Бесплатный фрагмент - По ту сторону заката

Все события и персонажи, описанные в книге, являются вымышленными. Любое совпадение случайно.

ПО ТУ СТОРОНУ ЗАКАТА

ГЛАВА 1. Происшествие в Беляево

Звонок стационарного телефона в дежурке был резким и пронзительным, каким он бывает только перед рассветом. Когда после нескольких ночных часов относительного спокойствия наступает самый крепкий и приятный сон.

Дежурный лейтенант дернулся в кресле и с трудом разлепил уставшие и отекшие от недосыпания веки. Он уставился на ряд аппаратов, стоявших на столе дежурки, не сразу сообразив, который из них вырвал его из цепких объятий сна. Первые секунды ему казалось, что звонок приснился. Однако повторный резкий бой беспокойного аппарата привел его в чувство. Он протер ладонями глаза и щеки, приосанился, прокашлялся и, одернув китель под портупеей, снял трубку и поставленным тоном вымолвил:

— Пятьдесят первое отделение милиции. Дежурный слушает.

Голос на другом конце провода был взволнованным, однако человек сделал над собой усилие, чтобы сохранять спокойствие и докладывать четко и по существу.

То, о чем сообщил звонивший, заставило лейтенанта окончательно проснуться, отставить в сторону кружку с остывшим чаем и взять в руки журнал. Продолжая слушать сообщение, милиционер листал журнал в поисках чистой страницы, а найдя ее, попросил повторить основные данные, как того требует инструкция дежурному:

— Так, давайте еще раз, по порядку! Ваши фамилия, имя, отчество? Так… Адрес места жительства? Угу… В котором часу Вы обнаружили тело? Есть… Дверь в квартиру была открыта? Так… Кто-нибудь еще находился в это время в квартире или в квартирном холле? Так… Хорошо, ждите снаружи квартиры, ничего не трогайте, группа скоро приедет.

Положив трубку, дежурный прокричал на всё отделение: «Опергруппа — на выезд!»

Участковый милиционер, капитан Макарченко Алексей Игнатович, узнал о происшествии на своем участке из звонка дежурного. Он проснулся по обыкновению рано, хотя и было воскресенье, и теперь лежал в кровати, ожидая, пока проснётся или хотя бы пошевелится его жена. Чтобы можно было незаметно выскользнуть из-под одеяла на кухню, позволив супруге выспаться в выходной день.

А пока он лежал под одеялом, уставившись в потолок, и размышлял о текущих делах. Звонил кадровый отдел. Нужно не забыть зайти в понедельник в кадры — необходимо заполнить кое-какие бумаги. Вечером — заглянуть в архив, поздравить с днем рождения прапорщика Любу. Звонил сын, сказал, что внук приболел. Наверное, опять в саду заразился от кого-то из детишек. Надо бы сказать жене, чтобы помогла невестке — посидела с Сашенькой.

Спина начинала ныть от однообразной позы, и слегка затекла левая нога. Участковый попытался, аккуратно опираясь на локоть, лечь на бок. Как вдруг звонок сотового телефона, лежащего на тумбе в коридоре, прервал его тщетные усилия не побеспокоить супругу. От резкого звонка жена дернулась, приподняла голову, и Макарченко, чертыхаясь вполголоса, быстро вскочил с кровати и прыжками на босых ногах понесся в коридор, чтобы поскорее прервать раздражающую трель.

Звонил дежурный из отделения. Через четверть часа, наскоро собравшись и не успев позавтракать, участковый уже спешил к дому, номер которого ему сообщили.

Он шел по залитой ленивым утренним солнцем улице своего района, который за долгое время службы выучил наизусть. Он знал расположение каждого дома и как быстрее к нему пройти. Знал многих жильцов, особенно тех, кто имели привычку доставлять беспокойство своим более тихим соседям. Знал тех жильцов, кто был в более серьезных неладах с законом, и кто нуждался в постоянном контроле с его стороны.

В прошлом оперативник, капитан обзавелся большой сетью доверенных лиц среди словоохотливых старушек и одиноких стариков, которых использовал для сбора интересующей его информации о жизни своего района. Эта агентура работала как нельзя лучше — не за деньги, а за совесть. Правда, очень многое из этой информации приходилось фильтровать, так как старики имели привычку преувеличивать масштаб событий и дополнять сказанное своими собственными умозаключениями. Но в качестве первичной информации их сведения были вполне пригодны для профилактики и предотвращения как бытовых конфликтов, так и более серьезных правонарушений.

Улица была неприветлива с редкими прохожими, за какой-то невероятной надобностью выползшими из-под своих теплых одеял. Прохладный июньский ветер то кружил вихрями, то налетал порывами, подталкивая капитана в спину и пытаясь сбить с головы фуражку. Макарченко периодически придерживал ее за козырек и щурился, чтобы поднятая ветром пыль и древесный сор не залетели в глаза. Мириады песчинок кружились в воздухе чертовой каруселью, норовя залететь за воротник форменного плаща. Макарченко то и дело одергивал задирающийся под портупеей плащ, локтем подбивая кобуру на привычное место.

Дело было необычное. И дом был необычным. Вернее, необычными были некоторые жильцы этого дома. В время заселения квартала часть квартир через городскую администрацию была распределена между сотрудниками различных специальных служб и ответственными работниками так называемых «почтовых ящиков». И в жилконторе хозяева таких квартир значились на учете под легендированными данными — в качестве инженеров, преподавателей ВУЗов и представителей других интеллигентных профессий.

Опергруппа прибыла на место чуть раньше участкового, и старший группы ожидал капитана, чтобы подняться в квартиру вместе. Участковый хорошо знал всех из состава группы. И долговязого Толика-эксперта, худую «пожарную каланчу», молчаливого и циничного скептика. И старшего группы — коренастого дознавателя Вадика, майора, курчавого здоровяка-тяжелоатлета, на котором форменная одежда едва застегивалась. Иван Михайлович, старшина, долгое время прослуживший в органах и уже готовившийся к выходу на пенсию, тоже был здесь. Для него это был всего лишь очередной из многих сотен выезд на место происшествия, где он отвечал за обеспечительные мероприятия — ограничить доступ к месту происшествия, найти очевидцев, в общем, оказывать любое организационное содействие членам группы.

Старший группы шагнул навстречу участковому и протянул руку:

— Привет, Игнатьич! Разбудили?

— Да нет, я рано просыпаюсь… Привет! — ответил участковый, пожав руку старшему группы. — Что известно?

— Пока только то, что жертве раскроили череп, — ответил Вадик.

— Бог мой, Вадим, — ты не меняешься… — засокрушался Макарченко.

— Что?! — возмутился Вадим.

— Убит человек, а в тебе — ни капли сострадания, — ответил Макарченко.

— А что такого я сказал?! — продолжал возмущаться Вадик.

— Ну, что это такое — «раскроили»?! — упрекнул его участковый. — Ты слов нормальных не знаешь? Человек же, всё-таки… А ты выражаешься так, словно речь о мебели. Раскроили…

— При моей работе сочувствие — ненужная роскошь, — виновато буркнул Вадим и скривил циничную гримасу. — Если я всем стану сочувствовать, меня через неделю в «Кащенко» отвезут.

Участковый не нашелся что ответить. Цинизм оперативников, в особенности «убойников», был сродни цинизму патологоанатомов — они так часто видели смерть, что скоро переставали относиться к жизни с привычным большинству людей пиететом.

Вадик решил сменить тему разговора и взял инициативу в свои руки:

— Сто тридцать первая квартира. Знаком жилец? — поинтересовался он.

— Сто тридцать первая? — участковый поморщил лоб, — Нет, не припомню никого.

— Там должен ждать сосед, обнаруживший тело, — сказал Вадик.

— А как он его обнаружил? У него ключ был, что ли? — спросил участковый, намекая на давно известную среди москвичей традицию отдавать соседям на хранение дубликаты ключей от своих квартир — цветы полить, животинку покормить, ну и так — на всякий «пожарный» случай.

— Да пока неизвестно, сейчас вот и выясним, — ответил Вадик. — Сказал только, что услышал шум и решил проверить всё ли в порядке.

Остановившись у двери в подъезд, Вадик нажал на вызывной панели единицу, тройку и двойку, затем «вызов». После некоторой паузы в панели раздалось: «Слушаю».

— Милиция, — ответил Вадик, и тут же в динамике раздался пищащий сигнал открытого замка.

Они вошли в подъезд.

— Консьержа нет, — мимоходом отметил майор.

— Да, в этом доме консьержей нет. К сожалению, — с досадой и невнятно добавил участковый. — Уж эти могли бы нанять для своих.

Майор услышал.

— Ты о чем, Игнатьич? — спросил он участкового.

Двери лифта, вызванного майором, открылись, однако участковый не спешил в него войти.

— В этом доме есть жильцы из спецконтингента, — негромко произнес участковый, отрешённо глядя куда-то в пол. — Очень не хочется, чтобы это оказался один из них.

— Ааааа, — протянул майор. — Комитетчики?

— Да черт их разберёт — они ж зашифрованы, — ответил участковый и вопросительно взглянул на майора. — Ну, поехали, что ли?

— Ну, так если это один из них — они дело заберут себе, и нам мороки меньше, — ответил Вадик, пропуская участкового вперед.

— Да тут как знать, насчет мороки-то, — выразил сомнение Макарченко. — Смотря какой случай. А то, может, если бытовуха — так и не заберут себе дело вовсе, а вот вопросами про то, как продвигается расследование, замучают.

При этом участковый посмотрел на Вадима таким взглядом, что Вадиму показалось, что он смог рассмотреть в глубине этих серых стальных глаз отпечаток совершенно нечеловеческой усталости.

Они поднялись на четвертый этаж. В холле, действительно, их ждал сосед — пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, по всей видимости, пенсионер. В аккуратном спортивном костюме и домашних тапочках, ладно причесанный и гладко выбритый, в очках в изящной оправе. Он стоял рядом с приоткрытой дверью квартиры, где произошло убийство, и заметно волновался, нервно потирая руки. Увидев входящих в холл милиционеров, он двинулся навстречу им, поздоровался и представился:

— Это я звонил. Молчанов Владимир Петрович, сосед, — немного сконфуженно отрекомендовался мужчина, жестом показав на дверь своей квартиры.

«Похоже, сосед-то точно — из „этих“. Старая школа,» — подумал про себя майор.

Милиционеры по очереди поздоровались с мужчиной за руку.

— Майор Довгань, — буркнул Вадик.

— Очень приятно, — сконфуженно улыбнулся сосед.

— Участковый, капитан Макарченко, — в свою очередь назвался Игнатьич.

— Здравствуйте, Алексей Игнатович! — удивил сосед Игнатьича.

Участковый задержал свой взгляд на его лице, силясь припомнить, доводилось ли встречаться с ним ранее. Память на лица у Игнатьича была хорошая, но этого человека он не помнил. Поэтому его удивило, что мужчина не только знает, как зовут участкового, но и то, что его отчество — Игнатович, а не Игнатьевич. И что он не просто знает, а еще и произносит его, не упрощая до «Игнатьича». «Педант. С такими свидетелями приятно работать — внимательны к мелочам, — мелькнуло в голове участкового.

— Как Вы обнаружили тело? — поинтересовался у соседа дознаватель.

— Вы понимаете, я просыпаюсь рано, — начал мужчина, волнуясь, — и сегодня я тоже проснулся рано. А Илья Николаевич вчера ничего не сказал…

— Я пойду посмотрю, что там, — шепнул на ухо майору участковый. Тот молча кивнул в ответ и продолжил слушать соседа.

Участковый быстро осмотрел личинку замка двери и прошел в квартиру. В прихожей горел свет. Паркетный пол был перепачкан кровью. Вещи и мебель были на своих местах, разве только за исключением большого зонта-трости, который лежал на полу. Вероятно, он стоял в углу, у входа в квартиру, и его опрокинул нападавший. Либо потерпевший пытался им обороняться. Хотя, скорее всего, потерпевший был настолько ошеломлен нападением, что не оказал сопротивления в прихожей и попытался укрыться в комнатах, куда и вела дорожка кровавых капель. Участковый аккуратно прошел ко входу в комнату, стараясь не наследить.

На полу комнаты, лицом вниз, лежал мужчина, одетый в домашний халат. Тело жертвы было неестественным образом изогнуто. Руки и ноги застыли в каком-то ужасном смертельном танце. Голова представляла из себя кровавое месиво, окаймленное большой багровой лужей. Пол по большому диаметру, поверхность шкафа, ножки стула и халат жертвы были перепачканы кроваво-желтыми фрагментами его мозга. Одна ступня была в домашнем тапочке, второй тапочек лежал рядом с телом.

Аккуратно ступая в прихожей, подошел Вадик.

— Мать моя женщина… — протянул он, обозревая открывшуюся ему картину.

— Угу, — кивнул головой Игнатьич.

— Ты видел раньше что-то похожее? — задал Вадик риторический вопрос.

— Чтобы у человека снесли полголовы? — промолвил участковый. — Нет, такое я вижу впервые.

Тошнотворный запах крови заполонил всю комнату и настолько «бил» в нос, что даже здоровяку-майору стало немного не по себе. Рядом с телом, на краю ковра, лежал небольшой топорик, топорище которого было обильно измазано кровью.

Майор и участковый некоторое время стояли неподвижно в проеме двери, разглядывая интерьер и делая некоторые умозаключения относительно мотивов и обстоятельств произошедшего. Им и раньше приходилось видеть жертв насильственной смерти. Но к этому всё равно было сложно привыкнуть, особенно, когда убийство совершалось с особой жестокостью.

Жертвой не был опустившийся маргинал или алкоголик, с которым решили выяснить отношения дружки-собутыльники во время ночной попойки. Обстановка в комнате была скорее аскетичной, и не было ничего такого, что указывало бы на наличие в квартире предметов роскоши. Вместе с тем, качественная отделка, мебель и иная обстановка, подобранные со вкусом и пристрастием к классическим атмосферным интерьерам, а также большая библиотека указывали на то, что тут жил человек интеллигентный и вполне обеспеченный. В пользу этой же версии говорил и аккуратно организованный письменный стол с ажурной, в стиле 40-х годов лампой, с разложенными на нем бумагами, книгами и письменными принадлежностями.

Участковый подошел ближе к столу, стараясь ненароком ничего не задеть, и осмотрел содержимое столешницы. Стопка газет, несколько книг, исписанные карандашом листы и массивный письменный прибор. Среди книг были пару лингвистических словарей, остальные были закрыты газетами. Капитан не стал их трогать, чтобы не мешать криминалисту делать свою работу. Вполне вероятно, хозяин квартиры был научным работником, возможно, занимался педагогической деятельностью. Что могло послужить мотивом для столь чудовищного и дерзкого убийства, у милиционеров не было ни малейшей догадки.

Некоторые ящики шкафа и письменного стола были выпотрошены, их содержимое беспорядочно валялось на полу. Часть бумаг попала в лужу крови, и теперь медленно набухала питающей ее багровой жижей.

— Что-то искали, — предположил участковый.

— Угу, — ответил майор. Затем добавил: — Либо делали вид, что искали.

В квартирном холле послышался шум, и на пороге появился эксперт-криминалист Толик со своим рабочим чемоданом.

— Проходи, Толик, — сказал майор, отстранившись от дверного проема и пропуская того в комнату.

— Японский городовой… — озадаченно протянул Толик, осмотрев комнату. Немного помешкав, он взял в руки висевший на груди фотоаппарат, и отснял несколько раз комнату слева-направо. Затем он прошел внутрь, аккуратно ступая, и сделал несколько фотографий трупа и лежавшего рядом топорика. Открыв свой чемодан, он извлек из него и натянул на руки латексные перчатки. Затем, взяв специальную кисть, эксперт-криминалист обработал ею топорик, и внимательно осмотрел его через лупу.

— Могу вас обрадовать, — сказал Толик, повернувшись к коллегам, — «пальчики» тут есть, и хорошего качества.

— Когда в начале расследования есть хорошие «пальчики» — жди проблем, — вымолвил Вадик, оправившись от первоначального шока. — Никто «за просто так» хорошие «пальчики» не оставляет… Что скажешь, Игнатьич?

Участковый поджал губы, помедлив с ответом:

— Тут много чего, что мне не понятно. «Пальчики» — это только часть загадки.

Участковый аккуратно прошел к трупу, осмотрел характер нанесенных ран и добавил:

— На моей памяти не было такого убийства, чтобы человеку топором так разнесли голову до состояния невозможности идентифицировать личность. Теперь только через отпечатки пальцев, если они есть в базе данных. И через особые приметы на теле.

— Да, родственникам не позавидуешь при опознании, прямо скажем, — отозвался Толик. — Похоже, что убийцы нанесли множественные удары по голове, когда потерпевший был уже мертв, — подтвердил он догадку Игнатьича после осмотра головы трупа.

