Бесплатный фрагмент - Переменчивый месяц октябрь

Переменчивый месяц октябрь

Роман

Глава 1

Если утро начинается с оптимистических ноток, а тем более — полновесных нот, к вечеру, или уж, в крайнем случае, к ночи жди неприятностей. И наоборот. Хотя случаются и исключения, то есть перевес одних — главным образом, не очень приятных событий — над другими. Как ни жаль. Поэтому-то старые, да и вообще здравомыслящие люди при каждой мало-мальской удаче стремятся или трижды плюнуть через левое плечо, или же постучать по дереву, чтобы не сглазить и отодвинуть на время грядущие напасти. Но все это надо делать своевременно и аккуратно. Не так, как Коля Петренко. Коля, когда сдал экзамен по математике, которой страшился больше всего, возликовал: «Ну, теперь-то дело в шляпе!». В смысле, остальные экзамены для него — семечки. Ребята, которые сдали, и которые еще нет, толпятся возле аудитории, поздравляют. Потому что это же событие: Коля Петренко одолел своего лютого врага — высшую математику! И вот долго ли, коротко — кто-то и скажи: «переплюнь!». Счастливчик спохватился и раз! Два! Три! — через левое плечо. А надо сказать, что Павел Иванович, который проходил тут сзади по коридору — он невысокого роста. В отличие от дылды Петренко. Иванович — он весьма умеренной длины. Натурально, все попало ему на пробор, которым он очень дорожил. Да и леший бы с ним, с пробором, но все дело в том, что следующий экзамен Коле предстояло сдавать у Павла Ивановича. У Саяпина, который и так-то — не подарок. Ох, и намучился: пока шла сессия, Коля постоянно делал заходы, пытаясь сдать этот экзамен. Поскольку оказался недостаточно подготовленным. Уж насилу сдал. А кто мешал ему плевать через плечо более осмотрительно и своевременно? Да и дверь аудитории была под рукой, деревянная. Тут бы сразу и постучать слегка, чтоб внутри не услышали. Так нет же! Гордыня…

Леонид Волин, пожалуй, тоже забыл бы произвести необходимый ритуал так, как следовало. Хотя Петренко — приятель и о свежей истории с ним и Павлом Ивановичем Волин знал. Но не обратил внимания на эти пустяки. С утра он пребывал в приподнятом настроении: вчера получил стипендию, а сегодня родители обещали прислать 30 рублей, то есть тысяч. И при том, что стипендия — мизер, на смартфон набиралось. Свой добрый старый пришел в негодность две недели назад, когда Леонид крутил солнце на тренировке. И надо же случиться — забыл вынуть телефон из кармана. Гладкое изделие рыбкой выскользнуло из кармана и — хрясь! Под перекладиной-то лежал мат, но раскрученный физкультурником мобильник улетел далеко вперед и ударился о чугунную батарею отопления. Только брызги!

Попервости Леня не хотел угнетать родителей этим сообщением, все надеялся сколотить необходимый капитал на курьерской службе, но накопление шло невообразимо медленно, а жизнь без телефона представлялась невыносимой. И он сообщил. И вот сегодня деньги должны поступить. Дорогие ленины старики, отправили наличные с соседом, собравшимся в город. Да какая разница, из рук в руки — так даже лучше! И уже вечером вся сумма была у Леонида в руках.

В общежитии они располагали комнатой на четверых: кроме Волина и Петренко тут жили еще Бато Шагдаров и Влад Корнев, все — однокурсники. Пора подошла готовить ужин и обязанность эта сегодня возлагалась, согласно графику дежурств, на Леонида. Но тут позвонил Бато и сообщил, что купил скутер и он сейчас внизу, у входа, и если им интересно — то пусть спускаются, посмотрят. Конечно, им интересно: все трое тут же двинулись к лестнице.

— Что делается, — сокрушался Леня, — человек собирается приобрести транспортное средство — и ни словом не обмолвится!

— А это, чтоб не сглазить, — заметил наученный горьким опытом Петренко. А вот как купил — так сразу и сообщил!

Тут дежурный по кухне некстати вспомнил, что он-то известил о предстоящей покупке смартфона всех жильцов комнаты, и, кажется, не только их. Да ладно!

Скутер оказался блестящий и аэродинамический, пахнущий резиной, потому что новый. Бато сиял, любовно поглаживая белые бока отечественного изделия.

— Хорош! — оценил Коля Петренко и слегка изогнулся, как бы примериваясь усесться на сиденье позади счастливого покупателя.

— Так данный экипаж рассчитан не двоих, — авторитетно заметил Корнев, — а вас тут набирается два с половиной человека: один Бато, и полтора Николая.

Коля почесал затылок и отступился с условием, что позже проедет один.

— И ты что, Бато, будешь теперь все ездить по городу? — поинтересовался Леня. — А как же успеваемость?

— Да почему я стану гонять по городу? Тут движуха такая — одни таксисты сумасшедшие чего стоят! Да еще пробки эти. Я купил скутер для брата. Ему в деревне шибко сподручно будет на нем ездить.

— И теперь что?

— Что теперь? Погоню подарок домой, брату.

— Ничего себе! А сколько до дому? Ты как-то говорил — за сотню?

— Почти 200.

— А ближе там купить нельзя, что ли? — удивился Петренко.

— Такой — нет. Он видишь, повыше, колеса большие, почти мотоцикл. По кочкам запросто пройдет. Туда такие еще не дошли. Да и цена там процентов на 20 больше. Логистика, сам понимаешь.

— Так лучше бы мотоцикл купил!

— Э, нет! Братишка еще маленький, на мотоцикле носиться ему рано. Вот выходной будет, еще день прихвачу — и съезжу. Перед последним экзаменом. Надо бы покапать, чтобы дольше ходил, так тут не получится — народ мельтешит. Не станем же крутиться около с бутылкой. Поеду — по Нагорной земляки живут, там уж. И скутер в их гараж поставлю — наверное, влезет.

— Дай-ка я проеду метров пять, — попросил Петренко, а то потом когда? В деревню к вам ехать, что ли?

И, усевшись верхом и сосредоточившись, он тронулся с места. Но слишком резко прибавил скорость и едва не налетел на Павла Ивановича, который, задержавшись на работе, в этот час спешил на автобусную остановку.

— Опять… — негодующе вскричал старший преподаватель, узнав хулигана, который ехал без шлема. Но Коля уже пролетел мимо, нарушая все правила, поскольку ехал по пешеходной дорожке. Бато схватился за голову. Но больше навстречу моторизованному самокатчику никто не попался и, кое-как развернувшись, он скоро воротился назад. Пока Коля катался, Корнев ушел, потому что у него завтра зачет. Петренко вспомнил, что сегодня тренировка волейболистов, на которую он опоздал, но все-таки поспешил в спортзал. Тут и Леня спохватился, что пора уже ему варить суп, потому что ужин в их комнате чаще всего заключался в супе. В обед на него не хватало времени.

— Ну, пока, — сказал Бато, поудобнее устраиваясь на сиденье. — Я, наверное, у земляков перекушу, так что питайтесь без меня.

— Смотри.

Первым делом повар поставил на плиту кастрюлю с водой и стал доставать картошку, но остановился и нетерпеливо полез в тумбочку. Там лежали книги, тетради, еще какие-то бумаги, тут же хранился и паспорт. Да, паспорт оказался в целости и сохранности, только вот денег, вложенных в него и предназначенных для покупки телефона, не было. Выбросив все содержимое тумбочки на кровать, Леня принялся методично ревизовать каждую вещь. Нету! Он пробежался по карманам, залез для чего-то за пазуху — ничего! В прострации усевшись на кровать, стал что-то бормотать себе под нос.

— Ты чего? — оторвавшись от конспекта, спросил Влад, заинтересованный долговременным шуршанием бумаг и невнятным бормотанием соседа.

— А? Да понимаешь, — с сомнением начал Волин. — Тут мне прислали деньги из дому, и свои были — на телефон я собирал, знаешь же? А теперь их нет.

— Денег нет?

— Ну да, денег.

Отворилась дверь, и вошел Петренко.

— Да опоздал, конечно, — проворчал он. — С этим скутером… А вы чего — такие?

— Деньги пропали, — сообщил Влад, и они с Колей уставились друг на друга. Леня пожал плечами.

— Они где были-то? — спросил затем Петренко, присаживаясь на свою кровать.

— В тумбочке, — Леня похлопал для наглядности по крышке столярного изделия.

— А когда потерялись?

— Я их положил часов в шесть, до того, как пошли смотреть скутер. А сейчас полез в тумбочку — нету. Паспорт на месте, а их нет. Они в паспорте лежали.

Петренко схватил себя за нос, а Влад почесал затылок.

— Это тогда что же, — пробормотал он, — получается, всего за час нас обчистили? Даже за полчаса. Следили, что ли, или как? Если вычесть Леню и Бато, который прикован был к скутеру, тогда остаемся мы с тобой, Коля, подозреваемые.

