Бесплатный фрагмент - Под терракотовыми крышами Праги

От авторов

Данная книга родилась спонтанно, со случайного диалога соавторов, когда никто ещё друг друга не знал. Никакого опыта в написании у обоих не было, так что, читатель, не суди строго. Ничего общего с реальными персонажами сюжет книги и описанные события не имеют. Все имена вымышленные, все совпадения случайны. Тем не менее она очень личная.

При написании данной книги я специально не читал других и не смотрел кинофильмы по затрагиваемым в ней темам, чтобы не сбить себя с мысли. Я просто садился «на трезвую голову» или просыпался среди ночи от мыслей и начинал писать, постоянно удивляясь самому же себе — откуда в моей голове все эти слова, складывающиеся в предложения или диалоги, события и переплетения сюжета, соединяющие различные главы и места в повествовании в единое целое. Так что у тебя, дорогой мой читатель, в руках творчество чистой воды, не обременённое чьим-либо мнением или взглядом и движимое лишь моим внутренним «романтиком» и любовью… к граду тысячи шпилей.

В детстве, когда я читал книги Жюля Верна «Путешествие к центру Земли», «Таинственный остров» и другие, я до сих пор чётко помню те ощущения, которые испытывал. Словно буквы, что были напечатаны на бумаге, вдруг оживали и превращались в картинки, живо пробегающие кинолентой перед моими глазами. Так и ведя повествование данной книги, я старался максимально передать то, что у меня в голове, как именно я мыслю, чтобы читатель сам видел перед глазами киноленту, а не рандомное переплетение 33 букв русского алфавита и какого-то количества знаков препинания. Ещё немаловажное значение придавалось эмоциональному окрашиванию тех или иных описываемых событий, действий, диалогов, чтобы ты смог максимально сопереживать героям книги. Я хочу, чтобы каждая строка каждой главы, словно струны, затрагивала бы сокрытые глубины твоей души, дорогой читатель, вызывая чувства радости, грусти, возможно, даже боли, позволяя найти что-то общее и в своей жизни.

Многократно перечитывая книгу снова и снова, я обнаруживал много новых тонких и глубоких моментов, переплетённых между собой, понятных, возможно, лишь мне одному. Тех моментов, которые располагаются если не на грани философии, так на грани психологического контекста, с отсылками в прошлое (частично даже в детство) и зачастую в сущность смысла существования человека (конечно же, лишь по моему скромному мнению), которые попытался раскрыть на тех страницах, что будешь листать своими руками ты, дорогой читатель.

Итак. Устраивайся поудобнее, налей себе чего-нибудь, поставь Шопена или Моцарта. И начинай читать…

События происходят в начале XX века в основном в Праге и описывают жизнь и судьбу мужчины и молодой девушки. Через переплетения времени и мыслей, мистики и веры, переживаний и чувств, горести и тоски, с некоей долей философии и жизненных советов книга говорит о том, что нам нужно ценить то, что имеем.

Роман Камин

Итак, как это было. Я случайно наткнулась на сурового, бородатого мужчину в социальной сети. Если кратко — мы просто переписывались. Просто обо всём и ни о чём, понемногу. Я сразу смекнула, что в этом человеке есть то, что спит, во что я верю явно больше, чем он сам.

Эта книга началась, пожалуй, с моего упрямства и настойчивости, с его непомерного таланта и сильной, мужской решительности. Скажем так: с шутки, интересного повествовательного диалога и просто фантазии! Нам понравилось писать, получалось легко, очень красочно, тепло и красиво! С душой, шло из самого сердца! Мы вместе решили продолжить и писать действительно книгу! Развивать историю двух персонажей. Эти герои живут в другом времени, в другой стране, но, поверьте, мы вдохнули в них жизнь. И книга не лишена проблем, присущих всем людям здесь и сейчас. В их поступках, словах и эмоциях, достоинствах и недостатках многие узнают частично самого себя. Кто-то, возможно, вспомнит или откроет для себя Прагу!

Дорогой читатель :) Напоследок я хочу сказать! Верь! В интересные случайности, добро, настоящую любовь. Фокусируйся на хорошем и притягивай это в свою жизнь. Ибо в большинстве случаев мы получаем то, к чему упорно стремимся!

Софья Половинко

Слова благодарности

Роман Камин: выражаю благодарность всем моим друзьям, успевшим прочитать начало книги и укрепившим мою веру в то, что стоит продолжать писать, в первую очередь соавтору Софье, сподвигнувшей меня на само написание, моей маме Светлане Сергеевне, Владу Смирнову. И, конечно же, большая благодарность Насте Мацкевич за совет по сюжету, без тебя этой книги не было бы.

Софья Половинко: хотелось бы отметить всех тех людей, которые и в горе, и в радости стоят за моей спиной уже много лет и верят в меня больше, чем я сама. А также в равной степени человеку, который удивительным образом, сам того не подозревая, превращает мечту в реальность. Спасибо тебе огромное от меня и от лица книги, сильный и талантливый Роман Камин!

Глава 1

«СЛУЧАЙНОСТИ НЕ СЛУЧАЙНЫ»

И однажды в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль1.

Ф. М. Достоевский

Закрой глаза. Устраивайся поудобнее. Ты во мне. В стильном старинном поезде, мчащемся в неизвестность. На столике лежит газета с последними событиями ушедшего дня. Заварен чай, так любезно преподнесённый обслуживающим персоналом вагона. Но он пьёт односолодовый виски пятнадцатилетней выдержки и, хотя он и не курит, поджигает сигару после второго глотка напитка, согревающего его охрипшее от волнений прошлого горло. Запах свежей бумаги и свинцовой краски переплетался с ароматом солода и запахом табака. И это уединённое купе, лишь с одним пассажиром, было всё пропитано этим поистине мужским ароматом — он улавливался в обшивке вагона с викторианским багрово-кровавым узором, в тёмно-вишнёвом дереве наличников, двери и столика. Изумрудные шторы слегка покачивались от свежего воздуха, задуваемого скоростью в окно вагона. Он опустил правую ногу, закинутую на левую, подавшись телом к столику за газетой, замер, его рука повисла в воздухе в нелепой позе протянутой милостыни. Его взор устремился в окно, в бескрайность простора несдвигающегося пейзажа. Леса, реки, горы. День близился к вечеру.

Далеко из глубины вагона начал доноситься аромат свежеприготовленной свиной рульки в тёмном лагерном пиве, как её тогда начали называть «вепрево колено» — и всё для того, чтобы привлечь взор туристов. Но этот мужчина с кажущимся суровым и точно задумчивым взглядом, слегка нахмуренными бровями и аккуратно подстриженной бородой с проседью был уже не из их числа. Тёмно-серый твидовый костюм, который он только сегодня забрал из пошивочного ателье, казался сумеречно-чёрным в полутьме купе. Чёрное шерстяное пальто и зонт висели у входа. Слегка дрожал от движения поезда тусклый и приятно тёплый свет лампочек Эдисона, которые уже успели просочиться своим присутствием даже в поезда.

Он ехал в полной тишине, лишь слегка постукивали монотонно колёса о стыки железных рельсовых полотен, казалось — пуст был весь вагон. Не издавали звуков даже его мысли. В один миг, когда замерло буквально всё вокруг, открылась дверь. В купе зашла девушка и присела на мягкий диван прямо напротив него. Сказать, что он опешил, — ничего не сказать! Она смотрит на него. Он смотрит на неё. Оглушающая тишина оборвалась её звонким смехом, разряжая тем самым слегка неловкую от неожиданности обстановку. Девушка пожелала доброго дня.

Она была одета в длинное чёрное сатиновое платье, в руках между указательным и большим пальцами крутился сложенный ажурный зонтик тоже чёрного цвета, какие носят дамы высшего общества в солнечную погоду. «Она в трауре?» — подумал он. Хоть чёрный и был его любимым цветом, больше всего его насторожило то, что одета она была не по погоде, ведь в пункте назначения обещали дождь по прибытии.

Девушка была на вид двадцати двух или двадцати трёх лет, обычного телосложения, ростом чуть ниже среднего, если равнять по пассажиру в купе, то она достала бы макушкой до его подбородка, будь он без бороды. Волосы средней длины, каштановые, слегка вьются. Глаза — большие и зелёные, взгляд — умный, горящий, жаждущий жизни, любви и страсти. Брови с лёгким вопросительным изгибом. Цвет кожи очень тёплый, как солнце в середине весны. Голос звонкий, пытливо и нагло спрашивающий обо всём на свете, по-детски непосредственно. Может быть, она и не обладала фантастической красотой, но была очень обаятельна, мила, и это вызывало необъяснимое притяжение.

…Она любила свою квартиру: уютную, небольшую, с простой мебелью — там было всё, что нужно для жизни. В ней не осталось и следа от печальных событий, болезни родителей и скорби. И всё же иногда воспоминания настолько сильно захватывали её, что огромный ком застревал в горле и мешал дышать в прямом смысле слова. Она могла упасть на пол и чуть ли не завыть от обиды на судьбу, жизнь, Бога или то высшее, о котором все знают, но именуют по-своему. Она нашла выход: музыка, танцы, уборка, всё что угодно — лишь бы не испытывать тех эмоций, что рождают мысли о прошлом. Ещё один из вариантов — срочно убегать по делам, которые могли и не иметь большого смысла, главное в этом — занять себя, время, освободить голову. Так было и в этот раз.

Память предательски сжимала горло и сковывала движения рук. Она надела платье, второпях схватила зонтик и решила: «Срочно к бабушке!» Родные глаза цвета ясного неба явно её отвлекут и поддержат. Выбежав на улицу, она поняла, что погода не радует теплом, но возвращаться она не стала. Плохая примета (пожалуй, единственная), в которую она немного, но верила, и отправляющийся поезд, на который она уже изрядно опаздывала, оказались банальными причинами её лёгкого одеяния. И вот девушка в чёрном платье забегает на перрон. Продолжительный гудок. Поезд отбывает. Она интуитивно переходила из вагона в вагон, не зная зачем, но тревожно-приятное чувство толкало её дальше вперёд. В девятом вагоне сердце стало выпрыгивать из груди, стало холодно и жарко одновременно. «Остановлюсь тут, в купе посередине», — подумала она, протянула руку к двери и, дёрнув за ручку, отодвинула её в сторону.

