Под ивами
Тонкая ветка пульсирует в воздухе, слегка тянет его на себя, потом — отпускает. Листья — вечнозеленые, все время те же, будто никогда не падают. Я сижу на камне, я же здесь всегда сижу. И что мне, жаловаться? Это же рай, мне здесь хорошо. Правда? Я слышу, как кто-то роняет смех, но это не смех. Это не смех. Он пузырится в горле и выходит наружу, как жидкая тень, которая стекает в землю, но я не могу понять, чья эта тень. Она мне знакома. Да, она моя. Это я так смеюсь. Это я так плачу. Потому что смех и слёзы — это одно. И все они знают это. Но никто не говорит этого вслух. Мы все улыбаемся. Это правило. Невозможно не улыбаться, потому что если ты не улыбаешься, ты исчезаешь. Просто исчезаешь. Как пустой контейнер, который больше не нужен, так исчезает и твое «я». Ты станешь частью этих ив, частью камня, частью тени. И даже не заметишь. Я пытаюсь говорить, но слова превращаются в пустую оболочку. Они не доходят до моего рта. Я не могу их произнести. Всё внутри меня — как замкнутый круг, как плотная оболочка, где звуки, которые я хочу произнести, ломаются в воздухе и рассыпаются в тысячи бессмысленных частиц. Я пытаюсь крикнуть, но меня никто не слышит. Я пытаюсь, но мне не нужен этот крик. Я же уже здесь, я здесь — я весь в этом. Я — ива, я — камень, я — шелест листвы, что не уходит, не падает, не умирает. Я просто… здесь. Но внутри меня, глубоко, в самом темном уголке, есть что-то, что не может быть подчинено этой улыбке. Я пытаюсь вспомнить, что я был до того, как оказался здесь, под ивами. Я пытаюсь вспомнить, что значит быть живым. Но всё, что я помню, — это пустота. Моя жизнь была такой, и теперь она стала такой же. Но что, если я был другим? Что, если раньше я мог кричать? Или хотя бы думать? Почему я больше не могу? Я ощущаю, как мои мысли расползаются, как светящийся пыльный след, теряющий форму. Всё исчезает, и не остаётся ничего, кроме этого места, этого мира, где я не могу быть собой, но где все считают, что я счастлив. Сколько я здесь? Век? Миг? Несколько секунд или целую вечность? Я не знаю. Время здесь не существует. Оно растворяется в воздухе, в этих листьях, в этом бесконечном покачивании. В мире, где нет смерти, не может быть и жизни. Всё застывает, застревает, как неподвижное облако, которое не сдвинется никогда. Мы все тут, и всё тут мы. Мы… одни и те же.
Я смотрю на людей. Мы все одинаковые. Все мы — они, и я тоже, не исключение. Но мы не видим друг друга, не понимаем. Мы просто… рядом. Мы улыбаемся. Все улыбаются, и это как гипсовая маска, закрепленная на лице, которая никогда не соскользнет. И вот я иду, а вокруг меня эти люди все такие же. Они разговаривают, что-то говорят, но их слова как звуки, которые я не могу понять, как старая, искривленная речь, эхом звучащая в пустоте. Они смеются, но это не смех. Это звуки, которые должны быть смехом, но они не имеют смысла. И мне, наверное, нужно смеяться тоже. Так, как все. Я слышу себя в их словах, и мне кажется, что я понимаю их. Но я понимаю только то, что они знают, что здесь все правильно, что все должно быть так, потому что все улыбаются. Я подхожу ближе, чтобы поговорить с одним из них. Он всё равно не видит меня. Я его не вижу. Мы не видим друг друга, но мы улыбаемся. Я говорю что-то невнятное — слово, которое мне не знакомо, но которое я должен произнести. Он отвечает, и его слова — пустая оболочка. Они не несут в себе ничего. Это слова, которые всегда говорят, потому что это нужно. Нужно сказать их, чтобы быть здесь. Мы все говорим одно и то же. Мы все говорим «здесь хорошо». Но что это значит? Я не знаю. И мне не нужно это знать. Он улыбается, и я чувствую, как эта улыбка проникает в меня, как я становлюсь частью этой улыбки. Но я не могу понять, что в этой улыбке есть. Всё и все одинаковы, но они так говорят, они двигаются, они как-то существуют, но не существуют. Они застряли в этом моменте, как и я. Мы все здесь, и все, что мы можем делать, — это быть. Мы не можем быть другими. Мы не можем быть кем-то, кем не являемся. Мы не можем даже почувствовать, что не являемся кем-то, потому что это невозможно. Я не могу понять, где начинается я, а где заканчивается другой. Мы все тут — такие же и не такие.