— Думаешь, специально хотели обезобразить? — спросил Вадим.

— Вполне возможно, — ответил Игнатьич, — но не в смысле «сделать некрасиво на лице», а чтобы труднее было опознать.

— Обратите внимание — много ударов пришлось в область лица и висков с разных направлений, — сказал Толик, показывая ребром ладони направление ударов. — Хотя и одного такого удара в висок достаточно, чтобы убить.

— Кстати, почему «хотели»? — спросил Вадим у криминалиста. — Убийц было несколько?

— Ну, точнее могу сказать только после полного осмотра места, — ответил Толик, продолжая колдовать над чемоданом, — но чутье мне подсказывает, что убийца был не один.

Довгань взял за плечо участкового:

— Игнатьич, выясни личность хозяина квартиры, а я закончу с соседом.

— Добро, — ответил участковый.

Аккуратно развернувшись на каблуке, Игнатьич перешагнул через кровавую дорожку капель на полу, и выйдя из квартиры на носках, кивком дал понять соседу, который терпеливо ждал у порога с вопросительным лицом, что в квартире идет изучение места преступления, мол, всё, как положено, а Вы — ждите.

Выйдя на крыльцо, участковый остановился подышать свежим воздухом. Прохладный утренний ветер, еще не прокопченный выхлопными газами автомобилей, оказался очень кстати, чтобы вернуть ясность сознания. Несколько минут, проведенные в квартире, совершенно замутили голову, и участковый стал жадно и с удовольствием вдыхать свежий воздух. ЖЭК и паспортный стол, куда он собрался наведаться, были в десяти минутах неспешной ходьбы, поэтому он решил не торопиться. «Оперативной группе еще долго работать», — подумал он и извлек из кармана плаща мягкую пачку сигарет. Размяв пальцами табак и чиркнув спичкой, он затянулся ароматной Marc O’Polo с вишневым вкусом.

Для жалованья участкового это были недешевые сигареты, но Игнатьич старался курить не много. И даже установил для себя лимит — не более пяти сигарет в день. И заметил при этом, что редкие перекуры, когда можешь подымить спокойно и без суеты, доставляют больше удовольствия, чем когда тянешь одну за другой и как бы «мимоходом».

Американская сигарилла курилась долго. Это был качественный продукт из трубочного табака и неиспорченной селитрой бумаги. И если ты даже оставлял ее в пепельнице — она не продолжала «докуриваться» сама собой, как это делало большинство современных сигарет. Но и не гасла, а терпеливо ждала продолжения, практически не давая дыма. Поэтому требовала от курильщика соответствующего уважения к своим потребительским достоинствам.

Весь двор дома был запружен автомобилями. Выгоревшая на солнце и затертая шинами разметка не могла справиться с таким количеством движимого имущества, поэтому жильцы попросту игнорировали ее. Любое мало-мальски свободное пространство заполнялось разномастными железными конями без оглядки на их породистость и статус хозяина. Судя по ситуации, автовладельцы дома старались придерживаться золотого правила не закрывать выезд с парковки другому автомобилю, даже если для этого приходилось залезть одной стороной колес на тротуар. Хотя это вызывало справедливое недовольство пешеходов и грозило царапинами на кузове.

Оперативная машина стояла у подъезда прямо посередине проезжей части. Водитель, парнишка лет двадцати-двадцати трех, дремал, потому что дежурил уже более суток, не успев до вызова передать дежурство своему сменщику. Водители оперативных машин в силу характера своей работы вырабатывали в себе талант засыпать там и тогда, где и когда это становилось возможным хотя бы на пять минут. И просыпаться так же быстро и легко, словно и не спали вовсе, а просто сидели с закрытыми глазами.

Потягивая сладковатый дым, участковый неспешно блуждал взглядом по припаркованным автомобилям. Оперативная машина закрывала выезд паре находящихся позади нее авто, поскольку двор не имел сквозного проезда, и нескольким автомобилям, стоявшим с правой от нее стороны. Утро было воскресное, некоторые жильцы еще спали. Никто не торопился покидать насиженные на парковке места.

Краем глаза Игнатьич заметил, что синий Форд-Мондео, стоявший позади оперативной машины метрах в трех, едва заметно качнулся, словно бы кто, сидевший в нем, переменил от усталости позу. Участковый было подумал, что ему это могло только показаться. Сквозь глухо тонированные стекла было не рассмотреть салон, однако через лобовое стекло, отражавшее солнечные лучи, участковый теперь заметил некоторое движение на переднем пассажирском кресле.

Кто-то находился в машине. И судя по тому, что оперативная машина стояла на своем месте уже около двадцати минут, люди в Форде находились в ней еще дольше и не торопились уезжать.

Смутное чувство тревоги пробежало легким холодком где-то внутри пустого желудка. «Что, если люди в машине оказались неспроста в этом месте в это время? И кто знает — может, эти люди непосредственно причастны к происшедшему?» — мелькнуло у него в голове. — «Хотя, вполне может быть, хозяин просто встретился в своей машине с кем-то накоротке. Вышел из дома недавно, легко оделся. В машине всё теплее сидеть, чем торчать на ветру» — участковый попытался пробить брешь в своей начальной версии.

Докуривая сигарету и не подавая виду, он продолжил наблюдение. И через пару минут заинтересовавший его объект ответил коротким и едва различимым звуком опускаемого стекла. На задней пассажирской двери появилась узкая щель, выпустившая облачко сигаретного дыма. «Минимум трое», — заключил Игнатьич. — Какого хрена вы тут торчите, ребятки?»

Конечно, люди в машине могли находиться здесь случайно, и никакой связи с происшествием не иметь. Однако случайность — слишком лукавая штука, идущая иногда против смысла и логики. Участковый в случайности не верил, особенно, находясь «при исполнении». Вернее, он не оставлял случайности без внимания до тех пор, пока не убеждался в том, что причинно-следственная связь между обстоятельствами и событием действительно отсутствует.

Высокие шапки кустов мешали обзору. Зажав сигарету зубами, участковый присел затянуть шнурок, и сквозь голые тонкие стволы кустарника увидел то, что скрывали листья. Номер синего Форда имел серию букв, которая присваивается автомобилям оперативных служб. Версия о случайности нахождения здесь оперативного «судна с боекомплектом» дала легкую трещину.

Внезапно скрипнула ручка оконной рамы соседнего с подъездом окна на первом этаже, и донесся скрипучий женский визг:

— Да кто ж это курит прямо в окно, а?! Да как же вам…» — в окне показалась голова пожилой женщины с неубранными редкими волосами, давно утратившими свой натуральный цвет.

Участковый распрямился.

— Ой, Алексей Игнатович! Здрасьте! — залепетала сменившая гнев на милость старушка, широко щерясь притворной улыбкой.

— Здравствуйте! — стараясь быть вежливым, сухо ответил участковый и затушил окурок в стоявшей рядом урне.

— Да Вы курите, курите! Это я так… мальчишки взяли привычку курить под окном, — сконфузилась старушка, виновато хлопая глазами.

Макарченко поправил фуражку и расслабленной походкой спустился со ступенек. Обходя оперативную машину сзади, он отметил в Форде двух крепких парней в штатском на передних креслах и неясную фигуру еще одного на заднем диване. Они тоже наблюдали за участковым, и похоже, не особо старались скрывать это.

Макарченко подошел к пассажирской двери оперативной машины из Отдела. Молодой сержант-водитель безмятежно спал, слегка склонив голову. Жаль было будить парня, но азарт охотничьей борзой уже увлек капитана. Он постучал костяшками пальцев по стеклу, и водитель тут же медленно открыл глаза словно робот, которого подключили к питанию. Повернув голову, сержант пошарил левой рукой в подлокотнике двери и опустил стекло.

Игнатьич засунул голову в салон:

— Привет, сержант!

— Здравия желаю, товарищ капитан! — сонным голосом ответил водитель и слегка зевнул.

— Пока стоял, никого отсюда не выпускал? — спросил участковый, решив перейти к сути дела без предисловий.

— Да нет… — озадаченно промямлил водитель. — Как встал, так и стою.

— А не заметил, когда приехал, — сзади, в синем Форде, люди уже сидели?

Сержант хотел было посмотреть в зеркало заднего вида, но в этот момент участковый тихо, но резко цыкнул на него:

— Да не верти ты башкой!

Водитель застыл.

— Да вроде стоял там мужик какой-то между машин, курил, — пролепетал он.

— А потом сел в машину? — продолжал капитан.

— Не знаю… Может, и сел… — ответил сержант, заёрзав от смутного беспокойства.

— Ладно, хоть что-то… — протянул участковый, рыская взглядом по торпеде. — Ты вот что, — повернулся он снова к водителю, заметив пачку сигарет, — ты куришь?

— Курю, — непонимающим тоном ответил водитель.

— Я пока схожу кое-куда ненадолго. А ты посматривай за этим Фордом. Только не пялься на них в зеркало! Аккуратно. Понял? — еще раз акцентировал капитан. — Похоже, там опера сидят. Только непонятно, чьи они.

— Ладно, — продолжил блеять сержант.

— А чуть погодя, через пару минут, выйди покурить, будто без спичек ты. Покрути головой по сторонам — и подойди к Форду, спроси прикурить. Заодно посмотри кто там, сколько их, как выглядят, что делают. Ладно? — спросил капитан.

— Хорошо, — замялся сержант.

— Ну, добро! — хлопнул участковый по ребру оконного проема ладонью. И заметив, что сержант как-то уж очень напрягся, тихо добавил:

— Да не дергайся ты! Спокойно будь!

С тем Макарченко отошел от машины и направился в паспортный стол. «Значит, до приезда группы вы курили на улице, а теперь решили подымить в машине. Шифруетесь, значит? Ну, ну…» — усмехнулся он про себя, скривив губы в ехидной улыбке.

Часом позднее участковый возвращался к месту убийства. У подъезда уже не было автомобиля опергруппы. Всё выглядело спокойно и безмятежно, словно ничего не произошло. Однако синий Форд по-прежнему занимал свое место на парковке.

Участковый поднялся на этаж, но и в квартирном холле никого не обнаружил. Дверь в квартиру убитого была закрыта и опечатана. «Следственный комитет Российской Федерации», — прочитал участковый на печати. «Интересно девки пляшут… Быстро управились» — подумал участковый.

Он потоптался на месте, затем позвонил в дверь соседа. Ответа не было. Позвонил еще раз. Наконец, раздался шум открываемого замка, и уже знакомый пенсионер в очках осторожно просунулся в открывшуюся щель, сдерживаемую дверной цепочкой.

— Простите, что беспокою, — начал участковый, но пенсионер прервал его:

— Все уже уехали.

— Я хотел спросить… — хотел было продолжить участковый.

— Извините, товарищ капитан, — ничем не могу помочь, — быстро ответил пенсионер, переведя взгляд куда-то ниже, — мне запретили давать какие-либо комментарии.

— Но я же… — участковый хотел было придержать дверь, заметив, что пенсионер начал отстраняться.

— Мне жаль, Алексей Игнатович. Всего доброго! — сказал пенсионер и проворно захлопнул дверь.

Макарченко слегка опешил от такой нелюбезности. Однако делать было нечего. Выйдя из подъезда, участковый, как и прежде, достал из кармана пачку сигарет, но повертев ее в руке, вернул в карман. Пассажир Форда продолжал пялиться на капитана, и это его задело.

Несколько помешкав, Игнатьич двинулся в направлении автомобиля. Водитель и пассажир сопровождали приближающегося стража порядка бесцеремонным взглядом.

Подойдя к автомобилю, участковый подождал ответной реакции пассажиров и, не дождавшись ничего, вежливо постучал пальцем в стекло двери водителя. Водитель опустил стекло.

— Участковый, капитан Макарченко, — представился Игнатьич, — прошу предъявить документы.

— А в чём дело, капитан? — слегка вызывающим тоном спросил водитель, светловолосый крепыш с тяжелой челюстью боксера. «Капитан» резануло участковому слух. Обычно хамоватые гражданские используют дурацкое «командир».

— Прошу предъявить документы, — повторил участковый и пальцами правой руки проворно и демонстративно расстегнул кобуру.

— Не суетись, капитан — мы свои, — столь же невозмутимо протянул водитель и, выудив из нагрудного кармана куртки удостоверение МУРа, показал капитану.

Игнатьич ознакомился с реквизитами «корочки» и нехотя взял под козырёк:

— Извините, товарищ майор!

— Всё в порядке, капитан, — так же спокойно ответил «муровец», спрятав удостоверение в карман. — Всего хорошего!

Зажужжавший электропривод закрыл окно автомобиля до характерного стука. Игнатьич застегнул кобуру и одернул слегка задравшийся под портупеей плащ. «Черта с два ты из МУРа», — едва слышно процедил он сквозь зубы, отойдя от машины.

Он шел не торопясь, стараясь сложить мозаику из фрагментарных и противоречивых фактов. Почему приехавшие «следаки» просто опечатали дверь и уехали? Почему сосед наотрез отказался поговорить с ним? Почему «муровцы» оказались на месте раньше опергруппы и до сих пор наблюдают за домом? Кого они там ждут? Все попытки самостоятельно найти ответы на эти вопросы, роившиеся в его голове, оканчивались фиаско.

Войдя в здание Отдела внутренних дел, участковый разыскал Довганя. Тот шел к себе в кабинет, неся подмышкой толстую папку.

— Вы что, уже отработали? — спросил он дознавателя, делая вид, что не в курсе происходящего.

— Уже, — улыбнулся майор, — производство забрал Следственный комитет.

— Даже так? — приподнял бровь Игнатьич.

— Да, — выпалил Вадик, — мы еще не успели закончить там, как позвонили из Главка. Приказали сворачиваться и передать всё «следакам». А пару минут спустя приехали следаки, «выпотрошили» Толика и «попросили» нас оттуда.

Игнатьич не нашелся, что сказать в ответ. Вадик чуть помедлил:

— Ты торопишься?

— Нет, — ответил Игнатьич, и как-то потерянно взглянул на Вадика.

— Заходи, — пригласил он участкового в свой кабинет.

Они разместились на старых креслах из кожзаменителя, и Вадик продолжил:

— Думаю, ты оказался прав, что этот убитый — из «спецуры». Быстро всё завертелось.

— Похоже, — ответил Игнатьич. — Кстати, там у подъезда, в оперативной машине дежурят три крепыша из МУРа. Причем, приехали еще до того, как вы там появились.

— Из МУРа? — поднял бровь Вадик. — А что они там делают?

— Я бы тоже хотел это знать! — огрызнулся Макарченко. — Ждут кого-то, наверное.

— Откуда знаешь, что из МУРа? — спросил Довгань.

— Удостоверение показали, — ответил Макарченко. — Только сдается мне — они не из МУРа. И номера машины не МУРовские, — задумчиво произнес участковый, продолжая прокручивать в голове какие-то свои соображения.

— Ааааа, понятно, — усмехнулся Вадик. — Ну, по номерам судить сложно — у таких ребят в багажнике целая пачка номеров катается.

— Может, и производство по делу приняли не «следаки»? — вопросительно посмотрел он на Вадика.

Вадик смущенно сглотнул. Однако он вспомнил о том, что предварительно ему позвонил шеф и отдал соответствующее распоряжение. Фамилия следователя, сообщенная ему по телефону, совпадала с фамилией в предъявленном ему удостоверении.

— Ну, а что тебя смущает? — поинтересовался Вадик, заметив озадаченность Игнатьича.

— Меня всё в этом деле смущает, — ответил участковый. — Кто и зачем мог убить, обстоятельства убийства.

— Ну, а именно? — поинтересовался майор.

— Ну, во-первых — кто, — начал участковый.

— Предположительно, было двое, — вставил Вадик.

— Хорошо, пусть двое, — продолжил участковый. — Местных я исключаю. Они прекрасно знают, кто в этом доме живет, — стал размышлять вслух Игнатьич.

— Согласен, — быстро отреагировал Вадик.

— Далее, — протянул участковый. — «Залетные»? Тоже не вариант. Они работают по наводке, наугад не попрут, — продолжил Игнатьич.

— Кстати, жена убитого была на даче — мне сосед сказал, — добавил Вадик. — Она уехала в субботу утром, а хозяин остался дома.

— Они должны были следить за квартирой. Значит, видели, что накануне вечером в квартире горел свет. Ведь хозяин остался дома, — продолжал Игнатьич.

— Клонишь к тому, что это было именно убийство, а не ограбление и не кража, — подытожил Вадик.

— Точно, что не кража. Ты же сам видел, что дверь не взломана и замок цел. Значит, — предположил Игнатьич, — замок не вскрывали, а ждали, что хозяин сам откроет дверь.

