Бесплатный фрагмент - Первые. Боги

1. Локтиан

«Кто ты? Кто я? Кто мы? Что ты знаешь об этом мире? Иди за мной, и ты узнаешь больше, чем мог бы узнать за тысячу жизней», — говорила смуглая девушка с чёрной повязкой на голове, развевающейся по ветру. Стройный стан и очень высокий рост, она протягивает ему руку. Птицы пролетали в небе над головой, красное солнце опускалось за горизонт, а она стояла на берегу реки, конца и края которой не было видно. Лучи закатного солнца переливались на её теле, выделяя синие ленты татуировок на руках и шее. Она подняла взгляд, и два глаза (голубой и зелёный) сверкнули светом утренней зари, растворявшейся в уходящей ночи.

Стук… стук… стук…

Очередной стук пробудил Локтиана ото сна. Ещё один стук, и он открыл глаза, оказавшись один на один с каменным потолком своего грота. Такой прямой и ровный, выпиленный плазменным лучом для резки скальной породы. Высота комнаты, в которой он спал, была около пяти метров, а тусклый свет красного свечения, озарявший геометрически ровные стены и потолок, преследовал его с окончания сна, но самого сна он уже и не помнил.

Все гроты были совершенно одинаковыми, как и у каждого рабочего из ста тысяч в этом ареале. Скорее всего, у большинства людей этого мира, о размерах которого он и понятия не имел, были точно такие же гроты, такой же потолок и такие же соседи рядом. Рядом лежащие люди ещё спали.

Сознание понемногу возвращалось в реальность, и он кожей начинал ощущать лёгкий ветер, долетавший от двери.

Стук… стук… стук… Маленький мальчишка встал явно раньше остальных и развлекал себя, играя каменными фигурками. Стук… стук… стук… Скоро он подрастёт, и его отдадут в школу, где он будет учиться свой профессии. Своё детство до школы Локтиан не помнил, так как его родители умерли в раннем детстве, и школа резчиков растила его с самых малых лет.

Сто человек, спящих в гроте, мужчин и женщин, проживали вместе. Вскоре они проснутся, и начнётся их новый рабочий день, где каждый знал, что он будет делать сегодня. Каждый знал, что делал его отец, его дед, что будут делать его дети. Женщины рожают новых детей, и каждый ребёнок с детства знал, что он будет делать всю свою жизнь. Так всегда было и будет. А разве можно как-то по-другому?

Выходя из грота, Локтиан каждый день наблюдал приветственные лучи восходящего солнца, которое поднималось из-за горизонта. Величественные горы и скалы окружали его город, а густо растущие деревья, аккуратно остриженные, заполняли ярким зелёным цветом здешний ареал из жёлтых и красных красок. Основная дорога от грота вела к главной площади Урартиса, столицы южных земель. А через пару километров вдали виднелись их карьеры. В них добывали строительный материал, металлическую руду, золото и цветные камни, которые в полном объёме отправлялись в столицу мира, Логос.

Новый день, старая работа. Работа привычная. Опасная, но привычная. Каждый день на ней можно было умереть, упав со скалы, или быть раздавленным камнем, а то и монолитной мраморной плитой…

День начинался с принятия пищи всей общины, которая включала в себя близлежащие пять гротов. На завтрак ели то, что сегодня назовут «английским завтраком»: жареные яйца бекаса с окороком, картофель, бобовые и большой ломоть белого хлеба.

С рассвета и до заката Локтиан, как и большинство людей из его грота, работали на карьере, обслуживали его и добывали каменные монолиты: огромные, титанического размера каменные пласты, гладкие, идеально ровной формы, длиной пятьдесят метров и шириной двадцать. Для отправки в столицы других земель каждые десять дней добывали около сотни таких монолитов. Большого размера глыбы использовали для строительства дорог, мостов и акведуков, строительства жилых и научных зданий, чудотворных пирамид. Более мелкие монолитные детали использовали для декорирования этих самых зданий, изготовления статуй и обелисков. Из самых красивых камней, в жилах которых переливались кварц и алмазы, прочного металла и стекла в далёкие времена была возведена колоссального размера, уходящая в небо башня Эдемус, в которой жили Всевышние (боги, сотворившие всё вокруг и которым люди всей планеты поклонялись самозабвенно и бескомпромиссно).

Но обо всём этом Локтиан слышал только от перевозчиков, людей, которые сопровождали тот или иной груз от места добычи и производства до ближайшего города. Обычно люди не покидали своего ареала и знали о жизни только внутри него. А про свой ареал Локтиан знал абсолютно всё: кого как зовут, кто кому брат или сестра, у кого сколько детей, кто каким ремеслом владеет.

Локтиан и другие рабочие карьера резали руду и камень, обрабатывали её, складывали монолит и камни поменьше в транспортные узлы. Горроны (огромные четвероногие животные, похожие на современных слонов, но в пятьдесят раз больше и сильнее, с четырьмя бивнями, торчащими из пасти, без хобота и ушей) валили и тащили этот монолит, а туфы были командирами отведённого им участка. Это были высокие мускулистые мужчины, около двух с половиной метров ростом, с коричневой кожей и красными рисунками на теле, силой превосходящие десятерых человек. Орудуя кнутом и жезлом, они руководили стройкой, карьером, пашней, прудом, портом, плавильней и всем остальным, где трудились люди во благо Всевышних. Туфы управляли горронами, словно лошадьми, стоя у них на голове, резко переходящей в тело, а также и другими животными.

Локтиан с детства знал, что будет резчиком. Этим занимался его отец. По крайней мере, так ему говорили учителя в школе. Знал он, что и его дети, когда они появятся, тоже будут резчиками. Сам инструмент резки представлял собой металлический предмет, похожий на ружьё, размером метра полтора, который состоял из двух частей: съёмной насадки для тонких работ и весомой части для грубой массивной резки. Основу его заряда составлял красный рубин, который по мере резки расплавлялся и к концу одного реза полностью вырабатывался.

Каждое утро он поднимался с другими резчиками на отвесную скалу и в течение дня спускался на упругих и прочных стропилах сверху вниз, разрезая скалу на пласты монолита. Южное солнце было коварным с самого начала дня, но кожа мужчин и женщин за годы работы на открытой местности становилась устойчивой к излучению (бронзовый, а порой и лёгкий коричневый оттенок вместе с плотным тургором кожи надёжно защищал от ожогов и пересушивания организма). Обычно за рабочий день он успевал нарезать три пласта. Меньше двух было нельзя, иначе туфы устраивали показательную порку, которая чаще всего превращалась в казнь. Одним лёгким ударом кнута туфы рассекали тело до костей. Сильный удар — и человек умирал на месте от болевого шока. Тела таких бедолаг оставляли на съедение грирам (птицы-падальщики, похожие на современных грифов, только в два раза больше и с чёрной пернатой головой). Женщины на стройке чаще всего занимались уборкой и приготовлением еды. Были и ударницы, которые справлялись с тяжёлой плазменной резкой не хуже мужчин. Каждый квадратный метр убирался регулярно, как и каждое место, где человек присутствовал в течение дня.

В конце каждого дня люди мылись, смывая слой пыли и грязи с тела и волос. Работа была грязной, а тело следовало содержать в чистоте: того требовал порядок, медицина, гигиена и, прежде всего, Всевышние. Тело Локтиана было сухим и жилистым, покрытым множеством порезов и шрамов, приобретённых в случайных столкновениях с хищными птицами во время работы. Отмывались рабочие в тёплых природных источниках, расположенных недалеко от карьеров. Всю грязную одежду они отдавали женщинам, которые занимались стиркой, а взамен получали чистые штаны, тогу и рубаху. После источников люди принимали пищу, общались между собой, мужчины соревновались в силе и ловкости (Локтиан очень любил эти забавы и развлечения), родители играли с детьми, матери ухаживали за малютками. Перед ужином обсуждали, что произошло за день, каких животных поймали, какой урожай сняли, как много напилили монолита, какую одежду сшили.

