Бесплатный фрагмент - Пленники

Прежде чем судить человека,

надо пройти его путь в его сапогах.

(Китайская мудрость)

1

Апрель, 2007 год

В переполненном терминале аэропорта было шумно, тесно и бестолково. Люди суетились, садились, вскакивали, сновали из угла в угол, толпились у электронных табло, перетаскивали сумки и баулы и многоголосо перекрикивались. Даже в полупустом кафе с поистине заоблачными ценами (даром, что ли, аэропорт?) на минералку и бутерброды ощущалась та же атмосфера всеобщей спешки, хаоса и нервозности. Андрей сделал глоток чая с бергамотом и посмотрел в сторону зала паспортного контроля. Выглядело здесь всё так, как будто отстало от времени, застряв в прошлом. Уже не один год обещают реконструкцию, и всё никак. Вообще-то, сам Андрей без всякого сожаления мог бы и вовсе не бывать здесь: не любил самолёты, предпочитая автомобили и поезда. Но сегодня хозяином положения был не он, а Нечепорук. Тот же по вопросам бизнеса летал исключительно самолётом: положение обязывает.

Андрей взял мобильный телефон, нашёл в журнале звонков запись «Элла» — первая в списке набранных, — и, не переставая высматривать Нечепорука, нажал на вызов. Последовала длинная серия гудков. Ответа не было.

— Неужели так трудно взять трубку?! — в сердцах бросил он.

В дверях кафе, наконец, показался немолодой мужчина — полный, с красноватым лицом, прямым крупным носом, светлыми седеющими волосами — и Андрей спешно положил телефон на стол.

— Ну, как? Заждался меня? — Мужчина подошёл и уселся напротив.

— Да нет, нормально. Но вот чаю точно напился, — улыбнулся Андрей.

Нечепорук засмеялся веселым хрипловатым смехом.

— Ладно, брат, составлю тебе компанию: выпью тоже чаю. Девушка! Будьте добры, чёрный чай без сахара. Звонят? — Нечепорук кивнул на телефон. — Кто тревожит?

— Да… с работы, — соврал Андрей. — Ничего, по ерунде звонили.

— А! Ну да бог с ними, только и знают без толку дёргать. А я застрял с Михаилом Андреевичем! Заболтались. Как тебе, кстати, его машинка?

— Да нормальная такая!..

— Нормальная?! Хо-хо! Ты скажешь тоже! «Ламборджини Галлардо», купе! Крутейшая вещица! Пятьсот семьдесят «лошадок» под капотом, три с половиной секунды на разгон до ста километров, десять — до двухсот! Впечатляет? — подмигнул Нечепорук.

Андрей снова улыбнулся:

— Впечатляет.

— То-то же. А ты говоришь!

— Я ж так и говорю, что круто: хоть сейчас на гонки. Три с половиной секунды!.. А «мерс» где? Тот, который был в прошлый раз?

— А, «мерс»!.. Да продал он его. Там вообще, такая с ним история — не поверишь! — Нечепорук откинулся на спинку стула. — Он мне как раз рассказывал. Миша, значит, отдал «мерс» жене… А когда она за рулём была, в неё на перекрёстке маршрутка врезалась — ты представь, а?! Влетела прямо в переднюю фару.

— Ничего себе!

— Ну! Ты сам знаешь, как они ездят, водители этих маршруток. Камикадзе! Обошлось, слава богу, без жертв, только с неприятностями, но машину пришлось ставить на ремонт. Только забрали, сын две недели покатался — на парковке ещё раз ударили, и снова туда же! В капот!

— Обалдеть.

— Но это ладно! Знаешь, чем всё закончилось? Ураган был, машина возле подъезда стояла, так дерево на неё упало!

— На капот?

— Да, там серьёзно уже: и капот, и крыша. На сервисе машину подправили, на вид вроде как новая. Но внутри-то что? Битая три раза. В общем, решили её продать: невезучая она какая-то. А кто «мерс» с рук купит по настоящей цене? У кого такие деньги есть, в салоне новый себе возьмёт. Продали по дешёвке: раза в три цену скинули, не меньше. Парень купил один, из… Вот, чёрт, забыл, из какой области. Залётный, в общем, из провинции, здесь опт берёт — дома продаёт. Он этим «мерсом» и заинтересовался. Они ему объяснили, что машина после аварии, потому и дешёвая. Но ему всё равно. У них там, в глуши, таких машин отродясь не видели, а ему для имиджа — самое то. Да и перед местными девчатами пофорсить: первый парень на деревне!

— Да, интересная история получилась! — смеясь, покачал головой Андрей.

— Не то слово! Будут новый «мерс» брать теперь. Главное только, чтобы опять дерево не упало.

— Вот уж точно. Аркадий Павлович! А с землёй что? С коттеджной застройкой? — сменил тему Андрей. — Смогут нам как-то посодействовать?

С лица Нечепорука сошла весёлая беззаботность.

— Да, в принципе, должны. Но тут, Андрюша, скорей даже не так: не столько посодействуют, сколько морально поддержат и финансово поучаствуют. Добиться результата — это уже наша задача.

— И всё? Так это же под них проект! Под фирму Михаила Андреевича.

— А здесь смотри какой расклад: проект — их, участие совместное, прибыль — долевая. Нормально?

— Да вроде бы. С чего же мы будем начинать?

— Начинать с чего? — Нечепорук пожал плечами. — С людей. С народом надо работать. Объяснять, склонять на свою сторону.

— Это Михаил Андреевич так говорит? Что с народом надо работать?

— И он, и я тоже. Пачкаться не нужно, Андрюша. Если что-то делаешь, то сделано должно быть красиво. Можно, конечно, и по-другому: топорно, грязно… Но это не то. Никакого удовольствия. Так что проект в силе, цель поставлена, будем бороться. И начнём с общественного мнения.

— Общество уже сказало своё мнение. — Андрей усмехнулся. — Послало нас подальше.

— Тут два варианта есть: или переубедить общество, или сделать так, чтобы оно нашло себе вместо нас другой объект для интереса. Ты сам какой вариант выберешь?

— Я? Второй, наверное…

— А чего так неуверенно? Я тоже второй выбираю. Но — в комбинации с первым. Одно с другим надо увязать. Мы тут обговорили некоторые моменты с Михаилом Андреевичем… Подкинул он мне пару-тройку дельных мыслей на этот счет. Получается, что самое главное сейчас — найти того, кто возьмётся за информационную компанию. Грубо говоря, того, кто будет копать под Артемьева и поддерживать нас. У тебя нет подходящих кадров на примете?

— Подходящих нет, но можно попробовать.

— Попробуй. И я по своим каналам попробую. Время только бы выкроить!..

— Я спрошу у одного знакомого… — издалека начал Андрей. — Он общается с такими ребятами, что в Интернете пишут. Причём пишут жестко: если кого «заказали», так уроют запросто. Ну, или отмажут, соответственно. Может, из этих кто заинтересуется?

— Заинтересуется, наверное. Но осторожно надо бы с такими ушлыми писаками, а то ещё сам в луже окажешься. Нам-то нужен специалист! С опытом, с идеями… С головой. Да и с характером. Ладно, поговори со своим знакомым: вдруг кого и посоветует.

— Не вопрос. Завтра и попробую с ним встретиться.

— Вот и отлично! Слушай, никак не дойду до главного! Ты-то сам как? Пообщались с Белкиным?

— С Белкиным всё нормально, условия его устраивают. Так что согласовали, можно готовить договор аренды.

— Ну, поздравляю! Напомнишь мне в понедельник: дам юристам команду. Сколько там у нас на часах?.. О, можно выдвигаться! — живо для своего грузного тела подхватился Нечепорук, достал из портмоне несколько купюр и бросил на столик. — Что, идём, Андрюша?

— Да, сейчас… Одну минутку только, Аркадий Павлович! Я догоню.

— Ну давай, жду тебя возле лифта.

Нечепорук грузно зашагал в пассажирский зал. Андрей снова взял телефон.

— Элка, ну возьми трубку! Пожалуйста!.. — Он набрал всё тот номер, подождал с полминуты и, так и не дождавшись ответа, сунул телефон в карман. — Да ну тебя! Не обижайся потом, что не позвонил.

Поднявшись, Андрей поспешил следом за своим старшим напарником.

В самолете Нечепорук уснул. Он много и на износ работал, но умудрялся моментально отключаться на то короткое время отдыха, что выпадало ему в перерывах между авралами, а затем легко и быстро снова возвращался к состоянию активного бодрствования. Андрей вздохнул: замечательная способность. К сожалению, у него так не получится — спать он мог только с комфортом. Или вообще не спать: иначе потом от внезапно оборванного сна раскалывается голова и из рук всё валится. Вот и сейчас, вместо того чтобы часок вздремнуть, он сидел, привалившись к спинке кресла, и устало прокручивал накопившуюся за день информацию.

Нечепорук был главой компании «Инвест-трейд», начальником Андрея и «по совместительству» — отцом его жены, Эллы. По-родственному приобщал зятя к своему семейному бизнесу — а занимался он инвестициями в строительство, торговлю, сферу обслуживания, — и вроде бы имел на него определённые виды. Во всяком случае, координация нескольких инвестиционных проектов, в частности по реконструкции старого городского рынка, досталась именно ему, Андрею Ярошенко. Новый запускаемый проект, обсуждать который они и летали к партнёрам Нечепорука в Киев, обещал стать весьма прибыльным и успешным, посему на его осуществление не жалели ни сил, ни средств. Правда, отдача, от затраченных усилий до сих пор не радовала: вся сложность состояла в том, что киевская организация были крайне заинтересована не светиться в деле, а сам Нечепорук — не пачкаться и для всех в городе остаться чистым. Достичь желаемого пока что не получалось. Предполагалось добиться разрешения на выделение участка земли, официально — под жилую застройку, в действительности — для консервации (расчеты показывали, что цена на этот участок через два года взлетит как минимум раза в два). После процедуры выделения участка и прохождения всех необходимых согласований земля перешла бы к киевским собственникам с негласным долевым участием собственно Нечепорука.

Однако на этом пути возникли сразу два серьёзных препятствия: во-первых, конкуренты, во-вторых — уже упомянутое общественное мнение. Дело в том, что участок находился в зелёной зоне с прудом, полузаброшенным, но по старой памяти любимым горожанами. Кроме того, к протестующим гражданам подключился сын того партийного руководителя, который в советское послевоенное время облагородил и лес, и пруд. Сын, Юрий Иванович Крутов, был стар, что само по себе затруднялось любое ему противодействие (нашли с кем бороться — с безобидным стариком!), но достаточно активен, не глуп, а самое главное, уважаем жителями. В совокупности это сводило всю борьбу с ним практически на нет: Крутов собрал вокруг себя группу таких же активных, как он сам, только более молодых товарищей и развернул кампанию по спасению лесного массива и пруда. Народ с удовольствием откликнулся. Теперь обходить приходилось не столько конкурентов в лице главного из них, Никиты Артемьева (в конце концов, тем тоже придётся преодолевать народное сопротивление), сколько с жителями города. И, по большому счёту, вопрос встал так: кто приберёт к рукам Крутова, тот приберёт к рукам и лес.

Аркадий консультировался с друзьями в Киеве, они дали ему какие-то наводки, о которых он пока что говорил весьма туманно — якобы положение слишком запутанное, — но обещал рассказать подробнее, когда что-нибудь определится. Однако куда больше судьбы прибыльного проекта Андрея волновало сейчас другое: собственная жена, которая за весь день так ни разу и не ответила на его звонки. С земельным участком, в конце концов, рано или поздно всё должно закончиться выигрышно: очень влиятельные лица и очень мощные финансовые потоки задействованы в этом вопросе. А вот где, скажите на милость, носит его супругу? Элла была взбалмошной и своенравной, терпеть не могла скуку и отсутствие компании, зато обожала разного рода увеселения и ни излишней скромностью, ни чрезмерным благообразием не отличалась. Скорее всего, опять пропадает в бильярдном зале с Артурчиком, раньше — приятелем Андрея, но теперь уже куда больше другом Элки, чем его самого. «И ведь чёрта с два ей что скажешь! У неё всегда на всё готов ответ, так всё поворачивает, что и не возразишь!.. И папаша всегда на её стороне. — Андрей покосился на спящего Нечепорука. — В общем, что бы ни происходило, всегда виноватым оказываюсь только я». Он вздохнул: а что ещё остается? В Киеве сам он обсуждал и другие проекты — по части торговли. В принципе, и он, и Аркадий могли бы съездить решать эти дела по отдельности, так бывало не раз. Но Нечепорук взял его в эту поездку с собой — не столько из-за острой необходимости (какая вообще необходимость?!), не столько для того, чтобы иметь его под рукой (в таких делах он обходился без секретарей), сколько чтобы глубже ввести его в круг своих влиятельных и весьма небедных знакомых и поддержать таким образом его реноме. За это тоже надо платить… Хотя бы тем, что молча и без возражений сносить глупости своей ветреной жены.

2

Она появилась для всех совершенно неожиданно — женщина с тусклыми коротко остриженными волосами, с длинным носом, тонкими, резко прочерченными губами, худая и жёсткая. Одетая в поношенный чёрный мужского кроя плащ и чёрные брюки, в понедельник утром она возникла на пороге приёмной директора «Инвест-трейда» и холодно обратилась к цветущей, ярко накрашенной секретарше:

— Здравствуйте! Директор у себя?

Секретарша на мгновение опешила. Потом поспешно пришла в себя и натянула на лицо гостеприимную улыбку:

— Нет ещё. Позже будет. — И снова улыбнулась, ещё гостеприимнее, до слащавости — на всякий случай. — А что вы хотели?

— Я — ничего. Это он хотел: поговорить со мной. — Голос гостьи ни на градус не потеплел, скорее, даже больше наполнился холодом. — Назначил мне встречу на восемь пятнадцать.

Секретарша, как под гипнозом, повела глазами, следуя за взглядом странноватой женщины, и так же вместе с ней взглянула на большие настенные часы: они показывали восемь семнадцать.

— Ну, он задерживается немного, — неуверенно произнесла она. — Раз назначал — значит, скоро будет. Присядьте, подождите.

— Что он будет — это и так понятно. Но у меня нет лишнего времени. И я пришла не для того, чтобы сидеть и ждать. Меня пригласили работать, и я приступаю к своим обязанностям. Сейчас иду в вашу бухгалтерию, потом — в редакцию: буду заниматься оборудованием и изучать ситуацию. — В этот момент у гостьи зазвонил мобильный телефон, она достала его из чёрной облезлой сумки — под стать плащу — и что-то тихо и коротко ответила. После этого убрала телефон обратно в сумку, снова подняла бесцветные ледяные глаза — точно как кусочки льда — и распорядилась: — В общем, передайте Аркадию Павловичу, что я уже начала работать, с ним поговорю потом, позже. И не забудьте передать это в точности.

Резко развернувшись, женщина открыла дверь и уже шагнула за порог, когда секретарша опомнилась и воскликнула:

— Простите! А как вас представить?

— Что? — Холодные глаза блеснули даже не льдом, а скорее, лезвием металла.

— Как мне вас представить Аркадию Павловичу? — повторила вопрос постывшая от ужаса секретарша. — Как мне сказать, кто к нему приходил?

— Крот, — ответила она, и, прочтя испуганное непонимание на лице секретарши, раздельно и чётко пояснила. — Скажите, что приходила Крот.

После этого дверь захлопнулась и странная дама исчезла.

«Крот? Что это — фамилия или кличка? Или, может, какой-то пароль? Судя по её виду, это мог быть и пароль», — посидев пару минут в некоторой оторопи, секретарша наконец очнулась и покачала головой: за десять лет работы в приёмной у Нечепорука она видела многое, но с подобной посетительницей столкнулась впервые. Нет, сюда время от времени врывались какие-то странного, даже подозрительного вида люди — представлялись старинными друзьями шефа, требовали разобраться в их проблемах (Нечепорук был депутатом областного совета) или просили денег (он занимался благотворительностью и многим посильно помогал — детям-инвалидам, одиноким старикам). Но шеф всегда был крайне щепетилен в вопросе своих гостей и пускал к себе только тех, кому доверял, остальных вверяя своим помощникам. И чтобы он вдруг назначил персональную встречу столь нестандартной во всех отношениях особе?! У себя в кабинете?! Чтобы он дал добро на визит посторонней в святая святых — бухгалтерию?! А ведь верно! Бухгалтерия — «святая святых», а эта непонятная визитёрша туда попёрлась… Что, если она всё выдумала? Что, если ей вообще не было назначено? И теперь проберётся в бухгалтерию и… Страшно представить, что будет дальше! Похитит важнейшие документы. Будет ими шантажировать. Или — секретарша сама понимала, что это дикость, но тем не менее — достанет из своей облезлой сумки пистолет и, наведя на кассира, вынесет наличность. И это случится с её, личного секретаря Аркадия Павловича Нечепорука, невольного безмолвного ведома. Все эти мысли пронеслись у неё в голове со скоростью звука, после чего она подскочила, как ужаленная, и схватилась за трубку телефонного аппарата.

— Аркадий Павлович!! — прокричала секретарша истошным, не своим голосом едва только услышала шефа. — Извините, что беспокою, но очень срочно!!! Очень!

— Что ещё, Тамара? Чего ты так кричишь? — Похоже, Нечепорук решил, что она слегка тронулась умом.

— К вам тут женщина одна сейчас приходила… Такая… интересная очень женщина! — от волнения Тамара забыла необычную фамилию или кличку недавней посетительницы. — Вас спрашивала, а сейчас пошла в бухгалтерию.

— А, Крот? Мария? — как-то совершенно буднично, даже равнодушно спросил шеф, и секретарша в полной мере поняла, что значит «отлегло от сердца».

— Да, точно: Крот! Простите…

— Ну и что? Я задержусь немного, скоро буду.

— Я так ей и сказала! — снова прокричала секретарша — теперь с неуместно бурной радостью. — Объяснила, что вы будете…

— Так в чём вопрос, я не пойму? — Нечепорук пришёл в ещё большее раздражение.

— Нет, ни в чём, просто она пошла в бухгалтерию. А ей можно? Вы разрешили?

— Можно, пусть идёт. Всё, мне некогда, — буркнул Нечепорук и отключился.

Тамара опустила трубку на рычажок и тихо, пользуясь одиночеством, выругалась. Вздохнула, вытерла повлажневший лоб и пробормотала:

— Ну, я и попала! Кажется, такого ещё не было.

Через полчаса яркие впечатления о женщине с пуленепробиваемой самоуверенностью, ледяными глазами и командным голосом разнеслись по офису, вылетев из бухгалтерии. Через час — дополнились информацией из отдела компьютерного обеспечения, где та нашла уместным распорядиться насчёт оборудования для её таинственной «работы». Через полтора часа своё изумление выразили сотрудники газеты «Город — 24», финансируемой «Инвест-трейдом»: туда дама также заявилась. Примерно в это же время к Ларисе Землянской, помощнику Нечепорука по депутатской деятельности, зашла начальник отдела кадров Оксана Филимонова и поинтересовалась:

— А скажи мне, девочка! — «Девочка», так же как и «мать», были её любимыми формами обращений к представительницам женского пола. — Что за удивительная «дама в чёрном» у нас объявилась? Народ в панике, стоит на ушах. Может, хотя бы ты внесёшь коллективу ясность?

— «Дама в чёрном»? — Лариса удивлённо подняла брови. — Ты о чём вообще, Оксана?

Подругами с Филимоновой они не были, однако та отлично умела поддерживать ровные отношения со всеми сотрудниками, а в случае необходимости прямо-таки виртуозно создавать ощущение сердечной дружбы.

— Как? Ты разве не знаешь? — теперь уже удивилась та. — Ну, даёшь, мать! У нас по офису всё утро разгуливала некая визитёрша — говорят, странная. Даже вроде как смахивает на мужика. И одета: вся в чёрном, в мужском костюме, в мужском плаще… Одежда неухоженная, сама тоже, лицо злое. Была в приёмной, в бухгалтерии, у компьютерщиков. Сказала, что её назначил лично шеф, и она будет координировать информационную политику! А ты тогда как? — Филимонова с недоумением посмотрела на Ларису. — Это же вроде твоя епархия! И кто она вообще такая?

Лариса опёрлась на спинку своего кресла и в не меньшем недоумении пожала плечами.

— Но я не знаю, кто она! Правда, не знаю! Аркадий Павлович ничего о ней не говорил. А я с утра была на радио: мы с Федотовым готовили передачу. И, похоже, с твоей «дамой» я разминулась.

— Да, наверное. А все надеялись, что ты прояснишь.

— К сожалению, нет: мне известно даже меньше, чем вам. Так что прояснит, скорее всего, уже сам шеф. Спроси у него.

Филимонова обычно не упускала возможности напомнить, что Нечепорук — её родственник, двоюродный брат матери, и что она с ним по-родственному на короткой ноге. Однако в этот раз надула губы:

— Да ну! Нарываться ещё: я-то здесь каким боком? Просто, как я поняла, эта женщина очень злобная и неприятная. Даже на Тому наехала так, что та была в шоке, — а ты же знаешь, Тому голыми руками не возьмёшь! И девочки из бухгалтерии говорят то же самое: что она командует как генерал на плацу! А главное, никто не знает, кто она, откуда, какие у неё полномочия… А ты — «спроси»! Был бы повод — тогда да. Может, у тебя повод найдётся?

— Ну, если повод найдётся — тогда, может, и попробую. Мне самой это тем более нужно: если она и правда будет координировать информационную политику, то придётся с ней работать.

— Сочувствую, мать: я так поняла, лучше сразу застрелиться.

— Да не собираюсь я стреляться! Из-за какой-то странной тётки… Что вы выдумали?

— Ну, допустим, не выдумали, а сделали вывод.

— Но ты же сама говоришь, что пока даже неизвестно, кто она! Значит, выдумали. А правда о ней выяснится: не призрак же она, в конце концов!

— А может, ведьма? — сделала большие глаза Филимонова и засмеялась. — Представь, да? Вот была бы интересно!

Лариса засмеялась тоже:

— Да уж!.. Только ведьмы нам и не хватало. Где она, кстати, сейчас, эта таинственная дама?

— Ушла в редакцию. Или улетела на метле. Ладно, я пойду: а то, как всегда искать будут. Придёт кто-нибудь за командировочным или с заявлением на отпуск и будет потом визжать: отдел кадров не работает! А ты, — Филимонова посмотрела на Ларису многозначительным взглядом, — скажешь, как только выяснишь что-нибудь. Ты обещала, девочка!

— Сообщу. Если выясню.

Однако выяснить она ничего не успела, закрутившись с делами. День пролетел, а достоверной информации об утренней визитёрше так и не было. Да и вообще всё это выглядело больше похожим на фантастическую выдумку: сотрудники своеобразно сходят с ума, внося разнообразие в привычную повседневность. Тамара всё это и раскрутила, чтобы набить себе цену: вечно она показывает, как ей трудно сидеть на страже директорского кабинета. Мол, то кто-то очень деловой пришёл, то очень наглый, а ей — всех их успокаивай. Теперь приплела какую-то полумистическую «женщину в чёрном». И бухгалтерия хороша: туда же! Ещё одни любительницы поддержать свой имидж самых больших трудяг во всём коллективе. Но ближе к вечеру к Ларисе пришла редактор газеты «Город — 24» Елена Светлова и затравленно огляделась:

— У вас её нет?

— Кого? — с улыбкой спросила Лариса, уже предполагая ответ. — Женщины в чёрном?

— Ну да! Крот! — брезгливо скривилась редактор. — Марии Крот! Она к вам не придёт сейчас? А то не хотелось бы с ней снова пересекаться.

— Да вроде не обещалась.

— Замкните, пожалуйста, дверь, — попросила Светлова.

— Может, это лишнее?

— Может, но пусть. Вы не видели её?

Лара отрицательно качнула головой.

— И не говорили с ней. Вам повезло, — констатировала редактор. — А я общалась с ней полдня. И сыта по горло! Наверное, я выгляжу сейчас глупо, но лучше перестраховаться. Я, вы знаете, просто от неё устала.

Не споря со Светловой, Лариса поднялась и повернула защёлку замка.

— Спасибо. Так будет надёжнее.

— Что всё-таки случилось? Я пока не видела эту женщину, но наслышана уже предостаточно: все разговоры сегодня — только о ней. Что происходит в действительности?

— В действительности? Трудно сказать. Даже нет! Трудно поверить в такую действительность: больше похоже на бред. Но, думаю, завтра-послезавтра она и к вам явится, тогда вы сами сможете сложить своё мнение. Я же считаю, что для общения с ней нужны не то что крепкие нервы — скорее, канаты. Вы не смейтесь, но она так давит, даже непонятно чем! — что противостоять ей просто невозможно. В общем, слушайте.

Рассказ Светловой, очищенный от бессмысленных деталей и эмоциональной шелухи, сводился к следующему. Около десяти часов в редакцию вломилась та самая «женщина в чёрном» и представилась Марией Крот, «специалистом по коммуникациям, информационным технологиям и кризисному менеджменту». Заявив, что прибыла по личному распоряжению директора «Инвест-трейда» и является его доверенным лицом, она жёстко потребовала ознакомить её с материально-техническим оснащением редакции — вроде бы для организации выполнения поставленных перед ней задач. Сотрудники, само собой, отказывались, «специалист по коммуникациям» угрожала и настаивала. Наконец, после долгих препирательств, Светлова позвонила Нечепоруку, но, даже не успев толком обрисовать ситуацию, услышала ответ: Мария Крот и впрямь пришла по его просьбе, а потому слушаться её надо как его самого и ни в чём не препятствовать. Других объяснений от него не последовало. После этого зло торжествующую Крот провели по кабинетам, позволили осмотреть имеющуюся оргтехнику и даже допустили к нескольким компьютерам — той потребовалось определить некие их характеристики. Проведя в редакции несколько часов, Крот исчезла, не соизволив предупредить, когда появится вновь, но в том, что это будет скоро, сомневаться не приходилось.

— Странно всё это, — теперь уже согласилась и Лариса. — Очень странно! А вы ничего не путаете? Нечепорук действительно распорядился слушаться её, как самого себя?

