Бесплатный фрагмент - Попадалово

Попадалово. Елена Ярилина. Фэнтези.

АННОТАЦИЯ. Две подруги Тася и Сашка направлялись на дачу, чтобы принять участие в ролевых играх, а оказались вдруг на другой планете. Некий маг во время своих опытов нечаянно подхватил их своей силовой воронкой и перенес неизвестно куда. И теперь он никак не сообразит, как отправить их обратно. А пока им приходится выживать в средневековом обществе, где у женщин есть только одно право, право подчиняться мужчинам. �� если те не хотят о них заботиться, то подыхать с голоду. Иначе пытки и костер. Но наши девушки не теряются, не только приспосабливаются к местным условиям, но и другим помогают. А также пытаются обрести нехитрое женское счастье, вот только это совсем не просто.

Тася широко шагала на своих длинных ногах-ходулях, и потому Саше приходилось, чтобы успеть, чуть ли не вприпрыжку бежать за ней. Конечно, они опоздали, и все из-за копуши Таськи, полчаса выбирала джинсы и еще столько же джемпер. Везти на дачу их должен был Серега, а он терпеть не мог кого-то ждать и всегда честно предупреждал об этом. И что теперь им делать?

— Вот Серега гад! Уж нас-то мог бы подождать! — искренне возмутилась Таська, — подумаешь, на двадцать минут всего опоздали, делов-то, мы женщины, нам можно! Да ладно, не расстраивайся, — добавила она, заметив сведенные брови подруги, — такси возьмем, где наша не пропадала! Деньги у меня есть, не боись.

— Куча? — поинтересовалась со скепсисом Саша, зная обыкновение подруги именно так измерять количество наличных средств.

— Допустим не куча, а кучка, и вообще, неважно сколько, главное, что они есть, — и подняла руку, на призыв которой тут же остановилась грязная и обшарпанная машиненка.

— Девки, — удивился немолодой, усатый дядька за рулем, когда Тася озвучила, куда им надо ехать, — зачем вас из города в такое время несет? Неужто на природу не терпится попасть? Нет, если вы платите, я вас везу, проблем нет, но вы гляньте только, не ровен час, снег посыплется.

Погодка и вправду стояла мерзостная. Вот только накануне приветливо светило солнце, было совсем тепло, семнадцать градусов, натуральное «бабье лето», даже еще утром было неплохо. А тут, нате вам, получите и распишитесь: три градуса, резкий ветер, мелкая водяная взвесь в воздухе и все это вместе пробирает до костей.

— Саш, а че, Серега точно обещал дачу свою? А то ведь нам, женщинкам по такой погодке в палатке и околеть можно? — получив утвердительный кивок, нахохлившейся как воробей подруги, Тася от широты души решила еще и водилу утешить, словно он, в самом деле, переживал за них, как за родных, — не боись, дядя, обещали нам надежную крышу, не замерзнем. Ща, приедем, а там шашлычок уже готов, и водочка чистую слезу пускает, и кто-нибудь уже на гитаре бодрый мотивчик бряцает. Красотища!

— Я водку пить не буду, — упреждающе буркнула Саша, глядя в окно, на подступающие к дороге деревья пригорода, в сумерках они казались бледно-желтыми призраками, неспешно бредущими по обочине.

— Так и не надо, подумаешь цаца какая, приличным людям больше достанется! — с энтузиазмом, которого не испытывала, откликнулась Тася, никогда за словом в карман не лезшая.

Обстановка ее все же слегка нервировала, вот-вот совсем стемнеет, а им еще по незнакомому лесу идти с полчаса, если не больше. А ну как заблудятся? На этой дачке у Сереги она бывала всего пару раз, зато один раз вместе с Сашкой, та хорошо ориентируется, дойдут, никуда не денутся. Чай не джунгли на каком-нибудь Калимантане, подмосковный жиденький лесок, больше консервных банок под ногами, чем деревьев и кустов.

— Что-то чересчур быстро стемнело, ты не находишь? — проворчала Тася, выпутывая из объятий очередного куста портплед, который каким-то непостижимым образом цеплялся за все подряд, словно мстил своей неразумной хозяйке, что таскает его черт знает по каким местам.

— В лесу всегда темнее, чем на дороге, — невозмутимо отозвалась Саша, пытаясь сориентироваться. Вроде бы именно та тропинка, по которой в прошлый раз шли, но тогда их вели, а теперь она сама в роли Сусанина, как бы не постигла их с Тасей печальная судьба поляков. Хотя вряд ли, те в каком-то болоте завязли, а тут болот нет, даже почва не чавкает под ногами от непрекращающегося дождя, наверно, листья и мох вбирают всю лишнюю влагу.

— Ага! Вон и огонечек светится, скоро дойдем, — обрадовалась Тася.

— Ну да, — захотелось сказать Саше, — а вон в той стороне еще один такой же и оба двигаются, — но благоразумно промолчала. Не стоит пугать подругу, может быть, это вовсе и не волки, откуда взяться серым хищникам в тридцати километрах от Москвы?

Извилистая, неверная тропинка стала утоптаннее и шире, и тревожные огоньки чьих-то глаз перестали их преследовать. Но ветер шумел в вершинах все так же угрюмо, осыпая их фонтанами дождя. И шли они по этой тропе не полчаса, как следовало по всем расчетам, а битый час, и впереди никакого признака жилья. Не только нет запахов, но и никаких шумов, даже собаки не лают, а ведь в поселке было много собак.

— Дуры они что ли, лаять? — раздраженно отозвалась Тася, с которой она поделилась своей тревогой, — по такой погоде забились в свои конурки и дрыхнут. Одни мы с тобой по лесу шастаем, потому, что самые натуральные дуры и есть, правильно водила сказал.

— Не ври, он не говорил, что мы дуры.

— Значит, подумал! — отрезала Тася, уже изрядно злая на весь мир в целом и на каждого его представителя в частности.

У нее устали ноги, и щегольские ботинки насквозь промокли, и портплед надоел хуже горькой редьки, зачем она только его с собой взяла? Сашке хорошо, один рюкзачок за спиной, почти налегке, иди себе, да иди. Она уже хотела разразиться по этому поводу бранью, но тут слева от дороги кто-то взвыл тоскливо и одновременно зло. Она испуганно вздрогнула.

— Саш, это че, волк? — она ждала, что подруга рассмеется и тем рассеет все ее страхи.

— Может быть, — равнодушно, как показалось Тасе, обронила непостижимая подруга, — они почти с самого начала за нами идут.

— Они? — в ужасе простонала подружка и не нашла ничего лучшего, как остановиться и начать оглядываться.

— Эй, эй, не стой, надо идти. Вроде бы их двое, но не нападают, чего-то ждут. Я слышала, что осенью волки сытые, отъелись за лето, авось не станут на нас нападать.

— Знаю я, чего они ждут, — в очередной раз споткнулась Тася и прошипела сквозь зубы ругательство, — чтобы мы лапки подняли и сдались. Не дождутся! — и вдруг засмеялась.

— Что с тобой? — опасливо поинтересовалась, ни на секунду не останавливаясь, Саша, — неужто со страху сбрендила?

— Да это же пацаны пугают нас нарочно! Фонариками светят и воют, ну, навтыкаю я им, как придем, придурки отмороженные!

Пацанами мужчин, участвующих в игре вместе с ними, назвать могла только Таська с ее застарелым панибратством. Кто-то был ровесником, кто-то года на два-три старше, а Степану так и вообще под сорок. Но мысль про розыгрыш удачная, хорошо бы все именно так и было. Вот только непонятно, почему так долго не показывается дачный поселок. Утешает то, что тропинка, как и любая дорога, куда-нибудь да приведет, только скорее бы. Она посмотрела на светящийся циферблат часов и поразилась.

— Мы идем по этой злосчастной тропе уже два часа пятьдесят минут.

— Сашка, ты все нарочно врешь! Или же ты неправильно запомнила время. И где мы тогда с тобой находимся, уже в другой области что ли?

Сашка только пожала плечами. Чего подруга в темноте, конечно, не увидела и потому повторила свой вопрос, гневливо повышая голос. Орала она специально, чтобы хоть чуть-чуть утишить страх.

— Тихо, не ори! впереди что-то есть.

— А если это волки? — голос у Таськи задрожал, и она опять принялась озираться кругом, словно способна была видеть сквозь сплошной мрак.

— Я сказала что-то, а не кто-то.

— Самое время проводить языковый ликбез! — зашипела подруга, но быстро осеклась, сообразив, что ей говорят.

— На дачный поселок Сереги похоже?

— Ни на что это не похоже. Какой-то дом, один в лесу, кто здесь может жить?

— Лесник! — высказала Таська очередную гениальную догадку, — а что? Должен же он где-то жить. И как ты видишь в такой темноте? Я, сколько гляделками своими ни лупаю, ничего разглядеть не могу.

— Никталопия, — буркнула Саша и пошла вперед крадущимся шагом. За ней носорогом, с сопением и шумом ломилась подруга, которая только на днях хвасталась, что знакомые пацаны научили ее ходить неслышно, как ходят индейцы в лесу. Вот тебе и индейцы!

Вблизи дом оказался больше и уже не производил впечатления избушки. Сашу поразили бревна, из которых он был сложен. Неужели деревья такой толщины растут где-то неподалеку? Прямо исполины какие-то. Но и думать, что бревна могли быть откуда-то привезены тоже глупо, зачем их везти издалека, когда кругом полно обычных деревьев?

Мысленно одернув себя за неуместные рассуждения, она, наконец решилась, взошла на крыльцо и стукнула в дверь. Даже она сама еле расслышала этот стук, тем более его никто не услышал внутри. Пошарив по двери, она нащупала кольцо и ударила несколько раз этим кольцом. Звук получился таким, словно ударили в гонг. Тася перепугано вжала голову в плечи. Ничего не произошло, дверь по-прежнему была заперта, и открывать ее никто не торопился. Она постучала еще, громче и настойчивее.

Шагов за дверью они не услышали, но скрежет отодвигаемого засова свидетельствовал, что дом обитаем, и его обитатели все-таки соизволили их впустить. Девушки напряглись в предвкушении встречи. Однако никто не вышел, и дверь навстречу им не открылась. Пришлось входить самим. Дверь эта была так тяжела, что Саше открыть ее удалось только со второй попытки. Они попали в сени, просторные и пустые. Через небольшое оконце падали ломти лунного света и в них можно было разглядеть следующую дверь. Что ж, сказав «а», надо говорить и «б». Потянули и эту дверь, она открылась легко, и за ней был свет, но ничего разглядеть они не успели.

Саша спала и во сне тяжело страдала, она что-то такое должна была сделать, не могла вспомнить что именно, а от этого мог кто-то незнакомый пострадать. Странно, что она так переживала неизвестно за кого, но во сне всегда все так перепутано, ничего толком не поймешь. А вдруг Таська в беде? Вот подругу действительно жалко, хотя в неприятности она вдряпывается всегда по собственной инициативе и из-за собственного легкомыслия.

— Саш, Саш, помоги мне, больно же, — прозвучал во сне полузадушенный голосок подруги.

Саша хотела ответить, что сейчас поможет, но только промычала, хотела шевельнуться и не смогла. Отчаяние охватило ее и заставило открыть глаза. Картина представившаяся ей, была до того необычайна и страшна, что она зажмурилась, посидела так несколько мгновений, потом медленно, опасливо посмотрела снова. Ничего не изменилось, это был вовсе и не сон, вот елки-палки!

Они с Таськой, связанные как два кулька, сидели на полу у стенки в том доме, куда так опрометчиво стремились войти. Подруга, в отличие от нее сидела не прямо, а, навалившись головой на угол здоровенного сундука, тихо верещала от боли, но положения не меняла и глаз не открывала. Помочь ей было невозможно, руки были примотаны к туловищу.

Комната большая, но освещена скудно. Два канделябра на пять свечей каждый не могли дать достаточно света и по углам роились тени. Электричества не было, совсем не было, она специально подняла голову и изучила деревянный потолок, там не было никакого намека на проводку, даже крюка никакого не было. Но сколь долго потолок не изучай, глаза опустить пришлось. Захотелось снова зажмуриться, но кое-как справилась.

Большой прямоугольный, крепко сколоченный стол, стоящий посредине, был покрыт то ли скатертью, то ли простыней, промокшей от крови настолько, что та капала на пол. На простыне лежало обнаженное тело, судя по свесившейся руке женское, и это тело было просто варварски истерзано.

Вокруг стола ходил мужчина, показавшийся Саше слишком высоким, пока она не сообразила, что смотрит на него снизу. Одет он был в средневековую одежду, довольно простую, без украшений, но добротную. Лица толком не разглядишь, он все время склонялся над женщиной и что-то с ней делал. Сашке с перепугу подумалось, что он продолжает терзать ее, тем более, что женщина ощутимо вздрагивала от его прикосновений, но молчала. Может быть, рот заткнут?

— Отойди от нее, гад! — послышался негодующий голос Таси, значит, очухалась и глаза открыла, — ты чего с ней делаешь, садист ты недобитый?

Мужчина невозмутимо продолжал свою непонятную деятельность, что-то выдернул из несчастного тела и отбросил в сторону. Саша скосила глаза, окровавленная игла не менее пяти сантиметров приземлилась возле ее связанных ног.

Второй мужчина, все время находившийся за спиной первого, поднес ему миску, должно быть, с водой, тот намочил тряпицу и принялся осторожно водить ею по телу. Только тут Сашка догадалась, что происходит некая медицинская операция, в ходе которой женщину не мучают, а лечат. Догадалась ли об этом Таська, неизвестно, но замолчала хотя бы, уже немалый плюс.

Второй мужчина был ниже ростом и казался каким-то странным, но вот он повернулся боком и на его спине проявился горб, перекашивающий всю его фигуру. Еще одна странность объяснилась, но легче не стало. Это все частности, а главного, где они оказались, кто эти люди, почему и зачем связали их, они не знали.

Тем временем горбун подал какие-то тряпки, и высокий мужчина принялся перебинтовывать женщине грудь и спину. Горбун помогал, осторожно и ловко приподнимая тело. Полотнище натягивали с такой силой, что, скорее всего, у больной были сломаны ребра, поэтому ей и делали такую тугую повязку, вот только как дышать будет бедняга?

Сделав перевязку, женщину закутали, и высокий мужчина, взяв на руки, понес ее. В углу противоположной стены обнаружилась незамеченная ранее дверь, горбун открыл ее и последовал дальше за носильщиком. Они остались одни.

— И как это все понимать? — немедленно подала голос Таська.

Это была ее излюбленная жизненная позиция. Когда все было хорошо и понятно, она претендовала на лидерство в их женском дуэте, мотивируя тем, что старше на целый год. Но как только ситуация мало-мальски выбивалась из-под контроля, тут же вопрошалась Саша, обязанная немедленно разобраться, откуда, что и как, и как можно быстрее дать дельный совет.

— А как хочешь, так и понимай, я знаю не больше тебя.

Таська недовольно засопела. Но сопи, не сопи, а положение у них дрянь.

— Слушай, а может такое быть, что игру начали, не дожидаясь нас, а? У этого высокого мужика костюмчик почти как у тебя. А что, — все больше воодушевлялась подруга, — что-нибудь случилось, баба эта откуда-нибудь упала, к примеру, а он врач, вот и лечил ее.

— Объяснение просто блеск, только один недостаток, оно совершенно неверное.

— Это почему еще? Потому, что я придумала, а не ты? — нашла время для амбиций Тася.

— Ты смотрела на эту беднягу, когда ее бинтовали?

— Нет, — честно призналась подруга, — я отвернулась, жуткое же зрелище. Ну и что?

— А то, что ни о каком падении не может быть речи. Беднягу терзали, не знаю кто, люди или звери. Когда горбун ее приподнял, то стало видно, что груди у нее висят лохмотьями, потому и кровищи столько. — Тася содрогнулась, побледнела, но не сдалась.

— Значит, не упала, а волки заели. Но все остальное же правильно, про игру?

— А связали нас зачем? Даже войти не успели, как по головам получили, что это за игра такая?

— Мы же не знаем всех условий игры. Степа говорил, что-то новенькое будет, аж захлебывался от предвкушения.

— А электричества почему нет? Свечи, канделябры эти, прямо как настоящее средневековье, не игрушечное вовсе.

— Ты, Саш, балда! Дом ведь в лесу стоит? Ты знаешь, сколько стоит сюда линию протянуть? — это практическое соображение почти убедило Сашу в правоте подруги. Тем более что никакого другого внятного объяснения не было.

