Зачем вы послушались, милые ангелы?
Идея киносценария
Светлой памяти моего деда Ивана
и с благодарностью его правнучке Наталье, нашедшей его воинскую могилу
1. НЕДОЛЕТЕВШАЯ ПУЛЯ
[ОХОТНОЕ, 27.02.1942, 09:05]
«Хенде хох!» — раздалось внизу откоса у дороги. «Чёрт! Васька попался?» — только и успел чертыхнуться Иван. Ни пригнуться, ни затаиться дано ему не было. Автоматная очередь слева, мгновенье позже такой же ответ справа, и он только поднял автомат, как увидел перед собой пулю. Пулю медленно отворачивало вправо вверх от Ивана, как неторопливого жука. Ветки за ней стали растягиваться, струиться, а полосы снега размываться и тускнеть. А потом голубая мгла закрыла мир и отпрянула. Превратилась в небо.
[ОХОТНОЕ, 12.04.1961, 09:05]
Солдат Иван Жу́ган, гвардии рядовой, красноармеец, стрелок 37 гвардейского стрелкового полка, 12 гвардейской стрелковой дивизии, 16 армии под командованием генерал-лейтенанта Рокоссовского уже в другом времени, в будущем. Какие силы не пропустили пулю в будущее — это, наверно, знает только синее небо над селом Охотное, где утром 12 апреля 1961 года солнышко пригревало невесть откуда взявшегося солдата, а солдат пялился на молодую травку с божьей коровкой. Подняв голову, Иван уставился за откос — и открыл рот: на вражеской стороне над самым большим домом, магазином, теперь развевался красный флаг. «Ёханый бабай! Мы ж с Васькой вышли зимой, а попал к своим весной… Снег — и за миг куда-то делся?.. И уже зазеленело вокруг… И наш флаг над немецкой стороной — в непонятной весне… Что за сон? И я один здесь? Фрицы всё же свалили Ваську? Или, может, Васька тоже здесь, в весне? Он ведь стрелял в ответ? Что за ерунда с мозгами? Я чокнутый или сон?..» — гудели и буксовали мысли Ивана.
Притаившись за берёзой у откоса, Иван засёк время и внимательно осмотрелся вокруг. И видит у магазина, где стоял танк фрицев, теперь стоит необычная белая легковая машина. А люди у магазина — все в гражданском, и все радостно переговариваются. Смеются и обнимаются даже. Расслышал он только русское «Ура!» и уловил в отголосках что-то похожее на «А барин!». «Барин? Но немцев не видать — это понятно, раз такой театр затеяли для какой-то операции. Но весну фрицы сделать не могли же?! А Борисова всё нет…» — всё сильнее закручивались мозги у огорошенного временем солдата. Какими только птичками Иван ни подавал условные звуки Василию — в ответ тишина. Обшарил откос, откуда стрелял товарищ, — пусто. Пришло на ум спасительное: «Может, отползает к нашим… если ещё зимой ни вернулся?»
Иван тоже решает отползти назад леском к вершине холма, и добраться до позиций своего полка. Но лесок теперь мирный, войной совсем не пахнет. И за опушкой слева — всё сто лет вспахано-перепахано, ровно и ни одной траншеи. У куста рябины — и тут вообще пошли скакать мысли по прорехам! — он наткнулся на потерянный кем-то детский журнал «Весёлые картинки» за март 1961 года. «ЦК ВЛКСМ?! Советский журнал! С ума сойти! А нам говорили, что рая нет. Хоть в рай попал к своим! Попы правы оказались, черти? Но раз уже 61-й, значит, красный флаг — не фрицевские штучки? Да если бы и бредил в медсанбате — уж журнал за 61-й год как мог бы мне присниться?» — он совсем переворачивается мозгами от находки, но прячет журнал за голенище сапога и осторожно пробирается дальше вверх по холму. «А в раю тепло, мухи летают, и собаки в раю, вон, даже лают от праздничной суматохи в селе. Это хорошо, что советская власть жива хотя бы в раю, если верить журналу и дому с флагом», — Иван петляет ещё шагов двадцать — и тут видит невдалеке за деревьями памятник. С постаментом, скульптурой, венки с цветами, и ленточки георгиевские.
Иван подобрался поближе к опушке и стал внимательно оглядывать памятник. Скульптура скорбящей женщины, она опирается на тумбу со знаменем, к которой прислонён венок и автомат ППШ, у приклада красноармейская каска. На постаменте мемориальные доски с фамилиями на русском и с георгиевской лентой на каждой. «Получается, памятник нашим?» — Иван, уже не таясь, подошёл к памятнику. Читает фамилии — и видит свою фамилию со своими инициалами на первой же доске. Ёкнуло взрывом сердце, мысли потекли, как кровь из раны: «Ёклмн!!! Значит, я всё же погибну на войне? Но, главное, что меня не посчитают дезертиром. Вот! Вот! Вот! Ведь для оставшихся на фронте я пропал внезапно на задании. Значит, не подумают, что попал в плен. А то ещё хуже чего напридумывали бы — а это аукнулось бы на положении семьи, если родные ещё тогда были живы». Иван сел на траву, ноги не слушались. На ветке каркнула дура ворона. Не отрываясь от своей фамилии на доске, грустный солдат начал выпутываться из навалившейся тяжести: «Но где я? В раю? А памятники в раю зачем ставить? В раю же вечные души? Или всё сплю на столе у хирурга? Ещё и загадочный журнал! Как же можно в 61-м очутиться? Это ж через… девятнадцать лет! А у меня и щетина ещё не отросла. И я в том же во всём, как ушли на задание… Что? Я не помню, что я девятнадцать лет делал? Значит, всё же в раю, раз за столько лет не изменился и в той же одежде. А на земле, наверно, тоже сейчас 61-й? А, может, и другой год? Похоже, брат, в раю очухиваются не сразу?» Иван дочитал фамилии до середины последней доски — и провалилось сердце совсем: «Борисов!.. Эх, Василий Петрович, и ты домой не вернёшься? Не дали мрази тебе пожить!..» Злой, вскидывает автомат — да в кого тут стрелять?