Тут нет страха. Это так странно, ведь я всегда думал, что страх — это естественная часть жизни. Я думал, что страх исчез совсем. Что он больше не может дотронуться до меня. Но потом понял: он просто сменил форму. Он спрятался. Он стал тишиной. Он наблюдает за мной изнутри этой идеальной гармонии. Я пытаюсь его найти, ощутить, но он ускользает, как привидение, которое ты видишь уголком глаза, но, когда пытаешься взглянуть прямо, его уже нет. Я не знаю, как это возможно. Я не знаю, как я могу быть без страха. Я помню, как раньше я боялся. Боялся всего: потерять что-то важное, не успеть, не сделать, не сказать, не быть… Но теперь я здесь, под этими ивами, и ничего не боюсь. Нет ни тревоги, ни угрозы, ни даже маленькой искры страха. Всё кажется таким мягким, таким уютным, таким… совершенным. Мне кажется, что я должен бояться, но мне нечего бояться. Здесь нет ничего, что могло бы причинить мне вред. Я наблюдаю за окружающими: они не боятся ничего. Они ходят, разговаривают, смеются, без следа волнения. Их лица, эти улыбающиеся маски, не выражают даже намека на тревогу. Все будто бы знают, что ничего плохого не случится. И это пугает. Мне не нужно беспокоиться о завтрашнем дне. Я не должен бояться потерять что-то или кого-то. Это место словно сделано, чтобы я забыл, что такое страх. Но чем больше я пытаюсь понять, что это, тем яснее я ощущаю, какое здесь все… ненастоящие. Я пытаюсь вспомнить, что такое страх. Он когда-то был настолько реальным, настолько острым. И сейчас, когда я начинаю искать его, я чувствую, как он ускользает, словно мне не позволяется его вспомнить. И вот я снова в этом месте, в этом идеально ровном, безболезненном мире, где нет ни тени страха, и это странно. Ведь раньше я жил в его тени, и это казалось нормальным. А теперь, когда его нет, мне не хватает его присутствия. Страх, казалось, был таким необходимым. Но он ушёл. Как и всё остальное. И теперь… я просто есть. Но не живу.
Я встретил их. Людей, которые здесь так же, как и я, «живут». Или, возможно, не «живут». Я всё ещё не могу понять, что именно они делают. Почему они ходят по этой земле, улыбаются, говорят о всякой ерунде, но всё это так механически, как будто они не знают, что такое настоящая жизнь. Но они улыбаются. И я улыбаюсь. Потому что это то, что ожидают от меня. Я тоже хочу быть частью этого мира. Я не хочу оставаться в стороне. Они подошли ко мне с теми самыми лицами. Те же маски, те же пустые глаза. Но они как бы искренны в своих улыбках. Они хотят, чтобы я поверил в их радость. Они говорят, как здесь прекрасно, как всё гармонично. Они искренны, да? Так ли это? Я не знаю. Это чувство — странное. Я не могу определить, что они чувствуют. Но я чувствую, как мне хочется быть частью этой маски. Я пытаюсь понять, что они испытывают. Как они могут быть такими… счастливыми? Это место, этот мир, всё здесь словно подчиняется одному единому закону: улыбаться. Будь счастливым. Всё просто. Всё идеально. Они обнимают меня, говорят, что я здесь не один, что я наконец-то дома. Дома? Где? Я не помню, как я попал сюда. Я не помню, как я стал частью этого. Но эти люди, они верят. Верят в это место. Я даже хочу им поверить. Я хочу поверить, что всё это — не ложь. Я хочу верить, что эти лица, полные улыбок, говорят правду. Но я смотрю на них и не понимаю. Я не знаю, что с ними