Бесплатный фрагмент - Планета любви

Судьба

Дневная смена как-то незаметно подошла к концу. Ночная смена операторов, с шутками-прибаутками, принимала работу. Вика все никак не могла собраться: кружку из-под чая вымыла, сумочку собрала, туфли переобула… И теперь, стоя уже минут десять перед зеркалом, пудрила носик, подправляла макияж, наносила на губы еще в один слой кораллового цвета помаду.

— Что ж ты никак не уйдешь?! — смеялась сменщица Лариса, приняв сообщение на пейджер. — В прошлый раз сразу ушла.

— В прошлый раз я собратая была. — Засмеялась в ответ Виктория. — Надо красоту навести, а вдруг в вагоне Судьба? Я ж на метро целую остановку еду!

Женщины дружно засмеялись.

— Ничего, Судьба и на печке найдет! — Шутливо проговорила Викина напарница Лена.

— Да, будешь на печке лежать, и там найдет, — подхватила Лариса. — Только самой тоже шевелиться надо. А то и такая Судьба будет.

Женщины снова засмеялись.

— Не надо мне Судьбу с печки, — подмигнула Вика, отходя, наконец-то, от зеркала. — А то придется такую судьбу, потом с боку на бок всю жизнь ворочать, чтобы пролежней не было.

И снова дружный смех операторов.

Через минуту Вика собралась-таки. Для верности глянула еще раз на график и к двери.

— Ну, я пошла, пока дождь опять не начался, до свидания!

На улице было противно-хмуро, прохладно и мокро. Хотелось снова вернуться на фирму, тем более — двери были так приветливо распахнуты, и охранник все еще улыбался на прощание.

Дождь только с час назад, как перестал лить, кругом огромные лужи… Конец июля, а будто конец сентября.

«Замерзну сегодня, как кузнечик по осени», — в сердцах подумала слишком легко одетая Вика, перепрыгивая через лужи и торопясь скорее зайти в теплое сухое метро.

Вот уже и поезд… Вагон гостеприимно раззявил двери, выпуская суетливых пассажиров. Она вошла и…

«Осторожно, двери закрываются, следующая станция…».

Но Виктория ничего этого уже не слышала. Едва только она подняла глаза, как потонула в бирюзово-синем мареве встречно смотрящих на нее глаз. На нее смотрел незнакомый парень, молодой мужчина, да что там — какой еще незнакомый? Эти глаза она узнала бы из тысячи глаз! Он, не отрываясь, смотрел ей в лицо… Она без стеснения разглядывала его…

Светло-русые, густые волосы, длинноватые, но ему очень идет. Темные брови, высокий лоб, волевой подбородок, широкоплечий, могучего телосложения, в темно-сером пиджаке. Прямо — Витязь! А она, маленькая, изящная, смешливая, зеленоглазая… Полуулыбка скользнула на ее губах и тут же отразилась на его лице.

Поезд — предатель, грохоча, выехал из туннеля, замедляя ход. Вот и ее остановка, надо было выходить, а дальше маршрутным такси почти до самого дома. Тряхнув головой, чтобы сбросить наваждение, Виктория повернулась к двери… Сердце подскочило до самого горла, а потом ухнуло куда-то вниз и стало трудно дышать.

Вот, сейчас…, сейчас она выйдет, а он поедет дальше. Все дальше и дальше…

Двери распахнулись. Втянув побольше воздуха в легкие, Вика шагнула на платформу… и медленно пошла. Два шага, третий… Краем глаза она заметила темно-серый пиджак, скорее почувствовала его обладателя у себя за спиной. Парень обогнал ее, пока она еще не успела влиться в поток людей, идущих к эскалатору. Он ловко и плавно преградил ей путь.

— Здравствуйте, девушка. Можно с Вами познакомиться?…

Волшебник

— … и все-таки я пригнал к вам солнце…

Я посмотрела на окошко сообщений и тепло улыбнулась.

— Ласточка, ты сам то следом прилетишь?

Отправила и стала ждать ответа, постоянно обновляя страницу. На этот раз прошло минуты две. Вот замигал желтый конвертик — одно сообщение. Открыла, откинулась на спинку стула. Как всегда пара слов, но мне больше и не надо. Спать смертельно хочется, но в темноте комнаты не отрываю глаз от светящегося монитора, ничего — потерплю.

— …прилечу-прилечу…

Мои губы сами собой расплываются в улыбке. Снова мигает желтый конвертик — второе сообщение от него.

— …не скоро, но прилечу…

Пригнал солнце, да весь день действительно было солнечно. Грязь и остатки снега пока еще резали взгляд, все-таки начало апреля месяца, а солнышко так и слепило, так и пригревало.

— Спасибо тебе за это, ты настоящий Волшебник!

