Книга предназначена
для читателей старше 18 лет
Вместо предисловия
Разрешите представиться — Владимир Горбань, весьма пожилой (год жизни в России следует принимать минимум за два) журналист и писатель.
Любой человек, даже самый жизнерадостный и веселый, время от времени испытывает подавленное состояние. Так уж, увы, устроена наша повседневная жизнь с ее бесконечными проблемами, стрессовыми ситуациями, различного рода неприятностями…
Бороться с такими противными житейскими моментами можно разными способами. Один из них — чтение на ночь веселых рассказов, остроумных баек и смешных анекдотов. Смех вырабатывает в организме эндорфины — особые гормоны счастья, которые помогают избавиться от раздражения и грусти, тоски, печали, мрачного настроения и меланхолии.
Даже если вы просто вспомните на минутку, как недавно смеялись, настроение значительно улучшится. Исследования британских психологов показали, что после прочтения смешного рассказа в среднем уровень раздражения у человека снижается в 1,8 раза. Прочтение короткой юмористической повести снижает раздражение в 3,2 раза. Ну, а целая книжка давала невероятный эффект — 11,7 раза!
Более того, настроение испытуемых поднималось от одной мысли о том, что скоро они будут смеяться. Так за трое суток до предстоящего прочтения смешного рассказа они сердились в два раза реже, чем обычно.
Кроме того:
Смех оздоравливает сердце. Благодаря смеху расширяются кровеносные сосуды, и кровь лучше циркулирует. Десять минут смеха могут существенно снизить кровяное давление и уменьшить риск возникновения холестериновых бляшек.
Смех снимает боль. Гормоны счастья эндорфины, которые вырабатываются, когда человек смеется, являются еще и естественными болеутоляющими веществами. Наблюдательные врачи давно заметили, что пациенты, которые настроены позитивно и находят в себе силы смеяться, переносят боль гораздо легче тех, кто грустит.
Смех развивает легкие. Смех — одно из лучших упражнений для людей, страдающих астмой и бронхитом. Во время смеха деятельность легких активизируется, и таким образом увеличивается поступление кислорода в кровь, что позволяет прочистить застой мокроты.
Смех улучшает кожу. Если вы часто смеетесь, можете забыть о дорогих лечебно — косметических процедурах для улучшения кожи, потому что смех тонизирует мышцы лица и улучшает циркуляцию крови, благодаря чему появляется естественный румянец.
Смех укрепляет отношения. Способность смеяться вместе чрезвычайно важна для установления хороших и добрых отношений. Связь людей и их общее представление о том, что может быть смешным, позволяет им быть более открытыми друг с другом.
Смех повышает иммунитет. Смех помогает бороться с инфекциями. После минуты искреннего смеха организм выбрасывает в дыхательные пути большое количество антител, которые защищают от бактерий и вирусов.
Не верите на слово? Тогда проверьте на себе!
Вундеркинд
Петя Жувачкин рано утром разбудил своего папу и озадачил вопросом:
— Ты помнишь, какое сегодня число?
— Ну? — буркнул Жувачкин — старший. — А что?
— Между прочим, сегодня 30 августа, — Петя с укоризной посмотрел на папу.
— Ну?
— Через два дня мне идти в школу.
— И что?
— В третий класс, между прочим.
— И что?
— А то, что мы еще не все купили к школе.
— Неужели? — удивился Жувачкин — старший. Последний месяц они с сыном регулярно по выходным дням ездили на школьный базар. И методично выбирали все необходимое: ранец, дневник, тетради общие, тетрадки в линию и в клетку, авторучки, простые и цветные карандаши, линейки, треугольники, ластики, закладки для книг, обложки, пеналы, циркули, ножницы, точилки для карандашей, акварельные краски, гуашь, кисточки, скрепки, транспортир, фломастеры, контурные карты, блокнотики и прочие школьные принадлежности.
— Как не все? — испугался Жувачкин — старший и принялся быстро одеваться.
— А утреннюю зарядку кто будет делать? — строго спросил Петя.
— Ой, забыл, — Жувачкин — старший принял упор лежа и с трудом, кряхтя, громко сопя и обливаясь потом, принялся отжиматься от пола.
— Спинку выровняй, скомандовал Петя, — указательным пальцем правой руки поправляя огромные очки. — А на завтрак у нас сегодня манная каша.
