Бесплатный фрагмент - Пленники времени

Времена не выбирают,

В них живут и умирают.

(Александр Кушнер)

Часть первая

I

Остановившись у стартовой линии, Сергей бросил взгляд на флаги, безжизненно повисшие на флагштоках, и отметил про себя, что ветер на дистанции мешать не будет.

— Внимание! — прозвучала команда.

Слегка наклонившись, он приготовился к рывку. Выстрел стартового пистолета и восьмёрка бегунов, словно вытолкнутая невидимой разжавшейся пружиной, метнулась вперёд. Им предстояло преодолеть по стадиону два круга. Восемьсот метров. Все посторонние шумы внезапно исчезли куда-то. Сергей ничего больше не воспринимал, больше ни о чём не думал. Он только видел беговую дорожку перед собой, слышал звуки шагов, да свое ритмичное дыхание. Оно было, как всегда, в таких случаях: два шага — вдох, два шага — выдох. У шагов тоже был свой ритм и цикл. Сначала короткое, почти незаметное, касание беговой дорожки, затем полёт над ней и опять мгновенное отталкивание. Со стороны могло создаться впечатление, что бегуны просто низко летят над землёй.

Пробежав вираж, они стали смещаться на первую беговую дорожку, стараясь занять выгодную для себя позицию. К концу второй стометровки бегуны уже выстроились друг за другом непрерывной цепочкой, в которой Сергей теперь бежал вторым, вплотную за лидером забега.

Тренеры команды предполагали, что здесь, в Ялте, Сергей с его результатами может попасть в тройку призёров. Одержав победу в предварительном забеге, он вышел в финал. И ему, конечно же, очень хотелось, если не выиграть соревнование, то хотя бы занять призовое место. Перед стартом Сергей волновался больше обычного, но после выстрела мгновенно наступило спокойствие. Волнение сменилось полной концентрацией мыслей и движений. Первую половину дистанции он преодолел за лидером довольно легко. Прозвенел гонг. Это означало, что им остался последний круг. Кто-то из тренеров выкрикнул время, которое прошло с момента старта. Сергей понял, что он даже немного опережает свой намеченный график. Сил оставалось достаточно, чтобы на финишной прямой попытаться обогнать лидера и первым закончить дистанцию.

Но неожиданно всё резко изменилось. Лидер забега, возможно, не рассчитав свои силы, стал замедлять бег. Сергей попытался обогнать его по второй дорожке, но спортсмены, бежавшие за ним плотной группой, начали делать это на мгновение раньше. Длинной цепочкой они стали обгонять и его, и лидера забега. Сергей попробовал втиснуться между ними, но безуспешно. Его сдерживал впереди бывший лидер забега, явно потерявший скорость, справа — вереница бегунов. Так глупо попасться в эту «коробочку» и потерять все шансы на выигрыш! Он понял, что нужно выбираться из этой ситуации любым способом. Решение пришло мгновенно. Поняв, что втиснутся в цепочку бегунов ему не удастся, Сергей замедлил свой бег, пропуская всех бежавших справа. Затем, перейдя на вторую дорожку, он, резко увеличив скорость, рванулся вперёд. Охватившая его злость внезапно придала ему новые силы.

До окончания дистанции было ещё метров двести пятьдесят, но он уже не думал, хватит ли ему сил финишировать. Им овладело только одно желание — обогнать всех. На последнем вираже ему всё ещё пришлось бежать по второй дорожке, а значит и лишние метры, но Сергей не обращал на это внимания. На финишную прямую он выбежал уже первым. Продолжая бежать в том же темпе, он оторвался от остальных участников забега настолько, что перестал слышать их шаги за своей спиной. И только его сердце звучало высоким голосом мотора, работающего на полную мощность.

Уже совсем близко впереди виднелась заветная финишная лента, натянутая поперёк линеек беговых дорожек. Но вдруг, метров за тридцать до финиша, ноги как будто налились свинцом и скорость бега резко снизилась. Ему стало казаться, что и лента, и беговые дорожки вместе с ней, качаются, словно на морских волнах. Усилием воли он пытался удержать темп бега, но это уже плохо получалось.

Опять сзади он услышал шаги. И они приближались. Вбежав в клеточки последних пяти метров перед финишем, он услышал эти шаги прямо у себя за спиной. А на последнем метре дистанции увидел боковым зрением синюю майку догонявшего его спортсмена.

Единственное желание, которое оставалось у него в этот момент — первым пересечь финишную черту. Сергей инстинктивно наклонился вперёд, чтобы выиграть если не десятую долю секунды, то хотя бы оказаться на грудь впереди соперника. Ему удалось первым коснуться финишной ленточки, но, потеряв равновесие, он рухнул на беговую дорожку за финишной чертой.

Падая, Сергей попытался опереться на руку, и, по-видимому, выбил плечо. Кто-то из бегущих сзади перепрыгнул через него. Сергей попытался подняться, но не смог. Силы оставили его. Голова раскалывалась, едва не лопался череп, перед глазами плыли разноцветные круги, во рту появился привкус крови, болело плечо. Но всё это ему показалось чем-то мелким по сравнению с тем радостным чувством, которое он испытывал. Лицо его выглядело измученным и бесконечно уставшим, но на нём сияла улыбка. Ведь чем труднее достигается цель, тем слаще победа.

Подбежал его приятель по команде Валера Митрохин.

— Ну ты даешь! — он помог Сергею встать.

— Что ты так рано начал ускоряться?

И увидев, что Сергею трудно идти, предложил.

— Обопрись на меня!

Митрохин подвел Сергея к скамейке и помог сесть.

— А ты у нас, оказывается, балерун, — Валера рассмеялся.

— В каком смысле?

— А что ты изобразил на финише? Не то полет шмеля, не то умирающего лебедя, — Валера продолжал улыбаться.

— Да ну тебя. Притащи мне лучше мои шмотки.

Валера принес Сергею его тренировочный костюм и кроссовки.

— Ну как? Отдышался?

— Вроде немного легче, — выдохнул Сергей. — Только голова раскалывается.

— Так это хороший признак. Если голова болит, значит она есть, — на лице Валеры играла озорная улыбка, а глаза смеялись.

— Что-то ты сегодня развеселился, — заметил Сергей.

— Считай, что радуюсь за тебя. Я думал тебе уже конец. С картины Репина «Приплыли». А ты та-ак рванул! Сколько там было? Метров двести пятьдесят. Такой затяжной рывок! — Валера одобрительно покачал головой.

— «На десять тыщ рванул как на пятьсот…”, — вспомнил он песню Высоцкого. — Молодец!

— И чуть не спекся на финише.

— Главное — ты выиграл. А победителей не судят. Ладно, пошли к нашим.

Сергей сбросил шиповки, надел спортивный костюм и кроссовки. Попытался встать, но первая попытка оказалась неудачной.

— Ты чего? — удивился Валера.

— Какая-то слабость навалилась. Сейчас пройдет.

— Давай помогу.

— Не надо. Я сам.

Со второй попытки Сергей поднялся со скамейки.

— Ты слышал, как мы все орали тебе на финише?

— Нет, ничего не слышал.

— Да ну? Все так кричали, хотели тебя поддержать. А ты и не слышал. Напрасно я глотку драл, — Валера опять рассмеялся.

Сергей с Митрохиным выступали на одной и той же дистанции. На этом весеннем юношеском чемпионате Митрохин не смог пробиться в финал и теперь отдыхал на трибуне, где собирались ребята из команды, свободные от выступлений. Все стали поздравлять Сергея. Он вяло благодарил. Этот забег отнял у него всю энергию, и он чувствовал себя как выжатый лимон. Ему хотелось просто спокойно посидеть и прийти в себя. Но больше всего хотелось пить.

— Пойду в буфет, куплю бутылку воды, — Сергей достал из сумки деньги. — Пить охота.

— Да сиди уже, — Валера встал.

— Давай я сгоняю. Заодно и себе возьму.

Он быстро сбежал по ступенькам вниз и исчез в проходе под трибунами.

Сергей понемногу приходил в себя. Соревнования для него закончились и теперь можно было расслабиться. Разноцветные круги больше не плыли перед глазами, голова уже не раскалывалась, но нудная боль продолжала сжимать виски. Чтобы отвлечься от неё, он стал осматривать арену стадиона в поисках ребят из команды, которые в это время выступали в своих видах. В секторе для метания молота он увидел здоровяка Витю Гусева. Судя по всему, тот пока что оставался на втором месте. Сергей стал следить за бросками метателей.

Вдруг кто-то сзади тронул его за плечо, которое он ушиб, падая на финише. Сергей поморщился от боли и медленно оглянулся. В спинку его скамейки упирались белые кроссовки «Адидас» с тремя черными полосками по бокам. Такие в команде были только одни и он хорошо знал кому они принадлежат. Он поднял глаза и посмотрел на хозяйку кроссовок. Звали её Надежда Подольская. И тренировалась она на том же стадионе, что и он, но у другого тренера.

— Видела, как ты бежал. Пришла поздравить. Здорово ты рванул, — Подольская вытянула свои стройные ноги в спортивных брюках и ловко перепрыгнув с верхней скамейки, села рядом с Сергеем. Копна её русых волос, перехваченных на затылке резинкой, метнулась вслед за ней и упала на плечо. Она ладонью отбросила их назад. Ладонь у нее была узкая и тонкая.

— Не боялся, что не дотянешь до финиша? — спросила она. Её серые глаза с любопытством разглядывали его. На лице, слегка отмеченном весенним крымским загаром, играла улыбка.

— Я тогда об этом не думал, — Сергей помассировал ушибленное плечо.

Уже больше года он почти каждый день видел ее на стадионе. Наверняка и она видела его. Но они никогда не общались и даже не здоровались. У него давно создалось такое впечатление, что кроме тренировок ее ничто и никто не интересует. Ребят, которые пытались с ней заигрывать, она держала на дистанции одним только взглядом. Да и Сергея на стадионе кроме тренировок ничего не интересовало. Конечно, он общался с ребятами, с которыми вместе тренировался. Но все разговоры, как правило, сводились к обмену новостями, впечатлениями о текущих событиях или о методиках тренировок. А также о том, кто и на каких соревнованиях выступал и какие результаты показал.

Накануне Подольская выиграла финал на стометровке. А сегодня выиграла еще и бег на двести метров. И, по-видимому, чувствовала себя на этих соревнованиях как рыба в воде.

Она заметила, что он массирует плечо.

— Что там у тебя?

— Ушиб, когда падал.

— Извини. Я не знала. Сильно болит?

— Ерунда. До свадьбы заживет.

— А ты что, собрался жениться? — она рассмеялась.

— Почему ты так решила?

— Ты же сам сказал.

— Сказал? — Сергей пожал здоровым плечом. — Просто в таких случаях всегда так говорят.

— Ну тогда за тебя можно быть спокойной, — она опять рассмеялась. — Точно заживет. Когда я увидела, как ты попал в «коробочку», подумала — все. Проиграл. А потом такой рывок! Здорово! Ты слышал, как мы тебе кричали.

— Нет. Меня уже Валера спрашивал.

— Я, наверное, кричала громче всех. Чуть голос не сорвала. Вот! — пожаловалась она.

— Жаль, что я не слышал. Наверняка бежал бы тогда быстрее, — улыбнулся Сергей.

— А, вот где они! — совсем рядом Сергей услышал знакомый голос своего тренера Берковского.

Сергей повернул голову и увидел рядом с ним незнакомого мужчину крепкого телосложения. Короткая стрижка обнажала на его голове две глубокие залысины.

— Вот, молодежь, знакомьтесь, — обратился Берковский к ребятам.

— Это Андрей Васильевич Бойко, из федерации легкой атлетики. Хочет с вами познакомиться лично. А это наша спортивная надежда, — он указал на Подольскую. — Пока что конкуренток у нее не наблюдается. Ну, а этого молодца Вы только что видели на дорожке.

— Да, видел. Отчаянный ты парень. Но боролся до конца. Молодец.

Он повернулся к Подольской.

— Давайте знакомиться, — Бойко протянул ей руку. — Андрей Васильевич.

Она встала и тоже протянула ему ладошку.

— Надежда.

— Про спортивную надежду я уже понял. А зовут тебя как?

Она заливисто рассмеялась.

— Надежда Подольская.

Теперь уже смеялись все.

— Да, смешно вышло, — Бойко не мог сдержать улыбку. — Я раньше знал только фамилию.

— А тебя, парень, — он повернулся к Сергею, — как зовут?

— Сергей Гурович, — Сергей пожал протянутую руку.

— Вот что ребята, — начал Бойко и сел на скамейку рядом с Сергеем и Надей.

— Я вам хочу кое-что сообщить. Летом, в Румынии, намечается матчевая встреча между нашими юношескими командами. И Надежда Подольская, — он посмотрел на нее, — ты у нас основной кандидат в женском спринте.

Затем он повернулся к Сергею.

— Ну а ты, после сегодняшнего выигрыша, теперь у нас на заметке. Выиграешь летний чемпионат, тоже попадаешь в команду и едешь в Румынию.

Сергей уже было открыл рот, чтобы сказать о вступительных экзаменах в институт, которые будет сдавать летом, но Бойко опередил его.

— Мы знаем, что кое-кому из вас в этом году поступать в институты. Это все учтено. Ваш летний чемпионат пройдет после выпускных школьных экзаменов, а в Румынии встреча состоится до начала вступительных экзаменов в институты. Так что на все свои экзамены успеете. Как вам такой расклад? — закончил Бойко.

— А что, очень даже здорово. Мне подходит, — обрадовалась Надя.

— Мне тоже нравится, — Сергей улыбнулся.

— Но к вступительным экзаменам еще готовиться надо. А времени останется мало.

— А готовиться надо круглый год. Да и сейчас еще есть несколько месяцев. Так что готовься и тренируйся. Все в твоих руках.

— Вернее, в ногах, — пошутила Надя.

— Без головы никакие ноги не помогут, — недовольным тоном заметил молчавший до сих пор Берковский.

— Ладно, ребята, информацию вы получили, — Бойко встал.

— Теперь готовьтесь. А нам с Самуилом Марковичем надо идти. Дела.

Берковский подошел к Сергею.

— Ну что, чемпион? Посмотрел я твой результат. Личный рекорд. Кстати, и рекорд области. По юношам, — уточнил он.

— Доволен?

— Конечно, — устало улыбнулся Сергей.

— А вот я не очень. Не проморгал бы ты «коробочку», мог выиграть с лучшим результатом. И не потерял столько времени и сил. Так что на дистанции нужно не только ногами работать, но и головой думать.

— Все так неожиданно получилось, — развел руками Сергей. — Учту в следующий раз. На ошибках учатся.

— На своих ошибках только дураки учатся, — Берковский поднял вверх указательный палец.

— Умные учатся на чужих ошибках, — он посмотрел на Сергея и спросил. — Кто сказал?

— По-моему, Бисмарк.

— Правильно! Молодец! — подтвердил тренер довольным тоном. — Вот и ты будь умней — учись на чужих ошибках и не делай своих. И не почивай на лаврах — это плохая постель, — Берковский потрепал его рукой по волосам.

— Сла-бак! — произнес он по слогам и пошел по проходу, вслед за Бойко.

— Что это он так тебя? — удивленно спросила Надя.

— Ты просто его не знаешь. У него это похвала высшей степени. Её еще надо заслужить.

— Ну и ну! Он со всеми вами так?

— Нет. Только с теми, к кому хорошо относится, — Сергей улыбнулся.

— У него подход к ученикам совсем не такой, как у твоей Дворкиной.

— Да. У меня тренер совсем с другим характером. Дворкина — просто душка. Она мне как подружка.

— Ого! Ты уже и стихами заговорила.

— Да уж! — в Надиных глазах загорелись озорные искорки.

— Мы люди простые. Университетов не кончали. Красивым речам не обучены. Так что вынуждены говорить стихами, — она рассмеялась.

Сергей улыбнулся. Усталость не оставила сил для смеха.

— Дружишь с крылатым Пегасом?

— Не так чтоб уж очень дружу. Но иногда соглашается меня подвезти, — она опять рассмеялась.

— А будет здорово, если поедем в Румынию, — Подольская перевела разговор на другую тему.

— Ты то поедешь наверняка, а у меня все вилами по воде писано.

— Надо только очень захотеть и все получится. Тренер у тебя все же классный. Так что все будет нормально.

— Ты меня успокоила, — улыбнулся он.

— О, какие у нас гости! — Валера Митрохин возник перед ними с двумя бутылками минеральной воды в одной руке и бумажными стаканчиками в другой.

— Очередь сумасшедшая. Но не для нас, — он загадочно улыбнулся и подняв вверх указательный палец, многозначительно повел рукой со стаканчиками из стороны в сторону.

Повернувшись к Наде, смеясь, протянул ей бутылку с водой.

— Надежда, третьей будешь?

— Не откажусь.

Валера разлил воду по стаканчикам.

— Серега, Надя! За ваши сегодняшние победы, — рассмеялся Митрохин.

— И за твои будущие, — добавила Надя. — Скорее наверстывай упущенное.

— Я успею. Мой корабль еще не вышел в плавание.

— Тот, кто слишком долго ждет попутного ветра, рискует так и остаться в гавани, — мелкими глотками она стала пить воду.

Сергей выпил свой стакан залпом, но пить все равно хотелось.

— Налей-ка еще, — попросил он Валеру.

— Что, после первой не закусываешь? — Митрохин налил ему полный стакан. — Скоро пойдем обедать. Я приметил в нашей кафешке вкусный компот. Уж лучше, чем просто воду глушить.

— Подождите с обедом, скоро вызовут на награждения, — предупредила Надя.

И как бы в подтверждение её слов по стадиону объявили, что призеров в беге на двухсотметровке приглашают в секретариат.

— Пока, ребята, спасибо за воду, — Подольская убежала получать свою золотую медаль.

— Что это наша королева спринта решила удостоить тебя своим вниманием? — удивленно спросил Валера, присаживаясь рядом с Сергеем.

— Понятия не имею.

— Она же никого и никогда не замечает. Всегда ходит с таким видом, будто у нее на голове корона, царапающая ступни бога.

— Ну, насчет короны, я как-то не заметил, — Сергей пожал плечами и поморщился от боли.

— Болит плечо? — спросил Валера.

Сергей кивнул.

— Я понял, — продолжал Валера. — Ты у нас теперь тоже чемпион. Поэтому она признала тебя за равного. Но ты ей скажи, как чемпион чемпиону — пусть все же снимет корону, пока она не врезалась ей в мозги.

— Далась тебе её корона. Мне как-то все равно, — Сергей вздохнул. — Никак не приду в себя. Даже мутить начало. Пить хочется, а про еду и думать не могу.

— Держи! — Валера протянул ему вторую бутылку.

Сергей налил себе еще стакан воды.

— О, смотри! — Валера указал рукой на поле. — По-моему, Гусь вышел на первое место. Видишь, куда он зашвырнул свою железяку.

Сергей посмотрел на поле. У Гусева, действительно была удачная попытка, и вероятно, он переместился на первое место.

Тем временем, на футбольном поле перед центральной трибуной, установили пьедестал. Заиграл марш и началась церемония награждения. За пьедесталом остановилась тройка призеров. Начали объявлять фамилии. Когда подошла очередь Подольской, она запрыгнула на пьедестал с таким привычным видом, как будто делала это каждый день. Получив медаль и диплом, она подняла обе руки и помахала ребятам из команды, сидящим на трибуне.

Вскоре и Сергея вызвали на награждение. Стоя на вершине пьедестала, он не ощутил особого восторга, хотя еще совсем недавно был уверен, что, выиграв финал, будет безмерно счастлив. Себе он объяснил это тем, что совершенно вымотался. Финальный забег отнял у него всю энергию, на которую он был способен.

Взглянув на трибуну, он увидел Берковского, который вытянул вперед руку, показывая ему поднятый вверх большой палец. Тогда и Сергей поднял над головой свою золотую медаль, чтобы тренер смог ее лучше рассмотреть.

Зайдя в раздевалку, он разделся, стал под душ и открыл кран. Прохладная струи потекли по разгоряченному телу, смывая с него усталость. Как приятно после напряжённого бега стоять вот так, расслабившись, под потоком воды и знать, что все волнения сегодняшнего дня остались позади. Кровь, гонимая уверенными ударами сердца, стремительно неслась по жилам. Он глубоко вздохнул, закрыл кран и вытерся полотенцем.

***

Через полчаса Митрохин, Гусев и Гурович сидели в кафе за столиком. Перед Сергеем стояли несколько пустых стаканов из-под компота. А сидящий напротив него Гусев с удовольствием уплетал уже второй шницель. Сергей отдал ему свой, так как после напряженного бега все еще не пришел в себя и есть не мог. Гусев же, выигравший метание молота, был очень доволен и голоден. На предложение Гуровича съесть и его порцию, тот удивленно на него посмотрел, но отказываться не стал.

— У богатых свои причуды, — пробурчал Гусев, придвигая к себе вторую тарелку.

— Ты бы все же немного поел. Скоро кафе закроется, а за наши талоны поесть больше негде. Придётся покупать за наличные, — Валера пытался уговорить Сергея.

— В крайнем случае куплю что-нибудь. А пока не могу даже смотреть, как Витек уплетает.

— Аж за ушами трещит, — пошутил Валера. — Да, Витек?

Тот ничего не ответил, так как приканчивал шницель Сергея и с полным ртом говорить не мог. А его рука уже тянулась ко второму стакану сметаны. Сергей отломал кусочек печенья и бросил его в направлении Гусева. Печенье угодило прямо в стакан.

— Вот блин! И как ты смог так точно промахнуться? — рассмеялся Валера.

Гусев доел шницель и ложечкой подковырнул упавшее в стакан печенье.

— Это что, добавка к сметане? Благодарю, — и отправил печенье к себе в рот.

— Ну ты и обжора! — весело возмутился Митрохин.

— Хороший аппетит — признак хорошего здоровья, — Гусев вытер рот салфеткой. — А метателям хороший аппетит просто необходим, чтобы наращивать массу. Потому как без массы в секторе для метания делать нечего. Do you understand?

— Yes, of course! — в тон ему ответил Митрохин.

— Если ты заправился, давайте уже пойдем, — предложил Сергей. — Не могу смотреть на этот праздник обжорства, — он кивнул в сторону Гусева.

— Я готов, — Гусев погладил себя по животу.

Они встали и вышли на улицу.

— Ну что? В гостиницу? — спросил Валера.

— Вы идите, а я посижу возле моря. Подышу свежим воздухом. Может полегчает, — сказал Сергей.

— Смотри, чтоб какая-нибудь русалка тебя в море не утащила, — пошутил Валера.

— Только не надо переживать. Я выплыву, — с усталой улыбкой на лице ответил Сергей.

— Ну ладно, пока, — Валера махнул рукой. — Пошли, Витек.

***

Сергей вышел на широкую набережную. Курортный сезон еще не начался и людей здесь было относительно немного. Стоял прекрасный весенний день. Высоко над улицей, идущей от стадиона к гостинице «Ореанда», зеленели горы. В небе, над синью моря, плыли белые, похожие на барашков, облака. От дождя, прошедшего ночью, не осталось и следа, и на набережной пахло свежестью и прохладой. Ветер играл верхушками пальм. Отсюда открывался чудесный вид на все побережье, где вдалеке прибрежные скалы таяли в легкой дымке тумана. А совсем рядом, в порту, у причала стоял белоснежный круизный теплоход.

Он сел на скамейку возле парапета. Море штормило. Волны с ревом мчались к берегу, напоминая злобных зверей, грозящих снести все на своем пути. Они с грохотом, напоминавшим артиллерийскую канонаду, яростно бросались на узкую полоску пляжа, шурша мелкими камешками, смывая гальку. Но катясь по берегу, быстро теряли свою силу и добравшись до гранитного парапета превращались в подобие маленьких домашних собачонок, дружелюбно виляющих хвостиками.

Свежий ветер доносил до Сергея водяную пыль и запах моря. Здесь, в Крыму, воздух был каким-то особенным. Он вдыхал этот воздух полной грудью и никак не мог им надышаться. Сергей чувствовал, как постепенно к нему возвращаются силы, отнятые напряженным бегом, уходит головная боль, а на смену ей, с каждым новым вдохом, приходит привычное ощущение бодрости и легкости, к которым примешивалась тихая, обращенная в себя, спокойная радость победы. Он смотрел на морской прибой, слушал глухой рокот волн, и ему вспомнилось то море, которое он увидел первый раз в жизни. Он мысленно перенесся на три года назад.

II

Трамвай остановился на окраине Одессы.

— Шестнадцатая станция! — объявила кондуктор.

Мужчина с небольшим чемоданчиком и щуплый подросток лет четырнадцати вышли из трамвая.

— Ну вот. Мы почти на месте, — обратился мужчина к мальчику. — Твой санаторий в квартале отсюда.

— Пап! А давай сначала посмотрим море. Хочется увидеть, какое оно, — попросил подросток.

— Конечно, посмотрим, Сережа. Давай прямо сейчас к нему и пойдем.

Они перешли трамвайные пути и пошли по дороге. Сначала она была асфальтированной, а затем превратилась в накатанную колею, ведущую к обрыву, перед которым начинался достаточно широкий и крутой спуск. А затем, метрах в пятидесяти, чуть внизу, сразу открылась огромная морская гладь. Сережа на мгновение замер от неожиданности. У него перехватило дыхание от восторга.

Море у берега было желтовато-зеленое. Сквозь прозрачную воду виднелось песчаное дно. Дальше от берега вода становилась более насыщенного зеленого цвета, плавно переходя к лазурному, а затем голубому. И уже совсем вдалеке была совершенно синей.

Сережа сбежал по спуску вниз и остановился у самой кромки воды. Над морем кружились чайки и мягкий шум слабого прибоя дополнял их крики. В вышине ярко сияло солнце, под ногами шуршал теплый песок. А там, далеко, у самого горизонта, где море сливалось с небом, медленно плыл белый пароход.

Сняв обувь и подкатив штанины брюк, он зашел в воду. В летнюю жару приятно было ощутить морскую прохладу. Сережа опустил ладони в воду, затем мокрыми руками провел по лицу. Он почувствовал запах йода, а на губах остался привкус соли.

Он всматривался в морскую даль, и ему казалось, что где-то в морских глубинах притаился Посейдон, бог моря, такой игривый и ласковый в минуты спокойствия и такой свирепый и неукротимый в своем гневе, когда он рушит мачты, крепкую обшивку кораблей и одним движением бросает их на таящиеся под водой мели или острозубые скалы.

В его воображении возникали и исчезали образы героев из прочитанных книг о морских приключениях. То это был юный Дик Сэнд на «Пилигриме», или бесстрашный капитан Блад, на «Арабелле». То он представлял идущую под всеми парусами яхту «Дункан», или всплывший на морскую поверхность «Наутилус» с капитаном Немо.

***

Он был совсем маленьким ребенком, когда началось «дело врачей» и разнузданная антисемитская кампания, которая переросла в борьбу с «безродными космополитами». Ходили упорные слухи о том, что вскоре всех евреев выселят в Сибирь. А там для них уже построены бараки, обнесенные колючей проволокой. Уже был убит в Минске Михоэлс, уже были расстреляны активисты «еврейского антифашистского комитета», уже были арестованы ведущие медики страны, профессора с еврейскими фамилиями.

А отец Сергея в это время работал председателем большого колхоза и был единственным евреем среди колхозных руководителей. Почти каждый вечер, вернувшись домой, отец рассказывал матери о том, как ночью к кому-то приезжала машина, а наутро оказывалось, что человек просто исчез неизвестно куда. Впрочем, куда он исчезал, люди догадывались очень хорошо, но боязнь за себя и свои семьи заставлял их держать язык за зубами. Вокруг царила нервозная тяжелая атмосфера. Страх и подозрительность витали в воздухе. По ночам, заслышав звук автомобильного мотора, мать моментально просыпалась и бежала к окну. Убедившись, что машина проехала мимо, долго сидела в холодном поту, боясь прилечь.

Отец держался более сдержано, но и он, фронтовик, всю войну ходивший под пулями, нервничал. Лицо его стало серым, и напряжение чувствовалось в каждом движении. Он постоянно ждал ареста, хотя и не представлял, за что его могут арестовать. Ждал, когда закончится его обычная жизнь и он окажется за решеткой по надуманному обвинению. И только много лет спустя Сергею стало известно, каким образом отцу посчастливилось избежать ареста.

Случилось это в начале марта 1953 года, в конце рабочей недели, когда его срочно вызвал к себе секретарь райкома партии. Закрыв дверь кабинета на ключ, он вернулся к столу и вынув из папки с грифом «входящие документы» листок, протянул его отцу. Это был ордер на его арест. Молча прочтя бумагу, отец положил ее на стол.

— И в чем же меня обвиняют?

— Ты же знаешь — был бы человек, а в чем его обвинить всегда можно придумать, — секретарь положил ордер на место и захлопнул папку. Затем, сев в свое кресло, продолжил.

— Я тебя знаю уже несколько лет. И только с лучшей стороны. За это время ты сумел вывести свой колхоз в передовые. Стал бы враг народа такое делать? — задал он риторический вопрос и сам же ответил.

— Конечно, нет. А этот ордер — еще одна очередная ошибка. Но разбираться никто не будет. У них есть план, и они выполняют указания сверху.

Он вздохнул.

— Сколько людей пострадало безвинно.

— Ну а мне то теперь, что делать? — спросил отец.

— Что делать, что делать? — секретарь забарабанил пальцами по столу.

— Отменить ордер я не могу. Ты же понимаешь — это не в моей власти.

Он задумался. Затем решительным голосом произнес.

— Значит, сделаем так. Сегодня суббота. Я могу сослаться на то, что был занят и не успел просмотреть входящую почту. Завтра воскресенье — выходной. Но в понедельник я обязан буду реагировать, иначе и на меня придёт такая же бумага, — он указал на папку, лежащую на столе.

— Так что у тебя есть сегодняшний вечер и все воскресенье. Если до утра в понедельник ты еще будешь в колхозе, то ареста тебе не избежать. А как тебе поступать — решай сам. Тут я тебе не советчик.

Из детских воспоминаний Сергей смутно помнил, как однажды, в начале весны весной, отец рано вернулся домой и о чем-то долго говорил с матерью, усевшись на кухне за столом. Затем они достали какие-то чемоданы, баулы и начали складывать в них домашние вещи — теплую одежду, постельные принадлежности, и всякую утварь. Сергею почему-то запомнилась стопка газет, в которые мать заворачивала посуду. Газеты были получены накануне и в каждой были фотографии Сталина, лежащего в гробу.

К вечеру, когда все уже было упаковано, отец куда-то ушел, а мать уложила Сережу спать. Но среди ночи далекий шум, нарушивший тишину погруженной в сон сельской улицы, разбудил его. Это был еще отдаленный, но странно знакомый шум. Сергей соскользнул с постели и пододвинув стул к окну, взобрался на него. Улица лежала темная и молчаливая, под тускло мерцавшим звездами небесным куполом. Шум приближался, и вскоре Сергей отчетливо услышал звуки работающего автомобильного мотора. Затем он увидел смутные очертания остановившейся возле их хаты дряхлой колхозной «полуторки», намотавшей на свои колеса не одну тысячу километров во время войны.

Двери кабины открылись и из нее появились две темные фигуры — отца и колхозного шофера. Сережа хорошо его знал, потому что раньше тот часто приезжал к ним домой и отвозил отца в правление колхоза. Иногда он даже усаживал Сережу в кабину и катал его до околицы села. Но затем у отца появился колхозный мотоцикл, и «полуторка» перестала приезжать. И вот снова старый автомобиль остановился у их хаты.

Обе фигуры постояли у калитки, что-то обсуждая приглушенными голосами, а затем направились к дому. Звякнула щеколда и Сергей отчетливо услышал, как отец сказал матери.

— Собирай Сережу, а мы пока погрузим вещи в машину.

В детское сознание Сергея врезалось, как его, полусонного, вместе с матерью усадили в кабину, как они ночью тряслись в этой «полуторке» на ухабах раскисших мартовских дорог, как машина окончательно застряла в какой-то непролазной грязи, и шофер пошел в ближайшую деревню, в надежде раздобыть трактор. Как под утро, наконец, приехал трактор и вытащил их «полуторку» на сухой участок дороги, и они опять тронулись в путь. Что было дальше, Сергей уже не помнил, потому что крепко заснул на руках у матери. А когда проснулся, то они уже были в Днепровске, в квартире его тетки. Та снимала маленькую комнатку с кухней в темном и сыром полуподвале. В комнате, под потолком, было небольшое окошко. Но, кроме мелькания ног прохожих из него ничего нельзя было разглядеть. Кухня же была совсем без окон и к тому же микроскопических размеров.

А отец, отправив семью в город, в воскресенье сдал все дела своему заместителю и ночью просто исчез из села, оставив хату и все что в ней было на произвол судьбы. Вряд ли это бегство спасло бы их от вездесущих чекистов. Но Сталин уже был мертв и вскоре «дело врачей» рассыпалось, а евреев, на какое-то время, оставили в покое.

***

До того, как Сережа пошел в первый класс, их семья ютилась все в том же полуподвале, где у него начались проблемы со здоровьем. Он заболевал от малейшего дуновения ветерка. Кроме того, начала опухать кость под коленом и никакое лечение не могло остановить этот процесс. Со временем его родители нашли в городе работу. Когда Сережа начал ходить в школу, им удалось снять небольшую квартиру. В ней было две комнаты. Одна из них, та, что побольше, своими окнами смотрела на фруктовый сад. Летними вечерами сквозь эти окна Сережа любил глядеть на далекие звезды, а утром, едва проснувшись, он распахивал их, чтобы послушать щебетание птиц и вдохнуть свежесть прохладного воздуха, пронизанного солнечными лучами. Зимой, когда шел снег, он подолгу наблюдал, как с неба плавно опускаются снежинки, окутывая белым покрывалом деревья в саду, а в морозные солнечные дни с интересом разглядывал узоры, искрящиеся на замерзшем оконном стекле. Особенно ему нравилась весенняя пора, когда от земли начинал подниматься теплый воздух, и в саду цвели яблони, персики, черешни. А запахи белой акации, сирени и роз, росших у стен дома, смешиваясь, проникали через открытые окна, и наполняли всю квартиру необыкновенным ароматом.

Находилась квартира на окраине города, и район этот считался не очень благополучным. Соседи Гуровичей относились к евреям явно недоброжелательно. И эта неприязнь, по-видимому, передалась и их детям. Когда Сережа выходил на улицу гулять, они, в качестве развлечения, объединялись, чтобы поиздеваться над ним. Подростки передразнивали и высмеивали каждое его слово. Когда же мальчишкам становилось совсем скучно, и не хватало фантазии для издевок, то они просто поколачивали его без всякого повода. В такие моменты он иногда беззвучно плакал, и по щекам его текли слезы. Но плакал он не от боли, а от несправедливости и обиды.

При общении с этими ребятами у него постепенно выработалось чувство неуверенности в себе, недоверие к миру и к окружающим людям. Эти чувства уже никогда не покидали его, а присущая ему скромность перешла в болезненную застенчивость. Он выработал привычку продумывать негативные последствия каждого слова, которое собирался произнести вслух. И это заставляло его мало говорить и больше слушать. В конце концов, Сережа решил, что общаться с этими ребятами он не будет и перестал выходить к ним на улицу. Телевизора в доме не было, и единственное, чем можно было заняться — это чтением книг.

Едва научившись читать, он с яростью, как голодный на пищу, набросился на книги. Вначале это были сказки: русские, украинские, грузинские, сказки народов мира. Затем, когда он стал на пару лет старше, и со сказками было покончено, настал черед Вальтера Скотта, Рафаэля Сабатини, Майн Рида, Жюля Верна, Джеймса Фенимора Купера, Луи Буссенара и еще многих других писателей.

Серёжа неосознанно присоединился к сообществу людей, посвятивших свой досуг раздумьям о справедливости и смысле жизни. Погружаясь в мир книг, он утопал в радужных грезах, не имевшими ничего общего с реальностью. До какого-то времени он жил, довольствуясь тем миром, что был внутри него, и лишь нехотя возвращался к действительности, в тот мир, который существовал вокруг.

