Бесплатный фрагмент - Почтальон

Почтальон

Пролог

— Послушайте, я просто прошу открыть…

— Молодой человек, я сейчас вызову полицию!

С каждой уходящей секундой этот диалог казался Паше все менее конструктивным. Конечно, за несколько лет работы в почтовом отделении Коновалов давно успел привыкнуть к тому, что в рамках его профессии случаются подобные казусы: недоверие в голосе, гримаса подозрения на лице, а иногда — откровенная враждебность. Однако сегодня эта утомительная беседа имела все шансы добить почтальона и позволить получить премию «худший день года».

Но обо всем по порядку.

Все началось с безобидного, но очень неприятного события: Паша вышел из дома в «неправильных» очках. Проблемы со зрением у Коновалова начались еще в школе. С ранних лет мальчик обожал читать. И если некоторые люди не зная, что подарить на праздник другим, со стебом шутили, что «книга — лучший подарок», то для Паши это являлось истиной. Книга, действительно, для мальчика была лучшим подарком, другом, собеседником и учителем. В девятом классе Паша был уверен, что свяжет свою жизнь с писательской деятельностью. Своего рода редкость, когда в пятнадцать лет ты точно знаешь, кем станешь в будущем. В этом возрасте почти все убеждения о себе и мире являются иллюзией, которая при взрослении разбивается о реальность бытия. Но с писательством у Коновалова было все предельно ясно: он не мог не писать.

Паша сочинял стихи, а иногда даже брался за написание небольших рассказов. Когда у него появилась эта внезапная любовь к творчеству, Коновалов сказать не мог. Он с раннего детства, зачастую неосознанно, сочинял сюжеты разных удивительных историй. А в какой-то момент попросту понял: места для хранения фантазий в голове уже недостаточно. Какие-то фрагменты сюжетных хитросплетений забывались и видоизменялись, а ускользающие идеи удержать в голове становилось все сложнее. Пришло время делиться своими фантазиями с бумагой.

Разумеется, все исписанные Пашей страницы уходили, что называется, «в стол». Родители скептически относились к увлечению своего сына. Однажды в детстве мальчик сочинил ко дню рождения матери небольшой стих. Тем вечером в их квартирке собралось много шумных и, спустя некоторое время, пьяных гостей.

Подгадав, когда мама останется на кухне одна, Паша незаметно прошмыгнул туда и неловко протянул имениннице самодельную открытку.

— Что это? — спросила мама, параллельно занимаясь горячим блюдом в духовке, даже не взглянув на открытку. — Дорогой, мне сейчас некогда заниматься всякой ерундой. Иди, поиграй в комнате. Хочешь, я наложу тебе еще салата?

— Это тебе, — смущенно произнес мальчик, все еще держа перед собой открытку. — С днем рождения, мама.

Наконец, женщина обратила внимание на подарок своего сына. Разрисованный карандашами лист бумаги ярко играл пестрыми красками. Сверху красным карандашом огромными буквами была коряво написана фраза «С днем рождения!». Ниже на открытке были изображены все три члена семьи: мама, папа и сам Паша.

А еще ниже прилагалось небольшое стихотворение:

«Нашей маме все ни по чем!

Я буду тебе опорой! Плечом!

Пусть счастье тебя окружает сполна.

Больше всех на свете мне, мама, нужна!»

— Это… мило, — приподняв бровь, протянула женщина, после чего отбросила открытку на край стола, прямо туда, где был разлит майонезный соус. — А теперь, дорогой, помоги маме отнести закуски гостям.

На следующий день мальчик нашел свою открытку в мусорном ведре. После этого Паша никогда и никому не показывал плоды своих творческих стараний.

Тем не менее мальчишечье хобби стремительно набирало обороты. Небольшие рассказы заполняли все ящики письменного стола. Нет, мыслей получить Пулитцеровскую премию у Павла не было и в помине. И все же, в глубине своей души, он таил надежду на то, что его рассказы могут быть кем-то прочитаны и чего-то да и стоить. В конечном итоге Коновалов решил, что Государственную Итоговую Аттестацию в школе он посвятит гуманитарным предметам.

Литература, разумеется, была в их числе.