— Да ладно, — бросьте, — сказал расстроенный Леня. — При чем тут вы? Хотя кто выходил последний — надо было дверь замкнуть.

Обстоятельства сложились до того пакостные, что ни один из троих не смог вспомнить, кто же покидал комнату последним. Да и что это меняло? Растяпой мог быть любой — все это прекрасно сознавали.

— А ты, может, переложил злыдни в другое место? — вдруг осенило Влада. — И забыл!

Леня встрепенулся, но тут же поник головой и махнул рукой, а Петренко символически плюнул с досады.

Тут появился жизнерадостный Бато, заметно навеселе, потому что слегка обмыл с земляком покупку скутера.

— Как жизнь? — осведомился он, с размаху падая на свою кровать и ожидая, по-видимому, продолжения разговора о его покупке. Но в комнате царило плотное безмолвие. Бато приподнял голову и окинул приятелей недоуменным взглядом:

— Нас выселяют? За что?

— Да никто нас не выселяет, — наконец, отозвался Влад. — Хотя достойны — проворонили Леонидовы деньги телефонные.

Лицо Шагдарова вытянулось:

— Как это, на фиг?

— Очень просто: посмотрели скутер, вернулись — денег нет. Тумбочка на

месте, паспорт на месте, а денег в нем нет!

Бато принял сидячее положение, веселье окончательно покинуло его:

— И что — заявлять в полицию?

— Да ну, еще не хватало! — раздосадовано сказал Леня. — Нам тогда и на уроки некогда ходить будет. Придется как-то изворачиваться. Главное — родителям неудобно говорить.

— Так может, отхватить тебе телефон попроще, за человеческую цену? — подал идею Петренко.

— Нет. Или такой, как хотел, или никакой! — капризно выдавил Леня, уничтоженный нежданной невзгодой.

— Я могу тебе копеек одолжить на месяц, — подумав, предложил Бато. — Но услуга за услугу: можешь со мной за компанию съездить до дому? Третий год уж вместе учимся — пора бы в гости! Вдвоем, понимаешь, надежней — мало ли что. Можем ехать попеременке за рулем — где нету дэпээс. А?

— Конструктивный разговор, — заметил Влад. — Деловой. Ты мне, я — тебе. Соглашайся, Леня. Только вот как с кровными твоими деньгами? Так и подарим, что ли? Ты, Коля, как думаешь?

Петренко сидел задумчивый и сердитый, будто деньги украли у него.

— Насчет езды — конечно. А вообще, надо подумать, — бессмысленно ответил он.

Леня принялся варить суп — и очень невнимательно. Он забыл бросить туда макароны, но зато всыпал ложку сахара; спохватившись, подсыпал соли. Скоро Волин решил, что варимое готово.

— Вкус какой-то странный, — озадаченно заметил Влад. — Картошка, что ли, подмороженная? Сластит.

— Да тут картошки-то — один, два, — принялся считать Петренко.

Конечно, две картошки, изможденные летней засухой, в отсутствие макарон загустить блюдо не могли. Напившись супу, в дурном расположении духа все легли спать.

Глава 2

Василий Пегов — он однокурсник и земляк Коли Петренко. Из другого поселения, но почти из того же, поскольку ввиду понемногу строящегося жилья, они, поселения, сомкнулись. Теперь их общая протяженность составила более пяти километров и разделяла их только старая стела, на которой с одной стороны значилось: «д. Прудовая», а с другой — «с. Трудовое». Населенные пункты хотели объединить под одним названием, да это оказалось не так-то просто: пришлось бы переделывать кучу документов, печатей, вывесок и прочего. А все это — деньги и вообще невообразимая канитель. Поэтому все оставалось так, как есть. Николай жил в Прудовой, а Василий — в Трудовом. Но они стопроцентно являлись теперь земляками. А в дальнем городе это многого стоит. Василий запросто забегал в гости к соседям — попить ли чаю или перекинуться парой слов о наиболее интересных новостях.

Он начинал этот день в хорошем настроении — сессия заканчивалась, хвостов нет; чего же еще? Правда, несколько омрачало настроение воспоминание о вчерашнем происшествии с тумбочкой, но Вася настойчиво отгонял мысли о нем. После консультации по второстепенному предмету он поспешил в буфет, чтобы слегка подкрепиться беляшом и стаканом кефира. Однако, когда подошла его очередь, эти планы самопроизвольно изменились: заметив на дальней полке слоеные булочки, Пегов попросил у буфетчицы именно такое изделие. Пока труженица общепита, отвернувшись, тянулась за булочкой, он скорыми движениями выхватил из бака у прилавка две парящие жаром сосиски и потянулся ими к карману. Одновременно с этим Вася заметил округлившиеся глаза младшекурсницы, стоявшей за ним, и на мгновение замер. Но буфетчица уже достала булочку, разворачивалась, и он быстро сунул добытое в карман. Обратно его рука показалась уже с денежной купюрой, которую он и вручил женщине в белом колпаке. Пока молодая студентка лихорадочно соображала, что же следует предпринимать в таких случаях, Вася, полный достоинства и, имея булочку в руке, проследовал мимо и исчез из пределов видимости. Очередь ничего не заметила, как и буфетчица, продолжающая снаряжать тарелки неисчислимыми сосисками и котлетами с гарниром. И наливать чай.

«Что буфету две сосиски, — размышлял довольный Вася, — тьфу!». Так думая, он уже повернул за угол столовой, в которой помещался буфет, как вдруг крепкая рука схватила его за ворот.

— Иди-ка сюда, ворюга! — раздался сверху голос земляка Петренко, и Васю повлекли за следующий по ходу угол, за которым складировались пустые ящики. — Это ты упер у Леньки деньги? — грозно вопросил Петренко и поднял один из них над головой Василия.

— Да ты что, Коля? — изумился тот. — Какие деньги? Да ни в жисть! Да там и было-то!..

— Ты это брось! Там на смартфон скопилось! Понимаешь ты или нет? Родители ему прислали, не коммерсанты, не кандидаты! В депутаты. У них пенсия, понимаешь ты, не почетная, а трудовая! 12 рублей, тысяч то есть. А ты, коз…

Тут слабо прибитая доска ящика оборвалась и осталась у Николая в руках, а остальной ящик упал на Пегова. Но, впрочем, не причинил последнему большого вреда. Лишь поцарапал нос. Однако вид у него стал, как у тяжелораненого.

Только Коля не повелся и продолжал, хотя уже и не так грозно:

— Если ты, козел, говорю, не вернешь копейки, пеняй на себя! Ты меня подставил! У вас что, в Трудовом все такие ворюги?

— А при чем здесь я? — упорствовал Василий. — Да там и было-то…

Петренко взял в руки следующий ящик, покрепче.

— Ладно, — сдался житель Трудового. — Закину я ему деньги обратно, но не сейчас — отдал утром долг, и то не полностью. Сейчас — ни копейки.

— Когда?

— Ну, через неделю. Нет, не успею — через десять дней. Сосиску будешь?

— А, иди ты… Еще говорит — копеек нет! — Петренко сделал паузу: — А-а, понял. Ох, доиграешься!

— Да я что? Я же не нарочно. Вот так получается, хоть ты тресни! Родители уж меня к психопату возили, к психиатру то есть. Клептомания — говорит. Будто без него не знают. А чтобы вылечить — не тут-то… А сосиска хорошая.

— Мордобоем тебя лечить будут, если не перестанешь.

Коля знал, конечно, о странностях земляка, но этот случай не лез уже ни в какие ворота. Одно дело, когда человек, прогуливаясь по базару, тырит нечаянно апельсин, в магазине — плитку шоколада, и совсем другое — когда он лезет в чужую тумбочку, да еще и в чужой комнате. Болезнь Пегова, по всему выходило, прогрессировала. Особенно донимало осеннее обострение. Скрывать ее, чувствовал Петренко, в таком случае, будет все трудней. И без того казалось чудом, что Василий не засветился с этой напастью перед однокурсниками, хотя не однажды стоял на краю. Например, когда сдавал зачет Павлу Ивановичу. Он сидел напротив преподавателя и бубнил ответ по вопросу, а тот что-то записывал у себя в тетради. Потом кто-то заглянул в аудиторию, скрипнув дверью, Павел Иванович отвлекся и Вася тут же стащил ручку, ни на мгновенье не переставая монотонно бубнить ответ. Любопытный Павел Иванович вернулся было к прерванному занятию, но не оказалось ручки.

— Куда делась ручка? — недоуменно спросил сам себя препод, — только что здесь была! — и полез даже под стол. Но ручки там не оказалось. Он достал из внутреннего кармана запасную и потребовал у Пегова, который все вещал что-то, зачетку. «Удовлетворительно» — отметил про себя Вася, хотя надеялся на «Хорошо». Пока он упрятывал в карман зачетку, к преподавательскому столу подходил очередной тестируемый и завороженно, как кролик на удава, смотрел на Павла Ивановича, а Павел Иванович — на него.