Дверь заскрипела, пропуская назад высокого мужчину и его спутника горбуна. Горбун, двигаясь вперевалку, принялся сноровисто прибирать на столе, высокий же, достав откуда-то табурет, уселся на него и принялся сверлить их взглядом. Все молчали, только свечи потрескивали, да ветер ломился в маленькие окна.

Горбун, помимо увечья был откровенно некрасив, лицо изрезано глубокими морщинами, губы широкие, а нижняя еще и выворочена, оттого кажется, что он презрительно усмехается. Глаза же, наоборот, маленькие, даже не поймешь какого цвета, так глубоко спрятаны под бровями.

Его рослый товарищ выглядел куда пригляднее. Лицо, слегка тронутое загаром подкупало правильностью черт, глаза большие, светло-серые, пшеничного цвета волосы забраны во что-то типа косы с черным бантом на конце. Он невозмутимо разглядывал их, по-прежнему сидящих на полу, словно небрежно брошенные тряпичные куклы, и вид у него был при этом отнюдь не дружелюбный. Выглядел он как прокурор на суде, требующий для виновных смертной казни.

— Ну, что, нагляделся, соколик ясный? — как обычно первой не выдержала Тася, — может, хватит тебе дурака валять? Давай, развязывай нас, руки затекли совсем, не сиди, как истукан.

Казалось бы, ничего такого особенного она не сказала, но едва смолк звук ее слов, как рядом оказался горбун, умеющий так быстро двигаться, что моргнуть не успеешь. С маху он врезал Таське по лицу, так что бедная еще и головой об стенку стукнулась.

— С Господином говорить только почтительно, — прорычал он.

— С каким еще господином?! — возопила Таська, слизывая красную юшку, стекающую по лицу. Словно мало здесь было крови, понадобилось еще добавить.

— В самом деле, ребята, вы чересчур заигрались! — вступила в разборки Сашка и получила бы такого же леща, если бы встрепенувшегося драчуна не остановил его властный приятель.

— Хватит, Лара, не трогай их. Сейчас Корр вернется, стащите их в холодную, а завтра я с ними разберусь, все выложат, даже то, чего никогда не знали.

Угроза прозвучала так зловеще, что Саша испугалась всерьез. Опять вернулись мысли, что это не игра, что они во что-то нечаянно вляпались. А еще вспомнилась поговорка, которую любил повторять отец, когда с удовольствием порол ее ремнем: за нечаянно бьют отчаянно. Милая такая поговорочка.

Тасю даже оплеуха не привела в должное сознание, она продолжала гнуть свою линию.

— Вы что, совсем чокнулись, женщин бить? Я в такие игры не хочу играть. Все, развязывайте нас, мы домой пойдем. И я непременно вывешу на сайте, какие у вас тут заведены порядочки, так и знайте! Разом вся ваша игра развалится.

— Ты странно говоришь, — пристально глядя на Тасю, медленно выговорил рослый, одним мановением руки остановив своего слишком горячего приятеля, тот все рвался в бой.

— Ты бы посидел на полу связанным, а потом по морде бы получил, еще и не так заговорил бы. Я не могу больше, теперь уже все тело затекло, развязывай, если не хочешь, чтобы я на тебя в суд подала за истязания, быстро срок схлопочешь. Не веришь? А зря, у меня и адвокат свой есть, скажи, Саш. — Саша с готовностью кивнула.

— Какой же суд меня может судить? — с неподдельным интересом спросил красавчик, — и меня интересует, где еще женщина?

Девицы уставились на него в недоумении, теперь уже они ничего не понимали. В это время широко распахнулась дверь и вошла еще одна личность, весьма и весьма колоритная. Мужик ростом со стеллаж и такой же примерно ширины. Одет в какие-то кожаные штаны до колен и такого же материала безрукавку, это осенью-то! Но не это было самым примечательным в нем. Он был темнокожим, почти как негр, или мулат, а чертами лица смахивал на китайца, какой-то сложный винегрет, а не человек. Но вот смеяться над ним совсем не хотелось. Такой если сожмет даже одной рукой, то и дух вон.

— Больше никого нет, хозяин, — поклонился он высокому, — они одни были и лошадей нет.

— Нет больше женщин, — усмехаясь уголком надменного рта, обратился «хозяин» к Тасе.

— Тебе нас двоих мало, еще требуются? — устало поинтересовалась та, ведя пикировку уже по инерции, все мышцы сводило от неудобного положения и вынужденной неподвижности.

— Двоих? Я вижу только одну, где вторая?

— Саш, я всегда тебе говорила, что одеваться надо по-другому. Могла бы розовую куртчонку купить или голубую, а то в твоем хаки не разберешь половых признаков, вон видишь, люди путаются, нехорошо как-то.

Саша обиженно насупилась. Кой черт ей покупать одежду радужных оттенков, когда эти самые половые признаки и без одежды не сразу найдешь? Она стеснялась своей мальчишеской фигуры и не терпела никаких разговоров на эту тему.

— Ты в самом деле женщина? — впервые за весь вечер повернулся к ней красавчик.

— Развяжи, тогда скажу, — увидев, что ее нехитрый шантаж вроде бы действует, ее собеседник кивнул горбуну, она быстро добавила, — и ее тоже развяжи. Больно же!

С наслаждением растирая руки, ноги и стараясь восстановить нормальное кровообращение, она принялась объясняться с похитителями. Нравится, не нравится, но как-то договариваться надо. Время почти полночь, а они не пили, не ели, и дома неизвестно когда окажутся. Это если окажутся, сомнения в благополучном исходе ночного приключения все больше грызли ее.

— Мы все тут взрослые, — начала она и почему-то с неудовольствием глянула на подругу, та быстро показала ей кулак, — хватит над нами уже шутки шутить. Вам не нравится, наверно, что мы вмешались в вашу игру, но откуда нам было знать, что вы тут обретаетесь?

Мы шли на дачу к приятелю, лес этот знаем плохо, заблудились, вместо получаса топали все три часа, отчаялись уже. Да еще преследовал нас кто-то, какие-то звери. А тут ваш дом на пути, мы обрадовались, а вы нас так недружелюбно встретили. Зря, мы ничего плохого вам не сделали, и делать не собираемся.

— Точно, точно, мы хорошие, а вы нас по темечку, да в тесемки, а меня еще и по мордасам угостили, какие же вы после этого рыцари? Рыцари за дамами ухаживают, цветочки подносят, ни в коем разе не колотят их, — встряла повеселевшая Тася.

Ей казалось, что уже все недоразумения разъяснены, или почти все. Горбун, конечно, редиска, но этот с косой очень даже ничего, классно в этих тряпках смотрится. На здоровущего полунегра-полукитайца она внимания не обращала, он ей казался вполне безобидным.

— Лес они, видите ли, не знают, а тропу знают, в полной темноте нашли, значит, специально искали, — проворчал горбун, опять обретающийся за спиной высокого, похоже, это было место его постоянной дислокации.

— Да мы когда из такси вышли, еще светло было, да и тропка эта одна здесь, не промахнешься, — все еще пыталась наладить мосты взаимопонимания Саша.

— Не знаю, что такое «такси», но врешь неумело. Тропку эту может найти только знающий заговорные слова.

Саша в тоске посмотрела на подругу, ситуация становилась уже похожей на анекдот, действие которого происходит в психушке. Так и хотелось сказать — ага, а я кофейник! Тася же, наоборот, пришла в восторг.

— Ну, а что я тебе говорила? Вот они, новые игровые правила. А знаешь, мне, пожалуй, нравится, и ребята играют классно, куда нашим до них!

Она подошла к красавчику, явному лидеру группы и хлопнула его по плечу, выражая свое одобрение. Жива она осталась только потому, что реакция лидера была еще более молниеносной, чем горбуна, он успел отклонить кинжал, нацеленный наивной дурочке прямо в сердце.

Саша стиснула руки, ей поплохело. Тася хлопала глазами, приходя в себя и пытаясь понять, можно ли происшедшее расценить как шутку или пора уже падать в обморок?

— Водички можно попить? — спросила она, чтобы хоть как-то разрядить обстановку да и пить хотелось ужасно. И опять пошли непонятки, на простой вопрос два основных действующих лица переглянулись, обменялись быстрыми жестами, словно в пантомиме участвовали.

— Корр, принеси, — распорядился горбун, обращаясь к здоровенному темнокожему. Тот, очевидно, был самым низшим в здешней иерархии.

Судя по тому, как долго черный ходил за питьем, вода у них находилась не иначе как в соседнем лесу. За это время Тася успела углядеть лавку, шедшую вдоль торцевой стены, усесться на ней и похлопать, приглашая подругу. Хозяева следили за их перемещениями с любопытством, как за неведомыми зверюшками, но не препятствовали. Сашка села на самый краешек лавки, не из скромности, а просто боялась уснуть, она все это время чувствовала усталость и дурноту. Если по голове их «погладил» Корр, то немудрено и сотрясение мозга получить.

Подруге все было нипочем, даже покушение на жизнь уже забылось, или же, скорее всего, она расценила и это, как игру, не поверив в серьезность опасности. Она вертелась на лавке, жадно рассматривая все помещение, болтала ногами и чувствовала себя почти сносно.

— Стоять не устали? — обратилась она к хозяевам жизнерадостно, — в ногах, умные люди говорят, правды нет.

Те опять переглянулись, но тут вернулся посланный с подносом, на котором стоял небольшой приземистый кувшин, примерно на полтора литра, и две кружки. Принесенное он с поклоном подал красавчику. Тот поставил на стол, налил и жестом пригласил подруг подойти.

— А чего даешь-то? — осведомилась Тася, нюхая содержимое кружки, — на воду не похоже, пиво что ли? Да вроде запах не тот.

— Это вино, — кратко пояснил хозяин.

— Да ну? А запах какой-то странный, отравил, небось, винишко твой слуга черномазый? — скривила губы подруга, то ли куражась, то ли правда, сомневаясь в напитке.

— Вино с пряностями, — ответил красавчик и отпил прямо из кувшина, демонстрируя доброкачественность угощения.

— Ну, гляди мне, если отравил, на твоей совести будет, я животом маяться не люблю, — и она лихо опрокинула содержимое кружки себе в рот. Подышала открытым ртом, потом одобрительно кивнула.

— Пей, Сашка, хорошее винцо, без пряностей оно еще лучше было бы, но и так неплохо. Главное, что цианистого калия в нем нет. Но вообще-то я вина не пью, водочку уважаю, у вас случайно нету? А если еще и закусь дадите, большое русское мерси скажу. Жрать хочется, аж кишки сводит, с утра ничего не ела. — И она захихикала, чувствуя, как вино живыми струйками сбегает вниз по пищеводу.

Саша быстро выпила вино, ощущая последние капли на языке, словно божественную амброзию, и только тут обратила внимание на лица хозяев. Сказать, что они выражали крайнюю степень изумления, значит, не сказать ничего. Было такое впечатление, что весь их мир сей момент рухнул, и осколки его высыпались на их головы. Она толкнула локтем подругу.

— Твою мать! Все-таки отравили пойло, подлюки! Ишь, балдеют, а вот не помрем вам назло, — она живо соорудила конструкцию из трех пальцев и сунула ее под нос горбуну, почитая его злейшим из своих врагов, — накося, выкуси! А, чем оно пахнет? — тот осторожно понюхал, и этим произвел просто неизгладимое впечатление на Тасю.

Она-то полагала, что последний дебил знает, что это такое и горбун конечно же разозлится, а этот малахольный купился.

— Саш, где это мы? Уж не в психушке ли? — жалобно прохныкала она, — нет, там тоже такое не проканает. Саш, я боюсь!

Первым, как и положено хозяину, взял себя в руки высокий мужик. Стряхнув с лица недоумение, словно собака воду со шкуры, он подал знак достать еще седалища и вскоре высокие договаривающиеся стороны сидели за столом. Корр, куда-то отправленный, вернулся на этот раз быстро и не один, его сопровождала женщина такой же, как и он наружности. Чернолицая, ростом со шкаф, но поменьше Корра, обряженная в старинное платье и фартук с оборками. Оба держали в руках тяжело нагруженные подносы.

Тася при виде еды моментально оживилась, повела носом и закатила глаза, демонстрируя свое восхищение. Всякие мировоззренческие вопросы типа: что это за место, кто эти люди и чего надо ждать от них, на время перестали волновать ее. Все вопросы могут подождать, а желудок больше ждать не хочет.

— Мясо тушеное, отлично! А я уж начала бояться, что вы какие-нибудь чокнутые вегетарианцы, — она придвинула к себе поближе горшок, плотоядно облизнулась, но обнаружила отсутствие нужной посуды и приборов.

— Что за дела? Где вилки, где тарелки? Вы что, на конюшне воспитывались? И хлеба принесите, жрать мясо без хлеба как-то не комильфо, — деловито командовала она, накладывая себе большой деревянной ложкой, единственной, что дали каждому из приборов, мясо из горшка. Накладывала она в блюдо, из которого спихнула на стол какие-то не то овощи, не то фрукты. Блюдо вообще-то было великовато для второго, но это кому как, ей в самый раз.

После некоторой заминки, и после кивка хозяина, принесли и вилки, и тарелки и даже ножи. Хлеба не принесли, оказалось, что круглые булки в миске заменяли его. Любопытно, что тарелки и вилки подали только хозяину и девицам, горбун ел ложкой прямо из горшка. Черные вообще за стол не сели, не по чину им, наверно, было, стояли, подпирая стены, и глазели на всех с детским интересом.

Саша взвесила в руке большую трезубую вилку, не вилка, а копия атрибута Нептуна в несколько уменьшенном варианте, тяжелая, однако.

— Неужто золотая? — отвлеклась на мгновение от еды Тася, получив кивок от хозяина, удовлетворенно хрюкнула. Принимали их неплохо, пусть и не с самого начала.

Вина больше не налили, к большому разочарованию Таси, про водку промолчали, должно быть не существовало в здешнем обиходе такого напитка, чая тоже не было, для запивки подали большой кувшин слегка пузырящегося компота, кисленького, но без сахара.

После сытного ужина Тася вознамерилась обсудить положение, по ее разумению самое время было, но их отослали спать под конвоем шкафоподобной женщины, которую звали простенько и без затей: Тан.

Выйдя в ту дверку, что была в углу, она провела их узким коридорчиком, потом свернула в более широкий, в который выходило сразу несколько дверей. Видимо, дом был даже больше, чем казался снаружи, целый дворец получался.

Кровать в комнате, что им предоставили, была всего одна, но богатырских размеров. С удовольствием избавляясь, наконец, от куртки, которую она расстегнула, но не снимала все это время, и от сапожек, Саша с интересом прислушивалась к подруге, которая пытала недоумевающую служанку на предмет санузла.

— Ну, елки-палки, накормили до отвала, а облегчиться-то нам как? — возопила Тася, приплясывая на месте, — как ты думаешь, на улицу придется переться? — повернулась она к Саше.

— Ты ей попробуй жестами показать, — посоветовала та. Она хоть и улыбалась, но тоже нужду чувствовала не меньшую

Секунду подумав, Тася многозначительно похлопала себя рукой по передку. У Тан так округлились ее до сей поры довольно узкие глаза, что гостья смекнула, ее не так поняли.

— Ну что за черт! — и Тася слегка присела, показывая, что тужится. Повеселевшая служанка подвела их к деревянной ширме, за которой оказалась ночная ваза такого объема, что они не удивились бы, окажись этот предмет собственностью самой Тан.

— Хороший горшок, большой, — скептически хмыкнула Тася рассмотрев посудину, — но на такой, пожалуй, не сядешь, сразу провалишься.

— И стоя не заболеешь, зато с крышкой, не так вонять будет, — отозвалась Саша, пробуя рукой перину.

— Ага, и бумаги нет, подтереться нечем, средневековье, блин! — на последнее замечание встрепенулась Тан, все еще топтавшаяся в комнате неизвестно зачем. Она взяла со стула, стоящего рядом с горшком ворох каких-то тряпок и потрясла ими в воздухе.

— Этим подтираться? А че, не хило, чистые и пахнут духами, спасибо тебе подруга, — от радости произвела служанку в наперсницы Тася, ожидая, что та уйдет.

Но Тан не уходила, смущенно посматривала на них и молчала.

— Ты чего от меня хочешь? Саш, как ты думаешь, чего это она?

— Чего, чего, ты же ее не отпустила, а она сама уйти не может. Или чаевых ждет, мы же не знаем, как тут положено.

