Бесплатный фрагмент - Перерождение

VI. ДВА ВИРУСА

Глава 1. Гений

Сегодня Кирилл проснулся очень рано. Зимнее солнце не поспевало за молодым и энергичным ученым. Он поставил будильник на пять тридцать, но проснулся гораздо раньше. Волнение с каждой минутой заливало его все новой холодной волной, и он не мог больше просто лежать и ворочаться на кровати. Кирилл посмотрел на часы, электронный циферблат которых показывал без минуты пять. «Хватит лежать», — подумал он, и его нога ступила на холодный пол. Кирилл усмехнулся — он вспомнил, как ложился спать, какие мысли укладывали его разум.

— Сегодня уж я с тобой попрощаюсь, — сказал он, глядя в пол, выдерживая тон победителя.

Кирилл поправил растрепанные после непродолжительного сна волосы. Уставшие глаза и синяки под глазами. В последнее время тревожные сны стали частными гостями в его голове.

Он смотрел на себя в зеркало. Немного отросшие каштановые волосы, небрежно уложенные сном. Пора было идти к парикмахеру. В противном случае скоро на укрощение растрепанной шевелюры будет уходить непозволительно много времени. Четырехдневная щетина скрывала плавный, немного женственный изгиб подбородка. Отсутствие выдающихся мужских скул, которыми обычно гордились парни, всегда расстраивало его. Одно время Кирилл даже хотел обратиться в клинику красоты, где ему подправили бы черты лица, сделав их более мужественными. Но вместе с тем он всегда утешал себя тем, что его черно-карие глаза и идеальный нос вкупе с высоким лбом делали его очень привлекательным. Ему не хотелось лишаться этого, и вскоре он смирился с тем, что не выглядит как типичный спортсмен. Высокий, среднего роста — он всегда был удостоен внимания женских сверкающих глаз. Только сейчас все портила излишне длинная щетина, которая больше походила на плешивую бороденку. Впрочем, несмотря на желание вырваться поскорей из холодной ванной, Кирилл решительно вынес щетине приговор — сбрить.

Кирилл работал в Биологическом научно-исследовательском центре имени Н. Ласара старшим сотрудником лаборатории по исследованию особо опасных заболеваний. Еще в университете он продемонстрировал агрессивное рвение в исследовании вируса нулевого иммунитета, которым болела его мама — Екатерина Семиовская. ВиНИ, как его называли, не был высокопатогенным заболеванием, однако появлялся неожиданно и приводил к постепенному отмиранию тканей и органов организма. Несмотря на множество исследований и изобретение купирующих лекарств, ВиНИ не удавалось победить окончательно. Он обладал большой адаптивностью и быстро находил способ противостоять лекарствам, которые ограничивали его деятельность в организме. Самым большим риском в лечении ВиНИ являлось то, что после перерождения вирус становился более агрессивным, что вдвое сокращало жизнь пациента. Всего же у ВиНИ было четыре стадии развития. Большинство больных вирусом умирали на второй. Примерно пятнадцать процентов заболевших доживало до третьей и лишь пять процентов переходили в самую жуткую, четвертую стадию, при которой пациенты сохраняли только лишь сознание и работоспособность мозга. Их цинично называли «говорящими овощами». Большинство молили об эвтаназии, ведь речь о выздоровлении уже не шла. Тело реанимировать было невозможно. Оно доживало последние месяцы. Министерство науки предписывало поддерживать жизнь таким пациентам до последнего, так как больных ВиНИ в четвертой стадии было немного, а данные о вирусе нужно было как-то получать. Конечно же, это предписание было негласным. Однако исследовательская наука была прежде всего. И когда кто-то из врачей из жалости отключал таких больных от аппаратов жизнедеятельности, то тайным арбитром всегда выступало Министерство науки. Наказание было жестоким — прекращение медицинской практики до конца жизни. Министерство здравоохранения во многом подчинялось министерству науки, что делало открытую конфронтацию маловероятной. Провинившихся врачей всегда подводили к плахе, установленной с научной точностью.

Кирилл прекрасно знал, что ждет его маму. Сейчас она находилась в пограничном состоянии и вскоре может перейти во вторую стадию. В институте он поставил перед собой главную цель — найти союзника в исследовании вируса нулевого иммунитета. Ему стоило больших усилий заинтересовать своего научного руководителя Владимира Довлатова в перспективности своей работы. И одаренность Кирилла сыграла в этом не последнюю роль. Довлатов видел в новом студенте свое отражение: замкнутый, не умеющий завязывать нужные знакомства, но всегда идущий напролом. И что самое удивительное, ни одно препятствие не останавливало Кирилла. Ведь его главным мотиватором была больная мама. На втором курсе Довлатов внял доводам гениального студента, и они принялись вместе изучать ВиНИ.

Кирилл знал вирус, как положено истинному противнику знать своего врага. С двенадцати лет он со старшей сестрой смотрел за медленным угасанием матери. Он вел дневники, читал специальную литературу. Окончив школу в шестнадцать лет, он пошел на подготовительные курсы в Екатеринодарский институт вирусологии. Он выбрал его. Осталось учебному заведению выбрать Кирилла. Как довольно часто происходит, таких, как Кирилл, быстро замечали. И даже отсутствие денег на обучение не стало для него преградой. Его ум был нужен институту, и его взяли на бюджетное место.

На третьем курсе Кириллом заинтересовался военный исследовательский институт. Коллекторы предложили одаренному третьекурснику перейти к ним и заняться военными разработками. Однако Кирилл отказался. Он не мог оставить исследования ВиНИ. Даже когда коллекторы из военного института пообещали не препятствовать его исследованиям вируса нулевого иммунитета, Кирилл не согласился. С Довлатовым они почти три года изучали ВиНИ и добились хороших результатов. Бросать их и лишать себя важного союзника в лице научного руководителя юноша не желал. К тому же, он считал невозможным исследования особо опасных заболеваний под покровительством военных. Хотя потом он пожалеет, что отказался от щедрого предложения военных. Кирилл остался в своем Екатеринодарском институте и вместе со своим профессором Владимиром Довлатовым продолжил исследования.

Близился шестой, завершающий год обучения. Реальность рисовала перед Кириллом необходимость перевода исследований на более высокий уровень. В какой-то момент его гению стало тесно в провинциальном институте. Все чаще Кирилл задумывался о Петрополисе — столице биологической инженерии. Но посылаемые в крупные исследовательские центры запросы не приносили ожидаемых результатов. Все до одного институты отвечали одинаково: недостаточно практических данных, бесперспективность исследований и гранта никто не давал. Но Кирилл настаивал на своей правоте. Он верил в то, что лекарство от ВиНИ можно найти. Довлатов предложил Кириллу остаться в стенах родного института и работать с ним, преподавать. Обдумывая, по сути, щедрое предложение научного руководителя, Кирилл пришел к выводу, что его исследования застрянут на теоретическом уровне, останься он в родном городе. Большая тень вопроса нависла над перспективами продолжения карьеры. Мать и сестра Маргарита, немногочисленные знакомые уговаривали поумерить пыл и заняться тем, что у него уже в руках. Но Кирилл желал большего. Он знал цену себе и своей работе. Для него было немыслимым прозябать где-то в захолустье: изучать тараканов, лягушек и преподавать студентам основы вирусологии, когда он шагнул на сотни шагов дальше от них. Он выбрал другое. За пару месяцев до окончания института он провел последний опыт над вирусом ВиНИ. Кирилл даже забыл о выпускном дне и вручении дипломов. Когда прозвучало его имя — никто не вышел к трибуне. Вместо него документ получил профессор Довлатов.

Кирилл сидел в своей студенческой комнате, когда к нему вошел его научный руководитель. В руках своего уже бывшего студента он увидел листок. Ему знаком был герб на конверте. Письмо было из Биологического исследовательского института в Химграде. Кирилл объяснил, что три дня назад послал им результаты последнего теста с ВиНИ и сегодня получил ответ. Его пригласили на учебу в БиоНИЦ, однако, учитывая ее дороговизну, ему предлагалось место младшего научного сотрудника в лаборатории микровирусов профессора Данилевского. Исследование ВиНИ было признано перспективным и Кириллу предложили практически претворить в жизнь свои выводы по вирусу. Так Кирилл стал работать простым лаборантом в Биологическом научно-исследовательском институте в Химграде — в одном из самых почитаемых наукоградов под Петрополисом.

Спустя год обучения и работы в БиоНИЦ Кирилл не смог сильно продвинуться в исследованиях ВиНИ. Оглядываясь назад, он с отвращением осознавал, что основной его работой стало препарирование жаб и грызунов, зараженных ВиНИ и другими, менее интересными вирусами. Ценой за это было одиночество и тишина. В родном городе осталась пара друзей, которые идеально выполняли свою функцию и терпели своенравие Кирилла, дома осталась мама и сестра. Все это Кирилл променял на шанс успешной работы. На то, что он, как умел, продемонстрирует себя, покажет с наилучшей стороны и его обязательно заметят. Что сможет выбить еще один год бесплатной учебы и продолжит работать над исследованиями ВиНИ. Если с обучением из года в год обстояло все более или менее стабильно, то все его серьезные начинания в исследованиях наталкивались на глухую стену. Никто не воспринимал всерьез сначала первокурсника, потом и третьекурсника. Пять лет он оставался в роли дипломированного «разнорабочего» лаборатории. К концу пятого года работы и учебы Кирилл оказался перед выбором — бросать учебу и работать младшим помощником, получая гроши, и волочить на них бедственное существование, или же возвратиться в Екатеринодар, возобновить исследования там. Такая мысль посещала его все чаще. Кирилл не понимал, зачем он в БиоНИЦ и для чего его пригласили сюда, если не дают особо продвинуться в исследованиях. Все оказалось не так, как он того ждал. Он считал себя выдающимся ученым, но в Химграде иных не было. Мысли о доме посещали голову все чаще. Дома, конечно же, будет легче. Там мама и сестра — они так усердно зовут обратно. Маргарита очень удачно вышла замуж. Она в каждом телефонном звонке звала младшего брата домой, говоря ему о том, что поможет и финансово, и с работой. Но каждый раз Кирилл напоминал ей о смысле своей работы. Это же он говорил и себе. К тому же, мама и сестра понимали, что если Кирилл вернется домой, то им больше не видать дорогих лекарств, которые он привозит из Химграда. Работая в БиоНИЦ, Кирилл имел большие льготы на самые дорогие препараты. Среди них были и передовые разработки в области купирования ВиНИ. Кирилл ездил домой два раза в год: в начале и в конце. С собой он обязательно привозил лекарства. Несколько десятков ампул, порошков и микроинъекций.

Гостил он у сестры. В ее большой квартире хватало место и ему, и их матери. Кирилл внимательно наблюдал за состоянием мамы. Семь дней, которые он проводил у родных, он сам колол ей инъекции. Он приучил и сестру, и мать вести подробный дневник течения болезни. В электронных блокнотах было огромное количество информации. Екатерина Валерьевна послушно выполняла наказы сына. Он всегда был ласков с ней. Он входил в ее комнату каждый раз с улыбкой. Первой в дверях появлялась рука с пакетом. Тряся его, Кирилл произносил из-за двери: «Колокольчики-укольчики приехали». Екатерина Валерьевна не могла сдержать радостного смеха. Она вставала с кровати и бежала к двери. В комнату входил Кирилл с сияющей улыбкой. После чего он раскладывал лекарства, облегчающие состояние матери, по порядку в шкафчики и ящички. Екатерина Валерьевна особенно любила овальные ампулы с оранжевыми бирками. Это был ее любимый цвет, и она всегда смотрела на них без страха и подолгу разглядывала, когда Кирилл или Маргарита доставали их во время уколов.

Возвращаясь обратно в Химград, Кирилл забирал с собой несколько проб крови, волос и кожи. Он больше напоминал не сына, съездившего домой отдохнуть, а врача, посещавшего пациента. В БиоНИЦ Кирилл внимательно изучал полученные образцы. Он смотрел, насколько ВиНИ изменился и как приспособился к лекарствам. И каждый раз результаты тестов были удручающими: вирус ускорял темпы своей мутации и вскоре двух визитов домой будет уже недостаточно. Но чаще ездить он не мог, а пересылать лекарства посылками было запрещено. Находясь дома в Химграде, Кирилл просил скидывать все наблюдения ему на электронную почту. Это было необходимо для корректировки исследований ВиНИ и дозировки лекарств.

Через две недели Кириллу снова предстояло отправляться домой. Болезнь протекала стабильно. Вирус успешно купировался. Хотя еще четыре года назад врачи предсказали матери переход на вторую стадию болезни и начало отмирания кожных покровов. Но этого не происходило. И в том была заслуга лекарств, привозимых Кириллом. Прошло пять лет, и все, чего он добился, — это должность извозчика. Он поставлял зелья да снадобья. И больше ничего. Медленные шаги в работе над лекарством от ВиНИ, а также отчеты и анализы, которые присылали из дома, все чаще подводили Кирилла к выводу о том, что подавление вируса скоро прекратится. Неспособность пробить стену, которой он не видел, заставляла чувствовать себя ничтожеством. Он надеялся на лучшее, продолжая ощущать себя отбросом научного мира.

Такую жизнь Кирилл ненавидел и призирал. Каждый раз возвращаясь домой, он с ненавистью вспоминал свою халупу и холодный пол. В этой квартирке все было ему противно: разваливающаяся кровать, единственная тумбочка, покосившийся деревянный шкаф, дверцы которого не закрывались. Они скрипели каждый раз, стоило к ним прикоснуться слабому сквозняку. Даже сам себе Кирилл становился противен, стоило ему войти в эту конуру. Единственное, что он любил, — это окно. В него он часто смотрел по вечерам, когда приходил с работы. Далеко на горизонте сияла его мечта — Петрополис. Каждую ночь город накидывал огромную мантию из сотен тысяч драгоценных камней, святящихся в ночи. Кирилл смотрел и представлял себя надевающим эту мантию. Он когда-нибудь войдет в этот город и скажет: «Я твой хозяин!» Но сейчас лишь голые стены окружали его. Он сделал свой выбор — остался в маленьком научном городе, для того чтобы спасти близкого и дорогого человека. Ему было здесь душно, но именно БиоНИЦ мог помочь ему в этом и стать дорогой на Олимп. В заначке у Кирилла были деньги лишь на ближайший месяц. В течение шести месяцев он может учиться, не вспоминая об оплате, но потом из деканата придет извещение об оплате последнего курса. Судьба играет с ним. То дает надежду, то снова ее отбирает, словно леденец у малыша. Только, в отличие от ребенка, Кирилл не рыдал. Он даже удивлялся себе порой, но еще ни разу слезы не уронили чести немого страдальца.

Кирилл стоял и смотрел в окно. Туда, где начинаются его мечты. Там, в самом центре маленького ученого города, среди самых ярких и притягательных огней, проходил научный съезд, на котором соберутся все крупные мужи научного мира. Там куча фотографов, куча журналистов от крупных научных изданий, деньги инвесторов — все, чего так желал Кирилл. И все это он собирался получить в самое ближайшее время. У него были годы исследований и работы. Некоторые ученые профессора ее даже хвалили и удивлялись, почему Данилевский не продвигает Кирилла. У него в распоряжении шесть месяцев. Он не просто должен был что-то сделать, но и придумать, как ему быть дальше. Кирилл бросил последний взгляд на сияющий город и стал укладываться в кровать, стараясь как можно меньше ее раскачивать, чтобы она не развалилась, как два дня назад. Он натянул на себя одеяло. Укрылся с головой и закрыл глаза. Нужно выспаться. Завтра ответственный день. «Завтра ты купишь себе билет в будущее», — приободрял себя Кирилл. Хотя эти слова были столь знакомы ему, что стали для него ночной традицией, так часто он их себе повторял.

И сегодня Кириллу нельзя было опаздывать. Он хотел прийти раньше всех. Взглянув на себя в последний раз в зеркало, он вышел вон.

На часах было шесть часов утра. По расчетам Кирилла, в институте, кроме вахтера и охраны, никого не должно быть. Он подошел к стеклянным дверям института и, постучав три раза, стал ждать. Через минуту к двери подошел охранник-вахтер. Он спросонья протер глаза и посмотрел сонным взглядом на того, кто потревожил его покой. Дверь пропищала и распахнулась.

— Кирилл? — вахтер узнал младшего сотрудника.

— Доброе утро, Анатолий Сергеевич, извините, я сегодня рано, — учтиво поздоровался Кирилл.

Анатолий Сергеевич давно работал в БиоНИЦ. Сначала он был простым охранником, потом стал главой отдела безопасности центра. Когда же возраст стал давать о себе знать, Анатолий Сергеевич попросился на работу менее сложную и ответственную. А так как его любили и знали многие в руководстве, ему пошли на встречу и дали право выбирать. Он выбрал быть охранником на вахте. Многие не могли понять, как начальнику отдела безопасности пришло в голову сесть на место вахтера. Однако многие с этим примирились, узнав, что это понижение Анатолий Сергеевич выбрал для себя сам.

— Решил все же доработать? — поинтересовался вахтер.

— Надумал, пока Кирилл Иванович не пришел.

— Ну, давай, проходи. У меня еще полчаса было, а ты тут…

— Простите еще раз…

— Да ладно, иди уж. А то этот ирод с тебя не слезет.

Кирилл вошел в главный холл. На противоположной от выхода стене был расположен огромный барельеф. На нем были изображены выдающиеся русские ученые-биохимики. Всего фигур было 27. В руках семи из них находились семь постулатов Министерства науки, ставшие догматами российской науки. Они сложились из практики видных ученых-первооткрывателей и были приняты и утверждены более ста двадцати лет назад. У каждого постулата есть своя история. У некоторых настолько кровавая, что возникало много споров о включении такого подхода в главный документ министерства. Но как бы то ни было, сформированные много десятилетий назад, семь постулатов звучат так: истина — наука, наука — истина; развитие невозможно без совершенства; пути познания и их цели не связаны моралью; ученый связан лишь одной этической нормой — служением обществу; научное доказательство — закон Федерации; научное исследование, поиски и опыты не могут ограничиваться; науке не следует быть статичной, ее надлежит развивать, продвигать и дополнять, являя эволюцию существования человечества.

Над фигурами ученых были изображены расшифрованные цепочки ДНК и множество моментов из научных открытий. Венчали барельеф три одинаковых по размеру герба. Центральным среди них был золотой двуглавый орел Российской Федерации, справа находился двуглавый серебряный орел со свитком постулатов науки в когтях, слева — герб Биологического института, на котором была изображена голова человека и выходящая из нее цепочка ДНК. Кирилл любил этот барельеф. Он любил уделять на любование им несколько минут по утрам, когда приходил на работу. Сидящие сверху золотой и серебряный орлы всегда пленили взгляд. Они грозно и повелевающе зорко осматривали каждого вошедшего в холл. «Как будет жалко, если он разобьется», — Кирилл поймал себя на этой неожиданной и странной мысли. Он мотал головой, отгоняя дурное.

— Кир, ты чего? — вахтер хлопнул Кирилла по плечу.

Тот аж вздрогнул, словно очнувшись ото сна, и отпрянул от охранника, как от огня.

— Ты чего это?! — Анатолий Сергеевич сам перепугался.

Кирилл пришел в себя.

— Не проснулся еще, что ли? — успокаивал сердце вахтер.

— Наверно, засыпаю на ходу… — произнес неуверенно молодой ученый и поспешил удалиться.

Кирилл вытер лоб. Он ухватился за слова вахтера и решил, что заснул. Не может же ни с того, ни с сего привидеться, что барельеф на стене треснул.

«Надо спать побольше», — сделал вывод Кирилл и остановился у входа в коридор. Он поднял голову и посмотрел куда-то в потолок. Там была видеокамера. Обычному глазу она незаметна и мало кто знает, что она там есть. Кирилл помахал рукой, словно кого-то приветствуя, и вошел в коридор. Он повернул направо и пошел вперед. Прибавив ходу, Кирилл быстро проносился мимо кабинетов. Перед следующим поворотом он остановился. Прислушался. Ничего не слышно. Он повернул и пошел дальше. Пока, наконец, не вышел в небольшой холл, где было пять лифтов. Кирилл подошел к одному из них и только собирался нажать на кнопку вызова, как его что-то остановило. Он убрал палец от кнопки и стал подниматься по лестнице, что была справа. Он взглянул на часы. Десять минут восьмого. Через час сорок начнут подходить сотрудники института. Кирилл поспешил. Он стал бежать вверх по лестнице, пропуская этаж за этажом, пока не оказался на шестом. Он остановился перед дверью, чтобы отдышаться и заодно прислушаться: нет ли кого. Кирилл вошел в холл и спокойным шагом проследовал вперед по левому коридору от лестницы.