— До свидания, — попрощался Василий и стал шумно подниматься, чуть не потерял равновесие и мимолетно оперся о стол.

— До свидания, — сказал хозяин стола, и подошедшему:

— Садитесь!

Вслед за тем он поворошил лежавшие перед ним бумаги, заглянул под стол, пробежался по карманам:

— Здесь только что была ручка! Куда она опять делась?

Нет ответа. За Василием затворилась дверь.

Вообще надо сказать, что Саяпины отличались фатальным невезением, особенно в грандиозных делах. Ну и в мелочах — нередко. Правда или нет, но рассказывалась история, что дедушка Саяпин вывихнул ногу во сне и, тут же проснувшись от боли, не мог встать с кровати. Вызванный по тревоге фельдшер принюхивался: не заложил ли человек за воротник, а в пьяном угаре — известно… Но никаких признаков опьянения не обнаружил и только чесал и чесал в затылке. Но ногу вправил. Батюшка Павла Ивановича, известный ученый, с группой коллег исследовал достоинства различных видов мяса и сравнительную их ценность — и очень успешно, ибо защитил докторскую диссертацию. Развивая достигнутый успех, он принялся исследовать такую тонкую материю, как влияние употребления мяса на дедуктивное мышление человека и рост волос на голове. И быть бы ему академиком, но тут в общепите образовался устойчивый дефицит мяса. Установив этот факт, партия и правительство решили, что этот продукт в целом-то очень вреден для здоровья, особенно, если много. О чем была немедленно извещена вся ученая общественность. Раз в неделю во всем общепите вводился рыбный день. Приветствовались яичницы и каши. Разумеется, в такой ситуации говорить о пользе мяса и исследовать ее далее не приходилось. Старший Саяпин попытался теперь исследовать вредоносность мяса, да куражу уже не хватило. Так он и не стал академиком.

Младший же, Павел Иванович, с мясом связываться не стал, а сосредоточил свои научные изыскания на вопросе трудового долголетия человека и гражданина в условиях уже рыночной экономики. Но, несмотря на это, у него тоже что-то не заладилось, и он не достиг даже докторской степени. Тут еще эти проклятые авторучки. Конечно, если бы Саяпин знал всю правду о странных наклонностях Васи, более того — что он земляк Николая Петренко, он, скорее всего, нипочем не поставил бы тройку. Кабы знать…

***

Сергей Верхушин давно понял, что от трудов праведных ничего путного не наживешь, если только у тебя не случилось особенного, специфического уродства — гениальности. Но это редко. А когда так, приходится думать, как устроить себе нормальную жизнь, располагая тем, что есть. Окончив институт и поработав по протекции в банковской сфере, он едва не попал в жернова правоохранительной системы, включившись в тандем по интеллектуальному изъятию средств вкладчиков. То есть без всякого грабежа с рукоприкладством. Но статья грозила не менее внушительная, если бы речь шла об особо крупных размерах. К счастью, по недостатку опыта уворовать они с двумя приятелями успели самую малость, так что дело ограничилось возмещением материального ущерба и условным сроком. Один приятель через непродолжительное время таки получил и реальный, соблазнившись барышами на ловле осетровых в низовьях Волги. Зря, конечно, он решил пытать счастья там — на великой русской реке и местные-то, профессиональные ловцы то и дело садились на прискорбную скамью, а уж пришлому рассчитывать практически ни на что не приходилось. Хорошо хоть, Сергей не поддался на уговоры приятеля и в Астрахань не поехал. Там уж обойдутся как-нибудь без него, решил он. И тысячу раз оказался прав.

Серега — парень компанейский и в друзьях у него недостатка нет. И в скором времени один из них предложил Верхушину попытать счастья на лесозаготовительной стезе. Ну, конечно, речи об официально действующих фирмах не шло: кто же возьмет человека с улицы на какую-нибудь руководящую должность? А мантулить с мотопилой в руках — дураков нет! Правда, и в подпольных бригадах, как выяснилось, руководящих вакансий не имеется, но зато и никаких налогов, никаких отчислений — все идет в общий котел и, соответственно, делится — по трудодням. Как в старом колхозе. Можно погорбатиться. Конечно, есть и риск, но для рядового — сравнительно небольшой. Да где его нет: разве только на подметании улицы, да еще, может быть, на прополке свеклы. А где есть какие-то деньги — там и риск.

— Двоюродный братишка у меня в такой бригаде работал вальщиком, — говорил друг Верхушина, — так в месяц у него выходило по 60—70 рублей. Миллионером не стал, но жил вполне себе сносно. Два месяца — отпуск, когда распутица и из лесу ничего не вывезешь. Ну, правда, кто-то продал, и на них напустился ОМОН. Едва ноги унесли, а трактор пришлось бросить. Хорошо, ребята из деревни позвонили — мол, едут гости насупленные. Но сейчас брат, по-моему, тем же занимается. Выпивает, правда, так это нормально. Водка — меньше рубля, виски немного дороже, так если в месяц имеешь 70 — какая печаль? На все хватает.

— Для начала можно попробовать. 70 рублей, говоришь?

— Ну да. Так было. Если ты не полковник, то нормально, а?

Верхушин признал, что нормально, и при таком заработке особой печали наблюдаться не должно. Скоро они вдвоем влились в состав тайной лесной бригады.

Работа имела очень специфический характер. Вальщики садились на мотоцикл и по кривым лесным тропам забирались глубоко в лес, туда, где имелись еще не вырубленные строевые деревья. Спиливали несколько сосен, а за их неимением — лиственниц; очищали ствол от веток и быстро покидали место действия. Следующий этап — за трактористами: хлысты вытаскивали из леса на поляну, разделывали и грузили на лесовоз. Это была самая ответственная и нервозная операция, поскольку являлась самой юридически уязвимой. Нагрянь в этот момент проверяющие — оправдаться нечем. Ибо в этом месте никакой лесозаготовки вестись не должно. Уже в пути следования к приемному пункту все складывалось проще, поскольку водитель имел при себе накладные от легальных заготовителей. Конечно, приходилось отстегивать тут и там, и чем дальше, тем больше. Да солярка, да ремонт. И организатор ведь никак не должен оставаться внакладе. При расчете за первый месяц Верхушин получил из рук бригадира 26 рублей, или, в пересчете на обычные деньги — 26 тысяч.

— Это что — все? — глупо спросил он.

— А ты сколько хотел?

Продолжать выяснение сути расхождения между ожидаемым и реальным финансовым результатом не имело смысла.

— Да пошли вы! — в сердцах бросил Сергей и, если можно так сказать, откланялся. Больше он не делал попыток сколотить состояние на замечательной сибирской древесине, осознав, что опоздал лет на десять-двадцать. Между тем следовало искать новый источник дохода, хотя бы временный, параллельно разрабатывая план овладения крупными суммами. Достойными Верхушина. Ему как-никак уж 30 лет. Хорошо, нет жены, детей. Хотя в свое время жена у него была, но потом они развелись, не успев даже обзавестись детьми. Пока оставались на службе родители, они спонсировали сына, но оставшись не у дел, финансирование резко сократили, ибо пенсия у обоих оказалась удивительно невелика. До того он как-то не задумывался над таким обстоятельством и теперь оказался перед необходимостью как-то умерить свои расходы. Конечно, имелись у них и накопления, но в то же время — и дочь с внучкой. Дочь, сестра Сергея, располагала мужем, прилично зарабатывающим, но старики почитали своим долгом время от времени делать молодым подарки — в виде бытовой техники и одежды. Особенно же любили они одаривать внучку. Поэтому Сергею рассчитывать на родительские сбережения особенно не приходилось. А он любил повеселиться. Тех поступлений, что появлялись у него во время кратковременных трудовых вахт, хватало ненадолго. Быстро закончились и те пустяковые деньги, что заработал он на добровольном лесоповале. То есть ситуация требовала принятия кардинальных мер по упрочению финансового положения. Тут замечательная мысль пришла ему в голову.

Как-то по телевизору он смотрел передачу о достойной сельской школе имени Л. Н. Толстого. Наряду с ее учебным и сугубо воспитательным процессами там освещалась и дополнительная работа основного образовательно-культурного центра поселения, в том числе — и музейная. Наряду со старинными прялками, деревянными корытами, волокночесалками, дробилками орехов, черепами доисторических копытных, хищников, орудиями их добычи и даже старинным самогонным аппаратом с трубой охлаждения из полого ствола дерева, в ролике показали витрину с коллекцией царских монет разной величины и разного достоинства.

— О-о, разрази их!.. — он прилип к экрану, пораженный, как молнией, замечательной мыслью. Деньги будут делать деньги! Лишь бы эти медяки и серебрушки еще оставались на месте. Алчные люди не дремлют! Он успел уловить на экране название села: «Трудовое». Ха! Значит, село в самом деле трудовое, раз там нашлось через век с лишним столько монет. Сколько же их водилось тут в лучшие времена? Серебряных-то, сейчас, наверное, по пальцам перечесть. Хотя в советское время могли запросто и отдать в музей — куда с ними? Сейчас-то — дудки! Народ стал понимающий. Как бы их прихватить? Надо торопиться!