Вечерний приём пищи проходил в типичной, геометрически ровной пещере, где помещались люди из пяти соседних гротов. Сидели за столами по тридцать человек, чаще всего по интересам и знакомствам. Несмотря на тяжёлые дни, люди хотели общаться и узнавать что-то новое, особенно было ценно и интересно, что могли услышать от туфов, перевозчиков и иных странников. Сегодня вечером люди ели овощной суп с фарусом (что-то вроде огромной курицы, но с более жирным и ароматным мясом).

— Как думаете, а есть ли туфы-женщины? — спросил резчик соседнего грота Инаф, поедая свой суп, закусывая его куском ароматного чёрного хлеба.

— Конечно есть, иначе откуда бы брались эти садисты, — ответила Зои, молодая ткачиха из грота Локтиана, вымакивая суп хлебом и посылая его в рот.

— Клянусь всеми Всевышними и матерью, я бы, наверное, разорвалась пополам, если бы пришлось рожать этих переростков, — продолжала Зои. — Уже не говоря, что можно умереть, если с таким заделать ребёночка.

Несмотря на молодость, у Зои было уже трое детей: три смуглые девочки, которые, как и их мать, тоже вскоре станут ткачихами и будут шить одежду для людей и тоги с поясами для туфов.

— А я слышал, что туфов выращивают в стеклянных колбах в лабораториях Всевышних. Как бы ты по-другому объяснил, почему они так похожи друг на друга? И ростом они одинаковые, — сказал Сайф, охотник из соседнего грота.

— От кого ты это мог слышать, Сайф? — спросил Локтиан.

— Месяц назад у нас на вылазке было задрано пятеро охотников клыкозубым тиаром, и пока новые рекруты не были готовы занять их места, нам из столицы прислали подмену. Так один из охотников мне это и рассказал. Откуда он это узнал, я не спросил, а потом уже не успел. Через три дня наш туф нам сообщил, что подмена вернулась в столицу, — закончил свой рассказ Сайф.

— Так неожиданно? Три дня? В них была такая сильная необходимость ради трёх дней? — спросил Локтиан.

— Необходимость была. В отряде охотников каждая единица на счету, как и в твоём ремесле, Локтиан. Но как пропали старые через три дня после прибытия, так и появились новые. А куда они пропали или и вправду вернулись домой — не моё дело.

После ужина все люди от мала до велика выходили на улицу, на центральную площадь Урартиса, садились на колени перед обелиском Всевышних и ближайший час отдавали молитвам, поклонению, благодарностям и просьбам к Всевышним. Люди благодарили их за солнце над головой, за пищу и воду, которую имеют, за уши и глаза, за руки и ноги, за знания, которыми владеют. Глаза их были закрыты, руки подняты к небу, и каждый шептал в унисон со всеми: «Кирус, Каирус, Локтанус, Веверидис, Акхмулуедис, Кифадолис» («Верую, молю, служу, поклоняюсь, люблю, уповаю»).

«Что ты знаешь и знаешь ли действительно что-то? Что ты здесь делаешь?» — неожиданно Локтиан вспомнил слова девушки из своего сна. Глаза его были открыты, на улице стояла тёмная ночь, и ветер пробегал по листьям деревьев, в кострах, потрескивая, догорали последние угли с ночи, а он сидел один на площади на коленях… он и не заметил, как во время молитвы уснул… и снова видел её.

Ночь была темна.

Полный отчаяния и ужаса крик раздался со стороны карьера.

---

2. Амира

Почувствовав дуновения утреннего ветра через открытые стёкла высокого балкона, Амира открыла глаза. Солнце цветными лучами преломлялось через витражи и играло разными цветами в комнате девушки. Все её движения были грациозны, плавны и лаконичны, и даже то, как она поднималась с постели, пробудившись, было подобно нежному танцу.

Встав, Амира почувствовала под ногами прохладу мраморной плиты и безупречную её гладкость. Спокойные серо-голубые тона стен и витражные окна делали комнату невесомой, а летающие за окном птицы только сильнее придавали чувство воздушности пространству. Бесшумной походкой, словно ветер, пройдя через комнату, она оказалась в умывальной, где с потолка изливалось множество струй кристальной воды, исчезая в полу, не оставляя после себя лишних капель. Скинув с себя тонкое, нежное ночное платье, её стройное упругое смуглое тело оказалось под миллионами капель чистой прозрачной воды. Вода стекала с её пепельно-серых волос по длинной шее, через грудь, от живота к бёдрам и гладко опускалась по длинным ногам.

Когда она вышла из душевой, в комнате её уже ждали девушки-прислужницы, приготовившие ей новую одежду. Тонкое, лёгкое платье нежного белого цвета висело у зеркала. Его покрывала ярко-синяя накидка, которая раскинулась с её плеча через противоположное бедро, оставляя сами плечи и руки открытыми. Волосы её были уложены ниспадающими волнами вниз по спине и украшены платиновой диадемой.

— Благодарю, Лейла, сегодня как никогда лучше это платье подходит под моё настроение, — сказала Амира, посмотревшись в зеркало с серьёзным видом и лёгкой улыбкой. — Отец, мать, братья и сёстры уже проснулись?

— Нет, Благороднейшая, — ответила Лейла, считавшаяся главной прислужницей Амиры, — вы сегодня первая. Желаете позавтракать в одиночестве?

— Думаю, я бы не отказалась от компании.

— Могу предложить вам два варианта: разбудить ваших родителей или сестёр с братьями либо позавтракать с вами, Благороднейшая. Оба варианта для меня фатальны, так как я не могу себе позволить принимать пищу в вашем присутствии, а ваш отец и братья в момент уничтожат меня, если я их разбужу.

— Скорее всего, это будут сёстры. Нет-нет, моя дорогая, обойдёмся без таких жертв, — смеясь, ответила Амира. — Я отправлюсь к себе в обсерваторию, сегодня завтрак пропущу. Что по поводу тебя, я была бы не прочь позавтракать вместе с тобой и послушать твои рассказы.

— О моя Благороднейшая, что же я смогу вам рассказать? Ведь моя жизнь посвящена служению вам, и что я могу знать по сравнению с вами?

— Ну, как минимум ты можешь рассказать, что значит быть человеком.

Нежно улыбаясь, Амира опустила руку вниз, на плечо служанки Лейлы, которая ростом была значительно ниже её. Макушка Лейлы доходила ей до груди.

Благородная вышла на балкон, который находился на высоте не менее тысячи метров над землёй. Ветер обдувал её платье и волосы, лёгкая прохлада ласкала кожу её рук, а перед ней простиралась столица мира, Логос. Миллионы людей, сотни тысяч домов и дорог, величественных зданий, пирамид и фонтанов окружали город. Каждый день тысячи транспортных караванов приезжали в Логос по дорогам, морям и океанам и даже на летающих лодках. Амира любила свой город, любила свою планету, которая стала её новым домом. И любила свои создания — людей.

— Пойдем же, Лейла, сегодня много дел, мне нужна будет твоя помощь.

Лейла видела божественный свет в глазах девушки, который она точно будет помнить всю свою жизнь. Глаза, один голубого, другой зелёного цвета. А синие татуировки на смуглой коже придавали стройность и совершенство всему телу Благородной.

Башня Всевышних представляла собой гигантского размера небоскрёб, уходящий в небеса, ближе к основанию имеющий пять ярусов радиальных платформ, на которых проживали эулиты (люди, имеющие высокий уровень интеллектуального развития, но не наделённые сверхъестественной физической силой туфов), которые были удостоены выполнять рутинную и дипломатическую работу, помогая Всевышним.

Охраной столицы занимались ранее представленные туфы (создания такого же роста, как Всевышние, наделённые неимоверной силой, но интеллектом близкие к обычным людям), а также хитины. Это были универсальные солдаты, создания самого Бога-прародителя, ростом схожие с туфами, имеющие вместо лица чёрную зеркальную поверхность, с наростами в виде двух рогов на голове. Их тела чёрного цвета были словно закованы в доспехи-панцирь, на которых выражалась их сухая мускулатура. Их задачей было поддержание абсолютного порядка над людьми, эулитами и туфами. Сила их была неимоверна, вероятно, они были сильнее самих туфов. И если туфы были немногословны, то хитины почти никогда не разговаривали.