Как у всех людей с обостренной восприимчивостью, у Сережи легко менялось настроение. Он бывал печален или весел, в зависимости от погоды или времени года. Он мог шумно ликовать, а через минуту им уже овладевало глубокое уныние. Любое, случайно оброненное слово, могло вызвать в нем резкую перемену настроения. Он привык вкладывать в свои слова больше, чем они значили. И был уверен, что и другие люди также воспринимают не просто фразу, а спрятанную за ней иную мысль. Ему казалось, что и собеседники вкладывают в свои слова какой-то сокровенный смысл, и его редко удавалось убедить в обратном. Он постоянно пытался уловить во всем, услышанном от людей, какие-то другие скрытые мысли. Сережа не мог поверить, что другие, говоря самые обычные слова, ничего больше не имеют в виду.

Он очень рано привык пользоваться иронией как средством самозащиты. И при этом, иронизируя, мог, как будто и невзначай, смеяться над всем, что его окружало. Он принимал существующий порядок и свое место в нем как нечто данное, раз и навсегда установленное. И всегда стремился побыстрее вернуться в другой, более интересный мир — к любимым книгам.

Но главным было не то, сколько он читал, но — как читал. Во всём мире не было человека, которому он мог бы рассказать о том, что накопилось в его душе. А как много ему хотелось узнать и о многом спросить! И поневоле он снова и снова обращался к книгам. Единственными его друзьями были писатели и поэты. Это они объясняли ему правила и законы жизни и защищали ту скрытую в нем жизненную силу, которую он, сам того не подозревая, яростно отстаивал.

Читая эти книги, Сережа полностью уходил в этот удивительный мир захватывающих приключений, полных опасностей, в мир настоящих, мужественных людей — тех, в ком была искра живого огня и кто не позволял загасить ее в себе; тех, кто знал, что истинные ценности — это ценности живые и жизненные, а не золото, драгоценности, рубли или выгодная работа.

Ему хотелось вместе с героями этих книг бороздить моря, скакать по прериям, сражаться с пиратами, пробираться сквозь джунгли. Но когда он закрывал очередную книгу и возвращался в реальный мир, то с горечью понимал, что при своем болезненном состоянии вряд ли ему под силу преодолевать жизненные препятствия, как это делали книжные герои. А как ему хотелось стать здоровым и сильным! Тогда эти злые мальчишки перестанут его обижать и сами станут искать дружбы с ним.

Но как этого добиться? Во-первых, нужно быть здоровым. Конечно же, он смотрел фильмы «Вратарь» и «Первая перчатка», где настойчиво утверждали, что для укрепления здоровья ничего нет лучше закаливания и спорта. Но как заняться спортом, если даже в школе врачи освободили его от занятий физкультурой? Он решил не обращать внимание на запреты врачей. И начал с закаливания.

Осенью, по утрам, перед тем, как отправляться в школу, он выбегал в сад и делал зарядку. Затем, раздевшись до пояса, обливался водой из-под водопроводной колонки, установленной во дворе. Дни становились прохладнее, а вода холодней. Но он не прекращал занятий. Наконец, наступила зима. Вода в колонке была уже ледяной. После обливания он быстро насухо вытирался полотенцем и надевал теплый свитер. Когда выпал снег, Сережа стал обтираться снегом и тот ему показался гораздо теплее ледяной воды.

Простуды отступили, болеть он перестал. Вот только кость под коленом все время давала себя знать. Иногда больно было ходить. Врачи настоятельно советовали родителям заняться лечением Сережи. Отец каким-то образом раздобыл для него путевку в санаторий, на берегу моря, где лечили подобные проблемы.

И вот теперь они приехали сюда.

***

— Смотри, море утащило твой носок! — рассмеялся отец.

Сережа увидел носок далеко в море, качающимся на волнах. Достать его можно было только вплавь. Но плавать Сережа не умел.

— А знаешь, давай мы подарим морю и второй. У тебя в чемодане их достаточно.

— Давай! — согласился Сережа.

Они бросили во второй носок пару мелких камушков и зашвырнули его далеко в море. Раздался всплеск, и носок сразу исчез в морской лазури. Несколько секунд они видели круги на воде, но потом исчезли и они.

— Будем считать, что принесли дань Посейдону, — Сережа рассмеялся.

Его двоюродная сестра Рахиль, живущая в Одессе, только накануне подарила ему книгу «Мифы Эллады» и он за вечер успел прочесть легенду о странствиях Одиссея, в которой о Посейдоне, этом повелителе морей, упоминалось неоднократно.

— Посейдон — это какой-то греческий бог? — спросил отец.

— Да. Древние греки считали, что от него зависит успех морских путешествий. И они приносили ему жертвы перед плаванием.

— Ну, тогда вряд ли ему понравится твоё подношение. Он наверняка привык к чему-то посерьезней, — усмехнулся отец.

Они собрались и отправились в санаторий. Сережа первый раз в жизни на целые две недели оказался оторванным от дома, среди незнакомых людей. Завести дружбу или хотя бы приятельское знакомство со сверстниками ему не удавалось, да и не хотелось. Он предпочитал уединение.

Просыпаясь утром, ещё до подъема, он прислушивался к шуму ветра, смотрел, как за окном, над морем восходит оранжевый шар солнца, как голубые и оранжевые бабочки кружатся над душистыми кустами лаванды, цветущими напротив санаторного корпуса, а серые чайки с криком мечутся над выбеленным солнцем берегом. Он дышал полной грудью и чувствовал, как запах моря и водорослей наполняет его лёгкие.

Две недели, проведенные там, пролетели быстро и не принесли особых результатов. Нога по-прежнему болела. Но зато, к концу второй недели пребывания в санатории, он научился плавать и уже мог соревноваться с ребятами, пытаясь быстрее всех добраться до буйков, качающихся на волнах.

III

Где-то услышанная фраза «клин клином вышибают» надолго засела у него в голове. Он подумал, что если вместо всех этих лечений заставить ногу работать дополнительно, то вероятно, это окажется более действенным методом. Возвратившись из санатория, Сережа решил, что нужно обязательно заняться спортом и записаться в спортивную секцию. Но это оказалось не так просто.

Тренеры по плаванию и борьбе, посмотрев на его щуплую фигуру, отказались брать его к себе. На велосипеде долго крутить педали он не мог — болела нога. Однажды в сентябре, когда начался учебный год, занимавшийся легкой атлетикой одноклассник предложил ему пойти с ним на тренировку.

— У нас классный тренер. Берковский. Заслуженный тренер республики. Может он тебя и возьмет.

Сережа готов был предпринять еще одну попытку и на следующий день уже был на стадионе и стоял перед Берковским.

— Вот, Самуил Маркович, парень хочет записаться к нам на легкую атлетику, — представил его одноклассник.

Берковский, высокий и седой мужчина, с характерным крючковатым носом и густыми, почти сросшимися на переносице бровями, показался Сергею стариком лет шестидесяти, хотя и довольно бодрым. Движения его были четкие и быстрые. Когда он разговаривал, на лице у него постоянно присутствовала снисходительная, но добродушная улыбка. Он оценивающим взглядом посмотрел на Сережу.

— Ну, если очень хочешь, приходи завтра. Посмотрим, что из тебя может получиться.

Много времени спустя Сергей часто вспоминал этот эпизод и никак не мог понять, почему Берковский решил взять его. Возможно, он просто пожалел щуплого и тощего еврейского мальчишку. А может, действительно разглядел в нем какие-то задатки. Все-таки звание заслуженного тренера республики так просто не дают. Да еще с такой фамилией и именем как у него.

Как бы то ни было, Сергей стал упорно тренироваться, не пропуская ни одной тренировки. Первые недели были мучительно тяжелы. Днем все тело ныло, а ночью он проваливался в тяжелый сон, который не приносил облегчения. Но Сергей не отступал и убеждал себя, что у него есть лишь два пути: либо оставить все свои мечты, сломаться и превратиться в безвольного опустившегося человека, либо так разозлиться на жизнь, чтобы все эти нагрузки и тяготы тренировок стали обыденностью, совершаемой на автопилоте. Он выбрал второе. И хотя он не мог поднимать большие тяжести, как это делали здоровяки из его группы, но бегал быстрее всех и гораздо скорей усваивал каждое новое упражнение.

Три раза в неделю он приезжал на стадион после школьных занятий. И всегда добросовестно выполнял все указания тренера. Во время каникул он умудрялся ходить на тренировки два раза в день — утром и вечером. К своему удивлению, со временем, он почувствовал, что выдерживать спортивные нагрузки не так уж и тяжело. И это придавало ему уверенности в своих силах. К тому же один случай, произошедший с ним, убедил его в том, что и в жизни, как и в спорте, всегда нужно бороться до конца.

На Центральном проспекте Днепровска было особое место, а точнее целый квартал. Среди молодежи он был известен как Broadway. Вечером выходного дня, с большой долей вероятности, там можно было встретить своих знакомых или приятелей.

Сергей иногда тоже гулял по этому кварталу. Как-то январским вечером, прогуливаясь по проспекту, он увидел компанию парней, проживавших с ним в одном районе. Это были те ребята, которые всегда издевались над ним и от скуки частенько его поколачивали. И встреча с ними не сулила ничего хорошего. Он постарался незаметно пройти мимо, но ему это не удалось. Они узнали его. Один из них, высокий и грузный парень, схватил Сергея за куртку.

— Ты что это? Идешь мимо и не здороваешься? — громко и с наигранным удивлением спросил он. — Не уважаешь нас?

— Я вас не заметил, — Сергею хотелось поскорее избавиться от их общества.

— Нас нельзя не замечать, — рассмеялся парень. — Мы можем и обидеться. Так что угости нас сигаретами. Тогда мы тебя и простим.

— У меня нет сигарет. Я не курю.

— Ты гляди, — парень, все еще держа Сергея за куртку, повернулся к компании. — Жидёнок здоровье бережет.

Его приятели дружно и одобрительно заржали.

— А на хрен оно тебе? — продолжил парень. Затем примирительным тоном добавил. — Ну ладно. Нет сигарет, так давай рубль. На улице холодно. А нам на бутылку для согрева не хватает.

Вся компания плотно сгрудилась вокруг Сергея, оттесняя его к стене дома.

— Ребята, нет у меня рубля.

— Да что ты говоришь? — рассмеялся кто-то из компании. — Чтоб у жида не было денег?

— Вот слышишь? — спросил здоровяк у Сергея. — А если мы проверим твои карманы?

— Нет у меня денег, — Сергей развел руками.

Парень заметил кожаные перчатки на руках Сергея.

— У тебя классные перчатки. А ну-ка, снимай, я померю. По-моему, они мне подойдут.

Сергей стоял прижатый к стене здания, плотно окруженный хулиганами. Прорваться сквозь это кольцо не было шансов. Он понял, что если сейчас отдаст перчатки, то больше их не увидит. Ему вспомнились все унижения и побои, которые он терпел от этой компании. И в нем вспыхнула дикая злоба. Злоба раненого зверя, загнанного в угол и готового безрассудно броситься на своих преследователей. Все произошло на уровне инстинкта. Он даже сам не понял, как резко размахнулся и снизу-вверх изо всей силы ударил в подбородок здоровяка, державшего его за куртку. Тот, от неожиданности и сильного удара, отпустил Сергея и сделав шаг назад, упал, поскользнувшись на замерзшей луже. В кольце, окружавшем Сергея, на мгновение образовалась брешь, в которую он и бросился, наступив ногой на лежавшего парня. Вся компания на мгновенье опешила, не ожидая такого поворота событий. Сергей успел отбежать на несколько метров, когда у него за спиной раздались крики и топот ног. Но вскоре преследователи остановились. Уж слишком быстро увеличивалось расстояние между ними и Сергеем. Им стало понятно, что догнать его они не смогут, и только продолжали выкрикивать вслед ему угрозы и проклятия.

А Сергей, немного придя в себя, сделал вывод, что даже в самой безнадежной ситуации не стоит сдаваться и всегда можно найти правильное решение. Ему вспомнилось высказывание Клаузевица, которое он недавно прочел: «Нападай на противника в ту минуту, когда он считает, что уже победил, и в том месте, где меньше всего ожидает нападения».

Он продолжал усердно тренироваться, но оставалась еще одна проблема — боль под коленом. Берковский заметил это и на каждой тренировке обязал его делать дополнительное упражнение — приседание на больной ноге. У Сергея от боли наворачивались слезы на глазах, но он себя не щадил. Берковский стоял рядом и считал каждое приседание. Единственную поблажку, которую он вначале дал Сергею — разрешил держаться за перила. Но когда увидел, что тот справляется самостоятельно, то перила были тотчас отменены. К весне Сергей мог легко приседать на больной ноге более десятка раз. Да и больной ее уже нельзя было назвать. Боль прошла, как будто ее никогда и не было.

***

Прошел еще один год упорных тренировок. За это время Сергей успел здорово подрасти. Он раздался в плечах и приобрел спортивную осанку. Нагрузки, которые еще несколько месяцев назад казались ему нереальными, теперь он выдерживал с легкостью. И, наконец, появились первые спортивные успехи.

Однажды, в конце апреля, когда Сергей пришел на тренировку, Берковский объявил:

— Сегодня тренировки не будет. Все идем в парк и бежим кросс. Тысячу метров. Традиционные весенние забеги, — Берковский не любил длинных объяснений.

Огромный городской парк был полон старшеклассниками со всех школ района. Старты, с небольшими перерывами, следовали один за другим. Неожиданно для себя, в своем забеге, Сергей оказался на финише первым. Но он был уверен, что в других забегах многие пробежали дистанцию быстрее его. Поэтому, не дожидаясь объявления результатов, собрался и ушел домой. Каково же было его удивление, когда на следующей тренировке Берковский протянул ему свернутый в трубочку лист бумаги.

— Что это? — спросил Сергей.

— Твоя грамота. Поздравляю. Ты занял первое место.

Сергей развернул грамоту. Он был и удивлен, и рад одновременно. Ему казалось, что на соревнованиях было много ребят сильнее его. И, тем не менее, это был его первый успех.

— Через две недели будешь выступать на первенстве города, — сказал Берковский. — А теперь начинай ускорения — сто через сто. Десять раз.

— И не вздумай сачковать! — добавил он строго, хотя отлично знал, что Сергей всегда полностью выкладывается на тренировках. Но таков уж был характер Берковского. Он любил напускать на себя строгий вид, хотя в душе всегда сочувствовал своим ученикам.

За пару дней до чемпионата города Сергей получил свои первые шиповки. Оказалось, что бежать в них гораздо удобней, чем в спортивных тапочках. Правда, грубо пошитые, они через пол часа тренировки ужасно растёрли ноги.

На этих соревнованиях Сергею предстояло бежать восемьсот метров. Такую дистанцию он никогда не бегал и какой темп держать, толком не знал. Во время разминки перед забегом Берковский показал ему парня, который в городе считался лидером на средних дистанциях.

— Держись за ним и старайся сильно не отстать.

— Попробую, — Сергей кивнул. Он был сосредоточен и пытался настроиться перед забегом.

Сразу после старта он занял место вслед за лидером и продержался так до финишной прямой. Затем, ускорившись, довольно легко обогнал его и финишировал первым.

Едва он остановился после финиша, как его тотчас окликнули.

— Гурович!

Сергей оглянулся. В нескольких шагах от него стоял школьный учитель физкультуры Федор Константинович и сверлил его строгим взглядом.

— Ну и как это все понимать? — раздражённым голосом спросил он. — На уроках физкультуры ты сидишь на скамеечке. Типа больной. А здесь выигрываешь соревнования. Совесть у тебя есть?

— Так в школе мне врачи не разрешают, — виновато развел руками Сергей.

— А здесь разрешают?

— Здесь я никого не спрашивал, — признался он, пожав плечами.

— Значит так. Ты мне лапшу на уши не вешай. На следующий урок физкультуры придёшь вместе со всеми. И перестаешь прикидываться больным. А на соревнованиях будешь выступать за нашу школу, а не сам по себе. Тебе ясно? — Федор Константинович явно был зол.

— Ясно, — вздохнул Сергей.

— Мы еще поговорим с тобой в школе, — пообещал Федор Константинович. В голосе его звучала угроза.

— А сейчас свободен, — он повернулся и пошел в сторону трибун.

Еще не отдышавшись, Сергей направился к месту старта за своим спортивным костюмом. К нему подошел Берковский, держа в руках секундомер.

— А ты прогрессируешь прямо на глазах. У тебя неплохой результат.

— Я и сам не ожидал.

— Если так пойдет, сможешь попасть в сборную города или даже области.

— В сборную команду? — удивился Сергей. — Мне такое только во сне могло присниться.

— Если хочешь, чтобы сны стали явью, нужно для начала просто проснуться.

— Всего лишь?

— Я же сказал: для начала. А потом придётся тяжело поработать. И не три раза в неделю, а минимум пять. И нагрузки вырастут намного. Жизнь ничего не дарует без тяжких трудов.

— Я согласен, — не раздумывая, ответил Сергей.

— Ну смотри, дал слово — держись. А результат будет. Я тебе обещаю. А сейчас иди, отдыхай, — Берковский похлопал его по спине.

Сергей присел на скамейку и стал расшнуровывать шиповки. Рядом с ним уселся парень, лидировавший в забеге. Солнце играло в его белокурых волосах, по лицу тек пот, а глаза улыбались.

— Откуда ты взялся, такой шустрый? — тяжело дыша, спросил он.

— Так бежали вместе, — как бы извиняясь сказал Сергей. — Ты на старте просто не обратил на меня внимания.

— Ладно, давай знакомиться, — парень дружелюбно протянул ему руку.

— Я — Валера.

— А я — Сергей.

Так он познакомился с Валерой Митрохиным, которому была присуща какая-то особая безмятежность и озорная мальчишеская веселость и задор. Его никогда нельзя было увидеть в плохом настроении. Даже проигрывая, он не дулся, а шутил. Валера умел легко перейти от шутки к серьезному, и от серьезного к шутке. И нередко шутка служила ему проводником мысли, которая не достигла бы цели без ее помощи. Валера был полной противоположностью Сергею, который уже в детстве успел нахватать тумаков от жизни и шел по ней, как по минному полю. Наверное, поэтому в силу различия их характеров, они так быстро и сдружились.

После этих соревнований прошло еще две недели. В один из дней его подозвал Берковский.

— Ну что, Сергей. Собирайся в дорогу.

— О чем это вы? — не понял Сергей.

— В конце месяца запланирована матчевая встреча юношеских команд нескольких городов. Это перед чемпионатом республики. Хотят проверить, кто и на что способен. У нас ты теперь подающий надежды. Вот тебя и включили в команду. Будешь получать боевое крещение. Привыкай!

Сергея охватило волнение. Ему захотелось подпрыгнуть от радости, но он сдержал себя. Не хотелось при тренере проявлять «щенячьи радости». Во всяком случае, Берковский так это называл. Не желая выдавать свое настроение, Сергей постарался спокойным голосом задать какой-нибудь вопрос.

— И где же это крещение состоится?

— Слышал про такой город — Мелитополь?

— Конечно.

— Вот там все и будет.

Первый раз поехать на большие соревнования. Это же здорово! Он конечно упорно тренировался. Но ему никогда не приходило в голову, что его могут взять в команду. Целый день он только и думал о предстоящей поездке. И даже вечером мысли об этом долго не давали ему уснуть. Он лежал в пронизанном лунным светом, лившемся через окно, полумраке, и в нем росла уверенность, что все будет хорошо. И он строил смелые планы — как строят их в шестнадцать лет, когда жизнь так прекрасна, что вероятность поражения кажется невозможной, а упорные тренировки в сочетании с настойчивостью и решимостью — залогом будущей победы.

***

Автобус мчался на юг по безбрежной украинской степи. Серая лента шоссе бежала перед ними, теряясь у горизонта. Сергей сидел рядом с Митрохиным и глядел в окно, за которым тянулся, приятный для глаз, пейзаж. Хлеба только начинали колоситься и, километр за километром, желтые лоскуты пшеничных полей, в обрамлении темных лесозащитных полос, безмятежно покоились, прогретые солнцем. Мелькали зеленые пастбища, небольшие живописные рощи и маленькие пруды. Иногда, вдалеке, можно было разглядеть беленькие деревенские хаты. Однажды, у дороги промелькнуло огромное строение элеватора.

Всю дорогу Сергея не покидало приподнятое праздничное настроение. Для него такая поездка была впервые и ему все это нравилось. Нравилось быть в дороге и вот так ехать в автобусе, нравился пейзаж за окном, нравилось то, что он попал в команду, нравилось, что завтра он выйдет на старт забега.

Несколько часов дороги, проведенных в автобусе, пролетели незаметно. Поселившись в гостинице Сергей с Валерой отправились на ужин. В кафе они встретили еще нескольких ребят из своей команды. Сдвинув два стола, все уселись вместе. Ребята шутили, смеялись и вели себя непринужденно. С большинством из них Сергей не был знаком, поэтому держался довольно скованно. Валера же, наоборот, сразу почувствовал себя в своей тарелке и минут через пять вся компания уже дружно смеялась над его анекдотами.

— Привет, Вован!

К ним подошел незнакомый парень и похлопал по плечу Вову Хлопкова, одного из ребят, сидевшего за столом.

Хлопков был на год старше Сергея, заканчивал школу и уже давно выступал за команду.

— Привет, Дима! — обрадовался Хлопков. — И ты здесь?

— А где мне быть?

— Ребята! — Хлопков повернулся ко всем. — Знакомьтесь. Это Дима Антошин. Чемпион Одессы на стометровке. Мы с ним еще в прошлом году познакомились.

— А вот, Дима, это наши пацаны, — он указал на ребят из команды.

— Это Слава Завадский — чемпион по прыжкам в длину. А это Женя Платов — чемпион по прыжкам в высоту. А это…, — Хлопков окинул взглядом ребят, сидевших за столом и, видимо решив, что больше никто не заслуживает особого внимания, пренебрежительно произнес, — все остальные.

Эти два слова, произнесенных таким тоном, задели Сергея. Он опять почувствовал себя человеком второго сорта. Он вспомнил, что подобное чувство испытывал, когда мальчишки на улице, дразня его, отпускали злые шутки по поводу его национальности. А ему, как, впрочем, и любому человеку, хотелось, чтобы его тоже уважали. Но он понимал, что уважение само не приходит. Его нужно добиваться. А для этого необходимо быть не серой мышкой, а что-то представлять собой в этой жизни. Нужно быть успешным в том деле, которым занимаешься. И не важно, каким делом. Спортом, музыкой, живописью, наукой. А успех приходит только тогда, когда все делаешь по максимуму, не жалея сил. И завтра уж он постарается выложиться по полной, чтобы заслужить их уважение.

***

Утро следующего дня выдалось по-весеннему ясным и безоблачным. Теплые солнечные лучи приятно грели тело. На трибунах небольшого, но уютного стадиона, собралось довольно много зрителей. Из динамиков неслась бодрая музыка, а на флагштоках легкий ветерок развевал знамена разных спортивных обществ.

Сергей, выйдя на линию старта, бросил взгляд на стоящих рядом с ним бегунов. Его тревожило, что на дистанции все они могут оказаться сильнее его. Тем не менее он был предельно сосредоточен и готов сражаться изо всех сил.

Сразу после выстрела он не ринулся занимать место за лидером, а устроился в середине забега, решив на дистанции присмотреться к соперникам. Первый круг он закончил, все еще не рискуя выдвигаться ближе к лидеру. На вираже один из бегунов, пытаясь со второй дорожки переместиться на первую, толкнул соперника, бежавшего впереди Сергея и оба они рухнули прямо ему под ноги. Инстинктивно он перепрыгнул через обоих и продолжил бег. В начале финишной прямой Сергей уже был третьим. Сил еще оставалось достаточно. Начав ускорение, он обогнал одного и, поравнявшись с другим, увидел его лицо, искаженное от усталости. Сергей увеличил скорость и понял, что уже никто не сможет помешать ему победить.

Он первым пересек финишную черту и сразу же попал в объятия одного из тренеров команды. Тот подхватил его и пытался приподнять. Затем опустив на землю, потрепал его по волосам.

— Ну молодец! Как ты выбрался из этой передряги. Мы уж думали, что ты сейчас свалишься вместе с ними.

— А как они? Целы? — поинтересовался Сергей. — Их не затоптали?

— Целы. Поцарапались чуток. А так все нормально, — успокоил он Сергея.

— Ты же первый раз на таких соревнованиях?

— Да.

— Грамотно бежал. И финишировал здорово. Видно Берковский не напрасно с тобой возится.

— Надеюсь, что не напрасно, — устало улыбнулся Сергей.

На скамейке, недалеко от финишной черты, сидел Валера и расшнуровывал шиповки. Он все еще тяжело дышал.

— Ты где бегаешь? — шутливо спросил Сергей. — Тебя и не видно было.

— Где бегаю? — переспросил Валера. — Там же, где и ты. Только за тобой не угонишься!

— Ну и каким был на финише?

— Третьим, — он недовольно махнул рукой.

— Не расстраивайся. Зато вместе пойдем на награждение. Будет веселей.

— Ну да. Я по дороге буду вам анекдоты рассказывать, — пошутил Валера.

— Только приличные. А то еще не понятно, кто второе место занял.

***

После победы на этих соревнованиях Сергей заметил, что на тренировках появилось гораздо больше спортсменов и тренеров, которые стали с ним здороваться и интересоваться его делами. Кого-то из них он знал и раньше, но они никогда прежде не проявляли к нему никакого интереса. Теперь же все они держались с ним, как со старым добрым знакомым.

Его это несколько смешило. Но он вынужден был признаться себе, что ему нравится такое выражение внимания. На людях он стал чувствовать себя более уверенно. Эта уверенность проявлялась и в его голосе и даже в движениях. Он с удивлением отмечал у себя эти изменения. Но это не было «звездной» болезнью. Просто ему показалось, что он начал избавляться от своего комплекса неполноценности и общество окружавших его людей стало принимать его как равного.

Вскоре, на одной из тренировок, Берковский подозвал его.

— Ну вот. Боевое крещение у тебя прошло успешно. Тебя включили в команду. Поедешь на чемпионат республики.

У Сергея заблестели глаза.

— И когда это будет?

— Не торопись! — осадил его Берковский. — Впереди еще достаточно времени. Будем с тобой готовиться.

И Сергей готовился. Тренировки стали интенсивнее и разнообразнее. Бег на короткие отрезки в полную силу сменялся кроссами, где вырабатывалась выносливость. Но иногда устраивались и легкие тренировки с игрой в футбол или баскетбол.

Закончилась весна и настала пора школьных экзаменов. Сергей делил все свое время между тренировками и учебниками. А как только экзамены закончились, начались спортивные сборы и, уже через неделю он вместе с командой уехал во Львов, где должны были проходить соревнования. Там он показал свое лучшее время. И даже выиграл забег. Но в финал все же не попал.

Сергей был очень расстроен и утром в день финала ушел в город, пытаясь отвлечься от грустных мыслей. Он побродил по старому Львову, полюбовался оперным театром, погулял по рыночной площади, заглянул в Кафедральный Латинский собор, который своими яркими красками, пышным обрядам и всем своим оформлением произвел на него большое впечатление.

Перед алтарем горело множество свечей. Снаружи, сквозь цветные витражи лился поток яркого дневного света. Смешиваясь с сиянием свечей, он становился золотистым и мягким, освещая своими лучами ксендза в пурпурном одеянии и служек, одетых во все белое. Священнослужители совершали какие-то, непонятные Сергею действия, и были разодеты как колдуны у древних народов. Над серебряным кадилом вился дым ладана.

Сергей, слушая орган, присел на скамью. Музыка звучала мягко и торжественно. Какое-то время он наблюдал за церковной церемонией, но ко времени финального забега ноги сами привели его на стадион.

Он сидел на трибуне со скверным настроением и не заметил, как подошел Берковский.

— Как тебе финал?

— Пролетел я мимо него, как фанера над Парижем, — он разочарованно махнул рукой.

— А у тебя, я вижу, слишком быстро появилась привычка побеждать. Это ты дома молодец против овец. А здесь, против молодца — сам овца.

Сергей посмотрел на Берковского. В глазах его можно было прочесть обиду. Берковский заметил это и одной рукой обнял его за плечи.

— Ладно. Нечего так расстраиваться. Здесь никто не ожидал от тебя побед. Сейчас это не главное. Результат намного важнее. Ты же пробежал выше первого разряда. Если так и дальше пойдет, то в следующем году ты им всем нос утрешь.

— Через год? Неизвестно, что будет через год.

— А ты хочешь все и сразу. Такого не бывает. Для успеха нужно перетаскать тонны железа, пробежать тысячи километров и выгнать из себя бочки пота. Но если хочешь дойти до цели — надо идти, как бы ни было трудно. Другого пути нет.

— Раз надо, то буду идти, — Сергей усмехнулся.

IV

Большая волна все же смогла докатиться до парапета и с шумом ударилась об него. На Сергея обрушился град холодных, блестящих на солнце, как прозрачные стеклянные бусинки, брызг. Воспоминания схлынули, как волны прибоя. У него возникло чувство, будто он вернулся из далекого путешествия. Головная боль исчезла, а все тело было охвачено приятной усталостью, какая бывает у тренированных спортсменов, после больших физических нагрузок.

Оглядевшись по сторонам, Сергей сделал глубокий вдох. Отряхнув воду с одежды, вынул из сумки медаль и еще раз посмотрел на нее, как бы убеждаясь, что сегодняшний день ему не привиделся. Затем, спрятав медаль в карман, набрал полные легкие свежего морского воздуха, подхватил сумку и направился в гостиницу.

Он прошел всю набережную от «Ореанды» до Киевской улицы, где небольшая речушка, закованная в каменные берега, впадала в море. А по обе стороны от нее, словно вьющееся растение, оплетавшее горы, карабкались вверх улочки Ялты. Недалеко от главпочтамта, на голове памятника Ленину, обильно усыпанной птичьим пометом, ворковали голуби. На небольшой площади, возле клуба моряков, афиши извещали о гастролях популярного певца, а в порту продолжалась посадка на круизный теплоход.

На юге море синело до самого горизонта, и там сливалось со светло-голубым небом. А на севере темно-зеленые горы нависали над городом, защищая его от холодных ветров. В Крыму буйно цвели деревья, ярко светило солнце. Аромат цветов смешивался с запахом моря и Сергей с наслаждением вдыхал этот пьянящий эликсир. Он бодрил его, создавая веселое настроение и наполняя все мышцы неуемной энергией.

И ко всему этому прибавлялась радость трудной победы. Для него было важно, что он выиграл. Удача, улыбнувшаяся ему в этот день, придавала чувство уверенности в себе, по капле выдавливая остатки комплекса неполноценности, с которым он постоянно боролся. Сергей ощущал в теле нечто пружинящее и легкое, побуждающее к озорству. Хотелось двигаться, петь и смеяться. Молодость бурлила в нем как молодое вино.

***

Через полчаса прогулки по набережной он оказался в гостинице, где проживала команда. Изнутри она напоминала какой-то цыганский табор, а скорее всего Вавилон. Кроме спортсменов, здесь можно было увидеть узбеков в тюбетейках и стеганых полосатых халатах, усатых выходцев с Кавказа, в узнаваемых фуражках «аэродромах», элегантных прибалтов и даже оленеводов Севера. Но больше всего здесь было людей, говорящих на русском языке с мягким украинским акцентом.

Гостиница находилась в центре города, недалеко от набережной, и жить в ней было удобно. И даже та непривычная атмосфера, царившая здесь, никому не мешала. Первым, кого Сергей увидел, вернувшись в свой гостиничный номер, был Валера. Митрохин лежал на кровати в спортивном костюме и читал «Советский спорт».

— Ну ты как? — он оторвался от газеты.

— Все нормально, — Сергей показал большой палец. — Оклемался.

— А ты помнишь, что завтра, после обеда, уезжаем?

— Спасибо за напоминание, еще не забыл, — ответил он, заталкивая сумку под свою кровать.

— А что, если с утра махнуть на море ловить ультрафиолет. Вода, правда, холодная для купания, но позагорать можно.

— Ультрафиолет — это неплохо, — согласился Сергей. — У нас дома ведь еще в куртках ходят.

— А тут мы! И все в загаре, — рассмеялся Валера. — Кстати, надеюсь, ты знаешь, что в Крыму есть еще и Массандра?

— Что ты так любишь все напоминать? Тебе бы будильником работать. Или записной книжкой.

— Я к тому это говорю, что не мешало бы домой привезти бутылочку хорошего вина. Может, сгоняем в гастроном?

— А ты знаешь, какие вина хорошие?

— Деревня! — насмешливым тоном воскликнул Валера и вскочил с кровати. — Что бы ты без меня делал? Пошли.

Они вышли из гостиницы и направились в центральный гастроном, расположенный недалеко от набережной. Это был тот предвечерний час между днем и сумерками на южном берегу Крыма, который не сравним ни с чем. Он был еще полон света, но уже овеянный мистикой вечера. В тягучем воздухе над морем простиралась даль. А над нею, в темнеющем небе, у самого горизонта, словно маленькие бриллианты, блестели и переливались первые звезды. Улицы города уже не сверкали под лучами солнца, а постепенно, одна за другой, погружались в тень гор. Вспыхнули разноцветные неоновые огни магазинов и кафе. Мигая желтыми глазами, стали зажигаться фонари на набережной.

Подойдя к центральному гастроному, парни остановились. Вход выглядел необычно. Над дверью красовалась огромная вывеска «КОМЕНДАТУРА», а в боковых окнах, где раньше были выставлены товары, теперь лежали мешки с песком. По обе стороны от них всё здание было закрыто декорациями в виде крепостной стены.

— Кино и немцы, — Валера открыл дверь магазина. — Сейчас все выясним.

Они подошли к винному отделу.

— Что тут за маскарад? — поинтересовался Валера, указывая на входную дверь.

— Ох, уже надоело отвечать, — зло выдохнула продавщица. — Кино завтра будут снимать.

— А о чем? — не унимался Валера.

— Да откуда ж я знаю! Покупать что будете?

— А что тут у вас есть?

Продавщица измерила его презрительным взглядом.

— На витрину смотри. Тогда и вопросов не будешь задавать.

Валера перевел взгляд на витрину, разглядывая выставленные там вина.

— Вот гляди, Серега, и учись, — он указал Сергею на бутылки, пылившиеся за стеклом.

— Вот это «Портвейн 777». Или по-простому «три топора». В старших классах с него и начинается знакомство со взрослой алкогольной жизнью. Не бог весть что, но пить можно. Вот рядом с ним, «Солнцедар». Или по-простому — «политура». Приличные люди даже не смотрят в его сторону. А эти — «Агдам», «Портвейн 33», — ну просто чернила. Лучше даже не пробовать. Или вот — «Альминская долина» — сокращенно «АД» или «Долина смерти». Уф-ф-ф, это самые чернилистые чернила.

— А вот это — самый популярный напиток в наших краях. Дешево и сердито, — он указал на бутылку с надписью «Біле міцне». — Его еще называют «биомицин». Довольно крепкая бормотуха и пользуется большим спросом у любителей «догнаться».

— Вы покупать будете, или только смотреть? — не выдержала продавщица.

Валера разочарованно повернулся к ней.

— А что-нибудь приличней найдется?

— Ну и что для тебя считается «приличней»? — снисходительно спросила продавщица.

— Например, «Красный камень» или «Черный доктор».

Глаза у неё оживились.

— О, так ты кое в чем разбираешься! А я думала вы из тех парней, которым главное залить за воротник и неважно что.

— Нет, мамаша, вы ошибаетесь. Ну посмотрите на нас, — Валера рассмеялся, отошел на шаг назад и развел руки в стороны. — Мы вообще не пьем. Мы спортсмены. Приехали к вам на соревнования. Просто хотим привезти подарок из Крыма. Ну не дарить же всякую бормотуху.

Продавщица, подперев руками бока и покачав головой, посмотрела на парней.

— Ишь ты! Красавцы, — улыбнулась она впервые за время разговора.

Валера явно расположил ее к себе. Он обладал каким-то непонятным даром находить с людьми общий язык и производить на них благоприятное впечатление. Везде он чувствовал себя как дома и всюду со всеми отлично ладил. Даже попадая в незнакомую компанию, он разговаривал с людьми просто и естественно, и уже через пять минут оказывался в центре внимания, где все с интересом слушали шутки, рассказы и анекдоты в его исполнении.

— Ладно, — продавщица перешла на миролюбивый тон. — Найду для вас пару бутылок. Какое вино хотите?

— Ты какое хочешь? — повернулся Валера к Сергею.

— Даже не знаю, — растерялся Сергей. — Пусть будет «Красный камень».

