МЫШЬ В ГОРОШЕК
МОРСКАЯ ПРОГУЛКА
— Здравствуй, батюшка Арал! — закричал Сердар Рыскулов, и смахнув с головы армейскую панаму, зажав её в руке, побежал с бархана к берегу, — море-е-е-е-е-е!
Сергей Ладыгин, Саня Кызылов и Талгат Мухтаров, полюбовавшись видом бескрайней морской глади, тоже сорвались с хребта песчаного холма и побежали вслед за ефрейтором. А Рыскулов, скинув одежду, в синих казённых труселях уже мочил ноги. Парни, сняв форму, тоже бросились к воде.
Стройбат — не самые престижные военные части в Советской армии, но тем не менее без этих тружеников в погонах представить армию невозможно. Сергей Ладыгин, когда шёл в армию, знал, что его возьмут только в стройбат. Открытый перелом правой руки в школе привёл к тому, что функция хвата кисти у него была снижена, и тем не менее травматолог приёмной комиссии резюмировал — годен к службе в СВЧ. Но Ладыгин не думал, что запрут его в Каракалпакию, в край пустынь и небольших клочков степи. Зато в отличие от остальных солдат стройбатовцам платили настоящую зарплату, а не трёхрублёвое довольствие, и это было большим плюсом. В Жаслыке они стояли уже третий месяц, тут строился военный аэродром малой авиации для обслуживания полигона. Посёлок небольшой, но, как оказалось, преимущественно с женским населением, и когда в посёлке появились военные, у местных девчонок разгорелась надежда выскочить замуж. И хотя в посёлке жили и русские, и украинцы, и даже немцы, но Сергей на первых же танцульках в посёлке познакомился с высокой восточной красавицей — черноглазой и длинноволосой девушкой с восхитительным именем Айгуль. По прошествии двух недель их бурного романа он уже был уверен, что домой поедет вместе с молодой женой. С досугом, слава Богу, у солдат было всё нормально, ребятам после ежедневного изнурительного труда каждый вечер давали увольнительные на три часа. Так что встречались они с Айгуль каждый день, почти всё лето. А до конца службы оставалось ещё около полугода.
Но вчера случилась у Сергея и Айгуль первая разлука: Ладыгина и его сослуживцев сдали в эксплуатацию на четыре дня командиру авиационной части майору Отченашу — пособить его отцу залить фундамент для нового дома. Это был небольшой дачный посёлочек под Комсомольском-на-Устюрте. Сегодня с утра солдаты намесили бетона на сколько хватило цемента, залили формы и после этой весьма трудоёмкой операции решили отдохнуть. Отец авиационного командира, высокий крепкий русский старик Василий Германович вместе с женой, моложавой казашкой Турсун накормили парней от пуза белорусским борщом и пловом, ну и посоветовали после обеда сходить ополоснуться в море, которое от дачных домиков находилось в трёх минутах ходьбы.
И вот он Арал — море-остров, море островов. Солдаты, как малые дети с радостным визгом забежали в воду, и как-то сразу ликование пропало. Вода доходила чуть выше щиколотки. И парни двинулись «на глубину». Они отошли от берега метров на сто пятьдесят, и вода почти достигла колен, они прошли ещё метров триста и очутились по пояс в воде. Двинулись дальше и минут через двадцать зашли по грудки в воду и начали резвиться, играть в водные салочки, подбрасывать друг друга вверх. За полтора года службы солдаты впервые дорвались до большой воды, и это стало для них настоящим праздником. Около часу разыгравшиеся ребятки дурачились, пока Саня Кызылов вдруг не закричал:
— Парни, а кто запомнил, где берег?
Солдаты прекратили резвиться и стали озираться по сторонам — а кругом вода, море, от края и до края. Само собой, после таких диких скачек в воде никто не помнил, откуда они пришли. Попытались соорудить башню из своих тел, поставив себе на плечи самого худосочного Мухтарова, но как тот не озирался с высоты человеческого роста, земли не увидел. Солнце шло уже в сторону заката, и парней охватила паника. Если они не вернутся назад, их сочтут дезертирами, нужно срочно искать берег.
Сердар как старший по званию скомандовал:
— Давайте сейчас пойдём в четыре разные стороны, на расстояние, чтобы не потерять друг-друга из виду, и если кто-то почувствует, что уровень воды уменьшается, в ту сторону и пойдём.
Спорить с ефрейтором никто не стал, потому что это показалось им разумным решением, и они побрели на все четыре стороны. Ладыгин отошёл от места их купания метров на сто и отметил, что уровень воды снизился на пару рёбер, он повернулся и начал горланить:
— Мужики! У меня кажись меле-е-е-е-е-е-е-ет!
Сердар, Саня и Талгат, развернувшись, побрели к нему, и они пошли в «ладыгинском» направлении. Метров через пятьсот-шестьсот они почувствовали, что уровень воды упал ещё немного, но пройдя ещё с полкилометра, поняли, что опять стали «углубляться», море опять доходило им до груди. И тут вдруг Талгат закричал:
— Парни, там какая-то точка вдали, это не корабль?
— Да какой корабль на такой мелкоте? — засомневался Кызылов.
Но они пошли в сторону чёрной точки, и минут через двадцать стало понятно, действительно, это какой-то корабль. А Сердар с видом знатока сказал:
— Траулер!
— Надо что-то делать, — сказал Сергей, — а то пройдёт мимо.
— Надо сигнал подавать, — решил Рыскулов, — Талгат, снимай трусы и залазь нам на плечи, маши ими.
Мухтаров не стал спорить, и сняв казённое синее бельё, взгромоздился парням на плечи и начал семафорить семейниками. Через минут пять с корабля в небо взвилась сигнальная ракета, потом они увидели, как от траулера отделилась точка и пошла им навстречу. Мухтаров спрыгнул в воду, и парни стали ждать. Шлюпка дошла к ним за десять минут, четверо матросов помогли им забраться и спросив откуда они, и что делают посередине моря, начали грести в сторону траулера.
Корабль без названия с номером 1773, был небольшим, команда состояла из двенадцать человек. По специфическому рыбно-амиачному запаху было понятно, что судно рыбацкое, с холодильными установками.
Капитан корабля Фаддей Фаддеевич по-доброму посмеялся над злоключениями горемык-стройбатовцев и приказал их накормить.
— Мы идём в Муйнак, через пару часов будем там. Ну а там что-нибудь придумаем.
Солдаты почти пришли в себя и стали продумывать, как добраться в Комсомольск-на-Устюрте.
Слава Богу, всё благополучно разрешилось в порту, когда парней сгрузили, они увидели «дракона» со своей части. Драконами у них называли КамАЗы повышенной проходимости. За рулём был рядовой Рябинин. Рыскулов сразу запрыгнул на подножку и запричитал:
— Костя, Костяша, Костюнчик дорогой наш, ты какими судьбами здесь?
Рябинин увидев своих сослуживцев в неуставном виде, слегка обомлел.
— Я-то привёз десять рулонов рубероида, прапорщик Монахов приказал передать своему брату в Аральск. Вот только погрузили на теплоход «Шельф».
— Костик, выручай, — начал умолять Сердар Рябинина, — капец, если не успеем до утра в Комсомольск, тревогу поднимут, и будем мы на киче торчать с месяцок.
— Так а почему вы в одних трусах? — спросил водитель.
— Это мы заблудились.
— В пустыне?
— В какой пустыне, в море мы заблудились!
