Бесплатный фрагмент - Политические дневники

Политические дневники

2016 год в статьях и колонках

Предисловие

2016 год едва ли войдет в историю страны и мира как важный и запоминающийся. Скорее всего, он останется одним из многих переходных лет или же вовсе сгинет в определении «годы застоя», «годы реакции». Тем не менее этот год был в жизни каждого из нас, и мы так или иначе его пережили — каждый день просыпались, чем-то занимались, а кто-то еще и регулярно писал колонки.

Какой смысл читать старые колонки? Наверное, такой же, как перечитывать дневники: вспоминать, чем и как мы жили, удивляться тому, к чему все это привело, чем кончилось или как быстро забылось. В каком-то смысле, это часть той самой осознанности, о которой так модно говорить сегодня: ни один день, и тем более ни один год не должен быть забыт, но должен быть осознанно прожит, осмыслен и переосмыслен.
Хочу выразить благодарность своей семье и своим замечательным друзьям, которые не оставляли меня одного даже в самые грустные дни ушедшего года — а их, к сожалению, тоже хватало. В наше время надо обладать надежным тылом, чтобы что-то писать: и то, что я не остановился, лишь доказывает, что в моей жизни есть люди, чья поддержка всегда помогает мне. Да, общественный климат в стране такой, что проще замолчать и ничего не писать, уйти в себя и ждать, чем все кончится. Но ради нашего общего будущего, ради тех идеалов, в которые верю я и, хочется верить, верят близкие мне люди, все-таки стоит не молчать, а делать то, что еще можно: писать, выступать, говорить.

Основная часть статей, вошедших в предлагаемый сборник, была опубликована в газете «Ведомости» под рубрикой «Политический дневник». Именно этим обусловлен выбор названия — «Политические дневники». Кроме того, в сборник помещены статьи из других изданий и интервью, данные радиостанции «Свобода». Таким образом, это мой своеобразный творческий отчет за прошлый год. С другой стороны, я позволил себе поместить в него несколько более старых материалов, которые по каким-то причинам не попали в предыдущий сборник — «По тонкому льду».

Федор Крашенинников, 25 января 2017 года.

Готово ли население быть соучастником поражений власти

Статья опубликована в №3992 газеты «Ведомости» от 13.01.2016

В минувшие праздники власть испытала новый метод переложения ответственности за свои решения на широкие народные массы с помощью социологических опросов. В ходе проведенных опросов населения Крыма и Севастополя было установлено, что население этих регионов готово терпеть перебои с электричеством, лишь бы не подписывать договор с Украиной на условиях Киева

В каком-то смысле это очередная реализация давно выведенной формулы «приватизация прибылей — национализация убытков». Сам по себе трюк с социологией апробирован еще в середине марта 2014 г., когда с помощью опроса общественного мнения на всей территории России как бы было легализовано присоединение Крыма. Но в том случае власть призывала население разделить с ней радость победы, а сейчас — ответственность за ухудшение своей жизни. Таким образом, то, что в марте 2014 г. было частью пиара геополитического триумфа, в начале 2016 г. оказалось отходом на новые рубежи обороны.

Нет ничего странного, что люди с радостью готовы были почувствовать себя соучастниками побед и успехов власти. Но это вовсе не значит, что с теми же чувствами они встретят и горечь поражений, и наступающую нищету.

Современная история России знает примеры, когда стремительное нарастание экономических проблем превращало сверхпопулярного лидера в объект почти всеобщей ненависти. В обозримом прошлом это случалось как минимум дважды. Первый раз — с Михаилом Горбачевым, который обещал людям реформы и «социализм с человеческим лицом», но через несколько лет оказался непопулярным и откровенно презираемым персонажем, в каком статусе и сошел с политического олимпа. Вторым этот путь прошел Борис Ельцин, причем в считанные месяцы. Его популярность в 1991 г., когда граждане России, безусловно, верили ему и ждали скорых и счастливых чудес, обернулась разочарованием 1992 г., когда рост цен и болезненная ломка советской экономики отбросили миллионы граждан России в нищету. Сложная система доказательств, однозначно указывающая, что в бедах переходного периода были виноваты прошлые 70 лет экономических экспериментов и нерешительность Горбачева, ни в чем не убедила большинство населения.

Те самые «простые люди», к которым традиционно апеллирует государственная пропаганда, вообще не очень готовы воспринимать сложные логические конструкции, особенно тогда, когда экономические проблемы дошли непосредственно до них. Даже в странах с большими демократическими традициями население не склонно винить себя за неудачи своих же избранников, что же говорить о нашей стране, где все последние годы людей призывали исключительно к лояльности фактически несменяемой власти?

Нравится это кому-то или нет, но наш народ вовсе не большой любитель винить себя в ошибках своих лидеров и тем более каяться за что-то перед всем миром. Какие бы опросы и голосования ни проводились, за все плохое в исторической перспективе будет отвечать власть, персонифицированная в лидере.

Российские муляжи «прямой демократии»

Swissinfo.ch, 17.01.2016 года

Проблема любой современной диктатуры — поиск оснований для своей легитимности. В 21 веке даже самым антидемократическим режимам так или иначе приходится апеллировать к народной поддержке.