— Нууу, не факт — протянул Вадик, — могли воспользоваться специальным инструментом — он не оставляет следов взлома. Я видел такой — кажется, «Парсек» называется. Отечественный. Похож на шуруповерт без аккумулятора, только вместо отвертки вставляются такие два плоских мягких штифта друг над другом. Загоняется в личинку, и ты таким курочком двигаешь тот нижний штифт, что жмет на цилиндры замка, — при этом Вадик изобразил пальцами нажатие на курок и движение штифтов. — Цилиндры оставляют на штифте отметины, ты его тут же подгоняешь напильником. И открываешь.

— Да ты видел, какие там замки? — возмутился Игнатьич. — Какой к черту «Парсек»?! Это ж не английская личинка! Тем более, там броненакладка на личинке — ее вообще хрен поцарапаешь!

— Ну, я ж не говорю, что вскрывали именно таким инструментом! Я к примеру! Понятно же, что сейчас другие инструменты должны быть.

Оба замолчали и перевели дух.

— Ладно. Что дальше? — продолжил Вадик.

— Дальше, — продолжил Игнатьич, — ты сам видел: квартира хорошая, но явно не для кражи. Что там брать? Книги? Шубу хозяйки? Сейчас на этом много не заработаешь. А вот «погореть» на барыге можно легко.

— Ну, допустим, — задумчиво протянул Вадик. — А, может, хозяин накануне получил где-то крупную сумму денег, и они «вели» его до квартиры? А утром решились на грабеж.

— А с чего бы хозяин стал открывать утром дверь неизвестно кому? Да еще и храня дома большую, как ты говоришь, сумму денег? — задал встречный вопрос участковый. — Кстати, что с топором?

— Топор новенький, как будто только из магазина. И «пальчики» Толик успел снять, — ответил Вадик.

— Пробили «пальчики»? — поднял бровь Игнатьич.

— Так говорю же — следаки забрали, — протянул Вадик, вперившись взглядом в Игнатьича и пытаясь понять ход его мыслей. Ему иногда казалось, что Макарченко не так прост, как пытается придуриваться.

— Ах, да — забрали, — с досадой промолвил Макарченко.

Игнатьич продолжал складывать в уме все составляющие уравнения, а Вадик безмолвно наблюдал. Наконец, майор прервал молчание:

— Ну, и что в сухом остатке?

— Думаю так, — начал Игнатьич. — Делали не уголовники, — тут он искоса посмотрел на Вадика, предполагая, что такая версия озадачит майора. — Шли не на гоп-стоп — шли именно убивать. Иначе не стали бы бить топором прямо с порога. Знали, что хозяин дома, что он один, и что он непременно откроет им дверь.

— Думаешь, хозяин мог их знать? — спросил Вадик.

— Мог знать, — согласился Игнатьич, — А, может, переиграли они его.

— То есть? — не совсем понял Вадик.

— Ну, воспользовались какой-нибудь уловкой, обманули его — я не знаю! — рявкнул участковый в ответ.

— Теперь… Кто они, и зачем им нужно было убивать хозяина квартиры? — продолжил Игнатьич, — На эти вопросы мы, скорее всего, ответов уже не найдем. Если мотивы простых уголовников мы с тобой понимаем, — он сделал паузу, — то мотивы «спецов» — это совершенно иное.

— Подожди, — смутился Вадик, — ты что, хочешь сказать, что его убрали комитетчики?

— Я хочу сказать только то, что делали не уголовники! — снова вспылил Игнатьич.

Тут участковый взял паузу, и Вадик тоже умолк. Ход мыслей участкового увлек его, и он хотел дослушать их до конца.

— Но маскировались под уголовников, — продолжил Игнатьич. — Только так можно объяснить и использование топора в качестве орудия, и перевернутые шкафы, и выбор места и времени нападения. При таких обстоятельствах можно предполагать что угодно — бытовая разборка, просто ограбление, личные мотивы, даже психически больного убийцу с отсутствием внятных мотивов. Я думаю, они осознанно закрутили всё так, чтобы запутать нас версиями.

Игнатьич откинулся на кресле и закрыл глаза. Через мгновение продолжил:

— Они слишком рисковали, придя домой. На улице убрать гораздо проще.

— Проще убрать — проще расследовать, — парировал Вадик. — Может, хозяин опасался нападения и не выходил из квартиры? — предположил он.

— Возможно, — после короткого раздумья ответил капитан. — Но ведь всю жизнь в квартире не просидишь…

— Возможно, что-то их торопило. Или хозяин квартиры представлял для них угрозу, — парировал Вадик.

— Может быть, всё может быть… — протянул капитан. — Это версия.

— Или что-то, что находилось у него в квартире, — продолжил Вадик.

— И им необходимо было обязательно попасть в квартиру, чтобы отнять это что-то. А убрать хозяина было необходимо либо для инсценировки ограбления, либо для того, чтобы закрыть ему рот. А скорее всего — все вместе, — предположил участковый.

— А зачем обезображивать лицо? — спросил Вадик.

Игнатьич откинулся на кресле и прикрыл глаза. В кабинете воцарилось молчание.

— Не знаю, — задумчиво протянул он. — Запугать кого-то? Вряд ли так. Убийство — и без того достаточно пугающий акт.

— Может, чтобы затруднить идентификацию, как сказал Толик? — предположил Вадик. — А для чего? Что это им дает?

— Может, хотели выиграть время, которое уйдет на идентификацию? — в свою очередь предположил участковый.

— Нет, не думаю — ответил Вадик. — Много времени на этом не выиграешь.

— Ну, смотря для чего… — протянул Игнатьич.

Участковый открыл глаза и подытожил, глядя Вадику в глаза:

— Слава Богу, что жертва не в нашей юрисдикции. А то получил бы еще один «висяк» под конец года.

Вадик впитал крупными глотками всё сказанное участковым. Рассуждения пожилого капитана выглядели вполне логичными. Но и не дали сколь-нибудь понятной картины.

— А, кстати, ты выяснил установочные данные убитого? — выпалил Вадик.

— Данных нет, — промолвил участковый. — Квартира ведомственная. Так что мы теперь не узнаем, кто в ней жил.

— Мда… — протянул Вадик, хитро сощурив глаза.

— А, между прочим, ты обратил внимание на книги на столе? — спросил участковый.

— Ну, там было несколько книг, — озадаченно протянул Вадик.

— А что это были за книги? — Игнатьич не отставал.

— Ну, разные… Оно мне надо? — промямлил Вадик.

— Разные, — с досадой буркнул Игнатьич.

В диалоге повисла кратковременная пауза.

— Ладно, — протянул Игнатьич и устало поднялся с кресла, словно вымотавшись за целый день. — Значит, говоришь, топор с «пальчиками» они оставили?

— А? — очнулся Вадик. — Да. Топор и «пальчики» оставили, это верно… Странное, вообще, дело… — протянул он и взглянул на Игнатьича, ожидая поддержки.

— Странное — не то слово, — поддержал Игнатьич и протянул Вадику руку. Вадик молча протянул в ответ свою. Задержавшись у двери, участковый обернулся и прибавил:

— На столе лежал русско-корейский словарь.

Вадик встал с кресла и, засунув руки в карманы, не спеша прошествовал к окну. «Словарь, русско-корейский…» — протянул он, жмурясь от июньского солнца и глядя на пешеходов за окном. Когда он обернулся, Игнатьича в кабинете уже не было. «Он прав, — подумал Вадик. — Хорошо, что это дело не в нашей юрисдикции».

Участковый вышел из здания ОВД и направился домой. Время было почти обеденное, и желудок потихоньку подвывал, требуя пищи. Зазвонил сотовый. Игнатьич посмотрел на экран телефона и увидел, что звонят с неопределившегося номера. Конечно, это мог быть кто угодно, но чутье бывшего оперативника подсказывало, что звонок этот как-то связан с утренним происшествием.

— Алло? — ответил участковый.

— Алексей Игнатович, еще раз день добрый! Говорит майор Чумаченко, — раздался в телефоне любезный голос. — Мы с Вами только что виделись у дома потерпевшего.

— Да… — протянул участковый, — Слушаю Вас.

— Алексей Игнатович, у нас к Вам просьба, — продолжил Чумаченко. — Пожалуйста, не обсуждайте больше это дело ни с кем. Оно теперь находится в производстве у Следственного комитета — пусть они им и занимаются. Если их заинтересует Ваша версия, они свяжутся с Вами. Договорились?

— Да, договорились, — после некоторой паузы, слегка ошеломленный, ответил Игнатьич.

— Вот и хорошо. Всего доброго! — вежливо отозвался Чумаченко, и в трубке прозвучал «отбой».

Объяснением такой осведомленности могло быть только одно — те, кто взялись за дело, моментально поставили сотовый телефон участкового на «прослушку». При этом, слушали не разговоры по телефону, а подключились к микрофону мобильного. Поэтому могли слышать всё, о чем шла речь в кабинете у дознавателя. Такое оборудование и право его использовать имелись только у очень серьезной конторы, и безусловно, убийство было непростое. «Слава Богу, что производство по делу забрали» — еще раз подумал Игнатьич.

Глава 2. Чхоллима

Годом ранее, погожим октябрьским днем, около полудня, по Московской кольцевой автомобильной дороге мчался черный BMW 750Li с синим проблесковым маячком и в сопровождении черного же «Мерседес-Гелендваген G500».

За последние полтора десятка лет водители-москвичи уже почти что свыклись с присутствием на дорогах города подобных кортежей как с неизбежным злом, и без возмущения уступали дорогу. Буквенный номер правительственной серии указывал на то, что кортеж имеет государственную принадлежность, и обслуживает чиновника высокого ранга.

В районе Ясенево кортеж резко свернул к комплексу зданий в лесном массиве, находящемуся на внешней стороне МКАД. Придорожная пыль на обочине лихо заклубилась за машиной сопровождения.

Водители соседних машин могли весьма резонно предположить, что кортеж вез высокого чина Службы внешней разведки, поскольку загадочный комплекс зданий в лесу в районе Ясенево, сразу за кольцевой дорогой, являлся ничем иным, как штаб-квартирой именно этой спецслужбы. До распада СССР здесь располагалось Первое Главное управление КГБ СССР, занимавшееся закордонной разведкой. Однако после памятных событий 1991 года внешняя разведка претерпела ряд преобразований, выразившихся, в том числе, в смене наименования и статуса теперь уже самостоятельной службы в сообществе разномастных специальных спецслужб, поделивших между собой наследие «великого и ужасного» КГБ.

Итак, 10 октября 2006 года пополудни, директор Службы внешней разведки возвращался в свой офис с утреннего совещания у Президента. Его глаза бесстрастно блуждали по кронам деревьев, проносившихся вдоль обочины. Осенняя пора уже успела тронуть их багрянцем. Наступление осени можно было заметить и по сменившейся полуденной тени, когда солнце уже не старается вскарабкаться в зенит, а лениво лежит на боку. И эта ленивая солнечная беспомощность печалила Директора неизбежным и скорым приходом дождей и пронизывающих ветров. И далее обитателей лесного комплекса ждали хмурые пейзажи из голых мокрых веток за окнами, и завывающий в них ветер, изо всех сил старающийся проникнуть сквозь алюминиевые рамы старого здания.

Здание, кстати, действительно было старым. Его построили в 70-е годы при помощи финских «товарищей». И на момент своей постройки здание было суперсовременным — необычной трехлучевой пятиэтажной звездой со встроенными в корпус воздуховодами принудительной вентиляции, современными лифтами OTIS и большими оконными рамами с удобными запирающими механизмами. Совсем не похожее на монументальные здания сталинской эпохи — даже здесь разведчики выделились своим неординарным статусом в государственной системе спецслужб. Среди сотрудников разведки этот основной корпус получил название «Мерседес» — из-за сходства своей конструкции с трехлучевой эмблемой этой автомобильной марки. Принудительная вентиляция означала возможность подключения специального пылесоса в специальные гнезда в больших кабинетах, и пылесос работал без мешков для сбора пыли.

А ныне это здание порядком состарилось, оконные рамы постепенно деформировались, и ветер легко исполнял на этой большой пятиэтажной гармошке свои духовые партии. Сотрудники, занимавшие кабинеты в этом большом «музыкальном» доме, участвовали в этих осенне-зимних концертах в качестве соисполнителей, проклеивая оконные рамы современными изолентами из мягкого каучука и меняя тональность сквозняков.

Кортеж свернул на резервную подъездную дорогу и промчался мимо КПП, предварительно оповещенного по рации о приближении машин. Отдав честь проезжающему руководителю поднятым шлагбаумом и приложенной к околышу фуражки кистью, постовой прапорщик деловито окинул взглядом окружающий лес и дорогу, и неспешным шагом вернулся вглубь своей сторожки, где его ждал нехитрый обед из пюре и домашних котлет, принесенных в стеклянной банке из дома, и пакетированного чая. Прапорщик имеет не очень высокое денежное довольствие, поэтому привык экономить буквально на всем, даже на питании в служебной столовой. Практически все постовые прапорщики питались на КПП тем, что приносили с собой из дома. Кроме того, питание непосредственно в месте несения службы придавало ей флёр особой ответственности. А это всегда лестно служивому человеку, особенно, если он — невысокого звания и должности.

Кортеж остановился у резервного входа в здание, а не у основного. Не потому, что директор был чересчур скромным человеком, а просто потому, что резервный подъезд вел его максимально коротким путем к его рабочему кабинету через лифт, которым обычные сотрудники практически не пользовались. Директор поднялся к себе в кабинет, где в приемной его встретила секретарь, статная женщина с аккуратной укладкой, возрастом чуть за сорок, одетая в стильный брючный костюм заметно не отечественного производства. Она приветливо поздоровалась со своим руководителем по имени-отчеству и сообщила, что руководители всех подразделений собраны, и ждут в кабинете, и что отсутствует только начальник Архивного управления по причине острого инфекционного заболевания.

— Хорошо, Танечка, — ответил директор и распахнул дверь в кабинет. Прозвучало стандартное «Товарищи офицеры!», и расположившиеся за большим прямоугольным столом офицеры встали. Это не было подобострастное приветствие, каким его наверняка изобразили бы голливудские режиссеры — со сниманием шапок-ушанок, спешным тушением папирос в больших хрустальных пепельницах и прочей чушью. Напротив, все присутствовавшие имели вид вполне гражданский и лощёный. За последние пару лет денежное довольствие офицеров разведки заметно выросло, и теперь они вполне могли себе позволить одеваться достаточно стильно и со вкусом. Во всяком случае, высший офицерский состав, присутствовавший на этом совещании. Вкус они приобрели во время своих зарубежных командировок. Впрочем, эта наука тоже давалась всем по-разному.

Приветствие вставанием было просто традицией, элементом субординации и уважения к старшему по званию. Основой любой военизированной организации, которая должна чтить традиции, если эта организация хочет сохранять крепкий хребет и оставаться на плаву в быстро меняющемся мире. Как классическое шерстяное пальто Roberto Smalto, которое всегда остается актуальным и безупречным.

Кабинет директора представлял собой просторный зал около 80 квадратных метров по площади. За дверью в дальней стене кабинета располагалась персональная туалетная комната с душевой кабиной, а также небольшая комната отдыха с большим кожаным диваном и аккуратной скромной кухней. Кухня была оборудована холодильником, варочной плитой и кофейным аппаратом. В настенных шкафах хранились запасы кофе и чая, разнообразные снеки вроде ореховых смесей, различные печенья и сладости. В общем, всё то, чем можно было кратковременно утолить голод и поддержать рабочий ритм организма. Когда какая-либо из резидентур проводила ответственное оперативное мероприятие, директору Службы приходилось задерживаться на работе, порой — допоздна, за полночь, ожидая отчетов о его завершении. Поэтому все эти удобства были отнюдь не излишеством.

Кофе, чай и небольшое разнообразие спиртных напитков, которые так же присутствовали среди этого «боекомплекта» и располагались в небольшом баре, ни разу за всю историю существования этой комнаты не были, что называется, покупными. Не было нужды. Резиденты и заместители директора по старой доброй привычке везли их директору в подарок из своих длительных и коротких командировок изо всех точек мира. За достаточностью всего остального следила помощник директора Татьяна.

Рабочая зона кабинета была укомплектована большим Т-образным столом для совещаний, канцелярскими принадлежностями, массивным кожаным креслом директора и двенадцатью стульями — для гостей. Тыльная стена кабинета была завешена огромной картой Мира. Справа от кресла директора на боковом столике стоял коммутатор для внутренней связи. Там же располагалось около десятка телефонных аппаратов прямой связи с гербовыми значками на диске набора номера. На каждом из них располагалась «давлёнка» — пластиковая полоска с выдавленными на ней специальным аппаратом адресатами — Президент, аппарат Президента, министр обороны, министр МВД и прочими высшими должностными лицами государства, связь с которыми в повседневной работе Директора была наиболее важна. Напротив стены с картой Мира располагался стеллаж с огромным телевизором, спутниковым ресивером и другой аппаратурой. Другие полки стеллажа занимали различные сувениры, видеокассеты, книги и периодическая литература. Одна боковая стена кабинета представляла собой деревянные панели из ДСП, за которыми скрывались гардероб, встроенный в стену сейф, панель управления кондиционированием, еще один маленький холодильник, и бар. Противоположная этой стене из панелей сторона кабинета была рядом окон, за которыми стояла сплошная стена леса. На подоконнике также во множестве располагались различные национальные сувениры — головная боль уборщиц.