И пока Рябинин переваривал информацию, Ладыгин, Мухтаров запрыгнули в кузов, а Кызылов и Рыскулов сели в кабину. Как только КамАЗ выехал за город, Костик притопил газ на полную и помчался на четвёртой скорости по трассе вдоль морского побережья. К полуночи они уже высадились в посёлке и, поблагодарив Рябинина, который рванул далее в Жаслык, двинулись ко двору Отченашей. Постучали в ворота и услышали покряхтывание Василия Германовича:
— Заявились, гуляки, а мы уж думали, сбежали куда…
Он открыл ворота и на мгновение застыл.
— Это что у вас за вид такой, служивые?
— Эх, Василий Германович, завтра расскажем.
Они добрели до своего навеса и попадали на койки. Через минуту они уже спали как убитые.
На утро первым проснулся Ладыгин, он умылся, вышел со двора и отправился к морю. На берегу он подобрал все вещи и обувь, которые были слегка присыпаны песком и пошёл назад. Парни уже встали, а Турсун Чингизовна суетилась возле стола во дворе, накрывая солдатикам завтрак. Она объяснила, что купаться жители посёлка ходят на специально оборудованный пляж, где для купальщиков прорыто углубление, а они, увидев море, на радостях даже не заметили грибочки и волейбольную площадку в двухстах метрах от барханов.
Ребята оделись, позавтракали и пошли разгружать мешки с цементом, которые привёз водитель авиационной части. Работали молча, месили бетон, просеивали песок и мелкую щебёнку, и вдруг Рыскулов не выдержал:
— Блин, но ведь если дома расскажу, что мы заблудились в море, никто ведь не поверит!
— Поверят, не поверят, какая разница, — сказал Сергей, — но представь, что было бы, если бы мы пошли плавать голышом.
И дружный смех солдат понёсся над посёлком, да такой истерический, что супруги Отченаши выбежали на крыльцо посмотреть, что случилось. Настроение улучшилось, и работа пошла споро, и к трём часам весь запланированный объём работ был выполнен.
— Ну что, ребята, — улыбаясь произнёс Василий Германович, — пойдёте на Арал освежиться?
— Нет уж, хватит, — ответил Ладыгин и резким движением провёл ладонью по своей шее в районе адамового яблока, — накупались вчера на пять лет вперёд.
И парни снова рассмеялись…
***
В сентябре стройбатовцев перевели на место постоянной дислокации под Чимбаем, но уже в декабре в канун нового 1982 года, дембель Сергей Ладыгин приехал в Жаслык, где они с Айгуль Каримовой в поссовете вступили в законный брак. Почти все заработанные в стройбате деньги Сергей отдал отцу невесты в качестве калыма, и на следующий день супруги Ладыгины отправились в далёкий заснеженный Донбасс.
МОЛОЧКА
Вася Филатов оказался не самым лучшим бойцом в звене! Почти каждую смену что-нибудь происходило. Он мог испариться, не выходить на связь ни по рации, ни по телефону. Михаилу и Владу Душке, Лиде Зайцевой и Николаю Торопцеву приходилось брать машины вне очереди. На претензии сослуживцев изображал извиняющуюся мину и делал вид, что такого вжисть не повторится. Одним словом, корчил из себя дурочка. Вроде непьющий, а по поведению и не скажешь. Типичный безответственный забулдыга. А главное, Василий первый из сотрудников, с которым Михаил Брусилов познакомился, приехав впервые в это агентство.
***
— Доброе утро, — услышал Михаил молодой женский голос, — охранное агентство «Тайфун», я Вас слушаю.
— Здравствуйте, я ваше объявление нашёл в газете «Работа», вам ещё охранники нужны?
— Да, записывайте адрес, подъезжайте на собеседование либо сегодня на 11:00, либо завтра в полдень…
Через час Михаил Брусилов был уже на другом краю Холодногорска на ВЛКСМовском проспекте. Еле отыскав среди промзоны нужную проходную, он позвонил по внутреннему телефону, который нависал длинным витым и залатанным шнуром над турникетом. Через пару минут на проходной появился подтянутый молодой мужчина в ярко синих джинсах и авиационной зимней курточке, на голове его была кожаная бейсболка.
— Вы на собеседование? — спросил он Михаила.
— Да, — ответил Брусилов.
— Ну и замечательно, сразу двоим и проведём инструктаж.
И махнув рукой, он повёл Мишку во двор, а потом через серую железную дверь они вошли в один из корпусов и поднялись на второй этаж. В просторном кабинете со свежим «евроремонтом» сидели двое. Презентабельный моложавый с модной седой стрижкой мужчина восседал в дорогом кожаном кресле за одним из письменных столов, которые были составлены Т-образно. Второй был молодой парень со слегка заплывшим лицом, который сидел на дерматиновой кушетке. Тот мужчина, который привёл Михаила, указал ему на тахту возле «заплывшего», а сам сел за второй стол. Сняв с головы бейсболку и проведя ладонью правой руки ото лба к затылку, как бы поправляя длинную чёлку, которой на самом деле не было, так как мужчина был коротко пострижен, он, кивнув на седоватого, сказал:
— Знакомьтесь, это наш директор Игорь Станиславович, а я старший инспектор Владимир Валентинович.
Директор, слегка прищурившись, снисходительно кивнул парням, а Владимир Валентинович продолжил:
— У вас опыт работы есть в охранных агентствах?
— У меня нет, — сразу ответил Михаил.
А парень с заплывшим лицом сказал:
— Я не в агентстве, а просто ночным сторожем работал на заводе по производству деревянных гранул, совмещал свою работу в курьерской фирме.
— Ясно, навыков нет. Тогда вам могу предложить два варианта, Дьяковский молокозавод, доставляем смену нашим транспортом, езды туда около часу, сутки через двое. А ещё предприятие «Подворский мыловар» в Куряже, почти сразу на выезде из Холодногорска, но туда своим ходом спокойно можно добраться. От метро Новобаварская — 5—7 минут езды на пригородном автобусе. В обязанности помимо непосредственной охраны этих объектов входит контроль въезда-выезда транспорта, а также приёмки сырья и отгрузки готовой продукции.
— Можно я на «мыловар»? — сразу отозвался «заплывший».
— Как вас зовут?
— Василий.
— А ну-ка, встаньте, Василий!
Тот поднялся.
— Вы тоже поднимитесь и представьтесь, — обратился Владимир Валентинович к Брусилову.
— Михаил, — представился он, поднимаясь.
И оценивающе оглядев парней, инспектор изрёк:
— Нет, Василий, вам на мыловарный никак, там просят ребят, чтобы рост был не ниже 175 сантиметров, — и, взглянув на Михаила, сказал, — а вот вы по росту проходите, но как дороги вам ваши волосы? Дело в том, что там начальник охраны не любит парней с такими гривами, комплекс рано облысевшего мужчины.
— Если надо, постригусь, — ответил Брусилов, у которого в голове сразу возник похожий момент из французского фильма «Игрушка»: «Очень вам дорога борода? Мсье Ромбаль Коше не любит бородатых».
— Бухаете? — вдруг поинтересовался инспектор.
— Не пью, — ответил Михаил.
— Не бухаю уже два года, — с гордостью заявил Василий.
— Ну и замечательно, а то с зелёным змием у нас большие проблемы, берём не пьющих вроде, а через месяц, глядь, а они уже в запое.
И Владимир Валентинович стал объяснять принцип работы, оплату форменной одежды, выплату заработка и бытовые нюансы.
— Полсмены стажируетесь, стажировка не оплачивается, записывайте информацию, уточняйте детали, первый рабочий день будет тоже под надсмотром куратора, но уже с оплатой, а там посмотрим, что из вас выйдет, — сказал Владимир Валентинович, — фамилия моя Песочин, Игоря Станиславовича — Вихола. Ещё у нас есть инспектор Ярослав Владленович Тупин, он иногда будет подменять меня. Итак, когда можете заступить на стажировку?..