Спустившись на лифте башни, Амира в сопровождении Лейлы и других прислужниц проследовала по белоснежной дороге от башни в сторону стеклянной пирамиды с металлическими гранями. Вдоль дороги тянулись неглубокие бассейны с кристально голубой водой и посаженные стройные стволы кипарисов с изумрудной листвой. Амира шла словно каравелла по водной глади, сильно выше проходивших мимо эулитов, которые останавливались и кланялись ей, когда она проходила мимо них.

Стеклянная пирамида обсерватории приближалась, поражая своими гигантскими размерами и неимоверно точными геометрическими формами. Солнце переливалось на её гранях, ослепляя взор, ловящий этот отблеск.

Амира поднималась по мраморным широким ступеням, в то время как шестеро туфов, стоявших в два ряда вдоль лестницы, преклоняли свои колени перед Благородной.

Вот она, величественная обсерватория, где Амира проводила большую часть своего времени. Место, где обычный смертный потерял бы ориентир и оказался в тёмной бездне небесного пространства, где бесконечно чёрный потолок был усыпан миллиардами звёзд, планет, о которых они и не знали. Вокруг огромной яркой звезды вращались планеты в ближайшей проекции. В воздухе под потолком были расчерчены сотни ярких голубых лучей, связанных между собой планет и звёзд. Были также лучи, ведущие к плотным скоплениям звёзд, называемым галактиками. Всевышняя знала эти галактики, знала их планеты, знала всё, как знает о Нарьяне, Раше, Моркибе, Форейнере, Лукасе и всех тех планетах, которые входят в её нынешнею солнечную систему.

Взмах руки — и перед Благородной появилась панель управления, которая словно была встроена в воздух. Тонкими пальцами и кистями рук Амира выводила на купол потолка всё новые и новые данные, планеты крутились, приближались и удалялись. И снова новые планеты. Новые цифры и новые данные.

— Эфрей, — обратилась Амира к эулиту, работающему недалеко от неё, — покажи мне Эклипс.

— Слушаюсь, о Всевышняя, — ответил ей эулит с седой бородой, но с гладкой кожей и ярко-голубыми глазами.

— Как протекает процесс развития с момента нашего отъезда?

— За 10 000 лет наблюдается увеличение популяции, но развитие идёт не так быстро, как мы рассчитывали. Однако хочу заметить, при новых данных прогноз популяции рассчитан на экспоненциальное четырёхсоткратное увеличение с дальнейшим резким угасанием. Примерно 20 000 лет к моменту аннигиляции.

— Размножаются быстрее, чем развиваются. Сколько эулитов было оставлено на поддержание развития?

— Пятьдесят, о Благородная. На тот момент вы посчитали это количество достаточным для равномерной эволюции популяции.

— Не так много. Хотя, возможно, и не в количестве дело. В любом случае сделай мне прогноз по новым данным, которые я внесу в алгоритм вероятности. Кстати, как дела с моими пирамидами в долинах Суссан и Перфаль?

— Строительство идёт полным ходом, Всевышняя. Фундаменты заложены. Идёт строительство основания. По прогнозам — сто семнадцать лет до полного завершения.

— Сто семнадцать лет — это много для такого типового строения. Отправь распоряжения всем наместникам увеличить количество рабочих, горронов, и вдвое больше туфов, пусть тоже принимают участие в процессе. По пять хитинов на каждую стройку. Мне нужен законченный результат через пятьдесят лет.

«Пятьдесят лет…» — подумала про себя Лейла, зная, что к этому моменту она уже будет старой женщиной, в то время как Всевышняя будет по-прежнему молодой и красивой. И даже через 50 000 лет кожа её будет свежа и юна, грудь и бёдра красивы и упруги.

— Всевышняя, ваш Отец искал вас и прислал меня доложить, что он будет ждать вас в башне Всевышних, — сообщила прибывшая молодая прислужница.

— Спасибо, Акация. Уверена, ты знаешь, что наша коммуникация с отцом возможна и без вашего участия, а тебя он послал для твоего послушания.

— Прошу простить меня, Благородная, — ответила Амире прислужница, низко опустившись перед ней в знак покаяния. — Что я могу ещё для вас сделать?

— Иди обратно и доложи, что я приду, как только закончу свои дела в обсерватории.

— Слушаюсь, Благородная, — ещё раз низко поклонилась молодая прислужница и удалилась.

— Эфрей, распоряжение по увеличению людей должно быть отправлено сегодня. Также я планирую проверить ход стройки в обеих долинах, и об этом никого оповещать не нужно.

Свет планет отражался в глазах Амиры, в то время как она изучала всё новые и новые полученные данные.

---

3. Ночной гость

Добежав до транспортного обоза с монолитами, который должен был отправиться прямо с утра, Локтиан и другие десять мужчин и женщин увидели, что семь клыкозубых тиаров, зашедших ночью в ареал, растерзали тринадцать перевозчиков, двоих туфов и троих охотников. Место стоянки было полностью залито кровью, а растерзанные тела ещё мгновение назад были полны жизни. Прямо здесь продолжалась беспощадная резня между пятью тиарами, одним туфом и тремя охотниками. Исход событий был ожидаем, и никому ничего хорошего он не предвещал.

Страх одолел большинство подошедших, и одна половина застыла на месте, не способная что-либо предпринять, а другая часть бросилась кидать камни в тиаров, даже пытались найти оружие охотников.

Семиметровый тиар — очень грозный и опасный хищник, с которым тяжело справиться и группе охотников. Что уж и говорить, когда их семь. Двоих тиаров взяли на себя туфы, которые впоследствии сами и отдали свои жизни.

Ударом кнута третий туф попал зверю по глазам и, воспользовавшись мгновением, кинулся наносить по морде зверя громоподобные удары металлическим цестом. В то время как четыре оставшихся зверя просто начали мощными когтями и клыками словно ножи по одному убивать оставшихся людей, Локтиан ринулся бежать к складу хранения инвентаря. Горячее сбитое дыхание, пульсация в висках, вдох, ноги словно не касаются земли, выдох, ещё двадцать метров. Один из тиаров замечает бегущего Локтиана и резким движением кидается ему вслед. Ещё пять метров, Локтиан распахивает дверь, тиар уже в тридцати метрах от него, Локтиан достаёт свой плазменный резак, проворачивает капсулу с рубином в рабочее состояние и, повернувшись, успевает нажать на спусковой курок. Летящий на мужчину тиар, разрезанный пополам, успевает залить его своей густой горячей кровью. Кровь, липкая и горячая, заливает глаза, и ветер покрывает его тело мелким песком.

Осталось трое. «Только бы туф не выбыл из этой эстафеты», — подумал про себя Локтиан, бегущий к месту бойни. Кровь зверя и пот заливали ему глаза. Лишь звёзды над головой сохраняли спокойствие и наблюдали за схваткой, исход которой до сих пор был не ясен. Туф, схватив с повозки трёхметровый монолит, швырнул его в хищника и, пока тот приходил в себя, успел вырвать у убитого тиара два верхних клыка, с которыми, словно с ножами, кинулся в атаку на оглушённого зверя. Два оставшихся тиара, добив мельтешащих людей, синхронно нацелились на Локтиана, кинувшись в его сторону. Три прыжка, два, и снова зажатый курок излил из ружья красный луч плазменного заряда, разрезая тиаров. Один из них лишился половины головы, а второй свалился под отрезанными лапами. Неистовый рык зверя сотряс всю стоянку. Запах горящего мяса резко заполнил ноздри Локтиана. Вторым залпом луч прикончил недобитого хищника. И на этом сил уже не осталось: глубоко и часто дыша, задыхаясь от кашля, Локтиан чувствовал жар и бурление в крови, в которой царствовал норадреналин. Последнего тиара туф добивал клыками, быстро и чётко нанося удары сначала по сухожилиям зверя и далее серией резких частых ударов в шею. Через пять секунд последний зверь упал, истекая кровью, и через мгновение всё было закончено. Семь тиаров, два туфа, двадцать один человек менее чем за десять минут были мертвы.

Люди, застывшие на месте, до сих пор боялись пошевелиться. Двое из них не смогли удержать содержимое мочевого пузыря. Слезы текли из глаз, губы и руки тряслись в треморе.

Выживший туф подошёл к стоящему Локтиану.