Такие мысли лихорадочно проносились беспорядочным роем в голове вчерашнего финансиста. Тут же он бросился к компьютеру и вытащил на экран перечень наиболее старых и не очень, в том числе самых ценных монет отечественного производства. Даже среди нынешних, оказывается, попадались редкие, а потому ценные экземпляры, бракованные, например, а о более ранних и говорить не приходилось. И почему он не поинтересовался нумизматикой раньше? Наскоро ознакомившись с состоянием предмета, он отложил более серьезные исследования на потом, а сейчас решил немедленно действовать. Только бы успеть!

В нервном возбуждении, накинув только безрукавку, он выбежал на крыльцо и немедленно угодил во что-то липкое и дурно пахнущее. Тут надо сказать, что кот Лео все лето прожил на даче, которая громко именовалась загородным домом. Хозяева появлялись там наездами, в основном, в выходные и по вечерам. А постоянный присмотр за домом осуществлял сосед-пенсионер. У него дома имелось целых два кота, поэтому Лео даже не делал попыток пристроиться к этой усадьбе и довольствовался тем, что есть. Тем более, что кормили его довольно сносно: в свои приезды хозяева насыпали ему полную миску кошачьего корма и наливали немного молока — самую малость, чтобы не прокисло. Во двое стояла еще бочка, полная воды, так что жажды Лео не испытывал. За все это он платил владельцам дома тем, что ловил мышей, поскольку здесь хранились съестные запасы. В дом он проникал через отдушину, в которую прочие коты не допускались. За этим Лео следил строго, не хуже злющей собаки. Иногда его стол разнообразили зазевавшиеся воробьи и синицы. В некоторых случаях подбрасывал что-нибудь съестное сосед. И все шло вполне хорошо в течение всего лета. Чувствуя себя полноправным хозяином дачи, кот по силе возможности наблюдал за порядком и даже не устраивал себе на грядках туалет, выбирая места поскромнее. К продукции грядок он склонности не питал, и лишь огурцы время от времени включались в его меню. Но никакого ущерба хозяевам от этого не проистекало, поскольку весь урожай зеленцов съесть они не могли: он выдался на диво хорош. Выходные на даче становились для Лео праздниками: потрудившись целый день в огороде, хозяева затем старались как следует отужинать. Чего тут только не было! И много деликатесов перепадало ему.

Но лето закончилось. Люди собрали все овощи, выкопали картошку и почти все это раз за разом куда-то увезли. Лео с недоумением наблюдал, как выливают на землю воду из бочек, навешивают замок на баню, сворачивают поливной шланг и цепляют целых два замка на дверь сеней, при том, что дверь в саму квартиру запирается на внутренний замок. Разъехались и обитатели многих других домов. По улице слонялись бесхозные и голодные коты и собаки. Лео тоже оголодал, когда съел остатки корма и изловил последних мышей. Оставаться здесь больше не имело смысла: пришли холода, надо было искать пристанище на зиму. И он пошел в город. Перспективным ему показалось жилище на улице Приовражной, хотя названия он прочесть не мог, да ему оно и не требовалось. А сам домишко напоминал небольшие дачные постройки, с которыми у Лео были связаны самые светлые воспоминания. Здесь не имелось собаки, а главное — кота. И он стал обхаживать хозяина, на предмет навеки поселиться. Однако тот оказался слишком твердолобым, и никак не мог сообразить, что Лео не от безделья дежурит под дверью сеней, и что наступающая зима — не лучшее время для пребывания котов на улице. Время от времени он подавал голос, напоминая, что здесь и пора бы его пустить в дом или хотя бы накормить. Для начала. Бесполезно! Так прошло около двух недель, и Лео совсем отощал, потому что хозяин никаких съедобных отходов не выбрасывал. Да питался ли он сам? И однажды вечером, доведенный до крайней степени раздражения, Лео нагадил на крыльцо перед дверью и навсегда покинул этот негостеприимный двор. Сергей Верхушин, занятый мыслями о шальных деньгах, которые так и просятся в руки, как раз наступил в недвусмысленное послание ничейного кота. Ему бы прислушаться к этому предостережению. Но нет, он не внял недоброму знаку. Легкомыслие и самонадеянность!

Глава 3

— Ну как, Леня, едем? — спросил Бато в пятницу утром. Волин все еще не знал, что делать, но деятельное участие приятеля как-то решало проблему. Пусть и временно. Это хорошо. А там что-нибудь придумается. И он согласился, но прежде уяснил кое-что для себя.

— Слушай, у вас в селе, наверное, какие-то обычаи? А я ведь не знаю!

— Да какие? Утром, понимаешь, все просыпаются, встают. Вечером спать ложатся. Еще работа маленько. Ну, там — завтрак, обед, ужин. За стол садятся. Вот, в основном, и все обычаи. Запомнишь?

— Гы-гы! — сказал Петренко, наводивший глянец на туфли.

— Ладно, едем, — согласился Леня. — Когда?

— Давай после обеда сразу, как уроки кончатся.

День, надо сказать, начинался для него очень хорошо, хотя, если разобраться, ничего замечательного в нем не было. Утром Леня поспешал на занятия, ежась от холодного ветра. Пока не зима, и до входа в учебное заведение можно добежать в пиджаке. Но сегодня ночью крепко подморозило, и там, где имелись непросохшие лужицы, образовался лед. Волин уже приближался к цели, когда вдруг встретился взглядом с зеленоглазой студенткой, также преодолевающей последние метры. Он смотрел на нее чуть дольше, чем следовало, и не заметил льда под ногами. Почувствовав, что они поехали и вот-вот должно состояться падение, он задвигал конечностями очень быстро, стремясь удержать равновесие. И напоминал в это время мима, который бежит на одном месте, и цепляется за воздух, потешая публику. Из публики ближе всего оказалась зеленоглазая и она инстинктивно подхватила падающего под локоть, но, конечно, удержать не могла. И Леня грохнулся на асфальт, выронив папку с учебными бумагами. Тут сзади набежал Бато и вместе с молодой особой склонился над ним:

— Жив? — он оборотился к ней и сообщил: — Дышит!

Леня сердито посмотрел на него, поднялся и извинился перед девушкой, пришедшей ему на помощь. И сказал ей спасибо. И протянул, подумавши, руку:

— Леонид.

И она, тоже подумав, протянула свою:

— Елена.

— Очень приятно, и еще раз спасибо!

— Хорошо, что есть еще самоотверженные люди, — добавил Бато, — и сразу приходят на выручку. Исправляя чьи-то глупости.

— Как это? — поинтересовалась она.

— Ну, вот эти его башмаки, и мои тоже. Ведь у них какие подошвы? Пластмассовые. Они скользят даже на паркете, а тут лед. А чтобы создать видимость надежности сцепления их с этим… с субстратом, нарезали протекторы, как у бронетранспортера. Так они все равно пластмассовые. А сколько туда набивается грязи, зимой — снегу! Вот это наши конструкторы.

Разговаривать дальше уже не осталось времени, и они поспешили на занятия.

Волин, впрочем, учился в этот день невнимательно. Две темы занимали его мысли: встреча на замерзшей луже — что почему-то согревало его, — и предстоящая поездка в гости.

Бато сразу после пропажи денег одолжил Лене необходимую сумму, и телефон Волин уже приобрел, отчитавшись по нему тут же родителям. Поэтому уж отказываться от поездки в гости к Шагдаровым не представлялось возможным. Перекусив после занятий, они двинулись в путь, предварительно покапав молоком, поскольку водка не годилась: неизвестно, сколько постов ДПС предстояло миновать. Совершив это действо, Бато удовлетворенно произнес:

— Ну, понеслись!

Это прозвучало слишком громко, поскольку ползли они по городу чуть быстрее черепахи, то и дело томясь в пробках. Куда бы лучше выехать рано поутру, но Бато сгорал от нетерпения. Впрочем, за городом удалось развить скорость до 60 километров в час, что казалось замечательным, учитывая минимальную подготовку водителя.

— Да ты сильно не разгоняйся, — советовал ему Леня. — Успеем до Нового года.

Он то и дело поправлял на голове шлем, наползающий на глаза — никудышный шлем старой постройки, найденный Шагдаровым где-то у земляков. Сам Бато приобрел нормальный, сразу с покупкой транспортного средства. Оно для продолжительных поездок оказалось для двоих тесновато и через час пути решили передохнуть и размяться.

— Ну, спасибо тебе, что подвез, — сказал Леня, уперев руки в бока и сгибаясь-разгибаясь задеревеневшим туловищем, — дальше я сам, пешком. Ты только карту набросай, куда идти, где сворачивать. Тут, на грязи — основные пункты. Я запомню.