— У — у — у! — закапризничал Жувачкин — старший. — Опять — каша.
Они вышли на улицу, но Петя повел отца не на автобусную остановку, а совершенно в другом направлении.
— Мы куда? — удивился Жувачкин — старший.
— В аптеку, — заявил Петя и прибавил ходу.
Женщина в окошке зевала от скуки.
— Здравствуйте, — холодно произнес Петя, — мне нужен гидрид трехвалентного азота.
— Чего? — глаза у аптекарши полезли на лоб. — Какого азота?
— Иначе говоря, мне нужен водный раствор аммиака.
— Че — че — го? — еще больше удивилась женщина.
— Иначе говоря, мне нужен нашатырный спирт, — строго заявил Петя, — пятипроцентный раствор.
Аптекарша отошла от прилавка, сраженная химическими познаниями ребенка, долго рылась, вздыхая, в каких — то шкафчиках и ящичках. Наконец она вернулась и протянула Пете маленький пузырек.
— Это? — спросила аптекарша приглушенным голосом, потупив глаза.
Когда они вышли на улицу, Жувачкин — старший с гордостью посмотрел на сына. Петя достал из кармана пузырек и, слегка потряхивая им, произнес:
— Если сюда добавить двадцать два микролитра циклопентапергидрофенантрена, то получится уникальное средство для сведения чернил с бумаги.
— Да? — удивился Жувачкин — старший. — И что?
— Этим средством я легко смогу выводить двойки в дневниках.
— Так у тебя же нет двоек! Или? — отец с подозрением взглянул на сына.
— У меня — нет, — Петя аккуратно поправил очки. — А у моих одноклассников их — море. За каждую сведенную в дневнике двойку они мне платят по пять рублей.
— Ого! — воскликнул Жувачкин — старший.
— А то, усмехнулся Петя. — А на какие шиши я прошлой осенью тебе ноутбук купил?!
Ох, уж этот ремонт!
Квартирный ремонт — это ужас ужасный. Особенно если у тебя имеется множество родственников, страстно желающих тебе безвозмездно помочь и которым невозможно отказать в их этом маленьком удовольствии. И среди них дядя Леша, Зоя Степановна, дядик Борик и кузен Прохор Иванович с супругой.
— Ты собрался клеить обои? — наперебой спрашивают многочисленные родственники.
— Ну, да, собрался.
— Попроси Зою Степановну, пусть она тебе узорчик обаятельный подберет.
— Да я как — нибудь сам.
— Что ты, что ты! Ни в коем случае сам! Зоя Степановна отработала тридцать лет секретаршей в райкоме партии! У нее безупречный вкус!
В итоге покупается шпалера ядовито — зеленого цвета с желтыми ромашками. Вместо восьми рулонов дорогих обоев шестьдесят четыре рулона дешевых, которыми можно обклеить вдоль и поперек не только двухкомнатную квартиру, но и две солдатские казармы. Ужас!
— Ты уже наклеил обои? — наперебой спрашивают многочисленные родственники.
— Попросил дядю Лешу! Он тридцать лет отработал на металлургическом заводе! Он все умеет делать своими руками.
Еду в магазин, покупаю новые обои. Возвращаюсь домой, на лавочке у подъезда сидит и щурится на солнце незабвенный дядя Леша.
В итоге обои прилеплены криво и вот — вот с шумом обвалятся на пол. Ужас!
— Ты собираешься кухню выкладывать кафелем? — наперебой спрашивают многочисленные родственники.
— Ну, да.
— Тогда тебе не обойтись без дядика Борика из Ростова! Непременно позвони ему и пригласи. Дядик Борик тридцать лет отработал шофером у директора макаронной фабрики. У него огромные связи! — наперебой советуют многочисленные родственники.
— Причем тут связи?
— Ну, как же. Ну, как же. Ты что, идиот?!
В итоге приезжает дядик Борик из Ростова, три недели пьет беспробудно водку на кухне, ежедневно затевает скандалы с соседями и напоследок им же по дешевке распродает весь кафель. Ужас!
— Я тебе со своей Веркой ремонт в три счета сбацаю! — предлагает кузен Прохор Иванович. — Я как — никак двадцать пять лет на продовольственной базе работаю! За полцены сбацаю тебе ремонт! Только ты под ногами не крутись. Поезжай спокойно в санаторий, отдыхай за милую душу. Недели через три ты свою квартиру не узнаешь! Гони ключи, интеллигент!