— Эй, как тебя, Тан? Мы местной игровой валютой еще не разжились, ну нету ничего у нас, понимаешь? — Тася при этом с досадой рылась в карманах и нашла таки монетку, которую протянула служанке.

Та взяла ее с такой робостью, что стало ясно, чаевых она не ждала.

— Можешь идти, — отпустила ее Саша мановением руки. После такого четкого приказа служанка присела, выказывая уважение книксеном, или как он здесь называется, потом засунула монету за щеку и удалилась весьма довольная.

— Видал? — впечатлилась Тася, — полная антисанитария, а если бы я ей не чирик дала, а бумажкой?

— Вот бумажкой не стоит. Монета, пусть и невиданная раньше, всем понятна, а бумажками твоими она еще подтираться вздумает.

— Не-а, — хохотнула Тася, — у нее задница больше моего телевизора, маловата будет для нее такая бумажка.

Саше казалось, что вот сейчас они лягут в постель и переберут все подробности происшествия, уж наедине они могут быть откровенны, когда и поговорить, как не сейчас? Но Тася уснула через минуту, а за ней и ее саму сморил сон.

Просыпаться никак не хотелось, должно быть тело еще не совсем отдохнуло. Саша пошарила рукой, собираясь натянуть одеяло на уши, чтобы не слышать, как ворочается подруга, но одеяло ей не попалось, попалось что-то странное. Ну и ладно, пускай, все равно будет спать, пока спится.

Тася сладко потянулась, села и вдруг заверещала так, что можно было оглохнуть. Пришлось вскакивать, хотя бы для того, чтобы накостылять по шее этой ненормальной. Ага, ненормальными оказались обе. Саша тоже не удержалась от вскрика.

Они были в лесу, сидели на земле, покрытой опавшей листвой и с очумелым видом пялились друг на дружку.

— Эт-то кто же нас сюда перенес? — слегка заикаясь, осведомилась Тася, оглядываясь по сторонам, — убью этого гада!

— Не только перенес, но и переодел, — ощупывая себя со всех сторон, добавила подружка.

— Ой! — только и смогла произнести Тася, обнаружив на себе бархатные штаны цвета мха и такой же жилет, под которым была поддета серая рубаха грубого полотна.

На ногах красовались черевички, но отнюдь не те, которые носит царица. Обувь была тоже грубой и от крестьянской отличалась только наличием толстой подметки и небольшого широкого каблука.

Закончив собственный осмотр, Тася перенесла свой взор на подругу, и тут же скисла. Черные штаны и жилет Сашки были украшены серебряной вышивкой. Голубая рубашка была шелковой, а на ногах красовались хотя и короткие, но самые настоящие сапожки. И почему это Сашке такое предпочтение?

Сбоку от каждой лежало по дорожному мешку с лямкой, а на них ремни и головные уборы. У Таси зеленый берет и пояс без украшений. Для Саши приготовили пояс с серебряными бляшками и небольшую черную шляпу с голубым пером. Но и это еще не все. Волосы Таси кто-то немилосердно обкорнал, оставив каре чуть ниже ушей, а у Саши они были хитро заплетены и перевязаны голубым бантом.

— Ничего себе! А почему такая разница? Мне это совсем даже не нравится, — решительно заявила Тася, едва окончив осмотр, — что еще за дискриминация? Я тоже хочу костюм как у тебя, мне он больше пойдет под мои голубые глаза, — и она, схватив черную шляпу, попыталась напялить себе на голову, но потерпела фиаско. Шляпа оказалась маловата для ее большой головы и смотрелась откровенно смешно.

— А ведь совсем неглупо, — заметила Саша и задумалась.

— Ну, конечно! А если было бы наоборот, то глупо, что ли?

— Да, глупо. При таком большом господине такой маленький слуга или телохранитель смотрелся бы нелепо. Извини, но никто не виноват, что ты высокая, а я маленькая. Наверняка идея была хозяина дома, а уж кто осуществил, не знаю, и не хочу знать. Как-то не очень приятно представлять тех, кто нас раздевал догола, а потом одевал.

— Почему же это непременно догола? — заерзала Тася.

— Потому, что белье тоже не наше. Давай лучше посмотрим, что нам в мешки положили, хорошо бы еду, а то есть скоро захочется.

— Сказанула, скоро, да я уже хочу! — забурчала Тася, пытаясь распустить завязку мешка.

— Эй, не вздумай это слопать! — поспешила Саша остановить подругу, которая, достав из мешка лепешки, собралась вонзить зубы в одну из них.

— Думаешь, отравлены? — побледнела лакомка и хотела отбросить ядовитую гадость подальше, но юркая подружка перехватила ее руку.

— Не думаю. Отравить нас могли и в доме, а зачем-то ведь переодели и перенесли сюда. Просто еды не так много, и неизвестно, когда еще удастся разжиться хоть чем-нибудь, запасайся терпением.

— Вот гадство! — прохныкала проголодавшаяся Тася, пониженная в статусе до прислуги и поддала ногой суковатую дубину, предварительно наступив на нее и чуть не упав.

— Это твое оружие, — с коротким смешком пояснила Саша, затягивая на себе кожаный пояс.

— Что? Вот эта вот дрына? Ни хрена себе оружие, словно у разбойников в мультфильме. Как с ней обращаться-то? — она взвесила ее в руке и довольно ухмыльнулась, — а ничего, вроде, по черепу треснешь, мало не покажется. А у тебя чего? Саша показала, чего.

— И что это за агрегат? Ты хоть знаешь, с какого конца за него браться?

— Конечно, знаю. Это арбалет, стоящая вещь я тебе скажу.

Тася повертела стоящую вещь в руках и сморщилась, явно не разделяя Сашкиного энтузиазма.

— Фигня это, а не стоящая вещь! Видела у пацанов, пуляет стрелками недалеко и неточно, и прицеливаться употеешь, да из этой пукалки и воробья не подстрелишь. А для обороны и вовсе не годится.

Насупившаяся Саша, вырвала оружие из ее рук, приладила болт и выстрелила, не целясь, как показалось подруге, в узкий ствол какого-то дерева на краю поляны, заменившей им спальню. С дерева осыпались все листья, свалилось пустое птичье гнездо, а сам ствол, жалобно заскрипев, переломился надвое. Тася ахнула и всплеснула руками.

— Не хило, прямо Робин Гуд! Это где ты успела так намастрячиться?

— Ребята научили, — скупо ответила Саша. Стрелять из арбалета она училась все лето прошлого года, когда участвовала в игре без закадычной подруги. Тася в то лето, родив после тяжело протекавшей беременности, мертвого ребенка, рыдала сутки напролет, поэтому напоминать ей о том времени не стоило.

— Ты руками махать завязывай, — перевела она скоренько разговор.

— А че? — не поняла подруга и озадаченно посмотрела на свои руки.

— Да ни че. Бабий жест, а ты теперь мужик, охранник мой, поняла? — Тася энергично кивнула, мысль об охране ей понравилась, но тут же, о чем-то вспомнив, хихикнула.

— Ага, мужик, и зовут меня Тася.

— Молодец, я не подумала. Значит, я буду Алекс, а ты Тэсс.

— А вот и нетушки, — ехидно улыбнулась новоявленная Тэсс, это женское имя, даже роман есть такой, я читала, не помню, как точно называется.

— Не выпендривайся, я не думаю, что в здешних библиотеках есть этот роман. Скорее всего, и библиотек никаких нет, и тех, кто читать умеет, тоже весьма немного. И хватит нам с тобой болтать, идти пора, а мы все языками чешем.

— Да куда идти-то Саш, э-э, то бишь Алекс? Не ломиться же, как лоси через лес, сначала сообразить надо.

Подруга пожала плечами, заломила набекрень шляпу, непривычный для нее был головной убор, и заскользила между деревьев. Узкую, извилистую тропу она видела отчетливо. Тэсс пришлось догонять, не сразу, но и она увидела тропу, зашагала более уверенно, а потом и вовсе обогнала Алекс. На ходу примерялась к дубинке, довольно тяжелой, между прочим. Помахав этим убойным орудием несколько минут, вспотела даже и только теперь сообразила.

— Слушай, подруга. Ой, Алекс, а ведь тут теплей гораздо. Вспомни-ка, пока шли к дому то в куртках мерзли, а теперь и в жилетках не холодно.

— Пожалуй, ты права, теплее, — Алекс вдруг цапнула Тэсс за руку, — тсс, тихо. И не забудь, мы с тобой мужчины.

Бедняга Тэсс замерла в неудобной позе аиста на болоте и не сразу решилась опустить вторую ногу. Оглядевшись, никого не обнаружила и воззрилась с немым укором.

— Мелькнуло что-то, — начала оправдываться Алекс, замерла и вперила взгляд в купу деревьев впереди, — вот опять, видишь?

Тэсс ничего не видела, но слышала, словно там, впереди кто-то ходит и бормочет, только не разберешь ничего.

Простояв какое-то время, они решили тронуться дальше, но тут из-за деревьев вышел небольшой медвежонок, или зверь похожий на него. Увидев людей, он взревел и дал стрекача, но не в ту сторону, откуда появился и куда направлялись путницы, а куда-то вбок, теперь путь оказался свободен.

Через час сделали привал на крохотной полянке, рядом в овраге протекал ручей, холоднющей водой которого запили лепешки. Лепешки эти оказались так вкусны, что стоило большого труда не слопать их все разом, отложить по две штучки на потом. Остатки лепех они доели к вечеру, а к ним по маленькому куску твердого как камень и жутко соленого сыра. Пить после такой трапезы захотелось неимоверно, но на этот раз никакого ручья поблизости не нашлось, а напиток из маленькой фляжки, которая нашлась в котомке Алекс, они неосмотрительно выпили еще днем. Будь они опытными путешественниками, догадались бы налить в пустую посудину воды из ручья, но чего не было, того не было.

— Пить хочу, — простонала Тэсс, откидываясь на траву, которая, чем дальше они продвигались, тем зеленее становилась, словно из осени они перемещались в лето.

— Что будем делать? — вопросила пространство Алекс.

— Говорю же, пить хочу!

— От твоих воплей вода не появится, искать нужно. Сейчас отдохнем немного и отправимся.

— Ты че, совсем сбрендила? У меня ноги распухли, целый день ведь по лесу мотаемся, как непришитые!

— Тогда не верещи, что пить хочешь, это, во-первых. А во-вторых, привыкай говорить со мной почтительно.

— За какие заслуги, интересно? — даже привскочила от возмущения Тэсс, сразу забыв про свою неимоверную усталость.

— А за такие, что я барин, а ты мой холоп. Холоп не имеет права повышать голос на хозяина. — Слушая пояснения, холопка вращала глазами, и надувала щеки от злости, готовясь выстрелить целым залпом отборной ругани.

— Ты, что забыла правила игры? — заметив ее приготовления, быстро добавила Алекс, — и зря мы обращаемся друг к другу по-женски, проколемся на этом, как пить дать.

— Правила игры, правила игры, — забормотал как в бреду, холоп по имени Тэсс и вскинул радостный взор на Алекса, — игра же, е-мое! Ты же видишь, это все игра продолжается, фу-у, а я уж начала бояться всерьез.

— Не начала, а начал, мы мужчины, задолби это себе накрепко! А что касается игры.… Даже не знаю. С одной стороны да, похоже на это, очень похоже. Смотри, нас убить хотели в доме, за кинжал хватались, а потом это перемещение в лес, да еще с переодеванием, да еды на дорогу дали, и денег немного. Как все это понимать?

— Про деньги ты мне не говорила, то есть это, не говорил! А че за деньги, ну-ка покажь.

Изучив несколько медных и серебряных кругляшей, стертых от длительного употребления, с неразборчивым профилем на них, Тэсс несколько разочаровался. Монеты его не впечатлили.

— И где их могли такие взять, в музее что ли? — подкинул достояние на ладони холоп, уронил часть в траву, получил от барина пинок и начал с ворчанием ползать в траве, собирая деньги.

— Ни к чему грабить музеи, и в Херсонесе и под Керчью этого добра хватает. Меня другое занимает. Если это игра, то не слишком ли масштабная?

— Ну, ты и сказанула! То есть это, сказанул! А два года назад какая игрища была, а? Человек сто, не меньше А костюмчики какие, а реквизит? Пальчики оближешь!

Они сонно помолчали. Солнышко еще ощутимо грело, какие-то птахи возились в кустах, было хорошо и совсем не хотелось никуда идти, хотелось лечь прямо тут и уснуть. Но Алекс понимал, что это неразумно, спать на земле, в лесу, без всякой подготовки. Алексу еще в бытность его девицей Сашкой приходилось ходить в походы и помнилось, что ночевки не делались, где взбредет на ум, а тщательно готовились. Но еще немного отдохнуть не мешало, умотались изрядно. Прикрыв глаза, он тут же задремал, но Тэсс был неугомонен.

— Я вот чего не понимаю, — громко заговорил он, заставив мнимого господина вздрогнуть и сесть, — зачем из нас мужиков сделали, не проще ли было бабами? Ну, ладно ты, у тебя и костюм с собой был мужской, могли бы его напялить на тебя, кстати, чего зря выдумывать? А у меня обалденное платье в портпледе было, таскала его по кустам, мучилась, вот где оно теперь? Там декольте такое, что мужики при одном взгляде как мухи мерли! А в этих обносках я выгляжу, словно пастух деревенский, тьфу! Зачем, вот скажи?

— Затем, что бабам одним опасно по лесу шляться, — рассеянно отозвался барин, собирая вещи и пытаясь встать на ноги. Это ему удалось, но ноги явно не были готовы к дальнейшему длительному переходу, надо было искать ночлег.

— А чей-то одним? У меня паж при себе имеется, не абы как.

— Паж-то паж, да только какой из меня защитник, смех один, — самокритично признался Алекс.

— Какой есть, — Тэсс был само великодушие, — к тому же это игра, от кого меня защищать собрался?

— Может и игра.

Из лесу вышли совсем неожиданно. Деревья вдруг расступились, остались позади, впереди же был неширокий луг, в дальнем конце которого виднелось сооружение, подозрительно напоминающее колодец. Ну да, самый настоящий колодец, а вон и крыши изб видны, прикрытые от досужих взоров садами.

Как только Тэсс уразумел, что впереди колодец, а в нем ключевая вода, он рванул вперед со второй космической скоростью, только пятки засверкали. Пока Алекс подошел, он и ведро вытянул и попить успел.

— Холодная?

— Зубы ломит, но вкуснющая, попробуй.

Водица, в самом деле, была хороша, но много выпить Алекс не успел, едва оторвался от ведра после второго глотка, как в поле его зрения попало кое-что тревожное.

— Кажется, нам выслали почетный эскорт. Спокойно, не дергайся, твоя дубинка против их сельхозорудий плюнуть и растереть.

Пока они наслаждались драгоценной влагой, их по-тихому окружили не меньше десятка мужиков, все вооруженные, кто вилами, кто топором, кто косами. Как известно, против лома нет приема. Надо было вступать в переговоры, желательно мирные.

— В чем дело? Что вы хотите? — с умеренной строгостью вопросил Алекс, изображая барина перед серым мужичьем, у самого же поджилки тряслись. Если хоть одна из этих железяк пройдется по ним, их счеты с жизнью будут окончены, а жить так вдруг захотелось!

— Попались, отравители! — затряс вилами самый крупный из загонщиков.

— Колдуны! Колдуны проклятые! — заорали уже два голоса.

— Нет, ну что за игра?! — плачущим голосом отозвался Тэсс, — там ловят, тут ловят, нигде честному человеку пройти нельзя стало. Слушай ты, да вот ты, борода, — попробовал он наладить контакт с оппонентом, шагнув вперед, — оппонент в ответ затряс косой, но попятился. — Вот что я лично тебе сделал, а?

— Воду в колодце отравил! — громким фальцетом выкрикнул совсем не тот, кого спрашивали.

— Вот дурачье мякинное! Если б я воду отравил, то разве стал бы сам ее пить? Я вас, селяне, спрашиваю, стал бы? Молчите? Отвечу сам: нипочем бы не стал, а я пил да похваливал.

Пока Тэсс изо всех сил валял перед ними Ваньку, Алекс пытался найти выход.

— Где господин ваш?

— Барон в столице, — ответил голос из задних рядов, но весьма уверенный. Перед обладателем этого голоса крестьяне расступились.

Перед путниками явилась весьма осанистая особа, явно облеченная властью, о чем свидетельствовала бляха на груди и объемистый живот, выпирающий из-под длинной куртки, хотя и холщовой, но отороченной мехом.