В России одним из способов манифестировать близость власти к народу без проведения демократических процедур стали социологические опросы. Современное общество приучено доверять опросам или, во всяком случае, постоянно получать информацию об их результатах, подразумевая, что получает объективную информацию о самом себе. На этом и строится технология манипулирования: данные опросов можно воспринимать как объективные только тогда, когда общество получает равный доступ к разным точкам зрения, а в современной России общество целенаправленно и последовательно подвергается воздействию изощренной многослойной пропаганды, поэтому результаты опросов не просто предсказуемы, они де-факто запрограммированы ею. Собственно, только этим и объясняются фантастические рейтинги Путина — если по всем СМИ его восхваляют 24 часа в сутки, то кого же еще опрашиваемые россияне должны называть как самого влиятельного и популярного? Постоянная трансляция обществу данных опросов создают замкнутый круг: снова и снова узнавая, что все вокруг поддерживают и одобряют политику Путина, опрашиваемые воспроизводят услышанное во время следующих опросов. Постоянно критикуя современную западную демократию, российская власть пытается представить себя как более совершенную и близкую к народу форму демократии. Например, в статье «Опыт прямой демократии», опубликованной в газете «Известия» 2 января 2016 года близкий к Кремлю политолог Андрей Чадаев пишет: «Выборы, то есть ситуация, когда народ реализует своё конституционное право верховного суверена власти, проходят лишь раз в несколько лет — современная динамика жизни требует обсуждения и принятия важных решений гораздо чаще. Ранее организовать большую общегражданскую дискуссию по тому или иному актуальному вопросу было сложно технически — развитие средств цифровой коммуникации сняло этот барьер, открыв дорогу к практической реализации идей „прямой демократии“, до того считавшихся полуутопическими». Казалось бы, все верно. Но как же представляет себе «прямую демократию» путинский пропагандист Чадаев? Где пролегает дорога к ней? Читаем статью дальше и находим разъяснение: «Путинская Россия — это система с постоянно усиливающимся контуром прямой демократии, где социологический инструментарий служит непрерывным, функционирующим в недельном такте средством прямой коммуникации власти со страной. И, кроме социологии, все время появляются дополнительные механизмы — начиная от института общественных палат и заканчивая феноменом ОНФ». Цинизм этой формулы поистине потрясает.

Вопреки обсуждаемым в мире моделям «прямой демократии», вопреки потрясающему и широко известному опыту Швейцарии, где политическая система более всего приближена к реализации принципов прямого народовластия, «прямой демократией» в России предлагается считать перманентные социологические опросы, заказываемые властью и проводимые лояльными ей структурами! Хуже того, инструментами «прямой демократии» объявляются еще и пресловутые «общественные палаты», формируемые исполнительной властью из подручных активистов на основании личной преданности и созданный Путиным «Народный фронт», которые вообще не имеет никакого понятного юридического статуса.

Возможно, Чадаев выражает только свое мнение и ничего больше, но поворот от использования опросов в пропаганде к подмене ими референдумов и плебисцитов произошел еще в марте 2014 года, в разгар событий вокруг Крыма. Тогда две влиятельные социологических службы, ВЦИОМ и ФОМ, провели совместный телефонный опрос жителей России относительно ситуации в Крыму. В исследовании приняли участие 48,59 тысячи респондентов из всех регионов страны. 91,4 процентов опрошенных, согласно этому опросу, поддержали присоединение Крыма к России. Несмотря на то, что речь шла о принципиальном вопросе, никаких юридически значимых попыток зафиксировать позицию граждан России по крымской проблеме сделано не было. Это важно помнить всем тем, кто, вслед за путинской пропагандой, тиражирует миф об общей ответственности всех граждан России за этот позорный инцидент: решение об аннексии Крыма принимали Путин и его окружение, а за позицию всего населения России выдали социологический опрос, который заведомо не имеет никакого юридического значения.

Опрос о присоединении Крыма можно было бы считать разовой пропагандистской акцией и рассматривать его только в таком смысле, если бы не внезапное возвращение Путина к этой идее в самом конце 2015 года. Тогда возникла дилемма: или подписать с Украиной договор о снабжении Крыма электричеством, прописав в нем требуемое украинской стороной указание на юридическую принадлежность Крыма Украине, или отказаться от любых закупок электроэнергии в Украине, обрекая население Крыма на определенные проблемы с энергоснабжением в ближайшие несколько месяцев минимум. Путин однозначно дал понять, что он против подписания договора на украинских условиях, но взять на себя ответственность за неизбежные бытовые трудности жителей злосчастного полуострова не захотел, предложив «узнать мнение людей». В самый разгар праздников, вечером 31 декабря и днем 1 января все тот же ВЦИОМ провел телефонный опрос жителей Крыма. Как сообщается, были опрошены 2 525 человек на всей территории полуострова и 500 человек в городе Севастополе. «6,18% поддержали контракт в украинской версии, 93,2 не поддерживают заключение контракта», — заявил гендиректор ВЦИОМа Валерий Федоров. Отвечая на второй вопрос, 94% жителей Крыма заявили, что готовы к временным трудностям, связанным с неподписанием контракта с Украиной, 5,4% — не готовы. Нет смысла обсуждать, какие на самом деле настроения в Крыму и что бы было, если бы вдруг выяснилось, что жители Крыма не хотят терпеть постоянные перебои с электричеством. Важно другое: если во всероссийском крымском опросе 2014 года Путин зафиксировал всенародную поддержку присоединения Крыма, то с помощью новогоднего опроса он добился возложения ответственности за проблемы с электричеством на плечи тех, кого эти проблемы прежде всего коснутся. В условиях ухудшения экономического положения в России эта технология может оказаться весьма востребованной: любое непопулярное решение, так или иначе ухудшающее жизнь людей, можно проводить через очередной опрос общественного мнения, тем самым возлагая ответственность за принимаемые в кремлевских кабинетах решения на все население страны или, в крайнем случае, на социологов.

Демократия — это прежде всего тщательное соблюдение процедур. По сути, не так важно, о прямой демократии идет речь или о представительной. Любая демократия может считаться работающей только в том случае, если население имеет возможность не только поддержать какое-то решение, но и имеет рычаги для его отмены. Без обратной связи демократия превращается в профанацию, ширму для произвола. Поэтому постоянное проведение российской властью всевозможных социологических опросов и публикациях их данных вовсе не приближает общество к прямой демократии, а совсем наоборот — позволяет навязывать людям позицию власти, как поддерживаемую большинством, а потом еще и использовать опросы как замену юридически значимых процедур демократии.

Несмотря на то, что у нас, жителей России, с демократией все очень плохо, позволю себе последнее замечание: угрозу демократии, тем более в её прямой форме, несут не хакеры, не злонамеренные экстремисты и уж тем более не технологические новшества вроде evoting. Главная угроза для любой демократии — это чиновники, которые получив власть демократическим путем стремятся удержать её в руках всеми возможными способами. Во всяком случае, если история постсоветской России чему-то учит, то только этому: ни Ельцин, ни Путин не захотели отдать полученную власть в положенный срок, а механизмов заставить их это сделать не нашлось — отсюда корень всех наших бед.