Отдаю ключи, уезжаю в санаторий, спокойно отдыхаю. Возвращаюсь домой в родную квартиру и хватаюсь за сердце. Действительно, квартиру не узнать! Оконные рамы выкрашены в ядовито — зеленый цвет, плинтусы яркого желтого цвета, косяки и притолоки малиновые, потолок синий, полы розовые, обои оранжевые, двери темно — серые. Ужас ужасный!
— Ты уже звонил тете Люсе из Нижнего Тагила? — наперебой спрашивают многочисленные родственники, потирая шаловливые руки.
— Нет уж, спасибо, я как — нибудь сам.
— Она дико обидится, узнав, что ты без нее повесил люстры. Тетя Люся тридцать лет была замужем за оперным певцом. Она в советские времена два раза за границу ездила. В Болгарию.
— Спасибо, я подумаю…
— А Анатолию Павловичу?
— Нет! Да и зачем?
— А кто тебе починит новый плазменный телевизор?
— Анатолий Павлович?
— Он, он — голубчик. Анатолий Павлович войну прошел. Такого в жизни повидал! Звони ему срочно! Он большой специалист по починке примусов и керогазов. Звони, не стесняйся. Мы же свои, мы же родственники!
— Ты уже отремонтировал лоджию? — наперебой спрашивают многочисленные родственники.
— Да!!!
— Жаль. Надо было привлечь материного зятя двоюродного племянника соседа со снохой старшего сына…
Квартирный ремонт — это ужас ужасный! И пережив его, живешь, затаив дыхание, до следующего ремонта! Иногда с дикими криками просыпаясь по ночам…
Унификация
Я тут недавно иду по базару, шапку в зиму выбираю. Хочется, чтоб не дорогая и грела. хожу по рядам, экземпляр себе подходящий выискиваю. Чтоб и с мехом был, и чтоб люди не угорали над норкой собачьего качества. Глазею по рядам, щупаю, к голове пристраиваю. И, вдруг вижу мужик рядом ерунду какую — то продаёт. С виду — самогонный аппарат. Подхожу ближе, интересуюсь:
— Это что же вы такое, папаша, продаёте? И как вам не стыдно?
А он улыбнулся по — гагарински и молвит:
— Это, молодой человек, не что иное, как машина времени. Или, научно выражаясь, портативный адронный коллайдер. Последняя модель! Чистая медь!
— Неужели? И почем?
Мужик назвал цену. Оказалось, недорого. Сопоставимо с кроличьей шапкой.
— И что ж, — спрашиваю, — на батарейках работает или от сети?
— И так, и так, — отвечает мужик, хитро щурясь, — вот техпаспорт. Гарантия два года.
Купил я коллайдер, припёр домой. Изучил инструкцию. Да там и изучать — то нечего. Циферблат и две кнопки. Нажимаешь красную, отправляешься в будущее. Ну, а чёрную — назад в глубь веков.
Купить — то купил, а пользоваться страшно. Заманчиво, конечно в будущем побывать. Это для меня как на Канары слетать. Да и в прошлом любопытно поприсутствовать. С Пушкиным, например, покалякать. Но страшно — жуть.
А тут как раз у друга юбилей. Но с пустыми руками неудобно, ей богу. Ну не галстук же ему дарить, юбилей всё — таки!
Прихожу к другу. Гостей полно, все уже за столом сидят, меж ног коробки с подарками держат. Тут Серёга, друг мой и говорит:
— Ну, что, кажись, все собрались, давайте начинать.
И пошло — поехало. Смирновы подарили электрочайник, Петровы — кофейный сервиз, Иван Семёнович постельное бельё, Зинаида Степановна банный халат, Сидоровы подарили деньгами.
Тут очередь доходит до меня. Я и говорю спокойным голосом:
— Дорогой ты наш, Сергей Сергеевич, уважаемый… и всё такое прочее. Хочу поздравить тебя с юбилеем, пожелать здоровья и всех благ и подарить… машину времени.
У Ивана Семёновича чуть рюмка из рук не вывалилась от удивления, Зинаида Степановна ойкнула своим меццо — сопрано, у Смирновых, Петровых и Сидоровых глаза на лоб полезли.
— Это последняя научная разработка нашего военно — промышленного комплекса, — добавил я с пафосом, — другими словами — портативный адронный коллайдер. Чистая медь!
