Бесплатный фрагмент - Под крестом и полумесяцем

Под крестом и полумесяцем

Часть первая. Под крестом и полумесяцем

От автора

(предисловие 1999 года)

Собственно говоря, все они через это прошли — Чехов, Булгаков, Вересаев, Аксёнов, Горин, Розенбаум, Чулаки… И — ничего. Я, конечно, пока не напрашиваюсь в компанию. Задача настоящих записок — не столько подражать великим и не очень великим, сколько помочь автору сохранить отстранённую позицию. Ведь он, в последние месяцы успевший несколько прославиться, поймал себя на мысленном использовании этих печальных хроник не то в качестве дубины, не то какого другого оружия. То есть угрожает этой бомбой в воображаемых спорах с больничными оппонентами. Это угнетает, это говорит о неприметном, разлагающем влиянии профессиональной среды. Ещё немного, и автор втянется, ещё чуть-чуть — и будет всерьёз обсуждать делёжку каких-то похищенных «кроватных» и «халатных» рублей. А потому, если уж не удастся сохранить лицо, пусть хотя бы станут известны причины падения. При всей нелюбви автора к живописанию медицинской реальности, чего он всегда и всячески старался избегать, у него не остается иного выхода, кроме как сказать и своё рабочее слово.

Время действия — 1996 год и далее.

* * *

Главный специалист по лечебному питанию в день семидесятилетия заведующей отделением явился в её владения за полтора часа до начала торжеств и там околачивался. Сидя, наконец, за столом, изумлялся такому стечению обстоятельств; утверждал, что впервые слышит про юбилей и тут же зачитал стихотворное поздравление с эротическим подтекстом. Когда все разошлись, сидел ещё долго. По словам заведующей, страдает душевным заболеванием и даже забирался на люстру в недобрый час обострения.

* * *

Больной Кутурузов, перенёсший инсульт, был дружен с Друбниковым. Тот также перенёс инсульт и говорить мог лишь «тума-тума» или «дум-дум». Подстрекаемый больными Ивановым и Молевым, тоже перенёсшими инсульты, Кутурузов напился пьян, и его решили выгнать из больницы. Друбников, обращаясь к врачу, многократно произнёс «дум-дум», указывая на дверь палаты. В палате, со словами «дум-дум», он указал на пьяного Кутурузова. «Что — простить его?» — догадалась докторша. «Тума-тума», — закивал Друбников. «И речи быть не может», — отрезала та и выписала преступника. Друбников сел возле ничего не понимающего Кутурузова и стал его гладить, приговаривая: «Тума-тума».

* * *

Санитарка принесла на анализ мочу больного. В лаборатории началась ругань, и баночку не взяли, потому что бумажка с инициалами была приклеена клеем, а не прихвачена резинкой. Мочу санитарка вылила.

* * *

В приёмное отделение поступил пьяный. При осмотре обнаружена татуировка вокруг пупка: «Дайте мне 100 000 — и я стану человеком».

* * *

Один из сотрудников больницы — точно пока не известно, кто по должности — ведёт себя странно. Это маленький тщедушный человечек в кепке, очках и с портфелем. В ожидании автобуса он некоторое время стоит на месте, шевеля губами и изредка улыбаясь. Внезапно, без видимых причин, он срывается с места, пробегает десяток шагов, втягивая голову в плечи, и снова замирает, что-то бормоча.

* * *

Больной Еремеев, семидесяти лет, постоянно пьёт водку и прячет её в туалете среди бутылей с хлоркой. Уличаемый в запахе, оправдывается, что натирал спиртом виски. Предпринял попытку навесить изнутри палаты крючок на дверь, чем вызвал зловещий смех персонала.

* * *

Доктор Т. с диагнозом «шизофрения» был некогда переведён работать в проктологическое отделение.

* * *

Больной Угаров, заразившись чесоткой, хлопал ладонями по постели обездвиженного больного Мальчикова, натирал металлические части его кровати со словами: «Что я — один буду болеть, что ли?» Мальчиков визжал от ужаса. Угарова перевели в изолятор. Скоро Мальчиков тоже заболел чесоткой, и его перевели туда же, где они остались лежать вдвоём.

* * *

Врач М., осматривая заражённых чесоткой больных, очень боялась заразиться и, чтобы этого не произошло, обмотала бинтом, смоченным хлорамином, дверную ручку в ординаторской.

* * *

Медсёстры доложили, что больной Еремеев требовал себе персональное пятиразовое питание и настаивал на свидании с диетологом. Готовясь к встрече, понемногу становился агрессивным и расхаживал по коридору в расстёгнутых штанах.

* * *

Фельдшер скорой помощи Р. имеет удивительно дикую, неухоженную внешность: рыжая грива, растрёпанная борода от глаз до груди. Во время совместного посещения с доктором П. захворавшей пенсионерки, та не без почтительного страха спросила: «А что, доктор, нешто вы теперь прямо с батюшкой ездите?». Тот, минут десять как опохмелившийся, не стал возражать и отвечал весело: «Конечно, бабушка! Отец Владимир, приблизьтесь».

* * *

В больничном лифте возник спор среди сотрудников по поводу очередности выхода из него. Учитывались стаж, возраст, должность, состояние здоровья и образование.

* * *

Диетолог случайно забрёл в неврологическое отделение, где его поджидал Еремеев. Разглядев Еремеева в конце коридора, диетолог повернулся и побежал прочь.

* * *

— Девчата, я в последний раз вас предупреждаю, — сказала заведующая сёстрам. — Не ходите по отделению в пальто! Больные берут с вас пример и тоже ходят.

— А как же нам ходить? — спросили сёстры. — И у больных все пальто висят в палатах — что же им делать?

— Надо вешать на левую руку и идти, — объяснила заведующая.

— А какая разница? — спросили у неё. — Микробам всё равно, где пальто — на плечах или на локте.

— Ничего не всё равно, — строго сказала та. — Если через руку с левой стороны, то ничего не будет».

* * *

В реанимационное отделение поступил киллер. Недобитую жертву доставили чуть раньше. Киллер, скрываясь с места расправы, угодил в аварию и получил множественные травмы. В дезориентированном. возбуждённом состоянии он бранился матом, призывая неких Стаса, Рому и Вову. Судебно-медицинский эксперт, женщина средних лет с безумными счастливыми глазами успокаивала его — дескать, сейчас приедут и Стас, и Рома, и Вова — кончать тебя.

* * *

Гордость неврологического отделения — да и всей больницы — клизменная. Такой нет больше нигде. Кабинет, конечно, нужный — у всех, кто повредил позвоночник, как правило, возникают проблемы. Различные медицинские делегации, в общем и целом кривясь от повсеместного убожества, при входе в клизменную оживляются, качают головами и фотографируют интерьер. Когда помещение не занято, в нём курят сотрудники. Случается, что там же они пьют кофе и чай.

* * *

Врач скорой помощи П. перед началом рабочего дня приговаривал, потирая руки: «Ох, и учиним мы сейчас негодяйство! Ох, какое негодяйство мы сейчас учиним!»

* * *

В лифте сестра-хозяйка О., крупная особа лет пятидесяти, шутила с лифтёром тех же лет, сама себе удивляясь: «Вот рожу вам ушастика!»

* * *

В травматологическом отделении больные, выпив алкогольные напитки, изъяли историю болезни, разорвали её в клочья и спустили в унитаз.

* * *

Приехала шведская делегация — все врачи в ней были специалисты по лечебной физкультуре. Не теряя времени, отправились к заведующему соответствующей службой больницы. Тут явился начмед, покачал головой, сказал, что так не делают, и повёл гостей в клизменную. Шведы протестовали, но их никто не стал слушать.

* * *

Заведующая неврологическим отделением любит по многу раз рассказывать автору о разных моментах своего житья-бытья — как она любит колбаску, как ей нравится перелезать во время прогулки в лесу через мощные корни деревьев, какие приёмы использует с целью занять место в муниципальном транспорте.

* * *

Больной Еремеев замечен в краже баночек из-под мочи с целью продажи их в магазин.

* * *

Негласно считается, что каждый сотрудник, независимо от чина, обязан слиться с коллективом отделения не только на профессиональном, но также и на бытовом уровне, и отдавать этому уровню предпочтение, и во всём участвовать, и обсуждать тоже всё. Вообще, бытовой солипсизм торжествует.

* * *

Оказывается, необычный человечек из автобуса — патологоанатом, он страдает редким нервным заболеванием: сложным тиком, включающим кашель, лай, разговор с самим собой, приплясывание, перекатывание во рту вставной челюсти. Ехать с ним рядом совершенно невыносимо, пока не уснёт: кашляет и лает. Заведующая неврологическом отделением, не выдержав однажды, без предупреждения накинулась на несчастного: «Ты что? Ты что? Немедленно перестань! Надо закрывать рот, если кашляешь, а то микробы залетают с холодным воздухом в рот!» Тот онемел от страха и вжался в сиденье, не смея ничего возразить.

* * *

Медсестра отделения физиотерапии, окончательно спятив, легла в кабинете под кушетку, где и провела двое суток, покуда её не нашли.

* * *

«Я люблю чаёк свеженький, горяченький», — заявила заведующая ни с того, ни с сего и замолчала, уставясь в стену незрячими глазами.

* * *

Местный онколог является, как выяснилось, инвалидом второй группы по психиатрическому заболеванию.

* * *

Доктор М., присутствуя на еженедельной больничной конференции, не раз отмечала странности в поведении пожилого хирурга П., сидящего по обыкновению сзади. Он время от времени украдкой выдёргивает волоски из её причёски, вытащил из её же кармана врачебный молоточек и с ним играл, а после порывался незаметно пристроить на место.

* * *

Заведующая отделением не любит мужчин. Если ей случается пить чаёк в мужской компании, то после чаепития она моет чашки хлоркой. Так, во всяком случае, она поступала с чашкой нейрохирурга Щ.

* * *

В приемном отделении оформили историю болезни. Место работы пациента было обозначено так: «мониципальная розничное торговое предпреятия».

* * *

Медсестра Л., сидя в кабинете заведующей, поправляла сапог. Та возмутилась: «А что это вы переобуваетесь в моём кабинете? Немедленно выйдите вон!» Медсестра Л. не осталась в долгу: «Но мы же не ругаемся, когда вы в сестринской ковыряете в носу».

* * *

Неврологический молоточек доктора М. был в конце концов похищен диетологом и продан невропатологу С. за пятьдесят тысяч рублей. С. не вернул молоточек М., взволнованно признавшей своё добро.

* * *

Больной Иванников при виде женщин в белых халатах начинает совершать якобы невольные сексуальные движения нижней половиной туловища. Пожилая заведующая отметила, что в ёё присутствии сокращения ослабевают. Ночами Иванников пьёт и похваляется, что никто этого не видит. Больные доносят, что иногда — даже будучи трезвым — «говорит не по делу».

* * *

«Падлы», — озабоченно сказала заведующая в адрес пациентов.

* * *

Больная Новикова, надоевшая решительно всем, подкараулила врача-физиотерапевта и спросила, с какой целью тот назначил ей при заболевании позвоночника электропроцедуру в нос. Доктор смеялся и порывался уйти.

* * *

Некто Николай Алексеевич, опекун парализованного подростка Хлопова, сопровождает его при наездах в клизменную и там фотографирует соответствующие органы и места.

* * *

Во время ночного дежурства хирург-уролог К. осмотрел с интервалом в полтора часа двух граждан, употребивших в пищу поганки числом 32 — каждый. Поганки весьма популярны среди аборигенов, а 32 штуки — количество, достаточное для приятных галлюцинаций. Грибникам известны целые поляны, богатые поганками настолько, что они даже взяты под контроль местными рэкетирами. Некоторые пациенты больницы признавались, что их не однажды приглашали в соседние палаты есть поганки.

* * *

— Иногда я пробую на людях, — задумчиво сказала заведующая.

В ординаторской было много врачей; все замолчали, так как фраза не вязалась ни с чем. В глазах застыл вопрос.

— Ну, конечно, не на больных — на здоровых, — уточнила заведующая.

— Что? — спросила наконец доктор М.

— Ну как же! — сказала та нетерпеливо. — Встану лицом в затылок и говорю — не вслух, конечно, а про себя: «Спустись на ступеньку! Спустись!» И, в конце концов, смотрю — он топчется, топчется, а потом — раз! — и спускается.

В общем, следующая станция — телекинез.

* * *

Доктор-физиотерапевт делился с сослуживцами своими детскими воспоминаниями: маленьким мальчиком он проглотил бильярдный шарик. «Упал со шкаф прямо в рот — оп! А потом вдруг как захотелось в туалет! Пошёл, сел — слышу: тук!»

* * *

Скончался от рака доктор Б. Царствие Небесное! Работники пищеблока, приветствуя автора, ахали и сокрушались: «Надо же! Ведь мы его хорошо знали! Так же, как вы, приходил покушать…»

* * *

Давным-давно заведующая отделением работала в лаборатории кожного диспансера. Под наплывом воспоминаний она тоном, каким говорят о цветении полевых ромашек, спросила: «Вы видели, как растёт гонорея? Нежные, на ножках — как росинки… Грибок рубрум… человеческий… тоже красиво…»

* * *

В приёмном отделении, ближе к ночи:

— Кто нассял в туалете? Мужскими ссяками пахнет! Девки, кто у нас сегодня мужики?

— Колька и Мишка. Это Колька нассял!

— Точно, пахнет, он ходил. Пойду скажу ему.

* * *

Просидев без дела двадцать минут, заведующая отделением встала из кресла и сообщила, что намеревается полить цветы.