— Ну вот. Ему «Красный камень», а мне «Черный доктор», — Валера улыбнулся добродушной улыбкой и посмотрел на продавщицу. — Такое возможно?

— Так уж и быть. Я сегодня добрая, — она рассмеялась собственной шутке и пошла в подсобку.

Сергей слушал этот разговор с удивлением.

— Валера, — спросил он, — откуда ты все это знаешь?

— Что именно?

— Названия всех этих вин.

— В прошлом году мы с отцом отдыхали здесь, в Крыму, в военном санатории, — стал объяснять Валера. — Соседом по столику был один майор — почитатель Бахуса. Знал все сорта крымских вин. И не только крымских. И все разговоры сводил на винную тему. Ну и я кое-что запомнил.

Продавщица вернулась, держа в руках две, покрытые пылью и паутиной, бутылки вина, словно это были драгоценные древние амфоры. Протерев их тряпкой, вытащенной из-под прилавка, она сказала заговорщицким тоном.

— Только заверните во что-нибудь, чтоб никто не видел.

Валера вынул из кармана газету.

— «Советский спорт» подойдет? — спросил он, протягивая газету.

— Годится! — она разорвала газету на две половинки, и в каждую завернула по бутылке.

— Ну это уже на грани кощунства, — Сергей рассмеялся. — Алкоголь и советский спорт.

— Ты просто не в курсе, — пояснил Валера, рассчитываясь с продавщицей и принимая завернутые бутылки. — Я знал футболистов, которые пили после каждой игры. Если выигрывали — то на радостях, за победу. А если проигрывали — то с горя.

— А если ничья? — с ехидством в голосе спросил Сергей.

Они рассмеялись и вышли на улицу. Перед ними развернулась панорама вечера. С моря дул бриз. У ветра был солоноватый привкус. Линия берега, насколько охватывал глаз, светилась яркими огнями и волнисто изгибалась от Ливадии до Отрадного. Издалека шум прибоя был похож на долгие вздохи. Вода была совсем темной, но у самого берега, при свете уличных фонарей, сверкали пеной белые барашки волн.

Днем, при свете солнца, набережная в Ялте казалась какой-то театральной декорацией, привлекательной и красивой. Но вечером она превращалась в волшебную сказку о городе, который всеми своими огнями обращен к морю, словно Ассоль, ждущая на берегу своего принца на корабле под алыми парусами.

***

Сергей проснулся на рассвете и подошел к окну. Небо алело все ярче. На горизонте, из моря, плавно восходило солнце. Вначале бледно-малиновое, оно, постепенно набирая силу, стало розовым, и стены домов окрасились в цвета фламинго. Затем, поднявшись над горизонтом, солнце превратилось в излучающий яркий свет оранжевый шар и, наконец, стало золотым и сияющим.

Сергей растолкал Валеру. Тот с трудом открыл глаза.

— Ты чего так рано?

— Уже пора. Солнце взошло.

— Я же завел будильник. Он что, не звонил?

— Звонил. Но сказал, что перезванивать не будет.

— Обленился он вконец, — недовольно пробурчал Валера. — Уволю!

Еще толком не проснувшись, он схватил со стула свое полотенце и пошел умываться.

Они оделись и стали спускаться со своего этажа. Их шаги гулко отдавались в пустом лестничном пролете. Пройдя вестибюль, Сергей с Валерой вышли на длинную и пустынную в этот ранний час улицу, и направились в сторону набережной.

Стояло раннее весеннее утро — чудесное и росистое. Еще не было жарко. Пахло свежестью и прохладой. Фонари давно погасли. Огненный шар солнца висел над водой, и запах моря, настоянный на морских водорослях и йоде, здесь, в районе набережной, чувствовался сильнее. Из открытых дверей кафешек доносился аромат кофе, смешанного с крымским утром.

В конце улицы, на маленькой площади, что приютилась на берегу горной речушки, впадавшей в море, расположилась небольшая, но уютная забегаловка. Наскоро выпив по чашке какао со свежеиспеченными булочками, они отправились на морской берег.

Парни облюбовали пляж возле «Ореанды». Это место им нравилось больше всего. К тому же хотелось еще разок пройтись по набережной. Ведь неизвестно, когда в следующий раз удастся сюда приехать. По небу скользили белые легкие облака, а ветерок играл верхушками пальм, выстроившихся вдоль тротуаров.

На пляже Сергей снял спортивный костюм и улегся на деревянный лежак, положив голову на скрещенные руки и подставив спину теплому весеннему солнцу. Из репродуктора, возле «Ореанды», доносились звуки музыки. Сергей вытянулся на лежаке и, закрыв глаза, стал слушать. Магомаев пел «Королеву красоты». Несмотря на свою бешеную популярность, центральные радиостанции транслировали её не так уж и часто. Ведь она не соответствовала вкусовым представлениям чиновников от музыки. Но в каком-нибудь клубе или на курорте, куда власть чиновников не всегда доходила, ее можно было услышать гораздо чаще. Даже записанную умельцами на использованных рентгеновских снимках, песню трудно было приобрести. В шутку такие самодельные пластинки называли «музыкой на костях».

Песня закончилась. Сергей перевернулся на спину и посмотрел в голубое небо. И ему показалось, будто он плывет в прозрачном бездонном море без горизонта, без конца и края. Он опять закрыл глаза. Ему хотелось вдыхать этот необыкновенный воздух, который бывает только здесь, на южном берегу Крыма и слушать шум прибоя. Каждый раз, вначале, был слышен лишь нарастающий гул набегавшей волны. Затем раздавалось что-то наподобие глухого удара — это волна, потеряв устойчивость, как подкошенная, падала на прибрежные камни. И уж потом, напоследок, тихое, затухающее шуршание морской гальки. А через секунду все повторялось вновь и вновь. Эти звуки, казалось, можно было слушать вечно — они никогда не надоедали.

Валера подошел вплотную к воде и начал с силой швырять плоские камешки, сшибая гребешки волн. Теряя силу и скорость, они тонули где-то вдалеке.

— Серега, у меня зацепило волну шесть раз, — крикнул Валера. — Иди попробуй. Сможешь больше?

— Неохота. Я лучше позагораю.

— Тогда, может окунуться? — предложил Валера.

— А давай! — Сергей резво вскочил и, разбежавшись, прыгнул в воду.

От резкой перемены температуры у него перехватило дыхание. Он еще успел проплыть несколько метров, но почувствовав, что ему уже не хватает воздуха, выскочил на берег.

— Ух, холодина! — он сделал глубокий вдох. — Интересно, какая температура воды?

— Должно быть градусов пятнадцать, — Валера стоял на берегу весь мокрый.

— А как ты так быстро успел проплыть? — удивился Сергей.

— Так я и не плавал. Только окунулся. Вода больно холодная.

— Тогда пошли греться и загорать, — Сергей растерся полотенцем, лег на лежак и закрыл глаза.

Валера устроился на соседнем. Какое-то время они нежились под теплыми солнечными лучами. А потом Сергей услышал, как Валера громко спросил.

— Девушки, не подскажете, который час?

— Восемь двадцать, — послышался девичий голос.

Сергей повернул голову в сторону, откуда послышался ответ, и приоткрыл один глаз. Недалеко от него, на лежаках, две молодые девушки в купальниках растирали друг друга кремом от загара.

— Солнце не такое уж и жаркое, — Валера пытался завязать разговор. — А с кремом вы вообще не загорите.

— А нам и не нужно загорать, — ответила одна из них.

— Ну если не хотите загорать, тогда вам лучше вечером гулять по набережной и дышать морским воздухом. Кстати, можем погулять вместе, — Валера явно увлекся.

Сергей повернулся к нему лицом.

— Что ты мелешь, Емеля? — вполголоса прошипел он так, чтоб услышал только Валера. — Мы же после обеда уезжаем.

— Нет, вечером мы не можем. У нас съемки, — ответила девушка. — Вы, наверное, видели декорации в центре города?

— Да, точно. Вчера вечером видели. Мы так и поняли, что снимается кино. А о чем оно? — не унимался Валера.

— О гражданской войне. Кстати, нам нужны люди в массовку. Не хотели бы вы с другом поучаствовать?

— Боюсь, не получится. Мы не любим массовки. В них можно потеряться, — Валера уже искал пути к отступлению.

— А вы что, хотели бы получить роль? — смеясь, спросила девушка — Это невозможно.

— Да мы и не претендуем. Мы ведь не актеры.

— А действительно, кто вы?

— Мы спортсмены. У нас здесь соревнования. Вот Сергей вчера стал чемпионом. А теперь — массовка? Я ему и не предложу. Абидится, панимаешь. Честное слово, — произнес Валера с кавказским акцентом.

— Ну, как хотите, — и девушка повернулась к подруге. — Пойдем к воде?

Они встали и направились к полосе прибоя.

— Смотри, какие девчонки! Жаль, что мы сегодня уезжаем, — Валера посмотрел им вслед.

— А то ты не знал. Дон Жуан хренов. Чего ты вообще к ним привязался? — спросил Сергей, не поднимая головы.

— Да так. Просто вместо разминки, — Валера рассмеялся. — Для того чтобы всегда быть в форме.

— Пижон! — Сергей сел на топчане и посмотрел на морской прибой. — А здесь классно. Действительно, жаль, что уезжаем, — он опять улегся на топчан. — Ладно, еще часок можем позагорать, а потом двинем в гостиницу складывать вещички.

V

Троллейбус плавно тронулся с места и медленно выехал со стоянки автовокзала. Короткое время дорога шла без особых подъемов, но выбравшись из города стала круто забираться в горы. Она вилась и кружилась среди платанов и кипарисов, высаженных по обеим её сторонам и, наконец, пошла вдоль горного кряжа.

Справа, в просветах между деревьями, мелькнула небольшая долина, а далеко внизу заблестела на солнце изумрудная гладь моря. По долине были разбросаны крестьянские дома с двориками. За невысокими каменными заборами этих дворов стремительно вскипали бело-розовой пеной ветви яблоневых и персиковых деревьев. Такие же низкие каменные ограды были и вокруг небольших виноградников, к которым вели тропинки, уходящие от домов. А растительность, сбегавшая с гор вниз, и с трудом сдерживаемая садовыми оградами, словно хотела все затопить своей зеленью и цветущей ненасытностью.

Вскоре, возле Гурзуфа, в море блеснули голые скалы Адалары. Еще несколько столетий назад к ним можно было добраться по небольшой перемычке, соединяющей их с берегом. Но ветра и штормы разрушили ее. И теперь обитателями Адалар остались лишь стаи многочисленных птиц.

После Алушты дорога свернула на север, и море осталось позади. А впереди потянулись две цепи гор — высокая и низкая, освещенные яркими лучами солнца, уже перевалившего зенит. Потом, когда дорога опять пошла на подъем, показалась третья цепь, изрезанная причудливыми складками. Кипарисы вдоль дороги встречались все реже и вскоре исчезли совсем. Когда миновали перевал, горы по обе стороны дороги стали постепенно расступаться, удаляясь от нее все дальше, пока не исчезли вовсе. Ближе к Симферополю дорога уже пошла по равнине.

Солнце клонилось к закату, когда троллейбус из Ялты подкатил к железнодорожному вокзалу. Пассажиры начали высыпать из него, волоча свои чемоданы, узлы и сумки. Гурович, Митрохин и Гусев поспешили в зал ожидания, надеясь найти свободные места. Покружив какое-то время по залу, они увидели в дальнем углу свободную скамью и, поспешив к ней, с размаха плюхнулись на ее сиденье. Скамья издала непонятный звук и прогнула спину из пластмассы. Сумки были брошены на пол и щенками уткнулись в ноги. Гусев сразу же побежал в буфет, в надежде найти там что–то съедобное. В местах, где за день проходят тысячи людей, сделать это было совсем непросто. После длительного сидения в троллейбусе Митрохину тоже хотелось размять ноги, и он отправился гулять по вокзалу. Сергей, удобно устроившись на скамейке, достал из сумки книгу. Он всегда старался свободное время занять чтением. Да и время бежит быстрее. Но успел он прочесть только несколько страниц.

— Что читаем?

Сергей поднял голову. Перед ним стояли Митрохин и Гусев. Оба с аппетитом жевали бутерброды. А Гусев протягивал Сергею еще один.

— Ого! Уже успели отовариться, — удивился Сергей.

— Бутерброд — это сегодня ужин для чемпионов, — пошутил Гусев с набитым ртом и, повернувшись к Митрохину, добавил:

— Ну и для присоединившихся.

Валера понял намек на свое, не слишком удачное выступление на соревнованиях.

— Ладно, будет и на нашей улице праздник, — миролюбиво ответил он и уселся на скамейку. — Рано или поздно счастливый случай выпадет и мне.

— Только к нему нужно быть готовым. Иначе он так и пройдет мимо, а ты его и не заметишь, — усмехнулся Сергей.

Затем посмотрев на Гусева, спросил:

— Для такого чемпиона как ты, одного бутерброда на ужин разве достаточно?

— В этом Вавилоне, — Гусев сделал жест рукой, имея в виду весь вокзал, — и за это надо сказать «спасибо». Смотри сколько народа!

Сергей невольно окинул взглядом зал ожидания.

— О, гляньте! Вон Берковский. Явно кого-то ищет. Может нас? — Сергей помахал ему рукой.

Берковский, наконец, увидел их и подошел. С ним был парень из команды — Дима Петровский.

— Ребята, не разбегайтесь. Скоро посадка, — Берковский достал билеты на поезд. — Тут такая штука. На всю команду в один вагон билетов не хватило. Есть четыре билета в соседнем. Вы у нас самые серьезные ребята, поэтому поедете отдельно. Но зато в купе. А четвертым у вас будет Дима.

Он обвел всех взглядом.

— Возражения есть?

— Благодарим за доверие! — по-солдатски выпалил Митрохин и положив одну руку на голову, второй отдал честь.

— Я знаю, что отец у тебя военный. Но здесь не армия, — улыбнулся Берковский. — Так что — вольно.

— Да все будет нормально, Самуил Маркович, — Сергей взял у него билеты.

— Хорошо! Я в соседнем вагоне. Если будут проблемы, знаете, где меня найти.

Берковский ушел.

— Дай глянуть, — Валера потянулся к билетам и внимательно посмотрел на них.

— Действительно купе, — он одобрительно кивнул, затем повернулся к Петровскому.

— Слушай, Димон, — Валера положил руку ему на плечо.

— Я вижу среди нас, самых серьезных, ты серьезнее всех, — произнес с напускной деловитостью. — И вот тебе комсомольское поручение. Бери билеты и держи их у себя. Будешь за них ответственным. Лады?

— Хорошо, — безразличным тоном согласился Дима, беря билеты. — Пусть у меня побудут.

— Все, пошли на посадку! — Гусев уже давно дожевал свой бутерброд и втайне надеялся по дороге на перрон снова заскочить в буфет.

***

Поезд, постукивая колесами, не спеша отошел от перрона. Сергей стоял у окна и смотрел на проплывающие мимо пакгаузы, дома, нитки железнодорожных полос, шоссе. За окном вдоль поезда бежали линии электрических проводов, напоминающие нотный стан, разделенный на ровные отрезки тактовыми черточками столбов. На этих линиях сидели птицы, словно ноты какой-то беззвучной мелодии. Выехав из города, и набрав скорость, поезд помчался по рельсам, летящим стальными стрелами вдоль зеленеющей Таврической степи, а багровый закат предавал ей дополнительные чарующие оттенки. Солнце висело уже совсем низко над широкими свежевспаханными полями, отгороженными друг от друга зубчатыми стенами густых лесополос. Но вот последние отблески заката постепенно догорели на небе и сумрак стал сгущаться.

Затем взошла яркая луна, заливая серебристым светом окрестности, окутанные легкой дымкой тумана, поднимавшегося от разогретой за день земли. Вдоль железнодорожного полотна то тут, то там мелькали слабые огоньки каких-то строений. Но вскоре стало совсем темно, и уже невозможно было разглядеть что-либо за окном, кроме луны да вечерних звезд. Сергей зашел в купе.

— Ты там не видел проводника? — спросил Гусев. — Надо хоть чайку сообразить.

Еще раз попасть в буфет ему так и не удалось, и теперь он был согласен хоть на стакан чаю.

— Проводник собирает билеты по купе. Скоро к нам придет. По поводу чая сможешь у него поинтересоваться.

— Интересно, кроме чая, что еще у него водится? Хотя бы печенье.

— Вот и спросишь, когда придет.

В этот момент раздался стук в дверь, и она сразу же открылась. На пороге стоял проводник.

— Молодежь! — проводник сделал ударение на первый слог. — Ваши билетики, пожалуйста.

— Димон, доставай билеты, — скомандовал Митрохин.

Дима полез в карман своей куртки. Но почему-то билетов там не обнаружил. Он залез во второй карман, но и там их не было. Тогда он стал шарить по карманам своих брюк. Результат был тот же. Дима достал свою сумку и начал рыться в ней. Видно было, как он нервничает.

Проводнику все это стало надоедать.

— Значит так, молодежь! — произнес он строгим голосом. — Я сейчас пройду по остальным купе, соберу билеты. А потом вернусь к вам. Если их не найдете — не взыщите, — высажу на ближайшей станции.

Он вышел и закрыл за собой дверь.

— И что делать будем? — с нервным смехом спросил Валера.

— Лично мне, на голодный желудок, тащиться в темноте по шпалам, совсем не хочется, — попытался пошутить Гусев.

— А ты попроси проводника — пусть он тебя перед высадкой чаем напоит. С печеньем. Тогда легче будет по шпалам топать, — съязвил Митрохин.

— Ладно, хватит шутить, — Сергей посмотрел на Диму. — Спокойно, не торопясь, вспомни, куда ты их засунул.

— Мужики, вы меня до инфаркта доведете, — Дима положил руку на сердце.

Вдруг он встрепенулся, сильнее прижал руку к груди, и судорожно полез в нагрудный карман рубашки.

— Ребята! Вот они, — радостно закричал Дима, вынимая билеты.

— Только не надо делать резких движений, — рассмеялся Валера. — Мы же могли подумать, что у тебя сердце прихватило.

— Ну все. Теперь хоть можно будет спокойно попить чайку, — облегченно произнес Гусев.

— И поспать, — добавил Петровский.

— Я спать не собираюсь, — Сергей посмотрел на часы. — Осталось ехать меньше пяти часов. Так что буду пить чай. Потом я еще книгу хочу дочитать.

— А я все же посплю. Хоть пару часов, — сообщил Петровский. — Валера, ты меня разбудишь, когда будем подъезжать. На тебя можно положиться?

— Я тебе даже облокачиваться на меня не советую, — с серьезным видом сказал Митрохин.

Дима недоуменно посмотрел на Валеру.

— Ты это о чем?

— Ты еще не привык к его шуточкам, — успокоил его Сергей. — Спи! Разбужу тебя.

VI

Поезд пришел в Днепровск в начале третьего ночи. Через подземный переход и сверкающее огнями здание вокзала все четверо вышли на привокзальную площадь и остановились. Днем она была многолюдной и шумной, наполненной гулом людской толпы, перезвоном трамваев и ревом автомобильных моторов. Но теперь площадь была тихой и пустынной.

Стояла чудесная ночь, какая только и бывает в средине весны, когда потоки теплого воздуха, от нагретой за день земли, поднимаются ввысь к темному небосводу, усеянному мириадами ярко блестящих звезд.

— Как добираться будем? — спросил Дима. — Трамваи уже не ходят. А на такси дороговато. Да и всем нам в разные стороны.

— Тогда пешочком, — предложил Валера Митрохин и попытался пропеть строку из популярной песни, — «по ночному городу бредет ти-ши-на». Ладно, анекдот на дорожку и разбежались.

— Давай! — согласился Гусев.

— У армянского радио спрашивают:

— Вам в Армении, что больше нравится? Вино или женщины?

На что радио отвечает:

— Это зависит от года выпуска.

— Не смешно, — сморщил лицо Дима и зашагал по спящей улице.

— Сережа! — раздался девичий голос.

Все, как по команде, оглянулись. Метрах в двадцати от них стояла Надя Подольская и растерянно улыбалась.

— Серый, по-моему, она на тебя запала, — усмехнулся здоровяк Гусев.

— С чего ты взял? — удивился Сергей.

— У него чутье, — кивнул в сторону Гусева Валера. — Как и на места, где можно пожрать. Он их тоже хорошо чует.

— Сейчас схлопочешь, — беззлобно предупредил Гусев.

— Да ну вас. Пока! — Сергей подхватил свою сумку и подошел к Наде.

— Привет! — улыбнулась Надя. — Ты куда пропал в Симферополе на вокзале? В нашем вагоне тебя не было.

— В один вагон билетов на всех не хватило, — объяснил Сергей. — Мы с ребятами ехали в другом. Зато в купе, как белые люди.

— Здорово! А мы тряслись в плацкартном. Как будешь домой добираться? Ничего не ходит, — она пожала плечами.

— Одиннадцатый ходит всегда.

— Какой одиннадцатый? — удивилась Надя. — Здесь такого вообще нет.

— Одиннадцатый — это значит на своих двоих, — рассмеялся Сергей.

— А они как доберутся? — она кивнула в сторону удалявшихся ребят.

— На том же номере.

— Ну тогда и я на нем.

— А тебе куда?

Надя махнула рукой в сторону Центрального проспекта.

— Сначала вот так прямо, почти до конца, а потом ещё направо.

— Ночью? Одной не страшно?

— А есть другие варианты?

— Давай-ка я тебя провожу, — предложил Сергей. — Тем более что нам почти по пути. Сделаю всего лишь небольшой крюк.

— Ну проводи, — она улыбнулась, не став выяснять, насколько этот крюк небольшой. — Теперь можно не бояться! А в случае чего, нас не догонят, — с лукавством в глазах добавила она и рассмеялась.

Они пошли по пустынному сонному проспекту. В темном ночном небе ярко мерцали весенние звезды. Город был тих, и только легкое гудение неоновых вывесок нарушало эту тишину.

За те несколько дней, что они провели в Ялте, в их городе значительно потеплело. И хотя ночь была еще довольно прохладная, но в чистом воздухе уже чудилось первое дуновение весны. В Крыму цвели сады, а здесь, на деревьях, только кое-где начали распускаться первые листочки.

Надя сделала глубокий вдох.

— Какой чудесный воздух! Пахнет весной.

Она держалась просто и уверенно. Рядом с ней Сергей чувствовал себя неловко. Ему очень хотелось бы завести легкий, непринужденный разговор, такой как обычно придумываешь потом, когда остаешься один.

— Интересно как-то получается, — Сергей посмотрел на Надю. — На стадионе мы видели друг друга почти каждый день и даже не были знакомы до вчерашнего дня.

— А я туда не знакомиться хожу. И тебя тоже часто видела. Да мало ли кто накручивает круги на беговой дорожке. Нет времени обращать внимание. Просто сейчас мы выступали в одной команде — вот и познакомились, — Надя слегка наклонила голову и посмотрела на Сергея. На лице ее появилась лукавая улыбка.

— Мы как английские аристократы. Те годами видят друг друга, но не начнут разговаривать, пока их не представят, — усмехнулся Сергей.

— До аристократов нам далеко. Я к тебе подошла без всяких представлений. Как говорят — «по рабоче-крестьянски», — она рассмеялась. — Не одобряешь?

— Совсем нет. Мне не нравится, когда люди держат себя слишком чопорно. Так что общаться можем и без представлений.

— На тренировках нет особого времени на разговоры, — лукавая улыбка не сходила с ее лица. — Разве что после, — и рассмеялась.

— Можно и после. А ты, оказывается, веселая. Все время смеешься.

— Это плохо?

— Нет, почему же, — возразил Сергей. — Слишком серьёзные обычно скучные.

— Нет, я не серьезная. Когда я была помладше, даже лазила с мальчишками по всем деревьям и заборам. Вот родители и решили, что мне лучше заняться спортом — будет где энергию тратить.

— Действительно? — удивился Сергей. — Лазила по заборам? Вот бы не подумал. А со стороны смотришься такой деловой и обстоятельной.

— Старею! — наигранно вздохнула она.

Сергей рассмеялся.

— Наверное, правильнее сказать — взрослеешь.

— Ну можно и так.

Постепенно всё становилось легким и простым. Неуверенность проходила, слова рождались сами собой, и Сергею уже не нужно было ломать голову, придумывая каждую следующую фразу в разговоре.

— А ты как дошел до жизни такой, что начал заниматься легкой атлетикой? — спросила Надя.

— Просто в детстве болел часто. Решил позаботиться о своем здоровье.

— Ну и как?

— Вот, как видишь. Здоров как бык. Врачи шутят, что вместо сердца пламенный мотор.

— Это в каком смысле «пламенный», — опять лукаво улыбаясь, спросила она. — Пламенным сердцем девчонок обжигаешь?

— Пламенный — это к слову мотор. Что у тебя по литературе? — теперь уже рассмеялся и Сергей. — А на девчонок времени нет. Утром школа, днем тренировка, вечером хочется еще и книжку почитать.

— Что, ни с одной не встречаешься? — подчеркнуто равнодушным тоном спросила она.

— Это большой недостаток?

— Да нет. Просто так спросила, — Надя безразлично пожала плечами.

— Смотри! — Сергей указал рукой вперед.

По проезжей части проспекта медленно двигалась поливальная машина, извергающая во все стороны мощные струи воды, смывая пыль и грязь с дороги и тротуара.

— Давай отойдем ближе к домам, а то нас обольют с ног до головы, — предложил Сергей.

Они свернули со средины тротуара к ближайшему дому и прижались к стене, но, когда стало очевидным, что им не миновать холодного душа, Сергей встал между струями воды и Надей. На одно мгновение их лица оказались очень близко. Сергей увидел Надины большие серые глаза и почувствовал ее теплое дыхание. В следующую секунду его обдало потоком холодной воды. Но основная часть попала на спину куртки и только слегка намочила волосы. У Нади волосы тоже оказались мокрыми.

— Ты как джентльмен! — отряхивая воду с волос, смеялась Надя. — Почти английский аристократ.

— Недавно ты сама сказала, что до аристократов нам далеко, — в тон ей смеялся Сергей. — Вообще-то водитель видел, что люди идут. Мог бы и уменьшить подачу воды.

— Дай-ка посмотрю, — Надя взяла его за рукав и повернула спиной. — Ну и как ты теперь пойдешь в мокрой куртке?

— Да ничего страшного. Куртка нейлоновая. Насквозь не промокла. Высохнет.

— Не надо было меня закрывать.

— Тогда бы досталось нам обоим, — возразил Сергей. — К тому же твоя куртка из ткани. Она бы уж точно промокла до нитки.

— А ты прямо как Матросов на амбразуру, — Надя покачала головой. — Ну что, герой, пойдем?

— Пойдем, — согласился Сергей.

Они продолжили свой путь по только что вымытому проспекту. В лужицах на мокром асфальте отражались блики неоновых вывесок магазинов и кафе.

Надя беспрерывно шутила, задавала какие-то вопросы, рассказывала смешные истории, и Сергей чувствовал, как постепенно она превращается у него на глазах из какой-то сухой и безликой особы, которую он почти ежедневно видел на стадионе, в живую веселую и смешную девчонку. Ему очень нравилась ее простая и непринужденная манера держаться. Сам он трудно сходился с людьми и, как правило, был очень молчалив. Он не любил пустопорожней болтовни и мало имел в запасе мелкой словесной монеты. Но если собеседник был ему по душе, он становился разговорчив. И сейчас ему самому было удивительно, как легко и непринужденно он мог болтать с Надей о чем угодно.

— А будет здорово поехать на соревнования в Румынию, — Надя вспомнила разговор с Бойко. — Я люблю бывать в незнакомых местах. Интересно было бы посмотреть. Там я еще не была.

— Там еще не была? — удивился Сергей. — А что, ты где-то за границей была?

— Да, конечно. В Германии.

— Серьезно? Что ты там делала?

— Жила. С родителями.

— Интересно! А как вы туда попали?

— У меня папа был военный. Полковник. Каждые несколько лет его переводили на новое место. Ну и мы с ним все время переезжали. И на Курилах пожили, и в Казахстане, под Семипалатинском. А потом его направили в Германию. Он служил в группе советских войск.

— А где же ты училась?

— Там была школа для детей военных.

— Ты, наверное, и по-немецки болтаешь?

— Oh, ja, fräulein spricht Deutsch. Ein bisschen, — все с той же лукавой улыбкой сказала Надя.

— Sorry, but I don`t understand German. It`s better to talk in English, — решил не отставать от нее Сергей.

Они посмотрели друг на друга и дружно рассмеялись.

— Что-то мне везет на детей полковников, — сказал Сергей.

— В каком смысле? — не поняла Надя.

— В том, что отец Митрохина тоже полковник.

— Серьезно? — удивилась Надя. — Это же надо!

— Может, они знакомы с твоим отцом? — предположил Сергей.

— Вряд ли, — улыбка исчезла с ее лица. — Мой отец умер год назад.

— Извини. Я и понятия не имел.

— Да ничего, все в порядке. Откуда тебе было знать.

— И что у него было?

— Лейкемия. Рак крови.

— А что, и такое бывает?

— Бывает. Это, когда организм не вырабатывает красные кровяные тельца.

— Да. Мы же в школе учили. Красные и белые кровяные тельца.

— Ну вот. А без красных человек жить не может.

— Жаль, что с ним такое случилось.

— Конечно. Мама ухаживала за ним до последнего дня. Благодаря ее заботам он прожил несколько лишних месяцев. А теперь мы остались с ней вдвоем.

Некоторое время они шли молча.

— А куда ты летом будешь поступать? — решил сменить тему Сергей.

— Хочу в медицинский. У меня мама тоже медик. Она медсестра.

— Будешь продолжать семейную традицию?

— Можно и так сказать, — согласилась Надя. — Просто мне нравится медицина. А ты уже выбрал, куда будешь поступать?

— Окончательно еще нет. Скорее всего в наш университет, на исторический.

— Значит, ты у нас гуманитарий?

— Вроде того, — улыбнулся он.

Сергей не стал рассказывать Наде, что он мечтал изучать международное право и хотел стать дипломатом. Его в этой профессии прельщали не поездки за границу, а такие вещи, как ведение переговоров или решение каких-либо политических вопросов дипломатическими путями. Его и в классе называли дипломатом за умение улаживать всякие конфликты между ребятами. Но о поступлении в МГИМО нечего было и думать. Туда «простым смертным» дорога была закрыта. А ему, с его еврейским происхождением, тем более. Поэтому он хотел попытать счастья и попробовать поступить в юридический. Все родственники в один голос пытались объяснить ему, что с фамилией Гурович и пятой графой в паспорте он только потеряет время. Сергей и сам понимал насколько малы у него шансы. Но какая-то надежда в душе всеже теплилась. В крайнем случае, он надеялся поступить в университет на исторический факультет. Учителя считали его лучшим учеником школы по предмету «история». И это вселяло в него некоторую надежду.

Почти через час ночной прогулки они остановились возле большого многоэтажного здания «сталинской» постройки, отделенного от улицы узкой полосой газона. Вход в подъезд тусклым светом освещал фонарь, сиротливо висевший над дверью.

— Вот я и дома, — сказала Надя.

— Быстро дошли. Я как-то даже и не заметил.

— Да, я тоже. А мы шли почти час, — она посмотрела на часы. — Даже больше часа.

— Неужели? А я думал минут пятнадцать, — удивился Сергей.

— Просто мы проговорили всю дорогу — вот и не заметили, сколько времени прошло.

— Тогда спокойной ночи. Было приятно с тобой поболтать.

— Сережа! У меня к тебе есть просьба, — голос её стал серьезным. — Не подумай ничего лишнего. Только то, о чем я попрошу. Хорошо?

— Да ради бога!

— Мама сегодня ночью дежурит в больнице, а мне страшновато одной заходить ночью в пустую квартиру. Постой у входной двери, пока я посмотрю, что никто не забрался.

— Нет проблем. Давай постою.

Они поднялись на второй этаж. Надя открыла ключом дверь, включила свет в прихожей и пошла вглубь квартиры. Сергей прислонился к косяку входной двери и стал ждать. Вдруг, за дверью квартиры напротив, ему послышался шорох. Он оглянулся и заметил лучик света в глазке входной двери. По-видимому, кто-то наблюдал за ним.

Наконец вернулась Надя.

— Все в порядке. Спасибо тебе, что покараулил.

— Да пустяки. А кто живет в квартире напротив?

— Есть тут одна неприятная старушенция. За всеми следит, а потом распускает сплетни по всему дому.

— А я-то думаю, кому это надо ночью в глазок подсматривать?

— Вот видишь! Поэтому я тебя в дом и не приглашаю. Завтра придешь на тренировку?

— Да куда я денусь! Только это будет уже сегодня.

— Да, конечно! Еще раз спасибо тебе. Пока!

Дверь закрылась. Сергей вышел на улицу, вдохнул весенний воздух и зашагал по направлению к своему дому. В ночной тишине стены гулко отбрасывали эхо его шагов. Дул свежий ветер. На темном небе все так же мерцали звезды. Вдоль спящих пустынных улиц в лёгком поклоне выгибали шеи желтоглазые фонарные столбы.

Все было так же, как и час назад. Но что-то все же изменилось. Ему стало неуютно, тоскливо и одиноко. Он вспомнил, как еще совсем недавно они с Надей шли по ночному городу, весело и непринужденно болтая. Сергей поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы и сейчас она шла рядом, и он мог слышать ее голос и задорный смех.

А ведь не произошло ничего особенного, что должно было его взволновать. Всего лишь какая-то встреча, прогулка по ночному городу, разговоры, не значащие ничего, — тем не менее он чувствовал какую-то перемену в своем настроении. Он пытался найти выражение для этой перемены, но это была такая малость, что ее не удавалось объяснить словами. Все это показалось Сергею странным, потому что ничего подобного с ним раньше не случалось. Он решил, что нужно просто хорошо выспаться и дальше все станет на свои места. Жизнь опять вернется в привычное русло. Но спать этой ночью ему так и не пришлось.

VII

Когда он подошел к своему дому, небо уже начало сереть. Под натиском рассвета звезды стали бледнеть и таять. Из темной шляпы ночь доставала новый день. Сергей пожалел, что не взял с собой ключ от квартиры и теперь придется будить родителей. Тихонько постучав он неожиданно слишком быстро услышал шаги за дверью, и удивился, что в это время в доме не спят. Дверь ему открыла мать. Как только он взглянул на ее лицо, сразу понял — случилась какая-то неприятность. Сергей мгновенно забыл, что хотел сразу показать свою медаль и рассказать, как прошли соревнования. Вместо этого он спросил:

— Что случилось?

— У нас обыск!

— Обыск?! — поразился Сергей.

Он вошел и увидел в квартире троих незнакомых мужчин. Один их них, довольно пожилой, с седыми волосами, сидел за столом и держал себя самоуверенно. По-видимому, он и руководил обыском. Двое других были моложе и стояли в разных концах комнаты. Высокий и худой, с прилизанными волосами, вынимал книги из книжного шкафа, перелистывал и бросал их на пол. Другой, в сером костюме, приземистый и лысый, брал с трюмо фарфоровые статуэтки, переворачивал их и внимательно разглядывал внутренние пустоты. Сергей не сразу понял, что они не просто рассматривали вещи, а что-то в них искали.

— Это ваш сын? — спросил седой, обращаясь к матери.

— Да, я вам говорила, что он на соревнованиях.

— Мы из комитета государственной безопасности, — седой повернулся к Сергею. — Постановление на обыск я уже предъявлял. А теперь, молодой человек, можно взглянуть на ваши документы?

Сергей вынул паспорт и протянул седому. Он был шокирован и никак не мог осознать, что все это происходит в действительности. Обыск. Ночью. Да еще КГБ. Все это напомнило тридцать седьмой год, о котором много говорили во времена правления Хрущева. Он пытался понять, в чем же их обвиняют. Но так ничего крамольного вспомнить не смог. Все же он решился спросить об этом у чекистов.

— И чем же мы обязаны вашему визиту? — он не смог скрыть неприязни.

Седой не торопясь полистал паспорт и возвратил его Сергею.

— Ваши родители подозреваются в укрывательстве материальных ценностей, похищенных у государства другими преступниками.

— Что за бред! — вырвалось у Сергея.

— Вот найдем ценности, тогда и узнаем, бред это или нет. А пока, — он повернулся лицом к отцу, — я еще раз предлагаю добровольно сдать деньги, драгоценности и другие ценные вещи.