— Да-да, — отозвался товарищ. — Тут остались-то пустяки — всего 150 километров. Не заметишь, как дойдешь. А вообще-то, садись за руль, пора поменяться. Только шибко не гони. Не создавай турбулентность.

Леня и не собирался гнать. Опыт вождения мотоцикла у него невелик, где уж тут гнать! И он держал скорость в пределах 40 километров, вводя в раздражение пилотов попутного транспорта.

— Давай-ка поменяемся! — наконец, не выдержав, крикнул в ухо Лене владелец скутера, когда они преодолели еще 12 километров. И Волин тут же согласился, утомленный непривычной вахтой.

Мелкие перелески меж тем сменились степью, деревни уменьшались в размерах, зато множилось число здоровенных травяных рулонов на полях, и чаще попадались мелкие стада парно- и непарнокопытных. Рулоны тут и там загружались в кузова и тракторные телеги, скотину же никто не беспокоил, и она мирно паслась на стерне, временами отгрызая клок сена от ближайшего рулона.

Памятуя, что путешествовать вдвоем на двух колесах довольно утомительно, через академический час Шагдаров сделал следующую остановку у двухэтажного маркета в протяженном селе. Тут они выпили газированной воды и прошлись взад-вперед по прилегающей микроплощади.

— Я вообще-то еду по семейной традиции, — сообщил Бато. — Мой дедушка, чабан, как-то поехал в город, откуда мы сейчас. Дела сделал, надо уже домой, а на автобус билетов нет. Так, говорят, часто бывало. Ловить попутку — дело неверное, да и это надо делать за городом. А пока из него выберешься… А дедушка был передовиком, денег — куры не клюют. Чего только не имел! Ну, пошел он в универмаг и сходу купил мотоцикл — простенький, чтобы доехать до дому. И доехал, хоть бы что. Но тот мотоцикл давно раскурочили. Ну и вот.

— Ничего себе!

— В другой раз он чуть не купил моторную лодку. Знакомый дальний у него был, рыбак. И задумал купить «Запорожец». А с деньгами — напряженка. И говорит деду: «Купи лодку!». А дед: «Да куда я с ней в нашей степи?». Еле отговорился. Но дал взаймы сколько-то денег, типа отступные. Чтобы не портить отношения. Потом хотели ему продать комбайн, но тут уж бабушка не согласилась: «Зачем нам комбайн? В город на нем не поедешь, зерно не выращиваем. Да и ремонта еще сколько: одного колеса нету!». Но комбайн пригнали, вроде как на временное хранение — до сих пор так и стоит, бурьяном зарос.

Леня покачал головой, потом спросил:

— А как будет «Здравствуйте!»?

— Сайн байна! — по литературному, а на слух — сэм бэнэ! Но ты пока что здоровайся, как привык, а уж когда наловчишься, другое дело.

Дальнейший путь преодолели без остановок. Смеркалось, когда они под лай собак подкатили к обширной усадьбе, стоящей в километре от села. Двигателя скутера не было слышно, но на лай собак кто-то вышел.

— Это я! — возвестил Бато, — мы, вместе с другом.

Неясная под навесом крыльца тень по мере приближения обернулась пожилым мужчиной, вслед за ним на крыльцо вышла женщина в платке на плечах.

— Елки-палки, — в замешательстве пробормотал Волин, — мы же ничего не захватили!

— Не волнуйся, тут все есть, — отвечал Бато. — А вот и отец.

— Здравствуйте! — наклонил голову гость, когда хозяин приблизился.

— Здравствуй, здравствуй! — отозвался тот и пожал руку, потом похлопал по плечу сына.

— Это Леонид, а вообще — Леня, — представил своего пассажира Бато. — А это батя мой, Жаргал Дамбинимаевич. А это мама, Долгор Ринчиновна, — закончил он, когда к ним присоединилась и его мать.

— Очень приятно! — гость опять наклонил голову.

— Еще братишка Лопсон, он в школе. Или пришел? — спросил Бато.

— Нет еще, — отвечал отец, — на секции. Но должен прибежать, знает, что ты едешь. И с гостем.

— Так давайте я сгоняю за ним, да, Леня? Делов-то — пять минут.

Тут отворилась, завизжав, калитка и появился младший Шагдаров.

— Ну вот, — удовлетворенно заключил глава семейства, когда Леня и Лопсон обменялись приветствиями, — пойдемте в дом. Жалко, нету Дулмы. Это дочь, — пояснил он Волину, — тоже студентка. Она на учебе.

Две приусадебные собаки, обнюхав гостя и не обнаружив ничего предосудительного, лояльно завиляли хвостами и проводили все собрание до дверей.

Однако же младший не удержался и, отринув приличия, поспешил к скутеру — познакомиться с ним поближе. Бато довольно засмеялся, заулыбались и все остальные.

Между тем прибывшие вдруг почувствовали приступ аппетита, раздразненного долгой дорогой, чересчур свежим воздухом и запахом горячих фабрикатов кухни.

— Ну, заходите, заходите; заходи, Леня, — пригласил хозяин, распахивая дверь дома. — Давненько гости не заглядывали.

***

Верхушин немедленно составил план действий по изъятию старых монет из средней школы имени Л. Н. Толстого села Трудового, и приступил к его реализации, совершенно не отвлекаясь ни на что другое. План в таком сложном предприятии, конечно, решает успех дела. Проще всего было бы отправиться прямо в школу, представившись аспирантом университета, исследующим аспекты дальнейшего движения выпускников школ. Удостоверение изготовить не составило бы труда. Однако же появление аспиранта могли связать с последующим исчезновением денежной коллекции. И начать расследование с составлением фоторобота. По той же причине не следовало наносить визит в сельскую администрацию. Пришлось отмести также фантастический проект использования дрона. И главным образом потому, что никто бы не открыл ему дверь или окно. И последнее пришлось бы разбивать, что беззвучно сделать невозможно. Ехать в село и организовывать экспроприацию сокровища на месте выглядело глупостью. Да. Хотя без тайной поездки туда не обойтись. Проект №8, на котором он остановился, предусматривал привлечение к операции кого-то из уроженцев села, ныне проживающих в городе. Особо заманчивым казалось привлечение студентов, как наиболее нуждающейся категории горожан. Первым делом поэтому он отправился на стареньком отцовом автомобиле в Трудовое и определил, какой из пяти магазинов здесь наименее популярный. Как и следовало ожидать, это оказался Минисупермаркет «Радуга». Данная вывеска закрывала собою всю верхнюю часть фасада, ширина которого составляла не менее пяти метров; в длину здание простиралось на шесть метров. Не заметил Верхушин возле торговой точки ни автомобилей, ни скопления покупателей. Это как раз и было нужно. Правда, многое еще зависело от того, насколько раздражен такими прискорбными обстоятельствами продавец. Но хозяйка прилавка случилась вполне доброжелательной дамой, особенно когда покупатель приобрел четыре напильника, пояснив, что для обучения ребят в его колледже постоянно приходится закупать кое-какие инструменты, поскольку они часто теряются или тупятся. Он также хотел купить кувалду, заметив ее в уголке хозтоваров, но она оказалась недостаточно тяжелой для финансово-юридического колледжа, и он с сожалением отказался от своего намерения. Мимоходом молодой человек поинтересовался, много ли выпускников школы учится в городе, и не ошиблись ли некоторые в выборе профессии. Он мог бы пристроить таких в колледже, поскольку в его учебном заведении ощущается недобор. Главное — сдать небольшой экзамен, но это простая формальность. После окончания учебы специалист будет работать в банковской сфере, сводить дебет с кредитом и получать за это до 100 тысяч рублей в месяц. На первых порах. Продавщица слушала с округлившимися глазами. Ибо ее сыну в скором времени предстояло вылететь из школьного гнезда и — куда? Тут же она назвала несколько фамилий и в каком именно учебном заведении грызет гранит выходец из Трудового. Записывая, Верхушин лихорадочно соображал, как выйти из затруднительного положения, куда он, увлекшись живописанием колледжа, угодил. Ибо вызвал слишком большой интерес.

— Есть только одно условие, — наконец, нашелся он. — Нужно, чтобы оба родителя обучающегося являлись банковскими или прокурорскими работниками. Так сказать, профильными родителями.

Тень разочарования обозначилась на лице продавщицы: ни она, ни ее супруг никогда не имели дела с большими деньгами. На всякий случай она спросила, как найти преподавателя, и он не мог отказать ей, назвав адрес московского знакомого и его же ФИО. С тем и откланялся, еще раз сокрушенно посмотрев на кувалду. Не успел он выйти, как дверь распахнулась и в магазин с возгласами «Соль! Соль!» вбежали несколько человек, тут же начав толкаться в очереди. «Этого только не хватало!» — с досадой подумал Серега, бочком пробираясь к выходу, пока прибывшие не заинтересовались незнакомцем. Но, похоже, им было не до него. К торговой точке спешили опоздавшие.

— А что случилось? — спросил Верхушин у бегущих. — Дефицит привезли?