«Я их всегда поливаю. Вы знаете, что эти цветы — полуживые?» — спросила она у автора. Тот заметил, что речь, вероятно, идёт об открытии, ибо ничего полуживого в природе нет. Далёкий от попыток заподозрить начальницу в метафорическом мышлении, автор безжалостно возразил:

«Ваши цветы — искусственные».

Помолчав, заведующая молвила:

«Я всё равно их буду поливать».

* * *

Заведующая отделением аттестована как врач высшей категории.

* * *

Хирург-уролог К., перетрахавший полбольницы, бесцельно слонялся по приёмному отделению. Ничего не придумав, вошёл следом за своей подружкой-медсестрой в санитарную комнату и, ни слова ни сказав, приступил к сексуальному акту, устроившись сзади. Медсестра же пришла вымыть руки.

Сделав дело, К. молча направился к выходу.

— Я не успела, — сообщила ему партнёрша полувопросительно.

— Кто не успел, тот опоздал, — ответил К. и вышел.

* * *

Больной, лечившийся на дружественном неврологическом отделении, встал с постели и начал мочиться через койку соседа на батарею центрального отопления — так, чтобы попадать струёй в батарейные грани. Пришёл психотерапевт, сделал запись: «Астеническое состояние. Лечение: выдать утку».

* * *

Начмед корпуса орал на заведующую отделением: «Как вы могли отпустить всех в отпуск? Разве вас можно оставить одну?»

* * *

Заведующей подарили очередное растение — настоящее. Призвав автора — признанного к тому времени эксперта по части ботаники — она осторожно спросила, живое оно или нет.

* * *

Доктору М. больной сделал подарок: два рулона туалетной бумаги. М. распорядилась подарком так: один рулон поставила в туалет для врачей, другой — для сестёр. Старшая сестра пришла и возмутилась, почему не дали ей.

— У вас же нет туалета, — сказала М.

— Почему? У меня дома есть туалет, — обиделась та.

* * *

Автору тоже был сделан подарок: больная преподнесла ему трусы и майку.

Хотелось спросить: «Вы желаете видеть меня именно в них?»

* * *

Другая больная после полутора месяцев возбуждения в авторе любопытства насчёт подношения подарила ему бутылку водки.

* * *

Играло радио.

— Кто это поёт? — спросила заведующая у доктора М.

— Анна Герман, — ответила М.

— Ты что, не может быть — она же умерла, — сказала заведующая.

* * *

Ещё один начмед больницы, бешеная пенсионная гарпия в брючном костюме, насмешила всех: выступая по поводу каких-то мероприятий, с гордостью заявила:

— А мне-то что? У меня два члена в одном месте!

Причины смеха выступавшая не поняла.

* * *

Заведующая отделением округляет 88 до 80.

* * *

Старшая сестра дружественного неврологического отделения жаловалась, что на неё напал гомосексуалист. Она шла с поезда в районе Озерков, и тот выскочил из кустов. Когда ей осторожно подсказали, что речь, видимо, идёт об эксгибиционисте, сестра сказала, что её не проведёшь, и это был гомосексуалист.

* * *

Заместитель главврача по хозяйственной части, в очередной раз опившись, в кровь избил вахтёра. Дело попало в газеты. Зама не уволили, а в газете поместили ответ больничной администрации, где всем напоминали о незаменимости зама в его деловых качествах.

* * *

Свой рабочий день отделение начинает с пятиминутки. Дежурные сёстры сдают свою смену, рассказывая заведующей о ночных происшествиях или их отсутствии. У заведующей имеется журнал, в который она каждый день записывает одно и то же. Впрочем, не совсем — даты, как-никак, разные. Вот выдержка (наступил 1998 год):

«5/1 1997 года»

«6/1 1997 года»

«8/1 1998 года»

«10/Х1 1997 года»

«11/1 1997 года»

«12/1 1998 года».

* * *

Встречей Нового года заведующая осталась недовольна.

— Что это за Новый год такой? Привели какого-то Деда Мороза, заведующей слова не дали…

* * *

Дежурный хирург Т. крута в общении. «Когда же вы все друг друга перебьёте?» — осведомляется она у очередного избитого пациента.

…Ночью доставили гражданку Германии — правда, русского происхождения. Пьяная, она перевернулась в машине.

«Я сыта! Я сыта! — с акцентом кричала она своему перебинтованному спутнику. — Уходим отсюда!»

Дело в том, что первым, о чём с порога спросила Т., было: «Почему не насмерть?»

* * *

Рассказывают, что каждый, кто заводит животное, выбирает себе такое, к какому имеет внутреннее сродство. Оказалось, что хирург Т. на протяжении всего лета прикармливала ос у себя на балконе, пока те не изжалили её до анафилактического шока. Гвозди бы делать из этих людей! — оказалось, что Т., падая, сломала себе позвонок, но заметила это только через полгода.

* * *

На дружественное неврологическое отделение поступил грузин. Поступил с какой-то ерундой — года за два до поступления немного разбил голову. Врачи С. и О. отметили, что с появлением грузина волшебным образом прошли мигрени у большей части пациенток. Кроме того, они избавились от головокружений. Когда грузина выписали, на выписку следом попросилась ещё добрая половина женщин. Доктор О. предложил впоследствии выделить грузину врачебную ставку.

* * *

Заведующая отделением с каждым годом молодеет. Когда её спрашивают, сколько ей лет, она начинает загибать пальцы, и каждый раз получается на год-другой меньше. Она утверждает, будто во время войны прибавила себе шесть лет, чтобы взяли работать. Если это соответствует действительности, то в 9 лет ей нужно было выглядеть на 15.

* * *

Хирург К. (другой, не уролог) скучал, сидя в приёмном отделении за конторкой. Делать ему было нечего. Со скуки он глядел на сумку, забытую кем-то из больных. Глядел он долго, пока внезапно не осенила его идея. В своих дальнейших действиях он был формально прав: предмет неизвестный, кто его оставил — тоже не ясно, значит — надо вызвать соответствующую службу, с собакой: бомба!

* * *

Учения по особо опасным инфекциям (на повестке дня — чума). Мероприятие, достойное «Оскара». Строго обязательно присутствие всех.

Сотрудники собираются в конференц-зале. Одна из сотрудниц, сняв халат, выходит вперёд, опускает глаза и монотонно сообщает:

— Я — мать военнослужащего срочной службы Иванова, приехала к сыну в Забайкальский военный округ. Я поселилась в доме одного из местных жителей, где меня несколько дней тому назад укусил тарбаган.

Встаёт вторая сотрудница — уже в халате — и бесстрастно, монотонно продолжает:

— Я — врач Петрова, вошла в палату и увидела женщину, которая кашляла кровью. У неё была высокая температура и увеличенные лимфатические узлы. Следуя инструкции, я немедленно позвонила по телефону начмеду В…

Сам начмед В., не вставая, берёт воображаемую трубку и строго излагает:

— Я — начмед В., получил телефонное сообщение о… и принял следующие меры…

И так далее.

* * *

Запись, сделанная заведующей в истории болезни (больного придавило деревом):

«В 1990 году папало дерево — берёза».

* * *

По ходу срока с больных понемногу слетает первичный гонор. Свет на это явление пролила медсестра П., которая месяц проработала в клизменной (там все работают по месяцу, в порядке живой очереди). Вот что она рассказала:

— Этот Семенов мне говорит — с подковыркой! — «что, сослали тебя сюда в наказание?» А я ему говорю: «Было бы у меня работы невпроворот, так я б с тобой не церемонилась, а выудила бы у тебя там всё — прямую кишку и твои причиндалы».

* * *

В хирургическое отделение пришёл психолог — не иначе, как с похмелья пригласили его хирурги. Они же психику вообще отрицают. Психолог побеседовал с больной, предложил ей тест: нарисовать картинку — домик, папу, маму, комнату и т. д. Та нарисовала. Врачи, изучая рисунок, высказывали замечания. Начмед В. мечтательно заявил: «А я бы пририсовал большую кровать!» На что ему дружно ответили: «Но вы же не лежите на гинекологии хер знает с чем!»

* * *

К., хирург-уролог, — большой ловелас, повеса и волокита. Как-то раз зашла в ординаторскую молодая докторша, только что зачем-то выучившаяся на психотерапевта. К. залебезил, загнул что-то длинное, витиеватое — вроде комплимента, но, как он сам впоследствии клялся, без всякой задней мысли. Его, однако, автоматически занесло, и он, сам того не замечая, вырулил на привычную дорожку: «Ну, куда же вы? Побудьте немного с нами! Вы так редко к нам забредаете — как, знаете, олени забредают полизать соль на камнях…»

* * *

Заведующая отделением быстро вошла в ординаторскую и спросила:

— Сколько больных вы можете выписать?

— То есть? — не понял автор.

— Ядерный взрыв! — повысила голос заведующая.

— Где?

— Будет! — ответила та уверенно.

Оказалось, что заведующая втайне от всех посетила занятие по гражданской обороне и теперь желает знать, сколько ходячих, колясочных и носилочных больных придётся распихивать по углам.

Доктор М. всерьёз увлеклась решением этой проблемы. Она начала считать, спорить, путаться в цифрах; возникла перебранка… и т. д., и т. п.

* * *

На дружественном неврологическом отделении лежит больной со сложной фамилией и сложным диагнозом: «гистиоцитоз Икс». Никто не знает, что это такое — диагноз поставили в институте. Больной, выпив стакан водки, начинает чесать себе грудь и сетовать, что его беспокоит гистиоцитоз.

* * *

Начмед корпуса любит приводить в больницу всевозможных самородков. Как-то раз привёл профессора-физика. Этот ученый лет десять тому назад, созерцая какие-то древние фрески, заинтересовался продолговатыми предметами, которые сжимали в руках египетские фараоны. Оказалось, что это специальные магические цилиндры, помогающие от всех болезней. Физик изготовил несколько штук: из чистой, как он утверждал, меди и чистого цинка. Разумеется, написал много статей. Принёс показать. Пара штук стоит сто долларов.

Опробовать, понятно, вызвалась заведующая. Зажала цилиндры в кулаках и важно сидела в первом ряду. Заведующий первой травмой, давясь от хохота, крикнул сзади:

— Что, полегче?

* * *

В кабинете заведующей появился компьютер. Однажды автор решил рискнуть и внаглую, в присутствии начальницы, сел играть в «Цивилизацию». Насмотревшись на бегающие цветные картинки, заведующая не вытерпела и спросила:

— Можно узнать, чем вы занимаетесь?

— Это такой тренажер, «Цивилизация», — туманно признался автор.

Та подумала и встревожилась:

— А нам не надо, чтобы кто-нибудь знал про наш компьютер!

* * *

На отделении много больных-импотентов — оно и понятно: позвоночник сломан. Хирург-уролог К. любит блеснуть мастерством, накачивая всем желающим папаверин непосредственно в пенис. Тот встаёт, аки стальной штырь — один подполковник был сам не свой от радости. «Мне-то плевать, это жена требует», — объяснял он всем и гордо разъезжал в своей коляске по коридору, кичась эрекцией. Однако через час он забеспокоился, так как эрекция не проходила. Не прошла она и через два часа, и через три — пришлось применять внутривенный наркоз.

* * *

«Будете встречать Новый год в девишнике один, без меня, — сказала заведующая автору. — Я уезжаю в Кострому».

* * *

Больная Лань с парализованными ногами имеет, по слухам, до 10—15 половых контактов в день. Заведующему первой травмой, где она лежала, это дело надоело (в то редкое утро, когда он оказался трезвее обычного). Он перевёл её зачем-то в наркологию. Там лечились одни женщины, разыгрался какой-то скандал. Больную забрали обратно — теперь уже на вторую травму. Новый заведующий махнул рукой: «Хрен с ней, повешу над дверью в палату красный фонарь». В день выписки больной полагалось сопровождение в виде санитара — её отвозили в Колпино, домой. Когда приехали на место, санитар потащил больную по лестнице. Шофёр впоследствии жаловался: санитар её нёс почему-то в течение полутора часов, и тот всё это время кружил вокруг общежития, недоумевая — где человек?

* * *

У профессора заболела жена.

Пристроил в больницу.

Всё было тихо — вдруг приносит пять листов бумаги, исписанных бисерным почерком с двух сторон.

«Подклейте в её историю, — велел он заведующему. — Это мой осмотр».

* * *

Девять часов утра. Реаниматолог М. идёт на работу. К. сообщил, что доктор был в таком виде, что он, К., едва не наступил ему на галстук. По этому поводу доктор С. философски заметил: «Профессионализм пропивается последним».

* * *

Заведующей отделением поручили лечить главу какой-то мафии. Это был капризный, выживший из ума самодур, вылечить которого было невозможно, но он об этом не знал и настоял на собственной госпитализации. Ни руки, ни ноги у него не работали. И между ног — тоже не работало. Ставить его на ноги было опасно — развалится в буквальном смысле слова. Однако заведующая, от страха посулившая бандиту золотые горы, мало-помалу сама уверовала в неизбежный успех. «А что? — сказала она заносчиво. — Посмотрим! Может быть, он и встанет!»

На это профессор, случайно оказавшийся поблизости, гневно зашипел: «Я этого не слышал! Вы мне этого не говорили! Боже вас упаси повторить это где-нибудь ещё!» После, уже без заведующей, учёный слегка остыл и меланхолично предположил: «Может, впрочем, и встать — если она ляжет рядом».