Кирилл дошел до двери с номером 640 и табличкой «Лаборатория микровирусов». Он ввел свой код на панели электронного замка, и дверь быстро открылась. Ученый вошел в лабораторию. Освещение уже было включено. Он подошел к большому приборному столу, нажал несколько кнопок. В лаборатории послышался тихий монотонный звук. На противоположной от большого стола стене стали открываться ставни. Недавно монолитная стена оказалась прозрачной. За ней находилось помещение, раза в три превосходящее то, где находился Кирилл. Это была сама лаборатория, где проводились все исследования микровирусов. В прозрачной стене была одна-единственная дверь в кабину, где могло поместиться до десяти человек. Из кабины вела еще одна дверь, в саму лабораторию. Точнее, в центральную ее часть. В самую дальнюю лабораторию, где работали с самыми опасными микроштаммами вирусов, преграждала путь еще одна прозрачная стена, в которой тоже была кабинка, но уже для двоих человек.

Кирилл посмотрел на часы. Уже скоро начнут приходить сотрудники. Нужно поторапливаться. Он надел белый халат. Взял из своего стола электронный блокнот и подошел к двери в кабинку в лабораторию. Ввел свой код. Дверь открылась. Из отверстий в стенах Кирилла обдал белый пар. Раздался звуковой сигнал, дверь окрасилась в прозрачный зеленый свет и быстро открылась. Кирилл поспешил к рабочему месту.

На приборном столе он подключил свой электронный блокнот. Записи с него показывались на большом мониторе рядом. Это были данные наблюдений, сделанные его матерью, и результаты предыдущих анализов, которые прислала Маргарита. Кирилл ввел команды на панели, и из стен показались механические руки робота-ассистента. Они быстро поставили на стол мензурки, колбочки, реактивы и инструменты, необходимые для работы. Кирилл нажал еще несколько кнопок. Из стола поднялась центрифуга. Нажатием еще нескольких кнопок Кирилл отдал указание роботу-ассистенту делать другую работу, на соседнем месте. Ученый надел перчатки и защитную маску на лицо и взял пробирку с надписью «ВиНИ I.Е.В.С.». В ней находился штамм вируса нулевого иммунитета, взятый у матери. В другой руке он держал микропипетку, еще несколько пипеток стояли перед ним в держателях. С их помощью Кирилл разделил жидкость со штаммом ВиНИ по разным пробиркам. В этом ему помогала еще одна пара механических рук. Вместе они разливали жидкости и расставляли пробирки в держатели, гармонично дополняя друг друга и помогая. Робот-ассистент перехватывал из рук Кирилла пробирку, отдавал ему свою. Их руки, словно в балете, летали над столом.

Добавив в каждую разный реагент, Кирилл поместил пробирки в центрифугу. Как только барабан останавливался, он вытаскивал пробирку и оценивающе смотрел на абсолютно прозрачную жидкость. Их пробы он помещал под электронный микроскоп и смотрел на монитор. После он сделал экспресс-анализы составов жидкостей, остановив выбор на одной из них. Кирилл вытащил из центрифуги нужную пробирку. Он наклеил на нее белый стикер и написал: «ВиНИ II». Вирус искусственно перешел во вторую стадию.

Кирилл нажал несколько кнопок на пульте, и механические руки взяли пробирку и поместили ее в вакуумный бокс. Он наблюдал за пробиркой и за тем, что будет происходить с жидкостью, при этом медленно повышал температуру в боксе. Ничего не происходило. Кирилл посмотрел на часы. На лбу выступила испарина. Нужно было активировать вирус. Для этого он приказал механическим рукам ввести в жидкость штамм «патологии 6». Стоило новому вирусу оказаться в питательной среде, как началось противостояние. Внутри жидкости появились первые признаки теплового воздействия. Кирилл посмотрел на время, потом на датчик температуры. На узком прямоугольном электронном мониторе, прикрепленном снизу бокса, зелеными цифрами высвечивалось число — плюс 256 градусов по Цельсию. Кирилл был сильно удивлен. Эта цифра его напугала, как и то, что происходило с вирусами. Он оставил температуру на этом уровне и продолжил наблюдать. Кирилл снова посмотрел на часы. Стрелки не стоят на месте, в отличие от него. Он начинал злиться. Больше ничего не происходило. Терпение таяло, словно лед на открытом солнце. Вдруг система бокса подала звуковой сигнал. И на маленьком экране высветилась формула вещества и ее графическое изображение. Рядом с формулой высветилась стрелка перехода, означающая, что вещество меняет свой состав. После начали высвечиваться символы новой формулы, пока на экране не показалась вся сложная структура нового вещества. А рядом с новой формулой красными буквами было написано «регенерация завершена». Пораженный прочитанным, Кирилл не мог выдавить из себя ничего, кроме: «Что за черт?» Он не мог понять, почему система выдала именно такое заключение. «Регенерация? Как такое возможно?»

Из формулы выходило, что ВиНИ перестал существовать, на его месте образовалось новое соединение. Но куда делся сам вирус? Кирилл посмотрел на жидкость в пробирке. Она переливалась прозрачным светом и сияла, словно расплавленный бриллиант. Будто сотни граней алмаза постоянно хаотично перемешиваются внутри пробирки, то медленно, волнообразно гуляя по всему объему вещества, то неожиданно сливаясь в одно единое вещество, преломляющее свет, словно призма. Кирилл приказал механическим рукам взять вещество на анализ. Не вынимая пробирку из бокса, механические руки микропипеткой сделали забор пробы. Часть поместили под микроскоп, другую отправили на анализ. На мониторе отображалась микроклеточная структура жидкости. В пробе не было вируса. Но находился непонятный штамм, которого прежде Кирилл не видел. На его лице появилась легкая улыбка. В воздухе повеяло надеждой на то, что ВиНИ все же подвержен уничтожению. Но сначала надо выяснить, что за штамм находился под микроскопом. Кирилл еще раз посмотрел на экран над боксом. Надпись «регенерация» приковывала к себе. Кирилл направил в бокс исходную пробу ВиНИ своей матери. Механические руки с помощью микропипетки добавили вирус нулевого иммунитета в пробу к новому срегенерированному веществу. Глядя на монитор, Кирилл стал наблюдать за тем, что будет происходить. ВиНИ, попав в чужеродную среду, начал немедленно атаковать клетки новой жидкости. Его агрессивность была поразительна. За несколько секунд он полностью поглотил все клетки, превратив их в своих клонов. Кирилл был разочарован. У него получилось непонятное вещество. Может, даже новый вирус, но это было неважно, если его все равно поглотил ВиНИ, да еще и с такой жадностью. Кирилл приказал механическим помощникам уничтожить образцы. Но сохранить новое вещество в запаянной ампуле — он займется им позже.

Кирилл бросил последний взгляд на монитор. Но вдруг его взгляд зацепился за странное поведение штамма ВиНИ. Отменив предыдущий приказ, ученый продолжил наблюдение. Штамм вируса пожирал сам себя и нападал на клонов. Беспорядочно делясь, он начал еще быстрее разрушаться. Пока, наконец, из штамма ВиНИ не появился штамм, точно похожий на тот, что был в новом веществе. Кирилл осторожничал в мыслях. Он взял на анализ жидкость. Через несколько секунд на мониторе появилась надпись: «вируса нулевого иммунитета не обнаружено». Победа? Кирилл смотрел на монитор. Неужели получилось?! Как хотелось сейчас воскликнуть. На его глазах был разрушен штамм ВиНИ. Нужно было понять, что это за срегенерированное вещество. Кирилл посмотрел на пробирку, где оно находилось, но вместо прозрачной жидкости увидел мутное вещество с небольшим осадком. Кирилл испугался. Что произошло? Поместив вещество под микроскоп, он увидел, что новый штамм отсутствует. Лишь непонятные клеточные останки. Раствор выпал в осадок, нового элемента больше нет. Механические руки вновь поместили пробу с мертвым ВиНИ в новый раствор. Она тоже темнела. Штамм неизвестного вируса подергивался и извивался, словно его что-то испепеляло, до тех пор, пока он полностью не разрушился. У Кирилла начиналась паника. Что произошло? Что это все значит? Он пытался взять себя в руки. Новый штамм вируса получился из ВиНИ II путем скрещивания его с «патологией 6» при температуре 256 градусов по Цельсию. Однако система не определила его как вирус. Наоборот, она использовала слово «регенерация». Что это может означать? Из вируса нулевого иммунитета и «патологии 6» получилась новая клетка? «Вирус позитивного штамма», — проговорил Кирилл. Недолговечный вирус, судя по продолжительности жизни. Или же что-то привело к его гибели. Как бы ни было, но именно этот новый вирус убил штамм ВиНИ.

Кирилл потирал голову — результаты воодушевляющие. За многие месяцы микрошагов в исследовании он наконец-то получил какой-то результат. И это заслуживает отдельного внимания. Осталось провести испытания на человеческих клетках, посмотреть на агрессивность нового штамма — действительно ли он может быть вирусом позитивного штамма. Кирилл с упоением произнес эти три слова. Ведь о подобном мечтали многие ученые, поколения гениев-вирусологов пытались получить в своих опытах позитивный штамм вируса, способный адаптироваться к любому агрессору. Теоретически этот позитивный штамм впитывал в себя смертельный штамм и обращал его же действие против него. Генетическая ловушка для любого вируса. Проблема была в том, что в одном штамме должны были быть совмещены десятки тысяч генетических вариаций, позволяющих идентифицировать вирус-неприятель. Но то, что увидел Кирилл, было куда лучше. Его кандидат на позитивный штамм содержал лишь две принципиальный основы ДНК вирусов — ВиНИ II и «патологии 6». И это позволило сделать из них нечто, что убило ВиНИ.

Надпись на мониторе над боксом сообщила, что вирусов внутри не обнаружено. Кирилл улыбнулся. Он нажал несколько кнопок, и механическая рука вынула из бокса пробирку с темным осадком. Кирилл выхватил пробирку из рук робота и, ахнув от неожиданности, уронил ее на пол. Она все еще была горячей. По полу разлетелись кусочки пробирки, покрытые остатками выпавшего в осадок вещества. Кирилл вздрогнул. Он схватил дрожащей рукой пинцет со стола и поднял самый большой осколок пробирки. Медленно стекающий темный осадок испарялся и засыхал на стекле. Кирилл посмотрел на часы. Времени нет. Осталось лишь совсем ничего на уборку. Кирилл был взбудоражен и в то же время сильно подавлен. Его воодушевило то, что он получил новое вещество, но больше напугало то, что произошло потом. Он положил осколок в урну, туда же перчатки и маску и приказал роботам начать уборку лаборатории, а сам поспешил на выход.

Он зашел в кабину, его обдало паром. Но дверь не открылась. Она была подсвечена красным. Кирилл посмотрел на панель у потолка. На электронном табло светилась надпись «нет действия». Кирилл не мог ничего понять. Нет действия, значит, обеззараживающее вещество не смогло убить напыление, оставшееся от лаборатории. «Но как оно могло попасть на меня?» — кричал про себя Кирилл. «Пробирка!» — пронеслось в голове. В голове сразу завертелись дурные мысли. Кирилл посмотрел на часы — вот-вот начнут заступать на рабочие места сотрудники. Слабость и холод пробежали галопом по всему телу. Он мгновенно покрылся испариной, страх начал овладевать им. «Если в пробирке получилось новое вещество, которое попало на меня, — рассуждал Кирилл, пытаясь окончательно не впасть в глубокую панику, — то откуда система знает, что я заражен чем-то? Она не знает, не может знать!» Юноша подошел к пульту на стене и стал что-то вводить. На экране под потолком вместе со звуковым сигналом высветилась надпись: «Обнаружено постороннее вещество». Кирилл задумался, но через несколько секунд снова что-то набрал. На экране высветилось: «Выполняется». Из боковых отверстий Кирилл снова обдало паром, на этот раз пар был с синеватым оттенком. Раздался звуковой сигнал. На экране высветилось «посторонних веществ не обнаружено». Дверь окрасилась в прозрачный зеленый и быстро открылась.

Кирилл выбежал из кабины, словно ошпаренный. Его душил страх, сковывали навалившиеся мысли, а сердце предательски било по ушам. Оставалось лишь несколько минут до официального начала рабочего дня. Кирилл опомнился. Подойдя к своему рабочему месту, он включил компьютер, запустил программу и принялся обрабатывать полученные роботами результаты. За то время, пока он трудился над своим веществом, роботы выполняли поручение его начальника.

Профессор Кирилл Иванович Данилевский — руководитель лаборатории микровирусов — поручил младшему научному персоналу подготовить материалы для исследования «патологии 6» — сравнительно нового опасного вируса, возникшего на основе мутировавшего гриппа, а точнее его модифицированного аналога, который получил название гриппон. Кирилл специально подгадал выполнение последних трех опытов, включая сегодняшний, к началу работы над «патологией 6». Он рассчитал, что если немного изменит алгоритм выполнения мутации, то сможет сохранить три штамма патологии для своих опытов. Более того, ему нужно было ослабить агрессивность опасного вируса, что он и делал на глазах у всех, но втайне от коллег.

Каждый младший сотрудник лаборатории занимался своей работой. Срок исполнения — пять дней. Однако гениальный Кирилл, благодаря своим ухищрениям, смог уложиться за три. Этим он собирался привлечь внимание Данилевского. И Кирилл привлек его внимание, но не то, которое бы ему хотелось. Кирилл Иванович со всей присущей ему надменностью заявил о том, что не удовлетворен работой Кирилла и что впредь тот должен подходить к выполнению поставленных задач более скрупулезно. Кириллу сделали официальный выговор за его поспешность. Хотя на самом деле все было не только в его гонке за результат.

Поручая младшим научным сотрудникам подготовку базы для исследований, руководство лаборатории намеревалось проследить за всем процессом видоизменения вируса гриппа. Предполагалось, что этим вирусом заразят несколько подопытных животных, при этом беря на анализ каждый раз кровь, выделения, а также кожу. Ученые собирались изучить весь полученный материал и приступить к более важной процедуре уже на более высоком уровне доступа. Они намеревались произвести мутацию вируса гриппа в гриппон в «домашних» лабораторных условиях. Ведь до этого ни одному исследовательскому институту не удавалось проследить всю цепочку мутаций гриппа.

Кирилл же решил поступить иначе. Он опередил всех, однако благодарности не последовало. После выговора ему оставалось лишь надеяться на то, что у других сотрудников получатся точно такие же результаты мутации. В противном случае его инициатива с ускорением мутации будет признана диверсией и его просто-напросто уволят. А чтобы Кирилл не скучал оставшиеся до пятницы дни, профессор Данилевский дал ему еще одно поручение для субботнего дня икс, когда в институт съедутся крупнейшие вирусологи для проведения сложнейшего процесса мутации вируса гриппа. За оставшиеся два дня Кирилл должен был приготовить восемьсот унций концентрата вещества под кодовым названием «Н7». Этот стандартный концентрат нужен был в блоке Т, с самым высоким уровнем доступа. Заканчивать именно эту работу Кирилл поручил роботам, вместо того чтобы делать ее самому.

Сейчас Кирилл выводил на бумагу и передавал на электронные носители данные о получении концентрата. Как всегда бывает в особо сложных процессах, данная информация нужна в самый ответственный момент.

Предпоследний день перед выходными. И его Кирилл не собирался портить. Он не собирался никому ничего доказывать, выполняя свою работу в два раза быстрее остальных. Его сегодня волновало одно — вещество, которое он сегодня получил. В течение дня он намеревался собрать больше информации о том, что может привести к таким преобразованиям, которые произошли в пробирке. В дверь лаборатории постучались. Вернее будет сказать, дверь издала два последовательных и один протяжный звук. Это был условный сигнал для Кирилла, что к нему пришли. Он подошел к двери, ввел свой код.

За дверью стояла девушка в форме охранника. Это была Елана Нартова — командир одного из подразделений охраны института, по совместительству девушка Кирилла. Это был их условный сигнал. Когда Кирилл или Елана хотели увидеть друг друга, они нажимали на панели у двери определенные кнопки — два раза быстро и один протяжно. Получалось начало их любимой песни, первые нотки мелодии. Так они вызывали друг друга с рабочих мест.

Кирилл вышел из лаборатории и неожиданно обнял Елану, не обращая внимания на камеры слежения. Девушка слегка оторопела от такой внезапности. Сдержанный Кирилл такого себе еще не позволял. Она почувствовала его тяжелое дыхание и как сильно бьется его сердце.

— С тобой все в порядке? — Елана посмотрела Кириллу в глаза.

Он ничего не ответил, только сильнее обнял любимую.

— Сегодня я провел опыт, который скоро сделает меня большим ученым… — не выпуская девушку из объятий, произнес позже он.

— И мне скоро не нужно будет условно стучаться к тебе, — с улыбкой произнесла Елана, намекая на свое скорое повышение. Тогда ей будут доступны все коды всех дверей в институте.

— Я не о повышении говорю, — Кирилл словно и не услышал слов Еланы, — я скоро стану знаменитым.

— Кир… — она снова посмотрела на возлюбленного. — Не все так просто, ты простой лаборант…

— Я знаю, но сегодня я… В общем, неважно. Просто верь мне.

В коридоре послышался звук лифта. Кирилл крепко поцеловал Елану и, набрав код двери, скрылся за ней. Елана не знала, как реагировать. Улыбаться или расстраиваться, радоваться за Кирилла или печалиться, что он снова начинает затуманивать себе голову призрачными высотами, с которых опять может сорваться.

Если что и могло произойти в этом мире экстраординарного, так это знакомство Еланы с Кириллом и их взаимная любовь. Елана была красива, хотя для девушек с внешними данными, как у нее, словом красива не обойтись. Она была прекрасна! Ее длинные черные волосы всегда привлекали к себе внимание. А искрящиеся волшебные необычайно зеленые глаза манили к себе. Идеальное овальное лицо, красивая фигура, манящая взгляды обоих полов. Для истинных ценителей внешней красоты Елана была идеальной моделью, когда стояла на одном месте. Когда же она начинала двигаться, то ее мужская походка, грубые неряшливые жесты выдавали засевшего глубоко внутри мужлана. При этом она могла позволить себе носить изящные туфли на тонком каблуке, но не шпильки. Она уверенно чувствовала себя в платье, ощущая свое сексуальное превосходство и власть над мужчинами. Но подобных дефиле было не так чтобы много, просто куда милее туфель ей были берцы и брюки. И чем тяжелей на ней была одежда, тем сильней она себя чувствовала.

Елане была уготована красивая жизнь в оттенках розового. Ей было начертано стать королевой красоты и повелительницей сердец, но она выбрала путь, от которого рты открывались у многих. Елана с детства любила единоборства, да к тому же в ее семье все так или иначе были связаны с военной службой. Предпоследняя по рождению среди трех братьев, она всегда была равной им во всем. Поэтому ее выбор стал очевиден и в какой-то степени предсказуем. Она поступила в Высшую академию витязей — самое престижное учебное заведение Федерации с военным уклоном. Причем Елана выбрала не какую-то высокоинтеллектуальную специальность, которая требовала наличия очков и сурового выражения лица. Она решила стать силовиком, выбрав факультет Синих Витязей. Его в свое время окончили и ее старшие братья. Академия ею была окончена с отличием. Ее заслуги перед заведением отметил даже сам министр обороны, приколов ей на мундир почетную медаль за исключительные боевые качества. Это было ее призванием. По рождению ей суждено было хранить очаг, но она выбрала взять в руки меч. Елана получила звание лейтенанта Синих Витязей и ей были открыты пути самосовершенствования и водружения своей карьеры на новые высоты. Чем девушка и не замедлила заняться. К концу учебы ей и троим ее сокурсникам предложили на выбор места распределения. Молодые курсанты могли отказаться от щедрых предложений государства, но за всю историю Академии витязей ни один курсант не сделал этого. Елана не была исключением. После поступления в Академию Елана грезила службой в Ладожском космопорте. Выжить в этом вареве могли лишь цепкие и особо стойкие к перепадам политических температур и новых веяний современного этапа человеческого развития. Елана считала себя именно такой. Это был предел ее мечтаний. Когда ей и ее друзьям предложили вписать желаемое место дальнейшей службы, она гордо взяла листок и вписала свое имя напротив строки «Ладожский космический порт». Ей не терпелось попасть в самый новый космодром России, который больше напоминал город. О чем может только мечтать человек службы внутренней безопасности России?! Однако судьба распорядилась иначе. Рассмотрев пожелания лейтенантов-выпускников, военное ведомство определило Елану на службу в охрану Биологического центра в Химграде. Оставшись на службе, она не имела права отказаться. Елана, приставив ладонь к виску, приняла документ об окончании Академии и направление на службу. Это был крах ее мечты, но начало другой жизни.

Знакомство Еланы с Кириллом произошло не в институте. Оно просто не могло там произойти. Сферы деятельности Кирилла и Еланы были далеки не только по своей сути, но разделены расстоянием. Елана работала в западной части института, а Кирилл в северной. 1875 метров — такова была длина пути от одного пропускного пункта до другого, между которыми находится сердце института — Большая исследовательская лаборатория. Туда стремились все сотрудники института. Или, по крайней мере, те, кто желал продвинуться по службе и знать больше. Кирилл и Елана были из тех, кто хотел большего. Но все же встреча, которая повернула их души друг к другу, а сердца зажгла единым пламенем, произошла вне стен института.