И достаю аппарат из коробки. Он блестит и сияет и производит сумасшедшее впечатление. Короче говоря, лихо я избавился от непродуманной покупки.
А совсем недавно иду по базару, шапку себе в зиму выбираю. Такую, чтоб не слишком дорогая и чтоб не мёрзнуть в ней. Хожу по рядам, подходящий себе экземпляр выискиваю. Чтоб с мехом норки был, а то люди не поймут, угорать будут. Рыскаю по рядам, товар на ощупь пробую, к голове примеряю. И вдруг, вижу, мужик рядом какую — то знакомую ерунду продаёт. С виду — портативный адронный коллайдер. Подхожу ближе, интересуюсь:
— Это что же вы, папаша краденный машины времени продаёте? Как вам не стыдно?
А мужик испугался и по — детски и молвит:
— Да это, гражданин — начальник, не что иное, как самогонный аппарат. Или, научно выражаясь, портативный дистиллятор. Последняя разработка! Чистая медь!
— Неужели? А почему так похож на адронный коллайдер?
— Ах, в этом смысле, — улыбнулся по — гагарински мужик, — так это мы в нашем НИИ пошли по пути унификации всех разрабатываемых приборов. Корпуса у них у всех одинаковые, а начинка разная. Это снижает затраты. Мы в таком корпусе производим и холодильники, и скороварки, и мангалы, и даже стиральные машинки.
— А это, значит, самогонный аппарат?
— Безусловно!
— А как работает? На батарейках или от сети?
— И так и так. Вот техпаспорт. Гарантия два года.
Мужик назвал цену. Оказалось, не дорого. Сопоставимо с кроличьей шапкой.
Купил. Пользуюсь без всякого страха. И никому дарить не собираюсь.
Сорок бочек корвалола
— Петрович! — звонит мне однажды Юрий Михайлович, редактор и владелец одного неприметного издательства, так сказать, широко известного только в узких литературных кругах.
— Чего? — спрашиваю спросонья.
— Ты бы мог сегодня к обеду приехать ко мне? Нам надо бы предметно поговорить насчет твоего романа «Шоковое полнолуние».
— «Роковое полнолуние», — поправил я его недовольным баритоном.
— Да, да, «Роковое», не обижайся, зашиваюсь. Одних полнолуний у меня штук шесть. Есть еще новолуния, безлуния, серповидные месяцы и прочая дребедень в огромном количестве. Так что, Петрович, подъезжай, чайку зеленого шмальнем, молодость бесшабашную вспомним, а заодно и о романе твоем, кстати, очень хорошем поговорим. Я жду?
— Жди! — крикнул я в трубку и отключил мобильный телефон.
«Роковое полнолуние» я написал по совету Юрия Михайловича, семь недель, не разгибаясь, просидел за компьютером, старательно выводил образы героев, закручивал сюжет, шлифовал каждую строку. Но детективный жанр — не моя стихия. Веселые новеллы у меня сочиняются гораздо лучше. Вот только печатать их издательства не берутся.
— Привет, Петрович! — редактор, грузный мужчина пятидесяти лет встал из — за стола и с неподдельной улыбкой двинулся ко мне навстречу, широко раскинув руки. У порога он меня крепко обнял. — Рад, очень рад, дружище! Давненько не виделись! Давненько не чаевничали, не дискутировали!
— Три недели.
— Ну, сейчас время такое, скоротечное. Сейчас и неделя — целая вечность! Проходи, присаживайся, сейчас мы чайку всласть накатим. Мне один прозаик, вернувшись недавно из Китая, пару пачек отличной заварки притаранил!
Зеленый чай я терпеть не могу! Но на какую только лютую казнь не согласишься, чтобы на короткой ноге пообщаться с редактором.
— Прочитал я твое «Полнолуние», — серьезным тоном произнес Юрий Михайлович, — вчера только закончил. Все дела бросил, тобой занялся. Мы же с тобой давние друзья, верно?
Я внимательно слушал. Роман мой был, откровенно говоря, графоманским. Писал я его не от души, а ради денег. И готов был выслушать подобающую критику спокойно, без гневных авторских эмоций.
— Пишешь, старик, хорошо, — улыбнулся редактор, пригубливая чай из симпатичной голубой чашки тонкого фарфора. — Вкусно пишешь, сюжет оригинальный, герои у тебя живые, любовь — морковь, ирония, мысли свежие — все очень даже здорово!
