Бесплатный фрагмент - Переиграю шторм

Очаг

1

Казалось, что с каждой минутой стрелки часов замедляют своё движение, а сердце стучит быстрее и громче. Татьяна мечется по комнате с телефонной трубкой. Варькин «комендантский час» — 22:00. Если она задерживается, обязательно звонит. Но она не объявляется, и вот уже около двух часов телефон дочери не отвечает.

Татьяна снова набирает номер мобильника и опять замирает в ожидании. «Варенька, доченька, ну ответь, пожалуйста…» Длинные гудки приобретают зловещий смысл, в воображении возникают картинки — одна страшнее другой.

Ещё двадцать капель валерианки, двадцать пустырника… Одна в четырёх стенах со своими страхами, тревогой и валерианкой.

В чувства её приводит звонок в квартиру. Она бросается в прихожую, не спрашивая, распахивает дверь. У порога — Денис, Варькин партнер по бальным танцам. Он неловко переминается с ноги на ногу.

— Что с Варей? — Татьяна говорит на выдохе.

— Сам не знаю. Звоню — трубку не берёт, домашний — занят. Поэтому, вот, зашёл. Извините, что поздно.

— Да какие там извинения! Я думала, она с тобой. Сказала, что погулять пошла. Не звонит, трубку не берёт. Что случилось? Я очень волнуюсь! — Татьяна едва сдерживает слёзы, — Денис, ты заходи, побудь у нас, а то мне одной совсем невмоготу. Не знаю, что делать.

— Я лучше подожду её у подъезда. Я никуда не уйду, буду здесь. — Уже спускаясь по ступенькам, добавляет: — Если что — окликните с балкона!

Она чувствует некоторое облегчение: в таком беззащитном состоянии любая помощь, даже незначительная, прибавляет капельку сил. На балконе запах сирени и свежей майской зелени без спросу вторгается в её оцепеневшее от тревоги существо, напоминая о прекрасном и безмятежном мире по ту сторону квартиры. Из окон соседних домов лишь кое-где струится свет. Город засыпает. На периле крыльца сидит Денис — со второго этажа его хорошо видно. Он курит.

Семь лет Денис с Варварой танцуют в паре. Тренировки, конкурсы, общие победы и поражения настолько их сроднили, что после школы и поступать решили вместе в мединститут — теперь ходили к одному и тому же репетитору. Через полтора месяца они распрощаются со школой, но друг без друга, кажется, эти дети уже не представляют себя.

Денис, заметив на балконе старшую Варламову, быстро выбрасывает сигарету и машет рукой. Но никто, кроме Вари, не в силах вытащить Татьяну из стихии страха, который без препятствий поглощает её в тишине зловещей ночи. Не объявится в течение часа — обращусь в полицию, решает она и от одной этой мысли приходит в ужас.

Тишину взрывает телефонный звонок, почему-то с домашнего аппарата. Она опрометью бросается в комнату, хватает трубку и слышит мужской голос:

— Алло!

До неё не сразу доходит, что это голос мужа, и она в полуобмороке бормочет:

— Д-да… Слушаю.

— Привет!

— П-привет…

— Танюшка, что с тобой? Разбудил?

— Нет! То есть, да… — наконец она начинает понимать, что этот голос принадлежит мужу, и слёзы неосознанно выплёскиваются, струятся по щекам, руке, трубке, зажатой в ладони.

— Извини. Швартовались, времени на разговоры не было, сама понимаешь.

— Да-да!

— Слушай-ка, у тебя всё в порядке?

— Конечно. Вот встать — встала, а проснутся — не проснулась. — Она пытается рассмеяться.

— Жена! Я тебя сейчас взбодрю. — Голос мужа звучит весело, радостно. — Мы пришли в Бремен, отсюда прямиком в Ригу, на ремонт. Пару недель простоим.

— Передай привет твоим родственникам.

— А сама не хочешь?

— То есть?..

— Приезжай ко мне.

— Ну, что ты, Лёвушка, ведь ваш ремонт — сплошной аврал, сам знаешь. Не до меня. Наверное, и в док встанете?

— Да, встанем, но вместе с тобой.

— Лев, у Вареньки выпускные экзамены.

— Ты успеешь, — Лев перебивает её, заранее отвергая все доводы. — Танюха, я соскучился. Очень. Три месяца не виделись. И ещё три впереди.

Татьяна больше не в силах говорить «нет», и она соглашается:

— Приеду, Львёнок. Приеду. Я тоже соскучилась, если б ты знал, как… — Слёзы опять текут некстати, першит в горле, и чтобы скрыть это безобразие, она кашляет.

— Ты не болеешь?

— Нет-нет, всё в порядке.

— Значит так, умница моя! Виза, консульство — сама знаешь, что с этим делать. Держи связь с моей сестрицей, сейчас позвоню ей в Ригу, — за чёткими формулировками угадывается полный восторг.

— Ты когда на месте будешь?

— Дня через четыре. Загрузимся — и пойдём по Кильскому каналу на Балтику. В Москву выезжай завтра, в воскресенье. Номер приглашения узнаешь у Эли в понедельник. Ещё дня через три приедешь.

— У нас уже наступило твоё завтра. Воскресенье.

— Да, у вас раньше. Танюшка, жду! Я тебя обожаю! — ликует голос в трубке.

— Люблю, целую, — отвечает скороговоркой Татьяна и медленно опускает трубку.

Она почти не верит, что эта поездка состоится, чувствует нависшую угрозу, но по привычке, выработанной почти за двадцать пять лет, скрывает свои переживания от мужа. Главное — не расстраивать его в рейсе, ведь всё равно помочь ни в чём не сможет. Наваливается ещё более сильный, беспощадный прилив страха, беспомощности, одиночества.

Запиликала тревожная кода Лунной сонаты. Мобильник! Варька!

— Доченька, солнышко, ты где?

— В маршрутке.

— Девочка моя, что с тобой?

— Ма-а, не волнуйся. Я скоро буду…

— С тобой всё в порядке?

— Ну, потом расскажу. Я скоро. Пока.

И короткие гудки. Не волнуйся. Пока! Да уж, «не волнуйся»…

А тут и Денис по телефону:

— Татьяна Сергеевна, Варька нашлась. Дозвонился ей.

— Знаю, Дениска. Сейчас только объявилась,

— Короче, я уже подхожу к остановке. Встречу её.

— Спасибо, Дениска, спасибо, — в трубке слышится шум дороги, визг тормозов проезжающих машин.

…Через открытую дверь балкона доносятся голоса со двора:

— Посмотри на себя! Как ободранная коза!

— Сам козёл!

— В твоей жизни танцев мало? Да? Попёрлась хрен знает куда.

— Отвали!

Слышится хлопок железной двери. «Диалог» продолжается, отдаваясь эхом о бетонные перекрытия притихшего подъезда.

Таня мчится в прихожую. Наконец-то она увидит дочь! Но радость тут же переходит в шок. У порога и впрямь Варька. Её длинные белокурые волосы, теперь вздыбленные и всклокоченные, вырванными прядями облепили чёрную курточку из тонкой замши и короткую серую юбку. На куртке наполовину оторван рукав, юбка — разодрана до середины бедра. Чёрные колготки сплошь в дырах, соединённых широкими «стрелками». Стоять на одном высоком каблуке Варьке не удобно: второй каблук отсутствует. Картинку довершают размазанная по всему лицу тушь и большая лиловая шишка на лбу.

— Варвара-краса, длинная коса, — Денис картинным жестом указывает на Варьку. — Получите и распишитесь.

— Да-да, спасибо, — по инерции кивает Татьяна и испуганно пятится.

— Ма-а!.. — Варвара бросается к матери и, обняв её, ревёт.

— Я пошёл. — Чуть подскакивая, Денис опускается по лестнице.

Варька скинула и отшвырнула туфли.

— Мам, я больше никуда с этими дурами не пойду, — всхлипывает дочь. — Только Инка со мной дралась. Остальные бегали вокруг, как шестёрки: «Девочки успокойтесь, девочки успокойтесь». А тех девчонок, местных, с района, в три раза больше! — Она стащила с себя куртку. Забралась на диван.

— С кем же ты ездила, горе луковое?

— С девчонками из класса. Поехали аж семь человек, а драться пришлось только нам с Инкой!

Варвара стаскивает с себя колготки, цепляясь за них обломанными, ярко накрашенными ногтями. Загоревшие в солярии ноги приобрели свежие ссадины и длинные глубокие царапины.

— Это тебя каблуками так? — В голосе мамы боль.

— Ну, да… били по ногам, голове, ещё за волосы таскали, — она тянет свои растрёпанные волосы за кончики. Выпавшие волосинки остаются в руках. — Ну, я тоже этой, самой главной, всю морду расцарапала. Ух, видела бы ты её! — Варька тут же оживает. — Эта их Главная подходит такая ко мне в туалете и говорит: «Чтобы тебя больше в нашем районе не было! Поняла?» А я говорю: «Кто ты такая, ещё указывать мне будешь? Куда хочу, туда и хожу.» Она меня толкнула. Я, конечно, её. Ну, и сцепились. Уборщица нас выгнала на улицу. Тут девчонки подбежали. И началось… — У Варьки вмиг просыхают слезы. — Представляешь, каждая старалась стукнуть меня. Из клуба все высыпали, нас окружили и смотрят, как девчонки дерутся. Пацаны стоят и ржут. Нет бы, разнять. Потом кто-то крикнул: «Менты едут!» И мы все разбежались.

— Варя, ну почему с тобой всегда что-нибудь происходит? То с парапета в речку упадёшь, то в каких-то гонках с преследованиями окажешься, то в тяжбу с полицейскими влипнешь. Не одно, так другое! Прямо-таки гоголевский Ноздрёв — «историческая личность»: без историй не обходишься.

— Мам, ну, я же не виновата.

— Если хорошенько подумать, то виновата. — Татьяна борется с необходимостью поругать дочь и соблазном пожалеть её. — Ладно. Сейчас налью ванну, смажу тебя йодом.

И всё-таки не удержалась — обняла своё чадо, прижала к себе:

— Глупышка ты наша…

Замечает, что в Варькином ухе только одна серёжка, как у пирата, большое кольцо из золота.

— Варя, где вторая серёжка?

— Ой! — Она хватается за уши. — Потеряла!

— Теперь я буду знать, что дарить тебе дорогие украшения ещё рано, — Татьяна даже не сердится: — Слава Богу, голову не потеряла.

— Ма-а, а у меня ещё колечко… ну, это… слетело. Твоё, с брюликом…

— Жёлтое или белое?

— Жёлтое… Оно великовато было, поэтому я его сплющила немного и надела на третий палец. А оно всё равно потерялось. Прости, что без разрешения взяла.

— М-да… Теперь и папа будет знать, что мне дорогие подарки тоже дарить нельзя. — Странное дело, Таня с абсолютным безразличием воспринимает потерю дорогих украшений. Вот сидит рядом с ней Варька — и это самое ценное в её жизни.

Она прижимает дочь к себе, поглаживая по голове.

— Ой-ой-ой! — Варька резко отстраняется. — Ой, как больно! — Она испуганно ощупывает свою черепушку, глаза её увеличиваются. — Мама, у меня вся голова в шишках и так болит! Мама, это опасно?! Ой-ой, вызывай скорую помощь! Скорее!

Варькина паника моментально передаётся матери. Она бросается к телефону и набирает 03.

По мере того, как паника возрастала, сил становилось меньше. Бороться с навалившимися коллизиями в одиночку Таня больше не могла.

— Алло! Стас, сыночек, Вареньке «скорую» вызвали. Она подралась. Я в полуобморочном состоянии… Да, спасибо. Приезжай скорее…

Притихшая Варвара, уже умытая и переодетая, сидела в кресле с холодным компрессом на лбу — больше всего её огорчала лиловая шишка на самом видном месте.

На часах — начало второго. Вот-вот приедет «скорая», а Стаса ещё нет. И снова приступ паники: как же он доберётся среди ночи с другого конца города? Машину Льва он во дворе не оставляет, гараж далеко. Наверняка будет ловить частника, а вдруг попадётся какой-нибудь… Господи! Зачем разбудила? Спал ведь уже… Вот позвонить бы ему прямо сейчас — может, спокойнее стало бы. Но он постоянно протестует: «Мама, прекрати контролировать меня. Я уже не ребёнок». «Ладно, посмотрим, как ты заговоришь лет через двадцать, когда твоя Глашенька подрастёт» — это единственное, что может противопоставить ему мама.

Всё, что делает Стас, у неё обычно вызывает уважение. Бесконечно добрый, а временами даже бесшабашный, он оставался уравновешенным, похвально правильным: успешным учеником, студентом-программистом, теперь аспирантом. Правда, женился рановато — едва исполнилось двадцать один. А через пять месяцев после свадьбы появилась Глашенька. Стас в своей дочери души не чаял. Татьяна тоже обожала внучку, которой сравнялось два года, и с трепетом отмечала в ней черты, напоминающие сына. Когда он родился, все родственники единодушно разглядели в нём деда Варламова. Внешность предопределила и имя: сына назвали Станиславом, в честь деда. А теперь и внучка на него похожа.

В отсутствие Льва сын оставался единственным мужчиной в доме, поэтому рано стал ощущать себя ответственным за всё, что происходит в семье. Таня, в свою очередь, в одиночку охраняя, воспитывая детей, с годами приобрела «синдром менеджера», который вступал в абсолютное противоречие с её эмоциональной восприимчивой натурой и весёлым нравом. При таком внутреннем конфликте ей приходилось зачастую очень крепко держать себя в руках, чтобы избежать нервных срывов.

Приехала «скорая помощь». Врач прибыл без сопровождения медсестры.

— Что беспокоит? — Он бесстрастно окинул взглядом Варвару от расцарапанных ног до лба, увенчанного фиолетовой шишкой.

— Голова…

— Кружится?

— Ну, не то чтобы…

— Тошнит?

— Нет.

— Температура?

— Да нет, хуже. — Варвара, не мигая, уставилась на врача. — У меня болит вся голова, даже дотронуться больно. Она вся в шишках!

— Кто же это тебя так?

— Напали какие-то.

Врач слегка ощупал Варькину голову и заключил:

— Собирайся. В больнице тебе сделают рентген черепа.

— Что-то серьёзное? — еле прошептала Татьяна.

— Не думаю, — проронил врач, уткнувшись в свои записи.

Раздался звонок в дверь. Наконец-то! Стас!

По дороге в больницу Варвара заговорщицким тоном наставляла маму и брата:

— Не проговоритесь. Я шла — на меня напали. За групповуху могут наказать. Мы с девчонками всё обговорили: никаких имён и адресов. Поняли?

Мама поспешно закивала.

— Мата Харри, — хмыкнул Стас, легонько толкнув Варьку коленкой. Варвара отодвинулась и обиженно засопела.

К счастью, рентген не выявил трещин на Варькином черепе, и после обследования на наличие алкоголя в крови (которого, к всеобщей радости, не оказалось), Варвару отпустили домой.

Когда возвращались, уже светало. Стас заночевал у мамы, и они с Варькой ещё долго чаёвничали на кухне, о чём-то болтали, хихикали.

Татьяна вспомнила об отъезде, зашла на кухню.

— Дети, я сегодня уезжаю в Ригу.

— Свидание с папой? — смекнули дети. Они уже давно привыкли к таким внезапным встречам родителей.

— Молодцы, всё вы понимаете, — устало кивнула она. — Стас, ты сегодня работаешь в ночь?

— Угу.

— Ты не смог бы организовать билет?

— Конечно, мамуль, без проблем.

Она положила на стол свою карточку, паспорт.

Уходя, вспомнила:

— Да, воскресный обед сегодня, конечно, отменяется. Сынок, извинись, за меня перед Наташей. По возможности, сообщи бабушке, чтоб не собиралась, я ей позвоню позже. — И, обратившись к дочери: — Варя, пару недель поживёшь у бабушки.

— Ой, ма-ам, — захныкала Варька, — от неё школа далеко!

— Ладно, попрошу бабушку пожить у нас вместе с её Муркой.

— Я сама могу справиться, не маленькая, — поджала губки дочь.

— Ты сегодня это доказала, — напомнила строго мать и выключила свет.

Первые лучи солнца брызнули в окно, зачирикали птицы. Радостно и безмятежно вступил в свои права воскресный майский день.

2

Татьяна без сил рухнула на кровать, окунувшись, наконец, в прохладную свежесть постели. Но уснуть не могла — в голове всё ещё прокручивались сюжеты пережитой ночи. Из кухни доносились негромкие голоса детей: что-то поведывал басок Стаса, колокольчиком заливалась успокоенная Варвара.

Чем больше Таня уговаривала себя уснуть, тем меньше ей это удавалось. И тут — в голове благостная картинка из прошлого.

Юрмала… Бархатный сезон. Оживлённый пляж Майори. Солнышко плывёт к горизонту, оно уже не припекает, как в полдень, а окутывает своими тёплыми щупальцами-лучами. Ведь совсем-совсем недавно! Кажется, мгновенье промелькнуло. Таня даже ощутила дыхание августа, нежное прикосновение лучей, сернистый запах моря, хруст песка под ногами. И в душе по-прежнему двадцать четыре, как тогда. А уже внучка подрастает. Четверть века позади. Как много!

…Она перевернулась на другой бок и попробовала считать до ста. Нет, не уснуть.

И опять та же картинка, и ещё голос — красивый баритон с выраженным звуком «с», присущим коренным прибалтам.

— Девушка, у вас хорошие надпочечники!

— Вы специалист по почкам? Или по девушкам?

— Ни то, ни другое. Просто у вас загар хороший. А я больше специалист по кораблям.

— …и странным комплиментам.

Она искоса посмотрела на парня, пытаясь разглядеть его. Примерно её роста и возраста, коренастый, с развитой мускулатурой и бронзовым северным загаром. Он широко улыбался, а его небольшие карие глаза хитро поблескивали. Нет, не герой её романа.

— Я — Лев, — сообщил он.

— Да?

— А вы — Таня. Я слышал.

— А я вижу, что вы слишком информированный специалист по кораблям.