День для Кирилла выдался более чем обычным. Профессор Данилевский даже не обратил на него своего сурового внимания. Он ограничился лишь отстраненным взглядом, когда брал из рук младшего научного сотрудника отчет о приготовлении концентрата. Кирилла это ничуть не смутило. Профессор всегда был сильно занят или строил из себя очень занятого. Но что бы ни было на этот раз, Кирилл понял, что день выдастся скучным и вялым, как и все дни младшего сотрудника. Но рутинная работа всегда отнимает силы. Ее Кирилл ненавидел больше всего. Ее не надо было обдумывать, ломать голову, выводить формулы, решать возникающие задачи. Но это была его работа. Он выбрал ее сам. «В конце концов, ты идешь к своей мечте», — раз за разом утешал себя Кирилл.

Любимое место работы, к которому он стремился, где желал достичь высот. Он всегда представлял, сколько здесь работает гениев. Быть равным им и после превзойти. Это было обязательным пунктом. Но сейчас его окружают лишь лаборанты. Обычные, ничем не примечательные серые мыши в белых халатах. Они сидят за своими приборными столами и упорно трудятся на благо лаборатории. Кирилл смотрел на них и невольно сравнивал их с собой. Равны ли они ему: насколько горят их глаза и сколько в них амбиций. Ему не нравилось, что среди его коллег в лаборатории много девушек. Он называл их пренебрежительно «туфельками», несмотря на то что абсолютное большинство женщин носили обычные мокасины. Рабочая обувь была куда удобнее.

Кирилл мало общался с коллегами. Лишь когда было необходимо, он вспоминал, что, кроме него, здесь работают еще семь лаборантов. Хотя со всеми у него были доверительные профессиональные отношения, один из лаборантов демонстрировал откровенное пренебрежение Кириллом. Это был Константин Хавеев — неофициальная правая рука и заместитель профессора Данилевского. В институте он работает уже восьмой год. И, в отличие от Кирилла, за спиной у него была докторская степень и расположение начальства. Хавеева уважали и коллеги, хотя вспыльчивость его нравилась не всем.

Кирилл старался не замечать выпады Хавеева в свою сторону. Благо, общались они нечасто. Когда же их связывала общая цель, то каждый из них демонстрировал профессионализм. Для Константина Кирилл был надоедливой мошкой, вдруг залетевшей в окно. Хотя на самом деле его злила самоуверенность коллеги, которую Кирилл всегда с радостью выставлял напоказ, желая поразить Данилевского.

День медленно подходил к концу. Мысли о произошедшем отходили на второй план. Однообразные и неторопливые движения рук, пальцев, глаз — все усыпляло. Кирилл знал лишь одно лекарство от этого — терпение. Он ждал конца рабочего дня, когда он придет домой и сядет за бумаги. Там он наконец сможет заняться настоящим делом.

Часы показали шесть часов вечера. Кирилл с облегчением вздохнул. Можно идти домой. Но он неожиданно поймал себя на мысли, что забыл сходить на обед. Кирилл стоял и смотрел на большой циферблат под потолком, над столом руководителя группы. И мысль о том, что он не только забыл об обеденном перерыве, но и о том, что его, как всегда, ждала Елана за их столиком в кафетерии, пилила его совесть. Кирилл виновато потупил глаза. Он бросил последний взгляд на лабораторию за стеклянной стеной, и оковы совести треснули по швам. Кирилл отправился к метро. «Это ради тебя», — этой мыслью он усмирял мечущуюся совесть, которая звала его на встречу с Еланой у центрального входа.

Кирилл спустился на лифте вместе с сослуживцами в общий холл. В центре находились четыре широкие лестницы, ведущие вниз на подземные уровни. На первом подземном этаже находились пропускные пункты и двенадцать эскалаторов, которые доставляли сотрудников института прямо в метро. Все было придумано так, что два раза в день поезда метро с дополнительными вагонами, проходя свой обычный путь, забирают еще и сотрудников института. В тоннелях метро открываются пути в институтскую подземку, и поезда, делая крюк, становятся служебными. Утром и вечером в три захода, поезда привозят и увозят сотрудников института. В каждом вагоне, который перевозит сотрудников, находятся по два сотрудника безопасности. Само же метро полностью закрыто от тоннеля стеной с дверями для вагонов. Сам же перрон метро принимает поезда только с одной стороны и рассчитан на одновременный прием двадцати вагонов в длину, однако обычно количество вагонов не превышает десяти.

Метро хорошо охраняется, так как считается самым уязвимым местом всего комплекса. В моменты, когда прибывают или уезжают сотрудники, внимание службы охраны особенно обострено. Экстремистские группировки неоднократно делали попытки проникнуть в институт через этот, как они считали, слабый участок. Однако вскоре стало ясно, что, несмотря на кажущуюся уязвимость метро, укрепление его силовыми структурами, всевозможными датчиками да и просто толстыми стенами, разработанными специально для подобных станций, делает его самой опасной задней дверью.

Решив отправиться домой на метро, Кирилл создал сам себе ненужный крюк: выйти за несколько километров от дома и шагать до квартиры пешком либо садиться на автобус. И все эти ухищрения только для того, чтобы избежать встречи с Еланой. Сейчас в голове Кирилла для нее не было места. Он не хотел отодвигать момент, когда засядет за свой стол и начнет анализ утреннего опыта. Он ждал этого очень долго: делал расчеты на бумаге, просчитывал ходы и варианты в уме. И сегодня утром у него что-то получилось. Получилось призвать билет в высший мир из потустороннего. И Кирилл не собирался от этого отказываться. В его голове не было и мысли о том, что он обидит своим поступком Елану, когда она устанет ждать. Когда она в последний раз посмотрит на здание в поисках окна с включенным светом с надеждой на то, что Кирилл просто задержался. На глаза навернутся слезы. Ведь все снова повторяется. Кирилл вновь ухватился за соломинку. И его не заботят чужие страдания и обиды. Лишь его опыт, который он готовил целых три месяца. По большому счету, только из-за этого опыта молодой ученый остался в Химграде. Он возлагает большие надежды на него. Все должно получиться, и он наконец-то получит пропуск в большую науку. На карту поставлено все. И главное из этого всего — жизнь близкого человека. Мысли об этом служили его щитом, когда он запрещал себе растрачивать свое внимание на других людей. На горизонте вновь мерцает его звезда, и его упорный труд вскоре возвысит его.

Уже в вагоне поезда Кирилл стал обдумывать сегодняшний опыт. На дверном стекле он пальцем выводил невидимые формулы. Он был полностью погружен в мысли. Это сейчас самое главное, и он не заметил, как доехал до конечной станции, проехав свою остановку. Делать было нечего. Злиться на свою увлеченность сил не было. Нужно было как можно быстрее попасть домой. Кирилл знал этот район. Не раз он, задумавшись или задремав, доезжал до самого конца и просыпался от того, что его будит сотрудник станции. Выйдя на поверхность, Кирилл дошел до остановки, благо, она была в десяти метрах от метро. На удивление, автобуса ждали многие. Обычно малолюдная в это время, остановка была просто забита людьми. Вылавливая обрывки слов, Кирилл понял, что где-то в трех кварталах от этого места демонстранты перекрыли дорогу. Кто-то считал, что это опять ученики-атахиды, последователи нового духовного учения. Другие клялись, что видели на дороге НЦТешников — легализованное общественно-политическое крыло Наци. Хотя Национальный центр всячески отрицал связь с группировками наци. Чьи бы слова ни были правдой в общем гуле недовольства, участь Кирилла они не облегчали. Чтобы совладать с накатывающейся злостью, он пошел по тротуару по направлению к дому. Стоять на одном месте среди таких же недовольных было губительно для его мыслей. А так дорога располагала к размышлениям.

Через полтора часа Кирилл зашел домой. Половину пути он прошел сам, отчего его ноги очень сильно гудели. Кирилл запер за собой дверь. Облокотился на стену и закрыл глаза. Он думал и отдыхал. Думал о том, как начать раскладывать утренний опыт, и отдыхал от бредового дня. Так всегда бывает, безделье и однотонная работа изматывают и утомляют хуже любого насыщенного действия. И вечерняя прогулка: Кирилл только сейчас подумал о том, что если люди на остановке и были правы насчет демонстрантов, то это первая крупная акция протеста в Химграде за всю его историю. Кто бы ни перекрыл уличное движение: нцтешники или ученики-атахиды, но это было слишком странным для тихого наукограда.

Кирилл стоял в прихожей. Ему хотелось лишь одного: завалиться на кровать и отключиться. Но у него были дела поважнее. Он не из тех, кто позволяет отдыху взять над собой верх. Постояв несколько минут у стены, Кирилл прошел в комнату. Не спеша переоделся, при этом обдумывая и проворачивая опыт в голове. Наконец, он уселся за стол. Достал из выдвижного ящика толстую кипу бумаг и разложил их по своему установленному порядку — на пять кучек. Все готово. Ручки и карандаши параллельно друг другу лежали на листе чистой бумаги перед Кириллом. И он принялся расписывать все, что произошло в лаборатории утром. Порядок на столе с ровными стопками бумаг быстро перерос в упорядоченный хаос, в котором мог разобраться только Кирилл. Его рука быстро передвигалась по листку, выводя все новые и новые формулы, линии, длинные предложения пометок. Подчас он выводил одну формулу единой цепочкой на нескольких листах.

Через час на полу вокруг Кирилла было небольшое полукруглое поле из десятков листов бумаги. Он аккуратно раскладывал все записи по порядку и в строгой последовательности, выкладывая нечто вроде большого полотна из маленьких кусочков. Кирилл часто обращался к ним, поднимал с пола и подставлял к точно такой же мозаике на столе. Через два часа полотно из кусочков заполнило всю комнату уже двойным слоем. А сам Кирилл аккуратно передвигался по белому бумажному «ковру», рассуждая и обдумывая новые ходы. Раздался треск; лампочка ярко вспыхнула и погасла. Кирилл оказался в темноте. Лишь тусклый свет из окна рассеивал мрак комнаты. Мужчина стоял не двигаясь. Он вспоминал, куда сунул запасные лампочки. Но вместо этого в тишине темно-синего мрака раздалось урчание. Кирилл вспомнил, что совсем ничего не ел. Мысли о месте, где хранились лампочки, пришли следом. Вкрутив новую, Кирилл отправился на кухню. Вернулся он быстро. С чашкой чая и тарелкой, нагруженной восьмью легкими бутербродами. Кирилл бросил взгляд на стол, но на нем не было и островка свободного места — бумаги были везде. Тогда он решил отужинать на кровати. Тем более что все бумаги, лежащие на полу и на столе, будут доступны его тяготеющему взору. И мысли займутся делом, пока тело подпитывает себя.

Незаметно для себя Кирилл лег на подушку, дожевывая последний бутерброд. Он снова и снова возвращался к своим записям. Что же могло произойти такого, что вещество выпало в осадок? Кирилл никак не мог найти ответ и все больше злился на свою беспомощность. Раздался тот же треск, и лампочка снова погасла. Свет от окна проникал до середины комнаты, освещая белый покров из бумаг. Легкий сквозняк, гуляющий по полу, тревожил уголки листов и поднимал над ними крохотные пылинки. Словно живые, невесомой взвесью они парили над полом. Постоянные спутники Кирилла — сквозняк и пыль. Он смотрел, словно завороженный. То на пыль, танцующую над бумагами на полу, то на записи. И среди множества исписанных листов Кирилла привлекла одна-единственная формула, на которой сходились все его думы. Формула, не имеющая продолжения, формула, заводившая его в тупик.

— Не может быть… — произнес он скрипящим шепотом.

Именно! Кирилл нашел ответ.

— Воздух, — уже чуть громче проговорил он. — Опыт проводился… и формулы я выводил без… а что если… то тогда…

Кирилл пытался справиться с нахлынувшим волнением и не упустить волосок, за который ухватился. Он наклонился к столу, ухватился за первый чистый лист. Дотянулся до карандаша. И, лежа на животе, стал выводить.

— Если к изначальной формуле, — рассуждал он, — добавить кислород…

На листе мгновенно выводились новые цепочки формул. Кирилл, не слезая с кровати, подобрал несколько бумаг с пола и, подставляя к ним новые цепочки, выводил новые формулы. Скоро чистых листов на столе не осталось, и Кирилл остановился.

— Ему нужно дышать, — с волнением глядя на листок в руках, проговорил он.

Он был слегка расстроен, что запасенных бумаг оказалось недостаточно и они закончились в самый ненужный момент. Кирилл смотрел на последний листок в руках и в уме просчитывал возможное действие нового вещества на живых клетках. И чем дальше уходили его мысли, тем радостнее становилось его лицо. Он шел по верному пути, он это чувствовал. Как вдруг его взгляд стал напряженным. Его мучило острое желание приступить к опыту над биоматериалами, которые он регулярно привозил от мамы.

Кирилл обдумывал: сможет ли он найти нужный предлог, чтобы прийти в лабораторию в неурочное время? Тем более что за этим хорошо следят. Может, в субботу? Кирилл изо всех сил старался найти выход. Завтра в институте большой слет биоинженеров. Будет усилена безопасность. Как сегодня утром, не получится прийти в лабораторию, да и вечером задержаться не выйдет. Но ведь двери института все равно открыты для его сотрудников. Нужно попытаться прийти в субботу. Кирилл посмотрел на время. Три часа сорок две минуты. Он соскочил на пол. Быстро собрал все разложенные бумаги в одну кучу и лег спать.

На улице светило яркое весеннее солнце. Природа, недавно очнувшаяся ото сна, играла с городом: его улицами и декоративными каналами зазывая народ бросить свои будничные дела и присоединиться к ней. Жизнь била ключом, но не в Кирилле. Он совсем забросил себя. Его мысли были заняты лишь работой — опытом, который никак не желал становиться пропуском в мир большой науки. Что говорить о весеннем ласкающем солнце, когда в жизни все идет наперекосяк? Прошла почти неделя с того самого первого удачного опыта, в котором у Кирилла получилось вещество. Формула, которого пугала и настораживала. Но вместе с тем и давала возможность строить амбициозные планы, в достижении которых Кирилл постоянно терпел крах. Через неделю, по планам, он должен был поехать домой. Но с чем ему ехать, он не знал. Не впервые ему хотелось упасть в колодец и скрыться от всех. Еще один день для неудачника. День — черная дыра. Вязкий, как болото, и пустой, как тишина. Лаборатория сегодня будет для всех исследований закрыта — распоряжение профессора Данилевского. Лаборанты будут заниматься бумажной работой, которую Кирилл ненавидел больше, чем свою жалкую жизнь.

— Что-то ты сегодня поздно, — решил пошутить охранник, отметив приход Кирилла на двадцать минут позже обычного. Шутка не нашла отклика и увязла в напряженном взгляде молодого лаборанта.

В лаборатории уже сидели две «туфельки». Они готовились к рутинному дню с бумагами. Кирилл, сонно поздоровавшись, сел за свое рабочее место. Фронт работы известен. Но на фронт идти не хотелось. Подошли остальные лаборанты, теперь все в сборе. Через пять минут начнется рабочий день и каторга станет реальностью. Вдруг скучную тишину прервал запрещающий сигнал двери. Кто-то ввел неправильный код, и система ответила отказом. Но через несколько секунд она открылась, и в лабораторию влетел профессор Данилевский. Он подбежал к своему столу, сел на стул и стал открывать ящики стола.

— Кирилл! — неожиданно обратился профессор. — Собирайся! Достань подтверждение по анализу первой стадии мутации гриппона. Одевайся, поедешь со мной.

Профессор проговорил все так быстро, что Кирилл не сразу приступил к действиям. Но времени на вопросы терять не стоило. Включив компьютер, молодой ученый стал перекидывать отчеты на электронные носители. Это были данные о том, что опыт был проведен с учетом предъявляемых параметров и при его выполнении не было допущено никаких огрехов. Только он закончил с последним документом, как Данилевский пулей вылетел из лаборатории. Кирилл, слегка оторопев от прыти старого профессора, схватил куртку, в охапку бумаги и побежал за шефом.

Данилевский ждал лифта. Двери открылись. Он и подоспевший Кирилл вошли в кабину. Профессор нажал кнопку первого этажа. Кирилл пытался справиться с курткой и несколькими планшетами и двумя папками с бумаги. Их было сложно отделить, не уронив при этом чего-нибудь. Раздался звон. Лифт спустился на первый этаж. Профессор, изрядно поднабравшись сил в лифте, также демонстрировал молодецкий дух, совершая марафонский забег через холл к выходу. За ним еле поспевающий лаборант, на ходу пытающийся одеть куртку.

У лестницы стояла черная машина. Профессор открыл дверь и сел в нее. Кирилл, справившись с курткой, остановился у машины. О, как жестока жизнь. «Данилевскому лишь был нужен носильщик», — пронеслось в голове лаборанта. Конечно, ведь эту кипу никто, кроме Кирилла, не способен удержать.

— Чего стоишь?! — из открывшегося окна машины показалось гневное лицо Данилевского. — Залезай!

Не думая, а следуя инстинкту подчинения, Кирилл оббежал машину и сел с обратной стороны.

— Трогай! — приказал профессор водителю, и машина сорвалась с места.

Рядом с водителем сидела шатенка с короткой стрижкой. Хотя лица ее не было видно, но серьги и тонкий аромат духов выдавал пассажирку рядом с водителем.

— Вот, профессор, я нашла… — девушка обернулась, держа в руках какую-то бумагу.

Профессор схватил документ и уткнулся в него.

— Ольга, — девушка протянула руку Кириллу.

На вид девушке было не больше 28 лет. Ее худенькая ладонь крепко сжала руку Кирилла. Но через мгновение на ее лице появилась задумчивая озабоченность, и Ольга отдернула руку.

— Кирилл, — представился он.

Но девушке его имя уже было не интересно. Она была погружена в мысли и не услышала его имени, хотя это ей и не нужно было. Ольга его знала. Кирилл же, напротив, первый раз ее видел. Сначала он предположил, что она работает в другом блоке БиоНИЦ, однако отмел эту мысль, так как в этом случае вряд ли бы она сидела в этой машине.

— Ну конечно! — профессор был зол, как никогда. — Они пропустили эти данные, и теперь Данилевский во всем виноват! Они не захотели думать мозгами, и Данилевский должен отвечать! Они пропустили, они вывели не тот результат! Дегенераты! — рвал и метал профессор. — Что сказала Кроберг о состоянии объектов?

— С ними все в порядке, профессор, — повернув голову назад, ответила Ольга.

— Тогда какого черта они поднимают тревогу? — негодовал Данилевский.

Кирилл, слушая все это, никак не мог взять в толк — при чем тут он. И если брать во внимание слова профессора, то дело явно пахнет жареным. И он, как лаборант, играет тут не последнюю роль, раз Данилевский прихватил его с собой. Кирилл тут же вспомнил недавний выговор за ускорение мутации. Наверняка что-то из-за этого получилось не так и вот он-то и станет козлом отпущения. На душе задуло сквозняком и одновременно потянуло жаром. Под натиском тревожных мыслей Кирилл просидел всю дорогу, не проронив ни слова. Дорога была долгой. В окне проносились редкие леса и пригороды: Кирилл понял, что они направляются в Петрополис. Вскоре их машина пересекла границу мегалополиса. Малоэтажная застройка быстро разрослась до небоскребов. Впрочем, они не были очень высокими и значительно уступали московским. Однако новый имперский стиль — неопаир — главенствовал в большинстве кварталов. Изящные монументальные громады не превышали высоты в двадцать пять этажей. У некоторых имелись высокие шпилевидные крыши, на десятки метров уходящие в небеса. Их машина проносилась по Новомартовскому шоссе мимо «Зеленого пика» — это изогнутое здание в виде паруса, устремляющегося ввысь. Оно было зеленовато-болотного цвета и венчалось высоким пятнадцатиметровым шпилем, состоявшим из семи жил. «Зеленый пик» окружали здания в похожей цветовой гамме. Из-за этого район получил прозвище «болото». Но, несмотря на неблагозвучное название, он считался одним из самых престижных. Машина свернула на Зеленый проспект. Кирилл понял, что они направляются в Министерство науки.

Вскоре машина остановилась в парковочном кармане на площади перед министерским зданием, но Данилевский не спешил выходить. Кирилл очнулся, его насторожила возникшая тишина.

— Кирилл, — обратился профессор, — когда они начнут тебя спрашивать про опыт, про то ускорение мутации, не лукавь, не жмись в себе. Расскажи, как все было.

— Хорошо, профессор, — автоматом выдал лаборант.

— Весь процесс, конечно, им знать необязательно, — лукаво добавил Данилевский.

— Конечно, — согласился Кирилл.

Он смекнул, что им, очевидно, предстоит встреча с высшим руководством ученого света России, членом которого был Данилевский. Однако настроение профессора не могло не тревожить.