— Нет у нас никаких ценностей. А из денег — вон только получка была два дня назад. Это всё что есть, — не сдерживая злости, резко и громко сказал отец.

Проведя всю войну на фронте, на передовой, неоднократно бывая в сложных, а порой и в критических ситуациях, он научился держать себя в руках, и оставаться спокойным при любых обстоятельствах. Сергей никогда не видел его злым или просто раздраженным. Он никогда не слышал, чтобы отец повышал голос, а тем более кричал. И вот теперь, первый раз в жизни, Сергей увидел, как он не может сдержать своих эмоций.

— Тогда нам придется искать самим. Но если найдем — для вас это кончится большими неприятностями.

— А давайте искать вместе, — с издевкой в голосе предложила мать. — Может, и я что-нибудь найду.

Небольшого роста, слегка располневшая с годами, с резким и властным характером, она всегда обладала острым, как бритва языком и часто пользовалась этим «холодным оружием». Все, кто был с ней знаком, старались не давать ей повода для его применения.

— Обойдемся без вашей помощи, — отрезал седой. — У нас работают профессионалы. А уж они, поверьте, искать умеют.

— Да вы и так уже ищете, — Сергей кивнул в сторону чекиста, стоящего у книжного шкафа. — С книгами могли бы и аккуратнее.

Седой не отреагировал на слова Сергея, но взглянув на своего коллегу, сказал:

— Это только цветочки. Ягодки впереди.

Обыск, начатый еще ночью, продолжался почти до обеда. У Сергея создалось впечатления, что кгбешники и сами толком не знают, что искать. Они перерыли всю его библиотеку, перелистывая каждую книгу, заглядывали внутрь каждой статуэтки, отодрали заднюю стенку трюмо, отвинтили ножки у металлической кровати, двигали шкаф и диван, на котором Сергей всегда спал, прощупывали все мягкие стулья.

Сергей наблюдал за всем происходящим, сидя в сторонке. Когда дошла очередь до стульев, он не сдержался и нервно рассмеялся.

— И что тебя так рассмешило? — раздраженно спросил его седой.

— Просто вспомнил, как Остап Бендер безуспешно потрошил стулья, в надежде найти в них бриллианты мадам Петуховой, — Сергей не в силах был остановить приступ нервного смеха. — И у вас результат будет таким же.

— Смеется тот, кто смеется последним, — зло ответил седой. — А последним будете не вы.

К обеду, когда обыск был закончен, на столе лежали сто пятнадцать рублей денег — остаток зарплаты родителей, полученной ими на своих работах пару дней назад, да золотые часы, которые отец подарил матери в день их серебряной свадьбы.

— Да, богатый у вас сегодня улов, — съязвил Сергей.

— Тем не менее, мы все это изымаем до выяснения обстоятельств, — седой достал бумагу и начал под копирку составлять протокол.

— Между прочим, эти часы я подарил жене несколько лет назад, — пробовал возразить отец. — Там, в коробочке, еще сохранился техпаспорт со штампом магазина и датой продажи.

— Техпаспорт можете оставить себе. А часы мы изымаем. До выяснения, — седой был непреклонен.

— Вы забираете все деньги. Нам даже не на что будет купить продукты. А до аванса еще две недели, — возмутилась мать.

— Ничего. Одолжите у кого-нибудь взаймы, — он пододвинул протокол. — Вот ознакомьтесь и подпишите.

И мать, и отец поняли, что все аргументы и разумные возражения не действуют. По очереди они прочли протокол и подписали его. Кгбешники собрались и, уходя, седой сообщил:

— На этом этапе все! — и многозначительно подняв указательный палец, добавил, — пока все. А если понадобится, мы вас вызовем. И окинув взглядом квартиру, сказал:

— Можете наводить порядок.

Как только они ушли, Сергей вопросительно посмотрел на родителей.

— Теперь, может быть, объясните, что происходит?

Отец с матерью переглянулись.

— Не хотели мы тебе ничего говорить. Ни к чему тебе эти неприятные известия. Но теперь придется, — начал отец.

— Ты помнишь мужа папиной сестры из Одессы? — перебила его мать.

— Дядю Моню? — спросил Сергей.

— Да, его.

— Конечно, помню. Ну и что?

— А ты не забыл, как два года назад Хрущев со своей кукурузной кампанией довел страну до того, что начались проблемы с хлебом, да и с другими продуктами тоже? — продолжала задавать вопросы мать.

— И какая же связь между Хрущевым и дядей Моней? — не понял Сергей.

— Прямая, — вмешался отец. — Нехватку продовольствия Хрущев объяснял тем, что его расхищают шайки вредителей. И каждый день об этом шумела пресса. А во главе каждой шайки, почти всегда, оказывался какой-нибудь еврей. А если это был не еврей, то в прессе такого человека упоминали скромно. Например — Сидоров Н. И. Но уж если это был еврей, то его фамилию, имя и отчество смаковали с большим удовольствием. Что-то вроде — Гершензон Самуил Абрамович. Чтобы каждый советский трудящийся был уверен, из-за людей какой национальности он не может купить нормальных продуктов в магазине.

— Прямо как у Высоцкого: «…украли, я знаю, они у народа весь хлеб урожая минувшего года», — процитировал Сергей. — Песню Высоцкого «Антисемиты» слышали?

— Нет, — ответил отец.

— А жаль. Оказывается, жизнь у нас как песня, — он всплеснул руками.

— Только эта песня могла очень грустно закончиться. Чем-нибудь вроде второго «дела врачей». Так что сняли его вовремя.

— Ну и что же дальше?

— А дальше вот что. Сейчас, когда настали трудности с продуктами, партия объявила кампанию по выявлению шаек расхитителей. Ну, а хлебозаводы — это такие места, где просто обязана быть какая-то шайка. Иначе никак. Вот на одном из таких заводов и арестовали директора, главного инженера, главного технолога и, понятное дело, кладовщика. А кладовщиком на том заводе работал дядя Моня. И оказался единственным евреем среди всех арестованных. Вот его наши бдительные органы и назначили главарем шайки. А дело получило широкую огласку в прессе. Ведь наша пресса всегда активно поддерживает и пропагандирует политику партии. Иначе она партии и не нужна вовсе.

— Точно тридцать седьмой год какой-то! — Сергей был поражен. — Дядя Моня боится собственной тени. Как он мог быть в какой-то шайке. Да еще и главарем. Абсурд!

— Это для тебя абсурд. А у «широкой советской общественности» кроме «справедливого народного гнева» никаких других чувств не бывает. Такая у нас действительность. Я еще помню сталинские времена. Стоило на кого-то указать пальцем и крикнуть «вот он — враг народа», как толпы на площадях со злобной пеной у рта орали в экстазе: «расстрелять, как бешеных собак». И не надо было никаких доказательств. Никто их не требовал, и никто не предъявлял. Вот и Хрущев — наломал дров со своей кукурузой, довел страну до полуголодного существования, а потом пытался все свалить на вымышленных расхитителей. Да еще придумал термин — «экономическая контрреволюция против советской власти». Расстрельная статья. Поэтому КГБ этим и занимается. А с хрущевским антисемитизмом виноватыми всегда оказывались евреи.

— Но его это не спасло. Хрущева все равно сняли!

— А дело его живет. Государственную машину не так легко развернуть. Тем более что никто всерьез и не собирался ничего менять, — продолжил отец. — Была всего лишь подковерная борьба за власть. Хотели его сковырнуть — вот и нашли предлог.

— Так что, дядю Моню могут расстрелять?

— Уже нет. На его еврейское счастье ему повезло. Он умер в тюрьме.

— Печально.

— У него было больное сердце, — добавила мать. — Вот оно и не выдержало.

— А мы тут причем? Что они у нас ищут? — недоумевал Сергей.

— Несуществующие сокровища умершего дяди Мони. Что тут непонятного? — пожала плечами мать. — Он-то уже ничего не может рассказать. Вот и ищут по всем друзьям и родственникам.

— Откуда вам все это стало известно? — удивился Сергей.

— То, что дядю Моню арестовали и он умер в тюрьме, отцу написала его сестра. А когда эти бравые ребята вломились к нам и потребовали выдать спрятанные ценности, все окончательно стало ясно.

— Вот куда идут казенные деньги. На поиски сокровищ, — зло пробурчал отец. — Лучше бы на эти деньги больницы строили. Или дороги ремонтировали. Государство бездарно растрачивает миллионы, но сажает за решетку каждого, кто недодал ему пять копеек.

— Что ты так нервничаешь? Ты думаешь, это тебе поможет? — пыталась успокоить его мать.

— Знаешь, летом сорок второго, под Ростовом, когда прорвались немецкие танки и меня со взводом ПТР оставили прикрывать отход наших, я так не нервничал, как теперь. А ведь там нас посылали на верную смерть.

— Страшно было? — спросил Сергей.

— Если человек провел на передовой хотя бы полгода и после этого уверяет, будто никогда не испытывал страха, и он не знает, как от испуга стучит сердце, — значит, он либо ненормальный, либо попросту врёт.

— Ты мне никогда не рассказывал. И что же произошло? — поинтересовался Сергей.

— Мы их задержали почти на сутки. Подбили шесть танков, и немцы отошли. Но и у нас из восемнадцати осталось только четверо, — отец махнул рукой. — Да кому это сейчас интересно? А ты еще хочешь поступать в юридический институт. Ты что, не видишь, что творится в стране?

— Вот поэтому я и хочу в юридический. Тираны и диктаторы приходят и уходят. А народ остается. В стране, рано или поздно, должна поменяться ситуация.

— Ты юный идеалист. А юность — это непрерывное опьянение идеалами. Лихорадка разума, — не выдержал отец. — Начитался своих книжек, где в конце всегда побеждает справедливость. В жизни такого, практически, никогда не бывает.

— И все же надо пытаться. Под лежачий камень вода не течет, — настаивал Сергей. — Вот ты скажи, — он перешел на другую тему, — ты всю войну был на передовой. И это при тиране Сталине. Вот за кого ты воевал? За Сталина?

— Это в кино воевали за Сталина. Я воевал за землю, где родился и где живет моя семья. За то, чтобы ты мог жить спокойно и задавать мне свои дурацкие вопросы, — разозлился отец.

— Извини. Я не хотел тебя обидеть. Но, вот видишь — ты и миллионы других проделали свою маленькую муравьиную работу, и когда это все сложилось — вы победили. Вот если мне удастся поступить и закончить юридический, то и я смогу хоть что-то маленькое сделать, чтобы жизнь стала лучше. А если миллионы, таких же как я, тоже будут стараться что-то поменять в лучшую сторону, то и страна изменится и станет другой.

— Ты будешь Дон-Кихотом, сражающимся с ветряными мельницами, — усмехнулся отец.

— Ты только начинаешь жить. И кроме школы и стадиона ничего не знаешь. И ничего в жизни не понимаешь. Но время меняет все. Особенно мысли. А я уже многое повидал. И многое понимаю. Да вот жаль, с опозданием. Но я знаю — ты в юридический не поступишь. Не те сейчас времена.

— Вы бы заканчивали свои споры о том, как наводить порядок в стране. Лучше начните с малого — наведите порядок в квартире, — предложила мать.

Она уже давно занялась раскладыванием вещей по своим местам.

— А как рулить в стране, разберутся без вас. И даже не спросят.

Сергей с отцом принялись за уборку. Вернули шкаф и диван на прежние места, привинтили ножки к кровати. Сергей стал расставлять в книжный шкаф книги, разбросанные на полу. При этом он пытался отстаивать свою точку зрения.

— Вот это и плохо, — не соглашался он с матерью. — В нормальной стране власти обязаны спрашивать народ.

— Так это — в нормальной стране. Ты видел, чтоб у нас власть спрашивала народ? — горькая усмешка скользнула по лицу отца.

— А ты что, народ? — иронично спросила мать у Сергея. — Евреи всегда были гражданами второго сорта. Мы чужие в этой стране. Для того, чтобы тебя принимали за равного, нужно быть хотя бы на голову выше остальных. А ты, пока что, и голосовать не имеешь права.

— Мне уже совсем скоро будет восемнадцать. И на следующих выборах буду голосовать. И я тоже часть народа.

— И за кого ты, «часть народа», будешь голосовать? За единственного кандидата? — допытывалась мать.

— Это у них называется «выборы». Вот я, допустим, когда иду в гости, выбираю, какое платье мне надеть — зеленое или голубое. Если бы у меня было только одно платье, то и выбирать было бы нечего. Надела то, что есть и пошла. А на ваших выборах там, наверху, договариваются друг с другом в узком кругу и назначают сверху своего человека. Народ вообще не спрашивают. Ну и между кем и кем я должна выбирать, если кандидат всего один? Кому отдавать свой голос? А если у народа нет голоса — это заметно даже при пении гимна.

— Ну вот, сама видишь, сколько перемен должно произойти, чтоб жизнь стала нормальной, — не сдавался Сергей.

Закончив наводить порядок с книгами, он открыл свою спортивную сумку. И вдруг рассмеялся.

— Что случилось? — спросила мать.

— Я только сейчас вспомнил про сумку. И эти рыцари плаща и кинжала тоже про нее забыли и не проверили, что внутри. Вот тебе и профессионалы. А если бы она была набита деньгами и бриллиантами.

— Дай Бог! — произнесла мать на идиш и рассмеялась.

— Кстати, можете взглянуть, — Сергей вынул из сумки золотую медаль чемпиона и диплом.

— Поздравляю! — мать взяла медаль в руки. — Хорошо, что ее делают не из золота. А то бы тоже забрали.

— Это вряд ли, — ответил Сергей. — Вот документ на нее. — Он протянул ей диплом за первое место.

— На мои часики тоже был документ, — не выдержала мать. — Но это не помешало, как они выражаются, «изъять» их. Теперь все ценное, что у нас осталось — это память.

— Слушай, твою медаль надо обмыть, чтоб не заржавела, — шутливо предложил отец.

— Ты же знаешь — у меня режим. Но вам я кое-что привез из Крыма, — Сергей вытащил из сумки бутылку вина, завернутую в газету.

Отец развернул сверток.

— О, «Красный камень». Отличное вино. Как ты его достал?

— Достал? Купил в Ялте, в магазине.

— И что, так свободно продается? — удивился отец.

— Не совсем свободно, — рассмеялся Сергей. — Валера понравился продавщице. И она ему вынесла из подсобки. Вот. Даже в газету завернула, чтоб никто не видел.

— Валера милый мальчик. Он всем нравится, — отозвалась мать из другой комнаты. — Он тоже с вами ездил?

— Конечно, мы же в одной команде.

Сергей взял газету, в которую была завернута бутылка вина, и хотел выбросить ее в мусор. Но одна из заметок в ней привлекла его внимание. Он остановился.

— Папа, помнишь, как-то ты рассказывал, что на фронте служил с одним чемпионом Союза по борьбе. И тот на спор, один, вытаскивал пушку сорокопятку из грязи.

— Да был у нас такой. А в чем дело?

— А фамилию его помнишь?

— Конечно помню. Соколов.

Сергей протянул отцу газету.

— Вот, почитай. Наверное, это про него.

Отец взял газету и начал читать.

— Да, точно! — обрадовался он. — Это про него. Оказывается, он и после войны продолжал заниматься спортом. И снова был чемпионом Союза. А теперь он живет в соседней области и заведует спортивной кафедрой в юридическом институте.

— Где? — встрепенулся Сергей.

— В соседней области, — повторил отец.

— Где кафедрой заведует? — нетерпеливо переспросил Сергей.

— А, ты про свое, — разочаровано сказал отец. — В юридическом институте. Вряд ли тебе это поможет.

— Но все-таки попробовать можно. Как говорил товарищ Берия «попытка не пытка», — Сергей попробовал произнести это фразу с грузинским акцентом. Но тут же про себя отметил, что у Валеры это получилось бы лучше.

— Да я и не знаю, как с ним связаться. Нет ни адреса, ни телефона, — вяло отнекивался отец.

— Адрес института и рабочий телефон кафедры я тебе найду. Это все должно быть в справочнике для поступающих в вузы, — не унимался Сергей. — Ты ему хотя бы позвони. Узнай, какие нужны документы. Какие условия приема. Может, там какие-то особые требования.

— Ладно, найди телефон. Попробую позвонить, — нехотя согласился отец.

Они закончили наводить порядок в квартире только под вечер. Бессонная ночь и стресс от пережитого сморили Сергея. Он прилег на диван и моментально уснул.

VIII

Утром мать разбудила его.

— Пора вставать. Каникулы закончились. Так что собирайся в школу.

— Ух, ничего себе! Сколько же я спал? — удивился Сергей.

— Часов десять. Можно подумать, что ты сдавал экзамен на пожарника.

— А где папа?

— Уже ушел на работу. Ему ведь добираться далеко. Ты что, забыл?

— Нет. Просто не разобрался со временем.

— Если еще не понял, то начало восьмого.

— Все. Бегу умываться.

После весенних каникул, первый день занятий прошел довольно сумбурно. Во время уроков все перешептывались и перебрасывались записками, делясь впечатлениями от недельного отдыха. Даже учителя, время от времени, позволяли себе, как они это называли, «лирические отступления» от темы.

Последний урок в этот день назывался «классный час». Проводить его раз в неделю входило в обязанности классной руководительницы. Обычно она рассказывала о событиях в стране и мире, делая акцент на том, как у нас всё хорошо, а у них, на «загнивающем», все плохо. Но делала она это так скучно и неубедительно, что у учеников возникало сомнение в правдивости всего, сказанного ею. Каждый такой урок они отбывали, как повинность и при малейшей возможности старались завести разговор на любую другую тему. Вот и на этот раз кто-то предложил, чтобы Сергей рассказал, как он выступил на соревнованиях. Долго убеждать классную руководительницу не пришлось. Она была рада избавиться от надоевшей обязанности внушать старшеклассникам мысли о преимуществах социалистического строя, тем более что и сама в это уже давно не верила.

Для Сергея не было проблемой выступить на любом собрании. Если речь шла о каком-то конкретном деле, он без подготовки и бумажки мог четко и детально говорить о нем. Но вести длинные разговоры «ни о чем», как это умудрялись делать некоторые его одноклассники, не умел.

Вот и теперь он вышел к доске и стал делиться своими впечатлениями о Ялте, о море, о необыкновенном воздухе на Южном побережье. Когда же он начал говорить о самих соревнованиях, прозвенел звонок. Все, как по команде, вскочили со своих мест и заторопились к выходу.

— Серега! Расскажешь завтра, — крикнул кто-то из ребят, выбегая из класса.

— Вот ты видишь, как всем интересно, — вздохнула классная руководительница. — Даже на пару минут не хотят задержаться. Ничего их не интересует. А куда торопятся, и сами не знают.

— Но я-то знаю, — Сергей собрал свои вещи. — Мне пора на тренировку. Всего хорошего.

***

На стадионе, в раздевалке, он столкнулся с Валерой.

— Ты почему вчера не пришел? — спросил он.

Рассказывать подробности Сергею совсем не хотелось, поэтому он что-то буркнул о домашних делах, которые нужно было срочно сделать, и эта тема сразу перестала Валеру интересовать.

— Да, вот еще! — вспомнил он. — Тобой же Подольская интересовалась. Ты ей сказал, что придешь и не явился. Девушка волновалась, — Валера многозначительно заулыбался. — Как вы там напровожались? А ну, колись!

— Да нормально! Без приключений.

— А чего ж так? Пошел провожать и без приключений? — продолжал подтрунивать Валера. — А то чего б она вчера так волновалась, когда ты не пришел?

— Да ну тебя! — Сергей рассмеялся и бросил в него свою футболку.

Валера поймал её на лету, развернул, посмотрел оценивающим взглядом и швырнул ее обратно Сергею.

— Я такие не ношу — не мой фасон. Ладно, жду тебя внизу на дорожке, — и вышел из раздевалки.

Через пару минут Сергей спустился к беговым дорожкам и сразу увидел Надю. Она разминалась у футбольных ворот.

— Привет! Что случилось? Куда ты вчера пропал?

— Да это длинная история, — сказал он первое, что пришло ему в голову. — Как-нибудь потом расскажу.

Он поймал себя на мысли, что, когда люди говорят «длинная история», обычно имеют в виду, историю такую короткую и дурацкую, что стыдно рассказывать. Сергей надеялся, что, как и в случае с Валерой, вопросы на этом и закончатся. Но он ошибся.

— Тогда расскажешь после тренировки, — предложила Надя. — И времени будет больше. А я могу тебя подождать.

Сергей хотел было сослаться на то, что после тренировки ему срочно нужно уходить по делам, но неожиданное нахлынувшее воспоминание о вчерашней ночной прогулке заставило его согласиться.

— Хорошо, — ответил он.

— Разговорчики в строю, — подошел Валера. — Извините, барышня, мы торопимся.

Он взял Сергея за рукав и потащил на разминку.

После предыдущего дня без тренировки мышцы требовали физической нагрузки. Берковский предложил ему бегать короткие отрезки, и Сергей с удовольствием выполнял указания тренера.

В промежутках между ускорениями он обдумывал сложившуюся ситуацию. Надя обязательно захочет узнать, почему его вчера не было. Врать ему не хотелось. Но и рассказывать о случившемся было неприятно. В то же время он был рад, что снова сможет ее увидеть.

Когда Сергей вышел из раздевалки, то увидел, что Надя сидит на скамейке у входа в здание. Он подошел и сел рядом.

— Что, так быстро закончила тренировку? — удивился он.

— Я раньше пришла, а ты позже. Свои два часа я отработала, — она посмотрела на Сергея.

— Тогда пойдем?

— Конечно.

Они поднялись и неторопливо пошли к выходу со стадиона.

— Так что у тебя случилось? Теперь можешь рассказать?

— Да ничего особенного. Пока я уезжал, дома решили сделать маленький ремонт. Но не успели навести порядок. Вот и пришлось помогать, — Сергею было неприятно выдумывать, и он хотел поскорее закрыть эту тему.

— Только и всего? — удивилась Надя. — А говорил «длинная история».

— Конечно, можно рассказывать долго и со всеми подробностями, но думаю, тебе будет скучно и неинтересно слушать как передвигали мебель и складывали вещи.

— Смотря какие подробности. Они тоже бывают интересны. Дьявол прячется в деталях, — лицо у Нади приняло лукавое выражение, и Сергей понял, что сейчас она будет над ним прикалываться. И не ошибся.

— Все вы парни такие, — глаза ее смеялись. — Сначала наговорите бедным девушкам три короба, а потом обманываете и рассказываете всякие истории типа «был очень занят», — весело, но с наигранной обидой, сказала она.

— А ты думаешь, женщины лучше? — в тон ей спросил Сергей. — Сначала у них девичья память, затем женские секреты, а потом старческий маразм.

Оба они рассмеялись так громко, что прохожие на улице начали на них оглядываться.

— У тебя сегодня веселое настроение, — заметил Сергей.

— А я вообще веселая. Ты еще не понял? Люблю посмеяться.

— Если любишь смеяться, то в нашей жизни можно найти много смешного. Как ты думаешь?

— Наверное.

— Слушай! — вспомнил Сергей, — мне сегодня сказали, что в городе идет классная комедия «Лимонадный Джо». Ты случайно не видела?

— Нет! — смеяться она перестала, но улыбка все еще не сходила с ее лица.

— Вот там, говорят, уж точно посмеешься вволю. Может, сходим? — Сергей никогда еще не приглашал девушку в кино. А сейчас он даже сам не заметил, как это произошло.

— Ты меня приглашаешь? — лицо ее стало серьезным.

Сергей понял, что отступать некуда. Он взглянул на часы.

— Можем успеть на восьмичасовой сеанс. Согласна?

— Давай попробуем.

Они вскочили в подошедший трамвай. Был вечер рабочего дня. Люди возвращались домой, по дороге заглядывая в магазины, надеясь достать какой-нибудь дефицитный товар. А у входа в кинотеатр сиротливо светилось окошко кассы. В будний день народу было не до искусства.

Надя с Сергеем вошли в зал, когда свет уже погас и начался киножурнал. В полутьме они пробрались на свои места. Фильм действительно оказался смешным и забавным. Это была пародия на американские вестерны. Сергей иногда смотрел на Надю. Ему понравилось наблюдать за ее реакцией на разные эпизоды фильма.

Где-то под конец сеанса он, как бы невзначай, положил свою ладонь на ее руку, которую Надя держала на подлокотнике кресла. Она ее не убрала. Соединённые этим завораживающим и пьянящим прикосновением, они какую-то секунду смотрели друг на друга, и этот миг показался им чудесным.

Когда они вышли из кинотеатра, Надя сказала:

— Теперь тебе придется опять провожать меня домой.

— Это будет проще, чем в прошлый раз. Ведь трамваи пока ходят.

— Тогда поехали.

В вагоне свободных мест для сидения не было. Трамвай громыхал на рельсах, покачивался на поворотах, а они вдвоем стояли на площадке, ухватившись за поручни и не отрываясь, смотрели в глаза друг другу.

— Чему ты улыбаешься? — спросил Сергей.

— Просто настроение хорошее. А у тебя почему такое довольное лицо?

— Даже не знаю, что ответить. Сегодня чудесный день. Замечательный вечер. И мы с тобой едем в трамвае. Вот и все.

Они замолчали, чувствуя себя смущенными и не зная, о чем говорить. Сергей казался себе глупым и неловким, все слова вылетели у него из головы. Молчание продолжалось несколько долгих секунд, а потом они разом начали что-то рассказывать, перебивая друг друга.

В это время к ним подошла кондуктор.

— Молодые люди! Берем билетики.

Трамвай неуклюже дернулся и рванул вперед, но кондуктор ловко удержала равновесие, прислонившись спиной к стойке. Сергей достал из кармана мелочь. Расчеты с кондуктором нарушили ход беседы. Какое-то время они снова молчали. Трамвай шумно катил по стальным рельсам. По обе стороны от него мелькали яркие витрины магазинов, над которыми разноцветными неоновыми огнями светились вывески. А за окнами вагона, только недавно появившаяся на бульваре трава, при свете уличных фонарей, казалась неестественно яркой, словно кто-то щедро плеснул на нее весенней зеленой краски.

Сергей легонько стиснул Надину руку, которой она держалась за поручни, а Надя улыбнулась и посмотрела на него нежным взглядом. Постепенно у них опять завязался разговор. Перескакивая с одного на другое, они говорили о фильмах, погоде, тренировках, книгах. Вспоминая смешные истории, смеялись беззаботным и счастливым смехом. Перебивая друг друга и щедро растрачивая душевный пыл, пытались высказать хоть малую долю того, что рвалось наружу. Казалось, что подобно цветам в весеннем саду, оба расцвели чудесным образом. И если природа пробуждается, питаясь соками земли, то этим двум достаточно было воздуха, наполненного жизнью и предчувствием еще не до конца осознанных желаний. Воздуха, такого легкого и плотного, что сквозь него уже не могли пробиться никакие невзгоды.

От трамвайной остановки они пошли через сквер.

— Так не хочется идти домой, — с сожалением сказала Надя. — Но надо. Мама, наверняка волнуется. Вон видишь, в окне свет горит, — она показала окно на втором этаже. — Спасибо тебе за вечер.

— Это тебе спасибо. Одному сидеть в кинотеатре было бы скучно даже на комедии.

— Завтра придешь? — Надя протянула руку.

— Конечно!

— Только не так как вчера! — опять в глазах ее сверкнули озорные огоньки.

— Ладно, до завтра, — улыбнулся Сергей.

Надя скрылась за дверью подъезда, и было слышно, как на лестнице стучат ее каблучки.

***

На следующий день, когда Сергей уже заканчивал разминку, Надя появилась на дорожке стадиона. Он помахал ей рукой. Она небрежно махнула в ответ и прошла мимо, навстречу своему тренеру. Сергею показалось удивительным, что после вчерашнего вечера, она даже не захотела подойти к нему. Возможно, он ее чем-то обидел? Несколько раз он хотел заговорить с ней, но никак не мог найти подходящий момент. То она была занята, то он. Уже уходя в раздевалку, Сергей все же окликнул ее издалека:

— Тебя подождать?

— Подожди! — ответила она.

Уставший, с мокрыми от пота волосами, Сергей опустился на скамейку в раздевалке и стал снимать кроссовки. На соседних скамейках переодевались еще несколько ребят, закончивших тренировку. Один из них, увидев Сергея, спросил:

— Говорят, ты выиграл в Ялте.

— Было дело, — ответил Сергей.

— И даже рекорд области побил. Интересно, как тебе это удалось? — с подозрением спросил он.

— А ты как думаешь? — глядя на него снизу, с лукавой улыбкой ответил Сергей.

— Вот я и думаю, что это ты вдруг на выезде такой результат показал?

— И до чего ты додумался? — Сергей снял свитер и промокшую футболку.

— Так может там круг не четыреста метров? — сказал он Сергею, укладывая спортивный костюм в свою сумку.

Сергей рассмеялся и покрутил пальцем у виска.

— Ты разве не знаешь, что на всех стадионах беговые дорожки одной длины.

— Тогда может тебе просто результат нарисовали такой, как надо, — Зиновьев, так звали парня, застегнул молнию на сумке и сел зашнуровывать туфли.

Сергей с удивлением посмотрел на него, но ответить не успел. В этот момент из душевой вышел Валера. Он закончил тренировку раньше Сергея и уже успел искупаться.

— Слушай, Зина, — вмешался Валера. Он всегда называл Зиновьева Зиной. — Чем ты недоволен?

— Раньше он так быстро не бегал. У нас с ним были почти одинаковые результаты. А как поехал в Ялту, так сразу вдруг такой прорыв.

— Тренироваться нужно упорно, — посоветовал Валера.

— А я и тренируюсь, — не сдавался Зиновьев.

— Вот так? — спросил Сергей и выжал свою футболку. С нее полился ручеек пота. — У меня так на каждой тренировке. А у тебя?

— Я понял, — рассмеялся Валера, глядя на Зиновьева, — Ты просто завидуешь Сереге.

— Да ну вас всех! — зло махнул рукой Зиновьев. Он подхватил свою сумку и направился к выходу. — Встретимся на соревнованиях. Посмотрим, какой результат ты покажешь там, — крикнул он и хлопнул дверью.

— Вроде уже здоровый пацан, а ветер в голове еще гуляет, — пожал плечами Сергей.

— Так ветер в голове попутным не бывает, — иронично заметил Валера.

В коридоре, на выходе из раздевалки, Сергей столкнулся с Надей.

— Как так получилось, что мы вышли одновременно? — удивилась она.

— Задержался в раздевалке. Зиновьев все пытался выяснить, как это мне удалось выиграть финал в Ялте.

— Ну и как? Выяснил?

— Все никак не может смириться, что пробегаю дистанцию быстрее его. Ведь еще недавно у нас были одинаковые результаты.

— Пусть больше тренируется. Тогда и результаты будут.

— Приблизительно так я ему и объяснил. Ну а мы? Может погуляем?

— Сегодня не могу. Вот, если хочешь, посидим на скамейке. Но недолго.

— Почему же недолго? Ты торопишься?

— Ой, ты не представляешь, — пожаловалась Надя. — Мама вчера устроила мне такую головомойку! Я ведь не предупредила ее, что задержусь. Вообще-то она права. Но как было ее предупредить? Все вышло так неожиданно, экспромтом. А телефона у нас нет. Ну и я отделалась выговором. Без занесения, — она рассмеялась. — Пообещала, что теперь буду обязательно предупреждать заранее. Так что сегодня нужно явиться вовремя. А ты как добрался?

— Нормально. Правда, мать тоже немного поворчала. Но ничего. Все в пределах нормы.

— Тогда идем на остановку.

Они пошли маршрутом, по которому каждый из них ходил ежедневно после тренировок. От стадиона до трамвайной остановки было несколько кварталов. На улицах города хозяйничал апрель. На ветвях деревьев все увереннее стала появляться листва. Приближающийся вечер отбрасывал сиреневые тени, размытые холодным светом загорающихся уличных фонарей.

На остановке народа было немного. В ожидании трамвая они присели на скамейку. Сергей с видом заговорщика посмотрел на Надю.

— Послушай, а если ты предупредишь свою маму, что в субботу пойдешь погулять и вернешься попозже?

— Это таким способом ты приглашаешь меня на свидание? — рассмеялась она.

— Ты догадливая, — он улыбнулся. — Наверное, нужно было сказать это как-то по-другому?

— Да не переживай ты! — она взяла его за руку. — Все нормально. А куда пойдем?

В этот момент подошел Надин трамвай.

— До субботы я что-то придумаю, — пообещал Сергей.

— Хорошо! Договорились, — она поднялась в вагон.

Двери закрылись. Трамвай тронулся. Через оконное стекло она улыбнулась ему и помахала рукой.

IX

Полистав справочник для поступающих в вузы, Сергей довольно легко нашел телефон заведующего спортивной кафедрой юридического института, и ещё через пару дней отец на центральном телеграфе заказал междугородний разговор с ним. Несмотря на назначенное время, все же пришлось прождать около часа, пока их соединили.

Неожиданный телефонный звонок удивил и обрадовал однополчанина отца. Когда эмоции обоих фронтовиков немного улеглись, разговор пошел в духе «а помнишь, как…». Они вспоминали имена и события, о которых Сергей или ничего не знал или знал очень мало. Он периодически прикладывал ухо к трубке, вслушиваясь в их разговор.

— Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они, — подумал Сергей и улыбнулся.

Беседа, затянулась и ему пришлось несколько раз бегать к стойкам заказов и просить добавочное время. Тем временем собеседники от воспоминаний перешли к традиционным в таких случаях вопросам: о работе, семье, детях. Когда отец начал рассказывать о своей семье, то упомянул, что у него сын хороший спортсмен, лучший ученик школы по истории и хочет учиться на юриста.

Сергей, прислонившись ухом к трубке, пытался слушать. На другом конце провода на какое-то время воцарилось молчание. Потом голос сказал:

— Знаешь, я буду откровенен. Мы с тобой оба офицеры, хоть и запаса. И почти всю войну прошли вместе. Ты никогда не прятался за спины солдат. Но мы сейчас живем в такие времена, когда в анкету заглядывают чаще, чем в душу человека.

— Но для нас нет других времен, — заметил отец.

— К сожалению, у него практически нет шансов поступить к нам.

— Я понял, что ты имеешь в виду, — ответил отец. — И я ему говорю то же самое.

— Вот видишь. Ты все понимаешь и сам.

Последовала короткая пауза.

— Хотя ты знаешь, — сказал голос на другом конце линии. — Небольшой шанс всё же есть. Он у тебя комсомолец?

— Да, конечно.

— Тогда, если сможет, пусть получит характеристику–рекомендацию из обкома комсомола. С ней его хотя бы допустят к сдаче экзаменов. Ну а там…. Слишком много «если». Шансы мизерные, но он может хоть попробовать.

Затем беседа вновь пошла о войне и однополчанах. Когда разговор закончился, и они, выйдя из душной переговорной кабинки, оказались на улице, Сергей сделал глубокий вдох, и его легкие наполнились свежим весенним воздухом. День был солнечный, теплый и безветренный. Весна все увереннее обосновывалась в городе. Деревья на аллее зеленели свежей листвой. В безоблачном небе щебетали вернувшиеся с юга птицы.

— Ну вот, ты сам слышал. Будь реалистом, — закуривая сигарету, сказал отец, — Не витрачайте, куме, сил! — он перешел на украинский.

— А знаешь, я все-таки попробую получить эту рекомендацию, — решительным голосом сказал Сергей.

— Валяй, если не жалко потерять год жизни, — раздраженно ответил отец.

— Конечно, жалко. Но чем черт не шутит, пока бог спит.

— Тебе скоро восемнадцать, — уже спокойным тоном заметил отец. — Не поступишь в этом году, пойдешь в армию — потеряешь еще три года. А жизнь и так коротка. Постарайся же не растратить её попусту.

— Я все же попробую.

— Ну как знаешь, — махнул он рукой.

X

На следующий день Сергей отправился в райком комсомола. С его секретарем он был хорошо знаком. Тот часто бывал у них в школе, и каждый раз интересовался спортивными успехами Сергея. Секретарь был лет на пять старше любого выпускника. При разговоре с ним все называли его по имени и отчеству. Наверное, потому, что звали его Василий Иванович. И хотя фамилия его была Бедный, все ученики в школе называли его Чапаев за его молодецкие усы, имя и отчество. Человек он был добродушный и в силу своей молодости всю советскую идеологию принимал за чистую монету. И если партия провозгласила, что национальный вопрос в стране решен и все нации равны, то Василий Иванович был наивно убежден, что именно так дело и обстоит.