— Глава сказал: «Соли в стране много!» — глянув на него безумными глазами, непонятно воскликнула дородная женщина и ласточкой взлетела на крыльцо.

«Что-то творится странное, — подумал Сергей, заметив растущие очереди и у других магазинов, — как бы это не сорвало монетную операцию. Надо выяснить, в чем тут дело». На этот раз для разъяснений он выбрал подслеповатого деда, уже возвращавшегося из магазина с полной сумкой, которую едва нес. Тем не менее, вид у него был счастливый.

— А что, дедушка, в самом деле все так серьезно? — с простецкой миной вопросил он. Дед поставил ношу на землю и, отдышавшись, сказал:

— Еще как!

Выяснилось, что бухгалтеру администрации позвонила из города родственница и сообщила о затоплении регионального солерудника в результате проливных дождей, и как бы всем не остаться без соли. Весть тут же разнеслась по селу. Стал собираться народ, чтобы услышать все из первых уст. Хотя некоторые, не теряя ни минуты, сразу устремились к торговым точкам.

— Без паники! — сказал глава поселения. — В стране еще достаточно соли! Немерено!

Это явилось сигналом к действию, особенно, когда стало известно, что эти же слова якобы произнес и губернатор. Сомнений не оставалось: грянул соляной кризис! Несчастный глава: на кой черт он ляпнул про неисчерпаемые запасы! Что стоило ему промолчать, как поступил бы любой порядочный руководитель; сказаться больным или отбыть в неотложную командировку! Так нет же… Его супруга, долго удерживаемая главой, грубо говоря, била копытом и, улучив момент, тоже бросилась в магазин. Но не успела: весь наличный запас пищевого хлористого натрия уж был раскуплен.

«Вот же пакость какая!», — сокрушенно размышлял Верхушин, в подавленном настроении выбираясь из Трудового. Штурм денежной витрины проводить в таких тревожных обстоятельствах представлялось немыслимым. Однако, проезжая к городу, в других поселениях у магазинов никакой толчеи он не заметил; никакого ажиотажа не наблюдалось и в самом облцентре. Оказалось, что тревога ложная — да, выпали весьма обильные осадки, но затопило лишь пол в подъезде конторы добывающего предприятия. Соль совершенно не пострадала. Понятно, что это немедленно станет известно в Трудовом, а может, уже и стало. У Сергея Верхушина отлегло от сердца — надо надеяться, все устаканится.

Теперь предстоял следующий, многотрудный этап — найти подходящего кандидата из числа вчерашних школяров этого села. Тут нельзя было допустить осечки, иначе на серебряно-медном проекте пришлось бы поставить крест. Два первых кандидата не оправдали его надежд: один, услышав о возможности подзаработать на деле с ночным проникновением в закрытое помещение, сразу пошел в отказ, другой немедленно поинтересовался суммой, которую он заработает. Сергей даже примерно не представлял, на сколько может потянуть коллекция, ибо не разглядел ни одной монеты. «Лет на пять», — некстати мелькнула мысль, но студенту он уверенно сказал:

— 40.

— Рублей?

— Ну да. Тысяч.

— Э, нет! Если бы зеленых!

Проклиная жадность людскую, Верхушин сплюнул и ушел ни с чем.

Следующей в списке значилась Виолетта. Фамилии второпях он не записал, но жалеть об этом не приходилось — ибо не пойдет же он на дело с женщиной! Хотя, конечно, бывают разные. Но это когда есть из кого выбирать. Много ли выбора из одной Вилолетты?

Оставались еще два человека. Настроение у Сергея портилось. Но надо идти до конца — решил он, и сразу после разговора с рвачом поспешил по адресу очередного учебного заведения. Вот и оно. Снующие туда-сюда студенты не могли припомнить никакого Пегова но, наконец, удача улыбнулась розыскнику:

— Да конечно, знаем! — заверили двое спешащих к дверям парней. — Он побежал в столовку. Вон она!

Сергей подходил к общепитовской точке с боковой стороны и уже хотел обогнуть строение, как вдруг услышал за углом разговор на повышенных тонах:

— Это ты упер у Леньки деньги? — грозно вопрошал один голос. Второй что-то невнятно бормотал. Сергей уже хотел продолжить свой путь, как вдруг услышал фразу, пригвоздившую его к месту:

— У вас что, в Трудовом — одни жулики?

— А при чем тут я? Да там и было-то… — напрягшись, разобрал случайный слушатель.

Серегина звезда добросовестно вела его к цели. Уловив, что разговор заканчивается, он выдвинулся из-за угла, деловито шагая мелкими шагами. Двое не обратили не него внимания; тот, что повыше, двинулся к входу в столовую, второй — в сторону общежитий.

— Помни! — обернувшись, бросил верзила и Сергей определил, что ему нужен другой. Прибавив ходу, он поравнялся с предполагаемым Пеговым:

— Добрый день!

— Для кого-то… — проворчал коренастый рыжеватый парень с быстрыми глазами. — Привет, коль не шутишь.

— Нет, шутки — в сторону. Дело есть. Серьезное. Сергей, — и Верхушин протянул руку.

— Ну, если серьезное… — молвил Василий. Что за дело такое?

— Отойдем с дороги. Разговор конфиденциальный.

Они устроились на одной из скамеек, стоящих вдоль дорожки к общежитию, и охотник за раритетами вкратце посвятил Васю в план набега на школу имени Л. Н. Толстого. «Карманник», как окрестил его про себя Верхушин на основании подслушанного разговора, тут же поставил условие:

— Нужен аванс! — ибо нуждался в деньгах, для расчета с Леней Волиным.

— Сколько?

— 50! — посмотрев в распахнутое небо, ответил Пегов.

Верхушин поерзал на скамейке:

— Не многовато? Может, мы столько даже и не наберем?

— Иначе не стоит и браться. Если бы не нужда… Ну ладно — 45, окончательно и бесповоротно. Деньги завтра. У меня форс-мажор.

— Договорились. У меня тоже. Форс. А послезавтра надо выходить на дело, иначе останемся при своем интересе.

Сергея вполне устраивала такая сумма авансирования, поскольку успешно выполнялись два дела: поиск выпускника и его вербовка. Еще больше радовался нежданной улыбке судьбы Василий. Как там будет и что — пока на этот счет он не заморачивался.

— Ну, тогда в это же время здесь же, — сказал Пегов. — Буду ждать.

Глава 3

Стол у Шагдаровых оказался заставлен как следует. Здесь присутствовали лаконичные салаты, кетовый балык и жареная речная рыба, копченое сало, соленые помидоры и огурцы, вареная картошка в масле, посыпанная зеленым луком, а центральное место занимало большое эмалированное блюдо с вареной бараниной.

— Ты не мусульманин? — спросил глава семейства, кивая на сало.

— Нет. Сало не противопоказано.

— Угостили бы тебя тарбаганом, это деликатес, да слышно, в Монголии или Внутренней Монголии они нынче переносят чуму. Так что обойдемся, думаю.

Леонид возражать не стал, тем более тарбагана он никогда не вкушал и не представлял, много ли теряет.

— Ну, за приезд, за знакомство! — возгласил старший Шагдаров, протягивая наполненную стопку Лене, предварительно капнув из нее на стол и пригубив.

Гость посмотрел на приятеля.

— Держи. Выпей и возврати стопку. Потом обменяешься полной — проконсультировал тот. — Да не забудь еще сказать пожелание.

Распорядитель вновь наполнил стопку и подал Лене.

— Капай и пригуби, — напомнил Бато. — Теперь — слова, и возврати отцу. Это будет духарян.

Леня все так и сделал, под диктовку приятеля и, когда стопка была опустошена старейшиной, почувствовал некоторую гордость.

— Немного не так сделали, — усмехнулся тот, — ну ладно. Теперь вам надо обменяться с хозяйкой и нашими младшими. Да ты Леонид, закусывай, закусывай, — наперебой уговаривали они вместе с хозяйкой. А то с дороги, да на голодный желудок…

— Ешь, ешь, — подкладывал приятелю всевозможную закуску и Бато, — а то опьянеешь! Налегай на мясо — не хватит, еще сварим! — засмеялся он, а с ним все застолье. Мяса было — есть, не переесть. Когда Леня обменялся полной стопкой со всеми хозяевами, он почувствовал, что, пожалуй, готов уже спать. Но тут Шагдаров-отец объявил, что надо покапать на покупку Бато и, взяв бутылку и стопку, поманил всех на улицу. Тут капали непосредственно на скутер, выпивали за то, чтобы он ходил как можно дольше, безаварийно и слушался хозяина, Лопсона. После этого Леня решил, что наконец-то прозвучал заключительный аккорд праздничного вечера. Но он глубоко заблуждался: вернувшись в дом, все, в том числе — и одним из первых — Леня, опять уселись за стол.

Тут хозяйка принесла исходящие паром позы. «Ой-е-е!» охнул про себя Леня, но выпив очередную стопку, почувствовал, что может съесть позу, и даже не одну, тем более сделаны они были мастерскими руками.