Трое — профессор Данилевский, за ним Ольга, следом Кирилл с папками и бумагами — вышли из машины. Кирилл впервые был так близко от здания Министерства науки. Комплекс с воздуха напоминал спящего дракона, а три самых высоких фасадных корпуса символизировали три его головы. В отделке парадной стороны здания был использован коричневый гранит и композитное стекло, выполняющее функции солнечных батарей. Комплекс был спроектирован так, чтобы пережить прямое попадание нескольких бомб и даже способен был перенести последствия ядерного взрыва. Под самим зданием располагалось девять этажей. Некоторые использовались как законсервированные бункеры, другие как склады и хранилища. Впрочем, любоваться великолепным ансамблем Кириллу было некогда — Данилевский и Ольга уже вошли в здание. В огромном холле их ждали. Невысокий мужчина, одетый в строгий костюм, подбежал к профессору.

— Слава богу, вы здесь. Они уже приступили к вашему линчеванию, и если еще помедлить, они отрубят голову и вам, и мне, — мужчина был крайне взволнован.

Данилевский фыркнул.

— А ты, как всегда, отсиживался? — профессор презрительно осмотрел вспотевшее лицо встречающего.

— Я человек маленький и хочу еще здесь поработать.

— Такие тараканы, как ты, живут долго, — не унимался Данилевский.

— Я тебе, вообще-то, продлеваю тут карьеру, не забыл?

— Ладно, соловей, сочтемся.

Услышав прозвище «соловей», Кирилл догадался, кто был перед ним. В министерстве был один соловей — Владимир Соловьев, руководитель аппарата биологического департамента. По совместительству — хороший знакомый Данилевского. Через Соловьева тот не раз продвигал в биодепартамент свои идеи и даже вызывал на ковер своего давнего противника Винбурга.

Дорогу Данилевский хорошо знал. Путь их лежал в главный зал совещаний на шестом этаже. Профессор с сопровождением проследовал к лифту. Встретивший их мужчина шел рядом. Он часто посматривал на Ольгу, при этом морщился. Между ними явно было что-то недоброжелательное, и Кирилл это отчетливо ощущал. До зала они добрались быстро.

Данилевский толкнул дверь. Она громко ударилась об ограничитель на полу. В зале совещаний повисла гробовая тишина. В дверях стоял профессор, рядом с ним человек в костюме, за спиной Ольга и Кирилл, который осторожно выглядывал из-за спины шефа. Большой круглый зал с синими креслами был заполнен на треть. Ряды посадочных мест и столов располагались ступенчато и устремлялись вниз к центру зала. Несмотря на ученый статус, все присутствовавшие были одеты в дорогие и не очень костюмы. Все самые важные персоны сидели за круглым столом в центре зала. Профессор и его спутники под пристальным вниманием ученых спустились к своим местам. Данилевский сел на единственное пустующее место за столом. Оно было специально оставлено для него. Его спутники расположились на стульях позади.

— Добро пожаловать, Кирилл Иванович, — полный профессор напротив Данилевского, кряхтя и кашляя, приветствовал коллегу.

— Прошу прощение за опоздание. Я был вынужден взять с собой дополнительные документы, чтобы…

— Чтобы оправдаться, — перебил Данилевского профессор в черных очках.

— Чтобы моя голова осталась при мне, — вспыхнул тот.

— О своей голове печетесь, уважаемый, — профессор в черных очках не унимался, — но полетят головы многих из нас, если вы не объясните нам, как вам удалось обойти целую цепь мутаций гриппа и превратить его не просто в гриппон, а создать протоорганизм «белой язвы»?

Для Кирилла эти слова стали громом среди ясного неба. Мгновенно его окутала волна чувств. Его бросило в жар, но тут же швырнуло из пекла в озноб. Его передернуло. Сидевшая рядом Ольга заметила сильное волнение Кирилла. На его лбу появилась испарина. Трясущиеся ладони сжимали друг друга. А глаза метались из стороны в сторону, словно перелистывая перед собой книгу, пытаясь вспомнить и понять, что он натворил, ускоряя процесс мутации.

— Не горячитесь, — вмешался лысый профессор. — Конечно, вторичная мутация гриппона напоминает «белую язву», но это совершенно другое. Вопрос в том, как вышло, что гриппон в своем предполагаемом мутагенезе стал близок к «белой язве»?

— Близок? — цеплялся к словам профессор с черными очками.

— Профессор Кор, — осадил коллегу профессор Рубский, председатель совета.

Но тот не унимался.

— Не лишайте меня слова, господа. Я один из первых заявлял во всеуслышание, что Данилевский плюет на законы и наши постановления. Не удивлюсь, если это чудесное превращение гриппона результат халатности. И это не первый подобный случай. Халатность! Стоит ли напоминать о произошедшем много лет назад в Екатеринодаре?

— Профессор Кор, все же успокойтесь. Ваши опусы нелепы и преждевременны, — настаивал председатель.

Данилевский молчал.

— Кирилл Иванович, — обратился к нему Рубский, — мы сидим здесь уже больше часа. И догадки у нас, как вы понимаете, самые разные. Нами была проведена дополнительная экспертиза. Несколько независимых друг от друга ученых групп, невероятное количество тестов только за прошедшие сутки. И никак, понимаете, никак ученым не удалось получить гриппон, роднящийся с «белой язвой». Вы осознаете, что влечет за собой обнародование этой информации?

— Для меня, коллеги, — начал Данилевский, — родство нашего гриппона с «белой язвой» такой же сюрприз. Я привез дополнительные документы, которые прольют свет на это открытие. И, надеюсь, разрядят обстановку.

Данилевский повернулся назад.

— Константин, передай документы.

Кирилл только заметил, что за Ольгой сидел Хавеев. В глубине он надеялся, что Данилевский взял его с собой как выдающегося сотрудника. А на самом деле он привел его на убой как виновника неправильной мутации.

Константин выхватил у Кирилла электронные документы и быстрым шагом направился к пульту управления. Через несколько минут копии отчетов появились перед глазами у каждого профессора. Совет погрузился в раздумья.

— Простите, — из полумрака задних рядов раздался голос.

За столом возле пульта управления сидел человек. Лицо его было еле видимо, но зеленые глаза ярко горели во мраке.

— Но почему же эти документы не были предоставлены раньше?

Данилевский занервничал.

— Видите ли, рутинная работа доставляет массу мелкой работы, — отвечал профессор. — Возможно, они затерялись в потоке бумаг и просто не были замечены.

— Бумага — вещь, достаточно часто теряющаяся, а как быть с электронным отчетом об опыте? В нем этих данных тоже нет.

Ученые смотрели на Данилевского. Профессор не знал, что и ответить. И чем больше он искал подходящий ответ, тем больше его это злило. Его точно к стене прижали. Ложное чувство вины овладевало им. И все это видели.

— Поймите правильно, профессор, — человек с зелеными глазами пристально смотрел на Данилевского, — эти документы нигде не значатся. Их нет, но вот вы их откуда-то берете…

Данилевский смотрел то на человека во мраке зала, то на своих коллег, готовых обрушиться на него, то на бумаги, что лежали перед ним. Ответа не было. Он не знал, что говорить.

— Это моя вина! — вскочил со своего места Кирилл. Свет над ним автоматически зажегся.

Все посмотрели на него. Зеленоглазый уставился прямо на него. Кирилл вздрогнул.

— Я пере… перепутал до… документы. Я не указал процесс второй стадии…

— Кто вы? — зеленые глаза не отрывались от новой цели.

— Кирилл Семиовский, младший сотрудник в лаборатории профессора Данилевского.

— Но простите, — вмешался профессор Рубский, — вторая стадия полностью описана в отчете. Молодой человек, не путайте нас.

— Вторая стадия моего ускорения, а не… не мутации гриппа в гриппон, — пояснил Кирилл.

Он посмотрел на профессора. Гневный взгляд Данилевского жаром брал в кольцо.

— Простите, я виноват, — произнес Кирилл, глядя на своего профессора.

— Вы нас окончательно запутали, — произнес профессор Талматов.

Его молодой ученый знал не понаслышке. Они оба были родом из одного города. И однажды, еще учась в школе, Кирилл записался слушателем на мастер-класс по биохимии, руководителем которого был профессор Талматов.

— Кирилл хочет сказать, — начал объяснять Данилевский, — что он, участвуя в работе по созданию базы для исследования мутации гриппона, применил свою собственную методику ее приготовления. А именно: он ускорил ее процесс изготовления. На первый взгляд ничего страшного. Однако, скорее всего, именно это привело к тому, что мы получили гриппон, родственный «белой язве», а не «патологии 6».

— Профессор Данилевский, — вновь заговорили зеленые глаза. — Вы действительно считаете, что младший научный сотрудник способен повлиять на такой сложный процесс мутации гриппа?

— Кирилл достаточно образован. Кроме того, он одарен, — Данилевский сверлил глазами подчиненного.

— Я… я побоялся указать в отчете данные ускорения, — дрожащим голосом объяснял Кирилл.

— Тогда почему они появились сейчас? — задал вопрос профессор Рубский.

— Их я сделал для себя. А когда сегодня собирал все документы, когда это попросил профессор…

— Вы взяли и их на всякий случай, — быстро договорил человек с зелеными глазами. — Достаточно волокиты. Думаю, профессорам будет интересно, как вам удалось сроднить два вируса.

Профессоры повиновались. Словно по приказу, они отвлеклись от Данилевского. Шквал вопросов градом обрушился на голову Кирилла. Профессоров интересовало все. Часть из них интересовалась, как именно молодому сотруднику удалось вывести столь тяжелые для понимания формулы. Другая часть ученых мужей давила конкретными вопросами по вирусу. Всех их объединяло одно чувство — страх. Каждый раз, когда задавался очередной вопрос, профессоры надеялись, что Кирилл ошибется. Что связь гриппона и «белой язвы» окажется роковым совпадением — результатом ошибки в выводе формул или ошибка в проведении опыта. Но Кирилл не ошибался. На любой из ответов он отвечал четко и полно. От дрожи в голосе не осталось и следа. С каждым новым вопросом Кирилл становился более уверенным, он знал ответ на все, что интересовало ученый совет. Опасная близость двух вирусов все чаще тишиной повисала в воздухе. Профессоры напряженно обдумывали ответы Кирилла. Почти шепотом, словно прячась от чего-то, они переговаривались между собой. Тут же на листах бумаги они рисовали формулы, цепочки, делали выводы. И только Кирилл возвышался над всеми. Он стоял возле своего стула и взирал, как от его ответов старые, опытные ученые пригибают к столу головы. Как они, поначалу смотревшие на него свысока, сейчас гнут под его словами спины. На его лице даже проскользнула легкая улыбка. Как же не улыбаться. Он так долго мечтал о свете большой науки. А сейчас сама большая наука тускнеет на его фоне. Кирилл медленно, как и полагается королю положения, окинул зал взглядом… и наткнулся на зеленые глаза.

Человек из сумрака вернул взметнувшегося Кирилла на землю. Одернул цепью и придавил взглядом зеленых глаз. Завороженный, не в силах отвести глаза, Кирилл смотрел на зеленые огоньки во мраке. Огоньки, читающие его мысли.

Глава 2. Удав

После совета ученых в Министерстве науки Кирилл вместе с Данилевским отправились обратно в лабораторию. Профессор оставил Константина в министерстве на всякий случай. Ольга выполнила свое предназначение и вернулась к своим обязанностям в резервацию. Кириллу и Данилевскому было поручено приступить к исследованию гриппона и «белой язвы». Лаборатория микровирусов переводилась на полуосадный режим. Теперь за каждым движением всех сотрудников будут следить сверху.

По возвращении в институт Данилевского встретил почтительный человек в черном костюме. Это был Александр Винбург, присланный во главе наблюдательной группы из министерства. Он мило улыбался, но вместе с тем не скрывал, что его добродушие фальшиво, чем вызывал неприязнь Данилевского. Кирилл сразу почувствовал, как воздух вокруг замер и моментально превратился во взрывоопасную газовую смесь. Достаточно было искры, чтобы профессор вспыхнул. И она не заставила себя долго ждать.

— Профессор, вы уже вернулись? — лицемерная ухмылка тут же заговорила. — Вам, должно быть, уже сообщили, что теперь ваша лаборатория берется под особый контроль?

Человек не представился. «Скорее всего, они знакомы», — пролетела мысль у Кирилла. Профессор изо всех сил пытался не реагировать.

— Рад сообщить, что отныне мы будем работать в тесном сотрудничестве. Совет постановил, что пока известная всем информация о родстве вирусов не будет передаваться наверх. Мы же не хотим, чтобы началась паника среди «белых рубашек».

— Контроль со стороны абсолютно не нужен, — профессор не смог больше молчать. — Мы проведем опыты и без вас…

— Без нас это конечно. Мы ведь прекрасно знаем, что не ради процесса мутации я здесь. Но ради того, чтобы результаты мутации не отклонились от цели.

— Вы меня в чем-то подозреваете? — Данилевский зло посмотрел на человека в костюмчике.

На секунду наглую ухмылку смазало с лица чиновника. Но вскоре она незамедлительно украсила его физиономию вновь.

— Что вы, как можно. Вы все неправильно понимаете. Научный мир взорвется, если родство двух самых опасных вирусов подтвердится, впрочем, взорвется не только мир ученых. И вы прекрасно это осознаете.

— Не смейте говорить мне, что я не понимаю всей важности нашей работы! — профессор повысил голос.

Кирилл сжался. Вот-вот грянет буря.

— Тогда вы понимаете, зачем я здесь. И это не проверка вашей лояльности, а страховка на правильный результат.

— Что значит правильный?!

— Что вы не станете фальсифицировать результаты опытов, — чиновник надменно ухмыльнулся и взглянул на Кирилла, прячущегося за спиной профессора.

— Господин Винбург, как всегда, всех по себе мерит. Напрасно. От ответственности бегать никто не будет.

— Что вам известно об ответственности? Вы ведь непогрешимый гений и всегда идеально выполняете свою работу. Вы непрошибаемый танк науки, которому все нипочем…

— Что за игры? — скривился Данилевский.

— Бросьте. Скоро мы все узнаем, насколько вы всемогущи. С одной стороны, возможное родство, которое нужно доказать. С другой — возможная ошибка, в которой вам придется признаться перед советом. Забавно то, что и в том и в другом случае вы будете выглядеть самым неподобающим образом.

— Вы слишком много на себя берете. Вы лишь наблюдатель, о юрисдикции которого мне еще предстоит узнать.

— Для чего же мне еще быть здесь? Или вас задело, что совет не сообщил вам лично о моем назначении? Быть может, вы потеряли свой статус ученого-небожителя?

Данилевский смотрел на Винбурга с дикой ненавистью. Кирилл не видел его взгляда, но чувствовал, как с каждым выдохом воздух вокруг профессора раскаляется. От душащего жара и слов чиновника становилось только страшнее. Будто он нарочно подливает керосина в разгорающееся пламя, но сам при этом держится в стороне. Но последнюю фразу чиновник припас напоследок. Смакуя, как изумительный десерт, он четко проговаривал каждое слово.

— Если родство вирусов не подтвердится, вас сочтут неспособным руководить лабораторией, в которой любой лаборант способен испортить столь важный эксперимент. Кроме прочего, я возложу на вас ответственность за срыв самых масштабных за последние десять лет исследований гриппона. Это еще не все…

Винбург прервал вырывающуюся реплику Данилевского выставленным вверх пальцем.

— Во-вторых, если все произойдет с точностью до наоборот и родство самых опасных вирусов нашего времени подтвердится, на совете будет поднят вопрос о вашей компетентности как ученого, не сумевшего ранее это обнаружить. За вас это сделал простой лаборант, который, возможно, является гением. И ваш долг, как мастера науки, было доложить о нераскрытом таланте в Институт соционики. Ваш долг дать министерству самые лучшие кадры, а не гробить их.

— Перед агентами соционики я ответил два года назад, господин Винбург. И мой статус дает мне всяческое право заткнуть ваш рот и чей-либо другой. Мое право определено нормами. Не вам меня пугать. Насколько я знаю, вы были лишены статуса мастера науки в тот же год, когда я его продлил.

— Но так я и не работаю в сфере практической науки. Моя работа стала куда изящней. Я внимательно слежу за вами, профессор. Мой долг сообщить в соционику о ваших огрехах. Мы ведь все заботимся о величии Федерации, — Винбург широко улыбнулся.

Довольству чиновника не было предела. Он во всех красках демонстрировал это Данилевскому. Профессор жаждал продолжения спарринга. Но Винбург опередил его и подрезал на повороте, уйдя от удара в сторону правого лифта.

— Мы еще встретимся, — попрощался чиновник.

Профессор проводил его пылающим взглядом, ругая про себя весь свет. Чиновник спиной чувствовал обжигающий нрав Данилевского. И сейчас его улыбка была искренней. Войдя в лифт, он развернулся, желая еще раз взглянуть профессору в глаза, но подоспевшие сотрудники института закрыли от него лакомую жертву.

Вскоре чиновник оказался в кабинете директора центра — Ожина Антона Исаевича. Войдя в просторный кабинет, он увидел сидящего в кресле перед директорским столом майора Саврасова. В руках он держал черную папку. Заметив чиновника, майор прикрыл папку и аккуратно заправил все выпирающие электронные листы. Взгляд Винбурга скользнул по папке и устремился к директору. Ожин решил идти в атаку первым — ему не хотелось, чтобы Винбург задал вопрос о майоре.

— Ну и что? Как он отреагировал?

— Да, собственно, ничего особенного. Все прошло достаточно предсказуемо, — чиновник прошел в кабинет и остановился возле большой схемы молекул на стене.

— Он разозлился? — уже зная ответ, спросил директор.

— Антон Исаевич, вы проработали с Данилевским больше пятнадцать лет, и вы знаете его, как никто другой. Конечно, он разозлился. Данилевский никогда не питал уважений к чиновникам вроде меня.

— Я говорил вам, что не следует встречаться с ним лично, — директор понурил голову. — Я пригласил бы его сюда и все объяснил сам.

— Антон Исаевич, довольно, — оборвал Винбург. — Я прекрасно понимаю, вы друзья, но Данилевский человек себе на уме. Единственный способ заставить его работать так, как необходимо нам, — это загнать его в рамки дозволенного.

— Кому нам? — вмешался майор.

Чиновник неодобрительно посмотрел в сторону офицера, который даже не обернулся, чтобы задать вопрос.

— Министерству науки, — недовольно ответил Винбург.

Он оторвался от созерцания формул на стене и стал медленно подходить к столу.

— Я вот все же никак не уразумею. Зачем федеральной службе безопасности столь пристально интересоваться деятельностью БиоНИЦ? — Винбург подошел к столу и взглянул в лицо офицеру. — Наводит на странные размышления. Я сказал бы даже — опасные и мрачные.

Саврасов был абсолютно спокоен. Не шелохнувшись, он посмотрел на чиновника и слегка усмехнулся.

— А вам это и не надо знать, господин Винбург, — безразлично произнес майор. — Вы, как мне представляется, здесь по своему вопросу, а я по своему. У нас разные сферы деятельности, и давайте не будем их сближать.

— Их сблизили вы, прибыв сюда, — чиновник не отцеплялся. — И все же. Господин директор, мне передали, что на неделе вас навещал адъютант адмирала Савла, — Винбург лукаво посмотрел на Антона Исаевича. — А теперь я сам вижу, что вас еще и федеральные агенты беспокоят. Много таинственных встреч. Интересно, есть ли между ними связь?

— Все в этом мире взаимосвязано, — Саврасов достал из кармана блокнот. — И в том, что я здесь, нет ничего странного. Будь вы осведомленнее в делах, вы бы поняли это.

Чиновник фыркнул.

— Надеюсь, Антон Исаевич, все будет хорошо, — майор встал. — Мы еще увидимся. Всего доброго.

В кабинете остались двое. Директор сидел, погруженный в свои мысли, почти не обращая внимания на Винбурга. Хотя его в последнее время сильно тревожат появления министерских чинов в центре. Затылком Антон Исаевич чувствовал, как над ним заносится тяжелый рубящий меч. Он смотрел на Винбурга, пытаясь понять, не он ли держит его. Но тот притворно-участливо улыбался. Впрочем, Антон Исаевич не мог понять: то ли чиновник искренне улыбается, то ли от задумчивости, а улыбка на лице висит по привычке. Директор пытался сменить полярность тревожных дум. Ведь может оказаться, и Винбург прибыл в БиоНИЦ, чтобы лишний раз попасться на глаза своему заклятому врагу Данилевскому. Как и все, директор центра был хорошо осведомлен о конфликте чиновника и профессора. Их неприязнь длится очень долго. Оставалось надеяться на нее. Уж очень Антону Исаевичу хотелось сохранить свое место. Директор улыбнулся чиновнику и предложил присесть. Министерского посланника нужно было умасливать и отвлечь его внимание и от визита адъютанта, и от майора. Самой идеальной отвлекающей мишенью был Данилевский.

— Мне хотелось бы до конца прояснить сложившуюся ситуацию, — Винбург начал издалека. — Произошедшее на совете открытие показало нам, что в биологическом центре назрела необходимость некоторых изменений.

— О каких изменениях идет речь? — глаз директора дернулся.

— Под крышей столь уважаемого учреждения процветает культ звездности профессора Данилевского.

Ожин откинулся в кресле, немного выдохнув.