Боль стиснула зубы, скорбь подняла глаза к небу — и он дал очередь из своего ППШ как салют погибшим товарищам, и чтобы хоть кто-то и хоть как-то бы отозвался на выстрелы, хоть ду́ши! «Да и Борисов вдруг объявится, выйдет на мою очередь? Мож, тоже со мной тут где-то, в этом мирном раю? Не для меня же одного рай устроен?» — всё надеялся найти товарища Иван. Но в селе началась дикая пальба. Иван удивился такому салюту в ответ. Но автоматных очередей не было слышно. Только одиночные, охотничьи выстрелы. «Не фрицы палят, точно. Но и не Вася…», — горько вздохнул он. И тут удивился, что в раю тоже хочется есть. «Рай или… в коме в госпитале? Что ещё приснится мне? Но пока ничего не остаётся, как идти поближе к хлебушку, к домам. Или в магазине одной амброзией и бесплатно отоваривают?! И ягод в райском лесу весной — тоже одни кукиши растут!» — уже топал проголодавшийся солдат к домам.
Иван спустился к речке, чтобы не дорогой светиться, и бережком добрался до первого дома. А на дворе у дома два пацанёнка резвятся и на русском ссорятся — в какого-то космонавта играют. Чуть ни дерутся, кто будет первым каким-то Гагариным. Иван сдвинул автомат за спину, кликнул ребятишек от изгороди. Пацаны не услышали. Он свистнул. Мальцы обернулись и застыли — ошалело изучали военного. Иван снял шапку и помахал: «Здрасть, ребяты! Мамка дома? Или папка? Мы тут кино про войну репетируем, а попить хочется. Позовите кого-нибудь. И водички бы мне вынесли».
[ОХОТНОЕ, 12.04.1961, 10:55]
Пришёл мужик, молодой, весёлый, открытый, и Иван не выдержал, сразу прямо спросил его: «Скажи, кончилась война?» Мужик не понял: «Какая война? У вас учения? Или это кино снимаете, как сын сказал, раз в зимней форме?» Иван в ответ замотал головой и начал выдавливать из себя слова, которым и сам не верил: «Уж… ты не пугайся… я вижу: ты наш, русский… Но я… только что с фронта, с задания, я с товарищем был. Но там была зима и 42-й, а тут — весна и 61-й… вроде как? — и достаёт найденный журнал из сапога. — Вы тоже в раю? Давно, видать, а я ещё не обвыкся, выходит?» Солдат вытер пот шапкой и уже бойчее продолжил: «И своего товарища я не нашёл. Ваську Борисова, с которым на задание пошли. Паренёк совсем молодой, девятнадцать лет только. Не объявлялся? Фрицы огонь открыли, Вася ответил. И вот я тут, не пойму где, хотя это место нашей обороны от Тешелово до Брыни», — и показал красноармейскую книжку.
Мужик аж присел. Повертел головой. Как выискивал что-то вокруг. Но встал, предложил «Казбек» странному солдату и жадно затянулся. Но тут же представился: «Фёдор. Фёдор Лесонков», — хозяин дома твёрдо протянул руку, хотя глаза его тонули в море изумления. «Иван. Иван Сергеевич Жуган. Гвардии рядовой, 37-й гвардейский стрелковый, 12-я гвардейская 16-й армии», — обрадовался Иван Фёдору и осторожно пожал его руку, будто проверял Фёдора: не ангел ли он небесный? И вытер непрошенную слезу. Тут-то Фёдор понял, что какой-то необычно помешанный в армейском зимнем обмундировании перед ним. «А из ближайшей больницы в таком виде никак бы до Охотного не добрался — кто ж выпустит? Да ещё с автоматом путешествует! И где он одежду ещё военную достал? У Ивана красноармейская книжка, вооружённый, и ничего о настоящем не знает. На вид, так, добрый, но потерянный какой-то весь, — запрыгали мысли Фёдора, но про рай отшутился: — Чем ни рай, Иван Сергеич, — не война же!» А про войну уже серьёзно ответил: «Иван Сергеич, Иван, солдат дорогой, война пятнадцать лет назад 9 мая в сорок пятом закончилась, добили мы фашистов в Берлине! И тебе, Иван Сергеевич, мой поклон». И тут получил бомбу по мозгам от солдата: «У вас на памятнике воинам я и свою фамилию с инициалами нашёл. Можешь проверить. И Васькину… Я ни про свой, ни про ваш рай не шучу, но и понять ничего не могу. Но победой ты меня обрадовал, Федя, как никто в жизни».
Опомнился Фёдор, засуетился как хозяин дома: «Давай, усталый солдат, проходи в дом, дорогим гостем будешь» — и показал солдату, как обойти изгородь до калитки. Ведёт Ивана в дом, а мысли белкой по веткам скачут: «Господи, повезло не ляпнуть обидное. Грешным делом ещё похвалить хотел, что роль так здорово читает. Девятнадцать лет где-то быть? Только сейчас узнать про конец войны? Да и слишком запоздалый театр с однофамильцем на памятнике — из лагерей всех ещё осенью в 55-м освободили. Значит, врать солдатику причин нет? Какой-то странный случай, но ничего опасного, разве кроме ППШ. Втираться в доверие под фамилией убитого и с документами убитого да ещё в таком виде — слишком мудрёная уж шпионская операция. И я ж не сумасшедший. А в такой космический день порадовать хоть столом и чаркой странного воина — ничего ни с кем не случится. Да и как на Ивана в доме посмотрят — тоже интересно. Но про рай — если это его подвинутость — разуверять слишком не надо рваться. С этим только врачи справятся. А помочь вернуться к врачам или сообщить в милицию — это, наверно, придётся? Пушка у Ивана не игрушечная».
Идёт Иван, а всё кругом на дворе, как в мирное время. И в доме ни следочка войны, ни немцев. В доме за праздничным столом, накрытым на скорую руку, сидят жена хозяина Марья и шебутной сосед Игорь, пришедший в гости с самогоном побазарить по случаю полёта в космос советского человека. Фёдор представил жену и соседа Ивану, а про гостя сказал чётко, как если бы докладывал генералу, но с серьёзным теплом: «Солдат Иван, с боевого задания, зашёл к нам водички попить». Хозяйка пригласила Ивана за стол. Фёдор помог раздеться. Пока Марья обновляла стол, Фёдор пристроил автомат солдата к серванту под вопросительный взгляд соседа, и показал ему кулак, что, мол, все вопросы — потом. Конечно, на столе невиданные Ивану консервы, вокруг невиданная домашняя утварь. Репродуктор на стене невиданный, и портрета Сталина нигде нет. И невиданный прибор в углу — домашний холодильник «Саратов». Один самовар — довоенный знакомец. Понятно, пропустили по рюмочке за знакомство. Ивану объяснили стрельбу в селе и тоже поздравили с полётом Гагарина. Сосед Игорь не удержался и снова наполнил рюмки: «За новый великий день в стране — только День Победы ему равен и День Революции! Человек в космосе!» И начали хрустеть мозги у всех: Иван не врубается в слова хозяев и их соседа о полёте человека в космос, а они не могут поверить его странному появлению в селе.
Иван снова рассказал, уже подробно, о боевом задании зимой, о памятнике с его фамилией и что ничего не понимает, где он: во сне, в коме, в раю? Марья с Игорем в полной прострации — она за сердце держится, он за рюмку. Мозги об стенку бьются. Слова к языку присохли. А Иван показал ещё свою солдатскую книжку. Потом диск от автомата отсоединил, чтоб никто не волновался, и продолжил: «Не могу знать, для чего немцам такой масштаб обманухи перед нашим наступлением устраивать, с людьми, детьми и памятником. Но весну пока только солнце умеет делать. И откуда бы они взяли настоящие фамилии для памятника? И машина у магазина чу́дная. Но чему я удивился больше всего — одному только: в раю — и есть захотелось». «Это Гришкина, мужа продавщицы нашей Клавки машина, „Волга“, наша, советская модель, — пытается отвлечь всех от „райских“ тем Фёдор. — И „Победа“ ещё легковушка есть, её до „Волги“ делали». Он встал и поднял рюмку: «За Победу! За тебя, Иван! За новую победу! В космосе! За Юрия Гагарина!» — и понеслась душа по тостам в рай советского человека: выжили! победили! а теперь и в космос полетели! Все с радостью угощают растерянного солдата. Тарелки и чарки летают над столом, звенят весёлые вилки! Кто плачет, кто смеётся от радости! А Иван грибочком закусывает, в ус дует и репу чешет: «Кто ж издевается над мозгами человеческими? Мои глаза и уши верить отказываются, что я на земле. Вон, как в раю людям хорошо. Но в раю — и памятник погибшим? Я же не помешался. Вон, все едят, пьют за праздничным столом, за Гагарина и за Победу. А все сразу — не смогли же сойти с ума? Хотя с ума-то сошли все от радости и неслыханного события. И всё же я в раю, как ни крути. Сна про полёт в космос мозги не придумают. И в раю тоже едят?! И горькую пьют?! И в раю, значит, тоже командуют чувства — и голода, и радости, и страха?! Как ни крути, а я ж всё выискиваю за каждым углом фашистскую морду…»
[ОХОТНОЕ, 12.04.1961, 12:25]
Тут, в 12 часов 25 минут радио снова сообщает о Юрие Гагарине. Знакомый Ивану голос Левитана читает сообщение, что космонавт Юрий Гагарин в 10 часов 55 минут «благополучно вернулся на священную землю нашей Родины — Страны Советов». «А вернусь ли я в свою Страну Советов, в 42-й? — у радио Иван и утвердился почти на все сто, что он в раю. — Но это ещё вопрос открытый, с райским режимом. А надо ж ещё как-то попытаться вернуться на своё место, на фронт? Там ребята воюют, а я в подозрительном раю рюмки считаю. Да и свойства такого рая неизвестны. А то прочту завтра имена на памятнике, а моей фамилии не окажется. Что тогда думать? Контуженный — и снится про космос?» И опять все в селе, как и вся страна, опять сошли с ума, как и от первой новости о полёте Гагарина. Первое всенародное ликование после Победы! Крики, беготня, пальба! Иван тоже отсалютовал очередью на дворе на радость бушующим сердцам.
Все снова за столом, Иван снова недоумённо утверждается, что тоже не верил в рай: «Знаю только, что буду убит на войне — это на памятнике за леском не мной написано. Значит, уже убит на земле, и, значит, это я в раю, где и души моей страны, в которой уже летают в космос. И которая 9 мая добила фашистов!..» Тут, конечно, снова салют из рюмочек за Победу. Игорь только начал: «Царство небесное…», но Фёдор незаметно подмигнул Марье и перебил: «Никто не знает, да и как узнать, в раю или на земле мы тут? Родных не теряли. Всегда мы все вместе. Но Ивану, Марьюшка, лучше бы переодеться в гражданское, жарковато уже в его военном», — и Игорю придавил ногу под столом, мол, чтобы тот свой рот открывал только по делу и не пытался «лечить» материализмом больного солдата.
Переодели Ивана в гражданское, хоть он и отказывался сначала: «А в чём на фронт вернусь?» И раз такой странный, сумасшедший человек, и чтоб потом не попасть в лотерею у КГБ и у врачей, все разговаривают с солдатом успокаивающими словами. Марья виновато и печально напомнила, что он сам видел свою фамилию на памятнике воинам, а к раю, ничего, потихоньку привыкнет. Мол, все привыкают. «Да мы и сами… — притворяется сосед. — Откуда нам знать: в раю это мы или на земле? Но одно точно — время райское! Мы в космос полетели! К мечте! И всё получается у нашей страны! И Победа, и полёт к звёздам!» Застолье забурлило, все сияют, про чарки и грибочки не забывают, и солдат уже бойчее усы потирает.
По рассказу Ивана, по мелким деталям, по красноармейской книжке и боевому оружию все понимали, что всего сказанного солдатом насочинить невозможно. Иван подробно рассказал, где осталась семья: Сумщина, деревня Вороновка, когда он сдавал дела в колхозе перед призывом. И рассказал, что был призван на фронт Недригайловским военкоматом. И Иван сам задался при всех вопросом: «Искать ли мне родных? Вам приходилось искать — телеграммой там, или через органы в раю?»
«Лишь бы в психушке не оказаться! — это первое!» — поддакивали мысли Фёдора мыслям Марьи и Игоря, и все трое поддакивали Ивану про рай, чтобы и самим в дурдомовский ад не угодить. Типа, да, мы тебе верим, что ты — Иван, что, мол, да, и мы, наверно, в раю. Но с сообщением о солдате, объявившемся в селе с боевым оружием и в зимнем обмундировании, со странными рассказами о перемещении из войны, начинать активные действия пока всё же побаивались — ни телеграммой, ни телефонной связью — ни с властями, ни с медициной. Фёдор так и кумекал про себя: «А начнут соответствующие органы проверять странности с фамилией на памятнике, амнезию с попаданием из зимы 42-го в весну 61-го невредимого, бритого, при оружии и в зимней военной одежде человека с документами Жугана Ивана Сергеевича, начнут всё сверять, то кого потом в психушку упрячут, когда в расследовании концы с концами не сойдутся в логике?» Ивану так и сказали, что и в нашем раю любые заведения и академии работают, как заводы и магазины, и спецорганы тоже имеются. Мол, да тута всё — копия земной жизни. И Иван согласился: «Но раз в раю, хоть и странном, с полётом в космос, и с чувствующими, как на земле, душами, с милицией и КГБ, то кто ж тогда в здравом уме, хоть и на том свете, будет искать в раю живых родных? Из рая ещё никто не дозванивался на грешную землю и не приходил. Но, главное, нельзя даже спугнуть надежду, что родные ещё на земле и живы. Ведь в рай люди сами попадают, хоть и не по своей воле. И только сами приходят на вечную встречу с родными, как я объявился у вас, добрых людей. Или… среди таких же душ, как я…»
Тут прибежал с улицы сын Фёдора, девятилетний Вовка — полакомиться с неожиданного праздничного стола и подержать автомат гостя. Иван, конечно, дал подержать ППШ и спросил: «А кто придумал игру в космонавтов, в которую ты играл с другом?» Вовка не удержался и похвастался удачей: «Петька в Чкалова начал играть, а я ему — раз! — «А Гагариным буду я!» Все рассмеялись. «Так быстро придумал! Молодец!» — похвалил юного космонавта дядя, у которого есть настоящий автомат. Иван спросил и про учёбу, и попросил показать ему школьные учебники Вовки. Необычный гость с Вовкой ушли в спальню довольного мальчишки, а Марья начала ставить еду на стол и сыну. Конечно, тут началось, да ещё с бутылочки, да с подачи соседа Игоря, когда Иван с пацаном болтали в его спальне и не слышали застольного разговора, что это из-за полёта в космос что-то на земле произошло. «Что-то случилось ещё неизвестное науке. Человек продырявил космос — и, вот, как-то перекрутилось время. Ведь напридумать такие живые подробности — это не под силу ни шпиону, ни артисту!» — удивлялся чумовой сосед, изображая рюмкой космический корабль. «Хоть ты со всех сторон Кадочников!» — грустно поддакнул Фёдор и хлопнул согласную рюмашку с грустной водичкой.
А при Иване за столом Фёдор продолжил: «Даже если ты, Иван Сергеич, допустим, часть секретной операции по проверке, скажем, психологической устойчивости наших душ при нашей райской жизни, то мы тебя не выдадим. Ты не диверсант и не иностранный шпион — за каким лешим тогда одевать тебя в зимнее для такой работы? „Не знаем, не видели“, „с Дона выдачи нет“ — лучший вариант и здесь. А сообщим — вдруг повернут выдачу таким боком, что сами все пожалеем: кто их, эти секретные органы, знает? Тебя, наверняка, по головке не погладят, что тебя разоблачили простые люди, правильно? Нас тоже, может, пожурят несладко, что что ж это вы не приветили, как подобает, бойца с фронта, хоть и необычного, а к телефонам кинулись?» Все согласно и молча кивали. «Спешить некуда. Солдат — не шпион. Если и помешался странно — не страшно: на людей ведь не бросается. А оружие пока припрятать основательней надо будет, от греха подальше», — это Фёдор успокаивал уже себя самого.
[ОХОТНОЕ, 12.04.1961, 14:08]
Но соседушка Игорёк, любитель розыгрышей и сплетен, не заморачиваясь долго чувствами, ни своими, ни других, под шумок сбежал. Вроде как за добавкой к самогону пошёл в магазин и народ поздравить. А сам позвонил по телефону из магазина в милицию. Пошутил пьяненький незадачливый мужичок в радости от полёта Гагарина, что в Охотном объявился космонавт, и что у этого человека не всё в порядке с головой: «Бредит, что он из 1942 года, с фронта, наверно повредился в полёте? А, можа, он шпион, чтобы сеять смуту в праздник народа? Даже переодет в военное зимнее, вроде как от космического холода. Не опасен такой человек людям?» Но волновался дядя больше за себя, любимого, хотя кумекал про себя дюже даже разумно: «Если время начало трескаться и пошло по швам, надо ж срочно разбираться, а то, точно, это чокнутое время ещё и в рай забросит не дай бог». Не хочется человеку весной и с рюмочкой — и прямиком в рай, когда и на земле хорошо, как в раю, а теперь и в космосе неплохо! А продавщице Клавке Игорёк похвастался: «Не боись, Клавдия Андреевна, мне за сообщение ещё награду дадут, вот увидишь, ты ж ничего не знаешь ещё». «Ну, что взять с дуремара?» — Клавдия только повертела пальцем у виска, не забывая повертеть и юбкой: клиент-то с любопытной информацией и пригодится ещё ни раз такой плешивый коллекционер слухов.
Пока нет подвыпившего соседа, радушным, молодым хозяевам и Ивану всё так же нелегко поймать логику за хвост. Фёдор с Марьей переживают за Ивана, мысли ходят по кругу. Фёдор пытается представить и себе последствия, когда погибший и одновременно живой солдат откроется властям: «Я вот что думаю, Иван: в раю ли мы небесном или в нашем, земном, как мы считаем, — но точно никто ничего не скажет, потому что никто не знает этого, ведь в рай сто раз не попадают. А вот как будут думать о твоём случае в КГБ? Наверно ж наше КГБ тоже оберегает нас в нашем райском существовании? Порядок везде необходим. Даже в аду, наверно ж? Кто-то ж должен следить за огнём под сковородками грешников?! А? Вот ты объявился — а почему фамилия твоя на памятнике? „Непорядок“, — скажут. Но у кого? У всех — или у тебя одного? „С этим бойцом что-то неладное, — начнут кумекать. — Войны нет давно, а как мог так долго незамеченным прятаться солдат? А мотива прятаться нет…“ Документики, конечно, сверят и проверят у считающего себя погибшим на войне — и неизвестно ещё, чем эта проверка обернётся для всех. И здесь, и для родственников на родине там, если мы все здесь — вдруг ещё там, на земле: кто ж отличит райскую копию от земной жизни?»
Марья тоже рассуждала печально: «Ну, да, что-то необыкновенное произошло: может, там, на земле — может, у нас? Но везде запросят армейские и больничные инстанции, а по их данным ты, Иван Сергеевич, считаешься убитым. А фото и допросы подтвердят, что ты — Иван Жуган, боец, который ничего не помнит больше после 27 февраля 1942 года, но всё же как-то явился с фронта. И что же тогда делать властям и ответственным за безопасность — и там, и тут? Как пить дать тебя упрячут в секретные институты. Начнут в лабораториях эксперименты проводить с тобой. Да и нас самих затаскают по кабинетам. И родню твою тоже. Наводить порядок будут. А если в головах навести порядок не получится? А в дурдомах выходных нет…» — и всё подкладывала райские во всех смыслах соленья каждому. Фёдор только боялся, что Иван спросит, мол, а при вас не хоронили кого-нибудь в селе? Но Иван пока не поставил такой вопрос ребром перед своими мыслями. А на такой нонсенс с бессмертными душами Фёдор пока и сам не знал, как ответить, чтобы выкрутиться согласно религиозным инструкциям и согласно фактам науки одновременно. Он только вздохнул над солёным грибочком: «Лишь бы Игорёк, клоун доморощенный, не вспомнил невзначай какие-нибудь похороны здешние, чёрт леший!»
«Люди не хотят мне неприятностей, и я не хочу нагребать им хлопот с дурками, учёными, с военными и властями. Про родню мне всё равно не узнать из-за нелюбви КГБ и всех разведок мира к любым секретам, опасным для порядка в стране», — подытожил свои грустные думы Иван. Он поблагодарил прекрасных хозяев за приём, за участие, за стол и праздник. И попросив прощения, что опечалил их в радостный день, сказал, что твёрдо решил вернуться сегодня же на место, где что-то непонятное произошло с ним утром. «Так будет для всех лучше и спокойней. И, может, мой Васька Борисов ещё там?» — Иван всё надеялся, что вдруг повезёт вернуться на фронт, но вернётся на свободу от секретных экспериментов над ним, как над помешанным или зверьком. «Решай сам. Скажи только, Сергеич, чем помочь можем? Все свойства рая тоже неизвестны же учёным в раю, как и все свойства земного мира неизвестны земным учёным. Не так ли, раз тут всё — типа, копия земного?» — заключает топтание на месте над неразрешимыми вопросами Фёдор.
«Просить или не просить Фёдора, чтоб он пошёл со мной к памятнику и на место, где я объявился? — задумался Иван. — Так было бы надёжней. Но вдруг и Фёдор со мной попадёт на фронт? Или я из-за Фёдора не вернусь? Но, вроде, с неба обратно на землю ещё никто не возвращался? А мне — хоть я на небесах, хоть я на земле — надо всё равно прорываться на своё место, в полк, на фронт», — и предлагает Фёдору идти с ним, но на всякий случай держаться подальше. И просит переодеться, а то опять же в зиму вдруг вернётся, да и в форме быть полагается бойцу. И задорно добавил: «А там — была не была! После соображать будем, если не повезёт вернуться на фронт, — в космонавты подаваться или в дурдом сдаваться?».
Тут пришёл пропавший сосед Игорь и признался, пьяный чудик, что позвонил в милицию и здорово пошутил, что по селу ходит космический диверсант в зимнем обмундировании красноармейца. «Кто ж моему звонку поверит?! — радовался своим дырявым мозгам Игорь. — А если поверят, то на свою голову огребут хлопот и насмешек! Иван-то уже в гражданском и без скафандра! А про автомат я ни-ни! Ну, как? Здорово я их поздравил? Им такие тревоги только на пользу, чтоб держать себя в форме, да и народу тоже спокойней!»
[ОХОТНОЕ, 12.04.1961, 15:10]
Фёдор и Марья только рукой махнули: мол, мели Емеля, только отвяжись. Все, кроме соседушки с новой бутылкой, поняли, что время теперь не ждёт: надо как можно скорее идти на место объявления в весне Ивана, пока милиция не приехала. И пока Игорь мочил нос в рюмке, в армейскую одежду завернули автомат, а сумку припрятали в сенях. Потом хозяйка села отвлекать соседа рюмочками, расспрашивая подробности его шутейного звонка и про Клавку. А Иван с хозяином, перебрасываясь фразами о колхозных проблемах, вышли, будто бы подались покурить и обсудить сельские новшества с Иваном. Ведь до войны Иван работал агрономом и даже одно время был председателем колхоза. В сарае Иван быстро переоделся в военное, пока Марья месила соседу мозги вопросами про космос. Сосед не успевал удивляться её любопытству и отдуваться за космические дали. С ответа на вопрос «А не шлёпнуться на нас из космоса ракетные двигатели?» до ответа на вопрос «А что делает сейчас после приземления Гагарин?» ему пришлось призвать на помощь рюмочек восемь. Но спокойно погрузиться на дно нирваны было некогда — когда он ещё выгрузит свой латаный-перелатаный мешок знаний перед красавицей соседкой?
А Иван с Фёдором пошли тем же путём, как пришёл Иван, вдоль речки. И его же дорогой поднялись к братской могиле. Фёдора схватил трясун, когда прочитал на памятнике фамилию Ивана. Всё тело ходило ходуном и колотило. И глаза тёр, и буквы пальцами трогал. Не помогало. Видать, мозги наши не рождены для принятия таких вывихов времени, когда приходишь с живым на его могилу. Солдат Иван снова прочитал имена на памятнике и ещё раз отсалютовал в память о полёгших однополчанах. Помолчали потом с Фёдором, и направились к откосу у дороги. А по автоматной очереди Ивана оперативники, примчавшиеся к магазину на звонок Игоря, и утвердились, что это факт, что кто-то с армейским оружием в селе объявился, что не шутки это были по телефону.
Иван ещё издали узнал место, где он сегодня утром засекал у берёзы время, уставившись на красный флаг. Шагов за тридцать попросил Фёдора дальше с ним не идти: «Вот тут, у осинки, постой. И, Федь, ни шагу, что бы ни случилось. Пока я сам тебя не позову. На всякий случай прощай! Не поминай лихом! Поцелуй Марью, берегите Вовку и живите долго». Фёдор только покивал в ответ. Что говорить в таком разе, этого мир ещё не придумал. Они обнялись на прощанье. Иван привёл в боевое положение автомат, а Фёдор незаметно его перекрестил.
Вот и берёза. Иван всеми клеточками впитывал весенний пейзаж, прислонясь к дереву. На крыше магазина вспорхнула стая ворон. Какой-то малец запулил в них камнем. Докаркались! А над магазином, над домами, над лесом, над весной — над всей страной поласкался на ветру красный флаг!
[ОХОТНОЕ, 12.04.1961, 16:05]
И тут внизу откоса из-за поворота вылетает воронок и тормозит точно на месте засады фрицев. Из него ловко вываливают вооруженные оперативники и молча штурмуют откос. А вверху Ивану из кустов свистит… Борисов! Живой! Но растерянный в ноль. Ничего парень не понимает, а Ивану некогда объяснять: он уже слышал шум мотора на дороге, потом остановку машины, потом осторожный разбег ног. Иван только и успел прокричать: «Засада! За мной! Уходим!» Василий уже рядом с Иваном — и КГБ тут как тут. Серьёзные ребята командуют Ивану и Василию: «Стоять! Руки вверх!» — и предупредительный выстрел из «Тульского Токарева» в воздух. А задерживать некого: на месте солдат лежит идеальный круг снега.
2. НЕДОШЕДШЕЕ ПИСЬМО
[МОСКВА, Д. БАБЕНКИ, 22.06.2021, 19:41]
Не получилось к этому печальному дню, к 80-летию начала войны, дописать про попадание деда с фронта в будущее. Знать, так расписано на Небесах у ангелов времени. Не нам знать их планы, зато известно, что было после задержания оперативниками кучки снега и об одном неизвестном письме. А тогда допрашивали всё село, а никто ничего не видел, не знает. Даже Клавка. Сопровождавший Ивана Фёдор тоже ничего полезного не добавил. Мол, искал потерянный вчера детский журнал, а сосед — так он ещё тот великий забулдыга и юморист, вечно что-то придумывает, дурачок. Короче, к врачам народ всякий потом попал — и гражданский, и военный. Что поделать, помешались люди от радости за Гагарина. Но с подпиской о неразглашении всех отпустили с миром, объяснив, что это дела секретных служб. А само дело «О двух военных в селе Охотное, которые мгновенно исчезли при задержании» закрыли и засекретили. Лишь соседа Игоря совсем никакого забрали приехавшие ребята из КГБ, показательно, как смутьяна. Но к подписке о неразглашении ему всё же впаяли довесок на пятнадцать суток работ на благо Сухиничей.
Но наперекор своим мозгам, хоть их дурили все и вместе с ним, Иван всё-таки успел написать тогда тайное письмо на родину. Доверился он Вовке, когда рассматривал его учебники. Тогда и написал быстренько пару строчек и адрес жены. Иван отдал ему письмо, и ещё свои часы подарил на память о космическом дне. Но взял с Вовки честное слово Мальчиша-Кибальчиша, что он про секретное письмо никому не скажет, и что обязательно его отправит. Подсказал, что конверт у родителей пусть попросит, будто бы в «Весёлые картинки» написать надумал. И найденный детский журнал ему отдал для алиби, для адреса редакции. «А я ещё вернусь сюда, — пообещал Иван, — и мы ещё вместе полетим на космическом корабле. Ведь я, Вов, современный волшебник: я секретный учёный по изучению космоса. И это шифрованное письмо написано для нашего нового космического эксперимента. Взрослым, к сожалению, доверять государственные секреты бывает иногда бесполезно, и у учёных тогда только на таких Мальчишей-Кибальчишей, как ты, вся надежда. Обещаешь отослать? И про письмо не болтай никому. Учись и дальше хорошо — космос ждёт тебя». Солдат пацану это письмо прочёл, сжатое до телеграммы: «Мария, приезжай в Охотное под Сухиничами. Я теперь всё время здесь. Приветы всем, Иван. 12/IV-61 г.». Правда, сначала он автоматически написал «12/IV-42 г.», но не переписал письмо заново, а только зачеркнул и исправил год.
А письмо не дошло, потому что пацан радостно надписал на конверте аршинными печатными буквами «ОТ ВОЛШЕБНИКА». А его вскрыл сынок почтальонши, Мальчиш-Плохиш с носом Буратино. И выбросил письмо от обиды, потому что ничего волшебного в конверте не оказалось. А мамке признаться о вскрытом без спроса письме побоялся — это было бы очень накладно для невоспитанной его задницы. Про письмо так и не узнал никто. И зря волновались секретные службы: сами жители Охотного потом сами себе не верили, что давали какую-то подписку. И даже Фёдор с Марьей и их соседом не могли понять, о чём разговор, когда приезжала интересоваться контрольная комиссия. Да и контрольную комиссию послали уже много позже, через три года, когда обнаружили при ревизии архива секретных документов папку про странный случай, как оперативники в день Гагарина взяли в плен сугроб снега. Перерадовались, видать, как и все. День-то какой был!
