

— Не понял.

— Извините, — бурчал себе под нос Гурьев, складывая бумаги. — У меня такая манера разговаривать. Я отвечаю на тот вопрос, который вы ещё не задали, но зададите обязательно.

— Какой же вопрос я вам не задал?

— По логике, вы должны были ещё раз представиться, а затем спросить, удобно ли будет поговорить в этой аудитории. На что я вам сразу ответил: удобно.

Куприянов про себя отметил, что ничего удивительного в подобном образе общения нет. Раз человек в тридцать с лишним лет стал доктором наук, значит, его умственные способности гораздо превосходят среднестатистические.

— Нехорошо получилось, — извиняясь, сказал Василий. — Вы хотели сэкономить время, а я всё разрушил. Теперь буду знать о вашей особенности.

Пока подполковник пытался наладить контакт с учёным, тот, запихивая бумаги в кейс, издавал какие-то неразборчивые звуки. Куприянов понял, что Гурьева раздражают разговоры на отвлечённые темы и решил срочно исправиться. Он перешёл на деловой тон.

— Пропала женщина, Мария Градова. Кстати, вы её не знали?

— Нет, — быстро ответил Гурьев.

— Она была владелицей одной известной аудиторской конторы. У меня есть предположение, что её исчезновение связано с деятельностью этой конторы. Поможете нам разобраться с этим делом?

— Давайте.

— Что давайте? — Куприянов опять не успел за ходом мыслей Гурьева.

— Документы давайте.

— Так нет ещё документов. Но сегодня-завтра будут. Я так думаю.

— Хорошо, что вы думаете. В последнее время редко встречаю людей, которые думают.

Все свои реплики Гурьев говорил как бы между прочим. У Василия складывалось впечатление, что Бонифаций и правда, как пояснил Сомов, существует в параллельных мирах. Вроде бы он здесь, разговаривает с Василием, и одновременно где-то в другом месте и думает о чём-то своём, очень важном для него.

— Спасибо, что вы согласились нам помочь, — решил на этом закончить общение Куприянов. — Как только у меня будут документы, я с вами свяжусь.

Напрасно Василий ждал ответа от Сергея Альбертовича. Тот окунул свой взгляд куда-то в глубину кейса и молчал. Куприянов решил попрощаться и уйти. «А зачем я сюда припёрся? — задал сам себе вопрос Василий. — Чтобы поглазеть на этого странного человека? Так я из разговора по телефону всё понял. Какого лешего я потратил время?»

— Мария Михайловна, вы сказали? — неожиданно произнёс Гурьев.

— Нет. Я сказал Мария Градова.

— Ну правильно. Градова Мария Михайловна.

— Так вы её знаете?

Тут Бонифаций вернулся из своего мира в аудиторию.

— А чего вы стоите? — удивился он. — Садитесь.

Куприянов присел на первый ряд. Он не отрывал взгляда от Гурьева.

— Вы мне только что сказали, что не знаете Градову, — пытался выяснить истину Василий.

— Это я вам сказал? — ткнув себя большим пальцем в грудь, переспросил Гурьев.

— Три минуты назад.

— Не может быть. Хотя… у меня бывает. Извините.

Вдруг Бонифаций округлил глаза и, схватив себя за кучерявую бороду, спросил:

— Подождите, подождите! Вы сказали, что она пропала?

— Да, — подтвердил Василий. — Её нет уже две недели.

— А кто это определил?

— А почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что Мария Михайловна могла просто уехать. Она часто уезжает и надолго. Надо проверить.

— Я думаю, её заместитель Ситникова знала бы, что Градова уехала. И знала бы куда.

— Так это… тогда понятно… значит, всё-таки…

Было впечатление, что Гурьев озвучивает обрывки своих мыслей. Прав был Сомов, общаться с доктором наук — каторга.

— Сергей Альбертович, а вы можете внятно объяснить, о чём вы сейчас говорите? Что вам понятно?

— Значит, сгорела она не просто так, — продолжал на своей волне Гурьев.

— Кто сгорел?

— Не кто, а что. Машина. Машина Марии Михайловны сгорела.

— Когда?