— Вы зря расслабляетесь, — Винбург очень хорошо чувствовал людей и их страх перед ним. — Вина профессора в этом лишь отчасти. Он как крепкое семя, брошенное в плодотворную почву. И солнце светит круглый год, и поливают здесь лишь его. Но вы, директор этого садоводства, почему-то плохо реагируете на жалобы других.

— Здесь вы ошибаетесь: на Данилевского жалоб не было.

— Ошибаетесь вы. Жалобы были, но не на Данилевского.

Антон Исаевич нахмурился. Он заерзал в кресле и наклонился к столу, держа руки сцепленными.

— Все прекрасно понимают, что жаловаться на Данилевского — все равно что плевать против ветра. Поэтому особо дальновидные ваши сотрудники понимают, в чем суть их проблем. Ваша безоговорочная поддержка Данилевского не находит понимания у подчиненных, — Винбург украшал себя сдержанной улыбкой.

— Хотелось бы узнать, кому именно я не угодил…

— Вы опять ошибаетесь, Антон Исаевич, — доброжелательно поправил чиновник. — Сотрудники центра не имеют лично к вам никаких претензий, лишь к вашим методам взаимодействия с местной звездой Данилевского.

Ожин отвел взгляд от Винбурга.

— Вот, скажем, стычка вашего ученого друга с профессором Кором, которая имело место чуть меньше месяца назад. Ведь тогда вы заняли сторону Данилевского.

— Он мой сотрудник. По-вашему, я должен был отдать его на растерзание?

— Мы не на гладиаторских боях. И ученые должны сами защищать свои открытия и утверждения, а не прятаться за административный ресурс своих влиятельных друзей. Конечно же, Кор отступил. Ваш вес в науке, в министерстве, еще весьма ощутим. Однако в тот раз вы прекрасно понимали, что эта стычка как две капли воды была похожа на то, как Данилевский в свое время давил небезызвестную нам Елену Кроберг, — Винбург не сводил глаз с Ожина, продолжая незаметно забрасывать на него петлю за петлей.

— Госпожа Кроберг его ученица. Думаю, каждому учителю будет обидно, если против него будут идти его воспитанники.

— Заметьте, гениальные воспитанники…

— Вы придираетесь к словам, — Ожин сделал первую попытку скинуть с себя одну из петель. — То, что произошло между Данилевским и Кроберг, всего лишь вопрос этических норм и нежелание ученика прогнуться под учителем.

— Но сор был вынесен из избы.

— И если бы не ваше вмешательство, то на него и не обратили бы внимания, — сопротивлялся директор.

— Если бы я не вмешался, то у нашей науки не было бы сейчас такой богатой базы исследований над «белой язвой», как и спецрезерваций, и программы по клонированию. Которая, кстати, благодаря исследованиям моний, вскоре выйдет на новую ступень развития. И биоинженерия заиграет новыми красками. Если бы я не спас Кроберг от удара Данилевского, то кто знает, когда бы появился следующий гениальный исследователь «белой язвы».

— И все же сравнивать Кора и Кроберг…

— Я говорю о том, что Данилевский непрошибаемый танк, который вы всячески защищаете.

Директор уставился в стол, стараясь уйти от напора Винбурга.

— Вы считаете, что я зря придираюсь? А ведь далеко за примером ходить не надо. Возьмем сегодняшнее заседание ученого совета. Что вы можете сказать про господина Семиовского?

— Кого? — нахмурился Ожин.

— Я так и думал. Ведь зачем директору помнить фамилию одного из тысяч лаборантов центра?! Семиовский — это тот лаборант, у которого получилось, пока непонятно каким образом, получить родственный с «белой язвой» гриппон. Вы считаете это нормальным, что подобный гениальный ум оказался раскрыт лишь сейчас? Интересно, сколько таких гениев работает с Данилевским и сколько из них он давит своим эго?

— Я понял, о ком вы говорите. Даже вы должны понимать, что это родство может быть результатом ошибки.

— Ошибки? Все возможно. Но такие ошибки случаются тогда, когда ученик вынужден работать втайне от своего учителя. И причины этого вам известны, — Винбург всплеснул руками.

— Вы драматизируете.

— Это мы скоро узнаем, — ехидная улыбка сверкнула в глаза Ожину. — У Данилевского вот уже второй год нет помощника. Вы даже здесь потворствуете ему. Мол, замкнутый гений — пусть работает как хочет. Но наставничество введено для того, чтобы именитые учителя взращивали новых смышленышей, а не от скуки ради.

Директор догадался, к чему ведет Винбург. Антон Исаевич уже представлял, как будет сообщать эту новость Данилевскому.

— Поэтому моя настоятельная рекомендация вам — назначить Семиовского, как ответственного за родство гриппона и «белой язвы», помощником профессора Данилевского. Пусть работают вместе. И вместе ответят за любой из результатов. А мы проверим, насколько вы способны быть непредвзятым к своему ученому другу, — широкая улыбка на лице Винбурга поставила точку в споре.

Антон Исаевич не раз предупреждал старого друга о том, чтобы он был осторожнее с Винбургом. Нельзя заигрывать с удавом. Таким был министерский муж. Неспешным и расчетливым. Он мог долго обхаживать свою цель, пряча, маскируя реальное положение дел. Жертва даже и не осознавала, что вокруг нее свито уже не одно кольцо, готовое стянуться на хрупкой шее. Из мертвой хватки Винбурга без потерь еще никому не удавалось вырваться.

Ожин потирал шею, глядя на белозубое лицемерное добродушие чиновника. Предложенные условия сделки были очевидны. И Антон Исаевич осознавал все последствия. Винбург был вхож в кабинет министра науки Терена. И поговаривали, что тот всерьез воспринимает его как преемника. Не желая огорчать своего всемогущего начальника, Винбург всячески демонстрировал качество своей работы. На самом деле его от Данилевского отличала лишь сфера научной деятельности. Чиновник любил открывать новые таланты и записывать их в свои активы и играть исключительно в сфере научной политики. Данилевский же открывать таланты не умел, но они липли к нему сами, записываясь в его ученики. Раскрыться бутоном в тени гениального ученого жаждали многие — ведь это однозначно говорило о том, что они достойны немедленно попасть в пантеон светил науки.

Ожин, почти не колеблясь, согласился с Винбургом и распорядился подготовить документы на назначение Семиовского помощником профессора Данилевского. Громкая новость вскоре облетит весь БиоНИЦ и заставит содрогнуться стены лаборатории микровирусов от негодования его главы. Ставя подпись под распоряжением, Данилевский принимал новые правила игры. На кону стояла его профессиональная репутация, которая вдруг перестала быть непотопляемой. Свет белозубой улыбки Винбурга ярко светил в глаза, а это значит, что недооценивать его смерти подобно. Выбора не было. Сейчас отказ исполнять приказ Ожина означал бы подыгрывание Винбургу. Чего тот, конечно же, ждал. Нужно было прогнуться. И сосредоточиться на более важной проблеме.

Сейчас нужно выяснить природу родства гриппона и «белой язвы». Ошибка или закономерность? Данилевский отчасти признал инициативу Кирилла в ускорении правильной. Она подвела ученых к вопросу о родстве двух опасных вирусов человечества. Тяготила ли профессора мысль о том, что не он обнаружил эту связь? Конечно же. Кто был этот Кирилл? Недавний студентишка, зеленая водоросль.

Глава 3. Инъекция

В течение трех дней, до понедельника, лаборатория Данилевского должна выдать подтверждающие или опровергающие результаты родства двух вирусов. Это нужно было сделать как можно быстрее, так как, по официальной информации, лаборатория микровирусов БиоНИЦ занималась исследованием «патологии 6». Широкий круг научных изданий внимательно следил за работой исследовательского центра, и скоро последуют резонные вопросы. Официально было объявлено, что результаты будут обнародованы через две недели. Время шло. Команде Данилевского необходимо было совместить два крупных исследования и не по одному из них не ударить в грязь лицом. Не уложиться в срок Данилевский не имел права. Хотя приоритет в исследование гриппона и «белой язвы» был однозначным.

Обстоятельства вынудили профессора Данилевского согласиться на повышение Кирилла до своего помощника. Тот получал право доступа к третьей лаборатории микровирусов и к главному хранилищу. Он был вне себя от радости, став вторым человеком в лаборатории. Подходя к ее двери, он представлял, как все удивятся и будут ему завидовать. Он желал, чтобы они ненавидели его за прыткость, ум и гениальность. Кирилл уже не вспоминал, что несколько часов назад трясся из-за результатов ускорения. Теперь, как никогда, он был уверен в себе. Кирилл вошел в лабораторию с гордо поднятой головой. Он ждал реакции, но ее не последовало. Кроме него и профессора в лаборатории никого не было. Обеденное время — большинство сотрудников спустилось в кафетерий. В Кирилла будто водой плеснули. Он помотал головой, стряхивая воображаемые капли, и направился к шкафу с защитными костюмами, возле которого уже стоял Данилевский. Времени было не так много, поэтому терять его никто не хотел. У Кирилла появился прекрасный шанс проявить себя, и он во что бы то ни стало намеревался воспользоваться им. Профессор и он находились в самой дальней лаборатории и вдвоем занимались гриппоном. Оба в защитных комбинезонах. Почти весь день они не выходили из дальней лаборатории. Изредка кто-то из них выходил во вторую. Но и это вызывало у сотрудников лаборатории живой интерес.

Больше всего на Кирилла искоса поглядывал Хавеев. Ему очень хотелось отвесить несколько уничижительных реплик в его адрес. Но близость Данилевского действовало на него как намордник. Можно было скалиться, но не гавкать. Константин не мог просто так смириться с тем, что молодой неоперившийся лаборант обошел его — доктора наук.

День пролетел быстро. К концу рабочего дня темпы работы не сбавляли только два научных сотрудника. И оба они находились в лаборатории микровирусов. Данилевский не останавливал процесс, а Кирилл и думать забыл, что у него есть другая жизнь вне стен лаборатории. Он целиком и полностью погрузился в исследования. Так они проработали до полуночи.

Данилевский устал и предложил заканчивать. Кирилл повиновался.

— Ну что же, Кирилл, — начал разговор профессор, — я рад, что ты не посрамился.

— С-спасибо, — не ожидав похвалы, Кирилл не знал, как реагировать.

— Заработались… — Данилевский посмотрел на часы.

Кирилл молчал.

— Что же, Кир. Тебе далеко ехать, как я знаю. И мне далеко. Предлагаю остаться здесь, в центре. Место есть…

Кирилл не знал, как и на это реагировать. Про спальные этажи в центральном блоке институтского комплекса ходили легенды. Одна из них гласила, что номера там не уступают элитным гостиницам города. Однако проверить слухи простому сотруднику это не всегда удавалось. Разрешение на размещение там получали только иногородние ученые, высокопоставленные гости центра.

Не дождавшись ответа, профессор вошел в кабину. Кирилл опомнился и крикнул вслед: «Хорошо!» Профессор услышал, но дверь кабины уже захлопнулась. Данилевский кивнул головой. В кабине началась обработка. Через несколько секунд профессор освободил кабину. Настала очередь Кирилла. Он не медлил — профессор решил подождать его. Кирилл вошел в кабину. Его обдало химическим паром. Лазеры просканировали его. Процедура была закончена. Кирилл потянулся к кнопке выхода. Но дверь не открылась. Кабина окрасилась в красный цвет. Система безопасности вывела на табло красными буквами: «Обнаружено постороннее вещество». Профессор насторожился. Он подошел к кабине. Кирилл тут же взмок. Трясущимися руками он нажал на панели несколько кнопок. И процедура обеззараживания повторилась. Пар на этот раз был синего оттенка. Кабина окрасилась в зеленый. Дверь открылась.

— Что случилось? — профессор был обеспокоен не меньше Кирилла.

— Не знаю, — Кирилл был бледен, как смерть.

— С вирусами работал предельно внимательно? — допытывался Данилевский.

— Да, профессор.

— Хорошо. Система тебя выпустила, значит, все в порядке, — заключил руководитель лаборатории. — Успокойся. Ничего страшного.

Но Кирилл испугался больше не того, что система безопасности не выпустила его, а того, что это произошло во второй раз. Страх перешел в немую тревогу, ноющую в груди.

На улице стояла непроглядная темень. Лишь тусклые фонари, изогнутые кверху, слабым светом рассеивали мрак институтских площадей. Данилевский повел Кирилла на парковку электромобилей, которые, по обычаю, разъезжали по территории института. Кирилл глубоко вдохнул. Свежий влажный воздух, гонимый легким ветерком, выдавал идущий где-то дождь. Профессор и Кирилл сели на припаркованный на стоянке электромобиль и направились к спальному блоку. Данилевский попросил помощника сесть за руль, так как сам засыпал на ходу. Дорогу Кирилл знал. Профессор почти сразу задремал. Кирилл же думал сейчас о своем опыте. Мысль о красной двери в пропускной кабине лаборатории вернула его к записям, что недавно были разложены по полу в его квартире. Целый день он не вспоминал об этом. Кирилл корил себя: как же он мог забыть о нем. Он, было, подумал о судьбе: стоило ему забыть о своем деле, как оно одернуло его. Кирилл посмотрел на дремлющего профессора, а сам размышлял над тем, как ему провести опыт. Ведь он был близок к разгадке вируса нулевого иммунитета. Но как его провести? Завтра хоть и суббота, но до понедельника лаборатория будет занята гриппоном и «белой язвой». Данилевский будет всегда рядом, к тому же чиновник из министерства незримым призраком витал в БиоНИЦ.

Тем временем они подъехали к главному блоку. Кирилл припарковался, нажал на кнопку и двигатель отключился. На удивление, профессор тут же проснулся. Он молча вышел из электромобиля. У входа их встретил охранник. Кирилл был здесь впервые. Вестибюль был залит теплым оранжевым светом. Вдоль стен стояли флагштоки всех научных исследовательских центров под управлением министерства. Ресепшн находился слева. Там сейчас никого не было. На рабочем месте был только охранник, вышедший к ним. Обстановка в вестибюле располагала к расслаблению. Мягкие кресла и диваны, прозрачные журнальные столики и расставленные горшки с высокими деревцами. Из светильников на стенах мягко струился свет. Главная же люстра под потолком, расползающаяся лианами с лампочками, не тревожила усталый взгляд и была отключена. Лицо дежурного охранника показалось Кириллу излишне упитанным, каким-то небрежным и заплывшим от времени. Профессор не был настроен на какой-либо разговор и поэтому ограничился дежурным приветствием и парой фраз-распоряжений насчет Кирилла. Охранник кивнул: Данилевскому было позволена такая вольность — если он считал нужным, он мог разрешить кому-нибудь из своих сотрудников воспользоваться спальным блоком.

— Надеюсь, крыс из министерства не на моем этаже поселили? — Данилевский только собрался уходить, но вспомнил про присланных чиновников.

— Да бог с вами, Кирилл Иванович, они уехали два часа назад. Закончили с бумагами и вернулись восвояси.

Данилевскому явно полегчало. Он даже слегка улыбнулся. Охранник вручил Кириллу ключи от номера. Тот посмотрел на позолоченный брелок, взглянул вслед уходящему профессору и окликнул его:

— Профессор, вы не против, если я встану пораньше и приготовлю все для следующего опыта?

Не останавливаясь, профессор сухо ответил:

— Хочешь, готовь. Я буду в лаборатории к девяти, — произнес он и скрылся за дверью лифта.

Кирилл поблагодарил охранника за ключи. И, оглядев фойе, замешкался, обнаружив два лифта и два коридора.

— Тебе надо на пятый этаж, голубчик, — вахтер заметил замешательство Кирилла, — поднимешься, сразу направо. Найдешь.

Охранник зевнул и медленно удалился в сторону ресепшена, где находилась дверь в коморку. Кирилл остался один. Он посмотрел на часы на стене между лифтами — тридцать две минуты первого. Кирилл посмотрел по сторонам, глянул в сторону двери, за которой скрылся охранник.

Через две минуты молодой ученый уже заводил двигатель электромобиля. До девяти часов, когда профессор Данилевский прибудет в лабораторию, у Кирилла есть несколько часов для осуществления задуманного. Все словно нарочно сложилось именно так. Его повысили несколько часов назад. Теперь он имеет доступ к лаборатории в любое время — никто не спросит с него. Да и разгуливать ночью по территории института простым лаборантам было бы сложно. Плюс ко всему — министерской комиссии во главе с тем лукавым чиновником уже нет и охрана не так агрессивно настроена. Идеально!

Кирилл остановился возле здания лаборатории. Еще раз посмотрел на часы. Все нормально. На максимальной скорости доехал за пять минут. Кирилл поднимался по лестнице, когда за спиной послышались шаги.

— Стоять! — раздался женский голос.

— Елана? — Кирилл обернулся.

— А что тут удивительного? — она была не в духе. — Я тоже здесь работаю. Не забыл? Или нет, дай угадаю — целую неделю мы толком не виделись с тобой. Пара фраз, объятия для галочки. Я вообще для тебя кто? И сегодня о твоем повышении я случайно узнаю от Анатолия Сергеевича, а не от тебя. И ты теперь не желаешь со мной даже общаться?

— Милая, да ты что. Просто поздно уже. А ты еще на работе. — Кирилл быстро спустился обратно по лестнице и крепко обнял возлюбленную.

— Сегодня моя очередь готовить систему к утренней семичасовой проверке, — уткнувшись в грудь любимого, бормотала Елана.

— Прости меня, — он целовал ее в лоб, — прости, я так заработался. За всю неделю прости. Я одержимый. Всю неделю все шло не так. Мне нужно было тебе все рассказать. Но мне трудно. Ты же знаешь, когда я скатываюсь вниз, то перед лицом всегда мама. Я не могу с этим справиться. Простишь? — Кирилл посмотрел жалостливым взглядом на любимую. — А сегодня, сегодня меня готовы были растерзать на совете в Министерстве науки, — Кирилл светящимися глазами посмотрел на Елану. Он наконец-то нашел, кому выговориться.

— В министерстве? — удивилась Елана.

— Да! Представляешь? Я им показал, что я не просто лаборант. И меня повысили, — он крепко ее обнял.

— Это, конечно, хорошо. А как же я? Как же мы? Ты совсем забыл про меня, — жалобно скулила Елана.

— Прости… Нас с Данилевским обязали провести за три дня сложный опыт. Сейчас я очень занят.

Кирилл не выпускал девушку из объятий. На миг он расслабился и забылся. Они стояли возле электромобиля и крепко обнимались. От удовольствия снова видеть любимого Елана зажмурила глаза. Кирилл гладил ее спину. Его часы ярко сверкнули, отражая свет фонаря.

— Мне надо идти, — он отстранился.

— Куда, сейчас же так поздно? — обиженные глаза смотрели на Кирилла.

— Данилевский попросил приготовить реагенты…

Кирилл попытался улыбнуться, но вместо этого на лице возникло что-то непонятное. Он редко улыбался, обычно это происходило, когда он гулял вместе с Еланой вдоль каналов. Кирилл пошел вверх по лестнице.

Елана готова была заплакать. Глаза быстро наливались слезами.

— Ты опять уходишь? — дрожащий голос не в силах был что-либо изменить.

— Опыт очень важен для нас, — не оборачиваясь, сухо ответил Кирилл.

Он подошел к двери. Ввел личный код.

— А я? — девушка сделала последнюю попытку остановить любимого.

Но Кирилл уже скрылся за дверью в лабораторию, хоть его и тянуло обратно на лестницу. В его теле словно торчал крючок и больно дергал назад. Кирилл подошел к лифту, собрался с мыслями. Он немного повернул голову, оглядываясь назад. Но мысли об опыте взяли верх.

Через пять минут Кирилл уже был в лаборатории. Его мыслями безраздельно владела одна-единственная цель — провести свой опыт. Не теряя ни минуты, он приступил к работе. Для начала Кирилл приготовил для себя биологически активный концентрат, который он выпил залпом. Химическая смесь не даст ему заснуть всю ночь. На это у него ушло десять минут. Кирилл посмотрел на лабораторные часы и со злостью ударил по столу. Теперь он готов к своему ночному дежурству. Молодой ученый достал из своего личного шкафчика мамины биоматериалы и направился в пропускную камеру.

Время полетело. Сперва Кирилл работал во второй лаборатории, где механические руки помогали ему по мере необходимости. Он решил не спешить заходить в третью. Ему не хотелось надевать защитный костюм, а здесь достаточно было халата, перчаток и защитной маски. Легкая унция страха глубоко засела в душу помощника профессора. За прошедшую неделю Кирилл несколько раз повторял свой опыт. Уже без бумаг и электронных записей он знал, что за чем делать. Как и всегда, Кирилл все старательно фиксировал. Но вдруг его желудок издал жалобный стон. Он только сейчас сообразил, что за весь день почти ничего не ел, и даже удивился себе. Они с профессором как приехали, так за все время проведения опытов ни разу не выходили из лаборатории, чтобы подкрепиться. Живот бурчал уже не на шутку. Жалобные просьбы сменились настойчивым требованием пищи. Кирилл сдался. Он помнил, что биоактивный концентрат, что он выпил, еще и провоцирует голод. А если взять, что во рту не было ни крошки, то скоро он просто рухнет в обморок.