Директор поприветствовал собравшихся сдержанной улыбкой и кратким «Здравствуйте, товарищи! Садитесь!» и прошел во главу стола. В ответ послышалось вразнобой «Здравия желаем». Не армейское «Здра-жела-тащ-нрал-плковник!». Не на плацу же, в конце концов… Офицеры спецслужб всегда считали себя элитой вооруженных сил, и подчеркивали этот статус. А в зарубежных командировках своих коллег из военной резидентуры они за глаза называли «сапогами», за излишнюю преданность воинской субординации.

Директор расположился в кресле, положил портфель на стол, и стал доставать из него файлы с бумагами. При этом он окинул своих коллег взглядом с шутливым прищуром, словно школьный учитель, пытающийся выявить прогульщика урока.

— Где у нас Христофоров? Болен, что ли? Только на прошлой неделе видел его, — вопросил Директор, обращаясь к неопределенному присутствующему, который, вероятно, должен был остаться за Христофорова, и доложить сейчас, что, мол, да — заболел товарищ Христофоров.

И такой присутствующий, действительно, отозвался. Директор взглядом быстро выделил из коллектива человека, которого не привык видеть часто, еще до того, как тот приподнялся на стуле. Он помнил его лицо. Он вспомнил, что это и есть заместитель Христофорова.

— Так ведь погода какая, Сергей Николаевич? Самая что ни на есть простудная, — бодро и с напускной весомостью в голосе сказал заместитель. Мол, пускай себе Христофоров болеет — зато я в два раза здоровее.

Да… Все-таки, не каждый день встречаешься и говоришь с Директором. И в такой ситуации важно взвесить каждое слово и интонацию. Нужно оставить о себе благоприятное воспоминание у руководства. А вдруг?! Вдруг потребуется надежный и смышленый человек, Директор вспомнит бодрый голос и умные глаза, и позвонит Христофорову, промямлив в трубку напоследок:

— Послушай-ка, помнится мне, был у тебя заместитель… Вроде хороший парень. Как считаешь?

Вот и пошла карьера заместителя «в гору»…

— Ладно, пусть лечится, — прервал мечты заместителя Директор. — Наше совещание, — продолжил он, доставая из кожаного портфеля несколько листов печатного текста с гербовой «шапкой» Администрации Президента, — посвящено результатам моего сегодняшнего визита к Президенту. Вчера, 9 октября, КНДР объявила об успешном проведении ядерного испытания. По информации наших военных сейсмологов, испытание было проведено в 10:36 по местному времени в районе Хвадэри, рядом с городом Кильчжу, провинция Хамгён-Пукто. Это на северо-востоке КНДР, всего в 130 километрах от границы с Россией. Был зарегистрирован подземный толчок с магнитудой 4,2. Землетрясение было зафиксировано в Южной Корее, Японии, США, Австралии и у нас. Мощность подземного взрыва составила от 5 до 15 килотонн. Согласно результатам мониторинга окружающей среды, утечки радиации не зафиксировано. Высказывается мнение, что взрыв был не ядерным, а было взорвано несколько сотен тонн тротила.

Коллектив товарищей молча слушал. Директор встал, разминая затекшие от долгого сидения ноги, подошел к окну, и разглядывая раскачиваемые осенним ветром деревья, продолжил:

— Как считают американские эксперты, КНДР располагает количеством плутония, достаточным для производства 12 ядерных боеприпасов. При этом наши эксперты полагают, что КНДР не обладает технологиями, позволяющими создать боеприпас, который можно было бы разместить в головной части ракеты. Можно достаточно уверенно предположить, что самое большее, чем эта страна сейчас располагает — способность собрать самое примитивное ядерное взрывное устройство малой мощности. При несомненном отсутствии исторической перспективы у режима в Пхеньяне в его нынешнем виде, стремление форсировать его коллапс давлением извне лишь консервирует режим.

Пейзаж за окном оставался безучастным к сути произнесенного монолога. Директор повернулся к коллегам и, отыскивая признаки реакции на свои слова на лицах подчиненных, продолжал размышлять вслух:

— Если говорить о потенциальном силовом решении северокорейского вопроса, то для США оно не является предпочтительным вариантом. Хотя, несомненно, Белый дом рассматривает и такой сценарий. Американцам едва ли захочется открывать новый фронт в условиях, когда в Ираке и в Афганистане дела идут не лучшим образом.

Для самой КНДР война, без преувеличения, стала бы катастрофой. Задача пхеньянского режима — обеспечить собственное выживание, успешную передачу власти новому правителю. Военный конфликт, вне зависимости от его интенсивности, поставит существование северокорейского государства под сомнение. Так что северокорейцам война нужна меньше всех.

Все пять государств, участвующие в шестисторонних переговорах с КНДР, сходятся во мнении, что другой альтернативы, кроме диалога, нет. Переговоры рано или поздно всё же будут продолжены. Их развитие будет зависеть от того, насколько гибкими будут позиции США и КНДР.

Наша позиция будет настолько сильна, насколько точной и полной информацией о ракетно-ядерном потенциале и расстановке сил внутри руководства КНДР мы будем располагать. И в данном контексте, как вы все понимаете, полагаться на активную информационную помощь союзников не приходится.

Коллектив товарищей хранил гробовое молчание. Во-первых, директор был еще далек от завершения своего монолога. Во-вторых, обычно руководитель сам спрашивает мнение присутствующих, если хочет слышать комментарии. В-третьих, все понимали, что в конце монолога директора их ждет нечто нетривиальное, поэтому каждый пытался предугадать этот финал молча.

С учетом этой потребности, — продолжал директор, — Советом Безопасности скорректирована концепция разведывательной деятельности наших спецслужб. Главой государства подписан указ, согласно которому расширяется круг наших полномочий. Утверждена новая организационно-штатная структура Службы. Вы знаете, что наша Служба выступала за возвращение в свою структуру группы «В», история и эффективность работы которой всем присутствующим здесь, думаю, известны. Некоторые из присутствующих здесь товарищей не один год прослужили в этом подразделении.

При этих словах Директора двое присутствующих мужчин лет шестидесяти, весьма гусарской стати, многозначительно переглянулись. Директор не преминул заметить это.

— Однако пока решение по этому вопросу Президент отложил, попросив доработать механизм включения разведчиков специального назначения в структуру Службы с точки зрения полной их зашифровки. Они в полном составе войдут в особый резерв, официально не будут с нами связаны, и их финансирование будет осуществляться через цепочку частных компаний. Подразделение будет работать в полномасштабном взаимодействии с оперативными и аналитическим управлениями Службы, особенно плотно — с управлением «С». Мы возвращаемся к «биному Дроздова» — работе оперативно-боевых групп в тесном контакте с зарубежными нелегальными резидентурами.

Пошарив в портфеле, директор достал DVD-диск, передал его ближайшему за столом коллеге со словами: «Сергей Иванович, попросите включить».

Диск пошел по рукам, и вскоре на большом экране телевизора появилась заставка с грифом «Совершенно секретно». После молчаливой секундной заминки картинка сменилась, и на экране появилась надпись — «Разведка специального назначения. Группа «Вымпел». Коллектив молчаливо ждал продолжения.

Фильм начался с демонстрации старой хроники и архивных фотографий дворца афганского президента Амина, который в 1979 году взяли штурмом группы специального назначения «Гром», «Каскад» и «Зенит» при огневой поддержке специального Мусульманского батальона ГРУ. Комментатор за кадром совершенно казенным голосом рассказывал историю создания группы. Спецназовцы демонстрировали огневую подготовку из разных видов стрелкового оружия, в одиночном порядке и в составе группы, с применением особой тактики передвижения, а также при движении на автомобиле. Десантирование производилось с вертолета по тросам на крышу атомной станции, на палубу ледокола, на подводную лодку с моторной лодки. Боевые пловцы высаживались на судно с вертолета, идущего на малой высоте, проводили его захват и освобождение заложников. Для заброски диверсантов в тыл противника использовались дельтапланы, мотодельтапланы и парашюты типа «управляемое крыло». Были тут и кадры парашютного десантирования с больших высот в кислородных масках.

Далее действия переносились в городские условия. Сотрудники в штатском проводили тренировочный захват и похищение человека на улице с посадкой в автомобиль. Потом картинка сменилась кадрами из спортзала, где крепкие поджарые парни в кимоно и шлемах мутузили друг друга на татами в полный контакт. Ну, и далее следовали совершенно голливудские сцены тренировки снайперских пар — скрытное передвижение с применением маскировки, снайперская стрельба на дальние дистанции, — всё то, что напоминало фильм «Прямая и явная угроза» с Харрисоном Фордом и Уиллемом Дефо в главных ролях. Всё, абсолютно всё — от рукопашных поединков до покорения заснеженных вершин Северного Кавказа — говорило о том, что для этих парней невозможного мало.

Фильм закончился быстрее, чем зрители успели переварить свои предположения о том, к чему, собственно, им показывают то, что они уже видели в учебных фильмах в пору своей учебы в Высшей школе КГБ или Краснознаменном институте им. Андропова. Только теперь, по прошествии нескольких десятков лет, вооружение, экипировка, средства доставки, тактика действий и выучка оперативного состава претерпели значительные качественные изменения.

— Это кино подарил мне на память руководитель Группы. В ближайшее время я некоторых из вас с ним познакомлю. Я понимаю, что все вы и без того прекрасно знаете этих ребят и то, чем они занимаются. Как вы правильно поняли, теперь ряд наших операций будет проводиться с их непосредственным участием. Конечно, наша работа не любит шума. Но в нынешней ситуации, и с учетом нынешних задач, у нас не всегда будет время на вербовку нужного источника и другую «классику». В некоторых случаях придется действовать не в комфортных условиях города и кабинета, а и, что называется, в реальном «поле». Пока же Президентом дана санкция на привлечение «вымпеловцев» в качестве консультантов. А для боевой работы нам придется использовать собственных сотрудников особого резерва с соответствующей подготовкой и навыками, которые уже имеют надежное прикрытие.

В кабинете ненадолго воцарилось полное молчание. Тишину нарушил начальник Управления, занимавшегося так называемой «разведкой с территории»:

— Сергей Николаевич, позвольте?

— Да, Иван Владимирович, — оживился директор.

— Я правильно понимаю, что в ближайшее время на Корейском полуострове нас ожидает активизация разведывательной деятельности стран-участниц, в том числе, и нашей собственной?

— Да, Иван Владимирович — всё верно. Среди стран-участниц переговорной «шестерки» мы с Китаем — наиболее информированные игроки. Но даже мы не можем быть уверены в достоверности и полноте имеющейся информации о том, чем располагают северяне в ядерной и ракетной областях. Сколько бы наш представитель из Управления по внешнему сотрудничеству ни мучил свою печень на встречах с северокорейской верхушкой (при этом присутствующие заулыбались, да и сам Директор произнес это не без иронии в голосе), северяне пускают нас не везде, мы имеем ограничение по допуску к этой информации. Даже наши доверительные связи в северокорейской верхушке, которые не дотягивают до уровня агентов при всех наших усилиях, никогда не сообщат нам исчерпывающей и достоверной информации по этой тематике. Поэтому нам придется задействовать методы оперативно-боевой работы, чтобы ликвидировать эти пробелы. Ориентируйте своих сотрудников в Дальневосточном регионе, и особенно в приграничной полосе, чтобы они уделяли особое внимание любой информации о Северной Корее на эту тему, тщательно проверяли всю поступающую информацию и незамедлительно докладывали в Центр.

— Понял, Сергей Николаевич, — ответил тот.

— Разрешите вопрос? — подал голос щуплый смуглый человек азиатской внешности. Невзрачный серый костюм из шерсти сидел на нем немного мешковато. Под пиджак был надет шерстяной же пуловер без рукавов, и в этом пуловере интуитивно читалась косность мышления представителя старой чекистской школы.

Пуловер под костюм почему-то часто начинали надевать сотрудники, чей возраст переваливал годов эдак за 40—45. И ведь не сказать, что в здании было холодно. В целом-то, в самих кабинетах и в длинных коридорах «Мерседеса» было достаточно тепло. Сквозняки гуляли только в переходах. Создавалось ощущение, что пуловер под костюмом означал не то, что сотрудник стал мерзнуть, а что он перешел на некий новый уровень самоидентификации — то ли статусной, то ли возрастной. То есть, еще прошлой зимой он бежал из корпуса в корпус по заснеженной дорожке в одном костюме, неся подмышкой папку с телеграммой для визы руководителя другого управления. И эта горячечная расхристанность кричала всем о том, что он здоровый, дурной и «вечно пьяный». При виде этих гарцующих по заснеженной дорожке парней вспоминался Эдуард Багрицкий: «Нас водила молодость в сабельный поход, нас бросала молодость на кронштадтский лед…»

И вот теперь он в свитере. Он уже степенный, вдумчивый и солидный. И это означает, что он ожидает от коллег соответствующего обхождения. Даже если он не выбился на руководящую должность.

Но надо признаться честно — пуловер под пиджаком смотрелся на редкость идиотски. Создавалось впечатление, будто человек одевает себя в некие защитные слои. Сначала он надевает костюм, что уже ставит его в определенные поведенческие рамки. Потом добавляет к нему такой вот пуловер. Словно рак-отшельник, забирается в очередную ракушку. Верно было сказано восточным философом: «Можно отложить дату своей смерти и всю жизнь прожить молодым, а можно наметить дату своей смерти — и всю жизнь прожить стариком». Казалось, что, надевая свитер, они ее намечали, эту дату. Некоторые старели, будучи относительно молодыми. Вот как сейчас. Полковника он получил уже в 42 года. На момент же происходящих событий ему было неполных 44 года, что для карьеры в разведке считалось весьма недурно.

— Да, пожалуйста, Евгений Батаевич, — с готовностью выслушать откликнулся Директор.

— Оперативно-боевая работа с задействованием спецназа в такой стране, как Северная Корея, будет крайне сложна, — сказал маленький человек, нервно разминая кисть правой руки. — Жесткий контрразведывательный режим, армия находится в постоянной боеготовности… Даже среди гражданского населения ведется настолько долгая и плотная пропагандистская работа, что простые граждане по бдительности могут соперничать с армейскими часовыми. Я с трудом представляю себе, как мы будем там работать с привлечением спецназа. Это будет «слон в посудной лавке». Конфликта не избежать. — продолжил он. — А как только мы спровоцируем хотя бы одно боестолкновение, отношения с северянами будут сильно испорчены на долгие годы. Мы можем в один миг потерять то доверие, что нарабатывалось десятилетиями дружбы.

— Разумеется, Евгений Батаевич, мы должны отдавать себе полный отчет в том, к чему может привести подобный инцидент. Но, увы — северяне сами не оставили нам выбора. Ситуация сложилась таким образом, что либо мы получим эти сведения и попытаемся удержать наших западных коллег от силового решения проблемы, либо КНДР однозначно окажется перед угрозой вооруженного вмешательства. Рано или поздно… Сейчас эта перспектива уже стала осязаемой. Мы все были бы рады, если бы у северокорейского руководства достало мудрости не провоцировать Запад своими ракетно-ядерными испытаниями. Или если бы они поддерживали с нами более полный и предметный информационный обмен, который позволил бы нам вывести их из-под удара. Но ведь во многом они сами виновны в сложившейся ситуации — закрылись у себя там, на полуострове, как школяры в кабинете химии, и хотят, чтобы все их оставили в покое… Но при этом периодически бросают из окна петарды и угрожают сжечь всю школу.

Присутствующие заулыбались такому сравнению.

— Но, Сергей Николаевич — тому есть вполне резонные объяснения, — парировал собеседник. — В период своей либерализации Россия оставила КНДР без поддержки, как экономической, так и политической. А то, что началось в Ираке три года назад, убедило бы любого независимого руководителя не прекращать разработки «оружия сдерживания» для гарантий своей безопасности. А ведь был период, когда Ким Ир Сен был готов отказаться от ядерной программы в обмен на международные гарантии и экономическую помощь. Но ведь США хотелось, чтобы они брали на себя всё новые и новые обязательства без ответных шагов в их адрес.