— Очень неплохо для маленького человека, резчик. Как тебя зовут?

— Лок… Локтиан. А тебя?

— Не твоё дело. Твоё дело резать камни. Отнеси на место инструмент и позови сюда охотников, чтобы разделать туши, и мужчин — собрать тела убитых. Эй, ссыкуны! Чего застыли? Вы не похожи на мёртвых. Развести погребальный костёр!

— Сам позови, моё дело резать камни, — сказал Локтиан и понёс инструмент на место.

— Эй, резчик! — Локтиан повернулся. — Меня зовут Тулар.

— Спасибо, Тулар, что не умер, как твои друзья, а то было бы тяжко.

После напряжённого молчания оба мужчины засмеялись, и каждый занялся своим делом — Локтиан понёс свой плазменный резак на склад, а туф, позвав уборщиков, пошёл с докладом к наместнику.

Наместники в каждом регионе назначались из эулитов (с ними мы познакомились ранее), которые прибывали из столицы мира Логоса. Они были достаточно умны, чтобы ставить задачи туфам и требовать порядок, процветание, а главное — результат от людей. У них был абсолютный авторитет перед туфами, а от людей — страх и послушание.

---

4. Наместник

Приёмная и дом наместника региона Урартис находились в противоположной стороне от карьера, попасть куда можно было, пройдя через главную площадь.

Дом представлял из себя прямоугольный бастион с наклонёнными внутрь стенами, выложенный из мраморных блоков. Швы между ними были настолько идеальными, что сложно было найти стыки между блоками. Днём солнце отражалось от кварцевых песчинок мрамора, что создавало звёздное сияние по всему строению. Но сейчас была ночь, и здание освещалось множеством факелов, горящих на подходе и вокруг здания. Свет в центральном портале горел лёгким импульсом, колеблясь при монотонном танце пламени свечей.

Туф поднимался по лестнице уверенной походкой, ему нечего было бояться, он и не умел этого делать; задачей Тулара была защита карьера, с чем он благополучно справлялся. Патрулируя этой ночью свой пост по маршруту внутри карьера, он услышал множественный глухой рык хищников, вслед за которыми последовали крики людей и возглас туфов, охраняющих транспортный обоз: «К защите! Тиары!»

Добежав до места происшествия, Тулар увидел хищника, лежащего сверху на одном из туфов, успевшего в прыжке откусить ему голову. Безголовый солдат же успел воткнуть в тиара два меча. Второй туф, накинув хищнику на шею цепь, пытался его задушить. Задушить его получилось, но со спины на него напал очередной хищник, которых ещё оставалось довольно много для существующей охраны. В это время другие хищники разрывали людей на куски.

Всё, что происходило дальше, мы уже видели, и теперь всё то же самое Тулару надо было рассказать наместнику, эулиту Мерису. Мерис был высоким по меркам человека, с сильными жилистыми руками, он носил тёмно-синюю тогу с золотыми вставками. Тёмные татуировки под глазами отмечали его статус наместника. Короткие пепельные волосы могли говорить о его высоком происхождении, а также о седине его возраста, которого никто не знал. Но все знали, Мерис — мудрый наместник, хорошо выполняющий свои обязанности перед Логосом и Всевышними.

— Наместник? Разрешите говорить? — спросил Тулар.

— Добрый вечер, Тулар, — ответил наместник. — Ночь, подаренная нам Всевышним, как всегда, прекрасна. Ты не находишь? Я слышал крики, докладывай.

— Ночное нападение тиаров, наместник. Семь хищников, мертвы двое туфов и двадцать один человек.

— Так много и так близко… Могу предположить, что тиары эволюционируют очень быстро и просто застали врасплох периметрального постового.

— Судя по всему, так, мудрейший. Они зашли будто к себе в охотничьи угодья и загоняли людей словно низших созданий.

— Очень много убитых, и только ты из присутствовавших выжил? Кажется чем-то немыслимым, — начал размышлять наместник, подойдя к открытому балкону, смотря на ночной город. — Как ты смог с ними справиться?

— Мои слова и в самом деле покажутся чем-то немыслимым, но тем не менее они более чем реальны. В бою мне помог человек — резчик Локтиан. Из всех подоспевших лишь он один принял решение бежать на склад за плазморезом, чем и порешил троих тварей. Дыхание и запах кожи выдавали страх, но он его переборол. Сначала адреналин ускорил его ноги на пути к складу, и далее норадреналин помогал жать на спусковой курок без раздумий, ровно когда от него это требовалось.

— Очень, очень интересно, — сказал, вслух размышляя Мерис, садясь в резное кресло, — не помню подобных случаев, когда человек, не занимающийся ремеслом охоты и охраны, проявляет недюжинную смелость.

— Он резчик, — заметил Тулар. — Наместник, им часто приходится иметь дело с хищными птицами.

— И эти птицы семи метров росту? Они за раз отгрызают туфам головы?

— Никак нет.

— Они нападают сразу по семь штук?

— Нет, наместник.

— Именно поэтому, мой дорогой туф, твоё замечание неуместно относительно этого резчика, — спокойно и уверенно подытожил Мерис.

— У вас будут какие-то приказы, наместник?

— Приказы? Будут. На выходе скажи моему посыльному, чтобы зашёл ко мне, ведь нужно собрать людей, успокоить их. А ты, ты найди этого резчика, Локтиана. Скажи, чтобы он утром после завтрака зашёл ко мне. Хочу с ним поговорить. Начальнику карьера скажи, что у Локтиана завтра выходной. Никому не рассказывай, что сделал Локтиан. И ему скажи, чтобы сильно не говорил о своём геройском поступке. Тиаров убили туфы.

— Наместник, в ваших устах я слышу намерение его убрать?

— Так случилось, что Всевышняя потребовала ускорить работы с обсерваториями более чем в два раза. И я думаю, что Локтиан хорошо подойдёт для стройки, где люди должны будут работать в два раза активнее и, как следствие, в два раза активнее умирать. Тулар, если ты не понял — каждый должен заниматься своим делом. Герои-выскочки мне на месте не нужны.

— Было пятеро людей, которые видели, что сделал Локтиан. Они тоже едут усилить стройку? — спросил Тулар.

— Зачем? Они же не проявили смелости и решительности? А несчастные случаи периодически бывают.

— Разрешите идти, наместник?

— Иди, я разрешаю. Напоминаю, мой посыльный должен зайти сразу после тебя. И да, Тулар, ты поедешь вместе с Локтианом. Проследи, чтобы парень доехал куда следует и хорошо выполнял свою работу.

Вслед за ушедшим туфом в комнату эулита вошёл посыльный — человек низкого роста, кроткого вида, с бледно-серыми глазами, который видел в Мерисе только силу, величие и решительность.

— Вызывали, ваше превосходительство? — спросил спешно зашедший человек.

— Вызывал, Титур. Оповести людей, чтобы все пятьсот гротов собрались на своих площадях. Через полчаса я выступлю с обращением.

Титур вышел из комнаты, быстро перебирая короткими ногами по мраморному полу коридора. Мерис снова подошёл к стене, где располагался открытый балкон, через который он мог видеть огонь факелов вдоль дорог Урартиса, ведущих к божественному монументу на центральной площади. На чёрном небе была полная луна, и звёзды были рассыпаны мелкой пылью по бесконечному пространству. Взгляд наместника поднялся от монумента к светящей луне.

— Я знаю, что мне делать, о Всевышний. Мои люди построят обсерватории Благородной в нужный срок. Любыми средствами и жизнями.

---

5. Моё сердце скорбит вместе с вами

Титур добежал до монумента Всевышних, обелиска, перед которым молились местные жители. В его основание был встроен стальной колокол. Тяжёлым деревянным тараном, расположенным внутри вместо языка, посыльный три раза стукнул в него. Звон заполнил всё пространство вокруг, и волновой резонанс полетел через пространство, передавая вибрацию во все гроты в округе. Три удара колокола были знаком людям в самое ближайшее время собраться на своих площадях, а туфам обеспечить порядок и безопасность для собравшихся.