происходит. Я не знаю, кто они на самом деле. Они такие же, как и я, но они выглядят… как-то неестественно. Как будто это всё — искусственная жизнь. Они как роботы. Или как птицы, привязанные к своим клеткам. Они ходят, говорят, повторяют одни и те же фразы, не задумываясь. Как будто на них наложена какая-то невидимая программа, и они не могут выйти за её пределы. Я улыбаюсь. Потому что я должен. Потому что я так привык. Но внутри что-то не так. Я пытаюсь поговорить с ними о том, что меня беспокоит, но их ответы всегда одинаковы. «Здесь всё хорошо. Всё прекрасно. Мы все счастливы». И всё, больше никаких слов, никаких вопросов. Я хочу понять. Я хочу увидеть, что скрывается за этой маской, но мне никто не даст ответ. И я боюсь, что я сам становлюсь частью этого спектакля, без возможности выйти. Я снова смотрю на их лица. И понимаю, что эти улыбки — это не что-то живое. Это не настоящий смех, это просто… повторение. Всё, что они говорят, уже было сказано раньше. Всё, что они делают, уже было сделано. И я, наверное, тоже буду так делать. Улыбаться. Становиться частью этой системы. В конце концов, мы все одинаковы.
Я начал терять счёт времени. С каждым днём, или может, с каждым мгновением, я ощущаю, как всё вокруг превращается в одну бесконечную повторяющуюся картину. Люди, эти люди, с их масками счастья, с их беззвучными разговорами о пустяках, наполняют мою жизнь, как жидкость, которая проникает в самые глубокие трещины. Сначала это было облегчение: будто я наконец-то нашёл место, где нет боли, где нет страха. Но теперь… теперь я начинаю ощущать, как эта эйфория становится пустой. Она как наркотик медленно разрушает всё, что осталось во мне. Я не помню, что было до того, как я оказался здесь. Я не помню, кто я был, как я жил, что делал. Всё, что у меня есть — это эти ивы, раскачивающиеся под невидимым ветром. Всё, что я знаю — это улыбки, разговоры, повторяющиеся по кругу, как если бы время в этом месте не имело никакого значения. Я… я начинаю наслаждаться этим, начинаю забывать, что такое быть другим, быть настоящим. «Здесь все счастливы», — мне говорят это снова и снова, и я снова и снова повторяю это себе. Всё выглядит так красиво, так правильно, так идеально. Я забываю, что тут нет времени, нет настоящих эмоций. Я забываю, что когда-то я мог чувствовать. А теперь я… я просто улыбаюсь. И это ужасает меня. Я начинаю поддаваться. Я начинаю быть этим. Начинаю растворяться в этом месте, где нет боли, где нет горя, где нет страха. Это как эйфория, как чувство, что я больше не должен ничего делать. Я просто… существую. И мне становится комфортно. Все эти люди вокруг меня. Мы все такие одинаковые. Мы все улыбаемся, мы все вместе. Это же чудо, не так ли? Мы все счастливы. Мы все нашли своё место. Почему бы и нет? Я начинаю понимать, что, может быть, всё это — и есть смысл. Я начал забывать, что было до этого места, что я был кем-то другим. Я… я даже не помню, что меня беспокоило. Всё исчезло. Это место сделало меня пустым. Сделало меня счастливым. И я наслаждаюсь этим. Всё так просто. Так идеально. Почему раньше я не замечал, как это прекрасно? Но, может быть, вот в чём проблема, это не настоящее счастье? Это не мой настоящий смех? Это не настоящая жизнь. Это просто… иллюзия. И я не могу перестать улыбаться, даже когда меня изнутри пожирает пустота.