— Так вот, в конце лета.

— Почему вы сказали, что не просто так? У неё был с кем-то конфликт? Что вы об этом знаете? — Куприянов навалился на учёного массой вопросов.

— Он не создаёт впечатление какого-то бандита.

— Кто он? — Василий чувствовал, как его терпению приходит конец.

— Ну как кто? Её компаньон.

— Фамилия!

— Не знаю.

— А что знаете?

— Имя-отчество знаю.

— Ну! — подгонял Гурьева подполковник. — Ну! Вы его назовете?!

— Александр Виленович.

— Александр Виленович, — повторил Василий. — Фамилию вы не знаете. Откуда он, где его найти?

— Послушайте, Василий Иванович. Я не знаю где его найти. Всё что я знаю, это только то, что мне рассказывала о нём Мария Михайловна.

— Почему она вам о нём рассказала?

— Всё изложу по порядку, только вы меня не торопите. Хорошо?

— Хорошо. Слушаю.

Гурьев в манере лектора начал рассказывать, как летом к нему за помощью обратилась Градова. Она предложила щедро оплатить работу по анализу рынка драгоценных камней. Причём её интересовал не только внутренний рынок, но и мировой.

— Я выполнил работу. Выложил ей всё как на ладони. Получил гонорар. И всё.

— А про машину? — напомнил Василий. — Вы ничего не сказали про сгоревшую машину.

— А! Так это было в августе. В конце августа, — продолжил рассказ Гурьев. — Мы договорились о встрече. Я ждал Марию Михайловну здесь, на кафедре. Но она не приехала. Потом позвонила, извинилась и просила приехать к ней в офис. Я приехал. Хотя это не в моих правилах. На этот вечер у меня была запланирована велопрогулка. Но Градова убедила меня, и я приехал в её офис. Там я узнал, что на парковке у неё сгорела машина. Говорили, сотрудники говорили, что подожгли. Вот тут Мария Михайловна и вспомнила, нехорошо вспомнила Александра Виленовича. Назвала его компаньоном. Правда добавила эпитет, но совсем не цензурный. Повторять не буду.

— Она его обвинила в поджоге?

— Нет. Прямо так не обвиняла, но причинно-следственная связь была налицо.

— Вы сказали, что он не создаёт впечатление бандита. Вы что его видели?

— Видел. Это было уже в сентябре. Я привёз Марии Михайловне проект для ознакомления, и там, в её кабинете я увидел Александра Виленовича. Приличный мужчина. Воспитанный, интеллигентный. Он создаёт впечатление очень порядочного человека. Располагает к себе. Почему Мария Михайловна винила его в таком грехе для меня непонятно.

Куприянов не стал убеждать Гурьева в том, что часто преступники выглядят интеллигентно и создают впечатление порядочных, воспитанных людей, но при всём при этом совершают страшные преступления. Для Бонифация, так посчитал Василий, это лишняя информация. Запутается ещё человек и перестанет доверять всем и вся. Из этой беседы Василию Ивановичу стало очевидно, что надо срочно разыскать компаньона Градовой. Делать это надо немедленно.

Василий распрощался в Бонифацием, ещё раз заручившись его согласием помогать, и уехал в управление. По дороге он позвонил Котрич. Она уже ждала шефа с докладом. Куприянов не удивился, когда буквально в первом предложении доклада Екатерины, прозвучало имя Александра Виленовича. Но Катя ещё назвала и фамилию — Зиневич. И вот что капитан Котрич узнала в офисе «Аудит-Вектор».

У аудиторской конторы первоначально было два владельца. Градова и её компаньон Александр Зиневич. Практически всем руководила Градова. Зиневич появлялся лишь изредка. Но прошло много лет и отношения компаньонов сильно испортились. Начались скандалы, иногда даже в присутствии сотрудников. Наконец, как пояснила Наталья Ситникова, Зиневич потребовал выплатить ему свою долю. Он твёрдо настаивал на том, чтобы Градова вытащила из бизнеса деньги и вернула ему половину. Конфликт развивался стремительно. Градова не пошла на это. Она противостояла Зиневичу как могла. Дальше — больше. Начались откровенные угрозы. Градова нервничала. Ситникова предлагала нанять охрану, но Мария отказалась. Она не верила в то, что Зиневич способен претворить в жизнь свои угрозы. Но в конце августа вдруг сгорает новая машина Градовой. А это, ни много ни мало, больше трёх миллионов рублей.