— Ну, это больше, конечно, метафора. Но смысл именно такой: Крот он назвал своим доверенным лицом, советником и сказал, чтобы ей не мешали, а исключительно способствовали во всём, в чём потребуется помощь. И даже брали во внимание все её рекомендации. Вы же понимаете: мы не можем пойти наперекор шефу…

Компания «Инвест-трейд» вместе с дочерними структурами владела тремя четвертями уставного фонда газеты «Город — 24», была её главным финансовым источником, и издание — неофициально, но по факту — являлось информационной площадкой Аркадия Нечепорука и его ближайшего окружения. Пойти ему наперекор Светлова действительно не могла себе позволить, если хотела сохранить свою должность. Тем не менее, Лариса осторожно поинтересовалась:

— А ему известно о её хамстве? Об угрозах? О том, что её требования сомнительны не только с точки зрения права, но и здравого смысла?

— Нет, — Светлова качнула головой, — об этом ему пока неизвестно. По телефону в её присутствии мы не могли всё объяснить. Поэтому я и пришла сюда: хотела увидеться с ним, опередив её. Но его нет и, похоже, теперь уже она опередит меня. Вот я и подумала, что, может, вы мне поможете, Лариса Алексеевна. Если эта Крот такой профессионал, то, возможно, она вам знакома? Мало ли, по университетским кругам…

Лариса окончила университет три года назад, но поддерживала контакты с кафедрой, несколько раз участвовала в научных конференциях и публиковала собственные научные статьи: в планах у неё значилось однажды поступить в аспирантуру.

— Хотя какие университетские круги? — продолжая свою мысль, Светлова грустно усмехнулась. — Судя по манерам, я не удивлюсь, если у неё даже нет диплома.

— А как же «специалист по коммуникациям, информационным технологиям и кризисному менеджменту»?

— Именно что по кризисному: кажется, везде, где она появляется, начинается кризис! Я не знаю, что мне делать. Она придёт снова, мы должны дать ей помещение, компьютер — если правда то, что нужно выполнять абсолютно все её приказы. Я не удивлюсь, если она потребует себе именно мой кабинет и мой компьютер! И вообще, если заставит всех нас плясать под свою дудку — в рамках «кризисного менеджмента», конечно же. — Светлова выглядела поистине жалко.

— Сочувствую вам, — искренне заметила Лариса. — Но до сегодняшнего дня я никогда о ней не слышала. Хотя, судя по всему, личность она приметная: если бы засветилась где-нибудь поблизости, об этом бы говорили — как сейчас говорят у нас. К сожалению, рабочий день уже почти закончился, вряд ли будут какие-то новости. Может быть, завтра что-нибудь станет понятнее?

— «Завтра»!.. К завтрашнему дню не мешало бы подготовиться. Знать бы, насколько с этой Крот всё серьёзно! Какие у неё цели, зачем она у нас? Для чего её наняли?

— Мне тоже это очень интересно. Давайте будем держать связь. И как только появится любая информация, сразу же ею поделимся.

Согласившись с этим и попросив звонить ей в любое время дня и ночи, хоть домой, хоть на работу, расстроенная Светлова ушла. Но и у Ларисы теперь испортилось настроение: если в редакции такой переполох, то чего ожидать ей самой? Впрочем, слишком уж драматизировать она не спешила, в своих профессиональных качествах была уверена и вместо страха, одного за другим сковавшего всех, кто уже столкнулся с Крот, скорее, чувствовала азартное желание ответить на неожиданный вызов.

«Что с ними происходит, — недоуменно подумала она, — с ними всеми? Чем она их так напугала? Заношенным костюмом и плащом? Мужской стрижкой? Смешно. Это, скорее, слабости, чем то, чего стоит бояться! Или я чего-то не понимаю?.. Не понимаю, в чём состоит истинная причина этой эпидемии ужаса. Если верить рассказам, Крот берёт наглостью, и все стелятся перед ней, — даже не зная, кто она! Вероятно, одно из двух: либо я — дура, либо она действительно всесильна. Или — виртуозная шарлатанка. Хотя это уже третий вариант», — заметила себе Лариса и улыбнулась.

3

Андрей вошёл в квартиру, привычно встретившую тишиной: Элла редко проводила вечера дома. Да и сам он не так уж часто спешил возвращаться с работы: тренажеры, бассейн, кружка пива в компании друзей — занятий было достаточно. Раньше, в первое время после свадьбы, они почти не расставались друг с другом, но постепенно начали жить довольно отстранённо, и это вошло в привычку, которую не было надобности менять. Но иногда, в отдельные моменты, его вдруг начинал раздражать этот сложившийся уклад. Именно так было сегодня: её вечное отсутствие, пренебрежение к дому, семейная жизнь какими-то короткими урывками вызывали у Андрея тупое ожесточение. Он разогрел котлеты и заварил чай, но продолжал злиться, и поел без всякого аппетита, просто глотая свой нехитрый ужин. Вернулся в холл и сел на диване.

Скорей всего, Элла была в «Клубе зеро» — как и обычно. Там играли в бильярд и спортивный покер. Клиентам из «своих» неофициально могли сделать раздачу и на другие игры. Клуб содержал Артур Нечаев, или Артурчик — невысокий рыхлый мужчина лет тридцати, со светло-рыжими курчавыми волосами и в неизменном костюме цвета зелёнки. Самой приметной особенностью его в целом непривлекательной внешности были этот костюм и маленькие квадратные очки в тонкой металлической оправе. С ними он обращался особенно трепетно, почти как с живым существом, время от времени снимал их, протирал салфеткой, заботливо и нежно, и снова с любовью водружал на свой мясистый нос. Как ни странно, эти очки действительно создали ему свой особенный, вполне завершённый образ. Во времена ранней молодости Артурчик всерьёз мечтал стать крупье и работать в настоящем казино, даже прошёл специальные подготовительные курсы при соответствующем заведении и начал практиковаться. Потом что-то не сложилось и пришлось распрощаться с казино — но не с мечтой: раздобыв денег и обзаведясь достаточно надёжной «крышей», Артурчик организовал собственный «Клуб зеро», полузакрытый зал отдыха для избранных. Пару лет назад Андрей частенько ходил в этот клуб, иногда вместе с женой. Потом, с продвижением по карьерной лестнице у Нечепорука, «Клуб зеро» отпал для него сам собой, но зато к нему пристрастилась Элла. Она освоила и бильярд, и покер, и «блек джек», и ещё бог знает что — всё, чем можно убивать время, и готова была часами просиживать в компании партнёров по играм. Собственную слабость она всегда объясняла только одним — скукой: муж, мол, слишком занят своими делами, — хотя это было неправдой: просто «свои дела» были у них обоих — у него работа, друзья, машины, у неё — болтовня с девчонками, походы по салонам и «Клуб зеро».

Андрея не приводило в восторг то, что она болтается у Артурчика: всё-таки довольно сомнительное место. Да и её бурную натуру он знал слишком хорошо. Но Нечепорук смотрел на увлечение дочери снисходительно, и Андрей тоже закрыл на это глаза, только изредка, в особенно плохом расположении духа, высказывая Элле своё недовольство. Она не брала его слова во внимание: переводила всё в шутку или начинала ругать его самого. Главным её обвинением было «Я тебе не нужна!». Он не выносил споров на эту тему и, пару раз огрызнувшись, отступал. К тому же в противном случае, от него бы требовалось чем-то заполнить будни Эллы, а чем? Каких-то глубоких и содержательных увлечений у неё не было, работа её не прельщала… Сразу после университета Андрей устроил Эллу в налоговую, она продержалась всего полгода. Сначала он просил принять её на работу, потом попросили его — забрать свою жену. Работник из неё и впрямь был никудышный: свои основные обязанности они видела в том, чтобы каждый день демонстрировать новые наряды. А ещё её характер!.. Она командовала всеми вокруг. В общем, увольнение оказалось к взаимной радости сторон. Пока что у него не возникло других разумных идей, к чему пристроить Эллу. Значит, оставался «Клуб зеро».

Андрей посмотрел на фотографию жены в рамке на столе — она любила фотографироваться, студенткой ходила на показы мод, участвовала в качестве модели в любительских конкурсах парикмахеров и визажистов: ничего серьёзного — так, игра, но ей нравилось быть неповторимой и необычной, очаровывать и провоцировать, примерять образы. На этом фото двухлетней давности — одном из лучших у неё, ей тогда только исполнилось двадцать два — она была дивно хороша: завитые локонами русые волосы, чуть приоткрытые чувственные, зовущие губы, по-детски большие, подёрнутые поволокой обещающие глаза. Фотограф сумел поймать что-то особенное в её лице, саму её сущность. Кипящие внутри неё страсти, что ли?.. Андрей отвернулся от портрета и вздохнул. Когда-то он, юный и любящий, и сам повёлся на это обещание в её глазах. И получил в итоге: встречающую тишиной квартиру, холостяцкий ужин и одинокий вечер на диване перед экраном домашнего кинотеатра.

Андрей уже почти уснул, когда, наконец, хлопнула входная дверь и долетел голос Эллы из прихожей:

— Ты дома?

Он встрепенулся, отгоняя подобравшийся было сон, и сел, ожидая её появления.

— Дома — в отличие от тебя.

Элла вошла в комнату и игриво поинтересовалась:

— Скучал?

— Нет. Не успел: ты же вернулась сегодня так быстро! — съязвил он. — Всего только полдвенадцатого! Где ты была вообще?

— На бильярде, — подтвердила она его предположения. — Милый! Ну, не сердись: я увлеклась.

— «Блек джеком» или Артурчиком?

— Ну, Андрей! Не будь таким злюкой! — Элла уселась к нему на колени и заглянула в глаза. — «Блек Джеком» конечно. Ты разве сомневался?

Она звала его только так — «Андрей». Не «Андрюша» — как это нередко делал её отец, не «Андрюшенька» — как его собственная мать. Он звал её «Эллой», когда сердился — «Элкой», или мягко «Элей» и «Элькой» — когда был особенно нежен. Она же никогда не употребляла уменьшительно-ласкательных форм, но это своё «Андрей» могла произносить с тысячей оттенков — от полного обожания до ненависти. Сейчас оттенок расположился где-то посередине «тёплого» участка шкалы. Это предполагало, что она начнёт ласкаться. Так и случилось: Элла провела ладонью по его щеке, потом наклонилась к губам. Он уловил идущий от неё лёгкий запах вина.

— Ты опять пила?

Она отодвинулась и убрала от лица упавшие волосы.

— Немножко. — Голос стал на пару градусов прохладнее. — Всего только два глотка.

— Я выглядываю тебя здесь, как идиот, а ты играешь в бильярдной и хлещешь вино с этим недоделанным крупье? — Он снял её со своих коленей.

— Я же ничего не говорила, когда ты всю субботу болтался с друзьями. Со своим чёртовым Славиком! А мог бы и побыть со мной! Я тоже думала, что ты вернёшься хотя бы не так поздно, сходила в салон, сделала причёску… Представь себе, только для тебя! И что? Во сколько ты заявился? И не заметил ни причёски, ни меня самой!

— Ах, да! Ты ведь так ждала меня! — снова съязвил он, но тут же спросил уже без иронии. — Почему ты не отвечала на мои звонки — в пятницу, когда я был в Киеве?

— Ты бы ещё вспомнил, почему я не отвечала тебе в прошлом году!

— Я просто спросил: почему ты не брала трубку?

— Я перед тем говорила с папой. Он сказал, что у вас всё в порядке. Потом я ушла к Наташе и не взяла телефон. — Она замолчала, он тоже молчал, и она выкрикнула. — Но я же знала, что всё нормально!

— Чёрт тебя возьми! А ничего, что я не знал? Не знал, нормально ли у тебя?!

— Андрей! — Голос взлетел сразу, стремясь к самым высоким отметкам. — Но я же была дома! Что со мной случится?

— И правда! Я как-то не подумал.

— Ну, прости меня!

— Ладно, — кивнул он. — Пусть так. А за сегодня я тоже должен тебя простить? Тебя же не было сегодня дома!

Её настроение сразу поменялось, и она пошла в атаку:

— Вот только не надо заставлять меня за всё оправдываться!

— Тогда ты тем более не заставляй оправдываться меня! — вскипел Андрей. Потом поднялся и вышел из комнаты.

— Куда ты? — крикнула Элла.

— Спать! Это ты маешься дурью от безделья, а мне завтра на работу!

— Спокойной ночи! — поджав губы, буркнула она и удобнее уселась на диване. — Я буду смотреть телевизор.

4

— Ну что, девочка? Есть какие-нибудь новости? — на следующий день полюбопытствовала Оксана Филимонова у Ларисы, едва та переступила порог.

— О нашей странной даме? Пока нет. Вчера она действительно была в редакции — это всё, что я знаю.

— Да, не густо! Что же, будем ждать.

Ждать пришлось недолго: ближе к обеду Крот снова возникла в приёмной. На этот раз Нечепорук был у себя, и она, прохладно поздоровавшись с секретаршей, направилась прямиком в его кабинет.

— Меня ждут, — коротко бросила она в ответ на вопрос в глазах Тамары и её растерянную просьбу: «Подождите!..».

Так было не принято: обычно секретарь сама входила к шефу или созванивалась с ним и, только получив его одобрение, приглашала гостя. Однако Крот не слишком чтила церемонии и вошла, не дожидаясь приглашения. Тамара напряглась, предполагая неизбежную взбучку, но… ничего не последовало. Ничего, кроме громких взаимных приветствий Нечепорука и гостьи и его хрипловатого смеха. Потом дверь захлопнулась и скрыла от посторонних глаз разворачивающееся действо.

Крот провела у Нечепорука довольно много времени. Сначала они разговаривали вдвоём, потом он пригласил к себе зама по коммерции, Веру Сотникову, ещё примерно через полчаса вызвал и Ларису. Секретарша фыркнула, едва та появилась:

— Осторожно там! Чтобы эта чёрная карга тебя не съела: у неё глаза, как у волка.

Но вопреки предупреждению Тамары, Лариса застала вполне мирную картину: Нечепорук сидел за своим столом, дамы расположились в креслах напротив. Никто никого не ел и вроде бы не собирался.

— Знакомьтесь: Лариса Землянская, Мария Крот. — Нечепорук представил их друг другу. — Лариса — мой помощник по депутатской работе. Мария Васильевна со вчерашнего дня тоже является моим помощником и советником: будет координировать информационную политику.

Крот кивнула, весьма сдержанно улыбаясь:

— Здравствуйте.

Ответ Ларисы был таким же сдержанным, но с большей вежливостью:

— Здравствуйте.

Она села с той стороны стола, где уже разместилась Сотникова и не заметно, хотя и внимательно принялась рассматривать директорскую гостью. На сей раз народная молва не погрешила против истины: одета та была и впрямь неопрятно. Чёрный костюм мужского покроя был не столько поношенным, сколько засаленным, да и белая блузка не производила впечатления снежной свежести. Несвеже выглядела и сама женщина: как будто присыпана сухой, въевшейся пылью. И — ни грамма косметики, ни капли парфюма. Гладко причёсанные короткие тусклые волосы припали к голове. При всём при этом её лицо не отличалось какими-либо заметными изъянами. Она могла бы казаться даже привлекательной — аккуратный, тонкий нос, несколько твёрдые, но правильно очерченные губы, — не будь этой нарочитой, просто-таки гротескной небрежности во всём её облике. Сама же Крот из-за своего нестандартного внешнего вида, как видно, ничуть не комплексовала, сидела очень свободно, даже вызывающе, чуть откинувшись назад и забросив ногу за ногу, — поза больше напоминала мужскую. В ней явственно угадывалось высокомерие, которое, однако, на Нечепорука не распространялось: глядя на него, она натягивала на лицо подобострастную улыбку. Натягивала так быстро и ловко, что поверить хотя бы в каплю её искренности не представлялось возможным. Да и светло-серые, будто стальные глаза оставались холодными.

— Информационная политика — это слишком широкое понятие, — заметила Крот. — Если разрешите, Аркадий Павлович, я хотела бы конкретизировать, чтобы было понятно. Я буду курировать газету «Город — 24», а также вести наш новостной сайт.

— У нас же нет сайта, — удивилась Лариса.

— Я в курсе, Лариса… как? Простите.

— Алексеевна.

— Да. Так вот: как раз созданием сайта я и займусь. Это один из наших приоритетов. То, с чего следует начать исправлять ошибки. Удивительно, Аркадий Павлович: двадцать первый век, а ваши сотрудники не побеспокоились создать сайт в интересах компании! Это недоработка, несомненно.

— У нас просто не было такой необходимости, — попробовала стать в оборону Сотникова. Попытка вышла неудачной.

— Вы просто не понимаете. — Крот одарила собеседницу снисходительным взглядом. — Конечно, вам простительно: вы в этом не специалист. Но вы занимаете такую должность!.. — Теперь к снисхождению во взгляде добавилось и сожаление: что такие должности занимают такие непрофессионалы. — За границей люди учатся всю жизнь: самообразование — это очень полезно и помогает карьере. Я сама занимаюсь наукой… — При этих словах Лариса вспомнила фразу Светловой об университетских кругах. Крот тем временем продолжила: — Имею некоторые научные наработки — мои личные, эксклюзив. Однако успешно опробованные на практике! И из своей практики могу вам точно сказать: необходимость в сайте, проталкивающем нужные мысли, первостепенная! Тем более, у руководителя, который известен не только в бизнесе, но и в политике, в общественной жизни! Лицо города, так сказать!..

— Ну, это вы преувеличиваете! — Нечепорук добродушно отмахнулся: на комплименты он не был падок. — У нас в городе есть и другие лица…

Крот, тем не менее, стояла на своём:

— Нет, нет! Не надо себя недооценивать — это неправильно! Для человека вашего уровня — вдвойне! Вот откуда эти ошибки: ваши люди просто не умеют создать вам должный имидж. Ну, простим их: они не в состоянии… Ничего, — она натянула ту самую ловкую улыбку. — Мы исправим это! Ничего сложного здесь нет: только пару штрихов, а результат будет совсем другой.

— Ладно, давайте потом об этом. Вернёмся ближе к делу. Насчёт сайта.

— Да, вы правы, Аркадий Павлович. Но это тоже важно. Так вот: сайт у нас будет в ближайшее время — новостной. Мы будем позиционировать его как городской. Сделаем его острым, резонансным. Заставим звучать — как барабан! Нет, как скрипка! Знаете, как слушают в концертном зале первую скрипку? Так будут слушать и нас. Внимать, можно сказать. А мы будем создавать с помощью сайта правильное общественное мнение. Работать с сознанием: мозг — это пластилин. — Лица присутствующих несколько вытянулись от неожиданности данного определения, и Крот, заметив это, засмеялась — как-то мелко, заискивающе, дрожа подбородком. — Вы простите мне такое сравнение? Это, может, неэстетично, но правда. И мы вылепим из такого пластилина то сознание, которое нам требуется, какое для нас полезно — я имею в виду корпоративные интересы. Всё дело только в том, как подносить новость, любую новость. А ещё правильнее сказать: как её генерировать. Мы непосредственно займёмся этим: будем создавать собственные новости тоже.

— Я вижу, у вас много идей, — откликнулся Нечепорук не без одобрения. — Ну, и неудивительно: с вашими талантами, знаниями, опытом! Мария Васильевна — профессионал, работала во многих крупных городах — в политике, бизнесе… И по многим направлениям.

Крот уточнила:

— Кризисного менеджмента. Я работала по разным направлениям именно этой проблемы. Распутывала сложные ситуации.

— Наша ситуация тоже сложная. Поэтому я и пригласил её усилить нам команду. У нас сейчас нелёгкие времена, — Нечепорук обвёл глазами всех трёх женщин, — застряло несколько проектов — очень перспективных. Есть непонимание в городе… Непонимание того, что эти проекты привлекательны и полезны. Отсюда противодействие, игры с народом: людей пытаются использовать втёмную или ещё того хуже — пользуются их благими намерениями. А в действительности — только для того, чтобы кто-то мог набить собственный карман. В общем, всё это надо решать.

— И можно решать! — Крот моментально вклинилась в его речь. — При должном профессионализме нет ничего невозможного.

Нечепорук подтвердил:

— Я знаю! Вы клад для нас. Сокровище.

Лариса и Сотникова быстро переглянулись: это было что-то новое. Никогда прежде директор «Инвест-трейда» не отличался ни употреблением таких высокопарных выражений, ни столь неприкрытой лести Сейчас же он, кажется, готов был расстилаться перед неопрятной женщиной в засаленном костюме, вещающей сомнительные истины, придавая им вид бесценных откровений. Лариса посмотрела на руки Крот: без маникюра, без украшений. Они выглядели пергаментно сухими и пыльными. Как и она сама. Как и её одежда.

— Но сейчас задача состоит в том, чтобы работать сообща. С Ларисой, — он кивнул на Землянскую, — вы вместе выработаете общую линию в плане освещения нашей работы и в дальнейшем будете её воплощать. Вера Викторовна поможет вам с техническим оснащением, приобретением оборудования, связью, а потом сможет давать вам необходимую информацию о наших коммерческих проектах.

— А редакция? — деловито осведомилась Крот.

— В редакцию я позвоню. К сожалению, вчера у вас не получилось контакта: вы с редактором друг друга не поняли, а у меня не было возможности вмешаться. Но мы объяснимся — это не вопрос. Следующий номер газеты уже будете готовить совместно. Не сомневаюсь, что вы справитесь, — как бы подвёл черту Нечепорук. — Надеюсь на вас и ваш бесценный опыт.

— Я не подведу: буду просвещать массы! И наводить порядок в общественном сознании.

— Удачи! — Он с неподдельной горячностью пожал её пергаментную руку, и Лариса испытала неприятное чувство: как будто узкая пыльная ладонь коснулась не директорской, а её собственной руки.

Совещание у Нечепорука вызвало больше вопросов, чем дало ответов. Несмотря на пафос и старательно выпячиваемое самомнение Мария Крот не производила впечатления специалиста высокого уровня. Всё, что она сказала, — было давно сказано до неё, и являлось нехитрым повторением написанного в учебниках. Не удивляла она также ни оригинальностью, ни глубиной суждений. Скорее, только своеобразной трактовкой некогда прочитанного либо же собственным своеобразным его пониманием. Следовательно, ни на блестящего теоретика, ни на талантливого практика Крот не тянула. Зато в ней действительно присутствовало что-то от шарлатанки — это было заметно. И вряд ли это мог не заметить своим намётанным глазом Нечепорук. Однако же он отнюдь не торопился вывести её на чистую воду, даже наоборот — подыгрывал ей, сыпля похвалами. Или же, вопреки здравому смыслу и интуиции, по какой-то неизвестной причине он действительно верил в её спасительный талант.

И первое, и второе выглядело весьма странно для человека уровня Аркадия Нечепорука. Безусловно: проблемы, о которых он говорил, — с проектами по коттеджной застройке, по реконструкции рынка в торговый центр — имели место. И, безусловно, было непонимание сути этих проектов, как её объяснял сам Нечепорук, было противодействие горожан, конфликт интересов и игра, которую вели конкуренты, используя сыновние чувства Крутова. Но почему для решения существующих проблем Нечепорук пригласил именно такого человека, как Крот? И чем она вообще могла помочь — со своей заносчивостью, простым повторением прописных истин, неоднозначными рецептами и диковатыми сравнениями мозга с пластилином? Ну, не зачаровала же она его, в самом деле! В общем, всё по-прежнему оставалось покрыто плотным туманом, клубами окутывавшем эту странноватую женщину.

Единственное, что можно было понять уже сейчас, — что Крот пришла в «Инвест-трейд» всерьёз и надолго, раз уж заручилась такой слепой верой в себя со стороны своего патрона. Хотя можно было допустить и ещё одну не менее странную причину происходящего: что Нечепорук не ослеп, не обманулся, не попал под чары Марии Крот, а сам устроил этот, на первый взгляд, нелепый розыгрыш и мысленно посмеивается над его участниками. Но тогда вставал иной вопрос: зачем? Для чего и для кого это нужно?

5

— Заходи, заходи, Андрюша, — Нечепорук был бодр и весел. Он сидел за столом у себя в кабинете и изучал какие-то документы, делая пометки оранжевым маркером. — Присаживайся. Что нового, как успехи?

Андрей сел.

— Успехов пока нет.

— Что так? — спросил Нечепорук, не отрывая глаза от бумаги.

— Был в горисполкоме — в архитектуре и в земельном отделе. Ничего они не делают и делать не собираются! Рассказывают только: одни отговорки.

— Ты думаешь?..

— А что думать? Ни один документ на сессию не выносят! Ни по рынку, ни по коттеджам. Даже на депутатскую комиссию эти вопросы не предоставили. Типа, там нужно разбираться, как правильно по закону, а депутаты не успеют всё быстро изучить.

— Это да… С законом шутить нельзя, — пробубнел себе под нос Нечепорук, выделил ещё один фрагмент текста и, наконец, отложил в сторону и бумаги, и маркер. — Так что, не выносят, говоришь?

— Нет. Я разговаривал со Светланой, она сказала, что в этот раз точно ничего не получится. Вчера Крутов был у мэра на приёме, очень возмущался, настаивал на общественных слушаниях… А он же у нас почётный житель города!.. — Андрей махнул рукой. — Румянцев не смог ему отказать.

— И что, согласился?

— Ну, так, середина на половину. Согласился, что да — надо провести слушания… когда-нибудь. Не сейчас, а вообще.

— Ясно. Румянцев мутит, конечно… С сессией, я думаю, решим: попросим мэра хорошенько. Но вообще его тоже понять можно: у каждого свои интересы. Ему с Крутовым открыто ссориться совсем не выгодно. Идеально было бы, если б конфликт возник между Крутовым и исполкомом: тогда мы бы остались вообще в стороне. Но так не будет, — подвёл итог Нечепорук. — Придётся нам с тобой, Андрюша, искать другие стороны противоборства! Знаешь такое, нет? Восточная мудрость: если сидеть на берегу реки, мимо тебя проплывут трупы твоих врагов. Китайцы в древности придумали. Так что будем сидеть на берегу.

Андрей усмехнулся.