Звон разносился по воздуху, несясь через листья деревьев, водную гладь, дома и поля, карьеры и леса, скалы и пустыни. От деревни возле мраморного карьера и до самых дальних уголков ареала Мериса люди просыпались и понимали, что им надо услышать что-то очень важное. Или что-то очень важное произошло. Чувство тревоги, непонимания и ожидания переполняло людей.

Люди быстро заполняли площадь Урартиса, стоя плотно друг к другу и ища ответы в глазах своих близких и знакомых. Туфы стояли вокруг площади и на подходах к ней, их статный грозный вид только нагонял переживаний среди людей. Сверху, в тени деревьев, на самой крыше дома наместника стояла фигура Хитина, и лишь чёрное мощное очертание, блеск его доспехов и зеркального лица могли бы увидеть жители на фоне неба. Но они его не видели. А страж видел всё и каждого.

Взгляды же толпы всё больше блуждали по дому наместника, выискивая его фигуру на балконе, ярко выделяющуюся на фоне света горящей свечи. Мерис надел церемониальный головной убор, созданный Всевышними специально для наместников, чтобы голос их был слышен за много километров. Убор был в виде широкой металлической ленты на уровне лба, от которой вверх исходили металлические острые перья по всей его длине. Глаза наместника светились белым светом, и голос его звучал как гром.

— Люди Урартиса! Мои братья и сёстры! Мои дочери и сыновья! Отцы и матери! Сегодня — великая ночь! Сегодня Всевышние снизошли до нас! Сегодня Всевышние призывают своих детей! Призывают своих лучших и любимых созданий во славу их и во имя их любви! Я слышу их! Они нам отвечают! Они нас слышат! И видят нас! Они велят нам, своим созданиям, своим детям, велят ускорить стройку пирамид, храмов наших Всевышних! Чтобы молитвы наши, ваши просьбы и мольбы были услышаны ими! Услышаны от каждого человека! Чтобы дети наши знали, что их боги величественны и боги слышат их мольбы!

Дети мои, сегодня великая ночь! Ибо во славу наших богов за один вечер было принесено в жертву семь тиаров! Семь грозных хищников! Под покровом ночи этот неистовый зверь пробрался к нам, и наши смелые туфы ценой своих жизней и силами Всевышних уничтожили хищников! Мы сильны как никогда ранее! И мы любимы нашими богами! Так неужели не принесём мы ещё одну жертву! И не соберёмся с силами, чтобы добыть больше материала! Перевезти больше мрамора и камня! Загнать больше горронов! Поднять больше камня и монолита! И передать Благородной её пирамиды!

Люди слушали наместника. 50 000 человек в округе Урартиса рыдали от счастья и экстаза. Они падали на колени и поднимали руки вверх. Матери поднимали своих младенцев к небесам, умоляя благословить их, как сегодня благословили Всевышние их родителей. Люди не могли поверить, что стали так заметны Всевышним, что сами боги обратились к ним сегодня. И какая сказочная жертва была принесена — семь тиаров, такого ранее никогда не было. Семь грозных хищников были убиты тремя туфами. Это ли не знамение? Слёзы лились из глаз стариков, женщин и мужчин! Слюна брызгала из уст! Колени подкашивались, и люди падали на землю. Кто-то терял сознание, задыхаясь от давления толпы, а может, ощущая божественное присутствие. Этот день они запомнят навсегда.

— Дети мои! Мы поцелованы и отмечены Всевышними! Так пусть каждый младенец передаст до десятого поколения, что сегодня мы были избраны Всевышними! И пусть каждый отдаст всё, что может! Пусть каждый юнец, обучающийся своему ремеслу, возьмёт в руки инструмент и выложит все свои силы ради своих богов! Которые сегодня подарили этот вечер ему!

С завтрашнего дня мы должны отдать Всевышним в три раза больше, чем мы отдавали до этого! И будет наше благословение в сотни раз больше!

Кирус, Каирус, Локтанус, Веверидис, Акхмулуедис, Кифадолис!

Кирус, Каирус, Локтанус, Веверидис, Акхмулуедис, Кифадолис!!

Кирус, Каирус, Локтанус, Веверидис, Акхмулуедис, Кифадолис!!!

Люди во всех гротах, в унисон и в трансе, повторяли молитвы целый час, разгоняя свой пыл и эмоции. И уже ничто не способно было сломить их стремление отдать жизни ради планов Всевышних.

Никто не услышал о растерзанных этой ночью.

Никто не скорбел.

Никто не сказал: «Моё сердце скорбит вместе с вами».

Все молились Всевышним. Молились и отдавали свою душу, каждую её клеточку, каждую частицу своего сознания.

Все 50 000 человек. Кроме Локтиана, который в это время был с Туларом на вершине карьера, на самом его краю. А внизу под ними было более тысячи метров ночной пустоты.

---

6. Варианты, которые не выбираешь

Тёплый ветер обдувал обоих мужчин, стоявших на краю утёса. Тело Локтиана пробивала судорога, то ли от усталости, то ли от волнения.

— Зачем ты позвал меня сюда? Я слышал три удара, все люди должны быть на площади, — сказал Локтиан.

— Все. Но не ты, — сухо ответил Тулар.

— Объяснишь?

— Ты проявил сегодня истинную храбрость, резчик, — сказал туф Локтиану, — чрезмерную храбрость. Я должен сказать тебе, что твоя храбрость не будет забыта, — с этими словами Тулар положил свою мощную руку на плечо мужчины. — Не будет забыта мной, но не другими. Тиаров убили туфы.

— И похвалил, и пригрозил, — заметил вслух Локтиан, ещё больше ощущая внутреннее волнение.

— Считай как хочешь. Но если умеешь хранить секреты, лучше молчи. Если не умеешь, то забудь этот вечер любым способом.

— А какие-то ещё варианты есть?

— Варианты есть, — грозно сказал Тулар, сильнее сжимая руку на плече Локтиана, — но уверен, что начальник карьера не хотел бы неожиданно потерять хорошего резчика. Птицы же часто скидывают резчиков с канатов.

— Да вроде сейчас птиц нет, — Локтиан старался перевести опасный диалог в шутку.

— А вы ещё туфов называете тупыми, — ответил Тулар, приложив ладонь к своему лицу.

— Я всё понял, не дурак. Я резчик — им и останусь. Всех тиаров убили туфы. Что-то ещё? Я очень сильно устал, мне надо идти спать.

— Да, — ответил Туф, — два момента. Первый, — страж поднял указательный палец, — завтра утром после завтрака тебя желает видеть наместник. На карьер ты не выходишь, я о тебе сообщу начальнику. И второе, — к указательному был поднят средний палец, — почему ты меня не боишься?

— После боя с тиарами я уже не знаю, чего боюсь, а чего нет. Ты считаешь, мне надо?

Лёгкая усмешка прошла по лицу Тулара.

— Знаешь ли ты, где находится Суссан? — спросил его туф.

— Кроме Урартиса я ничего не знаю.

— Это место, куда отправляются наши монолиты. Большие города, величественные. Не в сравнение с Логосом, пусть хранят его Всевышние. Именно в Суссане и Перфале строятся пирамиды для наших Всевышних.

— Так, хорошо. А для чего мне это знать?

— Через два дня ты туда отправляешься. Резчиком.

— В пирамиды?

— Идиот! В Суссан. Путь не близкий, займёт около тридцати лун. По дороге мы пройдём леса, горы и пустыни и выйдем к внутреннему морю. Оттуда на кораблях в долину Суссан. Будь уверен, что тиары — не самое страшное, что ты сможешь увидеть.

— Стоп, стоп, стоп. Вот теперь у меня не два, а три вопроса. Первый, — теперь уже была очередь Локтиана разгибать пальцы, — мы? Ты сказал «мы»?

— Да, мы. Я еду с тобой.

— Это ещё зачем?

— Приказ наместника. Думаю, об этом он тебе завтра скажет лично. К тому же ты сам сказал, что кроме Урартиса ничего не знаешь. Вот у тебя будет рядом лицо, которого ты точно не боишься.

— Ну допустим. Второе, — был разогнут второй палец, — ты сказал, что начальник карьера не хочет неожиданно потерять резчика. Так всё-таки, зачем я еду?

— Ты хороший резчик и нужен там. А начальнику, значит, не повезло.