Общение продолжалось до самого утра. На работу, как всегда, бежала. Сонный охранник мельком взглянул на пропуск у меня в руках и кивнул, мол, проходи. Влетела в лифт, все пришла…

Рабочий день тянулся противно долго. Солнце за окном, словно дразня, переливалось лучами в стеклах витрин, нагревало поверхность стола, его озорные зайчики резвились в листьях плюща. Нестерпимо хотелось на улицу, домой, домой и поскорей бы ночь. Весь день ходила, как сонная осенняя муха, готовая отрубиться в любой момент. Но мысли о нем придавали сил не заснуть на ходу. И вот настал благословенный час — конец рабочего дня. Ура, вот и улица, солнце! Медленнее, чем хотелось бы иду домой. Теперь время удваивает свой бег. Успеть бы, поспать до двенадцати ночи. Потом будет некогда…

Сегодня что-то с Интернетом. Зашла только с пятого раза. Он на сайте. Жду. Нет, не могу больше ждать, пишу сама, отправляю и жду ответа. Бесконечно обновляю страницу. Появилась красная надпись — 1 сообщение.

Открываю, на сердце становится тепло и так уютно…

— Когда к нам? Пора-пора, заждалась Москва! — отправляю сообщение, обновляю, жду ответа.

— … меньше недели…

— Ладно, подожду, я терпеливая.

— …терпи…

— Как у тебя там?

— …ТИИХО…

Мне хорошо. Снова сижу всю ночь. Больше никого здесь, с кем я общаюсь, в этот час нет. Двое — только он и я. Мне это нравится, никто не отвлекает. Никто больше не нужен. Время идет незаметно, словно песок сквозь пальцы утекает. Неумолимо наступает утро, а мне все мало. Не хочется прерываться, так не хочется уходить. Но, попрощавшись, ухожу первая, зная, что он будет сидеть до семи, до начала восьмого утра. Будет сидеть, пока работает. Шесть часов. За окном светает, вернее почти рассвело. От недосыпа побаливает голова, я как пьяная. Ложусь, чтобы поспать полтора-два часа, потом вставать на работу. Не могу сначала уснуть. Глупо лыблюсь в темноту. Перед глазами его фотка. Засыпаю…

Опять не услышала звонок будильника, вернее услышала, но механически выключила его и опять уснула. Снова бешеные сборы. Глаза сухие и невозможно сфокусировать взгляд — все, верно, пересидела ночью. Но не чуть не жалею об этом. В ванной голодный кот мешается, лезет под ноги, трется, оставляя на юбке полосы рыжей шерсти — весна, линяет. Отодвигаю его ногой с дороги, ругаюсь, недовольно смотрю на свое отражение в зеркале. Сонная, глаза красные, но довольная собой. Клянусь коту, что покормлю немедля, как только, так сразу. Потом начинаю умываться. Что-то не то. Ну, так и есть, перепутала пенку для умывания с зубной пастой — тюбики то почти одинаковые. «Новый Жемчуг» неприятно пощипывает лицо, смываю пасту и умываюсь по-новой. Второпях выкладываю коту корм из банки. Завтракать уже некогда, на скоро хлебнув чаю, вырываюсь из подъезда на улицу. Бегу на трамвай, только бы из-под носа не ушел, а то опоздаю на работу.

На работе появляется какое-то неуловимое чувство тревоги, что-то я забыла, что-то очень важное. Мысли проносятся в голове роем неугомонных пчел, да, забыла, конечно, забыла — мне же снился сон! Пытаюсь припомнить, что было в том сне. Холодею, лишь только вспомнив. Снилось, что я на сайте, а его профайл удален. И нет больше мигающего желтого конвертика, нет его фото — пустой квадратик и старые сохранившиеся сообщения. Я одна, совсем. Остро чувствуется необходимость в его присутствии, пусть даже таком, нереальном. Накатывает тоска, покинутость, захлестывает безнадежность. Из глубины сознания поднимается паника, растет, как снежный ком. Мне плохо, потом я проснулась, с опозданием, поняв, что это только сон. Страшный сон, потому я его и забыла.

Понедельник. Иду домой. Ласково сияет солнышко, слепит глаза, приятно греет лицо. В куртке даже жарко сегодня. Свежий, прохладный ветер играет с волосами, вырывает пакет из моих рук. Он то налетит, то внезапно стихнет, будто его и вовсе не было. Проказничает, как живой, дразнится, рябью смущает идеально гладкие зеркала луж. Резкий и холодный он в следующий миг становиться нежным и ласковым. Улыбаюсь, прохожие мне навстречу тоже улыбаются. Иду счастливая, не знаю почему, но мне по-настоящему здорово! Школьники, сломя голову несутся гурьбой из ворот школы. Трамвай, да ну его! Пешком веселее и лучше, пусть и четыре остановки.

В воздухе чувствуется пьянящая легкость и свежесть — настоящая весна.

Не смолкает щебетание воробьев, голуби обнаглело лезут под ноги, воркуют, крутятся.

«Как же хорошо, Господи!» — и это все для меня.