* * *

Гинеколог Р. И. держал лохматую собаку. Шерсть он стриг, в свободное время вязал носки, а шерстяные клубки таскал в портфеле. Так родился знаменитый эпизод с волосатой селёдкой: однажды Р. И. пришёл в дежурную комнату и прошептал таинственно: «Такой селёдкой угощу!» И торжествующе извлёк последнюю из портфеля.

При виде селёдки у всей дежурной службы случился спазм пищевода. И гостинец, стоило хлебосольному гинекологу отвернуться, полетел в мусорное ведро.

* * *

Больные двадцать четвёртой палаты приняли заведующую отделением за уборщицу. Та вошла и, не поздоровавшись, приказала: «Так! Польты — убрать!»

* * *

В больнице есть больной О.. Он немолод, и круглосуточно ходит в вытертой, бесформенной шапке-ушанке — как на улице, так и в палате. Ещё он любит вить гнездо: ставит на попа два матраца, свернув их цилиндрами, а сам (в ушанке) забирается внутрь. О. объясняет своё поведение соображениями удобства.

Однажды О. пропал. Его долго не могли найти, пока соседи по палате не обратили внимание на странный хруст. Вскоре пропавший отыскался. Оказалось, что он спрятался между двумя матрацами — на этот раз лежавшими, как положено, на его кровати (постель застилала санитарка). И, лёжа там, в темноте, ото всех отгороженный, О. хрустел яблоком и слушал, как матерятся соседи, утомленные поисками.

* * *

В холле работает аптечный ларёк. Любимый медикамент — настойка овса, сорок градусов, восемь рублей. Очень нравится больным и докторам; о ситуации неоднократно докладывалось начальству, но аптечное дело живёт и побеждает. Уже замечены посетители из родственников, которые носят больным передачи и в качестве тары используют огромные коробки из-под этих бутылок, так что создаётся впечатление о переходе к оптовым закупкам.

* * *

Наслушавшись в ординаторской бреда, хирург-уролог К. громко поёт: «Моя-я се-мья-я!» и выходит.

* * *

Заведующей отделением подарили автоматический аппарат для измерения давления. Доктор М. высказала пожелание, чтобы и другим врачам выдали такие же. Та возмутилась.

— Но почему? — поразилась М.

— Заведующая должна отличаться от других врачей, — отрезала та.

Ей чуть было не сказали, что она и так отличается.

* * *

Ещё заведующей подарили в кабинет говорящий будильник. Он кукарекает и кукует, хозяйка кабинета довольна.

* * *

Замученная жизнью доктор М., с утра входя в ординаторскую, зачастую вместо приветствия бросает мрачное: «Параши!»

Уточнять не имеет смысла, так как определение универсально.

Она же о сёстрах:

— Поганки!

О больном:

— Я его урою! Урою! Урод тряпочный!

И о следующем (пациенте):

— Смотрю я на него и думаю: скотина же ты! Придурок лагерный!

* * *

Существует такая болезнь: остеохондроз. Автором собраны варианты названий, предложенные больными:

— острый хондроз

— остерохондроз

— хондроз

— хандрос (письм.)

— кандрос (письм.)

— астрохраноз

* * *

Кстати сказать, остеохондрозом дело не ограничивается. Всякий может ошибиться — имеет право не знать! — но хоть позволь себе толику сомнений: верно ли ты сказал? Как бы не так. Двадцать лет пьёт свой корвалол, и всё-то он — коровол. Вот ещё несколько примеров из архива:

— влупидол (валидол)

— глюконат пальция (глюконат кальция)

— кордапон с мандапоном (?)

— кашпирон (верошпирон?)

— балбандин (мидокалм)

— ножка (но-шпа)

— луч Лазаря (sic!)

— санпеддистанция (санэпидемстанция)

— функцию брали (делали пункцию)

— камень обцапал желчный проток, и в кровь пошёл белый рубин (билирубин)

— в голове поросята хрюкают

— в полноги как пшено насыпят — и бегает, бегает!

— бедренная часть дрожит, как заячий хвост

И тому подобное.

* * *

Лающий патологоанатом признался своему другу, главному специалисту по экспертизе К., что его любимый телесериал — «Убойный отдел».

* * *

К., пенсионер, главный специалист по экспертизе, пересказывает патологоанатому содержание «Золотого телёнка» — страницу за страницей, дословно. При этом сияет от счастья, купаясь в лучах авторской славы подобно крошке Цахесу. Его благодарный слушатель на время прекращает лаять и тихо, хрипло смеётся, обнажая гнилые зубы и сверкая очками.

* * *

С новым, 1999-м, годом!

* * *

Заведующая, раскрыв рот, смотрела в распахнутый кузов больничного «рафика», откуда больничный санитар, проработавший вместе с нею чуть ли не с сотворения мира, вытаскивал матрацы.

— Ну что, каких вы нам привезли больных? — с наигранной строгостью осведомилась заведующая.

* * *

Незавидна человеческая доля! Логопеды купили специальные тексты для занятий с больными, у которых нарушилась речь. Отрывок, приведённый ниже, может многое сказать о высоком предназначении человека, о совершенстве, о цели и смысле жизни. Вот какими категориями должен в идеале мыслить совершенный человек:

«Пётр Павлович любил проводить время на природе. В этот день он вставал рано, садился на первую электричку. Долго гулял по лесу или полю. Слушал пение птиц. Наблюдал жизнь насекомых. Иногда на болоте встречал зайцев, видел гадюк».

Вопросы:

— как звали мужчину?

— где он любил проводить время?

* * *

У больных изъята водка «Ха-ха-ха» и «Махно». Поведение соответствовало.

* * *

«Сегодня суббота?» — спросила заведующая отделением в среду.

* * *

О старшей сестре дружественного неврологического отделения (той, на которую напал гомосексуалист) рассказывают следующее. Оказывается, в неё стреляли. В годы перестройки старшая сестра была, конечно, демократкой. Однажды ночью, во время дежурства, на улице завязалась перестрелка — кого-то ловила милиция. Милиционер сделал предупредительный выстрел в воздух, пуля от чего-то срикошетила и влетела прямо в комнату, где спала старшая сестра. Обычный человек, будучи на её месте и разобравшись, в чём дело, немедленно лёг бы на пол; она же высунулась в окно поглядеть, не выстрелят ли ещё. На следующий день старшая сестра уверяла сослуживцев, что на неё покушались, и за покушением стоит заведующий аптекой В. М., матёрый консерватор и государственник. Доктор С. хотел потрогать пулю, извлечённую из стенки и спрятанную в баночку из-под лекарства, но старшая сестра вовремя его остановила, предупредив, что пуля отравлена.

* * *

Как-то раз в больницу поступил старичок. У него была частично парализована одна половина туловища (вскоре парализовало и вторую, но он не сдавался и ходил, держась за стенку). Кроме того, дедушка неважно видел, разучился говорить и ничего не понимал. Первые два-три дня он лежал бесхозный, а после к нему явился сынок. Пообщавшись с папой, сын вёл следующие речи: «Ведь кровиночка моя! Я ему говорю: „Нет, ты будешь у меня ходить!“ Бью его по лапам, а он всё за стенку хватается! Как же он не понимает?»

Неделей позже сынок увёз папу на выходные домой, помыться. Вернувшись, рассказывал: «Посадил его в ванну, а он хватается за края, за душ, за кран! Я опять ему: „Ты у меня ходить научишься!“ Ведь кровиночка! И чувствую, как руки мои тянутся по намыленному телу прямо к горлу! Ведь это что же будет?»

* * *

Время неумолимо! Оказывается, и старшая сестра уже не та, и заведующая отделением сдаёт. Вот раньше ходили о них легенды!

* * *

Хирург-уролог К. и просто хирург (тоже К.) проспали, что говорится, не один год под одной шинелькой. Выпили не один литр, и так далее.

Как-то раз хирург пришёл в кабинет заведующей отделением, где сидел уролог. Заведующая завела какую-то речь, но вдруг прервалась: «Познакомьтесь — это К. (имя-отчество), наш уролог».

К. и К. с подчёркнуто церемонным видом пожали друг другу руки.

* * *

Мороз минус двадцать пять.

Логопед ведёт занятие, одевшись в пальто, в шапке и варежках. Пациент — мужчина с так называемым «эмболом»: от прежней речи у него на все случаи жизни осталось лишь одно, самое устойчивое слово. Эмболами чаще всего бывают матюги.

Логопед диктует, растирая руки:

— На улице стоит очень жаркая погода. Повторите.

Пациент, после колоссального напряжения, с трудом:

— Х-холодно… Блядь!..

* * *

Хирург-уролог К. любил в своё время развлекаться показом спермограмм сёстрам из приёмного покоя. Он вёл их к микроскопу, демонстрировал живые сперматозоиды. Некоторые сёстры выражали желание участвовать в заборе материала. Кое-кто верил рассказам К. о том, что если дать сперматозоиду развиваться без помех, то он может вырасти особью в тридцать метров длиной.

И заблудиться в петербургском тумане, потерянным слоном.

* * *

Пришли родственники, просят за больного — безнадёжного паралитика. Практически без ног. Хотят, чтоб положили его в отдельную палату. Но отдельных нет, есть только двухместные.

— Очень хорошо! — обрадовалась заведующая. — Это для него же лучше! Надо обязательно положить к нему ходячего — пусть смотрит и старается.

* * *

Никто не застрахован от ошибок. Вот и автор ошибся. Оказалось, что уролог К. рассказывал о сперматозоидах совершенно другое. Он советовал медсёстрам отойти от микроскопа подальше, так как эти клетки весьма агрессивны и, если не мешать, могут преодолевать расстояние до 600 метров.

* * *

Рассказывают следующее.

Местный токсикоман Морозов, человек безобидный, носил шинель, а за спиной — гитару. Ел он не только наркотики, но и всё остальное, людям не положенное. В больнице его жалели, подкармливали всякой химической дрянью, не слишком вредной. Если у него не оказывалось денег, М. снимал гитару и пел — надо признать, что довольно неплохо.

Однажды, в ночь дежурства гинеколога Р. И., Морозов забрёл в гинекологическое отделение в поисках каких-нибудь лекарств. Свет почему-то не горел. Дежурная сестра, увидев чёрную фигуру в шинели и с гитарой за спиной, решила, что видит человека с автоматом. С криком ворвалась она в комнату, где отдыхал гинеколог Р. И., и осталась стоять, удерживая дверь.

— Выйдите, я в трусах, — сказал Р. И. Он страдал врождённым дрожанием рук, головы, а также заиканием.

— Не выйду, — сказала сестра.

Морозов тем временем, никого не обнаружив, ушёл.

Утром, на общебольничной конференции, Р. И. докладывал, что с настоящего момента следует держать ухо востро: в округе появились автоматчики.

* * *

— Ну что, уже не так неприятно? — спросил хирург-уролог К. больного, закончив массаж предстательной железы.

— Да, да, спасибо, доктор! — с чувством ответил тот.

Когда больной ушёл, автор этих строк иронически заметил:

— А вот когда станет приятно, он сделается твоим постоянным клиентом!

Задумчиво созерцая палец, извлечённый из заднего прохода счастливчика, К. серьёзно отозвался:

— Так оно чаще всего и бывает.

* * *

В автобусе состоялась продолжительная — на сорок минут — беседа заведующей отделением со старшей сестрой (на которую напал гомосексуалист). Говорили о политике.

«Перевешать надо всех коммуняк», — говорила старшая сестра.

«Этих демократов мы всех убьём», — кивала заведующая.

Ни та, ни другая не улавливала некоторого несходства симпатий.

Разница во взглядах обнаружилась уже на подъезде к станции метро (дошло); мирный до того разговор вылился в жестокую свару, продолжившуюся на улице.

* * *

Во время чаепития уролог К. шутил. Вымазав пальцы йодом, он временами их брезгливо обнюхивал и жаловался, что во время массажа предстательной железы порвал перчатку.

* * *

Психиатр П. вызвала санитаров и машину, чтобы забрать больного.

Вдруг вбежал доктор О. с бумажным листком в руке — отобрал у своего пациента. Это было самодельное удостоверение резидента российской разведки на Украине, которого раскрыли и который бежал в поселок Тарховка.

Психиатр П., не глядя на больного и даже не садясь, закричала: «Мальчики, стойте!» Косо начертав в углу удостоверения несколько слов, сказала: «Двоих повезёте».

* * *

Некогда в больнице работала диспетчером некая Т. М., в прошлом — нарколог. В целом тихая и безобидная, она могла ни с того, ни с сего схватить случайного встречного (из коллег), затащить в уголок и спеть ему какой-нибудь романс.

В день её проводов (то ли на пенсию, то ли просто уволилась) невропатолог С. был пойман в приёмном отделении и силком заведён в праздничную комнату — прощаться. Его, повидавшего виды, потрясло небывалое количество водки — ёё было слишком много даже для закалённых бойцов.

Многие спали лицом в салате (это не метафора).

Т. М., держа рюмку, встала.

«Как главный нарколог района…» — начала она.

* * *

Страдания лающего и скачущего патологоанатома множатся. Поджидая автобус, он отошёл в сторонку и там тихонько запищал, глядя в землю, а после так же тихо свистнул.

Вспомнишь тут экзистенциализм! Не пришёл автобус.

* * *

В отделении горе: скончалась престарелая родительница сестры-хозяйки.

На вопрос заведующей, куда подевалось среднее руководящее звено (старшая сестра и безутешная дочь), доктор М. ответила:

— Они вдвоём поехали на кладбище.

— Угм, — заведующая, подумав, с удовлетворением кивнула. — Могилу рыть.

* * *

Доставлен пьяный монстр, обмороженный, в судорогах, чудовище. Бросили в изолятор. Вызвали психиатра.