— Мы же не китайцы.

— Не китайцы, — согласился Нечепорук. — Но к умному совету почему бы не прислушаться? Нам высовываться с этим земельным участком особо и нельзя — сейчас особенно. Так что остаётся, кроме как сидеть на берегу?

— И что, ничего теперь не делать?

— Почему же? Делать. Свести между собой тех «врагов», которые потом проплывут мимо нас. Мэр в войну влезать не хочет — и это разумно, скажу я. Значит, попробуем стравить других. Хотя Румянцев зря мудрит! Всё равно он в стороне быть не сможет: ну как он будет в стороне? Горсовет же решение принимает. А принимать решение — это по-любому встать на чью-то сторону. Не получится у него остаться не при делах.

— Аркадий Павлович, вы правда считаете, что мы сможем все эти бои без правил отсиживаться в кустах? — спросил Андрей с удивлением.

— Нет, не в кустах, — мягко поправил Нечепорук. У него была своеобразная манера говорить: о серьёзных вещах вроде как с долей шутки. Словно в игре: твой ход — мой ход. И удачный комментарий. Иногда он подлавливал просто мастерски. — Ну что ты? На берегу речки. В кустах — это значит спрятаться и наблюдать исподтишка. А мы не будем прятаться, будем на виду, с собственной позицией. Просто не будем лезть на рожон, кулаками махать. Такая, брат, стратегия. А тактика — правильная информационная политика.

— Да: топить Артемьева… Который потом мимо нас проплывёт…

— Точно! Суть понял верно. А я как раз нашёл нужного нам специалиста: Крот Мария Васильевна. Сегодня вводил её в курс дела. Она мне и наработки свои принесла: тут и по газете, и по контактам с населением… Даже по общественным слушаниям что-то есть. Хочешь — почитай. — Он кивнул на синюю пластиковую папку. — Интересно. Такие вещи предлагает! Мы говорили с ней, она немножко рассказала… Будет везде расставлять своих людей и получать информацию изнутри. Хочет в первую очередь запустить такого человека к Крутову, чтобы мы знали его планы.

— Доносчика, что ли?

— Ну, какого доносчика? Что у тебя за привычка: всё сводить к грубой прямолинейности! То «кусты», то «доносчик»… Шире надо смотреть. Не доносчика, а информатора. Свой человек в чужих кругах. Связующее звено: он нам информацию передаёт, мы — ему. А он эту нашу информацию запускает там, где работает, — в наших интересах.

— Аркадий Павлович! А почему вы мне не сказали, что нашли эту, как её… Крот?

— Забыл, что должен тебе докладывать.

Сказанное шутливо это, тем не менее, прозвучало обидно. Андрей почувствовал себя задетым.

— Просто мы же с вами договаривались, что я поговорю со знакомыми насчёт руководителя информационной кампанией. Я попросил нам помочь, а получается, ничего уже не нужно…

От Нечепорука не ускользнула обида, мелькнувшая на его лице, и он примирительно заметил:

— Ну, получилось так, не дуйся. Что же вы гонористые все такие, молодёжь? Наше поколение попроще было. Пионеры, комсомольцы… Мы по команде жили и не считали это зазорным. Старших слушались, уважали. Соблюдали субординацию. И неплохо, надо сказать, жили! Неизбалованно, просто, но весело. Эх, как вспомню — сколько всего у нас было! И макулатуру собирали, и металлолом, и старикам-старушкам помогали… Потом — соцсоревнования всякие… Бригады, вымпелы… Песни у костра… Всё — с задором, с огоньком! Я вот студентом ездил в стройотряд. А был там один парень, Колька Гришин. Работали мы в колхозе: строили коровник. Племенной, знаешь ли, колхоз, коров — тьма, ну и быки, соответственно, тоже есть — громадины! — завёл один из своих бесчисленных рассказов о временах собственной молодости Нечепорук.

Когда его несло, он мог изливать воспоминания часами, и Андрей привычно сделал вид, что с интересом слушает. На самом деле он думал о другом: что из-за Нечепорука оказался не в самой красивой ситуации. Обратился за помощью к аналитику одного из Интернет-сайтов, тот пообещал посодействовать… Знакомы они были не так близко, он и вышел-то на него через третьих лиц, а теперь получалось, что надо давать задний ход. И значит, нехорошо выглядеть в глазах людей, согласившихся посодействовать. И всё только потому, что Аркадий решил указать ему на место! Такое время от времени случалось, но каждый раз Андрей воспринимал это как унижение, от которого никуда не денешься.

— …Так вот Колька как увидел прямо перед собой того громадного, как трактор, племенного быка, так через забор и перемахнул. Просто с места! А забор-то был три метра высотой! — Нечепорук, тем временем, завершил свой рассказ. — Вот как мы жили. Не то что вы: и быков-то настоящих не видели, не то что колхозов.

Андрей изобразил улыбку:

— Не велика потеря.

— Жизни вы не знаете, как мы её знали, изнутри. Вот что потеря! А колхозы — ерунда это, конечно.

— Как мне всё-таки теперь быть с той своей просьбой насчет информационной политики? Сказать, что мы этим вопросом больше не интересуемся?

— Почему же? Можно сказать аккуратней. Объясни, что вопросом мы интересуемся, но в настоящее время он для нас не актуальный.

— Если бы вы меня предупредили заранее, я бы в это и не влезал.

— Да я, честно сказать, и сам не предполагал, что всё так быстро решится. А тут как раз на выходных встретился с Жилиным — товарищем старым, мы с ним в ещё Дмитровке в своё время вместе начинали. Поговорили о жизни, вот он мне эту Марию Крот и порекомендовал: у него она работала. Железная, говорит, баба. Бульдог! Если вцепится — то всё, мертвой хваткой: хоть что с ней делать, а не оторвётся! И опыт у неё колоссальный, такие кампании проводила!.. — Нечепорук махнул рукой. — Классный, в общем, специалист. А главное, проверенный, надёжный: Жилин же что зря мне не подсунет. Раз сказал, что на неё можно полагаться, значит, можно.

— Да я понял.

— Ничего, Андрюша: просто перестраховка. Я ведь тоже не мог знать, что Крот точно согласится у нас работать, что не выдвинет каких-нибудь особенных требований. Так же как и не знаю, чего бы потребовал другой кандидат, и насколько мы бы сошлись с ним во взглядах и принципах. Но решилось всё удачно — и славно!

Тридцать пять лет назад Нечепорук, тогдашний выпускник юрфака по распределению попал в прокуратуру небольшого городка Дмитровка, и с тех пор до настоящего дня всё, что тем или иным образом касалось этой самой Дмитровки, имело для него не подлежащую сомнениям ценность. Он немало поколесил — прокурорская служба предлагает определённые ротации, — прежде чем осесть в Калинове, получив кресло прокурора. Как прокурор Нечепорук оставил о себе в памяти жителей не самые худшие воспоминания, во всяком случае, авторитетом он пользовался. А выйдя по выслуге лет на пенсию, решил воспользоваться наработанными связями и обзавестись собственным бизнесом в сфере недвижимости. Был ли у него к этому талант или же помогли именно связи — доподлинно неизвестно, но дело пошло успешно. Через несколько лет Нечепорук расширился, а потом и вовсе вышел на первые роли в городе, хотя второстепенным человеком здесь никогда и не был. Теперь он больше переключился на строительство и коммерцию и интересовался крупными дорогостоящими объектами — собственно, после того, как сошёлся с Михаилом Андреевичем, процветающим и влиятельным ныне бизнесменом, едва ли не полноценным олигархом, а некогда — скромным бухгалтером из той же Дмитровки. При его негласном покровительстве Нечепорук баллотировался в областной совет, прошёл туда и вот уже второй созыв подряд был депутатом.

Всё шло по накатанной, пока и Михаил Андреевич, и Аркадий Нечепорук всерьёз не заинтересовались земельными участками, подходящими для элитной застройки. Маленький Калинов с населением, едва дотягивающим до сотни тысяч, не славился ни мощной индустриальной базой, ни богатым культурным наследием, главным его богатством была свободная земля, а комфортная близость к областному центру, относительно чистый воздух и удобная транспортная развязка обещали сделать её в недалеком будущем на вес золота. Так возник «дружеский» проект коттеджного посёлка в урочище «Зелёная роща» — том самом, которое когда-то благоустраивал Крутов-старший. Объективно говоря, конкретно этот проект при детальном рассмотрении обнаруживал много специфических сложностей, что порождало сомнения относительно его сверхприбыльности и даже самоокупаемости. Однако Михаилу Андреевичу уж очень мечталось заполучить сей скромный кусок калиновских угодий, трудности в погоне за мечтой его не пугали, а Аркадий Павлович в дружбу верил свято и нерушимо, особенно в «дмитровскую», и решил во что бы то ни стало проект реализовать. В том числе, и с помощью Марии Крот, протеже ещё одного своего друга молодости — упомянутого им Жилина.

Куда меньшей «маниловщиной» отличался другой проект, над осуществлением которого работал сейчас Нечепорук, — по реконструкции городского рынка, давно уже устаревшего и морально и материально, в современный торговый центр. Задумка была осмысленной и хорошей, авантюризмом от неё не веяло, прибыль обещалась скорая и действительно ощутимая. Новый торговый центр имел бы даже определённую архитектурную ценность благодаря оригинальному дизайну в виде нескольких ступенчатых ярусов: отсюда шло и его предполагаемое название — «Каскад». Однако с «Каскадом» возникла проблема иного рода — бунт предпринимателей, владеющих торговыми точками на старом рынке. Выселяться они категорически не хотели, а арендную плату или долевое участие в строительстве торгового центра одни считали для себя невыгодными, другие просто пошли на принцип. Владельцы убогих и облезлых, ещё постперестроечных киосков уже несколько раз устраивали митинги перед мэрией, дважды грозились перекрыть движение по центральной улице города. Сладить с ними было затруднительно, но и отступить было бы непрактично с любой стороны, а посему требовалось искать компромисс. Сторонником всевозможных компромиссов выступал и мэр Калинова — Пётр Васильевич Румянцев, всецело поддерживающий Нечепорука, и де-факто его креатура в структуре городской власти, однако человек несколько нерешительный для принципиальных действий.

Во всех этих деловых заботах Аркадий Нечепорук, к сожалению, не мог всецело полагаться на полноценную помощь своих детей. Старший его сын, Павел, пошёл по стопам отца и занимал солидный пост в прокуратуре соседней области. Дочь Элла, на девять лет младше брата, хоть и закончила недавно юридический, карьерой не интересовалась, но будучи отцовской любимицей, не слишком в ней и нуждалась. Элла была красива, и в семье изначально полагали, что самым лучшим вариантом для неё станет удачный брак. Отец имел на примете молодого и перспективного помощника местного прокурора, но Элла посчитала по-другому и на четвёртом курсе университета объявила родителям, что выходит замуж за Андрея Ярошенко. Диплом юриста, который он должен был получить через два месяца после намеченной даты свадьбы, решил вопрос в его пользу. В итоге именно Андрей оказался единственным членом семьи Нечепорука, непосредственно вовлечённым в его бизнес. Заботясь о материальном благополучии Эллы, Нечепорук дал её мужу пусть и марионеточную, но всё же звучную должность руководителя дочерней структуры собственной фирмы — ООО «Элит-коммерс», а не так давно доверил ему и координацию значительной части вопросов по «Каскаду».

***

Элла молчала весь день. Андрей звонил ей пару раз — она не ответила. И конечно, не перезвонила: теперь она сердится на него, и специально будет мотать ему нервы! Тем более, вчера он сам подсказал ей, как это можно сделать, а она быстро учится.

Он чувствовал себя неважно, в каком-то расстройстве — наверное, устал. Прошлая неделя была напряжённая, потом эта поездка к Михаилу Андреевичу, аэропорт, самолёт — а он терпеть не может самолёты. И выходные на бегу: в субботу приглашали приятели, в воскресенье старшие Нечепоруки угощали шашлыками на даче. А теперь куча проблем на работе… И вчерашняя ссора с Элкой… Как же надоели эти ссоры! В последнее время они только и знают, что выясняют отношения, и она всякий раз демонстрирует ему свой характер! Она всегда несчастна, всегда обижена, а он — только во всём виноват! И отец постоянно её поддерживает, чуть только узнает, что они разругались: «ты мало заботишься об Элле», «ты не уделяешь ей внимания», «ты её расстраиваешь»!.. Ничего, что она вообще не уделяет ему внимания, ничего, что запросто расстраивает его самого! Что её постоянно где-то носит, и скоро она, наверное, уже будет жить в этой своей бильярдной! Нет, конечно, — это нормально. Потому что и в этом тоже виноват он: «Твоей жене скучно». «Если бы ей всего было достаточно, она бы не закатывала тебе истерики. Значит, ты чего-то ей недодаешь». И что ему возразить? Она привыкла выставлять себя жертвой, чтобы все её жалели, ну так пусть ею и будет! Пусть вернётся сегодня первой! Пусть сама его ждёт! Пусть действительно расстроится и поскучает!

Он прикинул варианты. Можно поехать к Славику: посидеть и взять по пиву. Или к парням на автодром: они как раз собираются сегодня, погода позволяет. Но ни к Славику, ни на автодром ему как раз и не хотелось. Тогда куда? Можно ещё что-нибудь придумать!.. Навестить кого-то из старых знакомых, с кем давно не виделись. Но эти старые знакомые любят изливать душу или же наоборот — хвастать, как у них всё шикарно, и как круто они устроились. Да если и нет, если не хочется слушать приятелей — сочувствовать им или завидовать, — то, в конце концов, в городе достаточно мест, где можно нормально провести вечер! И это будет очень хороший вечер — во всяком случае, уж точно не хуже, чем тот, что был вчера. Из-за вчерашнего вечера — не из-за усталости, не из-за перелётов и командировок, не из-за проблем на работе — Андрей и чувствовал себя сейчас так плохо, что кажется, впору умереть.

«Хватит уже вилять, — наконец, сказал он сам себе, — ты просто не хочешь идти домой! Не хочешь идти без Элки и слушать пустоту. Так иди тогда к ней!». Пожалуй, это был единственный выход. Он вздохнул и поехал к Артурчику.

В «Клубе зеро» было малолюдно, даже пусто: время для основной части посетителей слишком раннее. Двое парней за бильярдным столом разбивали «пирамиду», ещё один наблюдал, стоя рядом. Несколько девушек, видимо, из той же компании, сидели у барной стойки на высоких круглых стульях, пили коктейли, смеялись и щебетливо переговаривались. Заметив нового гостя, они дружно, как по команде, повернулись и устремили на появившегося в дверях Андрея чуть удивлённые, взволнованные взгляды, что, впрочем, легко объяснялось: он был вызывающе, до неприличия красив — на грани той степени, которая позволительна только женщинам. В нём и присутствовало что-то неуловимо женственное — слишком лёгкое и невесомое, чтобы вызывать отторжение, но в тоже время остро, нестерпимо дразнящее. Такое, что и заставляло девушек, подобно этим, оборачиваться и смотреть ему вслед, если не со сладострастным трепетом, то, по крайней мере, не без любопытства. Ему исполнилось двадцать пять, но лицо его, не утяжелённое тенью печалей и тягот, всё ещё сохраняло чистоту и юношескую мягкость линий. Волосы тёмно-кофейного цвета, безукоризненность черт, бархатная кожа — всё в нём было на удивление хорошо. Однако самое большое восхищение вызывали его глаза — такой пронзительной синевы, что невольно рождалось сомнение: не линзы ли это? Но нет: глаза были подарком природы. Сложен он также был весьма неплохо, хотя не выглядел ни мощным атлетом, ни стероидным «мачо», но довольно высокий, стройный и в меру спортивный. К заинтересованному, а нередко и весьма откровенному женскому вниманию Андрей привык давно, не так уж часто придавая ему значение, а сейчас, занятый своими мыслями, вообще не заметил ни девушек, стайкой расположившихся у стойки, ни того напряжённого нетерпения, с которым они проводили его глазами.

Он вошёл в комнату, смежную с основным залом. Здесь было светло — в соседнем царил полумрак, искусственно созданный тяжелыми опущенными шторами, — но дымно: Артурчик держал во рту сигарету и, судя по наполненной пепельнице, не первую. Щеголеватого вида парень, по годам — студент, не старше, вероятно, кто-то из «мажоров», частенько зависающих в этом заведении, что-то рассказывал и сам же смеялся своему рассказу. Элла также была здесь: сидела у стола, опершись подбородком на сцепленные пальцы.

Андрей поздоровался с Артуром и парнем, потом подошёл к жене.

— Привет, Элла.

Она подняла на него глаза, едва заметно кивнула, и сразу же снова отвернулась. Действительно, рассердилась она сильно. И возможно, надолго.

— Как успехи у моей красавицы? — спросил он не столько у неё, сколько у Артура.

Тот ответил:

— Никак. Она не играет сегодня: у неё депрессия. Что это с ней?..

— Не знаю. Просто нет настроения. Элла! Может, пойдём домой? — предложил ей Андрей не очень уверенно, опасаясь, что она не захочет, и придётся возвращаться одному.

Элла неопределённо передёрнула плечом, но и не отказалась. Он истолковал это как согласие. Протянул ей руку. Она приняла её — всё так же молча — и встала. Идя к выходу, они пересекли центральный зал вместе, и девушки у барной стойки моментально потеряли к нему свой охотничий интерес. Элла молчала в клубе, молчала, пока они шли на стоянку. Андрей ждал услышать её — хоть что-нибудь! Но, так и не дождавшись, заговорил первым, когда они сели в машину:

— Ты сердишься, да? За вчерашний вечер? Что я накричал на тебя?

Она взглянула на него и, наконец, откликнулась:

— Мне что, по-твоему, нужно радоваться?

— Я не говорю, что радоваться!

— Так скажи! Ты же так считаешь? Что можешь вешать на меня свои проблемы, своё плохое настроение!.. Что ты всегда срываешься на мне — как будто это я причина! А я должна всё глотать и не обижаться!

Элла всегда так говорила, это была её обычная отповедь. И ссорились они так всегда: на любые его слова она отвечала своими обвинениями, сваливая с себя любую ответственность, — крайним всегда оказывался он. Можно было уже давно привыкнуть, но Андрей тоже рассердился:

— Я не собирался тебя обижать. И не срывался! Я просто ждал тебя вчера весь вечер — я вечно тебя жду!

— А я?! Я разве тебя не жду?! Да я всё время только это и делаю! Я устала! — Её голос зазвенел, и на глазах показались слёзы. — Все смотрят на тебя и думают: как ей повезло, какой у неё муж! И у них даже мысли нет, что я тебе вообще не нужна, что ты обходишься без меня, сколько тебе надо! Что не подходишь ко мне неделями! Тебе легко это, а мне нет! Потому я и жду тебя! И вчера я пришла к тебе именно поэтому! Я так хотела побыть с тобой!.. А ты наорал на меня и выкинул! Так что отстань от меня! Хоть сейчас оставь меня в покое!

— Дура! — выкрикнул он в бешенстве и отчаянии. — Ты дура просто, Элка! Неужели ты совсем не понимаешь?! Я же тоже пришёл к тебе сейчас!.. Я же потому к тебе и пришёл!..

Кажется, теперь она поняла. Посмотрела в его лицо и тихо уронила это своё:

— Андрей!..

Он притянул её к себе — живую, трепетную под тонким шерстяным платьем (плащ она бросила сзади), с обжигающими слезами, с горячим, как жар, дыханием. С трогательным коротким завитком, выбившимся из тугого узла русых волос на затылке и упавшим ей на шею, — он чувствовал этот завиток у себя под пальцами. И с силой сжал её плечи. Теперь он и сам был живой и жаркий, как в лихорадке, и дрожал — тоже как в лихорадке. Она не злилась больше, просто нашла губами его рот. Он помедлил немного, но потом чуть отстранился и выговорил:

— Поехали домой.

— Да, — прошептала она и отпустила его, — пожалуйста, поехали домой.

6

Прошло две недели, если чем и отмеченных, так это скандалами.

Мария Крот получила комнату в помещении редакции и вступила в свои полномочия. Точнее, какими именно полномочиями её наделил Нечепорук, достоверно никто не знал: у неё не было конкретной должности и, соответственно, должностной инструкции. Он называл её своим советником, она в частных разговорах вообще приравнивала себя к нему и заявляла, что неподчинение ей равнозначно неподчинению директору. Обстановка накалялась — не только в редакции, но и на радио, и даже в самом «Инвест-трейде», поскольку Крот беззастенчиво грузила собственными указаниями всех, кто попадался ей на глаза и под руку. При этом вежливостью она не отличалась и вела себя совершенно по-хамски. Подчинённые Нечепорука, не понимая до конца ситуацию, остерегались возмущаться и терялись в догадках. Проще всего было бы объяснить невероятное положение Крот при Нечепоруке её статусом любовницы, но приписать им именно любовную связь представлялось абсолютной глупостью: слишком уж непривлекательно она выглядела, а человеком с выраженной экстравагантностью Нечепорук за все долгие годы себя не зарекомендовал. Вряд ли столь странный сдвиг произошёл с ним только сейчас, ближе к склону собственной активной жизни. Да и вообще в его отношении к ней не просматривалось намёков на близость, за исключением безграничного слепого доверия. По причине этого доверия он прощал ей самые странные выходки, граничащие с безумием, и самые нелепые ошибки, граничащие с глупостью: то, что она не умна, стало уже всем очевидно. Всем — но не ему: он по-прежнему восхвалял её невидимые «таланты» и возводил в образец для подражания. Любой поступок странной Марии Крот вызывал у него не поддающееся разумному объяснению восхищение, либо же, в крайнем случае, оправдание. Что случилось со всегда здравомыслящим шефом, никто не знал, а потому всё чаще стали поговаривать, что Крот владеет тайной магией. Конечно, это было абсурдом, но других, менее абсурдных версий не было.

Крот успела разругаться в той или иной мере почти со всеми, однако хуже всего у неё складывалось с редактором Еленой Светловой. Немало тому способствовало их непосредственное соседство — Крот фактически взяла редакцию под свой контроль, — но еще больше — её вопиющая безграмотность, остающаяся, впрочем, незаметной для Нечепорука. Она взялась написать несколько статей в газету, когда и обнаружилось, что пишет Крот со стилистическими ошибками, не говоря уже о том, какой дикой смесью штампов, громогласных заявлений и цветистых оборотов оказались эти статьи по смыслу. Светлова взялась их выправить, но выправила лишь отчасти. В итоге, когда после выхода газеты в «Инвест-трейде» потешались над данными публикациями, Крот заявила, что до столь уродливого вида их довели именно правки Светловой.

— Вы убили главный смысл моих материалов. Всё, что я хотела донести до читателей, вы выбросили! Из работы с научным подходом вы сделали жалкий бред! — кричала она редактору в кабинете Нечепорука, куда он вызвал их обеих.

Светлова отчаянно и безуспешно доказывала, что до её поправок статьи являли собой ещё больший бред. Крот стояла на своём. Нечепорук, вдоволь наслушавшись этой перебранки, вынес половинчатый и мягкий вердикт: отставить разбирательства и впредь продолжать работать вместе, но так, чтобы результат получался качественным. Обе конфликтующие стороны истолковали его слова по-своему и противоположным образом: Светлова сочла, что ей позволено редактировать материалы на своё усмотрение, Крот же ещё больше утвердилась в мысли, что главенствующая роль отныне принадлежит ей. В итоге конфликт оказался не только не потушен, но и разгорелся с новой силой: следующий выпуск газеты едва не был сорван.

Помимо дел в редакции Крот вела и ещё какую-то полуподпольную деятельность, в которую никого не посвящала. Однако, как рассказывала Ларисе Светлова, к ней приходили разные люди — мужчины и женщины, совсем молодые и древние старики, работяги и представители местной мелкой «буржуазии». Она общалась с ними, с каждым наедине, причём общалась на удивление обходительно, а некоторых даже провожала до самой лестницы, одаривая радостной улыбкой, — так выяснилось, что ей не чуждо представление о вежливости и даже благовоспитанности. Светлову напрягали все эти ежедневные хождения, которые, как она считала, дезорганизуют редакцию и мешают нормальному рабочему процессу, но положить им конец она не могла — так же как и вообще препятствовать Марии Крот.

— Вы не представляете, как действует на нервы весь этот люд! — жаловалась редактор. — Они шумят, входят не в те двери, дают нам задания, как будто мы подчиненные этой женщины, и требуют с нас спрос. Кроме того среди них встречаются весьма подозрительные личности! Я не удивлюсь, если из-за них случится какая-нибудь неприятность.

А вслед за Светловой Ларису навестил и Федотов, директор городского радио, редактор новостей и их ведущий в одном лице. Поначалу он, как и все, отнёсся к новоявленной советнице Нечепорука без уважения, однако сейчас вдруг заявил совсем иное:

— Представляешь, Крот эта, оказывается, такие дела заворачивает! Навербовала себе целый штат: собирать информацию. Везде расставляет агентов. Мне рассказали — я сначала не поверил. А сейчас сходил к ней, пообщался и вижу, что мы её недооценили. Думали, что с причудами. А шеф-то прав был — золотая голова, не то что наши, дубовые: сразу разглядел, что это ценное приобретение.

— Даже бесценное. Он назвал ее бесценной.

— Может, и бесценное. Смотря как она справится. Но мысли там — ого-го! Такие стратегии… — на его лице отразилось полное восхищение стратегиями Марии Крот, — закачаешься! Где она только набралась подобного?

— И что же она предлагает?

— Долго объяснять, но если в двух словах, то принцип как у сетевого маркетинга: внедрять своих людей по ключевым позициям в разных общественных организациях и движениях, в том числе и неформальных. Те набирают себе команду. В результате — та же пирамида, только не продавцов, а информаторов.

— Боже, какой ужас! Отдаёт антиутопией, — скептически заметила Лариса.

— Хм!.. Но зато как мощно! Кто ещё до этого додумался? А она — да!

— И Крот — на вершине пирамиды.

— Смешно, — теперь уже согласился он. — Но мощно. Настоящая сеть.

— Ты случайно не попал в эту сеть и сам? Не собираешься и меня завербовать?