Солнце, небо, ветер, воздух — я все люблю вокруг. Даже грязь под ногами и огромные лужи не раздражают. Мысленно пою, я уже третий день пою! Крутится в голове, какая-то легкая веселая песенка. Голова идет кругом от восторга, упоения и ожидания чего-то нового, светлого, необыкновенного.

«… и все-таки я пригнал к вам солнце…»

Да, это твоя заслуга. Ты весну привел, тепло, радость. Только ты на такое способен, ведь ты — Волшебник! Я попросила и вот она — Весна. Задираю голову вверх, щурясь и смеясь, смотрю на солнце, в самую его серединку. Ты улыбаешься мне сверху. Солнечные лучи и блики — это твоя лукавая, задорная улыбка. Ты везде, куда не гляну: в воздухе, в ветре, в небе. Само солнце — это ты! Я согреваюсь, купаюсь в его искрящемся свете, в его льющемся на меня с неба жидком золоте. Радуюсь, словно ребенок, которому показали чудо. Как же иначе все это назвать? Нет еще ни цветов, ни травы, ни листьев на деревьях, но так прекрасно мир не выглядел еще никогда.

«… меньше недели…» — И он вернется…

Ты, действительно — Волшебник, я в это верю. Я парю, словно на крыльях. Мне легко, уютно, непередаваемо, замечательно. Наслаждаюсь, наполняюсь, напитываюсь энергией солнца, добром, скользящим по его лучам вниз — на меня, на людей, на землю.

Солнце отогрело, оттаяло, залечило после долгой зимы мои душу и сердце. Я снова поднимаю глаза на него — высокое, сильное, жаркое. И понимаю вдруг, что солнце здесь — совсем не причем…

Неделя закончилась…

Я вернулась

— Не уходи. Куда ты?.. — Его тревожный шепот заставил ее вздрогнуть. Он невольно приподнялся в кровати на локте, различая в полумраке комнаты, как она собирает разбросанную одежду.

— Домой. — Она натянула свитер, почувствовав, что задела его руками. Он придвинулся близко-близко. — Что ты еще от меня хочешь?

— Останься, ведь все так просто — ты нужна мне,… нам.

— Нет, это иллюзия. Не все так просто. Это мечты, шантаж, игра — все, что угодно, только не реальность. Реальность не может быть такой.

— Может. Не уходи.

— Ты… — Она поспешно поднялась с постели, не дав ему себя поймать и снова заключить в объятия. Как же неимоверно трудно было отстраниться. — Мы оба получили то, что нам было нужно, то, что хотели.

— Ты может, а я нет. — Глухо выдавил он, понимая, что не имеет права ее удерживать, и одновременно борясь с собой, чтобы не удержать силой.

— Это не честно. — Она схватила со стула сумочку. — Не честно было использовать твоего сына.

— Да, но поезд уже ушел, — констатировал он. — Не беги так, подожди хотя бы, пока рассветет, ведь еще только половина пятого утра.

— Ты забыл, что от твоего дома до моего идти всего пять минут.

«А на самом деле — вечность» — мысленно прибавил он.

В это время из детской послышался крик и плач Павлушки.

— Подожди, я только его успокою… — Он бросился в комнату сына.

А она, окинув взглядом смятые простыни, вышла в коридор и, не помня себя от отчаянья, стянув с вешалки плащ, выскочила за дверь.

* * *

Они важно шли по коридорам родной школы, это был их последний звонок…

Каштаны, она так четко помнила, как цвели тогда каштаны. Помнила непримиримую ссору, их любовный треугольник, Леську, злорадно улыбающуюся из-за его спины… Рита застала их за зарослями белой акации. Как же Слава тесно прижимался к Олесе, как целовал! Больно… Ритка не знала, что может быть так садняще-досадливо больно. Он же ее тоже так целовал. А этот дурацкий спор — неделю назад.

— Хочешь, докажу тебе, что Славочка не больше, не меньше, как такой же бабник, как все?..

Зачем она вообще стала говорить о нем с Леськой?!

Но, что поделаешь, такова взрослая жизнь. И она началась для Риты с предательства, пусть детского, нелепого, смешного, но тогда ничего не могло быть горше и безобразнее. Она не простила — ни ее, ни его, ни себя.

А потом покатило — учеба, развод родителей, младшая сестренка и Ритка, посередине всего этого.

Отец вскоре снова женился. София, новая жена — на семь лет старше Риты, но контакт не случился. С отцом она тоже не общалась, а Ксюха звонила ему, когда ей нужны были карманные деньги, так мелочь по ее понятиям девятилетней, но не маленькая сумма для их мамы. Рита смутно помнила то время. Она старалась уходить с головой в свои молодежно-учебные проблемы. Посиделки с подругой, студенческие мероприятия, походы, поручения. Никаких дискотек и поездок на чью-то дачу, попоек и прочего — во-первых, для нее самой этого было не приемлемо, во-вторых, не имела права волновать и расстраивать маму.