Я тоже из свойственного мне приличия отглотнул чаю. И даже показался мне он не таким противным, как в прошлый мой визит в издательство.
— Но, старик, все это хорошо для нас с тобой, для, так сказать, культурного, избалованного образованием читателя. Для тонкого слоя ценителей и почитателей художественной литературы.
— «Роковое полнолуние» — художественное произведение? Михалыч, не смеши мои больные коленки! Это банальная халтура, обычный ширпотреб!
— Нет, это не ширпотреб, — редактор погрустнел, — ширпотреб — это другое.
— Неужели?
— Не веришь? Вот у тебя в романе сколько убийств?
— Два.
— А погонь за преступниками?
— Вообще нет.
— То — то и оно, старик! То — то и оно! Не дотягиваешь ты до ширпотреба! Сильно не дотягиваешь! Крови мало, ужасов мало, волосы дыбом не встают!
— И что делать?
— Вот, правильный вопрос, старик, задаешь! Именно на эту тему я и хотел с тобой поговорить. Роман у тебя хороший. Но не в десятку! А так, в семерочку. Ты над ним еще недельку поработай, добавь пяток убийств, троечку погонь с перестрелками, в общем, пополни текст страшилками. Читатели это любят.
— Хорошо, я попробую.
— Вот и молодец, — редактор удовлетворенно вздохнул, — молодец, старик. Правильно воспринимаешь мои советы. А то некоторые авторы чуть что — сразу на дыбы встают. Сразу в драку — собаку лезут! И вот еще что, ты измени название романа. Назови его как — то оригинальнее. Как — то более запоминающимся. Ну не тебя мне учить! Лады?
— Лады!
Неделю я корпел над романом. Добавил восемьдесят семь убийств, сорок четыре погони и двести тридцать три перестрелки. В романе появились серийный маньяк — людоед, следователь с экстрасенсорными способностями, главарь мафии — одноклассник и друг губернатора. А также проститутки, коррупционеры, сумасшедшие, больные СПИДом, бомжи, охранники атомной электростанции. Кровь лилась на каждой странице, как пиво в баре! Измены, предательства, продажная любовь, промышленный шпионаж, природные бедствия, подрывы жилых зданий и стратегических объектов. Покойников обливали серной кислотой, закатывали в бетон, сжигали в печах, прах некоторых из них развеивали с вертолетов. Я не щадил читателя, обильно кошмарил его на каждой странице романа. И название своему произведению я придумал соответствующее — «Сорок бочек корвалола». Перечитывал и рыдал.
Роман я отправил редактору по Интернету. И уже через пару дней меня разбудил его звонок.
— Петрович, — голос у Юрия Михайловича был подавленным, — я прочитал твой роман.
— И как впечатление?
— Ну, ты и зверь, старик! Ну, ты и навертел! Я чуть в штаны не наложил от страха! Я корвалол пил стаканами!
— Значит, понравилось?
— Ну, скажем так, очень впечатлило.
— Напечатаешь?
Редактор замолчал и с минуту я в трубке слышал его задумчивое сопение.
— Старик, не обижайся, я это издавать не стану.
— Почему? — усмехнулся я.
— Ну, как тебе сказать. Ты же знаешь, у меня две дочери, внуки уже школьники. Как же я могу такую жестокость издать?! Я же не зверь! Всему же есть предел, старик!
— То есть, опять не ширпотреб?
Редактор вновь замолчал. Мы знакомы тридцать лет, и я хорошо понимаю его. Юрий Михайлович вынужден публиковать не то, что по его оценкам является художественной литературой, а то, что имеет массового читателя и соответственно коммерческий успех. Он не может и не должен работать себе в ущерб.
— Слушай, старик, я вот сейчас о чем подумал. В прошлом году ты мне давал читать свой роман об апостоле Андрее. Ты его уже где — то опубликовал?
— Нет. Куда я только не обращался — не берут. Не ширпотреб!