Мария уехала в Москву. Вернулась через несколько дней. Что произошло, знает только Градова и, вероятно Зиневич, но после этой поездки конфликт угас. Александр Виленович перестал появляться в офисе, не звонил, вообще никак себя не проявлял.

— Но за неделю до исчезновения, — продолжала Катя, — Ситникова видела Градову и Зиневича в ресторане. Они вместе ужинали, о чём-то мило беседовали, даже смеялись.

Фирма продолжила работать так же, как и работала раньше, до раздора. Казалось всё устаканилось. Казалось это ровно до тех пор, пока не пропала Мария Михайловна.

Куприянов выслушал Екатерину.

— Зиневича надо срочно найти, — подвёл итог подполковник. — Думаю, ему есть, что нам поведать.

— Я уже его нашла, — выпалила Катя. — Вот адрес и телефон в Москве. Зиневич Александр Виленович работает в Минсельхозе начальником отдела.

Котрич положила перед Куприяновым лист бумаги.

— Очень хорошо, Катя.

Василий взял листок, сложил его и убрал в карман.

— Ты просила консультанта.

— Да.

— Есть такой фрукт. Более того, он не просто поможет тебе разобраться с документами «Аудит-Вектор», но он ещё и делал для них анализ рынка. Заметь, рынка драгоценных камней. Копни в этом направлении. А я к Габашидзе. Надо лететь в столицу. Чую, Зиневич меня заждался.

Татьяна Леонидовна, секретарь генерала Габашидзе, остановила беспардонного Куприянова красноречивым жестом.

— Татьяна, мне срочно, — настаивал Василий.

— Василий Иванович, — механическим голосом говорила секретарь, — вам всегда срочно. Михаил Ревазович разговаривает с Москвой. Просил пока никого не пускать. Подождите. Думаю, это недолго.

Василий глубоко вздохнул и сел напротив двери начальника. Через минуты три раздался зуммер селектора. Татьяна Леонидовна ответила.

— Слушаю.

— Татьяна, вызови ко мне Куприянова, — приказал Габашидзе.

— Он уже в приёмной, — доложила секретарь.

— Пусть войдёт.

Генерал встал навстречу Василию, пожал руку и предложил присесть.

— Михаил Ревазович, некогда мне рассиживаться, — заявил Куприянов. — Мне срочно надо в Москву. Прямо сейчас.

— Вижу, взял след, — Габашидзе скупо улыбнулся. — Узнаю Куприянова. У тебя даже взгляд заискрился.

— Взял, взял! Дай команду, чтобы мне быстро оформили командировку. На последний самолёт успею.

— Доложи в двух словах, — попросил генерал. — Только что по этому делу из Москвы звонили.

— Кто звонил?

— Василий, — резко ответил Габашидзе, — я же сказал, не задавай этих вопросов. Знаешь, что не скажу, зачем провоцируешь?

Василий Иванович кивнул, как бы извиняясь, и вкратце изложил начальнику первые результаты поисков Градовой.

В Москве рейс приземлился в половине двенадцатого вечера. В аэропорту Василия встретил Андрей Подгорный, старый друг и бывший сослуживец. Перед вылетом они созванивались.

— Гостиницу отставить, — садясь в машину, сказал Подгорный. — Едем ко мне. Хозяйка уже стол накрыла.

— Зря ты, Андрей.

— Чего зря? Не виделись уже почти год.

— От этого и зря. Сейчас языками зацепимся и до утра. А завтра надо быть в форме.

— В первый раз, что ли? Пару часов посидим и спать. Завтра Гриша меня в Думу завезёт и следом тебя прямо к дверям Минсельхоза. Отвезёшь, Григорий? — улыбаясь, спросил водителя Подгорный.

— Не вопрос, Андрей Андреевич. Хоть прямо в приёмную министра заеду.