— О, — обрадовался новому лицу Тэсс, — хипповый у тебя куртец, где такой взял? Я тоже такой хочу.

— Помолчи! — оборвал его Алекс настроенный далеко не так оптимистично, — ты староста этой деревни? — обратился он к обладателю бляхи. Тот молча и важно наклонил голову.

— По какому праву твои односельчане нас обвиняют? Мы никому ничего плохого не сделали.

— Вот барон вернется и разберет, делали, али нет, — вполне миролюбиво ответил староста, — и тут же зычно крикнул, — вяжите их, чего смотрите! — мужики стали осторожно приближаться.

— Стойте! — нахмурил брови Алекс и вытянул руку ладонью вперед, — сами пойдем, слово благородного человека! — как ни странно, но это подействовало, невзирая на всю тщедушность «благородия».

Замок барона, куда их повели, не связанных, но окруженных вооруженным мужичьем, сторожко сопящим и хмуро на них зыркающим, был недалеко. И вид он имел престранный. Вроде бы замок как на картинке, и башни имелись и стена крепостная, но во въездной башне воротца были деревянные и не сказать, чтобы крепкие. В замковом дворе от шныряющей под ногами грязной и тощей скотины было трудно пройти, того и гляди наступишь на курицу или поросенка.

Управляющий замка, которому их передали по эстафете, был под стать двору, мал, худ, одежда затрапезная, а глазки хитрые и бегающие. Этот хитрован не на шутку огорчился, увидев, что пленники не связаны, но староста уже получил золотую монету на лапу и мигом удалился, уводя своих крестьян. Стражники даже ухом не повели на зов о помощи, в количестве трех штук они толпились вокруг какого-то раскормленного коняги, заинтересованно обсуждая его стати.

— Кот из дома, мыши в пляс, — громко продекламировал Тэсс, заставив вздрогнуть доходягу управляющего, намекая своей декламацией на развал дисциплины.

Но тут откуда-то вынырнул детина габаритами и мрачностью напоминающий гориллу. Вот ей-ей, не было бы на нем напялено нечто вроде коричневого подрясника, вполне можно в клетке держать, никто не усомнится, что это животное, настолько мало физиономия его была схожа с лицом человека разумного. Если пленники и помышляли удрать, то теперь нечего было об этом и думать, этот человекообразный, может каждому из них одной рукой голову набок свернуть как куренку.

Вот так и попали горе-путешественники в подвал, почти неосвещенный и промозглый. Их ввели в камеру, отделенную крепкой решеткой и поспешили затворить оную решетку за ними. В дальнем углу Алекс ухитрился рассмотреть кучку гнилой соломы и возмутился.

— Мы благородные люди, а вы держите нас за простонародье! Здесь грязно, сыро и солома сгнила еще лет пять назад!

— Коли благородные, хе-хе, свежей соломки принесем, так и быть, — ехидно ответствовал управляющий. Он махнул рукой своей ручной горилле и пошел себе куда-то.

Дальнейшие призывы его нимало не тронули. Вот же зараза, так зараза! Алекс подумал, что недооценил этого заморыша. Такие вот недокормыши самыми вредными и бывают. Себя таковым он не числил, он же просто ряженый, что с него взять. Пока не принесли свежей соломы, сесть они так и не решились. Совсем уж сыро не было, но камень ни разу, с момента постройки не прогревавшийся ни солнцем, ни каким либо иным теплом вызывал озноб при малейшем прикосновении.

— Слушай, как ты видишь в такой темнотище? — поразился Тэсс, когда с помощью друга устроился на колкой подстилке.

— Объяснял уже, особенность зрения, называется никталопия.

— Че за хрень такая?

— Да ниче! Сколько нам тут, интересно бы знать, торчать придется? Когда барон вернется домой?

— Это, смотря на то, чем он в столице занят, но думаю, что скоро, вряд ли он замок надолго оставляет, хозяйство как-никак.

— Зря ты так думаешь, — раздался голос непонятно откуда.

Пленники вздрогнули от неожиданности и завертели головами, пытаясь отыскать обладателя сочного баритона, но никого видно не было. Впрочем, с видами вообще было плохо. Одно малюсенькое окошко под потолком, забранное к тому же решеткой, света практически не давало.

— Да здесь я, здесь, — куча гнилой соломы, которой они побрезговали, зашевелилась и оттуда высунулась голова. По крайней мере, Алекс разглядел именно голову. Тэсс не увидел ничего и решил, что разговаривает призрак. Пока он думал, стоит ли пугаться призрака, или ничего особенного, наплевать и принять как еще одну странность данного места, Алекс вступил в разговор.

— Так что там с бароном? — задал он самый насущный вопрос.

— С бароном все в порядке, не извольте беспокоиться, он благоденствует в столице, — насмешливо ответствовала голова.

— И когда он оттуда вернется?

— Никогда. Чего ему возвращаться, ему и там хорошо.

— Но ведь это его замок? — встрял Тэсс, решивший, что раз приятель беседу ведет как ни в чем ни бывало, то и ему отставать негоже, наплевать, что с призраком. А может даже лучше, уж призрак точно ничего плохого им не сделает.

— Замок-то его. Один из его замков. Я не уверен, что он здесь вообще когда-нибудь был, уж больно все здесь запущено и грязно, а у него бархат, кружева, атлас, он, поди, и из кареты не решился бы на двор выйти. — Обладатель баритона, все-таки выкарабкался из своего угла и теперь даже Тэсс смог его разглядеть в виде длинного темного пятна.

— А как же нам сказали, что он приедет и разберется? — откровенно растерялся Алекс, державшийся до сего момента вполне мужественно.

— Сказать чего угодно можно, не всему и не всем только верить стоит. Что вы как дети малые? Неужели непонятно, зачем вы тут?

— Нет, — на этот раз ответили ему хором оба пленника.

— Хоть я и привык к здешней темноте, но разглядеть, как вы одеты, все же не могу. Рискну предположить, что одеты неплохо, как и подобает приличным людям. Так? Управляющий Иррий, та еще шкура, за медяк удавится, наладил для себя небольшое дельце. Крестьяне за небольшую мзду ловят для него приличных прохожих, тех, кто путешествует без охраны, а управляющий мигом помещает их сюда.

— И в чем выгода, не пойму? — нахмурился Алекс, пока еще не постигая бездну чужого коварства.

— Вам здесь не слишком нравится? А раз не нравится, то, посидев дня три, четыре на здешней водичке, вы пишете письмецо родным, о высылке денег. Как только кровопийца получит денежки, он вас отпустит. Как видите, все очень просто.

— А если писать некому? — голос Алекса уже плохо повиновался ему, он понемногу начинал осознавать размеры постигшей их беды.

— Что, совсем некому? Есть же у вас хоть какие-нибудь знакомые?

— Считай, что мы свалились с неба, и никого у нас нет.

— Алекс, подожди, — вмешался Тэсс, озадаченный, но все еще не испуганный, — слушай, не знаю, как тебя называть, это новые правила игры такие что ли?

— Вот балда! Когда ты, наконец, поймешь, что это не игра? В какой игре возможно выстроить такой нелепый замок? А скотина всякая? Неужели ты думаешь, что кто-нибудь станет с ней возиться?

— Не понял, а где же мы тогда? И как мы сюда попали?

— Если бы я знал!

Воцарилось молчание, нарушаемое только шелестом соломы, которую Тэсс машинально подгребал под себя, так ему лучше думалось.

— Я понял! — радостно возопил он вдруг, — мы попаданцы! Ты чего, не помнишь? Мы же вместе книгу читали, там парень с девчонкой попали в какой-то мир и лихо так рубились на мечах. Мы не на Земле, понимаешь?

— Мы на Земле, это раз, а чему ты так сильно радуешься? Это два. Где бы мы ни были, нам надо выбраться отсюда, из этого смрадного подвала, вот о чем надо думать, а не о дурацких книжках!

— Почему это на Земле? — не спешил Тэсс расставаться с идеей попаданства.

— Ты Луну видел? Она точно такая же, как и у нас.

— Ну да, можно подумать, что ты ее так хорошо знаешь, как свои пять пальцев, чушь это собачья!

— А вот и не чушь! В шестом классе я записалась в кружок астрономии, когда в интернате была, помнишь? Вот тогда я на эту красавицу насмотрелась вдосталь. Интернат у нас был продвинутый, кружки всякие были.- В азарте благородный странствующий рыцарь снова стал женщиной и не заметил этого.

Зато баритон мигом уловил оговорку, тем более, что это было единственное, что он понял из их странного диалога.

— Эй, так ты не мужчина? То-то я слышу, голосок слишком тоненький.

— Да бабы мы, бабы, — расшифровалась и вторая, полагавшая, что это уже не важно, — если мы на Земле, то это игра, по-другому быть не может, ну нет других вариантов!

— Очень даже может! Уж если ты веришь в перемещения в пространстве, причем совершенно непонятно куда, то почему не предположить перемещения во времени? А, как тебе вот такая идея?

— То есть, ты думаешь, что нас занесло ненароком в прошлое? — разинула рот Тася, посидев так некоторое время, она переварила мысль и выдала на гора комментарий.

— Черт, как мне самой это в голову не пришло? Как говорится, все гениальное просто. И Луна встает на место, вряд ли она отличалась во времена средневековья от теперешней. Слушай, но ведь мы всех здешних хорошо понимаем, стало быть, они говорят по-русски? Но что-то не помню я в нашей сермяжной и посконной истории никаких замков и баронов.

— Меня это тоже настораживает, но так ли мы уж хорошо знаем все, что было? Я подразумеваю не только нас с тобой, но и ученых.

— Думаю, что ни фига никто ничего толком не знает. Ученые выкопают горшок какой-нибудь разбитый и радуются, мол, горшок не отсюда, значит была развита торговля, а все это по воде вилами писано, вот что я тебе скажу! — разгорячилась Тася.

Саша слушала ее с удивлением, ранее она не числила за подругой такой уж истовой любви к музе Клио, ишь, как переживает, сердешная. Но тут же стряхнула с себя неуместное сейчас чувство.

— Нас с тобой занесло немного в сторону. Можно ведь спросить. Уважаемый сокамерник, в какой стране мы сейчас находимся? И как называется столица, куда уехал барон?

— Ага, а еще, какой год нынче стоит на дворе? — добавила Тася.

— Не понял, как вы меня назвали, но лучше зовите Горрий, так меня родители когда-то назвали. Теперь я понимаю, что вы действительно откуда-то упали, может и не с неба, но головушками тюкнулись хорошо, память начисто отшибло. Но мне не трудно, я напомню. Замок этот, а в нем мы, находится в королевстве Асадилла, и столица называется точно также. А год ныне 124-й эпохи Мира и Благоденствия. — Лица девиц вытягивались все больше, поскольку после пояснения понятней им нисколько не стало.

— А о таких странах, как Франция, Англия, Германия, Испания вы когда-нибудь слышали?

— Ну и названия! На нашем материке таких нет.

— А на соседнем? — все еще не сдавалась Саша, слово «материк» ее обнадежило, значит, местный уровень знаний все-таки не самый низкий.

— А на соседний пока никто не высаживался, видели только издали какие-то мореходы. Может статься, что это и не материк вовсе, а остров. Наш Король Сияющее светило и прочее, прочее, объявил его несуществующим.

— Очень мило, — кислым тоном прокомментировала Саша, раздумывая, чтобы еще такое спросить, но долго думать не дала Тася.

— О Римской империи Восточной или Западной тоже не слышали? Или о Блистательной Порте? А, Егор? — переименовала она по-своему собеседника.

— Где вы такие заковыристые словечки только выискиваете? Ничего подобного никогда не слышал, а я человек образованный, хотя по моему теперешнему виду этого и не скажешь.

— И что теперь? — уныло обратилась Тася к подруге, посчитав, что все мыслимые варианты объяснений они уже исчерпали, включая фантастические.

— Остается только одно, — неуверенно проговорила Саша и вздохнула, как перед прыжком в воду, — это Земля, но не наша, а какая-нибудь параллельная. Некоторые умники утверждают, что их много может быть, причем в одном и том же пространстве, но в разных измерениях его.

— И как я должна понимать эту заумь?

— Как хочешь, я вовсе не уверена, что сами умники понимают, о чем говорят.

— Вот всегда так, — сварливо стала предъявлять свои претензии миру Тася. Но разогнаться ей не дал Горрий.

— Дамы, научные темы хороши, но не жизненны. Как насчет освобождения?

— А оно возможно? — разом встрепенулись дамы, оставив мировоззренческие разногласия.

— Как знать. Меня сейчас придут пытать, часов у меня при себе нет, но самое время, чувствую.

— Пытать?! Зачем? — непонятно было, кто из дам что спросил, но обе пылали негодованием.

— Странный вопрос, зачем пытают? Чтобы узнать что-либо или удовольствия ради. Меня так ради последнего. Но если вы будете меня все время перебивать, то я не успею ничего дельного вам сказать. Чтобы я ни говорил и ни делал, молчите и не вмешивайтесь, пока не попрошу. Договорились?

— Конечно. А кто придет, этот шкаф передвижной в коричневом балахоне?

— О, я вижу, Силь вас впечатлил. Не судите по внешности, бедняга Силь и мухи не обидит, но предан этому прохвосту Иррию до кишок. Придет Иррилла, дочь управляющего.

— Тебя пытает женщина? — Тася была шокирована до глубины души, — неужели ты не можешь с ней справиться?

— Вот сейчас и попробую. Было бы больше шансов, если бы руки были свободны, но собираюсь все же рискнуть.

— Так ты связан! Развязать? — загорелась Тася делом освобождения Егора.

— А вы разве нет? — судя по голосу, Горрий был весьма удивлен.

— Как-то не сподобились, — Тася уже пробиралась к объекту спасения, вытаскивая откуда-то из недр своей одежды небольшой кинжальчик в кожаном чехле. Разглядеть что-либо толком и вблизи было нельзя, приходилось действовать на ощупь.

Нащупав толстую веревку, она принялась методично пилить ее. Делала она это медленно, опасаясь порезать Егору руки.

— У вас даже оружия не отобрали! — продолжал все более удивляться тот.

— Отобрали, — поправила Тася, — у меня дубинку, у Сашки арбалет забрали, а кинжал был хорошо спрятан, его и не увидели. Сиди, не ерзай, порежу ведь!

— А, на мне ран, как блох на собаке, одной больше, не беда. Пили живее, еще ведь и ноги освободить надо.

Освободившись, Горрий попытался встать, но смог только с помощью Таси, сразу оказавшись на полголовы выше рослой девицы. Рост спасенного ее впечатлил, но его слабость расстроила.

— Как же ты воевать будешь с этой стервой, если на ногах не стоишь? Может, подмогнуть тебе чем?

— Третий день на одной воде, да еще связанный. Сейчас разомнусь, легче будет. Не волнуйся, теперь-то я с ней справлюсь, у меня свои с ней счеты. А вы сидите, как договорились, чтобы не слышно и не видно вас было. — Он принялся изгибаться, приседать, растирать себе ноги, чтобы восстановить нормальное кровообращение.

Тася с неохотой вернулась на прежнее место. Они уселись с Сашей плотнее друг к другу и забросали себя сверху соломой насколько смогли. Такая маскировка могла быть действенной только в полутьме.

Ожидание казалось бесконечным, минута падала за минутой, словно тяжелые капли в чашу. Наконец, когда девицам стало казаться, что палачиха сегодня не придет, послышался какой-то шум. Он нарастал, вот побежали неверные блики света по стенам, со скрежетом отворилась решетка, вошли двое.

Первой с факелом вышагивала небольшая женщина в темно-красном шуршащем платье, за ней горой высился Силь, одной рукой державший ящик, похожий на тот, в котором плотники хранят свой инструмент. В другой руке он тащил трехногий табурет, очевидно палаческая дамочка любила устраиваться с комфортом даже в подземелье.

Саша, углядев свет факела, было расстроилась, по наивности она думала, что все жуткое действо будет происходить в темноте, но быстро успокоилась. Свет был таким неверным, таким мятущимся, что углы каземата таились от взгляда достаточно надежно. Да и не смотрела эта Ирилла по сторонам, ее глаза сразу обратились к пленнику.

Силь неуклюже пристроил табурет и перехватил факел. Женщина села и расправила платье, потом достала из услужливо поднесенного ящика передник и аккуратно, не торопясь, повязала его. Девицам, глядящим из темноты на свет, было видно каждое ее движение. Сашка глазам своим не поверила, когда эта гарпия приняла меры, чтобы защитить свою одежду от брызг крови. И это женщина!

— Ну, мой дорогой, — мурлыкнула она, — надеюсь, ты ждал меня? И вот я тут, в твоем распоряжении. Надеюсь, мы славно повеселимся сегодня. — При этих словах факел в руках слуги задрожал так, что не было сомнений в чувствах, испытываемых беднягой.

— Держи факел, скотина, сын свиньи и осла! — последовал господский окрик и тычок чем-то из принесенного инвентаря под ребра.

Силь охнул и согнулся, хорошо, что факел из рук не выпустил, а то солома, которой рядом было много, мигом занялась бы, все бы сгорели заживо. Девицы в этот момент смотрели именно на слугу, Ирилла, видимо, тоже, поэтому никто не заметил, как подскочил к табурету Горрий. Не теряя времени, он дал хорошего пинка слуге, выхватил у него чадящий светильник и поднес совсем близко к лицу своей мучительницы.

— Так говоришь, что не терпелось свидеться? — та остолбенело моргала, даже не пытаясь встать. Изменения в планах предстоящих удовольствий застали ее врасплох.

Горрий отвесил ей пару оплеух и только когда она пришла в себя и начала шевелиться, запоздало пытаясь спастись, он загасил факел, отбросив его в самое сырое место каземата, где тот зашипел и издох. Что было потом, можно было только догадываться по звукам. Долгий, протяжный хрип означал смерть палачихи. Бормотание и стон, это слуга пришел в себя и пытается подняться с пола, но ему это не удается, поскольку, судя по пыхтению Горрия, тот связал его обрывками своих веревок.

— Дамы, на выход! — командует он, — если вы не решили, конечно, здесь задержаться, чего я не советую вам делать, времени у нас мало.

Дамы не мешкали, выскочив из камеры, они понеслись было по узкому коридору, но были остановлены своим рыцарем-спасителем. Оказалось, что устремились они не в ту сторону, какую нужно.

— Надо еще кое-куда зайти, — объяснил он им, — да и оружие ваше забрать бы не мешало. — С этим доводом они согласились, но Сашу не отпускала тревога. Смерть Ириллы, произвела на нее гнетущее впечатление, невзирая на то, что она не видела, а только слышала ее.

— А Иррия ты тоже хочешь убить? — дернула она за рукав рыцаря, желая слегка притормозить его бег.

— Его? Да нет, что ты. Он, конечно, скотина преизрядная, но до дочери, которую он, кстати сказать, всегда активно недолюбливал, ему далеко. Так низко он еще не пал. Но он задолжал мне кое-что, вот этот должок я и намереваюсь вернуть. Не волнуйтесь, это не слишком опасно.

— Для кого? — почти игриво спросила Тася, которая, в отличие от подруги даже не запыхалась.

— Леди, — оценил ее Горрий, смерив взглядом на ходу, — вам палец в рот не клади, если и не откусите, то оближете, а мне сейчас в полном рассудке надо быть.

Надо отдать должное, Горрий знал назубок все закоулки этого хитро выстроенного замка. Он провел их так, что никто не встретился по дороге. Напротив комнаты, куда он хотел попасть, стоял железный рыцарь при полном вооружении, вот только головы у него почему-то не было. Горрий покопался в стене возле рыцаря, и незаметная раньше дверка, прикрывающая нишу, бесшумно отворилась. Девиц он запихал туда, знаком призвав к молчанию. Они и сами помалкивали, оробев. В любую минуту их могли обнаружить, уж тогда бы точно не поздоровилось, тут не до разговоров.

Прошло несколько минут, как Горрий скрылся за дверью нужной ему комнаты, девицы уже томились в нетерпении и страхе, а тут еще услышали чьи-то шаги. Дверь ниши была завешена гобеленом, но там и там кто-то предусмотрительно проделал дырочки. Их сразу было заметно по падающему через них лучику света. Сейчас они обе припали к потайным глазкам, стараясь дышать потише. По коридору, не торопясь, в каком-то диковинном халате, длинном, из блескучей ткани вышитой хитрыми узорами шел управляющий. Видимо, внутри своего обиталища он не стеснял себя в щегольстве.

Дойдя до железного истукана, он остановился и смерил его таким сердитым взглядом, словно перед ним стоял заклятый враг. Девицы обмерли, ожидая, что сей секунд их выволокут за уши и отдадут страже. Но ничего такого не произошло. Поглазев на экспонат, Иррий, отворил дверь комнаты и вошел в нее. Девицы напрягли слух, но слышно ничего не было, тишина, нарушаемая только треском смоляных факелов вдетых в стенные кольца.

Время тащилось улиткой, действуя на нервы. Уже и на месте спокойно не стоялось, они обе переминались, словно готовясь к кроссу. Наконец дверь открылась, из нее вышел целый и невредимый управляющий, опять наградил рыцаря гневным взглядом и отправился восвояси. Горрия не было, девицы не знали, что и думать, а вдруг его убили? Подождав еще несколько минут, Тася оповестила шепотом, что не может больше стоять без всякого толку, и взялась за дверку, но не тут-то было! Вроде бы он не запирал их, а вот, поди же ты, не открывается! Саша, отпихнув подругу бедром, принялась шарить вслепую по двери и нашарила таки! Что-то щелкнуло едва слышно, и дверь слегка приоткрылась.

— Слава тебе, Господи, а то так и до клаустрофобии недалеко! — возрадовалась Тася, выскальзывая вслед за подругой.

Тут и Горрий нарисовался, весь увешанный оружием, с какими-то мешочками в руках и тючком под мышкой, только в зубах ничего не нес. Он раздал девицам по кинжалу, настоящему, боевому, не тот перочинный ножик, что был у Таси, хотя и тот свою роль сыграл. Вместе со вновь обретенными дубинкой и арбалетом, кинжалы, висящие на боку в красивых ножнах придали им уверенности. Еще он им вернул мешочек с деньгами, который отобрали при аресте. Можно было покидать негостеприимные стены замка.

Горрий повел их не на выход, а опять куда-то вниз, они, было, заартачились, но он в ответ состроил такую зверскую рожу, которая недвусмысленно напомнила о молчании и повиновении. Не до споров сейчас, дескать.

Повернув в подземелье раз десять, по крайней мере, и прошагав в общей сложности пару километров, они оказались перед замшелой дверью, запертой на внушительного вида ржавый засов. Оказалось, что он не просто проржавел, но прикипел в скобах, понадобились все усилия их проводника, чтобы отодвинуть эту чертову штуковину. Уфф!

За дверью оказался опять коридор, за коридором лестница, окончившаяся опять же дверью, просто заколдованный круг какой-то! Но напрасно они нервничали, дверь эта открылась легко и вывела их в какое-то неосвещенное помещение, не очень большое, но очень зато высокое. В узкие, стрельчатые окна, забранные переплетом рам, светила луна, яркая и торжественная, словно светильник в храме. Оглядевшись кругом, девицы поняли, что и в самом деле находятся в небольшом и очень красивом храме.

— Где это мы очутились? — осведомилась Тася, прерывая заговор молчанья, — в церкви какой-то что ли? А нас тут не прихватят часом?

В ответ на ее слова, вдруг раздался шорох, от которого изнервничавшиеся девицы испуганно вздрогнули, фигура, распростертая на полу в молитвенном экстазе, поднялась, и к ним приблизился человек в темной рясе с бородкой, очень худой.

— Я знал, что ты в это время здесь, не сердись, что помешал, помоги, пожалуйста, — голос Горрия с трудом можно было узнать, настолько он был слаб, да еще заискивающие интонации, вроде бы ему не свойственные, удивляли еще больше.

Священник, неодобрительно покачав головой, молча пошел вперед, Горрий на подгибающихся ногах за ним, превозмогая слабость, и борясь с собой, чтобы не взмолиться о руке ведущей. Девицам ничего не оставалось, как трусить в кильватере следом.

О них как будто вовсе забыли, но напоминать о себе было не время. Домик, в который они вскоре попали, был мал и чист. Девицы остались топтаться у порога, а Горрий повалился на лавку, силы его кончились.

Хозяин жилища, скрывшийся в глубине дома, вынес маленький тазик с водой и какой-то флакон. Увидел, что нуждающийся в помощи все так же одет и покачал головой. Жестом подозвал девиц, те подошли с опаской, но, уразумев, что требуется, мигом раздели своего спутника до пояса.

Раздев, ахнули, вся грудь его была в ожогах и ранах, уже слегка подживших и свежих, сочащихся кровью и сукровицей. Ну да, его же пытали, вспомнили они. А он столько времени шел, как ни в чем, ни бывало, открывал двери, да еще шутил. Вот это мужик! Тася была в восторге от такого образчика мужества, да и Сашка прониклась уважением.

После того, как священник отмыл от крови и смазал какой-то мазью все раны, он тут же велел, опять же жестом, его одеть и показал на выход, выметайтесь, мол. Горрий попробовал встать и пошатнулся. Тася бросилась ему помогать, а Саша решила вразумить хозяина.

— Вы же видите, — укоризненно покачав головой, произнесла она как можно более убедительным тоном, — он еще слаб, нуждается в помощи, не выгоняйте нас.

Местной расстановки сил она не знала, поэтому говорила с осторожностью, кто их тут разберет, что можно, а чего категорически нельзя. Священник в ответ скорчил такую злобную рожу, что стало понятно, нельзя.

Вздохнув, Саша махнула рукой, чтобы Тася вела своего подопечного. Видимо бессловесный способ выражения мыслей передался ей. В дверях она подперла его с другой стороны. Священник вышел за ними и вынес вещи Горрия, про которые все как-то забыли.

Увидев, что девицы буквально шатаются под тяжестью тела своего подопечного, а тот с большим трудом переставляет ноги, кинул вещи и побрел куда-то. Буквально через минуту он показался вновь, выволок низенькую тележку, показал жестом на раненого и ушел в дом, сочтя свою миссию завершенной.

— Вот Ирод! Хоть бы помог уложить! — проворчала Тася, утирая пот. Они с таким трудом смогли приподнять и положить на вид нетяжелое тело истерзанного, что даже не заметили, как он потерял сознание.

Теперь им предстояло решить, куда направиться с таким деликатным грузом? На дворе светало, в ветвях просыпались птицы, идти было уже не страшно. Вот только бы еще знать, куда идти, никто их не ждет нигде, страны они не знают, и по пятам вполне может быть погоня из замка. В растерянности они топтались на месте уже несколько минут, не зная, на что решиться, вздыхая и переглядываясь. Дверь со скрипом отворилась, вышел священник, сурово глянул на них и ткнул пальцем в ту сторону, где собиралось выглянуть солнце, то бишь на восток. Видимо ему не терпелось от них избавиться.

Девицы впряглись в тележку и покатили в указанную сторону, даже не пытаясь угадать, куда приведет их едва намеченная тропа. Шли ходко, тележка катилась легко, узловатые корни встречались на тропе нечасто, лес был смешанным и выглядел весело от белеющих березок, в изобилии растущих тут и там, уже слегка тронутых желтизной.

Когда стало темнеть, свернули на небольшую полянку, заросшую кустами дикой ежевики, хорошо скрывающими это место от случайного прохожего. За целый день пути им никто не встретился, но мало ли что, лучше поберечься. А поскольку костер им разжечь было нечем, что было хорошо, с точки зрения безопасности, но плохо без тепла, то так и продрожали до утра, прижавшись друг к другу.

Спали они прямо на тележке, уперев ее передок в пень для устойчивости. Легли по обе стороны от раненого, беззастенчиво прижавшись к нему, особенно Тася. Так действительно было теплее, ему так уж точно, но и им немного. Он начинал приходить в себя, обморок его перешел в дремотное забытье, открывал иногда глаза и начинал бормотать что-то бессвязное. Но сколько девицы ни вслушивались, ничего толком не поняли, какие-то имена, упреки кому-то, в общем, нормальный бред.

Утром он вполне явственно попросил пить. У Таси от огорчения даже слезы на глазах выступили, воды у них не было и где взять, неведомо. Саша усмехнулась про себя. Тася, которая всегда в первую очередь думала о себе, а потом, может быть, о других, даже не подумала, что уже вторые сутки они сами обходятся без еды и питья.

Поднимающееся солнце разогнало туман, скопившийся между кустов, заиграло огоньками на мокрых от росы листьях. Все стало хорошо видно, и глазастая Саша углядела на ближайшем к ним кусте черные ягоды. Она растолкала унылую подругу и обе бросились собирать дары леса во все, что только можно.

Когда растормошили Горрия и заставили его открыть плотно сомкнутый рот, то первые же ягоды, положенные ему на язык, вызвали стон радости и облегчения страдальца. Сами они тоже отдали им должное, стараясь не урчать от удовольствия, хотя очень хотелось. Ягоды были перезревшие и почти не сладкие, но так они лучше утоляли жажду, голод, конечно, не очень, но хотя бы заглушали.

Собрались, было продолжать путь, уже и тележку отцепили от пня, но вдруг услышали стук копыт, кто-то ехал по тропинке. Девицы бросились в траву, но всадники, судя по звукам, их было двое, проехали не останавливаясь. Выждав для верности еще какое-то время, продолжили путь. Горрий идти еще не пытался, но вознамерился ехать сидя, что было крайне неудобно для его тягловых животных, олицетворяемых девицами, пришлось его укладывать чуть ли не насильно. К вечеру они выбились из сил настолько, что уже дышали с хрипом.

— Уже скоро, — вдруг обнадежил их Горрий.

— Докуда? — хватаясь за грудь, попыталась улыбнуться ему Тася. Но он только махнул рукой, показывая направление.

Шли, а вернее сказать тащились еще с полчаса. И когда, остановившись, и рухнув на колени, Тася запросила пощады, Сашка вдруг увидела, что от основной тропы, которой они все время шли, отходит вбок другая, более узкая и мало хоженая. Попробовали расспросить Горрия, но он опять впал в забытье, и ничего добиться от него не удалось.

— Давай сворачивать, — вопросительно глядя на подругу, предложила Саша.

— А если нам не туда?

— Поскольку мы все равно не знаем, куда нам надо и спросить не у кого, предлагаю рискнуть. В конце концов, на тропе риск не меньше.

Свернули, опасаясь каждую минуту, что тропа и без того неявная, пропадет совсем. Шли больше часа, солнце, уже не видимое за деревьями, посылало последние свои лучи, и в лесу сгущался мрак. Неожиданно деревья расступились, образовав обширную поляну, и на этой поляне стоял ничем не огороженный островерхий дом, сложенный из толстых, еще не успевших окончательно потемнеть, бревен. За домом виднелись еще какие-то постройки, ближайшей из которых был колодец с крышкой.

— Кажется, дошли, — резюмировала Саша, не торопясь радоваться, настороженно оглядываясь вокруг.

— По крайней мере, это дом, — отозвалась Тася, пытаясь отдышаться, — если даже в нем кто-то есть, то вот ей-богу, отпихну и лягу хотя бы на полу. Не могу я больше в этом чертовом лесу, ну не создана я для дикой жизни!

Ее жалостный вопль пробудил раненого, он приподнял голову и слабо порадовался, — вот и дом мой, — после чего отключился уже надолго. Зато его слова придали девицам сил, и они смогли перетащить его, дважды чуть не уронив, под крышу, где и уложили на пол, застеленный чем-то вроде домотканого половика. Пристраивать его куда-либо еще, не было мочи. Тася на том же половике прикорнула сама, но Сашка, упорствуя из последних сил, принесла воды из колодца в деревянной бадейке, разожгла печь и пристроила на ней два закопченных котелка.

— Что ты там возишься? — дремотно вопросила Тася, топотанье подруги мешало ей уснуть.

— Я крупу нашла, не знаю, какую именно, но съедобную, сейчас кашу сварю, и вино есть. — Такое сообщение произвело целительное действие на подругу. Она села и вытаращилась круглыми, как у совы, глазищами.

— Ну, ты даешь! Вино это же лекарство! Даже лучше, может быть, этот, как его, эликсир жизни!

— А еще я травы нашла, заварю и можно будет напоить болезного нашего.

— Эй, — заволновалась Тася, — ты с травами полегче, ими и отравить можно.

— Не волнуйся, это чайный сбор: мята, лист малины и смородины, все как у нас, ничем не отличается.

— Ну, не знаю, — все сомневалась в способностях новоявленной травницы Тася, но проснувшийся больной подтвердил безобидность сбора, который он использовал вместо чая и раньше.

От каши он отказался, но отвара выпил, запив это зелье большой кружкой вина. Напитки произвели на него быстрое и благотворное действие, щеки его слегка порозовели, взгляд стал более осмысленным.