— Не собираюсь, у меня пока других дел хватает. С работой бы разобраться: легко тянуть всё одному? Да и не вербовал бы я тебя, видишь же — честно поделился тем, что знаю: может, тебе пригодится. Раз она затеяла это, значит, для Нечепорука. И ты ведь на него работаешь. Значит, могли бы с ней работать вместе.

— Я сомневаюсь, что мы могли бы работать вместе. Не только из-за её стервозного характера — это можно было бы перетерпеть. Но она ж несёт бред! Пишет безграмотно. Говорит банальности — я её слышала. Что полезного для Нечепорука она может сделать?

— Но делает же! И что пишет безграмотно… Пусть себе пишет! Может, это для отвода глаз? Прикидывается, чтобы не вызывать подозрений. А сама в это время заворачивает большие дела.

— Зачем же она тогда чуть не сорвала выпуск газеты? — возмутилась Лариса. — Номер отвезли в печать в последний момент! Еще бы полчаса, и вообще бы не успели в срок, позор, такого никогда не было! Или это тоже для конспирации?

Федотов подумал, потом пожал плечами.

— Ну, не знаю. Может, не рассчитала что-то. А может, Светлова сама нагнетает обстановку! И с газетой ведь в итоге всё успели.

— Я не думаю, что Светлова диверсант в своей же редакции. Она пришла недавно, дрожит над этой должностью… Зачем ей срывать работу? А вот Крот не производит впечатления чрезмерно ответственного человека — скорее, наоборот.

— Да, ответственность… — Федотов отмахнулся. — Это мелочь. Главное, что она перед собой такие задачи ставит! Такой масштаб!.. Ну ладно, время покажет, кто прав.

Вечером Лариса отправилась к Марии Крот. Как ни странно, она была почти единственной, с кем та не поскандалила и даже соблюдала некую видимость дружелюбия. Другим человеком, с которым Крот не конфликтовала, была Вера Сотникова. Возможно, свою роль в этом сыграло то, что именно их двоих Нечепорук познакомил с ней первыми и лично. Возможно, она просто выжидала, а возможно, и в самом деле прикидывалась. Но какова бы ни была причина, факт оставался фактом.

Марию Крот Лариса застала одну в её комнатушке в редакции. Здесь было захламлено и неряшливо, как на перевалочном пункте, бумаги, книги, газеты, картонные ящики, набитые чем-то целлофановые пакеты были растыканы куда придётся. Стол тоже был завален бумагами — так, что хозяйку всего этого добра едва было видно. Зато компьютер стоял новый, очень мощный. И принтер тоже. И колонки. И огромный монитор. И ноутбук, который лежал в чехле на тумбочке, тоже был хорош на зависть многим: глобальные задачи требовали, как видно, достойного технического оснащения. Крот была в наушниках и священнодействовала за компьютером. Именно священнодействовала, поскольку имела вид жрицы. Кивнув Ларисе на расшатанный стул (похоже, из редакции ей отдали всю рухлядь), она ещё какое-то время возилась со своим чудом техники, после чего сняла наушники и изобразила улыбку — так же ловко, как и обычно. Крот бессменно носила всё ту же одежду, в которой явилась в «Инвест-трейд» в свой первый визит, правда, сейчас была без пиджака: он валялся на обшарпанном диване.

— Извините, Лариса Алексеевна! Заставила вас ждать. Но очень много работы, поверьте! Газета, статьи… Формирую массовое сознание! Так по какому вы вопросу?

Лариса начала издалека, тоже извинилась — за беспокойство, пожелала своей собеседнице успехов в её нелегком, но, несомненно, важном и нужном труде, и только потом рискнула перейти к сути:

— Я сегодня разговаривала с Федотовым.

— Он говорил вам обо мне? Говорил, что я набираю информаторов?

— Очень вскользь, я не совсем поняла вашу задумку. Поэтому, собственно, и пришла: чтобы правильно понять. Вы сами подчёркивали, что у нас с вами общие цели и задачи.

Крот оживилась:

— Моя задумка очень несложная, но крайне эффективная. Я хочу воспользоваться принципами сетевого маркетинга, применив их в сфере информации. Сейчас есть такая тенденция — вы, наверное, в курсе, — переносить принципы экономики в другие сферы. В частности, в общественные науки.

— А вы специализируетесь на каких? Экономика? Или общество? — уже чувствуя подвох, Лариса попыталась её подловить.

Попытка не удалась, Крот ответила, не моргнув глазом:

— Общество, социальные конфликты. Но и экономика тоже. В частности, я изучала экономику труда.

— Ничего себе! Какая многогранность! А что вы окончили?

— Несколько вузов, аспирантура… У меня престижное образование. Хотя я не люблю об этом говорить и тем более не люблю хвастать дипломами. Привыкла доказывать свои способности делами, а не бумажками.

— Но вы так и не раскрыли смысл вашей задумки.

— Ах, да! Всё очень просто: МLM. Многоуровневый маркетинг. Или сеть, пирамида — как угодно, хотя серьёзные сетевики не любят это слово. Я привлекаю людей, предлагая им стать дистрибьюторами. Другими словами, проводниками любой ценной информации. Я продаю им информацию — они распространяют её внутри своих коллективов. И продают мне свою, так же добытую в коллективах. «Продают» — я говорю условно. Смысл не в деньгах — больше в самом участии: общественная значимость, приобщение к общему делу. Если действовать таким образом, можно держать руку на пульсе. И управлять процессами.

— И много у вас людей? Информаторов, я имею в виду?

Крот лучезарно улыбнулась:

— Пока нет: немного. Но я работаю. Думаю, что уже в ближайшее время смогу существенно расширить их круг. Я приглашаю к себе всех желающих, провожу собеседования, но… — Она пожала плечами. — Знаете ведь, как бывает: кандидатов много, а выбрать некого. Я отобрала человек десять, может, у них получится добывать информацию. Но мне нужны помощники! Может быть, вы и Федотов? Тоже подключитесь к этому? — спросила она с надеждой. — Я так поняла, он заинтересовался.

Лариса качнула головой.

— Не могу сказать насчёт него. А вот я точно не смогу вам помочь: у меня совсем нет таланта к сетевому маркетингу.

— Но это не так уж сложно.

— Нет. Я же знаю свои способности. К тому же у меня всё-таки есть определённые сомнения в результативности вашего замысла: звучит он, согласитесь, несколько настораживающе.

— Жаль. — Кажется, Марию Крот это замечание оскорбило, и настроение её испортилось. — Жаль, что вы так считаете. Что не верите в малоосвоенные практики. Я всё-таки надеялась на вашу помощь.

Дальнейшие уточняющие расспросы Ларисы она решительно отмела, сославшись на якобы секретность тех данных, на которые она опиралась в своей работе.

— Я постараюсь найти для вас монографию, — добавила Крот уже с раздражением. — Вы почитаете и сами сложите мнение о характере моих начинаний. Хотя не обещаю, что найду: тираж был очень мал, издание эксклюзивное. У вас есть ещё ко мне вопросы? Простите, но как я уже говорила, я очень занята!

Изворотливость этой женщины казалась безграничной, отчего и Лариса начала терять терпение:

— Только один. Аркадий Павлович в курсе ваших экспериментаторских идей? Всё-таки эксперимент предполагает определённый риск!

— В общих чертах. — Крот не смутилась и сейчас. — Для руководителей его уровня важен только результат, зачем тратить его бесценное время на всякие мелкие детали? Думаю, вы тоже не станете отвлекать его по пустякам.

Расстались они с плохо скрытой неприязнью.

После этой странной, насквозь неискренней беседы, просто-таки сотканной из лжи и фальши, Лариса ещё больше укрепилась в мысли о каком-то нелепом, причудливом, почти шутовском шарлатанстве Крот. В то же время она не считала нежизнеспособными изложенные ею идеи: определённо, при чёткой, отлаженной организации они могли работать, другое дело, что их моральный аспект вызывал большие сомнения. Шарлатанство было не столько в идеях, сколько в самой Крот, виляющей и путающейся даже в том, о чём, казалось бы, должна иметь чёткие представление. Однако нет: ни на один прямой вопрос она не дала прямого ответа, уходя от всяких уточнений с нахальством мелкого жулика. От всех её наработок также веяло натуральным жульничеством — как от безграмотных газетных публикаций, так и от «собеседований» с «потенциальными дистрибьюторами». И, однако же, чувствовала она себя в такой ситуации весьма вольготно — так, словно ни на секунду не сомневалась в прочности своего положения: как чувствует себя шут, обезьянничающий на сцене, веселя и одновременно раздражая толпу. В итоге всё это создавало ощущение некой сценической постановки, к которой и относиться, наверное, следовало как к дешёвой комедии, но почему-то она виделась драмой. «Если Крот и впрямь получила индульгенцию на любые свои действия, чем это в итоге для всех обернётся? Мы же скатимся к провалу в результате её узаконенной глупости — с землёй, с рынком, с общественными слушаниями! Она водит всех за нос, как портной, который сшил платье голому королю и, тем не менее, получил рукоплескания придворных. Пусть все молчат, заблуждаясь или боясь недовольства начальства, но я не могу молчать: в конце концов, это просто бесчестно — видеть гибельную суть и притворяться, что ничего не видишь. Надо попробовать открыть остальным глаза», — решила для себя Лариса.

7

Она вошла, и он улыбнулся.

— Привет, Лара.

— Привет, Андрей.

— Садись, — кивнул он ей.

Она послушалась.

— Извини, что отрываю тебя от дел. — Чувствовала себя Лариса и правда слегка неловко.

— Ничего.

— Но тут такой вопрос… По-моему, очень важный. И спросить мне больше не у кого.

— Что за вопрос?

— Да есть один. Скажи, пожалуйста: что представляет собой Крот? Мария Крот?

— Крот?.. Это та, которая в редакции, что ли? — Андрей взял пачку бумаг и, бегло просматривая их, принялся подписывать одну за другой, откладывая в сторону. Кажется, вопрос, столь обеспокоивший Ларису, не произвёл на него особого впечатления.

— Ну да. Которая в редакции. Я разговаривала с ней вчера, и… Андрей! Она очень странная!

— Почему? — Он оторвал глаза от документов и опять взглянул на неё с улыбкой. — Потому что ходит в дурацкой одежде? Об этом все только и говорят.

— Не только, — быстро возразила она. Ей не хотелось, чтобы он счёл её такой же поверхностной сплетницей, как и остальные, которых озаботил лишь плащ и костюм. — Хотя одежда дурацкая. Но главное другое: то, что она говорит. У неё очень неоднозначные идеи, и, по-моему, она сама не представляет, как будет выполнять то, что задумала. Она не может ничего толком объяснить! Я спрашивала, а она только повторяет, что у неё большие планы и эксклюзивные наработки… И ничего по существу! Всё это как-то подозрительно.

Андрей снова взялся за бумаги.

— Может, она не хочет посвящать тебя в свои планы?

— Но она просит помощи! Говорит, что мы команда, что у нас одна задача, и ей трудно самой справиться… Но при этом отказывается объяснить свои действия! То есть она объясняет, конечно, но очень нелепо. По-моему, она врёт. О том, что она великий специалист, что у неё эффективные идеи и такие же эффективные пути их реализации.

— Трудно сказать: я с ней не общался. — Он пожал плечами. — Знаю только, что Аркадий Павлович называл её хорошим специалистом.

— Вот это меня и смущает! Не получается ли так, что она только прикидывается специалистом, а сама просто какая-то аферистка?

— Да вроде бы он в ней уверен. Он разговаривал с ней, и она его убедила. Я не видел, чтобы его что-нибудь настораживало.

— Ты не знаешь, откуда она вообще взялась?

Лариса смотрела, как он водит по бумаге ручкой, ставя слегка наклонную размашистую подпись без завитушек. На правой руке блестело обручальное кольцо.

— Кто-то её порекомендовал. Кто-то из знакомых Аркадия Павловича. — Он отложил ручку, неподписанных бумаг осталось не так уж много. — По-моему, тому человеку он очень доверяет. — Андрей посмотрел в глаза Ларисы. Она прочла в его взгляде предупреждение: «Осторожно».

— Я не знаю, — наконец, ответила она. — Но что если Крот не оправдает его доверия? Это можно как-то остановить?

— Ты уверена, что не оправдает?

— У меня совершенно ясное ощущение! И не только у меня: у Светловой тоже, и у других… Но нет доказательств.

— Что же ты сделаешь без доказательств?

— Я понимаю, что ничего. Но я хочу её остановить, если права в своих предположениях.

— Тебе надо знать это точно, — твёрдо сказал Андрей. — Иначе об этом просто нечего говорить.

— Если бы узнать, насколько серьёзно он ей верит! Откуда такая уверенность, что Крот действительно профессионал? Я поинтересовалась у неё, где она училась, где работала. Она не ответила. Это разве не странно?

— Может, и странно. Может, и нет: разве она обязана отвечать? Пока это больше похоже на бурю в стакане — прости. Я говорю, как видится со стороны.

— Что я интриганка?

— Что вы не сошлись с ней. Тебе нужно или с ней поладить, или найти подтверждения своим подозрениям.

— Попытаюсь что-нибудь выяснить о ней… Хотя она очень шифрованная, как видишь. Даже не за что зацепиться, — произнесла она почти с отчаянием. — Если всё чисто — я отступлю. Я не собираюсь интриговать!

— Ну, хорошо, — он откинулся на спинку кресла, — я попробую по возможности помочь тебе с этой зацепкой: узнать о ней что-нибудь.

Лариса благодарно кивнула.

— Да, и вот! — Андрей порылся на столе и нашёл среди бумаг синий пластиковый скоросшиватель. — Это её предложения: она давала их Аркадию Павловичу.

— И что там?

— Я их ещё не читал. А ты прочти, раз взялась за это: может, они тебе помогут разобраться. Хотя бы понять, насколько здесь всё осмысленно. Может быть, нет надобности рыться глубже, если здесь, — кивнул он на скоросшиватель, — всё нормально?

— Хорошо, давай начнём с этого. — Лариса взяла скоросшиватель и полистала его. Там были тезисы, диаграммы и графики, оформленные достаточно аляповато: разными шрифтами, размерами, жирностью знаков и витиеватыми символами. Будто яркость дизайна поставили на первое место, отвлекая от смысла. — Я почитаю.

— Только держи их у себя, хорошо? Чтобы они нигде не мелькали.

— Конечно. Спасибо, Андрей, — ещё раз поблагодарила она.

Он снова солнечно улыбнулся. В глазах плескалось искреннее дружелюбие.

— Не за что, трудись. — Он взял ручку и потянулся за неподписанными листами. — Расскажешь потом, что об этом всём думаешь.

— Расскажу обязательно. И в любом случае — спасибо, — обернулась она на него, уже стоя на пороге, а выйдя, почувствовала, что не может удержать щекочущую губы улыбку.

Лариса спрятала под блокнот синий скоросшиватель и лёгко, почти бегом пошла к себе — как и обычно вот уже два с половиной года, после каждой встречи с ним.

Она влюбилась в Андрея с первого взгляда. Хотя нет — не с первого: поначалу она, недавняя выпускница вуза, была растеряна новой бурной обстановкой «Инвест-трейда» и попросту не рассмотрела его. Но как только рассмотрела — влюбилась. Лариса и сейчас помнила тот день: была ранняя осень. День стоял чуть грустный, приглушенно солнечный, какой бывает именно в эту пору: несмелое солнце то появлялось, то исчезало за прохладно-сизой тучей. Шло совещание у Нечепорука, руководители структурных подразделений докладывали по своим направлениям. Она слушала напряжённо, не всё понимая, но очень стараясь поскорее вникнуть и понять. И вдруг после нескольких сменявшихся один за другим докладчиков она увидела его: директор назвал фамилию, названный им человек встал, она без всякого выражения подняла на него глаза — и… замерла, словно зачарованная. Он что-то говорил, не слишком складно, местами сбиваясь, хотя и не теряя при этом уверенности — просто перехватывал другую нить обсуждаемой проблемы. А она смотрела на него, счастливая, отсутствующая, внезапно взмывшая в какие-то неведомые доселе выси, и с улыбкой говорила себе: «Какой он красивый!». Он был красив какой-то нездешней утончённой красотой, и она не один раз потом с удивлением задавалась вопросом: как в этой глухомани вообще мог родиться человек с подобным лицом?

В тот день она не запомнила ничего из того, что он сказал: слушала, и всё сказанное проходило мимо сознания, где помещалась только одна мысль — о том, как прекрасна возможность его видеть. После совещания Лариса небрежно, как ей казалось, а на самом деле краснея и смущаясь, поинтересовалась у кадровички Оксаны Филимоновой: кто этот парень? Та ответила с театральной многозначительностью, для большего эффекта подняв вверх аккуратно наманикюренный палец:

— О, девочка! Так это же Андрей Ярошенко — зять директора, Эллочкин муж.

То, что он чей-то муж, расстроило Ларису, но не удивило: такой, как он, конечно же, должен был оказаться чьим-нибудь мужем. Даже среди расторопных девушек всегда находятся наиболее расторопные, которые умудряются отхватить себе самое лучшее из всего, что можно отхватить. Вот и на него такая нашлась тоже. Да и расстройство Ларисы было не то чтобы очень уж сильным: куда больше её радовало, что он всё же встретился ей, подарив такое счастье. Даже то, что он муж именно Эллы Нечепорук, со временем добавило Ларисе своеобразного оптимизма: по офису настойчиво гуляли слухи, что живут они ни шатко ни валко, и на «Эллочке» он женился, конечно же, ради денег, а вовсе не из-за большой любви. Иначе почему даже на новогодние корпоративы, где многие бывают со своими вторыми половинками (Аркадий Павлович с прокурорской строгостью пресекал возможный «разврат», во избежание которого и приглашал на корпоратив супругов тех сотрудников, у кого таковые имелись), не соизволили являться дабы продемонстрировать окружающим своё семейной счастье? И Лариса радовалась тому, что они не приходили: во-первых, видеть их вместе было бы слишком тяжело, во-вторых, вероятно, им и в самом деле было нечего демонстрировать. Игнорировали они и другие многолюдные мероприятия.

То предположение, что Андрей мог жениться ради денег, истолковывалось по уши влюблённой Ларисой как его достоинство, а не недостаток: главное ведь, что не по любви! А значит, для любви он ещё открыт, и когда-нибудь ему надоест богатая, но немилая сердцу жена, и тогда… Тогда он обратит взор своих волшебных синих глаз на ту, которая по-настоящему его любит, искренне, глубоко и бескорыстно. Надо только дождаться и поймать этот момент, ведь Андрей вроде бы и сейчас относится к ней с симпатией. Они виделись изредка, пересекались только по работе, но она отмечала с его стороны некоторый интерес к себе или, точнее, в его отношении к ней не было безразличия. Хотя она и не провоцировала его на более явные проявления подобного небезразличия. Но однажды её хрупкая надежда в один миг обрела внезапную прочность.

Случилось это год назад. Она зашла к нему, как всегда, по работе — другие дела их не связывали — и как-то слово за слово они сами собой разговорились: об учёбе, однокурсниках, о вузе, в котором вместе и в одно время учились — правда, на разных факультетах. Андрей улыбался ей — теперь она видела, что только и именно ей, Ларе (он звал её Ларой), а не помощнику Нечепорука. И в его синих глазах теперь действительно был искренний интерес, а потом и вообще какая-то лёгкая, едва заметная грусть, словно сердечный вздох о чём-то недостижимом. Она чутко уловила это неудержавшееся движение его глаз и поняла, что у него есть к ней какое-то чувство — неважно, сколь сильное, главное, что есть. Это открытие было так чудесно, что у неё перехватило дыхание, и ушла она от него абсолютно счастливой, какой, наверное, не была никогда. Но вместе с тем в тот же день она запретила себе делать любые шаги к нему навстречу: «Я не буду разрушать чужую семью! Никогда не буду: счастливая эта семья или нет — не мне в неё вмешиваться. Если однажды она и рухнет, то не по моей вине, и уж тем более, не по моей инициативе. Я люблю Андрея, но не встану между ним и его женой — до тех пор, пока их брак существует, и пока он сам не выйдет из него, по собственной воле, а не потому что я толкнула его на это». Лариса незыблемо придерживалась установленного для себя правила вот уже второй год, и отступать не собиралась — даже несмотря на то, что с того знаменательного дня они оба вели себя в обществе друг друга как люди, которые одни только во всём мире знают некий свой секрет и оберегают его от остальных.

Порой она спрашивала себя, не преувеличила ли, когда назвала то чувство, которое разглядела в его глазах, любовью. Но, подумав, отвечала, что нет, и отыскивала подтверждения в разных деталях. Сейчас она тоже подумала, что какую-то капельку он всё же её любит: ведь взялся же ей помочь, рискуя вызвать недовольство Нечепорука, хотя мог этого и не делать. И тот его взгляд, призывающий её к осторожности… Он волнуется за неё, а это не может ничего не значить.

8

Утром к мэру Калинова пришёл Крутов. Поводом для визита послужила повестка дня очередной сессии городского совета, опубликованная в последнем выпуске местной газеты: среди прочих там значился и вопрос о выделении земельного участка в лесном массиве урочища «Зелёная роща» под жилую застройку. Гость был этим расстроен и возмущён. Не принять пожилого человека, да к тому же почётного жителя города, Румянцев не мог, но и принимать не имел большого желания. Покрутившись в собственной приёмной в попытке вежливо, но быстро отделаться от нежеланного посетителя, он всё-таки оказался вынужден пригласить того в кабинет.

Разговор, однако, получился тяжёлым и больше буксовал на месте, чем продвигался в ту или иную сторону: мэр убеждал и уговаривал, Крутов упирался. Воспитанник старой школы, он умел дискутировать, и доводы подбирал хоть и простые, но увесистые, опровергать их или тем более объявлять несостоятельными было трудно. К тому же требовалось не выходить за рамки разумного: за Крутовым — авторитет, уважение общественности, с ним не поговоришь как с простым смертным. Скажешь не так одно слово, и завтра оппозиционные газеты поднимут скандал. А это, да ещё и накануне сессии, — фактически заведомый срыв уже всяких проектов, не только с урочищем «Зелёная роща». Нужно было что-то делать, и Румянцев нашёл выход, позволявший снять с себя ответственность и, в случае чего, сохранить лицо:

— Думаю, самое правильное вам было бы сейчас обговорить всё непосредственно с Аркадием Павловичем. Предложение по застройке его, проект разрабатывала тоже его организация. Так что и дать разъяснения, что к чему, лучше других сможет именно он.

Крутов не возражал, и через полчаса в горисполком приехал Нечепорук. Сообщение о том, что Крутов у мэра, не стало для него неожиданностью: о вероятном подобном повороте событий его уведомили заранее. К разговору он также успел подготовиться, выстроив собственную линию поведения, и сейчас, выслушав обвинительную речь Крутова, не имел надобности соображать на ходу. Оставалось просто действовать по плану.

— Вот вы обличаете меня чуть ли не как главного злодея, — начал Нечепорук очень спокойно, даже мягко. — Злодея, который преследует сугубо собственные интересы, плюет на нужды города, посягает на интересы горожан… А между тем, это не совсем так: я как раз таки думаю о городе. И даже готов отказаться от «Зелёной рощи».

— Зачем вы это говорите, Аркадий Павлович? — с чувством оскорблённого достоинства спросил Крутов. — Ведь ваши слова не соответствуют действительности.

Нечепорук возразил ему всё так же мягко:

— Ну, почему же? С чего вы взяли, что не соответствуют? Я говорю с вами напрямую, честно и открыто. А вы склонны больше доверять тому, что рассказали вам о моих намерениях другие люди, а не я сам. По-моему, это не совсем справедливо.

Теперь Крутов пришёл в некоторое замешательство. И мэр, и Нечепорук видели, что тому неловко предстать — и в какой-то мере вроде бы безосновательно — человеком, слушающим пустые россказни. Нечепорук, тем временем продолжал:

— Говорю вам вполне серьезно: я согласен отказаться от проекта застройки в «Зелёной роще». Я вижу, что он отчасти не проработан, излишне скор, а главное, люди оказались к нему не готовы. Я не имею в виду, что отказываюсь от своих идей вообще, нет: они родились осознанно, и в моём представлении по-прежнему ценны, только лишь нуждаются в корректировке. Но я готов взять паузу в этом вопросе. И не торпедировать принятие решений городским советом.

— Что значит «взять паузу»? Вы откладываете свой проект, чтобы усыпить общественное мнение, или планируете зайти с другой стороны?

— Мне обидно слышать ваши предположения, Юрий Иванович. Хотя, я признаю это, вы имеете определённое право — не юридическое, моральное, — относиться ко мне без особого пиетета. В конце концов, я и в самом деле неосторожно попытался затронуть то, что столь дорого вашему сердцу. Но всё-таки прошу вас оставить своё ко мне предубеждение.

— Вы правы. Я действительно говорю сейчас как задетый, обиженный человек, — не без огорчения признал Крутов. — А мы ведь ведём с вами деловую беседу, в которой личным обидам не место. Так что и я вас попрошу в свою очередь не обижаться на меня за мои необдуманные высказывания.

— Юрий Иванович! Конечно же, я не обижаюсь на вас! Я только заметил, что мне тоже в какие-то моменты может быть неприятно не меньше чем вам. Но это никак не повлияет на мою готовность к диалогу с вами. Вы спросили про паузу. Я отвечаю: под паузой я действительно подразумеваю паузу, а не замыливание глаз. Я намерен приостановить любые свои действия в отношении этого участка леса и потом уже принять окончательное решение.

— Зачем же это? Чего вы хотите дождаться в результате?

— Хочу посмотреть на развитие событий. И ещё больше хочу, чтобы остальные посмотрели тоже. Думаю, что для многих это будет откровением. Юрий Иванович, позволю себе предположить — ну, до меня долетают некоторые известия, — что вам пообещал свою поддержку Артемьев.

Крутов не стал отрицать:

— Да, Никита Борисович действительно предложил мне поддержку. Мы нашли точки соприкосновения, и у меня не было причин отказываться от его содействия. Около месяца назад мы беседовали с ним по разным вопросам, но поскольку я давно не вмешиваюсь в политику, ограничились одной «Зелёной Рощей».