— Увиливаешь. Ну ладно, пусть так. Тогда третье, — Локтиан разогнул третий палец, — леса и пустыни в Урартисе я видел. Но как ты сказал? Внутреннее море? Что такое море? И почему оно внутреннее?

— Ты знаешь, что такое река?

— Конечно знаю, Тулар. Ты мне всё чаще напоминаешь, что ты туф.

— Не дерзи, щенок. Море — это как река, у которой не видно конца и края, а внутреннее — потому, что расположено внутри материка.

Река, у которой не видно конца и края… и снова высокая и стройная девушка, протягивающая руку. Красное солнце опускается за горизонт, и она на берегу реки, где не видно конца и края. На берегу внутреннего моря. Сердце забилось чаще, и кожу покрыли мурашки, несмотря на тёплый ветер.

— Иди спать, скоро утро, — сказал Тулар Локтиану.

— А ты?

— А я уже нахожусь на своём посту. Я на своём месте. Или ты думал, что я тебя привёл сюда, чтобы скинуть в пропасть?

— Это был бы плохой вариант для меня. Пожалуй, не лучший из предложенных.

— Иди сразу прямо в грот, завтра у тебя много дел. Запомни, после завтрака иди к наместнику, тебя будут ждать.

---

7. Я рад тебя видеть

Едва солнце вышло из-за горизонта, с его первыми лучами Локтиан открыл глаза. Несмотря на тяжёлую ночь, полную опасности, страха и волнений, усталости он уже не ощущал. Только бока и руки ныли от ссадин. В крови всё ещё был адреналин, не дававший расслабиться. Ему казалось, что он закрыл глаза будто на мгновение. Окинув взглядом свой грот, он обратил внимание, что кровати погибших ночью людей заняли новые рекруты, которых успели перевести на их новые места. Теперь здесь они будут жить и оттачивать свои знания и мастерство, которому обучились.

Ночью, идя в грот, он все же ослушался указания туфа и по пути зашёл на источники, чтобы смыть с себя кровь, грязь и сменить испачканную одежду.

Всё тело ломило от перенапряжения мышц и спазмов. Ладно, в конце концов, он часто уставал на работе, особенно когда приходилось на весу отбиваться от гриров или других хищных птиц.

Он чувствовал, что желудок его пуст, но аппетита не было совсем. На завтрак все ели злаковую кашу с белым хлебом. Посидев десять минут, он заставил себя поесть, чтобы восполнить силы.

После завтрака Локтиан вышел на площадь Урартиса, залитую лучами солнца, где ещё с ночи оставались следы массовой истерии, точнее сказать, благоговения. Он ни минуты не сомневался в силе и могуществе богов, а также в своей безусловной любви к ним. Но массовый транс тела и сознания миновал его, когда он стоял на вершине скалы карьера, где только верное решение оградило его от того, чтобы оказаться сброшенным вниз.

Переставляя ноги по мощённой белыми мраморными плитами дороге, он испытывал лёгкое чувство волнения и даже страха. В первый раз в своей жизни он окажется перед знатным Мерисом, доверенным самими Всевышними эулитом. Оставалось ещё около двухсот шагов до остроугольного здания, где его ожидал наместник. Мысли роились в его голове, Локтиан перебирал все причины, что он мог сделать неправильного, какой поступок мог идти вразрез с волей Благородных. Давление его поднималось, и белый шум накрывал его мысли, так что даже пение птиц в небе стало абсолютно прозрачным. К моменту, когда он подошёл к зданию правителя местных земель, на небе начали собираться тучи, и жёлтый диск солнца поспешил спрятаться за ними.

Поднимаясь по ступеням лестницы, он не заметил никого, кто мог бы открыто за ним наблюдать. Только двое туфов, охранников наместника, стояли по бокам от входа в дом. Но Локтиан точно знал, что наместник его видит и ожидает, когда он войдёт. Свинцового цвета тучи всё больше нависали над городом, грозя разлиться мощным потоком. Гром раскатывался, словно божественный гнев.

Когда Локтиан вошёл в дом, его встретил робкий Титур:

— А, резчик, ещё бы чуть-чуть, и ты бы опоздал.

— Опоздал? Куда? Или для чего? Мне сказали зайти сразу после завтрака.

— Когда тебя приглашает наместник, само ожидание встречи должно быть твоим завтраком. Иди за мной, мудрый Мерис тебя ожидает.

Коридоры и комнаты дома наместника были украшены так, как никогда ранее не видел Локтиан. Высокие стены, более пяти метров высотой, украшали мозаичные картины с различными сюжетами: здесь были сцены охоты на хищных колокоров (земноводное существо, как если представить симбиоз крокодила и бегемота, только в десять раз больше); карьеры с работающими людьми, но помимо туфов были кто-то ещё, значительно их больше и сильнее, с одним глазом посередине, которые наравне с горронами тащили огромный монолит; люди, работающие на полях пшеницы; а также картина с голубым шаром на тёмно-синем фоне, в центре шара была обозначена область жёлто-зелёно-красного цвета, и огромная цветная мозаичная картина с ними, Всевышними. Сильный и высокий, властный, красивый мужчина — бог, основатель всего. Рядом с ним словно из его плеча вытекала его жена, богиня планеты и всего под ногами, за ними стояли молодые юноши и девушки в тёмно-синих одеяниях, с синими татуировками по телу.

Локтиан застыл на месте, рассматривая Всевышних. Он потерял счёт времени, находясь во власти тишины, где лишь горящие свечи в подсвечниках издавали лёгкий треск.

— Завораживает, не так ли? — прозвучал уверенный голос из-за его спины.

Рядом с ним словно из ниоткуда появилась высокая, сухая и жилистая фигура наместника. Один его дух сразу заполнил собой всё огромное пространство галереи, от чего Локтиан на мгновение почувствовал себя маленьким ребёнком. Никогда ранее наш герой не видел так близко эулитов и, уж конечно, никогда с ними не разговаривал. Собравшись с духом и ощутив почву под ногами, Локтиан ответил:

— Не то слово, наместник. Я ранее не видел такой красоты.

— «Ваша мудрость».

— Прошу прощения?

— Обращайся ко мне «ваша мудрость», дорогой Локтиан. «Наместник», по моему мнению, довольно грубое и панибратское обращение. Оно определяет мою должность, как если бы я обращался к тебе «резчик». Согласись, ведь не самый приятный вариант обращения. А раз уж мы встречаемся с глазу на глаз, то уверен, что «ваша мудрость» будет как нельзя лучше. Между прочим, я рад тебя видеть, дорогой друг.

— Картины действительно завораживают, ваша мудрость. Это все наши Всевышние? Я никогда не видел их образов где-либо, кроме монумента в центре площади. А главное, никогда не видел образов детей Отца и Матери, Благородных. Вы их видели когда-то вживую?

— Конечно, мой мальчик. Наяву они ещё прекраснее, чем на этой изумительной мозаике. Силе и величию их нет предела, как и нет предела их любви к нам, нет предела их справедливости. Мы каждый день ощущаем их любовь и справедливость, и день ото дня я задаю себе вопрос: «Достаточно ли я делаю для мои богов? Заслуживаю ли я их любви в том виде, в котором получаю?» Задаёшься ли ты таким вопросом, дорогой Локтиан?

— Безусловно, ваша мудрость. Каждый день и в течение дня. Я благодарю их за свою жизнь, за жизнь среди моих братьев и сестёр, за мою жизнь в Урартисе, за мою работу.

— Кстати о работе. Я слышал, что вчера ночью ты занимался не своей работой.

— Я вас не понимаю, ваша мудрость, — постарался ответить молодой человек с максимальным спокойствием. — Какую именно работу я выполнял?

— Разве грозный Тулар не приказал тебе позвать уборщиков и навести порядок после нападения тиаров?

На мгновение Локтиан замедлил с ответом, ведь он помнил, что его битва с тиарами должна быть стёрта из истории и, возможно, нет смысла откровенничать с наместником.

— Так и было, ваша мудрость. Мне показалось, что моя помощь будет очень кстати в такой трагический момент.

— Трагический? Я боюсь, что ты не видишь всей картины целиком, — повысил в восхищении голос наместник. — Это великий момент богатого жертвоприношения. Семь тиаров! Ты помнишь такие богатые дары нашим Всевышним за свою жизнь?