Она всегда верила в лучшее — в то самое солнце в каждом человеке, которое люди на Северном полюсе, например, видят пару месяцев в год, в то солнце, которого так не хватает в дождливом Лондоне, туманном Санкт-Петербурге, пронзаемом ветрами Дублине. Лучи света этой планеты, спрятанные за тучами перед грозой, — их она и увидела в нём.

Найдя себе место по душе, оказавшись с таким попутчиком, девушка в чёрном сразу отметила две вещи. У него фантастический взгляд: такой, возможно, не привлекает толпы женщин, но он отличается от остальных. Смотришь и видишь кусочек истории, мира, его судьбы, его знаний, опыта. И оторваться уже невозможно! Хочется нырнуть и плыть, уйти и заблудиться. Она достаточно нескромно и с живым интересом смотрела в эту бездну цвета слегка пожухлого мха. Вторая отмеченная вещь: мужчины, которые носят бороды, обычно скрытны, сложны, чрезмерно недоверчивы ко всем людям, по-своему опасны своею выдаваемой зрителям суровостью и излишней маскулинностью. Смотрела и думала: «Колючий, как ёж! Умный и сложный, как математическая задача последнего курса университета». В купе, как и на улице, тоже было нежарко из-за открытого окна, выветривающего запах только что закуренной сигары. Но её горячая кровь всегда спасала её, а уже скоро её напористо-наглый нрав решит во что бы то ни стало с ним заговорить.

Пятнадцать часов сорок семь минут было на часах, висевших над открытым окном. Увидя её лёгкое одеяние, он потушил сигару, встал и прикрыл окно. Предложил было чаю, который ещё не успел сильно остыть, но она вежливо отказалась. Эти вполне незначительные и безобидные детали указали ей на присущее его сущности стремление проявлять заботу и мужскую галантность.

Они разговорились. В довольно-таки короткий срок стало понятно, что у них одновременно много общего, хотя на первый взгляд так и не скажешь: она — молода и прекрасна, он — чуть больше средних лет, с правильными и благородными чертами лица, но на это она не обращала внимания, ведь смотрела она всегда прямо в его глаза. Диалоги, вопросы, ответы, монологи словно срывались друг у друга с языка. Ужин подан!

— Что дама будет пить?

— Не сильна в выборе. Поэтому предложите свою помощь, так как наверняка разбираетесь в напитках. Бокал шампанского — первое, что приходит на ум. Но к мясу, наверное, лучше вина!

— Конечно. Сухого. «Syrah, Tempranillo, Carmenere?» — прозвучал вопрос лишь в голове. — Ах да, выбирает мужчина, — сорвалось с его уст. — Пусть будет «Карменер» тысяча восемьсот девяносто третьего года, — обратился он к проводнику-официанту.

Разговоры были настолько интересными, что лились рекой, но и ей, и ему казалось, что время летело незаметно. Поэтому он даже и не подумал, кто эта девушка, почему она оказалась с ним в одном купе и почему подсела именно к нему. Вдали уже появились проблески зарева заката. Скоро прибытие.

— Диана! — вдруг произнесла девушка в чёрном и протянула свою руку с изящными и тонкими пальцами. — Нам же скоро выходить! Кстати, какая станция?

— Брно, — ответил мужчина.

Этот момент с вопросом о станции оказался второй странной вещью, помимо её полностью чёрного лёгкого одеяния, который он отметил у себя в голове. Ведь поезд ехал только до одной конечной станции — Брно.

Поезд прибыл. Они сошли на перрон. И вот старый небольшой вокзал. Люди, проводники, чемоданы, все толкаются. На больших красивых часах — половина шестого пополудни. Он раскрыл свой большой чёрный зонт над её головой. «Тут холодно стоять, шумно и неудобно. Что делать?» — прозвучало, казалось, в её голове, но мысль была сказана вслух.

— Заказывать экипаж, — ответил он опрометчиво, — и ехать на смотровую площадку, ещё полчаса до заката, мы успеем его застать. Вы же не против?

Ему хотелось продолжить общение, не упустить эту пойманную мимолётную волну встречи, которую где-то глубоко внутри он не хотел терять. Он не стал дожидаться ответа, в её глазах не было и доли сомнений, да и она уже стала изрядно подмерзать, ведь на улице была середина октября. Экипаж подан. До этого момента никто из них не подумал, почему Диана ещё не знает его имени, а он не представился, ведь прошло уже достаточно времени после такого необычного случайного знакомства. Сев в карету, он тихо, будто стесняясь или, как это могло показаться, нехотя, произнёс:

— Эдвард.

Казалось, он произнёс своё имя с небольшой дрожью в голосе, исподлобья, не поднимая глаз. Одновременно с этим, держа в руках уже повидавшую мир дорожную сумку из темно-кофейной матовой кожи, имевшую немало царапин, он стал расстёгивать ремни с металлическими пряжками. В ней было совсем немного вещей, ведь он собирался впопыхах: средства гигиены, бельё, бутылка «Егермейстера» и тёмно-серый плед в клетку синих и зелёных линий с тонкими вкраплениями красного — такая расцветка пледа указывала на его принадлежность к старинному роду. Он укрыл им уже дрожащую от холода девушку и дал согреться напитком прямо из горлышка бутылки. Этот подростково-нелепый момент ничуть не засмущал обоих за отсутствием бокалов. Хотя, судя по горящему взгляду и розовому румянцу на щеках, её даже не волновало, мёрзнет она или нет.

Тут Диану кольнуло, буквально в сердце, она совсем забыла: ведь ехала она навестить бабушку, а затягивающее незапланированное общение совсем опустошило её память и сбило с пути. Она протянула ему в руки сложенную пополам бумагу с закруглёнными краями. Это оказалась её фотокарточка. Но там не было ни подписи, ни даты. Пока он всматривался в чёрно-белый снимок, разглядывая тонкие черты её лица в светотени и вьющиеся локоны, она крикнула кучеру с просьбой остановить и успела испариться. В его сердце вдруг поселилась некоторая тоска. Ведь с такой опустошающей неожиданностью оборвалась столь удивительная встреча. Карета тихо покачивалась, изредка слышалось фырканье запряжённой лошади и звонкое клацанье подкованных копыт о старинные узкие дороги, где еле разъезжались две повозки. Но до его слуха они уже не доносились, он погрузился в свои мысли.

Брно был вторым по величине городом после столицы Праги. Он находится в двухстах пяти километрах от неё, а в состав Чехословакии вошёл только в тысяча девятьсот восемнадцатом году. В XIX веке город стал одним из важнейших центров рабочего движения, а некоторое время назад Брно получил свой технический университет2. Так как Эдвард был мужчиной математическо-технического склада ума и стремился к новым знаниям, он решил съездить на лекцию в день открытых дверей и провести здесь выходные. Так он оказался в поезде, следующем в Брно.

Мужчина, приехавший сюда с одним только пледом и бутылкой крепкого алкоголя, был свободен в своих мышлениях и действиях, не обременённый депрессивным настроем или навязанными обязательствами. Он полон сил и энтузиазма, много гуляет, изучает окрестности, заходит то в один, то в другой магазин, где можно купить необходимые вещи для начала. Ему нравятся улицы, фонари, что дарят мягкий, тёплый свет, нравятся шум и акцент, с которым говорят люди. Он далеко от своего родного дома и тех, кого знал. И надо сказать, в этом была совсем малая часть печали и большая часть облегчения с долей жажды новых знакомств и ожидания начала большого пути.

Бабушка жила в маленькой уютной квартире. Диана, направляясь к ней, была уверена, что эта встреча в поезде не последняя и явно не случайная.

Стремительно взбежав по ступенькам наверх со свежими ароматными булочками, козьим сыром, яблоками и другими продуктами, которые еле помещались в сумке, она ворвалась к горячо любимой бабушке. Громко смеясь и обнимаясь, они прямо с порога стали обмениваться последними новостями. Но нужно переодеться — и в бой: приготовить вкусный ужин, убрать дом, полить цветы, разобрать почту и сделать много других дел по дому.

— Ба, ужин подан!

На столе хрустящий домашний хлеб, жареный картофель с колбасками и соленья бабушки. Заварен чай, в духовке стынут конвертики с вареньем.

Она старалась не показывать вида, тем более при бабушке, что её тревожат некоторые мысли. Но, прибираясь по дому или готовя ужин, она всё время немного витала в облаках. Бабушка рассказывала ей про жизнь соседей: про новых жильцов, шумную молодую пару с непоседливым ребёнком; про то, что на первом этаже завели собаку, которая вечно лает, мешая всем вокруг; про то, как умер самый старый жилец дома мистер Зденек, ему было почти восемьдесят лет, казалось, он был в отличной форме, но его подвело сердце или, как считали многие, непомерная любовь к дорогим сигарам и крепкому коньяку.

— Диана? Ты слушаешь? — с недоумением спросила бабушка несобранную Диану.

— Что? Да, да… Сосед умер. Этот ворчливый, невыносимый старик.

— Это всё, что ты запомнила? И откуда этот странный плед?

Тяжело собрать осколки разбитой вазы в одну целую. Так и с мыслями. Её насущные проблемы, дорогая бабушка уже весьма преклонных лет и новый знакомый, с которым связывал очень долгий и душевно приятный разговор. Как его найти? Ведь, забывшись в общении с ним, она убежала вместе с пледом, который точно был ему дорог с такой необычной для здешних мест расцветкой и узором. «После ужина можно пойти по городу, по парку, а вдруг удача улыбнётся снова? Или не стоит придавать большого значения, возможно, маленькому событию», — отрешённо размышляла Диана. Знаки всегда сопровождали её. Она не фанатично, но всё же прислушивалась к ним. Вещие сны, судьба, счастливая цифра семь и её маленький дар — предвидение. Что-то из этого должно было дать подсказку.