Возжигатели царских лампад

Статья опубликована в №4002 газеты «Ведомости» от 27.01.2016

Ближайшие годы неизбежно будут наполнены аллюзиями на события вековой давности. Революция 1917 г. все еще не стала в России историей, и недавние выступления Владимира Путина с критикой в адрес Владимира Ленина и возникшая по их поводу полемика лишь доказывают это.

О Ленине еще многое будет сказано в следующем году, когда так или иначе придется отмечать 100­летие его триумфа. Но в 1916­м Ленина в России мало кто знал. Знаковой и роковой фигурой 1916 г. был Григорий Ефимович Распутин­Новых, 46­ летний крестьянин Тобольской губернии, носивший диковинный придворный титул «возжигателя царских лампад» и игравший непонятную для общества роль при императорской семье.

Реальная роль Распутина при дворе и масштабы его влияния на принимаемые решения, судя по всему, сильно преувеличивались критиками царизма. Тем не менее для недовольных Николаем кругов — и придворных, и умеренно­ оппозиционных, и радикальных — именно он стал символом всех происходящих со страной несчастий, всех неудачных кадровых решений и общей атмосферы кризиса последних месяцев царизма. Распутин нарочито народен, архаичен, брутален, окружен сомнительными личностями — совершенно неадекватен окружающему его европейскому Петербургу. По своему происхождению и настроениям ему скорее место в глубоком подполье, во главе хлыстовской секты, но он трагичным образом близок к самодержцу, а тот не хочет порвать эту связь даже вопреки постоянным докладам органов безопасности о творимых Распутиным бесчинствах и его участии в различных махинациях. Царь методично рвет отношения с теми в своем окружении, кто высказывается о Распутине негативно, и поощряет тех, кто находит способ приблизиться к «старцу». По сути, отношение к Распутину в 1916 г. стало ключевым вопросом в российской политике.

Несмотря на колоссальные различия двух ситуаций, двух миров и двух людей, Распутин при Николае чем­то неуловимо похож на Рамзана Кадырова при Путине. Ключевое сходство в том, как воспринимается этот тандем элитами страны и общественностью. Кадыров, как и Распутин, — несистемный персонаж, явно и откровенно противопоставляемый носителем верховной власти всей традиционной административной и силовой элите. Не секрет, что для многих высокопоставленных силовиков, имеющих за спиной опыт чеченских войн, Кадыров столь же странен и ненавистен в своем нынешнем статусе, как ненавистен был Распутин высшей аристократии и бюрократии Российской империи. Про отношение к Кадырову бюрократии и тем более гражданского общества и говорить нечего — он представляется совершенно чуждым элементом внутри довольно однородной системы российской власти, обладающим невообразимыми для других региональных руководителей возможностями, полномочиями и уровнем неприкасаемости.

Как мы помним, царь в итоге утратил контроль над ситуацией, потерял власть и жизнь. Но первым погиб Распутин. В самом конце 1916 г. его убили — не революционеры, не масоны или либералы, а самая что ни есть политическая элита: двоюродный брат царя великий князь Дмитрий Павлович, один из богатейших и знатнейших дворян — князь Феликс Юсупов и лидер черносотенцев Владимир Пуришкевич.

Референдум о доверии Медведеву:
Как придать смысл бессмысленным выборам

Статья опубликована в №4012 газеты «Ведомости» от 10.02.2016

Ситуация 2011 г., когда оппозиции почти удалось превратить рутинные парламентские выборы в своеобразный референдум о доверии Путину, заставила кремлевских стратегов изрядно поломать голову над проблемой окончательной стерилизации выборов Государственной думы и минимизации их влияния на ситуацию в стране. С одной стороны, посткрымский консенсус элит и официально провозглашаемый президентский рейтинг выше 80% и так не оставляют большого пространства для сюрпризов. С другой стороны, экономическая ситуация ухудшается самым очевидным образом и, несмотря на все принятые меры по выдворению радикальной оппозиции из системной политики, явственным образом ощущается тревога: как бы чего не вышло! При всем при этом выборам нужна интрига, но интрига безобидная, не затрагивающая президента и неприятные ему темы. Похоже, найденное решение и было представлено обществу на состоявшемся съезде «Единой России». Выяснилось, что «Единая Россия» тесно связана вовсе не с президентом, хотя и является его ресурсом, а с премьер-министром и правительством. Как выразился сам Медведев, «Единая Россия» фактически сформировала исполнительную власть в стране — правительство России». Сама эта фраза звучит диковинно для нашей политической системы — будто у нас парламентская республика и правительство формирует победившая на выборах партия, а не президент. Зачем же в феврале 2016 г. власти понадобилась именно такая формулировка?

Если вдуматься, она крайне полезна в нынешних условиях, как и прозвучавшее в том же выступлении на съезде другое двусмысленное заявление Медведева: «Всех результатов, которых добивалось правительство, оно добивалось при помощи и поддержке «Единой России». Медведев, несомненно, вкладывал в эти слова положительный для себя смысл, намекая, что, если бы не действия правительства, все было бы еще хуже, но при желании в них можно услышать и другое — готовность взять на себя, на возглавляемые им партию и правительство ответственность за все плохое, что происходит и будет происходить в оставшееся до выборов время в стране и экономике.

Тенденция возлагать ответственность за все экономические промахи именно и только на правительство преобладает в российской системной политике все последние годы — и на выборах 2016 г. она, судя по всему, станет основополагающей. Медведев и его правительство являются самой высокой из открытых для критики властных инстанций, ведь президента у нас критиковать не принято. Неудивительно, что этим все активно пользуются: вплоть до самого съезда критикой отдельных министров не гнушались и многие депутаты-единороссы. Возможно, креативная идея Кремля как раз и заключается в том, чтобы превратить предстоящие выборы Госдумы в референдум о доверии главе правительства. С одной стороны, это придаст всему процессу хоть какой-то смысл и интригу: даже негативно настроенные к выборам граждане могут увлечься возможностью как-то повлиять на судьбу правительства. С другой стороны, даже самая ожесточенная критика Медведева, правительства и партии «Единая Россия» со стороны допущенных к выборам участников ничуть не повредит президенту и его рейтингу. То есть Дмитрий Медведев вполне может даже и проиграть выборы, а вот Владимир Путин явно планирует их выиграть в любом случае. За всеми этими процессами можно и нужно следить и даже получать некоторое удовольствие от разворачивающейся интриги, но, главное, не забывать: независимо от того, сколько процентов получит «Единая Россия» на выборах, много или мало, итоги выборов не изменят сформировавшийся в России режим власти — во всяком случае, не изменят к лучшему. Дело вовсе не в Медведеве, его правительстве или возглавляемой им партии — и именно поэтому вся предвыборная полемика будет разворачиваться вокруг них.

Что означает «ночь длинных ковшей?»

Swissinfo.ch, 12.02.2016

Нашумевший снос нескольких десятков объектов недвижимости в разных районах Москвы и заявление о продолжении этой практики в ближайшем будущем интересен не как юридический казус, а как очередное столкновение человеческого и имперского ответов на один вопрос: существует ли город для того, чтоб в нем было комфортно жить и работать людям или же люди лишь приложение к помпезным зданиям, широким проспектам и красивым газонам?

К сожалению, мы видим абсолютное торжество имперского подхода, при котором интересы частного человека и его бизнеса без тени сомнений приносятся в жертву авторитарно трактуемым представлениям о том, как такое правильно, что такое законно и что такое красиво. Мы наблюдаем демонстративное неуважение к фундаментальному для рыночной экономики праву — праву собственности. Не сумев доказать свою правоту в судах, не пытаясь решить вопрос рыночными методами, московские власти организовали снос объектов недвижимости, противопоставив праву физическую силу нанятых людей и подогнанной техники.

В ответ на недоумение и возмущение общественности, мэр Москвы Собянин опубликовал в социальных сетях послание, немыслимое ни в одном государстве, хотя бы в теории уважающем право собственности. «Нельзя прикрываться бумажками о собственности, приобретенными явно жульническим путем» — написал Сергей Собянин, и эта запись до сих пор доступна на его странице в социальной сети Вконтакте. То есть, это вполне официальный комментарий, который никто с тех пор не дезавуировал. Публично называть выданные официальными органами документы, подтверждающие право собственности «бумажками, приобретенными явно жульническим путем» — такое себе позволяли только большевики, исходившие из принципа, что все эти буржуйские бумажки априорно бессмысленны и ничего не стоят, как и зафиксированные в них права.

Комментарий Собянина не только ничего не объясняет, но вызывает ряд новых вопросов. Например, чем можно прикрываться частному лицу, если бумажками нельзя? Защищать свою собственность с оружием в руках? Но Россия не Швейцария и не США, у нас оружие для защиты жизни и собственности применять запрещено. Или другой вопрос: а на чем базируется убежденность Собянина в том, что конкретно эти документы получены «явно жульническим» путем? Он опирается на решения судов, установивших факт их незаконного получения? Или мэр Москвы сердцем чувствует, какие документы получены законно, а какие — «явно жульническим путем»?

Кроме нескрываемого правового нигилизма российских властей, о котором уже много лет говорится по разным поводам и на разные лады, мы наблюдаем еще и демонстративное возвращение к типично советскому, директивному решению вопросов местного управления. Советская власть со своими подданными никогда не церемонилась, без долгих раздумий конфискуя, выселяя, отбирая и разрушая. Как и в советские годы, снос неугодной властям недвижимости инициировался сверху и сопровождался агрессивной информационной кампанией. Аргументация, что характерно, вполне традиционная. Когда предшественники товарища Собянина сносили целые кварталы старинной застройки вместе с церквями и архитектурными памятниками, они тоже убеждали людей, что сносятся старые, некрасивые, устаревшие «гадюшники» и «рассадники криминала и антисанитарии», которые мешают проезду и проходу граждан, а также закрывают вид на истинные шедевры архитектуры.

«Вернем Москву москвичам. Её скверы, площади, улицы. Открытые, красивые, любимые». — пишет мэр Москвы в уже цитированной записи социальной сети «Вконтакте». Вернуть Москву москвичам — это прекрасная идея. Вот только дело вовсе не в скверах и площадях, а в том, кто принимает решения о том, какими должны быть эти самые скверы и площади — открытыми или закрытыми, плиткой мощеными или гранитом, и так далее.

Как видно из практики, Собянин имеет в виду что-то прямо противоположное возрождению в Москве полноценного местного самоуправления. Если сегодня мэрия решила, что какие-то постройки можно снести в одну ночь, то не стоит удивляться, если через какое-то время на их месте начнутся новые стройки — вопреки протестам и недовольству жителей. И у новых застройщиков в кармане будут очередных бумажки, которые, впрочем, в любой момент могут снова объявить жульническими.

Москвой должны управлять москвичи, как Женевой управляют женевцы, а Базелем — базельцы — и только тогда они вернут свой город себе. Возвращение надо начинать не со сноса магазинов и кафе, а с передачи максимального количества полномочий с регионального на муниципальный уровень. Население одной Москвы почти в два раза превышает население всей Швейцарии, при этом местных органов власти, наделенных реальными, а не символическим полномочиями, в Швейцарии гораздо больше чем в Москве, де-факто управляемой одним человеком.

Русские туристы любят Европу за извилистые узкие улицы, за живописные домики, облепившие древние соборы, за фермерские рынки на главных площадях, за чистоту и порядок на улицах и часто вздыхают, что на родине все иначе. При этом некоторые искренние любители Европы и поклонники западного образа жизни публично радуются происходящему в Москве, полагая, что снос некрасивых торговых павильонов приближает их город к Парижу, Берлину и Лондону.

К сожалению, это вовсе не так и движение идет совершенно в другую сторону. Красота и комфорт европейских городов держатся на трех простых принципах: местном самоуправлении, уважении к частной собственности и безусловном соблюдении законов. Восхищаясь формой, надо учитывать и содержание. Иначе мы вернемся к сталинской урбанистике — помпезные здания, широкие площади, бесконечные колоннады и величественные статуи, и ничего живого, ничего человеческого, ничего, что сделано для человека, его счастья и комфорта.

Поэтому, если мы действительно хотим, чтоб наши города хоть когда-нибудь стали похожими на европейские, а огромная необустроеная Россия — на уютную и комфортную Швейцарию, рано или поздно нам придется начинать вовсе не с велодорожек, не со сноса киосков и уродливых зданий, а с самого начала — с уважения к человеку, его правам, его собственности. Другого пути нет и, пытаясь его найти, мы просто теряем время и увеличиваем свое отставание.

Муниципализация страны

Статья опубликована в №4021 газеты «Ведомости» от 24.02.2016

Одной из немногих положительных тенденций в развитии современной общественной мысли можно считать начавшееся обсуждение вариантов выхода нашей страны из того печального состояния, в котором она ныне пребывает.

В основе дискуссии поиск тех сил и структур внутри существующей политической системы, которые могли бы стать катализаторами ее перезагрузки. Дмитрий Гудков в своей статье предложил считать независимых депутатов Государственной думы той здоровой силой, которая в переходный период может стать точкой сборки для всей конструкции обновленной власти. Однако в таком решении видится несколько проблем. Прежде всего совершенно не факт, что в новом составе Государственной думы таких депутатов будет много. Кроме того, не очень понятно, как избранные от нескольких округов депутаты могут считаться представителями всей страны. В 1917 г. некоторые депутаты Государственной думы уже пытались взять на себя ответственность за Россию — и кончилось это трагично: им не хватило ни сил, ни влияния для удержания власти. Олег Кашин предложил формулу «моментальной федерализации», т. е. передачи максимального количества полномочий на уровень региональных законодательных собраний. Кашин исходит из того, что депутаты законодательных собраний представляют местные элиты, которые лишь терпят навязанных Москвой губернаторов. Отчасти это правда, но этот путь может быстро вернуть нас в нынешний тупик. Во-первых, депутаты местных законодательных собраний зачастую являются креатурой как раз губернаторов и связаны с ними гораздо сильнее, чем с избирателями или элитами. Это прекрасно видно и в Москве, где Московская городская дума состоит главным образом из верных Сергею Собянину людей. Во-вторых, большинство российских регионов в принципе не может существовать без дотаций центра и вся тамошняя региональная элита поколениями осваивала один-единственный навык — стоять в поклоне перед Кремлем и на любых условиях выклянчивать деньги. Стоит ли сомневаться, что, получив новые полномочия, такие деятели первым делом побегут в Москву сдавать их обратно в обмен на федеральные дотации? Ведь так уже было в начале 2000-х, когда регионы без сопротивления отказались от всех полученных в 1990-е прав. В-третьих, в отличие от федеративных государств Европы или США регионы России в большинстве случаев не являются исторически сложившимися общностями и были нарезаны в интересах советской плановой экономики и партийной бюрократии. Существуя десятилетиями, они так и остались искусственными образованиями, лишенными какой-либо идентичности и самобытности. Есть ли смысл консервировать все это?

Представляется, что катализатором перезагрузки всей политической системы России могла бы стать радикальная реформа муниципальной власти, в ходе которой местные общины получили бы максимум полномочий и стали реальной властью — на фоне превращения регионов в инфраструктурные кластеры и площадки для взаимодействия с федеральным центром. Объявление всеобщих, свободных и равных муниципальных выборов, по итогам которых будут сформированы принципиально новые местные органы власти с качественно иными полномочиями и возможностями, сразу изменит климат в нашей стране, сделает ненужным огромный сегмент чиновничьего аппарата, а главное — откроет социальные лифты для новой генерации политиков и чиновников. Другого способа быстро мобилизовать во власть десятки и сотни тысяч энергичных и предприимчивых людей по всей стране не существует: федеральные и региональные выборные кампании слишком дорого стоят, чтоб дать дорогу кому-то кроме ставленников власти и олигархии. Несомненно, при сохранении нынешней логики власти ничего такого не произойдет. Но гораздо тревожнее, что и в оппозиционном сегменте общества выход из ситуации продолжают искать в рамках старых идеологических и бюрократических конструкций, уже не раз и не два остановивших обновление страны и власти.

Ближний круг оппозиционеров

Статья опубликована в №4029 газеты «Ведомости» от 09.03.2016

Смерть Сталина обернулась неожиданно быстрым и в некоторых случаях радикальным смягчением режима в СССР. Как получилось, что без смены команды, без прихода к власти диссидентов, сталинская система стала стремительно и неудержимо трансформироваться буквально с первых дней марта 1953 г.? Как получилось, что ее фактическим демонтажом занялись ближайшие сподвижники Сталина, а едва ли не самым радикальным реформатором оказался одиозный Лаврентий Берия?

Среди множества тем хочется выделить три, представляющиеся важными не только для понимания прошлого, но и для размышлений о будущем. Во-первых, в условиях автократии единственной реальной и дееспособной оппозицией вождю рано или поздно оказывается его же ближайшее окружение. В отличие от населения высокопоставленные чиновники не только непосредственно зависят от капризов и прихотей лидера, но и наблюдают вблизи его нарастающую неадекватность. Но главное — окружение автократа уже имеет власть и с его уходом автоматически получает полный контроль над страной. Естественно, чиновничья оппозиция весьма умеренна, но никакой другой на тот момент в стране просто не остается. Радикальная оппозиция в условиях жесткого авторитарного режима или ликвидируется физически, или изолируется от любого воздействия на население тюрьмой или эмиграцией. Конечно же, не считали себя оппозицией и члены ближнего круга Сталина.

Пока вождь был способен удерживать власть, они не только не сговаривались за его спиной о каких-либо будущих реформах, но скорее всего боялись даже подумать о том, что будет после его ухода. Никакие публичные столкновения мнений и полемика о будущем были тем более невозможны, поэтому никто в 1952 г. не смог бы заподозрить Хрущева, Маленкова или Берию в либерализме или отрицании культа личности: все они казались твердокаменными сталинцами. Во-вторых, после автократии неизбежен период коллегиального руководства — просто потому, что автократ не терпит никаких лидеров вокруг себя и каждый член высшего руководства страны в любом случае уравновешивается остальными. Даже если каждый из них в глубине души и хочет стать новым диктатором, первое время им всем волей-неволей приходится заключать альянсы, что в итоге расшатывает всю систему и ведет к ее смягчению и реформированию. Все это видно по истории борьбы в руководстве СССР в 1953–1957 гг., когда схватка сталинских выдвиженцев за власть обернулась оттепелью для всей страны, а победивший в ней Хрущев при всех своих недостатках оказался гораздо более мягким лидером. В-третьих, программа любого умеренного поставтократического режима легко предсказуема. Она заключается в отказе от самых одиозных и радикальных практик прошлого правления, зачастую обусловленных исключительно личными антипатиями и капризами ушедшего лидера. Например, сразу после смерти Сталина была прекращена антисемитская кампания, был взят курс на восстановление отношений с Югославией, смягчение риторики в адрес стран Запада и т. д. Характерен в этом смысле и случай Хрущева — его поздние реформы (совнархозы, разделение КПСС и проч.) хоть и не встречали никакой публичной критики, но были стремительно свернуты сразу после его свержения.

По сути, умеренная поставторитарная программа сводится к скорейшей нормализации жизни в стране — и непоследовательность десталинизации легко объяснить тем, что никакого периода нормальной жизни у СССР на тот момент не было, так что новому руководству пришлось ориентироваться на свои личные представления о нормальности. Уроки истории иногда вполне утешительны. Сколько бы ни клялось в верности автократу его окружение и какими бы мрачными или жалкими ни казались эти люди, кто-то из них неизбежно начнет либерализацию после его ухода. Если даже в окружении Сталина оказались его будущие критики и ниспровергатели, то что уж говорить об окружении, например, Путина.

Кризис партийности

Статья опубликована в №4039 газеты «Ведомости» от 23.03.2016

Глядя на выборы в США и странах Европы, мы наблюдаем возрастающее давление на политику радикальных или еще недавно считавшихся маргинальными политиков и идей. Почему это происходит?

Традиционная система партий предлагала широкому кругу избирателей так или иначе консолидироваться вокруг кандидата, который хоть и не устраивал всех полностью, но позиционировался как единственно возможный в данной ситуации. Так как избиратели черпали информацию из традиционных СМИ, контролируемых существующей политической элитой, волей-неволей им приходилось выбирать не того, кого хотелось, а того, кого им предлагают элиты страны или их партии. Такая система сложилась после Второй мировой войны, и с ее помощью несколько десятилетий удавалось вполне эффективно нейтрализовать радикалов — как правых, так и левых. В США ни те ни другие не могли дойти до уровня лидеров национальных праймериз, а в Германии или Франции радикальные партии традиционно находились в электоральном гетто, избиратели или стеснялись за них голосовать, или не голосовали за них сознательно, считая такое голосование бесполезным: СМИ объясняли им, что радикалы все равно получат мало голосов и лучше голосовать за тех, кто имеет реальные шансы избраться и повлиять на политику. В итоге большинство сторонников ультраправых идей сжав зубы голосовали за правоцентристов, а левые радикалы так или иначе голосовали за левоцентристов — и все были недовольны, кроме национальной партийно-политической элиты. До поры до времени это недовольство очевидным сужением выбора не находило выхода: миллионы маргиналов не могли объединиться, потому что объединением людей традиционно занимались как раз элиты — через создаваемые сверху партии или общенациональные СМИ. Самоорганизация снизу в масштабах государства в эпоху традиционных технологий была фактически невозможна.

Эра сетевых коммуникаций все изменила. Во-первых, разрушена монополия традиционных СМИ на информацию. Если раньше радикальному (или просто слишком неформатному в глазах элит) политику попросту не предоставляли общенациональной трибуны и тем самым обрекали на маргинальность, то сейчас он получает возможность обращаться к миллионам своих потенциальных сторонников без каких-либо компромиссов с традиционной элитой — через социальные сети, мессенджеры или сервисы онлайн-трансляций. В итоге традиционные СМИ, видя наличие многомиллионной аудитории у патентованных, казалось бы, маргиналов, все равно вынуждены включаться в освещение их деятельности, что в итоге делает невозможным изоляцию неугодных элитам политиков и идей. Во-вторых, современные технологии в сфере банкинга если не уничтожили полностью зависимость политики от крупного бизнеса, то как минимум создали возможность собрать деньги для своей кампании прямо у сторонников. Но если политику удается доказать наличие у себя миллионов сторонников, да еще и собрать значительные суммы на кампанию, то крупный бизнес тоже начинает рассматривать несистемных кандидатов серьезно.

Имеет ли все это отношение к России? И да и нет. Да — потому что Россия пока еще не изолирована от новейших сетевых технологий и то, что возможно на Западе, теоретически возможно и у нас: и мы видим на примере ряда кампаний, что через сеть удается набрать и волонтеров, и сторонников, и деньги. Нет — потому что для использования в политике новых технологий и идей нужны прежде всего справедливые, честные выборы, в которых разрешено все то, что не запрещено. В России мы наблюдаем попытку законсервировать совершенно искусственную и стремительно устаревающую политическую систему, при которой решающее слово остается за правящей элитой и только она решает, какие кандидаты, партии и идеи могут предлагаться населению, а какие — нет. Утешает одно: эта система обречена технологически и существовать она может только до тех пор, пока у государства хватает ресурсов и желания ее поддерживать.

Панамские офшоры и простые россияне

Статья опубликована в №4049 газеты «Ведомости» от 06.04.2016 под заголовком: Россияне и офшоры

Российская общественность отреагировала на публикацию панамского досье бурно, но специфично. Многие выразили разочарование: мол, все это зря, простых россиян таким не пронять. Как раз по поводу тезиса о влиянии публикуемых разоблачений на состояние умов российского электората и возникает ряд вопросов. Непонятно, откуда взялась мысль, что публикация в международных СМИ документации компании Mossack Fonseca должна как-то воздействовать именно на электорат в России, а не, например, в Китае или Саудовской Аравии. Можно понять, почему эту идею транслирует Кремль — там давно мыслят в конспирологических категориях и все происходящее на земле считают борьбой мирового зла с ними лично. Гораздо удивительнее, что многие оппоненты Кремля тоже убеждены, что весь мир только и ищет способ повлиять на российский электорат. Нравится это кому-то или нет, но наша страна вовсе не центр мироздания и далеко не все делается с учетом российских интересов и специфики.