Теперь выпивали все вместе, не обмениваясь «Чтобы Леонид вовсе не запутался». И правильно, потому что гость скоро стал соображать совсем плохо.

— Сколько же было работы — готовить это все? — с усилием работая неверным языком, изумился он.

— Мать наша постаралась. А мясом занимался я, — степенно ответил хозяин. — Мясом и рыбой. Хотя я не рыбак — животновод. Да.

— Это же как мы много всего съели, — глупо удивлялся Леня, — и выпили!

— Это еще что, — отозвался старый животновод, — вот раньше был архидашин. Приходили в гости к одним, сидели, говорили, песни пели, тарасун выпивали, закусывали. Потом шли к другим, потом к третьим. Уж как ни старались ко всем зайти, никого не обидеть — так и то не всегда получалось. Правда, Ринчиновна?

— Само собой. Да где же обойдешь: ведь в каждом доме старались угостить как можно лучше. Тарасун если слабый получался, подливали водки. Чтобы людей не расстраивать. Вот и не доходили.

— Сейчас уж так не ходят — обособились, — с сожалением заключил глава. — Ну что же это мы заговорились — у нас ведь праздник!

И праздник продолжался.

***

Николай Иванович Белов как вышел на пенсию, в школе ни на один день больше не задержался. Хотя никто его не выдавливал, и некоторые педагоги работали, будучи на заслуженном отдыхе, еще по десятку лет. Но он счел более уместным освободить свое место, ибо часов для молодых учителей не хватало. Двое даже ездили ежедневно на работу в райцентр, где с часами большой напряженки не наблюдалось. Поскольку там функционировали три школы, а кроме того, масса магазинов и кафе. Можно было подыскать какую-то работу. Хотя редко когда средневзвешенный продавец зарабатывал больше нормального учителя. Николая Ивановича поэтому провожали с распростертыми объятиями — каждый из участников банкета спешил обнять ветерана, а некоторые — даже и расцеловать. Потому что педколлектив в средней общеобразовательной школе им. Л. Н. Толстого в общем-то неплохой. Терпимый коллектив, за некоторыми исключениями. Да где их нет?

На досуге Белов занялся цветоводством, какового хобби несколько стеснялся, когда состоял при исполнении. Педагогических обязанностей, то есть. Теперь же руки у него были развязаны. Конечно, как сельский житель, он занимался и выращиванием картошки, вкупе с капустой, томатами и огурцами, оказывая всемерную помощь супруге, Клавдии Ивановне, вышедшей на пенсию чуть раньше его. Теперь она курировала исключительно огородное хозяйство, да еще птичий двор, контингент которого составляли шесть куриц и петух. На небольшом придомовом участке земли, доставшимся Беловым от развитого социализма, обширные плантации развести не представлялось возможным, но тем не менее. Николай Иванович при деятельном участии супруги начал культивировать розы — капризные, избалованные культуры, любящие тепло. Хотя предки этих цветов, белые и особенно розовые шиповники успешно произрастают почти в любом климате, исключая только две полярные области, то есть два полюса. Определенные успехи в возделывании колючих кустов имелись, но вот напрочь отсутствовал аромат, а без него что же это за розы? Ведь стоит только принюхаться к шиповнику — голова кружится! А тут… И он, несколько разочаровавшись, пожалуй, бросил бы это дело, если бы не Клавдия Ивановна, которая подставила тут свое плечо. Сама она больше тяготела к тюльпанам и замечательно с ними ладила, поэтому ее опытная рука пришлась и на розовой плантации кстати. Тюльпаны знающие люди покупали у нее нередко, жаль, срок их цветения был короток. Не сомневалась Клавдия Ивановна, что и розы станут ходовым товаром. Вместе с тем не порывал Николай Иванович с давним своим хобби — собирательством монет. Правда, в последнее время делать это становилось все труднее: слишком прагматичные пошли коллекционеры, чересчур рыночные. И хотя он поддерживал связь с некоторыми из них, приобрести какую-то нужную монету становилось все труднее — уж очень большую цену назначали продавцы. Сам он монеты не продавал, потому что излишков их не имел. Правда, подарил несколько не особенно редких школьному музею, когда он только организовывался. Это стало достойным подкреплением октябрятским и комсомольским значкам, знакам ГТО, «Ударник пятилетки» и другим. Директор школы самолично обогатил экспозицию несколькими вещицами, в том числе монетой «200 лет городу Снежнодольску», на юбилей которого он ездил в составе районной делегации. Тогда он подошел к молотобойцу, чеканившему штампом и кувалдой эти монеты, и заказал сразу две — чтобы на музейной витрине присутствовали аверс и реверс. Кузнец на 30-градусной жаре обливался потом, но добросовестно орудовал кувалдой. Еще хуже приходилось затейнику-зазывале, который манил своими криками народ. Затейник изображал бурого медведя и прикид имел соответствующий: косматую синететическую шкуру-комбинезон с головой из того же материала. Время от времени изнуренный зноем и духотой обитатель шкуры откидывал медвежью голову, устроенную наподобие капюшона, и жадно хватал воздух. Затем он опять надевал голову и продолжал интенсивно страдать. И вот на днях к Белову обратился этот директор школы, Комаров, с просьбой поддержать родное образовательное учреждение посредством имеющейся у Белова коллекции.

— Понимаете, Николай Иванович, — говорил директор, — к нам собрались приехать телевизионщики, в кои-то веки. И надо показать товар, то есть школу лицом. Районное управление образования сильно этим озабочено. И мы приводим в порядок все, что возможно. В том числе наш славный музей. Но еще лучше он выглядел бы при наличии более богатой нумизматической коллекции. Так вот, не могли бы вы одолжить свою, на один только день. Назавтра мы бы вернули вам все до последней вещи, согласно описи, а?

Николай Иванович не стал чесать в затылке, а сразу согласился: чай, школа не чужая!

И все прошло замечательно: телевизионщики действительно приехали в оговоренный день, засняли учебный и воспитательный процессы, общее состояние школы и ее гордость — музей. Уже назавтра все это появилось на экране телевизора. В тот же день со словами благодарности директор школы вручил Николаю Ивановичу всю его коллекцию, вплоть до легковесного гроша и к тому — бутылку водки. Не будучи ростовщиком, старый учитель пригласил Комарова поднять бокал вместе с ним. Ибо рабочий день завершился. И они славно отметили удачное представление широкой общественности школы им. Л. Н. Толстого.

Николай Иванович прежде особенно не задумывался, зачем ему собранные дензнаки, когда их нельзя употребить с пользой для семейного бюджета — наоборот, время от времени приобретая монетку, он наносил ущерб этому бюджету. Ну так что? Играют же люди в карты и другие азартные игры, и не всегда выигрывают, ох, не всегда! А проигрыш может исчисляться вообще немыслимыми суммами. Да даже и безобидная рыбалка: рыболову нужна целая куча принадлежностей — снасти, наживки, приманки, всяческие блесны-мормышки, может быть, ласты, подводное ружье, болотные сапоги; зимой — еще бур и ящик для складирования рыбы и сидения. То есть расходов достаточно, если учесть еще езду до места разочарований. Ну и что? Разве кто-нибудь отказался от рыбалки? Смешно даже помыслить.

Но нынче обстоятельства требовали расстаться с коллекцией, при этом она была призвана принести необходимый финансовый куш. Дело в том, что сын со своей семьей, проживающий в областном центре, стал долевым участником строящегося жилья. Многоэтажку заложили шикарную, и поначалу строили довольно быстро. Но потом темпы ее возведения стали замедляться и, наконец, строительство совсем заглохло. Некоторое время дольщики еще питали безумную надежду на его возобновление, но фирма успешно обанкротилась и вложившиеся в стройку остались при своем интересе. Без своего жилья и своих денег. Как раз в это время у молодой четы Беловых родился первенец. Перебиваться по съемным квартирам представлялось уже делом немыслимым. Николай Иванович в свое время предлагал молодоженам купить квартиру на вторичном рынке и подсобить деньгами, но эта идея не нашла у них отклика. Молодежь!