— Полностью согласен с Вами, Евгений Батаевич. — ответил Директор. — Но северокорейскому руководству всё же нужно было проявить больше гибкости и терпения в той сложной ситуации. Да, Россия сама была ослаблена. С тем Президентом и той политической элитой, которую он собрал вокруг себя, мы не смогли защитить даже Югославию. Но северяне вместо того, чтобы сблизиться с нами, решили вести самостоятельную игру. Что в результате? Всё равно нам приходилось подключаться, когда они оказывались в крайне неприятных ситуациях. Но только цена такой помощи была уже выше, чем если бы северяне не пытались демонстрировать из себя самостоятельную политическую силу. Мы в любом случае не «сдали» бы северян — у нас есть общая граница с КНДР, и США это понимают. Да и Брюссель не стал бы столь активно поддерживать США, как это было в Югославии.

Директор вернулся за стол. Присутствующие молча ожидали продолжения диалога.

— Но что сделано, то сделано, — продолжил Директор. — Нам нужно исходить из реалий сегодняшнего дня. Отныне мы будем оказывать более активную помощь внешнеполитическому курсу руководства страны за счет привлечения к работе нового, силового блока нашей Службы. Вот об этом, коллеги, я и хотел сообщить вам сегодня. Еще вопросы есть?

Присутствующие, по привычке переглядываясь, чтобы невзначай не перебить коллегу своим ответом, отрицательно замотали головами, бурча себе по нос «нет» или «никак нет».

— Тогда все свободны, — продолжил Директор, — о дальнейших наших действиях вы будете проинформированы по мере необходимости.

Присутствующие заскрипели креслами, выходя из-за стола.

— Евгений Батаевич, — неожиданно, после минутного замешательства, окликнул своего недавнего визави Директор. Тот обернулся.

— Я так увлекся нашим диалогом, что едва не забыл попросить Вас задержаться. У меня буквально пара слов…

Директор чувствовал некую незавершенность диалога с выступившим, и подсознательно ощутил острое желание «прощупать» его мотив.

Исполняющий обязанности начальника Управления пропустил своих коллег, неторопливо тронувшихся к выходу, и подошел к Директору. Он уже успел пожалеть о том, что вступил в дискуссию с Директором, и теперь ожидал открытого вопроса «в лоб» о том, почему он так рьяно поддержал рискованную политическую игру северокорейских политиков. Однако Директор продолжил разговор «с чистого листа», словно никакого спора и не было:

— Сегодня будет издан приказ о создании штаба по подготовке и проведению комплекса оперативных мероприятий, целью которых будет сбор информации о северокорейском ракетно-ядерном потенциале. Начнем с этого комплекса в Хвадери, затем посмотрим, куда ниточки потянутся… Вы у нас специалист по Японии, так?

— Так точно, — кивнул Евгений Батаевич, подозревая, что такой отстраненной от темы спора репликой Директор решил зайти ему во фланг.

— А кто у вас наиболее толковые сотрудники по корейской проблематике?

— Ну, это, конечно, резиденты и старшие офицеры в обеих точках, — начал Евгений Батаевич, стараясь отыграть назад свой выпад. — Штат резидентур небольшой. В Центре у нас до недавнего времени был подполковник Фомин. Он работал в пхеньянской точке в длительной командировке. Но сразу по возвращении из нее перешел во внешнюю контрразведку и был направлен в другой регион. В нашем подразделении в Центре осталась, в основном, молодежь без опыта командировок. Самые подготовленные сейчас работают в пхеньянской и сеульской точках.

— Будьте добры, подготовьте мне список тех, кого можно привлечь для работы в Штабе, включая и тех, кто находится за рубежом, — продолжил Директор. — Сопроводите его краткими характеристиками сотрудников об уровне подготовки. Упор в оценке — на знание менталитета северян и особенностей контрразведывательного режима в стране. Возможно, кого-то нам придется отозвать на время в Центр.

— Слушаюсь, Сергей Николаевич, — ответил «главный по Японии», едва заметно переводя дух.

— И вызовите в Центр резидентов из обеих корейских точек. Срочно, — приказал Директор.

— Понял, — отрезал японист.

— Кстати, когда у них заканчиваются командировки? — вдруг поинтересовался директор.

— Если я правильно помню, у сеульского — месяцев через восемь, у пхеньянского — чуть раньше, месяцев через шесть, — ответил Евгений Батаевич.

Было необходимо подбирать им замены либо принимать решение о продлении командировок. Директор мысленно прикинул варианты.

— Вы сами не хотели бы поехать резидентом в какую-либо из этих точек? — поинтересовался он у Евгения Батаевича.

Евгений Батаевич несколько замялся, не будучи готов в такому вопросу непосредственно от Директора. Обычно, кандидатуру резидента предлагал Директору его заместитель, курирующий регион. Поэтому, прежде чем ответить на этот вопрос, Евгению Батаевичу пришлось попытаться быстро прикинуть все варианты его истинной подоплеки.

— Готов отправиться в любую точку, — решил лаконично отчеканить он.

— Хорошо, приму к сведению, — улыбнулся по-дружески Директор. — Да, кстати, — нам нужно как-нибудь назвать нашу операцию. Какие у Вас соображения? — спросил он.

— Мммм… Надо подумать, так сразу сложно что-то предложить, — лицо Евгения Батаевича застыло в задумчивой мине.

— Да, действительно. Мне на память приходят только кимчи и чучхе. Но они не годятся, — снова улыбнулся Директор.

Евгений Батаевич напряженно прокрутил в памяти всё, что в последнее время в оперативных сводках касалось КНДР. Тут он вспомнил, как ему накануне принесли свежеизданную книгу русского профессора южнокорейского института. На обложке была помещена фотография большого монумента в центре Пхеньяна, изображавшего крылатого коня с двумя всадниками.

— Чхоллима, — протянул Евгений Батаевич и взглянул на Директора.

— Чхоллима? — переспросил Директор, — Что-то знакомое…

— Это такой мифический конь, который за один скачок пролетает тысячу ли, — ответит тот.

— Угу, хорошо, — записал Директор на бумаге. А еще?

— Ммм, так сразу сложно… Разрешите, я проконсультируюсь с кореистами?

— Хорошо. Но, полагаю, что «Чхоллима» подойдет. Вполне благозвучно, и в какой-то мере соответствует смыслу — большой скачок в методике нашей работы…

Директор на мгновение задумался, потом вскинул глаза, протянул Евгению Батаевичу руку и с улыбкой сказал: «Всего хорошего!»

Евгений Батаевич как-то подобострастно подхватил руку Директора, чувствуя облегчение:

— До свидания, Сергей Николаевич! — охотно выпалил он и, развернувшись, вышел из кабинета.

Мимоходом он любезно попрощался с секретарем Директора, вышел из приемной и неспешно пошел длинным, обшитым щитами ДСП коридором в другой конец «Мерседеса».

Шагая по красной ковровой дорожке коридора, он был всецело поглощен размышлениями о только что прошедшей встрече. В его голове царил легкий хаос. Он вдруг ясно осознал, что там, в кабинете Директора, он еще не до конца смог представить себе, насколько теперь изменится вся его работа, работа всего подчиненного ему подразделения. Ведь привлечение подразделений специальной разведки к закордонным операциям ранее означало только одно — боевая готовность Вооруженных сил переведена на третий уровень — «Военная опасность». Позади остались «Постоянная», «Повышенная», а впереди осталась только одна, последняя — «Полная». Это когда уже война… Именно при объявлении третьего уровня боевой готовности войска специального назначения начинают заброску в тыл предполагаемого противника для проведения диверсий на промышленных объектах стратегического значения, военно-морских и военно-воздушных базах, штабах и узлах связи, для подготовки массовых волнений среди гражданского населения, проведения терактов в отношении высших государственных лиц и военачальников.

Но третий уровень — там всё более-менее ясно. Как правило, между третьим и четвертым уровнем промежуток времени небольшой, и обеим сторонам очевидно, что война уже, фактически, началась, и дело только за малым — оценить все «за» и «против», и объявить ее официально. Но сейчас-то, при «Постоянной», и совершенно нормальных отношениях со страной предполагаемой заброски спецназа, совершенно непонятно, в каких правовых рамках придется действовать… Фактически, это грубое нарушение международного права. И если всё это вскроется, скандал будет беспрецедентный. Просто невозможно себе представить, как может работать спецназ незаметно в таких условиях, с какими он столкнется в КНДР. Боестолкновения не избежать с самого начала его работы.

Внезапно распахнувшаяся перед ним стеклянная дверь пробудила его от сумбурных размышлений о международном праве. В коридор впорхнула молодая сотрудница в сопровождении парочки столь же молодых щеголей-офицеров. Они возвращались из столовой в свое подразделение, шумно болтая и оживленно жестикулируя. «Совсем еще дети, Господи», — подумал Евгений Батаевич.

Казалось, они только вчера окончили свои университеты, где играли в КВН. И придя в разведку, продолжили поиск развлечений. Своей гуттаперчевой молодежью особенно славилось Информационно-аналитическое Управление. Они взяли за практику засылать к открытию столовой одного человека из своего коллектива, чтобы занять очередь. Уйти всем сразу еще до ее открытия руководство не позволяло. А сразу после открытия остальная братия весело «причаливала» к своему гонцу, вызывая сдержанное недовольство остальной очереди. Вежливые реплики о том, что так делать некрасиво, молодежь игнорировала.

Они совсем не вписывались в стены этого заведения, где всё было пропитано нафталином старых традиций. Евгений Батаевич взглянул на них, как смотрел не раз на людей, которые его не замечали. Физически не замечали. Это создавало постоянный дискомфорт от того, что ему самому постоянно приходилось быть осторожным, чтобы избежать столкновения. Вернее, постоянным уже стал сам комплекс маленького человека, к которому прибавилась и очень полезная привычка — не торопиться с выводами, а особенно — с их озвучиванием. Она не раз выручала Евгения Батаевича, но сейчас дала осечку. И он уже жалел, что затеял этот диалог с Директором. Лучше было бы промолчать. Как показывал опыт, ответы на многие вопросы появлялись чуть позже — сами собой, или при помощи менее терпеливых коллег. С другой стороны, чтобы тебя заметило руководство — нужно не отмалчиваться с умным видом, и иногда брать инициативу в свои руки. Под молчаливый камень, как известно, власть сама не течет…

Молодая троица едва не вприпрыжку унеслась вперед по коридору, и Евгений Батаевич смог вернуться к неторопливому диалогу с самим собой, пытаясь вспомнить дословно, что именно он говорил Директору, и размышляя над тем, как это могло быть воспринято. Так он добрел до своего кабинета, после чего вызвал к себе шифровальщика, чтобы надиктовать резидентам телеграмму о вызове в Центр.

Разведчики в ходе совместных посиделок по случаю профессиональных праздников, дней рождения или приездов коллег из «точек» любят рассказывать друг другу истории из оперативной практики, которые случились с ними или их общими знакомыми. И про Евгения Батаевича шептали, что он хорошо работал в Японии. И что даже японская «наружка» не отличала его в толпе японцев — настолько он внешне был схож с коренными представителями «страны восходящего солнца». Правда, старшие коллеги говаривали, что его таланты на этом и заканчивались. Первая длительная командировка в Японию прошла для него вполне комфортно, звезд с неба молодой капитан не хватал. На оперативном поприще он не отличился, зато весьма преуспел в общественно-политической жизни резидентуры — любил выступать на партийных собраниях от лица молодых коммунистов, собирал партийные взносы, участвовал в программах поддержки вышедших на пенсию ветеранов Службы. В общем, был прекрасным кандидатом на руководящие посты. Сейчас должность начальника Управления была вакантной в связи с тем, что бывший глава уехал руководить резидентурой в Токио. И маленький человек уже около года не мог продвинуться по службе, что весьма его раздражало. Но подавать виду было нельзя.

Диалог отвлек Директора от размышлений на основную тему. Как только за собеседником закрылась дверь, Директор пробурчал себе под нос: «Да, рано еще назначать его на руководящую работу. Хоть и просили за него ветераны, но пока он не готов. Мыслит не корпоративными категориями, а собственным экспертным мнением востоковеда. Не наигрался еще… Ладно, подберем ему руководителя из более опытных коллег. Кажется, у нас там среди китаистов есть кандидатуры…»

Директор уселся в кресло, заказал чашку зеленого чая и снял трубку внутреннего телефона:

— Иван Петрович, добрый день! Посмотри-ка, кто из твоих сейчас в точках в Пхеньяне и Сеуле, и когда у них заканчиваются командировки. Нужно по одному свежему человеку туда послать через пару месяцев, с хорошим здоровьем. Придется поработать с важной информацией в режиме постоянного присутствия.

Выслушав собеседника, он добавил:

— Да, если пора менять — собирай в длительную, если нет — можешь кого-то из них в отпуск отправить, а свежего туда на подмену. Там на месяц работы, не больше.

Дослушав подчиненного, он сказал: «Добро!» и положил трубку.

Глава 3. Утро добрым не бывает

Утро следующего дня для главы пхеньянской резидентуры СВР выдалось суетным. Вчерашний вечер, проведенный в компании коллеги Владимира Николаевича, официального представителя СВР, и северокорейского лидера, оставил смутные воспоминания и головную боль. Всё-таки, годы уже не молодые, 62-й пошел. Такой досуг уже не удавалось переносить легко, как это бывало прежде. А северокорейский лидер достаточно безудержен в возлияниях. Он любит встречи со своими русскими друзьями, прекрасно владеет русским языком, любит русскую культуру и кухню. Однако посиделки с ним допоздна, с обилием пищи и крепкого спиртного, оставляют неприятные ощущения не только в виде утреннего похмелья, но и в виде тяжести в желудочно-кишечном тракте. Да и закуски у корейцев недостаточно жирные и горячие для оперирования крепкими напитками — всё больше растительного происхождения. Спасают только хорошая отварная говядина и наваристые бульоны.

Но Центр ждать не любит — пора было собираться на работу, и как можно быстрее отчитаться о вчерашней неофициальной встрече с лидером КНДР. А тут еще осеннее недомогание, как следствие авитаминоза и падения уровня иммунитета. Никакого настроения на работу. Мигрень, мать ее… Да еще утром позвонил «шифрик» и сообщил, что ночью пришла срочная телеграмма. Размеренная жизнь в этой командировке изрядно расслабила резидента. За ним не числилось доверительных связей, доведенных до уровня агентов. Было несколько объектов оперативной разработки, которые передавались из поколения в поколение более молодым сотрудникам для курирования и шлифовки теоретических знаний. Но со временем эти дела закрывались и сдавались в архив как бесперспективные. И эта командировка накануне грядущей пенсии была просто подарком судьбы — тихая, спокойная резидентура. Что и было нужно пожилому офицеру для того, чтобы достойно закончить карьеру и уйти на отдых с почетом. Или, если судьба улыбнется, и окажется вакантной хорошая должность в системе — получить «генерала», и перейти в новый социальный статус. Например, войти в состав, а, может быть, даже возглавить Совет консультантов при Директоре. Или Совет ветеранов СВР. А может быть, возглавить ведомственную Академию или какой-нибудь другой ведомственный институт. Или уйти «под крышу», заняв одну из многочисленных должностей прикрытия в каком-нибудь солидном государственном учреждении, коими во множестве располагает разведка — в «Газпроме», «Аэрофлоте», Сбербанке, Министерстве иностранных дел, Министерстве внешней торговли, Рособоронэкспорте… Конечно, перспектив сорвать тут звезду с неба не было при всем желании и умении. Контрразведывательный режим был жёстким, каждый шаг сотрудников дипмиссии требовал согласования с Министерством общественной безопасности, а северокорейская «наружка» окончательно сводила на «нет» любые попытки встретиться с местными гражданами тет-а-тет. Фактически, для иностранных резидентов было только одно место для встреч — гостиница «Корё». Разумеется, она была технически оснащена северокорейской разведкой, а поэтому разговоры здесь велись очень нейтральные. Но и попасть впросак русскому резиденту в таких условиях было достаточно сложно — раз всё под контролем, в Центре и не ждут никаких особых успехов в вербовочной работе. Центр сам не даст санкции на какое-либо рискованное мероприятие. Поэтому основной задачей резидента было поддержание рабочих отношений с северокорейским лидером и работа по представителям третьих стан, коих здесь было не много. Да и представители эти были, в основном, кадровыми разведчиками, и на встрече с ними иногда ощущалась та самая тонкая грань, когда было непонятно, кто кого, на самом деле, пытается вербовать. Так случалось с вновь прибывшими резидентами, которые еще не вполне осознали особенности здешней оперативной работы. А с более опытными коллегами шел простой обмен информацией, иногда — весьма продуктивный. «Клюя по зернышку», хороший разведчик собирал «мозаику» из разрозненных данных и мог выдать в Центр хороший аналитический продукт.