С новоиспечённой подругой по пансионату Настей они преодолевали полосу юрмальского мелководья, пока не отошли вглубь на приличное расстояние.

— Клеится? — поинтересовалась та.

— Он не парень моей мечты.

— А по-моему, он ничего… Похоже, что местный.

— Забирай.

— Глаз-то он положил на тебя. Пусть хоть Ригу покажет. Намекни!

— Не буду.

— Тогда я сама подскажу.

…В 19:30, после ужина, Таня со своими новыми подругами сибирячкой Настей и москвичкой Ирой вышли за ворота пансионата. Как и условились, их там ждал Лев. Он сидел за рулём новенькой белой «Волги».

— Красивая машина, — сказала Таня. — Твоя?

— Нет, отца. У моего «жигулёнка» нет пропуска в Юрмалу, — ответил Лев, включая зажигание.

Таню он усадил рядом с собой. Позади устроились Ира и Настя.

— Итак, вечерняя прогулка предполагает экскурс по злачным местам Старой Риги. Вы не против? — предложил Лев, выезжая на шоссе. — Сегодня ваш гид и принимающая сторона — я, Лев Станиславович Варламов.

Он прибавил скорость. «Волга» мчалась по широкой Юрмальской трассе, ярко освещённой огнями, пестревшей красочными знаками и рекламными щитами, так узнаваемой по многим отечественным фильмам с детективными сюжетами о Западе.

Не прошло и часа, как компания ступила на брусчатку живописных улочек Старой Риги

— Вот эта церквушка запечатлена в фильме «Семнадцать мгновений весны», — ораторствовал «гид» Лев Станиславович. — А справа от нас ещё одна милая достопримечательность. Обратите внимание! С неё и начнем, — он указал на ступеньки, ведущие в полуподвальное помещение с надписью «Lasite».

— В переводе — капелька, — пояснил Лев.

После ужина в пансионате девушки предпочли напитки и десерт: кофе с бальзамом, кофе с «Мокко», «Мокко» без кофе и очаровательные пирожные — шедевры рижской кухни, которые заставили девушек напрочь забыть обо всех своих диетах.

Уютный полумрак, старинный антураж и тихая музыка, царившие в маленьком кафе, трогали лирические струнки в романтичных девичьих душах, но… «капелька — за капелькой» — и разгулявшиеся души потребовали простора.

Старинные кварталы погрузились в ночную темноту. Полная луна и уличные фонари высвечивали контуры острых крыш, башенок и шпилей — они будоражили воображение своим далёким прошлым. Чудились средневековые распри у Домского собора, который от старости на целый этаж врос в землю, охраняя тайны недоступных подвалов, по слухам, до сих пор хранящих золото тамплиеров. А здесь, возле гильдии, наверное, требовали лучшей доли страждущие горожане. А в стенах этого монастыря, говорят, замурован монах. Роскошный костёл святого Петра упирался острым блестящим шпилем в звёздное небо. Рядом, на крыше, нёс свою многовековую вахту трубочист, его железная фигура казалась в темноте ожившей и даже мистической. Над чем же он колдовал? А! «Vina pagrabs»!

— Привал! — скомандовал Лев. — Нас ждёт «Винный погреб» с отличной коллекцией пуншей.

Когда выяснилось, что никто их здесь не ждёт и мест нет, «гид» поговорил с кем-то один на один. Через несколько минут компания усаживалась в укромном уголке старинного зала.

За клубничным пуншем последовал грушёвый, за ним яблочный, потом сливовый, абрикосовый, вишнёвый… Хотелось попробовать всё! Градус настроения повышался соответственно разнообразию выпитого. «Принимающая сторона» являла чудеса щедрости, гостеприимства и весёлости, хотя сама пробавлялась исключительно соком. За рулём всё же.

Чудесный вечер уступил место ночи. Затихли древние улочки. И только всплески смеха удалой компании временами нарушали их покой.

— Кстати, Танюшка, обрати внимание! — Лев широким жестом указал на одно из зданий в самом центре старой Риги. — Это — русский драматический театр. Он ждёт свою актрису — тебя, Татьяна!

— О, да! И вся Рига замерла в ожидании меня, звезды первой величины с театральным стажем в один год, — ёрничала Татьяна.

— Всё в наших руках, — сказал Лев, подчеркнув слово «наших», и приобнял девушку за плечи. Его руку она не сбросила.

На Домской площади свернули в «Синюю птицу», но она упорхнула буквально из-под носа. На дверь повесили табличку «Slegts» — закрыто. Лев попытался о чем-то договориться по-латышски со швейцаром, но на этот раз безуспешно. Однако «гид» не растерялся и предложил девушкам отведать хорошего французского вина у него дома. Приглашение приняли на «ура!»

В те времена злачные места закрывались в полночь, а веселящие напитки неизбалованные сограждане употребляли, в основном свои, советские (в виду отсутствия заморских).

Когда Лев открыл бар, обустроенный в полированной стенке, девушки ахнули: непривычной формы бутылки сражали наповал одними только этикетками с названиями, знакомыми доселе лишь понаслышке.

За низким столиком под причудливым торшером гости чувствовали себя ничуть не хуже, чем в уютных кафешках, несмотря на закуску в виде магазинных пельменей, поданных к Бордо и Куантро. Правда, на столе присутствовали и консервированные ананасы, и швейцарские конфеты в большой металлической коробке.

— Завидный ты жених, — заметила Настя. — Квартира, тачка, прикид… И всё это к 25 годам! Может, ты контрабандист?

— Нет, хуже! Флибустьер! — Лев вынул из пластмассовой пачки сигарету Philip Morris. — Это я для Танюшки старался. Четыре года корабли грабил. Тань, пойдешь за меня замуж?

— Не-а, — кокетливо отвечала она, разворачивая конфетку. — Я тебя совсем не знаю.

— Ты меня ещё узнаешь!!! — грозно прорычал Лев и комично завращал зрачками. — Я тебя украду!

— Узнаешь меня — пожалеешь, что украл. Куда девать будешь?

— Утоплю!

— Ой, девчонки, мы, кажется, влипли, — Танюша скомкала фольгу от обертки и бросила её в «флибустьера». Шарик отскочил от его лба и плюхнулся в его же бокал с разбавленным Куантро. — И не успеешь украсть, — поддразнивала она. — Я через два дня уезжаю.

— У меня тоже кончается отпуск, — в голосе Льва уже не было игры. — Через неделю — в море. Но через полгода я приеду в твой славный российский город. Ты хочешь этого?

Таня растерялась.

— Не знаю… — скрывая неловкость, предпочла отшутиться: — Я не Сольвейг, я — Татьяна! — Она тихонько пропела строчки из песни Сольвейг: —

«Зима пройдёт, и весна промелькнёт,

Увянут все цветы, снегом их заметёт,

И ты ко мне вернёшься…»

Внезапно Тане стало грустно. Ведь в своем большом российском городе она с тоской будет вспоминать и этот неповторимый вечер, и праздный комфорт Юрмалы, своих новых друзей, весёлого жизнелюба Льва.

Он подхватил:

— Вот возьму и вернусь. Я тебя давно знаю, такую белокурую, с огромными глазищами. Сегодня увидел и сразу узнал. Веришь?

— Не верю.

— Докажу. — Лев поднял бокал. — За любовь!

Под утро гости расположились в спальне, а гостеприимный хозяин на диване в другой комнате.

В пансионат девушки возвращались к обеду. По пути Лев заскочил в валютный магазин «Берёзка», из которого возвратился с блоком Philip Morris и тремя плитками орехового шоколада для девушек.

И затем ещё одна поездка, в этот же день, вдвоём с Львом. Таня приняла предложение нового приятеля отобедать с его родителями в загородном доме. Захватив купальник, она отправилась в Вецаки, дачный посёлок на берегу моря.

Старшие Варламовы ждали сына к обеду, но его появление с девушкой стало полной неожиданностью. К тому же он впервые привёл в их дом особу женского пола. Первым пришёл в себя Станислав Николаевич.

— Татьяна? Очень, очень рады! Замечательный, очаровательный сюрприз!

— Вы давно знаете Льва? — поинтересовалась через некоторое время Изабелла Евгеньевна, придав интонации как можно больше безразличия.

Ответ Тани предупредил Лев:

— Конечно! Мы знакомы целую вечность. День с Танечкой для меня — минута. — Он чмокнул мать и поспешил увести смущённую Таню в каминный зал.

— Тогда уж минута — за день, — донеслось им вдогонку.

Зато папа Варламов окружил их вниманием и участием. Вскоре Татьяна восхищалась светёлкой (комнатой с большим круглым окном в потолке) и чудесным двориком, усаженным цветами.

Отец Льва, инженер-пенсионер, разговорчивый и весёлый — вероятно, в молодости светловолосый голубоглазый красавец с точёным профилем, безусловно, когда-то имел успех у прекрасного пола. Внешняя привлекательность сформировала и его манеру держаться независимо, даже вальяжно.

У матери, в прошлом модельера Дома моделей, не наблюдалось и остатков внешней пригожести, которой она, видимо, никогда не обладала: маленькие глаза-буравчики, крупные, чуть отвисшие губы и несколько грушевидный овал лица. Однако же сумела когда-то завоевать красавчика Варламова! Непростая женщина — умная, незаурядная она обладала тем магическим шармом, которым наделены редкие дамочки. К тому же великолепно готовила и умело вела домашнее хозяйство. Такой набор достоинств в сочетании с властным характером свекрови — обычно нелёгкое испытание для невестки.

От матери Лёвушке досталась только внешность. Но характер и манеры передались от красавчика отца. На выбор профессии младшего Варламова повлияли также две трудно сочетаемые привязанности: любовь к морю и страсть к технике. Вопреки ожиданиям родителей он выбрал счастье судового механика.

— Лев, неужели ты никогда не мечтал стать капитаном, первым человеком на судне, или стоять за штурвалом один на один с океаном! — спросила Таня.

— Нет, не хотел, — не задумываясь, ответил Лев. — Стоять на руле скучно. А первым — зачем? Буду вторым. Кстати, знаешь, как называют старшего механика на флоте? Уважительно, дедом!

Татьяна засмеялась, но позже, когда узнала Изабеллу Евгеньевну получше, она подумала: у властной мамы навряд ли вырастет Наполеон.

С первых же минут Таня почувствовала настороженность хозяйки и даже поняла причину: Лёвушка, по словам мамы, влюбчив, но, мягко говоря, далеко не Ален Делон. Зато обеспечен не по годам. Цепочку её рассуждений можно продолжить: Татьяна хороша собой, к тому же актриска, а значит, вцепилась в Лёвушку не по любви, а из корысти. Вот окрутит его, женит на себе, проводит в море и станет изменять. Захочет — и квартиру отберёт. Понятно, что умудрённая опытом мамаша отказывается видеть в этой «штучке» жену простофили-сына.

Потенциальная невестка, в свою очередь, не восприняла мать Льва как будущую свекровь, поэтому вела себя естественно и непринужденно. Да, Лев славный, добрый парень, но чувственной вспышки, а тем более — взрыва он у неё не вызвал. Мимолётные романы без этой самой «вспышки» Татьяна считала унизительными для себя и со своей стороны отношения с Львом расценивала не более, чем приятельские. Но если признаться, она всё же подпала под обаяние галантного рижанина, и любопытство взяло верх: она согласилась на поездку в Вецаки, о чем теперь немного пожалела, столкнувшись с противостоянием Изабеллы Евгеньевны, которая очень тонко скрывала его от мужа и сына.

Изабелла Евгеньевна разложила на тарелки пышущие аппетитными запахами куски пирога с мясной начинкой: всем Варламовым — порции из сочной середины, а гостье — от угла, чуть присушенного с краю.

«Похоже на провокацию» — подумала гостья и вспомнила басню про лису и журавля. Но вслух сказала:

— На вид — потрясающе! Наверное, и на вкус не хуже.

— А вы рискните попробовать, — ровным голосом посоветовала хозяйка Варламова.

— Благодарю, — ответила в тон ей Татьяна и вонзила вилку в сухой кончик пирога, раскрошив его. Отрезанный кусок отправила в рот и с хрустом раскусила.

— Я рискнула, — сообщила она и с великосветским видом добавила: — Изумительно!

— Я рада, что вам понравилось, — холодно проговорила Изабелла Евгеньевна и полностью переключила своё внимание на Станислава Николаевича. Таня оценила силу материнского инстинкта сохранения дитя, но свою досаду проглотила с присушенным кусочком пирога.

Простодушные отец с сыном не заметили напряжения, возникшего между женщинами, а хозяйка дома смекнула, что Танюша не так уж проста, и предпочла до поры — до времени не вставать в позу, чтобы, судя по всему, не испортить свои отношения с сыном.

Впрочем, во всем остальном старшие Варламовы оказались вполне компанейскими людьми. Мать потрясала своими кулинарными изысками и впечатляла умением вести беседу, отец удивлял на пляже карточными фокусами и гимнастическими трюками, на которые ещё был способен.

Вечером, когда возвращались из Вецаки, Таня сказала:

— Лев, благодаря тебе, я чудесно провела эти два дня. Спасибо.

Лев, продолжая вести машину, обнял её за плечи:

— Поедем ко мне?

Девушка удивленно подняла брови и медленно убрала его руку:

— Ах, да… Я как-то не подумала… «Спасибо-м» сыт не будешь?

Он резко затормозил. Затем, не глядя на неё, отпустил тормоза и, молча, направился в сторону Юрмалы.

На следующий день он нашел Татьяну на пляже в окружении ребят, уже известных Льву. Ему, конечно, хотелось увезти девушку, чтобы побыть вдвоём, но она предпочла прощальный ужин с друзьями и Львом в Майори. Допоздна гуляли по курортному городку, иногда заходили в какое-нибудь кафе, чтобы передохнуть и выпить по чашечке кофе или чего-нибудь ещё.

А утром Лев приехал с большим букетом пурпурных роз и отвёз её в аэропорт.

Объявили посадку. Внезапно Таня почувствовала приступ грусти до боли, до слёз. Она оставляла здесь, в Риге, кусочек жизни, наполненной красками, романтикой, новизной ощущений. Теперь эту жизнь олицетворял почему-то Лев. И вдруг — та самая «вспышка», повинуясь которой, она обняла Льва и прижалась к нему щекой.

Все слова, которые он не сказал, все переживания, которые таил в себе, все чувства — через край — вылились в его поцелуй, страстный и жгучий, как лава из разбуженного вулкана. Они целовались, не обращая внимания на снующих вокруг людей, забыв про время. А над их головами гремел репродуктор: «Заканчивается посадка на рейс…»

…Жизнерадостные лучи залили солнечным светом спальню, прогоняя все попытки Татьяны уснуть. Она встала, задёрнула шторы, прошла на кухню. Двадцать капель пустырника, двадцать — валерианки… Заглянула в комнаты. Дети угомонились. Наконец она почувствовала благостную тяжесть в теле, лёгкость в мыслях, хоть и продолжала думать, засыпая: «Сколько дел сегодня…»

3

— Мама, проснись. Там пришли к нам. К Варьке… — голос Стаса влился в тревожный сон Татьяны в тот самый момент, когда машину, которой управлял Лев, стало заносить на вираже. Рядом с мужем сидела она, а на заднем сидении сын и дочь.

— Лев, осторожней! — пробормотала она и открыла глаза.

На часах 9 утра. В комнату влетела заспанная Варвара, на ходу завязывая халатик.

— Ма, там ментиха пришла, — выпалила она шёпотом.

— Кто? — спросонья не сразу сообразила мать и тут же выскочила из постели.

«Ментиха» — красивая брюнетка лет двадцати пяти — встала с кресла, представилась вошедшим в гостиную Татьяне с дочерью.

— Ольга Владимировна Сухова, инспектор по делам несовершеннолетних. — Скользнув взглядом по Варьке, усмехнулась: — Варвара Львовна, ты что же это драку учинила возле клуба?

От неожиданности Варвара вначале потеряла дар речи, а затем, набрав полные лёгкие воздуха, возмущённо выпалила:

— Я?! Я?! Да это рыжая Верка начала! Она у них там самая крутая! — И тут Варька поняла, что «прокололась». Она замолчала и смиренно опустила глаза.

— А лицо ты ей здорово расцарапала, — Ольга Владимировна и мать сели в кресла напротив Вари.

— Я? — искренне удивилась Варвара. — А почему я? — «Проколовшись», она решила сменить тактику и теперь всё отрицать.

— Потому что достаточно посмотреть на твои ногти, — заметила инспектор невозмутимо.

Варвара мельком глянула на свои обломанные ногти, которые не успела ещё привести в порядок, и непроизвольно спрятала руки за спину.

— Я защищалась! — Она с вызовом вздёрнула носик.

— Допустим, защитников у тебя хватало. Ты ведь не одна дралась. А с кем? — девушка-милиционер пристально посмотрела на младшую Варламову.

С Варькой моментально стали происходить метаморфозы. В один миг она превратилась в искреннюю и наивную паиньку.

— Понимаете, Ольга Владимировна, я договорилась со своим партнёром по танцам встретиться в клубе, — начала она, проникновенно глядя прямо в зрачки Суховой. — Но он прийти не смог, и я оказалась совсем одна. И тут ко мне подходит эта рыжая Верка. — Голос, взгляд Варвары источали простодушие и искренность. Смиренно поднятые над переносицей краешки бровей довершали картину вселенской жертвенности и непротивления злу. — Понимаете, у меня не было выхода! Я защищалась, одна против толпы разъярённых девчонок, — самозабвенно врала Варька, неукротимо следуя тактике, выработанной с соучастницами: никакой групповухи. Её подбородок задрожал, глаза наполнились слезами, готовыми вот-вот хлынуть. Она врала убедительно и вдохновенно.

«Могла бы стать неплохой актрисой», — Татьяна Сергеевна поймала себя на мысли, которая при нынешних обстоятельствах показалась крамольной. Но и бросаться на защиту своего чада она не стала: пусть чадо выкручивается само, как может.

Инспектор Сухова смотрела на Варьку с любопытством и даже участием, а по глазам было видно: ни одному её словечку не верит.