— Вы не вмешиваетесь, но вот вас вмешивают, к сожалению. И делают это, как я вижу, без вашего ведома и согласия. Дело в том, что Никита Борисович Артемьев сам претендует на этот лес. И по причине, аналогичной моей: он тоже имеет некоторые мысли насчёт его застройки. Он говорил вам об этом?

— Об этом? Нет.

— Вот видите! — расстроился Нечепорук. — А, тем не менее, это так: у меня информация из надёжных источников, а значит, достоверная. Он интересуется этой землей не меньше моего, а может, и больше, потому как я в интересах города готов отказаться от своих планов, но вот готов ли отказаться он? Собственно, этим и вызвана моя пауза. Для меня важно прекратить подковёрные игры Артемьева не только с лесом, но и с людьми, в частности, с вами. Я надеюсь вывести его на чистую воду. Давайте поспорим: как только я сообщу о своём отказе, так тут же здесь, — Нечепорук обвёл глазами кабинет мэра, — нарисуется он и предъявит свои требования на этот участок.

— Я не собираюсь спорить, но согласен подождать и убедиться в том, о чём вы говорите. Если, конечно, вы до конца пойдёте в своих стремлениях и действительно возьмёте эту самую паузу.

— Я всегда шёл до конца — это известно вам ещё по тому времени, когда я занимал должность прокурора. — Крутов кивнул. — В данном случае я тоже пойду до конца: мне нет резона выглядеть смешным, а тем более лжецом в ваших глазах. Раз я заявил, что Артемьев ведёт себя нечестно, я должен это доказать. Хотя… есть один момент. Я сделаю так, как говорю, если вы пересмотрите своё мнение относительно Никиты Борисовича и не станете, сотрудничая с ним, тем самым поддерживать вынашиваемый им проект.

— И вместо этого поддержу ваш?

— Ну зачем же? Совсем не обязательно. Да и необходимости в вашей поддержке у меня может попросту не быть: я ведь пообещал, что решение относительно собственного проекта буду принимать потом. Не исключаю, что вообще его сверну.

— А смысл? — Крутов пытливо посмотрел на Нечепорука. — Не вводите меня в заблуждение, Аркадий Павлович. Я, может, и поддался на увещевания Артемьева, который повёл себя не вполне честно — допускаю это. Но какой резон мне наступать на те же грабли снова? Зачем вам отказываться от своего проекта после того, как конкурент будет устранён?

— Но я ведь не говорил, что он будет устранён! Помнится, я сказал, что преследую только одну цель: хочу вывести его на чистую воду. Я выступаю за честную конкуренцию, Юрий Иванович. Судите сами: я открыто вышел с проектом по «Зелёной роще» и получил в ответ недовольство общественности… Теперь я должен принимать решение: стоять мне на своём или прислушаться к мнению горожан? Допустим, я выберу второе. Но я откажусь — а мой конкурент тут же перехватит инициативу и, возможно, не будет никого слушать, то есть наплюет на общественность и любыми способами добьётся своего. Согласитесь, — Нечепорук взглянул Крутову в глаза, — это нечестно.

— Согласен.

— Вот я и намерен поставить нас с ним в равные условия: сначала подтолкнуть его открыть свои истинные цели, а потом — к открытой конкурентной борьбе. Пусть будут два, три, да хоть четыре равноправных проекта. И пусть будет конкурентная борьба: какой из этих проектов принесёт больше всего пользы городу. Вот это, по-моему, было бы честно.

— То есть вы считаете, — поднял седые кустистые брови Крутов, — что застройка этого участка лесного массива просто-таки неизбежна? И отстаиваете только лишь честность конкуренции бизнеса, но не конкуренцию мнений?

Нечепорук пожал своими мощными плечами.

— Нет вопросов! Я готов отстаивать любую конкуренцию, если в итоге она принесёт пользу Калинову. Так ведь? — обратился он к Румянцеву, молча слушающему этот разговор.

— Безусловно, — поспешно откликнулся тот. — Именно так! Вариантов может быть много, но, выбирая один из них, мы должны исходить в первую очередь из общественной пользы.

— А если окажется, что польза состоит как раз в том, чтобы сохранить лес?

— Значит, мы сохраним лес! Правда, Пётр Васильевич? — Мэр снова утвердительно кивнул, и Нечепорук продолжил: — Вот только остальные проекты тогда явно должны быть менее полезны. Кто знает, что предложат другие участники? Возможно, что-то такое, что одобрят горожане. Неужели вы и тогда будете против? Ведь вы же встали сейчас на защиту не просто леса, но и общественного мнения!

— Вообще-то изначально я встал именно на защиту леса. Это потом уже ко мне присоединились те жители города, которые разделяли мою позицию. Так и сложилось это самое «общественное мнение».

— То есть, если оно поменяется, вы пойдёте ему вопреки?

— Я не могу судить абстрактно. Сейчас для меня важно спасти лес. Потому что конкретно ваш проект мне не нравится, и не мне одному, а других проектов я не видел, включая и названный вами проект Никиты Борисовича Артемьева.

— Так давайте его увидим! — оживился Нечепорук. — Увидим и позволим всем остальным рассмотреть его так же, как в своё время рассматривали мой. Взвесим все за и против. После этого вы можете поддержать Артемьева в том случае, если его идеи вам понравятся больше моих. Но только после этого, а не теперь, когда он мутит воду. И водит вас за нос, к тому же.

— Теперь вы мне предлагаете партнёрство, — заметил Крутов, выделив слово «вы».

Нечепорук согласился:

— Да, так же как пару месяцев назад — Артемьев. Я в более невыгодном положении после того, как он вас подвёл.

— Не знаю, готов ли я рискнуть снова.

— Какой же есть другой путь?

— Бороться самому. Так, как я и боролся до разговора с ним. Опираясь сугубо на народ: у нас в городе есть немало порядочных и достойных людей, которые тоже могут быть моими союзниками

— Да, но победите ли вы с ними?

— А с вами? Смогу ли я победить?

— Со мной вы по крайней мере не проиграете. Что вы теряете, вступая в союз со мной? На данном этапе? Ничего. Я иду в отказ — это уже ваша победа. Появляется, правда, Артемьев, как бы вместо меня, но это означает лишь то, что борьба начнётся заново. А я в ней на вашей стороне — по причинам, которые уже назвал.

— Честная конкуренция?

— Именно. И мэр нас с вами поддержит.

— Само собой, — подтвердил Румянцев.

— Мы начнём игру сначала. И будем обеспечивать соблюдение правил.

Крутов вздохнул:

— Всё так, только вот для меня это не игра.

— Это игра, прежде всего, для Артемьева, поскольку для меня это — бизнес. А вот он ведёт закулисные игры, и даже набирает себе союзников: вы не единственный у него.

— Вот как?..

— Именно. Говорю вам точно. — В голосе Нечепорука появилась твёрдость. — У него есть ещё козыри в рукаве — большой стоимости.

— Что же… — Теперь вздох Крутова был ещё более грустным. — Наверное, у меня нет выбора, кроме как согласиться. Хотя я не скажу, что делаю это с лёгким сердцем.

— Вы не верите мне, — предположил Нечепорук.

Крутов уточнил:

— Я хочу вам верить.

— В таком случае, я постараюсь вас не подвести. И оправдать ваше доверие. Позвольте только ещё один вопрос.

— Пожалуйста.

— Каково ваше мнение насчёт старого рынка?

— А, реконструкция под торговый центр!.. — Крутов усмехнулся. — Здесь я на вашей стороне: тот рынок себя изжил. Это рассадник беспорядка и антисанитарии. Опасаетесь, что и здесь я вам буду ставить палки в колеса?

— Нет: просто важно ваше мнение. Как партнёра, — подчеркнул Нечепорук со значением и добавил: — Я надеюсь на это.

— Я бы в любом случае выступил в данном вопросе на вашей стороне: потому что думаю так же.

— Вот и спасибо вам. Очень, очень признателен за искренность.

Выпроводив Крутова и обговорив существенно переменившуюся ситуацию с мэром, Нечепорук набросал новые ключевые позиции к предстоящей сессии. Кое-что предстояло поменять: что-то убрать, что-то добавить. Вопрос по «Зелёной роще» должен был теперь звучать совсем по-другому: как заявление Нечепорука о приостановке борьбы за лес. Это станет сенсацией. Пожалуй, даже не стоит менять проект решения сессии, пусть все ждут одного, а услышат совершенно другое. Почти как в суде, когда хороший защитник или обвинитель в решающий момент делают заявление, ломающее всю составленную противоположной стороной картинку. Пусть и Артемьев поломает голову над тем, что задумал его противник! Ну, и раз уж «Зелёная роща» отходит на второй план, на первый можно выводить старый рынок и торговый центр «Каскад». Самое время: пока противники сбиты с толку и спешно пытаются прийти в себя. А заодно и ошибаются.

Он взял свой телефон и набрал зятя:

— Андрей! Дело к тебе очень срочное: на эту сессию надо подготовить выступление по реконструкции рынка. Предельно чётко и аргументировано изложить все преимущества того, что мы планируем сделать. Ну, и придётся выступить — или тебе, или Сотниковой. Хотя лучше бы тебе: ты же ведёшь вопрос по «Каскаду». Справишься? Вот и отлично. Не сомневался в тебе. А Веру я попрошу помочь с докладом — так, чтобы не к чему было придраться.

9

— Андрей? — На пороге кабинета стояла Элла. — А я к тебе!

— Да, заходи, конечно. Что-то случилось? — спросил он: жена не так уж часто захаживала к нему на работу и в дела обычно не вмешивалась. Значит, вопрос должен быть личным.

— Ничего. — Она прошла и устроилась в кресле у окна. — Ехала мимо, решила заглянуть. Узнать, как ты. И посоветоваться: я хочу всё-таки купить шторы — обновить холл. Мама говорила, в салоне на «Центральном» хороший выбор, она и себе там брала: те с тиснением, в спальне.

— Если действительно хороший выбор, то подбери что-нибудь, конечно. Что ты хочешь?

— Я вот думаю: ламбрекен? Или просто шторы? Но такие, знаешь, дорогие. И тяжелые — чтобы смотрелось, как в театре.

— Не знаю… — засомневался он. — Не будет это слишком тяжело для холла?

— Вот и я не знаю. Или лёгкие и ламбрекен?

— Я бы выбрал шторы. И лёгкие. Зачем нам тяжёлые, как в театре?

— Это было бы красиво. У нас шикарные гардины, к ним надо что-то подходящее.

— Гардины как раз лёгкие. Лёгкие шторы тоже бы подошли.

— В общем, просто шторы? А какой тогда цвет?

— По-моему, смотрелся бы голубой.

Элла возразила:

— Он холодный. Зимой там замёрзнешь с голубыми шторами!

— Светлый оттенок будет нормально. Ну, посмотри пока сама, — примирительно сказал Андрей. — Если что-нибудь выберешь, потом съездим и посмотрим ещё раз.

— Это было бы лучше всего: мы так мало времени проводим вместе! И кстати, ты помнишь, что нас пригласили Александровы? На пятницу?

— На пятницу?..

— Конечно, ты забыл! Как всегда. Ты вообще не ориентируешься во времени.

— Я не забыл! Я только не знаю, получится ли у меня: в пятницу сессия горсовета, там будет мой вопрос. И я могу задержаться…

— И этому ты так рад?

— Почему рад?

— Я не вижу, чтобы ты был расстроен.

— Я и не расстроен! Я просто занят, по работе! Это можно объяснить Александровым.

— Я уже пообещала Наташе, что мы будем. Вдвоём!

— Почему ты решила за меня? Я не говорил тебе, что точно пойду, ты сама придумала. А теперь предъявляешь мне претензии!

— Но ты и не говорил, что не пойдёшь! Я не знала, что ты будешь занят. Что я должна теперь делать, если уже пообещала?

— Сходи одна.

— Я не хочу идти одна, как будто у меня нет мужа, — заявила Элла.

— Ты постоянно ходишь куда-то одна, в «Клуб зеро», ещё куда-то — я даже не знаю, где ты бываешь! И вдруг оказывается, что тебе никак нельзя пойти одной в гости!

— Ты только и знаешь, что попрекаешь меня! Попрекаешь, что я не сижу дома!

Андрей знал по опыту, что надо остановиться, но не удержался и бросил:

— Можно не сидеть дома, но найти себе занятие получше, чем торчать в бильярдной с мужиками!

— Как будто ты нигде не бываешь — просто святая невинность! — тут же взвилась Элла. — Как будто у тебя нет баб! Или ты думаешь, я слепая? Не знаю, что ты имеешь их, когда хочешь и какую хочешь? Это только на меня у тебя вечно не находится времени! Даже когда я прошу!

— Элла!.. — крикнул он ей, однако она уже выскочила, хлопнув дверью.

«Как всегда. Теперь она уйдёт в загул как минимум на неделю. Станет пропадать у Артурчика, у своих пустозвонок подружек… Ещё где-нибудь… А потом мы помиримся: у нас всё всегда идёт по одному кругу, — подумал он и усмехнулся не без горечи. — Сколько мы будем так гонять друг друга?»

***

Лариса стояла на лестничной площадке между вторым и третьим этажами и ждала: несколько минут назад прямо впереди неё по коридору прошествовала Элла — по всей видимости, к мужу (кабинеты «Элит-коммерса» размещались как раз в правом крыле третьего этажа). И через время по всей логике должна была проследовать обратно.

Жену Андрея она узнала мгновенно, хотя и видела её прежде не больше, чем пару раз. Своим видом она врезалась Ларисе в память ещё в первую их такую же случайную встречу. Наверное, потому что кто-то из офисных девчонок сообщил ей восторженным шёпотом: «Это Элла Ярошенко. Какая красивая!». И она всмотрелась напряжённым оценивающим взглядом: так кто же рядом с Андреем? Элла напоминала красавицу из народной сказки, какую-нибудь Василису Прекрасную или Премудрую: круглолицая, с большими, широко распахнутыми серыми глазами и русыми волосами почти до пояса. И смотрелась так же сказочно ярко: высокая, статная, тщательно причёсанная и броско, очень дорого одетая. По отцовскому офису она ходила неспешно, походка её не отличалась летящей лёгкостью. Но причислить это к недостаткам Эллы было бы явной несправедливостью: всё-таки в целом она производила отличное впечатление. Несмотря на кричащую яркость и определённую нехватку вкуса, спрятанную за стоимостью её нарядов, в ней было что-то притягательное, приятное взору — это, хоть и без всякой радости, признавала даже Лариса. Куда радостнее было бы узнать, что жена у Андрея блеклая и ничем непримечательная, как серая мышь. И сказать себе с полной обоснованностью: да, его возле неё держат только деньги. Увидев же её настоящую, в этом можно было усомниться. Оставалось уповать на то, что однажды всё изменится: Элла больше не сможет его удерживать, они расстанутся, он станет свободным… И путь к нему будет открыт.

Нынешнее появление Эллы в «Инвест-трейде» явственно и безжалостно напомнило Ларисе, что все подобные фантазии пока что не имеют никакого отношения к реальности: что значат её бестелесные мечты, когда она здесь, его жена, из плоти и крови? Она приходит к нему, с ним разговаривает, имеет право входить, не спрашивая позволения, и звонить в любое время дня и ночи. И он точно так же идёт отсюда к ней, в их дом, где они остаются вдвоём, наедине друг с другом. Даже само это словосочетание «его жена» подчёркивало для Ларисы её собственный статус никчемной самозванки. Осознавать это было бесконечно больно.

Поджидая Эллу, Лариса и сама не знала, зачем ей это нужно. Разговаривать с ней она не собиралась, знакомы они не были. Тогда что же её держит? Какое-то странное, болезненно стыдливое ощущение, будто, разглядев вблизи эту девушку, она на мгновение прикоснётся к их с Андреем частной, закрытой для неё жизни.

Элла всё не появлялась, по лестнице то и дело кто-нибудь ходил, вверх или вниз, и Лариса, вздохнув, поднялась на следующий этаж в приёмную. Она спросила какую-то ерунду у Тамары — просто чтобы скоротать время, — но болтовня секретарши нервировала, к тому же Лариса опасалась, что пропустит появление супруги Андрея, и поспешила обратно. Эллу она заметила почти сразу: та стояла на том же месте, где пару минут назад занимала позицию она сама. Внутренне сжавшись, Лариса замедлила шаг, спустилась ниже и осторожно посмотрела на соперницу, уже готовая испить всю неприязненную горечь. Однако увиденное привело её в смущение и замешательство: полуотвернувшись и прислонившись к стене, Элла плакала. Плакала тихо, беззвучно, но её чуть вздрагивающие плечи и скомканный носовой платок в руке не оставляли в том сомнений. Вместо заготовленной неприязни Лариса невольно почувствовала к ней жалость: нарядная, с аккуратно подобранными волосами, в узкой тёмно-красной юбке, белом пуловере и красных с золотой отделкой туфлях на каблуках, делавших её ещё выше, она и правда вызвала к себе неподдельное сочувствие. Незаметно бросив на неё ещё один взгляд, Лариса прошла мимо.

«Наверное, они поссорились, — подумала она без всякого злорадства, просто отмечая как факт. — Давно ведь говорят, что они не особенно ладят. Похоже, это правда. Но тогда что же получается? — вдруг задалась вопросом Лариса. — Я летаю от счастья, потому что он улыбается мне так светло, а она из-за него плачет. Кто же из нас двоих имеет больше?».

***

Сессия городского совета состоялась, в точности соответствуя сценарию Аркадия Нечепорука: депутаты ждали доклада по «Зелёной роще» и вероятного скандала — не зря же в зале присутствовали и Крутов, и Артемьев. Однако скандала не последовало. Да и доклад, хоть и прозвучал, оказался совсем не таким как предполагалось: вместо того чтобы отстаивать свой проект, Нечепорук внезапно объявил, что намерен приостановить его реализацию, а в дальнейшем не исключено, что и вовсе закрыть из-за «недоработанности». Нечепорук призвал местных бизнесменов и политиков уважать мнение горожан. Его заявление одобрил Крутов. Артемьев промолчал. По большому счёту, ему сейчас и нечего было говорить: предмет спора исчез, а хвалить Нечепорука за взвешенность и мудрость — просто смешно. Ясно было, что Нечепорук хитрит, однако Артемьеву хватало выдержки и рассудительности, чтобы сгоряча не наломать дров. Он тоже решил взять паузу: определиться с собственными дальнейшими действиями. Тем временем, пользуясь смятением и замешательством конкурентов, Нечепорук сделал ещё один ход на опережение: устами директора ООО «Элит-коммерс» заявил о безальтернативности реконструкции отжившего свой век рынка. Тем, кто имел там торговые точки, было предложено прекратить противодействие и включиться в переговорный процесс: «Единственный путь в этой ситуации — это компромисс. Мы приветствуем его и готовы рассмотреть любые разумные предложение». Триумфатором этой пятницы стал не только Нечепорук, но и Андрей. Однако триумф был на работе, но не дома.

Неделя была на исходе, а они с Эллой после той ссоры из-за визита к Александровым (который она, кстати, прекрасно нанесла одна) так и не помирились. И за шторами в салон на «Центральном» тоже так и не выбрались. Не скандалили больше, но продолжали косо друг на друга смотреть и придираться ко всяким мелочам. Андрей ждал, что Элла вот-вот растает и, как обычно бывает, дальше последуют её поцелуи и ласки. Он хотел этого, моментами хотел сильно, но пока что не шёл ей навстречу: она сама затеяла тот скандал из ничего, пусть и о перемирии тоже просит сама. Однако вопреки его ожиданиям она упорно держалась.

С самого утра воскресенья Андрей занялся наведением порядка на нижней полке шкафа. Старые счета, цветные журналы, рекламные проспекты, каталоги товаров, открытки — всего этого добра скопилось непозволительно много, — и каждый раз, когда дверца шкафа открывалась, они грозились дружно вывалиться на пол. А сегодня взяли и вывалились. Он психанул и принялся разгребать рассыпавшуюся кучу бумажного хлама, пытаясь отобрать то, что ещё может понадобиться, и откладывая в сторону остальное.

Элла расположилась в спальне на кровати: листала какой-то глянец, клацала пультом телевизора — музыка, ток-шоу, фильм, музыка, — долго рылась в розовой тряпичной сумочке со всякой своей женской дребеденью. Вставала, садилась, несколько раз, высунувшись из-за двери спальни, бросала взгляд на мужа и, так ни слова не сказав, снова исчезала за дверью.

— Андрей! — наконец, позвала она.

— Что тебе?

— Ничего. Просто подойди.

— Я же занят! Могла бы и сама подойти.

Тем не менее, он бросил свою возню с бумагами и подошёл к кровати.

— Что?

— Неужели ты так сильно занят, что не можешь ради меня оторваться от своих дел?

По её глазам с озорными искорками и нетерпению в голосе он уже понял, чего она ждёт, и улыбнулся в предвкушении: наконец-то!

— А! Соскучилась?

Она поймала его просящий взгляд.

Искорки в глазах Эллы заплясали ещё задорнее, яркие вишнёвые губы, чуть тронутые улыбкой, так манили… И сама она вся тоже так манила!

— Иди сюда. — Её рука легла на его руку. — Ну, ближе…

Чуть помедлив, он наклонился к ней — она обхватила его за шею — и поцеловал её губы, верхнюю, потом нижнюю. Потом она открыла рот, и его язык прошёл между её зубами. Она не ответила с пылом страсти, но медленно и с ленивым наслаждением ласкала его язык. Он чувствовал, как кровь пульсирует в голове — тяжело и гулко. И сердце бьётся — быстро и так же тяжело.

— Хочешь меня? — спросила она.

— Да. — Его тело уже подалось к ней вперёд, когда она неожиданно отстранилась и убрала руки. Он растерялся, как ребёнок, потерявший игрушку. — Чего ты?..

— А её тоже хочешь?

— О чём ты вообще?

— Но она же нравится тебе? Нравится, да?

— Кто?!

— Ну, не знаю! Кто там у тебя сейчас? Эта шлюха… Есть же какая-то, из-за которой ты ходишь такой довольный. Вот и иди к ней!

— Ты чокнутая, Элка! — теперь разозлился и он. — То виснешь сама, то посылаешь — не поймёшь! Ещё и несёшь какую-то хрень! Ну тебя в болото!

— Да ну тебя тоже! Нужен ты мне сильно!.. — уже в спину ему выкрикнула Элла.

Они поженились, молодые, влюблённые и совершенно захваченные страстью. Когда они познакомились, он сводил её с ума. Она смотрела на него — и чуть не плакала от восторга: он был такой хорошенький! Она так и говорила ему, изнемогая от обожания: «Ты хорошенький, как девочка». Позже мысленно стала попрекать его тем же: «Какой ты мужик?! У тебя и лицо, как у смазливой девчонки!» — одновременно испытывая к нему всё ту же неутолимую и непреодолимую слабость. Но то было потом — сначала она была счастлива до безумия, что он принадлежит ей, и что тоже выбрал для себя именно её. Однако жар первого времени пошёл на убыль, и обнаружилось, насколько они разнятся в деталях. Даже в постели, которая так прочно их связала, у них оказались разные потребности: того, чего было довольно ему, ей было отнюдь не достаточно. Поначалу она восприняла это, как пренебрежение к себе с его стороны, но потом поняла, что нет — это его настоящая возможность, и, как ни старайся, он просто не может отдавать больше своих сил, чтобы одаривать её ежедневно. Она чувствовала себя обманутой, и её начинала раздражать столь обожаемая ею его «девчачья» красота. Всё это периодически выливалось в размолвки, ссоры… Но каждая из ссор раньше или позже всё равно заканчивалась головокружительной страстью, дарящей ей столь желаемое — обладание им. Осознание, что он принадлежит ей, только ей, наполняло её невероятным, бесстыжим счастьем. Ради этих моментов она терпела его прохладное, порой затяжное сдержанное безразличие, его вероятные прогулки на сторону, сердилась, но ждала, давая ему время на то, чтобы в полную силу разгореться.

Так сложилось и так шло. Но в этот раз она обиделась сильнее обычного. Что-то задело её в нём. «Довольный, как мартовский кот! Не иначе как развлёкся уже с кем-то, — разозлилась она, заподозрив, что он растратил себя на какую-то другую. — Иначе с чего у него эта идиотская улыбка?». С той непонравившейся ей счастливой улыбкой он ходил весь вечер, а на следующий день она заметила её снова, когда пришла к нему на работу. Не так явно, как накануне, но всё же. Поэтому, а вовсе не из-за Александровых, она и устроила скандал. Поэтому и плакала там, на лестнице: «Он — всё для меня, я умираю без него. А что для него я? Даже то, чего я так прошу, подарил какой-то суке! Посмотрим, как ты запоёшь, когда и я оставлю тебя ни с чем! И не думай, что я не смогу. Смогу, ещё убедишься!» Сегодня в этом убедились и он, и она.

10

Нечепоруку не пришлось долго наслаждаться победой: Артемьев пришёл в себя быстро, и уже сразу после выходных на сайте, негласно его поддерживающем, появился материал с обвинениями конкурента в лицемерии и лжи. Автор публикации, по совместительству — депутат Калиновского горсовета Светлана Ерохина, не стеснялась в выражениях, делая ставку на свой депутатский иммунитет и невыгодность для Нечепорука раздувать в столь ответственный момент политический конфликт. У Ерохиной были свои счёты с Нечепоруком: она повздорила с ним ещё во время прошлой избирательной компании, едва не проиграла выборы, судилась с его людьми и сама же его невзлюбила за тот инцидент. Теперь старая обида вдохновляла её на написание бичующих его статей. «Не верьте!» — таков был её основной посыл своим читателям. Под сомнения ставились, в частности, озвученные самим Нечепоруком его якобы благие намерения и чаяния о нуждах города. «Откажись от малого, чтобы получить большее, — вот истинный смысл действий этого человека. В общем же итоге он проглотит и лес, и рынок», — заявлялось в статье, а отказ от «Зелёной рощи» был назван хитроумным заговором.