Трудно вообразить даже примерное содержание публикации, способной гарантированно смутить умы десятков миллионов россиян. В каком СМИ она могла бы появиться, чтоб о ней сразу прознало столько народа и немедленно поверило в ее правдивость? Доказать что-то можно только тем, кто готов эти доказательства воспринимать, этого как раз и нет, как нет и механизма доверительной коммуникации между массовым российским избирателем и разоблачителями коррупции. Непонятна сама апелляция к выборам в России как процессу, в результате которого из-за изменения настроений россиян якобы может радикально измениться ситуация в стране. Накануне выборов 2011 г. было много разных публикаций, которые действительно изменили настроения общества и даже отразились на результатах голосования — партия власти тогда получила меньше, чем ей хотелось бы. Это привело к общественным волнениям, недолгому смятению в верхах и последующей реакции, а избранная тогда Дума напринимала таких законов, о которых в 2011 г. и подумать никто не мог. Надеяться, что кто-то где-то опубликует «правильную» статью, а миллионы прозревших соотечественников придут на выборы, проголосуют за кого надо и тем самым изменят ситуацию в стране, — самообман. Десятки миллионов не прозреют разом, да и результаты выборов в Госдуму (спасибо Конституции 1993 г.!) не могут ничего изменить: вспомните Бориса Ельцина, который с минимальным рейтингом эффективно нейтрализовывал оппозиционную Думу многие годы.

Ходить на честные выборы и с их помощью менять свою страну к лучшему — удел граждан развитых демократий, которых не так много. Только там информация о правящей верхушке и ее окружении способна радикально повлиять на ситуацию и обновить власть на очередных выборах. Прежде чем подобные механизмы заработают в нашей стране, у нас должны появиться независимые общенациональные СМИ и свободные выборы.

Панамский архив свидетельствует, что российская элита интегрирована в мировую экономику гораздо сильнее, чем ей самой хотелось бы. Парадоксальным образом именно в неотделимости политической и экономической элиты России от общемировых процессов обнаруживается роковая уязвимость нынешней власти и шанс России на перемены. Оттепель или перестройка у нас, к сожалению, возможны только как следствие раскола правящей элиты, а там, судя по реакции, панамские разоблачения читают очень внимательно.

Апокалипсис от Бастрыкина

Статья опубликована в №4059 газеты «Ведомости» от 20.04.2016

Один из столпов нынешнего режима отнюдь не склонен считать Россию Владимира Путина стабильной страной с авторитетной властью и сплоченными вокруг нее, готовыми пройти сквозь любые испытания гражданами — такой вывод можно сделать из прогремевшей статьи Александра Бастрыкина.

Какая же она, Россия Бастрыкина? Прежде всего это страна, стоящая на пороге развала и падения. Все настолько плохо, что спасти ее могут только чрезвычайные меры, в изобилии предлагаемые в конце статьи. Если судить только по тексту, то может показаться, что вражеские «гибридные» армии уже буквально стоят под Москвой, в тылу «пятая колонна» взрывает последний мост и спасти Отечество может только чудо и Бастрыкин.

Впрочем, все это не удивительно, ведь в описываемой Бастрыкиным России практически не работают свои спецслужбы, в то время как иностранные, и прежде всего американские, могущественны и вездесущи. Бастрыкин буквально вопиет: пора поставить действенный заслон информационной войне! — этот призыв даже вынесен в заглавие статьи. Получается, что до 18 апреля 2016 г. никакого действенного заслона на пути вражеской пропаганды и агитации не стояло вовсе и ненавистники России могли делать буквально все, что им угодно.

Уязвимость России Бастрыкина вполне понятна и ничуть не удивительна. Ведь, судя по статье главы СК РФ, ей очень не повезло с населением. Россия Бастрыкина населена двумя категориями граждан: первые — легковерные и склонные к неадекватной реакции на самые банальные вещи, вторые — беспринципные негодяи, готовые за деньги завербоваться в любую разведку, экстремистскую или террористическую организацию.

Особенно много хлопот с первой категорией: стоит этим легковозбудимым простакам прочитать что-нибудь в бесцензурном интернете, услышать какую-либо неортодоксальную версию истории или узнать, что кто-то не признает результат какого-то референдума, — они сразу же объединяются со второй категорией, заботливо завербованной иностранными разведками, и начинают уничтожать свою страну. Поэтому первую категорию надо по возможности изолировать от всего, а вторую, очевидно, изолировать физически, желательно с конфискацией имущества.

Россия Бастрыкина — постоянная жертва и беспомощная марионетка в руках США. На 17-м году пребывания у власти Путина Бастрыкин нелицеприятно констатирует «формирование в России проамериканской и прозападной так называемой несистемной оппозиции, распространение межконфессионального и политического экстремизма». Напрямую о президенте автор ничего не говорит, что само по себе странно. Ведь это в годы правления Путина, как оказалось, расцвел пышным цветом всяческий экстремизм, а тысячи граждан России выезжают «в районы с повышенной террористической активностью <…> через Турцию и Египет, куда они попадают как напрямую, так и через третьи страны <…> под предлогом отдыха, получения теологического образования, коммерческой деятельности и т. д.» — явно ведь не от хорошей жизни! Остальные, как было уже сказано, только и ждут, пока их кто-нибудь взбаламутит; а что же президент? «Хватит уже играть в лжедемократию, следуя псевдолиберальным ценностям!» — обращается к нему Бастрыкин. Заигрался, выходит, в лжедемократию, вот ведь какая беда.

Судя по тексту Бастрыкина, в верхних эшелонах власти от будущего и от граждан России не ждут ничего хорошего и откровенно готовятся к беспощадной борьбе с любыми посягательствами на свое право оставаться у власти. Глава СК недвусмысленно предупреждает: в какие бы бездны ни катилась экономика России, какие бы бедствия ни обрушивались на головы ее граждан, любое недовольство властью априорно будет трактоваться ею как следствие активности западных спецслужб, экстремизм и терроризм и решительно подавляться. К сожалению, нет оснований полагать, что так думает один Бастрыкин.

Прожектор Перестройки

Статья опубликована в №4067 газеты «Ведомости» от 04.05.2016

Во второй половине апреля Алексей Кудрин проделал удивительный для нашего времени путь от умеренного оппозиционера, руководителя Комитета гражданских инициатив до председателя Центра стратегических реформ и заместителя Путина в Экономическом совете. Несмотря на то что ни одна из этих должностей не является руководящей, можно говорить о фактическом возвращении Кудрина в верхний эшелон власти.

Зачем Владимиру Путину понадобился человек, стоявший на трибуне оппозиционного митинга в 2012 г.? Казалось бы, перестройка окончательно заклеймена как организованная западными спецслужбами прелюдия к величайшей геополитической катастрофе — и вдруг лично Путин возвращает во власть человека, не стесняющегося весной 2016 г. говорить о необходимости новой перестройки?

Несомненно, Алексей Кудрин вовсе не Алексей Навальный в смысле радикализма и претензий к существующему в России режиму. И Кудрин не единственный «системный либерал» в окружении Путина: даже в самые мрачные месяцы посткрымского триумфа охранительства президент оставил на своих местах всех тех, кого ругали его радикальные сторонники, — Медведева, Набиуллину, Чубайса и др. Едва ли сохранение на ключевых или просто важных постах этих людей можно объяснить только сентиментальными чувствами. Беда Путина в том, что его скамейка запасных игроков крайне невелика и за пределами небольшого круга всем известных персон у него никого нет. Независимо от того, согласен Путин со своими придворными «либералами» или нет, они остаются единственной доступной ему кадровой альтернативой.

Поэтому выдвижение критикуемого со всех сторон Медведева в качестве главы списка «Единой России» и возвращение во власть Кудрина кажутся демонстративными акциями, имеющими вполне конкретных адресатов.

Во-первых, таким адресатом является вся властная вертикаль. Чиновничий и политический аппарат в очередной раз ставится перед фактом: Путин сам решает, кого приближать и кого удалять, не учитывая соответствия своих протеже текущим идеологическим установкам и пожеланиям широкого круга своих сторонников.

Во-вторых, можно предположить существование более узкой группы адресатов — всех тех, кто резко увеличил свое влияние в 2014–2015 гг. Прежде всего это верхушка армии, оборонной промышленности и других структур, прямо вовлеченных в украинские события и последующую эскалацию напряженности. Путин, как свидетельствует вся его биография, не любит, когда на него давят и когда у него нет запасного варианта. Даже несмотря на то, что сам он, несомненно, получает удовольствие, держа руку на пульсе мировой нестабильности, зависимость от военных и обреченность до конца идти по выбранному весной 2014 г. пути едва ли радует его. Особенно если кто-то из «ястребов» решил, что стал незаменимым и требует особого к себе отношения и приоритетного учета своего мнения при принятии решений. Для таких людей демонстративное возвращение Кудрина, ушедшего из правительства как раз из-за критики военных расходов, может быть очень неприятным сигналом.

Экономическая ситуация внутри страны ухудшается, перспективы противостояния со всем миром безрадостны. Рано или поздно придется идти на компромисс хотя бы во внешней политике, и для его достижения понадобятся не Лавров, Рогозин и Шойгу, а совсем другие лица. В ситуации усиливающейся социально-политической турбулентности Путину нужны лично преданные люди, готовые не только поддержать любой идеологический и экономический разворот без сомнений и колебаний, но и взять на себя ответственность за трудные решения. Едва ли Путин серьезно думает о каких-то экономических и политических реформах, но если он решит, что для сохранения личной власти они ему потребуются, он, несомненно, пойдет на них, без долгих сомнений отправив в опалу «ястребов» и выдвинув в первый ряд, например, все того же Кудрина.

Хулиганство и революция

Статья опубликована в №4076 газеты «Ведомости» от 18.05.2016

Обсуждение новых драконовских мер, традиционно подаваемых под антиэкстремистским соусом, в конце прошлой недели прервалось стрельбой на Хованском кладбище в Москве. В очередной раз обнаружился разительный контраст между тем, с какой методичной суровостью органы госбезопасности подходят к организации оппозиционных митингов, и тем, как просто оказалось нескольким сотням вооруженных людей собраться и устроить разборки со стрельбой и жертвами.

Начиная с «Норд-оста» и Беслана и кончая постоянными новостями о криминальных разборках, обнаруживается одна и та же проблема: в случае столкновения с вооруженными, организованными и радикально антиобщественными силами правоохранительные органы демонстрируют удивительную беспомощность и неосведомленность. Как это контрастирует со все возрастающей и постоянно демонстрируемой ими же готовностью без долгих раздумий и каких-либо сомнений обрушить всю тяжесть сыска и наказания на неугодных политических активистов! На фоне баснословных «беспорядков на Болотной площади 6 мая 2012 г.» побоище с участием сотни боевиков выглядит почти вооруженным мятежом — но власти называют массовую драку со стрельбой и жертвами «хулиганством».

Государственная дума, принимая все новые и новые акты «против экстремизма», как кажется, почти уже не скрывает, что настоящей целью всех законодательных новелл являются исключительно легальные политические противники власти — т. е. заведомо безоружные и мирно настроенные граждане.

Между тем карательный ресурс государства ограничен. Каждый раз, формируя очередную группу по расследованию «преступлений» Навального или Ходорковского, власть обнажает участки противостояния с настоящими врагами общества — в том числе вооруженными криминальными бандами. Множество людей в погонах, занятых мониторингом оппозиционной активности и «профилактической работой» с инакомыслящими, никак не участвуют в защите государства и общества от настоящих угроз, при этом содержание всего этого охранительного аппарата обходится во вполне серьезные суммы. В итоге, не жалея сил и средств для ограждения существующего режима от его вполне благонамеренных критиков, государство оказывается не способным предотвращать случаи реального, а не вымышленного экстремизма и эффективно реагировать на них.

Невольно возникают сомнения: а готовы ли в принципе многочисленные структуры, по своим инструкциям долженствующие оберегать общественную безопасность, к лобовому столкновению с внезапно вышедшим на улицы вооруженным противником? Откуда эта странная мысль, что потенциальные мятежники собираются действовать исключительно под прикрытием мирных демонстраций и их можно нейтрализовать с помощью запретительного законодательства о митингах? А если все-таки на минуту предположить, что настоящие враги Российской Федерации — это совсем не те граждане, которых так тщательно ловят силовые структуры и разоблачают по телевизору, а молчаливые деловитые люди с хорошими связями в криминальных группировках? Что, если они не станут развлекаться писанием в блогах и выступлениями в СМИ, не будут в судах требовать допуска к выборам, а просто соберутся однажды в условленном месте где-нибудь в Москве и начнут стрелять — как и случилось на Хованском кладбище?