Резидент принял душ, надел выглаженную женой свежую рубашку, позавтракал горячим куриным бульоном, заботливо заготовленным женой, потому как никакая привычная яичница сейчас просто не лезла в рот, и отправился в Посольство. Там, в его недрах, располагались две особо защищенные зоны — резидентуры СВР и ГРУ. Шифровальщик Вячеслав уже ждал резидента у двери его кабинета в помещении резидентуры.

— Привет, Слава, — протянул руку резидент.

— Привет, Николаич, — по-свойски поздоровался шифровальщик. Слава был ровесником резидента, поэтому он мог себе позволить называть того по отчеству. А резидент сохранял вежливую «дистанцию», обращаясь к Вячеславу по имени — должность обязывала.

— Ну, что там срочного такого? — спросил резидент, открывая дверь кабинета ключом.

Шифровальщик не ответил на этот дежурный вопрос и проследовал в кабинет вслед за своим руководителем. В телеграмме из Центра был срочный вызов в Москву. Резидент изумленно поднял бровь и перевел взгляд на шифровальщика, как бы вопрошая: «Что бы это значило?» Шифровальщик Слава недоуменно пожал плечами. Резидент поднял трубку, набрал номер представительства Аэрофлота в Пхеньяне и забронировал для себя билет на завтра. Затем написал короткий ответ в Москву о своем вылете и передал его шифровальщику. Слава вышел, а резидент снова поднял трубку телефона и набрал номер.

— Алло! Николаич? Привет! — растянулся в болезненной улыбке резидент.

— Привет, привет… — вторил ему, судя по интонации, такой же «больной» голос.

— Ты как? Давно пришел? — продолжал резидент.

— Да нет, минут 15 назад. Тоже «болею»…

— Слушай, меня тут в Центр срочно вызывают. Завтра вылетаю. Ты когда будешь отписываться по вчерашней встрече?

— Сейчас, конечно.

— Давай соберемся, вспомним всё, и напишем совместную «телегу». Ты как?

— Давай через 10 минут, хорошо?

— Отлично, — резидент откинулся на кресле.

Через 10 минут в дверь постучали. Владимир Николаевич, плотный невысокий мужчина 60-ти лет, любезно попросивший разрешения войти, с мягкой улыбкой протянул руку резиденту. Слегка «несвежее» одутловатое лицо, хоть и гладко выбритое, выдавало серьезную степень усталости от чрезмерного употребления крепких напитков перед недолгим сном. Поредевшие с возрастом, светлые прямые волосы Владимира Николаевича были гладко зачесаны назад и влево, с четким пробором аккуратиста и педанта. Коротко подстриженные светло-рыжие усы добавляли его образу кошачий характер.

— Проходи, Николаич, садись, — улыбнулся резидент, выражая Николаичу сочувствие своей изможденной гримасой. — Как сам?

— Да как? Сам знаешь, как… — не менее натужно улыбнулся главный по сотрудничеству. — Кажется, что не спал совсем — глаза еле открываются.

— Да и не говори, — вздохнул резидент, переминаясь в кресле. — Тяжело уже в наши-то годы так допоздна «отдыхать». После таких встреч надо выходной брать, — посетовал резидент. — Надо как-то намекнуть нашему другу, что при таком интенсивном отдыхе нас через год отнесут на погост.

— Думаю, если ты ему так скажешь, он попросит тебя найти себе замену, — криво ухмыльнулся главный по сотрудничеству. — Ты же не хочешь уехать отсюда досрочно?

— Да знаешь, Николаич, я уже и не знаю, что хуже — уехать отсюда досрочно, или уехать отсюда в больницу, — вздохнул резидент.

— Ну, ну — не сгущай краски! — сурово улыбнулся Владимир Николаевич, — Не так уж часто мы сидим у Самого, чтобы жалеть на это здоровье. От него можно получить такую информацию, за которой год будешь бегать по дипломатическим раутам, и ни хрена не получишь. Ну, скажешь — нет? Много ты чего толкового написал в Центр после приемов-фуршетов-конференций? Так, порожняк один… Европейцы только и делают, что сами тебя слушают. Потому что мы да китайцы больше всех знаем.

— Да верно всё ты говоришь, Николаич! Я разве против? Но так пить — один черт потом не упомнишь, о чем был разговор, — массируя виски, пожаловался резидент.

— Ну, вместе вспомним! Что-то — ты, что-то — я. В первый раз, что ли? Давай, не бухти!

— Ладно, хватит меня агитировать, — улыбнулся резидент.

— Ну, вот — так уже лучше! А то затянул свою пенсионную песню…, — растянулся в довольной ухмылке главный по сотрудничеству.

— Итак, что там было по «шестисторонке» *? — резидент взял в руки карандаш и открыл чистый лист блокнота для шифр-телеграмм.

— Ну, он сказал, что предложение японцев его устраивает. Однако до тех пор, пока американцы не подтвердят его своими гарантиями, он не станет его рассматривать, — ответил Владимир Николаевич.

— Ну, это ты мне прям глаза сейчас открыл! — с сарказмом и иронией пропел резидент. — Когда это северяне соглашались на что-либо, пока не получали американских гарантий?

— Ну, открыл — не открыл, а это — Его позиция (карикатурно поднял вверх указательный палец Владимир Николаевич). Доложить об этом в Центр надо? Надо!

— Надо! — согласился резидент.

— Вот и докладывайте, товарищ резидент, а не выпендривайтесь! — протянул главный по сотрудничеству.

— Да эта фраза уже оскомину набила, — резидент скривил недовольное лицо.

— А ты в суть зри, а не на формулировки, — по-кошачьи протянул Владимир Николаевич. В этот момент он напомнил резиденту кота Матроскина из «Простоквашино». Внучка любит этот мультфильм, и резидент почти дословно знал все интонации этого персонажа. Тем более, что и оперативный псевдоним у него был кошачий. — Формулировку можно изменить. Напиши, мол, объект рассматривает предложение японской стороны только при предоставлении американских гарантий. И еще напиши, что за кулисами переговоров японцы выражали готовность увеличить размер компенсаций до двух с половиной миллиардов в год.

— Это он вчера сказал? — спросил резидент.

— Да, вчера, — ответил Владимир Николаевич.

— Я что-то не помню такого, — отодвинулся от стола резидент. — А по мазуту что-то говорил?

— По мазуту изменений нет — те же пятьсот тысяч тонн. Во всяком случае, он ни о каких изменениях не упоминал. А про предложение японцев по увеличению компенсации ты не слышал потому, что он сказал мне это на ухо, — откинулся Владимир Николаевич на спинку кресла с видом триумфатора.

— Тогда так и укажу, что записано с твоих слов, — оскорбился резидент, — Не хочу подписываться под очередной шуткой Любимого Руководителя. В последний раз, когда он сказал, что у него был контакт с Самсунгом, я тоже думал, что это серьезно. В Центре эту шутку не оценили.

— Ну, шутка это, или не шутка — а это он сам так сказал. Наше дело — доложить о содержании разговора, — парировал Владимир Николаевич.

— Наше дело — не просто доложить, а дать аналитический материал, — «встал в позу» резидент.

— Ой, ладно тебе, Николаич! Я тебе помогаю вспомнить содержание беседы, а ты мне тут лекцию читаешь! — скривился в претензионной гримасе главный по сотрудничеству. — Если у тебя есть с чем увязать этот факт, можешь дать свой «аналитический продукт». А пока записывай тезисно — потом оформишь.

— Ладно, извини, Николаич — ты прав. Голова болит. Кто из японцев озвучил ему это предложение? — мягко поинтересовался резидент.

— Ну, как кто? Полагаю, глава делегации японцев сообщил главе делегации северян. А ты чье имя хотел услышать? — округлил глаза главный по сотрудничеству. — Имени мне Ким не назвал, но его и не обязательно указывать. Напиши — глава делегации, — сменил гнев на милость Владимир Николаевич.

— Как думаешь, почему японцы не озвучивают эти предложения в ходе официальных переговоров? Может, Ким привирает, чтобы подразнить нас? — спросил резидент.

— Думаешь? Ждет, что мы тоже присоединимся к спонсорской помощи? — попытался развить мысль резидента Владимир Николаевич.

— Вряд ли так. Думаю, просто периодически демонстрирует нам свои позиции, мол, не переоценивайте для меня свою незаменимость.

— Да, манипулировать нами и Китаем эта семья научилась хорошо, — подытожил Владимир Николаевич.

— Не только нами и Китаем — всеми, кто в «шестисторонке» участвует. Единственный, кто стоит особняком во всей этой истории — это Штаты.

— Что имеешь в виду? — поинтересовался Владимир Николаевич.

— То, что Штаты не особо усердствуют в этом процессе, — ответил резидент. — Впечатление такое, что Штатам вообще давно безразлична вся эта возня вокруг Севера.

— А именно? — Владимир Николаевич сменил позу в кресле, поскольку написание телеграммы в Центр явно затягивалось.

— Ну, сам оцени. При явной возможности у Штатов профинансировать любую инициативу — как экономическую, так и военную, и при явном их внимании к проблеме КНДР, они никогда не выдвигали и не выдвигают никаких инициатив — только требования. Они ведут себя так, словно однажды им может всё это наскучить, и они просто придавят Кима, как клопа.

— Ну, так это их общеизвестная тактика в любых делах, — ответил Владимир Николаевич.

— Но, при этом, как только намечается прогресс в диалоге, Штаты обязательно выкинут какой-нибудь фортель, который этот прогресс угробит, — раздраженно прокомментировал резидент. — Штаты просто не сидят без дела, и подкидывают северянам основания опасаться каких-либо мирных инициатив.

— Штатам нужны причины для сохранения своего военного присутствия в регионе — вот они их и формируют. Это давно ясно, — парировал Владимир Николаевич.

— Помимо материальной помощи в виде поставок мазута Северная Корея рассчитывала на смягчение международных санкций. Буш заявил, что в ответ на ядерную декларацию отменяет в отношении Северной Кореи действие закона о торговле с врагом, остававшегося в силе с 1950 года. Он обещал в течение 45 дней вычеркнуть КНДР из американского списка государств, поддерживающих терроризм. Формально это означало бы снятие односторонних внешнеторговых санкций, введенных США против КНДР. Договоренность была практически достигнута, однако Штаты вдруг затребовали от Кима дополнительных уступок, и тот, разумеется, дал задний ход, — продолжил резидент. — Последовавшее вторжение американцев в Афганистан окончательно обнулило весь переговорный прогресс. Работа началась заново. Далее, — резидент сделал театральную паузу, многозначительно подняв верх указательный палец, — пропускаем период мелких удач в переговорах — они всё равно ни к чему кардинальному не привели. Как говорится, «осадок остался», и новый Ким не спешил договариваться. Постепенно, при нашем содействии и поддержке Китая, диалог возобновился. Южане тоже продвинулись, и через хозяина Самсунга наладили доверительный канал помощи Северу. И тут, через какое-то время, Штаты начали иракскую операцию. И Ким понял — отец правильно поступил, что в свое время не отказался от ядерной программы. А потом вдруг в южнокорейскую печать просочилась информация о том, что глава Самсунг передавал Киму по неофициальному каналу существенную финансовую помощь. Помнишь, какой был скандал? — спросил резидент.

— Ну, еще бы! — без особого акцента согласился оппонент.

— Наверняка без ЦРУ дело не обошлось, продолжил резидент. — Казалось бы — чем плохо американцам? Сеул за свой счет содержит Пхеньян, в ответ Пхеньян держится на плаву и постепенно снижает напряженность на полуострове. При такой финансовой помощи со стороны Сеула и Пекина, и при полном контроле Кима над внутриполитической ситуацией вполне можно было рассчитывать на реформирование северокорейского режима по китайскому образцу. Причем, в течение каких-нибудь 10—15 лет. Уже сейчас предостаточно признаков движения режима в сторону смягчения — предпринимательство, рынок. Ким ведь не идиот. Он понимает, что бесконечно это длится не может, и надо искать пути выхода из тупика.

— Угу, — кивнул Владимир Николаевич. — Штаты не хотят, чтобы северяне развивались по пути Китая, постепенно становясь его сателлитом.

— С другой стороны, — продолжил резидент, — пожелай Штаты кардинально разделаться с режимом — они давно бы с ним покончили. Притом — задолго до того, как проблема стала проблемой. И даже Китай не смог бы помешать — Штаты нашли бы, чем заткнуть китайцам рот. Китаю тоже порядком надоело, что Ким сидит у них на шее. Штаты и Европа сделают Китаю хорошее предложение, и Китай отдаст Кима. Да даже не нужно делать никаких предложений, — махнул рукой резидент, — Китай настолько втянут Западом в производственные отношения, что и без предложения понятно — войны из-за Кима между ними не будет. Это не 50-ый год.

— Ну, Китаю Ким необходим хотя бы потому, что он как буфер оттягивает столкновение со Штатами для самого Китая, — парировал Владимир Николаевич. — Но если ты считаешь, что между Китаем и Западом, на самом деле, нет глобального противоречия — почему Штаты до сих пор не покончили с северокорейцами? Ирак, я думаю, сложнее Севера будет — у Саддама и ракеты есть, и возможно, даже химическое оружие, — Владимир Николаевич стал развивать мысль резидента, подбрасывая ему «поленья в огонь».

— Вот именно, что у Саддама — есть. Штаты ждут, что режим Кима сам падет. Но если этого не произойдет в ближайшие 7—10 лет, очередь дойдет и до северян.

— Так чего же они ждут? Чтобы Ким сделал бомбу? — Владимир Николаевич дал ход мысли резидента.

— Вот и я о том же! Не кажется ли тебе, что Штаты знают, что никакой бомбы нет, и в обозримом будущем не будет? Но истерия вокруг угрозы им нужна, и ты сам понимаешь, зачем.

— Ну, им всегда нужна угроза и напряженность. А почему бомбы не будет? — приготовился выслушать версию резидента Владимир Николаевич.

— Потому что просто бомба — это несерьезно. Ядерного заряда мало — нужны средства его доставки. А с этим у северян сам знаешь — никак. Тем более, что это должны быть не просто ракеты, способные нести заряды, но способные также эффективно преодолевать современные средства ПРО. Иначе грош-цена твоим зарядам и ракетам — они просто не долетят до цели. Ты думаешь, КНДР в состоянии разработать хотя был один такой оружейный комплекс из ядерной триады? Конечно, нет. Как может нищая страна сделать то, что под силу только супердержаве с огромным научным и финансовым потенциалом? Что есть у северян на данный момент? Подземные испытания, которые, якобы, ядерные? Никто этого подтвердить не может, — риторически прищурил глаз резидент.

— Ну, согласен. «Грушники», кстати, тоже придерживаются версии, что это вполне может быть хороший заряд взрывчатки. Говорят, что 500 тонн простого тротила было бы достаточно, чтобы получился взрыв, по мощности схожий с тем, что был 9 октября, — поддержал резидента Владимир Николаевич.

— Далее, — продолжил резидент, — что со стратегическими бомбардировщиками? Где они? Их нет. И не будет. Подводные лодки? Та же история. Тридцать шесть старых консервных банок, которые не могут нести баллистические ракеты? То, что сейчас периодически перелетает через Японию — это не те ракеты, что способны доставить заряд через океан. Они просто не долетят, не говоря уже о том, что они не преодолеют систему ПРО США. Все эти Тепходоны по природе своей — наши старые СКАДы с дальностью полета до 2,5 тысяч километров. Заявления северян о том, что они добились дальности в 4,5 — 5 тысяч километров — не более, чем блеф. Если они и летят на это расстояние, то уже в абсолютно неуправляемом режиме. Ну, я уж не говорю об отсутствии систем корректировки целенаведения. Оттого эти ракеты и летят просто по баллистической траектории, и перелетев Японию, падают в море. Так что извини, Володя, но Штатам абсолютно ничего не угрожает и не будет угрожать, — подытожил резидент.

— Ну, так они же еще заботятся о союзниках-южанах, которых эти ракеты точно достанут, — расшевелил угли резидентского костра Владимир Николаевич.

— Во-ло-дя, — протянул резидент, понимая «шпильку» главного по сотрудничеству, — для войны на полуострове баллистические ракеты не нужны, и ты это знаешь не хуже меня. Тут война будет вестись артиллерией, танками и пехотой, которых у обеих сторон предостаточно. И даже бомбу, если бы она была у северян, они не применили бы — это было бы фатально, прежде всего, для них самих. Впрочем, для них фатальна и обычная война без применения оружия массового уничтожения.

— Ну, так какой ты из всего этого делаешь вывод? — подустав от полемики резидента, заёрзал на стуле Владимир Николаевич.

— Выводы делать сложно, но всё это напоминает мне спектакль, в котором Ким и Штаты играют известные друг другу роли.

— Ты думаешь, они могут общаться? — засопев, поднял бровь Владимир Николаевич.

