Бесплатный фрагмент - Пионерыч. Код чести и баг бесчестья

От автора

Уважаемый читатель!

Перед тобой — фантастическая сатира, сказка-притча о выборе между честностью и самообманом. Запрудск — вымышленный город, но его улицы узнают все, кто когда-либо сталкивался с выбором между совестью и комфортом.

Все события и персонажи — вымысел; любые совпадения случайны.

Эта книга — о том, как жить честно в эпоху, когда честность выходит из моды. Это история о внутреннем коде: о том, как совесть становится стержнем, а цинизм — вирусом, разрушающим изнутри. Это также эстафета поколений — как ценности, рождённые в одну эпоху, находят своё воплощение в другой.

Пионерыч — это попытка говорить прямо, даже когда больно. Глитч (воплощённый в образе главного антагониста) — это соблазн переписать реальность ради успеха и признания.

Автор верит, что каждый из нас может выбрать честность. Что трансформация возможна. Что правда — лучшее, что у нас есть.

Добро пожаловать в Запрудск.

Приятного чтения.

Глава 1. Несанкционированное вскрытие. Резонанс

Запрудск. Май 2024 года.

Город Запрудск в тот день выглядел так, как и полагается провинциальному городу с амбициями. Последние годы власти усердно причёсывали всё, что могло попасть в объектив туриста. Только лестничный спуск от площади к набережной оставался прежним — старый, осыпающийся, но живой, словно сама память. В глянцевом облике центра он торчал занозой, вызывая недоумение у жильцов элитного ЖК «Domus Arena», возвышавшегося неподалёку.

Запрудчане прозвали дом просто — Ареной. Его воздвигли лет десять назад там, где старожилы ещё помнили Гору Желаний — крутой холм, с которого когда-то спускались к воде. В Древнем Риме арены строили для гладиаторов, а в Запрудске — для ипотечников: зрелищ меньше, боли больше. Особенно гротескно новостройка смотрелась напротив старейшего хлебозавода — краснокирпичного памятника эпохи, когда ценили не престиж, а хлеб, тот самый, которому радовались и взрослые, и дети, и который не черствел на второй день.

Между этими полюсами — храмом хлеба и храмом мамоны — суетились строители. Ковш экскаватора визжал и вгрызался в грунт, пока не наткнулся на что-то твёрдое. Скрежет прошёл по костям, и прораб Василий Иванович, человек бывалый, невольно отступил от края траншеи.

— Бронепоезд, что ли, закопали? — пробурчал он и шагнул ближе.

Из земли медленно показался ржавый металлический цилиндр. Экскаваторщик Вадим уже бережно подкапывал находку лопатой. Рядом валялся обломок таблички с едва читаемыми буквами: «ВСКРЫТЬ 22.04.2036 ПРИ ПЕРЕНОСЕ — НЕ ВСКР…».

— Вот чёрт… — выругался Василий Иванович. Любая находка — одни проблемы: археологи, журналисты, проверки. А впереди — День города, сроки горят, премия под угрозой. Мысли о культурном достоянии быстро уступили место расчётам.

— Загружай в машину, — скомандовал он, оглядываясь. — И чтоб никто не видел. Быстро!

Грузовичок подпрыгивал на колеях главной улицы Запрудска, мчась к мэрии. Дороги здесь вечными не были: каждую весну их смывало талыми водами, и власти с завидным упорством латали всё заново, меняя подрядчиков, мэров и даже губернаторов. Никто не разгадал «дорожную тайну Запрудска» — ни мэры, ни следователи, ни сами горожане. Последняя официальная версия звучала торжественно просто: «неблагоприятные грунты». Жители привыкли и встречали подобные откровения с редким для провинции философским спокойствием.

В мэрии Василий Иванович, держа в руках ржавый цилиндр, предстал перед Олегом Аркадьевичем Пупковым — чиновником, который как раз мучительно сочинял программу предстоящего торжества.

— Олег Аркадьевич, тут историю нашли, — сказал прораб с загадочной интонацией. — Рядом с «Domus Arena».

Пупков, человек с безошибочным нюхом на пиар и опытом сотен мероприятий, моментально оживился. Он обошёл находку кругом, оценивая, как она будет смотреться на баннере.

— Капсула времени! — воскликнул он, мысленно раскладывая газетные заголовки. — Вот оно! Выставим, покажем на большом экране! Немедленно оцифровать содержимое — и к празднику всё должно быть готово!

— Там, кажись, дата вскрытия… 2036-й… — неуверенно заметил Василий Иванович, указывая на обломок таблички.

— Пустяки! — отмахнулся Пупков, уже мысленно раздавая интервью. — Какая разница — на десять лет раньше или позже? История должна работать на нас сейчас. Это не нарушение сроков, а опережение во благо культуры! Отчитаемся об опережении! — Он нахмурился. — Странно только… Школ там ведь никогда не было. Откуда взялась капсула?

— Где ж мне знать, Олег Аркадьевич, — пожал плечами Василий Иванович. — Я человек маленький, МГИМО не оканчивал…

— МГИМО, говоришь? — протянул Пупков. — Разберёмся, — сказал он, поглаживая цилиндр. — Ну, оцифруем — всё выяснится. Цифра нынче всемогущая.

Прораб не успел прикрыть за собой дверь, как чиновник уже диктовал секретарше:

— Срочно обеспечить комплексную цифровизацию содержимого капсулы времени силами подрядчика ООО «ЦифроГрад» для последующего использования в праздничных мероприятиях и освещения в региональных СМИ.

***

В офисе «ЦифроГрада» пахло дорогим кофе и свежей краской. Сергей Иванов, старший программист, с тихой тоской перебирал присланные из мэрии артефакты: значки, вымпелы, пожелтевшие фотографии, пионерские галстуки. Всё это пахло нафталином и его собственным детством. Он с лёгкой улыбкой провёл пальцем по значку с первым искусственным спутником — маленький синеватый шар с флагом СССР и орбитой вокруг.

— Ну что, старина, привет из прошлого, — тихо сказал он.

— Опять в «совке» копаешься? — раздался с порога насмешливый голос.

В кабинет вошёл Илья Черных — молодой, амбициозный, в идеально сидящем костюме. Он смотрел на разложенные по столу вещи как на музейный хлам.

— Это не «совок», — спокойно ответил Сергей. — Это прислали из мэрии на оцифровку. Это история. Люди тогда во что то верили.

— Верили, что строят коммунизм, — фыркнул Илья, — а теперь копят на айфоны. Прогресс, так сказать.

Он порылся в коробке и достал прозрачный пакет с поблёкшим зеленоватым фантиком от жвачки Wrigley’s.

— О, вот это я понимаю находка! Американская мечта в целлофане. Заберу — сувенир.

— Оставь, — нахмурился Сергей. — Это часть капсулы времени.

— Да ладно, старик: один фантик туда, один сюда — никто не заметит, — ухмыльнулся Илья и сунул пакетик в бумажник.

Сергей покачал головой. Взгляд упал на катушку с магнитофонной лентой. На этикетке аккуратным детским почерком было выведено: «Пионерская клятва. 1960 г.».

— Ладно, ностальгируй, — бросил Илья, направляясь к двери. — Только не забудь про отчёт по проекту «Arena».

Дверь хлопнула. Сергей остался один. Он взял катушку в руки — она оказалась тяжелее, чем ожидал, прямо как будто налитая невысказанными словами. От неё исходила лёгкая вибрация.

«Оцифровать можно, — подумал он. — Дома, на стареньком катушечном магнитофоне».

***

Запрудск. Весна 1960 года.

Два третьеклассника из двадцать восьмой школы брели по ухабистой набережной, старательно обходя лужи. На серой гимнастёрке военного покроя поблёскивал значок с первым искусственным спутником Земли; Коля Сомов так им гордился, что то и дело протирал рукавом, чтоб на металле снова заиграли солнечные блики.

Рядом шагал его товарищ по парте, Витя Орлов — полноватый мальчишка с жадными до всего глазами. Он нёс надкусанную буханку серого хлеба. Чуть раньше они пытались пробраться на городской хлебозавод, где их и перехватил сторож дед Матвей. Витя подбил полезть за свежим хлебом, а Коля, как верный друг, согласился — всё равно делать было нечего. Они перемахнули через шаткий забор, уже дошли до склада, откуда тянуло теплом и духом хлебной корки, как вдруг раздалось грозное:

— Стой! Кто идёт? Стрелять буду!

Мальчишки остолбенели. У деда Матвея ружья не было — осталась послевоенная привычка брать нарушителя голосом. Сторож повёл их за уши в будку у ворот, собираясь сдать в милицию. Витя расплакался и стал умолять отпустить, а Коля лишь невозмутимо протирал свой значок.

— Ну что, шустрята, попались! — не унимался дед, радуясь улову. — Небось думали, старый не приметит? В милиции с вами быстро разберутся.

— Дяденька сторож, отпустите нас, — всхлипывал Витя. — Мы не со зла. Есть хочется. Дома пусто, а в школе обеда не было.

— Это что за школа такая, где детей не кормят? — прищурился сторож.

— Двадцать восьмая, — пробормотал Витя.

— Надо же… А ты чего молчишь? — кивнул он на Колю.

— Дядя сторож, — спокойно сказал Коля, опустив глаза, — простите нас. Если отправите в милицию, нас завтра в пионеры не примут, а тогда мне не стать космонавтом, — он крепче прижал ладонь к значку. — Очень хочу в космос.

— Ишь ты, космонавтом… — выдохнул дед. — Постойте тут. Я мигом.

Он вышел, и ребята остались одни. Через несколько минут дед Матвей вернулся с горячей серой буханкой.

— Держите, космонавты, — сказал он. — И чтобы глаза мои вас здесь больше не видели.

Витя виновато принял хлеб, Коля улыбнулся и шепнул:

— Спасибо, дядя сторож.

Ребята выскочили на улицу и помчались к пруду. Уже на набережной Коля спросил:

— Зачем ты соврал, что дома еды нет? У тебя же батя на заводе работает, в Москве даже был. Интересно, он видел наши ракеты?

— Видел, конечно! — Витя с гордостью вытащил пёстрый фантик от иностранной жвачки — у Коли глаза загорелись.

— Ух ты! Это из космоса?

— Не-а, — рассмеялся Витя. — Это батя из Москвы с американской выставки привёз. Жвачка! Знаешь, какая вкусная? — он мечтательно закатил глаза, вспоминая, как целый месяц жевал без остановки.

— А жвачка — это что? — искренне удивился Коля, разглядывая фантик.

— Жвачка — как конфета. Только вечная: жуёшь и не кончается. Американцы придумали. Они ещё много чего придумали.

— Как вечный двигатель? — не унимался Коля, дух захватило от одной мысли.

— Ага. Только вкусный и красивый. У нас таких нет.

— А в космосе?

— Не знаю. Наверное, тоже нет. Только в Америке. Вот вырасту, накоплю денег и уеду туда. Буду каждый день покупать новую жвачку, — сказал Витя и развёл руками, обнимая свою мечту.

***

Сергей аккуратно установил катушку на магнитофон «Весна». Аппарат отца — реликт другой эпохи — выглядел рядом с современной звуковой картой и монитором космонавтом на деревенской свадьбе. Он бережно протёр магнитную головку специальной палочкой, чувствуя странное волнение — готовился он не к оцифровке, а к сеансу связи с иным измерением. Что, впрочем, было недалеко от истины.

Он подключил выход магнитофона к линейному входу звуковой карты, запустил на компьютере программу для записи. На столе лежали принесённые из офиса вещи: пионерский галстук, сложенный острым треугольником, вымпел и значок с первым спутником. Он разложил их рядом — для атмосферы, для связи с эпохой. Или для чего-то ещё, чего сам не смог бы объяснить. На секунду задержал ладонь над катушкой, проверяя её пульс. В воздухе висело странное, приглушённое напряжение — начало грозы.

Надев наушники, Сергей передвинул рычаг включения. Лампы «Весны» мягко загорелись оранжевым светом. Двигатели с тихим гулом потянули плёнку. Сначала — лишь шипение, звук времени, неспешно поедающего фонограмму сантиметр за сантиметром. Сергей уже хотел поправить головку, как сквозь шум прорезался чистый, звенящий от торжественности девичий голос. Он был так ярок и жив, что казалось: юная пионерка стоит в соседней комнате.

«Дорогие товарищи пионеры из будущего! Я, Светлана Иванова, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, обращаюсь к вам с торжественной клятвой и посланием!»

Сергей замер. Иванова? Совпадение, наверное. Город небольшой, фамилия частая. Но что-то внутри всё равно ёкнуло. Он закрыл глаза — и голос повёл его за собой.

«…Перед пионерами будущего торжественно клянусь: всегда говорить только правду, горячо любить свою Родину; жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Всегда выполнять законы пионеров Советского Союза».

Слова, знакомые до боли, накатывали волной ностальгии. Сергей машинально потянулся к галстуку, сжал его в ладони. Ткань была гладкой, на удивление тёплой. Он усмехнулся своей сентиментальности — сорокасемилетний мужчина, растроганный пионерской клятвой. Но голос Светланы звучал с такой искренней, непоколебимой верой, что ему вдруг стало неловко за свой цинизм.

И тогда голос изменился. Стал ближе, глубже — так, будто Светлана наклонилась к микрофону, доверяя ему тайну.

«Товарищи! Эта клятва — не просто слова. В ней заключена особая сила, пронизывающая время и пространство… Пусть она станет вашей путеводной звездой, зовущей сквозь века…»

Тело отозвалось ледяной дрожью. Это было уже не послание — заклинание.

«…Тот, кто примет её всем сердцем, обретёт силу нерушимой честности и преданности идеалам нашей Великой Родины…»

Пальцы, всё ещё сжимавшие галстук, потянулись к значку со спутником. Металл был холодным и безжизненным — пока он не коснулся поверхности. В ту же секунду — лёгкий укол, едва ощутимый разряд. Значок ожил, впился в кожу.

«…Пусть эти слова пробудят в вас то, что дремлет в душе каждого настоящего пионера! Будьте готовы к великим свершениям!»

Голос взвился фанфарами.

И мир перевернулся.

Оранжевый свет ламп вспыхнул ослепительным белым и растянулся по стенам дрожащими мазками. Шипение плёнки спрессовалось в гул — рёв взлетающей ракеты, в котором тонули тысячи детских голосов, скандирующих в унисон: «Всегда готов!» Комната поплыла, закружилась вихрем. Тени от книжных полок сплелись в силуэты знамен, горнов и барабанов. И где-то на границе сознания зазвучал марш — такой знакомый, что хотелось отбивать такт: «Бей-ба-ра-бан-щик вба-ра-бан…»

Сергей попытался встать, но тело не слушалось. Жар от галстука и значка сливался в один поток, разливаясь по венам, выжигая ложь, полуправды, компромиссы. Перед глазами — не монитор, а девочка с косичками и серьёзными глазами. Светлана. Она смотрела не с укором — с надеждой.

Плёнка давно должна была закончиться, но катушка продолжала вращаться, визжа всё громче. Марш нарастал.

Сергей почувствовал, как его воля тает, растворяясь в гуле и словах клятвы. Горло сжалось. Он хотел прошептать: «Это просто галлюцинация…», — но слова не вышли. Внутри — лишь кристальная ясность. Лгать было невозможно. Даже себе.

И вдруг всё оборвалось. Лампы погасли. Шум исчез.

Сознание поплыло.

Он очнулся на полу. Воздух был густым, тяжёлым, пах озоном, палёной пылью… и черничным пирогом из школьной столовой. Сергей вдохнул. Его собственный голос прозвучал в голове по-мальчишечьи звонко. Он пытался подумать: «Всё в порядке, просто переутомился». Но мысль не сложилась. Внутри было пусто и светло, как в классе после уроков. Лгать было просто нечем.

***

В баре «Код» Илья Черных закинул ногу на ногу и смаковал момент. Он вертел бокал виски, наблюдая, как друзья ловят каждое слово. Только что эффектно поставил точку в истории о сложной сделке.

— И тут этот дурак из «СтарБанка» такой: «Мы не можем повысить бюджет». А я ему: «А я могу пойти к вашим конкурентам, которые уже третью неделю ловят меня в лифте», — Илья сделал паузу, улыбаясь. — Бюджет вырос на двадцать процентов. Мгновенно.

Смех. Одобрение. Официантка кивает — новый раунд. Он на вершине.

И вдруг вспоминает.

— Кстати, о дураках и их сокровищах, — сказал он, доставая из пиджака бумажник. Щёлк. Прозрачный пакетик, внутри — поблекший фантик от Wrigley’s. — Встречайте. Валюта холодной войны. Мечта советского ребёнка. Стоила бы сейчас миллион, если бы не одна проблема.

Он поднял фантик, чтобы все увидели.

— Проблема в том, что это всего лишь жвачка. Миф. Обещание, которое не сбылось. Как и всё их «светлое прошлое».

Он бросил пакетик на стол.

И тут — боль. Резкая, прожигающая, точно удар током. Виски вспыхнули огнём. Смех друзей сплющился в гул.

Илья услышал — сквозь шум — чужой детский голос, полный зависти и тоски:

«Хочу стать богатым… уехать отсюда…»

Перед глазами промелькнул двор. Мальчишка в потёртой куртке, жадно разглядывающий фантик, как недостижимую мечту. Илья ощутил его жгучее желание — не денег, а побега, спасения.

Видение сменилось. Детские лица рассыпались в пиксели, превратились в падающие графики, бегущие строки, безликие лица трейдеров. Боль ушла, оставив ледяную ясность. Он смотрел на друзей и видел не лица, а светящиеся голограммы параметров. Доходы, амбиции, слабости. Знал, куда нажать, чтобы получить нужное.

— Илюх, ты в порядке? — кто-то толкнул его.

Он выпрямился. Поднял фантик. Тот на миг показался не бумажкой, а холодной серебряной монетой — монетой с абсолютной ценностью.

— В порядке, — произнёс он. Голос был ровным, чужим. — Я никогда не был так в порядке. Я наконец всё понял.

Он бережно спрятал фантик обратно в бумажник. В потайной карман.

Его личный талисман. Его ключ.

***

Сергей лежал на полу. Катушка, наконец остановившись, шипела, сливаясь с городским гулом — может, от подстанции, может, от старинного склона, который когда-то называли Горой Желаний. Он вдохнул ещё раз. Воздух был уже не домашний. Он стал правдой. Навсегда.

***

СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА №247/к

Олег Аркадьевич, обеспечиваем срочную цифровизацию содержимого капсулы к празднику.

Подрядчик — ООО «ЦифроГрад». Оригиналы артефактов переданы сегодня.

Резолюция: Срочно! Ко Дню города!

Глава 2. Цена честности

Утро в Запрудске началось не по расписанию. Сергей Иванов открыл глаза лёжа на ковре в гостиной своей квартиры. Первое, что он почувствовал, — необычную ясность в голове, словно кто-то запустил дефрагментацию диска: мысли выстроились ровно, без привычного хаоса тревог, сомнений и вчерашних обид на коллег. В воздухе ещё держался озон — тот самый, что остался после вчерашней оцифровки плёнки с пионерской клятвой, — и что-то сладковатое, как воспоминание о школьной столовой с черничным пирогом и компотом.

Он сел, чувствуя лёгкость в теле, будто за ночь сбросил пару лишних килограммов. Взгляд упал на пионерский галстук, аккуратно сложенный на столе. Ткань казалась плотной, почти новой — без пылинки и складки. Сергей машинально потянулся к галстуку. «Зачем я это делаю?» — мелькнула мысль, но руки уже сами завязывали узел — быстро, уверенно, как он делал это каждый день в пионерском отряде много лет назад. Ощущение странное, но не отталкивающее: словно надел давно потерянную часть себя, вернувшуюся из забытого архива.

На столе лежали значки. Один — пионерский, с алым пламенем и лицом Ильича. Второй — с первым искусственным спутником Земли: круг, точка-спутник, огибающая земной шар; сверху — красный флаг СССР с серпом и молотом. Неожиданно он ясно и чётко проговорил вслух:

— Сигнал «бип-бип» услышала планета, а мы, технократы, берём высоту: «Ни шагу назад, ни шагу на месте — и только вперёд, и только все вместе!»

На этих словах рука со значком притянулась к рубашке, как магнитом. Булавка легко вошла в ткань, и в тот же миг тело ощутило лёгкий толчок — не электрический, а бодрящий, как глоток кофе с адреналином. Сергей подошёл к зеркалу в коридоре. Перед ним — сорокасемилетний мужчина с проседью, в помятой рубашке и с ярко-алым галстуком на шее. Картина выглядела абсурдно, но он только хмыкнул — звук вышел чистым и звонким, без обычной утренней хрипотцы.

«Ладно, — подумал он, направляясь в ванную, — сейчас умоюсь, сниму это всё и забуду, как дурной сон».

Но снять галстук не получилось. Стоило потянуться к узлу — пальцы онемели, в горле запершило, как от внезапной аллергии на пыль. Паника подступила — холодная и знакомая, как ошибка в коде, которую не можешь отладить. Её мгновенно смела волна уверенности: «Лгать себе бессмысленно. Факт: галстук снять нельзя». Сергей сдался, с тоской глянув на свитер в шкафу, который мог бы скрыть пионерский галстук. Но даже свитер не сел как надо — галстук выпирал, требуя внимания, словно баг в интерфейсе.

Он не понимал, что с ним происходит. Интуитивно чувствовал связь со вчерашней оцифровкой записи клятвы, но стоило попытаться включить прежний аналитический ум — внутри, словно по команде, щёлкал скрытый рубильник, и новая сущность брала верх над тем Сергеем, которым он был до вчерашнего вечера.

Взгляд скользнул по старому кожаному ремню на стуле. Руки — будто ведомые чужой программой — потянулись к ящику с электронным барахлом: старые платы, спутанные провода, пауэрбанки.

Через пятнадцать минут на пряжке ремня загорелась узкая полоска ЖК дисплея с микрочипом и автономным питанием. Детали и плата от его старого пет проекта — «носимого гаджета для мониторинга стресса» — наконец нашли достойное применение. По экрану побежали зелёные строчки: «Будь готов!», «true == true» — в его языке это значило «правда есть правда», — «//Сила в правде». Сергей не понимал, зачем ему эта пряжка, но чётко осознавал: иначе быть не может. Это логично. Точка.

Дорога до офиса прошла в непривычной тишине. Обычно он включал подкаст об IT новинках, чтобы скоротать время в пробках Запрудска. Сегодня ведущий показался фальшивым — слова звучали как заученная реклама, пустые фразы. Внутренний голос комментировал безжалостно: «Это не экспертиза, а интеграция спонсора. Интонация человека, который вчера открыл Википедию в первый раз».

Сергей выключил звук и уставился в лобовое: Запрудск медленно проплывал мимо — те же дороги, каждую весну размываемые талой водой, те же яркие новостройки-маски, прячущие серую провинциальную грусть. Казалось, кто-то перепутал клавиши управления городом — update с reset — и оставил его в бесконечной перезагрузке без шанса на обновление.

Офис «ЦифроГрада» — скромной софт-компании — встречал привычным гудением серверов и суетой, словно улей с дисциплинированными, но слегка сонными пчёлами. Здесь царил свой порядок: госзаказы, проекты для банков и торговых сетей, хронические срывы сроков, которые менеджеры героически скрывали туманом красивых отчётов. Всё как у людей — с трогательной, почти пионерской преданностью общему делу.

Чиновники обожали «ЦифроГрад» за лояльность и безотказность: где ещё воплотят самую нелепую мечту областного министра о «новомодной цифре», аккуратно упакованной в архаичные бумажные формы? Коммерческие заказчики, люди прагматичные, скрипели зубами, но терпели — других компаний в Запрудске не было, а с их статусом до мелких фрилансеров опускаться нельзя. Так и жили — в прочных, хоть и несколько угнетающих отношениях, как супруги, давно забывшие о страсти, но привыкшие к совместному быту.

Сергей прошёл к своему столу в open space, стараясь не привлекать внимания. Не вышло.

— Серёга, привет! — окликнул Марк из тестирования, парень с вечной улыбкой и запасом анекдотов про баги. — Как выходные? Слышал, в пятницу капсулу времени юзал? Нашёл чертежи советского интернета?

Обычно Сергей отшутился бы: «Да так, ерунда, старьё». Но сегодня рот открылся сам, и слова вылетели, как по скрипту:

— Выходные прошли информативно, — произнёс он громко и чётко, слишком чётко для утра понедельника. — Я изучил архивные аудиоматериалы пионерской клятвы 1960 года. Это привело к невозможности использовать ложные данные. Советский интернет — миф, придуманный в девяностых врагами, — он сделал паузу, оглянувшись. — А твой последний коммит содержит уязвимость в авторизации. Надо фиксить срочно, иначе хакеры взломают.

Марк замер, улыбка сползла, сменившись недоумением. Он молча развернулся и быстрым шагом направился к компьютеру, бормоча что-то про «странный кофе». Сергей мысленно поморщился: «Отлично, первый разговор — и репутация в минусе. Как будто галстук перепрошил мой фильтр на правду».

Он сел за стол, открыл ноутбук и попытался сосредоточиться на задаче — отладке интеграции для проекта «Arena». Но мысли возвращались к магнитофонной плёнке: голосу пионерки из 1960-х, обещающей «быть честной и правдивой». Воздух дрогнул, и галстук ожил. На ремне мигала строка: «//Честность — лучший алгоритм».

В офисе тем временем нарастало оживление. По коридору шёл Илья Черных, менеджер проектов, с подхваченным под руку заказчиком — Артёмом Викторовичем из «СтарБанка». Мужчина в дорогом итальянском пиджаке выглядел подтянутым, несмотря на возраст и небольшой живот. Он слушал Илью с интересом. Илья жестикулировал, рассказывая об «инновационных решениях».

— Вы правы, Артём Викторович, — бархатным голосом говорил Илья, — мы заложили масштабирование под ваши нужды. Команда опережает график, всё под контролем.

Сергей знал: проект «Arena» трещит по швам. Сроки сорваны, код — одни костыли. Вчера на совещании Илья предлагал «впихнуть фиксы и забыть». Он заметил Сергея и лукаво подмигнул, как старому сообщнику:

— О, а это Сергей! Лучший специалист по интеграциям. Артём Викторович интересуется платёжным шлюзом. Всё протестировано на отлично, верно?

Ловушка была очевидной. Платёжные интеграции не работали на устаревшем API. Галстук на шее потеплел, значок отяжелел. В горле запершило от давления невысказанной правды, будто система требовала апдейта. Гортань сдавило:

— Артём Викторович, — голос Сергея прозвучал громко, эхом ударив в соседних кабинетах, — Илья даёт неверные данные. Интеграция не готова. Мы используем устаревший API, поддержка кончается через месяц. Текущие решения не выдержат нагрузку в пиковые часы. Проект не сдадим в срок. Технический долг зашкаливает на сорок процентов. Лучше переписать с нуля: дешевле и быстрее в долгосрочной перспективе.

Тишина накрыла офис. Артём Викторович замер, улыбка погасла. Он достал телефон, глянул на экран, потом на Илью, на Сергея — и, не сказав ни слова, быстрым шагом направился к кабинету технического директора.

Илья уставился на Сергея с бешенством. Воздух между ними задрожал. Дёрнул плечом, как от спазма, и прошипел:

— Ты что творишь?

Пауза. Сергей смотрел на Илью молча.

Дверь кабинета Алексея Петровича — техдиректора, крупного мужчины с тяжёлым взглядом, — распахнулась. На пороге он, рядом — бледный Артём Викторович.

— Иванов. Черных. Ко мне. Сейчас же, — прогремел он тихо, но грозно.

Кабинет пах древесиной дорогого стола, свежим кофе и обугленным конфликтом с банком. Алексей Петрович резким кивком указал на стулья:

— Что произошло? Коротко и по делу.

— Алексей Петрович, — начал Илья, мгновенно включив режим уверенного лидера, — Сергей позволил себе выходку. Стресс, усталость от овертаймов. Напугал клиента необоснованными заявлениями. Я улажу, поговорю с Артёмом Викторовичем…

— Ложь! — вырвалось у Сергея ударом хлыста. Галстук на мгновение стал невыносимо тяжёлым, а значок — горячим. Все вздрогнули. — Его слова не соответствуют фактам. Статус «Arena» — критический. Последний коммит Ильи с хардкодом учётных данных — грубое нарушение политики безопасности. Его NPS как менеджера — в минусе, по отзывам команды.

Алексей Петрович уставился на галстук, прищурившись:

— Сергей, ты в порядке? Что за маскарад с этим… галстуком?

— Это не маскарад. Это «Пионерыч 1.0». Релизная версия. Без багов, без бэкдоров, с полным пакетом правды. А доклад Ильи на 83% состоит из ложных данных. Его KPI по проекту — ноль, если считать реальные метрики.

— Ты спятил! — взорвался Илья. — Алексей Петрович, вы же видите! Он несёт околесицу! Пионерыч какой-то, лозунги городит!

— Не лозунги, — парировал Сергей спокойно. — Пуш-уведомления для совести. Пионер всегда готов сказать правду! К борьбе за дедлайн — всегда готов!

Илья закатил глаза, потирая висок:

— О господи, он ещё и слоганы из прошлого тянет. Это не офис, а совок в чистом виде.

— Это не слоганы, — отрезал Сергей. — Это напоминания: «Честность — лучший код». А твой подход — прямой путь к факапу на релизе.

Алексей Петрович смотрел на них, медленно краснея, как сервер под нагрузкой. Потёр переносицу, удерживая контроль:

— Всё ясно. Оба — свободны. Иванов — выговор и отстранение от «Arena». Черных — закрываешь этот провал лично. И чтобы я больше ничего подобного не слышал! Вон отсюда!

Они вышли в холл. Дверь захлопнулась с грохотом. Напряжение висело густым туманом. Сотрудники отводили взгляды, но шёпот уже полз: «Слышал? Пионерыч…» — «Глитча подставил…».

Илья резко обернулся. Лицо исказила гримаса — смесь злости и боли.

— Доволен? Кто ты там, Пионерыч? — выдохнул он, потирая висок. — Сделку похоронил. Тебя надо откатить до предыдущей сборки. Ты — критический баг в нашей команде.

— Я не баг, — спокойно ответил Сергей. — Я — фича. А ты… ты просто глитч. Артефакт рендера: мелькаешь, врёшь, картинку портишь, но сути не меняешь.

Слово повисло в воздухе. Из-за угла — сдавленный смех: кто-то из тестировщиков не выдержал.

— Точно, — прошептал голос. — Глитч. Теперь у нас есть Пионерыч и Глитч.

Илья замер. Лицо стало маской холодной ненависти. Прозвище идеальное и ужасное — прилипнет, как вирус в сети.

— Ладно, — прошипел он, подходя вплотную. — Играем по твоим правилам, Пионерыч. Посмотрим, чья система упадёт первой: твоя честность или моя эффективность.

Он резко развернулся и ушёл, оставив Сергея одного в коридоре.

Сергей поправил галстук. На экранчике ремня побежала новая строка: «bool battle = true;». Он проиграл битву за репутацию — коллеги косились, как на сбойного бота. Но приобрёл имя. И противника.

Вернувшись к столу, он пытался работать, но концентрация ускользала. Коллеги подходили по одному: сначала Маша из дизайна — осторожно: «Сергей, ты в норме? Этот галстук… круто, конечно, но странно». Потом — старый друг по команде, Петя: «Слышал, ты Илью подставил? Молодец, он всех достал своими отчётами». В целом — понимание, но смешки и косые взгляды сопровождали новый образ Пионерыча.

Вспомнились прошлые проекты с Ильёй: как он «оптимизировал» отчёты, скрывая провалы ради бонусов. Сергей всегда молчал — чтоб не высовываться. Теперь молчать было невозможно. Галстук теплел, значок всё сильнее прижимался к телу.

К обеду офис загудел сплетнями. В чате всплыл мем: фото пионера с его лицом и подписью «Пионерыч vs Глитч». Сергей улыбнулся: война началась. Он вышел на улицу, вдохнул воздух Запрудска, смесь озона и провинциальной рутины. Впереди — борьба: честность против выгоды, как в синопсисе жизни. Пионерыч против Глитча. И город, кажется, уже выбирал сторону.

Глава 3. Глитч в системе

Утро в «ЦифроГраде» началось с лёгкого гула недоумения, смешанного с рутиной. Пахло дорогим кофе из новой капсульной машины, купленной Ильёй «для корпоративного духа». Серверная гудела ровно, но этот фон перекрывал сдержанный шёпот.

Лифт щёлкнул, распахнулся на третьем этаже — вышел Сергей Иванов.

На нём та же рубашка с коротким рукавом, теперь безупречно выглаженная; на груди — значок спутник, отполированный до зеркального блеска; на шее — аккуратно завязанный пионерский галстук, притягивающий взгляды, как маяк в тёмном море офисного однообразия. Он не просто шёл — вышагивал с прямой спиной и твёрдым взглядом, неся знамя правды. На умных часах бежало: //Сила в правде. Честность — лучший алгоритм.

Open space замолчал. Лишь клацали клавиатуры тех, кто делал вид, что не смотрит. Кто то подавился кофе. Над перегородкой поднялось лицо тестировщика Марка — немое изумление.

Сергей, не сбавляя шага, метнул взгляд на его экран и сухо бросил через плечо:

— Товарищ Марк, в последнем коммите избыточная сложность. Функция checkStatus () должна возвращать булево, а не строку «Всё ок». Принцип KISS нарушен. К исправлению готов?

В ответ Марк хлопнул удивлёнными глазами.

Дальше дорогу Сергею преградила Вера, секретарь директора: строгий, подчёркивающий фигуру наряд, идеальный макияж, смартфон в изящных пальцах. Скрестив руки, она окинула Сергея внимательным взглядом.

— Серёжа, привет, — протянула она. — Ну ты даёшь. Вчера — скандал, сегодня — продолжение? Новый дресс код? «Ретро футуризм»?

Сергей выпрямился ещё сильнее и посмотрел на неё так же прямо, как на код Марка:

— Верочка, это не дресс код. Это интерфейс для взаимодействия с реальностью без багов лицемерия. Твой макияж сегодня на тридцать четыре процента искусственнее вчерашнего. Пытаешься скрыть неуверенность перед утренним совещанием с Юрием Владимировичем?

Вера отшатнулась; улыбка исчезла. Она открыла рот — и тут же закрыла.

— Я… я просто…

— Вопрос снят, — отрубил Сергей и двинулся к своему месту, оставив Веру краснеть под сдержанные смешки.

За стеклянным столом в углу наблюдал Илья Черных. Он не хихикал — он фиксировал. На лице — каменная маска. Вчерашний провал, прозвище «Глитч», уже ползущее по чатам, и этот Пионерыч. Анахронизм, сбой — не баг, а фича монстр. Он поставил на кон сделку, репутацию и весь путь наверх.

Илья сжал стаканчик с крафтовым кофе так, что картон треснул. Он наблюдал, как Сергей садится, поправляет галстук и тут же уходит в код, будто надел не клоунский аксессуар, а доспехи — и это было невыносимо.

В кармане брюк бумажник. Пальцы нащупали пакетик с поблёкшим фантиком. С того вечера он не расставался с ним — талисманом и ключом. Воспоминания о мальчишке в потёртой куртке и жгучей жажде денег и побега приходили в минуты тишины — неприятные, но сильные.

Желание ожило. Нужно было не просто победить — стереть Пионерыча в порошок. Медленно, изящно, необратимо.

Мысль вспыхнула, как готовый бизнес план: финансирование. Проекты Сергея после вчерашнего висели на волоске. Достаточно качнуть маятник — и всё рухнет само. Кто контролирует потоки, заявки, премии? Клавдия Семёновна, главный бухгалтер: женщина за пятьдесят, с вечной пылинкой на плече и взглядом, замораживающим счета. Живой символ «неблагоприятных грунтов» Запрудска.

Илья откинулся в кресле, будто изучал дашборд, а сам сосредоточился на образе Клавдии: строгое лицо, свитер с оленями, неизменная кружка шиповника. И тогда это опять началось.

Сначала лёгкое давление в висках, как предчувствие голода. Потом мир поплыл, краски зазвенели, звуки приглушились. На внутреннем экране всплыли не цифры, а слабые места.

Он увидел Клавдию — женщину. Её главный страх: остаться никому не нужной перед пенсией. Её копившуюся обиду на молодых, вроде него. Её тайную гордость за незаменимость — только она разберёт хаос счетов. Увидел рычаги — тонкие ниточки. Потянешь за них, и массивная фигура двинется куда надо.

Боль в висках росла, превращаясь в гул.

Он вынырнул из транса. Мигрень ударила; он зажмурился, проглотил таблетку, запил горькой арабикой. Цена есть, но игра стоит свеч.

Илья поднялся и, не глядя на Сергея, пошёл в бухгалтерию — закуток в конце коридора, пахнущий бумагой, пылью и сушёной ромашкой.

Клавдия Семёновна сидела за столом, заваленным папками «Акты» и «Накладные». Она сверяла строки, тихо ворчала себе под нос и только мельком глянула на вошедшего Илью поверх очков.

— Вам чего, Черных? Сроки по «Арене» горят, а вы по коридорам гуляете, — буркнула она, возвращаясь к бумагам.

— Клавдия Семёновна, добрый день, — голос Ильи был мягким и вежливым, идеальная маска уважения. — Я как раз по «Арене». И по нашему общему спокойствию.

Она перестала шуршать бумагами, приподняла взгляд:

— Какое ещё «общее спокойствие»? У меня своё, у вас своё.

— Ошибаетесь, — так же мягко отозвался Илья и присел на край стола, выбирая доверительную позу. Пульсирующая боль отступала, уступая место холодной уверенности. — Наше спокойствие сейчас зависит от Иванова.

— От вашего клоуна в галстуке? Да над ним уже весь город смеётся, — фыркнула она.

— Похоже, именно так, — вздохнул Илья, соглашаясь. — Но это видимость. На деле всё серьёзнее. Его неадекватность уже влияет на финансовые потоки компании.

Пауза растянулась; в её взгляде вспыхнул профессиональный инстинкт — считать риски.

— Что за потоки? — сухо спросила она.

— Он готовит саботаж, — Илья наклонился ближе и понизил голос. — Под видом «оптимизации» и «рефакторинга» он обрушит половину текущих проектов, чтобы доказать свою незаменимость и вернуть расположение руководства. Уже вносит правки, которые приведут к потерям, срывам и штрафам.

Клавдия Семёновна побледнела, пальцы сильнее сжали край папки.

— У нас тестирование есть: Марк, релиз менеджеры, — попыталась она удержаться за регламенты.

— Не увидят, — почти с сожалением сказал Илья. — Он знает все процедуры и пользуется тем, что после вчерашнего скандала к нему относятся как к шуту, а не как к угрозе. — Илья встретил её взгляд и ударил в главное: — А когда всё рухнет, спросят с вас. Вы подписываете платежи за его работу: серверов, лицензий. «Почему опытный бухгалтер не увидел угрозу? Почему финансировали ущерб?» — спросит не только Юрий Владимирович. Спросит аудит. Возможно, и правоохранители.

Слова попали точно. Профессиональный страх стал личным.

— Что вы предлагаете? — голос её охрип.

— Остановить точечно и тихо. Заморозить все потоки по его проектам: внешние услуги, премии, мелкие расходы. Неделя, максимум две, — Илья говорил почти шёпотом. — Локальный сброс давления сейчас — вместо системного коллапса завтра.

— Но это сорвёт дедлайны… Его уволят, — выдохнула она.

— Лучше небольшой срыв сейчас, чем крах потом. Это про выживание компании — и вашу личную безопасность. Вы же не хотите заканчивать карьеру с пятном? Без пенсии? — он не отводил взгляд.

Короткая внутренняя борьба отразилась в мелких складках у губ. Инстинкт самосохранения щёлкнул первым.

— Хорошо. Разберусь. Платежи по его проектам будут приостановлены, — сказала она, отводя глаза к экрану.

— Мудрое решение, Клавдия Семёновна, — Илья поднялся. — Компания и лично я будем благодарны. Вы — страж стабильности, — он кивнул и вышел.

Дверь закрылась, и Клавдия поймала себя на лёгком уколе удовлетворения. Страх ещё гудел, но рядом с ним появилось привычное чувство власти: без неё ни одна платёжка не пройдёт.

Несколько минут она сидела неподвижно, глядя в цифры, не видя их. Мысли метались: «Саботаж… аудиторы… уголовка…» Рука тянулась к телефону — рассказать Юрию Владимировичу. Клавдия остановила себя. Нет. Прийти сейчас с «фантастикой» — выставить себя нервной и переложить ответственность заранее. Тихо — лучше. Она опытный бухгалтер и знает, как оформлять задержки: «несоответствие в отчётности», «требуется уточнение по статье расходов» — регламент выдержит.

Она открыла систему учёта. Пальцы забили ритм по клавиатуре.

На экране всплыло типовое письмо: «требуется корректировка». «Уважаемая Клавдия Семёновна, по проекту „Arena“ выявлены потенциальные несовпадения в акте сверки. Прошу проверить и при необходимости приостановить оплату по данным позициям до отдельного распоряжения» — формулировка, которую можно и проигнорировать, и использовать как предлог.

Теперь — как предлог. Через несколько минут все активные проекты Сергея получили жёлтые маркеры: «Приостановлено. Требует согласования». В комментарии она ввела:

«Дополнительное согласование по внутреннему регламенту. Запрос №1148/б». Документы выверены, основания зафиксированы, претензии о бессистемности исключены.

Сергей тем временем работал в потоке. Код шёл легко; новые решения выныривали сами. Прямота очищала и мысли: баги в архитектуре он видел так же явно, как вчера — ложь Ильи. Несколько десятков правок — и «Arena» дышала ровнее. На пряжке пульсировали строки: Refactoring in progress…, Legacy code refactored!, Efficiency +15% — его личная сводка дня.

Лёгкий стук в стекло. На пороге — стажёр Денис, бледный и смущённый.

— Сергей, простите, что отвлекаю, — почти шёпотом. — У меня уведомление: премию за прошлый месяц заморозили. И все трудозатраты по «Арене» — «на согласовании». Это значит… не оплатят?

Сергей нахмурился. Парень не лгал — это чувствовалось всем телом.

— Ошибка, Денис. Вероятность девяносто восемь и семь десятых процента. Разберусь. К борьбе с бюрократическими багами всегда готов! — ответил он автоматически, как на внутренний вызов.

— Так всегда: только правду скажи — сразу деньги режут, — буркнул кто то за спиной, и этот нервный смех подтвердил общее напряжение.

Подошла Анна, тестировщица:

— Сергей, привет. Не прошла оплата облачного хостинга для тестового стенда. Должна была уйти утром. Банк говорит, платежей не поступало. Это у нас?

К ним присоединились ещё разработчик и менеджер по закупкам. История повторялась: всё, что касалось Сергея, оказалось заморожено.

Сергей поднялся. Узел галстука потяжелел. Он пошёл в бухгалтерию. Дверь была приоткрыта.

— Клавдия Семёновна, товарищ бухгалтер, — произнёс он чётко. — Объясните ситуацию с финансированием моих проектов. Выявлен критический сбой в финансовом потоке.

Она не подняла глаз:

— Иванов, по вашему проекту начата плановая сверка по распоряжению руководства. Всё согласовано с внутренним аудитом. Займитесь своей работой.

— Это нарушает процесс. Сорвутся сроки. Будут прямые потери, — сдержанно сказал он.

— А необоснованные расходы — ещё хуже, — она встретила его взгляд холодно. — У меня есть основания перепроверить все ваши операции. Я это делаю. Всё по регламенту. Претензии — к руководству.

Сергей чувствовал её страх и неуверенность. И одновременно искреннюю убеждённость, что она поступает правильно. Его дар не позволял ни лгать, ни обвинять без фактов. Факт был один: финансирование остановлено. Официальная причина — «проверка».

Он развернулся и вышел. Галстук жёг кожу. На пряжке мигнуло: WARNING: Budget allocation failed. Project stability compromised.

Сергей поднял взгляд через весь open space на Илью. Тот невозмутимо говорил по телефону и улыбался. Их взгляды встретились на секунду. В глазах Ильи — не злорадство, а холодное, безразличное торжество машины, сделавшей свою работу и уже двинувшейся к следующей цели.

***

Запрудск. Весна 1960 года.

Щурясь от солнца, Витя Орлов пробирался между парт. В руке он сжимал трофей — яркую капиллярную ручку Rotring, выменянную у одноклассника, чей отец моряк ходил в загранрейсы. За ручку Витя отдал три марки из своей заветной коллекции — якобы редкие и бесценные. На деле это были дубликаты, но он ловко соврал, чтобы провернуть сделку. Сладкий трепет от хитрости щекотал грудь. Он поднёс ручку к носу и вдохнул запах свежей пластмассы и заграничных чернил — запах победы, не похожий на привычный аромат серого хлеба и дворовой пыли. Ловя завистливые взгляды одноклассников, он вдруг понял главное: ценность вещи не в ней самой, а в том, как сильно её хотят другие. И этим можно управлять. Это была его первая прибыль.

***

В стенах «ЦифроГрада» правда стала слишком дорогой роскошью. Даже Пионерыч иногда не был готов платить такую цену за код. Но пути назад уже не было — баг в системе обрёл имя.

Вернувшись к столу, Сергей увидел, как его маленькая команда смотрит на него с быстро гаснущей надеждой. Он не мог им солгать.

— Товарищи, — сказал он, и голос впервые за день прозвучал без его обычной звонкой уверенности, — финансирование проектов действительно приостановлено. Временные трудности. Предлагаю сосредоточиться на задачах, которые не требуют расходов.

Ответом стал покорный шум стульев и клавиатур. Люди возвращались к привычному: кто к чайнику, кто к мелким серым задачам, что наверняка пройдут мимо фильтра бухгалтерии. Сергей смотрел на них и чувствовал, как в горле поднимается тяжёлый, чужой ком.

Илья опустил трубку. Мигрень отступила, оставив лёгкую пустоту и сладковатый привкус победы. Он наблюдал, как команда Сергея рассеивается в бессилии, а сам Пионерыч пытается сохранить лицо. Илья достал из бумажника фантик в маленьком пакетике и положил его на стол — как шахматист выставляет взятую фигуру.

Он сегодня не просто выиграл — доказал себе, что сила реальна: мало видеть слабости, нужно уметь нажимать на них, добиваясь результата. Он заморозил противника, не сделав ни одного прямого хода. Это было изящно. Это было эффективно.

Он посмотрел на фантик. Бумажка старая и невзрачная, а для него — дорогая монета. Первая прибыль в новой странной войне. И это только начало.

Глава 4. Первая битва за NPS

Конференц-зал «ЦифроГрада» пахнул дорогой полиролью, свежесваренным кофе и страхом. Воздух был наэлектризован напряжением перед боем, где вместо пуль летят презентации, а вместо крови проливается бюджет.

За большим овальным столом, как верховный судья, восседал Артём Викторович из «СтарБанка». По бокам — два молчаливых ассистента с айпадами. Напротив — «ЦифроГрад». Во главе технический директор Алексей Петрович, лицо которого напоминало лаву, застывшую перед извержением. Рядом Илья Черных, он же Глитч, в безупречном костюме цвета воронова крыла: спокойный, почти хищно уверенный. Чуть поодаль, на самом краю, как не совсем свой, сидел Сергей Иванов, он же Пионерыч. Его алый галстук был идеально повязан, а значок со спутником отбрасывал на стол крошечный блик.

На огромном экране заставка: «Проект „Arena“. Повышение NPS и ключевых метрик пользовательского опыта». NPS — Net Promoter Score, священный грааль корпоративного мира, индекс лояльности, магическое число, ради которого банки готовы на всё.

Илья начал первым. Голос — бархатный, гипнотический, идеально откалиброванный под продажи.

— Уважаемый Артём Викторович, коллеги. Команда «ЦифроГрада» проделала колоссальную работу. Мы не просто чинили баги, мы переосмыслили пользовательский опыт сквозь empathy mapping и data driven подходы. Наш новый AI driven алгоритм предугадывает боль клиента ещё до того, как он её осознаёт. Мы закладываемся на масштаб и видим «Arena» не как продукт, а как экосистему лояльности.

Сергея передёрнуло. На слайдах кишели модные словечки: «бесшовная интеграция», «сквозная аналитика», «гибкие сценарии». За фасадом проступала реальность: костыли в коде, умирающий под нагрузкой API, протоколы, падающие уже при пятистах пользователях.

Илья листал слайды, мастерски обходя острые углы. Он продавал воздух — но в таком блестящем целлофане, что им можно было задохнуться. Алексей Петрович понемногу расслабился, на лице проступило подобие улыбки. Казалось, Глитч вот-вот совершит чудо и отыграет вчерашний провал.

Илья закончил, окинул зал победным взглядом и с пафосом спросил:

— Вопросы?

Артём Викторович медленно хлопнул трижды — вежливо, без энтузиазма.

— Красиво, Илья. Очень красиво. Но один вопрос. Что с инцидентом на препроде в понедельник? Система лежала три часа. В отчётах — проблемы с сетевым оборудованием у хостера.

— Именно так, Артём Викторович! — мгновенно парировал Илья. — Внезапный скачок нагрузки на стороне партнёра. Мы уже усилили мониторинг и…

В этот момент пионерский галстук на шее Сергея налился свинцовой тяжестью, а значок со спутником прожёг рубашку холодком. Горло сдавил знакомый спазм правды. Он попытался сглотнуть, но рука сама потянулась к кнопке микрофона.

— Ложь! — его голос прозвенел металлически. — Инцидент вызван не нагрузкой, а критическим багом в кешировании сессий. Функция checkSessionValidity () возвращает false positive на тридцати семи процентах запросов…

Он обрушил на зал шквал технической правды, переходя от частного к общему. Голос зазвучал как медь, превращая отчёт в манифест.

— Ваш NPS не проседает на пятнадцать пунктов — он рухнет на сорок. И знаете почему? Потому что честность — не метрика, а новый алгоритм. Потому что каждый пионер должен выучить хотя бы один язык программирования, а ваш менеджмент не освоил даже язык правды. Вы строите не экосистему, а карточный домик из легаси-кода и вранья. Пионер не знает слова «дедлайн», он знает слово «обязательство». А вы — ни того, ни другого. Ваш скрам-мастер — вожатый без отряда, забывший клятву!

Кто-то из стажёров в углу, заворожённый происходящим, достал смартфон и начал снимать. Пионерский галстук, блестящий значок, огненные, почти безумные и при этом точные формулировки — слишком идеально для соцсетей.

В глазах у Ильи вспыхнула чистая, немыслимая ярость. Алексей Петрович уставился в стол, будто надеясь провалиться. Артём Викторович откинулся на спинку кресла, сложил пальцы домиком и с живым интересом посмотрел на Сергея.

***

В зале повисла тишина. Первым её разорвал Артём Викторович.

— Интересно. Очень интересно. Продолжайте, товарищ… простите, как вас?

— Иванов Сергей. Старший программист, — отчеканил Сергей, чувствуя, как его ведёт неведомая сила. Ремень завибрировал, на мини дисплее вспыхнуло: NPS_truth. exe executed.

— Презентация Ильи Черных на восемьдесят четыре процента состоит из некорректных данных. Предложенный «AI алгоритм» — заглушка на Python, написанная за несколько часов, к машинному обучению отношения не имеет. Сквозная аналитика не работает: у нас нет доступа к сырым логам вашего бэкенда из за политик безопасности вашего же банка. А «бесшовная интеграция» невозможна, пока вы не обновите CRM до актуальной версии; это стоит лишь в плане на четвёртый квартал. Релиз в текущем состоянии приведёт к падению NPS минимум на пятнадцать пунктов из за роста времени отклика и ошибок 500.

Илья пытался поймать взгляд Алексея Петровича, но техдир не поднимал глаз от стола.

— Это… это неслыханно! — выдохнул Илья, собирая контроль. — Артём Викторович, прошу прощения за эту неадекватную выходку. Коллега переутомился…

— Мой КПД за последнюю неделю вырос на восемнадцать с половиной процентов благодаря оптимизации процессов, — невозмутимо парировал Сергей. — А ваши отчёты, Илья, содержат на сорок два процента больше «успешно выполненных задач», чем в системе Jira. Рекомендую аудит.

Артём Викторович медленно улыбнулся. Это была не добрая улыбка — скорее оскал акулы, учуявшей кровь.

— Понятно. Благодарю за исчерпывающую информацию. — Он повернулся к Алексею Петровичу. — Алексей, ценю честность. Редкое качество. Поэтому даём вам шанс.

На лице техдира вспыхнула надежда.

— Спасибо, Артём Викторович! Мы всё исправим!

— Конечно исправите, — мягко сказал банкир. — Но на новых условиях. — Он кивнул ассистенту. Тот провёл пальцем по экрану айпада. На большом экране вместо презентации возник документ с грифом «Дополнительное соглашение». — Всё, что озвучил ваш сотрудник, принимается как техническое задание к немедленному исправлению. Все названные баги должны быть устранены. Релиз — в изначально оговорённые сроки. Никаких переносов.

Алексей Петрович побледнел. Сроки и так были нереальными.

— Но…

— Кроме того, — продолжил Артём Викторович, — вводим новые метрики SLA. За каждый сбой, за каждое падение NPS ниже уровней договора — штраф. Жёсткий. Плюс лично вы и господин Черных несёте материальную ответственность. — Он встал. — Это возможность показать, что честность — проявление профессионализма, а не признак выгорания. Жду исправленный план работ к концу дня.

Он вышел, оставив в комнате гробовую тишину.

Илья обернулся к Сергею. Лицо его было обезображено холодной, беззвучной яростью. Он не кричал — прошипел так, что слышно было только Сергею:

— Доволен, Пионерыч? Ты только что подписал нам смертный приговор. Ты выиграл битву за правду — и проиграл войну за существование.

Алексей Петрович тяжело поднялся.

— Иванов… — слова давались с трудом. — Сними этот галстук. И готовься. Тебе и твоей команде предстоит адская неделя. Без сна, без выходных. За свой счёт. Твоя правда обойдётся нам очень, очень дорого.

Они вышли. Сергей остался один в огромном пустом зале. Он коснулся галстука: тёплый, шершавый. На экране ремня мигало: NPS_truth = true. Penalty_risk = 98.4%. Mission accomplished?

Он чувствовал ту же горьковатую правоту, что и Коля Сомов много лет назад. Он был прав — абсолютно, кристально, неопровержимо. И это пахло не победой, а сокрушительным поражением.

***

Запрудск. Весна 1960 года.

Коля Сомов стоял у доски, сжимая в потной руке мел. Только что закончилась контрольная по арифметике. Учительница Анна Васильевна, женщина с добрым усталым лицом, попросила его помочь проверить работы. И вот что он нашёл: у Славки Иванова, соседа по парте, все задачи решены точь-в-точь как у отличницы Люды Сидоровой — даже с теми же помарками.

«Спишет — не вспотеет», — говорили про Славку во дворе. Но Коля не мог. Он качался, как на качелях: с одной стороны — товарищ, с другой — упругая, невидимая пружина внутри, требующая одного — правды.

— Анна Васильевна, — его голос прозвучал хрипло и слишком громко для тишины класса. — Иванов списал. У него решения, как у Сидоровой.

Славка вздрогнул, будто от удара током. Посмотрел на Колю — немое предательство, злость — и поднял кулак. В классе снова повисла тишина. Анна Васильевна вздохнула:

— Сомов прав. Иванов, останешься после уроков. Коле… спасибо за честность.

Слова учительницы прозвучали как приговор — и не Славке, а Коле. Он видел, как одноклассники отводят глаза. Героя из него не получилось. Получился ябеда, заточённый в собственной правоте. На языке проступил горьковатый металлический привкус — тот самый привкус правды, что почему-то отдалял от всех, а не приближал. И всё же под горечью стояла кристальная, незыблемая уверенность: иначе нельзя. Даже если больно. Даже если одиноко.

***

Вечер в Запрудске был тихим и влажным, и Сергей шёл по своему району — по улицам, которые власти ещё не успели «причесать» к туристическому сезону.

Дорога под ногами была знакомо разбитой, в кармане вибрировал телефон с очередным уведомлением из рабочего чата, которое он заглушил одним движением.

Он зашёл в «Продукты» у дома — тот самый магазин, где его знали в лицо, и за прилавком сидела тётя Люда с утомлённым, но приветливым лицом.

— Серёжа, здравствуй, — хрипло улыбнулась она. — Как ты? Слышала, у вас на работе скандал был?

Сергей нахмурился: в Запрудске новости летали со скоростью света — оптоволокно отдыхало.

— С чего вы взяли? — спросил он, не поднимая глаз.

— Да тут все в телефонах смотрят, — махнула рукой. — Какой то парень в красном галстуке начальству правду матку рубит. Говорят, это у вас?

Галстук на шее словно потеплел. Сергей кивнул:

— Так точно, тётя Люда, это я.

— Молодец, — неожиданно сказала она, взвешивая курицу. — Надоели уже всем эти твои начальники: в прошлом месяце свет на неделю отключали, а по телевизору рассказывали, как у нас всё «цифровизируется». Врут и не краснеют.

Она протянула пакет:

— Держи, с косточкой — ты любишь. За твою правду — скидка.

Сергей расплатился, чувствуя не жгучую силу, а простое человеческое тепло в груди.

— Спасибо вам, — сказал он тихо.

— Только смотри, себя не забудь: с такими правдолюбами обычно быстро разбираются, — вздохнула тётя Люда.

Снаружи густел сумрак: из окна пятиэтажки доносился неловкий «Собачий вальс», где то кричали дети, где то лаяла собака — обычная жизнь.

Он шёл и думал: его сила и его проклятие — говорить правду — в маленьком мире тёти Люды становятся достоинством, а не дефектом.

Здесь ценили не эффективность, а честность; здесь за правду давали не выговор, а скидку на курицу.

У подъезда висело объявление: «Жильцы! В связи с прорывом трубы собрание по сбору средств переносится…», и Сергей чётким почерком дописал: «Переносится на четверг, 19:00. Смета и отчёт о предыдущих сборах будут предоставлены лично главой совета дома Сидоровым И. П. Честность — лучший алгоритм управления ЖКХ».

Он вошёл в подъезд, и на лице впервые за день проступила улыбка: возможно, его война не только за NPS и метрики, но и за эту бытовую, осязаемую правду.

Правду, которая начинается не с искусственного интеллекта, а с честно купленной курицы и отчёта за потраченные на трубу деньги.

Он был Пионерычем — и был готов.

А в это время по запрудским пабликам уже расходилось вирусное видео, под которым множились комментарии: «Где купить такого правдоруба? Нашему отделу нужен!», «Да это псих, уволить немедленно!», «Ребята, а где значки такие? Для корпоратива закажу!» — война вышла за стены офиса, Пионерыч шёл в народ.

Глава 5. Социальный долг. Цена правды

Утро в Запрудске было серым и влажным, город просыпался с тяжёлого похмелья после вчерашних событий. Сергей Иванов шёл на работу пешком. Пионерский галстук алел под расстёгнутой курткой — сигнальный огонь в тумане рутины.

Внутри не пустота, а тяжёлая, кристальная ясность. Внутренний компилятор, перепрошитый пионерской клятвой, выводил безжалостный результат: System.out.println («Правда восторжествовала. Стоимость: запредельная. Резолюция: продолжать»).

Он шёл, автоматически обходя знакомые трещины, и взгляд, отточенный годами поиска багов, безучастно скользил по пейзажу. Поэтому и заметил аномалию.

Недалеко от центральной площади, у сквера, кипела работа. Бригада в оранжевых жилетах с логотипом «Запрудск Строй» укладывала новую тротуарную плитку. Сам факт был почти чудом: этот тротуар мог бы послужить ещё — в отличие от асфальта на проезжей части. Но внимание Сергея привлекло другое.

Мозг, заточенный на оптимизацию, зацепился за диссонанс. На поддонах у бордюра лежали плиты — не тонкие тротуарные, а массивные, толстые. Избыточные.

Сергей остановился, будто упёрся в невидимую стену. Пальцы сами потянулись к телефону. Аналитика включилась без команды, повинуясь жёстким алгоритмам его сущности. Он приблизил камеру, снял штабели рядом с бордюрным камнем — для масштаба.

— Товарищ прораб! — голос прозвучал громко и чётко, как констатация.

Рабочий в каске, кричавший экскаваторщику, обернулся, нахмурился.

— Чего надо?

— Вопрос по спецификации. Какой класс нагрузки у этой плитки? — Сергей кивнул на ближайшую плиту.

Прораб смерил его взглядом: помятая куртка и этот алый галстук. Чокнутый.

— Тебе-то какое дело? Всё по проекту. Не мешай работать.

— Моё дело — правда, — без тени иронии ответил Сергей.

Ремень завибрировал, на мини дисплее высветилось: // Инициализирован анализ. Загрузка ГОСТ 17608 2017…

Сергей отвернулся, уткнулся в телефон. Пальцы пробежали по экрану. Нужный ГОСТ — «Плиты бетонные тротуарные. Технические условия» — нашёлся за секунды. Взгляд пробежал по цифрам.

4 см… 6 см… 8 см — для пешеходных зон с повышенной нагрузкой.