Кирилл с опаской вошел в кабину. Его обдало паром. Дверь окрасилась в нежный зеленый. Все чисто. Выйдя в главное помещение, Кирилл направился в подсобку, где стоял холодильник и стол, наверняка там есть чем перекусить. Отыскав в большом холодильнике два литра молока и шесть булочек, Кирилл принялся удовлетворять требования желудка. Через пятнадцать минут от ужина не осталось и следа. Можно продолжать работу.

Предыдущие исследования позволили ему определиться с тем, что опыты над ВиНИ нужно проводить с участием кислорода. Предыдущие результаты в вакууме оказались нежизнестойкими, несмотря на перспективную теорию. В кислороде соединения вели себя иначе. ВиНИ был более агрессивным и мутировал во вторую стадию заметно быстрее. Соединив ВиНИ II с «патологией 6», Кирилл через час получил то самое вещество, которое показывало все признаки вируса позитивного штамма. Под воздействием штамма новый вирус был немного другого вида. Кирилл знал об этом. В течение всей прошедшей недели он получал такой же результат. Полустабильный позитивный штамм, который, погибая, уничтожал ВиНИ в его концентрате. Кириллу удалось проанализировать осадок, остающийся после разложения позитивного штамма. Радоваться было нечему. По составу он был хуже, чем ВиНИ. Осадок распространялся по кровотоку, раня сосуды изнутри и вызывая образования множества бляшек. Все лабораторные крысы, на которых он испытывал действие осадка, умирали через несколько часов. Умирали они и от действия позитивного штамма. Хотя здесь все было закономерно. Одним из родителей штамма была «патология 6», она была смертельной для животных в 99% случаях, так как была прямой мутацией от гриппона — человеческого вируса, которым не болели животные. Патология могла стать новой головной болью для научных умов, стань она крайне заразной. Но, на счастье вирусологов, «патология 6» относилась хоть и к опасным вирусам, но к редким и слабо распространяющимся.

Кирилл смотрел на коробочку, в которой лежали волосы и частички кожи мамы, которые он привез с собой из дома. Биообразцов осталось очень мало. За несколько предыдущих дней он израсходовал почти все. Действие позитивного штамма было минимальным. Оно не только не убивало вирус нулевого иммунитета в человеческих клетках, но и в некоторых случаях приводила к их разрушению. Предыдущую неделю Кирилл ходил по замкнутому кругу. Он успешно получал нужное вещество — выводил новый штамм, но он не становился панацеей. И вот сегодня он готов был пойти еще дальше. Главное — набраться смелости. Он ударил себя по щекам. Глаза горели, руки начинали трястись. Кирилл расхаживал по лаборатории: взад-вперед, кругами, стоял, уставившись в одну точку, — он пытался преодолеть свой внутренний барьер. Кирилл посмотрел на часы. Время неумолимо бежало вперед. Он раскладывал в уме опыт на этапы. Мужчина ходил по лаборатории, описывая руками в воздухе все то, что он делал, и вспоминал записи. Он брал со стола колбочки, пробирки и пипетки: разделял растворы и соединял их. И вскоре он уже знал, что мешало его положительному штамму быть в действительности таковым. Ответ был у него перед глазами. Он смотрел сквозь прозрачную стену на стол, который был небрежно завален бумагами. Это было его рабочее место. Сверху кипы бумаг лежал электронный планшет, а на нем отображался отчет по встрече в Министерстве науки, где главной темой была «белая язва».

Словно намагниченные, глаза смотрели на планшет. Перед Кириллом проплывали его записи, его пометки на клочках бумаг и моделирование цепочек вирусов на электронном табло. Они кадрами на огромной скорости проносились перед ним, а в центре недвигающаяся формула «белой язвы». Под натиском мыслей глаза прищурились. Где-то повисла нить развязки клубка. Кирилл оторвал взгляд от электронного девайса на столе и оглядел лабораторию. Механические руки в боксе ждали команды. На столах расставленные пробирки хранили драгоценные растворы с вирусами. В голове же Кирилла проносилось слово «родство». Как удивительно все же устроен мозг. Он способен в секунду совершить сложнейшие вычисления, но совершенно забыть о том, что «белая язва» и гриппон — родственники. На Кирилла обрушилась лавина мыслей. Он направился в пропускную камеру. Выйдя в общий зал, он поспешил к шкафу с защитными костюмами. Работать предстояло в дальней лаборатории. Застегивая последние липкие замки, на лице Кирилла появилась улыбка победителя. Он почувствовал, что ухватил удачу за шею. По-другому и быть не могло.

Кирилл подошел к пульту управления во второй лаборатории и приказал механическим рукам приготовить очередную порцию положительного штамма. С собой в третью лабораторию он взял биообразцы своей матери. Набрав код доступа, Кирилл включил закрытый бокс. На задней его стенке находилась дверца в хранилище ампул с вирусами. Кирилл ввел разрешительную комбинацию цифр. Из хранилища появился механический держатель с ампулой раствора, в котором содержались чистые монии. Механическая рука взяла ампулу и, разрезав ее сверху, ввела внутрь микропипетку. Тем временем из второй лаборатории механические руки подвезли пробирку с раствором положительного штамма. Кирилл поместил пробирку в буфер. Вторая механическая рука вытащила ее и разместила на рабочей поверхности бокса. Приказав начать смешивание, Кирилл скрестил пальцы на руках.

Повинуясь сигналам пульта управления, руки-помощники разделили вещество из пробирки на три равные части. Отделив унцию от общей массы «белой язвы», механическая рука соединила ее с веществом в первой пробирке. «Белая язва» стала проникать в полупрозрачное вещество. Началась реакция — в пробирке появились пузырьки. Они медленно всплывали на поверхность, выделяя темно-серый пар. Кирилл ждал, что будет дальше. Уже через секунду пузырьков стало в два раза больше, спустя секунд тридцать вся жидкость кипела, выделяя темно-серый пар. Кирилл взглянул на дисплей на панели управления. Температура вещества не увеличилась. Кирилл приказал рукам собрать выделяемый газ и определить состав. Но не успела механическая рука поднести уловитель к выделяемому газу, как тот прекратил выделяться. Кирилл нажал несколько кнопок, на экране высветилось: «Посторонних газов нет». Кирилл задумался. Пробирка так же пузырилась. При этом из жидкого вещество перешло в вязкое. Пузырьки лениво перекатывались друг через друга. Кирилл внимательно наблюдал за происходящим. Собирал данные, появляющиеся на мониторе. Датчики в боксе следили за малейшими изменениями, Кирилл был спокоен. Ни капли пота на лбу, ни учащенного сердцебиения. Датчики зафиксировали падение активности реакции. Кирилл приказал нагреть пробирку до температуры 36,6 градусов. Реакция возобновилась. Механизированная рука сделала забор пробы и поместила ее под электронный микроскоп. Кирилл уставился в монитор. Монии, будучи в несколько раз меньше, проникали в положительный штамм. Однако видимых деформационных процессов не наблюдалось. Штамм, однако, реагировал подергиванием на чужеродное воздействие. Вскоре в капле раствора не осталось моний. Все они были внутри положительного штамма. Отдав несколько указаний рукам, Кирилл ждал, что будет, если добавить к раствору вирус нулевого иммунитета. Механическая рука капнула крохотную часть раствора с вирусом, который был получен из крови Екатерины Валерьевны. В ту же секунду она начала атаковать штамм и беспорядочно делиться. Вскоре в одной маленькой капле не было ничего, кроме ВиНИ. Однако уже через минуту вирус нулевого иммунитета стал разрушаться. Словно из коконов, из него появлялись маленькие усатые клетки. Анализ подтвердил, что эти усатые малыши — монии. Однако они сильно отличались от своей характерной структуры. Требовался более глубокий анализ. На это ушло около часа. На мониторе отображались монии, подвергшиеся быстрой мутации. Кирилла охватило волнение. В одночасье ему померещилось, что он получил лекарство от самой страшной болезни из всех существующих.

Кирилл боялся думать дальше. Слишком опасны были эти мысли, способные увлечь очень далеко. Туда, где стирается грань понимания, что верно, а что нет. Кирилл смотрел на монитор, где в капле раствора мирно сосуществовали положительный штамм и монии вокруг. «А что будет дальше?» — пронеслось у него в голове. Время еще есть — почему бы не посмотреть или не опровергнуть свою догадку?!

Кирилл приступил к детальному анализу. Он смешал всю жидкость положительного штамма с вирусом нулевого иммунитета, потом с мониями. Отделив небольшую часть от общего раствора, он отдал команду запаять ее в капсулу. Оставшуюся часть Кирилл собирался разобрать на составляющие.

Через час работы он понял, что получившийся от взаимодействия моний и положительного штамма раствор лишь промежуточное состояние. В структуре моний не хватало некоторых комплиментарных связей. Если это и была «белая язва», то она была крайне ослаблена и лишена всяческой агрессивности. Монии в растворе были не опаснее амебы в капле воды. Чтобы понять, что действительно представляет собой полученный раствор, нужно было завершить мутацию моний и положительного штамма. Кирилл предположил, что их можно объединить в симбиоз. И если это действительно получится, то можно будет говорить о полноценном создании лекарства от «белой язвы». Но сперва необходимо вывести новый реагент, способный завершить мутацию. Кирилл раскладывал вещество на составляющие, проводил экспресс-тесты для выяснения морфологических, физических свойств препарата. Но система не могла определить полный спектр свойств раствора и выдавала стандартный набор заключений: «обнаружен неизвестный штамм», «обнаружены поврежденные монии». Кирилл злился. Неужели все впустую? Все сводилось лишь к одному — чего-то не хватает. Кирилл стоял у панели управления и просматривал на другом мониторе различные сведения о вирусах, формулах. Ему нужно было заняться чем-то, так он искал зацепку, способную натолкнуть его на разгадку. Он просматривал формулы, которые компьютер находил по заданным параметрам. Кирилл тут же в уме проводил опыт, раскладывал его, смешивал вещества и на мысленных листах бумаги выводил результаты. Он искал выход из тупика. Искал усиленно и настойчиво. Пока, наконец, выход не был найден. Ему нужен был наркотик. Синтетическое вещество, открытое учеными около семидесяти лет назад для борьбы с некоторыми патогенными вирусами. Однако у этого вещества был большой недостаток — он вызывал привыкание, а дальнейшее употребление приводило к галлюцинациям и быстрой деградации нервной системы. Это было то что нужно. Синтетическое вещество было названо по фамилиям двух ученых, открывших его — Сал-Аманд-6. На черном рынке его прозвали просто — саламандра. Она была крайне агрессивной и очень эффективной для активации мутагенных процессов. Это могло решить проблему с мутацией моний. Но, несмотря на найденное решение, Кириллу от этого легче не стало. Сал-Аманд-6 нельзя было просто так получить. Однако Кирилл знал и другой способ достать саламандру, гораздо неприятнее, но с меньшим количеством вопросов.

Раздался сигнал радиорубки. Охрана проводила обещанную Еланой шестичасовую проверку системы безопасности. Кирилл опомнился. Он с ужасом посмотрел на часы на стене. Стрелки безразлично показывали ровно шесть часов. Любоваться результатом труда было некогда. Ведь еще нужно было приготовить лекарство для мамы. Кирилл запаниковал. Он не успеет. Подбежав к панели управления, он приказал механическим помощникам начать уборку. Оставалось три часа до прихода профессора. Кирилл бегло перебирал по панели пальцами, резво нажимая на кнопки. Механические руки суетились. На дисплее появлялись дополнительные данные и главное… формула вещества. Компьютер, наконец, распознал, что это за вещество, и вывел длинную цепочку формулы.

Кирилл направил данные на свой электронный блокнот. Он изучит их после. Отключив монитор, он приказал механическим рукам запаять полученное вещество в ампулу. Через несколько минут рука-помощник держала маленькую запаянную капсулу чуть больше сантиметра длиной и трех миллиметров в диаметре. Кирилл насупился — вещества было очень мало. Но этого должно было хватить на следующий этап исследований. Если он окажется прав, то больше ему не придется проводить опыты поздно ночью.

— Теперь ты не испаришься, — глядя на маленькую капсулу, улыбнулся Кирилл.

Механическая рука поместила капсулу в буфер. После ее обработки буфер открылся. Но Кирилл не спешил за долгожданным зельем. Он отдавал последние указания помощникам уничтожить все следы ночной работы. Кирилл завершил копирование данных на планшет и удалил все сведения с основного компьютера лаборатории. Оставалось одно — решить, что делать с капсулой. Система безопасности не даст вынести предмет из лаборатории и двери кабины не откроются. Кирилл стоял в раздумье, посматривая на часы на дисплее. Семь тридцать.

— Черт! — выругался он.

Оставлять капсулу нельзя, вынести не получится — система сканирует человека перед выходом. «Как быть?» — судорожно думал Кирилл. Он носился по лаборатории, пытаясь найти решение. Стоп! Он подбежал к шкафу с дополнительным инвентарем. С четвертой полки сверху он схватил шприц-пистолет. Быстро поменяв калибр, он подбежал к буферу. Вытащил капсулу и замер…

Он смотрел на нее, пожирая глазами ее хрупкую оболочку. Такая маленькая, но такая смертельная. Ключ в будущее. Еще чуть-чуть, и будет сделан прорыв в микровирусологии. И Кирилл станет первым среди равных. В этой капсуле заключен труд многих месяцев работы в институте. Все, что он так жаждал получить. Шанс, один из миллиона. Лестница в небо, путь в учебники по вирусологии. Все это у него в руках, в такой маленькой капсуле.

— Что же я делаю? — Кирилл посмотрел на шприц.

В коридорах раздался сигнал оповещения системы охраны.

— Я не могу тебя потерять…

Он вложил капсулу в отсек шприца и приставил к левому предплечью. Выдохнул и нажал на кнопку инъекции. Немного поморщившись от боли, Кирилл вытащил из ящика ватный тампон и протер место укола от крови.

Войдя в пропускную капсулу, он оглядел лабораторию — механические помощники заканчивали уборку. Выйдя во вторую лабораторию, Кирилл поспешил к панели управления. В течение минуты на столе появились необходимые реагенты, порошки, ампулы с растворами и несколько пластмассовых этажерок с разноцветными таблетками. Механические руки разместили на столе 32 пробирки. Вытащив из памяти блокнота рецептуру лекарства, Кирилл нажал на кнопку «выполнить», и механические руки приступили к смешиванию реагентов в пробирках. Постепенно наполняя их, помощники размещали пробирки в центрифуге и поочередно смешивали растворы. Кирилл тем временем рассчитывал очередную дозу порошка из смеси разных лекарств. Он смотрел на последние результаты анализов, присланных сестрой, и аккуратно взвешивал порошки и таблетки, после чего разделял их на неравные порции. Когда же все пробирки прошли через центрифугу, Кирилл пересыпал в них порошок. На горелках вместе с механическими помощниками он контролировал процесс реакции, после чего опять направлял их в центрифугу. Лекарство было готово. Кирилл посмотрел на часы. Прошло полтора часа. Нужно было запаять жидкость в ампулы, и очень быстро, пока он не начало испаряться. Поместив все 32 пробирки в бокс, он отдал команду на разлитие растворов по герметичным капсулам. Процесс долгий, учитывая их количество. Пока роботы вовсю старались, Кирилл вышел в общий зал, снял с себя костюм и повесил его обратно в шкаф. В спешке он собрал все бумаги в одну кучу, расчистил стол и достал оранжевый маркер. Вскоре из бокса показались первые запаянные ампулы. На каждой из них был наклеен информационный бумажный стикер, указывающий состав и дозировку раствора. Каждая ампула, по сути, содержала разный раствор, но на одной основе. Кирилл поставил все капсулы на стол и принялся окрашивать белые бирки оранжевым маркером. Это был любимый мамин цвет. Докрашивая последние, Кирилл поймал себя на мысли, что никак не может избавиться от мутации моний. Неужели полученный положительный штамм привел к мутации моний? Такое представить себе можно лишь в самых смелых теоретических предположениях. Что и делал Кирилл. Он прокручивал в голове ночной опыт и понимал, что его штамм смог изменить структуру моний. Однако он сам осадил себя. Он слишком мало знал о мониях «белой язвы», чтобы быть полностью уверенным в том, что они действительно мутировали в ходе опыта.

Ровно в девять часов в лабораторию вошел профессор Данилевский. Он был пунктуален. Кирилл сидел за своим столом и заканчивал бумажную работу. Не сказав ни слова, профессор прошел к своему месту. Через десять минут в лабораторию вошел чиновник, встретивший Данилевского вчера в холле.

— Доброе утро, профессор, — Винбург остановился в дверях.

— Откуда у вас код? — настроение Данилевского тут же упало до нуля.

— Ваш директор, Антон Исаевич, любезно предоставил мне ключ от лаборатории, — ухмылка так и блистала на лице чиновника. — Я просто хотел убедиться, что вы приступили к работе.

— Как видите, мы оба здесь, можете быть спокойны, — выпроваживал нежеланного гостя Данилевский.

— Да, я вижу, что вы четко следуете распоряжению директора. Я рад видеть, что господин Семиовский ассистирует вам. Когда видишь двух гениев за работой, сомневаться в успехе не приходится. Но вы правы — я здесь лишний. И не беспокойтесь, вам мешать я не намерен. Просто мне необходимо сообщить вам, что министр Терен пригласил вас на личную встречу.

Данилевский замер. Винбург сиял «добродушной» улыбкой. Кирилл оторвал голову от бумажной работы и смотрел на профессора.

— Чем обязан столь высокой чести? — спустя минуту ответил профессор.

— Люди моего порядка не задают лишних вопросов. Вот и вам я советую… прийти сегодня в министерство к двум часам дня. Министр будет у себя в кабинете. Думаю, вы понимаете, что время у него ограничено, — чиновник выдержал секундную паузу. — До встречи, — и вышел вон.

Данилевский сидел, крепко задумавшись. Предложение чиновника застало профессора врасплох. Министр науки Российской Федерации — Терен Максим Сергеевич — вот уже год не встречался ни с кем лично и не ездил на совещания с президентом. Состояние его кожного покрова резко ухудшилось в последнее время, и даже революционный «Дермафорт» помогал редко. Из месяца в месяц биокожа хуже адаптировалась с телом Терена. Проходя очередное обследование, врачи строго запретили надевать биокожу в течение года. Но, несмотря на нахождение большей части нынешней жизни в сохранной капсуле, это не мешает ему выполнять должностные обязанности. Президент России чтит и уважает его. Хотя ему не раз предлагали отправить больного министра в отставку и найти кого-нибудь мобильнее. Однако глава России не спешил с этим решением. Фигура Терена была столь монументальной, сколь колоссальным было его влияние на отечественную науку. Однако через месяц, когда Терен очнулся в больнице после комы, он сам подал прошение об отставке. Тогда президент счел этот поступок поспешным и предложил подождать. Лишаться жесткого и креативного министра науки было не с руки. Благодаря Терену наука России укрепилась на сегодняшних высотах. Министра уважали и считали одним из ярчайших функционеров научного мира. Он умело сочетал в себе качества ученого и управленца. И такого симбиоза нельзя было лишаться.

Данилевский видел Терена всего трижды. Последний раз около трех лет назад. Сегодняшнее приглашение было молнией среди ясного неба. Одновременно с возникшим волнением Данилевский нутром чувствовал что-то неладное. И оттого, что разъяснений сверху, как всегда, не поступало, становилось все противнее от этой неясности, которая провоцировала его нервозность. Профессор окончательно потерял покой. Он сидел за столом, перебирая старые отчеты. Просматривал файлы опытов и, конечно же, внимательно изучал вчерашние. Со всем этим он даже и не заметил, что Кирилл так и не подготовил все к сегодняшним опытам. К десяти профессор вместе с Кириллом приступил к работе. За время усердной задумчивости Данилевского помощник успел провести всю подготовительную работу. Все бланки были заполнены, а данные по сегодняшним опытам введены в компьютер.

Но работа продолжалась недолго. В половине первого за профессором прислали машину из министерства. Данилевский и Кирилл вышли из лаборатории. Кирилл сел за свое рабочее место. Нужно было ввести полученные данные в электронные бланки, которые он приготовил еще утром. Данилевский закачивал работу за своим столом. Вносил свои данные в компьютер, пополнял записями электронный журнал. Когда же все было сделано, он подошел к вешалке — повесил халат, надел свой темно-зеленый пиджак, который жутко ему не походил. Уходя, он остановился перед дверью.

— Кирилл, на сегодня ты свободен, — профессор сурово смотрел на своего помощника.

— А как же опыты? Мы же их не доделали? — возразил Кирилл.

Вдруг суровость взгляда профессора куда-то рассеялась. Он словно снял маску.

— Закончишь работу, закроешь лабораторию… на сегодня все, — не объяснив ничего, профессор вышел из лаборатории.