— Ну, выражения-то нецензурные ты наверняка употребляла? Ведь «на войне как на войне»? — подзадоривала Сухова.

— Ой, что вы! — Варвара изумлённо вскинула ресницы. — Я и слов таких не знаю.

Из кухни потянулся запах настоящего бразильского кофе. Это Стас добрался до запасов гурмана Льва. А вскоре появился и сам Стас с двумя маленькими чашечками кофе и сахарницей, которые странным образом уместились в его руках без подноса. Понятно, ринулся прикрыть сестричку.

— Ольга Владимировна, — обратился Стас: — если не пьёте кофе, я принесу чай.

— Я пришла к вам не кофе пить. — В напускной суровости девушки нетрудно уловить кокетство, которое симпатяга Стас уже привык воспринимать как должное.

— А жаль, — посетовал он, расставляя чашки на маленьком столике возле матери и суровой гостьи.

— Впрочем… — Ольга Владимировна втянула носом воздух и прикрыла глаза. — Перед таким ароматом я не устою.

— Уф-ф!.. — с облегчением выдохнул Стас. — Я рад, что не зря старался, — и, повернувшись к сестре, добавил: — А Варя у нас кофе не пьёт. Но и чай она не будет. Правда, Варя?

Варвара послушно закивала. Подмигнув ей, расторопный братец вышел из комнаты.

— У Вари это ведь не первое знакомство с правоохранительными органами? — Сухова отпила глоток кофе и, не ожидая ответа, продолжила. — Я уже навела кое-какие справки.

Татьяна вспыхнула:

— Не знаю, как она умудряется попасть в нелепейшие ситуации! У неё и времени-то свободного нет: закончила музыкальную школу, продолжает заниматься танцами — а это ежедневные тренировки, бесконечные конкурсы, поездки! И в школе почти отличница. — Таня, пожалуй, впервые так горячо хвалила дочь. Варька же в это время сидела на краешке дивана, демонстрируя королевскую осанку и синяки с царапинами от головы до ног. По мере поступления маминых комплиментов её подбородок поднимался всё выше.

— Ольга Владимировна, — спохватилась мать, — если мы сможем обойтись без присутствия Вари…

— Да-да, пожалуй, — перебила Сухова, — только пусть срочно сделает копию паспорта.

— Сейчас отсканирую, — вскочила Варька и выскользнула из комнаты.

— Ох, как я устала от её переходного возраста, — Татьяна вздохнула. — С сыном никогда никаких неприятностей не случалось, а с дочерью — вот, пожалуйста.

— И неудивительно, — подхватила Ольга Владимировна. — Сейчас с девчонками проблем гораздо больше, чем с мальчишками.

— В наше время было наоборот.

— У нас на учёте сейчас в большинстве девочки, — Сухова многозначительно приподняла бровь.

Таня встрепенулась:

— Ольга Владимировна! У Варвары ведь до этого не дойдёт? До учёта…

— Посмотрим, — Сухова пожала плечами. — Если б у неё это впервые, с полицией… Словом, через неделю будет заседать комиссия, там и решат. — Она отодвинула пустую чашечку из-под кофе. — Но я вижу, что у вас приличная семья, да и Варя не из проблемных детей. Постараюсь помочь. В среду придите ко мне с школьной характеристикой Варвары.

В прихожей, провожая девушку-инспектора, Варвара не удержалась и всё-таки спросила:

— А как вы меня нашли?

Сухова рассмеялась:

— В больнице ночью была? То-то!..

— Так, дети, моя поездка к папе отменяется, — сказала мама, когда они остались втроём. — Конечно же, до возвращения папы мы ему про Варькины «подвиги» ничего не расскажем, чтоб не расстраивать. Только вот чем я ему свой отказ от поездки объясню? — она повернулась к дочери. — Ну-ка, Варвара, придумай что-нибудь, у тебя это ловко получается!

Варька виновато опустила голову, даже слегка покраснела.

— Мама, давай я улажу Варькины дела. Отправляйся-ка к папе, — изъявил готовность Стас.

Татьяна обняла его.

— Спасибо, Стас, я знаю, что ты справился бы с этим. Но мне надо остаться здесь.

4

Таня целиком погрузилась в улаживание проблем дочери: от визитов в полицию, личных контактов с членами комиссии до комплиментов и подарков классной руководительнице.

Наконец позвонил Лев. В мобильнике ликовал голос мужа:

— Танюшка, радость моя, ты где?

— Львёночек! Ты в Риге?

— Да, но пока на рейде болтаемся.

— С прибытием, солнышко.

— Я тебе тут такую грандиозную встречу приготовил! Затоварился по полной программе.

— Лев, Львёночек, спасибо, милый.

— «Спасибо» потом скажешь.

— Лев, послушай…

— Да-да, слушаю, солнце моё.

— Лев, я не смогу приехать: у Вари турнир в Новосибирске. Нужно лететь обязательно. Какой-то очень важный турнир.

— Важный-преважный? Короче, очень важный!?

— Ну, да…

— А мама Дениса не могла бы?

— Она… болеет.

— Угу… Очень-очень-очень жаль. Что ж…

После разговора с мужем Татьяна ощутила опустошенность и противно щекочущий ком в груди. Да бывает ли она — эта ложь во спасение? Ведь спасая кого-то ложью, обязательно вредишь себе. Ну, подставилась она в очередной раз, а дальше что? Сама переживает, чувствует себя виноватой, Лев явно недоволен. Вот скажи она правду, как есть, может, и лучше было бы! Да, Лев расстраивался бы из-за дочери, но не из-за отношения к нему жены. Как понять мужчин? Что в них сильнее — инстинкт отца или самца? Татьяна-то знает про себя наверняка: волновалась бы до безумия за детей. Наверное, и Лев тоже. Благо, он ещё не знает, что Варька с Денисом почти полгода разъезжают по конкурсам вдвоём: категорически отказались от сопровождения мам. Но чтобы Лев не счёл такую самостоятельность двусмысленной, Таня тоже не стала обсуждать её с мужем до их ближайшей встречи и опять всю ответственность взяла на себя.

В комнату вошла Варвара с большой чашкой, прихлёбывая из неё чай.

— Ма!..

— Варя, что за дурацкая привычка пить и есть на ходу, — раздражённо заметила мать.

— Ой, ты не в духе, мамочка?

— В духе.

— Тогда скажи: платье к выпускному будем шить или покупать?

— Как хочешь.

— Давай замутим что-нибудь офигенное!

— Ладно, сходим в театр к портнихе. Я созвонюсь.

— А, мам, ещё вот что. Я это… Я не буду поступать в медицинский.

— То есть?..

— Ну, боюсь я всего этого — кровь, анатомички, болячки. Не, не могу.

— А ты об этом не подумала, когда мы нанимали тебе репетитора из мединститута и уплатили, между прочим, немалые деньги?

— Ну, мам, я даже Рембрандта недолюбливаю из-за того, что он покойников рисовал.

— При чём тут это! Ты ведёшь себя как взбалмошная, недалёкая девица! — Татьяна перешла на крик. — Оставь свои капризы при себе! Ясно?

— Ты не хочешь меня понимать, ты хочешь, чтобы я была несчастной! — взвизгнула в ответ Варька.

Мать села в кресло.

— Ладно, — максимально сдерживая себя, сказала она, барабаня пальцами по столику: — Что тебя может сделать счастливой?

— Я вот хотела бы в юридический поступить. Вот помнишь девушку-инспектора Ольгу Владимировну? Она такая красивая, умная и всё понимает… — Варвара уселась на диван, поджав под себя ногу. — Я бы тоже хотела работать в детской комнате милиции, — сказала она мечтательно.

— Варя, детка, — мама перешла на миролюбивый тон, — если ты не приемлешь жестоких зрелищ, о какой работе в милиции можно говорить? Ты готова постоянно находиться в гуще «чернухи» и посвятить этому свою жизнь? Это похлеще, чем в анатомичке.

— Круто… — пробормотала озадаченно Варька, затем поднялась, забрала свою чашку и вышла из комнаты.

Противно щекочущий комок в груди, который Таня ощущала на протяжении получаса, как будто бы взорвался, и она расплакалась. Последний раз такое состояние она испытывала в прошлом году, когда Варька попала в больницу с тяжёлым аппендицитом. После операции у дочери поднялась температура. Мама двое суток не отходила от неё — не спала, не ела. Удивлялась: откуда силы берутся. И тут позвонил Лев. Его голос, казалось, излучал запах моря, передавал тепло алжирского Биджая, и Танюша, проделав над собой усилие, беззаботно защебетала:

— Львёночек, у нас всё хорошо, не волнуйся. Просто я сейчас не дома, в магазине… Береги себя, милый.

Отключила телефон и от нахлынувшего чувства одиночества, бессилия, незащищённости расплакалась. Она вспомнила этот эпизод и ужаснулась: сейчас-то чего реветь? Слава Богу, все здоровы.

На пороге опять появилась Варька, на этот раз сияющая.

— Мамочка, я всё решила, — и осеклась: — Ой, мама, ты плачешь? Из-за меня? — Её глаза моментально наполнились слезами.

— Нет-нет, Варенька, — торопливо успокоила её Татьяна. — Я и не плачу вовсе. Так, вспомнила кое-что.

Варька уселась на подлокотник кресла и крепко обняла маму:

— Мамочка, я поступлю в тот институт, который выберешь ты. Конечно, кроме меда и юрфака. Ладно?

— Нет уж, дорогая, уволь! Но учти: времени, чтобы хорошенько подумать, у тебя очень мало.

Обрадованная Варька чмокнула маму и выпорхнула из комнаты.

Прошло две недели. Ремонт Лёвиного «Одербаума» подходил к концу. Таня уже готовилась сказать мужу в очередной раз магическое «счастья в рейсе», когда Лев сообщил: рижская компания не выпускает судно из своего порта из-за разногласий в оплате ремонта. Суд назначен через месяц, а значит, всё это время теплоход будет стоять на приколе. Команду распустили по домам, кроме вахтенных. За старшего остался Лев, а с ним помощник механика.

— Танюшка, через две недели меня сменит капитан, и тогда я дней на десять приеду домой, — успокаивал Лев. — А хочешь, приезжай ты ко мне.

— Нет, Львёночек, сейчас я — никак. У Вари вот-вот «последний звонок», экзамены, выпускной. Ну, сам понимаешь. Тем более, ты скоро приедешь.

— Да, я понимаю.

Вскоре Татьяна, окруженная многоголосой толпой ребятни и взрослых, на школьной линейке утирала непослушную слезу. Их Варька в традиционной форме прошлого века — коричневом платье, белоснежном фартучке и с белыми бантами в волосах кружила с Денисом в вальсе. Лёгкие и грациозные, они, казалось, плыли по периметру пришкольной площадки, готовые вот-вот отправиться в далёкое и неведомое путешествие, от которого с восторгом ждали свободы, радости, любви! И серебристый звон колокольчика напутствовал елейно: «Счастья в рейсе! Счастья в рейсе…» Вот и всё, школа!

Стас сжал локоть матери и, наклонившись к ней, сказал:

— Поздравляю!

— Угу… — кивнула Таня, промокая глаза платком.

Варвара наконец определилась. К экзаменам она подошла с чётким осознанием своего места в жизни. Её призванием оказалась, ни много ни мало — журналистика.

— Бог в помощь! — сказала мама с некоторым облегчением и ринулась искать каналы, по которым можно было бы срочно опубликовать несколько свежеиспеченных опусов Варвары для творческого конкурса в университете.

… — Танюшка, к сожалению, мне не удастся заскочить домой, — сокрушался в телефонной трубке Лев. — У капитана какие-то проблемы. Короче, просит меня ещё остаться за него на судне.

— А что же старпом?

— У него тоже что-то там…

— Какая жалость! Что бы они без тебя делали?!

— Таковы обстоятельства. Увы!

— Увы и ах!

И опять у Танюши неприятный осадок от разговора. Голос у Льва какой-то бодренький, слишком радостный и даже чужой немного. Как будто он всё время куда-то торопится, и болтать по телефону ему — ну, абсолютно некогда. Она тоже не считает нужным в ответ бисером рассыпаться. А, может, зря? Бросить все дела и поехать к нему? Но как? Как бросить?

Вечером приехал Стас мрачнее тучи. Швырнул в угол свою адидасовскую сумку, набитую какими-то шмотками и с торчащей из неё теннисной ракеткой.

— Стас, ты здоров? — обеспокоилась Татьяна.

— Более чем, — буркнул сын.

— Пойдём ужинать.

— Не хочу. Спасибо.

— Стас, что случилось? Я же вижу!

— Я поживу у вас? Ты не против?

Она опустилась в кресло:

— Не против. Но…

— Мама, я могу сейчас побыть один? Извини.

— Конечно.

5

Таня перенесла на балкон всех своих зелёных «домочадцев» — экзотические растения, в большинстве своем старше двух десятков лет. Несколько пальм, разросшийся фикус, большой цветущий олеандр, древний аспарагус и много других тропических пришельцев выстроились на небольшом пятачке в живописную оранжерею под летним небом. В окружении своих питомцев, источающих покой и роскошество нездешних широт, Татьяна ощущала короткие мгновения счастья, которое абсолютно наполняло её, лишь когда собирались вместе с ней дети, муж, мама, внучка. Тогда отступали изматывающие тревоги, ненасытные страхи и томительные будни ожиданий.

— Клушка ты моя! — умилялся Лев. — Породистая клушка.

— Хочешь сказать, что ты — клушкин муж? Поздравляю! — жена изображала лёгкую обиду, но аналогию Льва предпочитала воспринимать в определенной степени как комплимент. Что ж, раз пришла на эту землю женщиной — будь любезна: вари щи, рожай детей, а уж в свободное от основных занятий время выполняй мужскую работу, если угодно. Постулат, возможно, спорный, но для Тани он стал сутью её кармической задачи. При этом она ничуть не считала себя зависимой от мужа. Напротив, не он ли зависит от неё? Редкий глупец откажется от тёплого уютного очага и любимых людей рядом. Танюше её устои казались незыблемыми и даже идеальными в сложившихся обстоятельствах. Хотя иногда накатывала грусть: а не стала ли она, напичканная страхами и тревогами, заложницей тех самых обстоятельств?

Сквозь джунгли своей оранжереи Таня заметила Варвару с Денисом. Они шли по двору и о чём-то оживлённо разговаривали. Стройные, красивые, изящные, они выглядели, будто бы созданными друг для друга. Втайне мать могла бесконечно восхищаться Варькой: да, всё-таки стоило с пяти лет учить её танцам, вкладывая бешеные деньги хотя бы для того, чтобы она умела вот так женственно и величаво ходить!

Ребята остановились у подъезда. Денис игриво боднул свою даму в лоб и, заметив на балконе Татьяну Сергеевну, кивнул ей. Варька помахала маме рукой и скрылась в парадной. Через минуту прямо с порога она объявила:

— Мамочка, можешь поздравить! Третий экзамен — 85 баллов. Итого, все ЕГЭ у меня в пределах «пятерки». Прикинь?

Таня привлекла к себе сияющую дочь:

— Умница, Варенька. Я горжусь тобой.

После злоключений с полицией, которые не без усилий удалось уладить, Варвара заметно посерьёзнела, что на данном отрезке её жизни оказалось очень кстати.

Зато изменница Фортуна отвернулась от Стаса. Накануне он пришёл далеко за полночь и сильно подшофе. Прежде она никогда не видела сына пьяным, даже проблемы переходного возраста и самоутверждения подростка ей были неведомы. Когда на шестнадцатилетие Стаса, которое он отмечал с друзьями дома, мать предложила взять немного шампанского, он заявил:

— Если на столе окажется хоть одна бутылка вина, меня здесь не будет.

Таня тогда лишь пожала плечами. Вино, конечно, не подали. И только на школьном выпускном балу Станислав впервые вкусил… Как истинный джентльмен он ринулся открывать шампанское, но не удержав в неопытных руках пробку, окатил им с ног до головы учительницу английского.

Теперь Татьяна смотрела на сына, который курил, уставившись в одну точку мутным взглядом, и её сердце защемило. Она подошла к нему, прижала его голову к себе.

— Стаська, а ты помнишь, как первый раз закурил? — почему-то вспомнила она. — Как раз перед первым классом. Пришёл домой чумазый по уши. Спрашиваю:

— Ты где так испачкался?

— Да я курил, — отвечаешь так небрежно.

— Где же ты сигареты взял?

— Да мы с Витьком бычок нашли.

— А спички?

— Там пацаны костёр жгли, мы и прикурили.

— Понравилось курить?

— Не… Гадость. Короче, я завязал.

Она погладила сына по волосам.

— Да… — подал, наконец, голос Стас. — Пацан сказал — пацан сделал! До девятнадцати лет в «завязке» был, до первого крупного «выноса мозга».

— Кто вынес-то?

— Наташка! Кто ж ещё?

Таня поставила перед ним тарелку с окрошкой.

— Ты ведь не обедал сегодня.

— Некогда было.

— Ужинал?

— Угу… — кивнул Стас, но прозвучало неубедительно.

— Что у вас с Наташей? — улучила подходящий момент мать.

— Она на развод подала.

— Что её не устраивает?

— Не верит в меня. С ней там работают в банке крутые чуваки, — он показал растопыренные пальцы. — А я что? Кто я? И звать меня никак. Не выдерживаю сравнений!

— Ну, это ты зря так. Ты в начале пути, — возразила Татьяна.

— Никудышнее начало. Нищая аспирантура, копеечные лекции для студентов, мизерная зарплата в компьютерном салоне и большие дотации от родителей.

— Ох, Стаська, не раскисай. Ты ещё себя покажешь! Правда, надеюсь, не в таком виде, как сейчас.

Глядя, с какой скоростью сын уплетает окрошку, Татьяна подсунула ему большую отбивную с картофелем.

— Стас, ты согласен на развод?

— А куда я денусь? — он нахмурился. И после паузы: — До того, как я ушел, мы уже два месяца не справляли свой супружеский долг.

Таня удивлённо вскинула брови:

— По чьей инициативе?

Стас не ответил.

Стрелки часов приближались к четырём утра.

— Давай спать, сынок. Правильные мысли рождаются в свежей голове, тем более — трезвой. — Она поцеловала сына и, выпроводив его из кухни, выключила свет.

…За окном светает, а Танюша никак не может уснуть. Тяжело видеть, как страдает твоё дитя и не иметь возможности ему помочь. Что ж, пройти свой путь можно только в одиночку. Благо, если у родителей хватает мудрости, терпения, настойчивости научить ходить по этому пути — уже большая удача.

Таня размышляет, ворочается с боку на бок, сон уходит дальше и дальше.

А сама она правильно идёт по своему пути? Наверное, не очень: неурядиц многовато. Последнее время букетами проблем её засыпал Лев. Что ни день — сюрприз! То она сутки напролёт не может ему дозвониться, то ему что-то мешает связаться с ней. Говорит, мобильник барахлит. А Татьяна сердцем чует: муженёк шалит. Да не по-детски!

Намедни взял трубку, но говорит вполголоса, только что не шёпотом. Спешит, нервничает. Жена теперь как бы со стороны за ним наблюдает.

— Милок, уж не из-под одеяла ли ты со мной разговариваешь? — спрашивает она.

— Да сплю я уже! — раздражается он.

— Умница. Время детское — девять часов. Пора спать. Спокойной ночи.

Подыграла. Но сердце, как будто провалилось. Ишь, бес ему в ребро!

6

У Варвары выпускной бал. Ей казалось, что все свои семнадцать лет она шла только к этому событию: надеть самое красивое в жизни платье, почувствовать крылья за спиной и… взлететь! Этот полёт она ощущала и в ликующей душе, и в нехитрых мыслях. Да, сегодня она улетит в мир, который принадлежит умным, сильным людям — взрослым.

Ей сшили потрясающее платье: длинное, до пола, из прозрачного тонкого гипюра с серебристыми прожилками. Оно просвечивало коротенькую зелёную юбочку, такой же маленький топик и стройные ноги. Серебряные туфли, выглядывали из-под длинного прозрачного подола. Качественные стразы, привезенные когда-то из Италии, как бриллианты, вспыхивали на окантовках острыми серебристыми лучиками. Платье подчеркивало изящную линию талии и бёдер, длинную шею и держалось на тоненьких бретельках, обшитых сияющими камешками.

Словом, Варька произвела фурор! Взгляды всех учителей, учеников, их родителей были обращены к ней. Но она нисколько не смущалась и вела себя так, будто носить подобную одежду — для неё дело обычное. Впрочем, надо признать, что она действительно умела это носить. В течение многих лет ей каждый сезон шили для конкурсов роскошные наряды с перьями и стразами, в которых она одинаково уверенно представляла в танцах чопорную Европу и фееричную Латинскую Америку.

Для всех стало очевидным: и королева, и Золушка этого бала — Варвара Варламова. Девчонки одна за другой подлетали к ней, чмокали в щёчку и чирикали нечто вроде:

— Барби! Ну, ты супер!

Кроме вполне приличного аттестата без «троек» ей вручили ещё грамоты по тем предметам, за которые во всех четвертях она получала только «пятерки». С этими Варькиными «трофеями» Татьяна и отправилась домой, оставив дочь самостоятельно продолжать свой головокружительный перелет во взрослую жизнь.

На пороге дома столкнулась со Стасом.

— Ты куда это, на ночь глядя?

— Буду поздно. Не волнуйся, — ответил он на ходу.

— Ты на машине?

— Нет.

— Не злоупотребляй… Ладно?

— Само собой.

Устроившись поудобнее в кресле, она разложила на столике перед собой аттестат, грамоты Варвары, с удовольствием прочитывая каждую строчку, каждую оценку. Перед ней, как в замедленной съемке, представала дочка — то курносой смешной первоклассницей с коленками в зелёнке, то девушкой, впервые вставшей на высокие каблуки, то вот сегодня — такой роскошной и счастливой!

Сейчас Татьяне меньше всего хотелось бы оставаться в одиночестве, но и грузить себя житейскими проблемами приятельниц — тоже не время. А мама наверняка спит, она теперь рано ложится.

Набрала номер телефона Льва:

— Ты не спишь?

— Да ну!.. У нас сейчас девять вечера.

— Варя аттестат получила. Поздравляю.

— Я тебя тоже поздравляю.

— Как твои дела?

— Короче, хозяева судна проиграли суд и подали апелляцию. Ещё месяц или больше стоять будем.

— Хочешь — приеду?

— Не надо. Скоро капитан прибудет, и я сам домой заскочу.

— Как хочешь.

Включила телевизор, полистала каналы: везде на неё с экрана направлялись дула пистолетов или искаженные ужасом лица, доносились встревоженные голоса, сводки «ЧП». Ничего ободряющего, радостного, «болеутоляющего». Она выключила телевизор, перебралась на диван и задремала.

Разбудил телефонный звонок.

— Мама, ты меня ночью не жди, — услышала она голос Стаса. — У меня всё в порядке, буду утром. Пока!

Что ж, спасибо на добром слове — хоть предупредил. Но всё равно ей теперь до утра не уснуть: Варвара рассвет встречает!

Однако свой первый послешкольный рассвет Варька встретила совсем не так, как от неё ожидали.

Позвонил Денис:

— Татьяна Сергеевна, мы с Варей едем к вам, на такси. — сообщил он.

— Почему звонишь ты, а не она?

— Мы уже в ваш двор въезжаем.

Таня увидела из окна свет фар. Такси остановилось возле подъезда, но из машины долго никто не выходил. Наконец появился Денис, обогнул такси, открыл противоположную дверцу и стал вытаскивать Варвару. Увидев неладное, Татьяна сорвалась с места, кинулась по лестнице вниз.

Денис стоял у подъезда с Варварой на руках.

— Что с ней?! — Перепуганная мамаша попыталась выхватить дочь из его рук.

— Говорит, шампанское пила.

— Давай, помогу! — Она вцепилась в дочь.

— Не надо, я сам. Открывайте двери. — Денис перекинул Варьку через плечо так, что её попка оказалась вверху. — Пардон, Варька, такой поддержки у нас ещё не было, — проворчал он, намекая на танцевальные поддержки.

Сеял тёплый дождик. Кроме того, что Варвара промокла до нитки, её блистательное платье облепила грязь, как и белоснежную рубашку Дениса, теперь испачканную Варькиным платьем.

— В нашей школе тоже сейчас выпускной, — сообщил он, поднимаясь по ступенькам. — Звонит мне Варька, ревёт нетрезвая: «Срочно бери такси, отвези меня домой. Я на скамейке в школьном дворе». Приехал — она сидит под дождём, встать не может. Загрузил её и вот, привёз… — Денис приостановился, чтоб передохнуть. Таня осторожно сняла маленький клатч, который на цепочке ещё удерживался на Варькином плече. Открыла его — всё на месте, даже телефон.

Уснувшую в машине Варьку удалось разбудить лишь над ванной, направив ей в лицо холодный душ. Едва она очнулась, Татьяна поднесла к её губам чашку с сырой водой:

— Пей! — приказала она.

— Ой, не… — скривилась Варька.

Мать в сердцах выплеснула ей в лицо воду из чашки и, набрав ещё, прикрикнула:

— Пей!

После второй чашки Варвару стало «полоскать». Однако промывание желудка продолжалось. Ещё несколько порций воды — и она взмолилась:

— Не могу… Срочно вызывай «скорую»!

В комнате дочери Таня открыла настежь окно. Дождик кончился. В дом ворвался поток свежего воздуха, смешанного с запахом озона, вторглось раннее фиолетовое утро с возбуждёнными голосами ребятни. Выпускники весёлыми ватагами спускались по улице к набережной. Они пели песни, бренчали на гитарах, смеялись. Они встречали свой первый взрослый рассвет.

Денис только что вернулся из круглосуточной аптеки с лекарствами от алкогольного отравления и теперь стоял в прихожей.

— Там ребята наши на набережную идут. Зовут меня…

— Конечно же, Дениска! Конечно, иди. Спасибо тебе. Варе уже лучше, она будет спать.

К обеду Варя вышла на кухню, едва проронила «привет!» и забилась в угол диванчика. Она не выглядела подавленной или виноватой. Она была растеряна.

Таня включила чайник.

— Чай с тортом?

— Без торта.

— Правильно, не заслужила.

— Мам, прикинь! — Варвара глянула исподлобья. — Мне сейчас пацаны из нашего класса звонили. Они сказали, что девчонки мне в шампанское водку подливали.

Мать поставила перед Варварой чашку с чаем и села за стол.

— Ох, Барби ты, Барби! Захотела быть королевой, а об охране не подумала. Женщины ведь не любят соперниц.

— Мама, так не все же девчонки, а только трое. Среди них и Кристина, между прочим — моя подружка.

— Значит, им больше, чем другим хотелось бы оказаться на твоём месте. А Кристина и не подруга вовсе. — Таня налила себе тоже чаю. — Честно говоря, женская дружба — это очень хитрая загадка! Если в твоей жизни хоть однажды окажется настоящая подруга — считай, что тебе крупно повезло. У королевы и вовсе шансов нет завести подругу.

Мать на минуту задумалась: уместны ли такие поучения в Варькином цветущем возрасте? И всё-таки решила, что капля цинизма не помешает в качестве прививки от неизбежных разочарований.

— Я предлагала тебе платье сшить скромное — вроде того, что у тебя было на выпускном после девятого класса.

— Угу. Зато скромные аксессуары к нему так пленили нашу классную руководилку, что она потом хвостом ходила за мной, чтоб папа ей привёз такие же. Пришлось свои отдать! — Варька хмыкнула.

— Да ладно, забудь! — махнула Таня. — А на этот раз тебе захотелось ощутить себя помпезной королевой. Зачем-то… Но, дорогуша, с ролью ты не справилась. Не доросла. Потому что не хватило ни опыта, ни мозгов, ни умения защитить себя. Стала заурядной жертвой завистниц. Довольна результатом?

Уязвлённая Варька вспыхнула:

— Их надо наказать! И как следует!

— Уймись, детка. Ты не та королева, которая сможет найти управу на них. К тому же они теперь не школьницы. — Таня налила в стакан кефир и пододвинула его к дочери. — Или тебе хочется выглядеть жертвой? А в конце школьной «карьеры» поставить кляксу? — Она сделала паузу. — Нет, Варя. Ты всё это проглотишь и сделаешь хорошую мину. Человеческую зависть не истребишь. Научись не быть её жертвой. Помнишь правило «держись в седле, упадёшь — затопчут»? Ты это не один раз проходила в спортивных танцах. Так и сейчас: извлеки урок, стань сильнее и иди дальше, коль уж всё обошлось, слава Богу. Могло бы быть и хуже, конечно!

— А если б было хуже? — Варвара внимательно посмотрела на мать.

— Тогда б — и разговор другой. Типун тебе на язык, бесценная наша! — проговорила Таня и кивнула на стакан: — Пей кефир.

— Мама, но зло должно быть наказано!

— Да, если есть средства борьбы с ним. А их у тебя сейчас нет. Но ты же своим завистницам не доставишь удовольствие видеть тебя обиженной, униженной, жаждущей мести? Кстати, тебя многие видели ночью пьяной?

— Нет. Я не так много выпила, поэтому долго продержалась. А потом вдруг закружилась голова почему-то против часовой стрелки, я испугалась и ушла в школьный двор. Села на скамейку, позвонила Денису. Пошел дождь, но я очень хотела спать. Так хорошо под дождём. Вокруг — никого, меня никто не видел.

— Замечательно. А мальчишки сегодня спрашивали, почему ты раньше ушла?

— Спрашивали. Я сказала, что скучно стало. А шампанское с водкой для закаленного бойца — обычный коктейль.

— Хм, боец!.. Откуда у них водка взялась?

— Пацанам через окно передали.

— Безобразие! — возмутилась мать, но добавила: — А по телефону ты правильно поговорила.

— Спортивные танцы научили защищаться. — Варька вздохнула. — Ох, как я устала от этих интриг!

— Что ж, не научишься держать удар — не добьёшься успеха.

Татьяна подумала: Варька всё-таки взрослеет и, вроде бы, не так уж глупа. Однако по мере того, как дочь продолжала свою исповедь, мама всё больше видела в ней прежнего ребёнка.

А Варька продолжала:

— Конечно, в какой-то момент мне стало ужасно смешно, захотелось поприкалываться, позадираться. Я вышла на сцену, взяла микрофон и объявила, что буду петь, потому что диджей ставит не ту музыку и вообще всё делает не так. Между прочим, это лучший радиоведущий и дорого стоит. Он повёл себя ужасно: стал отнимать у меня микрофон, пытался выпроводить со сцены, потом поднял на руки и хотел унести. Мы свалили ударную установку, колонки, потом он запутался в проводах и упал. Я убежала в зал, а он под всеобщий хохот выпутывался из проводов. Зал стоял на ушах!

— Бал удался на славу. Варвара Варламова — в своем репертуаре.

— Но смеялись-то не надо мной, а над ним!

— И рассвет встречала тоже не ты. Пей кефир!

7

Летний вечер опускался на улицы города. Татьяна сидела с сыном на скамейке тихого старого сквера. С минуты на минуту сюда должны прийти Наташа с Глашенькой. Вчера Стас сказал, что его без пяти минут экс-жена считает периодические встречи с отцом вредными для ребёнка, поскольку травмируют психику малышки. Свекрови пришлось по телефону настойчиво убеждать Наташу в том, что она заблуждается.

Наконец в глубине сквера появились Наташа и дочь. Стас подскочил, чтобы кинуться навстречу, но остался на месте. Облокотившись о коленки, он исподлобья наблюдал за ними. Глашенька семенила пухлыми ножками и держалась за мамину руку. Светлые колечки её волос подпрыгивали при каждом шаге, а сама она напоминала пупсика в пене розовых оборочек и кружев.

Таня вдруг почувствовала: вот сейчас, ещё несколько секунд — и она не выдержит, устроит грандиозный разнос в семействе младших Варламовых. Ей захотелось схватить свою внучку, спрятать, защитить от её же родителей, сделать Глашеньку самой счастливой на свете!

Стас встал, медленно направился по аллее. Глашка, узнав в нем своего родителя, радостно завопила, кинулась к нему. Она бежала, не разбирая дороги, вытянув перед собой ручки. Стас прибавил шагу, и в тот самый момент, когда дочурка всё же споткнулась и чуть не шлёпнулась, подхватил её. Она обвила ручками папину шею, прижалась к нему, и стала губками и мягким носиком тыкаться в его щёки, нос, подбородок.

Наташа села на скамейку рядом со свекровью. Выглядела она великолепно, пребывая в той цветущей поре, когда женщина, обновлённая родами и уже отдохнувшая от них, излучает красоту и здоровье. Её длинные светло-русые волосы, голубые доверчивые глаза, вздёрнутый носик, пухлые губы создавали очень выигрышный образ трогательно наивной девушки. Трудно подумать, что за удивлённо приподнятыми бровками прячутся весьма неплохие мозги. Наташа закончила с отличием школу, с красным дипломом — институт и уже успела заявить о себе как об успешном специалисте в банке. Она прекрасно знала, чего хочет от жизни и в силу молодости, бурлящей энергии стремилась к мгновенному результату. Впрочем, её прагматизм очень мило соседствовал и с добротой, и с женственностью. Таня искренне привязалась к своей невестке так, что уже не могла судить её, а стала адвокатом таким же, как и сыну. И хотя Стас совсем чуть-чуть уступал в возрасте своей жене, «адвокат» сетовала лишь на то, что встретились ребята слишком рано — вот если бы лет на пять позже!

По достоинству оценив внешность невестки, от комплиментов свекровь всё же воздержалась. Вместо этого она сказала:

— Времени на прогулку мало, Глашеньке скоро нужно спать.

— Конечно, но кроме прогулки у меня ещё и работа.

— Я понимаю.

— Спасибо коллеге, подвёз нас и теперь ожидает у сквера, чтоб домой подбросить.

В душе у Тани что-то неприятно царапнуло. Она подошла к Стасу, взяла внучку на руки.

— Баба Тата, — сообщила Глашенька, дала себя поцеловать, потискать и опять потянулась к отцу: — На, меня.

Однако бабушка не спешила отпустить своё сокровище, и тогда Глашка более требовательно обратилась к папе:

— Возьми лебёнка!

Домой Татьяна возвратилась с тяжёлым сердцем и ощущением собственного бессилия что-то изменить.

На диване перед телевизором лежала Варвара с ноутбуком на животе.

— Ма, ну как они там? — спросила она, одновременно набирая текст на компьютере. «Они» — это Стас с Наташей.

— А! — махнула рукой Таня. — Всё то же самое. Она — как снежная королева. Он, как упрямый баран: на суд не явился, развода не хочет, и никаких решительных шагов не делает, чтоб семью спасти. К тому же, по-моему, у него какая-то пассия завелась. Тебе так не кажется, Варя?

— Ну, Стас ещё тот Дон Жуан. Разве ты не знала?

— Н-нет, не знала… — Таня удивленно посмотрела на дочь и тут же сменила тему.

— Варя, вы с Денисом уже несколько месяцев не брали индивидуалки ни в Москве, ни за границей. Экзамены давно закончились. Не собираетесь?

— Мы же хотели с Дэном в августе на море отдохнуть. Я тебе говорила. Поэтому он в поте лица собирал деньги, чтоб меня повезти за свой счёт. Давал индивидуалки малышне, свадебным парам. Я ему даже свои занятия отдавала, потому что он деньги у меня всё равно не брал. Раньше то, что мы зарабатывали, тратили на тренеров, а сейчас вот — на отдых хотели.

— И тебя не смущает роль содержанки?

— Ой, о чём ты говоришь, мама! — возмутилась Варвара. — Не буду же я мешать Дэну ощущать себя суперменом. А к тому же мы, наверное, никуда и не поедем. Во всяком случае — я.

— У тебя изменились планы?

— Не то, что бы планы… — замялась она.

— Убери с себя компьютер! — перебила Таня. — Сто раз говорила: вредно.

Варвара нехотя поставила ноутбук рядом с собой и села на диван.

— Вообще-то я уже хотела тебе об этом рассказать. Короче, я познакомилась с парнем. Он приехал из Питера к Машкиному брату. Мама, ты не представляешь, что это за парень! Таких нет больше ни в нашем миллионном городе, ни даже в Питере! Это точно! — Варька счастливо зажмурила глаза. — Он такой красивый, умный, интеллигентный… А ещё он серьезно занимается боями «без правил». Мне с ним ничего не страшно! Он самый лучший! — Варвара сияла, её глаза излучали мириады солнечных вспышек и вся она светилась при одном упоминании о возлюбленном.

— И давно он здесь?

— Был десять дней, вчера уехал в Питер. Скоро опять приедет.

— Он в таком же восторге от тебя, как и ты от него?

— Не то слово!

— Сколько ему лет?

— В сентябре Юрику будет девятнадцать.

— Угу, значит, Юрик. А как же Денис?

— А Дэн останется другом.

— По-моему, у вас с Денисом с некоторых пор отношения больше, чем дружеские.

Варвара покраснела и направилась к двери.

— Юрик учится? — спросила вдогонку Татьяна.

— Нет, он работает. Но сейчас временно не работает.

— И кем же он временно не работает?

— Поваром.

Последнее время Татьяна стала замечать, что в её жизни баланс положительных и отрицательных эмоций всё более тяготеет к минусу. Прежде она не сомневалась, что в такое положение человек может загнать себя только сам. Но даже если она оказалась в сточном водовороте по собственному недомыслию (хотя, так ли — по собственному?), то теперь стало очевидным, что выбраться из него самостоятельно невероятно трудно. Кто мог бы протянуть ей руку? Никто! Мама? У неё уже здоровье слабое. Подруги? Толку с них! Да и подруг-то, в сущности, нет — так, приятельницы. А Лев… И Таня набирает его номер телефона, как контрольный выстрел.

Он долго не берёт трубку, затем отвечает бодрым голосом и несколько вальяжным тоном на фоне музыки, возбужденных голосов:

— Алло! Я ужинаю.

— Не боишься растолстеть? Скоро полночь.

— Я смелый. Не боюсь! Что ещё?.. И, знаешь ли, ты становишься навязчивой.

— Я твоя жена, имею право знать, где ты. Вот сейчас наверняка в болдерайской таверне, пристанище моряков и проституток.

— Слушай, не надо меня пасти!

— Пасут скот. Интересно, к какому ты себя относишь: к крупному или мелкому?

— Надеюсь, не к рогатому.

— Кто бы говорил!

Из телефонной трубки донёсся женский смех, явно рассчитанный на жену Льва. От возмущения Таня аж задохнулась и выпалила первое, что пришло в голову:

— У тебя там какая-то лошадь ржёт! Скажи ей, чтоб заткнулась!

Она оборвала разговор, всё ещё не веря в происходящее. Лев не перезвонил. Он наверняка упивался своей смелостью и дерзостью. В её голове поплыла невесть откуда взявшаяся строчка «Варламов, кажется, влюбился…» И в кого! Похоже, в эту вульгарную бабёнку, которая позволяет себе ходить в болдерайский кабак и так вызывающе ржать в телефонную трубку. Мерзко, но тем не менее факт: её муж принадлежит не ей, а какому-то «парнокопытному»!

Стрелка на шкале её эмоций резко опустилась ниже нуля и зашкалила.

8

Варвара поступила в университет.

— Ура-а! Я — студентка! — объявила она с порога и, сбросив туфли посреди прихожей, кинулась расцеловывать маму и Стаса.

— Позвони бабушке, — распорядилась Татьяна, — обрадуй её и пригласи на ужин. Я куплю торт, приготовлю что-нибудь вкусненькое, отметим событие.

— Я приглашу кого-нибудь из друзей? — спросила новоиспеченная студентка.

— Конечно! А кого?

— Я подумаю, — Варька хитро посмотрела на маму с братом и добавила: — Сюрприз!

Таня с опаской покосилась на дочь: от Варвары можно ждать любых сюрпризов.

Прошло нескольких часов. Татьяна, возвратившись домой с тортом и прочими угощениями, увидела в гостиной цветы. В полуметровой хрустальной вазе благоухал шикарный букет пурпурных голландских роз. Соседствовала с ними фарфоровая вазочка, из которой, как бы стесняясь, торчала темно-бордовая садовая розочка местного происхождения с поникшей головкой.

— Варя, твои гости уже пришли? — спросила мать.

— Один, как я и обещала.

Татьяна моментально всё поняла.

— А где же Денис?

— Он подарил цветы и даже не зашёл в квартиру. Кстати, он поступил в медицинский.

— Ты приглашала его?

— Нет.

— То есть, он в курсе твоего нового увлечения?

— Ну, да.

— Юрик у тебя?

— Да, он в моей комнате.

— Розочку он принес?

— Он, — кивнула Варька.

Из кухни выглянула бабушка. Она приставила к губам палец, указала в сторону Варькиной комнаты и покачала головой.

Таким образом, матери с момента её прихода понадобилось меньше минуты, чтобы составить представление о герое Варькиного романа. Осталось увидеть его.

— Что ж, знакомь с Юриком, — сказала она через некоторое время.

В комнате дочери Татьяна увидела худенького невысокого подростка с впалыми животом и грудью, тонкими шеей, руками и кривоватыми ногами, нелепо торчащими из-под широких шорт-бермудов.

«Для поварёнка — слишком худ, для боксёра — слишком хил, — подумала Таня. — Но мордочка симпатичная. Все черты лица правильные, кроме низковатого лба с опущенным на него чубчиком «на бок».

За столом Юрик вел себя весьма прилично. В центр внимания не лез, но очень старался всем понравиться. Он отчаянно и неумело артистизировал, воплощая образ галантного и приятного во всех отношениях мужчины. Только вот внешне он больше походил на дворового котёнка, и от этого сравнения Татьяна не могла избавиться.

После ужина Варвара затащила её в свою комнату и в присутствии Юрика заявила:

— Мамочка, я ведь уже достаточно взрослая?

— Более — менее… — пожала плечами мать, опасаясь подвоха.

— К тому же — я уже студентка, продолжала Варвара. — Короче, мы с Юрой решили жить вместе. Мы снимем квартиру. Юра устроится на работу и сможет оплачивать жилье. Но пока, мамочка, дай нам взаймы денег.

Застигнутая врасплох мамочка не ожидала такого поворота событий. Слишком уж серьёзная тема. Надо подумать. Только ни одного неверного слова!

— Варя, я не готова к этому разговору, — сказала она как можно спокойнее. — Думаю, вначале нам с тобой нужно поговорить наедине.

У двери её догнала Варвара:

— Ладно, мамочка, идём в твою комнату и поговорим.

Разговор «наедине» начала Варька:

— Мам, ну как он тебе? Классный, да?

— Если честно, он не в моем вкусе. Но ты же не для меня его выбрала.

— Странно, — наморщила лобик дочь. — Хотя, это не важно. Главное — мы любим друг друга.

— Ну и любите, пожалуйста! Только зачем вам это сожительство? Юрик ещё слишком юн, а ты и вовсе несовершеннолетняя.

— В том-то и дело! Если вы с папой дадите согласие, мы поженимся хоть сейчас. Мы друг без друга жить не можем. Ты понимаешь это, мама? Всё равно мы будем вместе, чего бы это нам ни стоило! Я на всё пойду. Дадите согласие? — Варвара в упор посмотрела на мать.

Татьяна почувствовала: один неправильный шаг — и с Варькиной стороны последуют ультиматумы. Нет уж, лучше оказаться по одну сторону баррикад и влиять на события, чем загонять и себя, и дитя в угол.

Она обняла дочь.

— Варенька, я уважаю твои чувства и твой выбор. Но согласись, вы с Юриком ещё недостаточно взрослые, чтобы создать семью. К тому же — вы так мало знаете друг друга.

— Мамочка, ты не поверишь, но, — Варвара перешла почти на шёпот, — нам кажется, что мы уже были мужем и женой в прошлой жизни… Мы это сразу поняли. Мы нашли друг друга и теперь не расстанемся никогда!

— Нет-нет, не надо расставаться. Я не об этом. — Таня села на кровать и усадила рядом дочь. — Варя, как ты думаешь, не лучше ли было бы до свадьбы вам пожить у нас?

— Ой, как здорово! — обрадованная Варька обняла маму.

Татьяна осторожно продолжила разговор.

— И не заметим, как время пролетит. Отметим твои восемнадцать лет, закончишь первый курс и закатим такую свадьбу, какую ты намечтаешь! Да? — Таня заставила себя рассмеяться. Варька вначале поддалась её веселью, но затем озадаченно спросила:

— А, может, всё-таки лучше сейчас нам пожениться?

— Ну что ты, солнышко! Не надо начинать вашу жизнь с бухты-барахты. Сделаем всё, как положено. Ведь ты согласна со мной?

— Вообще-то — да! — неожиданно быстро согласилась Варвара и тут же перешла в наступление: — Тогда пусть Юрчик уже сегодня останется у меня. Ладно?

— Пусть остаётся. Только я хотела бы кое о чём с тобой договориться. — Теперь мама могла диктовать свои условия. — Пообещай, Варя, что до свадьбы вы не станете заводить детей.

— Обещаю! — Варька клятвенно подняла два пальца.

— То есть, завтра же мы с тобой отправляемся к врачу и подбираем соответствующие средства. Идёт?

— Идёт! — Варвара чмокнула маму и вскочила с кровати. — Сейчас я Юрчика обрадую!

— Радуй.

Уверенность, спокойствие и самообладание, которые мама излучала только что, слетели, едва она осталась одна. В очередной раз ей пришлось принимать очень серьёзное решение, полагаясь только на себя. Кто он, этот Юрик из Питера? Каков он, этот «дворовый котёнок», которого дочь притащила в дом? И всё же лучше так, чем Варька убежала бы с ним в какую-нибудь подворотню. А Лев? Что скажет он?

Два дня Татьяна не может дозвониться Льву. Вот и опять набирает его номер — «недоступен»! Возвращаясь к беседе «о парнокопытных», особой тревоги за его самочувствие она не испытывает. И всё же звонит на судовой телефон капитану:

— Володя, здравствуй! Это жена «деда», Татьяна. Извини, Володенька, за беспокойство, но я мужа потеряла… Как, вы уже в Швеции?! Лев списался в отпуск?! О, это он решил мне сюрприз сделать: явиться, не извещая. — Она заставила себя рассмеяться. — Считай, что ты меня предупредил, спасибо. Счастья в рейсе!

Таня положила трубку. Да, сюрприз — лучше не бывает. У неё, как будто бы сердце оборвалось, а внутри — физически ощутимая пустота. Как зомби, она набирает номер телефона сестры Льва:

— Эля, что с Львом?

— Ой, я даже не знаю, — услышала она растерянный голос из Риги.

— Да ладно, говори, как есть. Судно уже в Швеции, а где он?

— Он остался, чтоб привести в порядок захоронение родителей.

— Даже если у него не хватило на это времени в течение трех месяцев, он мог бы меня предупредить. Но его телефон заблокирован.

— Ах, да! У него изменился номер.

— Ты мне можешь его дать?

— Ой, он где-то далеко, надо поискать. Подожди, я тебе перезвоню.

Короткие гудки. Как пусто! Как холодно, зябко.

Раздался телефонный звонок. Собственной персоной — Лев! Говорит вполголоса, торопливо и раздражённо:

— Короче, я в отпуске. Задержусь тут, есть кое-какие дела. А ты кипеж не поднимай. Надо будет — позвоню!

Таня вышла на балкон. Там, облокотившись о перила, курил Стас. Она молча присела на порожек. На тёмно-синем небе появились первые звёзды. Август брал своё — ночь надвигалась заметно раньше вместе с предосенней свежестью, прохладой. В памяти проплыла цветаевская строчка «август, месяц ливней звездных»… Собирай охапками падающие звёзды, загадывай желания — и будет тебе счастье! Столько счастья — сколько ты захочешь! Всё необыкновенно просто и чудесно, до тошноты, до истерики! Ну, загадывай! Бери!

— Мама, хочешь меня поздравить? — голос Стаса вернул её на землю.

— С чем?

— Вчера нас развели.

— Почему сразу не сказал?

— Не хотелось.

— А теперь хочешь?

— Угу.

— Поздравляю.

Стас, молча, ушел в комнату. Татьяна понимала, что не тех слов ждал от неё сын. Но почему все ждут чего-то от неё! А она и не помышляет о чьей-то поддержке.

«Август, месяц ливней звёздных» — навязчиво и неуместно крутилось в голове. На эту строчку наползала другая, невесть откуда взявшаяся — «подставляйте ладони, я насыплю вам счастья!» Но где, где взять сил, чтобы от счастья такого не надорваться и не сойти с ума! Зарябило в глазах, к горлу подступил ком. Таня глубоко затянулась прохладным свежим воздухом и… не заплакала.

Стас, склонившись над гитарой, перебирал струны. Таня присела на диван рядом с сыном и прижалась щекой к его плечу. Они молчали, да и что тут скажешь?

Мама Тани осталась на ночь у Варламовых и уже готовилась ко сну, когда её окликнула дочь:

— Мама, давай чаю попьём?

— Чаю? На ночь? — удивилась Анна Дмитриевна. — Я давно себе такого не позволяю. Бессонница.

— Ах, да… Конечно.

Мать посмотрела из-под очков.

— Таточка, с тобой всё в порядке?

— Со мной? Не знаю. — Она задумалась и, помолчав, продолжила: — Ведь смысл всего происходящего со мной — это вы. Ты, Варька, Стас, Лев… У вас всё хорошо — и я счастлива. Скорее всего, это неправильно, что у меня нет личных радостей. Но это так. Вот только радости Льва не всегда мои. — Она тяжело вздохнула.

— Детка, не гневи Бога! Посмотри на других вон: и в нужде живут, и мужья пьют, бьют, и дети — тысяча одно несчастье. А тебе Лев хорошую жизнь создал. Дети у вас замечательные. Ты ведь как сыр в масле катаешься!

— Сыр в масле? — вспыхнула дочь. — Тогда уж при моем папе ты вовсе купалась в шоколаде! Работа учителем по классу фортепиано приносила тебе радость. Хоть и получала ты за неё совсем небольшие деньги, это не важно: положение и зарплата папы позволяли нам жить в удовольствие. Да и я тебе хлопот не доставляла.

— А ты забыла, что он мне изменял? Сколько нервов мне это стоило!

— Конечно, ты красивая женщина и не могла смириться с изменами, поэтому ты иногда ему мстила. Но папа тебя на руках носил и оставался отличным отцом. Ну, попался пару раз на изменах. Так он хоть скрывал! А мой Лев вообще страх потерял. Не знаю, что делать.

— Что делать? То же, что делала и я, и остальные женщины: хранить очаг! — жёстко отрезала Анна Дмитриевна.

— А я и так храню, — вяло попыталась защититься Татьяна и в сердцах воскликнула: — Только это не очаг! Это — жерло кратера! Вулкан!

Измена

1

Лето угасало. Оно отступало под натиском осени и щедро раздавало свои обильные дары — охапки астр и георгинов, корзины яблок, винограда и россыпи звёзд тихими вечерами.

Но не светлую грусть испытывала Татьяна, встречая свою осень. Всё её существо пронзило незнакомое прежде чувство, сродни тому, что называется местью! Да, она поставит на колени блудливого Львёнка! Она захлопнет за ним клетку, как дрессировщица, и он, укрощённый, станет есть у неё с руки. И она будет играть! Так играть с ним, как не позволяла себе никогда! Ведь она актриса, хоть и предпочла сцене дом, но лицедействовать наверняка ещё не разучилась.

Татьяна опять почувствовала прилив злости — состояние очень редкое для неё. «Нет-нет, только не это!» — приказала она себе, поглядывая на часы. Всему своё время. А сейчас она будет улыбаться! Ведь с минуты на минуту явится Лев. Дети поехали встречать его на вокзал.

Она ещё раз окинула взглядом стол, сервированный в гостиной. Всё, как обычно в таких случаях: свежая скатерть, приборы, напитки, холодные закуски.

Подошла к зеркалу. Поправила прическу и придирчиво посмотрела на себя. Не изменились её пышные белокурые волосы до плеч (правда, теперь чуть подкрашенные). Когда-то огромные серо-голубые глаза стали, конечно, меньше, чем в молодости, но блеск не потеряли, а только приобрели выражение спокойной уверенности. Разумеется, чтобы сделать макияж незаметным, пришлось потрудиться над ним гораздо больше, чем в былые времена. Результат Таню обнадёжил: ну кому придет в голову, что ей скоро полтинник? Даже талия почти сохранилась — её Татьяна подчеркнула трикотажной кофточкой, плотно облегающей фигуру. Глубокое декольте откровенно демонстрировало прелести зрелой, но ещё не увядшей женщины. Широкая, присборенная у бёдер юбка, создавала слегка небрежный, вызывающий образ вакханки, пленительной, манящей простолюдинки. С виду — всё по-домашнему незатейливо. Но сама-то она знала, сколько стараний и умысла кроется за этой небрежной простотой. Она впервые в жизни завоёвывала мужчину. И кого? Мужа!

За окном послышалось хлопанье дверец автомобиля, и почти одновременно раздались голоса семейства Варламовых. Вскоре Таня с Анной Дмитриевной наблюдали через стекло торжественную процессию: с чемоданами один за другим следовали к подъезду Стас и Юрик, замыкала шествие Варька с каким-то кульком в руках. Возглавлял их собственно Лев Станиславович Варламов. Он нёс перед собой большую красную розу в прозрачной обертке.

— Ты погляди-ка, твой Лев вышагивает, как гусь, — хихикнула тёща.

— Угу, наш гусь, похоже, на коне, — хмыкнула Таня. Но от её взгляда не укрылось и то, что при бравом шаге мужа голова его слегка втянулась в плечи.

Таковым благоверный и предстал перед ней.