— Так что всё успеется, — продолжал Андрей. — Ну давай, начинай рассказывать, что там у тебя за дела. Как Людмила? Когда тебя на пенсию выпихнут наконец?

***

Зиневич встретил Куприянова в коридоре около своего кабинета. Александр Виленович выглядел устало, несмотря на то, что было утро. Вид у него был явно нездоровый. В глазах Зиневича читалось недовольство внезапным визитом полицейского. Возможно, предположил Куприянов, недовольство вызвано тем, что подполковник полиции так и не сказал, с какой целью он срочно хочет встретиться.

— Здравствуйте, — тихо сказал Зиневич и открыл дверь перед Василием, руку при этом не протянул. — Проходите.

Василий Иванович уже давно не удивлялся такому отношению людей. Тем более чиновников высокого уровня. Они вечно заняты, решают важные государственные вопросы, а тут этот подполковник из провинции со своими пустяками.

— Я вас слушаю, — всё так же неприветливо сказал Зиневич, даже не предложив Василию присесть. — Чем я могу вам помочь?

Куприянов не торопился. Он окинул взглядом кабинет. Порой обстановка, в которой обитает человек, даже если это рабочий кабинет, может рассказать о нём многое. Подполковник очень быстро оценил своего визави. В кабинете Зиневич обитал один. Рабочий стол был только для него. Тут же в кабинете проходили совещания. Стол для совещаний стоял отдельно от рабочего. Начальник дистанцировался от подчинённых. В помещении не было вешалки. Видимо, верхнюю одежду Зиневич убирал в шкаф. Куприянов решил, что хозяин кабинета нечасто его покидает. Плюс ко всему, старается скрыть как можно больше от глаз посторонних. Из всей мебели лишь книжный шкаф со стеклянными дверцами. Книги в шкафу стоят аккуратно ранжированные по размеру. Куприянов уже примерно представлял себе, с кем будет иметь беседу.

Василий бросил взгляд на Зиневича и заметил, как раздражение хозяина кабинета нарастает. Подполковник выдвинул стул и сел. Зиневич остался стоять.

— Александр Виленович, вам знакома Градова Мария Михайловна?

— Знакома, — ответил Зиневич после небольшой паузы.

— А вы знаете, где она сейчас?

— Понятия не имею, — Александр отвечал, продолжая стоять.

— Если вы думаете, что разговор будет коротким, то зря. Вы бы присели, — при этих словах Куприянов достал из чёрной кожаной папки, с которой пришёл, тетрадь и, раскрыв ее, положил перед собой.

Зиневич недовольно фыркнул и сел. Только не за тот стол, за которым расположился Куприянов, а за свой рабочий.

— Дело в том, — продолжил Василий, — что Мария Градова пропала.

— Пропала? — переспросил Зиневич.

— Да. Вы правильно расслышали. Её нигде нет. Телефон не отвечает. Дома она не появляется. Билеты на транспорт не покупала. Я не хочу предполагать что-то плохое, но исключать этого нельзя.

Зиневич встал, подошёл к шкафу, открыл дверцу. За мебельной дверцей был холодильник. Александр взял бутылку минеральной воды и вернулся к столу.

— Воды хотите? — спросил он у Куприянова.

— Нет.

— А я выпью.

Чиновник налил себе чуть больше половины стакана и медленно выпил воду.

— А почему вы думаете, что я знаю, куда девалась Градова? — спросил Зиневич.

— Ну это совсем просто. Не думаю, что вам надо это разжёвывать.

— Да-да, — крутя в руках пустой стакан, согласился Александр. — Я был её компаньоном. У нас недавно был конфликт. Вам всё это рассказали в офисе «Аудит-Вектор».

Куприянов внимательно наблюдал за собеседником. Зиневич показался сыщику слишком взволнованным. Он сосредоточил взгляд на пустом стакане, крутил его в руках и видно было, что руки Александра Виленовича подрагивали.

— Расскажите мне, почему вы поссорились? — попросил Василий.

— Простите! Ещё раз, как ваше имя-отчество?

— Василий Иванович.

— Ах да. Василий Иванович, причина конфликта банальна — деньги.