Последний взгляд наставника не понравился Кириллу. Тяжелый и очень уставший. Еще ни разу профессор не был столь приземленным. Кирилл сидел и размышлял. Данилевский был каким-то другим. Обычно на все результаты тестов и опытов он реагировал с большим участием, даже волнением. «Неужели его так расстроили слова чиновника?» — терялся в догадках Кирилл. Он посмотрел на часы — без пятнадцати час. Надо заканчивать работу. Кирилла повело в сторону. Действие энергетика, который он принял ночью, заканчивалось, и его резко потянуло в сон. К тому же, нужно было и позавтракать, хотя вернее будет сказать — пообедать. Кирилл смотрел за прозрачные стены лаборатории. Его тянуло туда. Нужно было выяснить, что за вещество получилось у него и что же происходит с мониями под воздействием положительного штамма. Но конечности наполнялись свинцом. Последние минуты заполнения бланков показались бесконечностью. Кирилл уже не различал, что именно пишет. Он чувствовал себя Гулливером, которого канатами тянут к столу. Изо всех сил он пытался выстоять. Отложив в сторону последний бланк, Кирилл встал из-за стола. На главной панели управления на столе профессора он нажал на кнопку завершения работы, надел легкую куртку и вышел из лаборатории. Нужно было как можно быстрее попасть в кровать. Ключ от комнаты в спальном блоке все еще был у него. Туда Кирилл и направился. В коридорах почти никого не было, и состояние помощника профессора заметили разве что камеры слежения. Еле усадив себя за руль электромобиля, Кирилл нажал на педаль газа. Свежий воздух немного бодрил. Доехав до спального блока, он посидел несколько минут в машине, чтобы надышаться воздухом. Этих сил должно было с лихвой хватить на путь до кровати. Впрочем, как именно он дошел до нее, Кирилл уже не вспомнит. Как и не будет помнить подозрительного взгляда персонала блока. Он дошел до своего номера и вставил электронный ключ. Дверь распахнулась. Кровать была прямо перед ним, всего в паре метрах. Это было самым прекрасным на тот момент в его жизни. Кирилл рухнул на кровать, и его мозг скомандовал отключение.

Следом за солнцем пришел вечер. Необычно теплый мартовский день бескомпромиссно отступил. Свет померк быстро. Небеса накрыло плотным покрывалом серых туч. Ранняя весна напоминала о своем изменчивом характере. Неделю назад только сошел снег, но за городом все еще властвовали прирезки ушедшей зимы. Они, как немые партизаны, скрывались в заснеженных грязных холмах. В город они не совались. Город охраняли и чистили регулярно. Зима порядком всем надоела — слякотная она выдалась в этом году. Редкий снег и частый дождь могли испортить самую фееричную зимнюю сказку. Ночь пришла в город быстро. Кирилл проснулся около десяти часов вечера. Голова была ясной, тело ломило — он пролежал в одной позе несколько часов. Желудок агитировал на поедание хоть какой-нибудь пищи. В комнате было темно. Из окна сочилось бледное зеленое сияние от университетских фонарей. Кирилл вспомнил, что он в спальном блоке. Место, куда хотели попасть многие и провести здесь хотя бы одну ночь. Кирилл подошел к стене и включил свет. Яркое освещение больно ударило в глаза. Но уже скоро мужчина, медленно приоткрывая глаза, осматривал комнату. От увиденного они широко раскрылись. Его номер был полной противоположностью фешенебельным представлениям младшего персонала о спальном блоке. Обычный однокомнатный номер с совмещенной уборной. Комната была поделена на две условные зоны: спальную и рабочую, в которой находился стол, бар и холодильник. Пара шкафов, три кресла и два деревянных стула рядом с журнальным столиком. Кирилл усмехнулся. Хотя мысль о том, что ему дали «бедный» вариант из-за невысокого статуса, все равно промелькнула. Живот со злостью проурчал. Нужно было что-нибудь съесть. Кирилл прошел к холодильнику. Ничего — он был пуст. Да и откуда там взяться еде? Кирилл сел на кровать. Он размышлял о том, где можно было достать что-нибудь съестное. Мысль о круглосуточном магазине в квартале от БиоНИЦ пришла быстро. Направившись к выходу, Кирилл прошел мимо зеркала на стене. Он увидел свое отражение. Сильно помятое лицо и куртка. Взъерошенные волосы на голове стояли непонятной ветвистой фигурой. Кирилл зашел в ванную комнату. Снял с себя верхнюю одежду, свитер и футболку. Он посмотрел на левое предплечье, на место, куда вколол капсулу с веществом. Ранка затянулась, и о чужеродном предмете напоминал лишь едва заметный бугорок. Кирилл провел по нему рукой — колкая боль побежала в разные стороны. Ополоснув лицо, он замер. Узкое худое лицо. Даже едва различимые скулы стали проступать через кожу. Сильно впалые глаза. Опять небритый. Проводя рукой по жесткой щетине, Кирилл продолжал думать об опыте. Нужно довести его до конца. Необходима саламандра. Кирилл смочил и причесал волосы. Он так и не сходил к парикмахеру. Через десять минут он уже направлялся к главному выходу. Еда уже стояла на втором месте.

Кирилл вышел из БиоНИЦ, погруженный в угрюмые мысли. Они привели его к набережной Белого канала. Это был самый широкий канал в Химграде. Кирилл смотрел на противоположный берег, где в ярких огнях прожекторов сиял концертный зал, увенчанный массивными шпилями. Его выпуклые стены, словно скопление громадных мыльных пузырей, преломляли свет в радугу. Легкость пузырчатого дизайна переходила в массивные гладкие вертикали, устремляющиеся вверх. Холодный воздух помогал думать. Судьба снова попыталась загнать его в очередной тупик. Она воздвигла перед ним преграду. Но быть может, это не препятствие, но предупреждение? Может, стоит остановиться? Разные мысли смешивались в голове. Преграда или предупреждение, все это были синонимы загадки. Ее надо было решить. Кирилл не собирался отступать. Напротив, он готов поступить для себя самым необычным образом и попросить о помощи человека, к которому бы пошел только в самом крайнем случае. Другого выхода Кирилл не видел. Он выпрямился, продолжая смотреть на гордо возвышающийся центральный шпиль концертного зала. За последнее время произошло слишком много событий, чтобы останавливаться на достигнутом. Продолжать просто необходимо. Недавно простой лаборант, сегодня помощник профессора, а завтра… профессор Семиовский Кирилл. «Тезке придется подвинуться», — язвил он о Данилевском. Кирилл бросил последний взгляд на сияющее здание и направился вдоль берега к станции метро имени Н. Ласара.

Путь Кирилл держал на Васильевский остров, на берег Финского залива. Почти на самом берегу, недалеко от гостиницы «Прибалтийская», стоял один из престижных клубов старого Санкт-Петербурга — «Невъ-8». Он включал в себя непосредственно сам клуб, где молодежь проводила свой ночной досуг, и элитный ресторан, где люксовая обстановка позволяла отдохнуть и приятно потратить деньги. В клубе Кирилл намеревался встретить своего давнего знакомого, о котором он вспоминал, глядя на устремленный ввысь свет от прожекторов. Этот знакомый, впрочем, не был тем, кого Кирилл хотел бы видеть. Однако цель важнее неприязни. Кирилл смотрел в окно вагона, отъезжающего со станции имени Н. Ласара. Полупустой вагон обрадовал. Но долго сидеть Кириллу не пришлось: он уступил свое место вошедшей беременной даме. Еще через несколько станций вагон забился до отказа. Кирилл любил смотреть в окно. Пусть там ничего и не видно. Черная стена мрака. Но его всегда притягивала темнота заброшенных старых тоннелей, тоннелей, которые только что прорыли и строители прокладывают новые пути. В этой почти непроглядной мгле было что-то притягательное. Что-то манило к себе каждый раз, когда Кирилл заходил в вагон поезда. Его состав, словно луч солнца, врывался в глухой мрак и на мгновенье освещал небольшие участки мрачных подземелий, а потом уносился вновь, забирая с собой свет и бурлящую жизнь. Но Кирилл смотрел дальше. Его взгляд приковывали глубины, где света не было вообще. Устремляя взгляд в пустоту мрака, Кирилл ждал, что он увидит что-то, разглядит в темноте не только свое отражение, но и свет, там, в глубине. Невдалеке возник бледный огонек. Слабый свет от фонарей освещал пространство вокруг себя — это строители. Черные балки, доски, рельсы, какие-то вагоны. Они не строят, они проводят профилактические работы — догадался Кирилл. Но ничего, кроме бледного света фонарей, не было. Словно там и не было никого. Но вот вдали показалась чья-то тень. И вмиг мрак тоннелей, окружающий небольшую полоску света, рассеялся. Появилась вторая тень. Рабочие заступали на вечернюю вахту. Вторая тень намного больше первой. Не просто большая, она увеличивалась. Она ведет себя как-то странно. Кирилл поворачивал голову в сторону уходящей полоски света, стараясь как можно дольше не терять из виду тоннель с огоньками. Он видел, как вторая тень будто пляшет на свету. Она внезапно сжалась, тут же увеличилась и обрушилась на первую. Свет тусклых фонарей замерцал и внезапно померк. Холодок пробежал по спине Кирилла. Он повернулся в салон вагона: видел ли он это на самом деле или просто разыгралось воображение? Но больше он в окно не смотрел.

К десяти вечера Кирилл был уже на Приморской. На автобусе добрался до гостиницы «Прибалтийская». Оттуда до клуба рукой подать. Кирилл шел вдоль берега, пряча голову от пронизывающего ветра в воротник. До клуба оставалось меньше километра. Чем ближе он был, тем медленнее шел. Вдали виднелись яркие огни заведения. Они манили к себе ночных тусовщиков-мотыльков, жаждущих оторваться в самом модном клубе старого города. Кирилл остановился. Он смотрел на очередь из желающих войти; строгий фейсконтроль пропускал лишь немногих. Несмотря на холод, желающих попасть в «Невъ-8» было хоть отбавляй. Кирилл помотал головой: как столько людей могут стремиться в этот гадюшник — место, о котором ходят столько отвратительных слухов? Он мешкал. Про себя он усмехнулся, ведь сам стремится туда. Может, и у них есть повод. Большинство из тех, кто стоял в очереди, так или иначе были зависимы от легкого наркотика, который прозвали «кипятком». Кирилл не шел, он волочил ногами. Сердце вдруг стало колотить так, что вот-вот выпрыгнет из груди. Горло ответило резкой болью, как только Кирилл попытался сглотнуть. Рукой он дотронулся до того места, куда вживил капсулу. Тяжело вздохнул и быстрым шагом пошел в клуб.

— Стой! — широкоплечий охранник вытянул руку.

Кирилл, не поднимая головы, остановился.

— В очередь! — скомандовал тот.

— У меня важная встреча, — пробормотал Кирилл.

Охранник задумался, еле слышимые слова медленно доходили до высоко сидящей головы здорового бугая. Кирилл подался вперед. Охранник задержал его рукой.

— Экий ты прыткий, — он наклонил голову, чтобы взглянуть на лицо настойчивого посетителя.

— Мне нужен Кнут, — Кирилл вдруг посмотрел на охранника злыми глазами.

Бугай напрягся. Даже перекаченные мышцы на его лице съежились в комок, губы сжались, правый глаз дернулся. Кирилл приготовился к удару. Но охранник лишь внимательно смотрел на него.

— Я узнал тебя, — кулаки охранника чесались, но он сдерживался. Недобро прищурив глаза, он смотрел на Кирилла.

— Он мне нужен.

— И что? Ты думаешь, вот так можно прийти сюда и войти?

— Мне правда нужно…

— А кто сказал, что это нужно ему? Убирайся, пока кости целы.

Кирилл оглянулся по сторонам. Толпа молодежи, ожидающая своей очереди, наблюдала за перепалкой. Кирилл то сжимал, то разжимал руки в кулаки, поглаживал лоб, потом снова прятал руку в карман. Сердце бешено стучало. Вот-вот задрожит голос.

— Мы с ним друзья, он со мной…

Не успел Кирилл договорить, как на него обрушился каменный кулак охранника. Толпа загудела и завизжала. Кто-то засмеялся. Так-то, лезть без очереди. Кирилл, поваленный на землю, оперся на руку. Сильно шатаясь, он попытался встать. На правой стороне сиял красный след от кулака. Кирилл провел рукой по лицу — крови не было. И снова подошел к охраннику.

— Я должен увидеть Кнута.

Охранник демонстративно оглядел лицо Кирилла, почесывая пальцами приготовленный правый кулак.

— Убирайся, — лишь процедил он, запуская очередных посетителей.

Но Кирилл не унимался.

— У него есть реагент…

Охранник не дал ему договорить. Он сделал резкий выпад вперед, схватив назойливого парня за грудки. Кирилл сжался.

— Миша! — прокричал охранник, не отрывая злобного взгляда от него.

Позади отозвались. Но Кирилл не видел ничего, кроме огромной физиономии охранника, заслонившего собой весь окружающий мир.

— Постой за меня, — он приподнял Кирилла и потащил на другую сторону дороги. Там поставил его на землю и, не отпуская, произнес: — Ты что же, выродок, считаешь себя каким-то особенным, что ли? — охранник сильно тряхнул Кирилла. — Можешь вот так заявиться и орать на всю улицу? Тебе жить надоело?

Здоровенный бугай отбросил его в сторону деревянной лавочки. Тело, словно игрушечное, рухнуло на ее край. Охранник подождал, когда корчащийся Кирилл сползет на землю, и, подойдя, присел рядом с его головой.

— Придешь еще раз — сломаю пополам, а Кнуту скажу, что так и было, — охранник поднялся и со всей силы пнул Кирилла по левому предплечью.

Острая боль пронзила все тело, прорезая, словно острый нож, сжавшиеся ткани и проникая все глубже. Кирилл взвыл. Но был не в силах пошевелиться. Лежа на земле, он смотрел вслед уходящему охраннику. Перейдя дорогу, он скрылся за дверьми клуба. И больше не вышел. Кирилл лежал еще минут тридцать. Несмотря на утихшую боль, он продолжал корчиться возле лавочки, ругая себя на чем свет стоит, свою опрометчивость и дурость.

Спустя время он все же пошатываясь встал и сел на лавочку. Он ждал того охранника, когда он появится из-за дверей. Непонятная и глупая мысль тлела внутри, что тот увидит его, сжалится и впустит. Но ни через пять, ни через тридцать минут охранник не появился. Окончательно продрогнув, Кирилл медленно поковылял до ближайшей остановки. Тело жутко ныло от глухой боли. Где-то в плече по-прежнему было ощущение, что в тело вонзили что-то острое. Каждому движению мышц сопутствовала острая колющая боль. Кирилл дошел до остановки. Успел на подъехавший ночной автобус. Расположившись у окна, он погрузился в сон. Очнулся уже на конечной. Старая кондукторша разбудила его хлесткой пощечиной. Кирилл, было, спросил, где это он, но язык не слушался его. Он попытался встать, но дальше того, как облокотиться на руку, дело не пошло. Кондукторша что-то гневно проговаривала, но Кирилл не мог разобрать ни слова. А сама женщина была словно в тумане, расплываясь, как отражение в воде. Терпение у тетки кончилось примерно через минуту. Она позвала водителя на выручку — разобраться с пьяным пассажиром. Водитель не церемонясь залез Кириллу в карман брюк и, вытащив деньги, отдал кондукторше. Потом, схватив недотепу покрепче, выволок из автобуса, пытаясь дотащить его до ближайшей лавочки. Все это время кондукторша предрекала Кириллу смерть в тюрьме и сокрушалась, как еще всех пьяниц не выловили. Но неожиданно даже для водителя, привыкшего к вечно тараторящей спутнице по маршруту, замолкла.

— М… М… Ма-а-акс, — протянула жалобно она.

Водитель изо всех сил пытался не споткнуться о волочащиеся ноги Кирилла. Не в силах что-либо ответить, он только промычал в ответ.

— Брось его, — буркнула кондукторша.

Водитель пыхтел. От мешающих слов напарницы он только злился.

— У него… там…

— Да что?! — прикрикнул водитель. Он остановился. Тащить почти бесчувственного Кирилла было неудобно. Заодно можно разобрать, о чем причитает напарница. Водитель повернул голову назад и повернулся всем телом вполоборота. В четырех шагах стояла его напарница с перекошенным от ужаса лицом. Вытянутой рукой она указывала на Кирилла. Водитель мешкал. Пытаясь не уронить почти безжизненное тело, он наклонил голову вниз и стал осматривать справа, слева. Тряхнул руками, взял Кирилла поудобнее и… оцепенел. Под вытащившейся из брюк рубашкой на правом боку пассажира были белые пигментные пятна. Похожие на толстые нити, они шли вдоль всего бока. Водитель напряженно сглотнул, на лбу моментально выступила испарина.

— Это же… — кондукторша готова была впасть в истерику.

Она все держала вытянутой руку. Другой закрывала себе рот, кривящийся от проникшего в ее разум ужаса. И обрывистым голосом все повторяла:

— Это… это же… белая… яз…

— Заткнись! — буркнул водитель.

Он бросил Кирилла там, где стоял, и, схватив за вытянутую руку кондукторшу, поволок в автобус. Через секунду он рванул с места.

Кирилл смотрел на небо. В далекую темную глубину мутной синевы, затянутой грязной дымкой. Изо всех сил он пытался встать на ноги. Но ни руки, ни ноги не слушались его. Каждый раз он снова оказывался на лопатках. Медленно он перевернулся на бок. Перед ним в пяти метрах лавочка. Он медленно пополз к ней. Спустя десять минут он попытался опереться о лавочку и забраться на нее. Несколько тщетных попыток, и он, полусидя-полулежа, был на лавочке. Глаза сильно болели, впрочем, как и все тело. Кирилл пытался разглядеть, где он находится. Но глаза видели лишь неразборчивую смазанную картину. Словно по еще невысохшей картине провели тряпкой. Кирилл моргал, часто и настырно, пытаясь убрать размытое панно. Пока не увидел вдали знакомые очертания. Высокие фонари, силуэты зданий, информационные электронные табло. Подсвеченный забор из красного гранита. Высокое здание с парадной лестницей, возвышающийся перед ним сквер, в котором горели изящные фонари. Поморгав еще, он окончательно убедился в том, что перед ним Биологический научно-исследовательский институт. Он приехал к себе на работу. Дорогу сюда Кирилл не помнил.

В это время, кроме охраны, в БиоНИЦ никого не было. Все выглядело безжизненным и опустошенным. Возле исследовательского центра горожане не любили гулять, считая его не самым живописным местом. Небольшая площадь перед ним. В центре находился маленький сквер, который был местом неформальных встреч для тех, кто причислял себя к огромной братии ученых. В дни больших слетов мрачная площадь кишела людьми в белых халатах. Сейчас же высокое здание, служившее административным блоком, словно спящий охранник с высокой башни, смотрело на площадь, на все, что перед ним происходило. Легкая дремота высокого арматурного охранника только пугала. Кажется, что он вот-вот проснется и увидит тебя. Перед его многочисленными остроконечными пиками, полукружной архитектурой чувство задавленности и страха быть взятым в кольцо особенно обострялось. Пустые глазницы верхних, глубоко посаженных окон заставляли то и дело смотреть наверх, словно чувствуя на себе чей-то взгляд. А подсвеченные зеленым первые этажи сверкали окнами, преломляя падающий свет так, что вместо обычного зеркального получалось расплывающееся, пугающее во мраке ночи изображение.

Кириллу безумно нравилось, как выглядел снаружи исследовательский центр. Как он завораживает и пугает своим видом. Словно древний замок с дурной славой, он светится призрачным светом, устрашая каждого, кто смотрел на него. И сейчас, набираясь сил, он сидел на лавочке и благодарил судьбу за то, что она привела его именно сюда. Он сидел на противоположной стороне площади. И кроме него никого не было. Никто не мог помешать ему любоваться. Он чувствовал себя с каждой минутой все лучше: то ли от того, что старался не двигаться лишний раз, то ли от того, что смотрел на самое совершенное архитектурное сооружение. Боль мягко отступала. Постепенно возвращались ощущения окружающей среды. Холодный ветер мелкими колющими иголками дотрагивался до рук и лица. Все приходило в норму. Пока, наконец, Кирилл машинально не поднял руку, чтобы отмахнуться от надоедливой мошки, кружащей перед лицом. Кирилл глубоко вдохнул. Холодный воздух расправил сжавшиеся от былой боли легкие. Проведя ладонями по лицу, он ничего не почувствовал. Несколько мгновений он вспоминал, куда именно охранник ударил его кулаком. Он ощупал все лицо, но никаких болевых ощущений, будто и не били его вовсе. Кирилл немного поерзал на месте на предмет наличия болевых ощущений. Все было замечательно. Ни затекших мест, ни тем более болевых ощущений. Глаза стали закрываться. Неожиданно накатила усталость. Кирилл посмотрел на часы, но их на руке не оказалось. Думать об этом усталость не позволяла. Нужно было срочно ложиться спасть. Кирилл посмотрел в сторону БиоНИЦ. Он неуверенно поднялся на ноги. Покачнувшись, сделал шаг. Все нормально — ноги крепко держат его. Хотя с ориентацией в пространстве еще предстоит подружиться. Кирилла повело в сторону. Но он успел податься назад и рухнул на лавочку. Нужно еще немножко посидеть. Через минуту-другую он, пошатываясь, побрел к главному входу в исследовательский центр. Кирилл нажал белую кнопку на панели справа от двери. Однако чувства его подводили. Кнопка убегала от него.