— Пришли мне его. Знаешь, век воли не видать, напечатаю! Не все же мне ширпотребом заниматься. А ты, Петрович, свои «Роковое полнолуние» и «Сорок бочек корвалола» больше никому не показывай. Не позорься. И больше не пиши по заказу! Пиши только по вдохновению, по зову души! Пусть даже и в стол, старик…
Не французское бритье
Эта увлекательная история произошла в конце 80 — х годов XX века в одном из институтов Академии наук СССР, в котором я тогда работал младшим научным сотрудником в лаборатории генетики микроорганизмов. Времена были сложными, дефицит товаров был повальным, а очереди в магазинах запредельными. Страну отчаянно лихорадило, но я был молод, бесшабашен, чересчур увлечен фундаментальной наукой и многих неудобств той жизни просто не замечал…
Работа в институте и подготовка диссертации — увлекательный процесс, который занимал фактически все время, кроме сна. И в институте доводилось буквально дневать и ночевать…
В тот февральский день я покинул лабораторию около полуночи. Как и положено, запер дверь, опечатал ее, а ключ под запись сдал вахтеру. На следующее утро пораньше приехал в институт. Ключа на вахте не оказалось. Я поднялся на третий этаж. У двери в лабораторию стоял наш шеф Валерий Иванович, доктор наук, профессор. Ему было чуть за пятьдесят, но мне он казался тогда очень старым человеком. Зачем он приперся в 7—30 на работу? Ученый совет начинался в 10—00…
Валерий Иванович стоял у двери в дубленке и шапке и был крайне раздражен. За дверью мяукал котенок.
— Где тебя черти носят? — рявкнул завлаб. — Ты последним вчера из лаборатории уходил? Доставай ключ!
— А у меня нет ключа. Я его на вахту сдал.
— Нет там ключа! Вы — молодежь — совсем уже офонарели! Ни порядка! Ни дисциплины! Где ключ?!
— Не знаю.
— А кто знает?!
Котенок, рыжий шкодник отчаянно мяукал за дверью.
— Где ключ?! — завлаб пришел в ярость.
— Не знаю.
— Спускайся в подвал к Егорычу, плотнику, возьми у него топор и ломай к чертовой матери дверь!
Я поперся в подвал. Минут десять разыскивал Егорыча. Потом еще минут десять уговаривал его дать мне топор. Даже сулил мензурку со спиртом, хотя Егорыч и был не пьющим… Наконец — то я уговорил плотника, человека для меня запредельно старого, участника Великой Отечественной войны…
Поднялся на этаж, многие сотрудники уже приехали на работу и с удивлением косились на топор. Валерий Иванович был еще зол, хотя все знали, что он весьма отходчив.
— Что так долго ходил?
— Егорыч топор не хотел давать.
Котенок жалостливо запищал.
— Ломай дверь! — рявкнул Валерий Иванович.
Я занес над дверью топор. Но как ее ломать?
И тут в конце коридора, расшаркивая больными ногами, переваливаясь с боку на бок, появилась Кузьминична, уборщица. Завидев меня с топором, она заголосила:
— Ба — а — тюш — ки! Погодь! Погодь, сынок!
Кузьминична подбежала, лицо у нее было красным от натуги. Из кармана синего рабочего халата она достала ключ от нашей лаборатории.
— Это я виновата! — созналась Кузьминична. — Я пришла пораньше, мне внука в детский сад отводить. Я такая затурканная! Такая затурканная! Полы помыла, а ключ на вахту сдать забыла. Пришла домой, а ключ в кармане. Вот бежала, как паровоз!
Валерий Иванович взял у нее ключ, открыл дверь, вошел в лаборатории. Я последовал за ним. Завлаб взял на руки котенка, принялся его гладить и сразу подобрел. Я разделся, положил топор на свой письменный стол и удалился в курилку. Минут через пятнадцать вернулся в лабораторию. Валерия Ивановича уже не было, он отправился в библиотеку. Но явились две лаборантки, Галя и Оля. Обе они стояли возле моего письменного стола и с ужасом рассматривали топор.
— Что это? — испуганно спросила Галя.
— Топор.
— А зачем он здесь?
Мне захотелось пошутить, и я ответил:
— Да вот, понимаешь, лезвия бритвенные в магазинах пропали.
— И что?
— А ничего страшного. Вот топором побрился. Это, конечно, не французское бритье, но все же…
Глаза у Гали и Оли, как говориться, вылезли на лоб…
Я взял со стола топор и понес его обратно в подвал Егорычу. Вернулся, Галя с Олей за микробиологическим боксом пили чай. Они не видели меня, но я их хорошо слышал. Галя сказала Оле:
— Скоро 23 февраля, мужской праздник.
— Ну, да, согласилась Оля.