Когда Сергей заглянул к нему в кабинет, тот крутил диск телефона, набирая какой-то номер. Увидев Сергея, Бедный приветливо махнул ему рукой, приглашая зайти и положил трубку на рычаг.

— Чемпиону, салют! Заходи!

— Здравствуйте, Василий Иванович.

— Шо, опять на какие-то соревнования едешь?

— Нет, я по другому вопросу.

— Ну сідай, розповідай, — Бедный родился и вырос в украинском селе и относительно недавно обосновался в городе. Поэтому все еще говорил с сильным украинским акцентом и часто вставлял в разговор украинские слова.

— Хочу после школы подавать документы в юридический, — Сергей сразу перешел к делу.

— Правильне рішення. Ты ж у нас не тільки спортсмен, та ще дуже хорошо знаешь и историю. Это в юридическом пригодится.

— А вы откуда про это знаете?

— Работа такая. Я все знаю, — загадочно улыбнулся Бедный.

— Но мне понадобится характеристика и рекомендация из обкома комсомола. Не смогли бы вы мне в этом деле помочь?

— Из обкома? — секретарь пожал плечами. — Нема ніяких проблем. Считай, шо ты витягнув щасливий квиток, — бодро заявил Бедный.

— Это как же? — удивился Сергей.

— А так! Перший секретарь обкома Недремов мій старий знайомий. Я зараз ему позвоню и про все домовимося, — Бедный начал накручивать диск телефона.

По-видимому, связь была на редкость хорошей, потому что Сергей, даже сидя напротив Бедного, услышал, как на другом конце сняли трубку.

— Алло! — начал Бедный, — Владимир Иванович, це Бедный.

— Слушаю, — раздался недовольный голос человека, которого оторвали от важных дел.

— Владимир Иванович, у меня тут есть хлопчик. В этом году школу заканчивает. Одиннадцатый класс. Хоче поступать в юридический. Хороший хлопчик. Правильный. И ему треба рекомендация обкома. Так вы зможете допомогти?

После короткого молчания трубка ответила.

— Значит, сделаем так: пусть приходит сюда в следующую среду с утра. Напишешь ему характеристику. Посмотрим, что за «хлопчик», — телефон щелкнул — на другом конце положили трубку.

— Ну ось, бачиш, — радостным голосом сказал Бедный, указывая на телефон. — Приходь сюди у вівторок. Я напишу тобі характеристику. Підеш с нею в обком на собеседование к Недремову. Побалакаєте. Так він вже тобі дасть характеристику обкома. И подавай свои документы. Главное — добре сдавай экзамены у школі. Щоб аттестат був гарний.

— Буду стараться. А как вы думаете, дадут мне рекомендацию? — с сомнением и одновременно с надеждой спросил Сергей.

— А чого ж ні? Если ж не таким как ты, так кому ж ще? — Бедный развел руками и заметив волнение Сергея, добавил. — Та не хвилюйся ты! Усе буде гаразд.

— Спасибо. Вы меня обнадежили, — поблагодарил Сергей, хотя по голосу из трубки интуитивно почувствовал, что не все так радужно, как предполагает секретарь райкома.

XI

Теплым субботним вечером Сергей ожидал Надю на центральной площади города. Клумбы здесь уже покрылись пестрым ковром цветущих тюльпанов. Вечер рисовал на земле фиолетовые тени, а на здании универмага холодным неоновым цветом загорелись вывески ярких реклам.

— Привет! — услышал он Надин голос и повернувшись, увидел ее смеющиеся глаза.

Если раньше, на стадионе, он видел Надю всегда серьезной и сосредоточенной, то сейчас, когда они встретились в городе, улыбка не сходила с ее лица.

— И что ты успел придумать на сегодня?

— Сегодня все будет очень банально — мы опять идем в кино.

— Тоже хорошо. И что смотрим?

— «Приключения Шурика». Новая комедия.

— Ты так любишь комедии?

— Вольтер сказал: «Все жанры хороши, кроме скучного». Я с ним согласился. И потом — мне нравится, когда ты смеешься. У тебя замечательная улыбка!

— Ой, ой, ой! Где ты научился так льстить? — в ее в глазах загорелись знакомые искорки.

— Это совсем не лесть. Это правда. — смущенно сказал Сергей.

— В любом случае мне это приятно слышать, — она взяла его за руку.

— Ну пойдем.

— У нас еще есть время. Можем погулять. И кстати, чтобы ты не думала, будто я помешан на комедиях. Через две недели мы с тобой идем в театр. Билеты я уже взял. Ты не возражаешь?

— В театр? С удовольствием! Давно не была в театре. И что будем смотреть?

— Шекспира. «Ромео и Джульетта». Ты видела этот спектакль?

— Нет, не видела, — Надя улыбнулась. — Ты специально такую тему выбирал?

— Ну не смотреть же спектакль про сталеваров, берущих повышенные обязательства.

— О, нет! — замотала головой Надя. — На такое я не хочу.

— Вот видишь. Значит, я правильно выбрал. А ты смотрела что-нибудь по Шекспиру?

— Да. Вот в прошлом году фильм «Гамлет». Смоктуновский здорово играет.

— Там есть немного мистики, — заметил Сергей. — Вообще-то, мистику я не люблю, но у Шекспира она как-то органично вплелась. Мне фильм тоже понравился.

— Надя! Привет! — возле них остановился незнакомый парень.

— Привет, — Надя недоуменно посмотрела на парня, потом на Сергея.

— Как дела? Когда следующие соревнования? — спросил парень.

— Где-то месяца через полтора, — растеряно произнесла она. — Первенство области.

— У нас в городе?

— Нет, в соседнем.

— Жаль. Хотел прийти посмотреть, — парень повернулся к Сергею. — А тебя я знаю — ты Гурович.

— Да, правильно, — Сергей никак не мог понять, кто этот парень и откуда он их знает.

— Ну ладно, пока, — парень махнул рукой и пошел дальше.

Сергей посмотрел на Надю.

— И кто же это был?

— Понятия не имею.

— В самом деле? — с недоверием спросил Сергей.

— Да ты ревнуешь! — рассмеявшись, воскликнула она.

— Даже в мыслях не было, — смутился он.

— А жаль, — по ее тону трудно было понять, в шутку это сказано или всерьез. — Вообще-то я подумала, что это твой знакомый. Но если он спрашивал про соревнования то, скорее всего, кто-то со стадиона.

— О, да ты у нас теперь знаменитость!

— Вроде того, — Надя опять рассмеялась.

— Бремя славы. Ничего не поделаешь, — она развела руками.

— Ну да. Широко известная в узких кругах. Голова не кружится? — шутливо спросил Сергей.

— Представь себе — нет. И напрасно ты шутишь про «узкие круги». Когда я приезжаю на соревнования в другие города, то меня узнают во многих командах. А тебя, между прочим, он тоже узнал. Так что и ты становишься известным.

Они шли по Набережной в сторону вокзала. Здесь, по дороге, изредка ещё проезжали автобусы или автомобили, но после непрестанного дневного шума город казался удивительно тихим. Влажное, теплое дыхание весны, напоенное запахом воды, земли и молодых, рвущихся к небу побегов, сладко обволакивало их и волновало. На аллее, тянувшейся вдоль всей Набережной, легкий ветерок играл ветвями деревьев. Безоблачное небо над городом было изумительно синим, по контрасту с желтыми огнями зажигающихся уличных фонарей.

Они остановились у парапета.

— Завтра будет погожий день и жарко, как летом, — сказал Сергей. — Посмотри, какой закат — я никогда еще не видал такого красного солнца! По его цвету всегда можно определить погоду на следующий день.

Надя поглядела туда, где на небе догорали последние отблески пламенеющего заката. Огненно-красное солнце почти полностью опустилось за высокий городской холм, и на смену теплу, обычного для конца апреля, уже потянуло вечерней прохладой.

Скользящие по реке кораблики отсвечивали зелеными и красными бортовыми огнями. По фарватеру, разгоняя сгущающуюся тьму своими прожекторами, быстро и с шумом пронесся корабль на подводных крыльях и исчез под темнеющими пролетами старого железнодорожного моста. По верхнему его ярусу в обе стороны безостановочно двигались автомобили, автобусы и трамваи. А по нижнему, сотрясая его дрожью, тяжело и осторожно, проползал ярко освещенный поезд. Мост над ленивой черной водой походил на искрящуюся пеструю ленту. А справа, ниже по течению, виднелись силуэты еще одного строящегося моста через Днепр. И уже совсем вдалеке, к самой воде спускались крутые холмы Центрального городского парка.

Надя залюбовалась открывшейся перед ней панорамой.

— Как здесь красиво! Большая река, маленькие кораблики и мосты! — сказала она. — Хорошо, что мы пришли сюда!

Затем повернулась к Сергею и спросила:

— Тебе нравится этот город?

— Я в нем вырос. Такого города больше нет нигде. А почему ты спрашиваешь?

— А я в нем живу всего несколько лет. Но он мне уже как родной. Когда уезжаю на соревнования, то через пару дней начинаю скучать по нему.

— Самый лучший город — тот, где человек счастлив.

— Значит я счастливая, — она посмотрела на Сергея и рассмеялась.

— Я за тебя рад, — он не смог сдержать улыбку. — Только пойдем, а то в кино опоздаем.

Солнце уже спряталось за холмом, и вечерний сумрак окутал город. Вдоль противоположного берега тянулись ярко освещенные дома левобережного района. Иногда со стороны реки были слышны всплески и тихое журчание — это волны ударялись о гранитный парапет. Свет луны в темноте стал ярче и, касаясь беспокойной речной зыби, дробился на миллионы сверкающих бликов, ведущих на волнах замысловатую и загадочную игру. В этом ласковом потоке света, который лился с высоты, Днепр был весь серебристый и только у причалов речного порта, черные и неподвижные, застыли на якоре несколько безмолвных барж.

После фильма, выйдя из кинотеатра, Надя с Сергеем пошли по аллее, проложенной посреди Центрального проспекта. Луна поднялась высоко, и лила мягкий свет на крыши домов, улицы и аллею, по которой они шли.

— И как тебе фильм? Понравился? — спросил Сергей.

— Да, конечно.

— А какая из новелл больше?

— Знаешь, последняя, конечно, смешная. Но не более. Первая гораздо интереснее. Там уже юмор временами граничит с сатирой. Да и снята более динамично.

— А вторая? — не унимался Сергей.

— Вторая? Я надеюсь, что скоро мы тоже будем студентами, — в ее глазах опять появились лукавые искорки. — Вот и посмотрим, как можно готовиться к экзаменам в институте.

— Ты забегаешь слишком далеко. Пока что надо готовиться к выпускным экзаменам.

— И к первенству области. Оно начнется сразу после экзаменов. В Каменском.

— Ты про это говорила парню, который подходил?

— Ну да. Только ты не обратил внимания. Тебя больше интересовало откуда я его знаю. А еще говоришь, что не ревнуешь, — она рассмеялась.

Сергей снова смутился, как и в прошлый раз, но решил не реагировать на ее слова. Вместо этого он спросил.

— А откуда ты знаешь о соревнованиях?

Надя заговорщицки улыбнулась.

— Разведка доложила.

— Наверное, тебе Дворкина рассказала, — догадался Сергей.

— Она же мой тренер. Сообщает все новости.

— А Берковский мне пока ничего не сказал.

— Наверное, не успел. Еще скажет. Времени достаточно — впереди больше месяца. И последний день соревнований как раз перед выпускным вечером. Кстати, — продолжила Надя, — спринт всегда с утра. А средние дистанции ближе к обеду. Я-то успею вернуться в город. А ты?

— Из Каменского всего часа полтора езды. А электрички ходят довольно часто. Максимум, немного опоздаю, — пожал плечами Сергей. — Не пропускать же соревнования.

— Даже не думай! К тому же ты должен выиграть. Помнишь про Румынию?

— Помню, конечно. Но по дороге еще существует столько всяких «если».

— А ты о них не думай. Тренируйся и выигрывай. И тогда не будет никаких «если».

— Слушаюсь, командир, — улыбнулся Сергей.

Они не заметили, как оказались в скверике перед Надиным домом.

— Ну вот я и дома, — с грустной улыбкой вздохнула она.

— Опять мы слишком быстро дошли, — иронично заметил Сергей.

— Быстро, — с сожалением вздохнула Надя.

Она посмотрела на часы.

— А если серьезно, то уже половина двенадцатого. Могу на этот раз получить от мамы «с занесением».

— Будет жаль. Но не хочу оказаться тому причиной.

— Тогда, как обычно, встретимся на стадионе, — она протянула ему руку.

Сергей задержал ее ладонь в своей руке.

— Спокойной ночи.

Надя зашла в подъезд и опять, как и в прошлый раз, ее каблучки застучали по лестничным ступеням.

XII

Через два дня Сергей опять пришел в райком комсомола. Поднявшись на второй этаж, он заглянул в кабинет Бедного.

— Добрый день, Василий Иванович!

— А, Гурович! — он оторвался от бумаг га столе. — Заходь.

Сергей вошел и присел на стул.

— Что с моей характеристикой? Она готова?

— А ты як думал? — Бедный полез в ящик стола и вытащил листок.

— Тримай! — он передал листок Сергею.

Тот не удержался, и стал читать.

— Ну як я написал? — довольным тоном спросил Бедный. — С такой характеристикой не тільки в юридический, даже во внешнюю разведку треба брать.

— Спасибо, Василий Иванович! Я тут — прямо ангел! Не слишком ли красиво?

— А шо не так? — простодушно удивился Бедный. — Спортсмен, комсомолец, активист. Ну и взагалі. Так шо, все нормально. Підеш до Недремова, не забудь комсомольский квиток. — И он углубился в свои бумаги.

— Спасибо! Не забуду! — Сергей вышел из кабинета с робкой надеждой, что может быть, на этом этапе, ему повезет.

***

Здание обкома находилось в тихом уютном парке, в центре города. В среду, с утра, Сергей сидел в приемной Недремова. Он уже несколько раз напоминал секретарше, что ему назначена встреча, но она каждый раз отвечала, что Владимир Иванович занят. Наконец, после почти двух часов ожидания, Сергея позвали к нему в кабинет. Он вошел и остановился у порога.

Недремов сидел, откинувшись в кресле, за массивным письменным столом. На вид ему не было ещё и тридцати. Он раздраженно посмотрел на Сергея. Его злые, глубоко посаженные глаза демонстрировали полное превосходство этого небожителя перед каждым простым смертным, входящим сюда. Плоский лоб свидетельствовал об ограниченности, а прямой, резкий нос подчеркивал решимость не задумываясь выполнять любые приказы. У Сергея возникло ощущение, что этот человек принадлежит к многочисленному и энергичному племени карьеристов, стремящихся выслужиться любым способом и готовых идти по трупам.

— А, это ты, тот самый «хлопчик», о котором говорил Бедный? — голосом, полным пренебрежения, спросил он.

— Да, он вам звонил.

— Помню, помню, — он взял характеристику, написанную Бедным, и стал читать.

— М-да! — многозначительно произнес он и снял трубку телефона. — Алло! Жека! Зайди ко мне.

Через минуту в кабинет Недремова вошел худощавый парень. Взглянув на его лицо, Сергей отметил про себя, что на улице его можно было бы принять за главаря какой–то блатной компании.

— Жека, посмотри на это, — Недремов протянул ему лист с характеристикой.

— Вот этому «хлопчику», — он указал на Сергея, — нужна характеристика. Он собирается поступать в юридический. Разберись что к чему. Поговори с ним, как ты умеешь, — Недремов многозначительно улыбнулся. — Потом заглянешь ко мне.

— Это наш инструктор, — объяснил он Сергею. — Пойдешь с ним, побеседуешь. Он решит, что дальше делать. Все. До свидания.

Недремов махнул рукой, как бы отгоняя от себя назойливую муху и уткнулся в бумаги, лежащие на столе.

Вдвоем с инструктором Сергей пошёл по длинному коридору, мимо многочисленных дверей, на каждой из которых имелась латунная табличка с указанием должности и фамилии хозяина кабинета. Жека открыл одну из них, и они попали в просторную комнату. На стене висели портреты Ленина и Брежнева. Под ними стоял массивный дубовый стол, к которому был пристыкован еще один, с двух сторон уставленный стульями.

Жека плюхнулся в кожаное кресло под портретами.

— Ну садись, — кивнул он Сергею, и взяв документы, стал их читать.

Сергей сел напротив, отметив про себя, что еще полтора года тому назад здесь наверняка висел портрет Хрущева. Затем он перевел взгляд на инструктора и стал следить за его лицом. По мере чтения оно все больше принимало выражение скептицизма и пренебрежения, и не предвещало ничего хорошего. Сергей почувствовал, что у этого человека характеристики он не получит.

Закончив читать, Жека поднял глаза на Сергея.

— Так ты что — из крестьян?

— Да, там же написано.

— А твой отец, значит, работал председателем колхоза. А в марте пятьдесят третьего вы переехали в город. Чего вдруг?

— Если помните, тогда было «дело врачей».

— А вы каким боком относились к врачам? — Жека презрительно ухмыльнулся.

Сергей был уверен, что этот Жека отлично знает, какая тогда была обстановка в стране и вопросы задает лишь для того, чтобы посмаковать еврейскую тему. Поэтому Сергей решил, что никаких подробностей рассказывать не будет. И ответил коротко:

— Тогда шла всеобщая «чистка». Не только среди врачей. И семья переехала в город.

— А чего же не остались в колхозе? Что, председателем работать мог, а простым колхозником уже и не подошло.

— Он начинал в колхозе трактористом. Только потом его избрали председателем. Так что простым колхозником он тоже мог работать.

Инструктор хитро ухмыльнулся, и Сергей интуитивно почувствовал, что сейчас последует очередной каверзный вопрос. Но в этот момент зазвонил телефон. Жека снял трубку. Сергей слышал только его ответы, но из них было все понятно.

— Алло! А, привет. Я в порядке. Что у тебя? Просьба? Ну, давай свою просьбу. Две путевки в международный молодежный лагерь? А две не слишком жирно будет? Ну а что я с этого буду иметь? Ящик коньяка? Идет. Позвони через два дня. Путевки будут готовы. Только впишешь фамилии. А коньяк завезешь ко мне домой. Да, как всегда. Все. Будь здоров. У меня тут посетители.

— И этим людям поручили нас воспитывать! — подумал Сергей. — Даже не стесняется посторонних. Видно, чувствует себя уверенно и безнаказанно.

— Ладно, давай поговорим о тебе, — голос Жеки вернул его к действительности. — Ты, я вижу, спортсмен.

— Да, занимаюсь легкой атлетикой.

— Ну вот и шел бы в институт физкультуры. Зачем тебе юридический?

— Для меня спорт — это хобби. Я не планирую становиться тренером.

— Ну и напрасно. Тут написано, что ты хороший спортсмен. Вот и был бы хорошим тренером.

— Из хорошего спортсмена далеко не всегда получается хороший тренер. Да и в стране у нас спортом занимаются миллионы. Зачем ей миллионы тренеров?

Жека хотел задать еще какой-то вопрос, но опять зазвонил телефон. Он с недовольным видом потянулся к трубке.

— Видишь, какая у нас напряженная работа, — бросил он в сторону Сергея. — Ни минуты покоя.

— Алло! Привет. День рождения у босса? Конечно, помню. Не волнуйся, зал в ресторане я уже забил. Спиртное организует Митяй. За тобой девочки. Подбери симпатичных. И не таких, как в прошлый раз. Тогда они так набрались, что толку от них не было никакого. Понял? Ну, действуй!

Сергей не верил своим ушам.

— И это работники обкома комсомола! — мысленно ужаснулся он. — И они нам втюхивают туфту под названием «моральный кодекс строителя коммунизма». Да по ним тюрьма плачет! Есть ли границы лицемерия и цинизма у этих «бойцов идеологического фронта»? Хороша же страна, в которой мы живем! — внезапный переход из той среды, где выше всего ставились ценности духовные, в среду, где их откровенно презирали, вызвали у него душевное потрясение.

— Ладно! — Жека хлопнул ладонью по бумагам, лежащим у него на столе. — Ты хочешь в юридический. Политику партии и правительства в стране ты, конечно же, одобряешь. Ну, а за международными делами ты следишь?

— Да, конечно, слежу, — Сергей утвердительно кивнул. — Газеты, радио, телевидение.

— Вот тогда и скажи мне такую вещь, — продолжал Жека. — И наша страна, и все страны социалистического лагеря единодушно осуждают агрессивную политику Израиля против арабов. Все, кроме Румынии. Ну и как ты считаешь — почему они так поступают?

Сергей моментально понял, что это была ловушка. Иногда знакомые рассказывали то, что передают западные голоса, и он слышал, что у Румынии с Израилем существует негласная договоренность. Румыния разрешает своим евреям выезжать на постоянное жительство в Израиль, а Израиль, за каждое разрешение рассчитывается с румынскими властями американскими долларами. Сергей понимал, что и Жека хорошо об этом осведомлен. Иначе не стал бы задавать такой вопрос. И сейчас сказать ему об этом соглашении, значило получить обвинение в прослушивании вражеских радиостанций и нажить себе массу дополнительных неприятностей. А сказать, что ему ничего неизвестно, означало не соответствовать нужному уровню подготовки. Сергей не сомневался, что такой вопрос был задан именно с целью обоснования отказа в характеристике. Впрочем, он почти с самого начала был уверен, что такую бумагу он не получит.

— У меня нет никаких сведений о такой политике Румынии. Не могу ничего сказать, — он виновато улыбнулся.

— Вот видишь! — с плохо скрываемой радостью воскликнул Жека. — Как же мы можем дать тебе рекомендацию в юридический институт, если ты совсем не разбираешься в политике. Извини, парень, но мы тебе вынуждены отказать.

Жека встал из-за стола.

— Выбери себе что-нибудь другое, — он открыл дверь кабинета, жестом предлагая Сергею выйти.

— Все. Свободен.

Сергей в оцепенении поднялся и словно сомнамбула направился к выходу. Он так старался ничем не выдавать своих чувств, что лицо его от напряжения странно онемело, а на губах еще застыла вымученная улыбка. Столкновение с непримиримыми противоречиями: безоблачной наивностью детства и неприкрытым цинизмом официальной идеологии, царившем в этих стенах, шокировали его. Как правильно судить о человеке, движении или государстве? Наверное, для начала нужно спросить самого себя: не лицемерят ли они?

***

Был ясный день. Деревья шелестели свежей листвой, отбрасывая короткие тени на асфальт дорожек. Недавно вернувшиеся с юга птицы наполняли воздух своим щебетаньем. На стоявших вдоль аллей скамейках одинокие пенсионеры грелись под теплым апрельским солнцем.

Сергей шел по весеннему парку. Боль и растерянность были написаны на его лице — растерянность человека, впервые столкнувшегося с еще одной, неведомой для него теневой стороной жизни. Он был готов к тому, что ему будет отказано. И то, что произошло в обкоме, не было для Сергея неожиданностью. Но он решил — если есть хоть один шанс из тысячи, нужно его испробовать, чтобы потом не упрекать себя за то, что боролся не до конца. До последней минуты он надеялся на какие-то невероятные обстоятельства, а может просто на чудо, хотя уже с раннего детства не верил ни в какие чудеса.

Но он никак не мог понять, почему догмы идеологии закрывают доступ к образованию, к интересной работе, к нормальной жизни. Разве не все люди рождены одинаковыми? Но эта армада идеологов и инструкторов всяких райкомов и обкомов всегда имеет набор средств манипулирования высокими чувствами. Они носят эти средства наготове и как фокусники достают их, по мере необходимости, из самых неожиданных мест. Долг, честь, любовь к Родине — безотказные средства манипуляции молодыми умами.

Таких инструкторов разного уровня в стране десятки, если не сотни тысяч. Часть из них, ломая судьбы людей только из-за неподходящей анкеты, убеждена, что творит благое дело для страны, при этом, не очень утруждая себя мыслью о морали. Другие же просто упиваются данной им властью, действуя по принципу: «хочу — казню, хочу — милую». Власть — самая заразная болезнь на свете. Она развращает и уродует людей. И эти люди уверены, что только они всегда правы и только их мнение является истиной в последней инстанции. Это каста неприкасаемых. Каста номенклатурных работников. Один раз, попав в эту касту, они начинают считать себя чуть ли не небожителями и, как правило, стараются остаться там на всю жизнь. И чем дольше они остаются в этой замкнутой секте, тем больше их беспокоит собственное благополучие и страх. Страх за то, что их могут когда-нибудь отлучить от спецмагазинов, закрытых распределителей, поездок за границу, дач и еще массы других благ, недоступных простым смертным. Поэтому они всегда готовы безропотно и без всяких раздумий выполнять любое указание начальства.

И никогда их не интересует моральная сторона дела. Они произносят красивые речи с трибун, пишут правильные статьи в газетах и твердят, что нет ничего выше, чем служение государству. И многие, не задумываясь, признают их авторитет. Но их авторитет держится лишь на том, что они умеют красиво говорить и обладают ловкостью словесного иллюзиониста. Мы думаем, что они должны помогать нам, молодым, войти во взрослую жизнь, найти свой путь в этом сложном мире. Но первый же контакт с ними сразу раскрывает такое заблуждение, и становится видна вся их лживость, двуличие и цинизм. Под этим тяжелым грузом рушится то мировоззрение, которое они нам прививают. И именно это и делает их банкротами в глазах людей, хоть раз столкнувшихся с этими лицемерами.

XIII

Здание театра, ярко освещенное изнутри, в сиянии спускающегося вечера и ярких уличных фонарей, выглядело праздничным. У входа толпилась публика: женщины в нарядных платьях, мужчины в строгих костюмах. У всех радостные, смеющиеся, беззаботные лица. Люди, пришедшие на спектакль, не торопились входить вовнутрь, наслаждаясь теплым весенним вечером.

Сергей ждал Надю у входа. По этому случаю на нем был костюм и рубашка с галстуком. Чтобы научиться его завязывать, он принес галстук на тренировку, и Валера целых полчаса объяснял ему, как вязать узел.

Наконец, появилась Надя. Вначале он услышал звук ее шагов. Сергей как-то интуитивно научился узнавать эти шаги по стуку каблучков. Вот и теперь они, словно молоточки по клавишам ксилофона, стучали по бетонным плитам, уложенным у входа в театр, звонко и энергично. Сергей оглянулся и увидел ее издалека.

Сейчас Надя выглядела совершенно иначе. В красных туфельках на высоком каблуке-шпильке и такого же цвета, чуть выше колен, платье, она стремительно шла по улице — стройная и гибкая, легкой, пружинящей походкой, ставя ступни ног так, будто шла по линии беговой дорожки: одна впереди другой. Русые волосы были собраны в модную прическу «бабетта», а на лоб опускалась небольшая челка. Шею обвивало белое жемчужное ожерелье. Длинными белыми капельками на мочках ушей качались серьги. Сергей невольно залюбовался ею. Она показалась ему такой прелестной и такой утонченно изящной, что он, оробев, с восхищением смотрел на нее из толпы. Он подумал, что раньше как-то не замечал, насколько она красива. Ведь на тренировках ее обычной одеждой были кроссовки и спортивный костюм. А волосы, собранные хвостиком и перехваченные на затылке резинкой, всегда метались из стороны в сторону, когда она мчалась по дорожке стадиона.

— Привет! Я не опоздала? — она улыбалась.

Сергей взглянул на Надю, еще раз отметив про себя, что улыбка совершенно меняла ее. В ней была какая-то непринужденность, теплота и ласка. Точно в темной комнате вдруг вспыхнул яркий свет.

— Нет, все нормально. Ты потрясающе выглядишь, — сказал он, слегка смутившись.

— Спасибо! — глаза ее светились. — Пойдем смотреть спектакль?

— У меня сложная задача, — он попытался пошутить. — Нужно смотреть на сцену, но ты сегодня так выглядишь, что хочется смотреть только на тебя.

Сергей и сам удивился, как у него хватило наглости сделать такое признание.

— Какая неприкрытая лесть! — рассмеялась она. — Где ты только этому научился? Наверное, у Митрохина.

— Нет, правда. Ты сегодня выглядишь просто великолепно, — у него возникло ощущение какого-то радостного праздника, и Надя была частью его.

— Ну если тебе нравится, тогда все в порядке, — она взяла его под руку.

Они зашли в фойе театра.

— Я тут ни разу не была, — Надя оглянулась вокруг. — Здесь довольно красиво.

Она обратила внимание на афишу, висевшую на стене.

— А почему она на украинском языке? — недоуменно спросила она у Сергея.

— Театр-то украинский, драматический, — объяснил он.

— Сережа! — Надя всплеснула руками. — Я ведь не знаю украинского языка!

— Как?! — удивился Сергей. — Ты ведь родилась на Украине!

— Да, конечно. Но мы уехали отсюда, когда я еще в школу не начала ходить. Сначала на Дальний Восток, потом в Казахстан, а оттуда в Германию. А когда приехали сюда, я пошла в девятый класс, и меня освободили от изучения украинского.

— Вот называется, пригласил девушку в театр, — Сергей рассмеялся. — Я был уверен, что ты знаешь украинский. Здесь все его знают, даже если и говорят на русском. Что же теперь будем делать? Уйдем?

— Ни за что! Что же, мы напрасно сюда пришли? Но ты ведь знаешь украинский хорошо! Сможешь переводить?

— Да без проблем. Мне все равно на русском или украинском смотреть спектакль или читать книгу. Хочешь, буду тебе переводить синхронно?

— Конечно, хочу!

— Тогда пойдем.

Они вошли в зал и стали пробираться к своим местам. В оркестровой яме музыканты настраивали инструменты, наигрывая отрывки мелодий. Раздался третий звонок и свет в зале медленно погас. Занавес открылся, и на сцене актеры произнесли свои первые реплики.

Надя наклонила голову к Сергею.

— О чем они говорят? — шепотом спросила она.

Сергей приблизил лицо к ее уху, чтобы начать перевод. Он уловил аромат духов и, на какое-то мгновенье у него закружилась голова. Он непроизвольно сделал глубокий вдох.

— Что с тобой? — она повернулась к нему.

— У тебя какие-то необыкновенные духи.

— Нравятся?

— Да, очень приятный запах.

— «Быть может», — шепотом сказала Надя и замолчала.

— Что может быть? — не понял он.

Она тихо рассмеялась.

— Это так духи называются: «Быть может». Маме кто-то подарил, а она отдала их мне. Ну, ты будешь переводить?

— Да, конечно, — он опять склонился к ее уху.

Переводить было довольно легко. К тому же многие отрывки из пьесы он знал на память и часто перевод у него получался в стихотворной форме. В такие моменты Надя с удивлением поглядывала на него, но не произносила ни слова, боясь что-то пропустить. Через некоторое время Сергей заметил, что женщина, сидящая за ними, наклонилась вперед и слушает его. Видимо, у нее тоже были проблемы с украинским языком.

Закончилось первое действие, и Надя предложила выйти в фойе. Ей захотелось лучше рассмотреть помещение театра. Ее восхищал интерьер в стиле барокко, огромная хрустальная люстра, расписные потолки, колонны. Когда они остановились у фотографий актеров театра, Надю окликнули. Она и Сергей одновременно оглянулась. Невдалеке стояла ее тренер, Дворкина. Это была еще довольно молодая, стройная женщина, со смуглым лицом, большими, блестевшими, как две маслины, тёмными восточными глазами и тонкими ресницами над ними. Её темные, как смоль волосы, были собраны на голове, образовав небольшое возвышение, похожее на невысокую башенку.

— Надя! Что ты здесь делаешь?

— А что можно делать в театре? — рассмеялась Надя. — Смотрю спектакль.

— Но ведь ты же не знаешь украинского.

— А у меня есть личный переводчик, — похвасталась она, указывая на Сергея.

— Привет, Сережа, — поздоровалась Дворкина. — Кстати, познакомься — это мой муж, — она взяла за рукав стоящего рядом с ней невысокого, коренастого мужчину.

Сергей пожал ему ладонь. Она была широкая и вялая.

— Сергей.

— Марк, — ответил тот. — А вы что, с Надей тренируетесь вместе?

— Не совсем так. На одном стадионе. Мой тренер — Берковский.

— Я еще понимаю, когда вы, молодежь, ходите на такие спектакли, — начала Дворкина. — А вот мой муж захотел вспомнить молодость, и привел меня сюда — старую, больную женщину, — нарочито жалобным голосом сказала она.

Сергей рассмеялся.

— До старой и больной еще очень далеко. Если я не ошибаюсь, вам еще нет и тридцати.

Надя дернула его за рукав.

— С женщинами неприлично обсуждать их возраст, — тихо прошептала она ему на ухо. — А насчет «старой и больной» — так это у нее любимая поговорка.

— Ну и как вам спектакль? Нравится? — поинтересовалась Дворкина.

— Мне очень нравится, — объявила Надя. — И актеры здорово играют. И Сережа переводит великолепно. Некоторые моменты, просто стихами.

— Это перевод Маршака. Мне эти отрывки когда-то запомнились.

— Марик, возьми нам в буфете что-нибудь попить. Становиться жарко, — попросила Дворкина.

— Сергей, составишь мне компанию? — спросил Марк.

Сергей повернулся к Наде.

— Тебе принести чего-нибудь?

— Пожалуй, от стакана сока я не откажусь.

Марк с Сергеем подошли к буфету.

— Женщинам сок, ну, а мы с тобой по пивку, — предложил Марк.

— Здесь пиво не продают. К тому же у меня режим.

— А, ну да — ты же спортсмен. Совсем не связал эти две вещи, — махнул рукой Марк. — Тогда все будем пить сок.

— А как у вас с Надей? Это что, серьезно?

Сергей неодобрительно посмотрел на Марка. Ему не понравилось, что посторонний человек сразу пытается влезть в его личную жизнь.

— Вот решили в театр сходить, — уклончиво ответил он.

— Но она тебе нравится?

— Странный вопрос. Иначе я бы не стал ее приглашать.

— А ты ей?

— Понятия не имею.

— Прямо так и не имеешь. Она серьезная девочка. Просто так не пошла бы с тобой в театр. Значит у нее это серьезно.

— В театр — не замуж, — пожал плечами Сергей. — Может ей просто хочется приятно провести вечер.

— Ну а ты отнесись к ней серьезно. У Эстер это лучшая ученица. Без пяти минут мастер спорта. А у вас сейчас такой сумасшедший возраст. Закрутишь ей голову, так она забудет и про спорт, и про все на свете. Прощай спортивная карьера.

— Вы так далеко забегаете. Мы всего лишь первый раз пошли вместе в театр, а у вас уже такая буйная фантазия разыгралась, — Сергея стала раздражать его настойчивость. — Надя сама может решить, что в жизни для нее главное.

— Ты не обижайся. Почти как все, кто молод и не глуп, вы оба чересчур самонадеянны, и находитесь в таком возрасте, когда жизнь за один месяц продвигает вас дальше, чем позднее за несколько лет. А чтобы вырастить спортсмена высокого класса, уходят годы. Тренер в нее вложила душу. Если Надя сейчас бросит спорт, для Эстер это будет потрясение.

— Да не переживайте вы так. Я тоже не хочу, чтоб Надя бросила спорт.

— Вот и хорошо. Я думаю, ты осознал ситуацию. Надеюсь, оба сделаете правильный выбор.

— Давайте отнесем сок, — с плохо скрываемым раздражением в голосе, предложил Сергей. Ему не нравился этот разговор и назидательный тон Марка. Он больше не хотел продолжать эту тему и, взяв стаканы с соком, вернулся к месту, где стояли Надя и Дворкина.

— О, холодный! — Надя отпила глоток и посмотрела на Сергея. — Что это у тебя такое серьезное лицо?

— У меня? — Сергей пожал плечами. — Тебе показалось. Просто сосредоточенное. Боялся разлить сок, пока нес.

Прозвенел звонок, и зрители стали постепенно занимать свои места. Опять плавно погас свет, занавес раскрылся и зал погрузился в волшебный мир средневековой Вероны. Надя внимательно слушала слова Сергея, наклонив к нему голову и положив свою ладонь на его руку. А он нашептывал ей перевод, вдыхая пьянящий запах ее волос, и хотел, чтобы этот спектакль продолжался как можно дольше.

Но всё когда-то заканчивается. Закончилось и представление. Артисты откланялись и ушли, стихли аплодисменты, половинки занавеса сомкнулись, зрители разошлись и театр опустел.

На выходе Надя пыталась разглядеть Дворкину с Марком, но их нигде не было видно.

— Наверное, они вышли раньше, — предположил Сергей. Ему не хотелось еще раз встречаться с Марком.

От здания театра они медленно направились к центральной площади города. Надя взяла Сергея под руку. Она шла рядом своей грациозной, гибкой походкой и он ощущал тепло ее руки, видел, как по ее лицу скользили отсветы фонарей.

— Мне кажется, классика отличается от обычной литературы тем, что классика — это навсегда. Вот и Шекспир — это навсегда, — Надя посмотрела на Сергея, и его удивило, сколько грусти было в ее взгляде.

— Прошло почти четыреста лет, как он написал эту пьесу. А она до сих пор трогает душу, — продолжила она.

— Я вижу, что и твою душу тоже тронуло.

— Настоящее искусство всегда трогает. Конечно, любое искусство — это красивая ложь, но она помогает людям понять правду. Существует же выражение: «Волшебная сила искусства». Мне кажется искусство — это перевод с небесного, божественного языка на земной, человеческий.

— Что-то в этом есть. Если говорить метафорами, то можно сказать, что настоящее искусство — это язык, на котором бог разговаривает с человеком.

— И не важно, на каком именно — английском, русском или каком-то другом, — Надя усмехнулась. — А я даже запомнила концовку, хоть она и на украинском.

— Какую именно?

— А вот эту:

— Немає на землі сумнішого сюжету,

— Ніж повість про Ромео та Джульєтту.

— Молодец! Схватываешь на лету, — рассмеялся Сергей.

— Мне даже захотелось выучить этот язык. Он такой мелодичный. Ты мне поможешь?

— Зачем ты спрашиваешь? Конечно, помогу.

— Знаешь, все произведения, конечно, фантазии автора. Но когда автор гениален, то эта фантазия делает внутренний мир человека богаче и красивей. И человек становится лучше и мудрее. Думаю, многие люди в зале, хотя бы на эти два часа стали немножечко добрей и благородней. Хоть иногда в сердце человека ведь должен зажигаться огонек доброты.

— Ты так интересно рассуждаешь! — удивился Сергей. — В наше время многие считают доброту признаком слабости. Стараются ее не показывать.

— Доброта делает человека духовно сильнее. И не стоит отказываться от нее. А наше время довольно жестокое, пропитанное ненавистью ко всем, кто не похож на тебя, кто не думает так как ты. Кто не с нами, тот против нас — таков девиз нашего времени. Поэтому доброта не в почете. Сколько миллионов погибло за последние полвека? И ради чего? Ради захвата новых территорий, хотя и своих освоить не в состоянии? Или ради идеологий, которые за короткое время рассыпаются в прах? Почему мы все обязаны думать только так, как нам указывают сверху? Разве люди не могут иметь разные мнения по одному и тому же вопросу?

Сергей с удивлением посмотрел на нее.

— Когда доминирует только одна идеология — это всегда плохо. Идеология легко ведет к фанатизму. Вот почему во имя разных идеологий пролито столько крови. Гитлер уничтожил миллионы по национальному признаку, а Сталин — по классовому. Но если бы одни не старались непременно навязать другим своё мнение, люди, может быть, реже воевали. Но не ожидал, что ты задумываешься над такими вопросами.

— Почему? Думаешь, кроме спорта, меня ничего не интересует? Я тоже читаю газеты, смотрю телевизор. И хорошо вижу противоречия между реальной жизнью и тем, что пишут и показывают.

— Мне кажется, что основная масса не затрудняет себя мыслительным процессом. Эта масса кушает то, что подают. Этим и довольна. Задумывается над происходящим лишь небольшой процент, — предположил Сергей.

— Знаешь, — заметила Надя, — мне тоже так кажется. Но я не могу понять, почему. Неужели никто не замечает, что происходит?

— Я однажды видел по телевизору такой эксперимент, — вспомнил Сергей. — В загоне находилось огромное стадо овец. А перед выходом, на небольшой высоте, натянули веревку. Когда стадо начало выбегать, вожак и овцы, бегущие впереди, стали перепрыгивать через веревку. Когда же веревку опустили на землю, то овцы, бегущие следом, глядя на передних, все равно подпрыгивали в том месте, где была раньше натянута веревка. Хотя прыгать уже не было необходимости. Стадный инстинкт. Человек — это тоже животное. И мне кажется, то же самое происходит и в обществе людей. Какой–то вождь свыше говорит, что нужно вести себя определенным образом и вся человеческая масса начинает себя так вести, не задумываясь над логикой и правильностью своего поведения, — он посмотрел на Надю.

— Разве я ошибаюсь?

— Нет, в этом что-то есть. Роль личности в истории всегда имела значение. Только почему большинство вожаков были злодеями? Гитлер, Сталин, Иван Грозный, Чингиз Хан?

— Что же тут странного? — Сергей пожал плечами. — Оказавшись на вершине безграничной власти, люди, почитаемые как боги, со временем действительно утрачивают человеческие черты, превращаясь в злодеев. Для них народ — просто мусор под ногами. И если вспоминать всех злодеев, то список будет гораздо длиннее. В Древнем Риме, например, еще можно вспомнить Суллу, во Франции — Робеспьера, в Китае — Мао Цзэдуна, в Азии — Тамерлана. Это имена, которые первыми пришли на ум.

— Да зачем же так мрачно? Все-таки в истории человечества хоть и редко, но все же бывали исключения. Вот, например, Екатерина Вторая. За все время её царствования было казнено лишь два человека — Емельян Пугачев и Василий Мирович.

Сергей рассмеялся:

— Как благородно с ее стороны. Но для захвата власти ей пришлось пойти на убийство собственного мужа? Или ты считаешь, что она здесь ни при чем?

— Но почему же так получается?

— Так получалось в странах, где абсолютная власть принадлежала лишь одному человеку. Абсолютная власть развращала их, превращая в тиранов и делая убежденными в своей безгрешности и безнаказанности. Но сейчас другие времена. В той же Англии или во Франции главу государства выбирает народ из нескольких кандидатов и на ограниченный срок. И делать он может только то, с чем согласится парламент и Верховный суд. Да и пресса, которая создает общественное мнение. А оно играет не последнюю роль. Если народу не понравится, как глава государства управляет страной, то его политическая карьера быстро закончится. Его больше никуда не выберут. Поэтому в таких странах возможность возникновения диктаторов исключена.

— У нас, к сожалению, такого нет, — констатировала Надя. — Всех руководителей выбирают, не спрашивая народ. Собираются там, наверху, в узком кругу, и решают, кто им больше подходит. Таким способом и в Ватикане избирают Папу Римского. Народ только ставят в известность.

— Да что там наверху! Ты вспомни этот цирк, под названием «выборы», в который нас периодически зазывают. Дают в зубы бумажку с одной фамилией, которую ты знать не знаешь. Вот и весь богатый выбор. Как же ты хочешь, чтобы в этих условиях не появилась такая личность как Сталин? Да и после него особой демократии что-то не видно.

— Да, грустно как-то получается, — вздохнула Надя. — Зла в этом мире гораздо больше, чем доброты.

— А искусство и существует для того, чтобы сеять разумное, доброе, вечное. Знаешь, на протяжении всей истории человечества идет борьба добра со злом. Люди могут переодеваться в камзолы или тогу, во фраки или сюртуки. Но во все века управляют ими одни и те же страсти и инстинкты. И когда, казалось бы, зло уже победило окончательно, искусство разжигает маленький огонек надежды и люди понимают, что не все еще потеряно, что можно и нужно бороться, для того чтобы изменить этот мир к лучшему.

— Способен ли сам человек что-то изменить к лучшему? — с сомнением спросила она. — Это могут делать разве что мифические герои. Вот Прометей подарил людям огонь, а они сожгли на нём Джордано Бруно и сделали этот огонь орудием войны. А самого Прометея боги жестоко наказали. Так, наверное, они были правы — видно предвидели, что человек не сможет правильно распорядиться таким подарком. Или еще один мифический герой — Иисус Христос. Он проповедовал любовь к ближнему, а закончил жизнь на кресте. И пострадал за людей потому, что верил будто в нас есть частица бога. Ведь бог создал нас по своему образу и подобию.

— И, к сожалению, человек убивает в себе эту частицу. В нём теперь все больше от дьявола. Может быть человек — вовсе не венец цивилизации?

— А кто же тогда? — спросила Надя.

— По-моему, этого никто не знает, — Сергей пожал плечами.

— Слушай! — рассмеялась Надя. — Мы ведь начали с Шекспира. А как мы вообще от него добрались до бога и дьявола?

— Да, действительно как? — удивился Сергей. — Кстати, ты читала еще какие-то пьесы Шекспира.

— Нет. Не приходилось.

— У меня есть его сонеты. Хочешь почитать?

— Конечно. Принеси на тренировку.

— Хорошо. Завтра принесу.

— Ой, смотри, где мы, — воскликнула она. — Уже почти пришли к моему дому! Я даже не заметила.

Дорога шла через сквер. Высокие клены росли плотно друг к другу. Кроны их переплелись и в вечерней тишине казалось, что находишься за городом. Свет от уличных фонарей путался в распустившейся листве деревьев. Поздний майский вечер все никак не уступал свое место ночи. Но стало заметно прохладней.

Надя зябко поежилась и обхватила себя руками. Сергей заметил ее движение и, сняв пиджак, набросил ей на плечи. На мгновенье у него, как и в театре, закружилась голова от аромата ее духов. Он заглянул в её огромные серые глаза, и их взгляды встретились. Он обнял ее и почувствовал, как напряжено ее тело. Сергей привлек Надю к себе, и ее плечи поплыли к нему, словно лодка, влекомая сильным течением. Их губы потянулись навстречу и слились в страстном поцелуе. У нее перехватило дыхание, закружилась голова. Она закрыла глаза и ей показалось, что земной шар уплывает из-под ног, и только крепкие объятия Сергея не дают ей упасть.

Когда же их губы, наконец, смогли оторваться друг от друга, она прижалась щекой к его груди. Ее волосы коснулись его лица и у него опять кругом пошла голова от необыкновенного запаха, исходившего от них. Непроизвольный глубокий вдох наполнил его легкие этим чудесным ароматом.

Она тихонько рассмеялась.

— Почему ты смеешься? — спросил Сергей.

— Мы с тобой встречаемся уже больше месяца. Наконец-то ты решился меня поцеловать. Я уж думала, что самой придется проявлять инициативу.

— А я опасался, что ты мне сейчас закатишь оплеуху.

Надя подняла голову и посмотрела ему в глаза. Затем пальцем легонько провела по его носу.

— Глупенький! Разве ты не видишь, как я к тебе отношусь? — она улыбнулась и прижалась к нему.

— Вижу. Но все же сомневался.

— А теперь ты не сомневаешься?

— Теперь нет. Знаешь, мне всегда было трудно сходиться с людьми. А с тобой, почти с первой минуты, как-то сразу было легко и свободно. Я и сам не мог понять почему так происходит.

— А я, наоборот. Легко могу контактировать с людьми. Но ты — это особый случай.

— И в чем же его особенность?

— Знаешь, я по жизни люблю быть лидером. Но мне кажется, что любая женщина, втайне даже от себя, хочет найти такого мужчину, на плечо которого всегда можно опереться. Я видела в Ялте, как ты смог выбраться из безнадежной ситуации и все-таки выиграл на одной решимости и силе воли. И тогда я подумала — вот это характер. Хорошо было бы, чтоб парень с таким характером был рядом со мной. Я тогда не имела в виду конкретно тебя. Ну а потом, с тобой, все как-то само собой сложилось. Я даже сама не поняла, как это произошло.

— Да что я такого особенного сделал в Ялте? Мне просто очень хотелось выиграть, как и любому, кто выходит на старт. И я выиграл. Только и всего.

— Все, что у человека получается, кажется ему незначительным, а для других это может быть недостижимой вершиной. В этом вся разница. И в том, как ты это сделал сразу и виден был характер.

— А у нас в семье все говорят, что у меня слишком мягкий характер.

— Они тебя обманывают, — рассмеялась Надя. — Когда обстоятельства вынуждают, он у тебя бывает весьма решительным. А знаешь, что такое решительный характер? Это когда заранее знаешь, что ты проиграл и все-таки борешься и, наперекор всему, идешь до конца. Конечно, побеждаешь очень редко, но иногда все-таки побеждаешь. И я видела, как тебе это удалось.

— Победа в беге достаётся тому, кто вытерпит на несколько мгновений больше, чем его соперник, — пожал плечами Сергей.

Надя посмотрела на часы.

— Ну почему так быстро летит время?! — возмутилась она. — Уже почти двенадцать! Опять от мамы влетит.

Сергей вдруг почувствовал, что ему трудно сейчас расстаться с ней, разорвать эту тонкую нить нежности, и взволнованности, которая так неожиданно окутала этот вечер. Ему захотелось хоть еще немного продлить это очарование.

— Я тебя провожу до подъезда, — предложил он.

Фонари перед домом бросали беспокойный свет на старое ветвистое дерево, и тени бегали по его верхушке. На ветках зеленела молодая листва и, сквозь неясный, мерцающий свет, дерево казалось необыкновенно высоким и могучим. Крона его терялась где-то в темноте и, словно простертая гигантская рука, тянулась к небу.

Они вошли в подъезд и остановились возле лестницы.

— У меня к тебе просьба, — сказала Надя. — Только ты не будешь смеяться?

— С чего бы?

— Поцелуй меня еще раз.

Сергей обнял ее, и она, прижавшись к нему, обвила его шею руками. Он нежно поцеловал ее губы. Затем она, слегка отстранившись, посмотрела в его глаза и сказала.

— Жаль, что нельзя остановить время. Так не хочется уходить.

В этот момент открылась дверь подъезда и вошла пожилая пара. Мужчина сделал вид, что никого не заметил и стал подниматься по лестнице. Женщина наоборот — пристально посмотрела на них и сказала.

— Добрый вечер, Надя.

— Добрый вечер, — ответила она, продолжая держать руки на шее у Сергея.

Она подождала, пока пара не зашла в свою квартиру.

— Вот! Теперь начнутся разговоры, — с досадой проговорила Надя.

Она помолчала секунду, затем, улыбнувшись, добавила.

— А знаешь, что? Ну, их к лешему! — и чмокнула его в щеку.

— Все. Мне пора бежать. Иначе будет скандал, — она легко взбежала по ступенькам на один пролет, послала Сергею оттуда воздушный поцелуй и помчалась на свой второй этаж. Он услышал, как хлопнула входная дверь в ее квартире.

Сергей вернулся домой, открыл окна в сад и лег в постель. В ночной тиши где-то капала вода, упрямо вызванивая какой-то непонятный мотив. Снаружи долетали пронзительные трели птиц, казавшиеся нежной серебряной музыкой, и завораживали, и звали куда-то. А он все лежал с открытыми глазами, не в силах уснуть. Чувства переполняли его.

XIV

Через несколько дней, в коридоре школы, Сергей столкнулся с секретарем райкома комсомола Василием Ивановичем.

— Ось, дивіться! — с наигранным возмущением воскликнул Бедный. — Як щось треба, так він знає, де райком комсомолу. Та як треба рассказать про зустріч з Недремовым, так нету времени. Ну шо, отримав характеристику?

— Извините, Василий Иванович, что не зашел. Просто настроение не то.

— Шо ж так?

— Не дали мне характеристику.

— Не може бути! — удивленно воскликнул Бедный.

— Оказалось, что может.

— А ну, пішли зі мною, — Василий Иванович схватил Сергея за руку и решительно повел его в кабинет директора школы. Кабинет оказался пустой — директор отсутствовал.

— Дуже добре. Никто не буде мешать, — Бедный уселся в директорское кресло.

— Сідай! — скомандовал он Сергею, указывая на стул возне него, и стал накручивать диск телефона. Послышались долгие гудки, затем, на другом конце, недовольный голос произнес:

— Да.

— Владимир Иванович! Добрый день. Это Бедный.

— Ну, здравствуй.

— Владимир Иванович! Я тут на днях присылал к вам нашего хлопчика. Ему потрібна була характеристика в юридический институт. Але чомусь не дали. Так я хотів узнать…

— Слушай, Бедный, ты зачем там поставлен? — перебил его раздраженный голос на другом конце. — Ты кого мне прислал? Ты вообще, читал его анкету?

— А шо? Анкета дуже гарна. Из крестьян. Та взагалі — спортсмен, активіст.

— А что у него написано в пятой графе, ты видел? Ты что, вообще ничего не соображаешь? — голос с раздраженного перешел на крик. — Комсомол — это верный помощник партии и тебя поставили проводить ее политику. А ты чем там занимаешься? Если ты этого не понимаешь, то тебе не место на такой работе!

Связь работала хорошо, и Сергей мог четко расслышать все, что говорилось на другом конце провода. Ему жалко было смотреть, как менялось выражение лица секретаря, как оно становилось пунцовым, как вся его фигура съеживалась под градом обвинений и весь он стал напоминать побитую собачонку.

— В общем, так, Бедный, — подвел итог разговора Недремов. — Еще одна такая ошибка и ты у меня действительно будешь бедный.

Трубка щелкнула. Разговор был закончен.

Василий Иванович, ошарашенный, с покрасневшим потным лицом, продолжал неподвижно сидеть в кресле. Он даже забыл опустить трубку на рычаг телефона, и она начала издавать короткие и громкие сигналы. По-видимому, эти сигналы вернули его к реальности и он, наконец, положил трубку на место.

Сергей встал и тронул Бедного за рукав.

— Василий Иванович! Вы уж извините. У вас из-за меня столько неприятностей. Наверное, не стоило заниматься этим делом. Но спасибо, что попытались. Я, лучше, пойду.

Бедный растерянно посмотрел на Сергея и молча кивнул. Сергей вышел, плотно прикрыв дверь.

***

Все, что он услышал, еще раз убедило его в лживости той идеологии, которую власть так настойчиво пыталась привить народу, и в особенности молодому поколению. Коммунисты везде и всегда громогласно заявляли, что в стране все нации равны и национальный вопрос решен. А на самом деле все было не так.

При Сталине сфабриковали «дело врачей», организовали разнузданный шабаш, прикрываясь лозунгом борьбы с «безродными космополитами». И собирались всех евреев выселить в Сибирь. Только смерть Сталина помешала этому.

При Хрущеве начали действовать более хитро. Под видом борьбы с экономическими преступлениями начались судебные процессы по делу групп расхитителей социалистической собственности. Но во главе каждой группы обязательно назывался еврей. Даже если он не имел никакого отношения к расхитителям или был простой «шестеркой» на побегушках.

Теперь вот, при Брежневе, особо не афишируя, под разными предлогами, просто ограничивают евреям доступ ко многим специальностям и должностям.

Как удивительно и нелогично получается. Среди вождей революции были такие евреи, как Свердлов, Зиновьев, Каменев, Троцкий. Даже у Ленина была примесь еврейской крови. А идол и учитель коммунистов — Карл Маркс, их символ и знамя, по национальности еврей. Но эти антисемиты слепо ему поклоняются. Впрочем, миллионы антисемитов в мире поклоняются и другому еврею — Иисусу Христу.

Но к чёрту политиков и религию. Даже, несмотря на искусственные преграды, еврейские таланты умудрялись пробивать себе дорогу и прорастать, как цветы сквозь асфальт. Ученые Ландау, Иоффе, Харитон. Разве они мало сделали для отечественной науки? Про культуру и говорить нечего. Композиторы Рубинштейны Антон и Николай, писатели Бабель, Эренбург, поэты Маршак, Долматовский, Пастернак, художники Левитан, Марк Шагал, кинорежиссеры Эйзенштейн, Ромм.

Все они имели неосторожность родиться в еврейских семьях, но затем, став знаменитыми, превратились в известных русских ученых, писателей, композиторов. Как бы выглядела советская наука и культура без их участия? Сколько полезного они дали стране. Разве их деятельность не приносила ей моральные, да и материальные дивиденды?

Чем же евреи провинились перед этой властью? Почему из-за антисемитизма они боятся внешних проявлений своего еврейства? Они не носят кипы, меняют свои имена. Этот страх заставляет многих из них дистанцироваться от всего, что может выдать в них евреев. Получается так — евреи принадлежат к племени людей, которых терпят не любя. А они готовы отдавать все силы на благо этой страны только за то, что она их терпит. Терпит, как мачеха терпит нелюбимых чужих детей. Но требует, чтобы они ее любили и перед ней преклонялись.

В детстве, когда Сергей еще не мог отличить правды от лжи, ему внушали, что он живет в лучшей стране мира. Теперь же реалии жизни очень быстро помогли ему прозреть. Ну что же, подумал он. Если я им не нужен, то и они мне больше не нужны. Буду считать, что с этого момента мой роман с комсомолом закончен.

Вернувшись домой, он достал свой комсомольский билет и стал аккуратно выдергивать из него страницы, одна за другой. Затем изорвав их в мелкие клочья, выбросил в мусор. Обложку билета ему порвать не удалось — она была сделана из какого-то прочного и гибкого пластика. Тогда он развел небольшой костерок в конце двора у забора, и бросил в него обложку, наблюдая, как огонь превращает ее в черную бесформенную вонючую массу.

XV

Придя на тренировку и спускаясь по ступенькам стадиона на беговые дорожки, Сергей издали заметил Надю. Она лежала на траве возле футбольных ворот, и Дворкина массировала ей ногу. Сергей подошел к ним.

— Привет! Что случилось?

— Привет, — морщась от боли, сказала Надя. — Мышцу свело. Эстер Львовна пытается сделать мне массаж.

— Какой массаж ты хочешь от старой, больной женщины? Здесь нужны руки посильней, — Дворкина повернулась к Сергею. — Вот ты как раз вовремя. Помоги девушке.

— Ну если девушка не возражает, — пожал плечами Сергей.

— Девушка не возражает, — ответила Надя. — Уж очень сильно нога болит.

— Эстер Львовна! — окликнули Дворкину из сектора для прыжков. — У меня что-то с разбегом не клеится. Посмотрите.

— Иду! — Дворкина встала.

— Мышцу больше не напрягай, — дала она совет Наде. — Побегай босиком по травке пару кругов трусцой и сходи в спортивную поликлинику. Пусть посмотрят — может понадобиться несколько сеансов физиотерапии, — и она направилась к сектору для прыжков.

— Как это случилось? — спросил Сергей, садясь рядом.

— Видно недостаточно разминалась. А потом резко ускорилась.

— Ну показывай, где болит.

— Вот здесь. Сзади, — она показала место на бедре. — Там какое-то затвердение образовалось.

Сергей стал осторожно массировать ногу, пытаясь нащупать затвердение.

— Я же просила спортивный массаж, а не эротический, — рассмеялась она, все еще продолжая морщиться от боли.

В этот момент Сергею удалось нащупать комок зажатой мышцы, и он слегка надавил на него.

— Ай! — вскрикнула Надя.

— Что? Так больно?

— Нет. Млею от удовольствия, — она пыталась шутить. — Я же не Гусев. Это по нему можно ходить даже ногами, и он не почувствует. А у меня комплекция другая.

— Я тоже не массажист. Можешь попросить кого-то другого.

— Хочешь отвертеться? Не удастся. Так что продолжай.

— Ну тогда терпи.

— Что я и делаю.

— Кстати, вечером мама тебя не слишком ругала?

— Ругала? Нет, не ругала. Но от нее ничего не утаишь. Знаешь, что она у меня спросила, когда я вернулась?

— И что же?

— Она так подозрительно улыбнулась и спросила: — «И что это у тебя так глазки светятся?».

Сергей рассмеялся.

— И что ты ответила?

— Что еще нахожусь под впечатлением от спектакля. А мама говорит, что хотела бы, наконец, тоже посмотреть на этот спектакль, от которого у меня такие впечатления. Так что в следующий раз тебе придется зайти к нам домой, — она попыталась улыбнуться. — Как тебе такая перспектива?

— Не могу сказать, что она меня слишком обрадовала. Это все равно, как идти на экзамен. А вдруг я твоей маме не понравлюсь?

— Не переживай! Я уверена — понравишься. Я ее знаю. Просто она хочет убедиться, что я не связалась с какой-то мрачной личностью.

— А ты уверена, что я не мрачная личность?

— Ты? — она рассмеялась. — Не смеши меня. Так придешь?

— Делать нечего — приду!

— Отлично! — обрадовалась она. — По такому случаю у меня даже мышцу отпустило.

— Стало легче? Этот комок уже не прощупывается.

— Да, гораздо легче. Спасибо, доктор, — она встала и потрепала его по волосам. — Пойду, по травке побегаю. А потом в поликлинику.

— Пойти с тобой?

— Зачем тебе пропускать тренировку? Поликлиника рядом со стадионом. Не заблужусь. А мышца при ходьбе не болит.

— Ладно. Если передумаешь, скажи. Я пойду с тобой.

— Не переживай, все будет нормально, — она сняла кроссовки.

— Вот, держи, — он протянул ей книгу.

— Что это?

— Сонеты Шекспира. Ты же хотела почитать.

— Конечно! Спасибо тебе, — она положила книгу рядом с кроссовками и медленно побежала по зеленому футбольному полю.

— Серега! — — Валера Митрохин махал ему издали рукой. — Чего сидишь? Пошли на разминку.

— Опаздываешь, — Сергей указал на большие часы на фасаде здания.

— Моя лошадь сегодня не пришла вовремя, — развел руками Валера.

Он бросил свои шиповки на скамейку, хлопнул Сергея по спине, и они вместе медленно побежали по дорожке стадиона.

После тренировки Сергей все же зашел в спортивную поликлинику, надеясь застать там Надю, но ему ответили, что она получила сеанс физиотерапии и уже уехала домой.

XVI

В следующую субботу, изрядно опустошив куст сирени, росший под окном, Сергей стоял перед дверью Надиной квартиры. Ему еще не приходилось бывать в такой ситуации, и он чувствовал какую-то неловкость и неуверенность. Он позвонил. Дверь открыла Надя.

— Ух, ты! Какая красивая сирень! Это мне?

— Извини, тебе будет в следующий раз. Это твоей маме.

— Решил подлизаться? — рассмеялась она. — Я всегда говорила, что ты льстец! Ну пойдем.

Сергей вошел и в нерешительности остановился в прихожей.

— Мама! — громко позвала Надя. — У нас гости, — и повела Сергея в большую комнату.

Её мама, женщина лет сорока пяти, сидящая на диване, отложила газету и поднялась навстречу. Была она невысокого роста с интеллигентной внешностью, седыми волосами и потухшими взглядом. И даже когда она улыбалась лицо ее оставалось печальным. Чувствовалось, что ей в жизни пришлось перенести немало трудностей.

— Познакомьтесь, — сказала Надя. — Это Сергей. А это моя мама.

— Я догадался, — улыбнулся Сергей.

— Вера Павловна, — представилась Надина мама.

— Очень приятно, — он пожал протянутую ему руку.

— А это вам, — и протянул ей букет сирени.

Вера Павловна взяла цветы.

— Спасибо. Очень красивый букет.

— А как пахнет, — добавила Надя, и опустила лицо в сирень. — Обожаю этот запах.

— Вот и поставь их в вазу, — Вера Павловна передала ей цветы.

— Подожди пару минут, — Надя посмотрела на Сергея. — Только поставлю цветы и переоденусь. Я быстро.

Сергей кивнул.

— Присаживайтесь, Сережа, — предложила Вера Павловна.

— Спасибо, — Сергей сел на диван.

— Как вам спектакль? Понравился?

— Да, конечно. Актеры играли отлично. Особенно мне понравился Меркуцио. Так здорово произнес свой монолог! И фехтует хорошо. Такое впечатление, что поединки на шпагах им поставил тренер по фехтованию. Да и вообще: красивые декорации, костюмы, парики.

— Парик, грим — это все только помогает талантливому актеру найти свое лицо. Вы понимаете, о чём я говорю? — спросила Вера Павловна.

— Конечно! Но без таланта никакой грим не поможет.

— Надя рассказала, что вы хорошо ей переводили.

— Это было несложно.

— А где вы так хорошо выучили украинский язык? Неужели в школе?

— Я родился в селе. Недалеко от нашего города. Так что украинский был моим первым языком, на котором я начал говорить. Ну а в городе все говорят на русском. Вот и освоил два языка.

— А вот мы все время кочевали. То Дальний Восток, то Казахстан, то Германия. Поэтому у Нади только один язык — русский.

— Это не беда. Весь Союз говорит на русском.

— Вы с Надей вместе тренируетесь? — сменила тему Вера Павловна.

— Не совсем вместе. У разных тренеров. Летом часто на одном и том же стадионе. А зимой, как правило, в разных спортзалах.

— А вы давно с Надей знакомы?

— Даже не знаю, как точнее ответить, — улыбнулся он. — Издалека, на стадионе, видели друг друга давно. А вот познакомились чуть больше месяца тому назад, на соревнованиях в Ялте.

— Да, я так и думала.

— Почему же? — заинтересовался Сергей.

— Потому что она изменилась после возвращения оттуда.

— В какую сторону? Худшую или лучшую?

— Ни в ту и ни в другую. Просто изменилась. Я мать. Поэтому сразу почувствовала. Но вам, молодым, этого пока не понять, — она улыбнулась.

— Всему свое время. Ваше поколение доживет до нашего возраста — тоже будет хорошо чувствовать своих детей.

— Нам еще надо дожить.

— А куда вы денетесь? Войны, слава богу, нет, и не предвидится. Так что вам всем надо учиться и думать о будущем. Вы, Сережа, будете поступать в этом году?

— Да, конечно.

— И куда, если не секрет?

— Не секрет. Хочу попробовать в наш университет. На исторический.

— А вот Надя хочет в медицинский.

— Да, она мне рассказывала.

— О чем это я тебе рассказывала? — Надя вошла в комнату и услышала последнюю фразу.

— О том, что ты будешь нашим семейным врачом, — вместо Сергея ответила Вера Павловна.

— Мама! Запасись терпением. Когда еще это будет! — она повернулась к Сергею. — Сережа! Я готова. Можем идти.

— Только не возвращайся поздно!

— Я помню! Не позже одиннадцати.

— Вера Павловна! — Сергей встал. — Не волнуйтесь, в одиннадцать часов Надя будет дома. Обещаю.

— Сережа, я на вас надеюсь.

— Все мама. Мы ушли. Пока, — Надя поцеловала маму в щеку и, взяв Сергея за руку, потянула к выходу.

— До свидания, Вера Павловна, — только и успел сказать Сергей.

Они вышли на лестничную клетку.

— Маму ты поцеловала, а меня забыла? — шутливо упрекнул он.

— Не завидуй! Маму я поцеловала на прощанье. Когда будем возвращаться, тебе достанется даже в большем количестве, — так же шутливо ответила она.

— Это точно?

— Беру на себя такое обязательство, — Надя рассмеялась.

На него накатила какая-то волна нежности и, подхватив Надю на руки, он стал спускаться по лестнице. Она инстинктивно обхватила его шею руками.

— Отпусти! Сейчас вместе упадем, — но голос ее был явно довольный.

— Нет, не упадем, — Сергей донес ее до двери парадного и поставил на пол.

— Сумасшедший! Зачем меня нести? — Надя улыбалась.

— Я, обычно, сама спускаюсь по лестнице, — – добавила она и лукавые искорки мелькнули в ее глазах.

— Всё обычное, как правило, не запоминается. В памяти остается только необычное. А мне хотелось, чтобы ты это запомнила, — он обнял ее и поцеловал.

— Как странно, — подумал он, — всего лишь несколько пылких поцелуев могут так все изменить.

Ведь его отношения с Надей стали явно иными. Возникла какая-то чудесная близость и понимание.

— Ты, я вижу, решил взять встречные обязательства и сразу приступить к их выполнению, — в ее глазах вновь блеснули знакомые искорки.

— Пока ты начнешь выполнять свои — пройдет еще много времени. Зачем же так долго ждать? — он улыбнулся.

— Ладно, я не возражаю, — рассмеялась она. — Только такими темпами мы даже до кинотеатра не доберемся. А мы ведь еще и погулять хотели перед фильмом.

Дойдя до городского парка, раскинувшегося на прибрежных холмах, они прошли сквозь колоннаду центральных ворот и оказались перед дворцом князя Потемкина, построенном почти двести лет назад в стиле строгого классицизма. На небольшой площади, перед центральным входом, весело играл своими струями декоративный фонтан. Сергей и Надя остановились на некоторое время, охваченные внезапным восторгом, какой овладевает при виде красоты лишь теми, кто молод и способен тонко чувствовать.

Затем, миновав двор с фонтаном и старинный дворец, они попали в заброшенный сад, разбитый еще по велению Светлейшего князя. Могучие вековые деревья, которым здесь жилось вольнее и спокойнее, чем их собратьям вне сада, вздымали вверх огромные веера сверкающей зеленой листвы — она трепетала под легким ветерком. Птичий беззаботный свист звучал меж их ветвей. Совсем недавно распустились зеленые сердцевидные листья сирени, на тонких ветках качались гроздья нераскрывшихся бутонов, — еще немного и они забрызжут светло-лиловой пеной цветенья. А под ногами у них расстилался густой изумрудный ковер из молодой травы.

Они вышли из зарослей старого сада и пошли сквозь зеленые аллеи городского парка, весело болтая, смеясь и споря, и держались за руки, и целовались, когда думали, что никто их не видит, а глаза их так и сияли. Радость жизни и упоение любовью неодолимо влекли их друг к другу. Вокруг бушевал месяц май. Весенний воздух пьянил, а чувства били через край. Это был светлый период их жизни, наполненный любовью, как соты медом. Они были молоды и счастливы. И им казалось, что так будет всегда.

После фильма, они, как обычно, возвращались к Надиному дому пешком. Солнце уже садилось, и день затухал. Над крышами разливался ласковый багрянец. Город тонул в алых красках догорающего заката. В сиянии спускающегося вечера стояли окрестные дома, покрытые мягким налетом распустившейся, свежей зелени деревьев. Один за другим, словно на перекличке, зажигались уличные фонари. А в тёплом, наполненном весенними ароматами воздухе, уже ощущалась ночная прохлада.

— Как тебе сонеты Шекспира? Ты их читаешь? — спросил Сергей.

— Конечно, читаю. Мне нравится. Вот, например:

— Когда меня отправят под арест.

— Без выкупа, залога и отсрочки,

— Не глыба камня, не могильный крест —

— Мне памятником будут эти строчки.

— Тебе это ничего не напоминает? — Надя вопросительно посмотрела на него.

— Наверное, вот это:

— Я памятник себе воздвиг нерукотворный.

— К нему не зарастет народная тропа.

— Я угадал?

— Да. Я тоже об этом подумала. Наши с тобой мысли совпадают.

— Но у Пушкина это звучит более оптимистично.

— Нет, весь я не умру — душа в заветной лире

— Мой прах переживёт, и тленья убежит.

— Все-таки он оптимист и считает, что душа бессмертна. А у Шекспира этого не чувствуется, — подытожил Сергей.

— Ты веришь в бессмертие душ?

— Хотелось бы. Но нет, не верю. Нас с детства учили быть атеистами.

— Стыдно мне, что я в бога не верил.

— Горько мне, что не верю теперь.

— Есенин! Ты столько стихов знаешь! — удивилась Надя.

— Так я же с гуманитарным уклоном, — рассмеялся Сергей — Ты когда-то сама это сказала.

— Да, помню. Это когда мы ночью шли с вокзала. Такая необычная у нас получилась прогулка. Поэтому, наверное, и запомнила.

Ровно в одиннадцать вечера они уже стояли у дверей ее квартиры. Надя еще раз поцеловала Сергея и открыла дверь ключом. Навстречу, из комнаты, вышла Вера Павловна.

— Сережа, я вижу, вы умеете держать слово, — одобрительно произнесла она.

— Стараюсь по мере возможностей, — улыбнулся он.

— Хотите с нами попить чаю? — предложила Вера Павловна.

Надя поднялась на цыпочках и прошептала ему на ухо.

— Все! Считай, что ты получил высшую оценку на экзамене.

— Нет, спасибо. Хочу успеть добраться домой, пока еще транспорт не перестал ходить, — он отрицательно покачал головой.

— Помнится мне, Надя недавно вернулась около двенадцати. В это время транспорт уже не ходит. И как вы тогда добирались домой?

— На одиннадцатом, — улыбнулся Сергей.

— Разве у нас здесь есть такой маршрут? — она повернулась к Наде.

— Мама! Одиннадцатый — это значит пешком. На своих двоих, — она рассмеялась.

— Наверное, вам очень далеко добираться?

— По сравнению с теми сотнями километров, которые я набегаю за месяц, это пустяки.

— Сотни километров, — удивилась Вера Павловна и повернулась к Наде. — И ты столько пробегаешь за месяц?

Надя опять рассмеялась.

— Нет, мама. У меня другая методика тренировок.

— Сережа, — обратилась к нему Вера Павловна. — В таком случае, не буду вас задерживать. Не хочу, чтоб вы шли пешком.

— Спокойной ночи, Вера Павловна!

— Всего хорошего, — ответила она.

— Пока, — Надя, из-за маминой спины, послала ему воздушный поцелуй.

— До свидания! — он улыбнулся, и стал спускаться по лестнице.

XVII

Юношеская команда легкоатлетов Днепровска стояла на перроне вокзала в Каменске. Школьные экзамены, а для многих это были еще и выпускные, остались позади. Завтра начинались соревнования, а послезавтра, после их окончания, многие ребята хотели вернуться домой как можно раньше, чтобы не опоздать на свои выпускные вечера. Теперь же все ждали представителя городского спорткомитета, который должен был их встречать на вокзале. Но тот опаздывал.

С высоты перрона хорошо был видна убегающая далеко вниз широкая улица, застроенная пятиэтажками, типичными для хрущевского периода. В народе такие дома называли «хрущебами». В конце улицы, почти у самого горизонта, там, где и домов уже нельзя было различить, виднелся частокол высоких труб химических заводов. Из них непрерывно валил густой ядовито-желтый дым, застилавший полнеба. Запахи этого дыма чувствовались даже здесь на перроне вокзала, хотя он и находился в нескольких километрах от этих труб.

— Ничего себе! — удивился Митрохин. — Вот вам индустриальный пейзаж во всей красе.

— Просто картина художника. Да еще и с запахом, — съязвил Гусев.

— Когда художники пейзажисты рисуют вот такие индустриальные пейзажи, они, наверное, вдыхают этот воздух полной грудью и к ним приходит вдохновенье, — с сарказмом заметил Сергей.

— Как здесь люди живут? Тут же дышать нечем, — возмутился Толя Матвейчук.

Для него все было впервые. Первый раз он попал в команду, первый раз поехал на соревнования. И это были его первые впечатления от поездки. А первые впечатления, как правило, самые яркие. Толя учился с Сергеем в одной школе, но классом младше. Год назад Сергей заметил его на уроке физкультуры и привел на стадион к Берковскому. И тот взял его в свою группу. И вот спустя год Матвейчук уже выиграл городские соревнования по прыжкам в длину.

— Что вы все так разволновались? Местные жители уже давно привыкли к этим запахам и совсем их не замечают. Как в местном анекдоте, — успокоил их Митрохин.

— Какой еще анекдот? — поинтересовался Гусев.

— Из серии черного юмора. Не знаешь? Тогда слушай. Фашисты посадили в газовую камеру несколько мужиков. Включили газ. Смотрят в глазок. А мужики сидят, и анекдоты точат. Тогда открыли вентиль на всю катушку. Опять заглянули в глазок, — а те в карты режутся. Закрыли газ, открыли камеру. Спрашивают: «Как так, почему вы до сих пор живы?» А те отвечают: «Это вы про газ, что ли? Так мы из Каменска. Нам не привыкать».

— Они, может, и привычные. А нам с тобой придется на дистанции дышать этим дымом, — заметил Сергей.

— Пока будем бежать наши два круга, как раз и привыкнем, — рассмеялся Валера. — О, смотрите, кажись, явился местный представитель. Пойдем, послушаем.

Перед Берковским стоял тощий запыхавшийся мужичок и виноватым голосом рассказывал, как долго он не мог дождаться транспорта, поэтому пришлось добираться пешком. А вверх по такой крутой улице не так легко подниматься. Затем объяснил, что команду разместят в школе, недалеко от вокзала и стадиона. И что из классов вынесли все парты и внесли кровати. Осталось их только собрать. Он надеется, что для ребят-спортсменов это не составит большого труда. И повел всех к школе, которая на ближайшие два дня станет для них местом проживания.

Шли недолго. Через несколько минут они уже были на месте. Школа оказалась большим четырехэтажным зданием, стоящим на пригорке, к которому вели два пролета ступенек. Команду расселили в классах на верхнем этаже здания. Быстро покончив со сборкой кроватей, все спустились в вестибюль. Календарь соревнований уже висел на доске объявлений и возле него толпились ребята из других команд. Валера протиснулся вперед и посмотрел календарь. Затем, выбравшись из толпы, подошел к Сергею.

— Докладываю: четыреста — завтра, восемьсот — послезавтра. Оба вида последние в расписании. Теперь надо прикинуть, как успеть вернуться домой, чтобы на выпускной не опоздать.

— Мне легче — у меня выпускной только в следующем году, — заметил Матвейчук.

— Салага! — Митрохин дружески похлопал его по плечу. — Будешь еще в нашей шкуре.

— Идемте лучше обедать, — предложил Сергей. — Берковский сказал, что столовая тут недалеко.

— Я еще талоны на питание не получил, — спохватился Матвейчук.

— Ладно тебе. У нас с Серегой есть. Потом отдашь, — успокоил его Валера.

— А выиграешь — можешь и не отдавать, — добавил Сергей и посмотрел на Валеру. — Согласен? У человека должен быть стимул.

— Заметано! — согласился Митрохин.

— Тогда пошли.

В столовой они встретили Игоря Зуйкова, парня из своей команды. С его высоким ростом и длинными ногами он занимался барьерным бегом, в котором весьма преуспел. Из столовой, не спеша, возвращались уже вчетвером. Матвейчук был явно расстроен. Он почти ничего не смог есть и остался голодным. И все рассказывал, как вкусно готовит его мама и удивлялся, как можно есть то, что продают в этой «забегаловке». Ребята подтрунивали над ним.

— Если хочешь ездить на спортивные сборы и соревнования, тренируйся кушать в общепите. Иначе умрешь с голоду, в каком-нибудь чужом городе, — смеялся Митрохин.

— Или исхудаешь так, что тебя ветром сдует во время прыжка, — донимал его Игорь.

— Да ладно, оставьте парня в покое. Он еще не прошел курс молодого бойца. Еще будет уплетать столовскую пищу за обе щеки, — смеясь, пытался защитить своего подопечного Сергей.

— Ребята! А не кажется вам, что в столовую мы шли каким–то окружным путем? — спросил Валера. — Вот здесь, через дворы, будет гораздо короче.

— Давайте попробуем, — согласился Игорь.

— Ну да. Опять мы пойдем другим путем, — недовольным тоном сказал Сергей.

— Между прочим — ты не первый, кто так сказал, — многозначительно заметил Валера. — И всю страну повели другим путем.

— Надеюсь, это не кончится еще одной революцией и гражданской войной, как в прошлый раз, — шутливо предположил Сергей.

Они свернули в проход между домами и, пройдя через двор, вышли на соседнюю улицу. Школа, в которой они расположились, видна была издалека.

— Вот видите, как я могу ориентироваться в чужом городе, — похвастался Валера.

— Можешь работать следопытом, — пошутил Игорь.

— Или Иваном Сусаниным. В зависимости от обстоятельств, — иронично заметил Сергей.

— Будете меня доставать, в следующий раз заведу вас в какое-нибудь злачное место, — пообещал Валера и рассмеялся.

Они уже успели подойти к школе и даже поднялись на один пролет ступенек, когда их окликнули.

— Эй, вы!

Ребята оглянулись. Их быстро догоняли человек десять незнакомых парней.

— В чем дело? — спросил Зуйков.

— В том, что вам нечего ходить по нашему двору, — ответил один из парней со стрижкой «ежиком». В голосе его чувствовалась неприкрытая угроза.

Им, видимо, захотелось поколотить «чужаков», и показать, кто на районе хозяин. Вся эта компания окружила четверку со всех сторон. Было понятно, что назревает драка. Все четверо, не сговариваясь, стали спиной друг к другу, готовясь отразить нападение.

— Кто вы такие? И что вам нужно? — Сергей напрягся, пытаясь предугадать откуда последует первый удар.

— А ты, жидяра, сейчас узнаешь, что нам нужно, — крикнул стоявший напротив него парень.

При этих словах он замахнулся ногой, пытаясь ударить Сергея. Тот среагировал моментально. Одной рукой он перехватил ногу нападавшего возле голени, а второй поймал его за стопу и резко оттолкнул его от себя. Нападавший описал небольшую дугу и, рухнув на ступеньки, скатился вниз.

В тот же момент, с боку, мелькнул чей-то кулак и сильно ударил Сергея в щеку. Он отпрянул в сторону и развернувшись, наугад махнул ногой назад. Пяткой он угодил одному из нападавших в пах, и тот с криком рухнул на землю. Еще одного, ударом в челюсть, свалил на землю Зуйков. Ростом он был выше всех и нападавшим трудно было дотянутся до его лица. А вот его удары часто достигали своей цели.

— Трое уже выбыли, — крикнул он, не переставая отбиваться от наседавших.

— Если так дело пойдет, скоро сравняемся, — Валера раздавал тумаки направо и налево, успевая комментировать происходящее в перерывах между ударами.

Сергей краем глаза увидел, как нападавший, которого он столкнул с лестницы, прихрамывая, поднимается по ней. Изловчившись Сергей высоко подпрыгнул и ногой сильно толкнул его в грудь. Тот кубарем опять покатился по лестнице. Другой нападавший бросился к Сергею, пытаясь сзади ударить его по голове, но Валера подставил ему подножку и тот свалился на землю, так и не дотянувшись до Сергея.

Четверка ребят, оказавшись окруженной со всех сторон хулиганами, с трудом отбивалась. И, хотя реакция у спортсменов была лучше, вряд ли они долго смогли выдержать натиск напавшей на них и превосходящей по численности компании. Неизвестно, чем бы закончилась эта потасовка, но неожиданно двери школы резко распахнулись, и из них, с криками «наших бьют», начали выскакивать парни спортивного вида.

Увидев такое количество людей, бегущих к ним, хулиганы мгновенно бросились наутек. Вся толпа погналась за ними, даже не обращая внимания на ребят, которых они выбежали защищать. Одним из последних из школы неторопливо вышел Гусев.

— Чего они к вам привязались? — кивнул он в сторону убегавших.

— Какая-то местная шпана. Не понравилось, что мы через их двор прошли, — объяснил Сергей. — Но это повод. А скорее всего им хотелось кому-то навалять. Показать, какие они крутые.

— Вы то как? Целы?

— Вроде ничего, — Митрохин разглядывал ссадину на своем кулаке. — Вот видишь, кому-то врезал так, что руку разбил.

— А откуда столько народа? — удивился Зуйков.

— Мы из окна увидели, как на вас напали. Ну и все бросились вниз по лестнице на выручку. А на нижних этажах услыхали, что наших бьют и не стали разбираться, кто такие наши и тоже побежали вместе со всеми.

— Ничего себе, — покачал головой Матвейчук. — Там же больше ста человек.

— Так и команд много.

— А ты чего последний? — допытывался Валера у Гусева.

— Я же метатель. Не могу так быстро бегать, как они, — оправдывался тот.

— Ладно, пошли их догоним, — предложил Сергей. — Иначе эту братию толпа порвет на куски.

Они опять вернулись во двор, который проходили несколько минут тому назад. Он был заполнен возбужденной толпой ребят. Двоих из нападавших уже изловили и держали за руки. У одного из них виднелся свежий синяк под глазом, у другого текла кровь из носа. Оба имели весьма помятый вид.

— Вот. Двоих поймали. Остальные попрятались, — сообщил рослый парень в синей футболке. — Узнаете?

— Да черт его знает! В суматохе некогда было лица разглядывать, — неуверенно ответил Зуйков.

— Мы их поймали, когда они убегали. Это точно они, — настаивал парень.

Он с таким свирепым видом подтолкнул одного из них к Зуйкову и Гуровичу, что тот в самом деле испугался.

— А ну, проси у них прощение!

— Ребята, извините. Мы же не знали, кто вы, — промямлил тот.

— Я вижу, им уже изрядно досталось. Отпустите их, — попросил Сергей. — Думаю, теперь они будут обходить спортсменов десятой улицей.

Рослый парень схватил одного из пойманных за рубаху и притянул к себе.

— Ты понял, что спортсменов трогать нельзя?

— Да. Я все понял. Отпустите нас, — бормотал он. — Мы больше никого из вас трогать не будем.

В этот момент раздался вой сирены и во двор въехала милицейская машина. По-видимому, кто-то из жильцов дома успел позвонить в отделение. Из машины резко выскочили два милиционера, но, увидев такую большую толпу, остановились в нерешительности. Затем один из них все же подошел и дружелюбным тоном поинтересовался:

— Ребята, а что тут у вас происходит?

Их толпы сразу раздались возмущенные крики:

— Это у вас здесь происходит!

— Мы приехали на соревнования, а ваши местные напали на наших ребят!

— Вы наведите порядок у себя в городе!

— У вас по улице нельзя спокойно ходить!

— Так они же следят за порядком, — раздался смешливый голос из толпы. — А беспорядки их не интересуют.

Милиционер, не обращая внимания на ехидные реплики, подошел к парням, которых держали за руки.

— Знакомые все лица! — произнес он, довольно улыбаясь. — Доигрались, голубчики. Нашлась и на вас управа, — он присел на скамейку, врытую в землю посреди двора и не спеша закурил. Видно было, что он уже знает этих ребят. И они ему изрядно надоели.

— Ну что? Поедете с нами в отделение или сами тут разберетесь? — с издевкой в голосе спросил он у этих двоих.

— Лучше с вами поедем, — унылым голосом произнес тот, у которого был синяк под глазом.

Милиционер поднял вверх руку и миролюбивым тоном произнес:

— Давайте сделаем так: этих двоих мы заберем. А вы спокойно расходитесь, спокойно соревнуетесь, и никто вас больше не тронет, — он повернулся к тому, у которого был разбит нос. — Правильно я говорю?

— Правильно, — угрюмо подтвердил тот.

— Ну а ты с этим согласен? — спросил он у второго.

— Согласен, — пробормотал он.

— Вот и договорились. А вы, ребята, расходитесь. Никто вас больше не тронет.

— Пусть только попробуют. Мы опять сюда придем и наваляем им по полной, — не унимался кто-то.

— Мы всем вам обещаем, — медленно повторил милиционер, — можете ходить спокойно. Вас никто трогать больше не будет.

Он отвел двоих хулиганов в машину. Те даже были рады, что их забрала милиция. Толпу они боялись больше. Машина задним ходом выехала со двора и, развернувшись, помчалась по улице. Толпа, возбужденная недавними событиями, потихоньку успокаивалась, и начала неохотно расходиться.

— Наверное, это какой-то бандитский район, — предположил Матвейчук, когда они возвращались к школе.

— Помнится, Валера обещал нас только в следующий раз завести в злачное место. А повел туда сразу, — иронично добавил Зуйков. — Ну точно Иван Сусанин.

— Но до гражданской войны не дошло, — рассмеялся Валера. — Все ограничилось всего лишь небольшими волнениями.

— А милиция была очень рада, когда этой шпане накостыляли, — заметил Гурович.

— Почему ты так решил? — поинтересовался Митрохин.

— Ты видел, как этот милиционер все время улыбался. Не мог сдержать радости. Наверное, законными методами их наказать нельзя. А тут вдруг такой неожиданный случай подвернулся.

— И что им теперь будет? — спросил Матвейчук.

— А ничего. Промурыжат в милиции и отпустят. Но, думаю, нас они уже трогать побоятся.

— Ну и на том спасибо.

Возле входа в школу Сергей увидел Надю.

— Что это за массовые гуляния? — спросила она, указывая на толпу ребят.

— А ты не в курсе? — удивился Валера.

— Нет. Мы с девчонками ходили город смотреть. Только что вернулись.

— Это вы легкомысленно поступили. Тут, оказывается бандитский район.

— А что это у тебя со щекой? — она заметила ссадину на щеке Сергея. — Вы что, дрались?

— Пришлось немного.

— И как ты с такой щекой появишься на выпускном?

— Впереди еще двое суток. Заживет.

— А ты разве не знаешь? Шрамы украшают мужчину, — вклинился в разговор Валера.

— Может, кого и украшают. Но Сереже такое украшение не нужно. Мне он и так нравится.

— Так что же все-таки случилось? — обратилась она сразу ко всем.

— Мы тут местную шпану воспитывали, — гордо сообщил Валера и стал рассказывать о том, что произошло.

— Ну и в историю вы попали! Вам еще крупно повезло, что наши ребята вовремя заметили. А то бы вас сейчас по больницам искали.

— Догадываемся, — согласился Сергей. Ну, и во избежание всяких неожиданностей, ужинать пойдешь вместе с нами.

— С такой охраной! — к ней опять вернулось веселое настроение. — С удовольствием! Только я еще захвачу наших девчонок.

— Возражений нет, — за всех ответил Валера. — А мы захватим Гусева.

— Пойдешь с нами, Витек, — повернулся он к Гусеву.

— Хорошо поесть я всегда готов, — отозвался Гусев. — А если в теплой компании, то тем более.

Поход на ужин прошел без всяких приключений. В обе стороны ребята прошли по злополучному двору. Но двор как будто вымер. В нем не было ни одной живой души.

***

Во второй день соревнований, он же и последний, Сергей с Валерой, пришли на стадион часа за два до своего забега.

— И чего мы так рано сюда притащились? — все время недоумевал Валера. — Тебе интересно посмотреть, как твоя Надежда выступает? Так и скажи.

— А что сидеть в этой школе. Здесь свежий воздух, приятная обстановка. И вообще, когда попадаешь на стадион, даже становишься как-то бодрее. Ты такого не чувствуешь?

— Чувствую, что нам придется, высунув языки, бежать на вокзал, чтоб успеть на электричку. Мне бы не хотелось попасть на выпускной к его окончанию. В жизни такое событие бывает только раз.

— Что ты дергаешься раньше времени. Как говорят в Одессе: «Будем решать проблемы по мере их поступления». Электрички ходят каждый час. Ты бы лучше настраивался на соревнования.

— Да что там настраиваться? Я буду ждать тебя на финише и сразу рванем на вокзал. Так что ты там не очень задерживайся на дистанции, потому как я долго ждать не буду. Уеду сам, — шутливым тоном сказал Валера и похлопал его по плечу.

— Не торопись бежать на вокзал. Во-первых, не исключен вариант, что придется ждать награждения. А во-вторых, и это, наверное, во-первых, ты сначала попробуй добраться до финиша раньше меня.

— А кто мне помешает. Ты что ли? — смеясь, продолжал подкалывать его Валера.

— Угадал. Я тебе и помешаю.

— А давай поспорим. Кто проиграет, тот и берет билеты на электричку.

— Договорились.

Они протянули друг другу руки.

— А кто перебьет? — Валера оглянулся по сторонам.

— А о чем спор? — они не заметили, как к ним подошла Надя.

— Да вот, спорим, кто сегодня выиграет. Валера обещает ждать меня на финише, пока я буду до него добираться.

— Не спорь. Ты же проиграешь, — повернулась она к Митрохину. — Я видела Сережу на последних тренировках. Он в отличной форме.

— И у меня форма отличная. Как на меня пошита, — Валера рассмеялся и подёргал себя за футболку.

— Ну, как знаешь, — она разъединила руки спорщиков. — А мне пора. Иду на финал.

— Удачи, — пожелал ей Сергей.

Она перепрыгнула через ограждения и медленно побежала в сторону старта на двухсотметровую дистанцию.

— Ни пуха, ни пера! — крикнул ей вдогонку Валера.

— К черту! — не оглядываясь, ответила она.

Через несколько минут участницы финала уже устанавливали стартовые колодки и готовились к забегу. Наконец, раздалась команда.

— На старт!

Стадион тоже притих. Несколько мгновений напряженного ожидания и выстрел стартера сорвал бегуний с места. Наде досталась вторая дорожка, но после виража она уже бежала первой с отрывом в несколько метров.

— Во дает! — удивился Валера. — Ну уж очень быстрое начало!

До финиша оставалось метров пятьдесят, когда стало заметно, что скорость бега у нее снижается.

— Быстро начала. Теперь сил не хватает на финише, — с досадой бросил Валера.

— Руками работай, руками, — закричал Сергей, хотя он и понимал, что Надя и сама знает, что нужно делать. Просто она стартовала слишком быстро и теперь, действительно, ей не хватало сил.

Тем временем Надя уже финишировала первой с заметным отрывом от остальных.

— Интересно, какое у нее время? Жаль, что нет секундомера, — сокрушался Сергей.

— Подожди. Сейчас объявят. Все узнаем, — успокаивал его Валера. — И вообще, думай, как сам бежать будешь.

И тут же перешел на иронию.

— И где мне лучше тебя ждать — сразу за финишем или возле судейской вышки?

— Ну хватит. Шутка бывает хорошей только первый раз.

— Ладно, будем считать ее неудачной. Да и вообще, не нервничай так, — продолжал подкалывать его Валера. — Вон смотри — твоё успокоительное идет.

Он кивнул в сторону судейской вышки, откуда к ним приближалась Надя.

Она подошла и села рядом с Сергеем. Вид у нее был уставший, тем не менее, настроение веселое.

— Поздравляю! Ты молодец, как всегда! — Сергей одной рукой обнял ее за плечо и, слегка притянув к себе, отпустил. — Что ж ты так быстро начала?

— Наверное, боялась опоздать на электричку, — пошутила она.

— Тогда в конце, чего скорость сбросила? — спросил Валера. — Сил не хватило?

— Нет. Просто поняла, что все равно придется ждать награждения. Поэтому некуда торопиться, — она рассмеялась.

— Молодец, Надюха, за словом в карман не лезешь, — Валера улыбнулся и покачал головой.

— Как до вокзала добираться будешь? — поинтересовался Сергей.

— Нас как раз четыре девчонки собралось. Возьмем такси. А вечером, может, увидимся на Набережной. Там же все школы собираются встречать рассвет.

— Там будет полно народа. Вряд ли кого-то удастся найти, — с сомнением в голосе сказал Валера. — Самому бы не потеряться.

— На месте видно будет, — Сергей встал. — А нам пора на разминку.

Он махнул Валере рукой, приглашая его подняться.

— Пошли.

Они уже отошли на несколько шагов, когда Надя окликнула Сергея. Он вернулся, и она тихо сказала.

— Ты выиграешь. Я уверена.

— Я тоже, — улыбнулся он и догнал Валеру.

— Что случилось? — поинтересовался тот.

— Пожелала нам удачи.

— Обоим одновременно?

— Типа того.

На лице Валеры появилась гримаса удивления.

— Начнем? — предложил Сергей.

И они медленно побежали по зеленому ковру футбольного поля. Их догнал Зиновьев.

— Ну что, сегодня посмотрим какие твои реальные результаты? — даже не поздоровавшись, с ехидцей в голосе, спросил он у Сергея.

— Посмотрим, — ответил тот. — И на твои тоже.

— За меня не беспокойся. Я еще у тебя и выиграю.

— Вот и попробуй, — усмехнулся Сергей. — Хвалилася сорока море підпалити. — добавил он по-украински.

— Вот и увидим, — Зиновьев увеличил скорость и убежал вперед.

— Еще один желающий у меня выиграть, — Сергей покачал головой.

Минут через сорок они уже стояли на линии старта.

— Ну что? — спросил Валера. — Кто кого ждать будет?

— Сейчас увидим. Осталось меньше двух минут.

Сразу, после старта, Валера занял место лидера. Сергей бежал за ним вплотную. Метров за триста до финиша легко обогнав Валеру он сам повел забег. Выбежав на финишную прямую, увидел, как с ним поравнялся кто-то из бегунов и даже стал его обгонять. Сергей начал ускорение, но парень не отставал. Так они пробежали еще метров пятьдесят. Но постепенно Сергей все же оторвался от него, и первым закончил дистанцию. Пробежав по инерции несколько метров, он повернулся и пошел к финишной черте. Незнакомец, который только что пытался у него выиграть, стоял там, тяжело дыша. Это был рослый темноволосый парень, почти на пол головы выше Сергея. Его стройная фигура и широкие плечи говорили о крепком телосложении, способном переносить большие нагрузки. Когда Сергей поравнялся с ним, тот улыбнулся и поднял в приветствии руку. Они хлопнули друг друга по ладоням.

— Еще немного и я бы у тебя выиграл, — весело сказал тот. — Чуток сил не хватило.

— А ты откуда? Раньше тебя не видел.

— Я из Павловска, — парень протянул Сергею руку. — Костя Крылов.

— А я Сергей, — пожал он протянутую руку. — Гурович.

— Мне про тебя рассказывали. Я все же надеялся выиграть.

— Ну может, в следующий раз тебе повезет больше, — улыбнулся Сергей. Он повернулся и пошел к Валере. Тот стоял согнувшись, тяжело дыша, и уперев руки в колени, улыбался.

— И чему ты так улыбаешься? — поинтересовался Сергей.

— Если проигравший улыбается, — победитель теряет вкус победы, — с иронией сказал Валера.

— Вкусы у всех разные. Даже у победы. А вот билеты за твой счет, — Сергей похлопал его по спине.

— Опять дыхалка подвела, — пожаловался Валера. — А кто этот парень?

— Костя Крылов из Павловска.

— Он на финише здорово накатил. Чуть и у тебя не выиграл.

— Но не выиграл же.

— А я между прочим был третьим и выиграл у Зины, — похвастался Валера. — Так что спеси с него немного согнал.

— Бросал бы ты покуривать, а то скоро у тебя будут выигрывать и Зина и все остальные, — предупредил его Сергей.

— Да сколько я курю! — возразил тот. — Иногда одну сигарету.

— Ты же знаешь — капля никотина убивает даже лошадь.

— Но мы то не лошади.

— Еще какие лошади! Гоняем кругами, как кони на ипподроме. Так что завязывай со своими сигаретами. А то привыкнешь, потом вообще бросить не сможешь.

— Ну все, уговорил, — согласился Валера. — Бросаю.

Они сели на скамейку и начали снимать шиповки.

Рядом уселся Зиновьев.

— Ну что Зина, как тебе реальные результаты? — спросил Сергей.

— Просто я сегодня не в форме, — зло ответил Зиновьев.

— Плохому танцору всегда что-то мешает, — рассмеялся Валера.

— А ты можешь не вставлять свои пять копеек? — раздраженно спросил Зиновьев.

— А почему бы и нет. Ведь я сегодня тебя сделал. Вот когда у меня выиграешь, тогда сможешь и свои пять копеек вставить. А пока тренируйся.

— Пошли на трибуны, — повернулся он к Сергею. — Скорее бы уже смотаться отсюда.

Но уехать со стадиона им удалось лишь через час. После награждения они сразу бросились на вокзал. И увидели только хвост уходящей электрички. Прошел еще один томительный час, пока пришла следующая. Им все время казалось, что она ползет медленнее черепахи и останавливается возле каждого телеграфного столба. Валера нервничал, Сергей постоянно смотрел на часы. Но ничего поделать они не могли. Домой удалось попасть только под вечер.

XVIII

Все приветственные речи были уже произнесены и шла выдача аттестатов зрелости, когда Сергей появился в актовом зале школы. Выпускников по одному вызывали на сцену, и завуч, пожилая женщина в массивных очках, произносила короткий спич, стараясь найти для каждого несколько теплых слов. Затем зал оживлялся жиденькими аплодисментами. И если основная масса присутствующих хлопала из вежливости, то друзья и одноклассники выпускника, получающего аттестат, аплодировали с энтузиазмом и громче всех.

Сергей отыскал глазами ребят из своего класса, пробрался к ним и уселся в свободное кресло. Рядом оказалась Оля Богданова, лучшая ученица класса. Она появилась в их классе всего лишь пару лет назад. Это была привлекательная, уверенная в себе девушка, знавшая, чего хочет от жизни. Держалась она со всеми весьма независимо. У ее собеседников часто возникало ощущение, что она делает большое одолжение, разговаривая с ними. Исключением были лишь несколько человек, составлявших внутри класса небольшую компанию единомышленников, в которую входил и Сергей. Одноклассники в шутку называли их «могучей кучкой». К ним, в конце концов, она и примкнула.

— Привет! Наш класс уже вызывали? — садясь рядом и хлопая очередному выпускнику, вполголоса спросил Сергей.

— Нет еще. Мы следующие.

— Я так и понял. Раз я не вижу у тебя в руках золотую медаль, значит, нас еще не вызывали.

— У тебя еще будет возможность посмотреть на нее. Но потом отдам родителям. Вон они, сидят в зале.

— Мои тоже должны быть где-то здесь. Но я их пока не видел.

— А ты почему так поздно?

— Только что приехал с соревнований.

— «Он возвратился и попал, как Чацкий, с корабля на бал», — иронично произнесла она, продолжая глядеть на сцену, где вручали аттестат очередному выпускнику.

— Что-то вроде того. Как Чацкий или Онегин. Выбирай что больше по вкусу.

— И как ты выступил?

— Выиграл.

— Поздравляю! Ты в этом году прямо как восходящая звезда. Далеко пойдешь!

— Ага. Если милиция не остановит, — пошутил он.

— Алексеев, — раздался голос завуча, усиленный динамиком.

— Ну вот, добрались и до нашего класса. Первый пошел, — заметил Сергей. — Я все же успел вовремя.

Затем вызвали Олю. Завуч школы вручила ей золотую медаль и дольше обычного нахваливала ее достоинства.

Когда Оля вернулась на место, Сергей одобрительно кивнул в сторону ее медали.

— Хорошо смотрится. Внушительно.

— Не завидуй. Ты ведь тоже сегодня вернулся с медалью.

— Твоя весит гораздо больше. Сдаешь один экзамен на пятерку, и ты в институте. А мне придётся сдавать все.

— Я тебя умоляю! — махнула рукой Оля. — Слышала я, как вы, спортсмены, сдаете экзамены.

— Слухи сильно преувеличены.

— Дыма без огня не бывает, — настаивала она.

— О чем мы спорим. Осенью приду, и расскажу тебе, как было.

— До осени забудешь даже, где я живу.

— Гурович, — донеслось из динамика.

— Как же можно забыть, где живет лучшая ученица класса, — рассмеялся Сергей, вставая.

Он поднялся на сцену. Завуч, перед тем, как передать аттестат Сергею, повернулась к микрофону.

— Те, кто учился у нас с самого начала, помнят, наверное, каким хилым и болезненным гадким утенком в младших классах был Гурович. Но вот прошли годы, и этот гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя. Он лучший спортсмен школы и чемпион области. Пожелаем ему высокого полета во взрослой жизни.

— Элла Захаровна! Ну зачем же вы так, — тихо произнес Сергей, принимая аттестат. — Какой ещё лебедь? Я сейчас провалюсь под пол.

— Ничего. Пол крепкий. Выдержит.

Сергей вернулся на свое место.

— И куда лететь собрался, лебедь ты наш? — с иронией спросила Оля.

— Время покажет.

— Ты что, еще не решил, куда будешь поступать? — удивилась она. — Дай угадаю.

И внимательно посмотрев на него, спросила:

— В институт физкультуры? Или на исторический? Контрольные по истории у тебя чуть ли не полкласса списывали.

— Да. Скорее всего на исторический. Ну а ты куда?

— Я? В химико-технологический.

— Брр. Терпеть не могу химию, — Сергей сделал страдальческое лицо.

— А мне нравиться.

— Вольному — воля, — он пожал плечами.

Когда церемония выдачи аттестатов закончилась, все стали покидать актовый зал. Сергей нашел своих родителей, отдал им аттестат, и хотел вернуться к своему классу.

— Только возвращайся не поздно, — мать по привычке стала давать ему указания.

— Ты это о чем? — перебил ее отец. — Это же выпускной вечер. Они гуляют до утра.

— Не ждите меня. Ложитесь спать. Ключ я взял. Все. Пока, — и Сергей направился к своим ребятам.

***

Сквозь длинные волосы растрепанных туч прощальные закатные лучи ласкали вечернее небо. Заканчивался самый длинный летний день. Солнечная дорожка на реке окрасилась в багровые тона и вскоре исчезла. Небо на востоке начало темнеть, выплыл кривой серп луны, и наступивший вечер вытолкнул утомленное солнце за горизонт. Звезды, словно песчинки вечности, проступили на темном небосводе. Ночь перебросила короткий мостик между закатом и рассветом. Зажглись уличные фонари, подсвечивая буйную зелень лета. С холмов городского парка, круто спускающихся к реке, стали взлетать фейерверки, рассыпаясь на тысячи разноцветных огней, отражающихся в темных водах Днепра.

Набережная была заполнена шумными толпами выпускников. Белые платья девушек перемешивались с черными костюмами парней. Везде слышен был гомон и смех. Где-то звенела гитара. Сергей с одноклассниками медленно шли по зеленой аллее. Листва каштанов над их головами, блестевшая в лунном свете, казалась почти белой — словно в нее залетела стайка бабочек капустниц.

Какой-то парень, взобравшись на столбик парапета, речитативом декламировал текст песни из популярного кинофильма.

— Вот и стали мы на год взрослей,

— И пора настает —

— Мы сегодня своих голубей

— Выпускаем в прощальный полет…

— Экзальтированный мальчик, — иронично заметила Оля, проходя мимо.

— Человек хочет, чтобы на него обратили внимание, — предположил Сергей.

— И поэтому корчит из себя Евтушенко? — усмехнулась Оля.

— Может, он поэт завтрашнего дня, — пожал плачами Сергей.

— Поговорим об этом послезавтра, — ирония звучала в ее голосе.

— Но кто знает, возможно лет через десять, он тоже будет популярным.

— Не будет, — категорично заявила Оля.

— Откуда такая уверенность, — удивился Сергей.

— Чтобы стать популярным лет через десять, уже сегодня нужно читать собственные стихи, а не декламировать чужие. К успеху ведёт длинная дорога, — она помолчала. — Вот ты, сколько лет спортом занимаешься?

— Где-то года три.

— Вот видишь. За это время добрался до какого-то уровня. А чтобы подняться выше, тебе потребуется еще несколько лет. Большое здание строится постепенно из маленьких кирпичиков. Кстати, я слышала, через пару лет Олимпиада в Мехико. А город находится высоко в горах. И воздух там довольно разряженный. Дышать тяжело. Так что ты учти это, когда там будешь.

— С чего ты решила, что я там буду? — Сергей удивленно посмотрел на нее.

— Ты в последнее время делаешь успехи в спорте. Я верю, что к тому времени сможешь попасть в команду и поехать на Олимпиаду.

— В команду попадают единицы. И я совсем не уверен, что буду среди них.

— Сережа! — Оля заговорила тоном наставника. — По жизни нельзя идти, сомневаясь в каждом своем шаге. Поставил перед собой цель — иди к ней без всяких колебаний. И вообще — плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.

— Ну хорошо, — Сергей рассмеялся. — Буду стараться.

— Вот так-то лучше, — Оля заулыбалась. — Не вешайте нос, сударь! Впереди вас ждут великие дела.

— Великие дела? Да кто меня к ним подпустит?!

— Опять сомнения? Не старайся меня разочаровать.

— Ну вот! — он опять рассмеялся. — Еще не очаровывал, а уже разочаровываю.

— Серега! Можно тебя на минутку? — окликнул его чей-то голос.

Сергей оглянулся и увидел невдалеке верзилу Колю Костикова, из параллельного класса.

— Извини, я на минутку, — сказал он Оле.

— Да. В чем дело? — Сергей подошел к Костикову.

— Что ты прилип к Богдановой, как банный лист? — зло спросил Костиков. — И в школе, и сейчас, на Набережной. Я хотел с ней поговорить, а ты все время возле нее крутишься.

Сергей рассмеялся. Все знали, что Костиков пытался ухаживать за Богдановой, но она не обращала на него никакого внимания.

— Чего скалишься? — не выдержал Коля.

— Если ты думаешь, что я пытаюсь ее охмурить, то можешь успокоиться. У меня таких мыслей нет. Мы с ней просто приятели. Ты же видишь, наш класс весь вечер вместе. Вряд ли когда-нибудь еще удастся так собраться.

— Но ты же от нее не отходишь, — не унимался Костиков. — Все время о чем-то болтаете.

— Ну да, у нас есть, о чем поговорить. Мы и в классе в одной компании. Если хочешь, присоединяйся к нам. Тоже поучаствуешь в разговоре.

— И о чем вы говорите?

— Обо всем. Только хочу тебя предупредить, — заговорщицким тоном продолжил Сергей. — Она девушка с небольшими причудами. Любит разговаривать только с людьми, которые чем-то отличаются от остальных. И вообще — её кумир в жизни — это Настасья Филипповна. Если не будешь восхищаться этой героиней — тебе хана.

— Какая еще Настасья Филипповна?

— Не знаешь Настасью Филипповну? «Идиот». Не читал?

— А за идиота могу и в морду дать. Не посмотрю, что ты у нас спортивная звезда.

Сергей опять рассмеялся.

— Ну ты и темный! «Идиот» — это название романа. Ты вообще читал Достоевского?

— Ну, читал, — неуверенно произнес Костиков. — Мы же «Преступление и наказание» в школе проходили.

— Проходили, — укоризненно произнес Сергей. — А ты, видно, мимо прошел. Пока не прочтешь «Идиота», твои шансы равны нулю. Лучше к ней не подходи. Засмеет. Впрочем, можешь рискнуть. Присоединяйся.

На лице у Костикова опять появилась гримаса неуверенности.

— Ладно. Гуляйте! — примирительно сказал он. — Я ей лучше на днях еще позвоню, — Костиков повернулся и пошел к своему классу.

Некоторое время Сергей смотрел ему вслед и подумал, что тот, видимо, все же заставит себя прочесть роман Достоевского. Чего только не сделаешь ради понравившейся девушки!

— Серега! Чего там застрял? Мы тебя ждем, — окликнули его, и он вернулся к своей компании.

— Слушай, — подошел к нему Алексеев. Тут ребята подсуетились. По случаю выпускного прихватили с собой несколько бутылок. Нашли недалеко тихий дворик. Там стол и скамейки. Давай с нами.

Звали Алексеева — Алексей. И в классе, в шутку его прозвали «Леха в квадрате». Леха обладал какой-то удивительной способностью организовывать ребят на всевозможные мероприятия. То на сбор металлолома, то поход на пляж, то на вечеринку по случаю праздника. За это он получил еще одно прозвище: «массовик затейник». Но Леха был парень добродушный и, когда его так называли, то не обижался, а только улыбался.

— Спасибо, ребята, — ответил Сергей. — Но у меня режим. Скоро опять соревнования. Давайте без меня.

— Режим, так режим, — разочарованно произнес Леха. — Я им так и сказал. Ну ты, как хочешь. Нам больше останется.

И вся компания двинулась к ближайшему переулку.

Сергей и Оля остались вдвоем у парапета.

— А ты чего не пошла?

— Пить в подворотне? — она брезгливо поморщилась. — Это не для меня.

— Наши девчонки тоже пошли.

— Это их дело, — Оля пожала плечами. — Каждый решает за себя. А что от тебя хотел Костиков?

— Интересовался творчеством Достоевского, — улыбнулся Сергей. — Хотел узнать, что интересного можно у него почитать.

— Сейчас он только проснулся? — удивилась она. — А в школе он чем занимался?

— Не знаю, — пожал плечами Сергей. — Наверное, играл в «морской бой» на уроках литературы.

— И что ты ему посоветовал? — поинтересовалась Оля.

— Посоветовал прочесть «Идиот».

— В самом деле? Это мой любимый роман.

— Я знаю, — Сергей снова улыбнулся.

— Откуда?

— Когда мы учили Достоевского, ты все время возмущалась, что этот роман не включили в программу. Там такая характерная героиня Настасья Филипповна.

— Я ее обожаю!

Сергей рассмеялся. Он понял, что Оля сейчас оседлает своего любимого конька.

— Что ты смеешься? — возмутилась Оля.

— Конечно, образ Сонечки Мармеладовой лучше доносит до нас антагонизм между бедными и богатыми, — с сарказмом продолжала она. — Не то, что сумасшедший князь Мышкин или Настасья Филипповна, швыряющая в огонь пачку денег.

— Такие герои нам чужды, — тон ее стал еще более язвительным. — Эти образы не помогают нам строить светлое будущее.

— Хорошо, что нас не слышат наши идеологические наставники. А то бы сказали, что ты политически незрелый элемент, не готовый к строительству коммунизма, — Сергей улыбнулся.

— А ты что, веришь в этот бред? — удивилась Оля. — Коммунизм? Уравниловка! Если кто-то будет пахать как лошадь, а кто-то прохлаждаться и при этом получать одни и те же блага, то кому же захочется напрягаться? Для того, чтоб человек хорошо работал, ему нужен стимул. А если при коммунизме все будут получать по потребностям, то кому захочется выполнять тяжелую, но необходимую работу: тягать мешки с цементом, вкалывать на урановых рудниках, чистить канализацию и подметать улицы? И кто захочет месяцами мерзнуть в тайге, прокладывая железнодорожное полотно, отбиваться от мошкары и комаров в тундре, изнывать от жары в пустыне? Я считаю, что коммунизм невозможен в принципе.

— Я тоже думаю, что если каждый сможет получать по потребностям, то никто не станет работать на вредной, опасной, нудной и тяжелой работе, — согласился Сергей.

— Конечно! — воскликнула Оля. — Кому вообще захочется работать, если и так можно иметь все, что пожелаешь. Обещать народу будущее, в котором каждый будет получать по потребностям, могут только отпетые обманщики или полные дураки. И еще говорить при этом, что работать будем все меньше, а получать все больше.

— Это какой-то парадокс — работая все меньше и меньше, невозможно получать все больше и больше, — Сергей пожал плечами. — Экономика развалится. Если это понятно нам, то почему там, на самом верху, этого не понимают?

— Да все они понимают! Во всяком случае, те, у кого есть пару извилин в голове. Просто им нужно народ чем-то отвлечь от насущных проблем. И сохранить свою власть и теплые кресла. Ведь власть –самая заразная болезнь на свете, сильнее всего уродующая людей. Эти уж давно живут как при коммунизме. Их обслуживает целый легион слуг — от поваров и парикмахеров, до водителей и телохранителей. Для них все бесплатно: санатории, бассейны, квартиры, одежда, питание и коммунальные услуги. Их лечат лучшие врачи лучшими медикаментами, поставляемые для них из проклятого загнивающего Запада. Я думаю, что всем этим вождям коммунизм в стране вовсе не нужен. А если вдруг он наступит, то кто их станет обслуживать и охранять? Все они демагоги и лгуны. Разве не так?

— По поводу демагогов и лгунов — согласен, — Сергей вспомнил свой недавний визит в обком комсомола. — Приходилось сталкиваться. И они мне объясняли, что я, в отличие от них, не совсем советский человек, — он саркастически хмыкнул. — Но у меня-то, ладно. А у тебя откуда такие взгляды на жизнь?

— Нужно просто открыть глаза и посмотреть по сторонам. Да и отец тоже кое-что рассказывает. Он, после того, как вышел в отставку, работал в Аэрофлоте. Там такое творилось! Просто нигде об этом не сообщалось. Ну разве, только когда гибли известные люди. Ты, наверно, много раз слышал рекламу: «Экономьте время! Летайте самолетами Аэрофлота!»

— Да, конечно.

— В Аэрофлоте из этой рекламы сделали поговорку в духе черного юмора: «Летайте самолетами Аэрофлота! Сэкономите минуту, потеряете жизнь». В общем, он ушел оттуда, от греха подальше.

— И что он теперь делает?

— Будешь смеяться. Преподает в школе милиции. Историю КПСС и политэкономию.

— Вот это да! — удивился Сергей. — Такая резкая смена направлений. Просто кульбит какой-то.

— Он надеялся, что хоть в таких структурах все нормально.

— Что ты имеешь в виду под словом «нормально»?

— Нормально — это честно, законно и добросовестно, — Оля на какое-то время замолчала. Затем пристально взглянула на него. — Чтоб тебе стало немного ясней, я расскажу кое-что. Но только пусть это останется между нами. Хорошо?

— Договорились!

— Вот у нас в стране, какой главный лозунг? — спросила она и сама же ответила: — «Все на благо народа, все во имя человека».

— Кто этого не знает? Эти лозунги у нас на каждом столбе написаны.

— А на деле всё совсем не так.

— Да это многим понятно.

— Может понятно, но не до конца. Потому что всей правды мало кто знает. А кто знает, тот помалкивает.

— Наверняка, так оно и есть, — согласился он.

— И чтоб тебе хоть немного стало понятней, я расскажу только один случай. Несколько лет тому назад в Новочеркасске довели рабочих до того, что они бросили работу и собрались у горисполкома. И стали требовать улучшения условий жизни.

— Ого! Я и не знал!

— Конечно, не знал! Об этом нигде не сообщалось. Но так и было. В магазинах самых простых продуктов нельзя было купить. Зарплата маленькая. Да и ту постоянно урезали. На жизнь не хватало. Вот народ и возмутился.

— И чем закончилось?

— А чем могло кончиться? Где права сила, там бессильно право. Ввели войска, начали стрелять. Погибли люди.

— Ничего себе! — воскликнул Сергей.

— Это еще не все. Потом было следствие. Самых активных арестовали, обвинили их в антисоветских действиях и расстреляли. И все скрытно. Ни слова по радио или в газетах.

— Ты уверена, что это правда? Откуда тебе стало известно?

— Я же тебе рассказала, где работает отец. А там есть языки, хоть и злые, но очень осведомленные, которые в узком кругу иногда делятся секретами. Они хоть и возмущаются, но сделать ничего не могут.

— Конечно, карьера дороже! И продолжают работать, как будто ничего не произошло?

— Не судите, да не судимы будете. Мы не можем осуждать их прошлое, потому что не знаем своего будущего, — заметила она. — Возможно, через много лет, мы тоже станем такими.

— Твой рассказ напоминает события девятьсот пятого года, когда расстреляли демонстрацию у Зимнего дворца. С этого и началась революция.

— Как видишь, прошло уже несколько лет, но никаких восстаний не случилось. Тебя это не удивляет?

— Мы живем в такое время, когда уже ничто не может удивить. Но когда-нибудь это властям аукнется. Количество перейдет в качество. Это почти как в ядерной физике. Когда накапливается критическая масса — происходит взрыв.

— Не думаю, что такое сравнение правильное, — возразила Оля.

— А мне кажется, что законы развития общества действуют так же, как и законы физики. Сравни, к примеру, Французскую революцию и Октябрьскую. Вначале якобинцы уничтожали реальных врагов, затем мнимых. Потом рубили головы друзьям и единомышленникам. А под конец — так уже всем подряд. Пока не отправили на гильотину главного революционера — Робеспьера.

— Да. Во Франции все начиналось под красивыми лозунгами. Свобода! Равенство! Братство! Вот гильотина всех и уравняла. И короля, и Робеспьера, — усмехнулась Оля.

— То же самое происходило и в России, после Октября, — продолжил Сергей. — Только французы прошли этот путь за три года. А у нас это растянулось на десятилетия. Пока наш Робеспьер — Сталин не умер.

— А его последователи до сих пор рулят.

— Но не таким зловещим методом. Затем у французов началась чехарда с директорией, пока не появился Наполеон. Если я прав, то наши смутные времена и появление собственного Наполеона еще впереди.

— Интересное предположение, — заметила Оля. — Один мудрец сказал, что власть — это ветер, а народ — трава. И гнется эта трава в ту сторону, куда подует ветер.

— Звучит довольно цинично, — усмехнулся Сергей.

— Циником становишься, когда видишь, во что превращают нашу жизнь эти власть имущие. Вешать лапшу людям на уши они умеют мастерски. И делают это без всякого стыда, хотя их занятие можно определить, как умственную проституцию. Сходство этого вида порока с похожим другим, бросается в глаза.

— Так может быть стоит изменить направление ветра?

— А кто будет его менять? За все эти годы голос официальной пропаганды так нам прожужжал уши, что трудно стало расслышать что-нибудь другое. А особенно то, что не услышишь по радио — голос сомнения. А наши идеологи тебе сразу начнут объяснять, что коней на переправе не меняют.

— Да мы все время на ней. Сначала ищем свою особенную дорогу: то коллективизация, то химизация, то еще что-то. Затем оказывается, что гоним лошадей не в том направлении, и снова возвращаемся к переправе. И опять ищем новые пути.

— А когда машинист ищет новые пути — поезд сходит с рельсов.

— Может быть, ты и права. Но, наверное, с годами мы лучше станем понимать этот мир. Если разобраться, каков он на самом деле, то возможно поймешь, как в нем жить. Вот все, что я хочу знать. А пока мы живем в каком-то переходном периоде. Я вижу, что верхи не хотят ничего менять, а низы не могут.

— Фраза получилась почти как у Ленина, только совсем наоборот, — Оля рассмеялась.

— Ну, а низы, — она пожала плечами. — Говорят, если бы господь не хотел, чтобы их стригли, он не сделал бы их баранами.

— А в школе нам постоянно твердили, будто мы живем в самой лучшей стране мира, — грустно произнес Сергей.

— Ты до сих пор уверен, что это так? — на лице ее появилась саркастическая улыбка.

— Я как раз, в этом не уверен. Но нам столько лет это внушали.

— Пора уже перестать быть таким наивным. Нужно научиться мыслить самостоятельно. Хотя …, — Оля пожала плечами. — Для многих — это не так просто. Ведь промывать мозги у нас умеют хорошо.

— Ну и разговоры мы с тобой ведем! — Сергей покачал гооловой. — Наверное, эта тема, не совсем подходящая для выпускного вечера. Мы неосмотрительно в нее втянулись и теперь блуждаем в дебрях. Может сменить ее на более веселую?

— Вот сейчас и сменим, — Оля указала на группу возвращающихся одноклассников.

Они подошли шумные и веселые.

— Ну что, заправились? — спросил Сергей.

— Жаль, что ты с нами не пошел, — рассмеялся Алексеев. — Тут Толян нам демонстрировал один номер. Ну прямо, как в цирке. Заливал вино из бутылки, не глотая, прямо в желудок.

— Наверное, долго тренировался, — пошутил Сергей. — Правда, Толян?

— Конечно, — подтвердил Толя Глушко. — Я и сейчас тренируюсь. Почти каждый день.

— Мастерство не пропьешь, — смеясь, сделал вывод Алексеев. — Профессионализм говорит сам за себя.

— Ну что, ребята? Где будем рассвет встречать? — спросил Сергей.

— А мы уже всё решили, — ответил Леха. — Махнем в городской парк. Там, с кручи, будет лучше видно.

Компания неторопливо направилась вдоль набережной в сторону городского парка, раскинувшемуся над Днепром. Они поднялись к ротонде, стоявшей на самой вершине холма. Отсюда открывалась великолепная панорама: озаренные луной аллеи парка, набережная, обсаженная ровными рядами каштанов, темные воды реки и часть города на противоположном берегу. Время, отпущенное для этой ночи, заканчивалось. Небо еще было усыпано звездами, но заря уже алела на горизонте узкою полоской кларета, которая светлея и расширяясь, стала занимать всё небо. Постепенно, под натиском рассвета, звезды на небосводе начали тускнеть и таять. Солнце еще не взошло, а запах реки и цветов стал сильнее. Все обещало ясный день. В стороне от парка, на набережной, крыши домов резко вырисовывались на фоне посветлевшего неба, будто театральные декорации. И только фонари на столбах все еще догорали, напоминая о минувшей ночи.

— Ну вот и все. Новый день настает, — Оля повернулась к Сергею. — У тебя найдется двушка? Хочу позвонить отцу, чтобы приехал за мной.

— Сейчас гляну, — Сергей вытащил из кармана несколько монет, нашел среди них двухкопеечную, и подал Оле.

— Тогда уж и проводи меня до автомата, — она улыбнулась. — Не идти же мне одной.

Они поднялись по ступенькам еще выше, к центральному входу в парк. Там стояло несколько телефонных будок. В первой же из них Оля сняла трубку и приложила к уху.

— Работает! — кивнула она головой.

Сергей отошел и огляделся по сторонам. В центре круглой площади, перед входом в парк, журчали струи фонтана. Широкая и уютная улица, со старыми кленами, убегала от площади вдаль, блестя вымытым мокрым асфальтом. По обеим ее сторонам уютно расположились двух и трехэтажные дома, выстроенные еще в прошлом веке, демонстрируя друг перед другом разнообразные архитектурные стили и направления. В некоторых окнах горел свет. Было раннее утро и люди собирались на работу.

— Ну вот, дозвонилась. Сейчас отец приедет, — подошла к нему Оля. — Так быстро ночь пролетела.

— Ведь это была самая короткая ночь в году.

— А с тобой было интересно поболтать. Если хочешь, можем на днях куда-нибудь сходить, — она рассмеялась. — Надеюсь, тему для разговоров найдем.

Сергей на мгновенье опешил от неожиданности. Когда кто-то из ребят приглашал ее на свидание, она холодно, но вежливо отказывала. Но никогда он не слышал, чтобы Оля сама предлагала кому-то встретиться.

— К сожалению, не получится, — придя в себя, ответил он.

Теперь уже Оля удивленно подняла глаза, и словно бабочка крылышками, взмахнула своими длинными темными ресницами. В них ярко блеснуло уязвленное самолюбие. Такого ответа она явно не ожидала. Сергей понял, что девушка, не привыкшая к отказам, обиделась и, чтобы как-то сгладить ситуацию, сказал.

— Ты же сама знаешь, что сейчас начинается. Подача документов, подготовка к экзаменам. А у нас еще спортивные сборы и республиканские соревнования. Так что свободного времени не будет совсем.

— Тебе точно надо идти в дипломаты, — она смерила его холодным взглядом и отвернулась.

Какое-то время они стояли молча. Из-за горизонта появился багровый шар солнца, прогоняя остатки ночи. В лужах на асфальте заиграли яркие блики. В окнах домов стал гаснуть электрический свет. Наконец, в конце улицы появилась бежевая «Волга». Развернувшись вокруг фонтана, она плавно остановилась возле них.

Оля не спеша направилась к машине и, открыв дверцу, повернулась к Сергею.

— Все же, заходи. Или хотя бы позвони, — и добавила с сарказмом. — Если, конечно, появится время.

— Пока! — он помахал рукой.

Она села в машину и захлопнула дверь.

— Сережа! Садись, подвезу, — высунувшись из окна, предложил ее отец.

— Спасибо! Я с ребятами.

— Ну как знаешь.

Машина рванула с места, обдав его ядовитым запахом выхлопных газов, смешанных со свежим утренним воздухом. Он закашлялся. Кто-то легонько похлопал его по спине. Сергей оглянулся. Он не заметил, как подошли ребята из его класса.

— Ну что, Серега? — с иронией спросил его Алексеев, и, указывая вслед удаляющейся машины, продекламировал:

— Он был титулярный советник, она — генеральская дочь. Он робко в любви объяснился, она прогнала его прочь.

— С чего это тебе пришло в голову? — удивился Сергей.

— Ну как же! Почти всю ночь вдвоем проговорили. А потом вдруг вместе исчезли. А теперь она уехала одна. И даже не захотела подвезти.

— Да у тебя к утру фантазия разыгралась. Во-первых, она попросила проводить ее к телефону. А то по парку сейчас шастает много пацанов под градусом, в поисках приключений. А во-вторых, я с ней не поехал, потому что захотелось с вами пройтись. Может больше такого случая и не представится. Разбредемся кто куда. Со временем и узнавать друг друга будем с трудом.

— Ну, тогда пошли, — согласился Леха.

— А где остальные?

— Гуляют по парку. Решили подождать пока начнут ходить троллейбусы. Так что можем идти без них.

И они двинулись небольшой компанией вдоль улицы, навстречу новому дню и, как они были уверены, навстречу новой, уже взрослой, жизни.

Утро было ясное, небо ярко-голубое. Шар солнца постепенно из багрового превратился в ярко-желтый. Под его лучами роса на зеленых газонах блестела словно серебристая сеть, а мокрый асфальт сверкал, будто выложенный осколками разбитых зеркал. Летний ветерок чуть шевелил зеленую листву на деревьях, и она мерцала и переливалась на солнце.

Конечно, еще в школе, многие из них поняли, что все не так просто и гладко, как им объясняли учителя. Но они все были молоды и полны оптимизма. Всем им, в среднем, было по восемнадцать лет и казалось, так будет всегда. Жизнь будет бесконечно долгой и радостной. И никакие катаклизмы не смогут им помешать. Это был юношеский оптимизм, основанный лишь на молодом задоре и наивной вере в справедливость.

И никто из них не догадывался, что пройдет всего лишь два года, и они понесут первую потерю. Толян — их одноклассник Толя Глушко, в составе танковой части войдет в Чехословакию. На мосту через Влтаву один из пролетов не выдержит веса тяжелого танка и проломится. Танк рухнет в воду, и Толя погибнет вместе со всем экипажем.

А пока все они, живые и веселые, шли по утренним улицам большого города, и, перебивая друг друга, рассказывали разные истории, шутили и смеялись.

Было раннее летнее утро, и ручейки торопливых горожан, спешащих на работу, устремились к троллейбусным остановкам. В большинстве это были простые люди, с обычными разговорами о погоде и футболе, о политике и о повседневных делах. Город просыпался, наполняя улицы голосами людей и шумом машин. Из булочной неподалеку пахло теплым свежим хлебом, запах которого заполнял всю округу. Самая короткая ночь в году закончилась. Начинался новый день.

Часть вторая

XIX

Первые два дня республиканских соревнований в Киеве стояла прекрасная летняя погода. Но на третий день подул холодный северный ветер и небо постепенно затянулось тяжелыми дождевыми тучами. Предварительные забеги на восемьсот метров должны были начаться ближе к обеду, и все гадали, успеют ли их провести до начала дождя. А в том, что дождь будет, и довольно сильный, уже не сомневался никто.

В первые два дня Надя Подольская выиграла обе спринтерские дистанции и сейчас пришла поболеть за Сергея. Он сидел на скамейке, то и дело бросая взгляд на плывущие по небу черные тучи. Надя подошла сзади и, положив ему руку на плечо, тихо сказала:

— Все будет хорошо. Соберись, и ты выиграешь.

Не оглядываясь, Сергей своей ладонью накрыл ее руку.

— Не хочу тебе мешать перед стартом. Я сяду чуть выше, — Надя указала на верхние скамейки трибуны. — Ни пуха!

— К черту! — последовал традиционный ответ.

Она поднялась по ступенькам до самого верха, где скамейки трибун были прикрыты нависшим над ними козырьком. Сергей продолжал нервно поглядывать в хмурое небо. Рядом с ним сидел Костя Крылов и тоже нервничал.

За час до старта к ним подошел Берковский.

— Если забеги пройдут до дождя — будем считать, что вам повезло. Во всяком случае, минут через двадцать начинайте разминку.

— А если дождь начнется во время разминки?

— Смотря, какой дождь. Может только поморосит. Ну а если ливень, то, наверное, всё отложат. Тогда объявят по стадиону, — Берковский ушел.

Костя и Сергей переглянулись. Им явно не нравилась такая неопределенность, и это заставляло нервничать вдвойне. Мало утешало и то, что другие участники находились в таком же положении. Хотя были и такие, которые особо не волновались, потому что приехали лишь для того, чтобы дать команде зачетные очки. Их мало заботило место, которое они займут в итоговой таблице. Сергей же настраивал себя только на победу. Впрочем, и Костя не скрывал, что хочет выиграть. Но пока оба с тревогой поглядывали в свинцовое небо и наблюдали как над стадионом все плотнее сгущаются тучи. Нервное напряжение не давало спокойно сидеть на месте и требовало каких-то действий.

Поэтому они вскоре поднялись и отправились на запасное поле. Там уже собрались почти все участники забегов. Некоторые приступили к разминке, но кто-то все еще стоял в раздумье, поглядывая на небо. Вдали, среди низких черных туч, сверкали молнии, словно Зевс-громовержец метал свои огненные стрелы с небес на землю. И после каждой такой вспышки, через несколько секунд, до стадиона докатывались отдаленные глухие раскаты грома. Судя по разнице во времени между молнией и громом, эпицентр грозы был еще на каком-то далеком расстоянии от них. Но временной интервал между сполохами молний и раскатами грома очень быстро сокращался. А значит и гроза приближалась так же быстро. Первые капли дождя упали с неба, когда Сергей и Костя, начав разминку, успели пробежать пару кругов по полю. Самые предусмотрительные стали собирать свои вещи и двигаться под трибуны центрального стадиона. Дождь очень быстро набирал силу, за минуту превратившись из моросящего в непрерывный ливень. Ветер подхватывал мокрые полотнища флагов и с силой и шумом ударял их о флагштоки. Гроза буйствовала все сильней. Вспышки молний, пронизывающих небеса, и мощные раскаты грома, от которых дрожало все вокруг, происходили одновременно, словно из этих черных туч вела обстрел тяжелая артиллерия. Небеса как бы разверзлись, и неистовый водопад, сквозь которые трудно было разглядеть что-то на расстоянии в несколько десятков метров, под аккомпанемент грома и сверкание молний, рухнул на землю. Все, кто еще оставался на запасном поле, метнулись под спасительные трибуны и как завороженные смотрели на это редкое буйство стихии.

— Разверзлись хляби небесные, — раздраженно заметил Костя. — Только уж очень не вовремя.

Сергей прошел под трибунами к воротам, ведущим на спортивную арену и выглянул наружу. Беговые дорожки превратились в огромное озеро, опоясывающее футбольное поле. Да и на самом поле образовались большие лужи. На трибунах и на судейской вышке не было ни души, будто всех смыло потоками воды, выплеснутых небесами. Сергей опять вернулся под трибуны. Кто-то все же пытался разогреть мышцы, и вяло разминался. Но большинство спортсменов стояли в нерешительности или ходили под трибунами. Прошло уже более получаса, но никто так и не сообщил им никакой информации. Ливень постепенно затих и превратился в мелкий моросящий дождик. Тучи были уже не такими зловещими. И кое-где, между ними, уже проглядывало голубое небо. Все нервничали в ожидании какой-либо официальной информации. Но ее не было. Наконец, минут через пятнадцать, появился человек в желтом дождевике и белой шапочке с козырьком, на которой было написано слово «судья».

— Внимание! — громко крикнул он, а затем, уже тише, добавил: — Прошу минуту внимания!

Все дружно посмотрели в его сторону.

— У меня важная информация для участников соревнований, — продолжил он, когда убедился, что все его слушают. — Забеги откладываются на два часа. За это время рабочие попробуют привести дорожки в порядок, чтобы можно было продолжить соревнования. А пока — отдыхайте.

— А как насчет того, что матч состоится в любую погоду? — раздался любопытный голос из толпы.

— Это вам не футбол, — строгим голосом сказал судья. — На такой дорожке вы себе ноги переломаете. А пока что — два часа отдыха, — он повернулся и исчез за зеленой дверью в одном из подсобных помещений.

Постепенно под трибунами не осталось никого. Все разошлись в поисках места для двухчасового отдыха. У Кости промок тренировочный костюм, и он отправился в раздевалку сушиться. Сергей вернулся на трибуну, где он сидел раньше. Все скамейки были мокрыми. Но их верхние ряды, которые находились под козырьком, оставались сухими. Там собралось много участников соревнований.

— Сережа! — услышал он Надин голос. — Иди сюда. Здесь есть места.

Он поднялся наверх и сел рядом.

— Ну и как тебе этот дождик? — она попыталась растормошить Сергея, видя его нахмуренное лицо.

— Он совсем не вовремя, — раздосадовано ответил тот.

— Ничего! Не переживай! Все будет нормально.

— Да какое нормально! Посмотри на дорожки! Там можно соревнования по плаванию устраивать.

— Есть еще два часа. Приведут их в божеский вид. Конечно, хороший результат на такой дорожке не получится. Но у тебя же быстрый финиш! А это дополнительный шанс.

— Твоими бы устами да мед пить, — усмехнулся Сергей.

Она наклонилась к его уху и тихо сказала:

— Моими устами лучше тебя целовать, — и отодвинувшись, рассмеялась.

Он посмотрел на нее и тоже невольно улыбнулся.

— Ну вот! Ты уже улыбаешься. Перестань нервничать. Я же тебе говорю — все будет нормально.

Тем временем рабочие на стадионе пытались хоть как-то привести беговые дорожки в приемлемое состояние. Дренажная система оказалась, как всегда, забита. Появились какие-то помпы и с их помощью пытались откачать воду. Часть воды сгоняли на футбольное поле. Даже появилась установка, которая сушила дорожки горячим воздухом. Часа через полтора вода оставалась лишь в некоторых местах, но гаревые дорожки все равно выглядели весьма неприглядно. А над стадионом в это время опять начали собираться дождевые облака. Тем не менее все опять вышли на разминку. И снова повторилась та же картина. Правда, уже без грома и молний. Вновь пошел дождь. И вновь всем пришлось укрываться под трибунами стадиона. Дождь еще не успел закончиться, как снова появился судья в желтом дождевике. Все сразу обступили его со всех сторон.

— Ввиду неблагоприятных погодных условий, — начал он официальным тоном, — все виды соревнований, которые не успели провести сегодня, переносятся на завтра.

В группе спортсменов раздался недовольный ропот.

— А что же с финалом?

— Нельзя же проводить забеги и финал в один день! Это же не стометровка!

Человек в дождевике поднял вверх руку. Наступила напряженная тишина.

— Сейчас идет совещание. Оно еще не закончилось. Пока что решено всё перенести на завтра. Когда совещание закончится, представители команд сообщат вам расписание на завтра и все подробности. А пока можете возвращаться в гостиницу, — и он опять исчез за зеленой дверью.

В группе спортсменов начался гул неодобрения и комментариев. Но так как уже ничего нельзя было изменить, то все постепенно стали смещаться в сторону раздевалок. Сергею ничего не оставалось, как присоединиться к остальным. Но когда он, переодевшись, уже поднимался на трибуны, чтобы встретиться с Надей, его окликнул Берковский.

— Сергей!

— Да, Самуил Маркович, — он подошел к тренеру.

— Тут долго судили-рядили. Но делать нечего. Времени не осталось, — Берковский взял его за ремешок сумки, перекинутой через плечо.

— Предварительные забеги решили отменить. Вместо финала будет один сильнейший забег. Его составили по результатам этого сезона. Ты тоже туда попал. Вместе с Крыловым. По всей вероятности, кто выиграет ваш забег, тот и станет чемпионом. Хотя, теоретически, чемпионом может стать кто-то из другого забега, если покажет лучшее время.

Он помолчал, что-то прикидывая в уме.

— Хотя вряд ли. Слишком большой разрыв между вами и остальными, — он похлопал Сергея по плечу. — Ну, иди. Отдыхай и настраивайся на завтра.

***

Небо все еще было затянуто низкими темно-серыми облаками и, хотя до вечера оставалось еще несколько часов, казалось, что наступили сумерки. Наверное поэтому уличное освещение включилось раньше обычного. В свете фонарей ярко блестела, отмытая от городской пыли, листва деревьев. После летнего ливня влажный воздух, насыщенный озоном, был свеж и чист. Он еще не успел смешаться с выхлопными газами машин и дымом заводов.

Сергей и Надя медленно шли по мокрому тротуару, обходя многочисленные лужи.

— Жаль, что с погодой не повезло. Мне так хотелось, чтобы ты сегодня выиграл, и мы бы с тобой пошли гулять по вечернему Крещатику. Но ничего, все равно завтра ты выиграешь.

Она мечтательно развела руки по сторонам.

— И у нас здесь будет целая неделя сборов. А потом еще соревнования в Румынии.

Сергей усмехнулся.

— Не будем загадывать заранее. А то вдруг не получится.

— Да все у тебя получится! Ты же в хорошей форме.

— И не только я. Но лучше поговорим о чем-то другом. Хотелось бы немного отвлечься.

— А давай пройдем пешком до метро на Крещатике, — предложила она.

— Отличная идея! — согласился Сергей.

— И город заодно посмотрим. Мне всегда интересно бродить по незнакомому городу. Можно увидеть столько нового.

— Мне тоже нравится. Идешь и думаешь, а что вот за этим поворотом. Подходишь — а там какая-нибудь красивая площадь. Или дом с необыкновенной архитектурой.

— Или какая-нибудь развалюха, — добавил он, рассмеявшись.

— Вот смотри, какой интересный дом, — она показала на здание, мимо которого они проходили.

— Театр оперетты, — прочел Сергей на вывеске.

— Построен в стиле классического рационализма, — добавила Надя.

— И что это значит?

— Классический рационализм? Это единство архитектурной формы, конструкции и функциональности. Вот смотри: по бокам центральной части здания симметрично пристроены два одинаковых крыла. Все просто и функционально. Ничего лишнего.

— А что здесь делают бюсты Шевченко и Гоголя? Какое отношение они имеют к оперетте?

— Может они здесь потому, что родились на Украине, — недоуменно пожала она плечами.

— Возможно и поэтому, — согласился он. — Ты что-то понимаешь в архитектуре?

— Когда мы жили в Германии, я видела много интересных зданий. Особенно мне нравились дворцы в Потсдаме. Город почти не пострадал во время войны. Там есть очень красивый дворец — Сан-Суси. Мне он так понравился, что я начала интересоваться всякими архитектурными стилями.

— Так может тебе заняться архитектурой?

— Нет, что ты. Это просто было увлечение детства.

Они пошли по улице в сторону Крещатика. Надя то и дело указывала на дома, мимо которых они проходили.

— А вот смотри: этот дом построен в стиле барокко. И вон тот тоже. А вот этот — явная «сталинка». Этот стиль называют еще «сталинский ампир» или «неоклассицизм».

Солнце неожиданно выглянуло из-за облаков. На короткое время пятна света и теней легли на дома и дорогу, расцветив их, как шкуру леопарда. Тени от облаков проплывали над улицей.

— Какая ты умница! — он обнял ее рукой за плечи и легонько притянул к себе. — А я в этих стилях ничего не смыслю.

— Вот цени, — рассмеялась она. — У тебя личный экскурсовод.

— А я и ценю. Ты у меня самая лучшая.

— Правда? — Надя заглянула ему в глаза.

— Конечно, правда!

Она на мгновение прижалась к нему, положив голову на плечо. Затем отпрянула и взяла его под руку.

— Когда видишь, какие замечательные здания люди строили в старину, начинаешь думать, что они лучше нас умели ценить красоту. Как ты думаешь? — спросила Надя.

— Кто сейчас думает о красоте, строя современные коробки. Да и качество у них невысокое. Вряд ли они простоят столько, сколько старинные здания.

— Ну пойдем дальше, — предложила она. — Буду повышать твой образовательный уровень в области архитектуры, — и улыбнулась с гордым видом.

Они продолжили свой путь, периодически останавливаясь и разглядывая фасады интересных зданий. Снова сгустились тучи и начал накрапывать мелкий дождик. Сергей с Надей укрылись под ветвями большого дерева. Дождь усиливался. Он падал крупными теплыми каплями. Шум дождя в кронах деревьев напоминал звуки легкого морского прибоя. При тусклом свете Сергей увидел, как в Надиных волосах, серебристыми бусинками, блестят дождевые капли, соскользнувшие с веток.

— Есть шанс основательно промокнуть, — она посмотрела на серые тучи, закрывшие все небо.

— Дождь идет для тех, кто не взял с собой зонт, — улыбнулся он и оглянулся по сторонам в поисках более надежного укрытия. На противоположной стороне улицы мерцала неоновым огнем вывеска кафе-мороженого.

— Давай переждем в этом кафе, — предложил он. — Заодно попробуем киевское мороженое.

Они сели за столик у окна. Капли дождя мягкими пальцами стучали по стеклу и стекали по нему тонкими нитями. За окном мелькали прохожие, спешащие по своим делам, невзирая на дождь. Женщины прикрывались зонтами всевозможных расцветок, многие мужчины кутались в модные плащи «болонья», застегнутые на все пуговицы. В лужах на мокром асфальте отражались низкие серые облака.

Надя взглянула в окно и повернулась к Сергею.

— Посмотри, как здорово получается.

— Что именно?

— Представь, что окно — это всего лишь рама картины.

— Допустим.

— И что ты видишь на картине?

— Прохожих и дождь.

— Это эскиз дождя, написанный размытыми красками в манере Клода Моне.

Сергей с улыбкой посмотрел на нее.

— У тебя такое богатое воображение! А кто же написал эту картину? — он указал на окно.

— Как кто? Лето. Июль. Дождь.

— Как много авторов! — улыбнулся Сергей. — Но красиво! Ты и в живописи разбираешься?