Та пришла, заглянула сквозь прутья решётки. На шконке свернулось нечто бесформенное, заскорузлое, укрытое ветошью с головой.

— Вова — ты, что ли?» — тревожно и неуверенно нахмурилась психиатр.

* * *

Первый день весны, 1 марта! Хочется писать о хорошем!

Как, оказывается, летит время!

Начиная рабочую неделю, заведующая раскрыла журнала сдачи дежурств, вооружилась ручкой и заметила:

— Сегодня, насколько я помню, 2 марта.

* * *

Автора пригласили в приёмное отделение осмотреть двух молодых людей в кожаных куртках. Их доставила милиция.

У обоих были забинтованы бритые головы, у одного — сломан нос, у другого — рука на перевязи и фонарь под глазом.

Выяснилось, что молодые люди выпили пива, их разморило, им не захотелось идти пешком, и они остановили машину. Водитель почему-то отказался их везти, и тогда тот, что обзавёлся впоследствии фонарём, выбил ногой лобовое стекло. Однако водитель оказался знатоком кун-фу — он вышел из машины и объяснил ребятам, что к чему.

Автор, ещё ни о чём не зная, позволил себе усмехнуться:

— Кто же это поднял руку на таких крутых?

Один из травмированных осклабился и оскорблённо выдохнул:

— Хулиган!

* * *

Заведующей подарили коробку конфет.

Она принесла её в ординаторскую, разодрала, припала к подарку и в один присест уплела половину.

— Ну, всё, — сказала заведующая, отпихнула коробку и вышла.

* * *

Заведующей подарили коробку конфет.

— С утра лезут со своими подачками! — прорычала она, швырнула коробку на подоконник в ординаторской и быстро вышла вон.

* * *

В больнице — новый иглопсихотерапевт: томная, пышная дама.

В её кабинете: восточные курения, таинственная музыка. На столе — книга: «Космическое сознание» (разве можно!).

Ну, посмотрим, чем это кончится.

* * *

Благодарные пациенты написали для содружественного неврологического отделения гимн. Припев: «Мы ребята удалые, у нас головы больные».

* * *

Угрюмый, похожий на гориллу Я. И. работает проктологом. Отзывы противоречивые.

Некогда одно хирургическое светило заметило: «Проктологии можно научить даже обезьяну».

* * *

Лифтёрам вменили в обязанность вести подсчёт пассажиров и поездок. На стенку повесили большую доску — вскоре на ней живого места не было. Потом плюнули, перестали.

* * *

З. И., заведующая приёмным отделением, потребовала у невропатолога С. вернуть матрац, на котором тот спал во время дежурств.

С. пожаловался доктору О. Тот криво улыбнулся:

— За фраеров нас держат!

* * *

8 марта. Все сидят за столом.

Тост уролога К.:

— Пидарасы пьют сидя!..

* * *

Из воспоминаний доктора С.

Работала в больнице докторша — пожилая, очень внимательная и строгая. Работала физиотерапевтом.

Электрические процедуры она назначала чрезвычайно осмотрительно. Если у больного что-нибудь там с сердцем — ни-ни.

В частности, не назначала магнитотерапию.

Доктор С. неосторожно обратил её внимание на тот факт, что «магнит» — процедура не электрическая. Ему показали прибор и с достоинством ответили:

— Вы ещё молодой доктор. Вот это — что?

— Это шнур.

— А это?

— Вилка.

— Значит, процедура электрическая.

* * *

Начитавшись фармацевтического справочника, заведующая отделением узнала много нового. В частности — о существовании противоопухолевых антибиотиков.

С хитрым и довольным видом она быстро вошла в ординаторскую.

— Значит, так, — сказала она. — Чем вы будете лечить опухоли?

— Ничем. У нас нет больных с опухолями. У кого были, тем вырезали.

— Значит, так. Всех больных с опухолями смотрим вместе!

— Да ведь нет же опухолей!

— Ну и что?

* * *

Пообщаешься с доктором М. — и берут сомнения, подозрения…

Крал ли диетолог её молоточек на самом деле?

* * *

Конфликт.

Участвуют:

— заведующая отделением;

— старшая сестра.

Заведующая отделением:

— Падлы! Ведёте себя, как животные!

Старшая сестра:

— Вы сами животное!

* * *

Заведующую отделением насильно переселили в маленький кабинет.

Вокруг паласа разгорелись споры — где он будет лежать?

Заведующая, покидая ординаторскую, процедила:

— Пошли вы все к ебене матери!

* * *

Хирург М. С. — женщина исключительно полная. Это вполне добродушное существо, чью манеру общаться можно определить как «бытовой субманиакальный оптимизм» (терминология автора).

С окончанием зимы М. С. переходит на летнюю форму одежды. И даже в апреле, даже в октябре можно видеть её в лёгоньком ситцевом платье.

На ногах — носочки, туфли.

Носочки малы.

М. С. их надрезает спереди.

* * *

Заведующая не пришла на работу.

Позвонила по телефону.

Автор снял трубку:

— Алло, я вас слушаю! (У автора, говорят, приятный баритон).

С сомнением:

— Марина?..

* * *

Депутат Законодательного Собрания выделил на нужды отделения миллиард рублей. Вот, приехал со всей свитой разбираться, куда миллиард делся. Ну, нет миллиарда!

Заодно привёз подарки; самый главный среди них — транспортное средство: комфортабельное кресло на четырёх колёсах с мотором. Совершенно незаменимая вещь в коридоре, где половина передвигается на костылях, а другая половина — в инвалидных колясках. Скорость развивает запредельную.

— Летом по шоссе гонять хорошо! — мечтательно сказал депутат.

…Первым подарок опробовал, конечно, персонал. Много кто посидел и поездил.

К счастью, вещь быстро сломалась и её куда-то убрали.

P. S. (позднейшая вставка) Починили. О, горе, горе!

* * *

Даже трёх месяцев работы в условиях отделения достаточно для заметных, необратимых изменений в сознании. Доктор И. Г. работала именно три месяца. И вот подходит она как-то раз к стенду, где намертво закреплены образцы спортивной обуви. Постояла, подумала о чём-то, а потом задрала ногу до уровня плеч, сунула в ботинок и стала зашнуровывать. В таком-то виде и застала её старшая сестра — последовала немая сцена.

«В самом деле — чего это я?» — ужаснулась И. Г. и вскоре перевелась работать в отделение содружественное.

* * *

В содружественном отделении И. Г. ожидали новые сюрпризы. Там лечились больные, некогда получившие (большей частью за дело) удары по голове и после оперированные. От этого у них на черепах оставлялись вмятины — по причине изъятия косточки. Так называемый «костный дефект». Один пациент, испытывавший к И. Г. добрые чувства, любил преподнести ей сюрприз. Ходил он в панаме. Являлся в ординаторскую, хитро улыбался, снимал головной убор, а под ним — апельсин, вложенный в костный дефект.

* * *

Лет десять тому назад, когда компьютеры казались чем-то сказочным, инопланетным, в больнице компьютер уже был. Делали его где-то в Сибири. Потом привезли и решили приспособить под нужды лечебной гимнастики. Дело тут было вот в чём: у многих больных с давними параличами рук и ног развиваются контрактуры: суставы как бы «ржавеют» и накрепко застревают то в согнутом, то в разогнутом положении. Здесь-то и применили компьютер: он следил за прокрустовым ложем, на которое укладывали или усаживали больного и с помощью механических лап-зажимов эти контрактуры разрабатывали. А компьютер следил, не слишком ли круто ломают.

И вот в недобрый час компьютер испортился.

* * *

Любительница ос — хирург Т., в бытность свою проктологом рылась в чьей-то геморройной заднице (анестезия была местная, больной слышал всё) и мрачно бурчала: «…Последние колготки порвала… хоть бы какая сволочь колготки подарила…» Чуть погодя: «…Так хочется кофе! Бразильского, настоящего…»

Конечно, едва пациент смог передвигаться, она получила всё, о чём мечтала.

* * *

Другие проктологи (с актёрской жилкой, которой нет у докторши Т.) предпочитают утончённую драматургию. Картина такая: стол. На столе — человек. В заднице — труба. Человек уничтожен, человек умирает от страха. Первый проктолог, заглядывая в трубу (там — плёвый геморрой): «Ох! (в ужасе, соседу) Ты возьмёшься?» Второй проктолог смотрит, в солидарном ужасе басит: «Нет, не возьмусь…»

Пальцы человека, лежащего с трубой в заднице на столе, делают движения, словно уже пересчитывают деньги.

Так что конец — счастливый.

Говорят, что вся эта сцена становится особенно трогательной в мастерском исполнении заведующего одним из многочисленных нервных отделений. Он настолько вживается в роль, что даже, склоняя и вытягивая с озабоченным видом лысеющую голову, порывается изобразить продвижение самого ректороманоскопа (трубы из задницы).

* * *

Заведующая хочет всё знать.

Спросила:

— Вот если водка стоит долго… много-много лет… во что она тогда превращается — в воду или спирт?

* * *

В реанимацию привезли бомжа без чувств. Разломали одежду, положили на стол. Кожный покров — татуированный.

И на члене написано: «ки».

Оттянули шкурку, вышло: «киса».

Всякому ли станет интересно, всякий ли оттянет шкурку? Вопрос, достойный Гамлета.

* * *

Утро. 10 мая. Выходной день.

Заведующая приехала на работу.

В ярости ворвалась к сёстрам, в их каморку:

— Почему не идёте на пятиминутку? Где все врачи?!

— Но сегодня никого нет!

— Вот я и спрашиваю — почему?

— Потому что сегодня выходной.

— Падлы! Сволочи! Почему меня никто не предупредил?

В секунду собралась и пулей умчалась домой.

* * *

Некая Д., многоопытный специалист, работала врачом по лечебной физкультуре.

Достойная фигура. Ну, да ладно.

Идёт она как-то в новых серёжках, в химической завивке.

Доктор О., мужчина галантный, хотя и больной (действительно больной — тоже психически, без дураков, и очень жаль, ибо человек хороший), говорит, как и положено:

— Какие красивые серёжки!

Ответ:

— Вы знаете, у меня раньше была коса! Такая красивая! И все меня любили сзади! А я говорила — почему вы так? любите меня спереди!

Доктор О. молчал. А Д. всё говорила.

* * *

Говорят, что несколько лет назад в больнице работал алкоголиком хирург З.

Однажды летом поликлиника по недосмотру осталась без хирургов и травматологов. Где-то отыскали З., упросили поработать. И он стал работать — день травматологом, день хирургом.

Когда к нему, как к травматологу, приходил хирургический больной, он говорил ему прийти завтра к хирургу. Соответственно, больные с травмами, пришедшие к хирургу, отсылались к травматологу — опять на завтра.

* * *

Наверно, понятно, что жизнь в неврологическом отделении под руководством заведующей неспокойная.

Из воспоминаний Д., методиста по лечебной физкультуре:

— Помню, как однажды администрация больницы попыталась снять с отделения надбавку за вредность. Знаешь, как в джунглях бывает водное перемирие? Это когда объединяются шакалы, гиены, буйволы, кобры… Вот и здесь…

* * *

Доктор С. вспоминает:

— Я работал в больнице им. Боткина. Там была служба по уничтожению паразитов и прочей дряни — прожарка одежды и т. д. Работа не пыльная: встал с лежанки, нажал кнопку, через полчаса — опять нажал. Всё готово.

Однажды — срочный вызов: на дом, к ветерану партии. Это было ещё в годы СССР. Цель визита: уничтожение лобковых вшей. Дали машину. Приехали: лежит бабуля лет шестидесяти пяти — в полном, натурально, параличе, на судне. Не встаёт. Вопрос: «Откуда, бабуля?»

Пауза.

«Заходил товарищ по партии».

* * *

Запись, обнаруженная автором в истории болезни. Сделана в его отсутствие заведующей отделением.

«Больная нарушает режим: прыгает по крышам. Конфликтует с соседями по палате. С больной проведена беседа. Объяснено, что прыгать по крышам больным с травмой шейного отдела позвоночника нельзя».

Подпись: зав. отделением (далее — каракуля)

* * *

Р., главный врач местной поликлиники, собрал сотрудников на важное совещание.

Все пришли, но Р. всё не было и не было.

Кто-то выглянул в окно и увидел, как во двор въезжает самосвал с кузовом, полным свежего чернозёма. Тут же объявился главврач — в трусах и с лопатой. Самосвал разгрузился и укатил, а главврач принялся с энтузиазмом, в одиночку, благоустраивать клумбу. Он совершенно забыл о совещании.

Так все узнали, что и ему нездоровится.

* * *

В среду в кабинет заведующей явился больничный батюшка, то есть поп.

— Как вы отнесётесь к тому, чтобы в пятницу в вашем отделении был дан благотворительный концерт? — спросил он ласково.

Заведующая насупилась.

— Отрицательно, — сказала она. — Я очень рада, что у нас будет концерт.

* * *

Концерт.

Пришёл певец.

В холле поставили на телевизор магнитофон. Играла музыка, певец пел народные песни — караоке.

Автор сидел в кабинете и писал. Мимо холла прошла заведующая, вошла в кабинет, села рядом, помолчала.

— Кто это поёт — телевизор или живой?

— Живой. Это концерт.

Заведующая помолчала ещё немного и задумчиво произнесла:

— Интересно, откуда взяли пианино?

* * *

Очередной подарок автору от благодарной пациентки: три бутылки пива. Они были завёрнуты в бумагу из-под яичных рожков.

* * *

Есть на свете газета: «В курортном городе С.» (для тех, кто не знает: больница находится именно в этом городе).