Я наблюдаю за ними: за всеми этими людьми, что ходят вокруг меня, как тени, застигнутые в вечном танце. Они всё время улыбаются. И эта улыбка — она не уходит. Они не снимают её, как не снимают маски, как не снимают одежду. Я смотрю на них и понимаю, что их мир — это не мир. Это спектакль. Зачем они улыбаются? Зачем они повторяют одни и те же фразы, одни и те же жесты, опять и опять? Время не существует здесь. Оно просто растворяется в этом месте, как туман, который не оставляет следа, как звук, не оставляющий эха. Всё повторяется: разговоры, смех, эти бесконечные прогулки под ивами. Они всегда одинаковы. Никто не меняется. Это как, когда ты смотришь на одно и то же изображение слишком долго, и оно начинает терять свою чёткость, расплываться, становиться чем-то нечётким, бессмысленным. Но в этом месте это неизбежно. Ничто не меняется. Люди просто… существуют. Может, они тоже замечают? Может, у них внутри тоже что-то начинает трескаться, как и у меня? Может быть, их улыбки — это не то, что они чувствуют? Я пытаюсь разговаривать с ними, пытаюсь задать им вопросы, но они… они не отвечают. Они улыбаются. Просто улыбаются, не обращая внимания на то, что я спрашиваю. Они отвечают на всё одинаково: «Здесь прекрасно». «Здесь всё хорошо». Как будто их ответы высечены как каменные плиты, вырезанные по одному и тому же шаблону. И мне становится страшно. Они не живые. Они не настоящие. Их радость — это не радость. Это не эмоции. Это пустота, искусственно созданная, заставляющая их двигаться, двигаться бесконечно, улыбаться бесконечно, пока всё не растворится в этом проклятом замкнутом круге. Мы все тут. Мы все одинаковые. Мы все становимся одним. Это меня пугает. Я начинаю чувствовать себя как одна из этих фигур — вырезанная, статичная, беззвучная. Улыбающаяся. Вечная. Как долго я могу это терпеть? Сколько ещё я буду смотреть на их фальшивые улыбки, в их пустые глаза, сколько еще я буду слушать их ничтожные слова, повторяющиеся снова и снова? Неужели я тоже стану таким? Буду ли я всегда сидеть здесь, среди этих лиц, среди этой бессмысленной гармонии, в которой нет места для боли, нет места для страха, нет места для чувства? Почему меня не пугает то, что происходит со мной? Почему я не могу бросить этот мир и выйти за его пределы? Почему я улыбаюсь? Я не знаю, что делать. Но я не могу забыть, что здесь всё повторяется. Всё одинаково. Всё бессмысленно.
Я сижу под ивами, наблюдая, как все эти люди проходят мимо, как всегда, с улыбками на лицах. Эти улыбки… Они мертвые, как статуи, искусственные, как неподвижные куклы, с которых сошла краска. Люди рядом — они всё те же, они всегда были такими. Они говорят то же самое, они делают то же самое. Они не меняются, как все эти деревья, как сами ивы, которые вокруг нас, кажутся вечными и неизменными. Я пытаюсь это понять. Почему я начинаю чувствовать этот странный холод в груди? Почему, несмотря на эту навязчивую гармонию, в моей голове что-то щелкает, что-то трещит, ломается? Я видел их раньше, этих людей. Я разговаривал с ними, смотрел на их глаза, слушал их слова. Но вот теперь они все такие чуждые. Нет, не так… не чуждые. Просто… они ничего не чувствуют. Это не люди. Это пустые оболочки, наполненные механической радостью, искусственными счастливыми фразами. И если присмотреться, то каждый их шаг — это шаг по заранее выложенной дороге, каждый взгляд — это взгляд, за которым не скрывается ни мысли, ни чувства. Я не могу сдержать это ощущение, что всё вокруг меня — это тонкая пленка, натянутая на мир, как на экран, который не может отразить истинную реальность. Почему никто не сомневается? Почему все так уверены, что всё хорошо? Почему я, сидя здесь, среди этих лиц, ощущаю, как невыносимо все это повторяется, как застывает? Эти люди не задаются вопросами, не ищут причин, не сомневаются. Они улыбаются, и это главное. Но почему мне так холодно от этого? Почему их смех становится для меня чем-то глухим, как звук, который отдается эхом в пустой комнате? Я даже не могу понять, что именно тревожит меня. Не могу понять, почему я начинаю сомневаться в том, что меня окружает. Всё ведь идеально, всё ведь гармонично… А что, если я ошибаюсь? Что, если этот мир не идеален? Что если он — пустота, скрытая под плотным слоем фальшивых улыбок и бессмысленных повторений? Я начинаю искать ответ, но каждый мой шаг назад заставляет меня чувствовать, как всё это засасывает меня, как это место, эти люди, сами ивы тянут меня в бездну, где нет выхода. Нет, я не могу больше смотреть на их пустые лица. Я не могу больше делать вид, что это всё нормально. Почему никто не переживает? Почему никто не задает вопросов? Почему я единственный, кто чувствует, как этот мир начинает ползти, как он начинает давить? Почему я один начинаю понимать, что это не рай, а ловушка, которая заманивает в свою бесконечную петлю? Может быть, если я буду кричать, если я наконец буду вопить, что всё это неправда, что всё это только иллюзия, может я, наконец, смогу вырваться? Но почему я боюсь? Почему всё во мне заставляет молчать? Улыбаться? Тоже стать частью этой пустой, вечной игры?