Проблемы начались в тот самый момент, когда Паше впервые показали список литературы для подготовки к аттестации. За две недели школьнику предстояло осилить пятнадцать произведений классической русской литературы! Немыслимое количество! Перечень рассказов из этого списка составлял несколько страниц, другие же произведения оказались настоящими тяжеловесными мастодонтами. Только на «Тарас Бульба» у Коновалова ушло несколько вечеров. И пусть Паша любил читать книги так же сильно, как и писать, но такой малый срок неизбежно заставлял мальчика нервно грызть ногти.

Однако любовь к литературе и вера в собственное творческое будущее была сильнее подобных преград. Собрав волю в кулак, Паша с головой погрузился в чтение. Вот только библиотечным книгам мальчик предпочел различные интернет-источники. В итоге, проведя перед монитором все четырнадцать дней к ряду, зрение Коновалова снизилось еще больше.

В десятый класс Паша пошел уже в очках.

Хуже этого было то, что Коновалов так и не реализовался, как писатель. Изначально он решил податься в журналистику, отправившись в местное издание в своем небольшом городе. Однако очень быстро его творческий огонь в глазах потушила суровая реальность. Со слов главного редактора, у Паши не было и крупицы таланта. Тексты выглядели сыро и пресно, а читать их было откровенно скучно. На протяжении всего времени, что редактор критиковал и обесценивал старания Паши, он стойко принимал эти обидные слова, не возражая и не оправдываясь. Но стоило ему лишь покинуть редакцию, как поток эмоций было уже не остановить. Коновалов буквально захлебывался разочарованием в себе.

Слезы душили школьника и потому, что в этот момент он понял: писателем ему не быть. Всего один критический отзыв, но как же сильно он приспустил мальчика на землю! От неуверенности в собственные силы его начало тошнить. В этот момент Паша был омерзителен сам себе. Вернувшись домой, Коновалов собрал все свои тетради с рассказами и заметками и выкинул эту бесполезную макулатуру в мусорное ведро, как когда-то выкинула его самодельную открытку родная мать. Так «бумагомарака» задушил в себе мечту стать писателем.

Родители о душевных страданиях сына так и не узнали. Друзей, которым можно было бы выговориться, у Паши не было. Да и сейчас нет.

И вот сегодня, второпях выходя из своей маленькой квартиры, двадцатисемилетний Павел Коновалов надел совершенно «неправильные» очки. Первый промах за это утро, который в дальнейшем превратится в набирающий обороты снежный ком из неудач и невезенья. Оказавшись в почтовом отделении, Паша нашел скромный уголок и, пока коллеги не видят, принялся приводить свой аксессуар в более приятный для чужих глаз вид.

Дело в том, что сегодня Коновалов надел очки, в которых ходил исключительно дома. Они были потрепанные и старые, с облезшей краской на переносье. В таких выйти из дома было чудовищно стыдно. Да только Паша понял свою ошибку слишком поздно. А потому, дабы хоть немного улучшить свое положение, Коновалов судорожно закрашивал проблемные участки переносья черным маркером под цвет самой оправы. Жалкое зрелище, но Паше было важно выглядеть на работе презентабельно. Мужчина очень хотел завести себе друзей хотя бы тут, пусть эти шансы неуклонно стремились к нулю, с каждым годом все сильнее. С родителями мужчина не поддерживал связи.

Одиночество разъедало его изнутри.

Второй проблемой сегодняшнего дня стал почтовый грузовик. Перед непосредственной работой Коновалов с шофером развозили корреспонденцию на те участки города, за которыми были закреплены. Поначалу все шло хорошо. Езда проходила в привычной тишине… почти. Несмотря на то, что Паша знал водителя лучше многих своих коллег, разговор у них никогда не клеился. Это были два человека совершенно противоположных по всем параметрам. Утонченный, творческий и ранимый разносчик писем — с одной стороны, и суровый брутальный водитель с криминальным прошлым — с другой.

Обществу Коновалова шофер зачастую предпочитал разговоры с самим собой. Обычно они выливались в оскорбительные комментарии о других участниках дорожного движения. Типа: какой идиот додумался выдать водительские права другим идиотам за рулем, что ехали рядом с почтовым грузовиком и вечно мешались под колесами. Сам же почтальон, будучи неспособным поддерживать подобные беседы, тратил драгоценные минуты в поездке на чтение классической литературы. Почти всю жизнь именно она заменяла Паше друзей.

И вот случилось непредвиденное. Спустя некоторое время, служебный транспорт дал сбой, причем в самом центре города на середине дороги, где стоянки были строго запрещены. Грузовик так резко остановился, что водитель чуть не ударился лбом о руль, а Паша выронил книгу из рук. Выругавшись, шофер быстро переключил автомобиль в аварийный режим и вышел из кабины. Он копошился во внутренностях машины, то и дело матерясь самыми отборными словечками. Лишь сигаретный дым из-за капота говорил о том, что где-то там ведется непримиримая борьба между человеком и машиной.

Коновалов сидел на переднем сиденье и нервно поглядывал на циферблат наручных часов, нелепо обхватив лежащую на коленях рабочую сумку. Выглянув из окна, Паша осторожно спросил:

— Слава, ну как там дела?

— Как там дела?! — шофер показался из-за капота весь в какой-то черной саже. — Хреново тут дела, пацан! Тут похоже всё, полный абзац!

— Но… Как я…

Водитель посмотрел на Коновалова, словно говорил с идиотом:

— А мне почем знать? Иди пешком. Все, завязывай, Пахан, сейчас вообще не до тебя. Ну, твою ж мать! Ну какого…

Рабочее время шло, а процесс стоял. И все же почтальон дал себе еще минуту. Может быть, случится чудо, и грузовик волшебным образом поедет дальше? Когда же голова шофера снова показалась из-за капота, Коновалов все понял только по одному выражению лица: Паша был вынужден идти пешком.

Когда Коновалов, запыхаясь от незапланированной пробежки, вернулся в почтовое отделение и объяснил всю ситуацию, начальство лишь развело руками, предложив воспользоваться служебным велосипедом. Вот только той кипы писем, что предстояло Паше развести сегодня, было слишком много. Они едва ли помещались в его сумку, а с таким грузом кататься на велосипеде — верный способ разбить себе колено или локоть. Да и управлять этим транспортным средством, если честно, Паша не умел. Стыдно признаться, но у Коновалова никогда не было велосипеда.

Но дальше — хуже.

— А что это у тебя за пятно? — спросили у Паши, когда тот было собирался уходить.

— Чт… что? — с нервной улыбкой переспросил почтальон.

— Ну… на переносице?, –сдерживая смех, Коновалову решили указать пальцем на проблемную зону в открытую. Вокруг уже успело собраться несколько сотрудников. — Ты чего, заигрался с тушью и промазал?

Уже в туалете, стоя перед зеркалом, Коновалов распознал в пятне следы черного маркера, которым так сильно хотел скрыть убогость своих старых очков. Он тут же вспомнил смущенные улыбки сотрудниц, старавшихся не смотреть в его сторону и своих коллег мужского пола, что, проходя мимо него, вдруг подносили кулак ко рту. Они начинали откашливаться, словно что-то попало им в горло. На деле же они лишь подавляли желание рассмеяться Коновалову в лицо.

Проведя в туалете несколько минут, почтальон вышел оттуда с огромным красным пятном на лбу. Он так сильно старался убрать следы маркера, что почти стер верхний слой кожи. Так стыдно Паше не было уже давно.

И все же на этом неудачи не оставили мужчину в покое. При отсутствии транспорта, выставив себя перед коллегами полным идиотом, Коновалов, красный от стыда, продолжил свой маршрут пешим ходом. Вот только намереваясь как можно скорее покинуть почтовое отделение, Паша совсем забыл взять с собой дождевик. И именно сегодня, и без того ветреное осеннее утро, приготовило для Коновалова новый сюрприз.

На улице начался сильный дождь.

И если к этому моменту Паша был уверен, что хуже быть уже не может, то он крупно ошибался. Один из домов, что не так давно был добавлен на участок почтальона, напрочь отказался пускать его в свои владения. Нет, ключ от домофона у Коновалова всегда был при себе. Причем это была не громоздкая связка, которая тяготила карман его рабочей формы. Нет, теперь у Паши был личный универсальный ключ-магнит. Настоящая находка для любого сотрудника почтового отделения, которому приходилось оббегать в день десятки однотипных многоэтажек.

И все же, именно сегодня, как бы Паша не старался, волшебный ключ наотрез отказался исполнять свои прямые функции. Вся его магия будто утекла прочь. Впрочем, ровно так же, из самого почтальона утекали последние остатки оптимизма. Да, такое могло произойти только с ним. Двадцать семь лет, а у Паши не было ни жены, ни детей. Надежда приобрести хотя бы одного друга в жизни стремительно таяла. Его коллеги откровенно над ним посмеивались. Даже собственные родители старались лишний раз не звонить своему сыну. Одиноким и потерянным — вот кем считал себя почтальон большую часть своей жизни.

Одиноким и потерянным… неудачником.

К этому времени дождь перешел в откровенный ливень. Коновалов вот уже пять минут стоял под козырьком подъезда, мокрый и продрогший, и как полный придурок бездумно тыкал своим ключом, надеясь на успех. Когда же последняя надежда попасть внутрь, не тревожа соседей, окончательно угасла, Паша решил, что у него нет другого выбора. Придется воспользоваться старым методом и связаться с кем-то из жильцов. И Коновалов, к несчастью, выбрал самого «неудачного» жильца.

Именно здесь мы возвращаемся в самое начало…

Глава 1

— Послушайте, я просто прошу открыть…

— Молодой человек, я сейчас вызову полицию!

Старушка явно не собиралась сдаваться без боя. Вот уже несколько минут Паша вел незримую для всего мира борьбу за шанс проникнуть внутрь сокровенного подъезда. К сожалению, Коновалов не знал, что неудачная комбинация цифр на домофоне выведет его на совсем непростой разговор с местным «стражем» этой старой кирпичной пятиэтажки.

— Не стоит беспокоить нашу доблестную полицию, — Паша старался всеми силами добавить своему голосу как можно больше дружелюбия. Это было не сложно, ведь голос мужчины был мягок от природы. — Я простой почтальон. Я уже не первый раз доставляю сюда почту.

— А какой? — тут же раздалось по ту сторону динамика.

— Ну… на самом деле третий.

— У почтальона есть свои ключи! — резонно заявила старушка. — Нечего мне голову морочить!

— Да, но, видите ли…, — тут Паше пришлось сделать небольшую паузу. Часть воды с крыши козырька попала ему за воротник, заставив почтальона содрогнуться от резкого холода. — Мой ключ не работает.

Коновалову часто приходилось встречаться с подобными жильцами. По мнению Паши в каждом доме проживал хотя бы один человек, для которого профессия почтальона все еще была чем-то совершенно непостижимым. Фразы типа: «А что это вы тут ошиваетесь?» или «Зачем лезете в почтовый ящик?» Коновалов слышал чаще, нежели банальное «Как твои дела?».

— Да все вы врете! — Паша так и представлял, как старушка, делая подобное заявление возле входной двери, грозно трясет своей тростью над головой. — Вы не наш почтальон. Я здесь всех знаю!

— Я не сомневаюсь в этом, — Коновалов припал к железной двери чуть плотнее. Видимо, разговор предстоял долгий. — Но я новенький. Я лишь принес сюда почту и корреспонденцию. Журналы разные. У вас есть подписка на какое-либо издание?

— Ничего у меня нет! Впаривайте эту чушь кому-то другому!

«Да, — подумал про себя Паша, — это было очевидно».

Вслух же он произнес:

— Вы меня просто, наверное, не видели. Ваш дом на моем участке недавно добавили. Мы еще не успели познакомиться.

— Я тут всех вижу и знаю! — аргументы Коновалова, казалось, не произвели никакого впечатления. — Да я тут сто лет живу! Ну-ка, быстро уходите! Хулиганье!

Конечно, простым решением было бы закончить этот разговор и просто позвонить в другую квартиру. Но вместе с тем Паша считал своим долгом построить доверительные отношения с жильцами в новом доме. Проблема с проникновением в подъезд была отнюдь не редкостью. В таких ситуациях нужен был хотя бы один «знакомый», что откроет тебе дверь. А потому обратная связь с «местными» была порой просто банальной необходимостью. Да и вся суть работы Коновалова сводилась к общению с людьми. Даже с вредными старушками.

«Если ты не можешь наладить контакт с жильцами, — вспоминал Коновалов слова одного своего коллеги, — то ты не почтальон».

— Если вы мне не верите, то можете спуститься и лично со мной познакомиться. Я сейчас стою в форме почтальона, — при этом Паша неосознанно провел рукой по своей униформе. — У меня и сумка с собой. С письмами!

— Ха! — если до этого старушка отвечала Коновалову с недоверием, то сейчас в ее голосе прослеживалась явная насмешка. — Да вы, жулики, можете в любом магазине приобрести свою липовую форму! Сейчас это легче легкого сделать. Мошенники! И рожа у тебя явно бандитская! Все, я звоню в «02»! Да я…

Кажется, разговор зашел в тупик. Сделав глубокий выдох, Паша еще раз оглядел себя, будто, действительно, и сам на секунду усомнился в своей добропорядочности. Коновалов, как обычно, был одет в темно-лазурные брюки на черном ремне и голубую рубашку с коротким рукавом, скрытую под синей легкой курткой. Мокрые и грязные туфли цвета вороньего пера завершали типичный образ почтальона его города. Не хватало разве что фирменной фуражки, но такие вещи уже не входили в официальную часть униформы.

Что же касается внешности… уж на кого, а на жулика Паша точно не походил. Почти половину узкого лица занимали затравленные большие глаза. Тонкие губы казались бесцветными. По потрескавшейся коже и мелким ранкам на них было видно, что почтальон являлся заложником привычки кусать свои губы. Сказывались нервы. Кончик прямого носа Коновалова был вечно красного цвета, отчего создавалось ощущение, что почтальону либо очень холодно, либо у него насморк. Острый подбородок скрывала жиденькая бородка. Длинные рыжие волосы были затянуты в хвост.

Да, таким лицом можно напугать и собственное отражение в зеркале. Ни единой грубой «мужской» черты Паше не досталось. И если постараться поработать со светом, то при определенном освещении этот женоподобный худощавый человек и вовсе походил на утонченную барышню. Пусть и не очень красивую.

Паша был типичным «забитым» парнем. За цвет своих волос и их длину Коновалова часто дразнили в школе, а за любовь к чтению называли ботаником. Для мальчишек он быстро стал, что называется, грушей для битья, а для девочек — поводом для насмешек. Причем иногда Пашу, действительно, били. В подростковом возрасте, когда ты носишь длинные волосы, будучи представителем мужского пола, и не умеешь за себя постоять, то… имеешь все шансы получить бесплатный макияж в виде фингала под глазом. К сожалению, но так бывает.

Сейчас, если подумать, мало что изменилось. Просто окружающие люди повзрослели, и если даже испытывали по отношению к почтальону неуважение и презрение, то высказывали ему это не кулаками, а взглядом.

Тем не менее Коновалову сейчас немного польстило, что кто-то может принять его за грозного типа. Хотя, наверное, для старушек все незнакомцы являлись такими. Такова уж их природа.

Паша уже собрался закончить этот бессмысленный разговор, как вдруг почувствовал чье-то присутствие около себя. От неожиданности почтальон отпрянул в сторону и чуть не наступил в большую лужу. Рядом с ним возник невысокий человеческий силуэт, держащий над головой широкий зонт. На таком маленьком пятачке под козырьком для двоих человек было чересчур тесно. Края зонта упирались Паше в грудь и лицо. В результате Коновалов начал комично склонять голову вниз, приседая на корточки.

— Ох, извините! — рассеянно послышался из-под зонта приятный женский голос.– Сейчас, одну минутку.

После небольшой заминки, незнакомка вытащила из кармана связку ключей, среди которых нашелся и ключ-магнит. Его блеск тут же приковал взгляд почтальона.

— Я уже сам пытался воспользоваться ключом, но, видимо, с домофоном что-то…

Тут послышался привычный звук открывающегося магнитного замка. Конечно, как же могло быть иначе! При этом незнакомка начала тянуть дверную ручку на себя, отчего Паше пришлось отойти в сторону. В результате он окончательно вышел из-под козырька, ощущая, как ткань его куртки начинает промокать насквозь. Инстинктивно Коновалов прикрыл свою сумку с письмами. Для почтальона эта кипа конвертов была дороже всего.

— Скорее, заходите! — услышал Коновалов приглушенный голос. Из-за ливня его было почти не разобрать.

Отказаться от предложения было невозможно. Не теряя ни единой лишней секунды, почтальон скрылся в подъезде и оказался в просторной парадной. По своим размерам она могла претендовать на полноценную студию. Стены были окрашены в привычный для старых пятиэтажек триколор. К удивлению Коновалова, тут была еще совсем целая штукатурка. Да и трещин тоже не наблюдалось. Либо этот дом жильцы поддерживали с крайней бережливостью, либо совсем недавно здесь прошел косметический ремонт.

Нижняя и верхняя части стен имели коричневый и белый цвета соответственно. Центру же достался знакомый болотистый окрас. Паша давно отмечал, что эти вездесущие оттенки зеленого преследовали большую часть архитектурных строений в его городе. Детские сады, поликлиники, подъезды — почти всегда можно наткнуться на травяной или жабий цвета.

Плитка на полу, к слову, отходила от этого негласного правила. Чередуясь цветами белого и темного шоколада, она выглядела совсем новой, пусть и успела испачкаться под властью бесчисленных грязных подошв. По левую сторону от почтальона расположились старые чугунные радиаторы. По правую же руку расположилась сама суть существования любого почтальона — громоздкие почтовые ящики.

— Да уж, сегодня льет как из ведра!

Тут Коновалов впервые обратил внимание на незнакомку, благодаря которой ему не пришлось и дальше стоять под козырьком и вести провальные переговоры с непоколебимой старушкой. Это была невысокая женщина в легком пальто примерно пятидесяти лет. Она имела пышные кудрявые волосы цвета сена. Мочки ушей удерживали вес двух огромных золотых сережек в виде колец. Тонкие черные брови отлично подчеркивали пронзительные голубые глаза. Взгляд женщины казался неестественно молодым. Прямой нос заканчивался двумя узенькими ноздрями. Губы незнакомки были окрашены в ярко-алый цвет, за счет которого они казались неестественно большими. Лицо, широкое и круглое, уже попало под действие мимических морщинок. При этом женщина совсем не выглядела стареющей, а практически полное отсутствие макияжа добавляло ее виду приятную естественность и натуральность.

— И не говорите! — с легкой улыбкой согласился Паша после мимолетной оценки незнакомки. Параллельно мужчина смахивал с плеч остатки воды. — Что тут скажешь — осень!

— Да, бабье лето закончилось слишком быстро. Холода и дождь — что за жуть?! Вон, у вас даже нос теперь, как помидор. — Женщина принялась осторожно стряхивать с зонта дождевые капли. Рассмотрев Коновалова внимательнее, она добавила:

— А вы, видимо, наш почтальон?

Встав по стойке смирно, Паша постарался придать своему голосу как можно больше величия:

— Так точно!

Именно в этот момент «злой рок» вспомнил о том, что пора бы выдать очередную порцию невезения человеку по фамилии Коновалов. Как только Паша выпрямился во весь рост, то тут же услышал звук, не сулящий ничего хорошего. Сначала раздался треск, словно кто-то рвал на части какую-то ткань. А вслед за ним — громкий звук падения чего-то тяжелого.

— Вот блин!

Рабочая сумка почтальона, будто по щелчку пальцев, оказалась у самых ног Коновалова, плюхнувшись прямо на грязную плитку пола, где дождевая вода смешалась с грязью от обуви. Дно тканевой сумки тут же пропиталась этим ужасным месивом. Благо сумка была закрыта на замок. Если бы корреспонденция оказалась на мокром полу, почтальона ждали бы серьезные неприятности.

Паша тут же нагнулся для того, чтобы ухватиться за лямку и поднять сумку. Однако, как только Коновалов дернул ее на себя, лямка резко увеличилась в своей длине. Сумка тут же накренилась вбок, прокатившись по плитке на добрый метр и собрав остатки грязи. Тут почтальон наконец увидел, что один конец лямки в его зажатой ладони был полностью оторван от сумки.

Дабы не испачкать сумку еще больше, Паша еще раз дернул лямку вверх и одним резким хватом притянул свой мешок для писем к груди. Опрометчиво. Теперь и куртку придется отправить в стирку. В этот момент Коновалов вновь почувствовал тоже, что и тогда, когда стоял под козырьком. Его душу и разум охватило привычное, но чертовски болезненное чувство ничтожества. Мокрый, а теперь и вымазанный в грязи, с порванной сумкой, он выглядел в глазах незнакомой женщины самым настоящим неудачником. Хуже того, Паша сам считал себя таковым.

— Боже, какое несчастье!

Незнакомка, как оказалось, все еще стояла на месте. Глядя на Коновалова с привычной для мужчины жалостью в глазах, почтальон, тем не менее, увидел кое-что еще. Во взгляде этой женщины зародился гневный огонек. Незнакомка смотрела на сумку так, будто она в один миг стала источником всех бед на земле. И когда Паша собрался было что-то произнести, незнакомка спросила:

— Хотите, я пришью вам лямку?

В этот момент у Коновалова возникла тысяча причин для отказа. Начиная с того, что он и так отставал по графику, и заканчивая тем, что помощь незнакомого человека вводила его в банально неудобное положение. Но почему-то, несмотря на все «против», ощущение заботы, которую почтальон так редко встречал по отношению к себе, стало единственным и самым главным «за».

Порой небольшая забота незнакомца так много значит для одинокого человека. И потому, продрогший от холода, Паша все же нашел силы для искренней, хоть и смущенной улыбки:

— А знаете?… Было бы здорово.

Глава 2

— И если «Джейн Эйр» — это классика здорового человека, то, лично для меня,«Грозовой перевал» — классика курильщика.

— Полностью согласен! — воскликнул Паша, подавляя в себе желание вскочить с кресла и захлопать в ладоши. — «Грозовой перевал» — это же просто немыслимое произведение!

Коновалов и не заметил, как прошли эти полчаса. Время, обычно воспринимаемое почтальоном лишь как «еще один бессмысленно прожитый день», вдруг замерло в глубоком наслаждении. Никогда раньше он не встречал такого интересного собеседника! Людмила Прокофьевна, как оказалось, не просто мастерски орудовала ниткой и иголкой. Помимо прочего она была знатоком зарубежной классической литературы!

Паша и Людмила Прокофьевна сидели в просторной гостиной и вот уже некоторое время говорили о книгах. Поначалу Коновалову было довольно неуютно в незнакомой обстановке. Женщина буквально силком затащила почтальона к себе в квартиру.

— Не переживайте, это займет всего несколько минут! — уверяла Людмила Прокофьевна Пашу, взяв его под руку прямо посреди лестничного пролета. — Скажите, вы любите чай?

Растерянный Коновалов только и смог, что молчаливо кивнуть. Удивительно, но этой женщине, кажется, был совсем не ведом страх перед незнакомым человеком. Напротив, Людмила Прокофьевна общалась так непринужденно и легко, будто встретила старого, хорошего знакомого! Возможно доверие вызывала униформа почтальона, а возможно — безобидная внешность. Кто же испугается длинноволосого хилого дрища? И тем не менее, Коновалов не мог отрицать того, что оказанное ему внимание было чертовски приятной штукой.

— Прошу, только не обращайте внимание на эту гору книг, — сходу предупредила женщина, открывая входную дверь. — Мой муж — знаменитый академик. Эту квартиру ему выделило государство за заслуги перед отечеством. И половину нашего семейного гнездышка он тут же обставил своими энциклопедиями. Сейчас его, к сожалению, уже нет в живых. А книги остались. Рука не поднимается выкинуть… да вы проходите! Не стесняйтесь!

И не успел Коновалов высказать сочувствие по поводу почившего супруга, как его практически затолкнули внутрь квартиры. Длинный прямой коридор через несколько метров уходил налево. По этой же стороне стены Коновалов заметил две закрытые двери и одну — прямо в конце коридора перед собой.

«Да это как минимум четырехкомнатная квартира, — пронеслось в голове Паши. — Действительно, жилище настоящего академика…»

За ближней дверью послышался какой-то шум. А, возможно, это была просто игра воображения. Но куда больше почтальона поразили отнюдь не масштабы жилища. Боже мой, сколько же здесь было книг! Паша, едва только оказавшись в прихожей, уже мог насчитать по меньшей мере сотню различной литературы. Все то пространство, что давали свободные от мебели стены, было заполнено башнями из книг различной высоты. Всевозможные философские трактаты, литература на иностранных языках — тут покоилась самая настоящая библиотека.