— О, впервые ты из плавания — с цветами, — изумилась жена, принимая розу. — Радуешь! Спасибо.

— Извини, что не с букетом. — Лев распростёр руки для объятий. — Рубли закончились, а в обменник не заскочил. Домой торопился!

— Домой торопился, — сочувственно повторила она, кивая. Символический поцелуй не отличался пылкостью. Супруги приноравливались друг к другу, как боксёры, только что вышедшие на ринг.

Жена обратила внимание, что всё-таки первым словом, которое муж произнёс, едва переступив порог, оказалось «извини». То есть подсознательно оправдывается, а значит, готов к защите. «Нет уж, пусть расслабится», — решила она и весело провозгласила:

— Тебя ждёт твой любимый жюльен из белых грибов! Быстро всем мыть руки и — к столу!

— А когда подарки? — Варвара попыталась восстановить привычный ход событий, но папа неожиданно холодно заметил:

— По-моему, ты в курсе, что почти четыре месяца я провел в одном порту.

— Да, я в курсе! — многозначительно ответила дочь и отправилась мыть руки.

— Вообще-то я привез кое-что, — засуетился Лев и, пристыженный, направился к чемоданам. — Там рижские напитки — бальзам, ликёр…

— Оставь, — махнула рукой жена, — не к спеху!

— Так ты, значит, развёлся! — заключил Лев после двух тостов «за встречу» и «за здоровье». — И как она, холостая жизнь? — он явно поддразнивал Стаса.

— Жизнь? Ключом… — буркнул сын и нахмурился.

— Детей может сделать и дурак, а вот обеспечит семью только мужчина! Понимаешь, в чём разница? — наступал отец. — О чём думал, когда женился? А? Вот и оказался за бортом! Только не захлебнись теперь в водке. Со многими случается это. — Лев взял бутылку Камю и стал разливать коньяк в бокалы. Юрик тут же подхватил бутылку вина, чтобы наполнить бокалы женщин.

— Лев, ты же понимаешь, что рождение Глашеньки — не следствие брака, а причина. И слава Богу! — как можно мягче возразила Таня.

— И что? Стас автоматически стал мужчиной? — Лев рассмеялся.

— Больше не наливай, — Стас отодвинул свой бокал. — Мне ещё на работу. — Он поднялся и, захватив сигареты, вышел на балкон.

У Тани сжалось сердце. Хотелось выйти следом за сыном и обнять его. Чуть прищурившись, она незаметно разглядывала мужа. Желчный, самодовольный, безжалостный мужичишка с пустыми, лихорадочно блестящими глазами и изрядно похудевший — это её муж. Некое подобие её Льва. Запустить бы в него сейчас чем-нибудь! Но нет! Не сейчас.

В гостиную вошел Стас, натягивая на себя свитер.

— Короче, я пошёл, — сообщил он. — Работаю сегодня в ночь.

Стас подрабатывает в компьютерном салоне, поэтому свободного времени у него действительно не много. Татьяна вышла с сыном в прихожую. Провожая его, чмокнула и, улыбнувшись, сказала:

— Всё в порядке. Мы тебя любим.

Вернулась за стол под визг Варвары:

— Ну и что?! Любовь не бывает порочной! Она есть — или её нет!

Таня ещё не поняла, о чем спор, но почуяла неладное.

— Да, любовь святое чувство, но до него надо дорасти! — Лев стукнул кулаком по столу.

— Лев, пожалуйста, не так громко, — поморщилась жена. — Кругом соседи.

— Соседи? — Лев резко повернулся к ней, вытаращив глазки-буравчики. А разве тебе не всё равно, что скажут соседи? Иначе ты бы здесь не устроила то ли богадельню, то ли, простите, притон!

— Папа! — Варька постаралась перекричать отца, но слёзы брызнули из глаз, и она умчалась на кухню. Юрик последовал за ней.

— Лев, ты сильно похудел, — сказала Татьяна, улыбаясь одними губами и прищурив глаза.

— Так на судне же повар не оставался.

— А в болдерайском кабаке плохо кормят? — Супруга изобразила простодушие.

— Ребята, да что же вы?! — вмешалась Анна Дмитриевна. — Сели — «за здравие», а теперь — вон чего!

Лев вытер салфеткой рот и принял независимую позу:

— Зря мы уехали из Риги. Там уютно и спокойно, как в тихой приморской провинции… — он мечтательно прикрыл глаза.

— А что там делать нам, «негражданам»? — Таня удивлённо посмотрела на мужа.

— Вам — не знаю, а мне — легко, — развивал тему муж.

— Ну, если только жениться на гражданке, — пожала плечами она.

— Не вопрос! Я подумаю, — Лев самодовольно рассмеялся и, в упор глядя на жену, добавил: — я не хотел сюда приезжать.

— Так, где же твой прайд? А, Лев? — Таня кокетливо посмотрела на него искоса из-под ресниц. Улыбка не сходила с её лица. Углублять тему она не собиралась.

Лев, сидящий напротив, пристально рассматривал жену. Не отвечая на её вопрос, он изрёк:

— Ты красивая. Какая ты красивая!

2

Таня и Лев остались вдвоём. Обиженная Варвара и Юрик уехали на такси к бабушке вместе с ней.

Неизбежным становилось то, чего больше всего сейчас не хотела и даже боялась Татьяна. Теперь она могла позволить себе играть его чувствами, но своими — никогда. Поэтому строить из себя любящую и вечно юную Джульетту, полную огня и страсти она не собиралась. О своей сопернице Татьяна только знала, что та: а) не интеллигентна; б) достаточно лёгкого поведения; в) не молода (судя по смеху). Таким женщинам не вскружит голову мужчина с внешностью и возрастом Льва. А значит, хорошо, если домой он вернулся хоть с какими-то деньгами. Счастье не в деньгах, разумеется. Но хоть в чём-то же оно должно быть!

Таня резко повернулась к мужу. Она постоянно ощущала на себе его тяжёлый оценивающий взгляд. Лев явно её сравнивал. Понятно, что эти сравнения будут продолжаться во всём. Она брезгливо поёжилась и вышла из комнаты.

Лев, в свою очередь, не испытывал никаких сложных, противоречивых чувств. Он хотел жену искренне и страстно. Он соскучился по ней! Она являлась частью его! Она — часть его прайда, наконец!

Без лишних экивоков он сгрёб жену в охапку и потащил в спальню. Она не сопротивлялась, но и активности не проявляла.

…Взбешенный Лев выскочил из-под одеяла и ринулся в гостиную. Через мгновение оттуда донесся грохот и жалобный диссонанс фортепианных струн, дребезжащих на разные лады. Испуганная жена выбежала на звук, на ходу надевая пеньюар, и в недоумении остановилась у двери: Лев, скрючившись от боли, дул на фаланги пальцев. Содранная кожа слегка кровоточила.

— У тебя йод есть? — процедил он.

— Конечно!

Татьяна смазывала йодом его ссадины и не находила в себе ни капли сострадания. Её муж спутал деку пианино с боксёрской грушей! Какая досада. А мог бы и головой! Видите ли, он не обнаружил у жены встречной страсти и самоотдачи. Ах, как он взбешён! Таня не без удовольствия злорадствовала в душе, хотя лицо её оставалось бесстрастным.

Она закинула ногу на ногу и незаметным движением стряхнула с коленки пеньюар. Таня знала, что у неё красивые коленки и ноги ещё достаточно хороши. Она беззастенчиво дразнила Льва и он, не мигая, впивался взглядом в её обнажённое бедро, совсем не замечая жжения от йода, которым жена так безжалостно врачевала его ссадины.

— Не больно? — участливо спросила Татьяна и наклонилась, чтобы подуть на его пальцы. Она как бы нечаянно щекотала его щёки своими пышными волосами. Лев не удержался — закопался в её волосы и поцеловал в макушку.

Таня тут же отстранилась, закрыла пузырёк с йодом.

— Варламов, а давай выпьем! — неожиданно предложила она.

— Конечно… Давай…

Она поставила на стол коньяк, бокалы, затем потянулась к полке над головой мужа за вазочкой с конфетами. Её грудь вроде бы невзначай оказалась перед лицом Льва и задела его. И снова Лев не устоял: он издал тихое утробное рычание и зубами слегка вцепился в грудь.

— Э-э!.. — осадила его Таня, удивлённо окинув взглядом строгой учительницы.

Обескураженный, он схватил бутылку и налил коньяк в бокалы.

Она подготавливала мужа к нелёгкому разговору: ждала, когда он выпьет ровно столько, чтобы чуть-чуть расслабиться. К третьему тосту он, кажется, почти созрел.

— За любовь! — подняла она бокал, отпила немножко.

Свои тридцать граммов Лев осушил одним глотком.

— Ах, да только есть ли эта самая любовь? — томно изрекла она, безразлично подкатив глаза. Поставила локоть на стол и оперлась щекой о руку.

— Любовь есть! — отрезал Лев.

— Да я уже забыла, когда влюблялась. Так давно это было. Какая она, любовь? — Татьяна устало махнула рукой. — А ты помнишь? — без особого интереса в голосе обратилась она к мужу.

— Понимаешь… — с готовностью откликнулся Лев. — Это такое состояние, когда ты, будто бы раскачиваешься на качели, аж дух захватывает! Это состояние полёта, радости! — Он говорил вдохновенно, глаза его блестели.

«Ах, ты, негодник! Ах, ты, Ромео чёртов! Я тебе покажу качели!» — думала жена, с безразличием тупой телушки глядя на мужа.

— Да-а, что-то вспоминаю, — протянула она. — Только у меня это были краски… Другие краски — яркие, сочные. Говорят, такими их видят наркоманы. Впрочем, любовь — это тоже наркотик.

— Да что ты понимаешь в любви! — перебил её муж и осёкся: понял, что перегнул.

Однако Танюша продолжала безучастно вертеть в руках свой бокал. Но в голове её зрели коварные планы: «Ах, ты, пакостник! Я тебе покажу любовь!» — думала она.

— Ты представляешь, Лео, вот бы сейчас влюбиться! Наверное, это счастье, которое мы уже не помним. Полёт, восторг!.. — она даже взмахнула рукой, но тут же осеклась и обречённо заключила: — Вот способны на это, увы, далеко не все. А только люди с молодой, светлой душой!

Лев самодовольно ухмыльнулся:

— Такие, как я!

— Возможно. Тогда я тебе по-доброму позавидовала бы, даже поняла б… Человек должен быть счастливым, и никто не вправе помешать ему. — Таня подняла бокал: — За счастье!

Она смотрела на своего мужа и не узнавала его. Ей всегда нравились такие посиделки с ним наедине, когда он поражал её самобытностью мышления, неожиданными реакциями, весёлостью. Теперь перед ней сидел самодовольный, не умный, даже примитивный, желчный мужичок с пустыми лихорадочно блестящими глазами. «Влюблённый идиот», — с грустью думала Татьяна, глядя на него. Но сказала дружелюбно:

— Ладно, Лев, говори как есть. Ведь ты же знаешь, я умею читать по глазам. Ты влюблён?

Лев вначале испуганно взглянул на жену, затем растерянно — по сторонам и, откинувшись на спинку диванчика, кивнул:

— Допустим…

— Разумеется, не в меня.

— Угу.

— Ну и пусть так. Я уважаю твои чувства. — Татьяна проникновенно посмотрела ему в глаза. — Что у тебя на душе? Ведь трудно одному держать всё это? Так?

Лев, молча, кивнул и опустил голову. Сейчас он напоминал на беззащитного ребёнка, которого потеряли в толпе. Тане даже стало немного жалко Льва, и чтобы успокоить его, но не спугнуть, она почти шёпотом, предложила:

— Давай ещё по чуть-чуть… — и с лёгким звоном чокнулась своим бокалом о его.

И Варламова прорвало! Он стал взахлёб поведывать о своей непонятной любви к 42-летней женщине по имени Люда, говорившей с офигенным сексуальным латышским акцентом и кроме Льва имевшей молодого сожителя- амбала. Тот часто и подолгу пребывал в командировках, и тогда немолодой любовник Лев проводил счастливые ночи с ней — правда, зачастую в ресторанном угаре и плясках до утра. Его возлюбленная очень любила танцевать, но испытывала почти что равнодушие к сексу. Она позволяла себе скандальные выходки: средь бела дня бегать по пляжу обнаженной, ругаться на весь ресторан с более молодой проституткой. А то вдруг на глазах у свирепеющего Льва охаживала одиноких мужчин, за что и схлопотала как-то от незадачливого любовника прилюдно оплеуху. Лев страдал, любил, терзался!

Он говорил, как будто исповедовался — чистосердечно, пылко, вовсе не жене, а давнему другу, который поймет, поможет, утешит.

«Что я наделала! Зачем мне это знать?» — она мысленно задала себе вопрос, не желая превратиться из женщины в жилетку для слез. Но остановиться уже не могла.

Лев продолжал:

— Перед отходом судна я списался в отпуск и снял квартиру, чтобы жить вместе. Но она приходила очень редко, всего раза два-три. И тогда я уехал.

— Она хороша собой? — со вздохом спросила жена.

— Да ну! — покачал головой Лев. — Не красивая. И полноватая такая… — Он, слегка ссутулившись, выставил перед собой согнутые локти, изображая грудь. — Да и в постели ничего особого. Сам не знаю, что такое со мной!

«Когда всё хорошо, то некоторым людям не хватает дерьма! Вот что это! Таково их ощущение внутренней гармонии», — с раздражением подумала Татьяна.

Она представила себе его немолодую и полноватую любовницу, бегущую обнаженной по пляжу или отплясывающую до утра в кабаке, и почувствовала сначала брезгливость, а затем бешеный прилив злости.

Чтобы скрыть свои недобрые мысли, Татьяна тихонько рассмеялась. Вдруг хрустальный бокал, который стоял в полуметре перед ней, беззвучно раскололся на несколько частей! Никто к нему не прикасался.

— Что это?! — опешил Лев.

Жена пожала плечами, но заподозрила, что отрицательная энергия, которую она так тщательно скрывала в себе, вырвалась наружу. Таня где-то читала про такое. Хорошо, что в тот момент она посмотрела на бокал, а то ведь — чем чёрт ни шутит — бросила б свой взгляд на Льва!..

…Она долго не могла уснуть. Рядом мирно посапывал и похрюкивал муж. В неоновом свете уличных фонарей, струящемся из окна, четко обозначился профиль Льва: большой упрямый лоб, нос с горбинкой, усы над пухлыми губами, тяжеловатый подбородок с ямочкой. Никакие душевные терзания не могли нарушить его священный сон.

Татьяна впервые рассматривала мужа отстраненно, чужими глазами, будто бы изучая. Да, она не была его первой любовью, но никогда уже не станет и последней. Факт физической измены, конечно, мерзок, но он не ранит душу так, как четвертует её самый близкий человек, забирая свою любовь. Как дальше жить с этим ощущением? Простит она Льва или нет — это даже не так важно, как вдруг осознать: он любит другую женщину. В этом ли его вина? Другое дело, как он поведет себя с ней, женой! Готов ли он смягчить удар? Его поведение по отношению к жене последнее время отвратительно. А сегодня и с детьми был груб, жесток, несправедлив. И эти пустые, лихорадочно блестящие глазки пятидесятилетнего влюбленного придурка!

Она повернулась спиной к мужу. Ей не хотелось смотреть на него — чужого, сопящего, храпящего, хрюкающего. Влюблённого!

3

Если пристально смотреть на спящего человека, он, скорее всего, проснётся. Лев сидел в кресле и в упор смотрел на жену. Она открыла глаза внезапно и, встретившись с ним взглядом, вздрогнула. Обнаружив зрачки жены, Лев оживился:

— Чай? Кофе? В постель?.. — в его голосе игривые нотки.

— В чашку. И, пожалуйста, сок.

Последнее утро августа. Последний день лета. Вот бы умчались вместе с ними все неурядицы, тревоги, горестные мысли! Вот бы открыть глаза и вдруг понять: всё было сном, а за окном — цветущий май, буйство сирени, и комната залита ярким солнцем! Таня уже проснулась, но выбираться из постели совсем не хочется. На пороге спальни предстаёт сияющий Лев в трусах и с подносом в одной руке.

— Эй! Доброе утро, страна! — ликует его голос, но тут же Лев спотыкается и взлетает поднос с завтраком на две персоны. Танюша вначале взвизгивает, а затем заливается смехом. На пышном букете сирени красуются сыр и ветчина.

В комнату влетают Стас с Варварой, и все хохочут! Доброе утро! Доброе утро! Так было. Было…

Лев принес сок.

— Чего-нибудь ещё? — спросил он.

— Нет, спасибо. — Таня опустила ноги на пол. — Дети пришли?

— Нет. Всего-то 10 утра.

Запиликал мобильник Льва. Пришло сообщение. Он схватил телефон, заглянул в него, непроизвольно бросил настороженный взгляд на жену и поспешно удалился вместе со своим мобильником.

Минут через пятнадцать Лев вышел из туалета просветлённый. Глаза его опять бессмысленно блестели, на лице блуждала полуулыбка. СМС-переписка удалась!

Татьяна ещё не определилась, как ей вести себя в предложенных обстоятельствах. Ведь Лев вчера почти покаялся, был искренен и так несчастен. Она не станет сечь повинную голову. Но сейчас муж излучал флюиды вселенского счастья и непревзойдённой уверенности в себе. А она, Таня, оказалась растерянной, обезоруженной!

Лев не ходил, а порхал по квартире. Его переполняло ощущение «полета на качели»! Жену он почти не замечал. Он с энтузиазмом отпаривал на гладильной доске свои брюки, затем принялся отглаживать сорочку, демонстрируя абсолютную независимость и свободу, потому что прежде в присутствии жены он брался за утюг лишь, чтобы привести в порядок брюки, и это было священнодействием. Он долго полоскался и брился в ванной. Наконец, поигрывая ключами от автомобиля и благоухая мужским ароматом Givenchy, предстал во всём своем великолепии.

Не в силах удержаться от сарказма, Татьяна встала в позу «руки в боки» и, многозначительно разглядывая мужа, покачала головой:

— Хорош-ш-ш!.. Хоть замуж-ш-ш выдавай!