Зиневич подумал, что этой фразы для объяснений будет достаточно, но Куприянов ждал продолжения, не сводя глаз с собеседника. Зиневич наконец-то поставил измученный стакан и продолжил:

— Деньги. Мне срочно понадобились деньги.

Куприянов продолжал сверлить взглядом Зиневича, добиваясь подробностей.

— Хорошо, — сдался тот. — Я расскажу всё как есть. Если бы я был официальным компаньоном Марии, я бы не конфликтовал. Я бы потребовал или раздела бизнеса, или компенсации на законных основаниях. Но я чиновник, как видите. Мне нельзя заниматься предпринимательством. Надеюсь, вы трезвый человек и всё понимаете. Да, много лет назад я вложил приличные средства в фирму Градовой. Под честное слово вложил. У меня даже нет никакой расписки. Она, понятное дело, отчисляла мне определённый процент от прибыли. Только, Василий Иванович, под этими показаниями я не подпишусь.

Куприянов кивнул, давая понять, что он всё прекрасно понимает.

— Не знаю, почему я вам доверяюсь? — этот вопрос Зиневич направил не столько к сыщику, сколько к себе самому. — У вас очень ясный, располагающий взгляд. У меня тоже когда-то был такой.

— Спасибо, Александр Виленович, за комплимент, но я бы попросил ближе к теме.

— Много лет, — продолжил Зиневич, тяжело вздохнув, — всё было хорошо. Но, сами понимаете, время течёт. Что-то меняется. Возникают новые обстоятельства. Вот и у меня многое поменялось. Мне понадобились срочно деньги. Много.

— Для чего?

— Скажу так, для личных нужд. Меня перестали устраивать проценты от гонораров Градовой. Поэтому я решил разделиться с Марией. По-моему, это нормально. Нет тут ничего криминального. Я скажу больше. Я знал, что у Градовой имеется достаточно свободных средств на счетах, чтобы со мной расплатиться.

— А она вам отказала.

— Да не то что отказала, она не скрывала того, что хочет меня кинуть. Простите за жаргон.

— Ничего-ничего. Я привык. Продолжайте.

— Юридически она была чиста. Никаких расписок нет. Никаких договоров, документов, обязательств. Она повела себя бессовестно. Даже не скрывала своих гнилых намерений. Простите.

Зиневич опять взял из холодильника бутылку с минералкой и налил в стакан. Потом открыл стол, выдавил из блистера себе на ладонь маленькую зелёную таблетку и, бросив её в рот, запил несколькими громкими глотками.

— Простите, нервы, — пояснил он. — Вот из-за такого поведения Марии Михайловны и вырос этот конфликт.

— Как же вы его решили?

— Не сразу, конечно, но мирным путём.

— А точнее.

— Помогли влиятельные люди. К сожалению, я не могу называть фамилии. Это персоны при высоких должностях.

— Для этого Мария Градова в прошлом сентябре приезжала в столицу?

— А вы хорошо осведомлены, Василий Иванович.

— Вы даже не представляете насколько. Значит, кто был третейским судьёй, вы сказать не можете?

— Не могу.

— Тогда, может быть, скажете, кто писал Градовой письма с угрозами? — Василий заметил, как Зиневич помрачнел и мышца под левым глазом еле заметно задёргалась. — Кто помог сгореть её новой машине? Как говорит один мой новый знакомый: причинно-следственная связь, порочащая вас, налицо.

Зиневич взялся обеими руками за лицо.

— Господи, — шептал он, — как же я устал.

— Хотите сказать, ответите, когда отдохнёте? — с иронией произнёс Куприянов.

— А вам смешно? — Зиневич не скрывал раздражения. — А как бы вы поступили? Как бы вы добивались своего? Вам в глаза откровенно смеются и говорят, что вы лох. А лохам деньги не нужны! — Александр уже перешёл на крик. — Ответьте! Я должен был умыться?! Подавиться её подачками и вести себя как тряпка?

— Александр Виленович, — Куприянов нарочито сохранял спокойный тон. — Не кричите, пожалуйста.