***
На следующий день Брусилов как дурак припёрся на «Подворский мыловар». Один из охранников провёл его по всей территории, расписал: как отмечать отгрузку товара, какие основные виды товара, и какой отгружается ящикам, а какой поштучно, как совершать обход, показал сторожку, которая к неудовольствию Михаила находилась среди заросших заброшенных могил отчуждённого кладбища. Но к 12.00 появился начальник охраны, он с любопытством взглянул на Михаила и спросил:
— Стажёр?
— Так точно, — ответил Брусилов.
— Угум, — ответил начальник и ушёл к себе в кабинет.
А через десять минут позвонил Песочин и наказал отправляться домой.
— Приезжай завтра на станцию метро Новобаварская к торговому центру «Роза ветров». Подъедет Ярослав Владленович на серой «Дачии» номер 2117, поедешь постажируешься на Дьяковском молокозоводе. Забраковал тебя начохраны мыловара.
***
На следующий день Михаил вышел из метро и подошёл к высокому крыльцу «Розы ветров». Чуть в стороне он заметил высокого молодого мужчину и коренастенькую женщину с круглым личиком и ямками на розовых щёках, одетую в форменную куртку с круглым шевроном, на котором было вышито крупными буквами «Тайфун». Брусилов подошёл к ним и спросил:
— Доброе утро, вы не на Дьяковский молокозавод едете?
Молодой мужчина оглядел Михаила и ответил:
— Да, на молокозавод. А ты стажёр?
— Да!
— Ну и замечательно, а то каких-то шпендиков понабирали в охрану, не охранное агентство, а свора хоббитов. Вчера начсмены второго звена Светлана звонила, сказала, что прислали стажёра Васю, тоже метр с кепкой. Меня Саня зовут, я начальник смены, но я сегодня на подмене, моё звено завтра будет работать, а это Валентина, дежурный регистратор, — и он кивнул на даму в форме. — Ты сам-то, откуда, с какого района?
— С Коминтерна я.
— О, далековато! А я с Сенолицевки.
— А разве мы не по Ахтырской трассе будем ехать мимо вашего посёлка?
— Увы, там сейчас ремонт на трассе, поэтому нас пока возят по Миргородскому шоссе.
В это время подъехала серенькая «Дачия-логан», за рулём которого сидел молодой парень, похожий на взъерошенного воробья. «Наверно, это и есть Ярослав Владленович», — подумал Брусилов.
— Грузимся, — сказал Саня, и открыв переднюю дверь, галантно пригласил Валентину. Потом открыл заднюю дверь, откинул спинку сиденья и скомандовал Михаилу, — забирайся на галёрку.
В салоне было три ряда кресел, галёрка состояла из двухместного сиденья, которое размещалось практически в багажнике универсала. Михаил втиснулся на последний ряд, выворачивая колени, чтобы не упираться во впередистоящие кресла. Начсмены сел позади водителя, и тут же в салон заскочил крупный мужчина с седоватой шевелюрой, выбивающейся из под цигейковой ушанки, и Саня сказал:
— Наши все! Поехали, на Мобиле ещё Влада Душку подобрать надо.
И выехав со стоянки, машина понеслась по трассе в сторону Дьякова. На посёлке, который теперь назывался Мобилем, они подобрали молодого русоволосого парня тоже в форме охраны «Тайфун», но с казачьими погонами есаула. Машина вновь набрала скорость, и уже через сорок минут, преодолев убогонький мостик через вялую речушку, они подъехали к проходной Дьяковского молокозавода.
***
Первый месяц Михаил отработал неплохо. В том звене, в которое он попал, Брусилов пришёлся ко двору. Даже со зловредной охранницей Лидой Зайцевой, которую многие недолюбливали за скверный характер и откровенно побаивались, он сошёлся накоротке. Но потом из-за кадровых пертурбаций, к ним в звено попал Василий. Начальник смены Гедимин Войткевичюс, которого все запанибратски звали не иначе, как Гешей, поначалу порадовался, мол, молодой парнишка, всяко лучше престарелого Ивана Кота, который переместился в другое звено. Тем более, сам Геша был росточком не ахти, поэтому более низкорослый Вася тешил его самолюбие. Но проблемы начались буквально с первой же смены. То, выходя на обход периметра, Василий испарялся и не выходил на связь, то, взяв ключи от склада сыров, исчезал вместе с ключами. При отгрузке мог попутать накладные, а возврат подписывал не глядя, в результате, за ним самим нужно было присматривать, как за малым дитём. А потом мимоходом обнаружилась причина его непьющести. Пару раз его подлавливали за курением драпа, и хотя он молниеносно избавлялся от косяка, но въедливый запах травы выдавал его с головой…
***
Вот и опять, сегодня воскресенье, самая тяжёлая смена, когда под загрузку подаются рефрижераторы-большегрузы, Василий ушёл в небытие. И Михаилу пришлось брать второй кряду МАN с двадцати тонным прицепом. А это только восемь вечера, впереди ещё пара-тройка таких машин. Но вот, только Брусилов взял у кладовщика накладные, появился взъерошенный Вася, и выхватив бумаги у Михаила, сказал:
— Всё, Билли, я уже в седле, я отгружу, — и с деловитым видом начал наблюдать за грузчиками, которые на гидравлических тележках загоняли в фургон паллеты со штабелями коробок с маслом и спредом.
Михаил облегчённо вздохнул и пошёл в бытовку попить чайку. Теперь он смело мог отдохнуть около часика, а потом нужно будет пройтись по периметру.
***
Ближе к двум часам ночи, когда Брусилов проходил мимо строящегося нового маслоцеха, раздался хрип рации:
— Второй-хрхрхръ, ответь-хрхръ, первому-хръ!
— Второй слушает, — ответил Михаил.
— Где-хръ Филатов-хрхрхръ?
— Не знаю, не видел.
— Увидишь-хрхръ, скажи, что-хръ, проверка-хрхрхръ, Владимир-хръ Валентинович приехал-хръ!
— Понял, — ответил Брусилов и пошёл вдоль мини-котельной к бытовке. Возле домика охраны уже стояли Гедимин и Песочин.
— Где это гном-Вася? — спросил Владимир Валентинович.
— Да я его последний раз пару часов назад видел, он отгружал машину на Искоростень.
— Ладно, — сказал Песочин, — будем искать, — и они пошли в стороны молочного склада.
Михаил схватил мобильник и начал названивать Василию, предупредить его о проверке, но телефон Филатова не отвечал.
Через пять минут опять захрюкала рация:
— Второй-хрхрхръ, ответь-хрхръ, первому-хръ!
— Второй слушает.
— Второй-хръ, подойди в раздевалку-хрхрхръ грузчиков-хръ.
И Брусилов, спрятав мобилку в карман, отправился к складу молочки, над которым располагалась раздевалка. Он поднялся на второй этаж, Войткевичюс и Песочин стояли с довольными рожами, а на полу, на пенопластовом листе дрых Вася. Рядом с ним лежал телефон, который был поставлен на беззвучный режим, и на экране которого светилось окошко «Непринятых звонков — 32». Вася спал на спине с блаженной улыбкой, пуская ртом пузыри, его берцы стояли рядом, а куртка скаткой служила ему подушкой.
— Готов к спектаклю? — спросил инспектор у Михаила, и не дождавшись ответа, отключил в филатовском телефоне беззвучный режим, забрал берцы и повёл Гешу и Мишку на центральную проходную.
— Лидуся, — обратился Владимир Валентинович к Зайцевой, — а ну-ка, позвони Филатову, скажи пусть срочно придёт на главный пульт.