Рита уже работала, когда мама заболела, заболела почти на год,.., а потом умерла. Сколько было тогда Ксюшке — одиннадцать-двенадцать..? Отец появился на похоронах, сунул денег и поспешил в роддом к Софии, она лежала на сохранении. Чуть позже, примерно через месяц Ритка разругалась с отцом окончательно. Иногда она видела Славу, но только все больше на него злилась, не здоровалась, — потому что он был где-то «возле», а не с ней, не рядом. И, скорее всего ничего не знал о ее жизни, да и она о нем ничего не желала знать. Леська почти сразу же выскочила замуж и теперь бегала за мужем, «как поводок за Шариком». Она знала, что творится в жизни Риты, но проявляла хладнокровие даже при случайных встречах на улице — благо, мир не так уж мал и сталкивались они редко.

Семь лет, боже, прошло столько времени! Все эти годы Маргарита жила Ксюшей — ради нее, для нее, ее нуждами и интересами. Она общалась с ее подружками, с ее мальчиками, вместе с сестрой готовилась к экзаменам, вместе ездила отдыхать. На Ксюхино восемнадцатилетие к ним пришел Николай. Сначала Рита не заметила, что он отличается от других парней Ксении. Но Коля стал наведываться все чаще и чаще, потом они поставили Риту в известность, что подали заявление в ЗАГС.

Уже почти год Рита жила одна. Ксюша сразу после свадьбы переехала к Николаю и теперь приезжала от силы раз в несколько месяцев, а вскоре уже должна была стать мамой. Ритка так радовалась за сестренку — искренне, сильно. Но, где-то глубоко в душе тянуло что-то и скрипело: «одна,… все прошло мимо, ничего не вернешь,… не нужна, одна…».

Она отбрасывала этот скрип, загоняла его еще глубже…, чтобы потом, ночью, когда ее сознание спало, — он вновь выбирался, и, усевшись в изголовье, кроил по себе ее сны.

* * *

Осень бесцеремонно ворвалась в ласковый сентябрь. Дождь только что прошел. Вечер, лужи, автобуса не дождаться. Прохожие, не смотря, на то, что на закате выглянуло солнце, выглядели хмурыми. А Ритка бодро дефилировала домой с работы, перепрыгивая через лужи, обходя грязь на обочине. Сегодня отмечали день рождение у сотрудницы, и Рите было весело, хорошо и здорово. В голове приятная легкость после шампанского пополам с вином, правда, почти уже выветрившаяся, но все равно — клёво! Проходя мимо Академии, она чуть не столкнулась с лошадью, а может это, был конь?.. Проезд конной милиции по тротуару до станции метро в последнее время стал делом обычным.

Еще каких-то пять-семь минут, и она дома…

— Мама! Мамочка!..

Со всех ног к ней бежал маленький мальчик. Рита, непроизвольно остановившись, оглянулась назад. Пока она вертела головой в поисках «мамы» — мальчуган, подлетев к ней, обхватил ручонками ее ноги и зарылся лицом в складки плаща.

— Погоди, ты чей? — Она опустилась перед ребенком на корточки. — Как тебя зовут?

Малыш цепко ухватился за ее шею и притих, говорить свое имя он явно не собирался. Разомкнуть его детские объятия Рита не могла, да и не хотела, если честно. Пришлось оставаться в таком положении, ожидая, что что-то изменится. Ждала она не долго. Из ближайшего подъезда дома, где ее и захватил мальчик, вышел мужчина. Он сначала остановился, но потом, медленно направился к ним. Рита в это время все же высвободилась их плена детских рук и, выпрямившись, подняла глаза на, видимо, папу. Если секунду назад легкий хмель еще веселил ее, то сейчас она мгновенно протрезвела — вынуждена была. Перед ней вплотную, собственной персоной стоял Слава. Ну, да — это же его дом, его подъезд… Она, моргая, покачнулась, все еще сжимая ладошку мальчика в своей руке. Славка автоматически поддержал ее под локоть.

— Иванов, твое произведение? — Ставшим внезапно хриплым голосом спросила она.

Он молча кивнул, не сводя с нее глаз. Казалось его взгляд собирается впитать в себя ее всю — от макушки до пяток.

— А его мать, где она? Почему он у тебя один бегает?

— Павлуш, иди, покачайся, вон на качелях. — Он нагнулся к сыну, пытаясь отцепить его руку от Ритиной.

Мальчик отпустил, с большой неохотой выполняя просьбу отца, но, даже усевшись на качели, не сводил с них больших синих глаз.

— Моя жена, его мать умерла при родах. — Слава произнес это тихо, но Рите вдруг показалось, что ребенок может его услышать.

— Сколько ему?

— Уже почти четыре.

Незаметно для себя они разговорились. Потом и вовсе, уютно устроившись на лавочке, ушли в воспоминания. Павлуша счастливо улыбался им с качелей.

