Михаил Араловец
Последний бой
Майкл «Хантер» Кузнецов взошел на борт самолета «Аэрофлота» рейса Нью-Йорк — Москва одним из первых. Он не хотел, чтобы другие пассажиры разглядывали его лицо. Перед рейсом он основательно экипировался: надел бейсболку, темные очки, намазался тональным кремом, натянул на голову капюшон толстовки. И все равно это все пришлось снять на контроле в аэропорту.
— О, Бог мой! — воскликнула полная афроамериканка, проверяющая паспорт и билеты. — Что с вами?!
— Попал в аварию, — буркнул Майкл.
— Больно? — она с сочувствием разглядывала его лицо.
— Можно побыстрее, — раздраженно произнес он.
— Вот, пожалуйста. Извините, — она протянула ему документы.
Он резко выдернул паспорт из ее рук. К черту вежливость.
Вновь напялил на себя дурацкий камуфляж и быстрым шагом двинулся к выходу на посадку.
В самолете он осторожно сел в кресло у прохода, стараясь не делать резких движений. Болело не только лицо, но и все тело, как будто его прокрутили в гигантской стиральной машине.
— Лишь бы рядом никто не сел, — подумал он. И, конечно, по закону подлости тут же возле его кресла нарисовалась пожилая американка, накрашенная как кукла с пластиковыми кудряшками на голове. В руках она сжимала сумочку и ретро-зонт.
— Зонт-то ей зачем, что, в самолете ожидается дождь? — машинально подумал Майкл.
— Вы позволите?
Была б его воля, он шуганул бы старуху. Но вместо этого поднялся и со всякой возможной вежливостью произнес:
— Пожалуйста, проходите.
Дама уселась, пристроила сумочку и зонт, и, конечно, задала тот же самый вопрос, что и афроамериканка на контроле.
— О, Бог мой! Что с вами?!
— Попал в аварию, — с раздражением ответил Майкл. И подумал.
— Нет, не так, я попал под танк.
***
Роль танка исполнял Боб Опеншоу по кличке Зверь. Здоровенный негритос с внешностью африканского шамана. Прикид с косичками, зловещие тату на руках и спине, не хватало лишь набедренной повязки, кольца в носу и ритуальной раскраски. И подпрыгивал он как шаман перед церемонией жертвоприношения. На его свирепом лице читалось: добро пожаловать в ад, ссыкун. А с остальным было все в порядке. Боксерские перчатки, трусы, боксерки, ринг, рефери, огромный зал, забитый под завязку. Все, как обычно.
Майкл подавил болезненный вздох, вспоминая происшедшее два дня назад. Происшедшее было боем между Опеншоу и Майклом.
За три месяца до этого ему позвонил Дэн Уолш, его промоутер. Когда утром раздался звонок, Кузнецов едва разлепил глаза, непонимающе уставившись в качающийся потолок, в первый момент не узнавая, где находится. Его мучило жуткое похмелье. Майкл попытался встать, но комната вдруг начала вращаться вокруг головы и он тут же со стоном рухнул на кровать. С ненавистью взглянул на телефон, который с тупым безразличием продолжал названивать.
— Катитесь все к черту, я никого не жду, — мрачно выругался он.
Телефон не отставал, требуя, чтобы его взяли.
— На х…, — Майкл накрыл голову подушкой. Телефон замолк.
— Так — то лучше, — он попытался повернулся на бок, но тут же вскочил и бросился в ванную комнату, упал на колени перед унитазом и его желудок вывернулся наизнанку. Обессиливший прислонился к ванне и так сидел минут десять. Потом, пошатываясь, встал, сунул голову под кран. Немного полегчало. Накинув полотенце на голову, вышел из ванны. Зазвонил телефон.
— Привет, Майки, — раздался в трубке знакомый голос Дэна. — Ты в порядке?
— Я в нокдауне, — хотел сказать Майкл, но место этого произнес.- Да, все о, кей.
— Хорошо, — тон Дэна говорил о том, что он Майклу не поверил. — Тогда слушай меня внимательно. Есть предложение.
Предложение Уолша было предельно ясным и конкретным. Боб Опеншоу, восходящая звезда американского профессионального бокса, должен был провести претендентский поединок, в котором победитель выходил на бой за чемпионский пояс по версии WBO, но соперник получил травму, и надо было срочно отыскать ему замену. А так как Кузнецов все еще находился в верхней десятке рейтинга в этой версии, а у Уолша были огромные связи в мире профессионального бокса и договор с телеканалом HBO, то промоутер сумел продавить кандидатуру Майкла, несмотря на значительное сопротивление некоторых боссов WBO. Уолш умел убеждать.
— Это твой последний шанс, — заключил Дэн в конце разговора. — Сможешь?
— Да, — торопливо ответил Майкл.
— Я не о бое, а о том, сможешь ли ты завязать?
— Да, Дэн, считай, я уже завязал, спасибо, Дэн, Дэн…
— Я договорился с Гомесом, он уже идет к тебе, — перебил его Уолш и отключился.
***
Майкл упал на кровать. Он не верил, не верил, что так может быть. Слишком много всего было потеряно за последнее время. Слишком глубоко он упал на дно: спиртное, кокаин, шлюхи, скандалы, долги, развод с женой. А когда-то все было по — другому. Даже тогда, когда он принял мучительное решение о переходе в профессиональный бокс.
…Финалы чемпионата России по боксу в том году определяли не только чемпионов, но, и самое главное, счастливчиков, тех, кто приобретал билет на Олимпийские игры. Ставки были слишком высоки, и поэтому в ход шло все: и работа с судьями, и с функционерами, и мутные договоренности между делегациями от регионов, и вирусные информационные вбросы, и психологическое давление на соперников, и другие доступные и недоступные методы.
Майкл (тогда Михаил) Кузнецов не обращал на эти подковерные интриги никакого внимания. Он был в отличной форме, досрочно разбирался на ринге с соперниками и без проблем дошел до финала. Ему, прошлогоднему чемпиону страны, противостоял боксер, которого он уже дважды бил, и поэтому считал, что и на сей раз проблем не будет. Надо было прислушаться к тому, что творилось за твоей спиной. Хотя, что он мог сделать?
Утром, перед взвешиванием, к нему подошел президент областной федерации, за которую выступал Майкл. Известный в городе бизнесмен. Отозвал его в сторонку и тихо сказал:
— Надо сняться с финала.
— Не понял.
— Ну, у тебя же травма. Ты не можешь драться.
— Вы о чем? Я здоров как бык.
— Наш врач считает иначе. Мы уже написали бумагу с отказом от боя. Тебе ее надо только подписать.
— Я не могу.
— Миша, все уже решено. Уже официально объявлено, что финал в твоем весе не состоится ввиду травмы одного из его участников. Один из участников — это ты.
— Я готов драться.
— Миша, — терпеливо, как маленькому, объяснял большой человек. — Ты молодой, свое обязательно возьмешь потом, станешь большим чемпионом. Но сейчас так надо, пойми. В конце концов, на предолимпийских сборах у тебя есть шанс, побьешь этого парня в спарринге и дорога открыта. К тому же я готов компенсировать тебе твою травму. Назови сумму, только в пределах разумного.
Майкл пустыми глазами смотрел мимо президента. Его предали! Предали свои! Он так мечтал попасть на Олимпиаду! Вся его жизнь была подчинена этой цели. Он годами шел к ней, терпел боль, пролил тонны пота, намотал десятки километров на ринге, терпел бесчисленные удары. И все теперь зря!?
— Ничего я подписывать не буду, и денег не возьму.
— Как хочешь. Я понимаю, тебя сейчас захлестывают эмоции. Остынь, подумай, жизнь на этом не заканчивается.
Но для Майкла в этот момент жизнь закончилась. Он был простым парнем из рабочего района и больше в жизни, кроме бокса, ничего не умел.
— Мое предложение остается в силе, — добавил президент. Думай, Миша, думай. И лучше бы тебе поступить так, как советуют старшие товарищи.
Это было похоже на угрозу.
Майкл молча зашел в раздевалку, бросил в сумку боксерки, трусы, полотенце, майку и, не заходя в гостиницу, отправился в аэропорт. Гнев и отчаяние душили его.
***
Анжело Гомес был мексиканцем, а еще хорошим тренером. Маленький, жилистый, с морщинистым лицом и черным ежиком волос на голове, он, тем не менее, обладал магнетической харизмой. Он без стука вошел в крохотный номер третьеразрядной гостиницы. Кузнецов едва успел навести относительный порядок, убрал бутылки, остатки еды, грязную одежду бросил в ванную комнату. Хотел открыть окно, чтобы проветрить комнату, но в Лос-Анжелесе летом было невыносимо жарко и душно, и от этой затеи пришлось отказаться. В номере витала тяжелая смесь запахов: пота, перегара и сладковатый — марихуаны.
Гомес зашел, критически оглядел комнату, самого Кузнецова и поморщился.
— Где? — спросил он.
— Что где? — не понял Кузнецов.
— Наркотики.
— Вы о чем? — разыграл недоумение Майкл. — Нет тут никаких наркотиков.
— Вот что, парень. Уолш предложил мне хорошие деньги, чтобы я занялся тобой. И я согласился, несмотря на то, что у меня плотный график. Но если ты будешь втирать мне очки, я повернусь и уйду. Делай тогда, что хочешь. Ну!?
— Ладно, — вздохнул Майкл, — я сейчас.
Он зашел в ванную комнату, открыл крышку унитаза и достал оттуда два небольших полиэтиленовых мешочка. В одном была марихуана, в другом — кокс. Он вынес их в комнату и отдал Гомесу.
— Всё? — спросил тот.
— Да.
— Тогда приступим. Собирай манатки, мы уходим из этой дыры.
— Я задолжал за номер.
— Я расплачусь.
Они вышли из гостиницы и сели в джип Гомеса.
— Едем к доктору Бергу, ты его знаешь.
Кузнецов знал. Это был известный специалист в спортивной медицине, однажды он консультировал Майкла по поводу питания.
— Тебе необходима реабилитация хотя бы пару недель, — бросил Гомес. — Для начала из тебя нужно выбить весь срач.
***
Вернувшись домой, Кузнецов встретился со своим первым тренером. Он передал ему свой разговор с президентом областной федерации. Тренер на минуту задумался, а потом спросил:
— Из наших кто-то стал чемпионом?
— Дима Фадеев. Сан Саныч, я понять ничего не могу. Парень считал за счастье, что его просто взяли на чемпионат. Он никакой. Я бы не удивился, если бы он сам себя нокаутировал. А тут не просто в призы, первый, в десятку. Я охерел, когда узнал.
— Тебя разменяли, — произнес тренер.
— Ты думаешь?
— Уверен.
Кузнецов знал, что это означало. Две делегации договорились между собой. Одним нужно было, чтобы на Игры поехал конкретный человек. И этот человек боксировал в весовой категории Майкла. Взамен они отдали путевку на Олимпиаду в другой весовой категории. И этим счастливчиком оказался Фадеев.
— Что делать, Саныч?
Саныч, немолодой уже человек, битый жизнью, надолго задумался, жуя во рту спичку. Его лицо, покрытое сетью мелких, едва заметных шрамов от бесчисленных ударов, полученных на ринге в молодости, словно опрокинулось. Он всякого повидал, и то, что произошло с его лучшим учеником, его не удивило. Ему было жаль Майкла.
— Миха (он так звал Майкла), если я тебе скажу, чтобы ты согласился на их условия, ты все равно этого не сделаешь. Верно?
— Верно. Суки, не прощу.
Гнев и отчаяние вновь заполнили его душу.
— У тебя есть два варианта. Первый — завязать с боксом.
— Саныч, я же ничего больше не умею.
— Второй, — как бы не слыша Майкла, продолжал тренер, — уйти в профи.
— Ты так считаешь?
— Да.
— Так они и там мне могут нагадить. Тот черт злопамятный. Почти прямым текстом сказал: если не прогнешься — жди неприятностей.
— А кто тебе сказал, что профи нужно обязательно становиться в России?
— Тогда где? В Америке?
— В Америке. Профессиональный бокс в России, да и во всей Европе, пока не вырос из детских штанишек. Все дела, деньги, титулы делаются за океаном. И если хочешь чего-то добиться, тебе прямая дорога туда.
— Легко сказать, да трудно сделать.
— Помнишь Соленого?
— Леху? Помню. Он, по-моему, свалил в Штаты в свое время. Но я давно о нем ничего не слышал.
— Соленый мне недавно звонил. Совета просил, он, если помнишь, тоже мой ученик.
— Ну, и как он там?
— В основном служит мальчиком для битья — подрабатывает на спаррингах с известными бойцами. Он и здесь звезд с неба не хватал. И, как я понял, боксирует в низших лигах — в кабаках и в боях без правил.
— Чего от тебя хотел?
— Не поверишь, фарму. Тяжело стало форму поддерживать без допинга.
— Что, в Штатах своей фармакологии нет?
— Ну, она там гораздо дороже, а во-вторых, боится, что сдадут.
— А ты?
— Обещал подумать. В общем, поступим так. Ты отвезешь ему, что он просит, а взамен Соленый сведет тебя с нужными людьми.
***
В Америку Кузнецов прибыл на морском лайнере. Так было безопаснее. В круизном порту Manhattan Cruise Terminal его встречал Соленый.
— Здорово, Майкл, — он покровительственно похлопал его по спине. — Бывал в Штатах?
— Нет.
— Хорошая страна, денежная. И главное, денег на всех хватает, если, конечно, не бить баклуши.
— Это ты о чем?
— О том, что вертеться надо.
— Вертишься?
— Да еще как.
— Много навертел?
— Здесь я имею то, чего в России никогда бы не имел с моими способностями. Вот хотя бы тачку. «Чероки» дома мне бы никогда не поднять, а здесь — пожалуйста. Сгонять на Багамы или Гавайи — вопросов нет.
— Я понял, ты в шоколаде, только давай к делу.
— К делу так к делу. Привез?
— Привез.
— Бросай на заднее сиденье.
Они сели в джип «Чероки» цвета морской волны. Кузнецов забросил на заднее сиденье препараты. Соленый запустил двигатель и они выехали со стоянки.
— Я отвезу тебя к Дэну Уолшу, владельцу промоутерской компании «Джеб». Они как раз специализируются на таких как ты.
— На каких таких, говори яснее.
— Голодных и нищих парнях, которые готовы перегрызть горло любому, лишь бы взобраться наверх, заработать кучу башлей и славу. В том числе и для компании.
— Ты тоже его клиент?
— Был когда-то. Но дело в том, что если чувак оказывается не в состоянии это сделать, то его просто выбрасывают на улицу. Со мной не заключили контракта, и я оказался не нужен здесь никому. Так что если ты рассчитываешь, что с тобой будут тут особо миндальничать, забудь про это. Здесь, Майкл, самые настоящие джунгли. Или ты, или тебя. Английский знаешь?
— Так, несколько фраз.
— Придется выучить, причем чем быстрее, тем лучше.
— Я с языками не дружу.
— Жить захочешь, подружишься. Ну, все, приехали.
Они остановились у темно — синего небоскреба с зеркальными окнами.
— Здесь нет стоянки, — сказал Соленый, — так что я не могу пойти с тобой. Скажешь охране одно слово — Уолш, и они тебя пропустят. Его здесь уважают. Офис на двенадцатом этаже. Ну, будь. Мой телефон у тебя есть. Если что звони. Но в ближайшее время в Нью-Йорке встретиться мы не сможем.
Сказав эту «добрую» фразу, Соленый нажал на газ.
***
Небольшой Кабинет Дэна Уолша был обставлен с солидной роскошью. Антикварный стол и кресло, в углу, где сходились два панорамных окна с прекрасным видом, стоял журнальный столик и два кожаных кресла. Сам Уолш выглядел соответственно своему кабинету — солидный, подтянутый и ухоженный мужчина в строгом костюме и галстуке в тон одежде. На вид ему было лет 45 (уже потом Майкл узнал, что Дэну под 60). В кабинете присутствовал еще один человек — переводчик.
Они расположились в креслах, переводчик уселся на стуле. В руках Уолш держал тонкую папку.
— Это твое досье, — произнес хозяин кабинета, заметив, что Кузнецов смотрит на нее. — Я внимательно его изучил. Надо сказать, оно производит благоприятное впечатление. За исключением одного эпизода.
Кузнецов догадывался, какого. Только откуда он узнал о стычке с президентом во время недавнего чемпионата в далеком сибирском городе? Гадать об этом не имело смысла, потому что на этот вопрос Уолш точно не ответит.
— Я бы хотел прояснить его, чтобы между нами не осталось недоговоренностей, — начал Дэн. — Расскажи, что произошло.
Кузнецов понял, что лучше всего ничего не скрывать. Он подробно рассказал о том, что произошло в то злополучное утро. Уолш слушал, не перебивая. Когда он закончил, Дэн задал только один вопрос.
— Майкл (именно в тот момент его стали звать на американский лад), ты поэтому решил перейти в профессиональный бокс?
— Да.
— Ну, что ж, тебя сейчас отвезут в наш тренировочный лагерь в Северной Каролине. У тебя деньги есть?
— Есть, — у Кузнецова было с собой тысяча долларов.
— Хорошо, Кен (так звали переводчика) тебя проводит. Удачи.
Кузнецов и Кен пошли к дверям кабинета.
— Да, Майкл, — остановил их голос Уолша, — вот тебе первое задание: выучи язык. Это звучало как приказ.
***
Тренировочным лагерем оказался небольшой комплекс, стоящий прямо среди табачных плантаций. Раньше это была ферма, которую выкупила компания Уолша и переоборудовала для занятий боксом. Комплекс состоял из трех зданий: двухэтажного, небольшого одноэтажного и ангара. Все они стояли достаточно компактно, и можно было быстро перебраться из одного строения в другой.
В двухэтажном доме на первом этаже находилась кухня и гостиная, на втором — жилые комнаты. В ангаре находились тренажерный зал, два ринга, сауна, душевые кабинки, кабинет врача, комната для массажа и тренерская. Лагерь находился в двадцати милях от Уинстона-Сейлема, одного из центров табачной промышленности штата.
Население лагеря состояло из 13 человек: восемь спортсменов, а также тренера, врача, массажиста, тренера по общефизической подготовке и повара. Майкл был среди боксеров единственным русским, его поселили вместе с темнокожим кубинцем. Кроме этого в двухэтажном доме жили два американца, два мексиканца, канадец и бразилец. Среди этого интернационала он был единственным европейцем.
В одноэтажном доме проживала тренерская бригада и повар. Порядки в лагере были жесткие, полувоенные, полностью регламентированные. Подъем в шесть утра, отбой в 22 часа. Никаких мобильных телефонов, интернета, единственный телевизор находился в гостиной, она же служила и столовой.
Комнаты, где жили боксеры, представляли собой двухместные номера, обставленные в минималистском стиле: две кровати, тумбочки, платяной шкаф. Американцы и мексиканцы жили вдвоем, еще одну комнату занимали канадец и бразилец. Все удобства были в коридоре.
В первое свое утро Майкл проснулся от ударов гонга, который висел на первом этаже на входе. За ним последовал крик тренера по ОФП — средних лет невысокого американца с седыми висками по имени Кен.
— Парни, хватит дрыхнуть! Вас ждет работа! Кто не уложится в 60 секунд, будет отжиматься. Время пошло!
Кубинца звали Хорхе, но Майкл считал, что это его имя ненастоящее. Он перебрался в США нелегально с семьей совсем маленьким. При этом его старший брат утонул, упал с перегруженной лодки, на которой они ночью плыли к Флориде. Его семья бежала с Кубы. Хорхе ненавидел Фиделя, коммунизм и красных.
— Ты не коммунист? — первым делом спросил он Майкла, как только они познакомились.
— Нет, — ответил Майкл. — Меня не взяли. У меня плоскостопие.
— Ты чего лепишь?
— Ты что, не знал, что с плоскостопием в партию не берут?
Хорхе недоверчиво посмотрел на Майкла, уж не смеется ли он над ним. Но Майкл оставался серьезным и кубинец лишь покачал головой. В целом это был неплохой парень.
При крике Кена Хорхе словно подбросило на кровати. На лету он успел сунуть ноги в шорты, схватил полотенце и босиком бросился в туалетную комнату.
— Вставай, парень, в сортире только три очка. Если не успеешь, то ссать придется в штаны или отжиматься.
Майкл не успел. Он выскочил на построение последним.
— Кен посмотрел на секундомер.
— Десять секунд, новичок. После разминки десять раз отжаться.
По шеренге пронесся легкий смех. Майкл сообразил, что в отжимании кроется какой-то подвох.
— Отставить смех… чки. Пошли!
Разминка проходила на свежем воздухе и заняла всего тридцать минут. Но лучше бы она проходила в зале, потому что, несмотря на раннее утро, жара, усиленная влажностью, с непривычки навалилась на плечи Майкла потной тяжестью. Когда закончилась разминка, все двинулись на завтрак, а Кузнецов остался.
— Ну, парень, давай.
Майкл начал отжиматься и почувствовал, что ему что-то мешает. Он повернул голову и увидел как Кен поставил ногу на его спину и давит на него.
— Вот почему все так злорадно ухмылялись, — подумал Майкл. — Похоже, они тоже прошли через это.
Кен был невозмутим. Когда отжимания закончились, он сказал.
— Попробуй вставать вовремя.
Повернулся и ушел на завтрак.
***
Тренировки в лагере проводились два раза в день. Оканчивались они спаррингами. Затем следовал часовой разбор боев, отдых, затем обед. Сончас. В пять снова тренировка, разбор, свободного времени у обитателей лагеря практически не было. За его пределы выходить запрещалось.
Конкуренция между боксерами была жесткая, если не сказать жестокая. Каждый понимал, что выживет сильнейший и старались всеми силами подавить соперников. Не брезговали и провокациями.
Особенно не сложились отношения у Майкла с одним из американцев пуэрториканского происхождения по имени Габриэль, Габи. Во время спаррингов он дрался грязно, в клинче шептал на ухо типа «Урод», «Ты покойник», чтобы вывести из равновесия, в общем, тот еще подонок. Майкл терпел, но однажды пуэрториканец прошелся насчет его нетрадиционной ориентации. Это было прямое оскорбление. В родном городе Кузнецова за это могли и убить. Майкл молча ударил Габи. Тот рухнул как подкошенный — уже тогда удар у Майкла был что надо. На него бросился дружок Габи, но жидковат оказался против ветерана уличных драк рабочего района Челябинска. Майкл схватил стакан с обеденного стола и ударил им придурка. А потом добавил ногой в пах.
…На следующий день в тренировочном лагере появился сам Дэн Уолш — разбираться в инциденте. Майкла на время отстранили от тренировок, а пуэрториканца со сломанной челюстью отправили в больницу.
Они сидели с Дэном в кабинете для тренеров в ангаре.
— Рассказывай, — потребовал Уолш.
Майкл рассказал. Дэн Уолш долго молчал, а потом произнес:
— Пора тебе на ринг.
***
До этой встречи с Уолшем Майкл провел в лагере уже три месяца. Реально это были условия, напоминающие тюремные. Изнуряющие тренировки, спарринги, на которых он выплескивал накопившуюся злость. Кубинец Хорхе несколько раз уезжал на бои, а потом окончательно упаковал вещи.
— Меня отчисляют из лагеря, по их мнению я бесперспективный, — со злостью говорил он, бросая свои немудреные вещи в сумку. — Зря я с ними связался, только время потерял. Уолш обещал золотые горы, а на самом деле продинамил. И тебя ждет такая же участь, если вовремя отсюда не слиняешь. Помяни мое слово.
Вслед за ним из лагеря исчезли бразилец и канадец. Они ничего не говорили, но Кузнецов догадывался, что произошло. Вместо них появились новички. Число обитателей двухэтажного дома все время оставалось постоянным — для спаррингов нужно было четное число.
Майкл за это время несколько изменил тактику боя. Если раньше он работал первым номером, то теперь пробовал себя и в роли второго. Тем более у него был очень неплохой прямой правый в голову. Но чтобы исполнять роль второго номера требовалось определенное терпение, выносливость и умение держать удар. Этим Майкл и занимался в последнее время. После тренировок он оставался в зале и работал с грушей, а также дополнительно бегал кроссы среди бескрайных табачных и кукурузных плантаций. Вскоре он стал лучшим среди своих товарищей по тренировочному лагерю.
И когда Уолш сказал, чтобы он готовился к своему первому поединку, он едва не бросился обнимать промоутера.
***
Когда они с Гомесом приехали в клинику Берга, он приказал Майклу:
— Снимай свои тряпки и под душ. От тебя воняет, как от козла.
Майкл разделся и, пошатываясь, побрел в душ. Стоял там полчаса, пытаясь избавиться от запаха сивушных масел, которым пропиталось его тело за многодневную пьянку.
Когда он вышел, его одежда исчезла. Вместо этого Гомес бросил ему махровый халат.
— Одевай. Идем.
Они зашли в кабинет Берга. Врач встал из-за стола во весь свой двухметровый рост (в прошлом он играл в баскетбол) и, здороваясь, протянул свою огромную лапу гостям.
— Присаживайтесь. Я в курсе твоих проблем Майкл. Постараемся привести тебя в чувство.
Кузнецов оказался в идеально чистой палате, которая сверкала белизной, и рухнул на кровать. Через пару минут к нему зашла пожилая, ухоженная медсестра с капельницей.
— Руку освобождайте.
Она воткнула ему иглу, залепила пластырем и ушла, величаво покачивая крутыми бедрами.
Майкла пробил пот, его трясло, тошнота подступал к горлу, он стиснул зубы, чтобы не испачкать белоснежные простыни. Он выдернул иглу из вены, встал, преодолевая головокружение, сделал несколько судорожных шагов по направлению к двери. Ему было необходимо выпить, выпить во что бы то ни стало, чтобы пришло облегчение, чтобы снять напряжение, чтобы, черт возьми, его оставили в покое. Глоток, нет, лучше стакан доброго вискаря, водки, да чего угодно, чтобы избавиться от этого кошмара.
Он дернул за ручку дверь, один, другой раз. Она оказалась заперта. Он прохрипел:
— Сестра, помоги. Выпусти меня.
К его удивлению, его услышали. Только в палату вошла не сестра, а Гомес.
— Хочешь уйти? Пожалуйста. Никто тебя здесь не держит. Я объясню Уолшу, что ты слабак. Он поймет, но вычеркнет тебя из своей жизни. Иди, пей! Сдохнешь, никто о тебе не вспомнит. А если вспомнят, то будут смеяться: Хантер так крут, что смог просрать свою жизнь. Какая сила воли для этого нужна, ребята! Давай, дверь открыта! Но помни, обратной дороги нет.
Майкл посмотрел на Гомеса и молча вернулся в палату. Ему были по барабану слова и насмешки Гомеса, но Уолша он подвести не мог. Это был единственный его друг в треклятой Америке. Все остальные использовали или хотели использовать его.
***
Майкл провел за полтора года провел десять боев. Где он только не боксировал: в ангарах, ресторанах, гаражах. Денег за это он не получал. Напротив, все расходы на организацию боев нес Дэн Уолш.
Для Кузнецова эти выезды на поединки, как правило, в маленькие окрестные городки, были как праздник. Пожить в отеле, выспаться на хорошей кровати с большими мягкими подушками, сменить обстановку — это был кайф! К тому же Дэн давал деньги на карманные расходы. Он их тратил на телефонные разговоры с женой, которая осталась в России. Но это случалось нечасто, и после каждого такого выезда у Майкла портилось настроение.
Все десять боев он выиграл, семь из них нокаутом. Усиленные тренировки приносили свои плоды. Майкл ощущал возросшую силу и уверенность, и недоумевал, почему с ним не заключают контракт. Однажды он спросил об этом Уолша.
— Потерпи, — ответил тот, — трудись упорнее и все будет о*кей.
Чего-чего, а этого Майклу стало не занимать. За время, проведенное в тренировочном лагере, он закалился, словно златоустовский булат. На ринге Майкл теперь мог бесконечно терпеть под ударами соперника, а дьявольское упорство позволяло ему искать одну единственную ошибку, одну единственную прореху в защите противника, чтобы нанести свой коронный удар. Прямой правый в голову, который гарантированно ронял человека на настил ринга.
Но через полтора года, проведенные в тренировочном лагере, где давно стал ветераном, он сломался. Его адское терпение дало трещину. В лагере появился Уолш и у них состоялся разговор.
— Мне нужно слетать в Россию, — сказал Майкл. — Если не отпустите, улечу сам.
Тон, каким эти слова были сказаны, не оставлял сомнений: в любом случае Кузнецов это сделает. Уолш понял, что парень находится на грани срыва.
— Ладно, — согласился он. — Сколько времени ты там пробудешь?
— Две недели.
— Сколько тебе нужно денег?
— Две штуки.
— Хорошо.
— Спасибо.
— Не забывай тренироваться.
***
В Челябинске у него состоялся крупный разговор с женой. Надежда потребовала от него определиться: либо он остается в Америке, но без нее, либо возвращается домой и займется каким-либо стоящим делом.
— Ты вычеркнул из жизни почти два года, — она чуть не плакала. — Я устала тебя ждать, устала от неизвестности, от безденежья, я хочу ребенка. В конце концов, мы кто — муж с женой или два человека, которые изображают семейную жизнь.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.