А вот дошло бы письмо тогда, то, может быть, и бабушка, и прадед, и вся наша семья, и другие родные давно бы узнали о месте захоронения деда. Бабушка бы успокоилась до своей смерти, что её муж погребён с почестями. А слух про какое-то пропавшее на почте странное письмо для Вороновки был-то! Я и сам был тогда на Вороновке, в девять лет в 64-м, ещё мальцом, как Вовка в Охотном. А в 78-м меня на нашем самолёте с нашей штурманской практики в Сумах высадили почти в самой Вороновке. Знал из живых знакомых родственников я там тогда только одну семью, но про письмо разговоров у нас не было. Да ещё бабушка прямо-таки запрещала мне прилетать на Вороновку! С чего бы это вдруг? А если это связано с недошедшим письмом? Или что-то чувствовала или был сон вещий про письмо деда? Сдаётся, что от чего-то она нас берегла. Кто ж разбирается в работе наших ангелов-хранителей? А я просто хотел посетить могилу моего прадеда, Жугана Сергея Максимовича, отца деда Ивана. Хорошо, отец прикрыл меня, и бабушке только позже рассказали о моём непослушном вояже. Но она очень даже спокойно уже отреагировала на историю с конспирацией посещения могилы её свёкра.
А эта фантастическая история — один из возможных вариантов в подлунном мире о пропавшем письме. И задумал её, чтобы порадовать и деда на Небе — и самому порадоваться за деда. Я уверен, что такая встреча с советским мирным раем вполне могла быть возможна по неизвестным нам ещё мистическим законам. А ведь это и был рай на душе народа — первый шаг человека в космос! и — советского! после великой Победы нашей страны — СССР!
Спасибо дочке Наталье, что она, имея на руках все данные, что и я, нашла всё же могилу своего прадеда. Никто из нашей семьи не смог найти. Я и в полтинник был в деревянной дружбе с интернетом. Но я рад, что хоть под семьдесят успел поладить со своей расхристанной головушкой — и могу отправить, хотя бы в строчках, моего деда Ивана на всенародное ликование по случаю свершившейся мечты человечества. В этом радостном народном воодушевлении есть заслуга и солдата Ивана Жугана, отдавшего за нас жизнь.
[МОСКВА, Д. БАБЕНКИ, 28.06.2021, 20:06]
Дошло бы письмо тогда, то и внук бы в других обстоятельствах поминал теперь деда. А внуку, вот, только вчера, 27 июня 2021 года, повезло вернуться — перепуганным, но целёхоньким! — в жаркое, летнее застолье у соседа из… этого же жаркого, летнего застолья у соседа 27 июня 2021 года! Да, вернуться, дав крюку через будущее. Вместе с этим самым соседом.
3. НЕОТКРЫВШАЯСЯ КАЛИТКА
[МОСКВА, Д. РЫЖОВО, 27.06.2021, 19:41]
Так, вот, на жарком, летнем застолье, пока жёны увлеклись цветочками на участке и нас не видят, сосед Юрка начал тайком резко подливать свой фирменный самогон. А он, гад, — самогон, а не Юрка — такой навязчивый оказался, отбиться нам сил не хватило. Да ещё сдал нас нашим жёнам нашими же голосами. Когда мы с Юркой начали превращать розовый куст у стола в букет для присутствующих дам, его колючкам это не понравилось. Бабоньки услышали, как мы ругаемся с жадным и непослушным кустиком, всё поняли и стали гонять нас полотенцами по всему периметру участка. Ведь у Юрки теперь одна почка после одной пьянки, и лишнее ему особенно вредно. И тут ясное небо вдруг стало серым. А мы…
[МОСКВА, Д. БАБЕНКИ, 27.02.2022, 19:42]
А мы сидим, поминаем с моим соседом Юркой Плотниковым моего героического деда Ивана. Сегодня 27 февраля 2022 года, это 80-я печальная годовщина его смерти. Я рассказываю Юрке за нашим столом, как семья долго не могла найти могилу погибшего на войне деда. Рассказываю, что мой дед Жуган Иван Сергеевич, гвардии рядовой, красноармеец, стрелок 37 гвардейского стрелкового полка, 12 гвардейской стрелковой дивизии, 16 армии под командованием генерал-лейтенанта Константина Рокоссовского погиб 27 февраля 1942 года под Сухиничами в селе Охотное. А изменилось административное деление — и Охотное, и Сухиничи из Смоленской области ещё в 1944 году перешли в Калужскую область. Почему и не смогли отец и бабушка найти могилу моего деда. Но 6 декабря 2009 года моя старшая дочка Наталья привела меня на найденную ею по интернету и на местности братскую могилу в Охотном, куда был перезахоронен дед от дома Марии Ивановны Лесонковой. Отец после до конца жизни называл всех дев всех возрастов Наташами — так был бесконечно благодарен ей за найденное место успокоения своего отца. И отец успел отдать последний поклон своему отцу, и тоже с Натальей приезжал на могилу в Охотное. Без меня, недотёпы интернетного.
И недотёпы застольного. Ясно же, как бывает в таких случаях, нам не хватило. Самогон душистый гонит Юрий Иванович, вкуснющий, как и восточные объеденья, которые готовит его жена Татьяна. Простите меня, ангелы полных стаканчиков, но если выбирать, то в космос бы я взял Танюшкины ням-нямки, а не Юркины буль-бульки. Но… тут сама открывается дверца холодильника! А так было уже когда-то. Прямо на поминках Николая, бывшего хозяина нашего деревенского дома. Тогда душа покойного Николая искала его заначку водки. Холодильник уже другой, но стоит на том же месте. И вот дверца холодильника открывается, а в холодильнике лежит… она! «родимая»!.. бутылка водки… Значит, это Николай, добрая душа, а, может, и сам дед или послушные им ангелы её «оттуда» нам подарили? В нашу трудную минуту наших печальных посиделок. И я рассказываю Юрке реальную историю, случившуюся со мной при свидетеле, как с того света приходила душа Николая, когда она искала его заначку водки — и холодильник сам открывался и закрывался. Помянули мы и Николая.