— Вам не понять! — Зиневич продолжал говорить хотя и тише, но всё-таки излишне эмоционально. — Вы не были в моём положении. Я должен был как-то её заставить. Но, — Зиневич поднял многозначительно указательный палец вверх, — машину её я не трогал. Это совпадение.

— Готов поверить, — Куприянов сделал несколько пометок в тетради и закрыл её. — Ваши предположения, Александр Виленович, что могло случиться с Градовой?

— Я не знаю, — Зиневич при этих словах сделал жест, будто отмахивался от назойливого полицейского. — Мы с ней давно помирились. У меня к Марии претензий нет. А с кем там она ещё имела проблемы, я не знаю и знать не хочу.

— Так вы получили все свои деньги?

Вопрос застал Зиневича врасплох. Он читал в глазах сыщика осведомлённость. Сразу хотел ответить «да», но подумал, а вдруг Куприянов знает правду?

— Нет, — тихо признался он. — Только часть.

— И согласились на мировую?

— Да. Так надо было.

— Вас заставили?

Зиневич сжал губы и не отвечал. На лице читалась обида. Куприянов повторил:

— Вас заставили?

— Мне, — Василий заметил, как Александр сжал руки в кулаки, — пообещали, что Градова вернёт деньги. Только чуть позже. Часть денег я уже получил.

— Значит я прав, вас заставили.

— Да называйте это как хотите, — Зиневич отчаянно махнул рукой. — Какая разница? Я мог бы вообще ничего не получить.

Куприянов больше не видел смысла продолжать беседу. Ничего нового Зиневич больше не скажет, а полученную информацию надо обдумать и проверить. Василий убрал в папку тетрадь и, задвинув стул на место, спросил:

— Вы никуда не собираетесь уезжать в ближайшее время?

Александр хотел было сразу ответить, но вдруг замешкался:

— Э-э-э, — тянул он. — Никуда! А что такое?

— Вы мне понадобитесь. Возможно, очень скоро. Никуда не уезжайте.

— А если мне надо будет…

— Ни-ку-да, — перебив собеседника, по слогам произнёс Василий. — Надеюсь, вы человек ответственный и понимаете меня.

— Да, конечно, — Зиневич обречённо кивнул.

— До свидания!

Зиневич не успел ничего ответить. Куприянов мгновенно исчез, оставив в кабинете чиновника напряжённую атмосферу. Александр негодовал в душе. Что это? Судьба щедро воздаёт ему за прежние «заслуги»? Почему все возможные и невозможные неприятности навалились в одно время? Нет, самому разгрести всё это нереально. Зиневич снял трубку и набрал номер. После нескольких гудков на том конце сняли трубку.

— Добрый день, — сказал поникшим голосом Зиневич. — Это я. У нас проблемы.

— Не по телефону, — ответил мужской голос на другом конце провода.

***

Закрыв за собой дверь кабинета Зиневича, Василий решил первым делом позвонить Габашидзе. Но сделать это он решил уже на улице. Пока Куприянов шёл к выходу, он проанализировал весь разговор с Александром. Многое указывало Василию на то, что Александр Виленович либо что-то знает, либо причастен к исчезновению Градовой. Василий сразу обратил внимание на то, что Зиневич не проявил беспокойства, когда узнал об исчезновении своего должника. Почему он не волнуется об остальных деньгах? Если Мария исчезла или (не дай Бог) мертва, то кто тогда вернёт ему деньги? А может быть, Зиневич надеется на то, что ему в конечном итоге достанется всё? Такой вариант исключать нельзя.

Оказавшись на улице, Василий Иванович зашёл в маленький сквер и набрал номер генерала.

— Михаил Ревазович, — докладывал Василий, — есть человек, который явно причастен к исчезновению Градовой.

— Уверен?

— Не на сто процентов.

— Что от меня надо?

— Надо поставить за ним ноги на пару-тройку дней.

— Сейчас решу. Что ещё?

— Остальное я сам решу. Подгорный поможет.

— Да. Имея такого человека в друзьях, мог бы мне не звонить. Ладно, ладно, шучу. Держи меня в курсе.

— Слушаюсь, мой генерал, — отшутился Василий.

