Бесплатный фрагмент - Помещик

Пролог

Корень зла

Наше прошлое, особенно время застоя не так красиво и приятно, хотя многие и ностальгируют о нем, забывая о том, что КПСС была руководящей и направляющей силой и мела право на истину в последней инстанции. Ну, а о «сухом законе» и говорить не приходится. Происходящее тогда напоминало театр абсурда, но люди не унывали и играли свои роли в меру своих сил и таланта. То, что «голь на выдумку хитра» никто отрицать не будет. Ну, а как на это еще посмотреть?

В литературе существуют разные жанры, такие как: кровавый, боевик, фэнтези, мистика, авантюрный роман, фальшивые мемуары, эко хоррор и всякая другая «хрень» и ничего, — издаются и читаются. Про современные жанры и издания книг говорить можно много, но все они имеют своих приверженцев. Не важно, какой жанр вы любите, главное — наслаждаться чтением и находить в книгах то, что действительно кажется интересным. Ведь каждый из нас имеет свои предпочтения, свои любимые миры и истории, в которые мы с удовольствием погружаемся снова и снова. А если так, то и безобидный гротеск о нашем не таком- уж давнем прошлом тоже имеет право на существование и говорит в пользу оного.

Для тех, кто не посвящен вот, пожалуйста, определение: «Гротеск это художественный образ, построенный на преувеличении и контрасте. Это в высшей степени необычное и фантастическое изображение чего-либо, как правило — уродливое или забавное, соединяющее в себе реальность и вымысел».

Это было благодатное время застоя в эпоху развитого социализма. Страна, надежно отделенная от тлетворного влияния загнивающего Запада железным занавесом, проходящего в аккурат по берлинской стене, жила тихой размеренной жизнью. Слава Богу, войны не было!

Государством руководила Коммунистическая партия Советского Союза (КПСС), партией руководил Центральный Комитет КПСС (ЦК КПСС), а центральным комитетом добрейший дядька Леонид Ильич Брежнев. Всё шло своим чередом. Рядовые граждане пять раз в неделю посещали работу, выполняя задачи, поставленные Госпланом СССР, а в выходные посещали бани, рюмочные, музеи, галереи и другие заведения, в зависимости от того места где они проживали. В Москву и другие города рангом пониже ещё не отправлялись «колбасные поезда», зато к мощам вождя всех трудящихся и порабощенных, можно сказать мессии, лежащем в мавзолее на Красной площади, очередь выстраивалась змеей, хвост которой заворачивал к вечному огню и далее терялся в глубине Александровского сада.

Западный империализм грозился войною и сыпал обещаниями покончить с коммунистической заразой, но Советский Союз, имея атомный кулак в виде ракет разной дальности, а также Варшавский договор и Содружество экономической взаимопомощи, воспринимал эти угрозы с презрением и снисходительностью.

Обывателю было спокойно за спиной партии, а партия старалась, чтобы так было и впредь. Она контролировала не только внешнюю политику и жизнь внутри государства, ставя перспективные задачи на пленумах ЦК и съездах КПСС, но и на местах строго следила за исполнением партийной дисциплины. Партийные лидеры разных уровней должны были быть ближе к народу и не отрываться от народных масс, а те, кто забывал эту заповедь, строго наказывали взысканиями по партийной линии вплоть до отлучения быть бескорыстным борцом за идею и лишением хлебных должностей. К такому укладу привыкли уже все, и потихоньку нарушать и расширять рамки закона тоже стали все. Партийный аппарат на местах выявлял особо отличавшихся и подвергал их публичной порке, чтобы другим не повадно было, показывая своё ревностное служение рядовым гражданам. А те, видя не прикрытое фарисейство власть предержащих тихо роптали, и отводили душу на кухне, делясь друг с другом солеными анекдотами про партийное руководство. Уже невозможно было скрыть за фасадом лицемерия, барство и чванливость партийных чиновников. Поэтому живя по принципу: «Голь на выдумку хитра» простые граждане Советского Союза старались как могли, в улучшении своего благосостояния, активно помогая друг другу. ОБХСС пресекали только крупные хищения социалистической собственности, а за мелкие, в условиях тотального дефицита, можно было привлекать к ответственности каждого без суда и следствия.