Слава рассказал ей про все то, что случилось с ним после окончание школы: поступление, учеба, попытка забыть их с Ритой — такое нелепое расставание, работа, новая любовь, ожидание ребенка, сложности с протеканием беременности у его жены, день рождения сына — ставший горьким и радостным одновременно. Она тоже рассказала о своей жизни. Он слушал внимательно, с необыкновенным участием. Потом взял ее руку в свою и не отпускал, будто не замечая. Рита не вырывалась, ей было мучительно необходимо тепло его ладони.

— Как ты справляешься один? — Участливо спросила она. — Неужели так и не думал устроить свою жизнь?

— Мама помогает. — Немного смущаясь ответил он. — Сначала без нее, как без рук был, а теперь мы ее даже на курорт отпускаем. Пашка в садик ходит. Раньше на пятидневку хотел отдать, но ему что-то страшно стало, ночами спит плохо.

— Э-ээх, папаша! — Укоризненно покачала головой Ритка. — Сыну времени уделять больше надо.

— Да я уже и сам понял.

Его улыбка осталась все той же, те же ямочки, только на небритых щеках, те же колкие смешинки на дне серых глаз. Сердце ее будто ожило после долгой смертельной спячки, забилось, запорхало, заболело, заныло. Как она могла прожить эти годы без его улыбки?..

Идиллию нарушил громкий рев. Павлуша, раскачиваясь, забылся и, отпустив руки, упал с качелей. Они оба вскочили и кинулись к нему. Слава, быстро подхватив сына на руки, проверил все ли в порядке…

— Нет, ничего, жить будет, испугался просто. — Он подмигнул ей. — Ну, ты чего, большой же парень, прекрати реветь!

Но малыш заплакал еще громче, видимо от обиды.

— Иди ко мне, папа просто не понимает…

Рита протянула руки, и Павлик, всхлипывая, перебрался к ней. Он беспомощно размазывал слезы по мордашке, ища утешения. Потом, крепко обняв за шею, уткнулся носом ей в плечо и затих.

— Он же тебя испачкает. — Виновато произнес Слава.

— Пустяки. — Она стоя раскачивалась, успокаивая ребенка, шептала ему, гладя по голове.

Домой к Вячеславу они так и вернулись, втроем. Он распахнул перед ней входную дверь, включил свет в прихожей… Только тут Павлик согласился слезть с ее рук. Дав себя раздеть, угнал играть в детскую. Как во сне они вместе готовили ужин, как во сне вдвоем укладывали мальчика спать…

Как во сне начали целоваться. Он крепко и бесконечно нежно держал ее в объятиях, она, как слепая цеплялась за него, шла, увлекаемая жаждой желания, тем, что снова, наконец-то жила! Не размыкая рук, не включая свет, на ощупь, на веру они двигались к обладанию того, что потеряли так глупо и, казалось безвозвратно, много лет назад. Потеряли?.. Ан нет. Можно ли потерять то, что бурлило, жило, выливалось через край.

Он бережно опустил ее на постель, попутно избавляя от ставшей ненужной одежды. Закусывая до боли губы, чтобы не закричать от переполнившей ее страсти и нежности, она отдала себя ему. Это был не просто взрыв плоти между, изголодавшимися друг по другу, мужчиной и женщиной — это была еще и смесь отчаянного обретения. Они не знали как долго оно продлится, поэтому яростно доверились друг другу, чтобы не жалеть ни о чем.

Потом, удобно устроившись головой у него на плече, продолжая обнимать, с трепетным восторгом впитывая, вдыхая его запах, она размышляла — смогла ли бы, вот так, как сейчас довериться другому мужчине… Ответ был так очевиден — нет, никогда и ни за что.

Чувствуя, как он целует ее в волосы, проводит пальцами по бархатистой коже предплечья, Рита не могла удержаться от всхлипа-вздоха — так было хорошо! Внезапно она поняла, что беззвучно плачет. От счастья?.. Скорее всего. Затем он снова нашел ее губы, потом поцелуями высушил слезы… И все повторилось — медленнее, ярче.

Было еще темно. Разговор зашел сам собой…

— Что ты говорил сыну о его матери? — Почему она спросила именно так.

— Что она уехала, у нее много дел, но она обязательно вернется… — Слава явно не хотел обсуждать это.

— Почему Павлик решил, что его мама я? — Она инстинктивно боялась спрашивать.

— Ритуль, давай не будем, а. Какая разница? — Слава притянул ее к себе в попытке отвлечь. — Он совсем ребенок, мало ли что ему привиделось…

— Нет, погоди, — перебила Рита. — Он в этом уверен, как такое может быть?

Вячеслав, сдаваясь, подавил вздох отчаянного сопротивления.

— Ладно, обещаешь не делать глупостей и не принимать спонтанных решений?

— Говори. — Она была непреклонна.

— Это я всему виной. — Севшим от волнения голосом признался он. — Я увидел тебя еще издали и вернулся в подъезд, а Пашке сказал, что… ты… его мама…

— Зачем, как ты мог вот так?.. — Ей не хватило слов.