— Думаю, этого нельзя исключать, — заключил резидент. — Они могли установить канал связи. Думаю, после того как развалился Союз, у Кима не осталось выбора. Полагаться только на одного оставшегося союзника в лице Китая Ким не привык — придется полностью подчиняться. Тактикой его выживания всегда была игра на противоречиях крупных соперников. Поэтому для нажима на Китай как на единственный оставшийся источник политической и экономической помощи, Ким мог сблизиться с США. США в этом тоже заинтересованы — более глубокая вовлеченность Китая в дела КНДР ослабляет американцев. Тактикой США всегда было обременение своего оппонента проблемами и расходами, и ожидание, пока силы того не иссякнут. Иссякнут настолько, чтобы добить можно было быстро, одним ударом. Штаты давно отошли от доктрины полномасштабной войны. Они задействуют комплекс мер — экономических, политических, гуманитарных — чтобы вымотать соперника. И только если тот не сдается — переходят к военным действиям. Но и при этом они тянут змею из норы чужими руками — вооружают и консультируют внутреннюю оппозицию. Свои вооруженные силы они не хотят допускать до непосредственного боестолкновения — за смерти американских граждан придется отвечать перед избирателями.

— Нет, мне такая версия не кажется реальной. Не думаю, что это можно сохранять в полной тайне столь долгое время, — высказал свое мнение главный по сотрудничеству.

— Ну, а если представить, что канал связи установлен между лидерами Юга и Севера, а Юг уже передает информацию США, — продолжил развивать свою версию резидент. — Например, у Юга за канал связи отвечает хозяин Самсунга, а у США информацию принимает высокопоставленный сотрудник администрации президента. Тогда круг посвященных в тему можно сократить человек до десяти с обеих сторон.

— Не думаю. Первая версия мне кажется более реальной. Если корейцы и могли бы справиться с сохранностью секрета о существовании такого канала связи, то у США с сохранностью секретов особой важности всегда были проблемы, — ответил Владимир Николаевич. — Мне кажется, что Пхеньян и Вашингтон за всё это время просто прекрасно изучили и друг друга, и правила игры на этом поле. Каждый понимает, что нужно другому — и делает это. США не нападает на Пхеньян, а Пхеньян в ответ поддерживает напряженность во всем Юго-Восточном регионе, что выгодно США. И главное — то, что Пхеньян держит в страхе Японию. Чтобы Япония оставалась в орбите влияния США.

— Ладно, — подытожил резидент, — отвлеклись мы что-то с тобой. Давай закругляться. Что еще было вчера?

— Ну, еще Ким сказал, что главе его делегации не понравился новый глава делегации США на переговорах, как его, дьявола… Кристофер Хилл! Говорит, тот слабо владеет тематикой переговоров, ведет себя заносчиво. Японцы были обескуражены его поведением, и воздержались от сколь-нибудь заметной инициативы.

— Ну, я приблизительно могу себе представить, что у корейцев называется заносчивостью. Они склонны гиперболизировать. Американец, вероятно, просто вел себя сдержанно, в силу недостаточной осведомленности. А они это восприняли, как высокомерие, — со скептической усмешкой предположил резидент. — Ну, а как он оценивает наши инициативы?

— Ему импонирует наша позиция, и в частности, наша готовность обеспечить бесперебойность поставок мазута. Ну, то есть, что мы активно ищем любую возможность поддержать процесс своими гарантиями, а не просто отстраненно наблюдаем за переговорами и вмешиваемся только тогда, когда представляется удобный случай заработать. В этом плане у Кима бывают претензии к Китаю, — оформил свой тезис Владимир Николаевич, описав пальцем в воздухе замысловатый круг.

Резидент дописал свою мысль, быстро пробежался глазами по написанному. Затем прочитал второй раз, только медленнее, очертил один из пунктов в круг, и стрелкой «перенес» его чуть выше по тексту, меняя пункты местами.

— Ну, в целом, идея ясна. Тебе показать перед отправкой? — спросил резидент.

— Да нет, не надо. Я тебе доверяю. Моего шефа в копию поставь, — ответил Владимир Николаевич. — Я пойду, почитаю прессу, а потом съезжу с Натальей в универмаг — что-то она там присмотрела себе ко дню рождения.

— Ну, лады. Давай. Привет жене! — откинулся на кресле резидент.

— Хорошо, передам, — вставая с кресла, протянул Владимир Николаевич. — Елене не надо в магазин? Можем ее захватить с собой.

— Нет, спасибо — она, вроде бы, не собиралась. Да мы позавчера там были, — поблагодарил резидент.

— Ну, ладушки. Давай, — протянул руку главный по сотрудничеству.

— Давай. Спасибо! — пожал руку резидент.

— Да пустяки, — улыбнулся Владимир Иванович и двинулся на выход.

После того, как за ним закрылась дверь, резидент взял блокнот шифр-телеграмм и стал писать набело сообщение в Центр. Через минут двадцать оформился следующий текст:

т. Баркову

т. Серову

Об оценке результатов шестисторонней встречи

В ходе встречи с №1, проведенной совместно с представителем подразделения т. Серова в неофициальной обстановке, были получены оценки прошедшей накануне встречи шестисторонней комиссии.

№1 положительно оценил готовность российской делегации обеспечить бесперебойность поставок мазута в качестве гарантии переговорного процесса. Собеседник сообщил, что отдал распоряжение главе своей делегации провести консультации с российскими дипломатами для сближения наших позиций.

Положительно оценена готовность Японии досрочно выплатить финансовую компенсацию за текущий год. На доверительной основе №1 сообщил представителю подразделения т. Серова о, якобы, поступившем от японцев неофициальном предложении выплатить дополнительные 500 млн. долларов в качестве компенсации за перебои с поставкой мазута. На вопрос о том, что именно японцы запросили взамен, №1 уклонился от ответа. В этой связи резидентура предпримет усилия по проверке данного заявления через другие источники, так как оно может оказаться попыткой №1 оказывать давление на российскую сторону.

Китайская сторона предпринимает попытки увязать любые инициативы сторон с финансовой или политической выгодой для себя. В противном случае занимает индифферентную позицию, чем создает сложности для северян в продвижении ими своих требований и вызывает раздражение №1.

Новый глава американской делегации оценен северянами как безынициативный участник встречи. №1 поддержал эту оценку в отношении американской позиции в целом, и в обозримой перспективе не ожидает от нее сколь-нибудь значительных инициатив и решений.

Считаю целесообразным сохранять выбранную линию ведения переговоров, воздерживаясь от прямой безвозмездной помощи Северу и оказывая процессу только юридическую и организационную поддержку. Китайская сторона в данных сферах располагает меньшим доверием Запада, поэтому закономерно проявляет готовность взять на себя экономический аспект поддержки Севера.

т. Быков

Илья Николаевич отложил ручку, снял очки и откинулся на кресле. Наконец-то можно было немного расслабиться. Глаза устали. Нужны были новые очки, так как он чувствовал, что за последние пару месяцев зрение ухудшилось, и нынешние линзы уже не справлялись. Да и дужки стали неприятно давить зависочную область при длительном ношении.

Он вызвал шифровальщика звонком.

— Отправь срочно, Слава, — сказал он шифрику.

— Хорошо, Николаич, — откликнулся Слава с улыбкой. — Подредактировать могу?

— На твое усмотрение, — ответил резидент. — Только не слишком усердствуй. Тем более, там и так не много текста.

— Понял, шеф, — Слава положил телеграмму в рабочую папку и покинул кабинет.

В общем, получилось достаточно громоздко со стилистической точки зрения. Прочитав «телегу», Слава в очередной раз вздохнул и чертыхнулся про себя. Далеко не все разведчики развивали в себе навык писать кратко и емко. А излишне большой текст — это и дополнительное время работы шифровальщика, и дополнительная стоимость услуг спутниковой связи. За это шеф шифровальной службы по голове не гладил. Слава, как человек, прочитавший и отправивший за свою службу не одну тысячу телеграмм, обладал поистине талантом редактировать подобные тексты. Резидент знал об этом, и доверял Славе корректировать за собой. Резиденту не очень нравилось стилистически обрабатывать свои и без того хорошие тексты. Ему вообще претила эта техническая часть процедуры. В написании телеграмм, по его мнению, рождался практически литературный продукт, квинтэссенция аналитической мысли, облеченной в изящные литературные формы. Формулирование своих мыслей доставляло ему удовольствие литератора, и всяческие попытки «обрезать» или «высушить» такой текст он считал едва ли не оскорблением своего интеллекта и литературного дара. И когда заходил между коллегами разговор на эту тему, он всегда вспоминал, как в период своей учебы в Институте имени Андропова читал архивы царской охранки и попадавшиеся в них шифрованные сообщения, в частности, между руководителями подразделений тайной полиции и курировавшими их высокопоставленными чиновниками. Эти сообщения были написаны изысканно, со всеми причитающимися реквизитами и оборотами русского языка, на который были способны просвещенные люди того времени. Увы, сейчас, в век утилитаризма, всё сводилось к необходимости выдать максимум сути в минимальном объеме текста. Однако, по мнению Ильи Николаевича, только полноразмерным литературным текстом можно было передать те мельчайшие нюансы и тонкости, которыми столь многогранна работа с агентурой. Ведь это целый пласт взаимоотношений людей различной расы, веры, воспитания, менталитета… Разного восприятия добра и зла, правильного и неверного, доблести и преступления в его уголовном толковании. Ибо эти люди ходили по краю того, что в уголовном кодексе практически любой страны называлось «изменой родине» для гражданина страны, и «шпионажем» — для иностранного резидента. Со всеми их переживаниями, попытками самоанализа и анализа своего визави. С желанием понять, добраться до сути… По одному, даже недосказанному слову. По взгляду.

Однако Слава хоть и был человеком не менее образованным, считал, что любовь к литературе и профессионализм разведчика не должны конфликтовать. И что это вообще не соприкасающиеся сферы. Поэтому всякий раз Слава с цинизмом хирурга «резал» причудливые тексты Ильи Николаевича, придавая им идеальную форму. Без всяких литературных завитушек и фразеологических отростков. В результате, получилось чуть короче и лаконичнее:

т. Баркову

т. Серову

Об оценке результатов шестисторонней встречи

В ходе встречи с т. Быковым и т. Котовым №1 положительно оценил готовность российской стороны обеспечить регулярные поставки мазута в качестве гарантии переговорного процесса.

№1 распорядился провести консультации с российскими дипломатами для сближения наших позиций в ходе нынешнего раунда.

№1 положительно оценена готовность Японии досрочно выплатить финансовую компенсацию за текущий год. №1 доверительно сообщил тов. Котову о поступившем от японцев неофициальном предложении выплатить дополнительные 500 млн. долларов в качестве компенсации за перебои с поставкой мазута. №1 уклонился от ответа на вопрос, что интересует японцев в ответ на данную инициативу. В этой связи резидентура проверит данное заявления через другие источники, так как оно может оказаться попыткой оказать давление на российскую сторону.

№1 считает, что Китай рассматривает любые инициативы сторон исключительно с точки зрения финансовой или политической выгоды. Это затрудняет Пхеньяну продвижение своих требований и вызывает раздражение №1.

Новый глава американской делегации оценен делегацией Пхеньяна как безынициативный. №1 поддержал эту оценку в отношении американской позиции в целом, и в перспективе не ожидает от нее значительных инициатив и решений.

Считаю целесообразным сохранять выбранную линию ведения переговоров, воздерживаясь от прямой безвозмездной помощи Северу и оказывая процессу только юридическую и организационную поддержку. Китайская сторона в данных сферах располагает меньшим доверием Запада, поэтому закономерно проявляет готовность взять на себя экономический аспект поддержки Севера.

т. Быков

Последний абзац телеграмм резидента Слава никогда не правил, так как он содержал резолютивную часть. Было важно сохранить ее в дословной точности.

Олег Николаевич, резидент сеульской точки, получив телеграмму с вызовом на консультации в Москву, прикинул в уме темы для обсуждения с руководством. Подходила к концу его вторая командировка в качестве руководителя точки. Наверняка в Центре зайдет разговор и о его дальнейшей работе после возвращения.

Резидентура под его руководством работала достаточно результативно при том, что ее численный состав был невелик. Отчитаться было о чем. Чрезвычайных происшествий не было, хотя в стране работал жесткий контрразведывательный режим. Да и американская резидентура имела в Южной Корее достаточно сильные позиции, на порядок лучше российской. Это тоже мешало работе, так как американцы внимательно следили за работой русских коллег и не упускали возможности установить контакт. Но наши вели себя аккуратно и не давали повода осуществить вербовочный подход.

Практически все оперативники были специалистами по Корее за исключением представителя управления научно-технической разведки, нудного Василия, который каким-то образом тоже умудрялся добиваться результата, не владея корейским языком. Про Василия шутили, что он кого угодно замучит своим обществом, и что его контакты, должно быть, готовы были предоставить ему любую информацию, лишь бы он от них отстал.

Хорошие результаты были и по линии нелегальной разведки. Андрей Степанович, матёрый оперативник и здоровенный мужик, одним своим видом вселял в своих контактов почти благоговейный ужас и безропотное подчинение кролика перед удавом. Одновременно, к этим поведенческим аспектам прибавлялась уверенность, что у Степаныча всё под контролем, и с ним можно иметь дело.

В общем, у Олега Николаевича карьера оперативника и руководителя складывалась ровно. Без звездных успехов, чему способствует только невероятная удача, но — вполне себе благополучно. Поэтому он уже помышлял о том, что пора бы поднять свой руководящий статус — либо в следующий раз возглавить более крупную резидентуру, позволяющую рассчитывать на генеральское звание, либо возглавить родное управление. Понятно, что сначала — через должность заместителя, ну, а позже — уже выйти и в руководители. Рано или поздно старшие руководители уходят на пенсию, и уступают свое место молодым. И на этом карьерном пути главное — не совершить ошибку, не допустить какого-то серьезного провала. Необязательно иметь большие достижения — стабильность имеет большее значение для карьеры. «Звёздных» и слишком успешных система выбраковывает.

Успешный разведчик иногда теряет чувство меры. Сегодня он спорит с руководителем по любому поводу, завтра — дает советы в делах, о которых его не спрашивали, далее — начинает идти по «головам», уверовав в собственную исключительность. Герой-одиночка.

А правильный руководитель — это, прежде всего, человек системы. Гибкий, неконфликтный и умеющий ждать своего звездного часа. Будь гибким. Это абсолютно негибкое и выкованное из стали правило. Как только ты перестал быть гибким — ты проиграл. Самый гибкий элемент в любой системе со временем становится контролирующим. Это правило Олег Николаевич вывел для себя давно.

Глава 4. Привет из прошлого

Время текло. Незаметно, как это всегда бывает, наступил Новый год. Затем день Защитника Отечества, 8-е марта — праздники, по которым сотрудники резидентур и работники в Центре собирались тесными коллективами в кабинетах, отмечали, пили, закусывали, травили байки. Затем разбредались по домам, где их ждало продолжение банкета уже в семейном кругу.

А наутро выслушивали нравоучения от своих жен, раздосадованных тем, что их мужья слишком много выпили, или что слишком поздно заявились домой. В общем, стандартная семейная жизнь служивых людей, к которой жены оперативников никогда не могли привыкнуть вполне.

Резиденты корейских резидентур были отозваны в Центр, оставив своим заместителям исполнение своих обязанностей. Илья Николаевич передал бразды правления резидентурой «главному по сотрудничеству» Владимиру Николаевичу. Сеульский же резидент, Олег Николаевич, оставил свое кресло заместителю Борису.

Борис, плотно работавший с агентурой и доверительными источниками, находящимися в оперативной разработке, не обрадовался свалившейся на него управленческой работе. С другой стороны, опыт руководства резидентурой представлял собой отличный задел для дальнейшей карьеры, со всеми прилагающимися возможностями и привилегиями. Тем более, это было ненадолго, и стоило поднапрячься.

Оба резидента были задействованы в Центре, возглавив работу по сбору и анализу информации о северокорейской ядерной программе. Координировали работу точек, сотрудников своего Управления в Центре и Управления Контроля Нераспространения. Вопрос об определении места их дальнейшей службы был отложен Директором, что называется, до лучших времен.

В общем, все задействованные в операции сотрудники резидентур и Центра рассчитывали на поощрение и продвижение по службе по ее завершению. Однако конечный результат, как все понимали, зависел от многих факторов. И лишь некоторые знали о том, что у этой операции есть и активная фаза.

Погожим апрельским субботним утром в московской квартире на улице Удальцова раздался телефонный звонок, потревоживший ее хозяина. С наступлением эры мобильной связи актуальность проводной телефонной связи отмирала, и хозяева аналоговых аппаратов стали забывать звук их звонков. Повторный сигнал вывел его из оцепенения, заставил убавить звук телевизора, отложить пульт на журнальный столик, и нащупать ногами домашние тапочки. Неспешным шагом он двинулся в сторону аппарата, пытаясь предположить, кто может звонить.

— Алло? — спросил хозяин квартиры.

— Добрый день! Простите, это Ваш автомобиль Хёнде номер 326? — спросил мужской голос.

— Да. А в чем дело? — спросил хозяин.

— Нет, ничего не случилось. Вы не могли бы немного сдать назад, чтобы я мог выехать? А то меня спереди прижали — боюсь кого-нибудь зацепить.

— Ааа… Ну, хорошо. Подождите, сейчас спущусь, — ответил хозяин, пытаясь дотянуться до окна, чтобы посмотреть во двор. Однако шнур аппарата оказался недостаточно длинным.

Хозяин квартиры положил трубку телефона и прошел в прихожую. Там, на столике, он нашел ключи от машины и от квартиры, переобулся в туфли, и уже было вышел к лифту, как вдруг остановился. «Откуда он знает мой номер телефона?» — мелькнуло у него в голове, — «На торпеде я номер не оставляю. Консьерж мой номер не знает…».

Ситуация всё меньше становилась похожа на обычный бытовой конфликт интересов. Хозяин авто вернулся в квартиру, прошел в спальню. Там, во внешнем корпусе, имитирующем прикроватную тумбочку, скрывался сейф. Хозяин открыл его, и вынул оттуда ПСМ — компактный самозарядный пистолет калибра 5,45. Очень удобное для скрытого ношения оружие. «Как быстро теряется чутье и осторожность, стоит лишь оказаться на кабинетной работе», — мелькнула в голове досадная мысль. Возвращаясь к двери, он подумал, не позвонить ли в дежурную службу и оповестить о необычном звонке. Но что-то удержало его от звонка. Он положил пистолет в карман плаща и снова вышел из квартиры. «Возможно, всё гораздо проще, и меня потом поднимут на смех», — подумал он. — Да и что может случиться днем в людном месте?»

Пока он ехал в лифте, в голову пришла мысль пригласить с собой консьержа. Под каким-нибудь безобидным предлогом. «Как минимум, это уже свидетель» — подумал он.

Двери лифта открылись, и хозяин авто оказался на первом этаже. Но в комнате консьержа было пусто, дверь в помещение была заперта. Через стекло был виден стол и прочая обстановка. Всё было на месте, никаких следов вмешательства, ничего подозрительного. Хозяин авто помешкал, потом сжал пистолет в кармане плаща и вышел из подъезда.

У машины его ждал улыбчивый мужчина лет шестидесяти, одетый в стильную демисезонную куртку. Не менее стильная кепи и классические джинсы несколько контрастировали с массивными ботинками. Хозяин авто выпустил пистолет из руки и вынул ее из кармана.

— Здравствуйте! — приветствовал незнакомец.

— Здравствуйте! Это Вы звонили? — поинтересовался хозяин авто в ответ. Тон его приветствия был не очень любезен.

— Да. Спасибо, что откликнулись, — ответил незнакомец.

— А Вы говорили, что сложно выехать. Кажется, здесь достаточно свободного места, — осмотрел парковочную обстановку хозяин машины.

— Ну, знаете — я уже пожилой человек. Уже не такой ловкий за рулем. Хотел просто не рисковать, чтобы не зацепить Вашу машину, — ответил носитель массивных ботинок.

— Угу… Ну, хорошо — давайте сдам чуть назад, — предложил хозяин машины.

— Постойте, не нужно… — вдруг промолвил незнакомец, когда хозяин авто открыл дверь и собрался сесть в салон. — Я лишь хотел убедиться, что это Вы.

Хозяин авто замер у открытой двери и повернулся к незнакомцу:

— Хотели убедиться? — он сощурил глаза, пытаясь разглядеть в лице пожилого человека знакомые черты. Тревога снова вернулась. — Мы разве с Вами знакомы?

— Нет, нет — не трудитесь, — ответил незнакомец. — Мы никогда не встречались с Вами. Но Вас я узнал сразу.

Хозяин авто закрыл дверь, снова запустил правую руку в карман плаща и медленно подошел к незнакомцу:

— Вы узнали меня? Простите, но это, должно быть, какая-то ошибка, — нервно усмехнулся он, пожимая плечами и стараясь не выдавать волнения. Однако от незнакомца не ускользнула тревога, мелькнувшая в его глазах.

Незнакомец смотрел с улыбкой, слегка наклонив голову.

— Я хорошо знал Вашего отца, — наконец вымолвил он. — О! — оживился незнакомец, — Вы не против, если мы немного пройдемся здесь, по парку?

— Так машина тут ни при чем? — с каменеющим лицом промолвил хозяин авто. — Спектакль разыгрываете?

— Бога ради, простите… Это вынужденная мера. Я Вам всё сейчас объясню, — незнакомец был предельно вежлив и обходителен. И спокоен. Удивительно спокоен. И говорил ровным, абсолютно нейтральным тоном.

— Хорошо, давайте пройдемся, — недовольным голосом ответил хозяин авто.

— Вот и хорошо, — незнакомец подошел и широко улыбнулся, — врачи рекомендуют больше гулять и дышать свежим воздухом. А у вас тут такой красивый парк.

Слегка щурясь, он взглянул в небо, и жестом указал своему визави на дорожку с тыльной стороны дома, которая вела в парк. И двое мужчин, обогнув дом, неспешно пошли по узкой асфальтированной дорожке вглубь московского парка, расположенного в районе Раменки. Прохладное майское утро, сдобренное ночным дождем, было сырым и неприветливым. Некоторое время мужчины шли молча, пока не отдалились от домов на приличное расстояние.

Хозяин авто молча ждал продолжения разговора. Незнакомец сказал, что знал его отца. Но что за странный прием для знакомства? И для чего он пришел? Эти вопросы роились в голове и не находили ответа. Но задать эти вопросы повторно казалось слишком суетным актом. «Что ж, — подумал наконец он, — раз он пришел, значит, сам расскажет».

— Вы, вероятно, хотите знать, кто я и зачем появился столь странным образом? — вслух прочитал его мысли незнакомец.

— Вопрос риторический. Я Вас слушаю, — ответил его визави. — Если Вы знали отца, значит, знаете наши правила.

— О, конечно, конечно! — ответил незнакомец с той же спокойной сталью в голосе, даже с некоторым привкусом иронии. — Я знаю правила. Конечно, мой визит может показаться странным. Поэтому прошу простить меня. Но, поверьте — именно этими правилами я и руководствовался.

— Ну, хорошо. Итак, кто Вы, и что Вам нужно? — сухо спросил хозяин автомобиля.

— Действительно, я слишком отвлекся на предисловия, — решил сгладить неловкую ситуацию незнакомец. — Перейдем к делу. Я уже упомянул, что знал Вашего отца. Мы долгое время дружили, пока судьба не развела нас. Я работаю в той же организации, что и Вы, но официально являюсь сотрудником другой, частной компании. Понимаете, да? — спросил незнакомец.

— Простите, — ответил визави, — но не могли бы Вы представиться? Так будет лучше.

Улыбчивый гражданин полез во внутренний карман куртки, извлек оттуда удостоверение красного цвета и развернул его перед лицом владельца автомобиля. Тот успел разглядеть знакомые реквизиты красной книжицы, и по его лицу прокатилась волна облегчения. Правда, фамилию и имя он прочитать не успел — очень уж каллиграфическим почерком они были выведены и сливались в массу вертикальных черточек с аккуратным правосторонним наклоном. А хозяин авто не захватил с собой очки…

— Уверяю Вас — Вам не о чем беспокоиться. Немного терпения, пожалуйста, — незнакомец был вежлив и спокоен.

— Ну, хорошо. Я Вас слушаю, — ответил сдержанно хозяин авто.

— Я выполняю личное поручение Сергея Николаевича, — сказал незнакомец.

— Какого Сергея Николаевича? — не понял его визави.

— Ну, как какого? Директора, разумеется, — парировал незнакомец. — Я его внештатный помощник. Вы не найдете информации обо мне даже с учетом уровня Вашего допуска к гостайне.

Хозяин авто остановился, и на его лице читалось смятение.

— А что мешает Сергею Николаевичу самому сказать мне всё, что необходимо? И почему, в таком случае, мы разговариваем здесь, а не в кабинете? — спросил хозяин авто.

— Видите ли — дело весьма деликатное. Наша с Вами организация проводит операцию в одной стране в Северо-Восточной Азии — Вы наверняка понимаете, о чем я. Так вот, — продолжил незнакомец, стараясь не дать визави вставить слово, — Сергей Николаевич хотел бы иметь достоверную и своевременную информацию обо всех решениях руководителей операции, что называется, изнутри. Нет, дело не в том, что он не доверяет своим подчиненным. Но знаете — у нас же иногда случается так, что руководителю докладывают не обо всем. Особенно, когда случаются какие-то накладки. На практике не всегда всё идет по плану. А операция серьезная, с большим риском осложнения международных отношений. Поэтому такой доверительный канал информации крайне необходим. Согласны? — бросил «затравку» незнакомец.

— Допустим, — ответил визави.

— А разговариваем мы не в кабинете потому, что сама тема разговора очень деликатная. Впрочем, как и само Ваше задание. Поэтому я предпочел встретиться без лишних глаз. Да и, собственно говоря — какая разница, где говорить? — улыбнулся незнакомец. — Здесь даже приятнее: свежий воздух, никакого официоза. Да! — снова оживился он, — Так вот, Сергей Николаевич спросил меня, кому можно поручить это ответственное задание. Надеюсь, Вы понимаете, кого именно я ему рекомендовал?

Визави не успел отреагировать, поскольку его мозг был загружен обработкой только что полученной информации.

— Я ему сказал: «Конечно! Я даже не могу себе представить более надежной кандидатуры. Я знал его отца, поэтому полностью уверен в его сыне». Да и для Вас выполнение этого задания было бы серьезным подспорьем в карьере. Вы же представляете, что значит быть доверенным лицом самого Директора? О такой возможности мечтает каждый сотрудник, особенно, руководящего состава.

— Да, но почему он сам мне об этом не сказал? — спросил визави.

— Ну, Вы же должны понимать, насколько это щепетильное дело. Подобные вопросы не принято задавать лично, тем более, Директору. Для начала необходимо понять, как настроен человек, насколько он считает приемлемым для себя выполнять такое особое поручение. А уж если сотрудник готов быть полезным руководителю в таком качестве — такой офицер и руководитель достоин особого доверия. Как говорят англичане, «разведка — грязное дело, поэтому им должны заниматься истинные джентльмены», — улыбнулся незнакомец, однако тут же осёкся, заметив чрезмерную задумчивость своего собеседника. «Пожалуй, последняя фраза была лишней, про грязное дело», — решил он про себя.

Хозяин авто молчал, находясь в некотором замешательстве. Как-то слишком уж сложно всё складывалось. Фактически, в простонародном понимании этого задания, ему предлагалось «стучать». Да и не только в простонародном — в профессиональных кругах такие действия тоже не считались сколь-нибудь благородными. Поэтому сотрудников управления внешней контрразведки недолюбливали, особенно, во время нахождения в загранкомандировках, где было много соблазнов, где было легко попасть в какую-нибудь неприятную или сомнительную историю. И даже если подоплека такой ситуации была безобидной и иногда чисто бытовой, контрразведчики всегда изучали её с точки зрения вербовочной уязвимости. Такова уж была специфика решаемой ими задачи. «Впрочем, — подумал он, — таковы правила игры, и „чистеньких“ тут нет. Хочешь добиться успеха — играй на любом поле. Не можешь победить чисто — победи грязно. Или заставь других воевать за себя».

— Я не вхожу в постоянный состав штаба операции, привлекаюсь только периодически в качестве эксперта, — ответил хозяин авто, выйдя из оцепенения.

— Ну, это вопрос решаемый, — ответил незнакомец. Подайте рапорт на имя Сергея Николаевича с просьбой включить Вас в состав Штаба.

— Хорошо, — утвердительно кивнул хозяин авто.

— Ну, вот, — продолжил незнакомец. — Никого, более осведомленного в наших делах на Корейском полуострове, нет. Обоснование своего рапорта, думаю, Вы определите сами — регион Вашей ответственности, хорошее знание национального менталитета и особенностей оперативной работы. Ну, и так далее. Это рапорт станет для Директора ответом о Вашем согласии стать его доверенным лицом. И, вероятно, поможет ему принять решение о Вашем повышении. Да и я посодействую, — прибавил после секундной паузы незнакомец

— Ну, хорошо — я напишу, — ответил визави.

— Вот и прекрасно, — ответил с улыбкой незнакомец, остановившись и положив руку на плечо собеседника. — Только выполнение этого задания должно осуществляться по всем правилам оперативной работы. Не обсуждайте это с Директором лично. Этой задачей занимаюсь я, и докладывать всю информацию Вы должны мне. Тем более, что операция и все, кто в ней задействован, находятся под плотным контролем контрразведки. Не нужно, чтобы контрразведка заподозрила Вас в соперничестве с ней, а ее руководитель заподозрил Директора в том, что он не доверяет своей контрразведке.

— Да, конечно, — оживился собеседник и через мгновение снова погрузился в задумчивость.

— Поэтому всю информацию Вы будете передавать мне, а уже я буду докладывать ее Директору лично, после анализа материалов из всех источников. Каждый вечер в 21:15 выходите в этот парк погулять, здесь мы и будем видеться с Вами.

— Я не один буду информировать Директора? — спросил незнакомца хозяин авто.

— Конечно, — ответил незнакомец, — информация будет поступать из нескольких источников. Таковы правила. Кто-то будет докладывать по долгу службы, кто-то — по долгу совести.

Хозяин авто опустил глаза, потом вновь посмотрел на незнакомца и спросил:

— А меня к какому типу информаторов отнесли — по службе, или по совести?

— Не понимаю Вас, — стал менее любезным незнакомец. — Вас что-то смущает?

— Нет, — немного замялся хозяин авто, — Вы не так меня поняли. Я…

— Вы — особо доверенное лицо руководителя. И Вас просят, нет, — Вам предлагают помочь руководителю в проведении этой сложной операции. Вас рекомендовали уважаемые люди. И на Вашем месте я ничуть не колебался бы и не задумывался о моральной стороне дела, — почти нравоучительным тоном ответил незнакомец. — Кто-то поможет по долгу службы, — кто напрямую подчинен Директору. А кто-то — по долгу совести. Тот, кто умеет анализировать и различать, что истинно, а что — ложно.

— Хорошо, — ответил хозяин авто, — я понимаю.

— Ну, вот и славно, — снова улыбнулся незнакомец. — Уверен, что Директор оценит Вашу помощь по достоинству. Дело это нужное, контроль должен быть во всем. Ну, а особенно — в таком деле, как наше.

— Согласен, — коротко ответил хозяин авто.

— И поменьше трагизма, дорогой мой! — подбодрил своего визави незнакомец. — Оперативная работа такова, что иногда нужно побыть и «чужим среди своих». И тут нужно подчеркнуть, что такая работа лишь для людей, которые понимают справедливость в ее высшей категории. Когда нет понятий «свои» и «чужие», а есть интересы дела.

— Да, согласен, — стал чуть более многословен его визави.

— Ну, вот и хорошо, — ответил с улыбкой незнакомец. — Что ж, тогда пожелаю Вам успеха, и не смею больше задерживать.

Незнакомец протянул своему визави руку. Тот ответил на рукопожатие и в первый раз за всё время беседы улыбнулся в ответ.

Незнакомец еще раз крепко встряхнул его руку, развернулся и живо зашагал в обратную сторону. «Бодрый ветеран», — отметил про себя хозяин авто.

Он еще некоторое время постоял на месте, затем неспешно последовал за незнакомцем, в сторону своего дома. Войдя в холл первого этажа, он увидел пожилого консьержа, мирно сидевшего на своем месте в служебной комнате. Он знал этого пожилого человека — тот уже долгое время подрабатывал в качестве консьержа, будучи пенсионером. Кажется, он даже родственник кого-то из жильцов, и сам живет в этом доме.

— Здравствуйте, — поприветствовал его жилец.

— Добрый день! — ответил консьерж, оторвавшись от журнала.

— Куда-то отлучались? — вежливо поинтересовался жилец. — Я просто выходил полчаса назад — Вас не было.

— Что-то случилось? — забеспокоился консьерж.

— Да нет, ничего. Просто привык, что Вы всегда на месте, — улыбнулся жилец.

— Да тут мужчина сказал, что в нашем отделении Сбербанка начали выдавать пенсию — так я сходил узнать, — засуетился консьерж.

— А, ну, это — дело хорошее, — ответил жилец. — Получили?

— Нет. Сказали, мол, что вы, дедушка, так рано пришли? Еще неделю надо подождать, — ответил консьерж.