— Как там моя Масси? — неожиданно спросил он.

— Кто такая? — напряглась Тася. Она-то уж готова была считать его своим персональным рыцарем, а он не успел очухаться, уже о какой-то бабе печется, вот же неблагодарный!

— Меня несколько дней не было, она уж родила, наверно. Сходи, посмотри, она там, в сарае. — Упоминание о сарае успокоило девицу, речь наверняка шла о животном, не станет же он держать свою возлюбленную в сарае, да еще беременную!

В сарай отправилась Саша, ей стало интересно, о ком он так беспокоится. Назад она прибежала буквально через минуту и перепуганная насмерть.

— Не знаю, кто там у тебя, света там нет, но ростом с мамонта, длиной с целого кита, огромное, и под ним что-то шевелится.

— И что, все это в одном сарае помещается? — не поверила подруге Тася.

— А ты сама сходи и посмотри, — огрызнулась Сашка, еще не совсем отошедшая от испуга.

— Родила, значит, — улыбнулся Горрий, — вы не волнуйтесь дамы, Масси вас не тронет, она у меня умная.

— И кто это? — Тася уже сгорала от любопытства, но в сарай идти не решалась.

— Дракониха, — просто, как о дворовой собачонке, сообщил им он.

Как в лучших классических пьесах: немая сцена, девицы смотрят в недоумении, силясь понять соль этой шутки.

— То есть? — первой пришла в себя Тася.

— Что тут непонятного? Масси, это самка дракона.

— А что, они у вас тут водятся? — все еще ожидала, что Горрий рассмеется от такого вопроса, Тася.

— А у вас разве нет?

— Нет у нас никаких драконов! — почему-то разозлилась девица, — только в сказках, да и то в старых, вот только драконов для полного счастья нам и не хватало.

— Странно, я думал, они везде есть, полезное животное и очень умное. — Тася при этих словах заглянула ему в глаза, чтобы понять, врет он или нет. Естественно, ничего не поняла.

— Ты сказал, она родила, — прорезалась до сих пор пребывавшая в задумчивости Саша, — а ведь насколько я знаю, они не живородящие, они же из яиц вылупляются.

Тася очумело посмотрела на подругу, потом хмыкнула, заподозрив уже ее в розыгрыше. Но та и не думала смеяться, была серьезна, как никогда.

— Дикие вылупляются, — начал нехотя пояснять Горрий, вопрос ему не понравился, — а у Масси родятся.

— Стойте, — заорала Тася и даже руку для убедительности вытянула, — кто-то из нас сошел с ума! Родятся, вылупляются, это все про кого, про мифических животных, которых в природе не существует?

— Кончай базар, Таська! Ты не на нашей Земле и понятия не имеешь, что тут есть, вернее, кто, а кого нет. Не веришь мне, сходи в сарай, я там уже была, теперь твоя очередь. Горрий, а чем твоя Масси отличается от диких?

— Я устал, уже поздно, давайте спать, — последовал уклончивый ответ. По какой-то причине он не хотел распространяться об особенностях своего животного.

Горрий, как гостеприимный хозяин уступил им свою спальню, оставшись лежать, где был, на коврике, девицы удалились в другую комнату.

Кровать оказалась такой широкой, что в ней и троим не было бы тесно, но Саша постеснялась предложить ему такой вариант, а Тася вообще думала о другом.

— Слушай, а откуда ты знаешь, что они вылупляются?

— Ты про драконов? Да все из тех же фэнтези, сама разве не читала?

— Не помню. А откуда авторы такую фигню взяли? Может все вовсе не так?

— Все логично, Тась. На кого больше всего из животных похожи драконы? На крокодилов, а крокодилы из яиц получаются.

— Иди ты! — изумилась Тася, — такие здоровые твари и из яиц?

— Они же не сразу здоровые, сначала маленькие бывают, да и яйца наверно отличаются по размеру от куриных.

Утомленная Саша уснула сразу, как только взбудораженная подруга перестала ее донимать вопросами, а та еще долго ворочалась.

Приснилась Тасе сущая ерунда, она собралась сделать себе на завтрак яичницу, но из разбитого яйца показалась плоская головка змеи с раздвоенным языком. Потом та же змея вылезла из заварного чайника, из плетенки с маком, и в довершении всего, из косметички показалась все та же, до смерти надоевшая змеюка. Разозлившись настолько, что перестала бояться, она схватила обидчицу и вознамерилась выбросить ее в окно с шестого этажа, но в воздухе змея раздулась, стала огромной. Непонятно каким образом, но Тася оказалась на спине этой удивительной твари, от свиста ветра замерло сердце, город под ними сделался маленьким и плоским, они летели, и она захохотала от счастья.

Утром, подняв голову с подушки, которая почему-то больше напоминала диванный валик, чем милую ее сердцу квадратную пуховку, она не увидела рядом подруги. Вылетев из комнаты в одних панталонах и рубашке, она налетела на нее, выбив из рук котелок с водой.

— Ты чего носишься как укушенная? — раздосадовано поинтересовалась Саша, вытирая лужу на полу первой попавшейся тряпкой.

— Ага, посмотрела бы я на тебя, если бы ты проснулась в незнакомом месте в одиночестве, наверно, еще бы и не так носилась!

— Ты бы еще дольше спала. И кстати, ты в таком виде собираешься показаться на глаза Горрию?

— А где он?

— Только что вышел. Стой, сумасшедшая, куда ты?

— Да он еле ходит, надо же ему помочь.

— Чем ты ему поможешь? Он наверно в туалет пошел, вечером сколько жидкости выпил, как еще дотерпел-то. — Тася смутилась, но ненадолго.

Горрий появился только тогда, когда завтрак в виде все той же каши был уже готов. Тася всерьез намеревалась идти на его розыски, неизвестно, правда, куда. В туалетную будку она не собиралась заглядывать по причине девичьей стыдливости. Тасина стыдливость это что-то из области ненаучной фантастики. В сарай зайти она попросту боялась. Но и на месте ей не сиделось.

Тяжелой рысцой она бегала по дому, сметя на пол ненароком тяжеленную вазу, сей предмет просто не устоял, когда она проносилась мимо. Выглядывала во все окна и донимала подругу дурацкими вопросами, пока та не пригрозила ей большой ложкой, больше похожей на половник.

Но вот предмет ее метаний появился, все такой же усталый, но сияющий, аки солнце. Наконец, сели завтракать. Тася сначала навернула хорошую порцию каши, потом возроптала, что ее кормят одним и тем же, и не любит она эту кашу, вот не любит и все. Потратив на ропот некую толику энергии, она восполнила ее добавочной порцией и приступила к расспросам.

— А скажи, Егор, как там твоя Масяня поживает?

— Если ты про драконицу, то ее зовут Масси, — недоумевая, отозвался хозяин и снова расплылся в блаженной улыбке. Характерно, что по поводу своего собственного переименования он не протестовал.

— Я ж и говорю, Масяня, — даже не улыбнулась Тася, — давай, Егорушка, рассказывай.

— Все просто отлично. Я глазам своим не поверил, когда увидел, что их двое, ведь так почти никогда не бывает, — он захлебывался от счастья, что не мешало ему поглощать Сашкино варево.

— Кого двое, детенышей? — невозмутимо уточнила Тася, а сама подумала, как мало этому конкретному мужику надо для счастья, народились какие-то крокодильчики, и он уже готов прыгать от восторга.

Нет, что ни говори, а выродились мужики, что там, что здесь. Вся и разница, что там они прыгают от восторга не из-за паршивых монстров, а из-за новой тачки. Но на этих консервных банках, хотя бы ездить можно, а с драконихи что возьмешь? Ничего! Тут она вспомнила сон.

— Егор, а Масяня летать может? — Саша при этом вопросе замерла, не донеся ложку до рта.

— Масяня-то? Конечно, еще как летает. Тьфу ты, и я у тебя перенял.

— Не тушуйся, отличное имечко, еще благодарить меня будешь.

— Ты никак уже в полет собралась? — справилась с оторопью Саша.

— Приснилась мне чушь всякая. Прикинь, я на этой ящерице-переростке летала, но самое странное, что мне это нравилось.

— Нельзя сейчас на ней летать, — заволновался хозяин перевозочного средства, — у нее малыши, пока кормит, летать не будет. Как она бедняжка сама разродилась-то, чудо просто! Я в этом подвале только о ней и думал, не вовремя я туда угодил.

— Можно подумать, что тюряга вовремя бывает, — проворчала Тася, вылезая из-за стола с туго набитым животом.

— Почему чудо? — поинтересовалась Саша, перемывая посуду, — разве они не сами рожают?

Она вообще взяла все хозяйство на себя, полагая, что это самое малое, чем она может отблагодарить Горрия, за то, что вызволил их из неволи, за то, что приютил, за то, что кормятся они за его счет. Такие расчеты Тасе были чужды, она полагала это несущественными мелочами, правда, Саше всегда казалось, что та просто хорохорится.

— Обычно да, но Масси, — он замялся, — я же говорил, что она не как все. Яйцо снести и высидеть дело нехитрое, а родить сразу живого дракончика сложно очень, раньше я всегда помогал ей. А тут она сама справилась, знала, что меня нет, и сразу двоих принесла, разве не чудо?

Саша согласилась, что чудо, и, набравшись решимости, выразила желание сходить посмотреть на Масяню при свете дня. Тася недовольно насупилась, но поплелась за ними.

Дракониха лежала на боку, словно какая-нибудь ощенившаяся сука, под брюхом у нее копошилось что-то темное, почти черное. Но сама она была серого цвета и вся в морщинах и складочках, Саше она напомнила почему-то громадную черепаху, только без панциря, зато с крыльями.

— А чешуя где? Должна быть чешуя, а то какой же это дракон! — возгласила от двери Тася, не торопясь подходить поближе.

— Есть у нее чешуя, — обиделся за свою любимицу Горрий, — ты просто не видишь, подойди поближе.

— Мне и здесь не дует. Маловата она у тебя, все-таки не самолет, как на ней летать можно, не пойму.

— Ага, вижу, — обрадовалась Саша, приблизившись еще на шажок, — на спине, боках и лапах, да? О, и на хвосте тоже есть. А потрогать можно?

Саша погладила чешуйки хвоста, потом расхрабрилась и погладила лапу, внушающую уважение, со слоновью ногу толщиной, да еще когти такие, мама не горюй! То ли эти касания были слишком легкими для драконихи, то ли она была уверена в собственной неуязвимости, но никакой реакции не последовало. Масяня даже головы не повернула в ее сторону.

— Как ты можешь ее трогать? Холодная, склизкая, брр, — раздался совсем близко голос.

Саша вздрогнула от неожиданности. Это Тася незаметно подобралась вплотную и теперь взволнованно дышала за ее спиной, с опаской рассматривая тушу зверя вблизи.

— А вот и нет! — неизвестно чему радовалась Саша, — теплая и сухая. Я бы даже сказала, чересчур сухая, так и хочется ее кремом смазать, только для нее цистерна крема понадобится.

— Да, — с грустью подтвердил драконовладелец, — это у нее упадок сил, слишком много на роды потратила. Но ничего, еще день, два она потерпит, а потом я ей яблок и слив привезу целую тележку, она их любит, и витаминов в них много, а ей сейчас нужно.

— Скажешь тоже, сливы! Да ей, поди, мяса надо и побольше! — не поверила в вегетарианство драконихи Тася, — вон у нее морда какая, что она ее у тебя на яблоках такую что ли наела?

— Она все подряд ест, что на язык ей попадется, но фрукты и правда любит. — Словно в ответ на фразу хозяина Масяня высунула язык, сине-розового цвета, неимоверно длинный и принялась облизывать всю свою морду, особое внимание уделяя правому глазу, может что ей попало в него.

— Во дает! — проявила непосредственность Тася, с увлечением следя за гигиеническими процедурами твари, на которую раньше и смотреть не желала.

Насмотревшись на дракониху вдоволь, опять переместились в дом, и тут эйфория девиц поутихла. Тася размышляла о странном равнодушии Горрия, или Егора, как она его звала. Ведь не обращает, редиска этакая, на нее никакого внимания, не смотрит и все!

Живет он один, никаких следов женщины в доме не наблюдается, но и на евнуха не похож, должен по всем прикидках хоть как-то реагировать, а он ни тпру, ни ну. Просто-таки позор на ее голову. До чего докатилась, молодой мужчина не обращает на нее внимания.

Мысли Саши не были столь романтичными, зато более насущными. Домой раненого они доставили, оказали ему, так сказать, ответную любезность, пора и честь знать. Сколько можно на его шее сидеть? Надо уходить, не дожидаясь, пока на дверь укажут, вот только куда идти?

Горрий тоже притих, думая о чем-то своем, не замечая переменившегося настроения своих гостий. Вдруг он встрепенулся, подошел к окну. Девицы услышали конский дробный перестук копыт и насторожились.

— О, братец пожаловал. Дамы, знаете что? — обернулся он к ним, — я думаю, что вам лучше спрятаться в спальне, на всякий случай, и не выходить оттуда. Ночью он вас не рассмотрел, за мужчин принял, вот пусть и остается в таком заблуждении. — С этими словами, он вышел на улицу.

Девицы послушались, но из окошка поглядывали, осторожненько так, чтобы их не заметили. Спешившийся братец что-то объяснял Горрию, но говорил так тихо, что понять было невозможно, зато тот отвечал ему громко, может быть, специально для них.

— Да я их не знаю, встретил по дороге, они мне помогли, сам знаешь, в каком я виде был. Домой доставили, и след их простыл. Куда направились, не знаю, они мне не сообщили. А что ты про них так подробно выспрашиваешь, их кто-то ищет?

Девицы, услышав такую новость, переглянулись, вот не было печали! И без того непонятно, куда идти и что делать, а с погоней за спиной и вовсе кранты получаются.

— Нас ищут? — Бросилась к Горрию Тася, как только он вернулся в дом.

Саша молчала, но в глазах ее была уже не тревога, а обреченность. Ей никогда раньше не приходилось бывать в такой ситуации, и хотя размазней и пугливой дурочкой она не была, но сейчас у нее просто опускались руки. Если бы еще они были у себя, а так непонятно где, на неведомой планете, в стране, правила проживания в которой они не знают и некогда им учиться, того и гляди так влипнешь, что головы не снесешь.

— Увы, да. Я надеялся, что Иррий получил достаточно красноречивый урок и заречется затевать пакости, но нет. Он заявил на вас в стражу, и теперь по всей стране вас будут искать.

— Я вот чего не пойму, — заговорила после некоторого раздумья Саша, — почему он заявил о нас? Ты убил его дочь, мы же ничего ему не сделали, просто проходили мимо, когда его крестьяне нас поймали, объявив колдунами и отравителями.

— На дочь ему наплевать, я же вам говорил, и, в сущности, я ему услугу оказал, свернув ей шею. Сам по себе я ему не нужен, со мной связываться он никогда не будет. А зачем ему вы? Думаю, что тут все просто, выкуп за вас он так и не получил, а деньги ему ой как нужны.

— Ничего не поняла, — вмешалась Тася, — если ты ему не нужен, как ты оказался в его подвале?

— Это все Ирилла, подделала почерк отца, послала мне писульку с просьбой о встрече, от его имени, конечно. А когда я пришел, получил по голове и очнулся уже в милом подвальчике. Вряд ли Иррий вообще знал, что я там кукую.

— А что это она так с тобой невежливо, чем такую красивую девушку прогневил?

— Я отказался жениться на ней, еще тогда, когда ее отец был не управляющим в замке, а владел им, и уж вовсе не намерен был делать это, когда у нее ни денег, ни влияния. Да и характер у нее, прямо скажем, всегда отменно дрянной был.

— Ого! Так Иррий этот был замковладельцем? По его виду никогда такое не подумаешь, как фортуна своенравна. А почему он его утратил? Нет, мне просто интересно, а вдруг я тоже как-нибудь смогу себе замок приобрести, мне пойдет быть хозяйкой такой миленькой постройки.

— Иррий проиграл свое достояние в кости, когда был изрядно пьян. А если учесть, что пьет он крайне редко и весьма умеренно, то барон Дирр просто обвел его вокруг пальца, может, в вино чего подсыпал. Теперь Иррий надрывается, чтобы высылать деньги этому пустому хлыщу и бездельнику и каким-то образом скопить немалую сумму на выкуп замка. А что касается тебя, — тут Горрий внимательно посмотрел на Тасю и хмыкнул, — то стать замковладелицей тебе не грозит. Крупной собственностью владеют только мужчины.

