К читателю
Они шли. Каждый своей дорогой, своим путём. Каждый нёс искорку тепла, но надо было зажечь огонь. ПОЭТОМУ они встретились на перекрёстке судеб. Нет, не в Санкт-Петербурге, а немножко выше — на вселенских просторах! Не на Невском проспекте. На проспекте под названием Млечный путь! Когда они шли, моросил метеоритный дождь, но он не затронул никого. Они должны были встретиться. Это судьба, как и судьба была стать им поэтами, что свершилось!
Итак: Александр Башкиров, Наталия Вяль, Илья Руденко.
Три огня, три звезды, три поэта. Три поэта, совершенно разных, которых объединяет, однако, один город, Санкт-Петербург, северная столица России. Насколько бы не были они разными по стилю, тематике, мелодике стихотворений, когда читаешь их стихи, дух города, а именно большого города живёт во всех, и пронизывает поэзию каждого.
Подборку Александра Башкирова, которая открывает книгу, я бы назвал сточкой из его стихотворения: «Наблюдаю жизнь»!
Насколько у Башкирова проглядывается тематика городская, настолько звучат библейские и мифологические темы.
Меня поразило в стихах Александра олицетворение природы, предметов, домов, столь ненавязчиво и мастерски поданное:
«Осень кистью нарисует
Лик луны на небосводе,
Щедро листьями приправит
Желтизну ночных дорог»
Осень у него кудесница, волшебница, художница!
«Там, где осень цвела, виновато ждала и молчала» —
Это из другого стихотворения. Опять же, осень — живой персонаж! Ждала, молчала…
«По тёмным улочкам, переулками
Идёт зима в беспросветной мгле.
Глазами жёлтыми, шагами гулкими
Узорами снежными на стене.»
Зима тоже живая, с глазами, зрячая, всевидящая! Можно было бы обойтись только описанием, но нет… Александр оживил зиму!
Умело Александр играет и со словом:
«Как будто снег без сна, и стужа
Уже в пути. В пространстве карт
Петлёй петляет тротуар…
И превращается «снаружи»
Повторение слова, усиливая ощущение происходящего, — тоже мастерский приём:
«Холод, холод спит внутри.
Тень кричит — нет места крику.»
И этот приём встречается у Башкирова ещё и в других стихах.
Насколько осязаемы образы времени, тишины и т. д. Вот например:
«Расплескает время на пол.
Стрелки тишиной поправит»
«Новый день не придёт, заблудившись в осеннем лесу,
Где метёт листопад, собирая века и минуты.»
Века и минуты!
Много можно ещё сказать о самобытности поэзии Александра Башкирова, но нас ждут ещё два автора, его друзья!
Наталия Вяль.
«Где-то затенькает зябликом,
Где-то заплачет совой,
Август раскрашенным яблоком,
Взять бы на память с собой…»
Романтично, лирично, образно! Хочется взять на память с собой не только август с яблоком, но эти стихи, взять с собой и сохранить в подстрочнике, чтоб не забыть!
Лирический строй души поэзии Натальи Вяль мне очень близок и понятен, пусть не прост. К теме города, у неё присоединяется ещё природа, чувства, своя философия.
«И забыть, и уйти, в островах затеряться глазами.
Лето сброшено старым пальто в нафталин и снега,
И до Летнего сада — лететь под землёй поездами,
А до Малой медведицы — три с половиной шага.»
Вот и нырнули мы снова в тему космоса. А в то же время, это и обыденная жизнь, но как талантливо сказано! Летишь, летишь под землёй до Летнего сада, а созвездие вот оно, почти на ладони.
«Мой бедный город, мой герой,
И ты в меня влюблён порой —
Молчи, я знаю! Но хотела-б…
Повсюду, милый, где ни тронь,
Изрыто руслами метро
Твоё измученное тело.»
И здесь говорит голос ПОЭТА! Молчи, город. Измучено тело города. Город — живой персонаж! Город — джентльмен, порой влюблённый!
У Натальи Вяль в стихах, образ на образе, и так красиво, тонко ложатся строки. Тут не только город, многие могут влюбиться, открыв для себя такого поэта!
«Дождь прошёлся по опавшим листьям,
мокрый рыжий зонтик потерял…
Это осень мелким шагом лисьим
ночью подбирается к дверям.»
Порою простые, бытовые вещи в стихах Натальи выглядят тоже самобытно, и не без иронии.
«Морковка, картошка,
Укропа немножко —
Для мужа варю я обед…
………………………………
И сбреет щетину
Любимый мужчина,
Игриво тебе подмигнёт —
И вновь на охоту
Опять до субботы
Он в лес с арбалетом уйдёт…»
Есть и такое песенно-народное:
«Спите, люли-люли…
Там, где мерились, дрались
Избами и лбами,
Помирились, улеглись.
Спите, баю-баю.»