— Надо бы Владимиру какой — нибудь бритвенный набор подарить!
— Зачем?
— Ну, как же! Интеллигентный человек и топором бреется!
Потом эта хохма долго в виде байки ходила по институту…
Когда три раза по двести
— В общем, так, — Ленка заглянула в листочек, — в этом доме нам нужно отработать заказ. — Второй подъезд, тридцать вторая квартира.
Ленка — моя напарница. Вернее, я ее напарник. Мы с ней подрабатываем на различных увеселительных мероприятиях. Ну, там всякие дни рождения, юбилеи фирм, корпоративные посиделки, свадьбы… А в декабре, естественно, главный праздник — Новый год. Я — дед Мороз, она — Снегурочка. Костюмы берем напрокат, остальное — дело техники, как учили нас в театральном институте.
— Ну, ты двигаешь валенками что ли? — буркнула Ленка. — У нас сегодня после тридцать второй еще два заказа. И оба на другом конце города!
— Да, иду я, иду!
Ленка — большая умница. У нее организаторский талант, умеет она заказы чуть ли не испод земли добывать. Если бы не она…
— Мешок с подарками не забыл? — Ленка придирчиво осмотрела меня с ног до головы. — Шапку поправь! Машину закрыл?
Подходим к подъезду. И вдруг непонятно откуда появляется какой — то тип в старом полушубке и без головного убора, с виду председатель колхоза, пялится на нас и говорит:
— Шабашите? Кто из вас главный? С кем мне договариваться?
— О чем? — спрашивает Ленка. Она главная, ей и карты в руки.
— Да вот хочу я деда Мороза и Снегурочку сегодня к себе пригласить. Детишек хочу порадовать.
— А мы заняты сегодня, — Ленка — мастер набивать цену. — Вы, дядя, какими денежными средствами располагаете?
Я схватил ее за руку, потянул вперед, мол, не стоит связываться, дел и так за гланды, а всех денег не заработаешь.
— А сколько вы хотите? — усмехнулся тип, лукаво сощурив глаза.
— Сто долларов в час! — заявила Ленка и тоже лукаво сощурилась.
— Годится! Но мне надо прямо сейчас!
Я еще настойчивее дернул Ленку за руку, мол, не стоит связывать, тип какой — то слишком мутный, вляпаемся в нехорошую историю.
— Тогда двести! — скомандовала Снегурочка. — Ехать далеко?
— Далековато. Но обернемся быстро, я гарантирую. Не бойтесь, не обижу. И заплачу по тысяче каждому.
Услышав «по тысяче каждому», я тут же возгорелся большим желанием порадовать детишек мутного типа, щедро поздравив их с Новым годом.
Мы подошли к его автомобилю. Странный автомобиль, какой — то слишком шарообразный и марка не понятна.
— Да вы не волнуйтесь! — сказал дядя. — Мы ненадолго, туда и обратно!
— Да мы не волнуемся, — усмехнулась Ленка и первой села в автомобиль.
Взревел мотор, автомобиль разогнался до бешенной скорости и взмыл к облакам, а дальше и к самым звездам!
— Мам мия! — закричал я, хватаясь за голову.
Прилетели не понятно куда. То — ли город, то — ли деревня… Мороз трескучий… И снегу вокруг! Сугробы по пояс! Дом тоже непонятный, то — ли кирпичный, то — ли панельный, подъезд обледенелый…
Вошли в квартиру. Так себе квартирка, со всеми удобствами, но ремонт хиленький. Детишки тут — же выбежали навстречу, мальчик и девочка, явно дошколята, стали песенки петь, стишки рассказывать.
— Зовут тебя как? — спросил я девочку.
— D — 362.
— Странное имя! А тебя, мальчик?
— M — 412.
Ну, думаю, бывают чудаки…
— Да вы в комнату проходите, — сказал мутный тип, сбрасывая у порога свой полушубок, — там у нас ёлка установлена… У нас на Марсе все, все как на Земле. Только лететь далековато.
— На Марсе? Мы на Марсе?!
— На Марсе, — загадочно улыбнулся мутный тип. С Новым тебя 2076 годом, дедушка Мороз!
У меня побежали снежинки перед глазами…
— Витёк! Витёк! — Ленка тревожно тормошила меня за плечо. — Ну, ты чего, оклемался? У нас еще три заказа!
— По сто?
— Какие сто? Ты уже три раза по двести выпил! Имей совесть, дед Мороз! Машину вести сможешь?