— Да оставьте вы все эти замки и их владельцев в покое! Нам что делать? Идти нам некуда, денег на выкуп у нас тоже нет, как быть? — вскипела Саша.

Горрий задумался. Девицы смотрели на него и ждали, что-то он им скажет. При этом Тася была практически уверена в благоприятном исходе дела, зря, что ли она глазки ему строит, даже какие-то сдвиги в этом нелегком деле наметились. Он стал не просто на нее посматривать, но со значением, с каким, правда, пока неясно, но вот сейчас все и выяснится.

Саша особых иллюзий не питала, даже если он и не выгонит их сразу, то небольшая отсрочка их не спасет. Вопрос надо решать кардинально, придумать, как легализоваться, раз уж они попали в этот мир. Ведь этот Иррий, почему домогается именно их? Потому, что они никто, подозрительные личности без документов, а стало быть, никто о них не спросит, никто за них не накажет, что хочешь, то и делай с ними.

— Какое-то время вы вполне можете тут жить, — выдал на гора плод своих раздумий Горрий, — уж если я кормлю Масси, то и вас как-нибудь прокормлю, будете мне помогать в уходе.

Тася ждала лучшего, но все-таки сочла своим долгом продемонстрировать радость и оглянулась на подругу, обеспокоенная ее молчанием. Вот так она и знала, что та скиснет, на эту капризулю Сашку никогда не угодишь!

— Помочь, не вопрос, и едим мы не так уж много. Но что потом? Вот приехал твой брат священник, и ты велел нам спрятаться. А если нас все же увидит кто-то, что тогда?

— Брат мой жрец, но дело не в этом, а в том, что человек он довольно проницательный, вполне может догадаться, что вы женщины.

— Твой брат женоненавистник? — хихикнула Тася, почему-то такое предположение показалось ей смешным.

— Женщин он и правда не слишком жалует, но о ненависти не может быть речи. Вижу, что вы не понимаете сути проблемы. Женщин, которые надевают мужской костюм, ждет печальная участь, им отрубают голову.

На личико Таси стоило при этих словах посмотреть, в глазах ее стояло такое изумление, что она стала похожа на сову, причем на сову, внезапно сошедшую с ума.

— А если переодеться? — предложила Саша, заранее предвидя негативную реакцию, да и переодеваться им не во что.

— Что? Дамы, не сходите с ума! У меня, холостого мужчины, будут жить две незамужние женщины? Тогда плаха будет грозить уже мне.

— Да елки-то палки! — заорала Тася, выведенная из себя всеми этими невнятицами, — как ни кинь, все клин! Что за мир такой у вас тут? И за какие грехи только мы сюда угодили?

— Не ори, — поморщился Горрий, — я думаю, что вам стоит рассказать мне со всеми подробностями, как вы здесь оказались. Я, конечно, не мудрец, хотя и был некоторое время архиваром, но вдруг что умное в голову придет?

— Архивары, это кто такие? — поинтересовалась Тася, усаживаясь в самое удобное кресло. Саша же подвесила чайник на крюк, раз разговоры затягиваются, не худо было бы горло промочить. Рассказывать тоже пришлось ей. Подруга в это время продолжила дело охмурения хозяина. О, конечно же, в общих интересах, можно сказать, просто жертвовала собой.

— Архивары изучают науки.

— Ученая братия, значит, — заметила Тася, продолжая источать наисладчайшие улыбки.

По мере Сашиного рассказа, очень подробного, как и велено было, Горрий нахмурился. Тася торжествовала, посчитав его хмурость за признак ревности, подруга весьма красочно расписала обитателей лесного дома.

— Так я не один знаю о том, что вы женщины? Почему раньше не сказали? — сварливо осведомился слушатель.

— Так ты же, радость моя, не спрашивал, — сочла нужным вмешаться Тася.

— Это, во-первых, а во-вторых, откуда было нам знать, что это так важно? — уточнила Саша, вопросительно глядя. Она уже усвоила, что хозяин зря ни о чем не спрашивает, все имеет свой смысл.

— Я ведь не донес на вас, а должен был.

— Подумаешь, какое дело! Скажешь, что ничего не расчухал, — запросто отмахнулась от очередной страшилки Тася.

— Сказать-то я могу, только кто поверит? Ну ладно, у меня кое-какие мысли появились. Давай еще раз, когда и во сколько вы здесь появились, и откуда ветер дул. Вспоминай, это важно.

Какого числа и даже, во сколько примерно Саша знала, но вот на ветер внимания не обратила. Стали вдвоем с Тасей прикидывать так и эдак, чуть не переругались вдрызг, поскольку Тася настаивала, что ей дуло аккурат в попу, а Саша отстаивала левый бок.

На этот раз Горрий погрузился в столь глубокие размышления, вооружившись для чего-то карандашом и бумагой, что даже Тасю проняло любопытство. Но в его графиках она, конечно, ничего не поняла. А он еще и вычислял что-то. Саша глянула из-за его плеча мельком, пришла к выводу, что это астрология, в которой они с подругой ни бельмеса не понимают, и занялась делом.

Суп, который она сварила из овощей, кореньев, и полосок вяленого мяса, выданных ей по счету рачительным хозяином, уже благоухал на весь дом, вызывая голодную слюну, когда Горрий закончил свои странноватые вычисления. Но до еды он ничего говорить им не стал, невзирая на их умоляющие физиономии, многозначительно хмыкал и сиял себе потихоньку, гад этакий.

Саша разлила суп по мискам и разломила последнюю лепешку уже изрядно зачерствевшую. Лепешки заменяли здешним жителям хлеб, вот только где их покупать, или надо печь самим, тогда из чего? Все в этом мире, за что ни возьмись, сплошные вопросы.

— Дамы, появилась щель, — с самым самодовольным видом сообщил им Горрий.

— Ну, и где эта твоя щель? — сумрачно поинтересовалась Тася, заподозрив, что он просто над ними издевается. Саша молча ждала продолжения.

— Я говорю аллегорически, щель в тучах, окружающих вас. Ладно, ладно, не злитесь. По моим расчетам выходит, что вас во время своих опытов зацепил Альборрий. Этот старый гриб много лет возглавлял Высший Совет Архиваров, потом он ухитрился перессориться буквально со всеми и ушел жить в Гиблый лес. Собственно говоря, он и стал прозываться Гиблым из-за него, раньше это был лес, как лес, ничего особенного. Но с тех пор как он построил себе здесь дом и лабораторию при нем, это уже лет сто будет, люди стали бояться ходить сюда. Вы и сами заметили, наверно, что кругом очень малолюдно.

— Так вы чего, живете так долго? — заинтересовалась Тася вопросами геронтологии.

— Значит, мы находимся в Гиблом лесу? И что нам это название дает? — это уже Саша.

— Живем мы по-разному, кто по триста лет, кто по сто пятьдесят, а кое-кто, например рабочие на рудниках, и до ста не дотягивают, — рассеянно отозвался Горрий. — Дело не в названии леса, дело в Альборрии. Я так разумею, что он проводил какие-то опыты и нечаянно выхватил вас из вашего мира сюда, вполне может быть, что и не заметил этого. Я у него как-то видел всякие диковинные устройства, не из вашего ли мира он их таскает? Потому и не показывает никому, что не сам делает, а крадет потихоньку. — Последние соображения увлекли Горрия, он начал их обдумывать, на губах его блуждала ехидная улыбочка.

— Как ты думаешь? — отвлекла его от сладких мыслей Саша, — если мы пойдем к нему и попросим отправить нас обратно, он так и сделает?

— Думаю, сделает. Старик он строптивый и несговорчивый, но кое-какие понятия о справедливости имеет, а ведь это его вина, что вы тут мыкаетесь, не зная, что делать и куда податься. По крайней мере, это шанс, ничего другого мне на ум не приходит.

— И что, нам уже с вещичками на выход? — недовольно спросила Тася. Дальше обманывать себя не было смысла, этот змеевладелец, эта скотина, цацкающаяся с драконами, рад избавиться от них, даже не скрывает своих намерений.

Саша, посмотрев в окно, обнаружила, что уже темнеет, куда тащиться, на ночь глядя? Горрий был с ней солидарен. Больше того, он заявил, что и завтра они, скорее всего, никуда не отправятся. Надо лепешек напечь в дорогу, идти пешком не меньше трех дней, оголодают совсем без провизии. Тася немного приободрилась, выметаться, сей момент не требуется, а там видно будет, как еще карты лягут. Она на сон грядущий попробовала еще расспросить его про тех странных людей в лесном доме.

Горрий ответил, что он сам бы очень хотел знать, что это за люди, никогда о таких не слышал, и не имеет никаких догадок на сей счет.

Пошел второй день их пути. Нет, не так, пошел второй день нового отрезка их пути. Сам путь Саше представлялся уже каким-то бесконечным. В этом странном мире они только и делают, что совершают пешие переходы большой длительности, словно в марафонцы готовятся.

Тася сначала была занята тем, что на все лады ругала Горрия, за то, что выгнал их. Подруга ей не возражала, бесполезно, она и сама знает, что никто их не выгонял, что идти надо, но такая уж у нее натура, что во всех приключающихся бедах и неприятностях должен быть хоть кто-нибудь виноват, чтобы было на ком зло сорвать.

Ночь прошла неважно, поскольку спать пришлось на земле. Мало того, что было холодновато, а под утро и вовсе, колотун бил, так еще и ходил кто-то в кустах, хворостом хрустел, часто дышал, даже вроде бы похрюкивал тихонько.

Девицы жалели, что так опрометчиво отказались взять кресало, поскольку ни у одной ничего с ним не получилось, сколько ни бились. Теперь им казалось, что как-нибудь бы сладили, высекли огонь, зажгли бы костерок. С костром не страшно, и погрелись бы. Самое обидное, что Тася вспомнила, ведь была у нее при себе зажигалка, она любила иногда подымить хорошей сигареткой после рюмки, другой. Но при переодевании ее забрали и, как подозревала Тася, выбросили.

Наутро обнаружили вокруг стоянки следы какого-то зверя, но довольно маленькие, можно было и не трястись так от страха, только, кто же знал?

— Сколько у нас еще ночевок, две? — мрачно осведомилась Тася, — на земле больше спать не будем, на дерево залезем, все опытные путешественники так делают. Кстати, а чего мы в этот раз так не сделали?

— И куда бы ты залезла? Вокруг были либо тонкие березки, либо кустарник, либо высоченные сосны, нижние ветки которых даже тебе не достать в прыжке, а обо мне и говорить нечего. Залезать по стволу мы с тобой не умеем, как-то не пришло в голову научиться.

— Да, это мы с тобой явно маху дали. Впрочем, ствол у сосны весь в смоле, не очень-то полазишь, если и не приклеишься намертво, то извозишься так, что уж ничем не отчистишь.

На вторую ночь им повезло, полянка, которую они себе облюбовали под ночлег, заросла деревьями, с удобно расположенными, толстыми ветвями, на них они и взгромоздились с удовольствием. Удовольствие это продлилось минут пять, не больше.

— Какой, интересно бы знать, гад сказал, что на дереве можно расположиться с удобством? — гневно вопросила пространство Тася, после того, как только чудом не сверзилась со своего насеста, пытаясь мало-мальски комфортно устроиться. — Ноги не знаешь, куда девать, руки затекли от хватания, задница вообще скоро отвалится, и это называется ночевка? А если усну, то свалюсь непременно, что делать будем?

— Будем спускаться, — мудро рассудила Саша, — убедились в очередной раз в своей глупости, можно и слезть.

— Глупость, потому что поверили в эти россказни? — пропыхтела подруга, пытаясь нащупать ногой ветку пониже. Спускаться оказалось даже сложнее, чем лезть наверх.

— Потому, что думать не научились. Мы же не обезьяны, чтобы спать просто так на ветках, привязываться надо, а мы никаких веревок с собой не взяли, а у Горрия наверняка они есть.

— Ох, не говори мне про этого предателя, мне еще хуже делается.

— Неужели ты на самом деле рассчитывала, что он возьмет на себя все наши проблемы? Вот просто так, возьмет и все, как благородный рыцарь из куртуазного дамского романа?

— Почему бы и нет? Ведь писали о таких в книгах, значит, все возможно.

— Потому и писали, что в реальности никого даже отдаленно подобного нет, для утешения страждущего сердца, так сказать.

— Ты пессимистка, Саша!

— Оптимистка ты моя! Подожду, когда очередной раз заноешь.

Ждать долго не пришлось, пошел мелкий дождь, на земле спать стало совсем невозможно. Так бы и сидели они мокрые, несчастные, обнявшись для тепла и проклиная горькую свою судьбу, но на глаза попалась елка. Вернее, она попалась Тасе под руку, вставая с корточек по причине затекших ног, она ухватилась за еловую лапу, укололась и заблажила дурниной. Не отвечая на жалобы подруги, Сашка полезла под шатер нижних ветвей и вскоре позвала ее к себе.

Ель явилась для них откровением, сродни чуду. Дождь идет, трава, мох, палые листья и земля, все мокрое, а под елкой тишь, сушь, благодать. Даже Тася признала, что здесь почти уютно.

Утром Тася проснулась первая, открыла глаза, потянулась, разглядела сквозь густые ветви проблески солнца и заулыбалась. Перевела взгляд на подругу и улыбка ее увяла. Саша спала на спине, а на ее животе устроилась какая-то мохнатая веревка, свернутая кольцом. Некоторое время Тася дивилась, откуда взялось это приобретение, еще накануне ничего подобного у подруги не было. Хотела потрогать, но не решилась, так и пялилась, полнясь нехорошим предчувствием.

Саша пошевелилась во сне, веревка подняла круглую голову с черными бусинками глаз, повела ею по сторонам и вдруг скользнула в траву, да так быстро, что глядевшая во все глаза Тася, так и не заметила, куда делась эта тварь. Даже не поняла, уползла она, или убежала, так мгновенно все произошло. Не церемонясь, она задрала на Сашке одежду, чтобы посмотреть на живот, живот был бел и чист.

— Так, и что это было? Только не говори мне, что ты после Горрия разочаровалась в мужчинах окончательно и вздумала податься в лесбиянки, а начать решила с меня для тренировки?

Тасин рассказ, которая как могла живописала прошедший ужас, почему-то ее не впечатлил.

— Многоножка какая-то, наверно, — зевая, заявила она.

— И ты так спокойно об этом говоришь? Да они же смертельно ядовиты!

— Откуда это известно?

— Майн Рид, «Всадник без головы».

— Ну, тогда, конечно. Он был большим специалистом в этом вопросе, я не уверена, что он когда-либо видел хоть одну. Насколько я помню, он из своей Англии и не выезжал ни разу.

— Думаешь?

— Даже не собираюсь. Вперед, нам еще один дневной переход остался. И по одной лепешке на нос.

Тася заныла, что можно было бы отдохнуть под елочкой еще часок, что она не выспалась, что ноги болят просто зверски, что одна лепешка, это издевательство над ее желудком. Подумав, добавила, что вот не дойдут они к вечеру, просто не успеют, и вообще, еще вопрос, правильно ли они идут, не доверяет она Сашкиной ориентации на местности. Вот сколько жалоб сразу у нее оказалось, и все крайне серьезные.

Саша слушала, кивала или хмыкала, и все это время они шли и шли в хорошем темпе, взятом сначала. Саша давно убедилась, что какой темп сразу возьмешь, таков и результат похода будет. Пойдешь не спеша, с прохладцей и фиг куда попадешь. С прохладцей лично она даже поход по грибы рекомендовать бы не стала. Кстати, здесь грибов отчего-то нет, ни одного не попалось, а уж они по этому лесу ходят как нанятые.

Удивительное дело, к искомому объекту они вышли, когда солнце еще только начало валиться за верхушки сосен. Саша даже глазам своим не поверила, огляделась и замерла.

— Тась, мне это кажется, или? — Та поспешно огляделась.

— А вот ни фига тебе не кажется! Мы здесь уже были, узнаю эту домушку! Нет, но каков индюк! Мало того, что выдернул нас сюда, так еще переодел и заставил ходить по кругу, как каких-нибудь цирковых пони! Гад, гад, сто раз гад! Ну, я ему сейчас оба глаза на пятку натяну! Он у меня сейчас попляшет!

— Тась, не расходись. Мы пока точно не знаем. И даже если это он, то вспомни, какие у него слуги, скрутят в бараний рог, пикнуть не успеем. Чтобы он ни наворотил, если это он, конечно, мы все равно идем просителями к нему. Заставить его мы не можем, можем только просить. Поняла? Дело слишком серьезное, чтобы можно было фанфаронить.