…Поверят или не поверят мне о полтергейсте с душой Николая — это вообще здесь не при чём. Я же сам тоже не поверю рассказам других на тему мистики. Мож, где и правда — не один же я в жизни вляпался в сверхъестественное. Людей хлебом не корми, дай им только сочинить что-нибудь сверхзабавное. Но врать перед памятью деда мне ничто на свете не позволит. А вот у космоса всё же есть совесть, раз он мне подарил этот мистический факт и даже обеспечил меня свидетелем. Да и историю с попаданием деда в будущее я задумал написать именно после полтергейста с холодильником на поминках Николая — и с лёгкой душой, зная, что не вру перед Небом, потусторонним, и уважая мир ангелов.
…И только осушили ещё и за миру мир в мире ангелов, а в моём мозгу — или под потолком? — начинается киевский распев с Константином Огневым: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, яко видеста очи мои спасение Твое…» Песнь Симеона Богоприимца слышу только я? Нет, Юрка тоже слышит! А я впервые её услышал в фильме о попаданцах «Зеркало для героя». И он по ноутбуку идёт. «Кто включил?» — не понимаю я нового заботливого фокуса. За Христа тоже приняли. Ну, и за Константина Огневого, и за фильм «Зеркало для героя». И за Наталью — это особо! — что вернула, наконец, через шестьдесят семь лет определённость семье, что погибший на войне дед упокоился с почестями и по-христиански. Помянули всех павших в той войне. Всех воевавших, но уже ушедших от нас в мирное время. Подняли за всех, кто на Небе и на земле — за всех, кто помогали добывать победу в страшной войне, за тех, кто поставили памятник на братской могиле и за всех, кто ухаживали и ухаживают за ним и за всеми памятниками павшим. Ну, а потом…
А потом началась примерка, какая сковородка и к чьей башке лучше подходит. Да так больно, что ясно же, что летают именно сковородки по нашим бошкам, а не полотенца. Дизайнерами, наверно, были прозевавшие полтергейст с бутылкой наши бабоньки. Они что-то там пекли у Таньки изысканное на Кириллов день, и вернулись, чтобы Танька забрала Юрку. Бабоньки не поверили в бутылочные чудеса с холодильником и подумали, что мы с Юркой обезвредили припрятанную добавку из заначки, а Юркиной жене потом возись с Юркиной почкой. Гоняли нас командиры в юбках тряпками, как будущий маршал Рокоссовский гонял фрицев своей хитростью в Сухиничах. 29 января 1942 года Константин Рокоссовский занял город без боя. Фашисты разбежались, оставив всю технику. Армии Рокоссовского тогда достались богатые трофеи: 20 паровозов, 499 вагонов с грузами, 10 вагонов с боеприпасами, 108 грузовых и 34 легковые машины, 6 тягачей, 2 танка и склад авиабомб. При отступлении полегло 2500 фашистов. Не, мы с Юркой живы остались. Но нам с Юрием Ивановичем портал времени для перехода обратно в 27 июня 2021 года сразу не открылся — даже в ближайший лесок калитка не пустила. Так у неё и полегли.
[МОСКВА, Д. РЫЖОВО, 27.06.2021, 19:45]
Небо опять ясное, но мы лежим, а не сидим у колючего кустика. И лежим у забора. И у Юрки, и у меня на пузе по розочке. Девы наши смеются, что, мол, вы так весело от мух и комаров отбивались — аж бошками по забору, да ещё и дивились два психа: куда ж делась калитка? «Так вам и надо, — шумят наши самогонофобы, — это вам за бедные наши розочки!» — и поливают отнятым самогоном кирпичи клумбы. Мы не рыдали, но песок на зубах скрипел.
4. ЗАЧЕМ ВЫ ПОСЛУШАЛИСЬ, МИЛЫЕ АНГЕЛЫ?
[МОСКВА, Д. БАБЕНКИ, 28.06.2021, 22:06]
Думаю, просто мы неудачно в калитку бились — и не с первого захода провалились обратно в жаркое, летнее застолье с Юркиными пахучими бульками и Танюшкиными вкусняшками. Нам повезло: мы с Юрием Ивановичем шишками и тряпками отделались. А с таким, как у Юрки, самогоном можно ж и в Туманности Андромеды враз очутиться! Лично я, если чувствую, что слабеет гравитация, всегда и наперво пытаюсь намертво вцепиться ушами за подушки на диванчике. Пока диванчик меня не подводил и время не путалось. Ну никак не горю желанием снова попасть в беспамятстве ни в прошлые, ни в будущие, ни в параллельные, ни в перпендикулярные времена. Но если вас любовь к земле вдавливает в асфальт и вы зовёте от космических перегрузок спиртозия свою маму, то вам не повезло — значит, в этом месте временной портал в детство к маме закрыт. Так что, если честно, в отряд попаданцев меня не тянет. Но если дырявить время с гарантией, что я опять окажусь в 12 апреле 1961 года, да ещё сопливым, на своём горшке в детсадике и у репродуктора с визжащими от радости нянечками, то я, милые мои ангелы времени, опять всегда готов!
Умудриться попасть вчера в 27 февраля 2022 года на полтергейст с холодильником — и удачно приземлиться обратно во вчера, да ещё по заказу — всё же мне повезло с моими расторопными и добрыми ангелами времени! Низкий им поклон! От нашего перегара время чуть забуксовало, но дуракам везёт. Стыдно перед вами, ангелы времени мои небесные, что помучил ваши терпеливые прозрачные крылышки. Но меня в настоящем времени ждал недописанный опус про подарок времени деду, в честь которого назван мой сын. Потому, видно, и перепутал в пьяной спешке и во всех временах калитку с компом. 67ш0лшгнкау6 — это я сейчас пробовал башкой стучать по клавиатуре, как стучал вчера или буду стучать через восемь месяцев в будущем своей лысиной по забору с пропавшей калиткой. Абракадабра получилась. Так понимаю, что и бедные ангелы моего времени не сразу поняли, о чём я пытался достучаться к ним. А ангелы времени моего деда оказались проворней пули! Но зачем вы послушались, милые ангелы, — и вернули спасённого вами солдата обратно из рая 61-го года на фронт 42-го года? …И я не смог ослушаться деда, когда он рвался к своим товарищам, бьющимся с фашизмом в аду 1942 года.
Москва, д. Бабенки, 29.06.2021
Последнее предупреждение ангелов
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.