Пропустив мимо ушей оценку жены, Лев бросил на ходу:

— Я — за сигаретами и в банк! Что-нибудь нужно?

— Нет. Свободен! — ответила она, отвернувшись.

Тяжело хлопнула дверь. Таня подошла к окошку и увидела своего мужа. Начищенный, как медный пятак, он лёгкой походкой — одновременно чуть подпрыгивая и чуть повиливая бёдрами — направлялся к машине. От его «морской» походки вразвалочку не осталось и следа. Он и впрямь летал!

Где-то опять запиликал телефон Льва, возвещая об очередной СМС-ке. Таня нашла мобильник в прихожей. Прежде она никогда не заглядывала в его телефоны и карманы. Сейчас без малейшего зазрения совести прочитала: «Вааще то я падумаю. Ладна.»

«Неужели там есть, чем думать?» — пронеслось в голове уязвленной супруги, и она без колебаний сделала вызов автора сообщения.

— Приве-эт! — услышала она женский голос с сильным акцентом. Жена молчала. — Ну, говори, — капризно потребовал голос в трубке.

Татьяна прервала разговор, не раздумывая удалила СМС-ку, автор которой значился под грифом Яскевич. Таня усмехнулась: немолодая женщина советского происхождения с исконно русским именем, типичной белорусской фамилией и офигенным сексуальным латышским акцентом! Винегрет для лохов!

Она в сердцах швырнула телефон туда, откуда взяла. В это время послышался скрежет ключа в двери. Вернулся Лев.

— Телефон забыл, — бросил он, шаря взглядом по сторонам.

Она безразлично пожала плечами, но не удержалась и добавила:

— Экий ты рассеянный… стал…

Лев ушёл. Позвонила Варя:

— Мама, мы с Юрой в агентстве по недвижимости. Хотим снять квартиру. — Дочь старается говорить как можно солиднее: наверное, вокруг народ. Зато сердобольная мамочка с полуоборота впадает в панику:

— Ты что это придумала! Ведь мы же всё решили! Солнышко, Варенька, возвращайся домой.

— Нет, мама. Так будет лучше. — В голосе дочери звучат по-новому взрослые нотки. — Сейчас мы посмотрим квартиру, потом заедем домой.

Таня обречённо кладёт трубку и набирает номер сына. Последнее время, когда её захлёстывают тревоги или одолевают сомнения, ей неудержимо хочется поговорить со Стасом.

— Извини, не могу сейчас разговаривать, — слышит она в ответ.

— А где ты? Когда будешь?

— В университете. Буду ближе к вечеру.

— Ты же ещё не спал! — запричитала было Татьяна, но в трубке уже раздались короткие гудки.

…Таня потерянно бродит по квартире. Никакие здравые мысли и тем более хитроумные планы в её голову не приходят. «Блуждаю, как озабоченный Гамлет в потёмках замка Эльсинора. Мстить или не мстить? Дожила! Тупая хранительница очага!» — Эта мысль взрывает мозг. Волна злости вперемежку с отчаянием захлёстывает так, аж в глазах становится темно. К чёрту этот замок! К чёрту потёмки!

Она бросилась к шкафу. Распахнула его и, немного подумав, вытащила платье, достала туфли. Поспешно привычными мазками наложила макияж. Приталенный, с узкой юбкой платье-костюм цвета спелой сливы… Туфли тона платья на высокой шпильке… Лёгкий шарфик цвета точь-в-точь, как волосы… И — куда глаза глядят! На волю!

…По центральной улице города уверенной походкой шла женщина средних лет — элегантно одетая, с хорошей фигурой, стройными ногами, великолепной осанкой! Она иногда ловила на себе заинтересованные, даже восхищённые взгляды прохожих и впервые в жизни была благодарна им за это внимание.

В её памяти вдруг всплыл эпизод из далёкой-далёкой юности: студенческий показ в театральном институте. Она успешно сыграла свою роль. Сияющая от счастья, ещё в гриме она выбегает в зал и оказывается в окружении студентов. Её поздравляют, обнимают. В разгар этой феерии успеха перед ней предстаёт преподаватель по актерскому мастерству и насмешливо замечает: «Рано! Рано, Аверина, вышла за милостыней к зрителю!»

Что ж, тогда вышла рано, а вот теперь в самый раз! Любопытные взгляды прохожих она воспринимает сейчас, как аплодисменты, как крики «браво!» из зрительного зала. Ведь с каждым годом их всё меньше, а зачастую их и вовсе нет. Сейчас, сегодня, ей эта милостыня так необходима!

Но не долго Таня пребывает в состоянии триумфа. Вскоре она чувствует, как туфли на высоких шпильках предательски впиваются в стопы, а ноги наливаются ощущением тяжести. Она замедляет шаг и, стараясь не хромать, ковыляет к остановке. Что ж, пятьдесят — есть пятьдесят, хоть и без чуть-чутки.

Возвращаться приходиться на троллейбусе. Вышла у сквера. Зачем-то купила пачку сигарет (опять же — вспомнила студенческую юность, когда, повинуясь моде, пыталась пристраститься к никотину). Села на скамейку, достала сигарету и… закурила. Два-три вдоха — и закружилась бедная головушка, да не как на Лёвиных качелях от любви, а как на адской карусели от тоски! Да закашлялась ещё. Фу, гадость! Сломала сигарету — и в урну её, туда же и пачку всю.

Подходит дворник, немолодой усач в брезентовом переднике. На голове — армейская фуражка без кокарды, в руках — метла.

— Обеденный перерыв? — спрашивает галантно этак.

— Какой там перерыв! Пенсионерка я, — она говорит тоном простолюдинки.

— Да ну! Это вы шутите, — понимающе улыбается усач и тут же, многозначительно подняв указательный палец, продолжает: — А-а-а!.. Я знаю, вы балерина! Да?

«Пенсионерка» качает головой.

— Нет? — удивляется дворник. — Они-то рано на пенсию идут, — и, не оставляя намерения блеснуть проницательностью, восклицает: — Тогда вы артистка! Они такие же как вы, — делает он неопределенный жест рукой, но опять не находит подтверждения. Заметно разочарованный, он продолжает говорить, мечтательно подняв глаза и опершись обеими руками о метлу:

— А знаете, я как-то был в театре… Там бархатные шторы, кресла. Всё золотом покрашено. Красиво! И люди все такие важные, нарядные… Мне так понравилось там, очень.

Таня встала и направилась по аллейке домой. Вдогонку ей донеслось:

— А вы всё-таки сходите в театр! Знаете, как там хорошо!..

4

Домой Татьяна возвратилась, не чуя ног. Единственный вывод, который она сделала, «вырвавшись из клетки», напоминал приговор: туфли на шпильках — это уже обувь на очень короткие дистанции. И впереди чудовищная старость, которая так некстати заявила о своём приближении именно сейчас, когда муж, не чуя земли под ногами, порхает на крыльях любви, а дети пребывают в переходных возрастах — каждый в своём.

А это ещё что? Она в недоумении прислонилась к стене. Лев скатал ковёр на полу и выдвинул пианино, из-за которого теперь торчал его бюст.

— И где тебя носило? — поинтересовался «бюст».

— Дышала свежим воздухом. — В голосе жены раздражение.

— Наверное, потому что в этой пыли, которую ты собрала за пианино, можно задохнуться! — наступал Лев.

— Да оставь ты уже в покое этот инструмент! — закричала Таня. — Что ты к нему привязался! То бьёшь его, то двигаешь! Чего тебе надо?

— Иди сюда! Иди, полюбуйся, — не утихал Лев.

— Да иди ты, куда подальше! — она в сердцах бросила на диван сумочку и вышла из комнаты.

Однако муж не унимался, и ей самой стало интересно, что же такое возмутительное он там обнаружил? На полу лежали: тонкая расчёска, читательский билет Стаса, какая-то квитанция, Варькина стартовая книжка по спортивным танцам — словом то, что могло нечаянно упасть за пианино в течение полугода. Конечно же, и пыль. Но отнюдь не критично.

«Ах, ты зануда грешный! Решил меня носом ткнуть. А мне только и дел было последние месяцы, как мебель двигать», — подумала она, но сделала над собой усилие, чтобы не сказать этого вслух и тем самым не ставить себя в положение жертвы, оправдываясь.

Вместо этого она как можно спокойней сказала:

— Лев, прежде тебя утомляла музейная чистота в нашей квартире (именно так ты её называл). На этот раз я решила тебя порадовать и оставила такой «оазис» специально для тебя.

— Как я счастлив, что случайно туда проник! — прорычал Лев и отправился за пылесосом.

Когда она вошла в гостиную в следующий раз, он уже двигал диван.

— Ты обедать будешь? — спросила Таня, не обращая внимания на хозяйственный пыл мужа.

— Если ты заметила, мне некогда, — как можно ехиднее ответил он.

— Передохни, драгоценный. А то пупок развяжется. И не забудь про свой радикулит, — с не менее ехидной улыбочкой «позаботилась» жена и строго добавила: — Через пять минут жду на кухне.

Пришли Варвара с Юриком.

— Мы за вещами, — торжественно объявила дочь.

Лев в это время находился на кухне и хорошо слышал разговор. Таня даже обеспокоилась: не сцепился бы он сейчас с Варькой.

— Ребята, вы вовремя! — воскликнула она бодрым голосом. — Папа как раз обедает. Присоединяйтесь.

За столом Лев вначале угрюмо молчал, затем задал свой сакраментальный вопрос:

— И на какие средства вы собираетесь жить? В том числе и снимать квартиру.

— Ну, во-первых, Юра работает поваром. — Варвара приняла независимую позу, закинув руку на спинку диванчика. — У него смены через неделю. Одну неделю он уже отработал и получил за неё зарплату. Но мы эти деньги потратили. — Варька вздернула подбородок. — В понедельник он опять выходит в смену и опять заработает.

— Пардон, а на что же вы потратили деньги, заработанные за неделю? — наигранно дружелюбно спросил Лев и многозначительно посмотрел на мать.

— Ну, сходили в клуб, в караоке. И потом Юрчик приготовил обалденные кальмары в соусе, вкусно было! Правда, мама?

— Да-да… Очень вкусно! — поспешила согласиться мама.

— Понятно, — кивнул отец. — А позвольте поинтересоваться: на какие деньги вы сейчас снимаете квартиру?

— Во-первых, бабушка дала. Но нам этого, конечно, не хватило, поэтому мы хотели у вас занять. — Варвара излучала невозмутимость. — А во-вторых, вы же, наверное, поможете мне, пока я учусь?

— Во-первых, занимают, когда есть возможность отдавать, — сказал Лев с издёвкой. — А во-вторых, я буду выдавать тебе ежемесячно сто евро. На большее не рассчитывай.

Варвара испуганно посмотрела на мать. Таня молча вышла из кухни.

В сущности, она согласилась бы ещё с тем, как рассматривает ситуацию Лев. Но форму, в которой он это делает, и тон она принять не может ни в коем случае. А что такое сто евро? Смешно! Да и Варька хороша. Ну нельзя же быть такой прямолинейной, категоричной. Себе только хуже делает!

Так и есть. Варвара выбежала вслед за мамой и разревелась.

— Он ведь нас с Юриком почти что выгнал из квартиры, — всхлипнула дочь, — да ещё почти что без денег оставляет. Теперь смотрит на меня как на амёбу!

— Варя, хватит прибедняться! — Татьяна нахмурилась и села на стул. — Сто евро — тоже деньги: почти две минимальные потребительские корзины. А уж коль скоро вы доросли до сожительства, значит, и обеспечивать себя должны сами. Здесь я не могу не согласиться с отцом.

— Ах, вот как?! — Варвара провела по лицу рукой, вытирая слёзы, размазала тушь и, проникновенно глядя в самые зрачки, сказала: — Мама, ну что же мне теперь делать? — Дочь выглядела абсолютно беззащитной, растерянной. И мама, конечно же, сдалась:

— Вы уже уплатили задаток?

— Да.

— Я дам тебе денег. Только папе не говори. Пока не говори…

Варька подскочила к матери и, присев рядом на корточки, уткнулась носом в её подол.

Вздохнув, Таня погладила дочь по волосам и спросила:

— Варя, ты не забыла, что завтра — 1 сентября? Твой первый день в университете.

— Да, мамочка, я помню.

Затем Варвара поспешно затолкала в чемодан необходимые вещи, вызвала такси, чмокнула на прощанье родителей, захватила набитую снедью сумку и вполне довольная укатила с возлюбленным в новую и, как ей казалось, самостоятельную жизнь.

Угрюмый Лев к тому времени водрузил на прежнее место диван и теперь, пыхтя, двигал холодильник. В это время пришел Стас. Он удивленно посмотрел на отца:

— Что — перестановка?

— Нет, сынок. Уборка! — демонстративно тряхнул шваброй папа.

— Нужна будет помощь — скажи, — бросил на ходу Стас.

— Спасибо. Я ещё и сам справляюсь! — ответил отец и взялся за швабру, чтобы протереть пол.

Когда Стас вышел из душа, подсушивая полотенцем волосы, холодильник уже стоял на месте, а на столе ждал ужин. Как всегда после долгих отлучек из дома, сын поглощал всё, что мать ставила перед ним. Таня же в эти счастливые минуты радовалась, что может наконец ли-цезреть и кормить своё ненаглядное чадо.

По ходу насыщения Стас становился более разговорчивым.

— Сейчас залягу спать, — сообщил он. — Завтра рано вставать. Первое сентября — сумасшедший день. К тому же завтра вечером с преподавателями едем на университетскую турбазу, чтоб на следующий день встретить там первокурсников — их на выходные привезут.

— То есть, завтра вечером ты отмечаешь первое сентября на турбазе. Так? — догадалась Татьяна.

— Не без этого, — кивнул он.

— Главное — без фанатизма, выражаясь твоим языком. Ладно? — она обеспокоенно посмотрела на сына. Её и впрямь тревожило, что Стас в последнее время частенько стал «употреблять».

— А что, есть проблемы с этим? — неожиданно подключился Лев.

— Да нет… — замялась она.

Стас, оставив без реакции родительские волнения, выкладывал последние новости:

— Преподаватель с нашей кафедры, Пряхин, уезжает по контракту в Ирландию, пока на год. Оставляет мне ключи от его квартиры с собакой. Что очень кстати! Поживу у него.

Таня всплеснула руками:

— Тебе жить негде, что ли?!

— Пусть живет самостоятельно! Пусть набирается ума, которого до сих пор не нажил. Нечего держаться за маменькину юбку, — вставил своё веское слово Лев и тем самым окончательно выбил жену из колеи. Она прислонилась лбом к панели холодильника — хотя бы так остудить поток её разгоряченных мыслей, готовых вырваться наружу.

Стас тоже предпочёл не замечать колкости отца. Он, как ни в чём не бывало, продолжал:

— Ещё Пряхин срочно продает продуктовую лавку на очень выгодных условиях. Деньги за оставшийся товар отдавать ему по мере реализации. В середине недели он уезжает в Москву за визой и с прочей бумажной волокитой. Сразу оттуда — за кордон. Если до понедельника я не определюсь, значит, не успею. — Стас посмотрел на отца. — Папа, ты займешь мне денег?

— Нет, — отрезал отец, ни секунды не колеблясь. — У тебя есть прекрасная возможность доказать, что ты мужик. Са-мо-сто-я-тель-ный! — произнёс он по слогам так, будто каждым слогом хлестал сына по щекам.

Стас даже слегка покраснел, но сказал легко, без тени обиды:

— ОК! Извини. Я что-нибудь придумаю. Считай, что я тебя ни о чём не просил.

Он допил молоко и отправился спать.

Татьяна вошла в комнату сына и присела рядом с ним на краешек кровати.

— Стас, у меня, к сожалению, нет таких денег, которые тебе нужны, — начала она. — Но и у папы, я думаю, тоже нет тех, которые бывают обычно, поэтому он старается экономить. Я ещё не говорила с ним на эту тему, но скорее всего, так и есть.

— Мама, не думай об этом. Всё нормально!

— Но ты ведь не станешь брать в долг у бандитов, Стас?

— Конечно, нет.

Наверное, и мама, и сын вспомнили, как он в 18 лет открывал свой шоу-бизнес и сходу влетел в такой минус, что папе пришлось полгода выплачивать немалую сумму. Вот тогда Стас и хотел влезть в долг к бандитам, чтобы скрыть свою несостоятельность. Слава Богу, Татьяна почуяла неладное и успела вмешаться.

Сейчас Стас успокаивал её:

— Мама, я уже большой мальчик, поэтому возьму кредит.

— Высокие проценты?

— Это уже не важно.

— Стас, у меня есть убеждение, что у тебя всё получится.

— Спасибо, мамуль! Я тоже так думаю.

Позвонила Варвара. Она пребывала в полном восторге.

— Мамочка, мы уже устроились! Всё классно! Вся бытовушка работает: стиралка, холодильник, телек, микроволновка, — тараторила Варька. — Да, запиши номер домашнего телефона…

— Варенька, вы поужинали?

— Да, мамочка. Но ты столько нам всего положила, что мы и за два дня не съедим.

— Варенька, ты свои вещи на завтра приготовь с вечера.

— Хорошо…

— И позавтракай, как следует!

— Хорошо…

— Мы с папой завтра вечером заедем.

— Ой, мамочка, у нас гости будут.

— Уже?

— Ну, да. Ко мне придут девчонки из нашего класса начало студенческой жизни отмечать.

— Смотри, чтоб тебя опять чем-нибудь не напоили.

— Да ну!

— Будь умницей. Целую, солнышко!

— Целую, мамочка!

Утомлённый домашней работой Лев возлежал на диване с пультом от телевизора. Он только что посмотрел детектив и теперь, видимо, искал следующий.

— Ужинать будешь? — спросила Татьяна.

— Угу, — ответил муж и добавил: — Только давай здесь.

— Как хочешь. — Она выкатила передвижной столик и поставила его у дивана.