Саша поднялась на крыльцо и осмотрела дверь. Кольцо на двери было, но вроде бы, не совсем такое. Впрочем, тогда она его не видела, а ощущала рукой, а это большая разница. Она сразу постучала громко и тут же услышала шум шагов в ответ. На всякий случай сошла с крыльца, дверь открывалась таким образом, что ею можно было сбить с ног неосторожного посетителя. Скрежета засова не последовало, провернулся в скважине ключ.

Перед девицами предстал старик, небольшого роста, весь седой, благообразный, глаза, скрытые под густыми белыми бровями смотрели настороженно.

— Вы Альборрий? Мы к вам по серьезному делу, — взяла сразу Александра быка за рога.

— Знаю я про ваше дело, — вздохнул старик, — придется вам подождать, у меня опыт идет, нельзя прерывать, а то такая беда случится, не приведи Всеблагой. Здесь, на полянке будете ждать.

— Долго ждать-то, дедуль? — вмешалась неугомонная Тася, состроила жалобную рожицу и посмотрела на колдуна умоляюще, — может в дом пустишь? Устали мы, как не знаю кто. — В ответ дед раздул ноздри, громко фыркнул и ушел в дом, не забыв запереть за собой дверь.

— Че делать станем, Саш?

— А что мы можем сделать? Только то, что велено, ждать. Располагайся на травке, здесь она хотя бы мягкая, зеленая еще.

— Как ты думаешь, откуда он про нас знает, неужели Егор как-то исхитрился сообщить ему?

— Если только голубиной почтой. Альборрий вполне мог нас во время переноса видеть и запомнить.

Девицы сначала сидели на траве, потом лежали на боку, переговариваясь вполголоса, и незаметно уснули, утомленные долгой дорогой. В окнах дома сверкали вспышки, походившие на огонь ацетиленовой горелки при сварочных работах, по крыше пробегали желтые, малиновые, зеленые цепочки огоньков, дом гудел и сотрясался, они сладко спали.

Пробуждение было не из легких, голова сильно болела, и подташнивало тоже не слабо. Пили они что ли накануне? Да вроде бы нет. Ах, да, они же уснули прямо во дворе у колдуна, в ожидании аудиенции. А что так трясет-то? Словно на телеге!

— Ну, вы и сильны спать, девки! — прогудел прямо над ухом незнакомый мужской голос. Саша заулыбалась, не открывая глаз. Слава, тебе, Господи! Все это только приснилось ей, пока ехали в такси. Расскажет Тасе, вместе посмеются. Они у себя, а не в каком-то странном мире, а раз у себя, то все поправимо, все как надо.

Открыв глаза, она некоторое время недоуменно таращилась, силясь понять обстановку. То, что это не такси, стало понятно сразу, не бывает у такси полотняного верха. Она повернула голову набок и натолкнулась взглядом, на улыбчивое мужское лицо, обрамленное рыжей растительностью, словно некой экзотической рамочкой.

— Доброе утро, — сказала она растерянно.

— Да какое утро, уж день давно на дворе, а вы все дрыхнете! Если вы так и работать станете, то выгоню, вот видит Всеблагой, выгоню! — угроза прозвучала весело и потому не страшно, — али кавалеры какие всю ночь спать мешали? Я против кавалеров ничего не имею, все равно вас не удержишь, все бабы слабы на передок, а уж балаганные в особенности. Но работать все одно надо, жрать-то что будете?

Видимо Тася, дрыхнувшая рядом, из всего сказанного услышала только последнюю фразу, потому, что, повернувшись на другой бок, сонно почмокала губами, собираясь спать дальше.

— Ты бы, дедуль, не мешал спать, мы позавтракаем попозже, отвянь пока.

— Подъем, девки, жрать и за работу! — гаркнул рыжеволосый уже более сердито.

Саша пнула подругу кулаком в бок. Не стоило сердить незнакомца. Судя по всему, жизнь совершила очередной кульбит, не поставив их заранее о том в известность. Кажется, скоро она уж вообще перестанет удивляться чему-либо. Тася подскочила на месте, ударившись локтем о какую-то раскрашенную дрыну, подвернувшуюся под бок. Обведя глазами скудное пространство, она скривилась.

— И где мы на этот раз? — судя по всему, она уже тоже не удивлялась приключениям, сыпавшимся на них так, словно кто нарочно из мешка на них тряс.

После завтрака, состоявшего из куска лепешки и куска сыра, сделанного не иначе, как в прошлом веке, и половины кружки кислого винца, рыжий объяснил им диспозицию.

— Меня зовут Альсин, лучше обращаться господин Альсин, но можно и дядюшка, я добрый. Это когда все свои, когда посторонние, будете звать отцом, это понятно?

— Нет, не понятно, — дерзко отозвалась Тася, озираясь вокруг в поисках дополнительного съестного, — на фига нам сдался такой папаша?

— Не злите меня, девки! Я не собираюсь платить налог за наемных работников, а так семейное дело, платить придется меньше. Все так делают. Поели? Живо за работу!

— А чего делать-то надо, папаша? Ты бы объяснил толком, мы смышленые, — отдохнувшая и почти наевшаяся Тася была сама любезность. Рассылала улыбки вокруг, косилась на угрюмого парня, возившегося с какой-то упряжью, но и квелых девиц, в количестве двух штук, не оставляла своим вниманием.

Балаган оказался не передвижным цирком, типа шапито, как они уж было решили, а разъездным театром в самом, что ни на есть убогом своем варианте. Мало того, что пьесы ставились весьма примитивные, в двух небольших действиях, так еще и способ игры был какой-то буффонадный. Девицы сначала не поняли, чего от них хочет дядюшка Альсин, принявшийся критиковать и высмеивать их приемы, конечно, далекие от игры настоящих театральных корифеев, но вполне приличные для балагана.

— Ты тиран и сатрап, милый дядюшка! — заявила ему Тася, после третьей неудачной попытки, — сам бы и играл тогда! Ни фига непонятно, чего ты от меня хочешь, вот так что ли? — и она прошлась по утоптанной луговине, временно заменяющей сцену, вихляясь изо всех сил и вздымая зачем-то руки, хотя по роли ничего такого вроде бы не требовалось.

— Умница, красавица, ведь можешь же! А с руками так вообще находка, непременно так и делай, — пришел рыжий дядюшка в восторг. Тася ехидно хмыкнула, но промолчала. В принципе, фиглярство было частью ее натуры, ничего придумывать ей не требовалось.

Саше было труднее. По натуре скрытная, не любящая лишних взглядов, и аффектации, она внутренне морщилась от всей этой клоунады, да и получалось у нее не так органично, как у подруги, но делала, как говорят.

«Труппа дядюшки Альсина», так она официально именовалась, состояла из него самого, он был не только владельцем, но и играл благородных отцов или не менее благородных покровителей. Его жены-инвалида, что-то у нее было с ногами, передвигалась она с трудом, поэтому не играла, но готовила, шила, и подсчитывала дебет-кредит. Их угрюмого детины сына, то ли чересчур молчаливого, то ли немого, он ухаживал за лошадьми, и все декорации тоже были на его попечении. И двух девиц, молодых, но уже немного потертых от разъездной жизни.

Одна маленькая и жеманная со странным именем Диди, играла романтических героинь, другая высокая и тощая Нинет, даже выше Таси, играла мужские роли и все время ходила в мужских тряпках, видимо балаганным это не возбранялось. Была у них раньше еще парочка девиц, но одна из них три месяца назад скончалась от неудачных родов, а вторая неделю назад сбежала с любовником.

Поэтому дядюшка был просто счастлив, когда знакомый аптекарь Альбар, сгрузил ему двух опоенных сонным зельем девиц, по его словам просто мечтающих выступать в балагане. Выслушав эту версию, девицы переглянулись. Они хорошо помнили, что ничего не ели и не пили перед сном, а тот, кто так подло их подставил, теперь уже второй раз, вовсе не был аптекарем.

— А почему он нас опоил, он тебе, дядюшка, не объяснил случаем? — осведомилась Тася, поправляя обширное декольте, выданного ей женского наряда, пошитого из такой дерюги, которая только для мытья полов и годилась. Сверху дерюга была обшита рюшами ядовито-желтого и ярко-розового цвета. А на заднице еще и бант болтался. Цыганки из табора отдыхают!

— Сказал, а как же, — рассеянно отозвался рыжий, любуясь несказанной красоты платьем, туго натянутым на тело, очевидно, его прежняя владелица уступала габаритами Тасе. — Что же, разве я простак, чтобы мне всучили два чуть ли не трупа без всяких пояснений? Он сказал, что он вам чего-то должен, но ему некогда, вот он вас успокоил немного и привез мне, временно, так сказать, — не выдержав, дядюшка, не стесняясь сидящей неподалеку жены, принялся помогать примеривать платье.

Помощь его выразилась в том, что он похлопал по приляпанному на турнюре банту и подмигнул Тасе, мол, дружеский жест. Та так же дружески хлопнула его по плечу, он растянулся на траве, предварительно отлетев на метр. Тася помогла подняться работодателю, даже отряхнула его, незаметно сунув ему кулаком под ребра. Урок ему не понравился, но был усвоен, а это главное.

— А что, девки, так и вправду веселее будет, — прошелся он перед ними павлином. Замечание относилось к тому факту, что сначала он иначе распределил роли. Как и в предыдущей паре, маленькая, то есть Саша, должна была играть женские роли, а дылда Тася мужские. Но обе заартачились. Подумав, Альсин решил, что Сашка будет комично смотреться в роли кавалера, соперника основного ухажера героини.

— А насколько временно, он не пояснил? — поинтересовалась Саша.

— Месяца на три, что ли. Но если вам у меня понравится, можете и дальше оставаться, — как можно равнодушнее ответил рыжий.

Он уже понял, что эти новенькие куда умнее и грамотнее всех его предыдущих актрисулек, или шутих, как тут называлась сия профессия, и будут ему весьма полезны. Надо только продумать, как их лучше использовать. Он уже и с женой, верной и испытанной соратницей во всех, без исключения делах, успел перемигнуться.

— Ты слышала? Три месяца! — тем временем вполголоса поинтересовалась Сашка у подруги, — ну не сволочь ли этот маг?

— Да ладно, не бери в голову. Подумаешь, всего три месяца, не выкрутимся что ли? Да я им тут такой театр-буфф пополам с цирком забацаю, чертям в аду жарко станет! Зато при балагане не страшно, а то у них тут какая-то странная мода, чуть что, сразу голову рубить. Перекантуемся пока, а там видно будет. — Успокоив, таким образом подругу, она отправилась торговаться с дядюшкой.

Этот рыжий жмот объявил, что вычтет из ее будущего жалованья за выданное в кредит платье, а сам мужской, весьма нехилый по сравнению с платьем, наряд, в котором Тася раньше щеголяла, втихую прикарманил. Договорились они быстро, судя по всем переговорам, Тася выбивалась в фаворитки, отказать ей он решительно ни в чем не мог.

Ближе к вечеру они прибыли в городок, но несколько позже, чем рассчитывали. У второго фургона, в котором ехали сын, жена рыжего и хранился основной реквизит, слетело колесо, кажется, ось подломилась. Чинились не меньше часа. В довершение неприятностей пошел дождь. Альсин пришел в дурное настроение и начал бурчать на всех подряд, больше всего доставалось почему-то Нинет, но она так мало обращала на это внимания, что хозяин только зря тратил на нее силы.

Плохое настроение объяснилось уже в городке. Никакого здания театра естественно не существовало. На городской площади, чуть в стороне от торговых рядов были сколочены скамьи и помост, вот и все убранство. Только один ряд скамей для самых именитых горожан имел навес, вот он и был заполнен зрителями, еще несколько человек имели при себе нечто вроде деревянных зонтиков, только не круглых, а квадратных. Зонтики были громоздкими, неудобными и мало кто мог позволить себе их иметь.

Из всего этого вполне естественно следовало, что сбор оказался вполовину меньше ожидаемого. Такова судьба бродячих артистов, сегодня сыт, а завтра нет даже горбушки хлеба. А что касается их хваленой свободы, то фигушки вам, нет ее.

Едва сложили декорации в фургон, как набежавшие стражники прогнали за городские ворота. Оказывается артистам ночевать в городе не дозволено по закону. Конечно, далеко они не уехали, встали тут же, под стенами. Во-первых, потому, что так более безопасно, а во-вторых, потому, что Альсин надеялся завтра дать еще одно представление и добрать недостающие средства.

Ночевали, как ехали, только хозяин ушел во второй фургон к жене. Спали вповалку, не раздеваясь, словно бомжи какие-то и Тася начала бормотать, что ей это уже не нравится, что долго такое безобразие она не выдержит, что это варварство и еще много чего. Саша ее не слушала, и без ее напрасных сетований на сердце царил сплошной мрак.

На следующий день все также шел дождь, небо было низким, серым и по всему чувствовалось, что такая погода надолго, как обычно и бывает осенью. Все сидели по фургонам, правда днем сын Альсина сходил в какой-то кабак и принес две жареных курицы, круг свиной, жирнющей колбасы домашнего приготовления, здоровую ковригу хлеба, несколько яблок и две литровых бутыли местного, мутного вина, больше напоминающего сильно разбавленный самогон, на этом и продержались сутки.

В первом фургоне имелся широкий плащ с капюшоном, в нем девицы выбегали под дождь, одевая по очереди, когда подпирала нужда. А так болтали о всякой ерунде, подспудно выспрашивая Нинет и Диди о нравах и обычаях здешней жизни. Прямо ни о чем не спрашивали, поскольку чревато было встречными недоуменными вопросами, как это они ухитрились дожить до такого возраста, совсем ничего не зная и не ведая.

Тася интересовалась заработками и кавалерами. Сашу в свою очередь волновало, как балаганные перебиваются зимой. Все эти вопросы оказались увязаны в один узел. Зимой работы для балаганных никакой нет, живут на то, что заработали до этого или нанимаются прачками, стряпухами, прислугой, кто как, в общем. В деревнях почти не заработаешь, у крестьян денег мало и расстаются они с ними только в крайних случаях. В маленьких городках и сборы небольшие, в больших побогаче, но налоги дерут там нещадно, стражников много, все хотят сытно жить.

Самая везуха бывает, когда кто-нибудь из благородных господ приглашает дать представление в замке. Вот тогда и денег насыплют, и наешься до отвала, а иногда так везет, что даже помыться можно бывает. Нинет и Диди начали ностальгически вспоминать, когда такое счастье у них случалось. Девицы с ужасом поняли, что если удастся несколько раз в год помыться, то это везение несказанное, им от таких сведений сделалось как-то нехорошо.

На третий день стало ясно, что хорошей погоды под этими стенами им не дождаться, тронулись в путь. Ехали медленно и тяжело, от продолжительного дождя дороги развезло, колеса увязали в грязи. Ночевали в поле, слегка съехав на обочину. Зато утром дождь стал куда тише, серые облака быстро скользили по небу, появилась надежда, что погода смилуется над бедными путниками.

И она таки смилостивилась. Дождь кончился еще до обеда, выглянуло солнце, заиграло на влажной траве и листьях, белесый пар стал подниматься над землей. Почва курилась, просыхая, но поднявшийся ветер разогнал дымку, а заодно и облака. Тепло стало как летом. Саша оглянувшись, удивилась, деревья вдоль обочин стояли совсем зеленые, ни намека на желтизну. На ее удивленный вопрос ответил Альсин, правивший фургоном.

Оказалось, что эти места находятся южнее, здесь осень еще только собирается перейти в наступление. А пока она собирается, то плача дождем, то смеясь и радуясь вместе с солнцем, вполне можно давать представления. Мошна труппы пустовата, из-за девиц, не вовремя их покинувших, а здесь можно подзаработать.

Ничего себе выраженьице! Ладно, про ту, что пристроилась у мужского бока так еще можно сказать, но про ту, что умерла при родах? А если еще учесть, что беременна она была от хозяина, как им насплетничали актерки, то можно только поражаться его редкостной черствости.

Впрочем, как следует подумав, Саша отсоветовала себе поражаться. Жизнь он ведет такую, что не позавидуешь, каждый день борьба за выживание, причем борьба без всяких снисхождений, да и опасностей разных целая куча подстерегает на каждом шагу, всякого насмотрелся, ко всему привык. И не озлобился, характер у него, вроде бы, вполне приличный, ладить с ним можно.