— Никогда такого не было, ваша мудрость. Это действительно богатый дар. Но разве не погибли и люди с туфами вместе с тиарами?

— Уверен, что они погибли во имя и ради этой благородной цели. Я бы даже больше сказал, они могут назвать себя героями и счастливчиками.

— Я согласен с вами, ваша мудрость. Но разрешите спросить, зачем вы хотели меня видеть?

— Естественно, мой дорогой. Приношу извинения за свою рассеянность. Возвращаясь к ранее сказанному, я попрошу тебя впредь воздержаться от любой работы, которая не соответствует твоему ремеслу. Зачем же отнимать хлеб и работу другого человека?

— Так точно, ваша мудрость. Прошу меня извинить.

— Ну всё, всё, это не стоит твоих извинений. В конце концов, человек отличается от животного наличием мозга, мысли и способностью говорить. Ведь животное, например тиар, не всегда понимает, какие бывают последствия, когда он заходит куда не надо. И вот уже волею судьбы все семь тиаров стали нашей великой жертвой. Как же тебе повезло родиться человеком!

Локтиан собрал всю свою волю и спокойствие в кулак, стараясь максимально сконцентрироваться, чтобы его колени не начали дрожать, а дыхание было ровным.

— А также, — продолжал наместник с каменным спокойствием, произнося каждое слово, поливая их словно змеиным ядом, — у меня был деловой разговор с начальником карьера, и среди отличившихся резчиков он назвал твоё имя в первую очередь.

Глаза эулита смотрели словно через Локтиана, и ему сложно было выдерживать немое молчание, подкреплённое этой визуальной дуэлью.

— Если начальник говорит, значит, ему виднее, — ответил Локтиан. — На работе я только выполняю работу. Я ни с кем не соревнуюсь.

— Какой скромный. Это очень хорошее качество, наряду с кротостью. Возможно, ты уже слышал от Тулара, что вместе с ближайшим транспортным караваном мы отправляем усиление рабочим в Суссан? Там, в этом сказочном и великом городе, строят пирамиды для Благородной. И Всевышним угодно, чтобы их закончили как можно раньше. Не это ли ответ на тот самый вопрос, которым ты задаёшься каждый день, «Что ещё я могу сделать для своих богов?». Ты отправишься с ними. Всевышние указали мне, что твоя помощь как профессионала нужна на месте.

— Вы правда считаете, что я нужен именно там, ваша мудрость?

— Считаю я количество людей в гротах, сколько монолита мы отправили за месяц, сколько хлеба собрали и соткали ткани, — сухо и твёрдо ответил наместник. — А ответ на твой вопрос я знаю совершенно точно. Но ты только посмотри, будь сейчас ясно, я бы поклялся, что солнце уже в зените, но сейчас за этими тучами уже и солнца не видно, а небеса готовы разверзнуться в благодарность за наш дар. Да, как же быстро пролетело время, мой дорогой. Ну ступай же. Завтра с утра вместе с караваном вы выдвигаетесь. Надеюсь, дождь не сильно усложнит ваш путь. Давно у нас не было таких ливней. Предвещаю неделю дождей.

— Как прикажете, ваша мудрость. Разрешите задать вопрос?

— Постараюсь на него ответить.

— Я никогда не общался с человеком вашего положения и, пользуясь случаем, прошу, расскажите побольше о Всевышних.

— Как мы с тобой похожи, мой мальчик. Я тоже никогда не общался с человеком моего положения. Ведь в моём положении может быть только эулит. Смотри внимательно, — сказал наместник, поднося руку к огромной мозаичной картине на стене, — посередине стоит бог — основатель всего, он наш Отец. Каждое ядро и песчинку создал он своим желанием. Рядом с ним богиня — создательница нашей планеты и земли под ногами, наша Мать и жена Создателя. Благодаря ей жизнь каждый день появляется и увядает. Божественный круговорот энергии в этом мире. За ними стоят их дети, Благородные: бог воды, рек и океанов, далее бог неба, ветра и грома, за ним бог лесов, гор и полей, далее богиня войны и разрушений, за ней богиня печали, скорби и отчаяния, и последняя — богиня знаний, любви, веры и надежды.

— У богини знаний потерялся элемент мозаики и его заменили?

— Богиня Амира. Благородная. Неписаной красоты божественное создание, а тем не менее богиня знаний и веры. У неё разные глаза, голубой и зелёный. По моим рассказам мастер это и отобразил.

Локтиан был ни жив ни мёртв. Те глаза, которые он уже не раз видел ранее.

— И правда, очень красивые, — выдавил из себя Локтиан. — Что я должен с собой взять?

— Получишь пять комплектов одежды. С вами в дороге будут женщины, отвечающие за стирку. Запас еды на тебя уже выписан и будет размещён в обозе. Прямо перед отъездом заберёшь свой инструмент со склада. На этом всё.

— Ваша мудрость, — Локтиан решился на вопрос, — я могу не ехать?

— Мой мальчик, ты — дитя Всевышнего, его любимое создание. Ему ничего не стоит сделать тебя наисчастливейшим из живых, и ты ощутишь на себе его длань и силу его величия. Конечно, ты можешь не ехать, как вместе с тобой уже никуда не поедет и весь твой грот, который уже утром может заселить новая сотня рекрутов.

Треск свечей, холодный пот стекал по спине Локтиана.

Выйдя из дома наместника, Локтиан не понимал, что происходило: грозовых туч словно и не было сегодня, но кровавый цвет сумерек застелил горизонт. День клонился к закату? Как такое возможно? Ведь когда он пришёл сюда, было только утро. А мгновение назад был явно полдень. И вот уже вечер на дворе. Но где же шквалы дождя и буря, про которую говорил наместник?

По дороге Локтиан попытался разогнать разного рода мысли, которые заполняли его сознание. Но главная мысль была: что его ждёт на новом месте?

Навстречу ему шёл Тулар. В одной руке он нёс огромное тяжёлое двустороннее копьё, а в другой руке деревянную дубину с заточенной одной гранью. За поясом у него висел бич, который ещё вчера вечером рассекал тиарам глаза.

— Приветствую тебя, брат туф. Я рад тебя видеть. Собрал все свои вещи в дорогу?

— Когда-нибудь, щенок, ты попадёшь под моё плохое настроение, и я вырву твою голову вместе с позвоночником. К тому же тобой не было сказано и капли правды. Во-первых, мы не братья. Во-вторых, твоей радостью и не пахнет. И в-третьих, у меня, как и у тебя, нет личных вещей. Только мой рабочий инструмент. Все остальное нам выдадут в дороге.

— Тулар, я вот не пойму, нам надо больше общаться, для твоей социализации? Или меньше, для моей безопасности?

— Второе, резчик, второе. В полночь жду тебя у каравана.

---

8. Отец

Закончив работу в обсерватории, ближе к обеду, Амира в сопровождении Лейлы возвращалась домой. Путь свой она решила проложить как можно длиннее: на запад через зелёный палисадник, где вдоль кипарисов были возведены маленькие фонтаны, создававшие свежесть и прохладу летним днём. Далее вниз, на первый людской ярус, через местный рынок, где благоухали свежие овощи, а сахар сладких фруктов уже в воздухе таял на губах. Из рынка Амира вышла к водной гавани, в которой располагался морской порт. Каждый день сюда прибывали ладьи и суда из регионов, путь из которых проще и быстрее достигался морем. Далее Благородная миновала стадион, где люди для развлечения и снятия напряжения могли заниматься спортивными состязаниями: бегом, борьбой, плаванием, танцами, пением. Поднявшись снова на уровень эулитов, Амира решила, что на сегодня достаточно прогулок, и проследовала в башню.

Башня Всевышних могла произвести неизгладимое впечатление на человека — высота её была недосягаема. Шириной она походила на целый город. А то, каким образом она была построена, никто себе даже и не представлял. Но только не Благородные. На их прежнем месте башня была в два раза выше. Здесь её размеры ограничивались законами местной гравитации и плотностью атмосферы.