Железный занавес тоже был не безупречен. Через его бреши в Союз проникал трупный запах его разложения в виде: жевательной резинки, сигарет, пластинок поп музыки, алкоголя, джинсов, кроссовок и печатной продукции, начиная от журналов плейбой, и заканчивая писателями диссидентами, такими как: Солженицин, Булгаков и другими. На радость фарцовщикам процветали «Березки», которые «рубили капусту», «впаривая» «самострок» джинсы за «грины» или боны. Спец. службы в лице доблестной милиции и даже КГБ, боролись с этим не только в городах, но и на таможне, оформляя «конфискат», который малой частью уничтожался, как положено, а большей частью негласно попадал к руководителям высшего и среднего звена. Нередко, расписывая пульку на даче такого управленца, можно было видеть как по пятницам, после работы удобно расположившись в кресле они, собравшись в компанию, лениво кинув карту на сукно стола, потягивали шотландский виски и попыхивали гаванскими сигарами или сигаретами «Мальборо». А их супруги, расположившись в другой комнате, со стыдливостью и интересом рассматривали нижнее белье на полуголых западных моделях: как женщин, так и молодых мужчин типа «мачо». Но это, никоим образом не касалось политики. Все было тихо и мирно. Все верили в завтрашний день. Каждый имел то, что при желании мог поиметь, но говорить об этом, или тем более кичиться этим, было не принято и пресекалось партийными комиссиями на местах.

Да что говорить…, времена были хорошие, это вам подтвердит руководитель любого, уровня, начиная от среднего звена тех лет. Планы выполнялись не ниже чем от ста с половиной до ста двух процентов, и этого было достаточно. При большем выполнении сразу попадешь в поле зрения комиссии, потом в передовики, а потом делись опытом. Да и так, при отчете, например на сто два процента, на следующий год ставилась задача выполнения уже не менее, чем на сто два процента. А кому это надо? Нет, это уже был перебор. Ведь и при таком выполнении годовых и месячных планов, пятилетки выполнялись за четыре года, — куда же лучше!? По-другому, не должно было быть. Партия ставила задачи, и они выполнялись безоговорочно. Росло число передовиков, — на них равнялись и брали пример, и самым главным из них был никто–ни будь, а сам Генеральный секретарь ЦК КПСС, четырежды герой социалистического труда. Поэтому «выкладываться» приходилось «по — полной», другого выхода не было.

И все было бы не плохо, если бы не началась прямо-таки эпидемия среди высшего руководства партии. После упокоения у Кремлевской стены незабвенного Леонида Ильича за три года сменилось три Генеральных секретаря, в среднем по одному в год. Все они полагали, что одной из причин застоя советской экономики является: «Общий упадок морально-нравственных ценностей „строителей коммунизма“ и халатное отношение к труду, в котором был повинен массовый алкоголизм».

И вот, наконец, на высший пост вступил крепкий и здоровый крестьянский сын из Ставрополья — Михаил Сергеевич Горбачев, порадовавший народ «Перестройкой…» и рядом постановлений, а в конце концов не на шутку объявивший борьбу с пьянством и алкоголизмом, искоренении самогоноварения, — Указом Президиума Верховного Совета СССР.

«Так вот он корень зла?! — удивился рядовой гражданин. И что теперь делать скажите, пожалуйста»?

Ну, что, что? Включить фантазию и представить себе где-то не очень, а где-то и широко -на всю «Ивановскую», с юмором в гротесковом формате, что описанное далее вполне могло быть в условиях развитого социализма. Но главное искоренить заразу и дело с концом. Борьба так борьба. Им сверху видней. За дело товарищи к построению светлого будущего!

Глава 1. Барин

По выходным с пятницы выезжая на дачу, он перевоплощался, входя в роль помещика. Он и жену приобщил к такому же восприятию жизни. Она не возражала, а только тихо потакала причудам собственника, лишь бы он не впадал в хандру и на этой почве лишний раз не прикладывался к стопке.

А муж, — типичный представитель советской номенклатуры средней руки областного масштаба, любил грешным делом барствовать. На службе, конечно, он это скрывал, а вот дома…. Дома он представлял себя помещиком не шибко богатым, так, чтобы не зарываться — душ на сто пятьдесят. Он и дом построил силами местной артели в духе позднего классицизма с колоннами и широкой террасой на даче под Воронежем вблизи одноименной реки. Усадьба его составляла, целых десять соток. Шесть были положены по закону, а четыре пришлось прихватить, договорившись за некоторую мзду с землемером. Поместье располагалось в великолепном месте, на краю дачного поселка, отвечавшем всем канонам Фен-шуя. Слева густой, сначала лиственный, а за ним хвойный лес с орешником, малиной и грибами в урожайный год. Сразу за садом и огородом небольшая, но живописная река, в которой водилась всякая небольшая рыба и раки, а по ту сторону реки большой луг. И всё это было ничейное, хотя государственное, конечно, но при социализме принадлежало всем, а значит и ему, — государственному мужу и радетелю за государственные интересы. Ну и как тут, в гуще природы: леса, речки и большого луга за рекой, не почувствовать себя властелином, хозяином жизни, — птицей высокого полета. А почему нет? Главное, чтобы это не бросалось в глаза. Увидят чужое добро и, ясное дело, зависть глаза выжигает. Потом начнут «кляузничать» так, что и на посту не удержишься. А так вроде не моё, но всё, что надо есть, да не про вашу честь. Одним словом жизнь удалась.