С «ногами» за Зиневичем генерал Габашидзе решил вопрос очень быстро. Уже после полудня за чиновником стали присматривать. Куприянов оказался прав. Зиневич начал движение. На служебной машине он поехал на биржу. Там пробыл около часа. С кем встречался Зиневич, выяснить не удалось. Оттуда вернулся в министерство и пробыл на рабочем месте до конца рабочего дня. Домой уехал уже на своей машине.

Наружка доложила, что объект никуда не выходил. В двенадцатом часу ночи свет в квартире погас. До утра наблюдение сняли.

Утром ребята из наружного наблюдения выставились в половине шестого утра. Автомобиль Зиневича стоял на парковке. Судя по распорядку дня, который был известен «топтунам», Александр Виленович должен выезжать на работу примерно в семь утра. Самое время собираться. Но движения в квартире не было. В семь пятнадцать решили проверить. В квартире тишина. Консьержку спрашивать было бессмысленно. Она заступает в шесть утра. А вечером уходит в одиннадцать. Так что наружка знала больше, чем консьержка.

Куприянову в половине восьмого сообщили о том, что Зиневич не поехал утром на работу, а, возможно, и отсутствует в квартире. Василий Иванович приказал немедленно подняться в квартиру Зиневича. Через десять минут доложили, что дверь никто не открывает. Вывод напрашивался один — Зиневич скрылся. Он сделал это ночью. Неужели заметил слежку? Это маловероятно. Зиневич не профи, да и, как говорят «топтуны», он не проверялся.

Василий решил набрать номер мобильного Александра Виленовича. «Абонент вне зоны действия сети». Ожидаемый ответ. Домашний телефон тоже отвечал записанным голосом Зиневича: «…Меня сейчас нет дома. Оставьте сообщение на автоответчик. Я перезвоню». Оставалось только добавить с издёвкой: «С большим приветом, ваш Саша!».

Был ещё один вариант. А если Зиневич в квартире? Если ему стало плохо и с ним случилось что-нибудь? Человек вчера перенервничал, и Куприянов был этому свидетелем. Исключать нельзя. Куприянов принимает решение вскрыть дверь в квартиру. Он срочно выезжает по адресу.

Когда Василий Иванович прибыл, в подъезде его уже ждал участковый, местные опера и слесарь из управляющей компании. Ещё несколько раз позвонили в дверь. Тишина. Сделали контрольный звонок на телефон. Опять в разговор вступил автоответчик.

— Вскрывайте, — скомандовал Василий.

Слесарь осмотрел замок. Только он раскрыл свой чемоданчик, как распахнулись двери лифта, и на площадку вышла женщина лет шестидесяти в фетровой, старомодной шляпке, с повязанным на шее серо-красным палантином и со спортивной сумкой в руке.

— А что вам здесь надо? — удивлённо, даже с возмущением, спросила она.

Куприянов тут же достал удостоверение и представился женщине.

— А вы кто будете? — обозначил он встречный вопрос.

— Кобылкина Маргарита Фёдоровна, — выпалила женщина почти по-военному. — Я работаю у Александра Виленовича. Домработница я. А что случилось?

Маргарита Федоровна вдруг побледнела, и глаза её остекленели.

— Почему вы молчите?

— Мы пока не знаем, — ответил Василий. — У вас же есть ключи от квартиры?

Кобылкина запустила руку в боковой карман сумки и выудила оттуда связку ключей.

— Открывайте, — сказал он, пропустив к двери женщину.

Кобылкина поставила на пол сумку и дрожащими руками вставила ключ в замок. Несколько оборотов и дверь отворилась. Первыми в квартиру зашли опера. Уже через полминуты стало ясно, что Зиневича внутри нет.

— Так вы бы сразу меня спросили, — недоумённо произнесла домработница.

— О чём? — уточнил Куприянов.

— Александр Виленович уехал сегодня утром. У него самолёт в девять.

— Куда уехал? Какой самолёт?

— В Берлин он летит. Позвонил мне в половине первого, сказал, чтобы я утром приехала прибраться в квартире. И надо вызвать электрика. На кухне замкнула розетка.