Больная Я. написала маленькую благодарственную статью. Точная цитата:

«… И пусть Ваша больница станет Академией для многочисленных последователей, которым Вы уже сейчас передаёте свой опыт.

И академик-экскурсовод (Ф. И. О. начмеда) пусть всё удлиняет и удлиняет свой экскурсионный маршрут по Пандусу, достойному восхищения всех народов, к новым объектам Центра, с прежним энтузиазмом».

* * *

Однажды я уже хотел поставить точку. Возможно, сила воли мне снова изменит, и я когда-нибудь возобновлю эти записи. Но, как известно, лишний штрих способен безнадёжно испортить даже совершенство — что уж говорить о сухой хронике.

А потому — неточная романтическая цитата: «Скоро я помещу эти записи в пустой бочонок из-под кислорода и отпущу в открытый Космос…» (С. Лем. «Звёздные дневники Ийона Тихого — путешествие двадцать восьмое»).

октябрь 1996 — май 1999

Часть вторая. Рюмкино жало

Когда автор ставил точку в захватывающей медицинской хронике «Под крестом и полумесяцем», он покривил душой перед собой самим, надеясь, что точка есть точка. Примешивалось «чувство меры», «однообразие», «отсутствие выдумки» и так далее. В то же время было ощущение, что точка в литературном произведении эквивалентна точке в медицинской практике — упование на чудо. Однако вот — наступил год под номером 2000, и стало ясно, что ни о каких точках речи быть не может. Сверх того: автор, несколько обиженный на похвалы в свой адрес (ему-то казалось, будто он эффективно работает совсем в ином жанре), осознал, что просто не имеет права предать забвению то, что последует за настоящим предисловием. На исходе ХХ столетия читатель вновь встретится с полюбившимися героями: заведующей отделением, хирургом-урологом К., старшей медсестрой, доктором С., начмедом-академиком и многими, многими прочими. Это произойдет по очень простой, автором не учтенной причине: все они — в большей степени, чем герои других произведений — являются существами непостижимыми, мистическими, воплощением непознаваемой реальности. То есть теми, о ком автор не устает писать и кого зачем-то извлекает из собственной черепной коробки. К чему эти ухищрения? Вот же, вот оно: очевидное и невероятное, вне времени и пространства.

Да, к названию: есть такая медицинская эмблема — змея пьет из рюмки.

* * *

Компьютерная «проблема 2000» не обошла больницу стороной.

В первый же рабочий день Нового года заведующая отделением, царапая в журнале сдачи дежурств, ошиблась в дате.

* * *

Из рассказов о хирурге-урологе К.: он, дежуря в приемном отделении, обратился к сестре с пожеланием:

— Хочу, чтобы ты сломала шейку бедра.

— ???

— Я буду накладывать тебе гипс, и ты снимешь трусы.

* * *

Пожилой пациент уже не первый день бродил по содружественному неврологическому отделению, держа в руках авоську с огурчиками и помидорчиками. Наконец ему был задан естественный вопрос, и он ответил столь же естественно:

— Вдруг кому захочется погреться? А я — тут как тут, закушать.

* * *

Заведующая отделением известила автора:

— Сегодня мне приснился сон.

— ??

— Я никогда не вижу снов и сплю очень крепко. А тут гляжу — какие-то люди вокруг…

Сию информацию чрезвычайно удачно прокомментировал доктор С.:

— Возможно, это была явь.

* * *

Дежурство. Полночь. Полная луна. Морозный январь-2000.

В приемном отделении — Баба Яга!

Без дураков. Доставлена скорой помощью с какой-то заброшенной стройки, где выла, проснувшись. Все приемное отделение столпилось, держась за животы, вокруг.

Седая, косматая, глаза таращит так, что вот-вот выскочат! Ползает по полу, рычит, в разговоры не вступает! А водочный дух такой, что даже завидно.

Вот ведь как бывает.

* * *

Из практики доктора С.

Он дежурил, работы было невпроворот: битые хари пополам с паралитиками, штабелями. В эту компанию затесалась особа, назвавшаяся работницей бара. Вот что с ней приключилось. Следите внимательно, и если поймете — берите пирожок. Ее изнасиловал друг, и сделал это в презервативе. А она целый месяц хотела иметь детей. Он подмешал ей неизвестное вещество в апельсиновый сок и вскоре после этого ею же овладел. Ее интересует, нельзя ли поставить капельницу с целью выведения вредного вещества? Потому что она давно мечтает забеременеть. И сможет ли она после этого понести?

Ей ответили, что сможет.

— А сразу после капельницы? — спросила больная.

— Ну, не знаю, — доктор С. пришел в замешательство. — Наверно, стоит дождаться месячных, созреет новая яйцеклетка…

— Правда?

— Правда.

* * *

Текст, составленный логопедами. Больной должен вставить пропущенное слово.

«Скоро Новый… В каждом доме будет стоять зеленая… Ее украсят елочными… Под елку Дед… положит новогодний… в новогоднюю… Гости принесут много… и будет много… А когда все …, то будет много…»

* * *

Разглядывая брелок, заведующая отделением спросила:

— Это что, рожки?

Она ошибалась. Это были ножки маленькой пробковой черепахи.

* * *

Над логопедами нависла угроза. Начмед-академик, давно покушавшийся на их кабинет, решил подсадить туда больничную швею. Шум ее машины был сравним разве что с шумом компрессора.

Логопеды терпеливо объяснили, что они — логопеды, то есть разговаривают, и в обществе швеи работать не могут.

— Да, действительно, — признал начмед, подумав. И строго приказал: — Напишите мне подробное объяснение.

* * *

В конце минувшего года заведующую послали на курсы повышения квалификации. Занятия велись в Медицинской Академии Последипломного Образования. Перед экзаменом, как принято, позволили выбрать себе билет, по которому будешь отвечать.

…В кабинете функциональной диагностики раздался телефонный звонок. Доктор И. М., не чуя беды, сняла трубку и услышала:

— Здравствуйте. С вами говорит заведующая… (далее — полный титул). Мне нужны врачи.

— Врачи вас слушают.

— Вы знаете, что я сдала экзамен на высшую квалификационную категорию?

— Мы вас поздравляем.

— Мне попался билет: ЭКГ. Что это такое? (Пояснение автора: ЭКГ — электрокардиограмма. Ее делают всем, и не один раз. Мало того — в билете по неврологии такого вопроса быть не могло).

— Это такое исследование.

— Расскажите мне, пожалуйста, о нем поподробнее. Но только не очень быстро, потому что я буду писать.

* * *

В пятый или шестой раз заведующая отделением похвасталась, что сдала экзамен на «пять».

— Дрожала, как заячий хвост!

Агентура донесла, что дрожала вся кафедра. Когда дело дошло до оглашения билета, заведующая возмутилась:

— Это не мой билет!

Билет был тот, который нужно, разве что на белой картонке напечатанный. А ей вчера, заранее, давали на желтой.

Заведующая нависла над столом.

— Где мой билет? Где мой желтый билет?…

Профессор посмотрел на нее долгим взглядом и вкрадчиво сказал:

— Знаете, доктор, мы решили освободить вас от экзаменов.

* * *

В аптечном киоске прекратили продавать настойку овса. Начали продавать чистый спирт — восемь рублей за 100 грамм.

* * *

Из истории больницы.

Некогда работал в ней доктор Р., психотерапевт. Он был правдоискатель, борец за справедливость. И, когда началась перестройка, вздохнул с облегчением.

Забегая вперед, сразу скажу, что его, бросившего вызов феодалам, впоследствии уволили и даже лишили диплома — себе на беду. Потому что после ползали перед ним на коленях и умоляли: вернем вам диплом, только уезжайте подальше.

Так вот: начали за доктором Р. следить — по причине любви его к правде. Фиксировать, то есть, время его прихода на работу и ухода с нее.

Вскоре город — особенно вокзал — был украшен листовками. Руководство больницы называлось в этих дацзыбао наймитами, готовыми задушить… и так далее.

Медсестра тоталитарных взглядов предложила:

— Дайте мне.

…Поймав доктора Р. под лестницей, она взяла его за грудки и сказала:

— Если не уймешься, я тебе яйца на шее узлом завяжу.

На следующий день листовки исчезли.

* * *

Однажды в больницу доставили женщину с тяжелым онкологическим заболеванием. По причине болезни ей в свое время была сделана неприятная операция: заднепроходное отверстие (кишку) вывели на переднюю брюшную стенку — на живот, то есть.

Хирург-уролог К., осматривавший больную, склонился к медсестре А. и шепотом спросил:

— Как ты думаешь, если я залезу туда членом, это будет расценено как изнасилование или как диагностическая процедура?

* * *

10 января заведующая призвала всех к порядку.

— Начинаем работать! — строго сказала она.

И написала в журнале: 10 ноября.

* * *

Помнится, существовала в приемном отделении важная фигура: Афоня, омоновец. Для поддержания порядка. Его побаивались даже врачи. Был он велик ростом, примитивен, дороден и грозен.

Однажды привезли пацана лет четырнадцати, пьяного в мат. Звали его Афанасий. И стал он выступать. Пришлось Афоне сделать ему замечание. Афанасий оскорбительно осклабился:

— Да ты знаешь, кто я такой?.. Я — Афоня N-ский! (N — городок, в котором происходит дело, я не хочу делать ему, убогому городу, рекламу). Я тебя сначала грохну, а потом — трахну!

И это Афоню.

Интеллекта у обоих — поровну.

— Что-о?! Ты — Афоня N-ский? Нет, это я Афоня N-ский!..

Удары. Затемнение.

* * *

Сколько же можно о ней? Ну, вот еще.

Начмед-академик, находясь в дурном настроении, зашел в кабинет заведующей по какому-то делу. Потом ушел.

Гневная заведующая возникла на пороге ординаторской.

— Вы представляете? Начмед! Явился! В кабинет! Заведующей! И испортил календарь!

— ?…

— Ну, как же — мой календарь, который на стенке! Там была такая ленточка с квадратиком, передвигать, чтоб было видно, какое число. Так он сорвал и унес.

Доктор М.:

— Не может быть! Может, это был кто-то другой?

— Ты что, чокнулась? Это был он! Я пойду в районную администрацию и скажу, чтобы вызвали психиатра, потому что начмед корпуса реабилитации ведет себя неадекватно.

…Часом позже автор обнаружил ленточку в кабинете заведующей. Ленточка мирно свисала с электрической розетки.

* * *

Снова о докторе Р., правдолюбе.

Слежка продолжалась.

Начмед В., держа в кулаке часы, призвал в свидетели логопедов и в этом обществе явился под дверь кабинета доктора Р. Громко постучал и ответа не получил. В глазах его вспыхнуло торжество: было десять часов утра.

Логопед С. попросила:

— Дайте я посмотрю.

Припала к замочной скважине и увидела доктора Р. в позе большой белой лягушки. Молча, сдерживаясь из последних сил, доктор Р. трудился над неизвестной особой.

— Действительно, никого нет, — сказала логопед.

* * *

Сидя в ординаторской, заведующая долго молчала, а после тоскливо вздохнула:

— Эх, мешок с мухами.

* * *

Рассказывают, что в приемное отделение поступил как-то однажды молодой человек. Очень вежливый, культурный, до невозможности утонченный и даже томный — прямо-таки женоподобный. С жалобами на боли в животе.

Крутили его и так, и этак — непонятно! Отправили на хирургию. Там, как водится, заглянули в прямую кишку: батюшки-светы! Внутри, в изрядном отдалении от входа, засел флакон дезодоранта.

Оказалось, что молодой человек вознамерился жениться и устроил прощальный мальчишник. И вот друзья с ним попрощались.

* * *

Кавинтон — этим словом сказано многое. Это такое лекарство для улучшения мозгового кровообращения.

Год прошел, как явилась в отделение представительница фармацевтической фирмы «Гедеон Рихтер» и сообщила, что фирма объявила всероссийский конкурс на лучший труд о полезных свойствах этого лекарства. Призы — соблазнительные.

Два мерзавца — автор и хирург-уролог К. — перемигнулись и засучили рукава. В короткий срок работа была завершена. Ее главным достоинством было то, что вся она, до последней запятой, являлась вымыслом от начала и до конца. Целью же исследования объявили доказательство идентичности мозгового кровотока кровотоку в предстательной железе. И ведь доказали!

Работа сочинялась, в основном, в вагоне электрички, под бесконечное пиво. Начиналась она словами: «Мы взяли на себя труд…»

И — триумф!

Почетное четвертое место. А всего было мест — около шестидесяти девяти!

На работу ссылались в итоговом сборнике.

Знай наших.

К., ни у кого не спросясь, откомандировался в Москву на фуршет, получил портфель и авторучки. Ручки он отдал автору и был неприятно удивлен, когда обнаружилось, что они еще и пишут.

* * *

К чему был написан предыдущий фрагмент? А вот к чему.

Год — 2000 — только начался, а представитель «Гедеона Рихтера» тут как тут. Новый конкурс! Кавинтон!

Первая мысль: послать то же самое, под заглавием «Кавинтон-2».

Ну, там видно будет.

Представитель принес подарки: фирменные календари и шоколадные конфеты «Кавинтон». Очень вкусные. «Кавинтон» — написано на фантиках. Заведующей отделением подарили целую коробку.

— Очень хорошо, — потерла руки заведующая, изучая фантик. — Отдадим старшей сестре, будет выдавать больным по штучке.

Немая сцена.

— Помилуйте! Это не кавинтон! Это конфеты!

