Бесплатный фрагмент - Пойдём со мной в Африку

Введение

Я тоскую по Африке. Я тоскую по ней всегда. Даже когда я там, я тоскую по ней.

Любовь — сложная штука. Чем она труднее, тем желанней. Так и здесь. С Африкой всё начиналось сложно, и не потому, что этот континент какой-то особой «трудности», а потому, что мы для Африки особые, даже чужие. Не принимает Чёрный континент пришельцев в свои объятия, присматривается к ним настороженно, а то и проблем подкинет, проверок, проб на выдержку и смелость, а потом решит, нужна ли ему такая дружба?

На мою долю выпало нимало испытаний, в них окрепла, почувствовала внутреннюю силу и уверенность. Не могу сказать, что африканские проблемы стали обходить меня за версту, нет, просто я научилась их сторониться.

С каждым моим визитом Африка становилась более податливой и уступчивой, придавая нашим встречам разнообразные оттенки и вкус. Всякий раз принимала меня по-своему: порой капризно и сонно, а то вдруг игриво и весело, но я знаю, что Африка меня всегда ждёт.

***

Всякое африканское путешествие планирую на зимнее время, чтобы бронхитов избежать, вирусов гриппозных, которые каждую зиму одолевают население нашей страны, но ситуация на этот раз была тревожная.

Январь-февраль 2015 года. Чёрный континент охватила зараза похлеще наших мутировавших штаммов. Эбола смертельной косой выкашивала население Западной Африки. Успокаивало то, что запланировала себе страну Восточной Африки и очень надеялась, что эта жуткая зараза меня там не найдёт.

Эфиопия должна была показать чудеса в Данакильской низменности, открыть передо мной чрево кипящего вулкана, пригласить на праздник Крещения под названием Тимкат, который по эфиопскому календарю намечен на 19 января и продлится три дня. Ведь Эфиопия — единственная африканская страна православной христианской веры, а поэтому, несмотря на разницу в календарях, эфиопские и наши церковные праздники совпадают.

Но самым интересным казался юг страны, где дикие племена местных народов удивляют редкого белого человека, в первую очередь, своим внешним видом, но если повезёт, то на жизнь в деревне можно посмотреть, а то и заночевать.

Планов громадьё!

Все билеты собраны, страховка, паспорт, вещи сложены в чемодан, готовые вот-вот отправиться в путь.

Только что отгремел салютом Новый 2015 год. Мой город пребывал в ленивой неге рождественских каникул. Я шла почти безлюдными улицами. Оставались последние приготовления. У городских ёлок редкие прохожие задерживались, поддаваясь натиску собственных чада и уступая их просьбам. Иногда из супермаркетов выкатывались тележки гружёные колбасой, мандаринами, соком. Многодневное застолье продолжалось. Слегка шатающиеся личности с туманным взором время от времени шли навстречу.

Зачем всё это?! Нет, надо в Африку ехать! Надо на её пик взобраться! По острию её пройти! Ворожба! А как ещё назвать эту сумасшедшую тягу к приключениям, как объяснить это непреходящее чувство тоски по Чёрному континенту? Это не прихоть и не открытие какого-то нового маршрута, это очередное преодоление себя, маленький подвиг, ставший для меня большим. Этим путешествием я доказала себе, что жизнь моя идёт по правильному пути и Высшие силы помогают мне в этом.

Трудно поверить, но на свете ещё есть места, которых практически не коснулась цивилизация. Задворки нашего мира в их естественном бытии можно увидеть, преодолев тернии дорог, риски в пути, которые, возможно, не снились самому Индиане Джонсу. Ну это я так, для красного словца. Куда уж нам до него?

Глава 1. Какая она, Эфиопия?

В Найроби прилетела Кенийскими авиалиниями и Аэрофлотом, которые объединились для совместных полётов совсем недавно и осуществляют их в зимний период, то есть с октября по конец марта. Первую половину пути до Дубая рейс осуществляет Аэрофлот, а дальше обязанности по перевозке берёт на себя Кенийская авиакомпания.

Было раннее утро. Уверенно проследовала в транзитную зону, чтобы оттуда перелететь в Аддис-Абебу дневным рейсом. Выходить в Найроби на несколько часов желания не было. Знаем! Видали! Да и запланирована Кения у меня на более поздний период.

Незадолго до посадки в самолёт к эфиопам случилось поговорить с единственной белокожей пассажиркой, которая представилась американской миссионеркой. Жила она в городке Джинка на юге Эфиопии, привнося католическую веру в племена. Маленькая, хрупкая, светловолосая женщина оказалась крепким орешком, именно она стала для меня первым реальным свидетелем жизни диких народов, о встрече с которыми я мечтала.

Первое, о чём она спросила, это говорю ли я на языке амхарик? Меня застали врасплох, как-то совсем про это не думала, да и про такой язык не слышала, но предположила для себя, что имеется в виду амхарский язык, на котором говорит 80% населения страны. Она удивилась моему дилетантству и ветрености, с которой я выдвинулась в столь рискованное путешествие, но поделилась несколькими названиями важных мест в Аддис-Абебе. При этом рассказала, что самым необучаемым народом являются люди мурси, которые только картинки в библии смотрят, да и то в пьяном виде. Мне стало ужасно плохо, я же к ним собиралась! Знала, что пьют, знала, что хулиганят, а тут ещё этот язык амхарик. Как я буду? Хотя по мне что амхарик, что ахмарик, одно другого не легче. Нужно взять себя в руки, ведь я совсем не рассчитывала на горячую любовь местного населения. Мне бы посмотреть!

Эфиопские авиалинии оказались на высоте, чего никак не ожидала, представляя себе старые скрипучие кресла салона в лохмотьях, вывернутые подлокотники, трясущийся до стука в зубах самолёт. А уж обслуживающий персонал виделся длинным, худым, со впалыми щеками и голодным взглядом. Все эти жуткие видения исчезли сразу, едва мы поднялись в воздух. Я уставилась в экран своего иллюминатора и меня уже было не отлепить.

Как-то быстро внизу показалась пустыня, изрезанная сухими руслами рек, которые наполняются только во время дождя, да и то ненадолго. Все овраги, промоины и каньоны сверху напоминали кровеносную систему живого организма на мёртвой иссохшей земле, где не было видно ни единой дороги. Этот замысловатый графический рисунок сходился своими линиями в разбросанных вулканических кратерах, иногда дымящихся, или же наоборот исходил из них, теряясь в песках. Как-то незаметно пустыня поднялась, превратившись в высокогорное плато. Она виделась совсем рядом, даже мысль мелькнула, что мы садимся. Соляные плато белыми пятнами укрывали пустыню. Розовые, красные, бордовые пески волнообразно сменяли друг друга. Столь потрясающие виды представляла собой враждебная человеку земля, не приносящая ему никакой пользы. Огромные территории Эфиопии были абсолютно непригодные для жизни.

Постепенно к оттенкам красного примешались жёлтый и чёрный цвета, раскрасив землю подо мной. И вдруг появился зелёный! Зелёные пятна хаотично просматривались по склонам и долинам. Скудные леса оживили пейзаж. Местами над ними тянулся дымок от костров, там, внизу, появились признаки жизни, там люди занимались своими каждодневными делами. Едва заметные жилища сверкали цинковыми крышами, пуская солнечных зайчиков в мой иллюминатор. Последовательные, прямоугольные пятна обработанной почвы походили на паркет, которым выложили землю. Виднелись короткие ленты дорог, и от души отлегло, значит, там на чём-то ездят, что для меня было очень важно. Ведь ни арендованного джипа, ни личного гида у меня не будет, а добираться повсюду предстоит только самостоятельно и в одиночку.

Оплатив в аэропорту прилёта 50-долларовую визу, я стала обладательницей красивой наклейки во всю страницу паспорта и поспешила на выход, не забыв наменять денег на житьё-бытьё. По совету американской миссионерки отыскала голубое такси класса «эконом» и за 200 бырр (10$), это значит местных денег, покатила по улицам, видимо, города. Аддиса, как сокращённо тут называют столицу, встретила меня жутким пейзажем.

— Это город? Его что, бомбили?

Водитель недоумевал:

— Конечно город. Это Аддис-Абеба! Столица Эфиопии! Видишь, эстакады возводят, здания строят, народу много!

Мне казалось, что он хотел покрутить пальцем у виска, но клиент всегда прав. Это международное правило в Эфиопии знают, поэтому таксист крутил баранку и помалкивал, отыскивая для меня отель с приличным сервисом и приятной низкой ценой.

Я даже сомневалась, что еду по городу. Недостроенные здания, брошенные полуразвалившиеся мосты, груды строительного мусора, по которым двигался транспорт, сточные канавы совсем не радовали глаз, а только угнетали. Эта чумазая Аддиса напоминала пригород Найроби, где несколько лет назад я испытала настоящий шок от увиденного пейзажа. И вот снова шокирующая Африка! Неужели дальше ещё хуже?

Оказавшись в районе автовокзала Autobus tera, поспешила купить билет на завтра в город Мекеле, чтобы не задерживаться в этой самой жуткой столице мира. «Помогайлы» всех мастей терзали меня своими приставаниями и обещаниями отвести в отель за 10$. Ни я, ни мой водитель не могли от них оторваться. Мне это стоило хитрости. Зайдя в дорогой отель, переждала кульминационный момент среди помощников, пока они спорили между собой, а потом спокойно нашла себе достойное место для ночёвки. В дальнейшем, приезжая в Аддису, останавливалась тут всегда и здесь же оставляла личные вещи, которые не могли пригодиться на данном этапе.

Было тепло и сухо, никаких претензий на жару. Перевела часы на африканское время, то есть на шесть часов вперёд и отправилась на пыльные улицы. Кушать инжеру, национальное эфиопское блюдо, в тот день не рискнула, лишь только наблюдала, как это делали другие, уплетая за обе щёки тонкий серый блин с кислинкой. Этот блин выкладывали на большой круглый поднос, а сверху на него тарелочка с мясным сырым фаршем, или же жареным мясом на косточке, а то и просто со свежими овощами. Всё это сдабривалось перчённым соусом оранжевого цвета. Если едоки пришли поесть инжеру в компании, то заказывали несколько порций в один поднос. Они ловко отрывали куски от серого блина и с виртуозной ловкостью прихватывали кусочек мяса или щепотку фарша, быстро отправляя всё это дело в рот. Ложек и вилок инжера не предусматривает. Я пристрастилась к этому блюду позже, так как экспресс-кафе ничего другого не предлагали. А что было делать? Только исключила из своего рациона сырой фарш. Месяц в Эфиопии без инжеры не пережить. Хотя что это я говорю о ней, как непригодной к употреблению пище? Инжера прелесть, инжера смак! Поначалу я её вилкой ела, даже и не заметила, в какой момент стала виртуозом в поедании инжеры голыми руками. Мука зёрен тефа идёт на её приготовление. Теф и сорго в Эфиопии культивируют повсюду. Эти злаки выносливы к засухам и обожают высокие горные склоны.

При первом взгляде на страну в глаза бросается внешность эфиопов. Не то, во что они одеты — в грязное или чистое — это в Африке не принципиально, а то, что лица у них благородные, красивые и даже одухотворённые. Тонкие черты лица притягивали взгляд, прекрасные глаза, глубокие и блестящие, вызывали восторг. Резкое отличие от остальных народов Африки налицо. Нет в их облике «широконосости» и «пучеглазости», скорее присущ европейский тип лица.

К вечернему выходу в церковь многие прихожане надевали свои традиционные одежды светлых тонов атласа с поясами расшитыми бисером. Женские платья здесь украшают вышивкой. Высокие барабаны кебаро вещь в церкви необходимая. Их приносят с собой верующие, бьют в них перед началом службы и в её конце, а после мероприятия снова забирают свои барабаны домой. Поэтому странная процессия из церкви мне стала непонятна, я только с любопытством её рассматривала. Позже уяснила для себя тонкости обычаев эфиопов.

Христианский север страны — это высокогорье, необыкновенной красоты природа и, конечно, удивительные, древние и даже странные храмы.

Автобус на север уходил ранним утром. По свежей прохладе в темноте, спотыкаясь и оглядываясь, торопилась к рейсу. Ещё с вечера при покупке билета попросила сотрудника автобусной компании встретить меня у входа в терминал. Ведь закоулки и переулки Аддис-Абебы — это не лучшие места для белых одиночек. Грабежи тут часты, поэтому хождения по темноте сопряжены с большим риском.

Кассир действительно меня ждал, стоя под единственным фонарём. Он размахивал во всю силу руками, и я его узнала. Быстро взял мой чемодан и потащил на посадку. Я поспевала за ним, лишив всех сомнительных уличных работников и не работников поиметь денег с «глупой фаранджи». Именно так тут нас называют. Почему «глупой», а потому, что каждый эфиоп, который старался меня «развести», считал себя умником.

Бедность, даже нищета казалась вопиющей, а потому народ день и ночь толпился у вокзалов с базарами, где есть хоть какая-то вероятность заработать или украсть, а значит, выжить.

За своим колёсным чемоданом я тщательно следила и оберегала, ведь ему всего несколько дней, он ещё пахнет новизной. Видела, как на него повесили бирку с моим именем и быстро отправили на крышу автобуса, тщательно привязав к металлическим поручням вместе с уже имевшимися там мешками и корзинами. Только после этого вошла в автобус. Громко поздоровалась с пассажирами по-английски. Поняли все и ответили на приветствие как умели. У каждого был свой «ахмарик», но нашлись всё-таки личности, которые лепетали по-английски как и я, а может лучше. Таких знатоков чужого языка встречала повсеместно, да только диву давалась, что в Эфиопии с английским дружат даже те, кто с виду кажется и в школе не учился.

Глава 2. Тут я буду удивляться!

На север в Мекеле отбыли без задержек по расписанию. Здесь этот город именуется как Макале, а чтобы меня понимали, произносила все названия на местных диалектах.

Едва мы выехали за город, как наступил рассвет и обозначились горные пейзажи. Ну, а коль горы, значит, террасное земледелие по склонам, требующее огромных сил и старания. Но всё вокруг такое высохшее и жёлтое, что совершенно было непонятно что тут может вырасти? Да, читала, что сорго выращивают, значит, так и буду считать, но увидеть этот злак на корню так и не удалось. Хотя, если честно, не очень-то стремилась, без него было на что смотреть.

А вот горы — это да! Они красивы всегда: хоть жёлтые, хоть зелёные, хоть никакие! У меня просто дух захватывало! Обширные и открытые долины в редкой поросли рощ с фиолетовой листвой лежали меж гор, повсюду цвели деревья суккуленты розовыми цветами, бордовая агава приросла к отвесным скалам. Меня охватила безудержная радость. Я чётко поняла, что Эфиопия не просто бедная африканская страна, это страна особая. Тут я буду удивляться!

Если едешь по горам, то дорога вьётся серпантином, и в этом навряд ли кто-то станет сомневаться. Он был жесток и безжалостен. Народ шуршал гигиеническими пакетами. Укачивало до полуобморочного состояния. Сопровождающий рейса раздавал пакеты пачками. Они висели повсюду: у входных дверей и над головами пассажиров. Такое коллективное укачивание наблюдала только на занзибарском пароме в Танзании, хотя много серпантинов изъездила и паромов пережила. Поэтому сделала для себя вывод, что у эфиопов очень слабый вестибулярный аппарат, хотя он вообще слабый у африканцев.

Ну, а я вся в «ОКее»! Только слегка «горняшка» давила, напомнив о себе отдалённой головной болью, придав ощущение невесомости и облегчив моё тело на несколько кило. Чувствовала её ещё в столице, списав то своё покачивание на длительный перелёт и усталость. По своему состоянию определила примерную высоту. Где-то около 2500 метров над уровнем моря шёл наш рейсовый автобус. Именно с этой высоты начинаю чувствовать горную болезнь. После того, как организм привыкает, он перестаёт «сигналить» и прекрасно переносит более высокие подъёмы. А свой предел я знаю — 5100 метров в Колумбии взяла! Но в Эфиопии таких высот не планировала, а потому не очень думала о «горняшке» и прекрасно обходилась без аспирина. Хотя листья коки, используемые в Америке, более действенны, чем таблетки. Они разжижают кровь и облегчают состояние. Там их жуют все.

Тут же, во время остановок автобуса «на перекур», повсюду предлагали пучки, веники и даже снопы чата. Это такой кустарник, который едят многие мужчины, если не все. Именно едят и глотают. Считается лёгким наркотическим растением и не запрещён законом. Внешне чат очень похож на американскую коку, может её разновидность? Но я не ботаник, только стараюсь! Этот чат продавцы на дороге трясли, шлёпали им друг друга, распушали вроде букета цветов, производили разные манипуляции, только не подметали улицы. Каждый продавец показывал, что его чат самый свежий, пушистый и его обязательно надо купить.

Ещё один важный продукт скупали оптом — это сахарный тростник. Он был ровненько порублен на одинаковые поленца и связан по четыре штуки вместе. Такие связки красиво выкладывали высокими этажерками у обочины. Пассажиры из автобусов раскупали красивые этажерки до основания. Все мои соседи с каким-то остервенением грызли тростник на ходу, казалось, что тростник наилучшее лакомство, которое они когда-либо ели.

Я тоже сделала покупку. Целую банку жареных семян за одну монетку. Ещё не разбиралась в деньгах и ценах, но знала, что монета — это не деньги. Конечно, те семена оказались жареным сорго! Они были похожи на кукурузу или на орешки, и первую горсть съела с удовольствием. Всё остальное раздала в автобусе своим соседям. Больше это «блюдо» не покупала. Зато покупала всякие красивые на вид пирожки, забывая, что начинка обязательно будет из жареных зёрен сорго. Даже сами пирожки из муки сорго имели сорговую начинку. Во как извращаются! Но это не оттого, что сорго прекрасно на вкус, а оттого, что продуктом первой необходимости оно является и доступным по цене для бедных эфиопов. Хотя как знать? Может для них и сорго и тростник вкуснее наших деликатесов.

По дорогам гнали коз, ишаков, верблюдов. Козы были счастливы оттого, что от них только молоко и требовалось, а ослы с верблюдами тащили поклажу на спине, да седоков везли, но иногда тощие погонщики шли рядом со своими измождёнными животными. Процессии двигались прямо по проезжей части. Никто не спешил уступать дорогу, и казалось, что дороги в Эфиопии проложены для них. Животные были загружены хворостом, тростником, металлическими трубами, кукурузными снопами настолько, что даже их головы не были видны. Иногда чудилось, что снопы сами идут по дорогам на четырёх ногах — у одних длинные, а у других короткие ноги.

Обычные жители хуторов по-африкански передвигались от деревни к деревне, замотанные в белые одежды, или одетые в рваньё.

У одной из обочин среди зарослей собралась толпа. Труп мужчины с перерезанным горлом нашли. Шёл человек привычной дорогой, а в зарослях его с ножом ждали, чтобы последними сандалиями завладеть. Подобную сцену я наблюдала в Бурунди несколько лет назад, и вот снова похожая ситуация. А уж перевёрнутые фуры в кюветах, так это вообще обычный пейзаж Африки.

Как-то незаметно в автобусе пирушка началась среди тех, кто от серпантина ещё не свалился. На долгих дорогах пассажирам выдают еду согласно сервиса от автоперевозчика. Сначала всем раздали хлеб куском, думала будет с сыром, оказался просто хлеб — белый, мягкий, вкусный! Половину соседу отдала, сказав, что мне будет много, иначе бы не взял. Он свой кусок так быстро съел, что мне поделиться захотелось. Потом меня угощали мандаринами, зелёным стручковым горохом, чем-то сыпучим бело-розовым наподобие сухих хлебных крошек и, конечно, семенами.

Тут я свой бутерброд достала, который припасла на случай сильнейшего голода. Колбаской с галетами поделилась. В общем, пир горой! Те, кто с пакетами, от качки уже на пол попадали, кто-то уснул, болтаясь на серпантине, а впереди пассажир кашлял без остановки, укрывшись своей курткой. Все кричали ему:

— Эбола! Эбола! — и бросали в него водительской фуфайкой.

Потом автобус сломался, встав у крошечной деревни. Все пассажиры разбрелись по округе. Я ресторан в зарослях обнаружила и, прихватив свои галеты, устроилась там на удобном камне напитка холодного испить. А тут наши подтянулись. Два часа просидели, пока ни стало ясно, что автобус так просто не отремонтировать, и решили заночевать в одном интересном месте, а утром снова выдвинуться в путь до Макале. Больше всех радовалась я, меня совсем не устраивала перспектива теперь уже оказаться в Макале в три часа ночи и по темноте искать ночлег в незнакомом городе.

Вынужденную ночёвку мы провели в только что отстроенном деревянном гостином доме, где густо пахло деревом и ещё скрипели доски под ногами. Кровать в номере оказалась мягкой, чистой, с тёплым одеялом, а сей факт немаловажен. Ведь в горах по ночам хочется уютного тепла. Вначале как-то недоверчиво отнеслась к своему номеру и ждала подвоха, ну что-то вроде тараканов. Лежала тихо, включив свет и осматривая комнату, чтобы знать наверняка о тараканьем присутствии, но в сон клонило нестерпимо, а их всё не было. Да что их бояться? Вон, во времена моего студенчества, сколько их было в общежитиях и ничего, все выжили. А сейчас надо было выспаться.

Ночь пролетела мгновенно, а утром хозяин заведения собрал у всех ключи от номеров и по три доллара за ночлег, пожелав счастливого пути. Именно такая низкая стоимость проживания ввела меня в заблуждение и вызвала сомнение в месте выбора ночёвки. Но все мои опасения оказались напрасными и впредь. Всякий раз отели и гостиницы радовали меня свежим бельём, отдельным санузлом и обходительным персоналом. Только с горячей водой в Африке было не всегда удобно, хотя порою в ней просто не было нужды.

По горному серпантину катили ещё долго, и время двигалось к обеду. Пейзаж за окном давно сменился. Появились круглые домики с конусовидными крышами, круглые копны соломы, смётанные вокруг шестов, чистые аккуратные дворики чудом примостились над обрывами. Восход солнца позолотил вершины и осветил долины. Это было столь необычно и приятно глазу, что вызывало сплошные восклицания. Вся красота исчезла при въезде в город. Нет, этот город был несравним со столицей, это был настоящий африканский городок с отелями, газонами, бульваром, аккуратным рынком и автовокзалом. Просто мне природу подавай без ограничений!

Глава 3. Афары — их боятся, но уважают

Отель Helekom замаячил своей вывеской издалека, как раз напротив него остановился мой автобус. Я туда, а там вода горячая и чистота всего-то за $6,5! В этот же день всё сложилось. При помощи молодого человека в туристическое агентство пришла и на завтра в Данакильскую низменность собралась за $500 на четыре дня и три ночи. Туда ехать самостоятельно нельзя, только в составе группы. Мне так хотелось увидеть эти места, что совсем не была оригинальна и решила ехать к вулканам вместе с добропорядочным туристом. Сразу скажу, что мне везде помогал народ, сама я ничего не смогла бы сделать. Нужные люди всегда появлялись в нужный момент.

Уличная детвора, да и не только, обзывали меня «фаранджи», а я уж так к «мзунгу» привыкла, что «фаранджи» совсем не воспринимала. Лишь спустя дней десять, стала тихо ненавидеть это слово, означавшее «белый человек». Вроде не обидно, но оно произносилось, как детская дразнилка, при этом дети бежали вслед и не давали покоя. Взрослые часто их разгоняли, но сами называли меня так же, только лишь толпой не бежали вслед.

Сам городок Макале (регион Тиграй) ничего собою не представлял, хотя в его окрестностях сохранились христианские монастыри, вырубленные в камне и являют на сегодня музей под открытым небом. Эфиопия исповедует в своём большинстве православную веру, на английском языке — ортодоксальную. Но я обратила внимание на то, что многие женщины имели татуировки креста на лбу и ниже подбородка в области горла. Такие приметы свойственны христианам коптам. Встречала их повсюду, но объяснить разницу между теми и другими, кроме как татуированными крестиками, не могу.

Весь север страны — это старинные храмы с хранящимися там манускриптами, реликвиями, даже принято считать, что Ковчег Завета хранится в Аксуме. Жаль, но эту реликвию никому не показывают. Потомки волхвов тщательно скрывают величайшую святыню от людских глаз. Я не планировала для себя «кольцо православия», то есть Макале, Аксум, Гондер, Бахир Дар, Лалибела. Мне хотелось попасть только в Данакиль и на праздник Тимкат в Гондере. Но, переезжая поэтапно из города в город, всё-таки посещала интересные места, чтобы остановки не были пустыми, чтобы переезды себя оправдывали.

Данакильская низменность с зоной вулканов в Эфиопии, наверное, одно из немногих мест на нашей планете, которое надо смотреть осторожно, будучи предварительно подготовленным к такому роду потрясениям. Именно потрясением могу назвать я то, что там увидела.

В туристическом офисе Макале дали наставления по поводу завтрашнего похода. Необходимы были кроссовки, шляпа, фонарик, что-то вроде лёгкого пледа, минимум личных вещей. Вот, пожалуй, и всё. Но я бы ещё прихватила медицинскую маску, если бы не забыла.

Возможно, кто-то скажет:

— Ну вот, опять Данакиль!

Да, Данакиль. И всё не так просто, как описывают туристы, побывавшие там. В их рассказах многое упрощено. Думаю, не потому, что рассказчики бравируют, или им легко достались эти вулканы, пустыни, горы, а потому, что труднодоступность этих мест и все муки, которые выпадали на их головы, очень сложно описать. Экстремальность мероприятия определяется ещё и тем, что не только в кратер можно улететь, или не успеть увернуться от выплеснувшейся лавы, но и отдалённостью от центральных обжитых районов Эфиопии, полным отсутствием на местах власти и полиции. Ведь граница Эритреи совсем рядом, и до неё можно пешком дойти, что и делают время от времени эритрейцы, грабя туристов и лишая их жизни. Конфликт между двумя странами до сих пор не исчерпан, а потому повсюду в Данакиле туристов сопровождает охрана автоматчиков.

Хотя я мало верю в действия полиции по нашему спасению. Судя по последнему случаю в январе 2012 года ни один охранник не дёрнулся, когда эритрейцы убивали на вулкане Эрт Але туристов. Там ты находишься на свой страх и риск, там ты сам себя бережёшь. Кстати, всего около 1000 человек ежегодно посещают это крайне суровое и необычное место. Поэтому буду рассказывать про Данакильскую низменность, которая меня взорвала эмоциями и покорила мощью своей стихии. Подобное состояние в последний раз испытала в чилийской Атакаме. Тогда считала себя героиней, очень собой гордилась и долго не могла забыть чудеса Альтиплано, точно, как и сейчас вулканы Эфиопии. Я была там, куда попадают единицы, я видела то, что суждено не каждому.

***

Утром за мной заехали. Пока собирали людей в Данакиль, я ждала в центральном туристическом офисе. Ведь все агентства в Мекеле свозят своих клиентов в одно место, чтобы единым караваном в несколько машин выехать в земли афаров — народа Эфиопии исповедующего ислам. Именно через их регион лежал наш путь, где 80% населения мусульмане, в то время как в округе Тиграй проживают 90% православных христиан и коптов.

Как везде в мире разные религии трудно уживаются рядом, вот и здесь они просто терпят друг друга. Всего 14 лет назад правительству Эфиопии удалось наконец договориться с афарами на проезд по их территории иностранных туристов «сомнительной веры» в сопровождении эфиопских христиан, которые выступали в роли водителей, гидов, поваров для нас, иноверцев. В одну из самых суровых низменностей нашей планеты пошли джипы с первыми экстремалами.

Моя группа не была первой и состояла из пяти человек. Пара из Москвы — Владимир и Галина — среднего возраста, семейная пара молодых австралийцев и я — обычная астраханка. Москвичи оказались разговорчивыми, интересными людьми, как будто давно мне знакомые.

Выехали на двух внедорожниках. Их четвёрка в одной, а я — как одиночка — во второй, хозяйственной машине. В заднем отделении мы везли упаковки с питьевой водой, газовый баллон для походной кухни, спальные мешки в мешке, матрасы. Верхние багажники у обеих машин были заставлены жёлтыми канистрами с бензином и водой, завалены тюками с неизвестным содержимым.

Предстояло заехать в одну из деревень, чтобы объединиться с другими участниками мероприятия. Но по дороге машина под москвичами сломалась, а оттого произошла задержка, пока они пересаживались ко мне, освободив себе пространство в салоне. Разумеется, в означенной деревне нас уже не ждали, и поехали мы в тесноте, да не в обиде до самой афарской долины, до деревни Берахила. Это далеко, половина пути до пустыни Даллол с одноимённым вулканом.

Совершенно обворожительные окрестности с красными горами, зелёными, серыми, невиданными мною доселе пустынными растениями вызывали непреодолимое желание задержаться среди раскрашенных холмов и обойти оазисы удивительных колючек.

Берахила лежала в долине. Ещё издалека увидела шеренгу белых машин, которые ждали нас, выстроившись у местного рынка. Круто поднимая пыль, мы въехали в поселение. Пыль в Эфиопии знатная, тяжёлая, плотная, трудно уносимая ветром. Пыль преследовала меня повсюду, от неё нельзя спрятаться или убежать, ею приходилось дышать, её уставала глотать, от неё спасения не было. Клубами, вихрями, смерчами несёт её по пустыне. Эфиопы к пыли привычные, а афары более других. В деревне я встретила их впервые. Хоть и говорят, что они жестокие и своенравные, а мне афары показались обычными людьми, только женщины в чёрных балахонах и платках. Ну так мусульмане!

Их дети, как и везде, кружили вокруг туристов, облепив машины со всех сторон. С самой популярной фразой:

— Гив ми пэн, — они обращались к нам.

Вторая по значимости фраза:

— Гив ми ван бырр, — звучала чуть реже, третье место принадлежало просьбе купить детям мяч, или сандалии тут же на рынке.

Присутствие рынка в этой глухомани просто удивило. Скудные товары были выставлены прямо в пыль. Разноцветные навесы хлопали на ветру.

В одном просторном шатре нас накормили, кажется, вкусно и, собравшись воедино, все восемь машин отбыли на солёные озёра в пустыню Даллол.

Глава 4. Трудная соль Эфиопии

Я снова оказалась в хозяйственной машине, ведь у меня не то что личной группы, но даже пары не было, поэтому единственно свободное переднее сиденье досталось именно мне — одиночке. Водителя моего звали Ёнас, и мы успели подружиться.

Дорога пылила до того момента, пока не появилась солёная корка до горизонта. Грязные пласты соли рисовали причудливые рисунки по пустыне, они вздымались и трескались, как ледяной наст. Соляные отложения местами громоздились пирамидками, даже горками, как будто кто-то специально их выложил вручную. Растений тут уже не было никаких и жары тоже, о которой все говорили, даже побаивались.

Незаметно засверкал горизонт. Озеро Ассоль блестело слоем воды. Оно было тёплое и мелкое. Разувшись, все с огромным удовольствием разбрелись по окрестностям, ступая по твёрдому соляному дну. Эти ощущения были приятны, но само озеро меня не тронуло. Я чувствовала лёгкое разочарование, пока не прозвучала команда:

— По машинам! Караван!

Вглядываясь в бесцветную даль, тоже увидела едва заметную ниточку каравана. Машины рванули с места по бездорожью, чтобы выйти навстречу ему. Мы успели. Верблюды и ишаки, гружёные солью, растянулись по караванному пути в бесконечность. Погонщики, заложив за плечи длинные шесты, медленно двигались рядом. На наши восторги они реагировали усталой вымученной улыбкой. Одинаковые соляные брикеты были равномерно привязаны к покачивающимся костлявым спинам животных. Мама моя! В наше-то время! Просто без слёз не взглянешь.

Каждый блок весит 4—5 килограмм, и большой верблюд берёт на спину до 50-ти штук. В городок Макале процессия идёт семь дней в одну сторону и семь дней в обратную, чтобы сдать соль на фабрику подороже, точнее 50 бырр за блок. До деревни Берахила идти три дня, там соль сдают на склады перекупщикам, которые платят в два раза меньше, то есть доллар за блок. С учётом того, что на соледобыче работают одни люди, а водят караван другие, то заработок делится на всех. Погонщики, возвращаясь на соляные копи, везут продукты первой необходимости тем, кто остался под палящим солнцем рубить соль, где нет ни единого навеса, чтобы уйти от зноя хоть на короткое время, где вдосталь не попить воды и не полежать на мягком. Я не знаю, какой чистый заработок достаётся людям, но животным не остаётся ничего, кроме как на голодный желудок понуро плестись с поклажей на спине по этим, изнуряющим жарой, просторам Данакиля.

Караван меня задел за живое и сильно расстроил. Безысходность положения была написана на лицах людей. Но что я могла изменить? Картинка не шла из головы, но на следующий день расстроилась ещё больше. А пока мы с Ёнасом отвезли охранников с автоматами в часть — они сопровождали нас по солончаку и были приписаны к нашей машине, а потом прибыли на место первого ночлега. Чёрная тропическая ночь к тому моменту укрыла полевой лагерь, и только огоньки фонариков мельтешили в густой черноте. Первую ночь провели в местечке Хамед Але, где днём не было спасения от сильного ветра, а с наступлением поздней ночи погода угомонилась.

Пока наши повара в союзе с водителями готовили ужин при фонарях, народ в это время располагался как умел на походных складных топчанах, которые выдали каждому участнику грандиозной авантюры. К ним прилагался мягкий матрас и никакого полога с навесом, а только звёздная Галактика над головой.

Каждый из нас хотел затащить свою постель в тихое место, но такового не имелось. К счастью ночью ветра тут затихают, и наступает штиль.

На выставленных в песок тканевых табуретах состоялся походный, но вполне себе съедобный ужин. Каждый держал на коленях свою тарелку, пытаясь при фонаре рассмотреть содержимое, но макароны подозрения не вызвали, разве что скрипящий на зубах песок несколько настораживал.

После ужина все быстро успокоились и разошлись по местам. Наступила пустынная тишина, лишь было слышно, как повара гремели посудой под пологом своей палатки. Лежаки оказались удобными, а температура комфортной. Крепко спалось под звёздным высоким небом, а утром умылись той водой, что имели, легко позавтракали и выехали на вулкан Даллол.

Глава 5. Причудливый кратер Даллола

Солёные поля простирались повсюду, куда ни глянь. Я снова в машине с охраной в самом хвосте колонны. Унылый пейзаж поражал безмолвием: ни травинки, ни кустика, лишь потрескавшееся от жары плато, напоминавшее гигантскую паутину, словно брошено на сухую землю.

После недолгой дороги машины встали на наезженной ровной площадке. Дальше предстояло идти пешком вверх по соляным вывертам. Идти не сложно и интересно, а когда поднялись к кратеру вулкана, то открылся совершенно необычный пейзаж.

Огромное пространство кратера играло красками, повсюду причудливые нагромождения соли напоминали фантастические скульптуры. Жёлто-зелёные наплывы содержимого булькающих фумарол застыли волнами. Красно оранжевые поляны словно окаменевших мёртвых цветов напоминали поляны майских одуванчиков. Образования в виде гигантских грибов или круглых табуретов казались сооружёнными специально. Все сразу по ним расселись, а охрана заняла свои места по периметру кратера. Запах серы стал для меня удушающим в отличие от других участников похода — каким-то непостижимым образом они его терпели. Не знаю, на сколько полезной могла бы быть маска, но я пожалела, что совсем забыла о ней. Пары, исходившие из недр вулкана, абсолютно вредны для человека. От них страдают бронхи, лёгкие, слизистая носоглотки и глаз. Ни одно животное сюда не заходит. Лишь только перелётные птицы случайно попадают в эти смертельно опасные земли. Тут они погибают, заплатив за ошибку. Мёртвые птицы в кристаллах соли встречались иногда, всякий раз напоминая, что это поля смерти, и никак не жизни.

Большой удачей оказалось то, что в тот день было прохладно. Мой водитель Ёнас такого не помнил вообще. Под серым небом краски казались насыщенными. Я с каким то неистовым восторгом смотрела вокруг. Кратер местами кипел, издавая булькающие звуки и выталкивая на поверхность свежую жёлтую серу. Кислота стекала в зелёные лужицы, придавая пейзажу яркую пятнистость. Совершенно обворожительные в своей жестокой красоте места действительно можно назвать чудом природы.

Ходить здесь надо аккуратно, чтобы не провалиться в свежие фумаролы. Зрелище оправдывало все затраты и физические тоже. Подобное я видела впервые. Мне хотелось обойти всё вокруг. Я карабкалась по соляным жёлтым уступам вверх, потом вниз, прыгала по необычным, совершенно круглым дискам из окаменевшей соли. Я боялась, что меня окликнут, прервав созерцание столь чудного места. Действительно окликнули, чтобы перейти к горячим источникам. А там ещё красивее! Там всё по-другому! В тот день природа подарила нам обворожительную красоту ландшафтов, она открыла нам своё чудо, на создание которого ушли эпохи.

Потом были соляные горы Vacha, а в их окрестностях росли диковинные растения густым кустарником с пальмовыми метёлками по верху. Сами горы красно-бордовые, скалистые, пещеры и гроты уходили в их глубину. Крутые, невысокие гористые склоны рассечены трещинами и прорезями, поэтому взбираться на них надо осторожно, подстраховывая себя охранником, которые с ловкостью альпинистов передвигались по отвесным стенам. С их вершин открывался роскошный горизонт, устланный бордовыми скалами. В одном месте природа собрала свои лучшие шедевры, хоть и небезопасные, чтобы показать всё сразу, чтобы удивить тех, кто когда-либо сюда доберётся.

В тот же день в местах соледобычи я безысходно страдала, глядя на работу рубщиков соли. Ехали туда караванными путями, других и нет, а сами караваны всё шли и шли нам навстречу. Так всегда. Соль здесь отправляют вечерами, верблюдов и ишаков навьючивают днём, а вечером уходят они в многодневный переход через пустыню. Тут соблюдается своя очерёдность на отправку соли: одни животные с погонщиками отправляются в путь, а те, что вернулись позже, отдыхают и ждут своего часа, поэтому по всему солончаку лежали верблюды, мерно пожёвывая жвачку.

Труд человека здесь невыносим, это труд раба. Люди, с безысходностью в глазах грустно смотрели на нас. Мне даже стало неловко оттого, что мы их фотографировали. Как будто снимали каторжный труд ради забавы. Не было здесь даже элементарного солнечного навеса.

Для хранения воды рабочие используют бурдюки из шкуры степной лисицы, снятой целиком с тушки. Шкура выворачивается наизнанку, обезжиривается солью, а изнутри смазывается жиром. Бурдюки имели ножки и ушки, завязанные накрепко бечевой, а внутрь наливалась вода. Эти, так называемые, сосуды были брошены под палящим солнцем, и напоминали чучела животных. Со слов самих рабочих, вода в них длительное время не нагревалась.

Люди длинными шестами, как рычагами, поднимали тяжёлые, подрубленные пласты соли и сбрасывали в одно место, где другие рабочие обтёсывали прямоугольные блоки для удобной транспортировки. Соляная пыль летела в лицо. Острые кристаллы ранили ноги и руки, раны совершенно не заживали, разъедаемые солью. Перчатки и носки тут необходимы, именно об этом нас просили рабочие. Мне было жалко их всех. Только двоим рубщикам дала немного денег. Они показали все этапы в работе и рассказали тонкости своего мастерства. Это действительно мастерство. Поднять ловко тяжёлый пласт соли не каждый сможет. Умело, доведя до автоматизма своё ремесло, обтесать блоки и удобно привязать на спину животного — задача не из простых. С тяжёлым сердцем покинула эти места. Неловко мне стало за своё благополучие.

Уезжали мы из соляной пустыни, догоняя и обгоняя караваны. Нам предстояло вернуться в ту маленькую деревню афаров, что находилась в ста километрах от Макале. Там планировалась ночёвка, чтобы завтрашним утром отправиться в другую часть Данакильской низменности, в зону вулканов Эрт Але.

В деревне Берахила остановились, чтобы снова сменить машины. Все эти манипуляции с машинами и деревнями напоминали мышиную возню среди организаторов тура, понятную только им. Пока суд да дело, я наблюдала за прибывшей солью.

Верблюды падали на ноги не доходя до складов приёмки, погонщики поднимали силой уставших животных, помогали дотащиться до огромных сараев. Работники склада развязывали поклажу и переносили блоки в помещение, оставив животных в покое.

После разгрузки погонщик отводил свой караван на водопой к большому, зацементированному вокруг, колодцу. Уставшие животные жадно пили воду, а об их кормлении, кажется, никто не думал. Если бы мне не уезжать, то я бы дождалась, когда животных наконец накормят и душу мне успокоят, но предстоял долгий путь к месту следующего ночлега. Он пролегал среди гор. Небо опиралось на вершины, как будто только благодаря ему нас ещё не накрыла серая мгла.

Глава 6. Друзья — они и в Африке друзья!

Почти в темноте приехали в уютную гостиницу. Здесь происходят расставания и встречи. Те, кто был вчера на Эрт Але, а сегодня с нами в Даллоле, отправились в Макале, для них закончился Данакиль. А мы завтра объединимся с теми людьми, кто только что прибудет. Вместе станем созерцать пламенный кратер. Потом мы домой, а они ещё с кем-либо отбудут на Даллол. Такова здешняя «кухня». Но такой порядок прослеживается не всегда, иногда желающих посетить вулканы просто нет, а значит, и работа встаёт.

А пока нашей группе, сократившейся в два раза, была предоставлена часть дома, где мягкими матрасами устлан пол. По периметру большой комнаты стояли комфортные диваны. В комнате поменьше огромная мягкая кровать выглядела, как брачное ложе. Её мы отдали единогласно паре из Австралии. Оставшаяся команда, куда входили трое русских вместе со мной, голландец Тис, итальянец Жеральдо и три девочки из Израиля, дружно разлеглась на матрасах.

Наш повар суетился во дворе с ужином, а две сестры афарки ему помогали. Общительные девушки слегка понимали английский язык, услужливо предлагали воду и знакомили нас с местами первой необходимости.

Все переживали, простите, за туалет. Он находился на улице, это понятно, но волнительным было то, что вместо двери там висела ширма. Её раздувало ветром. Время от времени ширма показывала всем, кто находится за ней. А когда стемнело, то без фонаря в туалет было сложно попасть, ни зги не видно. Самым частым посетителем заведения стал итальянец Жеральдо. Накануне он перенёс «пищеварительный стресс», и теперь было впору устраиваться на ночлег прямо у туалета. Жеральдо даже от ужина отказался, в то время как все остальные с удовольствием уплетали спагетти с жареным козлиным мясом на косточке.

Ужин сопровождался холодным пивом из соседнего магазина. Австралиец несколько раз уходил туда с пустой пивной тарой, а возвращался с полными бутылками. Таков тут порядок — возвращать магазину стеклянную посуду из-под напитков.

Всеобщая беседа приобрела «вселенские» масштабы. В процессе общения мы узнавали друг друга, привыкали и даже почти не стеснялись. Каждый из нас говорил на нескольких языках и прекрасно понимал собеседника. А мне вообще казалось, что я в какие-то моменты вдруг понимала сразу всех. А может мне это приснилось? Спать хотелось жутко. Я выбрала себе диван у стены и сразу уснула.

В четыре утра встала и опустила ноги на пол. Там спал голландец Тис и мирно храпел. Испуганно поддёрнула ноги, и нашла фонарик. Кто-то громко икал, посветила, итальянец. Пробираясь к двери, наступила на смешную соломенную шляпу Тиса, споткнулась о ногу Жеральдо и загремела пустыми бутылками от пива, оставленными у двери с вечера.

Я замерла. Тис перестал храпеть, а Жеральдо икать. Я стала исследовать дверь, мне надо было выйти. Ни единой защёлки, задвижки или крючка там не было. Тянула дверь за ручку и толкала от себя. Она не поддавалась, будучи закрытой с другой стороны. Наделав шума, вернулась на своё место, снова наступив на шляпу и споткнувшись о ногу. Через полчаса встал Жеральдо. С фонарём пошёл на штурм двери. Ни крючка ни задоринки! Он искал запоры, тянул на себя дверь, скрёб её по-кошачьи.

Потом встал Владимир, думая, что у него всё получится. Они шептались и терзали дверь. К ним присоединился австралиец из второй комнаты. Оставалось сделать только подкоп и выбраться из заточения. Кто-то прошептал, что нас взяли в заложники. Наступила всеобщая паника и что есть мочи народ стал колотить в дверь. Её открыли в шесть утра с обратной стороны. Все повалили во двор. Террористов не было. Только две сестры испуганно смотрели на нас. Успокоившись, мы выстроились в очередь за ширму.

Потом никак не могли найти свои мелкие вещи, постиранные с вечера. Носки, бельё и полотенца бесследно исчезли с верёвок. Позже их нашли и сильно обрадовались, выхватывая из общей кучи носки и купальники. Ночью шёл дождь, и сёстры сбросили их по-афарски все вместе, а нас закрыли, чтобы мы не могли открыть дверь, если вдруг в неё станут стучать чужие. Такая вот хитрость!

С водой оказалось проблематично, но справились. Снова быстрый и лёгкий завтрак. Собрав чемоданы, выехали к вулкану Эрт Але. Наша компания опять увеличилась вдвое, объединившись с новичками. В очередной раз караван из джипов был экипирован полностью всеми необходимыми продуктами, водой и вещами. Предстояла ночёвка на вулкане.

На этот раз составили мне компанию француз и англичанин. Англичанин работал в своей стране флористом, а француз гордым дальнобойщиком. Оба заядлые путешественники одиночки, к тому же англичанин — кинооператор любитель.

Предстояла долгая дорога.

Глава 7. Трудная дорога к кратеру

Бескрайние лавовые поля простирались по обе стороны от нашей колонны джипов из шести машин. Утренние лучи солнца скользили по глянцу застывших пластов чёрной лавы. Безжизненные плато навевали грусть. Местность во все времена изобиловала действующими вулканами, которые отработав свою эпоху, засыпали, а вновь появившиеся росли и начинали действовать, заливая вулканическую зону между Эфиопией и Эритреей свежей магмой из недр планеты.

Маленькая деревня афаров показалась миражом в чёрной пустыне. Там местный полицейский патруль выдавал разрешение на проезд транспорта с людьми. Такой своего рода контроль въезда и выезда. Разрешения в Данакильской низменности приходилось брать часто и в разных местах, при этом всякий раз к нам подсаживалась охрана с автоматами и сопровождала до следующей плановой остановки. Видимо, наши организаторы платили афарам за навязанные услуги, но с нас денег никто не брал.

Вот и в этот раз встали всеми машинами на наезженной площадке. Пока выписывались всякие разрешения, нас успели накормить в дощатом походном кафе с высокой крышей Время-то обеденное! После обеда ещё оставалось минут 30 до выезда и мы с Жеральдо по деревне пошли.

Местное население смотрело нам вслед настороженно и неприветливо. Дети снова просили ручки и шли за нами толпой. Вокруг царила угнетающая атмосфера. Было совершенно неуютно под пристальным взглядом афаров. Купили мы в скудной лавчонке две упаковки обычных ручек и торжественно раздали детям, запретив им драться между собой. Хватило всем. Как правило, если подарок от фаранджи достаётся одному или двум подросткам, то остальные налетают на них всей толпой, избивают и отбирают презент. Это — чистая правда, а потом избивают того, кто отобрал подарок, и так до крови. При этом драка сопровождается воплями и диким плачем. Поэтому, если хотите что-то дать эфиопским детям, то надо раздать всем, а лучше совсем не давать, на всех в любом случае не хватит. Детей здесь много и совершенно непонятно откуда они выныривали и в какой момент. Они просто никогда не заканчивались.

Интересных персонажей в деревне было только два. Это девочки подростки в красивых нарядных костюмах и украшениями на голове, но сфотографировать себя не дали. Да и вообще ни один афар не согласился позировать. Зря ручки раздавали!

Тем не менее прогулка оказалась любопытная. Только мы с Жеральдо воспользовались этим моментом, все остальные члены нашей команды от джипов не отходили, ожидая конца переговоров. Наконец-то расселись по местам.

За деревней асфальтовая дорога сразу и закончилась. Начался большак из лавы. Впереди идущие машины заваливались с боку на бок, показывая нам фокусы каскадёров. То правые колёса, то левые поочерёдно зависали в воздухе. Мы напряжённо следили за ними, время от времени вскрикивая разом. Наш джип в точности повторял все трюки и я, вытаращив глаза, с ужасом и мольбой смотрела то на англичанина, то в зеркало водителя. Корявые куски лавы иногда перемежались с шелковистой жёлтой травой. Та трава напоминала салют или распустившийся фонтан красивых струй, равномерно изливавшихся из единой точки в самой середине. Казалось, что наилучшим дополнением к черной пустыне могли быть только такие жёлтые оазисы, только они гармонировали в цвете, как будто специально расцвечивая чёрные дали.

В этой афарской пустыне был найден остаток скелета нашего предка, которому более четырёх миллионов лет. Люси, как его назвали, была женщиной и пластиковая её копия выставлена в музее Аддис-Абебы. После неё был обнаружен ещё один скелет женщины на 500 тысяч лет старше и тоже в Эфиопии. Более древних антропологических находок скелетов в мире не существует, поэтому принято считать Эфиопию колыбелью человечества.

Мы ехали по плато, где в её пластах миллионы лет хранились доказательства самого раннего появления человека на Земле. Лава повсюду вздымалась и горбатилась острыми плитами, подбрасывая нашу машину вверх, кренила её влево и вправо, пыталась завалить на бок. Нас по салону разметало, говорить было невозможно, чтобы не прикусить язык. Но даже в такой ситуации я рекламировала свой город попутчикам. Они сначала смеялись, а потом собрались в мой город наведаться.

Ехали мы долго и очень трудно. Постепенно к лаве примешались рыхлые пески, так совсем буксовать приходилось. Единой дороги не было, каждый выбирал себе путь сам, лавируя между пустынным колючим кустарником, всполохами жёлтой травы и острыми краями застывшей магмы, рвущей колёса вдрызг. Только к вечеру приехали на пограничный полицейский пункт. Целый день пути по не торёным дорогам остался позади. Я искренне была рада тому месту, где предстояло поужинать и отправиться в ночь к вулкану Эрт Але. Хотелось бы уйти туда раньше, пока светло, но запланированный ужин отменить было нельзя. Я ведь не одна, около 25-ти человек составляли весь отряд.

Деревню пограничников маленькой не назовёшь. Красивые травяные хижины с искусно выплетенными крышами давали приют военным. С этой высокой точки велось наблюдение за окрестностями, уходящими в сторону Эритреи. В тени шалашей лежали верблюды, хотя жары совсем не было. После ужина животных навьючили матрасами, решив на двоих из них посадить Тиса с опухшими ногами и в очках с толстыми линзами, да Галину, которая тоже очкарик и ночью плохо видит. А чтобы им было комфортно, они уселись прямо на кучу матрасов. Да, очкарикам, наверное, тут сложно, а может даже невозможно, хотя пока я не очкарик, то понять ситуацию до конца не могу. А сложно там было всем, в этом я убедилась позже.

Тис и Галина взгромоздились на самую верхотуру, и смотрели на нас свысока подслеповатым взглядом. Всем остальным участникам похода раздали воду и спальные мешки тем, у кого их не было. Каждый взял свой фонарик и необходимые вещи. Уже наступали сумерки. Верблюды под общее одобрение ушли первыми. Такое удовольствие стоило отдельных денег.

Мы длинной шеренгой двинулись в 17-ти километровый путь. Я была третья. Знала, что устану, ведь подъёмы — это моё слабое место, а потому должна быть возможность для отставания, её я себе подготовила.