Проекту «Каскад», как и проискам Нечепорука в целом, было посвящено много внимания. Ерохина не оспаривала, что рынок необходимо реконструировать, однако отстаивала косметическую реконструцию: достаточно просто обновить торговые киоски и наладить соблюдение санитарных норм. С тем, что полустихийная базарная площадь с торговлей прямо с земли выглядит как бельмо на глазу города, она не соглашалась. «Отсюда начиналось частное предпринимательство, к коему ныне принадлежит и сам господин Нечепорук. Отсюда, подпитываясь этой корневой системой, в своё время вышел практически весь местный бизнес. Старый рынок был здесь всегда, сколько существовал город. Его нужно облагородить, но сохранить — как напоминание об истоках и гарантию свободы частного предпринимательства. А построить очередной торговый центр на месте убийства символической городской реликвии означает окончательно провозгласить победу крупного капитала над частной хозяйственной инициативой, залогом свободных экономических отношений. Но господин Нечепорук хочет почувствовать своё всесилие, потому и откровенно попирает тех, кто путается у него под ногами — хотя и выставил для этой на первый план своего лакея и марионетку Ярошенко».

Нечепорук воспринял нападки на себя традиционно спокойно, хотя свойственное ему показное добродушие сменила хмурая озабоченность.

— Ну, что будем делать? — спросил он, пригласив к себе Светлову и Ларису.

Светлова откликнулась первой и предложила в ответном материале сделать упор на реконструкции рынка, вопрос же с лесом осветить менее детально, дабы не оставлять оппонентам возможность для новых обвинений. Нечепорук хотел иного:

— Я депутат областного совета, честный предприниматель. А меня вываляли в грязи, просто потому что кто-то решил по-своему истолковать мои намерения. Между тем, я не кривил душой и не хочу, чтобы меня воспринимали как лжеца.

Его рассуждения прервала ворвавшаяся в кабинет Мария Крот, всё в том же обычном для себя чёрном костюме, хотя наступил конец мая, и погода стояла очень теплая. Но Крот, видимо, не боялась перегреться. Рассыпавшись в извинениях, она тут же в своей атакующей манере включилась в разговор:

— Ах, Аркадий Павлович! Нам надо немедленно запускать в массы собственную информацию. Нельзя терять ни минуты!

— Да, да! Именно так мы и поступим, — заверил её Нечепорук и участливо поинтересовался. — Как ваш Интернет-сайт? Продвигается работа?

Хотя сайта, даже в его пробной версии пока никто не видел, Крот расплылась в улыбке:

— Я работаю. Разрабатываю структуру, наполнение. Думаю, скоро представлю вам на рассмотрение. Мы ударим по противнику его же оружием!

Нечепорук удовольствовался таким объяснением, поблагодарил Крот и выразил уверенность в несомненном успешном завершении начатого. Обсуждение продолжилось, но после того, как к нему присоединилась «личная помощница» директора, потеряло всякий конструктив. Лариса предлагала обратиться к горожанам с заявлением от первого лица, где бы ёмко и предельно убедительно раскрывалась его позиция. Светлова настаивала на своеобразном «ответе» Ерохиной и Артемьеву: опровергнуть как несостоятельные все выдвинутые оппонентами обвинения. Крот раскритиковала и то, и другое.

— Вам нет нужды оправдываться, Аркадий Павлович! Вы же прокурор, сами знаете лучше любого другого: ложь наказуема по закону. Автора этой публикации вообще можно, да и нужно привлечь к ответственности! Отвечать должна она, а не мы. И объясняться нам не надо: с чего бы нам открывать свои карты?

— Что же тогда вы считаете нужным делать? — не без язвительности спросила Светлова.

— Наступать! — моментально отреагировала Крот. — Бить их тем же оружием! Развенчивать их собственную ложь, уловки! Обличать, разрывать сети интриг, жечь калёным железом!

— Вы подобны древнеримскому народному трибуну, Мария Васильевна, — скрывая иронию, заметила Лариса.

— Тиберий Гракх! — с радостью подхватила Крот. — Да, именно на таких героев мы и должны равняться в своей борьбе!

И снова происходящее, даже в столь ответственный для «Инвест-трейда» и лично Нечепорука момент, больше всего напомнило ярмарочный балаган, где шуты в разноцветных колпаках от души потешают собравшуюся публику. «Однако же мы не шуты! И публику не должны потешать — по крайней мере, сейчас! Почему же мы занимаемся именно этим? — с недоумением спросила себя Лариса. — Тратим время на откровенно бессмысленную ерунду!.. Вместо того чтобы заняться делом».

— Нам ни к чему уподобляться Ерохиной и брать в руки её оружие! — попробовала возразить Марии Крот Светлова. — Давайте отстаивать свои интересы. Говорить о себе, а не о других!

Крот возражение не приняла.

— Это непрофессионализм! — объявила она со снисходительной улыбкой. — Глупость! Незачем повторять негатив о себе раньше времени. Обвиняйте сами. Если давать ответ — то только обвинительный! А оправдания — удел слабых. Пусть слабыми будут они. Мы их к этому вынудим — если разозлим.

— Но так мы не скажем ничего в свою пользу! — воскликнула Лариса, отчаянно взывая к здравому смыслу.

Дискуссия в том же духе продлилась ещё какое-то время, однако затем Нечепорук, которому, видно, всё это надоело, сказал собственное решающее слово:

— Обвинение — это, может, и хорошо: я сам двадцать лет был государственным обвинителем, и знаю, что к чему. Но сейчас для нас не в нём состоит суть. Нам важнее всё-таки сохранить репутацию — а я её нарабатывал всю свою жизнь. Я не могу позволить себе потерять все плоды собственных трудов только потому, что так решил мой конкурент. Но и не поставить его на место было бы неправильно. Поэтому я предлагаю сделать вот что: опубликовать и обращение к жителям от моего имени, и параллельно другой материал — в котором, как эмоционально выразилась Мария Васильевна, пройтись калёным железом по нашим противникам.

Поручив Светловой и Крот составлять ответ Артемьеву, Нечепорук задержал у себя Ларису, надиктовав ей то, что должно прозвучать в его обращении. Как человек, профессионально умеющий воздействовать на умы, он был красноречив и вещал весьма располагающе. Рассказывая о приостановке проекта «Зелёная роща», он, тем не менее, ещё раз отметил все его достоинства, причем так убедительно, что ему хотелось верить. Коттеджи, которые могли бы разместиться на берегу пруда, как оказывалось, совсем бы не мешали горожанам на этом самом пруду отдыхать. Наоборот — состоятельные обитатели коттеджей непременно взяли бы под опеку и пруд, и прилегающую лесную зону, ведь им было бы приятно жить в чистом, ухоженном месте. Они даже оборудовали бы пляж со всеми удобствами — для себя, а заодно и для остальных отдыхающих. Кроме того, организовали бы наблюдение за порядком: там больше не собирались бы алкаши и хулиганье, не распивали бы водку и не били пустые бутылки, не ломали лавочки, не сбрасывали мусор в воду. Здесь было бы ухоженно, чисто и уютно, говорил Нечепорук, но, добавлял он с грустью неизбежного, поскольку горожане не поняли или не захотели понять всех выпадающих им преимуществ, он не станет настаивать на своём и примет к руководству мнение широкой общественности. Хотя и не откажется от собственных задумок — просто прибережёт их до того момента, когда общественное мнение переменится, и народ начнёт руководствоваться своей истинной выгодой, а не её иллюзией. И это — не говоря уже о том, что коттеджная застройка принесла бы прибыль местному бюджету, а значит посодействовала бы развитию города в целом. Касательно же рынка Нечепорук попросту объявил: уродливым палаткам в центре города не место, прошли те времена, когда именно торговая площадь была центром и средоточием жизни. Он совсем не против мелкой торговли, но — возведённой в нормы современности, а не стоящей на устоях средневековья с его хаосом, вонью и грязью в любое время года. Кто хочет торговать на рынке — пусть торгует, однако рынку будет подобрано более соответствующее для этой цели место. И все желающие внести свои предложения, где может расположиться обновлённый рынок, приглашаются к открытому диалогу.

Выйдя от Нечепорука, Лариса столкнулась с Андреем. На этот раз он выглядел загруженным проблемами и озабоченным, однако она всё равно бросилась к нему. Накануне она пыталась до него дозвониться, его не оказалось на месте, и теперь, встретив его, она испытала радостное облегчение:

— Как хорошо, что мы увиделись! Так хотела с тобой поговорить! Ты ещё ничего не узнал про Крот?

Он взглянул на неё с некоторым удивлением, но затем сообразил: конечно же! Крот!.. Он напрочь позабыл и об этой просьбе Ларисы, и о своём обещании что-нибудь выяснить о той женщине. И ведь был удобный момент: после сессии Нечепорук находился в отличном расположении духа, даже напевал что-то себе под нос — вполне можно было поинтересоваться. Но у него вылетело это из головы и только сейчас вернулось обратно. Ему стало неловко, что он её подвёл, и голос его прозвучал с искренним расстройством:

— Нет пока, Лара. Как-то не получилось: со всеми этими делами, сессией… Я просто замотался. Но я обязательно попробую узнать!

Она поняла его расстройство как то, что выполнить её просьбу даже ему оказалось нелегко, но он всё равно не отказывается от того, чтобы помочь ей. Это вызвало у неё живой отклик:

— Как получится — так и получится. Ничего!

— Я скажу тебе, когда будут новости.

— Буду ждать. А я ведь прочла те предложения Крот, что ты мне дал! Просто ужас: какая-то каша из всего, что можно: я сделала заметки, что к чему. Ещё и сегодня на совещании наслушалась её бреда… У меня усиливается ощущение, что она просто всех дурачит: с сайтом, с газетой, со своим колоссальным опытом. Можно мне будет зайти к тебе чуть позже?

— Лара, сегодня не получится: я собираюсь в командировку. Надо подготовить документы, и ещё всякие материалы… Я буду занят до вечера. Давай лучше, когда я вернусь!

Да уж, сегодня точно не её день: сначала Крот испортила настроение, теперь с Андреем всё идёт куда-то мимо. Тем не менее, оно постаралась изобразить улыбку:

— Ладно. Значит, зайду, когда вернёшься.

Он заметил, что теперь уже она расстроилась, и приободрил её:

— Всё будет нормально! Не переживай.

От его слов поддержки Лариса просияла и кивнула. Андрей тоже почувствовал себя почти героем, который хоть и не спас ещё девушку от чудовища, но непременно сделает это.

— И не думай об этой Крот, — сказал он.

Его глаза светились дружелюбием, и ей подумалось, что всё плохое, что было в этом дне, похоже, уже закончилось.

С Ларисой он познакомился в самом начале своей карьеры: он работал у Нечепорука всего пару месяцев, когда в «Инвест-трейде» появилась и она, только что получившая диплом. Ей поручили быть помощником шефа как депутата облсовета: вести его переписку, отчетность, организовывать встречи с избирателями, освещать работу в прессе, выполнять другие административные функции. По этим вопросам она заходила к нему периодически, просила какую-нибудь информацию, а иногда и совет. Ему было приятно видеть её, преисполненную скромного очарования — каштановые волосы, тёмные глаза под тенистыми ресницами, правильный овал лица, мягкие скулы-«яблочки». И разговаривать с ней было приятно: серьёзная в делах, спокойная, образованная и рассудительная, она в то же время отличалась доброжелательностью и хорошим чувством юмора. На его шутливые замечания отвечала весёлым смехом и, смеясь, словно светилась изнутри. К тому же они были ровесниками. Но сошлись они не только поэтому. Она была новенькая здесь, как и он, на него косо смотрели — он знал это, — обсуждали за спиной, обидно и оскорбительно. Но и ей поначалу приходилось несладко: офисная «элита» постоянно давала понять, где её место в сложившейся структуре. Иногда у неё в разговоре с ним прорывались жалобы, что ей не все и не всегда готовы содействовать по работе, намеренно препятствуют, а то и попросту мелко пакостят. В этом положении угнетаемых новичков они были родственными душами. Несколько раз он ей помог не только подсказкой, но и действием: сам затребовал у кого-то необходимую для неё информацию, с которой исполнители, грубо говоря, волынили.

Но она не сдалась и не сломалась, а отстояла себя, отвоевав место под офисным солнцем. Теперь, спустя три года, к ней относились с достаточным уважением и без возражений шли навстречу. «Селфмэйд» — так, кажется, это называют по-английски: тот, кто сделал себя сам. Она как раз и сделала себя сама в «Инвест-трейде», исключительно своими заслугами, — он отдавал ей должное. Да и просто она ему нравилась. Само её появление нередко вызывало у него улыбку — ту, что так покоробила Эллу. Ему нравилось смотреть на неё, говорить с ней, улыбаться ей и нравилось, что она заходит к нему поболтать о работе. Андрей порой увлекался девушками рядом с собой и удовлетворял некоторые из своих случайных увлечений, быстро рождавшихся и моментально растаивающих. Но с ней было иначе, чем с другими — к ней он не делал тот шаг, который бы повёл к сближению: других много, а она такая одна, Лара. Слишком серьёзная, рассудительная и порядочная, чтобы быть с ней как с остальными. Думает о работе, о профессиональном росте и признании, мечтает об аспирантуре, а не о поклонниках. Ни к чему им этот шаг — ни ему, ни ей. Да и вообще, между ними другие правила и дружеская привязанность. Но побыть несколько минут в её обществе всегда было ему только в удовольствие.

И поспособствовать ей в деле с Марией Крот он взялся вполне искренне, хотя — да, к собственной досаде позабыл о своём намерении. Однако сейчас у него действительно не было времени, Нечепорук попросил его навестить Михаила Андреевича, передав кое-какие бумаги. «Надо будет заняться этим по возвращении, — сказал он себе. — Найти минутку и попробовать как-то поговорить с Аркадием: Лара же будет ждать».

11

К Михаилу Андреевичу в этот раз он приехал сам, без Нечепорука, а потому обошёлся без нелюбимых им самолётов. Машиной, конечно, сложнее — с той стороны, что приходится быть за рулём, а не расслабляться в кресле, — но привычнее и всё равно комфортнее.

На месте Андрей переговорил с Белкиным, заведующим инвестициями, — молодым парнем, всего на пару лет старше его самого. Но работал Белкин в Киеве, учился в Москве, имел знакомства и дружественные связи в обеих столицах, много и часто разъезжал по миру, а потому к Андрею относился слегка покровительственно, как опытный наставник к младшему партнёру. Покровительство, однако, выходило необременительным, так что и принять его было несложно. День в обществе Белкина предстояло провести в делах и заботах, зато на вечер тот заговорщицки пообещал какую-то сверхинтригующую культурную программу (с учётом того, что культуру он понимал несколько специфично, можно было догадаться и о специфичности культурной программы). Но большим планам, как это нередко случается, не суждено было осуществиться: Белкину неожиданно и срочно пришлось ехать улаживать некий спорный вопрос, дела и заботы плавно перенеслись на завтра, а обещанная вечерняя программа попросту сорвалась.

Проведав других своих знакомых из фирмы Михаила Андреевича и передав привет от Нечепорука ему самому, Андрей спустился в просторный холл, оформленный, словно во дворце. «Как здесь только работают? Больше тянет к безделью», — подумал он и уселся на чёрном кожаном диване. Напротив, скрестив длинные ноги, сидела девушка и листала какой-то буклет. Девушка была совсем молодая и чересчур ярко накрашенная. «Вполне в духе здешней праздности. А также стиля жизни и ценностей», — с усмешкой мысленно заметил Андрей, вспомнив несостоявшуюся «культурную программу» Белкина. Впрочем, макияж у девушки был профессиональный, и, безусловно, ей шёл, хотя и добавлял пару лет. Рыжие волосы пышными локонами обрамляли лицо с крупными чертами. На ней было платье, очень короткое и очень обтягивающее, почти не оставляющее никаких загадок, но и «отгадки» стоили того, чтобы на них обращали внимание. Андрей скользнул взглядом по её фигуре — таких куколок фотографируют без одежды в журналах для мужчин. Очки в тонкой оправе смотрелись на лице девушки как элемент декора, символизирующий качество, и вероятно, таковым и являлись. Он припомнил, что уже встречал её в прошлый раз — то ли в одном из кабинетов, то ли в коридоре. Тогда она тоже была такой же голой, как и сейчас. Он ещё подумал, что Аркадий уволил бы её «за разврат» на следующий же день, если бы она вдруг попала на работу в «Инвест-трейд».

Пока он её рассматривал, девушка с ним заговорила:

— Кажется, мы с вами уже виделись.

Андрей улыбнулся ей в ответ.

— Вам не кажется: так и есть. Я даже могу сказать вам, где.

— И где же?

— Вы удивитесь, но здесь.

Она чуть запрокинула голову и засмеялась.

— Действительно! В таком случае, я могу вам сказать, когда это было.

— И когда?

— В апреле. Если не ошибаюсь, вы были у нас тогда.

— У вас превосходная память. — Он посмотрел на её едва прикрытую пышную грудь и вернулся на лицо. — Под стать остальному.

— О, вы просто не можете точно оценить остальное! Поверьте, по сравнению с прочим память — моё самое слабое место.

Она так откровенно его клеила, что ему даже стало смешно. Однако смеяться он не стал, а вместо этого подыграл ей:

— Трудно поверить. Хотелось бы убедиться самому.

Она засмеялась снова и сняла свои декоративные очки.

— Ну-у… Пока вам придётся верить мне на слово. Вы надолго к нам?

— Сегодня точно не уезжаю.

— Вот как? И что, вечером скучаете? Или у вас есть компания?

— Есть, но могу и поскучать.

— Пожалуй, я развею вашу скуку. Если не возражаете.

— Возражать? Вам? Это было бы неприлично.

— Тогда давайте в семь: поужинаем.

— Где предлагаете утолять голод? — Лёгкая усмешка тронула его губы.

Теперь она не засмеялась, а только поощрительно улыбнулась.

— Начнём с ресторана. Видите, там, напротив? Отличная кухня, и так уютно. Мне очень нравится. Как посмотрите?

— Положительно.

— Тогда запишите мой телефон. — Девушка продиктовала номер. — До вечера.

Они распрощались, и Андрей уже не удержался, чтобы не усмехнуться: надо же! Мастерски она его обработала за каких-то две минуты! Просто сама пришла в руки, даже прежде, чем он успел подумать, а главное, очень своевременно: избавив от необходимости устраивать свой вечер. Надо же: сногсшибательная «программа» Белкина накрылась, а ближайшая перспектива у него всё равно та же самая. Что это тогда — случайность или судьба? Наверное, так: судьба вечера решилась случайным, но неизбежным образом. Неизбежным для данного здания. И ведь то, с чем он сталкивался, — лишь отдельные незначительные эпизоды здешней жизни! Чего только не случается в этих офисах-дворцах!.. Поистине, обитель дворцовых тайн, интриг и похоти. Сегодня ко всем остальным тайнам этих стен добавилась ещё и эта, с его собственным участием.

Как ни странно, но в ресторан его неожиданная подруга оделась более прилично, чем на работу: платье было лёгкое, но совсем не пошлое и не вызывающее. Может быть, она уже показала всё, что хотела показать, после чего сочла уместным сбавить обороты. А может, рабочий день закончился — сменился и образ, или поменялось настроение — он не имел желания решать её головоломки.

— Я думаю, можно уже перейти на «ты», — предложила она.

— Я тоже так думаю. Послушай, мы ведь не познакомились! — спохватился Андрей. — Как тебя зовут?

— А как бы ты назвал меня?

— Ляля.

— Как? — Она удивлённо улыбнулась, и её красиво прорисованные брови полезли вверх.

Он засмеялся.

— Я назвал бы тебя «Ляля». Ты очень похожа на куклу.

Она расхохоталась тоже:

— Куклу для взрослых мальчиков?

— Мальчики играют не только в войну и в машинки, — с улыбкой заметил он. — С куклами тоже. Тем более, когда становятся взрослыми.

— С таким как ты — почему бы и не поиграть? Пожалуй, я даже соглашусь побыть сегодня твоей «лялей». А тебя как зовут?

— Совершено обычно: Андрей.

— Почему же обычно? Мне нравится твоё имя. Сотрудничаешь с нами?

— Да, с отделом инвестиций. С Белкиным.

— Я тоже работаю с Белкиным!.. — Судя по тому, как она это сказала, работали они в достаточно тесном контакте.

Андрей попробовал выяснить, чем же конкретно она занимается в отделе инвестиций, но так и не услышал внятного ответа. По тому, насколько слабо она владела информацией даже о самих направлениях инвестиционной деятельности компании, да и по её дневному наряду он предположил, что круг её задач сводится непосредственно к удовлетворению личных нужд Белкина. Хотя совсем уж глупой или безграмотной она тоже не выглядела: скорее, связанной своеобразным набором обязанностей. Подтверждение этому просматривалось и в её умении практически профессионально вести ни к чему не обязывающую беседу — он не ошибся, отметив это днём. Кажется, «Ляля» сейчас представляла себя актрисой, произносящей реплики перед кинокамерой, и получала от этого удовольствие. Но он отвечал быстро и непринуждённо, и разговаривать с ним ей, похоже, нравилось по-настоящему.

— Нельзя быть таким бессовестно красивым, — с наигранной укоризной сказала она, когда подали кофе. — Красивыми должны быть женщины. Вы, мужчины, забираете у нас всё. — «Ляля» изобразила вздох. — Даже красоту.

Андрей усмехнулся:

— Не переживай: на твою долю осталось.

Она тоже улыбнулась.

— Мне, значит, повезло. Но всё равно: я думаю, это неправильно — когда у парня такое лицо. Я даже чувствую какую-то конкуренцию.

— Что ты имеешь в виду?

— Нет, ничего такого. Просто я привыкла быть центром внимания. А рядом с тобой начинаю в этом сомневаться. — Теперь вздох был вполне искренним.

— Я не пойму: это плохо или хорошо?

— Должно было быть плохо: приходится делиться своим первым местом. Но на самом деле — хорошо: пусть мне все обзавидуются.

— Ну, пусть. Я не против доставить тебе удовольствие.

— Такого ещё не было! — Словно изумляясь, она медленно качнула головой. — Любой другой сейчас бы ответил: «Что ты! Это мне все завидуют — что ты со мной!». А ты сказал так — и я на тебя даже не обижена…

«Но ты же сама выбрала меня — как раз чтобы потешить своё самолюбие. С чего же тебе теперь ломаться?» — мысленно возразил Андрей, но вслух сказал иное:

— Я и не думал тебя обижать. И я ведь именно с тобой.

— Я счастлива уже этим. — Смиренную кротость она сыграла фальшиво.

Её фальшь заставила его прекратить эту дешёвую мелодраму и напомнить ей о реальности:

— Я не хотел бы ограничиваться такой малостью.

— Конечно, нет! — Она улыбнулась и взяла его за руку. — Я тоже этого совсем не хочу.

Только на следующее утро, уже заметив в офисе её мелькнувшую пышногрудую фигуру, он вспомнил, что так и не узнал её настоящего имени. Хотя какая разница? «Ляля» — и «Ляля», для одноразовой ночи довольно и этого.

Домой Андрей возвращался на подъёме: с Белкиным все инвестиционные вопросы решились положительно, Михаил Андреевич был расположен благостно и передал Нечепоруку свой сердечный привет вместе с пожеланиями непременных скорых успехов. А главное, освободившись от дел, Андрей зашёл в ювелирку и купил Элле подарок — кулон в виде изумрудного трилистника на тонкой и длинной, оригинального плетения цепочке. Купил не по причине чувства вины из-за «Ляли»: он ведь даже не увлечён ею, а значит, это вообще не измена. И не ради Эллиного гарантированного прощения — чёрт с ним, с этим прощением, он сам попросит о нём Эльку, раз для неё это так принципиально. Он купил кулон просто чтобы порадовать её: ей так нравятся нарядные драгоценные безделушки! Она и его самого приучила к золоту, ещё в первый их совместный год подарив ему в День рождения часы с золотым браслетом, которые он носил и сейчас. Она, конечно, вредина, и вертихвостка, и капризница, но всё равно ведь она — его Элька! И он, наверное, иногда заслуживает её вздорности и капризов.

Светило солнце, в салоне машины играла музыка, что-то из «альтернативного рока», он скачал себе недавно, и настроение у него было, как эта динамичная музыка с её рваными ритмами: такое же свободное, беззаботное и рваное, полное страстной энергии. Такое, что даже самому хотелось напевать — если, конечно, вообще можно напевать под «альтернативу». «Я становлюсь как Аркадий», — весело усмехнулся Андрей: Нечепорук нередко пел в хорошем настроении. Основную часть пути он уже преодолел, до дома оставалось каких-нибудь часа полтора, не больше: объехать по кольцевой областной центр, потом ещё чуть-чуть — и всё. А дальше дом, Эля, его ей подарок… И её русые волосы, обещание в глазах, жаркие объятия, ласковые руки… Андрей сам не понял, что произошло дальше: то ли он слишком увлёкся мысленным рисованием картин, то ли на мгновение отключился, потеряв бдительность, но только вдруг увидел прямо перед собой тёмно-синий грузопассажирский фургон, летящий прямо на него. Ещё долю секунды назад его здесь не было, даже не было ничего его предвещающего. А теперь, сметая все правила — дорожного движения и здравого смысла, — оказался перед ним, вынесенный со встречной. И ещё через одну долю секунды должен был протаранить его серебристую «мазду». Андрей испытал ужас чего-то, надвигающегося неотвратимо и страшно. Ужас возможной гибели — совершенно ни на что не похожий, тёмный, сжимающий в оцепенении, идущий откуда-то из спинного мозга и парализующий сознание. Половина той отпущенной ему на спасение частицы секунды прошла, оставалась лишь вторая её половина. Ещё можно было спастись… «Только не закрывать глаза!!!» — подумал он, неимоверным усилием воли сконцентрировавшись на одной этой мысли, и со всей силой рванул податливый руль. В следующий миг был удар, скрежет металла, звон стекла и боль. Оглушающая боль. После этого вокруг стало темно и тихо.