А как обойти эти строки, и не улыбнуться:
«Дама сдавала в багаж
То, что в багаж и не сдашь:
Обиды, сплетни и слезы,
Разводы, расходы, неврозы…»
В конце рассказа о Наталье, не могу не вспомнить стихотворение:
«С фабрики Самойловой
Пахнет карамелью,
Ласковому солнышку
Радуется глаз.
Полдень к небу тянется
Мачтой корабельной,
За бортом колеблется
Голубой атлас.»
Вот он, любимый Питер, во всей своей красе, живущий своей жизнью:
«Льётся с неба под ноги
Завтрашняя пятница.
Фабрика Самойловой
Варит шоколад.»
Илья Руденко.
«Октябрь. Тюильри. Прогулка короля.
Шуршит листвой простуженная свита.
Темнеет Солнце в полусвете дня,
Оставлен хлыст, перчатка позабыта.»
С этого стихотворения начинается подборка Ильи Руденко, которую он нам представил. Романтика, таинственность, старое время… Веяние поэзии Северянина, Блока…
Где-то проглядывается школа Бродского. Но не будем гадать. «Не надо сравнивать, живущий не сравним!», — это слова Осипа Мандельштама. Илья Руденко очень индивидуален и интересен, как поэт. Среди современников не встречал похожих на него. Это некий декаданс 21-го века. Экскурсовод по вселенной!
«Это было прошлой зимой, тогда мы
Два часа сидели у одной картины.
И говорили долго обо всём на свете.
А люди ходили мимо, не заслоняя её и нас.
А на картине были голубые сумерки,
Вид на Васильевский остров из тёплой комнаты,
На святую Екатерину
И Ангела без креста.»
Иной раз, может и правда, рифма — это глупость, с точным окончанием? Как здорово можно обойтись и без неё порой, талантливому автору!
Прекрасно сказано и о природе, например:
«Природа умирает без тебя.
Предельно равнодушная к печали…»
Или:
«Растворена жемчужная печаль
В глазах её, в прозрачном октябре,
И насмерть вмëрзли в ледяную сталь
Кленовые ладони на воде.»
Как точно и самобытно сказано о Петергофе:
«Городок безлюдный, тихо в табакерке,
И не светит больше солнце из фольги.
Поднимают стаксели рыбы-канонерки,
Расправляют ленты ветры-моряки.»
А не в этих ли строках настоящая поэзия?
«Бабочка-лимонница, яблоки и вишня,
Летнее варенье кислое слегка.
В этом тёплом августе я скорее лишний.
Оборву петрушку с грядки для венка.»
Не только в этих. Конечно не только!
Стихи трёх поэтов, столь разных, и в то же время неуловимыми лучами связанных, чем-то близких друг другу, мне тоже стали очень близки. Такое впечатление, что мы были знакомы — вечность! А может быть так и есть? Надеюсь! « Смотришь на небо, и чувствуешь себя счастливым» (Без комментариев)
Вадим Бакулин, поэт, член С. П. России
Александр Башкиров
* * *
Старик молчал, и всё вокруг молчало:
И так звенела эта тишина —
Похожая на снег, что был сначала,
Укутав белым поле дотемна…
Старик молчал, и молча мёрзли птицы
Разглядывая мир из-под ветвей.
Казалось: вот обязано случиться
Хоть что-то… Серый воробей
Вдруг ухнул вниз, туда, где крошки хлеба:
Схватить, скорей, со снега подобрать, —
И сразу вверх, повыше, в темень неба
В такую притягательную гладь…
…
Чуть ветки шевельнулись. Снега скрипом
Ушёл старик, нарушив тишину.
Следы остались. Снова стало тихо.
Лишь воробей привычно ждал весну.
Осень
Осень в тонком пеньюаре
Крутит, кружит над мостами,
Осыпает листопадом
И метёт по мостовой…
Завораживая танцем,
Приласкает поздним солнцем,
Улыбнётся виновато
И отправится домой.
И в том доме в поздний вечер
(Фонари включив по паркам)
Наколдует себе радость
В лужах с тёмною водой.
Расплескает время на пол,
Стрелки тишиной поправит,
Рассмеётся — и проснётся
Деловитый домовой.
Осень кистью нарисует
Лик луны на небосводе,
Щедро листьями приправит
Желтизну ночных дорог.
И играючи отправит,
Несмотря на расстоянье
Сон прекрасный, сон осенний
В тёплый край, где нет тревог.
После, стоя на балконе
Улыбнётся листопаду,
Оплетёт дома и скверы
Из тумана желтизной…
И откуда-то достанет
Тёплый дождь,
Почти что летний.
Им встряхнёт,
И развернувшись
Разольёт внутри покой.
Молчание осени
Это было давно, той скамейки и тополя нет.
Старый парк загрустил и растаял в осеннем угаре.
Лишь на фото висит — пустотой и чуть-чуть в пустоте
Та обычная, вечная память.
И куда взгляд ни кинь, всё вокруг жёлто — серым прошлось —
Закрутив пустоту, раскидало её по бульварам.
И конечно же, время на это нашлось.
Время есть. Просто осень немного в ударе.
Новый день не придёт, заблудившись в осеннем лесу,
Где метёт листопад, собирая века и минуты.
Обнажая деревья, обнажая их самую суть —
Резким криком ворон, что страшны, веселы, черногруды.
И закружится всё, эта память в осенних листах
Чуть развеет туман и начнёт это действо сначала:
Это было давно, та скамейка до боли пуста,
Та, где осень цвела, виновато ждала и молчала.
Усталые боги
Уходят усталые боги
В свою золотую обитель.
Закутавшись в римские тоги,
Под солнцем, что строго в зените.
И медленными чувственным небом
Идут, без конца и без края
В пространстве, которое небыль,
В надежде на долгую память…
Идут, исчезают, уходят
И грустными смотрят глазами:
В божественном их обиходе
Алмазы сияют слезами.
И рушатся древние горы,
И меч опускает воитель…
А боги уходят в свой город,
В свою золотую обитель.
Зимнее
По тёмным улочкам, переулками
Идёт зима в беспросветной мгле.
Глазами жёлтыми, шагами гулкими
Узорами снежными на стене.
Узором снежным и холодом мается.
Идёт, бесконечная, до весны.
Лишь лёд трещит, под ногами ломается,
Да разбегаются вещие сны.
Не остановится на перепутье,
Но перепутав, идёт дворами.
И ветер какой-то зеркальной жутью
К земле припадёт, как одарит дарами.
И стелется ночь: ни покоя, ни места.
Стирается лёд, всё вокруг замело.
Не видно домов; по деревьям окрестным
Шапки снегов. Словно древнее зло
По улочкам тёмным, тенями и светом
Зима, под покровами ночи, идёт.
И ты — у окна, вспоминаешь о лете
И солнце, которое скоро взойдёт.
* * *
Зима ещё не началась,
А я как мог — её предвидел:
Всё в белом неприглядном виде.
Лишь желтоватый срез окна
Немного освещал дорогу.
И плыли горы за углом
В квартале, вроде бы жилом…
И приглашая к диалогу,
Свет падал абсолютом вскользь.
На серых крышах синий иней
Подчёркивал изящность линий —
Как будто всё уже сбылось.
Как будто снег без сна, и стужа
Уже в пути. В пространстве карт
Петлёй петляет тротуар…
И превращается «снаружи»
В то, что внутри. А где-то март
Наперекор — немного чуждый
Мечтает про синиц, что в лужах
По-птичьи плещут свой азарт…
Я это тоже всё предвидел:
Зима ещё не началась,
Сквозь желтоватый срез окна —
Всё в белом неприглядном виде,
И всё как есть, усталость линий —
Она от нас отчуждена.
За гранью
Там, за гранью, тени, тени.
В пустоту ведут ступени.
Веет холодом снаружи.
Веет холодом внутри.
Пятна серые как лужи.
И как звёзды фонари.
Фонари горят и гаснут,
Только им одним подвластно.
Сколько кто кому отмерил,
Сколько быть; кто запер двери.
Кто сломает ту печать,
И не сможет закричать…
Фонари пасут несчастных
Ощущая сопричастность
К темноте и тёмной стуже.
Веет холодом снаружи.
Холод, холод спит внутри.
Тень кричит — нет места крику.
Отмеряя миг за мигом…
Страшный миг — терновый путь.
Навевая злую жуть
В небеса скользит дорога.
Тени всходят: их немного.
Им в конце седьмого дня
В небесах горит заря.
Гефсиманский сад
1.
В Гефсиманском саду ночь.
От деревьев длинные тени
Скрывают идущих вглубь
Четверых людей в белом.
…Скоро всё будет кончено —
Заря пополам разрубит
Когда утром выступит кровь
Иудиного поцелуя…
Когда: «Господи» — скажет зрячий
И петух пропоёт трижды,
Нелепого правосудия маятник
Отрежет коротко: «Лишний»
2.
В Гефсиманском саду ночь.
От деревьев длинные тени.
Четыре человека в белом:
Трое спящих, один младенец.
«Прошу, пронеси мимо
Чашу сию, Отче…
Путь Человеческого Сына —
Может ли быть проще?»
Оглянулся — с тоской смертной
И со вздохом смотрел на спящих:
«В последнюю ночь Мою — верные
Друзья, не оставьте Скорбящего…»
3.
В Гефсиманском саду ночь.
От деревьев длинные тени.
Звон оружия. Факелы.
Сын Человеческий в белом.
«Кого ищете?» — «Назорея»
«Это я» — «Пойдёшь с нами»
Люди медленно уходили.
Ученики смотрели.
Гефсиманский сад плакал.
1998
Небо Атлантиды
Не замечать. Не помнить, не смотреть.
Не видеть дальше, рассмотрев, что ближе.
Вперёд на шаг. И, ощущая твердь,
Услышать небо, что шумит на крыше.
Услышать ветер, разобрать внутри
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.