Вернувшись через пару дней в Прагу, Эдвард не мог позволить себе сидеть в номере отеля, который он занял пока бессрочно, ведь он не знал, сколько ещё пробудет здесь, вдали от краёв родного Копенгагена. Что делать? Он вышел на прогулку, ведь это самое лучшее времяпрепровождение — гулять и наслаждаться городом мечты. Попав на ухоженные дорожки осеннего парка Вышеграда, окутанного лёгким туманом с запахом мха и сырых листьев, он неторопливо шагал, шурша по так спешившим опасть на только что убранные тропинки листьям дуба и клёна. Вдруг что-то пролетело перед его глазами и упало под ноги. Он наклонился и взял в руки на редкость больших размеров жёлудь округлой формы с рыжими прожилками и очень ровной шершавой шляпкой. Эдвард любил подбирать интересные и необычные камешки, попадающиеся ему на глаза в новых местах, или ракушки, когда прогуливался по берегу моря, недалеко от дома в Копенгагене. Так и сейчас он оттёр жёлудь пальцами от сырости и небольших кусочков грязи, которые успели прилипнуть, и положил в карман, как ему хотелось в этот момент верить, новый талисман. «Надо будет его прорастить», — подумал он, продолжая свою прогулку.

Утром, гуляя по парку, он вспоминал случайную (и случайную ли?) спутницу по дороге в Брно. Но меж тем тёплые и приятные мысли о девушке в чёрном переплетались с другими его мыслями. Его жизнь не отпускала бывшая жена, с которой он развёлся официально уже год назад. Этот незакрытый гештальт мешал ему думать о светлом будущем. Хоть он и верил, что случайности не случайны и всё в этой Вселенной даётся с определённой целью, он не прекращал обдумывать, как избавиться от назойливости бывшей. Это и была истинная причина того, почему он в такой спешке уехал на пока ещё неопределённое время из Копенгагена в Прагу. И пока единственной разумной мыслью было — остаться здесь, где его никто не будет искать. Казалось бы. Но он был далеко не прав.

Девушка со звонким голосом и волосами цвета зрелого каштана, обладающая достаточной смелостью, чтобы подсесть к нему в пустом вагоне, решила его найти. Она явно не всё сказала, что хотела. Он точно не успел ей рассказать о деталях и принципах работы механизмов поезда, которые её так интересовали. В спешке — не специально — она забрала с собой плед. Тёплый, мягкий, но слегка колючий. Он окутывал полностью — её тело, душу и рвущееся наружу сердце. Она подумала, что было бы волшебно найти этого необычного и притягивающего к себе мужчину в городе романтики, суеты и ярких, красочных рассветов с удивительно сочными пёстрыми облаками. Ужин и прогулка по ночному городу — идеальная благодарность.

Вдыхая запахи парка, он улыбнулся от мысли о том, что, бежав из Копенгагена, он встретил девушку, с которой так легко и приятно было общаться. Обед. Пора подкрепиться, и согреться было бы также неплохо. Недолго думая, он зашёл в первую попавшуюся ему на глаза пивницу, чтобы утолить голод. Он сел у большого окна, из которого открывался прекрасный вид на город, несильно оживлённую улицу с медленно опадавшими жёлтыми и багряными листьями средь разнообразия фасадов домов. Кнедлики с беконом, немного квашеной капусты, пара колбасок из кабана и кружка свежесваренного нефильтрованного пива, половину которой он осушил первыми тремя глотками, пока ожидал свой обед. Его мучила жажда, хоть за окном было совсем не душно. Только отрезав кусочек колбаски и отправив его в свой пустой желудок, он боковым зрением увидел промелькнувшую в окне тёмную фигуру. «Она? — подумал Эдвард. — Нет…» Он снова удивился самому же себе и своим мыслям, что стал вылавливать взглядом среди прохожих ту девушку в чёрном. Диана…

— Повторить? — оборвались его мысли этим обезоруживающим неожиданностью вопросом слегка полного официанта, он немного растерялся.

— Да, ещё кружку нефильтрованэ пиво, просим3, — с допустимой долей любезности попросил он, хоть и не допил ещё до конца предыдущую.

Диана жила в центре Праги. У неё была небольшая, но очень милая доставшаяся от родителей квартира в светлых тонах с двумя комнатами и кухней, соединёнными небольшим продолговатым коридором. Она была молода и в поисках себя, можно сказать — находилась на распутье. Бабушка уверяла её, что она полна творческих задатков, но сейчас её интересовал только заработок. Она осталась одна и должна была научиться заботиться о себе и том единственном родном человеке, который жил в Брно. Домашние хлопоты ей наскучили. Вечер. Она не могла и дня обойтись без прогулки на свежем воздухе, в квартире она иногда задыхалась то ли от воздуха, то ли от своих мыслей, может быть, от боли и тоски по родным, которых уже нет. Она надела чёрные туфли, платье, пальто и тёплый шарф, взяла сумочку, которых у неё было много, ключ вставлен в замок, поворот и стук каблуков унёс задумчивую девушку в город. Её сердце странно стучало, как пару дней назад в поезде, возможно, неосознанно предвкушая подготовленное судьбой неизбежное.

Отобедав, Эдвард продолжил свою прогулку, особенно не задумываясь, куда именно он идёт. Он не обращал внимания ни на разноцветные дома, которые проплывали мимо него, ни на прохожих, которые куда-то спешили (их лица мелькали не замеченными его взглядом) или обгоняли, показывая свои серые спины и нелепые шляпы. Он делал один шаг, потом второй, третий, поворачивал то направо, то налево. Он просто шёл, доверяя извилистости путей самих улиц. Можно с уверенностью сказать — он позволил управлять собой этому поистине прекрасному городу, в котором он так долго мечтал жить.

Так интуитивно ноги вывели его к арке в Староместской мостовой башне, за которой, как известно, начинался освещённый газовыми фонарями4 и украшенный галереей каменных скульптур5 Карлув мост6 — его излюбленное место для прогулок и созерцания открывающейся панорамы града тысячи шпилей7. А какие здесь туманные рассветы и огненные закаты! Хоть и было это место самым людным (и неудивительно, это была одна из главных достопримечательностей не только Праги, но и Чехии в целом), он никогда не ощущал себя здесь частью толпы, идущей то в одну сторону, то в другую по каменным пазлам моста, и точно никогда не был в числе тех зевак, которые стояли на месте и наблюдали за одиноким музыкантом, играющим сразу и на гитаре, и на губной гармошке, который даже умудрялся отстукивать ногой по самодельному барабану. Он всегда ощущал себя отстранённым, будто и не принадлежащим этому миру. Был тёплый приятный вечер, который был украшен облаками с остатками красок пламенного заката.

Как только скрылось солнце и начало темнеть, слегка заморосило, что было совсем не удивительно: в это время года погода в Праге весьма непредсказуема. Проходя по мокрой мостовой, в отражении которой длинными тенями мелькали проходящие мимо, не особо желанные незнакомые люди, он обратил своё внимание на выделяющееся из общей массы и почему-то притягивающее взгляд очертание лишь одного чёрного силуэта. Его сердце забилось бешеным ритмом и, казалось, собралось выпрыгнуть из груди, стук клапанов, качающих кровь по его уже успевшим остыть от долгой прогулки артериям, оглушал его. В груди что-то ёкнуло. Это была она…

Увидев его, Диана дико обрадовалась, и в её глазах застыл вопрос с нотками сомнений: «А рад ли так же сильно Эдвард?», потому что ей жутко захотелось его обнять. Она дёрнулась было с места, шагнула назад и замерла от страха или неуверенности — вдруг это лишнее: ведь они просто разговорились в вагоне поезда. Да и правила приличия этого времени сковали её движения. Эдвард, улыбнувшись, распахнул свои руки, сам тому удивляясь, ведь кто они такие, лишь просто случайные встречные, хотя судьба свела их уже второй раз. В их головах со скоростью света мелькали эти глупые и по-детски дурацкие мысли, мешающие сделать первый шаг. Но в следующее мгновение она слышала биение его сердца, а он ощущал теплоту её дыхания.

— Ты меня задушишь! Диана, можешь отпустить? — казалось, возмущённо сказал Эдвард, но на его лице застыла сияющая улыбка, которую она не видела, так как обнимала его.

— Нет. Мы так и будем здесь стоять, точь в точь как эти статуи на опорах моста, а люди пусть нас сами обходят, не отпущу! — будто не всерьёз говорила Диана, закрыв глаза, наслаждаясь этим мигом.

Так они стояли ровно минуту, но для обоих она длилась как минимум половину вечности. И всё же они решили прогуляться, даже несмотря на моросящий дождь и накопившуюся за день усталость, которая волшебным образом куда-то вмиг улетучилась. Вокруг столько красоты, грешно просто стоять на одном месте, когда вместе двое.

Их путь начался с Карлового моста — с того места, где они встретились, прямо напротив фигуры Яна Непомуцкого8, которую можно узнать по пяти медным звёздам над его головой. Этот святой здесь особо почитается, поэтому их встречу в этом самом месте, где собираются в очереди туристы, чтобы загадать желание и попросить у Яна благополучия, действительно можно посчитать знаковой. Они шли не спеша, разговаривали, обменивались событиями этих двух дней, что прошли с момента их первой встречи в поезде.

Пройдя через Вальдштейнский сад мимо необычной стены с причудливыми лицами9 и небольшого пруда квадратной формы с ярко-оранжевыми японскими карпами, они свернули на лестницу, ведущую вверх, с которой открывался прекрасный вид на терракотовые крыши Праги, которые уже утонули в вечерней темноте и лишь слегка подсвечивались фонарями. Там им попался на пути пожилой мужчина, прилично одетый, в дорогой, но уже довольно изношенной обуви, стоявший рядом с открытым окном уличного кафе. Он продавал обёрнутые в газетную бумагу букеты из простых композиций цветов, по всей видимости, сорванных в собственном саду. Это были маленькие и очень милые незамысловатые букеты. Слева пахло выпечкой, сладостями, предлагали пробовать. Диана отвлеклась ненадолго, смеялась и шутила с продавцом. Минута пролетела, она обернулась. Эдвард просто протянул букет и, слегка улыбнувшись, сказал: «Это тебе». Нюхая цветы, она от удовольствия прикрыла глаза, в мыслях, казалось, она уже парит над весенним лугом, залитым тёплым светом солнца.

Поднявшись по старой замковой лестнице10 в Пражский Град, они оказались на площади, где среди старинных домов возвышался величественный готический собор Святого Вита11.

— Зайдём? — предложил Эдвард.

Диана кивнула головой, засмотревшись на остроконечные шпили собора, украшенные устрашающими гаргульями. Её глаза горели и искрились, хоть она и была здесь далеко не один раз, но она была готова идти за ним куда угодно. Внутри собора было на удивление тихо, хоть и сновало туда-сюда немалое количество туристов, но эти двое вовсе не обращали на них внимания. Их взор привлекли поражающие своей детальностью витражи огромных окон, сверкающие всеми вообразимыми цветами, уходящие высоко ввысь своды и звуки органа, которые неожиданно начали доноситься с балкона, заглушая шорканье кожаных ботинок и сапог о каменные полы собора и тихое шушуканье посетителей. Постояв там немного и проникнувшись вибрациями клавишного духового музыкального инструмента, они продолжили свою прогулку.

Несмотря на обилие туристических маршрутов города, они бесцельно шли по лабиринтам узких мощёных улиц центра Праги, их мало интересовало, куда они идут и зачем, они без умолку беседовали, подхватывали слова друг друга и заканчивали фразы, не дождавшись их окончания. Так прошло несколько часов, никто из них не следил за тем, сколько прошло времени и где они на самом деле находились.

— А вот и мой дом, — вдруг произнесла Диана с небольшой ноткой грусти в голосе, ведь это означало окончание их прогулки.

— Пойдём пить кофе? — оживлённо предложила Диана, радуясь самой же себе, что нашла способ ещё продлить этот удивительный вечер. — Хотя нет, лучше чай с вишнёвой настойкой с травами моей бабушки, — сказала она, улыбаясь и заглядывая в его глаза в поисках одобрительного согласия. В довесок к убедительности она добавила: — У меня ещё есть свежая шарлотка, сегодня испекла, как знала.

— Мне определённо нравится твоя идея, — ответил с лёгкой улыбкой Эдвард, открывая тяжёлую входную деревянную дверь с литой металлической ручкой, пропуская Диану вперёд.

Они поднялись на третий этаж по тёмной лестнице, вошли в квартиру, разулись, сняли верхнюю одежду и прошли на кухню, которая была почти рядом со входом. Диана поставила чайник на плиту и начала доставать настойку, хрустальные рюмки на фигурной ножке под неё, шарлотку, белые фарфоровые чашки с блюдцами и ставить всё это на круглый деревянный массивный стол у небольшого окна, покрытый белой кружевной скатертью, которую, по всей видимости, связала её бабушка. В голове у неё тем временем вертелись мысли, ведь вечер проходил предательски быстро.

— Вот, кстати, твой плед, — она достала с полки аккуратно сложенный плед и протянула его Эдварду. — Спасибо тебе большое за него, он меня очень согрел, и прости, что убежала с ним.

— Да что ты, я рад, что он был с тобой в тот прохладный вечер, — улыбаясь, ответил Эдвард. — И я ничуть не переживал, потому что где-то внутри чувствовал, что он обязательно ко мне вернётся.

Они сидели достаточно близко друг к другу, а настойка творила своё дело: их лица немного покраснели, телам стало жарко. Ароматную и очень вкусную шарлотку они уже час назад как доели. И как-то само собой получилось, что, пока Эдвард рассказывал в красках, с большим количеством подробностей очередную историю, не замечая колебаний Дианы, всего в долю секунды она коснулась рукой его шеи, подтянулась и поцеловала. Сначала легко и с нежностью касаясь его губ, потом более страстно.

— Прости, я не знаю, как так вышло, — сказала она, отведя взгляд на часы, на них было без пятнадцати минут полночь. — Может, не стоило. Вечно всё делаю не так.

Казалось, Эдвард не был удивлён, ведь ему самому уже не раз за этот вечер приходило в голову желание поцеловать Диану, но он всё не решался, будто ожидая нужного момента, всё продолжая говорить.

— Нет, всё хорошо, — будто стесняясь неловкости момента, произнёс он, но продолжал смотреть Диане в глаза.

Она слегка прикусила нижнюю губу, одновременно убирая волосы рукой на левую сторону, заправляя за аккуратное маленькое ушко. Он допил настойку, последний глоток которой находился в хрустальной рюмке, встал и подошёл к ней, нежно скрестил свои руки на её руках и робко поцеловал в шею, которую она открыла до этого, заправив волосы, совсем не ожидая его ответных действий. Фраза «Иди ко мне», сказанная шёпотом на ухо, унесла землю из-под ног Дианы, и спустя мгновение она была уже в его объятиях. Он поцеловал её в губы, подавшись в сторону стены, ведь ноги их уже почти не держали, виновницей чего была бабушкина настойка. Горшок с цветком был явно недоволен этим действом, так как стоял на краю полки и чуть не упал.

— Тише, не надо рушить мой дом, — приглушённым голосом произнесла Диана. — Идём.

Она взяла его за руку, и они направились в её спальню, пройдя по тёмному коридору, в котором слегка поскрипывали несколько досок паркета, стояла огромная ваза с сухоцветами и висело большое овальное зеркало в полный рост. В комнате было тихо и немного свежо. Воздух, пропитанный запахом свечей, которые она часто зажигала перед сном, создавая себе приятную атмосферу для чтения её любимых книг, ударил ему в голову, слегка одурманивая своим ароматом. Диана села на кровать, небрежно заправленную (что могло сказать о нежелании валяться в кровати и бесцельно прожигать драгоценное время) мягким покрывалом цвета сумеречной морской волны, украшенным крупными цветами, и потянула его за руки к себе, приглашая ярко горящим взглядом.

Эдвард потянулся к её губам. Долгий страстный поцелуй. Он медленно расстегнул платье, тем самым дразня, освобождая пуговицу за пуговицей из петель, обнажая её скромно лежащую привлекательную фигуру. Кончиками пальцев притронулся к приоткрытым алым губам и ощутил горячее дыхание Дианы. После чего его ладонь стала, еле касаясь, скользить по её бархатистой коже, спускаясь по подбородку, минуя тонкую шею и ключицу, огибая приподнятую грудь, остановившись чуть ниже талии. Туда же он поцеловал её, немного щекотя своею бородой. Диана изогнулась.

Дальше события происходили слишком быстро, чтобы запомнить их и описать подробными словами. Одежда снята, бельё на полу, двое на разобранной постели. Их тела сплетены вместе в страстных поцелуях, крепких объятиях, нежных касаниях. Воздух становится жарким, тела — влажными, дыхание и пульс учащаются. Слышатся стоны удовольствия. Силуэты в комнате снова и снова меняются местами на постели. Вот и он в её власти — она над ним. Он видит её лицо, подтягивается, целует грудь, слегка кусает за сосок, сжимает бёдра так, что от его ладоней покраснела кожа. Ей нравится, что он мягкий и чуткий, равно как сильный и властный. Это редкое сочетание, точно как яд — смерть и исцеление. Она собирает простынь в кулак, другая рука сплетена пальцами с его. Мышцы тела напряжены, она выгибается, он целует её. Она крепко обнимает его, дрожа всем телом. В этот момент он понял — для неё это значит многое. Это приятное чувство ещё сильнее заводит его и одновременно ещё больше опьяняет. Тяжело и часто дыша, они замирают в объятиях друг друга.

Глава 2

«ЗАСТЫВШЕЕ УМИРОТВОРЕНИЕ»

Диана проснулась раньше него, как ей показалось, если этот промежуток с закрытыми глазами вообще можно было назвать сном. Она смотрела на Эдварда, и он казался ей максимально спокойным, таким уверенным в себе, в том, что происходит вокруг, в каждом своём слове, движении, поступке и решении. Диане всегда было немного страшно рядом с такими людьми: они одновременно восхищали её, но и пугали своей недосягаемостью понимания и принятия. Саму Диану с детства не покидало ощущение, что она неуклюжий и неугомонный ребёнок, который всё делает хорошо, но недостаточно для той родительской похвалы, которой они одаривали её знакомых и близких друзей. Всё в их представлении она делала вроде бы так, да не совсем. Это касалось, по их мнению, всего: учёбы, увлечений, дружбы, любви, да и в целом жизни. Вот и сейчас. То, что она чувствует — восторг, наслаждение, влюблённость, страсть, чрезмерно напористый интерес к Эдварду, скручивало её внутри своим давлением и, конечно же, активизировало любимые сомнения в себе, в правильности своих поступков.

Сон был на его удивление крепким, хотя он давно мучился бессонницей и во сне пробыл совсем непродолжительное время. После пробуждения Эдвард не хотел открывать глаза, боялся спугнуть реальность, ведь произошедшее накануне вечером было слишком восхитительным по своей неожиданности, скоротечности и небывалости. Вместе с тем он испытывал немного неловкие чувства, ведь было непривычно оставаться ночевать у девушки с первого дня (если не считать встречу в поезде) знакомства, которое в их случае было для этого слишком необычным. Для него это было впервые, и как к этому относиться, он не знал. Вроде бы грань между знакомством и близостью растворилась, но для того, чтобы вести себя так открыто и доверительно, как подобало бы, прошло слишком мало времени. Он решил, что надо поскорее уйти, чтобы не усилить многократно эту неловкость, но не знал, как это осуществить, не обидев Диану. Поэтому он, хоть и проснулся раньше неё, пока просто лежал с закрытыми глазами и слушал тихое посапывание зеленоглазой девушки, спящей у него на груди.

— Доброе утро! Ты так рано встаёшь? Который час? — сразу спросил Эдвард, как только заметил приятное потягивание Дианы. На её лице застыла еле заметная улыбка.

— Девять утра, я всегда так встаю, и это не рано, это просто ты — соня. Скажи, что ты хочешь на завтрак? Ты оста- нешься? — спросила она, робко заглядывая Эдварду в глаза.

— Думаю, нет, честно говоря. Я и так уже опаздываю, очень много дел на сегодня, — ответил он и замер, наблюдая за реакцией Дианы на его откровенную ложь. — Надеюсь, ты не обидишься, всё хорошо? — И неловко добавил, отводя взгляд: — Но, пожалуй, выпью с тобой чашку кофе…

— Нет, конечно, просто я думала… Но уже не важно, — в этом «нет» было висевшее в воздухе многоточие, а многоточие — это следы на цыпочках ушедших слов12.

Выпив кофе, Эдвард оделся достаточно быстро. Его движения были плавными, мягкими, но отточенными и выверенными, будто одевался сейчас в армии. Взгляд, как всегда, достаточно серьёзный, но на лице была заметна неловкая улыбка, говорящая, что в его мыслях всплывают картинки прошедшей ночи. Он посмотрел на Диану. В её глазах он читал радость и тревогу одновременно, немую фразу «Не уходи». Но так было нужно на тот момент. Так подсказывали ему терзающие его мысли. Те самые, похожие на пасмурное небо, по которому сложно угадать, будет ли дождь или тучи рассеются и выйдет солнце. И вот — он уже стоит у готовой открыться двери.

— Я так много думала с момента нашей встречи в поезде, как тебя найти, очень сильно переживала. И вот ты здесь. Но так скоро уходишь, — сказала Диана, будто в последний раз смотря на Эдварда и уже откровенно дрожащим голосом добавила: — Несправедливо…

— Скоро увидимся, не расстраивайся, правда, — с долей неприкрытой неловкости сказал Эдвард, разворачиваясь к уже открытой двери, совершенно не понимая, когда это «скоро» случится.

Дверь закрылась. В квартире тишина. Они договорились встретиться снова, но Диана хорошо знала: судьба могла в один день щедро одарить подарком, в другой — больно ударить по рукам, тогда подарок упадёт на пол и разобьётся вдребезги. Эти мысли должны были уйти прочь. Она зашла в ванную комнату. Уютную, светлую комнату без лишней роскоши. Там была белоснежная ванна, большое круглое зеркало, обрамлённое в тонкий цветочный узор в викторианском стиле. Висели большие махровые полотенца, на полу был тёмный овальный ковёр с длинным ворсом, свечи, которые согревали её своим теплом и успокаивали мягким светом.

Приняв ванну, она закуталась в тёплый изумрудный халат большого размера, тот, что она решила оставить себе на память после смерти отца. Этот халат, словно большие крылья, защищал её от суровых перемен и невзгод этого мира. На кухне закипел чайник. Пришло время заварить ароматный чай с горными травами и пожарить гренки с яйцами, молоком и свежей зеленью. Во время завтрака эмоции, как цунами, захлестнули её, слёзы сами стали градом катиться по щекам. «Они так звонко падают на пол», — подумала она.

Незаметно прошло около пятнадцати минут. Диана посмотрела в окно, вытерла слёзы, допила чай и сама себе сказала:

— Всё, нужно успокоиться, незачем паниковать. Всё будет хорошо.

Она вошла в спальню, заправила постель. Среди всей этой смуты эмоций всё же точно можно было различить наслаждение каждой минутой, каждым прикосновением Эдварда. Тело хранит память о том, что произошло этой ночью: губы помнят поцелуи, глаза — родинки на теле, кончики пальцев — его колючую бороду и мягкие волосы.

Время идёт, на часах одиннадцать часов тридцать пять минут, а значит, нужно выбрать себе наряд по погоде и отправиться в город. В жизни Дианы начинается новый этап, возможно, неплохо было бы подумать о работе. Она открыла старый добротный шкаф из тёмного дерева, там висели платья, юбки, нижние юбки, сорочки, в основном всё приятных тёплых оттенков. Мягко, скромно, невычурно, достаточно простого покроя. Всё это царство однотонности разбавляли шарфы, сумочки и украшения, местами причудливые аппликации и цветочные принты. Диана решила уточнить сегодняшнюю погоду, выглянув в окно, вид открывался на улицу, не особо богатую деревьями, но недалеко от её окна росла липа. Ветви, листья и облака говорили ей, что сегодня пасмурно, прохладно и, скорее всего, дождя не будет. Немного подумав, она выбрала блузку, юбку и тёмное пальто, нанесла немного косметики, расчесала каштановые волосы, на запястья и мочки ушей нанесла пару капель духов, выбрала комплект, состоящий из кольца и пары серёг, и уже в более приподнятом настроении выбежала на улицу.

Выйдя из подъезда, Эдвард направился в город. Был достаточно пасмурный день, который создавал постоянное ощущение полусумерек и, вдобавок к странно тоскливому настроению, угнетающе действовал на его сознание. Он пока плохо понимал, где находится, всё же ещё не так хорошо знает районы Праги, да и вчерашняя увлекательная, наполненная разговорами прогулка с Дианой проходила под покровом уже рано наступившей осенней тьмы. Пытался было вспомнить, что им встречалось по пути, чтобы как-то сориентироваться, но в памяти всплывали лишь самая посещаемая Староместске намести13, Пороховые ворота14 в готическом стиле и Хлавны надражи15, откуда он отправился несколько дней назад в свою роковую поездку в Брно. Ах да, ещё помнит, что они с Дианой снова пересекли Влтаву через Монисав мост16, где был прекрасный вид на Карлув мост и возвышающийся над пражским градом собор Святого Вита.

Сейчас он пока что шёл, не особо понимая, в какую сторону, но его внутреннее чутьё на местность подсказывало, что он находится не так уж и далеко от центра. Пройдя несколько кварталов по прямой, он решил спросить у кого-нибудь своё месторасположение. Прохожий в бежевом плаще сказал что-то на чешском диалекте, Эдвард не особо-то и понял сказанное, но с улыбкой поблагодарил его за помощь и двинулся дальше. Пройдя мимо небольшого католического храма, надеясь выйти к знакомым домам и улицам, он устремился за вдруг проехавшим мимо него трамваем с номером девять, который скрылся по чуть изгибающейся дороге, потому что он и его тоже вспомнил со вчерашней прогулки, а значит, как он думал, он на верном пути. Но на самом деле, как оказалось, он шёл совершенно в противоположную сторону. Некоторое время спустя перед его взором предстала небольшая церквушка, от которой простирался длинный забор, а за ним виднелись надгробия. Это был вход в Ольшанске хржбитовы17. Недолго думая, он решил прогуляться по кладбищу, раз уж дорога привела его именно сюда.

На самом деле Эдвард очень любил гулять по старинным погостам различных городов, в которых он бывал. Они привлекали его своею тишиной, спокойствием, отстранённостью от обычного мира, отделённого всего лишь одним забором. Ведь стоило только выйти за пределы кладбища — и снова слышны шум, гам, пение птиц, разговоры прохожих и большая суета обыденности жизни. Здесь же всегда царило возвышенное умиротворение, навеянное застывшим временем, которое ощущалось лишь сменяющимся обличием времён года. Одновременно с этими ощущениями его привлекала и визуальная составляющая подобных мест. Так и сейчас, прогуливаясь меж вековых деревьев по мощёным аллеям, укрытым покрывалом из опавших осенних рыжих листьев, Эдвард заглядывал в прикрытые глаза застывших навечно скорбных фигур, изучал имена, даты жизни и погребения, рассматривал завихрения готических буквиц надписей и ажурные обрамления надгробий.

Время пролетало незаметно. Мимо проплывали длинные улицы выстроившихся в ряд склепов с острыми крышами и потерявшими цвет витражами окон, нескончаемая череда печальных с поникшими головами крылатых ангелов с потёками от дождя из глаз, похожими на следы от слёз, фигуры грустного Христа, молящегося за покинувших сей мир. Его взор привлекали литые чугунные двери с витиеватыми вензелями, ржавые фонари на арках у входа в склепы, поседевшие от возраста и воздействия погоды давно пустеющие лавочки, обвитые плющом статуи с застрявшими в нём оранжевыми листьями клёна, драпировки каменной ткани, покрытые сочного цвета мхом и сплетениями полотен паутины, и засохшие букеты принесённых цветов в надгробных вазах.

В момент, когда Эдвард засмотрелся на кленовый лист ярко-жёлтого цвета, прикрывший глаз юного ангела, обратившего свой полной мольбы взор к небесам, он услышал гортанный щёлкающий звук огромной чёрной птицы, пролетевшей над ним и присевшей на возвышающийся над одной из ближайших могил крест. «Кра, кра, кра», — будто поздоровавшись, издал необычный гость. Это был Ворон. Птица, которая устрашала своим немалых размеров видом, смолисто-чёрным оперением и грозным взглядом. Ворон пристально смотрел на Эдварда, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, словно изучая его. Эдвард крайне удивился появлению этой избегающей людных мест птицы в черте города, ведь для них это совсем не свойственно.

— Что же ты хочешь мне сказать? — произнёс вслух Эдвард и слегка засмеялся от того факта, что разговаривает с птицей.

— Кра, кра, кра, — снова издал Ворон, взмахнул крыльями и улетел.

Эдвард задумался над этим странным знаком вдруг из ниоткуда появившейся чёрной птицы. Ведь образ Ворона издревле не сулил ничего хорошего. Связующий жизнь и смерть посланец из потустороннего мира, символ хаоса и тьмы, предшествовавшей свету творения, — так называли его в различных преданиях и этносах. Но Эдварду нравились эти птицы, привлекая не только образом мистицизма, но и своею величественной красотой. Тем более ему, как уроженцу северных стран, были близки скандинавские эпосы, а в них описываются два ворона Хугин и Мунин (Мыслящий и Помнящий), которые облетают мир людей и сообщают потом об увиденном и услышанном Одину18. А это могло значить только одно — дух родных мест присматривает за ним.

Диана направилась в маленькую и достаточно отдалённую церковь на окраине города. Обычно и там бывает многолюдно даже в воскресные службы, но сейчас была середина недели, так что она надеялась застать отца Якова одного или, возможно, за непродолжительной службой. Они познакомились, когда её родители уже покинули этот мир. Из случайного разговора со своей школьной подругой Диана узнала, что есть такой человек, священнослужитель, который помогает многим людям в тяжёлые минуты: тем, кто пережил боль утраты, тем, кто находится на распутье, в страшном замешательстве и не видит выхода из затруднительной ситуации. Он знал законы церкви, освящал дома, проводил обряды венчания, крестил детей, обучал сирот, навещал стариков. Он был простым мужчиной преклонных лет, с седыми волосами, и прежде всего он был хорошим человеком. Умным, тонким, понимающим, отзывчивым к чужой беде, совершенно не навязывающим свою точку зрения, но моментально откликающимся на зов сердец, которые окончательно заблудились в этом мире.

Приехав туда, Диана поняла, что идёт служба. Внутри было немного людей, все сидели молча и каждый думал о своём. Женщина в розовом платке собиралась покаяться в том, что изменила супругу. Мужчина, что сидел в дальнем левом углу ближе к свечам и образу святой Девы Марии, собирался рассказать о том, что после ухода его единственной дочери не может справиться с болью и думает о том, чтобы уйти из жизни. Пожилая дама в жемчужном ожерелье, большой чёрной шляпе и чёрных перчатках пришла послушать службу, помолиться и поблагодарить Бога за то, что в её жизни всё относительно хорошо, учитывая почтенный возраст. Диана же, слушая службу, уходила в свои мысли, отдыхала от суеты обычного мира, задавала вопросы, пытаясь услышать ответ.

Надо сказать, что в их долгих дружеских беседах она не признавалась отцу Якову в том, что, являясь католичкой, веря в Бога, она по-настоящему скорее верит в существование чего-то высшего, но не в Священное Писание и уж точно не большинству верующих фанатиков, строгих проповедников, сжигающих мысленно людей за то, что те не верят в придуманные обществом рамки веры.

Служба подошла к концу. Заметив Диану, взглядом и улыбкой Яков поздоровался с ней. Она решила не торопиться, пусть другие расскажут о своих радостях и горестях, а она пока прогуляется вокруг, посидит на лавочке, насладится спокойной атмосферой.

Так прошло несколько десятков минут. Отец Яков вышел наружу, увидел Диану и подошёл к ней. Они обнялись, разговорились. С этим человеком она могла общаться прежде всего как со старым другом, и это ей нравилось больше всего.

— Диана, ну как так? Ты наверняка уже замёрзла, на улице же прохладно, — заворчал седовласый старик. — Пойдём внутрь!

— С большим удовольствием! — согласилась Диана.

За беседой она рассказала про поездку к бабушке, про своё новое знакомство с Эдвардом, про то, что сейчас ищет работу. Отец Яков поделился тяготами содержания церкви: о ремонте фасада, посадке новых деревьев и других бытовых вопросах. Позже он исповедовал Диану. Она поделилась с ним многим, но всё же решила умолчать о близости с Эдвардом. Так наступил вечер.

— Мне уже пора. Я была очень рада вас видеть, отдохнула здесь душой!

— И я всегда рад тебе! Приходи чаще, поможешь мне, может быть, с детьми.

— Хорошо. До свидания, отец Яков! — попрощалась Диана, обнявшись с отцом Яковом.

Нагулявшись вдоволь, Эдвард всё же вышел на знакомый ему путь и отправился в отель, в котором он остановился. Придя в свой номер, он достал из кармана жёлудь, который подобрал вчера с утра, гуляя по аллеям Вышеграда. Он вспомнил, как в детстве с отцом сажал ель около своего дома на берегу моря в Копенгагене. «Наверное, — подумал он, — она уже прилично подросла». Хоть он и уехал недавно из родных краёв, но в родительском доме давно уже не был. Конечно, когда двое взрослых мужчин в одной семье встречаются своими сильными характерами, ничего хорошего не жди — вечные столкновения самцов со своими эгоцентризмами, взглядами и устоями. Кроме того, разница поколений также играла достаточную роль в конфликтах.

— Посажу жёлудь пока в горшок и поставлю на окно, — сказал вслух сам себе Эдвард. — Такой будет у меня задел на будущее, пусть растёт, будет отсчётом времени моего пребывания в Праге.

Был уже вечер, и Эдвард собрался зайти в ближайший ресторан и отужинать. Выйдя на улицу, он остро осознал, насколько же сильно проголодался, особенно учитывая, что на прогулку по Ольшанске хржбитовы он потратил практически весь свой день. Приглушённый свет, за стеклом пивоваренные цистерны, под потолком по всему периметру небольшого ресторанчика висели засушенные ветви хмеля. На деревянных столах стоят металлические стойки, на которых висят крендели с крупной солью — бесплатное угощение от шеф-повара. Эдвард по чешскому обычаю заказал кружку тёмного пива и вепрево колено, он был готов съесть его целиком! Некоторое время спустя, пока он думал о Диане и о том, что неплохо бы найти себе дело, пока пребывает в Праге, ему принесли огромный деревянный поднос, в которое была воткнута шпага с аппетитно зарумяненной свиной рулькой, рядом горка квашеной капусты, несколько солёных огурчиков и соусница с горчицей. Ну и, конечно же, свежий испечённый серый хлеб собственного производства. Аромат просто сводил с ума Эдварда и его желудок, который умолял уже себя наполнить.

Так день подошёл к концу, и он вернулся в свой номер, принял душ, подготовился ко сну, лёг в постель со свежим бельём, которое так приятно обволакивало его уставшее от ходьбы тело. Он стал понемногу засыпать, предаваясь приятным воспоминаниям о прошлой ночи и о Диане, а также о том, что им нужно снова встретиться, потому что его тянуло к ней телом, душой и уже, с трудом признаваясь самому себе, сердцем.

— Как так можно быстро влюбиться? — думал он. — Нет, скорее всё же это просто влечение. Да, мне приятно с ней проводить время, мне нравится её тело, голос, её нежность и в то же время страсть. Да, секс с ней просто великолепный. Да. Но о любви ещё рано говорить. Нет. Да…

Мысли Эдварда начали немного путаться, и мгновение спустя он погрузился в глубокий сон. Ему снился дремучий лес с вековыми соснами, погружённый от своей же густоты в сумерки, обволакиваемый густым туманом. Его ноги тонули в ковре папоротника. По ощущениям это были его родные края Дании. Он в белой льняной рубахе бежит за кем-то или от кого-то, он не мог этого понять. Но, пробежав какое-то время, он оказался на небольшой залитой солнцем опушке, на которой стоял посеревший от времени маленький деревянный дом, крыша которого была вся покрыта мхом, а через небольшое окошко, разделённое на четыре части, виднелся медленно танцующий огонёк белой свечи. Его ноги были промокшими по колено, утренняя роса с папоротника обильно приветствовала его. Подойдя поближе, он увидел, что свечу держит в руках девушка. Белая сорочка в пол, средней длины волнистые каштановые волосы и ярко-зелёные глаза. Он узнал в этих очертаниях саму Диану. Она своею рукой поманила его войти…

Настал глубокий вечер. Вернувшись из поездки в церковь, Диана решила переодеться, принять ванну, полить цветы. Сейчас она читала роман — скандинавское предание о любви «Тристан и Изольда», ей было даже обидно, что в мире уделяется так много внимания «самой печальной повести на свете»19, а эту пронзительную историю любви обходят стороной. Чтение заняло у неё не более получаса, так как её начало уже клонить ко сну. К слову говоря, книги — её маленькая страсть. Окунаясь в мир ароматной бумаги, сотен судеб и тысяч слов, Диана пропитывалась этим, уходила от своих проблем, изучала мир, другие страны, менталитет, часть истории, событий и дат. Нельзя сказать, что она была пытлива умом и знала наизусть всю классику, скорее она искала что-то именно для себя.

Хочется отметить, что сейчас ей нелегко давалось чтение, так как то и дело она вспоминала об Эдварде. Ей хотелось, чтобы он был рядом — в данную минуту смотреть в его глаза, обнимать его за талию. Он казался ей очень сильным мужчиной, но знала она о нём совсем немного. Никаких личных подробностей. Имя, приехал сюда отдыхать, гулять, любоваться городом, возможно, надолго, родом из северных стран. «И всё?» — задумалась она. Тем не менее, несмотря на то, что похож он на многовековую, отточенную холодным океаном, но несломленную скалу, в его глазах читались боль, грусть и усталость от того, что он ищет, но так долго не может найти. И ей очень хотелось стать для него тем мягким пледом, укрыть его от невзгод и полностью расслабить. Хотелось, чтобы, засыпая у неё на коленях, он обо всём забывал, набирался сил, отдыхал в её объятиях душой. Откуда такой сильный порыв к далёкому, но уже близкому человеку? Интересная штука — судьба, случайная встреча с незнакомцем, мысли о котором не покидают её теперь ни днём, ни ночью.

Надев чёрную шелковую сорочку, она, размышляя обо всём этом, стала медленно погружаться в сон. «Мы непременно встретимся снова, мужчина с глазами цвета пожухлого мха. Доброй ночи тебе». Неизвестно, услышит ли он эти слова, но вдруг мысли, как электрический импульс по проводам, всё же придут в его сердце и он в этот миг улыбнётся. Эдвард…

Глава 3

«НОВАЯ ЖИЗНЬ»

Убирая свой дом, Диана стала разбирать туалетный столик. Косметика, украшения, среди них небрежно лежали и фотографии.

— Фотография! — воскликнула вслух Диана. — Снимок, что я подарила в карете Эдварду. Совсем вылетело из головы! Какие это всё же удивительные вещи и как прекрасно, что они есть. Бумага с застывшим на мгновение образом всего пару месяцев назад. Время течёт своим чередом, события меняются, а отпечаток, что сохранил тебя в жаркую летнюю погоду, теперь в руках такого милого и одновременно холодного северного мужчины, — сказала она и прижала карточки с изображениями к своей глубоко вздыхающей груди.

Находясь в отеле и, скажем прямо, бездельничая, Эдвард чаще всего стоял у окна и смотрел на улицу, на проходящих по ней людей, рассматривал их одежды и пытался предугадать, куда они пойдут или какая за окном погода, пойдёт ли дождь или будет солнечно. Время от времени он вспоминал Диану и смотрел на снимок, который она вручила ему в руки. И это ещё больше погружало его в тоску. Он понимал, что так долго продолжаться не может и ему срочно нужно занятие на то время, пока он в Праге. А надолго ли он здесь? Пока понять было трудно.

Он уехал из Копенгагена, скрываясь от своей бывшей супруги Джулит, так как она докучала ему после развода. Там ему приходилось вести бизнес, доставшийся от её родителей, — рыболовный промысел. Каждый день он должен был быть в доках и отслеживать, какой из кораблей сколько выловил рыбы, вести учёт, следить, чтобы все работники выполняли свою работу так, как следовало бы; также подписывать документы по сбыту в торговые и промышленные компании по самой выгодной цене. Холод, влажность, запах рыбы, суровые люди, уставшие от ежедневной непосильной работы, куча бумажной волокиты. И ему приходилось это делать. Приходилось, потому что дела должен был вести мужчина, женщине не подобало. А больше всего он не любил делать что-либо по принуждению. Тем более всего этого он добился не сам своими силами. Плюс постоянные разговоры о делах дома превращали совместную супружескую жизнь в совещание по работе. Джулит всё время была недовольна тем, как ведёт дела Эдвард, бизнесу нужно было развитие, а он не понимал, что делать. И если честно, рыбный промысел был не его стезёй. А Эдварду, естественно, не нравились нравоучения и помыкания Джулит — это ведь женщина! Как так?! Поэтому, дойдя до точки внутреннего кипения, он уехал из страны. «Почему Прага?» — спросите вы. На этот вопрос нет ответа. Эдвард почему-то всегда хотел здесь побывать. Если он случайно видел открытки или картины Праги, вид туманного города с сотнями острых шпилей на фоне алого рассвета завораживал его, душа на мгновение воспаряла над облаками, его нутро тянуло по неизвестным причинам именно сюда.

Чтобы как-то себя занять на время пребывания в Праге, Эдвард узнал в отеле, какие бывают пешие экскурсии в этом городе. Первая экскурсия была по уже знакомому ему маршруту, примерно таким же они гуляли с Дианой во вторую их встречу. Гидом оказался взрослый мужчина, достаточно серьёзный, но в то же время очень лёгкий, разговорчивый и улыбчивый. Его звали Томас. С недавних пор он ходил с тростью и прихрамывал на правую ногу. Всё дело в том, что во время одной из поездок в дождливый день он поскользнулся и крайне неудачно упал. Перелом, конечно, сросся, но теперь постоянно давал о себе знать, особенно в непогоду, и доставлял немало хлопот в работе.

Экскурсии были продолжительными, и хоть центр Праги был не особо-таки и большим, протяжённость пешего пути получалась немалой, если гулять по лабиринтам всех узких улочек, площадей и скверов. Поэтому группы иногда делали остановки у небольших ресторанчиков, кафе или сувенирных лавок, чтобы туристы могли перевести дух, перекусить, а заодно приобрести что-то себе или в подарок, пополнив таким образом кассу в партнёрских барах или магазинах. В один из таких перерывов Эдвард, видя Томаса, присевшего с уставшим видом на скамейку в сторонке, решил с ним заговорить. Не то чтобы из вежливости, скорее по причине того, что Эдвард был достаточно эмпатичным человеком и с лёгкостью замечал то, что другие, как им казалось, умело скрывали.

— Прошу прощения. Я вас не сильно отвлеку? — спросил Эдвард мужчину с тростью.

— Нет, что вы! Я всегда рад ответить на вопросы, — улыбаясь, ответил тот.

— Мне кажется или вас что-то беспокоит? — Эдвард решил быть сразу прямолинейным, что немного ввело в ступор Томаса.

— Честно говоря — да, — слегка замешкавшись, ответил он. — Как видите, сейчас для меня не самое простое время. Ещё не до конца восстановилась кость, а нагрузка немаленькая. Экскурсии день через день. Достаточно сильно устаю.

— Я тут подумал, — с осторожностью сказал Эдвард, — может быть, вам нужна помощь? Мне очень нравится город. И прогулки так увлекают. На самом деле я тут слоняюсь пока без дела. Живу в отеле, и знакомых у меня ещё нет. Ищу вот себе занятие на время пребывания в Праге.

— О, на самом деле было бы здорово, мне напарник на смену не помешает, — радуясь предложенной идее, ответил Томас.

— Прекрасно! — оживлённо сказал Эдвард. — А что для этого нужно?

— Скажем так, — начал Томас, — сперва надо пройти небольшое обучение, изучить литературу о городе и пройти несколько тестовых экскурсий. Не помешало бы знание языка, у вас оно ещё весьма поверхностное.

— Да. Знание языка…

— Но у меня есть для вас идея! Вы могли бы для начала брать для себя небольшие группы из северных стран, вам намного проще будет с ними общаться на родном языке. Думаю, это будет вполне по силам. И мне в помощь. Я смогу немного разгрузить дни и уделять больше внимания физиотерапии.

Пока ещё не все туристы освободились от своих закупок и перекусов, Эдвард с Томасом немного поговорили. Он расспрашивал Эдварда о его опыте работы с людьми, образовании, о том, как долго он всё же будет в Праге, чем занимался до этого в жизни, и других мелочах. Эдвард охотно отвечал ему, мужчин быстро сблизил общий интерес — путешествия. В итоге они договорились, что Эдвард для начала будет помогать ему, чтобы взвесить все плюсы и минусы работы.

Разговаривая с Томасом, Эдвард отметил для себя несколько вещей. Он любил ходить пешком, он хотел найти себе временное занятие, да и вообще, решил, что побыть экскурсоводом — отличная идея сама по себе и по сути ни к чему его не обязывающая. Так он, во-первых, узнает получше уже успевший полюбиться ему город, во-вторых, подзаработает денег, пока он тут, в-третьих, он говорил по-английски, по-датски, неплохо по-шведски и уже немного понимал чешский, что, несомненно, сыграло бы на руку для его кандидатуры. Да и с коммуникабельностью у него, хоть он и избегал по большей части общения, было всё в порядке. Эдвард спокойно мог заговорить с незнакомыми ему людьми, он прекрасно умел рассказывать в мельчайших подробностях истории, но так, чтобы это было не утомительно, а интересно. Так что быть экскурсоводом, как он подумал, — вполне хорошее призвание для него самого. В этот же день Эдвард пошёл в бюро экскурсий, адрес которого ему дал Томас. После небольшого собеседования, которое он прошёл с большой лёгкостью, его записали на курсы. Так появилась в его жизни хоть и временная, но достаточно простая и интересная работа.

Немного наведя порядок, Диана решила выпить кофе и отправиться в город. Гуляя по парку, она заглянула на аллею с большим количеством разных магазинов с сувенирами, украшениями, игрушками и всем невообразимым прочим. Каждый раз, проходя мимо книжной лавки «Книшкупецтви»20, Диана не могла удержаться от того, чтобы зайти, купить что-то, посмотреть новую литературу или просто поздороваться с хозяином или продавцом. Это был маленький уютный магазинчик с висячими хрустальными люстрами, подсвечниками, лампами; посередине небольшого зала — столик, на котором стояли большой коричневый глобус, ваза с конфетами и интересные книги, рекомендованные владельцем к прочтению. В углу были маленькие ступеньки для самых верхних полок. На подоконнике всегда стояли сезонные цветы, их аромат очень любила супруга хозяина магазина. Также у второго окна были два кресла и столик, там чаще всего стояли чайные чашки для особых гостей. Вторая комната была кабинетом с подсобкой. А запах! Запах свеженапечатанных книг, проклеенных переплётов и обёрточной бумаги заполнял пространство и перебивал даже аромат цветов.

Книжную лавку держал мужчина средних лет, приятной внешности, слегка худощавый, с пепельно-чёрными волосами по имени Томаш, ему помогала молодая рыжеволосая замужняя девушка Агата. Она была беременна, как ей казалось, девочкой и вот-вот должна была уйти с работы, чтобы подготовиться к материнству.

— Привет, Агата! — поприветствовала Диана, войдя в магазин. — А где мистер Томаш? Сколько мы не виделись, может, пару недель? О-о-о, животик ещё вырос.

— Рада видеть тебя, Диана! — ответила Агата, обнимая её. — Да, наверное, пару недель, уже очень тяжело ходить, скорее бы малыш родился. — она опустила взгляд и, улыбаясь, с нежностью погладила свой живот. — Мистер Томаш ещё не приходил, он в госпитале, у своей жены. Так что я тут одна. Сегодня очень мало людей, если хочешь, оставайся, поболтаем немного?

— Спасибо. Я думаю — почитаю газеты, посмотрю, что тут нового у вас, — ответила Диана, бросив взгляд на полки с новой литературой. — Кстати, Агата, я хотела как раз спросить, вам уже нашли замену?

— Ещё нет! А что? Ты хочешь работать здесь?

— Да, сейчас непростое для меня время, и я решила найти работу. В идеале — занятие по душе. А ваша лавка, как мне кажется, и есть то самое место, где я могла бы применить свои таланты. И в любом случае я быстро учусь!

Они ещё долго разговаривали и не только о работе, обязанностях, книгах и газетах, но и о жизни. Агата рассказывала, каково это — вынашивать малыша, работать и быть счастливой супругой, хранительницей домашнего очага. Диана не задумывалась о материнстве, это казалось ей чем-то далёким, она пока не видела себя в роли матери. Но всё же это так прекрасно — осознавать, что у тебя будет маленькая частица тебя, продолжение двух любящих друг друга людей. Эти мысли прервало появление курьер с посылкой и двух покупателей. Агата удалилась, попрощавшись. Они договорились, что, когда придёт мистер Томаш, девушка расскажет ему о желании Дианы работать в его магазине и оповестит её телефонным звонком. Хоть этот аппарат и был новшеством и необычен в использовании, ведь люди привыкли общаться только лично, но уже набирал популярность, так как коммуникабельность резко возрастала с появлением телефонии.

Шли дни. Эдвард начал понемногу осваиваться в пеших маршрутах города. Их было несколько и в основном в историческом, а значит, самом интересном центре Праги. Проходя пробную экскурсию, Эдвард слушал рассказ о магазинчиках и небольших лавках, которые встречаются на пути. Вместе с немногочисленной группой туристов они ненадолго заходили в каждый из них, где экскурсовод рассказывал несколько слов о том или ином магазинчике. Бакалея, домашняя выпечка, картины и просто огромное количество сувениров, украшений из граната, открыток с видами Праги и игрушек мелькали перед глазами всё больше и больше. Так после очередной сувенирной лавки они зашли в «Книшкупецтви».

Этим пятничным утром Диана интуитивно проснулась раньше обычного, будто торопясь или опаздывая куда-то. Она всё ждала телефонного звонка Эдварда или его внезапного появления. Но его всё не было, а телефон не звонил, она беспокоилась, ей тяжело было сконцентрироваться на бытовых делах.

— Завтрак. Нужно приготовить завтрак, — сказала она сама себе.

Вдруг раздался звонок телефона. Она немного дёрнулась от неожиданности — её не интересовал сейчас целый мир, она вообще забыла о книжном магазине и разговоре с Агатой.

— Алло! Диана, здравствуй, — раздался мужской голос в трубке телефона. — Это мистер Томаш, узнала меня?

— Доброго утра, мистер Томаш. Да, конечно, узнала! Надеюсь, вы звоните с хорошими новостями? — спросила Диана со свойственной ей настойчивостью в проявлении инициативы в общении.

— Да, ты угадала. Агата рассказала мне о вашем разговоре, ты вроде бы хочешь работать в магазине? — так же прямо спросил мистер Томаш. — Приходи сегодня к одиннадцати. Поговорим, обсудим.

— Да, непременно. Спасибо вам большое, я не опоздаю ни на минуту! — радостно пообещала Диана и повесила трубку.

Разговор был окончен. Её сердце радостно затрепетало. Ведь работа для неё — шанс не только зарабатывать деньги, но и как-то отвлечься от мыслей об Эдварде. Быстро позавтракав, она оделась. На улице стояла тёплая погода. Ровно в одиннадцать часов дверь открылась и она впорхнула в магазин. Мистер Томаш поздоровался с ней, как со старой знакомой. Она сняла пальто, и директор магазина принялся рассказывать её обязанности. День пролетел очень быстро, и уже наступал вечер. От обилия информации и лёгкой суеты у Дианы немного разболелась голова, и уже, собственно, очень хотелось есть.

— Ну как, Агата? Ты думаешь, она нам подходит? — обратился мистер Томаш к своей помощнице.

— Несомненно! Я могу спокойно передать своё дело в её руки, — ответила Агата, поправляя после просмотра посетителей книги на полках магазина.

— Отлично! — ответил мистер Томаш. — В понедельник жду тебя, Диана. Приходи минут за пятнадцать до открытия. Это будет твой первый рабочий день. А пока вы тут оставайтесь, мы скоро закрываемся, я вас покидаю! — сказал он и отправился в свой кабинет.

Девушки стали обсуждать прошедший день. Покупателей не было. Вдруг в магазин входят несколько человек, очень похожих на туристов. Среди них Диана увидела очень знакомый и уже такой родной силуэт.

— Эдвард?! — удивлённо спросила Диана появившегося из ниоткуда Эдварда.

— Диана? Что ты тут делаешь? — так же удивлённо спросил Эдвард, совершенно не ожидая её здесь увидеть.

— Да вот, пришла устраиваться на работу, — ответила она и начала загадочно улыбаться.

— О, это здорово! Я теперь тоже при деле — перед вами новоиспечённый экскурсовод, — он посмеялся, желая разбавить немного неловкую и напряжённую от неожиданной встречи обстановку. — Слушай, как же это всё-таки забавно и одновременно удивительно, что мы снова так случайно встретились. Или случайности не случайны?

— Да, очень забавно. Видимо, судьба специально нас сводит, — с заигрывающей улыбкой ответила она. — Какие планы у тебя на вечер?

— Да в целом, собственно, никаких.

— Может, прогуляемся? Вечер должен быть тёплый.

— На самом деле там уже становится достаточно прохладно, вот только что с улицы.

— Тогда ты можешь проводить меня домой, здесь не очень далеко, и мы попьём чаю. Как тебе идея? — Диана не хотела его просто так отпускать сейчас.

— Я только за!

— Отлично! Тогда я сейчас завершу дела, и мы пойдём.

Эдвард уже и забыл про экскурсию, да и в целом она была пробной, поэтому его с лёгкостью отпустили. Попрощавшись с мистером Томашом и Агатой, Диана с Эдвардом вышли на улицу. Вечер был и вправду уже прохладным, ещё пара дней — и настанет ноябрь, но воздух был словно пропитан теплотой, исходящей от этой милой парочки. Они разговаривали, Диана уже забыла о своей головной боли и весело смеялась, то и дело подхватывала под руку Эдварда. Он от непривычки слегка напрягался в этот момент и вздрагивал, а Диана ещё больше начинала его касаться, будто неспециально, она хотела наладить тактильный контакт, ведь они так давно уже не виделись, и как будто, как ей казалось, еле уловимая связь начала ускользать.

— Эдвард, давай ты расскажешь что-нибудь о себе? — вдруг сказала Диана, ей захотелось узнать его поближе.

— О себе? Хм… — задумчиво протянул Эдвард. — Я родился в Копенгагене. И жил на берегу моря в доме недалеко от города, но уехал. Не спрашивай почему. Мне тридцать девять, и, если честно, не очень комфортно чувствую себя в этом возрасте, потому что физически ощущаю себя максимум на тридцать, хотя по уму и опыту мне намного больше, чем мой возраст от рождения, — с достаточной скромностью произнёс Эдвард. — Я, как ты успела наверняка уже понять, люблю прогулки, да вот и Прагу уже успел полюбить, и погода здесь как-то помягче, чем у нас. Ещё мне здесь очень понравилось пиво, которое варят практически на каждом углу, хотя оно очень сильно отличается друг от друга и тем более от нашего датского. Мне по душе копчёное нефильтрованное. Подумываю, может быть, сам когда-нибудь начну варить пиво…

— Слушай, — Диана неожиданно и резко оборвала такой увлекательный рассказ Эдварда о себе, — давай зайдём в магазин за продуктами, я приготовлю что-нибудь лёгкое на ужин, если ты не сильно голодный. И возьмём пива. М?

— Да, давай зайдём, — ответил, немного расстроившись, Эдвард, ведь он любил рассказывать все истории до конца. «Может быть, это и к лучшему, — подумал он, — будет что рассказать потом».

Как раз в этот момент они подходили к небольшой продуктовой лавке, за стеклянной во весь пол дверью которой располагалось множество корзинок с овощами, фруктами, орехами, на полках стояли бутылки с соками, коробки с конфетами и огромное количество всего другого съедобного для каждого дня. Чтобы пройти вглубь, нужно было обойти мешки с картошкой, капустой и так осторожно, чтобы не свалить чего-нибудь неловким движением локтя — свободного места было очень мало. За прилавком стояла женщина с уже седыми волосами, но кожа её лица вьетнамско-китайской национальности была ровной, хоть и смуглого оттенка.

— Добры вечер21, — поздоровались одновременно Диана и Эдвард.

— Добры вечер, чего желаете? — ответила продавщица.

— Ты любишь рагу? — повернувшись к Эдварду, спросила Диана.

— Да в целом я всё люблю. Кроме авокадо и стеблей сельдерея, — ответил без спешки Эдвард.

— Тогда, — обратилась Диана уже к продавщице, — дайте, пожалуйста, нам штуки две картофеля покрупнее, один цукини, два небольших баклажана, парочку болгарских перцев. Так, зелень и лук у меня есть и небольшой кусок свинины тоже, — сказала она вслух уже сама себе. — Что ещё? И булку хлеба, просим.

— Продайте, пожалуйста, ещё бутылку «Бехеровки»22, — попросил Эдвард, дождавшись, когда Диана закончит перечислять все продукты, которая она хотела взять. Он уже успел полюбить этот крепкий местный напиток и не ходил по улицам без него, согреваясь по небольшому глотку, который был особенно кстати этой прохладной осенью.

— Политра23? — спросила с жутким китайским акцентом продавщица.

— Да, политра, политра, — ответил Эдвард, закатывая глаза.

— А как же пиво? — спросила удивлённо Диана.

— Возьмём и пиво тоже, — игриво улыбаясь, ответил Эдвард. — И две бутылки «Пилснер Урквел»24, просим, — и, дождавшись, когда продавщица принесёт всё, что они заказали, сказал: — декуйи25.