— А что, матушка, — будут ли у нас грибочки к столу? Хотелось бы откушать, — обращаясь к своей супруге, — спросил Архип Захарович. Мужчина около пятидесяти лет, невысокого роста, плотного телосложения и с остатками чахлой растительности на висках и затылке. Он вышел на крыльцо в бархатном халате с кистями и находился в добром расположении духа.

— Как пожелаете, батюшка, — ответила ему жена.

— А какого виду, стал уточнять супруг — те, что были давеча — белые, или грузди, что мы едали на прошлой неделе?

— Нынче, батюшка, шампиньонами Господь одарил. Теперь их тьма. Поди, на каждом углу в городе у любой торговки овощами, сколь хошь бери, — опростоволосилась Анастасия Павловна. Она засуетилась у газовой плиты и стала не в тон отвечать мужу.

— А дворовых ты уже отпустила, Настюшка? Что-то я челяди не вижу?

— Кого отпустила, а кто-то ещё и не сходил со двора. Маня вот с кучером Степаном за провиантом укатили на твоих вороных, а Барселон с Цезарем дома.

Это было по жанру. Теперь Анастасия Павловна всё произнесла по тексту роли, не нарушая сюжет. Режиссер был доволен. Для него перевода не требовалось. Маняша, — Маша Краснова, студентка четвертого курса Воронежского меда подрабатывала домработницей в «поместье» Архипа Захаровича. Степан, мужчина средних лет, был водителем чёрной персональной Волги хозяина. У него родился третий ребёнок, и он не прочь был подработать на выходных, выполняя мелкие поручения, требующие разъездов. Барселон, а по — простому Барсик, большой сибирский кот, обитатель дома. Цезарь породистый пёс — борзая, иногда выезжал с хозяином на выставки собак, где получал медали. А так, от скуки, слонялся то по дому, то по двору нехотя выполняя роль сторожа.

— Ну и ладно, довольно произнёс помещик, садясь в плетёное кресло и набивая табаком длиннющую трубку.

— А погода…, погода то какая, Настюша! Ты знаешь, как мужики-то говорят на благодать такую?

— И как же? Не замечая подвоха, спросила жена.

— А так… промеж собой, конечно: «Погода так и шепчет — займи, но выпей!».

— Да полно тебе, отец родной. Не уж-то с утра потребность такая завелась, с чего бы?

— Да уж не знаю, как и сказать то, сударыня. Может, ты таким супруга в последний раз видишь.

— Свят, свят, свят, батюшка, да не дай Бог! Уж не заболел ли, ваше сиятельство? Может скорую вызвать?

— Нет, матушка, всё это пустые хлопоты. Никто так уже обо мне не позаботится, как генерал-губернатор то наш — первый секретарь, обкома.

— Да хватит уж Архип, меня аж в жар кинуло, давление «шарахнуло». Тебе что, выговор по партийной линии влепили, или сразу в отставку? Ты говори, не тяни, что стряслось с тобой, Просто так хозяин области к себе не вызывает. Анастасии Павловне было уже не до шуток и, нарушая все законы жанра, она устремилась в атаку, всё больше беспокоясь. Но Архип Захарович выдерживал паузу, как учил Станиславский. Супруга была уже в бешенстве.

— Да говори ты, чёрт облезлый, что стряслось-то — не мотай душу!

— Э, светлейшая госпожа… Вы хотите -с выведать государственную тайну -с за здорово живёшь, — проговорил, раскуривая трубку и ничуть не обидевшись, на облезлого черта барин. А того в понятие не берёте, что я, как представитель власти на местах, раскрывать её не имею права. Да-с, ни за что-с! Даже если бы вы, предложили мне большие деньги. Хотя, и это не могло бы решить дело в вашу пользу-с, так как прекрасно знаете, что мзды я не беру-с.