Тут же связались с аэропортом. Да, действительно, Зиневич в полночь купил билет до Берлина. Регистрация на рейс уже заканчивается. Это операм повезло, что Кобылкина появилась именно сейчас. Опоздай она на час и всё. Зиневич был бы уже недосягаем.

Александра Виленовича задержали уже в зале отлёта перед самой посадкой.

***

— Почему вы сразу не сказали об этом? — спросил Зиневича Василий.

— Я не хочу об этом говорить, — упрямо твердил задержанный. — Я не собираюсь выставлять напоказ свою жизнь. И потом, как я мог сообщить вам об этом ночью? Где бы я вас искал. По закону я совершенно свободный человек.

— Конечно, вы правы, Александр Виленович. Но в сложившихся обстоятельствах, я не мог вас не задержать.

— Вы могли хотя бы разобраться, а не скручивать меня на глазах у сотен людей. Тоже мне, нашли убийцу!

— Ещё раз примите мои извинения, — в голосе Куприянова на самом деле не было жалостливых ноток. Он говорил твёрдо и настойчиво. — Вам следовало ещё вчера посвятить меня. Я бы реагировал на ваш отъезд по-другому.

— Разве же я знал, что ночью мне позвонят и скажут срочно лететь на операцию. Вы что, товарищ полицейский, не понимаете что такое донор? Я жду этого уже год. А теперь не знаю, что будет. Дождутся меня или нет.

— Дождутся, — уверенно ответил Василий. — Через час рейс. Наши коллеги решают вопрос с вашим вылетом. Думаю, опоздание на пять часов не будет проблемой для немецких врачей.

— Вы сама любезность.

— А про вас я так не скажу. Вы, Александр Виленович, знаете о Градовой значительно больше, чем говорите. Из-за этого могли поплатиться своим здоровьем. К кому вы вчера ездили после нашего разговора?

— Я не могу вам ответить. Это не имеет отношения к делу.

— Вы говорите неправду. Имеет. Я всё равно всё узнаю. Если бы не ваш донор и не нужда в операции, я бы вас задержал.

— За что? — выкрикнул Зиневич.

— А вы считаете не за что? Вы скрываете от меня информацию о Градовой. Вы же понимаете, что женщине, если она жива, конечно, может грозить опасность. Знаете, Александр Виленович, и содействуете преступлению.

— Ничему я не содействую. Повторяю, я не знаю, где ваша Градова и что с ней происходит. Наши разногласия давно в прошлом. У вас нет доказательств, что я виновен в её исчезновении. Оставьте меня в покое, подполковник.

У Куприянова и в самом деле не было причин задерживать Зиневича. Василий Иванович снял с вешалки куртку и, надев её, направился к двери.

— Выздоравливайте, Александр Виленович, — сказал Василий на прощание. — Удачи вам.

И всё-таки Куприянов решил не сбрасывать со счетов причастность Зиневича. Он точно что-то знает, но возможно кого-то боится. Вот только кого? Того к кому он ездил на встречу вчера? Жаль, что не удалось установить эту связь. Но ничего. Всё ещё впереди. К концу второго дня поисков Куприянов опять вернулся в точку отсчёта.

Раздался звонок мобильного. Василий увидел, что звонит Костя Бабиков.

— Да, Костя, слушаю, — ответил Куприянов.

— Василий Иванович, вы долго ещё будете топтать столицу?

— А вы там что, соскучились?

— Очень. В квартире Градовой появился жилец.

Глава четвёртая

1988 год.

— Машка, ты дура что ли? — Сима чуть ли не кричала на подругу. — Ты чего боишься? Залетела от Зиневича и не хочешь его обрадовать?

— Но я не знаю, как об этом сказать, — Маша чувствовала свою беспомощность.

После той незабываемой ночи любви в доме Гюнтера прошло уже больше двух месяцев. После новогодних праздников Мария решилась и пошла к врачу, хотя она уже знала, что беременна, но мало ли как случается. Надо было убедиться. Убедилась. Как теперь быть? Как сказать об этом Александру? Как он это воспримет? Перед глазами Маши то и дело возникала мама. Она ещё в последнем классе школы говорила девушке, что самое последнее дело это забеременеть до замужества. Так и получилось.