Поднявшись на этаж, где её ждал отец, она оказалась в полностью стеклянном зале, где каждая сторона круглой башни представляла собой одно сплошное стекло тридцати метров высотой. По мере движения солнца стёкла затемнялись либо становились более светлыми, чтобы осветить ночные регионы. На куполе огромного пространства располагалось гигантская линза, размерами пять на пять метров. По необходимости она за считаные секунды опускалась механизмом к нужному витражу, и Всевышний Отец мог наблюдать абсолютно любую частичку своей земли. Весь мир был как на ладони. Земли, внутренние моря и океаны, каждый человек, каждое животное и даже каждое насекомое.

— Как дела в обсерватории? Что было видно в нашей колонии на Эклипсе? Как моя резиденция на Олимпусе?

— Здравствуй, отец! В обсерватории всё отлично. С появлением каждой новой пирамиды сигналы из космоса и в космос поступают всё быстрее, а связь на Нарьяне становится более детализированной.

— Хорошие новости, дочка, — сказал Всевышний, наливая себе бокал прохладной воды из кувшина. — Я полагаю, что две последние пирамиды в Суссане и Перфале замкнут радарную сеть пирамид, став двумя самыми большими после Логоса. — Отец отпил из бокала, на минуту замолчав, изучая водную гладь океана на западе. — Так, а что с Эклипсом? Что за красные пятна появляются на его поверхности?

— После выработки дилариума из его недр атмосфера перестала самостоятельно справляться с возобновлением экосистемы. — Амира подошла к большому круглому столу и села за него, взяв красный кулар (сладкий фрукт, из южных регионов) и нож. — Флора начинает увядать, и фауна вслед за ней. — Благородная нарезала фрукт на дольки и медленно, кусок за куском, откусывала их, пока беседовала с отцом. — По прогнозам, понадобится ещё около 20 000 нарьянских лет до полной аннигиляции местных жителей. Их самостоятельное развитие в наше отсутствие идёт более медленным темпом, чем мы ожидали. Они не успевают освоить технологический потенциал. Возможно, они бы смогли создать подземные города, но я бы на это не рассчитывала. Возможно, ты разрешишь отправить им ещё сто эулитов, чтобы они могли подстегнуть их потенциал технологического развития?

Отец, стоявший лицом к окну с заложенными за спину руками, медленно повернулся к Амире.

— Давай начнём с того, что лично я от них ничего не ожидал. Их задача была обслуживать наш быт и наше присутствие. И как следствие, ты можешь догадаться, что мне нет дела до их самостоятельного развития на этой планете и сейчас. Взрасти их потенциал, и через каких-то 50 000 лет они начнут сомневаться в нашем первородстве, нашем величии перед ними. Если мне будет нужно, в дальнейшем я заселю эту планету кем-то более стойким к изменению климата и атмосферы, солнечной радиации и гравитационному полю. А пока мы выработали оттуда весь нужный нам дилариум, и я буду за этим просто наблюдать.

— На нарьянцев у тебя такие же планы? Может, мы всё-таки начнём что-то создавать не только для себя? Отец, они называют нас богами.

— Так и есть, дорогая. Но пока что мы не увидели даже временной промежуток, когда бы они смогли приблизиться к нам на йоту. Они не могут приблизиться даже к эулитам, которых мы и создали. Так объясни мне, для чего давать шанс тем, кто заведомо обречён? Их генетический код не предполагает выход за рамки дозволенного. Люди служат нам и живут ровно до тех пор, пока они нам нужны.

— А если они перестанут верить в нас прямо сейчас?

— В таком случае я им очень сочувствую. Скорее раньше, чем позже, ими овладеет хаос в чистом виде, где не будет порядка. Где будет действовать только право сильного и где каждый сильный будет мериться силами с другим. Один за другим, пока не останется никого. Они утонут в войнах, раздорах и в конце в своей крови, слезах и дерьме.

— Всё же создала их я, отец. И, несмотря на твою убеждённость, я в них верю. На Эклипс я пошлю пять своих эулитов.

— Твои эулиты, твои создания, и наука тоже твоя, я мешать не буду. Я останусь в стороне, пока соблюдается порядок, который я установил. Каждый должен занимать своё место в этом мире и во всех остальных, где мы были и ещё будем.

— Ты, как всегда, мудр и справедлив, отец. Разреши, я тебя оставлю, у меня ещё есть дела к братьям и сёстрам. И да, я в ближайшее время планирую посетить Суссан и Перфаль.

— Собственной персоной? Или станешь резвой птицей?

— Ещё не решила. Хорошего дня, отец.

И лёгкой поступью, своей бесшумной походкой Благородная вышла из панорамной комнаты.

Всевышний не верил в развитие низших существ. Если ячейка не готова работать, её будет проще уничтожить, создав новую.

---

9. Одей

Выйдя от отца, Амира спустилась на этаж к брату Одею, богу воды, рек и океанов. Этаж Одея состоял из гранитных дорожек, проложенных через водную гладь, глубина которых уходила на сотню метров вниз. Дорожки располагались по четырём сторонам света и сходились к центру огромной комнаты, где стояло большое квадратное кресло, высеченное из цельного изумруда. Сверху, прямо по стенам, стекали ручьи водопадов, которые разливались приятным журчанием. Стена напротив лифта, откуда вышла Амира, представляла собой такой же панорамный фасад с видом на водную пучину океана, словно огромный аквариум, в котором плавали гигантские киты, акулы, кальмары, а также косяки более мелких рыб.

Пройдя по дорожке к трону брата, Амира остановилась посередине зала, обнаружив что она в помещении одна.

— Я знаю, что ты здесь, Одей, выходи, я не хочу тебя долго ждать,

Закончив фразу, Амира осмотрелась вокруг и, взяв с трона брата маленькую черепаху, стала расхаживать неспешно взад и вперёд по центру комнаты. Но спустя буквально десять секунд по водной глади пробежали маленькие шепчущие пузыри, и, подойдя к краю дорожки, Амира увидела, что из самой тёмной глубины вертикально вверх плыла голова огромного Левиафана. И уже в следующее мгновение Амира могла наблюдать своего брата верхом на голове огромного кита. Через мгновение брат уже спрыгнул на площадку, оказавшись сразу же сухим. Это был Благородный высокого роста, в костюме, облегающем его стройное сильное тело. Как и сестра, он обладал смуглой загорелой кожей, а также синими глазами и кудрявыми волосами, которые фиксировала золотая диадема с трезубцем, который был развёрнут вниз (боковые зубья опускались вдоль висков до скул молодого бога, а центральный до переносицы).

— Плыви, Леви, ты на сегодня свободен, — похлопал Одей по морде гигантского кита, и тот скрылся в глубине.

— Развлекаешься, брат? — спросила Амира, стряхивая с плеч капли, попавшие на неё от кита.

— Не без этого, свет наших знаний, — ответил Одей, поцеловав сестру в щёки. — Ты, как всегда, прекрасна и учтива. Не забываешь своего старшего брата. Так что же ты хотела?

— Я собираюсь посетить долину Суссан и Перфаль, проверить ход строительства пирамид. Ты пойдёшь со мной? Вдвоём веселее. Посмотрим, как живут люди на земле?

— Пойдём? А что тебе мешает по хлопку ладоней туда переместиться? И уж тем более что интересного ты хочешь увидеть из жизни людей? Это то же самое, что я загляну в желудок своего кита или мегалодона, узнать, как там живут бактерии.

— Не будь снобом и занудой, Одей. Думаю, прежде всего, наше время не ограничено, поэтому можно и прогуляться. А главное, наша вечность — не про человека, что делает его время более ценным. Неужели тебе не интересно послушать, о чём они говорят, о чём думают, когда не заняты работой? Да и в процессе работы.

— Бактерии, сестра, не более. Да, я могу спасти их от шторма в океане, когда они в очередной раз вспомнят меня и моё величие. Не более.

— Между прочим, который ты же на них и нашлёшь.

— Это уже вторично, во всём должен быть баланс — я их потоплю, я их спасу.

— Слышу слова отца. Ты их присвоил или так же считаешь?

— Я с ним полностью солидарен всего-навсего.

— Давай обобщим: ты со мной не пойдёшь, верно? — спросила Амира, сложив руки на груди.