12

— Какие возможности у вашей больницы? Мне нужно, чтобы мой муж получил самое лучшее лечение! Вообще всё, что ему потребуется! — Элла стояла перед женщиной-доктором и говорила тоном, не допускающим никаких отказов и отговорок. — Вы понимаете меня? Если вы не можете этого обеспечить, я переведу его в другую больницу!

Доктор была маленькая, почти на голову ниже Эллы с её высоченными каблуками, и щупленькая. Наверное, поэтому Элла испытывала сомнения относительно успешности лечения: что она может — маленькая щуплая докторша? Хотя её очень хвалили. Но муниципальная больница… Ну, какие у них возможности?! Элла просила отца устроить Андрея в какую-нибудь престижную клинику с возможностями частного обслуживания, но тот стоял на своем: частные клиники только дерут деньги, а гарантий у них — ноль! Городская больница, может, и не сверх модернизированная, но доктора в ней квалифицированные, практику имеют обширную, а главное, с них есть спрос: главный врач сделает всё, что в его силах и больше, только бы не пошатнуть доверие семьи Аркадия Нечепорука. Да и будет рассчитывать на выгоду: может, благодарность за старания обретёт форму чего-нибудь, весомого в кошельке и полезного для учреждения? Элла всё равно до конца не соглашалась, но сдалась перед доводами отца. А сейчас чувствовала себя ещё больше мучимой сомнениями, что поступила правильно и что это та больница, которая была нужна.

— Не волнуйтесь так, Эллочка, — с доброй улыбкой вступила в разговор старшая медсестра травматологии, — мы всем обеспечим вашего мужа! Всем необходимым! Мы же всё понимаем! И с папой вашим завотделением, — она кивнула на докторшу, — разговаривала, объяснила ему, что всё нужное у Андрея будет.

— Конечно, Элла! — подтвердила докторша. — Все условия, препараты и остальное мы гарантируем.

Элла, в синем с белыми и красными цветами свободном платье, синих лакированных туфлях на «шпильке», с волосами, аккуратно собранными в высокий хвост, и губами, накрашенными ярко-красной помадой, смотрелась для больничного коридора слишком неподходяще, даже чужеродно. Единственное, что соответствовало обычной обстановке, была её бледность и испуганное волнение в тёмно-серых по-детски круглых глазах. Этот испуг и волнение как раз и делали и врача, и старшую медсестру по-доброму снисходительными к её требованиям.

— Ну, хорошо… — сказала она, как бы смирившись, и спросила: — С ним точно ничего опасного? Правда?

Врач подтвердила:

— Правда. Для жизни опасности нет, мы провели обследование.

— Но что-то есть серьёзное?

— Всякая травма сама по себе серьёзна, ни к чему не позволительно относиться легкомысленно. У него множественные ушибы, в том числе грудной клетки, лёгкое сотрясение мозга — был удар головой о переборку окна, кажется… Травма плеча… Но это не так страшно! — быстро пояснила она, увидев, как расширяются глаза Эллы. — Это не те травмы, которые несут опасные последствия. Андрей скоро поправится! — улыбнувшись, заверила ее маленькая докторша.

— Он в сознании?

— Да. Он уже давно пришёл в себя.

— Но вы не пускали меня к нему! Почему?

— Мы должны были его обследовать, а ему был нужен покой, — мягко пояснила медсестра.

— Сейчас можно, — добавила доктор. — Можете зайти. Только не очень надолго. И, пожалуйста, не волнуйте вашего мужа: он ещё на обезболивающем.

— Да. Конечно… Вы только делайте всё, что нужно. И если что понадобится — говорите! Сразу!

— Безусловно — если что-то понадобится. Но всё должно быть хорошо, верьте в лучшее. Мы вас пока оставим, у нас и другие пациенты.

Элла ждала в коридоре: у Андрея была мать. Палату ему, как и обещал главврач, выделили отдельную — хотя бы в этом уже не подвели. И с нормальными условиями — санузел, телевизор… У них тут оборудовано таких несколько, их не называют «VIP», но на самом деле держат на особый случай. Хорошо, хоть так!.. Отец прав, наверное: врачи постараются всё сделать на уровне. Своя больница, заинтересована выложиться как надо… Она думала это, гоня от себя другие мысли: как на самом деле Андрей? Когда вчера вечером ей позвонили, сообщив об аварии, она сама едва не лишилась чувств, и только потом услышала: он жив, ему оказывают медицинскую помощь. И всё равно: было так страшно и тревожно, всю ночь она не сомкнула глаз… Как такое могло случиться?! Он же прекрасно водит машину! Очень легко, без всякого напряжения. Гоняет на городском автодроме!.. Как же так? — снова отвлекла она себя. Отец говорил с гаишниками, пообещал, что всё выяснит. И уладит, если понадобится, с милицией… Но Андрей вроде не виноват… Вроде нарушил тот, встречный, который врезался в него… А он был на своей полосе. Если так, то не виноват. И отец всё уладит, чтобы Андрея не терзали следствием…

Из палаты вышла его мать. Элла подхватилась и метнулась к свекрови:

— Как Андрей? Правда всё не очень страшно?

— С ним всё нормально, Эллочка, — ответила та и ещё раз повторила: — Правда, всё нормально. Ничего очень страшного нет.

— Ему точно ничего такого, особенного, не нужно? Лекарства? Аппаратура? Я только что говорила с врачом…

Инна Ярошенко улыбнулась.

— Отец Андрея сам медик. Он заезжал сюда, встречался с докторами: ни с лечением, ни с лекарствами проблем нет. А если вдруг в чём-то и возникнет потребность, он всем обеспечит.

— Боже!.. — Элла закрыла лицо руками и уронила голову. — Простите, Инна Анатольевна, я не подумала. Я никак не приду в себя!

— Ну, что ты? За что извиняться? Ты переживаешь, я тоже переживаю. Это понятно.

— Да. Я просто не соображу, что мне делать. Что делать, чтобы помочь ему!..

— Иди к нему. Больше ты ничего не сделаешь. И можешь помочь только своим присутствием. Иди же, — подбодрила её мать Андрея и легонько подтолкнула к двери.

Элла переступила с ноги на ногу. Она хотела его видеть, просто страсть как хотела и одновременно боялась: что, если пострадало его лицо? Сказали ведь: травма головы. И не в том дело, что её это оттолкнет. Просто она так любит его лицо! Увидеть, что с ним что-то не то, будет просто невыносимо больно! Больно за него: такого с ним не должно быть! Не должно! Она замешкалась, собираясь с духом, но его мать ждала и могла понять эту заминку неправильно, и Элла, глубоко вздохнув, потянула на себя белую больничную дверь, зажмурилась и шагнула внутрь через порог.

Дверь хлопнула за ней и закрылась. Элла открыла глаза. Андрей лежал на кровати, с перевязанным плечом, с бинтами на руке… Но с лицом всё было хорошо, только синяки и ссадина возле виска. Но что эта ссадина?! Он такой же красивый, её бедный мальчик!.. Только очень бледный и совсем измождённый.

— Андрей! — Она бросилась к нему и, подбежав, опустилась перед кроватью. — Как ты? Как же ты так?!

Он улыбнулся и обнял её одной рукой.

— Нормально. Как видишь, целый — почти.

Голос звучал слабо, но с долей шутливого оптимизма. Даже если оптимизм был наигранным, всё равно это хороший знак — если человек находит в себе силы шутить.

— У тебя синяки под глазами. И губы распухли.

— Дружеский поцелуй подушки безопасности.

— Точно, дружеский. О Господи! — Элла вдруг заплакала. — Меня не пускали к тебе. Я давно приехала. И вчера была здесь. Но они сказали, что к тебе нельзя! Я так переживала!.. Просто извелась! Ты веришь?

— Конечно, верю. Что ты, Эля? — ласково спросил Андрей. — Я же в порядке. Ну, плечо — да, и рука. Ещё какая-то ерунда… Но это пройдёт! Скоро пройдёт.

— Тебе больно? — всхлипнула она.

— Не очень. Можно терпеть.

— И ты точно в порядке?

— Точно.

Она поверила ему. Лучше поверить, чем думать, что он страдает.

— Но как это произошло?

— Я сам не знаю. — Он чуть дёрнул здоровым плечом. — Откуда взялась эта машина? Я только увидел, что она уже возле меня, и понял, что мне некуда деться.

— Сказали, он вроде бы выскочил сбоку. И влетел в тебя. Говорят, не пьяный — вроде как кого-то объезжал — я точно не знаю…

— Да, похоже. Он вылетел на встречную. Очень быстро — в один миг! Поэтому я ничего и не понял.

Он говорил и чуть трепал её волосы, она прижималась к нему щекой.

— Папа в милиции, разбирается с этим. Разберётся, конечно… Это же папа. Было страшно?

— Страшно. Я помнил только, что нельзя закрывать глаза, иначе не увидишь, где спасение. А они как будто закрывались сами. Но давай не об этом: не хочу больше вспоминать.

— Да… Не будем. Я просто так испугалась, когда сказали про аварию! Так жутко испугалась! Что вдруг случилось что-нибудь ужасное… Что вдруг с тобой что-то случилось, а я сердилась на тебя ещё недавно! И оттолкнула тебя тогда, и не сказала, что ты мне нужен! Вдруг бы я не успела это сказать?! Но всё обошлось. Ты прости меня за тот раз, ладно?.. Я не думала так, совсем не думала! Всё хорошо, милый! Сейчас!.. Сейчас… — прошептала она, подхватываясь, и тяжело дыша, принялась спешно расстёгивать платье. — Эту чёртову дверь можно замкнуть изнутри?!

— Эля!.. — Он целовал её и одновременно отталкивал. — Эля, подожди! Не надо, прошу тебя!..

— Что? — Она в тревоге отодвинулась. — Что-то не так, тебе нехорошо? Прости! Ты сказал, что ты в порядке…

— Да нет, — он успокаивающе провёл рукой по её волосам, — я правда в порядке! И ты тоже нужна мне. Но дышать очень больно — это из-за ушиба, рёбра просто ломает.

В глазах Эллы отразилось сострадание.

— Прости… Я не подумала. Точнее, я подумала, что так тебе будет легче, что это тебе поможет.

— Поможет — чуть попозже. Но, Элька, пожалуйста, давай не будем здесь! Просто я ненавижу больницы. Не здесь, хорошо?

— Да… Да, конечно, — безрадостно согласилась она, — здесь не лучшее место…

— Потерпи, — Андрей застегнул на ней платье, — меня скоро выпишут.

— Правда?

— Да: так сказали. Дней через несколько. И я вернусь домой.

— Ладно. Ладно… — Элла снова заплакала, припав к нему. — Нет, я не поэтому!.. На самом деле я счастлива: я так боялась за твоё лицо! — призналась она. — Боже!.. Только не лицо!.. Ну, как же?! Это было бы так несправедливо!

— Ну всё… — Он снова погладил её, прижимая здоровой рукой к груди. — Не надо больше плакать. Ты видишь: нет ничего страшного. Ни с лицом, ни вообще, только одна эта царапина! Всё нормально. И скоро я буду дома.

— Я буду считать часы. Хочешь?

— Часов будет много. Лучше дни: они пройдут быстро.

Она возразила:

— Нет, дни — это легко.

— Ну, как хочешь, — улыбнулся он. — Как тебе больше нравится.

— Часов каждый день будет становиться меньше.

— Договорились: пусть будут часы.

— Ты только поправляйся. Я ведь так тебя жду!

— Я помню. Я тоже тебя очень ждал. Всё время ждал… — Он задержал её на несколько мгновений, но потом отпустил. — Не расстраивайся: мы скоро будем вместе. И не здесь.

Элла ушла, и Андрей остался один, врачи на сегодня запретили посещения. Но он больше никого и не хотел видеть. Мама сказала, что приезжал отец… Но, конечно, не зашёл — «не хотел мешать осмотру». А с чего бы он заходил? Милая, добрая мама! Она просто жалеет его, как жалела в детстве, и так же утешает выдумками, пытаясь защитить от горькой действительности. На самом деле хорошо, что никто больше не приходил и не придёт! Андрей был усталый и измученный и сильно покривил душой, говоря Элле, что чувствует себя нормально: плечо ныло, кружилась голова, боль в груди по мере ослабления анальгетиков становилась просто адской. Но встреча с Эллой оживила его, заставила не жалеть себя, а встряхнуться, чтобы набраться сил и вернуться. К той точке отсчёта, на которой вчерашним вечером остановилось его движение. И домой. «Люди всё-таки неисправимы, — подумал он. — Совсем недавно я едва не погиб из-за того, что думал о доме и Эле. А вот выжил — и, как мне сейчас не плохо, снова думаю о том же. Ты жди меня, Элька. Можешь не считать ни дни, ни часы — они всё равно пройдут, — просто жди меня». С этой мыслью и с этой мечтой он заснул.

Андрея действительно не обрадовала бы встреча с отцом. И действительно всей душой он ненавидел больницы. Причина тому лежала не в страхе перед медицинскими процедурами и физическим страданием, а именно в собственном отце. «Стараниями» последнего больница стала для него источником и олицетворением совсем иного рода боли, обиды и унижения. Отец по специальности был врачом, работал в поликлинике, где и завёл связь с докторшей из того же отделения, которым заведовал. Поначалу втайне, но потом тайна перестала быть таковой — кажется, он сам рассказал маме, то есть своей жене, что у него есть женщина, что он живёт на два дома, и там у него всё серьёзно, а не какая-нибудь интрижка без обязательств. Иногда он днями не являлся домой, но потом приходил, и вёл себя так, как если бы никакой любовницы не было. А потом уходил снова. Всё отделение знало, что у него с этой бабой «любовь», что они, по сути, семейная пара, а законную семью он хранит вроде как из благородства. И всё отделение верило в это его благородство и великодушие, восхищалось им и даже сочувствовало ему: надо же как, мается, режет себя ножом по сердцу, а вот печётся, поди ж ты, и о нелюбимой больше женщине, и о сыне от неё.

Андрей же видел, что на самом деле страдает и мучается мать: от отношения мужа, от собственного положения, от сочувственных взглядов в лицо и оскорбительных обсуждений за спиной. Он не понимал, ради чего она это сносит, и не раз просил её отказаться от отца и его подачек в виде денег и внимания, отпускаемого словно по условию договора: неужели они не смогут прожить сами, без этих унизительных подачек, без ощущения собственной обузы на его спине? Он также не понимал и отца: зачем ему эта лицемерная трагикомедия, кого он хочет таким образом обмануть — себя, жену, сына, своё окружение? Злился на него то с презрением, то с ненавистью. Но мать всё равно терпела, не обозлилась, хранила спокойное достоинство, и сам он тоже был вынужден терпеть, глотать ради неё острую обиду и не отталкивать слишком грубо временами почитающего их своим вниманием отца.

Потом отец ушёл из больницы — институтский друг пригласил его к себе в частный лечебно-оздоровительный центр, — а вслед за собой перетянул туда и свою любовницу. К этому времени Андрей повзрослел, отцу не приходилось больше прикрываться необходимостью заботы о сыне, и с той женщиной он стал жить уже совсем открыто, проводя с ней отпуска, выходные и праздники, наведываясь лишь изредка, впрочем, так и не разведясь с матерью и по-прежнему неизменно внося свою лепту в «законный» семейный бюджет. Даже увеличив своё долевое в нем участие: теперь он куда больше зарабатывал и мог себе позволить жить на широкую ногу. Однако же вряд ли здесь, с ними, была его настоящая семья: нечто больше похожее то ли на кредитный союз, то ли на страховую компанию, то ли на привычную гостиницу с постоянно забронированным в ней удобным номером. Хотя опять же — так было только в понимании Андрея, тогда как мама сумела сохранить с отцом дружеские, а в чём-то и доверительные отношения, и именно к ней он обращался за поддержкой в некоторых затруднительных для себя ситуациях.

Тем не менее, душевная щедрость матери не заставила Андрея пересмотреть своё собственное отношение к отцу, его морали, правилам и принципам, а заодно и ко всему, с ним связанному. И больница для него по-прежнему оставалась своеобразным символом предательства, лицемерия и лжи, уж точно никак не подходившим для всяких искренних порывов, не говоря уже о любви. Или — тем более о любви, которую сам он ни за что не станет пачкать соприкосновением с вызывающими отвращение больничными стенами и самим удушающим больничным духом.

13

Андрей должен был вернуться из командировки — Лариса ждала его, горя нетерпением: из-за Марии Крот, и вообще… Просто увидеться. Но телефон в его кабинете пока не отвечал. С утра она пребывала в волнении. Почему-то переживала о встрече с ним, что вдруг он опять будет занят, что они не смогут толком поговорить, что она покажется ему слишком навязчивой, да и на самом деле, наверное, такая. Видно ведь, что она бегает за ним. Лариса вздохнула. «Никогда ни за кем не бегала, а за ним — на тебе! И ничего другого мне не остаётся, кроме как ловить эти минутки… Хорошо, что он нормально всё воспринимает, — подумала она с теплотой и благодарностью. — Даже мне самой иногда за себя неудобно, а он смотрит на мои выходки, как вроде в них и нет ничего такого. Да ведь и нет ничего! Я ведь всего лишь хочу его видеть».

Она посмотрелась в маленькое зеркальце, чуть поправила волосы и подкрасила губы. Помада придала ей уверенности. Сняла трубку и набрала его номер. Как и раньше, ответа не последовало. Может, он у Нечепорука? Она снова вздохнула и набрала номер его референта: Татьяна, женщина лет тридцати пяти, относилась к ней хорошо. Хотя Ларисе и казалось всякий раз, что она догадывается об особом расположении своего начальника к помощнице Аркадия Нечепорука. И о том, что та за ним ухлёстывает. Разговаривая с ней, Лариса старалась об этом не думать: мало ли, что может быть между ней и Андреем? И какое дело Татьяне до их отношений?

Референт сняла трубку:

— Слушаю вас.

— Таня! Это Лариса Землянская. Андрей Петрович есть?

— Нет его, Лара. — Татьяна слышала, что Андрей зовет её Ларой, и сама стала звать так же. Как посвящённая в заговорщики.

— А не знаешь, когда будет?

— Не знаю. Позвони через час.

Лариса положила трубку. Не зря у неё было предчувствие, что сегодня ничего не получится с этой встречей. Так мало выпадает встреч!.. И сегодняшняя под большим вопросом. Совсем всё невесело… Она решила сходить к Тамаре: если Андрей зайдёт к Нечепоруку, то она сразу сможет его увидеть. Пусть и не поговорить, но хотя бы увидеть.

В приёмной сидели Тамара и кадровичка Оксана и пили чай с пирогом. Ясно: Нечепорука, значит, тоже нет.

— Привет, девочка! Садись, посиди с нами. Я тебе что-то хотела сказать… — Филимонова наморщила лоб. — Слушай, ну, точно же хотела что-то сказать! И забыла.

— Ладно, вспомнишь — скажешь. — Лариса села напротив рабочего уголка секретарши.

Филимонова принялась болтать о косметике: видимо, об этом они и говорили ранее.

— Тихо! — Тамара вдруг встрепенулась. — Кажется, шеф приехал: его голос.

— Ну ты, мать, даёшь! Чуткий у тебя, однако, слух.

Полминуты спустя действительно вошёл Нечепорук, поздоровался и, обойдясь на этот раз без шуток и напевания песен, направился к себе.

— Аркадий Павлович! — окликнула его Филимонова. — Ну что, какие новости? Как Андрей?

Андрей? Лариса моментально напряглась, как натянутая стрела.

Нечепорук остановился в дверях собственного кабинета и обернулся на племянницу.

— Более-менее. В больнице пока.

— А что с ним?.. — растерянно спросила Лариса.

— Да ДТП. Глупое какое-то, — скривился Нечепорук, — я был вчера в ГАИ. На объездной трассе какой-то фургон выскочил на встречку, влетел в Андрея. Ну, «Мазда» — автомобиль хороший, полная система безопасности… Она его и спасла. Хотя он тоже успел вывернуться: придись удар на полметра левее — и неизвестно, что бы было. Но, слава Богу, обошлось. Ушибы, сотрясение, но в целом жив-здоров. Подправят его врачи немножко, и вернут обратно. Машина в ремонте, Андрюшка в больнице. Такие дела…

— Кошмар какой! — воскликнула Филимонова. — Нет, ну просто ужас! Что же это за водители, которые вылетают на встречку?! Это счастье, что так закончилось! А Эллочка как там?

— Уже пришла в себя. Была в больнице, всю ночь прометалась… Отвёз её домой, пусть поспит: устала, наволновалась. Позвони ей вечерком, поболтаете, — предложил он Филимоновой и обратился к секретарше. — Тамара, сделай мне кофе. И позови Сотникову: Андрей документы привёз, надо с ней обсудить.

Нечепорук зашёл в кабинет. Тамара и Оксана опять загалдели, но Лариса осталась сидеть совершенно потрясённая, не в состоянии говорить: действительно, какой ужас! Она едва не заплакала, мучимая бессильным отчаянием и состраданием. Андрей, её дорогой, любимый Андрей попал в аварию! Он в больнице, ему плохо, наверное, и больно, а она, его Лара, ничего не может поделать! Даже просто проведать его не может, потому что там Элла! Его жена! О ней на этот раз она подумала с долей неприязни: если бы её не было, если бы она не мешала… Но нет — всегда на пути эта Элла! Вот уж точно: в горе и в радости.

— А как у Андрея с Эллой? — наконец, придя в себя, не удержалась от вопроса Лариса. Вопрос был неосторожный, и чтобы как-то его объяснить, добавила: — Я недавно видела здесь Эллу, она приходила к нему. И выглядела как-то невесёло.

— Да поссорились, наверное! — Филимонова беззаботно махнула рукой. — У них часто такое случается, они привычные. После ссоры любовь жарче. Ну, не смущайся! Так оно и бывает. — Она засмеялась. — Слушай, мать! Я же вспомнила!

— Что вспомнила?.. — не поняла Лариса, действительно залившаяся краской.

— То, что хотела тебе рассказать! Заходила ко мне недавно наша Маша, ну, которая Крот. Зашла такая вся деловая и говорит: директор распорядился, чтобы меня приняли на работу, оформляйте. Я спрашиваю: документы вы принесли — диплом, трудовую? А она мне: нет, и не буду, типа, кто вы для этого такая? Я ей и ответила, что раз я никто, то пусть катится подальше и без документов не является. Она ушла и больше не приходила. Я на всякий случай спросила, как с ней быть. Дядя сказал, что не надо её оформлять, она так будет работать, без оформления.

— Я ж говорю, она ведьма, — сказала Тамара. — Нет у неё документов, отстань от неё.

— Да ну, Тома! Если ведьма, могла бы сделать себе бумажки: ей это раз плюнуть. А для порядка бы пригодилось.

— Значит, не нужны они ей. А паспорт хоть приносила?

— Нет.

— Нет?! Так может, она совсем и не Крот Мария Васильевна? — ехидно спросила Тамара.

— Может, и не Крот, — пожала плечами Филимонова.

— Ну, смотри. Твоё дело.

— Моё дело маленькое. А вот ты, Лариска, была бы с ней осторожнее! Вдруг она и правда не Крот?

***

Прошло три дня, и каждый из них Лариса отчаянно пыталась что-нибудь узнать об Андрее. Тогда, услышав о ДТП, она почувствовала себя совершенно разбитой: как будто это в неё влетела та чужая машина. А вечером, придя домой, без сил упала на кровать и разрыдалась. Дома никого не было, и она плакала, не скрывая своих слёз. И просила кого-то невидимого: «Только бы с ним всё было хорошо! Только бы он не страдал и поскорее поправился!». Потом плакать она перестала, но ей вдруг открылось другое, приведшее её в ещё больший ужас: а ведь она могла потерять его!

«Жизнь скоротечна. И непредсказуема… — думала Лариса. — Что мы в ней? Как листья на ветру: сегодня ветер гонит нас в одну сторону, завтра в другую, а послезавтра и вовсе швырнет под ноги на землю. Вот совсем недавно я видела Андрея, разговаривала с ним, а вдруг бы больше не смогла? Вдруг всё оборвётся, закончится? Это страшно, но нельзя ведь исключать! Или просто жизнь нас расшвыряет друг от друга. Мне нужно воспользоваться той возможностью, которая пока ещё у меня есть, — пришла она к решению. — Стать ему ближе. Ведь я же нравлюсь ему, это видно! Нет, я не претендую ни на что, и в их семью с Эллой влезать не буду. Но мне хотя бы просто не стыдиться своих чувств!.. Чтобы он знал, что дорог мне! Что не безразличен. Что в этом плохого? Это ведь ни к чему его не обязывает! И это не преступление — если проявить о своём друге дружескую заботу».

Самым лучшим проявлением заботы, будь Андрей свободен, и будь они правда такие уж друзья, стал бы визит к нему в больницу. Но свободен он не был, и она ему не была подружкой, и они работают вместе, есть правила приличия и требования здравого смысла… Да что тут говорить: навестить его с действительно самыми чистыми и искренними намерениями она не может. Однако, пришло ей в голову, она может ему позвонить. Или, чтобы его не беспокоить, отправить СМСку. Это покажет ему, что она помнит о нём и волнуется, но зато и не перейдёт дозволенной черты. Просто дружеский жест, пара слов поддержки. Даже нет, — убедила себя Лариса, — никак не выразить ему свою поддержку будет некрасиво, а вот поддержать — наоборот, уместно и правильно. Теперь, переждав некоторое время, она посчитала, что подходящее время для СМСки наступило. Лариса размышляла над каждым словом, но в итоге отправила ему очень краткое сообщение: «Андрей, привет! Как себя чувствуешь? Поправляйся поскорее!».

Ответа он не прислал. Лариса отметила это с грустью, но убедила себя не расстраиваться и не обижаться: «Я ведь и написала ему не ради ответа, а просто потому что хотела поддержать его, и поддержала от души. А написать у него, может, и не было возможности!»