Анастасия Павловна стала приходить в себя. Она потихоньку начала понимать, куда ветер дует. На этот крючок она попадалась не раз, когда муж придумывал различные уловки, чтобы ублажить супругу на выпивку. Она уже совсем успокоилась, после того как поняла, что жизни супругу ничего не угрожает.

— Так уж и не берёте-с? А кто на прошлой неделе, сидя за этим столом после охоты, уверял своего приятеля, что не берёте ни под каким видом, если только борзыми щенками? Анастасия Павловна опять была в образе.

— А, ну это аллегория. Это из классики, так к слову пришлось, — пошёл на попятный Архип Захарович. Это был дипломатический ход. Он давно мне обещал «вертикалку» продать за полцены, а всё тянет кота за хвост.

— Да знаю я вас — «охотнички». У рыбаков руки болят, когда показывают крупную рыбу, а у вас языки. Одно только вспомнить картину « Охотники на привале» Перова. Умора! Вот вы точно такие.

— Да будет вам напраслину наговаривать. Я что ни разу добычу не приносил? И уток в прошлом сезоне набил, и зайцев целых два зимой…

— А–а-а, — ну дальше считаем — пошла в наступление супруга. Вспомним, как кабана домой припёрли зимой, а оказалась это колхозная свинья, слава Богу, не супоросная. Твои связи, конечно, помогли. Участковый за окорок не стал шум поднимать. Председатель колхоза списал как естественную убыль, забрав всю переднюю часть. Но сколько ты их поил и кормил за это — вспомни. Замяли, а то бы прославились бы вы с другом на всю губернию, не говоря о наказании по партийной линии.

— Ну, ладно тебе мать. И на старуху бывает проруха. Перед тем мы выпили немного.

Первач у Семёна Василича не самогон, а смерть фашистским оккупантам. Вышли в поле. Снег кругом, вьюга. Хотели было домой завернуть оглобли, да возвращаться охотнику без добычи — срамота, — засмеют ведь. Добавили для «сугреву», как глядь: посреди поля кабан-секач — метров сто и, прёт прямо на нас. Шутка ли сказать: «На ловца и зверь бежит». Ты знаешь, какие они свирепые бывают?! Я от волнения, никак не мог найти патроны на кабана.

— Про кабанов я знаю, а вот чтобы свиньи колхозные на людей кидались, слышу впервые. Так кто ж из вас стрельнул то?

— Оба, дуплетом из четырёх стволов картечью. Завалили вепря. Ближе подошли — свинья. Ну не бросать же убиенную посреди белой целины — добыча, какая-никакая — прости Господи!

— Ну, а дальше то что? Как вы её тащили?

— Мы ж то недалеко ушли. Племянник Семён Василича комбикорм на ферме развозил. Он знал, что мы на охоту пошли. Выстрелы услыхал и решил посмотреть как там и что….?

— Выпить он захотел. Знаю я его, как и твоего Василича, по прозвищу «Черномор». Хоть на рыбалку, хоть на охоту, без самогона шагу не ступят.

Глава 2. Высочайший интерес

Диалог с женой в поместье Архипа Захаровича на тему застреленной свиньи набирал обороты.

— Да ладно, будет тебе наговаривать-то на людей. Парировал хозяин. — Хороший парень, работящий. Подъехал. Крупная зверюга! Мы втроём еле справились погрузить её в сани. К Василичу везти нельзя — семья большая, к племяннику тоже — слишком много свидетелей — не желательная огласка. Ну и решили к нам. А дальше ты знаешь.

— Да, знаю, видела, как разделывать стали — опаливать паяльной лампой. А о том ты не подумал, садовая твоя голова, что люди скажут, зная, что живности, кроме кур мы никогда не заводили. И завертелся хоровод: то участковый на уазике, то председатель, а то и всё семейство мужского пола рода «Черноморов» с племянником у нас как на митинг съехалось. Участковый протоколом грозит, председатель штрафом в десятикратном размере…. Но, как и вправду, оказалось, первач Василича примирил всех. Из вас всех он лучшим дипломатом оказался. Прямо Громыко! Хотя и тебя, как дипломата понимаю: «Дипломатия — это искусство компромисса» твоя любимая поговорка. Я давно изучила твои дипломатические ходы, и вижу, куда ты клонишь. Мне только необходимо понять весомость аргументации, ваше сиятельство.

— Ну, те-с, так вот-с, извольте — припертый к стенке Архип Захарыч решил пойти ва-банк. Терять ему было уже нечего. План его был раскрыт более искусным дипломатическим приёмом. Было проиграно сражение, но не битва.

— Так вот-с, повторил он. Вызывает меня к себе первый…

— Дальше продолжать не могу, по причине моего волнения-с. Если вас действительно интересует развитие событий, которые произошли у «Самого», то извольте позолотить ручку.

Расчёт был верным, — женское любопытство неистребимо. Архип Захарович замолчал, попыхивая трубкой, рассеяно всматриваясь в газету. Курсы актерского мастерства он не заканчивал, но хорошо усвоил первую заповедь разведчика: «Выдержка, — это обратная сторона стремительности». Сработало!

— Вы-с сударь вымогатель, приблизившись вплотную, прямо в лицо проговорила супруга. Она понимала, что проигрывает раунд.

— И чего же вы хотите-с — может, на аперитивчик намекаете?

— Позвольте заметить, вы сами предложили. Что-то сушит во рту… Верная примета, — быть дождю.

— Да-с, у вас к выпивке примет много. То нос чешется, то кот когтями скребёт, а теперь вот сухость во рту, — проговорила Анастасия Павловна, ставя на столик перед мужем, графинчик с «анисовой» и стопку.

— Так вот-с, повторил хозяин. Вызывает меня к себе Иван Егорович и спрашивает…. Проговорив это, Архип Захарович наполнил стопку и аппетитно не спеша выпил содержимое. Лицо его слегка разгладилось. Закусив грибочком, он продолжил:

«Говорят, ты знаешь средство от подагры? Хотя, конечно, не ты, а друг твой — знахарь, владеет секретным рецептом снадобья „черноморушка“. Мои друзья уверяют, что бабули от него в девяносто пляшут как молодые в двадцать пять».

— Да ну что вы? — это явное преувеличение — ответил я ему, а сам подумал, что вы дражайшая, ни разу его не пригубили. Я был удивлён слышать такое от Губанова, а ещё больше о целительной силе самогона Черномора. Но факты вещь упрямая. В памяти всплыли воспоминания. Последний раз мы выпивали с Василичем на рыбалке осенью. «Назюзюкались» в лоскуты так, что оба попадали в пруд. Погода была нелётная, — по замерзали как «цуцики», пока мокрые дошли до дому. Вы ещё, почтенная моя супруга, обещались в горечах, конечно, не лечить меня — пьяную свинью, чтобы не повадно было. Но я, ни разу не кашлянул с тех пор. Вы же сами лечили меня каждые полгода от ОРЗ, — знаете, а тут здоров как бык.

— И что, вы только о самогоне говорили с первым секретарём обкома, он что, тоже хроник?

— Чур, чур меня нечистая! Да как вы могли об этом подумать, что — Сам! Подвержен такому пристрастию яко мы смертные…?!

— Извините-с, но вы сами завели меня в такие глухие дебри-с. Тогда о чём говорили — то, теряя терпение, перешла на просторечие жена. В чём фишка — то? Не о пьянице же, -Черноморе вы говорили на приёме первого секретаря?

— И о нём тоже, — наполняя вторую стопку, проговорил хозяин. Но, главное, первый предложил мне повышение, — да какое! Возглавить комитет природо — охраны в должности первого его заместителя. Звучит, а? Заместитель первого секретаря обкома партии Воронежской области. Архип Захарыч не стал церемониться со второй стопкой и выпил её залпом. Закусил и стал снова набивать потухшую уже трубку.

«Так, — подумала Анастасия Павловна, — пустили козла в огород».

— Ну и вы, конечно, дали согласие? Спросила жена.

— А как же-с?! — удивился рассказчик — от таких предложений, скажу я вам — не отказываются. Они делаются один раз в жизни. Он сам сказал, что природу я люблю и, как охотник люблю животных — мне и карты в руки. А главное борьба с браконьерством. Угодья по всей губернии — аж…, дух захватывает. Если как по поместью судить, то почитай душ не меньше тысячи, а то и двух. Егеря, инспекторы «Рыбнадзора», теперь это как управляющие поместьем будут. Ну и милиция само — собой. И заживём мы теперь с вами как у Христа за пазухой.

— Да, уж…. Будете теперь по всей губернии разъезжать и про меня, и про это поместье наше забудете. Будем видеться теперь раз в месяц по заказу.

— Не переживайте вы так, незабвенная моя Анастасия Павловна. Чтобы я забыл вас и наш уютный уголок, и усадьбу… Но я вам не всё ещё поведал об аудиенции в обкоме. После моего назначения первый вдруг спросил меня:

— А не врут ли люди о чудотворных свойствах «Черноморушки»? — Вы же лучше знаете своего соседа.

— Товарищ первый смею вас уверить, целительные свойства этого снадобья подагрой не ограничиваются.

— Вот как? — удивился первый. А что за человек этот целитель, кем работает? Хотя, я лично хочу с ним познакомиться. А то Нобелевскую премию ему присудят, а мы ничего не будем об этом знать. Что скажут наверху — проворонили? — С иронией проговорил первый? Так кем он работает?

— Скотником.

— Кем, кем? — удивился первый секретарь. Ну ладно. Это особого значения не имеет. У нас каждый труд в почёте. Ты можешь устроить встречу с ним инкогнито? Ты же понимаешь, как могут истолковать дружбу первого секретаря обкома и простого скотника?!

Архип Захарович замолчал, прицеливаясь к очередной стопке.

— Во, дела…. Так нам что, первого секретаря обкома партии принимать придется? — всплеснула руками Анастасия Павловна.

Вот теперь Архип Захарович пришел в прекрасное расположение духа. Поднявшись из-за стола, он спустился во двор, и медленно обходя усадьбу, удовлетворенно хмыкнул и стал бормотать под нос песенку из оперетты «Мистер Икс» Кальмана: «Да я шут, я циркач и что же…». Все было на месте и радовало взор хозяина. Выйдя через калитку в сад, он стал осматривать открывшуюся перед ним панораму: за садом и огородом живописную речку по правому берегу густо поросшую камышом, желтыми кувшинками и белыми лилиями на воде перед ним. Камыш рос не сплошной стеной, чуть правее он уступил место довольно широкому из желтого песка пляжу, а за ним огромному лугу, — ближе к реке покрытому клевером и подорожником, а далее он был уже покосным с высокой травой, на котором трудились колхозники: косари косили траву. Свежая трава лежала рядками, а уже сухая, превратившаяся в сено, убиралась женщинами и укладывалась в копны. Эта картина напоминала идиллию патриархальной Руси и очень была по душе хозяину и помещику, коим и представлял себя Архип Захарович. А почему нет? Никто не вправе ограничивать мечту и полет фантазии даже чиновнику средней руки, которая воодушевляла и вселяла умиротворение и спокойствие.

Глава 3. Тайный визит

После обхода усадьбы, получив эстетическое наслаждение и хозяйское удовлетворение «барин» неспешно вернулся во двор, оглядывая поместные постройки: дом, гараж, баню, летнюю кухню и стал было подниматься на веранду.

— Так-с посмотрим, какой у нас сегодня день…. О, пятница. Впереди выходные. Может, с Василичем рыбалку замутим, — произнёс он вслух как бы между прочим, но так, чтобы было слышно жене. Ответа не последовало.

Хозяин не успел усесться в свое любимое плетеное кресло, как в калитку не вбежал, а влетел почтальон. Телеграмма молния: «Встречай на повороте сег тчк. в 18.00 тчк. Первый». Ничего лишнего. Так работают только профессионалы. Секретность была соблюдена.

Внезапная новость о приезде первого секретаря обкома слегка «ошарашила» обладателя поместья. Внутренне он вроде бы был готов к приезду высокого гостя, тем не менее, сомневался, что сам «генерал-губернатор», как он называл первого секретаря в импровизированных постановках с Анастасией Павловной, соизволит снизойти и оказать честь местному представителю дворянства и крестьянскому люду. «Так, так, так смекал Архип Захарыч — надо срочно выходить из образа. Дворовый спектакль с поместьем здесь никак не к месту — скаламбурил он. Не дай Бог проговориться. Тогда не только позора не оберешься, а так и будут потом смеяться и уж „звание“ помещик как закрепится, то на всю жизнь. Черномору хоть бы что, он то — ведь скотник и к этому второму имени давно привык, а мне никак нельзя рассекречиваться. Для души, в своем имении — да, а на людях нет, — как — бы не оплошать…».

— Ну вот, мать, — едет к нам дорогой Иван Егорович Губанов, — первый секретарь Воронежского обкома партии. Миссия секретная, смотри не проговорись соседкам.

Не успел уйти почтальон, как во двор въехали «вороные».

— Ах, как стати, — воскликнул хозяин. Так, заносите всё в дом, а мы, — он кивнул Степану, — едем.

Чёрная волга весело побежала по деревне. Черномор был уже у калитки.

— Что случилось Захарыч? — озабоченно спросил он, — на тебе лица нет.

— Да нет, нет, — всё в порядке. Гость приезжает в шесть вечера, да никто — ни будь, а сам генерал губернатор. Успеешь приготовиться?

— Подготовиться к чему? — Удивленно спросил Семен Василич. — Он что, с проверкой едет?

— Да что, ты, Василич, кабы так, то он бы не один ехал, а со свитой. Познакомиться он хочет.

— С кем? — недоуменно переспросил Черномор.

— Да, с народом, с нашим поселком Заветным, и лично с тобой.

— Со мной? — А это чем же я заинтересовал — то такого знатного вельможу? — В тон Захарычу спросил Черномор.

— Ты прости, меня, Сеня, грешен я перед тобой. Намедни, на высоком приеме у нашего отца родного, проговорился я о тебе как о целителе и настойке твоей «Черноморушке». Уж как проведал о вас первый секретарь обкома, знать не знаю, только вопросы у него были конкретные. И что — ж мне оставалось, как не посвятить его в наши секреты.

— Ладно, Захарыч, не бери в голову. Я так понимаю, — знакомство не в правлении колхоза будет, а наверное, у тебя, в твоем доме. Хотя, можно и у меня.

«Нет, подумал Архип Захарович, и так и так будет неловко, а опростоволоситься после еще не утвержденного повышения никак нельзя. Опять же первый едет один, а значит неофициально и инкогнито. Ну и если кто увидит за одним столом первого секретаря и скотника, опалы не избежать».

— А давай-ка, Семен мы устроим пикник на нашем месте. Успеешь подготовиться часам к пяти вечера?

— Голому одеться, — только подпоясаться, — пошутил Василич. А что готовить то уху или шашлык?

— Что-нибудь. Твоя Черноморушка ко всему подойдёт.

— Да так — то оно так. Только что любит первый, — какие у него предпочтения?

— Честно сказать не знаю. А давай и то и другое.

— Ладно. А который сейчас час?

— Без двадцати одиннадцать.

— Так, племянника с Васькой на рыбалку пошлю, а с Сергеем — старшим, прямо сейчас барашка и зарежем.

— Ну, давай, не оплошайте. Может помочь чем?

— Не, не надо. — На тебе, Захарыч, официальный приём, а мы насчет фуршета позаботимся. Не волнуйся, всё будет в лучшем виде. В ресторане «Прага» такого не подадут.

Архип Захарыч вернулся в «поместье».

Напрасно беспокоилась Анастасия Павловна по поводу Черномора. Человек он был в высшей степени ответственный. В то, что приедет первый, и что мероприятие состоится, он верил свято, — даже если бы камни с неба стали падать. Такие люди слов на ветер не бросают, — их слово — закон! Поэтому к своим обязанностям приступил со всей тщательностью.

Архип Захарыч отпустил Степана до пяти вечера, а сам принялся подбирать амуницию себе и дорогому гостю. И хотя на дворе был конец июня, ночи были прохладные, тем более если полулежать на земле возле костра.

Так в заботах и хлопотах пролетел день. Благо погода была солнечная, почти жаркая. К пяти подъехал Степан. Машина была заправлена и сияла только что вымытыми бампером, фарами и боками.

— Ну, что, — Степаша, с Богом? — проговорил коммунист Архип Захарович, и чуть было не перекрестившись, покосился на водителя. Благо ехать недалеко до поворота на трассу, — всего три километра. Он и сам неплохо водил машину, но сегодняшний случай был особенный. И хоть встреча была не протокольной, но этикет и субординация обязывали проявить должное уважение лицу начальствующему. На месте они были в семнадцать тридцать. Из машины не выходили, чтобы не привлекать внимания. Ведь сказано, — инкогнито. В пятницу вечером машин много, все спешат в конце недели по домам или на дачи. Но «Чайку» никак не пропустишь, она одна такая только у первого секретаря обкома.

А вот и он. Совсем не похож на чиновника областного масштаба: в коричневом свитере, джинсах и кедах с рюкзаком за спиной. Ему бы ещё корзинку и прямо грибник. Что — то напоследок объяснив шофёру, он направился прямо к их машине.

— Здравствуйте товарищи, — весело начал он. Давно ждёте?

— Да нет, минут десять, — соврал Степан.

— Отлично, ну что ж поехали. Честно сказать мне не терпится познакомиться с вашим целителем. Надеюсь, встреча состоится.

— Не волнуйтесь Иван Егорович, он тоже с нетерпением ожидает вас.

— Ну и славно.