Вообще-то сын Антон молодец, головастый парень, но непрактичный. Клавдия Ивановна говорит — весь в отца. Устроившись вскоре после института в сетевую компанию «Сияние Сибири», он успешно влился в коллектив. И надо же было случиться! Однажды по весне они с молодой женой, тогда еще бездетные, отдыхали на Щучьем озере. Там принимал водные и солнечные ванны и другой народ, но они выбрали место менее многолюдное. Здесь плескались только единичные купальщики. Млевшее от полудневного солнца безмолвие вдруг прорезал крик: «Помогите!», раздавшийся неподалеку. Они вскочили, как ошпаренные. Метрах в 30 от берега барахтался гражданин с лысиной, а кричала, стоя по колено в воде, дама, может быть, жена. Хотя не обязательно. Но кричала весьма заинтересованно. Как своя. Несчастный купальщик то погружался с головой в воду, то выныривал, жадно ловя ртом воздух. Антон побежал вдоль берега, выхватил у карапуза, играющего на песке, надутый пластиковый шар и поплыл к утопающему. И успел-таки. Отбуксировал его, уцепившегося за поплавок, к берегу. Оказалось, ногу у ихтиандра свела судорога. Антон подоспел в самый критический момент и спас гражданина. Но этот необдуманный поступок имел весьма дурные последствия: гражданин оказался заместителем начальника фирмы, в которую устроился Лунин. Он пребывал в отпуске, и Антон его не знал. И спас. Казалось, чего же лучше? Ан, нет! Зам оказался редкостным пакостником, притеснявшим подчиненных по любому поводу. Указание держать их в черном теле негласно получил он от начальника, который слыл демократом и порядочным человеком. Многократные жалобы начальнику на ущемления со стороны зама почему-то никакого результата не имели. «Не нравится — ищите другую работу!» — обычно отвечал зам фразой выдвинувшихся негодяев. Непотопляемый! Поэтому весть о его спасении, и кем — их же работником! — в коллективе восприняли очень болезненно. И дружелюбное поначалу к нему отношение в корне переменилось. То есть трансформировалось в искреннюю неприязнь. Ну уж если так вышло — ты, дурачок, стриги купоны! Ведь как-никак этот несостоявшийся утопленник обязан тебе жизнью… Но Антон никакой пользы из своего подвига извлекать не хотел, и не получал никаких преференций. Только что зам не цеплялся к нему понапрасну. Так это ему ничего и не стоило. В конце концов Антон перешел в другую фирму, благо, какой-никакой опыт он уже наработал. Но зарекся впредь спасть заместителей и, может быть, даже их демократических начальников. Хотя тут имелись затруднения: не станешь же выяснять у тонущего: «Ты зам или нет? Говори поскорей!». Это будет смахивать на издевательство.

Потенциальный покупатель у Николая Ивановича имелся — старый знакомый-нумизмат Бровкин, проживающий в областном центре. Свою коллекцию он начал собирать раньше Белова, к тому же, как работник продснаба, имел определенные денежные накопления. И даже более, чем определенные — пожалуй, точного их количества он не знал и сам. И к старости даже составил секретную схему — где что лежит. Чтобы не забыть. Но денежную коллекцию он не упускал из виду никогда. Теперь она стала даже не хобби, а чем-то большим. Потому что это те же самые деньги. Время от времени, переговариваясь с Беловым по телефону, он справлялся, не надумал ли ветеран педагогики продать свое собрание серебра и меди, и получал отрицательный ответ. На этот раз нужда заставляла Николая Ивановича звонить первым, но он не звонил — крепился, понимая, что снежнодольский паук в таком случае начнет диктовать свои условия. И дождался. Верный алгоритму, коллекционер из облцентра после новостей о погоде поинтересовался, когда же Белов продаст ему царские деньги. И, помявшись и поломавшись для приличия, последний ответил что черт с ним — продаст! На другом конце эфира установилось молчание — собеседник на время потерял дар речи. От удивления. Но тут же опамятовался и принялся ковать железо. Договорились о встрече в следующий выходной. Покупатель приедет в Трудовое, и уж на месте они обсудят все детали сделки купли-продажи. И точно, через неделю он приехал, причем с юристом, и они обсудили, и ударили по рукам. И даже выпили бутылку еще советского коньяка, привезенную гостем. И скоро Николай Иванович вручил сыну полтора миллиона российских рублей от продажи, добавив еще 200 тысяч из их с супругой небольших сбережений. Он запоздало пожалел, что так скоро расстался с учительством: как раз в этот-то момент и потребовались деньги. Но сразу рассудил, что когда речь идет о покупке квартиры, учительская зарплата погоды не делает и в расчет не берется. И успокоился.

Глава 4

Выбрав свободное время вечером, Сергей Верхушин углубился в интернетовские описания монет разных времен и народов. Впрочем, на динары и двойные наполеондоры он не отвлекался, справедливо полагая, что вряд ли они сыщутся в витрине школьного музея. Сыщутся — очень хорошо, можно будет разобраться и с ними. Но основное внимание он обратил на серебро и медь отечественной чеканки, в первую очередь, царских времен. Хотя не игнорировал и монеты советского периода, среди которых, как выяснилось, случаются весьма редкие и ценные экземпляры. В результате первого знакомства с обширной темой нумизматики он решил, что собрание чеканного металла музея потянет уж никак не меньше, чем на миллион. О чем и сообщил Василию Пегову, чтобы подогреть его интерес к предстоящей операции. План ее разработали, не откладывая, и без промедления приступили к реализации. Загрузили на заднее сиденье вершининского автомобиля велосипед и уже далеко за полночь двинулись на дело. Они остановились в километре от Трудового, выключив фары задолго до того, номера были замазаны грязью. Оставив машину в зарослях придорожных кустов, оседлали велосипед и с великими предосторожностями продолжили путь, пользуясь слабым светом ущербного месяца. Аккуратно уложили велосипед в пришкольную крапиву, окаймлявшую стадион, прислушались. Стояла плотная ташина, нарушаемая лишь время от времени взлаиванием собак, укушенных в особо чувствительное место блохой. Затем, строго по плану, Пегов достал телефон и набрал номер школы, с головой укрываясь курткой.

— Алло! — отозвался мужской голос.

— Дядя Миша, это Петя, — сказал Вася измененным голосом, — у вас из свинарника, кажется, поросят воруют! — и отключился. Для вящей достоверности Пегов хотел сказать, что он Петя из 7-го «б», но потом отказался от этого. Ведь если начнут разбираться, то вцепятся в 7-й «б», а там вполне может найтись Петя. И затаскают Петю, и Петиных родителей также. Нет, не пойдет! И он сказал дяде Мише так, как сказал.

Подельники затаили дыхание, ожидая, как будет действовать сторож дядя Миша. Предусматривалось два варианта действий в зависимости от развития событий: если страж побежит домой, навесивши замок, делать нечего, придется ковыряться с замком. На этот случай Верхушин приготовил изрядную связку ключей. Если замок не поддастся — моментально вскрывается окно. На этой операции они тренировались, хоть и недолго. Дядя Миша мог и не закрыть в такой напряженный момент школу, тем более, что жил неподалеку — три минуты ходу. Вероятность того, что он начнет звонить домой, чтобы уяснить обстановку, исключалась: куда же помчится разбираться с грабителями слабая женщина?

Дверь школы отворилась и дядя Миша, не заботясь ее запереть, частыми, но не сильными скачками помчался по улице. Он быстро достиг дома, повернул над дверью потайной рычажок, предусмотренный, чтобы не будить в неурочный час домочадцев, и проник в дом. С лязгом распахнув дверцу железного шкафа, выхватил из него ижевское ружье 16 калибра и вогнал патрон. Мгновение спустя он уже крался вдоль стены свинарника, взведя курок. И недаром! Свиньи издали почуяли хозяина и подняли невообразимый гвалт, решив, что их надумали побаловать внеплановой кормежкой. Закудахтали куры. Дядя Миша напряг зрение, боясь пропустить момент воровства очередной свиньи. Но кроме бестолкового визга, ничто не говорило о форс-мажоре. Он осторожно приблизился к двери — она была закрыта на щеколду. С оружием наготове дядя Миша резко отодвинул задвижку и заглянул внутрь. Навстречу ему кинулись три подсвинка, передний из которых тут же получил от хозяина порицание в виде пинка. Больше в свинарнике никого не обнаружилось. Ругаясь на чем свет стоит, дядя Миша вместе с ружьем кинулся к месту несения караула.

— Миша, ты куда? — запоздало крикнула из сеней разбуженная кутерьмой супруга.

— Потом! — отмахнулся он, наращивая темп бега.

Криминальная же пара, лишь только сторож покинул вверенный ему объект, юркнула в дверь. Имелся при татях фонарь, но свет не зажигали — Вася уверял, что может пройти до музея с закрытыми глазами, да так оно и было. Они в мгновение ока достигли искомой двери, но та оказалась заперта. Сергей один за другим пробовал ключи, Василий икал от нервного перенапряжения. Замок не поддавался. Верхушина посетила подлая мысль, что условный срок, пожалуй, может так обернуться для него реальным.

— Да выбей ты дверь! — потеряв терпение, прошипел Вася.

Но тут очередной ключ свободно повернулся, раздался оглушительный в тишине щелчок и дверь открылась. Вот и вожделенная витрина! Пегов раскрыл сумку, а Верхушин, откинув стеклянную крышку, принялся сгребать содержимое в подставленную емкость. На это потребовалось не более полутора минут. Закрыв крышку и дверь музея, подельники бросились вниз по лестнице, — на первый этаж, и дальше, дальше! Миновав пришкольную площадь, они услышали, как позади грохнула входная дверь. То вернулся к исполнению своих обязанностей дядя Миша.