— Кирилл? — откуда-то справа раздался знакомый голос охранника.

Кирилл обернулся на звук. Мысли мешались — он никак не мог вспомнить знакомое лицо подошедшего мужчины. Охранник же, напротив, узнал и подхватил беспомощного путешественника. Кирилл пытался проморгаться, он заметил на форме охранника нагрудный значок с тремя большими цифрами — 777.

— Счастливчик, — пробормотал Кирилл.

— Ты ужасно выглядишь, — сокрушался охранник. — Бледный, как стена.

— Нет, — возразил Кирилл. Он сопротивлялся усилиям охранника отвести его куда-то. — В спальный…

— Я отвезу тебя домой, успокойся, — охранник был настойчив.

Кирилл только и смог что пробурчать что-то невразумительное. Он проверил свои карманы и в боковом нащупал бугорок. Запустив руку, он вытащил оттуда электронный ключ, но без брелка. Охранник добродушно сообщил, что потерю брелка придется оплатить из зарплаты. Он довел Кирилла до машины и как можно аккуратнее уложил его на заднее сиденье.

Глава 4. Выбор

Город спал. Ночь накрыла его сухим холодным одеялом. Ни ветерка, ни малейшего движения воздуха, не было ничего, что могло потревожить уснувшие районы. Гладь каналов отражала в своей темноте огни гранитных берегов. Затягивая в свою темную глубину свет, исходящий от фонарей, и не выпуская обратно. Свет города тускнел. На город шел туман. Он шел медленно, неслышно. Проходя тихо между домами, арками, мостами, вдоль небольших каналов, захватывая власть над ночным городом, сжимая в своих крепких объятиях. Воздух остановился. Туман занял все улицы города. Он шел только ради того, чтобы прийти сюда — стать осадой. Липкая влажность проникала везде и всюду. Она пробиралась в каждую щель, заходила в каждый дом через открытые окна и форточки. Над плотным белым покровом возвышались лишь самые высокие здания. Но и они вскоре скрылись. Скоро туман поглотил все. Густой влажный воздух всей своей тяжестью наседал на город, будто изо всех сил стараясь раздавить его.

Наступило утро, и город увидел все то, что натворила ночь. От ночного тумана осталась лишь еле видимая дымка, паутиной опутавшая улицы. На некоторых главных проспектах города и центральных улицах, на зданиях, дорогах и памятниках были огромные черные выбоины, напоминавшие царапины. В некоторых дворах их было особенно много, даже на деревьях, чьи изрубленные ветви валялись вокруг. Разные по глубине царапины были везде. По всему городу работали выездные следственные бригады. Они пытались найти по горячим следам ночных вандалов, изуродовавших часть города за одну ночь. День обещал быть напряженным.

Зданию Биологического исследовательского центра также досталось. Северная сторона пострадала особенно сильно. Один и тот же почерк. В некоторых местах прутья ограды были покорежены, словно их порвали, как какой-то волосок. Даже на площади попадались черные нити царапин, достигавшие в длину до двух и более метров.

Кирилл проснулся в своей кровати. Мысли странным образом крутились в голове, пытаясь напомнить, каким образом он оказался в своей квартире. Ведь он точно помнил, что хотел вернуться в БиоНИЦ и переночевать там. Чувствовал он себя свежо и бодренько. Никаких болевых ощущений, головокружений или других признаков недомогания. Словно и не происходило вчера ничего. Подойдя к зеркалу в ванной, Кирилл с удивлением обнаружил, что на его лице, в довесок к отсутствующим болевым ощущениям, нет ни единого намека на синяк. «Приснилось?» — засомневался Кирилл. Но картина мощного удара охранника клуба яркими красками стояла перед глазами. Кроме мыслей о невероятном везении, в голове Кирилла ничего не возникло. Вернувшись в комнату, он обнаружил на тумбочке у кровати записку: «Зайдешь ко мне, драчун» и подпись — Петр. Кирилл улыбнулся. Вот как он попал в квартиру. Тот охранник со знакомым голосом был одним из немногочисленных друзей в его жизни и единственным в Химграде. Петр работал в институте уже пять лет, он был старше Кирилла на четыре года. Они познакомились в первый день работы ученого в исследовательском центре. На удивление, сдружились они быстро. Кирилл много не разговаривал, а Петр лишнего не спрашивал, они общались лишь на объединяющие их темы — космос и хоккей. В институте их дороги пересекались редко, поэтому услуг по работе оказывать они друг другу не могли. Возможно, поэтому они до сих пор держат друг друга в списках друзей. Кирилл, по сути своей, ни о ком не думал и быстро растерял возникшую к нему симпатию окружающих, когда заявил о себе как об одиночке во всех сферах жизнедеятельности. Петр же редко кого просил о чем-либо. Заговорить даже о маленьком одолжении для него было весьма мучительно. Он либо добивался нужного сам, либо подолгу мучил себя, пытаясь найти слова для просьбы. Так они и общаются — не спрашивая и не прося ничего у других, изредка помогая друг другу. Кирилл оделся и направился в лабораторию.

На площади перед БиоНИЦ было поставлено оцепление. Прямо на дороге был поднят изоляционный карантинный купол. Охранник, стоявший у входа на территорию исследовательского центра, потребовал удостоверение сотрудника. Кирилл смотрел на купол, пытаясь разглядеть, что там происходит. Но охранник одернул его, жестко приказав проходить дальше и не задерживаться. Кирилл подумал о времени и посмотрел на часы. Он как раз успевает зайти в кафетерий.

В лабораторию Кирилл пришел первым. В руке он держал пакет с завтраком. Не теряя времени, он приступил к поеданию утреннего рациона, состоящего из: большого стакана кофе, двух сдобных булочек и сочного бутерброда. Через полчаса влетел Данилевский. От неожиданности Кирилл чуть не подавился. Данилевский был мрачен, как осенняя туча. Он молча прошел к своему месту, взял какие-то бумаги и вышел.

В течение следующего часа Данилевский не появлялся. Без точных указаний Кирилл решил не соваться в дальнюю лабораторию. Он занялся приготовлением инструментов и реагентов. Работа непыльная, даже нудная. Механические руки-помощники справились бы с ней за несколько минут. Но Кириллу нужно было убить время. Когда пришел профессор, он не увидел. Лишь когда Данилевский вошел к нему во вторую лабораторию, он дернулся от испуга.

За прошедший час настроение Данилевского не улучшилось. Он был словно затаившаяся буря, полная избыточной энергии. Не сказав ни слова, профессор прошел мимо Кирилла во вторую кабину, ведущую в дальнюю лабораторию. Кирилл посмотрел ему вслед. Без защитного костюма в третью лабораторию заходить нельзя было. Войдя в первую лабораторию, Данилевский направился к пульту управления. Как ни хотел Кирилл знать, чем он там занимается, шансов выяснить это было мало. Войти и посмотреть означало бы верную отставку с должности помощника профессора. А взять и прямо спросить элементарно не хватало смелости. Да и, в конце концов, у каждого своя работа. Не успел он закончить рассуждения, как из кабины вышел Данилевский. Кирилл решил не оглядываться.

— Что ты делал в лаборатории так поздно? — тихий тяжелый голос профессора в ту же секунду положил Кирилла на лопатки.

Он обернулся.

— Ты не ночевал в спальном блоке, значит, ты весь вечер провел в лаборатории. Чем ты так поздно здесь занимался? — Данилевский бескомпромиссно смотрел на подчиненного.

Кирилл вжал голову в плечи.

— Я… хотел… — он рылся в голове в поисках спасительного ответа. — Просто я подумал, что… чтобы не терять день. Вы же ушли…

Данилевский смотрел на Кирилла так, будто читал все его мысли. Смотрел и знал, что каждое сказанное им слово будет ложью.

— Вот я и решил, — продолжал тихо оправдываться юноша, — что сам поработаю над вирусом. И… задержался…

— И что же ты делал? — Данилевский как стена — огромный и непробиваемый.

— Что делал? Унции выводил…

— Где результаты? — перебил профессор.

— Что? — Кирилл почувствовал, что его загоняют в угол.

— Где унции? Выводы, результаты? — Данилевский чувствовал ложь в каждом неуверенном слове помощника. — Если ты работал, как говоришь, то где результаты? Должны быть какие-то результаты. Сейчас ты приготовил лишь инструменты, а где же реагенты, о которых ты мне только что сказал, где унции вируса, над которым ты работал?

Кирилл дотронулся рукой до левого предплечья, куда вколол капсулу. И душа его ушла в пятки. Колющей волной по телу пробежал холод.

— Молчишь?! — профессор выходил из себя. — Хватит врать! Посчитал себя вправе хозяйничать? Возомнил себя помощником профессора? Тебя поставили моим помощником против моей воли! Что, нечего сказать в оправдание?

Кирилл наклонился к столу. Он прижимал пальцы к руке, пытаясь нащупать бугорок от капсулы. Но его нет! Профессор схватил его за плечо и повернул к себе.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю. — шипел Данилевский. — Ты считаешь себя гением? Чушь! Да, ты умен. Умнее многих. Но гений ума твоего ничто с твоим пороком. Делаешь то, что хочешь и когда хочешь. Решил, что, став вторым лицом в лаборатории, можешь беспрепятственно делать, что придет в голову? У меня за спиной? Знаешь, сколько таких, как ты, я видел? Десятки! Все вы из одного теста — не останавливаетесь, когда видите границу. Не останавливаетесь ни перед чем, чтобы доказать свою уникальность, — Данилевский свирепел.

Кирилл никак не мог нащупать бугорок. Его просто нет. Нет и все! Он тут же вспомнил, как его повалили возле клуба на земли, как он ударился о лавочку и как охранник… пнул его и… раздавил капсулу!

Кирилл стал задыхаться. Легкие жадно поглощали весь кислород, желая еще и еще.

— Раньше надо было думать, — Данилевский внутри ликовал, считая, что его слова так разрушительно влияют на Кирилла. — Тебе нужно усвоить этот урок раз и навсегда. В этой лаборатории все происходит по моему веление и хотению. Ни ты, ни кто-либо другой не может распоряжаться здесь. И если ты так рвешься наверх, то сначала научись смиренно принимать удары судьбы. Уроки жизни даются не просто так. И я тебе преподам урок — я снова понижаю тебя. С сегодняшнего дня ты снова лаборант.

Кирилл смотрел дикими, полными ужаса глазами на профессора, жадно глотая ртом воздух.

— Выйди вон! Я не желаю тебя сейчас видеть, — процедил Данилевский.

Последние слова стали оглушающим громом грянувшей бури. Его словно подняли в воздух и скинули вниз. Кирилл вошел в кабину, держась за левую руку. Голова гудела, словно находилась под звенящим колоколом. Раздавленная капсула, слова профессора — все перемешалось. Огромный комок из узлов и страшных мыслей, звучащих как приговор. Кирилл вышел из лаборатории в пустой коридор. Разом для него рухнул мир, который только стал строиться вокруг. Жизни лопнула, как маленькая капсула от удара ногой. Кирилл спустился в главный холл. Он бежал прочь от этого места. Бежал прочь от мыслей, роем гудящих в голове, но догоняющих. Бежал, не разбирая дороги, сталкиваясь с людьми. Отталкивая, пихая, он хотел вырваться из окружения. Кто-то попытался его окликнуть, в голове лишь прогремел очередной удар колокола. Это был голос Винбурга, который курировал проводимые исследования. Кирилл налетел на него в тот момент, когда чиновник входил в институт.

Кирилл выбежал на улицу. Пасмурное небо, холодный ветер и тяжелые глазницы фасада обрушились с осуждением. Невидимые тиски сжимали грудь и голову. Все вокруг меркло, свет быстро угасал. Все стало вдруг таким далеким и пустым. В один миг все превратилось в ничто. Кирилл брел по площади, избегая людей, шарахаясь от них, словно от прокаженных. Он шел, не зная куда. Ноги ступали сами собой, уводя прочь от исследовательского центра. Мимо сквера, вдоль по улице. Пока его не остановил человек в форме.

— Дальше нельзя, — офицер встал перед Кириллом.

Но тот ничего не видел. Он, отмахиваясь, прошел мимо препятствия.

— Ты куда?! — офицер резко обернулся и схватил Кирилла за воротник.

Ученый стал вырываться. Офицер распалился не на шутку. Он пытался удержать вырывающегося гражданина.

— Нельзя… сказано же, — в борьбе вырывалось у офицера.

Но Кирилл не слушал. Для него не человек хватал его за плечи, а вирус, что беспрепятственно гулял по сосудам. Кирилл вырвался. Он побежал вдоль улицы, держась руками за голову. Не успел он набрать скорости, как его что-то ударило сзади¸ по ногам. Офицер запустил в него резиновую дубинку. Кирилл упал. Подняться ему не дали двое в форме, заметившие бегуна. Офицер, бросивший дубинку, прижимал коленом Кирилла к мостовой.

— Ты что же, — сквозь отдышку отчитывал он беглеца, — гад такой. Не видишь, что ли? Проход закрыт, улица перекрыта… заражение…

Кирилл перестал брыкаться и посмотрел перед собой. Широкая улица была блокирована военными машинами и множеством солдат. Дальше, в метрах двадцати от машин, над всеми возвышался высокий прозрачный купол, шириной во всю улицу и длиной 15—20 метров. Внутри купола стоял автобус, врезавшийся в фонарный столб. Водительская дверь была открыта, рядом лежал труп человека. В шатре находилось не больше четырех человек. Все они были одеты в герметичные белые костюмы. Двое ходили мимо тела человека. Двое других крутились возле автобуса, то и дело заходя внутрь.

— Вставай, — охранник с силой дернул вверх.

— Оставьте его, — раздался голос позади.

Охранник развернулся вместе с Кириллом. Навстречу к ним шел Винбург. В правой руке он держал удостоверение, протягивая его охраннику.

— Он пытался проникнуть за периметр, — охранник не хотел отпускать нарушителя, не поквитавшись с ним за причиненные хлопоты.

— Я видел, спасибо, — чиновник ухмыльнулся, — теперь он моя проблема.

Охраннику ничего не оставалось, как повиноваться. Винбург подошел ближе.

— Я, кажется, не представился вам, — чиновник протянул руку. — Меня зовут Александр Винбург.

Кирилл непонимающе смотрел на чиновника и его вытянутую руку.

— Вы не узнали меня? — Винбург убрал руку. — Мы встречались в исследовательском центре…

— Я узнал вас, господин Винбург, — заговорил Кирилл.

— Что с вами случилось?

— Ничего, — поворачиваясь к прозрачному куполу, ответил молодой ученый.

Винбург заметил живой интерес Кирилла к происшествию. Легкий прищур глаз выдавал лукавые мысли.

— Что там произошло? — Кирилл сделал несколько шагов вперед, пытаясь разглядеть из-за спин людей в защитных костюмах тело человека возле автобуса.

— Водитель автобуса, — Винбург понял его вопросительный взгляд.

Кирилл дернулся в сторону. Чиновник стоял справа от него и смотрел в сторону купола.

— Жуткая история, как говорят, — не отрывая взгляда от купола, продолжил Винбург. — Больной водитель врезался в столб. Ужасно… какая-то ужасная болезнь. Очень похожа на «белую язву», — улыбаясь, произнес последние слова чиновник и повернулся к Кириллу.

Того эта улыбка ставила в тупик и одновременно ужасала. Кто перед ним? Что за человек этот Александр Винбург из министерства науки, который с улыбкой на лице говорит о смертельной болезни?

— Вам не кажется странным, — миловидно произносил Винбург, — что стоило исследовательскому центру заняться исследованием родства гриппона и «белой язвы», как от нее, предположительно, погибает этот несчастный? И где? Прямо под стенами центра! — чиновник снова широко улыбнулся.

Кирилл промолчал. Он смотрел на автобус, который был похож на тот, что довез его сюда. Притихший ужас снова волной окатил все тело.

— Я больше там не работаю, я больше не помощник, — неожиданно для себя с обидой буркнул Кирилл.

— Не работаете? — Винбург подмечал каждую деталь. И тон, с которым молодой ученый произнес последние слова, стал поводом прицепиться. — А что случилось? Мне казалось, было принято решение, чтобы вы ассистировали профессору Данилевскому. Вы что-то натворили?

Кирилл косил глазами на чиновника. Улыбка Винбурга тут же смазалась.

— Или вы что-то узнали? И профессор вас… Мне знаком это взгляд. Я видел такое выражение лица достаточно часто, так как в прошлом много работал с профессором Данилевским. Этот гений, как слон, как трактор, проходился по всем молодым студентам и тем, кого он считал ниже себя, — мило рассуждал чиновник.

— Нет! — обрубил догадки Кирилл.

Он посмотрел на массивное здание БиоНИЦ. Огромное здание, такое высокое, а он снова внизу. Барахтающийся и беспомощный. Оскорбленный и униженный профессором. Бежит прочь от смысла своей жизни. Кирилл внутри себя метался, как загнанный зверь. Но клеткой для него были его воля и совесть.

— Я вывел формулу… — начал вдруг Кирилл, не отрывая взгляда от здания БиоНИЦ. Чиновник был весь во внимании. — … новую формулу вещества. Профессор ее отверг, как неправильную.

— И посчитал вас ненужным, — утвердительно произнес чиновник.

Кирилл несколько раз кивнул головой. На лице Винбурга засияла злобная улыбка. Он услышал то, что хотел. Юноша виновато опустил голову.

— Что ж, Кирилл, думаю, мы сумеем решить возникшую проблему.

Кирилл недоверчиво посмотрел на чиновника. Маска Винбурга с ехидной улыбкой куда-то исчезла. Злобная, отвратительная и гадкая физиономия смотрела на него.

— А чтобы решить ее, мне нужно знать, что именно произошло между вами и профессором.

Кирилл перебирал в голове мысли. Внутри кольнуло, и он дотронулся до предплечья, где была капсула. Единственное, что сейчас волновало его, — это зараза, гуляющая по его телу. Мысли о ее смертельности не оставляли в покое. Сколько есть еще времени до конца?! Единственная важная сейчас цель — это обследовать себя, сделать анализы и как можно быстрее изготовить лекарство.

— Я не готов вам предоставить материал, — начал Кирилл, — так как вывел нужную нам формулу недавно, когда задержался в лаборатории. — Винбург был весь во внимании. — Свои выводы я показал профессору, но он… — Кирилл замялся, путаясь в собственных мыслях.

— Профессор посчитал, что вы слишком молоды, чтобы придумать то, что придумали? — чиновник сам предлагал ответ.

— Возможно. Порок, — вспомнил он гневные слова профессора.

— Порок?

— Так сказал профессор, — без энтузиазма ответил Кирилл, глядя на чиновника глазами затравленного щенка.

— Молодость не порок, порок — трусливая старость, — сказал Винбург сам себе, словно вспомнив что-то из своего прошлого. — А что за формулу вы вывели?

— А… — Кирилл был не готов раскрывать то, что сидело внутри него. — Я… просчитал дальнейший ход мутации, и, по моим предположениям, гриппон и «белая язва» не просто роднятся, — Кирилл посмотрел в сторону лежавшего тела водителя, — а являются одним и тем же вирусом, только в разных вариантах.

— Ты что, спятил?! — чиновник вдруг вспылил.

— Вы же сами хотели узнать, — пропищал Кирилл.

— Прости, — Винбург осадил самого себя. — Вы уверены в своих словах?

Кирилл только открыл рот, чтобы ответить, но собеседник опередил:

— Подумайте хорошенько. Если то, что вы говорите, правда и Данилевский препятствует вам, его ждут большие неприятности.

— Профессор выгнал меня, — после небольшой паузы ответил Кирилл, — потому что я провел в его отсутствие опыт, в котором все и прояснилось.

— Он видел результаты опыта? — тут же прозвучал вопрос. Кирилл медлил с ответом. — Видел или нет?

— Он находился в первой лаборатории и просматривал файлы компьютера… сразу после моего вчерашнего опыта.

Винбург задумался. Кирилл видел замешательство чиновника. Как хотелось юноше проникнуть в его мысли, узнать, о чем он сейчас думает. Но Винбург думал не о Кирилле, как тот предполагал. Думы чиновника вились возле другого человека, которого он ненавидел больше всего на свете. Неуверенность Кирилла в словах только злила Винбурга. Ниточка, за которую можно было дернуть, то появлялась, то сама собой рвалась. Винбург выжидал. Думал, как ему поступить.

В груди Кирилла бешено колотило сердце. И только богу известно от чего. То ли вирус, проникший в кровь, то ли собственная ложь о профессоре, а может, затянутая реакция чиновника. Нужно было выкручиваться. Закончить опыт и вывести формулу лекарства, пока есть время и вирус в теле не убил его.