У калитки дома, дорогого гостя встречала целая делегация, состоящая из: Черномора, его племянника Федора, Анастасии Павловны, студентки Маши и председателя колхоза, — неведомо откуда взявшегося. Первый вышел из машины и началась церемония представления гостю присутствующих, согласно протоколу этикета.

— А вы, наверное, супруга Архипа Захаровича, обратился первый к Анастасии Павловне.

— Да, точно, — очень рада, после пожатия руки и комплимента, ответила хозяйка.

— А вы, милая дама, дочь?

— Нет, племянница, — соврала Маша, — и мне очень приятно, спасибо. — Также на комплимент улыбнулась она.

— Удалов Семён Васильевич, — по — военному отчеканил Черномор.

— Так вот вы какой! Как вам лучше: знахарь или целитель?

Перед ним стоял высокий худощавый и крепкий мужчина около пятидесяти лет со слегка седеющей шевелюрой и с весёлыми чёртиками в глазах.

— Простите, Иван Егорович, про меня болтают разное…, но вот на этот статус вряд ли потяну, — академий не кончал.

— Ну, полноте скромничать Семён Васильевич. А вот ваши способности мы сегодня и проверим…

Черномор зарделся как девица на выданье. Такого внимания со стороны высокого начальства он никогда не удостаивался: ну там с председателем колхоза он общался, — время от времени на колхозных собраниях и, — когда ему приходилось получать почетную грамоту. Два раза ему жал руку первый секретарь райкома, а тут — Первый области….

— Ну, что — ж, может не будем терять время и начнем более близкое знакомство, предложил первый.

Глава 4. Высочайший прием

Расположились на противоположном берегу реки в пяти метрах от родника. Место это было давно облюбовано Василичем и Захаровичем. Кострище было оборудовано по всем правилам, чтобы огонь не раздувался даже при ветре и не дымил в сторону отдыхающих, а близость родника позволяла иметь под рукой кристально чистую воду. Выгрузили из лодки всё необходимое и племянник Василича — Фёдор стал хлопотать, разводя огонь. Роли были распределены заранее: костер, уха, шашлык — за Федором, подготовку рыбы взял на себя Черномор, Захарыч чистил картошку и подготавливал приправы и другие ингредиенты, гость расстилал стол и готовил посадочные места неподалёку от костра. Председатель колхоза ему помогал. Было ещё совсем светло, а в котелке уже забулькала вода, шампуры ждали своей очереди, пока разгорались угли в мангале.

«Главное наладить процесс, — подумал Захарыч, — а Василич молодец, всё подготовил как надо».

— А не желаете ли «партейку», — обратился к присутствующим Черномор, глядя на Ивана Егоровича.

— Партейку чего? — Осведомился первый.

— Да во что хотите. Пока уха варится, мы можем пульку расписать по-быстрому, а хотите в покер, тасуя колоду карт, — предложил Василич. Хотя нет, давайте помаленьку для аппетита, доставая запотевшую бутылку из родника, — поправился он.

Быстро, как жонглёр он расставил стопки на стол. Свежее солёное сало было уже порезано и привлекало большими слоями красного мяса на белых кусочках. Зеленый лучок перьями лежал рядом, а солёные с крупными пупырышками небольшие малосольные неженские огурчики горкой были выложены в небольшую миску и при взгляде на них вызывали обильное слюноотделение.

— Никто не против? Тогда разбираем тару — стал «банковать» он. — За что по первой?

— Ну, конечно же, за знакомство, — предложил первый секретарь.

Дружно выпили и закусили.

— Хороша, зараза, жуя сало, произнёс первый секретарь. Это и есть «Черноморушка»?

— Да, она самая, — произнёс Василич. — Как пошла?

— Столько слышал, а вкусить пришлось первый раз. Меня не обманули. Я пил виски в Европе на симпозиуме, правда, не помню названия, но меня тогда не впечатлило, а сейчас совершенно другое восприятие! Им, Василич, далеко до вашего напитка. Говорю честно без лукавства.

— Спасибо, за высокую оценку моего скромного достижения, потупив взор и смущаясь, проговорил Черномор.

— Я тоже не с пустыми руками, — воскликнул Иван Егорыч, доставая из рюкзака пару бутылок пятизвездочного армянского коньяка и пять бутылок марочного чешского пива.

— Вы не обидитесь, Иван Егорыч, — сегодня я бы предложил строго придержаться регламента и не отклоняться от него. Смешивать напитки не стоит, — уделим внимание только Черноморушке, — предложил Архип Захарыч.

Все дружно согласились. После первой стопки напитка Черномора, контакты налаживаться стали живее.