* * *

— Не уходи. Куда ты?.. — Его тревожный шепот заставил ее вздрогнуть. Он невольно приподнялся в кровати на локте, различая в полумраке комнаты, как она собирает разбросанную одежду.

— Домой. — Она натянула свитер, почувствовав, что задела его руками. Он придвинулся близко-близко. — Что ты еще от меня хочешь?

— Останься, ведь все так просто — ты нужна мне,… нам.

Выскочив из подъезда, Рита бросилась бежать. Но дыхания не хватило даже на то, чтобы быстро идти. Предательские слезы застилали глаза. Сумерки, темнота и холод обступили ее со всех сторон. Было тихо и жутко одиноко, будто вырвали сердце. Куда ей идти — домой? А что там — молчаливые, хоть и родные стены, рыбки в аквариуме, телевизор. Как идти, как уйти, когда ее душа осталась там, откуда она только что сбежала, как ошпаренная. Ее любовь, проснувшись этим вечером, не захотела бежать с ней, а осталась вместе с ними — с мужчиной и маленьким мальчиком.

Прислонившись спиной к запертому на ночь ларьку, Рита пыталась придти в себя. Сколько она так простояла? Ей показалось, что вечность, но было все еще темно, значит не так долго.

Решение пришло само собой — простое, легкое и единственно верное. Решительно вытерев слезы, она повернула обратно…

Дверь открылась, за ней стоял он, держа на руках сонного заплаканного сына.

— Я вернулась.

Сначала Слава не мог поверить в то, что она не видение. Он еще несколько мгновений простоял, вглядываясь в ее лицо, прежде чем дал ей пройти. Она, сняв плащ, и повесив его не прежнее место, прошла в комнату. Он по пятам следовал за ней.

— Прости.

— Не надо, мне нечего прощать.

Он не видел ее улыбки, но знал, что она улыбается.

— Повтори,… повтори, что ты сказала.

— Я — вернулась.

Они стояли, обнявшись, — он с ребенком на руках и она, держась за них обоих — вместе. А за окном постепенно светлело…

Занимался новый день.

Один день осени

Наверное, нигде так четко не осознается, что — жизнь хороша и жить хорошо, как рано утром в будний день, стоя в очереди в метро. Очередь, чтобы спуститься, очередь подняться. Несколько остановок на метро, несколько в переполненном до нельзя автобусе. А утро такое замечательное! Очередь на автобус. Входила в него, словно в критский лабиринт. Протиснувшись между двумя студентами и бабулькой, которая сетовала — мол, держаться не за что, я, уцепившись за ручку сидения, осмотрелась. Впереди женщина с сумками, семейная пара с ребенком, кучка школьников. Позади седовласый мужчина в темных очках и черной бандане с нарисованной на ней волчьей пастью. Возле меня девушка сидя разгадывала кроссворд. На сидении за ней бурмило, то есть мужчина в кавычках. Ворот нараспашку, грудь богатырскую волосатую с крестом на цепи вперед выставил, и плевать ему на то, что бабульке держаться не за что. Она — стоит, он — сидит. Чтобы не смотреть на его рожу я уставилась в окно. А автобус в пробке полз себе мимо парка, как объевшаяся гусеница, то и дело внезапно тормозя из-за подрезающих его легковушек и тряся пассажиров во все стороны. Предпоследняя неделя сентября, а осень едва нанесла мазки желтой краски на общий зеленый фон. Нет-нет, да и мелькнут позолоченные ею тополя, рябинки. Больше всего досталось канадским кленам, эти паразиты даже краску первые забрали. Солнце пробивалось резкими горячими лучами сквозь листву, огибая высотки, следуя за автобусом. Каждый яркий лучик норовил кольнуть в сонный глаз зазевавшегося: «не спи, осень проспишь». Приходилось жмуриться, как довольной кошке, закрывать глаза, отворачиваться от солнечного света, что практически бесполезно.

Ну, вот и нужная мне остановка. Дальше все просто: N-е количество шагов, двор, дом, подъезд, ступени, лифт, квартира. Звонок, двойной, как договорились…

Шарканье тапочек за дверью рассмешило, скрывая улыбку вошла.

— Привет.

— Привет! Как у тебя темно.

— Шторы… Сейчас раскрою. Проходи.

Я прошла в кухню, стараясь не смотреть на гору посуды в раковине и пригорелую плиту.

— Ты где? Я раздвинул шторы. — Он, сутулясь, появился в дверном проеме.

— Я тебе мед принесла, настоящий, не хухры-мухры и настой ромашки. Все дохаешь?

Кривая улыбка в ответ и попытка спрятать рыжий небритый подбородок в накрученный на шее верблюжий шарф.

— Дохаю. Совсем забыл тебе сказать, чтобы ты ничего не приносила, все есть — ребята постарались. — Он передернул плечами. — А мед забери, у меня на него аллергия.