— А мы уже с Марса вернулись?
— Все понятно с тобой! Машину поведу я! А ты мешок с подарками не забудь, дедушка Мороз!
Вот так иной раз можно заработаться! До разного рода чудес…
Ночной визит
Половина четвертого утра. За окном вдруг раздаются пьяные голоса, хрип и ржание коней. Следом раздражающе трезвонит трубка домофона.
— Кто? — зло спрашиваю. — Какого черта?!
Тяжелое сопение в трубку:
— Не кипятись, барин. Это — мы. Дело у нас к тебе на сто рублей!
Ну как тут не заругаться многоэтажным матом?! Как не послать на три и пять букв ночных визитеров?!
— Кто — мы?! Какого черта!
Сопение в трубку, а потом:
— Ну, мы. Я — Алексашка Меншиков. И Петр Лексеич.
— Какой Алексашка?! Какой Петр Лексеич! Вы что старого человека донимаете?! Это — четвертый подъезд! А рюмочная рядом с первым!
— Да мы не в рюмочную! Мы к тебе, барин!
— Да кто мы?! Какого черта?!
— Ну, мы с Петром Лексеичем. Неужто, барин, не признал?!
— Да каким еще, мать его, Петром Лексеичем?! Я сейчас полицию вызову!!!
Сопение в трубке усилилось:
— С Петром Лексеичем Романовым. Государем и императором всея Руси!
— Серьезно?
— Ну, да!
Жму на кнопку, впускаю ночных визитеров. Точно, Алексашка Меншиков и Петр — I. Собственными персонами стоят возле входной двери. Оба в длинных зеленых камзолах, шитых золотом, в треуголках, в грязных ботфортах с шенкелями, при шпагах. Оба подшофе, глаза у императора навыкате, горят жгучим скифским огнем, жидкие усы зло щетинятся. Алексашка виновато улыбается, от него прет каким — то самогонным дурманом. Видимо возле первого подъезда он, шельма, уже побывал:
— Признал, барин?
И рассмеялся Алексашка Меншиков радостно. Будто мы с ним в одном полку служили.
— Да… Так точно, — язык мой от крайнего удивления не может ворочаться во рту. Он пристыл к небу. — Вы это… Какими судьбами? Проходите… Ваше величество.
Они вваливаются в прихожую. Романов выше притолоки. Как — никак в нем 6 футов и 7 дюймов роста. Он щурится, я включил от растерянности слишком яркий свет.
— А горница то у тебя, Вальдемар, тесная, — говорит император Петр, неловко нагнувшись и, кряхтя, снимает высокие сапоги. — Один живешь?
— Один.
— Плохо, Вальдемар. Плохо. И зазнобы нет?
— Есть. Но далеко. По ту сторону кордона. Вот комнатные тапки, Петр Лексеич. Обувай, полы у меня стылые.
Император посмотрел на тапки, усмехнулся:
— Да ладно, не загоняйся. Босиком похожу. Коней мы своих у твоего подъезда оставили. Соседи не сопрут?
— Не должны. А там кто их знает?!
Петр Лексеич задумался, а потом с улыбкой говорит:
— Дело у нас к тебе, Вальдемар. На сто рублей!
Я пропускаю его слова мимо ушей. Хорошая шутка. Ну, посудите сами, какие могут быть общие дела у императора с рядовым литератором?! Где я и где он?!
Но император Петр Лексеич заискивающе смотрит мне в глаза.
— Сделаем?
— Дело?
— Ну, да. Соседи сказали, у тебя Интернет есть.
— Есть.
* * *
Три четверти четвертого утра. Мы втроем сидим у меня на кухне. Императору неудобно, тесно за столом. Он сгорбился, поджал свои длиннющие ноги. Шпага упирается в линолеум.
Я предлагаю чаю «Lipton». Ночные визитеры отказываются. Предлагаю кофе «Nescafe», сигареты «Winston». Ничего отечественного, российского у меня нет. Россия уже давно и ничего путного, кроме нефти и газа не производит.
Алексашка Меншиков бузует в маленькую чашку три чайные ложки кофе, бросает туда пять кусочков рафинада, заливает кипятком. И радуется при этом открыто, будто украл. Пьет, обжигая губы, громко причмокивая.
Петр Лексеич берет мою пачку сигарет, подносит к носу, вдыхает: