Бесплатный фрагмент - Пересмешник

Введение

«Калейдоскоп» — сборник повестей и рассказов, написанных в стиле «Магического Реализма», где действительность тесно переплетается с магией и фантазией, образуя новый, магический стиль — будоражащий, завораживающий и незабываемый.

Каждый сборник состоит из стихов-басен и рассказов-повестей из жизни наших с тобой современников, раскиданных по матушке-Земле и желающих только одного — обычного человеческого счастья. Но в чём оно, счастье? Об этом-то и речь. В стихах, прозе, песнях и сказках. О простом человеческом счастье человека 21 столетия, исчисляемого со дня рождения самого Христа.

Перед Вами третья книга «Калейдоскопа» — «Пересмешник». Читайте. Думайте. Решайтесь.

Пересмешник

Я отменяю плохую погоду,

Бури, штормы и ураганы!

Я отменяю с хлоркою воду —

Пусть родник пузырится в кранах!

Я отменяю смерть и болезни,

Голод, мученья и жещин страданья,

И тиранию слепого ученья:

Глупость отцов — детей наказанье!

Я отменяю рыбье молчанье —

Пусть рыбы расскажут, как их ловят в море!

Я отменяю валют колебанья,

Продажность правительств и нужность героев.

Я отменяю журналы и фильмы —

Всё что там врут каждый день про стандарты,

Я отменяю домашних животных,

А вот людей я делаю — равных!

Я отменяю войну и оружие —

Матёрых убийц на охоте за жизнью,

Я отменяю продажные души,

Что за копейку становятся слизью.

Я отменяю богам поклонения —

Пусть они будут от нас свободны!

Я отменяю света конечность

И деспотию часов электронных,

Я отменяю жизнь скоротечность:

Пусть течёт туда, куда хочет!

Я — не за временность, а за вечность —

Где пересмешник ночью хохочет…

Тринадцатое

Тринадцатое, пятница — я уже трясусь:

Комета падает и кошка вдруг мяучит…

За руль я не сажусь — пропасть не тороплюсь.

Я воду пью — меня икота мучит!

Смотрю в окно — там баба, да ещё с ведром…

Пустым ли? Полным? Что она пророчит?

Я воду вскипятил, а чайник засвистел —

Наверное, нечистый тут морочит?

Я прячу голову — как страус — под комод

И не хочу я знать последний день хазаров…

Ура! К полуночи ползут мои часы!

Тринадцатое — кончено, как дым моих кошмаров!

Мадам! Не мучте Землю!

Мадам! Прошу Вас, подтяните Ваш живот!

Ведь в нём история земных убийств живёт —

Всех этих маленьких, коварненьких убийств

Что Вы зовёте сладким словом «жизнь».

И все те гуси, куры, петухи

Коровы, овцы — пали за грехи —

Что Вы родились с толстым животом

И с жадным, алым от помады ртом,

Живой не оставляя крошки «на потом».

Они погибли там, в кошмарной темноте

В жир превратившись в Вашем толстом животе…

Мадам, прошу Вас: подтяните свой живот

И еште меньше и не мучте Землю, птичек, скот!

Мёртвые д/тушки…

А что такое? Каждый сам

Их видит на прилавке.

Без лап, без перьев — не обман!

Им — не гулять по травке!

И тушек тьма лежат во льду

Без шкур и без голов,

Ну а потом идут в еду

На радость поваров!

А холодильник наш — их гроб

Там их тела не пахнут!

Печати смерти — годность срок —

Так тушки не заразны…

Мы их друг другу подаём

И к ужину гостей зовём.

И на убийства мы плюём

Когда в живот мы их кладём…

Еврей — он с Торой их убьёт,

Ну а араб — с Кораном

А русский — ножик точит он

Отняв жизнь у баранов…

На всей земле убийства те

Законом жизни стали,

И на тебе — убитых кровь

Большим ножом из стали…

Они — часть жизни на земле,

А не — филе и тушки!

И, может, души есть у них

Или, быть может, — душки?

Не знаю, стоит жизнь твоя

Чтоб их страдали души?

Быть может, жизнь у муравья

Важнее, чем убить и скушать?

Телевизионные новости

1.

А в Исландии много вулканов,

А в Китае едят тараканов

И бушуют тайфун на Тайване —

Ну а мне хорошо на диване!

Президенты кругом умирают,

И в тюрьму конкурентов сажают,

Травят воду бензином и хлоркой

И водою разбавлена водка!

припев:

Пусть пожары горят.

И с экрана твердят,

Что под воду идут корабли —

Всё равно не боюсь

И над страхом смеюсь,

И люблю запах роз и земли!

2.

Почему на земле нету мира?

А соседу дал кто-то квартиру?

Почему продаются патроны?

Ну их всех! Лучше есть макароны!

Мир голодный — родная планета

Я не верю в программу об этом!

Всё есть происки ведьмы-старухи

Ну а я — умываю руки!!!

припев:

На Джамайке тепло —

На экране — трепло,

И летит курс рубля до нуля.

Нефти хватит нам всем —

И не страшно совсем,

И живу на земле я не зря!

3.

Я не знаю, как жить мне счастливо

На планете, где много сюрпризов,

Где жестокость господствует с силой —

Лучше выключу я телевизор!!!

припев:

Пусть пожары горят

И с экрана твердят,

Что под воду идут корабли —

Всё равно не боюсь,

И над страхом смеюсь

И люблю запах роз и земли!

Турист-шоу

Бродяга стал принцем,

Аскетка — принцессой

И вместе живут во дворце.

Едят, словно боги,

Под парусом мчатся,

Алмазы сияют в кольце.

К ним толпы людей

Любопытных приходят —

Хотят тайну счастья узнать.

Бродяга стал Гуру,

Аскетка — гурманкой —

Богами их стали считать!

Чему же всех учат

Тот принц и принцесса?

В чём счастья шального секрет?

«Чтобы счастье увидеть,

Для этого надо

Бродягой родиться на свет!»

Так всем говорили

Гурманка и Гуру,

Но жить во дворце мочи нет…

Однажды бродяга

С принцессой сбежали —

С собой унося свой секрет…

Ну а во дворце

Их побег не признали,

А дело без них пошло!

И каждый день

Там туристов встречали

Гуру с гурманкой назло…

Заборная война

Восточный деспот во дворце затеял спор:

Каким же должен быть его забор,

Чтобы за ним 140 жён его

Могли бы голыми ходить весь день,

Не пряча прелести свои ни от кого.

Созвал он во дворец друзей и мудрецов,

Приехавших к нему на зов со всех концов.

Восточный деспот прежде ужин им подал,

Ну а потом уже сказал:

«Друзья и мудрецы! Хочу я, чтоб забор преградой стал

Всем тем, кто жаждет видеть наготу любимых жён моих,

Я это не стерплю! А трат я не боюсь больших!»

Один мудрец сказал: «Продольный должен быть забор

Чтобы щелей там не было — и жен бы не увидел вор.»

Другой сказал ему: «Дурак! Ну кто ж заборы строит так?

Все планки лучше — поперек! Так крепче и верней! Вот так!»

Тут крик пошёл среди друзей и мудрецов,

Крик в драку перешел, а драка та — в войну. В конце концов

Все разделились на два лагеря: забор

Продольный против поперечного —

Тут мирный кончен спор!

Война пошла, и головы летят,

В стране восточной той пожарища горят

А люди все кругом про те заборы говорят:

Звучит заборная война на целый интернет

И занимает половину новостей у всех газет,

А новый папа Римский В Риме буллу написал

О том, что не забор бы надо строить, а портал.

И даже русский президент включился в этот хор

Сказав: «Забор любой откроет хитрый русский вор!»

Американцы митингуют и «Долой забор!» поют,

А втихоря оружие своё войскам «заборным» продают.

А те, кому за тем забором жить

И голышом весь день пред деспотом ходить —

Их не спросили — ведь они ж здесь ни причём

То дело для мужчин — рубиться саблей и мечём!

Забора — нет как нет, хотя война идёт

И блаж «заборная» всех нас переживёт!

В той сказке много лжи, но есть там намёк:

Забор здесь ни при чём, а женам тем — урок!

Ты голой не ходи — забор иль не забор

Всегда на бабью наготу найдётся хитрый вор!!

Люблю — не люблю

(Портрет современной красавицы)

Я есть люблю,

И пить, и какать,

И мир спасать,

И ночью плакать,

И платьев новых —

Тех что звёзды носят,

И мужиков крутых,

Что миллионы «косят»…

Я влюблена в звезду

На небосклоне,

В компьютер новый

В новом доме,

В того красивого

Прохожего парнишку.

И в даму в чёрном,

Что читает книжку…

Я спать люблю

В Шанель закутав тело

И с парашютом прыгать

С башни неумело…

Я танцевать люблю

И петь с эстрады,

И стих писать,

И сочинять шарады…

Я пятницу люблю,

А иногда — субботу

А что я не люблю?

Я НЕ ЛЮБЛЮ РАБОТУ!!!

Комната старушек

«В доме Моего Отца много комнат..», От Иоанна 14

Одна из комнат — полная старушек —

Старушек толстых, тонких и глухих,

Старушек умных, злых, весёлых, бойких,

Смешных до слёз, печальных и больных.

Ворчливых, ласковых и тех, кто пьёт лекарства

Унылых вечером, когда одни сидят..

Старушек, пьющих вечный чай из самовара

Тех, кто носочки вяжут и в окно глядят…

Тех, кто варенье с косточками варит

И знает всё про всех наверняка,

Кто пожалеет, по спине погладит

И не осудит из-за пустяка…

Они так любят, когда к ним приходят

И называют «милой и родной»,

Но в темноте ночной они боятся

И слышат топот смерти за спиной…

Кан-кан — зарисовка с натуры

Танцуя весело кан-кан,

Она вниманье привлекала

А на столе дрожал стакан

В огранке старой из металла…

Вот девы лёгкое бельё

На сцену медленно упало,

И тело хрупкое её

На вид всем зрителям предстало.

Она, танцуя, обнажалась —

Её сильней кружил кан-кан,

И ножка воздуха касалась

А на столе дрожал стакан…

Она внезапно в зал спустилась

Где похотью глаза уже горели,

И охнул зал, увидев, что мужчина

Запрятан был под телом хрупкой феи…

Встреча

Я провожал июньский вечер у Москвы-реки,

И вдруг я слышу из воды несётся: «Помоги!»

Смотрю, плывёт мужик — что за наряд?

Пижон! А ведь вода там — чистый яд!

Кругом — ни мухи — я тогда вздохнул

И в воду грязную спасать его нырнул.

Доплыл, смотрю — наверное — актёр

В цилиндре, фраке и перчатках — может, вор???

«Держись, браток», кричу — я под него подплыл

И на себя его, как рыбу дохлую, взвалил.

Мы к пристани доплыли, я его тащу

И по щекам его из сил я всех хлещу.

Одежду странную с него я враз сорвал

И долго рот ко рту я с ним дышал.

Вдруг он глаза свои открыл, вздохнул легко

Ура! Он жив, пижон, — я спас его!

Похож на негра он, кудряв и толстогуб

А баки — вот осёл! Зачем с моста сигнул?

А тот вздохнул и вдруг сказал: «Пардон!

Я — Пушкин, Алксандр, А вы, простите, кто?»

«А я — Дантес», сказал я, пошутя.

Вдруг он вскочил, за горло взяв меня…

«Ах, ты, подлец! Тебя я не убил!

Зачем ты спас меня и снова оживил?»

И вдруг — исчез, пропал, растаял — как мираж

И я проснулся — вот какой кураж…

Июнь. Закат. Жара. Москва-река

От Пушкина осталась лишь строка…

Утренняя к Богу

О господи, мне помоги!

Спаси, помилуй, сохрани!

Пусть пропадут мои враги

И души их к себе возьми!

Ко мне ты милостливым будь,

И дай мне хлеб и сыр с вином,

Моей ты просьбы — не забудь

Ведь я прошу лишь об одном:

О жизни — лёгкой и простой,

О счастье — с новою женой

Меня ты взлядом удостой

А я — навек — раб Божий твой!

но это — не конец

А Бог в тот день усталым был —

Он просьбы глупые не слушал!

Всю ночь он с чёртом водку пил

И с сыром белый хлеб он кушал.

Осталась просьба о жене —

Но как счастливым быть с мегерой?

И Бог решил — не помогать

Тому, кто полон рабской веры!

Так и Не-Так!

Жили-были не тужили,

Вместе ели, вместе пили

Брата два: один дурак

А второй — ни так ни сяк.

Мама их двоих любила —

В школу мудрости водила.

Звали молодцов вот так:

Первый — «Так», второй — «Не-так»

«Так» он был такой простак —

Всё он делал «просто так»!

«Так» со всеми был согласен,

Хоть в речах своих неясен.

«Так» ни в чем не сомневался,

И с семьёю не ругался.

Часто попадал впросак —

Потому что был он «Так».

Он «Не-така» уважал

И того не обижал.

А «Не-так» был своеволен,

Жизнью просто недоволен.

Что б не сделал брат-простак

Говорил тому: «Не так!»

— Ты дурак, мой милый «Так», —

Говорил ему «Не-так».

— Ты не так живешь, как надо!

— Ешь ты много шоколада!

— Вредны булки и печенье,

Кофе, кола и варенье!

— Так ведь жить-то невозможно —

Ты живёшь неосторожно!

Веришь каждой чепухе,

Прозябаешь ты в грехе!»

И поссорились два брата —

Мама здесь не виновата!

И расстались на распутье

Как быки на перепутье.

Путь один держал в столицу,

А второй — в свою станицу.

«Так» решил министром стать,

Чтобы миром управлять.

А «Не так» сидит на блоге,

Как медведь в своей берлоге,

Критикует «Так-а» он

Ну а толку? Пустозвон!

Вот однажды на канале,

Где вопросы задавали

«Так» «Не-таку» так сказал,

Словно горло завязал:

— «Брат «Не-Так»! Твои вопросы,

Словно дым от папиросы —

Хоть глаза они едят,

Нам они не повредят!»

«Так» теперь народом правит

И свою программу славит.

Говорит: «Коль не дурак —

Делай так!»

Сказка — ложь, да суть простая:

Не с намёком, а такая:

Коли ты решился «такать»,

то не надо больше плакать

И других критиковать

И вопросы задавать!!!

Вот так!!!

Они пришли!

Хоть мы юнны и чуточку зелены,

Мы строим наш, от вас отличный мир,

И пусть не все принять его готовы —

Мы верим в счастье — и оно наш командир!

Построим новый мир мы добрыми руками,

Соединим мы вместе краешки земли!

Вы не учите нас — и посмотрите сами —

Ведь до чего же нашу землю довели!

И не ссылайтесь на авторитеты

Тех кто давно на кладбище истлел!

Не все же были так умны, как Архимеды —

Ведь даже он спасти планету не сумел!

Мы мертвецов — каменьями придавим

И крест железный в землю мы вобъём!

Их замолчать навеки мы заставим —

На их могилах песню мы споём!

Пусть поколенье наше в ползунках — пелёнках

Оно готово всё по-новому создать

Построить добрый, волшебный мир ребёнка

И счастье детства всей планете дать!

Царь Долдон и гей-закон

(gay по-англицки значит «весёлый»)

1.

За лесами, за горами,

За широкими реками,

Где из нефти бьют фонтаны

И живут в полях фазаны,

Жил на свете царь Долдон

И народом правил он.

2.

Долго он в стране той правил

И наделал кучу правил.

Всё долдонил и долдонил,

Как играл на патефоне:

Как народу нужно жить

И Долдона как любить.

3.

Он долдонил о законах

По ТиВи и в телефонах

На вопросы отвечал,

А о правде-то молчал…

Люди жили как во мгле

На Долдоновой земле…

4.

Вот решился наш Долдон

Новый выпустить закон,

Что б косые и кривые

И немного не-такие

Не мешали б людям жить

И Долдона бы любить.

Строгий был закон Долдона:

Запрещалося законом —

Коли ты кривой-косой

И какой-то не-такой —

Не ходи ты на бульваре

Близко с другом, то есть в паре!

5.

«Те, кто тот закон нарушит —

Пусть в тюрьме у нас послужит!

Не нужна нам кривизна!

Пусть цветёт моя страна!»

Людям так сказал Долдон

Про свой новый гей-закон.

6.

Все кругом «УРАААА!» кричат,

Шапки в воздухе летят.

«Мудрый, мудрый наш Долдон!

Всех спасёт от геев он!

Государство без кривых

И неправильных таких

Будет лучше, будет краше

И с Долдоном слово наше!!!!»

7.

Ходит гордый наш Долдон

Людям взгляд свой дарит он.

Шапку царскую снимает,

Головою всем кивает.

И Долдона доброта

Видна с церкви и с моста.

8.

Тут к нему пришел слепец,

Вестник правды и мудрец,

И сказал он, хоть не видел:

«Ты меня, сынок, обидел

Ты, Долдон, забыл, наверно,

Как учил тебя неверный?

Помнишь? Тот ведь был кривой

И какой-то не-такой…

Правда, очень умным был

Правду людям говорил:

Оскар Дикий звался он,

Был он в Англии рождён.»

«И другие не-такие,

Гениальные-сякие —

Все они тебя учили,

И при этом геи были.»

«Помнишь, был один в балете?

Не забыть таланты эти!

Он был тоже не-такой

Ненормальный, голубой.

А Чайковского куда?

А Ландау? Вот беда!

Всех кругом арестовать,

Что б не смели танцевать?

Песен чтобы не писали?

Книжек что б не издавали?

Дружку чтобы не любили

И за ручки не ходили????»

«Что-то тут, Долдон, не так!», —

Говорит слепой чудак.

«Хоть слепец, но вижу ясно,

Что закон-то твой опасный!

Лучше волю дать народу,

Чем рожать тебе уродов!

Лучше взятки запретить,

Чем любовь в миру убить!»

Тут Долдон наш осердился

Старца — хвать! Тот испарился

Словно не было его

Старца мудрого того…

В сказке ложь, да в ней намёк

И Долдонам всем урок:

Нужно ВСЕХ людей любить,

Прежде, чем их всех судить.

Вот так!!!

Солнечный круг

Сгорает солнце, превращаясь в плазму,

А нас волнуют моды, войны и обеды,

Диеты, талии и новостей маразмы,

Правителей постель и личные победы…

Сгорает солнце, в муках расширяясь,

На полюсах аврора исчезает,

А мы пельмени лепим, жалости не зная

К тем, кто в религию как в бадминтон играет…

Сгорает солнце, разлетается вселенная,

Пространство тёмное планеты поглощает,

А в кухне жарит бабушка котлеты

И на задворках бойко граммофон играет…

На нас идёт стеной масштаб космический

И падает метеоритов дождь тяжелый,

А в хохмодроме — тон незлобно-иронический

И дети с бантиками снова заполняют школы…

К чему нам думать о каком-то солнце?

Ведь хватит солнца всем на много лет страданий!

И виден свет пока в моём оконце —

Нет! Лучше есть и пить и пребывать в обмане!

И пусть сгорает солнце, как в предании,

А нам — хоть что — ведь всё равно всем в бездне — кануть!

И слушаем мы, как ругаются о Снежном Дане,

И удивляемся, когда руки не подаёт

Наш русский Вова черному Обаме…

Светило наше умирает в муках,

А мы спешим друг к другу на рожденье,

Как стая динозавров дико-глупых

Не знаем мы, когда ж придёт прозренье…

Пусть смотрим мы вокруг не дальше пуза

И думаем, что мы одни на свете…

Ребята! Милые! Давайте жить-то дружно

Часы последние на маленькой планете!

Нет Войне и конфликтам!

Статист

В кино статистов набирали,

Чтобы заполнить фильм толпой:

Типаж особый там искали —

Неброский и недорогой.

На улице толпа стояла —

Кто на экран хотел попасть,

Кто верил, что кино — навечно,

Кто захотел известным стать…

Ведь, может, там тебя заметят?

И на экране, в темноте

Улыбкой зрители отметят

Твоё лицо в большой толпе?

И ты согласен быть статистом —

Хотя б миг, хотя б в кино…

Забыв что лучшие есть роли

В спектакле жизни для тебя давно…

Время

Время — московское,

Время — чудесное,

Время — прошедшее,

время — полезное.

Время любви

И время обмана,

Время учёбы

И время романа.

Время — войны

И время для мира,

Время для звёзд

И для дел у сортира.

Время — иллюзия жизни короткой —

Тикает время без остановки.

Тайну времени трудно понять,

Заставив время двигаться вспять.

Ты время оставь и в вечность поверь —

Открой для себя волшебную дверь

Ведь только «сейчас» существует вокруг,

И вечности тайну познаешь ты вдруг.

Не будешь ты больше по жизни скитаться,

Но будешь ты тем что «сейчас» наслаждаться.

Очередь за чудом

Толпа стоит и слышно: «Ты, дурной?»

«Скорей беги, ведь очередь пройдёт!»

И говорит один: «Иконы той святой

Я чуть коснусь — и хворь моя уйдёт».

Уж холод пробирает до костей,

Но не уходит по домам толпа:

Вдруг подъезжает кто-то из властей

И из машины вылезает голова…

В обход толпе детина в храм идёт

И шапку он снимает второпях,

Перед иконой, помолясь, встаёт

И свечку держит, как и все, в руках…

А за стеной — шумит и чуда ждёт толпа

Из тех, кто пусть замёрзнет, но дойдёт!

Но видно, есть особая тропа

Что сильных мира к Господу ведёт…

А как же Бог? Он виду не подал —

Ведь он не нужен никому совсем —

Он простоял в толпе, но в церковь не попал

И прочь пошёл — неузнанный никем…

Первое апрель — никому не…

Не верь себе, что ты — умён,

Не верь, что за окном — весна,

Что мир — друзьями населён!

Не верь, что лучшая — жена!

Не верь, что сын твой — наркоман,

И что работа — не нужна!

Не верь, что где-то — там туман,

И что любовь не так важна…

Не верь, что будем лучше жить,

Ни в обещания Кремля…

Не верь, что нужно смех копить,

Не верь жужжанию шмеля…

Не верь ни другу, ни врагу,

Не верь сенсациям газет!

А я неверью — помогу:

Не верь, что пишет интернет…

Не верь, когда весь мир кричит —

Не верь ты больше НИКОМУ!

А коли Бог к тебе стучит-

Не открывай — не верь ему!

Без паники!

Опять звучат тревожно звуки гонга

И бегают мурашки по спине,

Опять икота мучает котёнка,

И не слышна молитва в тишине…

Без паники! Мы пережили много!

Концом же света нас не испугать!

Без паники — мы верили так долго,

А Глобе скажем, что не нужно нам гадать!

Реклама врёт горластая с экрана,

Врут новости, из банка врёт прогноз!

Так почему же свет горит на ёлке

И в хитах ходит Русский Дед Мороз?

Без паники! Христа уже распяли,

И сгнил в земле безглавленный Саддам.

Без паники! Мы дух не потеряли,

Хотя кругом — мечети и ислам!

Пусть тают ледники и умирают пчёлы,

Пусть рыба дохлая вмерзает в грязный лёд —

Но мы для счастья открываем школы,

Чтоб дети наши жили без забот!

Без паники! Верховный вождь с экрана

На руку левую часы свои надел

Сказав: «Нам умирать пока что рано!»

И всем работать дружно повелел.

Добавил он: «Конца не будет света!

Звезда Армагеддона не взойдёт!»

Без паники! Двенадцатый кончается

Без паники! Тринадцатый идёт!

А теперь вторая часть «Пересмешника» — ИСТОРИИ!

А кто же виноват?

Он так и не понял, как задремал, но день был такой длинный, что после двенадцати часов, проведённом в этом кабинете, его жизненные силы требовали сна, отключения, забытья от проблем. А проблем было много. Видно, он спал довольно долго — за окном Кремля совсем стемнело, и зажглись уличные фонари, хотя ночь спускалась на Москву в эти летние месяцы поздно.

За соседним столиком у окна горела единственная настольная лампочка со старинным, не модным, стеклянным приятно-зеленым абажуром. Её не выключали и днём, меняя периодически сгоревшие лампочки на шестьдесят ватт.

Эту лампу знали в кремле как лампочку Ильича, свет которой напоминал прохожим, что в Кремле кто-то работает — даже в поздние, ночные часы, и кто-то заботиться о стране с ее народом, даже когда этот народ мирно спит. Так было заведено в Кремле со времен Владимира Ильича Ленина, работающего часто за полночь в этом кабинете.

Менялись правительства и главы государства и партии, но никто не отваживался выключить эту смешную, старомодную настольную лампу под зеленым абажуром, почти не дающую света, но видную из окна прохожим.

Сидящий в кресле за столом открыл свои глаза и осмотрелся вокруг. Он ждал последних новостей из Крымска, залитого водой и разрушенного вышедшей из берегов горной речкой и дождём.

Он должен был дать команду на послание войск для спасения оставшихся живых, но колебался. Войска выполняли всевозможные задачи по тушению пожаров, спасению при затоплениях и при других бедствиях, сваливающихся периодически на эту страну, но было ли это решение правильно? Эффективно — да, несомненно, но правильно? А какое решение вообще правильно? Его мысли опять стали путаться от усталости.

Около него лежал телефон, который мог зазвонить в любую минуту, но телефон молчал. Как ему надоело это: «господин…» Да и какой он — господин? После начала нового тысячелетия и изменения курса страны изменились и виды обращения к людям. Ушел в небытие «товарищ», пришел непонятный «господин». Хорошо американскому президенту — он мистер, а тут — в газетах пишут г с точкой — думай, что хочешь.

И этот интернет с его неконтролируемым потоком правды — лжи. А все те же американцы — свобода, демократия — ну и сиди тут в г с точкой! И журналисты тоже — хороши гуси! Пишут, что не попадя — славы им давай! А что народ будоражат сенсациями — это им наплевать! А народ у нас — особенный. Если что — пить или морду бить! А ведь все хотят стабильности, все!

Веки его опять отяжелели, и он провалился в забытье. Там, в его забытье он вдруг увидел себя молодым, едущим со своей женой и первой дочкой (второй тогда и не было) в поезде из Москвы в Геленджик на летний месяц каникул. Они ехали на поезде, в купейном, и он ощущал это приятное, монотонное качание поезда, перескакивающего с одной рельсы на другую с повторяющимся опять и опять звуком «чша! чша!», отдающимся шумом прибоя в его утомлённом мозгу.

Они ехали уже второй день, и в их купе не было четвертого пассажира, который мог бы разрушить их семейную идиллию условностью ненужных знакомств и речей. Мать, как всегда, заняла нижнюю полку и лежала там с «Работницей» и стаканом горячего, сладкого чая в гранённом стакане с оловянным, тяжелым подстаканником, совершившим в этом поезде уже переезд, равный кругосветному, но радующий еще пассажиров своим видом поездового уюта.

Дочка лежала на верхней полке с книжкой сказок — в этот раз вьетнамских, подаренных ей к рождению — она уже читала бегло, но любила слушать когда ей читали вслух. День в поезде пролетел быстро, с вечными яйцами вкрутую, крепким чаем с печеньем и горячей картошкой с местной станции на Кубани, где поезд стоял лишь пять минут. Как всегда.

Он чувствовал, что этот месяц отпуска с семьей на Черном море, на который копились деньги целый год, был важным не только для их маленькой семьи но и для страны. Он читал в газете, что в Японии каникулы были только одну неделю, а в этой далекой и опасной Америке — только две. В их же свободной, дружной стране послевоенного периода, когда на смену Сталину пришел веселый Никита, построивший для всех маленькие хрущёвки и засадившей Украину кукурузой, каникулы были месяц, и многие, очень многие ездили отдыхать к морю, как это делала и его семья.

Они уже были в Сочи, но там было шумно и слишком много народу на городском пляже. В Геленджике они не были, но мать — как он звал свою жену после рождения дочери, слышала о горах, пляжах и рыбалке в Геленджике, и они ехали именно туда.

Мать была женщиной молодой и красивой со своей перманентной завивкой, горжеткой из чернобурки зимой и блестящими, миндалевидными карими глазами русской мадонны. Она была практична и любила семью и свою доченьку. Ей в жизни везло, и она часто находила деньги то на дороге, то в других странных местах. Так, когда она вошла в купе, она сунула по привычке руку под матрас и вытащила оттуда кошелёк.

— Смотри! Кто-то забыл здесь все свои деньги! Пойду отдам проводнице!

Она вышла в коридор и открыла кошелек. Там лежало две сотенных бумажками, мелочь и какие-то бумаги. Она вытащила хрустящие денежные бумажки и положила в бюстгальтер.

— Спасибо всевышнему! Как раз будет достаточно для хорошего отдыха, подумала она про себя и пошла сдавать кошелек проворонившей его проводнице, не заметившей добычу при уборке купе.

Проводница взяла кошелек и спросила:

— А что внутри?

Не знаю, какое мое дело, — ответила мать.

Она вернулась в купе, легла на нижнюю полку и стала читать свою «Работницу».

Рано утром они подъехали к Геленджику, вылезли на перрон с чемоданами и пошли на станцию, где толпились бабки, предлагающие рублевые койки приезжающим.

Мать спросила троих — четверых, выбрав комнату в доме, лежащей в верхнем поселке, в горах. Почему она его выбрала, она и сама бы не ответила на это, но она всегда слушалась своей женской, чуткой интуиции, поворачивающейся как компас, к лучшему для ее семьи, решению.

Хозяйка взяла одну из их сумок в руки, и семейство отправилось в горы, в верхний поселок. Они поднимались по крутой лестнице, увитой виноградником и колючим можжевельником, и уже через двадцать минут входили в чистенькую по-деревенскому комнатку с белыми покрывалами на кроватях и кружевными накидками на стульях.

— Туалет — на улице, кухня — только для чая. Столоваться будете в городе. Хозяйка вышла, оставив их одних.

Они разобрали чемоданы и спустились к морю, шумевшему у подножия горы. Семейство сидело на пляже почти до заката, вдыхая морской воздух, купаясь в прохладной, соленой воде и жуя кукурузу с крупной солью, купленную прямо на улице у толстой бабы с ведром, где дымились сладко пахнущие, горячие под тряпкой початки.

Это был рай. Народу на пляже было немного, но усталость после поездки начинала смаривать их тела, и они пошли в местный ресторанчик, где заказали сосиски с горошком и яичницей и стаканом кофе. Дочка попросила простоквашу. Уже в темноте они поднимались обратно в горы. Фонарика у них не было, и они находили тропинку с крутыми ступеньками почти на ощупь. В ту ночь они спали как убитые.

Через неделю их пляжной жизни неожиданно пришел конец. Задул сильный ветер с Турции, несущий штормы, дожди и плохую погоду. Хозяйка, зная местный климат, пошла в город за мукой, сахаром, солью, спичками и свечами. Такой был обычный набор для преодоления природных катаклизм, и она была права.

На следующий день ветер превратился в штормовой, поднимающий трёхметровые волны, окатывающие всю набережную, и начался дождь, бесконечный, нескончаемый дождь, как при всемирном потопе. Дороги сразу же размокли и потекли грязевыми потоками. О спуске с их горы по едва заметной тропе не могло быть и речи! Семья забаррикадировалась в домике, договорившись с доброй хозяйкой о харчах.

У неё был огородик и сад с персиками и лимонным деревом, а дом был увит виноградом. У соседки была коза и восемь кур, кудахтавших беспрерывно при громовых раскатах. А под домом был подвал с вином прошлого года. Так что от голода они умереть не могли.

На третий день отключилось электричество, и они стали зажигать по вечерам свечи, собираясь все вместе за столом. Приходили на посиделки и соседи, поэтому за столом сидело иногда до десяти человек, играя в карты под раскаты грома.

Их дочь открыла пункт помощи бездомным кошам и ежам, потерявших жильё из-за дождя и теснящихся к людям в эту трудную для выживания пору. Он кормила их из блюдечка козьим молоком и печеньем из своих личных запасов. Так люди и животные помогали друг другу преодолеть природные неприятности. Картина очень напоминала библейскую историю о Ное, хотя в бога тут открыто никто не верил.