А на следующий день расстраиваться стало уже и некогда: другое событие создало массу неожиданных проблем. Статью против Артемьева, которую должны были написать Светлова вместе с Крот, в итоге написала одна только Крот: дамы как обычно разругались, и более напористая и крикливая без труда отвоевала право готовить материал. На удивление редактора, материал оказался хорош — даже не в стиле Марии Крот. «Умеет, однако же, когда хочет!» — даже похвалила та, прочитав результат её труда. Материал пошёл в печать. Но, как говорится, недолго музыка звучала, вслед за ней грянул скандал: статья Крот оказалась вовсе и не её, а плагиатом, что каким-то образом моментально сумела выяснить Ерохина и сообщила о своём открытии в местной прессе. Несколько объёмистых абзацев без всяких ссылок и цитирования были позаимствованы из популярного научного пособия о чёрном пиаре и контрпропаганде. Ерохина со злорадством позорила «Город — 24», Нечепорук растерялся, Светлова плакала, остальные смеялись — над тем, какой недалёкой лгуньей оказалась-таки Крот. И только на ней самой случившееся никак не сказалось: она держалась со своим обычным шутовским нахальством.

Справившись с первым потрясением, Нечепорук собрал всех, имеющих в той или иной степени отношение к газете, у себя в кабинете и устроил судилище — и над Светловой, и над Крот. Редактор, всё еще близкая к состоянию шока, каялась, извинялась, обещала, что подобного больше не повторится, и вскоре была прощена. Но Крот поначалу не собиралась ни извиняться, ни признавать свою вину. Со скользкой, фальшивой улыбкой она объясняла, что руководствовалась исключительно благими намерениями, что от души хотела помочь, что материал тот ей показался очень подходящим — «лучше и не скажешь», — а ссылаться на авторов она не стала в интересах газеты: пусть, мол, думают, что именно в недрах местной редакции способны рождаться такие яркие и глубокомысленные суждения. Однако когда Нечепорук обрушился на Крот со всем негодованием, в пух и прах разбив её куцые доводы, она к общему изумлению вдруг расплакалась. Точнее, не то чтобы прямо всхлипывала, шмыгала носом или рыдала, но на её глазах показались слёзы.

— Я хотела как лучше. И не хотела вас подводить. Я работала в ваших интересах, Аркадий Павлович! Вы же знаете это — только в ваших! Но если вам не нравится то, как я работаю, я всё исправлю — так, как вы хотите, — произнесла она совершенно убитым голосом, глядя на Нечепорука мокрыми глазами. — Сделаю всё, что вы скажете!

— Ладно! Договорились, — как-то смутившись под этим её взглядом, резко прервал он «обвинительный процесс». — Я понял вас и, думаю, вы поняли меня. Продолжайте вашу работу, Мария Васильевна. Только не допускайте больше таких крайностей. А редакция… Редакция пусть активнее помогает вам, а не сбрасывает всё только на вас — хоть работу, хоть ответственность.

Подавленная и несчастная на вид Крот с признательностью пожала ему руку, и назавтра явилась в редакцию безусловной победительницей, без тени вчерашней слабости: больше она не плакала — теперь она откровенно рассмеялась в лицо опешившей Светловой. «Не думайте, что сможете потопить меня и тем самым от меня избавиться! — объявила Крот. — Это ведь вы побежали жаловаться Нечепоруку, что я подставляю и вас, и его? Вы его надоумили? Так вот, не вам со мной тягаться! И не вашего ума дела — то, что делаю я. Не хотите неприятностей — отойдите в сторону. Я предупредила вас», — она зло сверкнула холодными стальными глазами и, хлопнув дверью, вышла.

14

Спустя восемь дней после аварии Андрея выписали из больницы.

Элла приехала за ним. Он почти совсем уже поправился и вообще был очарователен, смешлив и оживлён. Отпустил несколько шуток — и ей, и медсестрам, и улыбался всем пронзительно синими глазами. По дороге (Элла сама вела свой игрушечный «MINI Cooper») он не убирал руку с её коленки, а дома, едва выйдя из душа, сразу потянул её в спальню. Она пришла в восторг от его пыла, но всё-таки притормозила, растягивая стадию поцелуев.

— Я соскучился по тебе… — признался Андрей. — Даже не представляешь, как!

— Что, неужели ни разу не развлёкся с какой-нибудь хорошенькой медсестричкой? — игриво спросила она.

— Нет. Я ненавижу их больничную одежду.

— Она бы её сняла. — Элла коротко рассмеялась. Андрей ответил с таким же коротким смехом:

— В этой палате? Где воняет лекарствами?

— А тебе надо, чтобы духами?

— Ну, это было бы лучше.

— Какие ты хочешь?

— Версаче «Кристалл Нуар».

— Версаче «Кристалл Нуар»? Точно? — Обычно он предпочитал более лёгкое, дерзкое и свежее — что-нибудь из Calvin Klein или Dolce&Gabbana.

— Да.

— Подожди, — она выскользнула из его рук. — Я сейчас.

Прибежав в свою комнату, Элла достала тёмно-опаловый флакончик и брызнула на запястья и пульсирующую жилку на шее. Будучи очень чувствительным к ароматам, духи Андрей всегда покупал ей сам, по своему вкусу и настроению, это считалось у них интимным подарком: какие духи — такой и секс. «Crystal Noir» был сладким, растекающимся и обволакивающим, как патока, и утончённо, глубоко чувственным. Его сегодняшний выбор звучал многообещающе шикарно. «Постепенно запах раскроется и будет то, что надо!» — взволнованно подумала Элла, втирая в нежную кожу благоухающую жидкость. Потом так же бегом вернулась к нему.

— Так ты хотел?

Он вдохнул идущий от неё насыщенный сладкий аромат.

— Да. Так.

Она снова притормозила его поспешные движения.

— А если бы твоя медсестричка пахла, как я сейчас? Что бы ты сделал?

— Выгнал бы её, — ответил он и пояснил, отвечая на весёло-удивлённый взгляд Эллы: — Они очень коварные: наверняка она прятала бы за спиной шприц. Или ещё что похлеще.

Элла залилась высоким чистым смехом. Потом повернулась и спустила с плеч атласный халат, скользнувший на пол, открывая стройное упругое тело.

— Я не такая коварная: видишь, ничего от тебя не прячу. Совсем ничего.

— Ты ещё коварнее: у тебя потрясающе красивая спина. И восхитительная кожа.

Он положил руки ей на талию и прижал её к себе. Больше она его не останавливала.

***

Наступившее утро было по-июньски солнечным, лёгким и беззаботным. Андрей расспрашивал о новостях за ту неделю, что он провёл в больнице, Элла рассказывала, периодически отвлекаясь на какие-то мелочи, делала шутливые замечания, и они вместе начинали смеяться.

— Что там с машиной? — поинтересовался он. — Ты узнавала?

— Да. Сейчас она на сервисе. Капот разбит, бампер… Правое крыло тоже помято. Но представляешь, сказали, что подлежит ремонту! Можно восстановить.

— Можно? А надо?

— Думаешь, нет?

— А что там ценного? Всё равно уже хлам. Получим страховку и купим «мерс», — сказал он и усмехнулся.

— Почему «мерс»?

— Вспомнил одну историю. Михаил Андреевич рассказывал: у них тоже попал в аварию суперкрутой «мерс». Его отремонтировали, а на него упало дерево…

— Дерево?

— Да: был ураган. Так они продали потом этот «мерс», потому что он снаружи был целый, а внутри — херня. И его купили.

— Купили? — Она засмеялась, он тоже засмеялся.

— Ага, для понтов. Давай и мы эту продадим: она не такая понтовая, конечно, но и ничего так, может, тоже кому-нибудь сгодится.

— Может, — хмыкнула Элла. — А ты в самом деле хочешь «мерс»?

— Ну, как вариант. Что-нибудь умеренное. Купе — вроде сейчас модно купе.

— Я думала, лучше внедорожник! Зачем нам две маленьких машины? Моя же есть, и покупать ещё одну? К тому же тебе подойдёт большая. Я хочу видеть тебя на большой, крутой машине!

Андрей улыбнулся:

— Ладно, я подумаю.

— Подумай и бери внедорожник! Это тоже модно, причём из моды уже давно не выходит. А что Киев? Удачно к ним съездил?

— Нормально. Я там, кстати, посмотрел кое-что — как устраивают всякие деловые и торговые центры. Специально потратил на это полдня. Займёмся скоро «Каскадом» — можно будет тоже что-то такое применить. Смотри, я вот как думаю… — Он потянулся за блокнотом и принялся чертить карандашом. Элла сидела рядом, внимательно следя за наброском. — Первый этаж — это такой себе «лаунж»: роскошь и отдых. Устроим здесь ресторан, бар, террасу с зеленью, галерею… Для детей — какая-нибудь игровая площадка… И фонтан. Обязательно фонтан, это классика. Следующий ярус — ювелирка, меха, хрусталь, шикарные сувениры. И выше уже то, что для дома: одежда, косметика, мебель, бытовая техника… Ну, и продовольственные отделы внизу, можно даже на цоколе, справа и слева. Да, и кстати! Кафе на крыше. — Он дорисовал последнюю деталь. — Вот так, с летней верандой. Почти по-французски, правда?

— Классно, — искренне оценила Элла. — Потрясающе. Не знаю даже… По-моему, просто супер!

— Да, но… — Андрей немного замялся, — это если не сдавать в аренду и устроить по собственному проекту. А если всю площадь снимет управляющая компания, тогда просто нет смысла такое обустраивать.

— Давайте не будем сдавать в аренду. Скажи папе! Пусть так и будет. — Она кивнула на рисунок.

— Я бы не против… Но, может, он считает иначе?

— Ну почему?! Ты так здорово всё придумал! Поговори с ним, расскажи свою задумку.

— Ты думаешь?

— Я даже уверена. Он согласится — вот увидишь!

— Поговорю, наверное. Как-нибудь при удобном случае.

— Обязательно! Поговори, тебе нужно это воплотить: оно того стоит! Тем более, как здорово для города — ты же знаешь, папа такое всегда очень ценит. И этот проект тоже оценит.

— Спасибо, Элька, — поблагодарил Андрей с искренней признательностью и поцеловал её волосы. — Мне так приятно, что тебе понравилось.

— Очень понравилось! Правда. Ты такой молодец! Милый, — она заглянула ему в глаза, — я обещала маме, что заеду к ней сегодня. И потом, всё равно надо выбраться: я хочу купить что-нибудь вкусненькое. Тебе же надо восстанавливать силы! Ты не возражаешь, если я съезжу сейчас?

— Не возражаю, если только ты не очень долго. Ладно? — Он скользнул губами по руке Эллы. Она улыбнулась и потрепала его по щеке:

— Ладно. Туда и назад.

Элла быстро собралась и вышла из квартиры. Андрей подумал немного и отправился в душ: как это на самом деле замечательно — искупаться, когда пожелаешь, хоть пять раз на день! Только когда такая возможность есть постоянно, её совсем не замечаешь. Другое дело больница: там сразу в полную стоимость оцениваешь все привычные радости домашней жизни. Он вернулся из ванной бодрый и свежий, с ещё мокрыми тёмными волосами. Синяки от ушибов не сошли и иногда напоминали о себе тупой болью, но всё равно то была ерунда. Всё его радовало в этот момент: и собственное тело, живое и работающее вопреки аварии, и каждое движение мышц, даже такое лёгкое, как улыбка, и каждый свободный вздох, и холодящие шею мокрые волосы. Как прекрасно на самом деле жить! И как прекрасно жить полной жизнью!

На столике возле дивана завибрировал мобильный телефон. Андрей взглянул на него и увидел знакомый номер.

— Алло. — Его собственный голос сам собой прозвучал ниже и глубже, чем обычно.

На том конце секунду помолчали. Потом ответили — тоже вдруг с неожиданным оттенком лёгкой чувственности:

— Привет, Андрей.

— Привет, Лара, — произнёс он тем же голосом.

— Как ты? Как себя чувствуешь? Поправляешься, надеюсь?

— Да, всё в порядке. Даже почти в полном: я уже дома.

— Вот как? — она удивилась и обрадовалась. — Я не знала. Ну и как оно — дома?

— Отлично. — Его губы тронула полуулыбка. — Вот, лежу на диване.

— На диване?.. — Он не мог видеть, что она чуть смутилась от этих его слов, прозвучавших с непривычной откровенностью: как будто он звал её к себе. Лариса представила его на этом диване и чуть хихикнула:

— Как хорошо! Я даже тебе завидую. А я вот на работе.

— Я сам себе завидую. — Он, качнув головой, непринуждённо откинул со лба влажную чёлку. — Лечь и расслабиться — так приятно…

Его голос соблазнял и звал, кажется, она уловила даже чуть слышный вздох удовольствия… Это было настолько чудесно, волнующе, что у неё перехватило дыхание от внезапного восторга. Она никогда его таким прежде не слышала! И вдруг растерялась, понимая, что не может сходу придумать подходящий ответ, и сказала только:

— Ну да. Везёт тебе.

Она не поддержала дальше его игру, он не обиделся, но волнующие нотки из его голоса исчезли.

— Да. А что ты хотела?

— Хотела узнать, когда ты будешь: у нас тут много новостей — и по газете, и вообще. Скандал снова. Бурная получилась неделька!

— Вы без меня не скучали.

— Нет. Поскучать особо не удалось.

— Скоро и я присоединюсь к вам.

— Буду ждать! Извини, что беспокою тебя дома и после всего этого, просто очень хотела поговорить с тобой.

— Поговорим, — пообещал он. — Вот я выйду на работу — и увидимся.

— Да, мне очень надо с тобой увидеться.

— Встретимся, Лара, я же пообещал. Ну, держись там.

— Спасибо, Андрей. Ты тоже. И выздоравливай окончательно.

Она раззадорила его своим звонком. Он отложил телефон и мечтательно потянулся. Прошлая ночь была шикарная. Такие ночи могли бывать только с Эллой, Андрей убеждался в этом всякий раз. При всей своей внешней привлекательности он не обладал мощной сексуальной энергией, хотя и отнюдь не был неумелым любовником — неловким, скучным или закрепощенным. Однако не столь часто испытывал плотские желания и не всегда всецело отдавался страсти, быстро пресыщался и терял интерес. Но с Эллой, когда у них всё было хорошо, получалось совершенно по-другому, со всей полнотой чувственных наслаждений: она улавливала его предельно точно, отдавала ничуть не меньше, чем брала, и с радостным вожделением принимала то разнообразие их интимных отношений, которое не утомляло его и было в удовольствие им обоим. К тому же, её возбуждала его красота, временами доводя до экстаза, а потому всё связанное с ним уже само по себе являлось для неё удовольствием. Иногда в порыве безудержного восторга она говорила, что он красивый, как девочка. Подобное сравнение ему уже доводилось слышать и от других — обидное и унизительное. Но из её уст оно звучало совсем иначе: будоражило и сводило с ума. Ведь она любила его! Любила именно такого, пусть и похожего на девочку. И он любил её тоже, со всей нежностью и жаром, на какой был способен. Никто другой не мог заменить ему в этом Эллу. Поскорее бы она приехала!

Словно услышав его просьбу, Элла появилась спустя каких-то минут десять. Открыла входную дверь, что-то отнесла на кухню и возникла на пороге холла, улыбающаяся и цветущая, как весна, в очень простом белом платье.

— Вот и я. Ждёшь меня? — спросила она, подходя к нему.

— Очень. — Он взглянул на неё с улыбкой снизу вверх. — У меня есть для тебя подарок.

— Я догадываюсь, какой, — со смехом сказала она и принялась его целовать.

— Да нет же, — он тоже засмеялся, — хотя это тоже. Но и ещё кое-что, подожди секундочку. — Он взял со столика бархатный коробок. — Это тебе. Прости, что не подарил вчера — вчера мысли были не о том. Но я исправлю эту свою оплошность. Держи.

Она открыла коробочку, прятавшую изумрудный кулон в виде трилистника на длинной, изящно витой цепочке.

— Андрей! Какая прелесть!.. И так стильно!

— Дай я надену на тебя.

Он застегнул цепочку, приспустил с её плеч платье, и кулон скользнул вниз по открытой груди Эллы.

— Ты очень красивая. Самая лучшая. Лучше всех!.. — Он приник к её груди.

— Милый… — прошептала она с нежностью. — Милый… И ты у меня самый лучший.

15

Немного выждав, Артемьев сделал то, чего ждал от него Нечепорук — предъявил свои претензии на «Зелёную рощу». С этой целью он заявился в горисполком, а спустя час после его визита к Нечепоруку приехал Румянцев.

— Аркадий Павлович, наш план, похоже, удался! — радостно сообщил мэр. — Рыба клюнула, Артемьев интересуется земельным участком. И сам знаешь, каким.

— Подожди, подожди, Пётр Васильевич! Дай-ка я угадаю… — Нечепорук изобразил задумчивость, после чего воскликнул: — Неужели «Зелёной рощей»?

Румянцев расхохотался:

— Именно! Ты оказался на редкость прозорлив!

— Я оказался прозорлив не сейчас, а гораздо раньше: когда предположил, что господин Артемьев не сможет скрывать свои аппетиты, если увидит, что дорога к их удовлетворению открыта. И чего же он хочет теперь?

— Почти то же самое, что и вы: предлагает построить те самые коттеджи, только назвал их «домики для отдыха». Парк-отель.

— У нас что, курортная зона? Какой отдых? Какой отель? Кто сюда поедет отдыхать? — Нечепорук недоуменно развёл руками. — Большей глупости трудно было придумать!

— Отель ведь тоже будет в частном владении. Так что идея в принципе не очень отличается.

— Тогда он просто украл её у меня. С той лишь разницей, что придал ей дурацкий вид.

— Разница ещё в деталях. Он делает ставку на инфраструктуру и говорит о развитии города.

— Да ерунда всё это! Ничего он не будет строить: перепродаст землю.

— Ну почему же? — не согласился Румянцев. — Гостиница способна приносить прибыль, если её раскрутить. Артемьев любит такое — то, что дает постоянный доход. Коммерсант!

— А он не боится, что народ взбунтуется против его коммерции? — прищурился Нечепорук. — Ведь городским советом было же ясно сказано: застройка с согласия населения.

— Нет, я бы не сказал, что этого он боится.

— Тогда ставьте вопрос на рассмотрение следующей сессии.

— Вот так сразу?

— Так сразу. Чего тянуть?

— То есть пусть общественность выразит Артемьеву своё мнение?

— Естественно! Как же иначе? И больше того, я вам скажу, Пётр Васильевич: вы должны стать на защиту мнения общественности. Как законно избранное лицо, наделенное волей граждан правами и обязанностями. Защищать их права — как раз и есть ваша прямая обязанность.

— Но мнение жителей насчёт «Зелёной рощи» может быть разным, — заметил Румянцев. — И это может отражаться на моей позиции.

— Не может, — отрезал Нечепорук. — Ваша позиция неизменна: стоять на страже интересов горожан. Как вы стояли и до этого: подведя меня к решению отказаться от этой земли.

— Понятно, — ответил Румянцев, хотя на его лице однозначно читалось, что ничего ему не понятно.

— Готовьте общественные слушания. И объявляйте их параллельно с вынесением гостиничного проекта Артемьева: пусть раскручивает.

— Займёмся. А Крутов? Может, сообщить ему?

— Узнает из газет. Мы не должны бегать, выпрашивая поддержку: скоро он сам к нам прибежит. Тем ценнее мы для него будем.

Новость о том, что теперь уже Артемьев положил глаз на «Зелёную рощу», распространилась довольно быстро, ещё до сессии. Кажется, распространил её сам Артемьев, делая упреждающий манёвр. Однако в городе это восприняли без восторга. Действительно, выходило так, что он отступился от собственных принципов, отстаиваемых совсем недавно, да ещё и в корыстных целях. Что именно он, а не Нечепорук хитроумно ввёл всех в заблуждение, чтобы «отказавшись от части, проглотить всё». Или не так: ни от чего не отказывался, а просто выжидал. Но, в любом случае, это требовало объяснений, и желательно из первых уст: только он мог попытаться исправить складывающееся о нём мнение, другие это мнение могли бы только ещё больше испортить. И Артемьев заговорил. Было сообщено, что его проект возник именно из-за посягательств Нечепорука и его хитроумных планов, чтобы остановить его, требуется аналогичное оружие, только направленное в противоположную сторону — на «общее благо». Это Нечепорук был готов по дешёвке распродать «Зелёную рощу» каким-то заезжим богачам, сбыл бы часть бесценной земли, и город попросту потерял бы навсегда над ней контроль. А он, Артемьев, старается сделать так, чтобы город не потерял, а приобрёл. По его плану здесь, в лесу нужно создать престижную процветающую зону отдыха. Да, здесь будет престижный парк-отель, всё по современным стандартам, и Калинов по-другому зазвучит! О нём заговорят именно благодаря такому парку-отелю. И земля будет работать на город, и местный бюджет будет получать реальное наполнение от этой работы. Это не то что коттеджи Нечепорука — разбазаривание общего богатства ради собственной наживы. Так рассказывал Артемьев, и от его красноречия во многом зависело, убедит ли он своих слушателей.

***

После того своего звонка Андрею Лариса надеялась на скорую с ним встречу, однако ни в ближайшие дни, ни через неделю на работе он не появился. В «Инвест-трейде» сказали, что они с Эллой уехали отдыхать за границу. Это было неприятно, крайне досадно, но неизбежно — оставалось только принять сию новость и ждать его возвращения.

Тем временем Мария Крот наконец-таки объявила, что завершила работу над сайтом, приглашая всех ознакомиться с результатом её творения. По тому времени, которое она затратила на него, можно было предположить нечто если не грандиозное, то, по крайней мере, впечатляющее. В действительности сайт, получивший название «Калейдоскоп», если чем и впечатлил, так это своей аляповатостью в оформлении и скромностью в содержании — впрочем, вполне в духе своего названия. Ларисе он напомнил наработки Крот, упакованные в синюю пластиковую папочку, — там было примерно то же. На сайте функционировали четыре раздела: «Новости», «Круглый стол», «Фотоальбом» и «Доска объявлений». Первый выпуск новостей перекочевал сюда из газеты. «Фотоальбом» содержал весьма незначительное число фотографий с видами Калинова и его должностными лицами, но зато предлагал жителям города присылать собственные фотоснимки.

— Это важнейший раздел, — объяснила Крот. — Мы создадим целую портретную галерею — «Лица нашего города», и наполним её портретами горожан. Каждый житель сможет здесь отыскать себя! Это будет так необычно: не фото на собственной странице в соцсети, а прямо на городском сайте! Равенство возможностей в действии. Непосредственное отождествление себя с городом посредством визуализации. — Крот любила к месту и не к месту блеснуть заумным выражением.

В помощь к наполнению раздела она попутно затребовала фотографа из редакции. Отказать ей не решились.

Раздел «Доска объявлений» также был представлен как сверхважный, и объявлений здесь предполагалось великое множество: с их помощью, как и с помощью фотографий, на сайт планировалось привлекать посетителей.

— Люди с интересом будут заходить на сайт, если на нём есть что-то их собственное, будь то фотография или информация. Они должны чувствовать свою привязку к нему, а полноценной привязка может быть, только если она не обезличена. Мы будем отражать городскую жизнь не только в общественном, но и частном её значении: пусть будут поздравления с днями рождения и юбилеями, какими-то событиями, приглашения на свадьбы, соболезнования, предложение вакансий или своих услуг, купля-продажа, размен… Что угодно — главное, чтобы это было элементом жизни горожан.

— Не уйдём ли мы тогда в дебри частной жизни? — с сомнением спросила Светлова. — Ведь ставилась другая задача…

— Вы не понимаете! — оборвала её Крот. — Сопричастность — вот та задача, которую я поставила! Постоянное ощущение сопричастности! Думаете, что кто-то зайдёт на сайт исключительно ради ваших новостей? Вы заблуждаетесь, если так считаете. А вот зайти посмотреть на собственное фото, объявление или поздравление в свой адрес человек точно захочет, попутно увидев и новости.

— Странно, что вы так говорите! А как же тогда профессиональные новостные сайты? — На сей раз Светлова не хотела легко сдаваться.

Однако тягаться с Крот ей было всё же не по силам:

— На так называемые местные новостные сайты заходят от силы десяток человек. А на мой сайт они будут заходить сотнями, тысячами! Весь город будет его просматривать! Это американская технология, она отработана там десятилетиями, да нет — веками! Все газеты в малых городах Америки традиционно работали по такому принципу. И это — элемент гражданского общества, которое мы здесь строим. Не забывайте, чего добивается Аркадий Павлович: активизировать общественное сознание! А эффективно на массовую психологию можно влиять только исподволь, запуская скрытые механизмы. Учитесь основам.

Поверженная Светлова промолчала.

В разделе «Круглый стол» было пока пусто, но только пока.

— Здесь будут актуальные вопросы. Это как раз то, о чём вы пытались говорить, — высокомерно заметила Крот. — Вопросы для избранных — интересующихся именно новостями, причём интересующихся активно и имеющих собственную позицию. Но попутно мы привлечём к ним и остальных. Посмотрела бы я, как вы достигли бы того же результата иначе.

Нечепорук отреагировал на «Калейдоскоп» довольно осторожно: похвалил задумку, однако отметил, что главное здесь то, как сайт себя покажет в действии.

— Тот же «Круглый стол», например. Какие вопросы на нём будут обсуждаться? Кто примет участие в дискуссии? Это всё может быть очень интересно и полезно, но в том случае, если заработает.

— Вы правильно заметили насчёт данного раздела, Аркадий Павлович, — мгновенно завела свою песню Крот, глядя на Нечепорука елейным взглядом. — Обещаю вам: он вызовет резонанс! А резонанс — это то, что нам нужно: чтобы обсуждение получило динамику, оно должно звучать именно так — неожиданно, громко! Пусть дремлющая публика очнётся от своего сна. Пусть удивится, пусть ей станет любопытно. Вот что способно дать результат.

В последующие дни сайт начал наполняться — не столько, правда, новостями, сколько объявлениями и фотографиями: для сбора объявлений Крот привлекла «волонтёров», которые дежурили с почтовым ящиком на рынках и ходили по разным организациям. Фотографиями она по большей мере занималась сама: ей чрезвычайно нравилось появляться в людных местах с камерой и предлагать «оставить свой след в манускриптах истории города». Почему в манускриптах, было не совсем ясно, но фотографироваться многие не отказывались.