Я пытался поговорить с ними. С этими людьми, которые казались такими близкими, такими знакомыми. Я думал, что если я подойду, если задам вопрос, если хоть что-то встряхнет их внутреннюю пустоту, возможно, я смогу найти ответ. Но я ошибался. Они не ответили. Они всегда отвечают одинаково, как это делали раньше. «Здесь хорошо», — так говорят все. Как автоматические куклы, как заведенные игрушки, они повторяют одни и те же слова, снова и снова, не чувствуя, не думая. И вот они улыбаются мне, и их улыбка — не просто пустая, она пугающая. Она как маска, скрывающая нечто более глубокое, нечто, что они никогда не покажут, не признают. И они снова говорят: «Здесь всё хорошо». Но я вижу их глаза. Я вижу, как они пытаются не смотреть на меня слишком долго. Я вижу, как их взгляд скользит по мне как по стене, по чему-то, что можно игнорировать. Я начинаю чувствовать, как я становлюсь несуществующим в их мире. Как если бы я был всего лишь тенью, отбрасываемой ими, а не живым существом, нуждающимся в общении, в понимании. Я начал задумываться, что происходит с ними. Почему они не чувствуют того, что я чувствую? Почему этот мир кажется таким несоответствующим моим ощущениям? Почему я начинаю чувствовать, что они все одинаковы, что они не люди, а просто элементы этой иллюзии, эта бесконечная сцена, на которой они играют свои роли? Я думаю, что они могут чувствовать, что что-то не так. Но они не могут об этом говорить, как будто… им запретили. Как будто сам мир не позволяет им выражать страх, не позволяет сомневаться, не позволяет думать. Я задаю вопросы, пытаюсь найти ответы, но всё, что я получаю в ответ — это одинаковое: «Здесь всё хорошо». Словно что-то в их сознании блокирует любые другие мысли. Как если бы они забыли, что такое быть живым, забыли, что значит испытывать боль, страх или желание. Я не знаю, как долго я могу продолжать это. Как долго я смогу смотреть на их застывшие лица, на их вечную улыбку, которая всё больше превращается в гримасу. Я пытаюсь что-то понять, но вокруг меня всё снова повторяется, снова те же слова, те же жесты. И чем больше я это замечаю, тем более отчужденным я становлюсь. Чем дальше я иду, тем яснее становится, что никто, даже я, не может выбраться отсюда. Нам всем велено быть счастливыми, и если кто-то начинает сомневаться, если кто-то начинает чувствовать, что этот мир нереальный, его просто игнорируют. Я чувствую, как мой внутренний протест растет. Но что это даст? Я ведь ничего не могу изменить. Как бы я ни пытался, всё возвращается на круги своя, и их пустые лица, и их улыбающиеся глаза всегда следуют за мной. Я боюсь, что, если я буду слишком сильно сопротивляться, я просто исчезну, как тот, кто был до меня, как те, кто исчезает, когда начинают задавать вопросы. Но не могу же я оставаться молчаливым. Не могу же я просто улыбаться, как все эти люди? И вот, я замечаю это — на мне всё больше шрамов, на моей душе, на моем сердце. Я начинаю ощущать, как их ответы становятся тяжёлыми. Всё больше и больше они начинают звучать как приговор. И они будут повторяться до тех пор, пока не затмят мой голос, мои мысли.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.