Лида набрала Филатова, и о чудо, Василий отозвался.
— Вася, дуй срочно на проходную, для тебя спецпоручение, — сказала Зайцева.
— Ну? — спросил Песочин, — что-то внятное ответил?
— Да, сказал, что уже бежит.
Это «уже бежит» длилось около десяти минут, хотя ходу от молочного склада до проходной было две минуты максимум.
Наконец-то за окном мелькнула макушка Филатова, хлопнула дверь, и в помещение ввалился перепуганный охранник, на ногах которого, не смотря на мартовскую грязь, красовались клетчатые женские комнатные тапочки.
— Ты где был? — спросил инспектор.
— Да я это, ну там, «периметр топтал», — ответил Василий.
— В тапках? — и Песочин из под стола вытащил берцы Филатова и поставил перед ним.
У Василия вдруг пунцово загорелись щёки и уши. Он уныло молчал.
— Знаешь что, дружок, — сказал Владимир Валентинович, — завтра приедет вас развозить Ярик, вместе с ним приедешь в офис за расчётом. Нам нужны люди, которые работают, а не спят, пока за него другие вкалывают. А сейчас марш на отгрузку, и чтобы до утра ещё три машины отгрузил, иначе расчётные не получишь.
Вася вздохнул и, обув берцы, шаркающей кавалеристской походкой пошёл к маслоцеху.
***
Утром ехали домой молча, все вышли на Новобаварской, а Василий с Тупиным поехали на ВЛКСМовский проспект в офис. Больше Михаил Васю не видел.
***
Но спустя неделю о Филатове вспомнили.
— Ты представляешь, скотина какая? — взбудоражено голосил Войткевичюс, — гнида!
— Что случилась, Геша? — спросил Душка у начальника смены.
— Да вон сегодня Валентина у нас на подмене вместо Лидуси рассказала, что Вася Филатов звонил Светлане начальнице их звена, жаловался. Оказывается, это я его подставил перед Песочиным. То есть, то, что я около двадцати вызовов сделал ему втихаря от инспектора, чтобы предупредить его о проверке, ничего не значат. Они, видите ли, опочивать изволили, обкурившись, звук отключили-с, а нехороший начсмены сдал его…
— Да ладно, Геша, успокойся, — сказал Михаил, — чего ты сердце рвёшь? Это же Вася! Пусть это будет на его совести. Я, например, удивился бы, если бы он себя виноватым признал.
И Брусилов отправился на вверенный ему пост контролировать приёмку молока.
***
С тех пор в звене Войткевичюса появилось окказиональное выражение, если кто-то в чём-то провинился, у них стало называться коротко и ёмко — навасячил.
ДЕЗИНСЕКЦИЯ
Много ли ребёнку для счастья надо? Леночка уже года три всё клянчила у родителей какое-нибудь домашнее животное завести, а тут вдруг две большие клетки, полные белых мышек. Как говорится, не было ни гроша, да вдруг — алтын. Да и мышки все как на подбор, ласковые, контактные, по руке на плечико забираются и в ухо дышат. За право запрыгнуть в детскую ладошку первой забавно дерутся. Вот оно — счастье! Сказка!
А всему виною дезинсекция. В лаборатории концерна «Здоровье», в которой работал Роман Эдуардович Цыганков — папа Леночки, проводилась обработка помещений. В виварии лаборатории завелись какие-то странные насекомые, то ли мураши, то ли мокрицы, и появилась опасность, что контакт этих мелких тварей с подопытными мышами может повлиять на результаты наблюдений и привести к неправильным итогам. Потому было принято решение вызвать дезинсекторов, и всем учёным отдали их подопечных на дом на целую неделю.
Квартира Цыганковых состояла из половины шестикомнатной квартиры некогда купеческого дома. В советские времена двухэтажный дом на Конторской улице, состоящий из двух квартир, каждая из которых занимала целый этаж, был заселён сразу двенадцатью семьями. Правда потом постепенно из коммуналок после войны начали отселять людей, и в результате получилось две трёхкомнатные квартиры, две двушки и две однушки. Одну из трёхкомнатных и унаследовала супруга Романа — Ада Васильевна.
***
Итак! Представляете восторг ребёнка, когда он приходит из детского сада, а дома гурьба белых розовоухих мышей? Это был дикий восторг на грани катарсиса!
— Доча, — наставляла мама Ада Васильевна, — если гуляешь с мышками, не забывай потом закрывать клетки и каждый раз мой ручки после них.
— Хорошо, мамочка, — радостно соглашалась Лена с мамой, — а можно их покупать в ванночке?
— Это ты у папы спроси.
Папа, услышав желание дочки поработать мышиным банщиком, запротестовал.
— Нет, Леночка, не нужно, вдруг простудятся, заболеют, и у нас двухмесячное наблюдение пойдёт насмарку, мы ведь не сможем понять, отчего у них нарушилось самочувствие, от простуды или от тех витаминок, которые мы на них испытываем.
Но зато мышкам пришлось осваивать: домик Барби, мототрек для маленьких машинок, и даже большая часть подопытных микимаусов покаталась в игрушечном школьном автобусе.
А через пару дней случилось ЧП. Роман Эдуардович пришёл домой, а его белые подопечные предстали вовсе не белыми — а разноцветными. Всех цветов радуги. Просто Леночка решила, что белым мышкам не помешало бы принарядиться, и аккуратненько разукрасила всех акварельными красками. При этом дочка постаралась и подобрала для каждой индивидуальный оттенок.
Ада Васильевна, увидев, как супруг схватился за сердце, предупредительно заявила:
— Милый, только без криков, криком делу не поможешь, это простые акварельные краски, безопасные, не ядовитые, я специально такие брала, на случай если дитё наестся, чтоб не было повода для переживаний.
— Ада, но как же я их сдавать понесу? Что я скажу шефу, когда он увидит эту радужную банду?
— Не беспокойся, к тому времени она сойдёт, — успокоила его жена.
На следующий день — другое происшествие. Леночка, поиграв с мышками, забыла закрыть клетки, и около двадцати подопечных разбежались, кто куда. Ада Васильевна, дожидаясь мужа с работы, была вся как на иголках, опасаясь скандала, готовилась к самому худшему, поэтому спрятала единственный в доме кожаный ремень. Они с Леночкой обследовали все комнаты, но нашли только двух беглянок, куда смылись остальные, было непонятно. Но когда Роман Эдуардович заявился домой, и узнал о бегстве, воспринял всё со спокойным сердцем.
— Это не беда, — сказал он умиротворённым тоном, — у них кормёжка каждые двенадцать часов, это их самый главный инстинкт, к восьми все соберутся.
Ада Васильевна отнеслась к этому с недоверием, но действительно, к 20:00 все мыши вернулись в свои клетки. Они ползли со всех сторон: и с балкона, и с чердака, и из под пола. После этого случая Леночка закрывать дверцы не забывала.
Неделя пролетела быстро, и в один из дней, когда Ада Васильевна привела дочку из садика домой, их ожидала опустевшая жилплощадь. Хвостатые квартиранты съехали на место постоянной дислокации в виварий. На память у Леночки остался только рисунок с изображением разноцветных мышек, который она нарисовала в садике, когда воспитатель дала им задание нарисовать своих домашних питомцев.
В принципе, история на этом могла бы и закончиться, но не так всё просто.
***
Прошло около трёх месяцев. Однажды вечером, когда Роман Эдуардович, придя с работы, уплетал котлеты с пшеничной кашей, заметил, что у супруги настроение выше крыши. Не удержавшись, он поинтересовался:
— Адочка, а что это ты такая довольная? Аж светишься от веселья.