— Ребята, говоришь, постарались. — Попыталась отловить его взгляд, нет, не смогла. — Они еще не все свои дела на работе на тебя свалили?.. А мед отдай кому-нибудь, обратно не потащу.

Поставила чайник и прошла мимо него в комнату. Он, кашляя, вернее громыхая, как в трубу, послушно пошел следом. Со стороны сцена могла показаться нелепой — маленькая женщина отдает приказания, а видный высокий тридцатилетний мужчина слушается. Он пригнулся еще ниже, стесняясь своего роста, шутка ли — почти тридцать сантиметров разницы.

В комнате рабочий хаос. Кресло завалено файлами с бумагами, на ковре разлетелись вырезки и подшивки из старых газет, монитор компьютера облепили цветные бумажки-заметки.

— Работа на дом, — тихо рассмеялась, повернувшись к нему. Пожал плечами. — Хорошо, что ты не патологоанатом…

— Шутка?.. — ответный смех, тут же переходящий в кашель.

— Дело серьезно, милый, будем тебя лечить…

— Не надо, я тебя боюсь. — Мальчишеская улыбка тронула такие влекущие и недоступные губы. — И потом на сегодня работы валом.

— Температура?

— Вчера была, сегодня пока нету.

Махнув рукой, эффектно упала в свободное от макулатуры кресло, понимая, что видимо скоро меня выпроводят. А честное слово, осталась бы тут навсегда. Потом уютно устроившись на подушке возле низкого журнального столика, с которого предварительно были сброшены кипа бумаги и папок, пили кофе. Говорили, снова кофе. Морщась, смотрела, как он курит с больным горлом, все равно курит.

Мирно отсидела отвоеванное для себя у его работы время. В половине первого сама засобиралась. Он, казалось, уже забыл о работе и молча созерцая меня в своем кресле, думал о чем-то в облаке сигаретного дыма.

— Уже уходишь?

— Тебе работать, не хочу злоупотреблять, а то больше не позовешь.

Он не понял — шучу я снова или уже серьезна.

— Спасибо за внимание…

— Мне оно в радость. — Перебила я. — А зеленого друга опять не полил.

Не дожидаясь реакции, взяла банку с отстоявшейся водой и полила растение неизвестной породы, тяжело гнездившееся на подоконнике. Почему-то вспомнился разговор двухлетней давности:

— … а у тебя комнатные растения есть?

— На кухне, на холодильнике что-то зеленеет.

Повернулась к нему. Этот взгляд — полу-удерживающий, до боли знакомый, родной и чужой настолько, что перехватило дыхание. Как правильно, если двое не стали любовниками, они могут остаться друзьями. Дружба связывает, даже, если в ней ничего не связывает. Невидимая нить, которая прочна, только благодаря обоюдному желанию не забыть, что есть он и есть я. Нить, а вместе с нею нежелание одного приблизиться, а другого отпустить и отступиться. Надолго ли? Почему, зачем?..

Медленно подошла, как во сне, подняла руку, провела ладонью по шершавой щетинистой впалой щеке. Он осунулся, похудел, но тот же — мой, запретный…

Тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение.

— Ну, милый, я пойду… — Смущенно улыбнулась, запоздало отдернув руку. — Пойду, потолкаюсь в автобусе. Ты знаешь, какие очередины в метро в час-пик?

— Правда? — Он удивленно приподнял брови.

— Ах, да, Солнце, я и забыла, что ты не ездишь на метро, как же, личное авто! — Слова прозвучали, как издевка. Оставалось надеяться, что и эта сойдет мне с рук, сойдет как все остальные. Почему мне все сходит с рук!? Как жаль, что его не вывести из себя, не зажечь тем же огнем, каким пылаю к нему я. Жаль… А иначе — меня бульдозером не выдворить отсюда и черт с ней, с его простудой!..

Он засуетился, глянул в зеркало, приглаживая непослушные волосы на макушке.

— Я тебя отвезу.

— Ты болеешь, тебе нельзя. Да и на чем, на машине?

— Я хочу. — Он упрямо выпятил подбородок.

— Нетушки, не поеду я на машине. — Пока он не опомнился, привстала на цыпочки и чмокнула его в выставленный подбородок.

— Твердо решила? — Пожав плечами, он распахнул дверь.

— Пока.

— Пока. — Он наклонился и легонько коснулся моей щеки своими губами…

Кровь прилила к лицу, сердце заколотилось, стало так легко и радостно! Хотелось петь… и остаться…

— А может, все же я тебя отвезу?..

— Нет, не надо, не хочу на машине… Эх, там — Такая Осень!..

Ветер

Можно ли поймать Ветер? Кто знает, может и можно. На миг, на час, на время. Но вот удержать его, привязать, заставить, потребовать быть рядом — нельзя. Не зависит это от него, не в силах он это выполнить, даже если пообещает, и сам поверит. Ветер, он ветер всегда, чтобы не случилось.