* * *

— Что вы к нему прицепились? — спросил начмед корпуса у доктора С. по поводу скандального больного — Хороший парень! Надо найти к нему подход!

Доктор С., пожав плечами, сделал приглашающий жест.

Начмед вошел в палату.

В него метнули костыль.

— Выписать! Выписать! — кричал начмед.

* * *

Наивные контролеры предприняли в автобусе попытку оштрафовать Л., перевязочную сестру. Они не виноваты, они просто не знали, с кем связались.

— Ну и что? Ну, и вывели на остановку! Отпустили. Жопой обозвали и отпустили. А я — их!

…С заведующей отделением обошлось не так гладко.

Железнодорожные шакалы не поверили ее документам. Или документы были не те, какие надо.

Заведующая стала раздуваться, запыхтела:

— Я — заведующая неврологическим отделением, врач высшей категории…

Бессердечные хищники грубо захохотали:

— Какая вы заведующая? Вы в зеркало на себя посмотрите!

* * *

Методист по лечебной физкультуре М. занималась с больным.

Мимо проходила заведующая. День был выходной, но заведующая забыла и пришла на работу. М. вежливо поздоровалась.

Та игриво хихикнула и ущипнула М. за локоть.

Минутой позже больной спросил:

— Кто это такая?

— Вообще-то она — наша заведующая.

— Да? — хмыкнул пациент. — А я думал, что это больная с четвертого этажа, с черепно-мозговой травмы.

* * *

Престарелый пациент П., военный пенсионер, художник, страдал без дела. Он решил украсить отделение и выпустил стенгазету под заголовком «Будь здоров!»

В газете четыре раздела. Слева направо: новогоднее поздравление с Бэтменом, который выглядывает из-за угла. Поздравление с праздником 8 марта. Вечный огонь, вечная память, звезда — 9 мая. Анекдоты (заголовок — «Ха-Ха-Ха»).

* * *

Воскресное ЧП. Жуть! Два колясочника, опившись, завалили ходячего. Уложили на пол в клизменной и стали гасить. Едва не убили!

* * *

— Где мой ключ? — спросила заведующая отделением.

— Какой ключ? От квартиры?

— Почему это от квартиры? От кабинета!

— Кто ж его знает! Вы же с утра пришли, вошли в кабинет! Как вы туда попали?

— Не знаю…

* * *

В больнице есть юрист, личность незаметная. Многие догадывались, что это фигура довольно зловещая. И вот опасения подтвердились: больным были зачитаны обновленные «Правила внутреннего распорядка» — юридический документ. В отделении нельзя (в частности):

— выходить в коридор без халата и туфлей;

— лежать на кровати в халате и туфлях;

— хранить холодное и огнестрельное оружие;

— играть в карты;

— высовываться из окон и переговариваться с другими больными;

— самовольно посещать больных в других отделениях;

— бросать в унитаз вату;

— после отхода ко сну категорически запрещается хождение и сидение на кровати.

* * *

К вышеприведенному документу существует приложение, составленное начмедом корпуса, академиком и, как его именуют за глаза, отцом русской реабилитации. Оно упорядочивает обычную практику отпуска больных домой на выходные дни. Начало такое

«В связи с положительным психологическим воздействием на больного семьи…»

И вот окончание

«… перед тем, как отпустить больного домой, лечащий врач осматривает его, делает соответствующую запись и инструктирует больного касательно поведения дома…»

* * *

Привезли бомжа, положили.

Он мало двигался, плохо разговаривал, с ним занимались логопеды.

В один прекрасный день он вдруг спросил

— А что — тут свободные женщины есть?

Потрясенная уборщица ответила, обведя широким плавным жестом пространство вокруг себя:

— Полный коридор!..

…Он вышел, в майке, носках и без трусов, поводя шальными глазами и принюхиваясь.

В дальнейшем оказалось, что у него есть приватизированная двухкомнатная квартира.

Он выходил на прогулку во двор в носках, а возвращаясь, снимал их на пороге и ложился в постель.

* * *

Другого больного учили ходить, водили под руки. Говорили, стимулируя: «Юра! Вон там магазин! Скоренько, скоренько!»

И он, обвисая в заботливых руках, продвигался.

* * *

Третий больной, перенесший инсульт, по фамилии был Орехов. Он был антисемит и пристально всматривался в лица сотрудников больницы, подозревая недоброе.

Себя он звал так: Орех Владимирович.

Иногда его видели стоящим со скрещенными на груди руками в лучах заката, на берегу застывшего январского залива, с думами на лице.

* * *

Гинеколог Р. И. страдает, как известно, врожденным дрожанием рук.

Как-то раз он прижигал эрозию шейки матки одной несчастной и — промахнулся.

— Все, все, все! — залопотал он проникновенно и начал дуть: — Пш-пш-пш!

* * *

Случилась жалоба.

Обстоятельства дела (в известном приближении):

«Такого-то числа мохнатого года я (имярек), почувствовал себя плохо: заболело сердце. Я сел на велик и поехал к подстанции скорой помощи. Там меня встретил доктор Р., одетый в трусы, майку, валенки и с фонендоскопом на шее. Он послал меня на хуй.

Опасаясь за свое здоровье, я сел на велик и поехал в приемный покой больницы (имярек), где мне оказали квалифицированную помощь».

Через несколько дней с подстанции скорой помощи пришло донесение. В нем сообщалось, что доктор Р., одетый в валенки, трусы, майку и фонендоскоп, направлен в психиатрическую больницу с диагнозом: острый алкогольный психоз.

Соль эпизода: между визитом больного велосипедиста и ответом с подстанции скорой помощи прошло несколько дней. Судя по всему, все это время доктор Р. так и ходил на работу в трусах, майке, валенках и фонендоскопе.

* * *

Автор познакомился с некоторыми моментами эксплуатации больничного лифта.

— Сто граммчиков не желаете? — спросил лифтер, с трудом державшийся на ногах.

С лифтером автор пока еще не пил. Желает

Р-раз! Нажатие кнопки — и лифт висит между этажами, а из сетки вынимается портвейн-72.

…Сколько их еще, интересно, тайных аспектов существования, секретов зазеркалья?

* * *

В ординаторской раздался телефонный звонок. Просили заведующую отделением.

Автор сунул голову в кабинет

— Возьмите, пожалуйста, городскую трубочку!

Заведующая сидела и что-то царапала, прикрываясь рукой. Она встретила автора тяжелым взглядом.

— Зачем?

* * *

Больные ужрались. Сестры стали вынимать одного из коляски, чтобы переложить на кровать, и сорвали спины. Пришлось бросать на пол. Призвали дежурного врача А. В., заведующего одним из неврологических отделений. Когда тот явился, один из преступников назвал всех козлами и велел убираться.

А. В. устроил генеральный шмон. В авоську он сложил немыслимое количество пустых бутылок и отправился в кабинет заведующей. Не обращая на нее внимания, он зашел в сортир, закрылся в нем и пустил воду.

А. В. пробыл там очень долго, повергая сотрудников в недоумение. Оказалось, он отклеивал этикетки.

— Посмотрите, какая прелесть! — вышел он, помахивая мокрой бумажкой.

А. В. их коллекционировал.

* * *

Начмед-академик, проводя совещание заведующих, выступил с двумя предложениеми. Первое: организовать в одном из залов для лечебной физкультуры дискотеку — с целью увеселения больных. Все содрогнулись, когда поняли, что он не шутит. Второе предложение: устраивать экскурсии по кладбищу. Там, дескать, похоронен Зощенко.

* * *

Заведующей отделением вежливо предложили уйти по-хорошему.

— Только попробуйте, — пригрозила она. — Я на вас в суд подам.

* * *

Из воспоминаний доктора С.

Давным-давно сотрудников больницы посылали на сельхозработы. Однажды поехали: он, заведующий реанимацией доктор А., заместитель главного врача по гражданской обороне и окулист по совместительству Н. А., а также начмед Г. — та самая, в брючном костюме, гарпия с двумя членами в одном месте.

Ночью устроили пьянку. Г. послала окулиста утихомирить буянов. (Как все сложно! Увы — никаких имен).

— Коля, садись! — приказал ему А., и Коля сел, как был, в трусах и майке. Когда Г. явилась лично, он уже пил из стакана.

— Сколько можно! — стала возмущаться Г., капая в рюмку валокордин. — Два часа ночи!…

А. откинулся на спинку стула и сыто сощурился:

— Сердце больное, но доброе!…

* * *

Автор вошел в кабинет заведующей.

— Снимите трубочку, Вас ждет у телефона начмед!

— Ну и что из этого?

* * *

Во время совещания Д., одна из заведующих, которой палец в рот не клади, орала по какому-то поводу на начмеда корпуса:

— Вы разве — отец русской реабилитации? Вы мачеха русской реабилитации! Мачеха!..

— Бу-бу-бу, — растерянно защищался тот. — Я отец, отец…

— Нет, мачеха!…

* * *

Пришел онколог, инвалид по психзаболеванию, осмотрел больного, забрал снимки, сделал запись:

«Снимки взяты для получения консультации в ЦНИИРИ».

Потом он снимки потерял. В истории болезни появилась новая запись:

«Снимки утеряны, идут поиски».

* * *

Очередная попойка. Хирург Т., едва не плача, жалуется:

— Представляешь, родной отец назвал меня олигофреном! Так и сказал: «У нас в роду олигофренов не было, но ты — олигофрен». А разве я олигофрен?

Доктор С., ворочая языком из последних сил, ударил его по плечу:

— Крепись!..

* * *

В отделении есть медсестра, гадающая больным по сырому яйцу на будущее: жилец — не жилец.

* * *

Дело, похоже, идет к развязке. Как уже не однажды случалось, заведующая отделением пришла на работу субботним утром. Дежурная сестра, встретившая ее в коридоре, удивленно спросила:

— Зачем вы пришли?

— Как это зачем? На работу!

— Но сегодня же суббота, — осторожно возразила сестра.

— Почему?

— ??

— Нет, сегодня пятница!

Наконец, ее убедили. Заведующая, улыбаясь, тут же уехала домой.

Однако в воскресенье история повторилась. Повторился и диалог — уже с новой сестрой, возле лифта.

— Я пришла на работу!..

— Помилуйте — но если вчера была суббота, то сегодня — что?

Сколько веревочка не вейся… На сей раз добром все это не кончилось. События выходных дней получили неожиданно широкую огласку, и больничное руководство, судя по всему, на что-то решилось. Затевается какая-то смутная возня, тучи начинают сгущаться.

* * *

…Нет, напрасные надежды. Руководство, получив отказ в подлом предоставлении конкретных порочащих фактов — к тому же, документированных, улыбнулось усталой улыбкой и спросило: «Ну что, еще потерпите?»

* * *

23 февраля. Праздник.

В ординаторскую вкатила на коляске больная К. и встревоженно обратилась к автору:

— Доктор! У нас в палате Олечке плохо!

Боже ж ты мой! Что еще с утра пораньше? Олечка! С ней-то что могло случиться?

Вбежал в палату. Там — ликующе:

— Доктор! Мы пошутили! Мы хотели вас поздравить! Вот, возьмите!..

И — подарочек.

* * *

Автора угостили вчерашними блинчиками с капустой. Холодными, разумеется.

Как известно, благие намерения выстилают дорогу кое-куда. Автор поделился с доктором М., коллегой — женщиной больной, как она считает, и нервной, как считают все.

Та обрадовалась, но решила подогреть в сестринской. Разумеется, слегка спалила, пропитала мерзким салом, проглотила и стала жаловаться на живот. Но главное — главное, вот что:

— Вы представляете?.. Пока я их ела, минимум трое заглянули через плечо — что там, мол, такое? А эта — сестра-хозяйка — так даже на цыпочки встала и глаза таращит: м-м?.. м-м?… Вы знаете, это ведь очень плохо — так вот смотреть на еду глазами. Очень нехорошо, это вредно — чужим глазом на еду смотреть.

* * *

23 февраля состоялось общее застолье. Чествовали автора, единственного мужчину в коллективе. Ну, и начмед пришел на всякий случай. Сели кушать и выпивать.

…Подали самодельные пельмени. Стоило автору, заедая чистый спиртик, проглотить, не жуя, одну штуку, как перевязочная сестра Л. радостно объявила:

— В одной пельменине — сюрприз! Кто найдет — несет пузырь к 8 марта!

Не больше, не меньше. Сидят все, едят — начмед, заведующая отделением, доктор М. Зная, чем это пахнет, автор стал проверять каждый пельмень вилкой.

И не зря.

Сюрприз попался доктору М.

Это была мелкая монета… Ее, слава Богу, успели выплюнуть и, лежащую на тарелке, тупо рассматривали.

* * *

Заведующий содружественным отделением С., войдя в платную палату, неприятно удивился, найдя там нового больного — непредусмотренного, незваного, по имени Албул: просто и коротко, ни отчества, ни фамилии. Тут не обошлось без начмеда, подумал С.

— Ну и что? — раздраженно спросила старшая сестра, приложившая, видимо, руку к поспешной госпитализации. — Он хороший человек.

С. пожал плечами.

Ночью хороший человек напился и обоссался.

* * *

Общее место: избиратель — существо загадочное.

Приближаются какие-то выборы.

Некий кандидат нашлепал уйму календариков с собственной рожей. Администрация больницы раздала их руководству рангом пониже.

То, в свою очередь, подарило часть простым сотрудникам.

Заведующая отделением, доброе сердце, один календарик вручила автору. Она объяснила, что это билет для бесплатного проезда в электричке в течение года.

— Но как же? Почему?…

— Ты что, не видишь? Вот же: январь, февраль, март…

* * *

Очередное 8 марта. Нечто невиданное: перепилась вся больница, до розовых слонов.

* * *

Начмед корпуса пришел к С., заведующему содружественным отделением.

— Ты можешь положить в отдельную палату человека? — спросил он озабоченно.

С. пожал плечами.

— Что за человек? — осведомился он с подозрением.

— Тридцать три года, инсульт перенес. Хороший парень.

— Так, — сказал С. — Не томите, ради Бога! Что еще за инсульт в тридцать три года? В чем тут загвоздка? У него дырка в животе? Он лежит в дерьме?

Начмед замахал руками:

— Что ты! Парень отличный! Толковый, сообразительный, добрый. За него главврач второй больницы просил, — добавил он застенчиво. — Только надо палату посмотреть — вдруг ему не понравится.

Отправились смотреть.

— Да, может не понравиться.

С. пожал плечами: дескать, не понравится — так как бы и хрен с ним.

…Молодой человек поступил. Для начала стоит сказать, что инсульта у него, разумеется, никакого не было. Зато было другое: пил он ежедневно, без просыпу, и водку от него выносили литрами — не в порядке возмездия, а просто, чтобы не умер. И продолжали держать, ибо на выписку начмед наложил вето.

Наконец, в процессе какого-то по счету укладывания в койку бесчувственного тела, сестры обнаружили в его трусах маленький пистолет. Стали звонить С. Он предложил поместить оружие в сейф, но сестры в голос закричали, что нет, этого нельзя делать, так как старшая сестра, в которую уже стреляли, найдет и…

— Ну, бросьте мне в стол, — сказал С.

На следующее утро молодой человек тревожно метался по отделению и зыркал туда-сюда — искал пропажу, а сказать не мог.

К С. явилась мама мальчика.

— У меня к вам есть деликатный разговор, — начала она.

— У меня к вам тоже, — вздохнул С. и выложил оружие на стол.

Мама смешалась.

— Имейте в виду, — предупредил ее С., — если он не прекратит, то братки, от которых он тут прячется, найдут и замочат его очень скоро.

— Да, да, — закудахтала мама. — Это не повторится

Повторилось вечером. Молодой человек своротил персональный унитаз.

С. нашел начмеда и попросил

— Послушайте, давайте с этим покончим. Я все понимаю, но не могу видеть, как гибнет чистая душа.

* * *

Автор дежурил. Сидел в кабинете заведующей, смотрел телевизор. Из сестринской, из-за стены, донесся дикий вой — русский и народный: кто-то запел песню.

Автор бросился смотреть, в чем дело. Сестры смущенно улыбались, а по комнате вовсю раскатывала на коляске полная, постбальзаковских лет больная К., блатная в доску и со всеми запросто. И вообще — богатая барыня, себе на уме. Это запела она.

— Вот вы меня не поздравили с 8 марта, — осклабилась пациентка, подъезжая к автору. Ноги у нее были голые, прикрытые сверху вафельным полотенцем.

— Надо было в палате сидеть, — возразил автор.

— А я хочу вас поздравить! Не бойтесь, я в трусах

Автор отступил. Больная подъехала ближе и отбросила полотенце.

— Ой, а я без трусов! А я пьяная, пьяная, пьяная! — заорала она восторженно, развернулась и покатила к столу. — Что вы хотите? Водку, коньяк?

Автор вышел в коридор и притворил за собой дверь.

* * *

Проработав в больнице двадцать шесть лет, заведующая отделением в ней заблудилась. В приемном покое она строго спросила:

— Где находится острое нервное отделение?

— На третьем этаже, — пожали в ответ плечами.

Она имела наглость переспросить:

— Точно?…

* * *

На следующий день заведующая заблудилась уже в пределах родного отделения. Все двадцать вторую палату искала.

* * *

Для несведущих: тимус — это вилочковая железа, находится за грудиной, относится к иммунной системе.

Соответственно тималин — препарат, улучшающий иммунитет.

Заведующая — как водится, никому не сказав ни слова, — решила, что отделению без этого препарата труба, и заказала аж десять коробок.

Автор расслабился. Автор вообразил, что он находится среди коллег. Сидя в сестринской, он с серьезным видом объяснял фармакодинамику тималина. Автора почтительно слушали.

Наконец, одна из сестер сообщила следующее: где-то как-то почему-то она прочла, что — как ни странно! — самый большой тимус наблюдается у таксистов.

Обсуждение прекратилось.

* * *

В больнице ЧП! В хирургическом отделении разлили ртуть, всех эвакуировали.

Интересны обстоятельства диверсии: было разбито тридцать (!) градусников.

Непонятно, откуда они взялись. Там и одного-то днем с огнем не сыщешь.

* * *

Коллега С. предложил автору любопытный вариант: преобразовать сей труд в научно-фантастический роман, из которого следует, что все сотрудники больницы на деле являются инопланетянами, причем исключительно с разных планет. И сосуществовать они способны только в этом месте — почему-то. Стоит подумать.

* * *

А вот возможное начало другой вещи: в терапевтическом отделении живет легенда. В конце коридора, в кадочке растет роза. Едва она расцветает, кто-то мрет. Это правда.

Розу берегут.

* * *

Сидя за столом в ординаторской, заведующая бормотала себе под нос: «А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, кто остался на трубе?»

Не иначе, загадку кто-то загадал.

* * *

Рассказывает реаниматолог А.:

— Ехали мы как-то по двору на больничном «рафике». Едва не сбили Т., хирурга (ту, которая ос кормила) и Пирата (собаку).

Помолчал.

— Пирата бы нам не простили.

* * *

Заведующая отделением нагнулась к автору и шепнула ему на ухо:

— А. С. поминает мать.

А. С. — медсестра.

Автор всполошился

— Как? Почему? Какую мать?

— А. С. в сестринской поминает мать. Сходите, попросите мороженого.

* * *

Набожный доктор В., озабоченный большим количеством смертей в приемном отделении, что случались, как назло, большей частью на его дежурствах, пригласил местного батюшку: помещение окропить.

Тот явился, налил в ведро воды из-под крана (святой не было) и пошел по коридору, брызгая направо и налево. Дошел до конца, задумался:

— Что бы мне еще покропить?..

— Вот, — предложил доктор С., — кабинет начмеда.

Батюшка широко замахнулся. Вышел начмед.

Как ни странно, он не обратился ни в дым, ни в пепел. Доброжелательно улыбался.

…Махнув на прощание в гардероб, батюшка скрылся.

* * *

Другой батюшка — в годы, когда веровать было еще не слишком удобно — лечился у доктора С. Батюшка был необычный: баптист.

Чуть ли не каждый вечер он отпрашивался «исполнить долг веры».

Возвращался к утру или через утро: красный, в поту, трясущийся, с высоким давлением.

Терпел, вероятно, за веру-то. «Иродами» кого-то называл.

* * *

Запись в листе назначений, сделанная заведующей отделением:

«Вырвать передний зуб. Консультация травматолога».

* * *

Еще кое-что. Поступил больной 1959 года рождения, получивший травму в 1995 году.

Из записей заведующей следует, что травму он получил в 1959 году. Ее же он получил (следующая дата повторяется дважды) в году 19995.

* * *

Могут спросить: что ж ты, гад, смеешься над старым человеком?

Чего, чего… Вроде, объяснение уже давалось? Или нет? Ну, еще разок, не беда. Психиатр П. открыла автору глаза:

— Да я ее всю жизнь знаю! Она и сорок лет назад была такая. А почему? — И, со страшными глазами, с лицом багровым: — Не топчет ее никто, не топчет!..

* * *

Рецепт коктейля «Старшая медсестра»: кофеинчик, аскорбиночка, глюкозка, дальше — спирт.

* * *

Сияющая заведующая вошла в ординаторскую.

— И не повернув головы кочан, и чувств никаких не изведав, с презреньем берет паспорта датчан и разных прочих шведов.

— Это вы к чему? — осторожно осведомился автор.

— Да вот девица шла по коридору и не поздоровалась.

* * *

Доктор М. посетила с маленьким сыном цирк.

— Представляете?.. Он мне говорит: «Мама, слон — не настоящий!» Я его спрашиваю: «Сынок, почему?» А он отвечает: «У него бивней нет!..» Ну, я и говорю: «Ведь это слон, не мамонт! Откуда у него бивни?» Он не унимается: «Нет, должны быть бивни! Не настоящий слон!» Что делать? Спрашиваю: «Может быть, это не слон, а слониха, без бивней-то? Ты внимательно смотрел, вспомни — яйца у него были?»

* * *

А. В., собиратель этикеток, обратился к доктору С.

— Послушай, ты же заведующий. Воспользуйся правом первой ночи!

— ???…

— У тебя там тетка в палате лежит, слева, возле окна. У нее на тумбочке — сок в очень любопытной бутылке. У меня такой нет. Найди предлог, реквизируй!

* * *

Медсестра, работающая в клизменной, повесила на стену картинку: натюрморт. В прошлой жизни картина была частью конфетной коробки. Изображены: шоколадки, конфеты, два бокала, наполненные не то коньяком, не то ликером.

Выбор художественного сюжета породил естественный вопрос: почему?

— Сердце отдыхает на этой картине, — сказала сестра. — Вот закачиваю воду, а сама представляю, будто наливаю в рюмку!

* * *

Доктор М. жаловалась на перебои с электричеством в ее квартире.

— Лампочки вылетают! — объясняла М.

Заведующая отделением оторопела.

— Неужели лампочки вылетают? — поразилась она.

Еле успокоили.

* * *

Заведующая предалась воспоминаниям.

— Шли мы как-то раз с подружкой, а у меня на руке были противоударные часы. И подходят к нам двое, говорят: «Снимай часы!» А я-то помню, что они противоударные, сняла их и трах об землю! «от теперь, — говорю, — бери». За нами-то наши ребята шли, так они этим двоим надавали. А подружка моя убежала за милиционером; возвращается вся в слезах: он, говорит, не пошел. А я этим говорю: «Ваше счастье, козлы. Но если еще раз пойдете — все!..»

* * *

М. сидела и жаловалась, что в школе на ее сына клевещут: он, дескать, ругается матом. А он отрицает.

Заведующая нахмурилась:

— Надо сходить, посидеть на уроке…

— Вы смеетесь! — горько усмехнулась М. — Кто же меня пустит?

— Я могу сходить, — сказала заведующая, подумав.

* * *

Приемное отделение. Вечер. Доктора С. и К. (уролог) развлекаются. Тема — стиральные машины. К. похваляется своей: как она хорошо стирает, как много умеет делать, сколько кнопок, сколько ест электричества…

С. пошел ва-банк

— У меня вообще… сама разъезжает и ищет, что бы выстирать. Подъедет, нюхает носки, сигналит — пора!

Главное — сестры разинули рты, распахнули глаза:

— Да?.. Правда?…

* * *

Президент России Владимир Путин приехал в Санкт-Петербург и сделал подарок ветеранам войны: пожаловал им 80 путевок в близлежащий санаторий.

…Ночью в больницу привезли оттуда первого: инфаркт.

— Осталось 79, — заметил доктор С.

* * *

— Какая у вас заведующая замечательная, — сказали хирурги. — Милашка! Тутси!..

* * *

Привезли нетрезвого человека, которого долго били топором. Он и без того был инвалид, с ямой на черепе после прошлых единоборств, так ему и по яме дали снова, и по рукам, и в лоб, и по спине…

Сидит — довольный! Смеется, улыбается…

— Кто тебя бил?

— Это наше дело…

* * *

В связи с предстоящими учениями по гражданской обороне некоторых сотрудников предупредили, что завтра, в семь часов утра их разбудят по тревоге, ибо уже в одиннадцать внезапно будет взорван терапевтический корпус.

* * *

Накануне субботника, во время совещания у начмеда, физиотерапевтическое отделение разругалось с лечебной физкультурой. С. А., заведующий последней, развил неожиданную, необъяснимую активность и убрал территорию соседей. Вот физиотерапевты и возмутились: зачем он убирает их участок?

* * *

Заведующая отделением сказала:

— Я читаю мочевой пузырь.

— Ну и как?

— Ничего.

* * *

Доктор М. склонна к непрерывному монологу обо всем. Неважно, слушают ее или нет. Вот отрывок, миновавший ментальную защиту автора и потому сохранившийся (речь идет о больном из коляски):

— … действительно: весь из себя боженька, сидит в колясочке; такой боженька присосется — и амба…

* * *

Заведующая отделением позвонила начмеду по телефону. Встала возле стола, держит трубку, слушает гудки. Вошел начмед и начал ей что-то втолковывать; она стоит, глядит на него, внимает. Гудкам.

* * *

Сцены из жизни приемного отделения.

Санитар Х. — любитель всего прохладительно-горячительного. Утро, Х. только что пробудился, рожа никакая, но ничего, идет в комнату, где гипс накладывают, там — единственное зеркало, которое не украли. Умывается, бреется. Кричит:

— Девочки, нет ли у вас лака для волос?..

И — лаком: пш-ш! пш-ш! Стоит, окутанный дымкой. Вышел к людям — красавец мужчина!…

В приемном же, в холле (театр начинается с вешалки), уже собираются пациенты, кипит работа. Появляется К. — тоже санитар, сменщик Х., идет в комнату отдыха. Важное обстоятельство: у них с Х. один матрац на двоих. Рев:

— Сука!.. Сука!.. Опять матрас обоссал!.. На самый пол натекло!..

Х. (встревоженно)

— Да что ты!.. Где?.. Где?..

— Вот!..

К. тащит Х. к матрацу, дверь — нараспашку, очередь — созерцает и слушает.

— …Пфф! — Х. машет руками, негодующе открещивается. — Шшш!.. Ты что!… Это чай!… Я чай пролил!…

…Вечер. В отделении тихо, больных нет. Х., полувменяемый, сидит рядом с дежурной сестрой. Что случилось дальше — непонятно; возможно, рука сестры скользнула вниз — так или иначе, Х. уличили в эрекции. Через полминуты шокированный Х. обмочился.

Этим он побил хирурга-уролога К., до того утверждавшего пред восхищенной среднемедицинской аудиторией, будто эрекция и мочеиспускание — взаимоисключающие процессы.

* * *

— Интересно, как это вы считаете? — спросила заведующая у автора.

— ??

— Ну, когда больных пора выписывать.

— М-м… так вот и считаю… день поступления плюс курс…

С мечтательным вздохом:

— Надо научиться считать.

* * *

Доктор А. В., подобно Паниковскому, нарушил конвенцию.

Жалуется:

— Иду я поздно вечером, вижу — бутылка валяется с редкой этикеткой, красивая. Только нагнулся поднять, как тут же от стены отделилась тень и захрипела грозно: «Я тебя предупреждаю, козел. Положь на место!..»

* * *

Что значит опыт! матерость!..

С. рассказывал доктору А. В. о способе отличить спирт метиловый от спирта полезного, вкусного. Надо накалить медную проволочку, поболтать в стакане и, если появится легкий запах фенола, сделать вывод, что спирт — метиловый.

А. В. саркастически ухмыльнулся:

— Как же, не станет он пить, если там каким-то фенолом пахнет! Когда она уже куплена и открыта!…

* * *

Одна из сестер-хозяек матерится особенно затейливо — длинно, в рифму, но без злобы. Один, однако, обиделся. Пришел к начмеду-академику.

— Да, да, — закивал начмед. — С хамством мириться нельзя.

Снял трубку, набрал номер, позвал озорницу. Послушал, прикрыл микрофон ладонью, медленно вернул трубку на рычаг. Пожал плечами:

— Ну, вот видишь — и меня послала.

* * *

— У меня двадцать пять зубов своих, — похвасталась заведующая.

* * *

Из былого (лирика).

Картина: гинеколог Р. И. гуляет с котом.

Стоит так кротко под деревом, а поводок уходит вверх, в листья.

* * *

Есть такое мероприятие: совещание заведующих.

Автор туда не вхож.

Донесли: заведующая, прослушав текущую информацию, решительно, шумно помяла в ладонях листок бумаги и объявила:

— Пора!

Встала и ушла.

* * *

Сотворение мира становится все понятнее и понятнее.

В начале было Слово.

Пример: утро. В отделении — тишина. Спокойствие, идиллия. Состояние пациентов — без ухудшения, процедуры отпускаются, бесшумно вонзаются иглы, сливаются в сортир таблетки. Обстановка — безоблачная, первозданный хаос. И так могло бы остаться до конца рабочего дня. Куда деваться трактору из колеи?

Не тут-то было: появляется М. Произносится Слово, за ним — Второе и Двадцать второе. Материя нарастает, словно мясо на костях, начинается бытие. Призывается заведующая отделением, сидевшая до того тихо… пламенеет заря нового мира… день начался.

* * *

Р., главный врач поликлиники, разделил по принадлежности мусорные бачки: на больничные и поликлинические. Лично следил, чтобы — не дай Бог! — какая санитарка из больницы не сунулась в чужую емкость.

* * *

Из древней истории: некто Ю. К. работал санитаром. Однажды, опившись, он погнал куда-то «рафик» и умудрился перевернуть его на бок. Ю. К. перепугался до того, что свалил из больницы — вообще: уехал на Украину, к родным пенатам, где — как утверждает легенда — прятался у матери на чердаке.

Его нашел нарочный из северной столицы: доставил депешу. Ю. К. предлагалось срочно вернуться в больницу, ибо его назначили заместителем главного врача по административно-хозяйственной части.

…Звезду Суворову Александру Васильевичу!

* * *

В ординаторской — фотообои: березовый лес. То ли весна, то ли осень. Рядом — кушетка.

…Больная вставала с кушетки, ей было тяжело — костыли, корсет и прочие штуки.

— Держись за березу! — сказала заведующая отделением.

* * *

Автор сидел и писал. К сожалению, историю болезни.

— У вас тут ушастик под двухтысячным, — сказала заведующая, кивая на календарь.

— ??????

— Ну как же, смотри.

Там, под календарем, пришпиленным к темного дереву шкафу, проступали невразумительные узоры — то ли тряпкой оставленные, то ли обеспеченные убогой лакировкой: ушастик. Уши там были.

* * *

Летом вокруг больницы обильно зеленеют насаждения, и в них кипит бурная жизнь.

Соседки по палате посоветовали больной И., которой ничто не помогало, кустотерапию.

Она, печальная, явилась к автору: назначьте!

* * *

Что выясняется! Не в столь далекие времена заведующая возглавляла парторганизацию.

* * *

Ч., заведующий травматологическим отделением, пьет ежедневно.

Утром можно видеть, как он, приближаясь по тропинке к больнице, на ходу кладет в рот пластиночку жвачки.

Вот он рассказывает: пришла к нему в кабинет бабка, а он после вчерашнего — никакой. Совсем. А бабка поет:

— Вы мне так помогли! Так помогли! Я вас, доктор, отблагодарю.

Ч. мучается, злится, страдает — дескать, хватит, сука старая. Давай сюда свою бутылку и уматывай. А та не унимается:

— Так помогли!.. Так помогли!…

Полчаса это длилось. Наконец, бабка — опять же со словами «я вас отблагодарю» — полезла в карман и вынула подарок: жвачку. И не упаковку, а одну пластиночку.

* * *

Беседа.

Заведующая отделением (сидя):

— Я уже десять лет как не снимала электрокардиограмму. Я себя чувствую хорошо.

Доктор М.:

— Еще бы.

* * *

Трогательная история: автор дежурил, позвонила дочка Саша 5 лет. С детской серьезностью попросила:

— Будьте бобры, позовите (имярек)…

Что ж… устами — и так далее. Ребенок не ошибся. И сослуживицы восприняли как должное.

* * *

Плохо освещена поездка на электричке! А в разъездах проходит едва ли не треть жизни.

Пейзаж: хирург-уролог К., автор, коллега С. Год — Бог его знает, какой, мостят дорогу для Ельцина: ждут.

Автор (печально глядя в окно):

— Забегали, суки. Дорогу ремонтируют! Ельцин едет.

С. (похлопывает К. по колену):

— К тебе едет: на мазок.

К. (с обычной мечтательностью):

— Кардиолог Акчурин — первое сердце, я — второе.

* * *

Фотообои не дают заведующей покоя. Созерцая, отметила

— Березу криво нарисовали.

* * *

Поступили два брата, оба ливийцы. Внешность вполне моджахедская. Ну, там у одного то ли инсульт, то ли по башке треснули, а брат за ним ухаживает, но тоже с каким-то недомоганием. Первый же — совершенный баклажан, ничего не говорит и шевелится плохо.

Через две недели явился начмед. Он нахмурился и спросил:

— Почему с ним не занимаются логопеды?

— ??? Как?? Они же не понимают по-арабски.

Начмед пришел в известное замешательство. Осторожно:

— Да? А, может, все-таки попробуют?..

* * *

Это еще не все про ливийцев. Они совершали намаз, и в это время все больные из палаты расползались кто куда.

Начмед решил это дело упорядочить (церкви в больнице тогда еще не было). Решил подыскать небольшое молельное помещение.

На это доктор С. заметил:

— Коли так, придется включить в это место некоторые элементы мечети. И нарисовать, где Мекка, а то ведь они на Кронштадт молятся.

Начмед задумался.

— А это мысль!

* * *

Почти ежедневно можно видеть, как через больничный двор из корпуса в корпус бредут две фигуры: большая, сонная, грузная, а рядом — маленькая, старенькая и сухая (семенит). Это Пат и Паташон, они же — главная сестра больницы Г. (большая) и эпидемиолог Б. (старенькая). Идут куда-то с инспекционными намерениями. Проверяют, нет ли где фекалий.

Эпидемиолог — случай тяжелый всегда, а здесь — в особенности.

Сделали как-то раз в реанимационном отделении ремонт. Все сверкает! Явилась Б., сует везде свой нос — столько ведь вокруг интересного! — ей показывают то одно, то другое. И вот встрепенулась:

— А куда вы выливаете утки?

— М-м… В унитаз!

— А моете их где?

— Вот! — реаниматолог показал ей раковину и шланг, который надевают на кран.

— Непорядок. Надо отдельно.

И сделали умышленную утятницу. Если гордость неврологического отделения — клизменная, то в реанимации — утятница. Полсортира занимает, блестит. Дорогая.

С тех пор, стоит Б. зайти к реаниматологам, ее перво-наперво ведут утятницу смотреть. Б. уже старенькая, ей это каждый раз в новинку.

Утятница, понятно, бездействует. Ни разу не попользовались. И шланг в ней свернутый лежит.

* * *

Заведующая (неожиданно):

— А память стала улучшаться.

— Это почему?

— Пью циннаризин, ноотропил…

Через тридцать секунд, смеясь:

— Знаете, как написала? Тридцать первое, ноль шестого!…

* * *

Привезли личность, отдаленно напоминающую человека. Алкогольные судороги. Не помнит ничего, однако не удивляется.

— Что с тобой было? Почему тебя сюда привезли?

Пожимает плечами. Предполагает:

— Да ноги натер…

Действительно: обувь, когда развалилась сама собой, явила сильно сбитые, изъязвленные лапы.

— … Что ж ты пьешь-то столько?

— Иначе никак нельзя.

* * *

Выяснилось, что К., зам. главного врача по экспертизе, — в некотором роде поэт. Бывало, вываливал вирши тоннами — в поезде и в автобусе, по пути на работу и обратно. Пуще прочих внимал ему, захлебываясь лаем, верный, благодарный слушатель — патологоанатом. Вот, например: «Сидела в клетке канарейка, была у птички гонорейка». Возможно, это не К. сочинил. Возможно, стихи ему так понравились, что он их присвоил.

* * *

Приближается очередной День Медработника. Администрация больницы арендовала для торжеств пустующий пионерлагерь (по слухам, больнице и принадлежащий). Как выразился доктор С. — черт с ним, не жалко. От профкома — столы: водочка и колбаска.

* * *

За одним пациентом, лежавшим в отдельной палате, ухаживал брат.

Заведующая вошла и, сдвинув брови, спросила:

— Где больной?

— На физкультуре.

— А ты кто?

— А я брат.

— Раздевайся!

— Зачем? — Брат впал в прострацию.

— Раздевайся!

Несчастный выскочил в коридор, где начал кричать, что раздеваться он не хочет и не будет. На это заведующая невозмутимо ответила:

— Ну, не хочешь — и не надо. Я тебя так посмотрю.

* * *

В больницу попал сыроед. В прошлом он получил по голове; с годами травма, как говорится, обросла мхом, возникли необычные мысли.

Когда подали свеклу, закатил скандал:

— Хвостики! Хвостики где? Это же самое вкусное!

…Ему предложили посетить пищеблок — там полный таз настригут.

* * *

И. Г., которая проработала в больнице недолго, так как побоялась повредиться умом, услышала беседу двух больных. Они купили чистящее средство «Крот» и сильно радовались этому приобретению.

— Теперь нам зашибись: у нас «Крот» есть, — говорил один.

— Да, с «Кротом» будет здорово, — соглашался второй.

И. Г. вскричала

— Как вы можете! Немедленно отпустите несчастное животное!

* * *

Важное дело: очередное обсуждение вопросов гражданской обороны.

Выяснилось, что все плохо — начиная с ворот. Пес его разберет, кто и зачем приезжает.

Дали указание: следить за посетителями. В смысле — что несут и что выносят.

Доктор С., человек дисциплинированный, пригласил старшую сестру (ту самую) и строго распорядился: смотрите в оба! Не дай Бог, взрывчатку пронесут. Гексоген. Старшая сестра искренне ужаснулась:

— Но я не знаю, как выглядит гексоген!

* * *

У автора праздник: вышла первая книга! Вечером сидели в издательстве, обсуждали литературный процесс.

Утром — как на крыльях! С киигами в сумке, с пером наперевес…

Явился, а в ординаторской — учения! Снова чума! Медсестру в балахон закутывают! Пат и Паташон сидят, задают каверзные вопросы. Например:

— При заборе анализа на посев — на сколько сантиметров вы засунете в задний проход палочку?

* * *

Уже и финиш не за горами. Поцитируем местную прессу. Шутки в сторону, все дословно.

«(…) в газетах появилось несколько статей, обвиняющих медиков (…) в нерадивости (не уберегли медицинские термометры от нападения на них невменяемой больной), главного врача — в злом умысле (довела ситуацию с родильным домом до его закрытия, навредив этим всему детородному населению района (…)).

(…) Анализируя ситуацию, главный врач отметила, что в обвинительных статьях в адрес ТМО, несмотря на разную тематику, есть немало общего: они в большей части лживы, поверхностны, не отражают сути вопроса или проблемы, достаточно злобны по тональности. (…)

Теперь по сути.

В ситуации с разбившимися термометрами медицинские работники оперативно выполнили все необходимые мероприятия по ликвидации очага загрязнения; вот только специалистов, имеющих оборудование, способное определять уровень загрязнения, быстро вызвать не удалось — были неизвестны их недавно изменившиеся номера телефонов. (…)