— Ой, Рома, тут сегодня на лестнице в подъезде услышала, как к нашему соседу Лёлику приходили барыги какие-то с бутылкой, а он их не пустил.
Дело в том, что их сосед Алексей Гаврилович, в золотые времена востребованный специалист на Турбинном заводе, ныне прозябал в однушке, в которую переселился после того, как пропил свою трёхкомнатную квартиру в доме царской постройки на Мало-Гончаровской улице. После сокращения Алексей Гаврилович покатился вниз по социальной лестнице, и к шестидесяти годам из представительного начальника теплообменного цеха трансформировался в забулдыгу, которого все от мала до велика кликали Лёликом.
— И знаешь, почему он своих собутыльников отшил?
— Ну? — напрягся Роман, — не томи.
— Говорит: «Парни, я больше не бухаю, завязал я!», те начали допытываться, почему, да как, а он им говорит: «Всё, допился я до мышей разноцветных! Просыпаюсь с похмелюги ближе к вечеру, а на мне мыши сидят, одна синяя, одна красная. Я перепугался, вскочил и на балкон выбежал, а там ещё несколько мышей, и зелёные, и оранжевые, и розовые, и голубые, а одна вообще в горошек! После этого понял, пить мне больше нельзя». Те поругались с ним напоследок и ушли.
— А ведь действительно, — сказал Роман Эдуардович, — за последнее время он как-то просветлился, за стенкой никто не скандалит, не буянит. Ты представляешь, его жена, прежде чем уйти от него, трижды его кодировала и к бабкам возила, не помогало.
— Да, — добавила Ада Васильевна, — а нужно-то было всего-навсего разукрасить акварельными красками белых мышей.
У Романа тоже весело стало на душе от того, какой эффект принесла дезинсекция.
Но среди ночи Цыганков вдруг не выдержал и, растормошив супругу, спросил:
— Ада, я не понял, а откуда у него мышь в горошек взялась?
— Да я же откуда знаю, у страха глаза велики, вот и напридумывал себе с перепугу. Спи давай, мышь в горошек!
И Роман Эдуардович, продолжая блаженненько улыбаться, вновь погрузился в сон.
ПОТЕРЯННЫЙ
На вопрос военкома: «Куда ты дел приписное удостоверение?», Лёха, не моргнув глазом, честно признался: «Потерял». И майор, не читая заявления на восстановление документа, наложил резолюцию: «Выписать дубликат».
***
Название города Купянск возникло в их компании сперва как бы невзначай в буфете автошколы. Потом друзья стали обращать внимание, что Димка Броцкий и Митька Гориков между собой в разговоре употребляют это название всё чаще и чаще. В конце концов, Витаха не выдержал и спросил напрямую:
— Пацаны, что у вас там за секреты, что вы там о Купянске постоянно бакланите?
И Димка Броцкий раскололся:
— Я, парняги, два месяца по вечерам изготавливал мормышки для зимней рыбалки, а теперь, когда лёд стал, планирую поехать в Купянск электричками, в дороге по вагонам ходить и рыбакам продавать и мормышки, и кивки, а Митьку уговариваю поехать с собой в качестве телохранителя.
— Во, блин, а нас за компанию, мы бы тоже покатались на электричках туда-сюда? — заявил Юрка Чековский.
— Но я же не могу всем заплатить, что я тогда заработаю? — возмутился Броцкий.
— Ааааа, — протянул Юрка, — так ты ему заплатить обещал!
— Ну конечно, дорогу оплачиваю и десять процентов от продажи.
Ну, тут уже впряглись Витаха Маряковский и Лёха Волнович:
— Ну, да мы и за свой счёт бы съездили, — сказал Витаха.
— Просто, как группа тыловой поддержки, за компанию, — добавил Лёха.
— Конечно же, пацаны, если так, я только «за», — согласился Димка.
И парни стали обговаривать дату поездки.
***
Митька Гориков, Юрка Чековский, Лёха Волнович и Димка Броцкий — бывшие одноклассники. Лёха и Димка — выпускники пэтэушники, бурсаки, как принято называть их в Горловатой. Они ушли из школы после девятого класса. Броцкий окончил строительное ПТУ, а Волнович кулинарное. Юрчик Чековский и Митька Гориков только в июне выпустились из школы после 11 класса. Семнадцатилетний возраст чем примечателен? Тем, что мальчишки готовятся через год стать солдатами. По крайней мере, большинство пацанов конца 80-х, начала 90-х и не думали о том, чтобы закосить армию. Поголовным явление коски стало чуть позднее, когда лихие 90-е показали себя во всей красе. Поэтому, думая о своём будущем, многие парни при прохождении ежегодной военно-медицинской комиссии на приглашение от работников районного комиссариата поступить на курсы водителей третьего класса (категории «ВС») отреагировали бурно. Половина потенциальных призывников Шевелёвского района с удовольствием отправились получать водительские права. Во-первых, в армии за баранкой всё ж лучше, чем постоянно плац полировать, а во-вторых, полтора года в армии — это уже какой-никакой шофёрский стаж, на работу потом легче устроиться. И парни ломанулись в военизированную школу при ОСОУ, как теперь именовали бывший ДОССАФ.
В принципе, ещё несколько их одноклассников попали в этот автошкольный набор, но курсантов Шевелёвского района разбили на три взвода: на третий, пятый и десятый. Лёха, Димка, Юрчик и Митька попали в десятый взвод, и вместе с ними сюда попал Витаха Маряковский, который в их школе учился на год старше и по каким-то причинам получил отсрочку в военкомате. Так они впятером и сдружились. На плацу, а так как школа была военизированной, учебный процесс начинался именно построением на плацу, они стояли вместе. За партами сидели рядом, домой ездили группой, слушали одну и ту же музыку, читали одни и те же книги. Даже пить стали одно и то же. Лёшка, например, ненавидел пиво, но со временем после пары посиделок в пивняках привык и к полутёмным сортам, и к светлым. Уже через месяц после начала учебного процесса ребята настолько сплотились, что наслушавшись группы «ЧайФ» даже придумали себе название компашки «Псы с городских окраин». И в армию договорились проситься у военкома в одну команду, в погранвойска.
***
И вот накануне очередных выходных парни, собрав тормозки, одевшись потеплее, встретились на остановке «Домовая кухня» и отправились на Горловатский железнодорожный вокзал.
Димка сказал Митьке:
— Я тебе процент потом заплачу и дорогу возмещу, а ты сам себе билеты покупай, пока у меня «кассы» нет.
— Ой, мужики, купите мне кто-нибудь билет, а то у меня тысячная купюра, — заканючил Гориков.
— Ого, — присвистнул Юрчик, — богато живёшь, что такую сумму с собой тягаешь.
— У матери других купюр не нашлось, — пояснил Митяй, — это все её деньги.
Билет до Красного Лимана стоил всего пятьдесят купонов, всего в два раза дороже, чем стоимость проезда в троллейбусе, поэтому парни, не заморачиваясь, купили билеты и себе, и Мите.
Возле коммерческого киоска долго думали, сколько взять водки. Решили взять три бутылки, так как у Броцкого оказалось с собой ещё 0,75 самогона, опять скинулись без капиталовложений Митьки, и в предчувствии весёлой поездки стали ждать поезда.
Электричка Горловатая-Красный Лиман была современная, с мягкими лавками, люминесцентным освещением. Ребятушки расположились в последнем вагоне и как только проехали Никитино, решили начать возлияние оковитой, но тут в вагон вошли два милиционера.
— Куда едете, орлы? — спросил тощий старший лейтенант пацанов.
— В Красный Лиман, — хором ответили парни.
— И что ж у вас там за дела поздним вечером? — не унимался тощий.
— А потом мы в Славяногорск едем.
— И что в Славяногорске?
— На купянскую электричку.
— И? — не унимался старлей.
— А в Купянске у меня дядька, — соврал Броцкий.
— Документы есть? — поинтересовался тощий.
— Да, — хором запели ребятки и начали рыться в карманах.
— Ладно, — залиберальничал милиционер, — верю.
Козырнув, они развернулись и пошли назад к головному вагону.
Парни расслабились, быстро достали бутылку водки, разлили по пластиковым стаканчикам и жухнули. Тепло пробежало по тощим пацанячьим чреслам, стало сразу веселее. Закусили скромненько и вдарили по второй порции. Не успели наговориться, как уже электричка протарахтела по мосту через Северский Донец, этот поезд-экспресс не на каждом полустанке останавливался, а значит, Красный Лиман уже скоро предстанет во всей зимней красе.
На вокзале ребятки, узнав, что до поезда целый час, перешли по мосту на рынок и накрыли «поляну» прям на прилавках. Тут уже ребятки дорвались не только до водки, но и до своих тормозков, разложив нехитрую снедь, в основном каждый брал яйца, картошку, солёные огурцы и сало, только Митька отличился тем, что взял сосиски и консервированные кабачки, порубанные толстыми пятаками. Ели, пили, смеялись и в результате нажрались во всех смыслах этого слова. Справив тут же возле прилавков малую нужду, упаковались и пошли назад на станцию. Настроение было на уровне разухабистого катарсиса.
Электричка на Славяногорск состояла из десятка старых дребезжащих вагонов с деревянными затёртыми скамейками и с освещением, как в дореволюционной подпольной типографии. Вагоны были забиты мужичками в тулупах и телогрейках, сверху которых были натянуты брезентовые плащи. У каждого рядом стоял либо деревянный, либо дюралюминиевый ящик со снастями, а рядом пешня. Хотя у кое-кого встречались и магазинные настоящие коловороты. Эта публика и была целью Димки Броцкого. Забрав с собою Митьку, они вдвоём отправились блуждать по вагонам. Виталик, Лёха и Юрка не теряли времени, пока идеологические отцы поездки выполняли основную миссию, парни успели вылакать пол-литра. Настроение было весёлое, залихватское, хотелось петь.
Минут через двадцать вернулись хмурые Димон и Митька.
— Что-то случилось? — удивлённо спросил Лёшка?
— Да подловил нас мент дежурный по станции Славяногорск, сказал, чтобы на станции явились к нему в опорный пункт, — ответил Броцкий, — мол, всё равно не спрячетесь, поэтому, чтоб добровольно зашли.
— Так, а с торговлей что? — спросил Витаха?
— Нормально, уже наколядовал около трёх косарей. Сейчас после Ямполя успеем ещё раз пройтись до головного вагона, а в Славяногорске мы выйдем оттуда, а вы наши сумки захвати́те и встретимся в здании вокзала возле касс.
Подозрительно оглядев полухмельные улыбающиеся рожи своих друзей, лоснящиеся от удовольствия, Димчик и Митяй, огорчённо взглянув на опустошённую без их участия бутылку водки, опять пошкандыбали торговать своими физиономиями и мормышками.
На конечной станции раздухарившаяся троица вывалилась из вагона и отправилась искать своих компанейцев. Митька уже стоял в кассовом зале.
— А где Димон? — спросил Юрец.
— В опорном, только зашёл, — ответил Гориков.
И только Митяй замолчал, из-за угла вышел довольный Броцкий.
— Ну, что он сказал? — спросили пацаны.
— А ничего, взял пеню в двести рваных на пачку сигарет, и сказал, мол, торгуйте.
Пока они разговаривали, все места в зале ожидания были заняты. Кто-то из рыбаков пытался спать, кто-то читать, но основная масса любителей подлёдного лова бухали.
Броцкий, пользуясь случаем, ещё раз со своим лотком прошёлся между группками рыбаков, а после обхода, предложил разместиться возле дверей опорного пункта милиции:
— Я ему заплатил, так что право имеем, мы ведь не твари дрожащие.
Митька не смотря на то, что был подхмелевший, не удержался:
— Ты что, Достоевского читал, или откуда ты про тварей знаешь?
— Какой Достоевский? Это у меня старшая сестра Ирка так часто говаривает, когда с матерью ссорится.
Так они под дверью милиции, отбросив всякие приличия, и усандалили 0,75, пока ждали поезд на Купянск. И было ведь всё хорошо, пока в зал не ввалилась коробейница, которая предлагала сигареты и пиво по приемлемой цене. Жадность фраеров сгубила. Пацаны взяли по бутылке пива, не забыв заплатить за Митьку, у которого «штука» целая и, запамятовав о правилах застолья, понизили градус. После этого снизошло на них невразумительное восприятие происходящего. Как в тумане садились в поезд, как в тумане горланили в полупустом вагоне песни «ЧайФа» и «ДДТ», а потом позасыпали на жёстких скамейках.
Волнович спал, и в пьяном бреду ему привиделось, как он на блошином рынке пытается обменять свой видавший виды кожаный офицерский ремень на две картофелины в мундире и пол ананаса, но не успел договориться, потому что ему приспичило в туалет.
Лёшка проснулся от жуткого желания справить малую нужду. Он продрал заплывшие глаза и удивился, почему вагон набит битком, и их, лежащих на скамейках, никто не согнал. Но потом он глянул на пол, и увидев в проходе между лавок лужицу блевотины, понял почему. «Кто это учудил, — подумал он, посматривая на дрыхнущего напротив Броцкого, — я или Димка?». Электричка стояла на какой-то станции, но названия нигде не было видно. Приняв сидячее положение он разбудил спящего Броцкого.
— Димон, нам скоро выходить, а то у меня сейчас мочевой пузырь лопнет?
Димка тоже сел, нагнулся к лужице блевотны и скрутив её в рулончик, спрятал в сумку, это оказалась пластиковая имитация для розыгрышей, чтобы народ, едущий на рынок, их не притеснял. Затем, выглянув в окно, Димон ответил:
— Нам через одну выходить. Нам рынок нужен.
Лёха, посмотрев на набитый людьми вагон, понял, что в первый вагон к сортиру ему не пробиться. Но оценив, что они сидят во втором ряду от двери, решил перебежать по перрону. И тогда Волнович спросил у стоящих пассажиров:
— Долго нам ещё стоять?
— Минут десять, — ответила какая-то хмурая личность в цигейковой шубе, присаживаясь рядом.
И Лёха, пояснив Броцкому: «Я отлить!», — рванулся к выходу. Выскочив на перрон, он побежал к первому вагону, но тут поезд дёрнулся, и электричка, набрав скорость, пронеслась мимо охреневшего Лёшки.
Крик отчаянья не сорвался с его губ только потому, что его припекло не по-детски, и Волнович, как ужаленный бросился в подземный переход, где на первой же площадке красовалась свежая куча отходов жизнедеятельности человеческого организма. Пристроившись рядом, Лёха расстегнул ширинку и начал процесс мочеиспускания. Ему повезло, в переходе не было ни души. Но когда он, закончив, стал застёгиваться и поправлять одежду, из кармана его куртки прямо в ту самую кучу экскрементов вывалилось военкоматовское приписное удостоверение, которое он взял с собой вместо паспорта. Будь Лёха ещё пьяненьким, он, скорее всего, удостоверение поднял бы, но сейчас, с похмелья, когда его от одного вида кучи подташнивало, он исполненный брезгливости, не стал этого делать и выскочил из андеграунда наружу, не думая о последствиях.
На перроне он подошёл к женщине с кайлом в мужественных мозолистых красных руках, которая была облачена в оранжевый жилет поверх ватника.
— Не подскажете, как добраться до рынка?
— До какого именно? У нас их два.
— А тот, который в той стороне, — ответил Волнович, махнув рукой в сторону, куда от него сбежала предательская электричка.
— А это, сынок, тебе нужно спуститься вон к той трассе, там автобус «Купянск-Узловая» ходит, через четыре остановки будет рынок, — пояснила дама, указав ему на протоптанную по снегу крутую и отполированную тропинку, которая от железнодорожной насыпи вела к асфальтированной дороге.
Спускаться безопасным путём, через подземный переход, Лёха не захотел, и подойдя к краю тропинки, которую местные мальчишки использовали в качестве снежной горки, он подобрал кусок картона, и спустился на нём с горы по ускоренной системе.
Не успел Волнович дойти до остановки, как из-за поворота выкатил оранжевенький «ЛиАЗ», водитель которого, увидев спешащего горемычного Лёху, подождал его.
— На рынок едет? — заскакивая в салон, спросил, подстраховываясь, Лёшка.
— Едет, едет, едет, едет! — послышались ответы со всех сторон.
И Волнович, облегчённо вздохнув, присоседился на свободном сиденье.
Выйдя на остановке «Рынок», Лёха огляделся. Базарная площадь была поменьше, чем Центральный рынок в Горловатой, но тем не менее не таким маленьким, чтобы в многотысячной толпе найти на воскресном торге четверых «потерявшихся» друзей. Волнович, вздохнув, стал соображать, что делать. И тут он увидел вывеску над торговыми рядами, где торговали рыбой, которая гласила: «Наутилус». Будучи страстным поклонником группы «Nautilus Pompilius», Лёха это воспринял, как знак свыше. Он подошёл к дверям под вывеской, и тут же услышал, как кого-то громко матюгают, он оглянулся, матюгали его. Метрах в десяти проходили его друзья с перекошенными лицами и нецензурно возмущались, и тут вдруг Юрка увидел Волновича и, ткнув в его сторону пальцем, заорал:
— Вот эта падла!
Пацаны подскочили к нему и начали орать:
— Куда ты пропал?
— Что бы мы твоим родителям рассказывали, если бы ты не нашёлся?
— Скотина, предупреждать надо!
Лёха попытался оправдываться:
— Димон, но я же тебя говорил, что пошёл отлить!
— Ага, пошёл поссать, да сердце стало! Мы все вагоны оббегали, уже в милицию хотели идти, — запричитал Димка.
Лёха пересказал пацанам свои злоключения, те, конечно же, дружно поржали, хотя смех был на грани горькой истерики, они ещё окончательно не отошли от переживаний.
Но хорошо то, что хорошо кончается.
— А самое главное, мы приехали не на тот рынок, — добавил Броцкий. — нужно было выходить на той станции, где ты пропал, я просто спросонья не вкурил, поэтому уже сейчас на поезд грузиться будем в обратную дорогу.
Пройдя через весь рынок к железнодорожной платформе, парни не успели выкурить по сигарете, как показалась электричка. Просто чудо, как вовремя Лёшка нашёлся. Пять минут разницы, и непонятно, чем бы всё это закончилось.
На обратном пути рыбаков тоже было вдоволь, но в основном они возвращались после рыбалки, растратившиеся и пропившиеся в хлам. Мало кто из них вёз домой улов, потому что не все ловлю рыбы, ставят основной целью в таком деле, как «зимняя рыбалка». Поэтому о торговле речь уже не шла. Всю дорогу от Купянска до Славяногорска, а потом до Красного Лимана пацаны провели в полудрёме. Зато в Лимане, отдохнувшие парни взбодрились пивом, угостив и Горикова, у которого «штука» целая… Так Митька с неразменянной тысячей благополучно и вернулся домой.
Через неделю Волнович заехал в шевелёвский райвоенкомат, чтобы восстановить удостоверение. Не удивительно, что после этого приключения в автошколе за Лёхой закрепилось новое прозвище «Потерянный».
***
А водителем в армии из них так никто и не стал…
«ПОЭТЫ» БЛИЖЕ, ЧЕМ ТЫ ДУМАЕШЬ
Наташа была человеком, довольно плотно живущим в социальных сетях. Ещё в 2008 году она зарегистрировалась в «Одноклассниках», отыскала своих потерявшихся подруг, да так и осталась в сети навсегда. Правда со временем появились «ВКонтакте» и «Фэйсбук», но это было позднее. Хотя именно с «Фэйсбука» всё и началось. Очень быстро она научилась отсеивать ненужных «друзей», и у неё сформировалось особое социальное поле. Работала Наталья Повелица в юношеской библиотеке, а значит, в круг её интересов в первую очередь попадали коллеги из городской Центральной библиотечной системы, а также соседних городов. А во вторую очередь — это люди, имеющие отношения к литературе и книгоиздательству. Как-то совершенно незаметно, где-то с года 2013 вдруг в сети в этой околокнижной среде начали появляться шутки о поэтах. Изначально это были какие-то хохмы, а потом спустя пару лет всё начало расти, как гиперболизированный снежный ком. То советы, как избавиться от поэта, поймавшего тебя на улице и начавшего читать свои стихи, то, мол, шутка, прежде чем войти в лифт с незнакомцем, убедитесь, что это не поэт, и даже гуляла в сети реминисценция из Булгакова: «Никогда не разговаривай с незнакомцем, вдруг это поэт…» и тому подобное. А один из столичных авторов республики Руслан Владич написал целый роман-фэнтези «Поэтические битвы», в котором безжалостно укокошил целый полк поэтов, имевших своих реальных прототипов. А потом Наталья вдруг стала замечать, во всех этих шутках больше доли правды, чем шутки. Правда, она понимала, что под словом «поэт» подразумевается не Поэт, а пишущий стихи графоман, но тем не менее…
Заведующая их филиалом Зинаида Сергеевна Бочарова, которая до того, как возглавить библиотеку не менее десяти лет проработала в читальном зале, в котором теперь работала Повелица, рассказала ей об одном таком «поэте», с которым, как оказалось, Наталья уже была знакома. Тогда из уст заведующей прозвучало:
— Ты, Повелица, смотри, как только появится Жуткин, не расслабляйся. Он к тебе, мол, Наталья, здравствуйте, а ты под стол ныряй и начинай абонентские карточки перекладывать, иначе беда, сядет на уши, и уже не сгонишь его.
Высоконький худощавый юркий мужичок, славянской внешности Евгений Самуилович Жуткин был весьма своеобразной фигурой. Ещё в то время, когда Наташенька под стол пешком ходила, он приходил в библиотеку, брал подшивку городской газеты «Азотовец» и вычитывал её от корки до корки, выискивая опечатки. Полиграфист по образованию, он умело выискивал ляпы, проскочившие в номер, а за каждую обнаруженную опечатку редакция выплачивала гонорар в размере полутора рублей. При этом, подрабатывая на оплошностях газеты, сам Жуткин «Азотовец» никогда не выписывал. Когда по окончанию института Повелица попала в эту библиотеку, гонорары за ошибки уже не выплачивали, но Евгений Самуилович всё равно был частым гостем. Он вообще человек очень увлекающийся, то он начал писать стихи и замучил руководство двух городских литературных объединений, то в 40 лет пошёл в музыкальную школу на класс гитары, то он закончил народный университет «Познание», получив сомнительное удостоверение массажиста. Вот благодаря последнему, Наташа его и знала до своего прихода в библиотеку.
Её свёкор Сергей Никитович, который был знаком с Жуткиным ещё с юношеских лет, привёл его к себе домой, когда тот якобы стал «мануальщиком», и искал объект для отработки практических навыков в массажном искусстве. Вот на бесплатный массаж её свёкор и попался. Сергею Никитовичу не повезло в тот день дважды, во-первых он забыл про бесплатный сыр, а во-вторых в этот день Наташин муж Юрчик был на работе во вторую смену, поэтому, когда свёкр завыл, и начал просить прекратить, Самуилович возражал:
— Терпи, Серёга, я только начал.
На помощь прийти было некому. Ведь ни Наташа, ни свекровь Тамара Алексеевна так и не смогли отогнать Жуткина от поверженного Сергея Никитовича. Закончив своё чёрное дело, горе-массажист ушёл, а свёкор ещё целый час простонал на столе в позе цыплёнка-табака и только потом сделал попытку подняться и пройтись, радуясь, как дитя тому, что может ходить, потому что во время экзекуции уже на это не надеялся.
Именно поэтому, когда Евгений Самуилович впервые увидел Наталью в читальном зале, обрадовался и кинулся к ней, как к старой знакомой, читать свои стихи. Наташа стоически продержалась час, но потом ей надоело слушать про небритые щёки газона, тёплые руки приюта, заснеженные перхотью плечи и акне полуночного неба, и она скрылась в архиве, не выходя, пока он не ушёл в зал абонента.
После этого Наташа больше не дала себя застать врасплох. С тех пор при его появлении у неё всегда появлялись важные дела и сесть послушать, ну вообще времени не было. Этим она, конечно же, подвергала опасности посетителей зала, на которых набрасывался неудовлетворённый «поэт», но терпеть его говяжий язык Наталья была не в силах.
Следующим бичом для их библиотеки стала женщина, которая тоже считала себя поэтом — Калина Бутырко. Невысоконькая, но коренастенькая и очень целеустремлённая женщина. Она принесла сразу два своих сборника, с просьбой помочь ей с реализацией. Как работники ей не пытались втолковать, что библиотека — это не книжный магазин, не помогло. Она ухитрилась уговорить Зинаиду Сергеевну взять на реализацию по десять тонюсеньких книжек. Первый сборник назывался весьма немудрёно «Цветы Калины», где все графоманские изыски крутились вокруг названий цветов. А второй сборник был рассчитан на детей «Всё про нас». Повелица попыталась читать этот сборник, и у неё просто руки опустились, но тогда ещё помнится, порадовалась, хорошо, что Бутырко эти стихи хотя бы не заставляет их слушать. Но самое ужасное, что с этими стихами она ходила в школы. Её «стихи» для школьников, которых она в шутливой форме игровыми стихами учила мочиться на горшок или выпускать по ветру пук, у взрослых ничего кроме шока не вызывали. И когда к ним в библиотеку заглянула журналистка Лиана Шеховцова из газеты «Вечерок», она увидела на столике две стопки книжек Бутырко, и поинтересовалась:
— Наташа, а что это у вас за макулатурка такая?
— Да вот, Лиана Игоревна, местный автор подсунула на реализацию, стыдоба, а не стихи.
И Шеховцова с любопытством взяла в руки, пролистнула по паре страниц и, вспрыснув от смеха, запричитала:
— Ой, Наталья Александровна, можно я это возьму? Это на продажу, сколько стоит?
И Лиана, положив двадцать рублей на стол, юркнула в дверь.
Через неделю в «Вечерке» появился фельетон под названием «Певец унитазов». Повелица так смеялась, читая этот материал, до слёз. С хорошим чувством юмора Лиана Игоревна расставила всё по полочкам, объяснив читателям, что из себя представляет «поэзия» данного автора. Скорее всего, позже, Шеховцова пожалела об этом, но дело было сделано. Бутырко подала в суд. Около трёх лет шла эта тяжба, и, в конце концов, суд, убеждённый компетентной комиссией из республиканского отделения Союза писателей, оставил без удовлетворения истицу, обязав её оплатить судебные издержки из своего кармана. Но нервы Шеховцовой Бутырко потрепала хорошо.
И сколько таких воинствующих графоманов прошло за те десять лет, что Наталья здесь работала — не передать. Её мнение за эти годы было чётко сформулировано: «Ну, пишите вы стихи, пишите на здоровье, но если вам говорят, что это плохо, зачем вы к людям лезете их читать?» Ах, как она была счастлива, пока эти горе-поэты были со стороны. Беда пришла, откуда не ждали. Её свёкор начал писать стихи! Дружба с Евгением Самуиловичем вышла ему боком. Он стал пропадать по вечерам с Жуткиным и ещё одним «поэтом-сатириком» Леонидом Гологоловым. Тамара Алексеевна, глядя на его отлучки, обычно махала рукой и приговаривала:
— Чем бы дитя не тешилось.
Оказалось, что группа воинствующих графоманов устали от порицаний «нормальных» литераторов, и устроили при детской библиотеке имени Даниила Хармса свою литературную студию «Лунный жираф». И вот Сергей Никитович из заурядного учителя черчения превратился в поэта Сергея Повелицу и ударился во все тяжкие.
Наташа уверена, что Тамара Алексеевна самый главный виновник этого. Когда он спустя пару недель, после того, как вступил в общество «лунных жирафов», решился прочитать своим домашним то, что он называл стихами, свекровь, сказала:
— Серёжа, это прекрасно!
Свёкор заулыбался и добил их ещё одним стихотворением уровня скоморошьей эпиграммы-дразнилки.
Наталья попыталась возразить, мол, сыровато, нужно работать и работать, но после похвалы супруги «Остапа» понесло.
Вот когда все эти фейсбучные шутки: «если вас схватил за пуговицу поэт, вырывайтесь и бегите, лучше потерять одну пуговицу, чем полдня жизни», приобрели статус горькой правды. Придёшь с работы, а он читает стихи. Идёшь в туалет ночью, а там, закрывшись, сидит Сергей Никитович и в час ночи диктует кому-то свежие рифмованные строчки по телефону.
Наталья ему поначалу корректно намекала, что это слабо, что это бесполезно, но он продолжал их засыпать своими шедеврами. А так как она за эти десять лет работы в библиотеке стала тёртым калачом и растеряла всю толерантность к подобной публике, поэтому через месяц этого рифмованного беснования заявила свёкру при всех:
— Если вы ещё раз при мне будете читать ваши низкопробные опусы, я подам на вас в суд, за методическое издевательство, согласно статье 117 уголовного кодекса, причинение психических страданий.
Свёкор оторопел от её заявления и больше старался при Наталье не декламировать свои строки. Зато теперь основным слушателем стала Тамара Алексеевна. Само собой, это её мало радовало, но Наташа её не жалела, это она породила своей лестью «мастера», вот и пусть теперь расхлёбывает эту кашу.
Но всё закончилось для семьи Наташи благополучно. Рядом с её библиотекой местный художник Антип Петрадзе открыл арт-кафе «Велесова книга», где в помещении оформленном в псевдо-русском сельско-гламурном стиле он собирал творческую богему. И вот в какой-то период Петрадзе стал приглашать поэтов из других объектов федерации и проводить их творческие вечера, чтобы и горожан познакомить с непризнанными гениями нашей страны, и местным литераторам дать какой-то толчок к саморазвитию. А иногда он приглашал авторов не пишущих на русском языке с Украины или Белоруссии, то наоборот русскоязычных из Казахстана и Азербайджана. И однажды в арт-кафе на встречу с киевской поэтессой Евгенией Биличук пришли «лунные жирафы». Наташа с Юрой тоже были на этой встрече, но держались от компании Сергея Никитовича на приличном расстоянии.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.