Но она не поверила, не захотела. Он пролетал мимо и зацепился, сам не зная почему. Заигрался с ее ленточкой в волосах, зарезвился, бросил горсть парашютиков от спелого одуванчика ей в лицо. Она отвернулась, засмеялась и начался разговор:

— Привет, Чудо!

— Привет!..

И будто знакомы давно-давно. Нет секретов, скрывать нечего, да и ни к чему, зачем? Хорошо вместе, хоть пока и не встретились, и знакомы лишь по телефону. Ей — уютно, ему — весело. Если грустно, стоит чуть поговорить по душам и как рукой грусть снимает.

— Ты скоро приедешь?

— Через пару недель.

— Вот и здорово, ты с отдыха, я из командировки… Встретимся, скорей бы…

Она не верила ему — смешной, легкий, загадочный, и в тоже время такой понятный, свой, близкий. Хорошо с ним, волнительно, спокойно. Голос приятный, теплый, согревающий. Верить ли во встречу? Нет, боязно — сколько уже обмана было, напраслины, пустословья. А может быть он потому и не отстает, чтобы она вновь поверила, оттаяла сердцем, загорелась, ожила?? Дай то Бог! Но нет, не верит, рано, рано верить — пока не встретились, пока не заглянула ему в глаза. Какие они, что там в них? — Насмешка ли, желание поиграть или искренность и сердечность?

Снова звонок, поздний, уверенный:

— Солнце, как дела, что делаешь?.. Дома? А я сейчас с улицы звоню — тут дождь, замерз смертельно…

Хриплый простуженный голос в трубке, узнаваемый отныне с первой

ноты. И уже почти верится, что все не просто так, не случайно, а необходимо.

Кто-то сказал бы — верь, смотри как он постоянен, как вьется, ждет. Другой сказал бы — нет, слишком смешливый, несерьезный, поверхностный, романтичный. И то, и другое верно. Заигрывает, манит, интригует… Но ведь она поддержала игру — из любопытства, из-за «нечего терять», безысходности, тоски, скуки. Причин много. Но одна главная, и она не обсуждается. — Она поддержала игру, всерьез или нет — не важно.

Месяц свиданий вслепую привил желание ждать. Понимая, что ничего не ясно — привязалась, потянулась.

— Как там твой?..

— Какой мой!.. — Смех в ответе, осознание шутки и в то же время затаенная трусливая печаль и отблеск крохотной надежды — «а вдруг, вдруг мой?!»

И наконец Встреча:

Как это бывает — слова комом и наперебой, потом внезапное молчание обоих. Рука в руке — теплая, сильная. А можно ли на нее опереться?

Взрывы смеха, подначки, шутки, подколы, общие желания, раскрытые секреты. Он нервничал, курил, она искрилась и пылала. Заворожили друг друга оба.

Кто он — принц или нищий, лжец или пророк, временный или надежный?

Бунтарь, весельчак, не привыкший выставлять напоказ проблемы. Рисовался? — А как же! Но, ведь и она тоже.

Он пьянил ее, она вдохновляла, озадачивала, ставила в тупик… Она поняла, что он — ветер, еще до встречи, до первого прикосновения.

Ветер — в тупике, забавно, но ненадолго. Ветер — романтик? Ой ли, ни капли. Просто он мечтатель и выдумщик, и игрок.

Вечер с Ветром — сказочно, будоражаще-прекрасный пролетел в одно мгновенье.

Спуск в метро… Она, держась за него, утопала в мареве изумрудно-зеленых глаз! Держалась за него, ускользающего, а ему за что было держаться? Он держался за нее, цеплялся, пытаясь удержать. Но она убегала, как рябь на воде, как волна на поле. Не оставляя ему опоры.

Ей так хотелось запустить пальцы в его иссиня-черную волнистую шевелюру, растрепать непослушные локоны… Но сдерживая себя, она только крепче сжимала его руку и глубже ныряла во взгляд.

Последняя электричка и метро закроется. Последний жадный миг и поцелуи…

Знаете, как набрасывается волна на волну во время шторма в море? Именно так — стремительно, но осторожно и дико звучали их поцелуи. Сбивая с мыслей, туманя разум, выбивая почву из-под ног. И в этот миг даже он, ветер — был повержен… Можно ли сбить с ног ветер и не заплатить за это? Нет. Нельзя. Но это стоило любой оплаты в последствии. Между ними рос ураган, горячая волна страсти. Жаль, что не привязанности или любви, не дружбы и доверия. Страсть — в чистом виде, без прекрас, вязкая, эгоистичная, оглушающая.

«Удержи, держи его! Он нужен, необходим. Иди за ним, куда бы это тебя не привело. Грех? — На кой черт думать об этом, если он так чарующе прекрасен?! Кто осудит за ветер в голове?..»

Но звук поезда, ворвался в уши, отстранил друг от друга. Жизнь за его объятья! — Плотская жизнь, а как же чувства, все остальное?.. «Выбор — не в вашу пользу».