— Почему ты целый день не ешь? — Лев заметил, что стол опять накрыт только для него. — Ты меня игнорируешь или объявила голодовку?

— Ни то, ни другое. У меня свой режим.

— Ну-ну… — Лев открыл бар, плеснул в бокал виски. — Будешь? — Он поднял бокал.

— Нет.

— Побудь со мной.

Она села в кресло и выжидательно посмотрела на Льва. Её поражало, как он может так браво, даже высокомерно держаться. Он не испытывает ни раскаяния, ни неловкости. Чувствует себя хозяином положения! Вот и сейчас: сидит безучастно эдакий сам себе на уме. Будто бы и не просил только что её, Татьяну, посидеть с ним.

— «Он в черепе сотней губерний ворочал, людей носил миллиардов до полутора, он взвешивал мир в течение ночи…» — продекламировала Татьяна из Маяковского после затянувшейся паузы и затем насмешливо спросила:

— Эй, Варламов, похоже, ты и впрямь задумался о судьбах мира?

— И ты не далека от истины, — оживился Лев. — Мы и в самом деле живем как-то не так. Надо жить по-другому — в кайф, в удовольствие! Хочется любить — люби! Хочется веселиться — развлекайся! Нужен драйв — получай его! Ты понимаешь, о чем я?

— Конечно! — Татьяна тоже изобразила воодушевление. — Это примерно, как ты — нынешним летом. Да?

— Отчасти — да! — Лев ничуть не смутился.

— Ну, ты-то мог себе это позволить. А у меня кое-какие проблемы случились в семье. К сожалению, надо было справляться с ними, — развела руками жена и, доверчиво глядя на мужа, неожиданно спросила: — А ты колоться не пробовал?

— То есть?.. — не понял он.

— Ну, наркотики употреблять. Говорят, такой кайф!

— Хм! — задумался Лев. — Это уж, конечно, слишком.

— Почему? Кому-то — слишком, а кому-то в самый раз. Может, понравилось бы! — продолжала наступать она.

— Вот знаешь, — Лев проникновенно посмотрел на жену, — я танцевал всю ночь напролет, до самого утра! Практически, через день.

— В кабаке, что ли?

— Да. Я в жизни своей столько не плясал. И в этом тоже был кураж, драйв!

— Ах, Лев, — вздохнула Татьяна. — Я думала, ты летал, как орёл, а ты скакал, как стрекозёл. — Она встала и, направляясь к двери, добавила: — Что ж, коль лето красное ты проплясал, так теперь иди и пой! — И вышла из комнаты, хлопнув дверью.

5

Впервые за последние почти два десятка лет в семье Варламовых осень начиналась не с букетов для школьных учителей, не с ученических хлопот и фотографий на память, а с одиночества вдвоём. Стас, чмокнув маму, умчался в университет. Татьяна, помня о своём обещании «подстраховать» дочь, позвонила ей и поняла, что у Варьки сейчас полный цейтнот.

— Ой, мамочка, некогда — некогда! Всё, пока. Целую.

Лев безмятежно спал. Трогательно беззащитный и невинный, он подпирал щёку ладошкой, а лицо его выражало умиротворение и покой.

Таня, сидя на пуфике, разглядывала этого грешного ангелочка и не ощущала в себе ни злобы, ни обиды, а только грусть. Но грусть глубокую, острую, как нож, не вынутый из раны. И вдруг — такое же острое, внезапно нахлынувшее чувство одиночества, незнакомое, пугающее.

Лев открыл глаза:

— Гипнотизируешь?

— Нет. Замышляю убийство.

— Э-э! Ты так не шути!

— А почему ты решил, что я шучу?

Лев всунул ноги в тапочки и, нахмурившись, сказал:

— С добрым утром!

— С добрым! Дитя порока! — ответила она.

Вскоре из кухни потянулся запах кофе — Лев завтракал опять в одиночестве. Таня задремала. Проснулась она от того, что рядом на кровать завалился Лев.

— Может, погуляем? — предложил он.

— Давай, — вяло согласилась она.

Лев с воодушевлением принялся «чистить пёрышки». Похоже, что последние месяцы сам процесс подготовки к встрече с возлюбленной стал его маленькой страстью, с которой он предвкушал вожделенное свидание и уже от этого был счастлив! Наверное, и сейчас, подогреваемый приятными ассоциациями, он порхал по квартире, мылся, брился, тщательно чистился и гладился, мурлыча себе под нос легкомысленный мотивчик с двусмысленными слогосочетаниями: «Пара — па — барам, пара — па — бабам! Пара — па — барам, пара — па — бабам!»

«Ну, точно, из ума выжил, — молча косилась на него Татьяна. — Пятьдесят лет! А он „по барам, по бабам!“ Ох-хо-хо…»

Поскольку Лев заметно похудел, то и гардероб его слегка обновился, а кроме того — видоизменился: теперь в нем преобладали молодежные тенденции. Собираясь на прогулку с женой, он облачился в джинсики Levi’s, приталенную сорочку в синюю клетку и модную стального цвета ветровку. В тон ей кепка с известным брендом прикрывала заметно обозначившуюся проплешину.

Таня для пешей прогулки предпочла туфли на устойчивой платформе, а к ним — пончо и брюки, обтягивающие бедра.

Лев и Татьяна очень старались произвести друг на друга потрясающее впечатление: жена — тем, что она ещё достаточно молода и хороша, муж из последних сил преподносил себя удачливым сердцеедом в расцвете лет и сил.

Они шли не под ручку, не за ручку, а в полушаге друг от друга, занятые больше своими мыслями, чем общением. Лев виртуально парил высоко над тротуаром, над верхушками деревьев, крышами домов, демонстрируя вновь приобретённую, небрежно-раскованную походочку с лёгким повиливанием бедер. На его челе, как нимб, угадывалась надпись «Lucky man!» Счастливчик! Он даже не останавливал взгляд на встречных красотках, поскольку упивался исключительно собой. Но ещё больше ему хотелось, чтоб жена сполна оценила его в таком новом и неожиданном для неё образе.

Она и оценила. Через некоторое время насмешливо заметила:

— Прекрати вилять бедрами, как уличная девица. Ты что, походку у своей Биатричче перенял?

Лев хмыкнул, вжал голову в плечи, но промолчал.

В скверике Таня вспомнила дворника в армейской фуражке и сказала:

— Вчера мне дворник посоветовал в театр сходить. Как ты на это смотришь?

Лев с любопытством взглянул на жену.

— Дворник, говоришь? Тогда надо идти!

В этот же вечер они отправились на гастрольный спектакль заезжего театра. Давали «Мастера и Маргариту», овеянного ореолом мистики и популярного далеко не у всех режиссеров. Удивительно, что хоть и на галёрке, но билеты ещё оставались.

Учитывая короткую дистанцию — от автомобиля до зрительного зала, Татьяна позволила себе туфли на шпильках. Смирившись с местами «на задворках», платье она надела строгое и скромное. Лев предпочёл костюм и галстук.

…На сцене дефилировала, как на подиуме, Маргарита — высокая длинноногая девица с белыми волосами до пояса. Ежеминутно она проделывала со своими волосами замысловатые манипуляции: перекидывала их резким кивком через плечо на грудь, затем ещё одним хитрым кивком переправляла половину волос на спину. Потом она повторяла то же самое через другое плечо и так далее. Таня попробовала прикрыть глаза и слушать текст. Не тут-то было! Со сцены стенала Маргарита, пленяя несчастного зрителя своим гламурно-зековским произношением примерно так:

— Щто жь! Я-а, я-а, я щеньщина, я щена!.. — Понятно, что Маргариту никогда не учили актерскому мастерству и она понятия не имела о технике речи. А актриса?

Разумеется, при такой игре и творческих откровений режиссера не последовало: ни новаторства, ни находок, ни попыток поиска, ни даже приличного тиражирования накатанных схем. Зачем говорить, когда сказать нечего?

Таня повернулась к Льву:

— Пойдём отсюда!

Лев поднялся, и они, извиняясь, стали пробираться к выходу. Вслед за ними потянулись и другие зрители. Галёрка на глазах пустела.

Неудачный культпоход в театр на некоторое время вогнал Таню в депрессию. Ожидала хоть чего-то для души.

Ах, как бы она, Татьяна, сыграла Маргариту!

Однако она не могла себе позволить вселенскую хандру, потому что состояние противостояния супругов никто не отменял. Чем холоднее и отчужденнее на брачном ложе становилась жена, тем яростнее её желал Лев. После его очередной попытки артиллерийского наскока Таня недовольно заметила:

— Послушай, у тебя только что окончилось лето любви, а ощущение, что ты вернулся из колонии строгого режима.

Лев, не упуская завоеванной позиции у груди жены, промямлил:

— У нас было мало интима. Она боялась забеременеть. А презики она не любит.

Жена почувствовала, как её лицо бросило в жар.

— Старая шлюха боится забеременеть! Ха-ха-ха! — Таня нарушила своё правило не говорить плохо о женщинах в присутствии мужчин. — А ты уверен, что твоя Чио-Чио-Сан так же незаразна, как и неопытна?!

— Ну… Я перед отъездом… тестировался… — выдавил Лев.

— Да? — она встала с кровати и бросила убийственный взгляд на Льва. — Жаль, что не кастрировался!

6

Звякнул телефон Льва, равнодушно возвещая о новой СМС-ке. Таня дотянулась до тумбочки, с полузакрытыми глазами нащупала мобильник и окончательно проснулась. Не воспользоваться отсутствием мужа теперь оказалось выше её сил: она быстро схватила его телефон и прочитала под грифом «Яскевич»: «Небыла связи, была на хутари». Разъяренная супруга на секунду задумалась: предъявлять это ему, усилив комплекс вины, или прервать порочную связь не самым благородным способом? Поскольку особого чувства вины Лев не испытывает, то и комплексы, наверняка, его не беспокоят. Значит, остается второе. Жена спокойно удалила СМС. Затем она привела себя в порядок и вышла на кухню.

Лев, судя по всему, проснулся давно.

— Доброе утро, — безразличным тоном сказала Таня.

— Доброе, — буркнул он, склонившись над мойкой, в которой чистил сушилку для посуды. Стеклянные тарелки и чашки теперь сгрудились на обеденном столе, а Лев ожесточенно занимался явно не своим делом.

— Если ты хочешь довести эту несчастную сушилку до блеска, то у тебя ничего не получится, — еле сдерживаясь, сказала Татьяна. — Проще купить новую.

— Странно! — воскликнул Лев. — Почему же ты до сих пор этого не сделала? У тебя ведь достаточно и денег, и времени! Так в чём дело? Почему же мы заросли грязью?

— Ты хочешь сказать, что пока ты в поте лица занимаешься зарабатыванием денег, я баклуши бью и транжирю заработанное тобой? — опешила она. — И мы заросли грязью? Какое нелепое и мерзкое враньё!

— Оставь! — скривился Лев. — Вот когда я приходил к Людмиле, я отдыхал! Там действительно комфорт, уют! Там рай!

— Нет… Ты не кобель… — прошипела жена. — Ты — сука! И место твоё — у мойки!

Она резко смахнула со стола посуду. Тарелки, чашки со звоном стукались о стену, плиту, падали на пол, превращаясь в груду осколков. Не глянув на мужа, Татьяна выскочила из кухни.

Лев потерял дар речи. Когда пришёл в себя, заорал ей вслед:

— Дура!!!

Чтобы успокоиться, она положила под язык валидол. Чтобы отвлечься, включила телевизор, остановилась на концерте какого-то пианиста, который играл Ф. Листа, «Размышление». Благозвучная, исполненная умиротворения музыка уводила из мира повседневной рутины, пошлости. Мелодичные арпеджио обволакивали своей сладостной паутиной. Таня плюхнулась на диван и уткнулась лбом в подушку.

Она понимала, что её игры хватило не надолго, что она стала срываться и тем самым загонять себя в ослабленное положение. Встряска, конечно, периодически нужна этому сукиному сыну, но зачем посуду разбила?!

Под раздумчивую мелодию Листа из кухни доносился звон осколков, которые Лев сгребал веником в совок, а затем с грохотом сваливал в мусорный бак.

Татьяна лихорадочно вырабатывала тактику поведения: «Всё! Решено: больше не расслабляться. Взять себя в руки. Ещё посмотрим кто кого! Не ты меня кинешь, а я тебя! Но вначале верну. Я тебе покажу рай, паршивый, выживший из ума кобель! Я буду играть с тобой! Играть! Я устрою тебе ад!» — Таня жаждала мести немедленно, не успев остыть. Во-первых, надо с достоинством выйти из ситуации на кухне. Для этого придется пустить в ход всё женское оружие — слёзы, упрёки, эмоции, любовь. Это истерика! Только надо придумать, что говорить. Это важно. Да, сейчас ему нужен стресс! Муженёк должен получить то, чего не ожидает. Он получит!

Пианист тем временем перешёл к следующему произведению Листа. Звучала «Венгерская рапсодия». Бравурные аккорды разносились по комнате, создавая напряжённость под стать тяжёлым мыслям Тани. «Нет, это уже чересчур. Надо выключить телевизор», — успела подумать она. Но тут вошёл Лев.

Жена срочно пустила слезу.

— Ты в своём уме? — Он вплотную подошел к дивану.

Она, утирая слезы, распахнула глаза и сказала чуть слышно, с лёгкой хрипотцой:

— Что ты творишь, Лео?! — В этот момент из телевизора донеслись кокетливые триоли в верхних октавах рапсодии: тьям-пам, тара-ра, тьям-пам. Подавив в себе досаду от неуместного сопровождения, Татьяна продолжала: — Ведь ты понимаешь, что я не заслужила тех упрёков, которые ты предъявляешь, но тебе важно, чтобы я их глотала. А меня уже тошнит! Тошнит! — слёзы хлынули из её глаз с новой силой, а сама она перешла на крик: — Пока ты, очертя голову, кобелировал в Болдерайе, я утрясала проблемы детей и справлялась с собственными, которые подбрасывал мне ты! Ты даже не утруждал себя, чтобы скрыть свои половые увлечения на стороне! Ты вёл себя так же нагло, как и сейчас! Но я больше не стану этого терпеть! Всё! Я больше не могу! Не могу — не могу — не могу! — всхлипывала жена, упиваясь своей игрой. Она в душе аплодировала себе — как она точна и органична в своей истерике, как изящны и трогательны её придыхания и стоны, как убедительны эти переходы от вскриков к шёпоту, как красноречивы паузы! Её растрепавшиеся волосы прилипли к мокрым щекам, взгляд то воспламенялся, то потухал. Лев был обескуражен. А искрометная рапсодия в телевизоре чаровала своим многообразием ярких красок. Чёрт бы её побрал! — Я не могу больше мириться с тем, что позволяешь себе ты! — продолжала монолог Татьяна. — Пусть ты выбросил из своего сердца меня, но ты разогнал из дома наших детей, и этого я тебе уже не прощу. — Свою угрозу она произнесла шёпотом. А дальше… Дальше Танюша потеряла контроль над собой, едва речь коснулась детей. Незаметно для себя она вышла из образа, вышла из игры, и её понесло! — Ты, похотливый сукин сын, ради своей старой жирной шлюхи разрушил то, что мы создавали всю жизнь, а сам превратился в тощего придурка с пустыми глазами. Твоей жизненной ценностью стал культ удовольствий! Кайф! Драйв! — Она расхохоталась. — Да посмотри на себя, плешивый пёс! Ты смешон! Смешон… И жалок… — прошептала она. А рапсодия тем временем подошла к финалу. Фееричная кода фонтанировала букетами виртуозных аккордов от басов до верхних регистров. И Татьяна окончательно сорвалась. Она заорала не своим голосом так громко, что муж вздрогнул. — Выключи телевизор!!! К чёртовой матери!!!

Лев вытаращил глаза и ответил двумя увесистыми оплеухами с абсурдным объяснением:

— Истерики гасятся так!

На мгновение у неё потемнело в глазах. Пока он искал пульт и выключал телевизор, благоверная схватила гитару, которая стояла в углу за диваном, и стукнула ею Льва по голове. Разъярённый Лев кинулся к своей супруге. Повалив её на диван, стал душить. Жена испугалась не на шутку. Она чувствовала, как пальцы Льва сжимаются на её горле, видела его побелевшую физиономию с покрасневшими глазами. Инстинкт самосохранения придал ей сил и помог свалить мужа на бок. Что было мочи жена пнула пяткой в уязвимое мужское место. Его руки естественным образом отпустили её шею, и супруга, выскользнув из комнаты, закрылась в ванной.

«Скотина! — мысленно негодовала она, прикладывая к лицу мокрое полотенце. — Завёл любовницу, разогнал детей, оскорбил её, побил и чуть не задушил! Убить его теперь, что ли? — Она посмотрела в зеркало на свои пылающие щёки и тут же отвернулась. — Да и сама дура! Доигралась!»

У Татьяны созрел коварный план. Она вышла из ванной. В квартире — ни шагов, ни звуков — тихо. Бесшумно заглянула в комнату. Лев лежал в спальне поверх одеяла с прикрытыми глазами. Спал он или нет — не так важно. Хотя, лучше бы спал.

Из кладовки она вынесла железный чемоданчик с инструментами — плоскогубцами, отвёртками, молотками и прочей утварью. С некоторым усилием подняла перед собой тяжелое орудие мести и тихонько вошла в спальню. Она склонилась над мужем и занесла над ним своё орудие. Инструменты в ящике загремели, но Лев не реагировал — он спал. Тогда жена встряхнула чемоданчик сильнее. Грохот железных инструментов всё-таки заставил Льва открыть глаза. Увидев занесенный над собой тяжёлый предмет, молниеносно выставил вперед руки и соскочил с кровати.

— Т-ты совсем охренела? — пробормотал он. Осторожно взял из рук жены чемоданчик, будто бы в нем лежала бомба, поставил его на пол. Затем усадил её на кровать и внимательно посмотрел, как на тяжелобольную. Она сначала не сопротивлялась, но потом встала и, безучастно глядя, сказала:

— Ещё раз поднимешь на меня руку — убью спящего. Могла бы и сейчас. Не получилось.

На всякий случай она вернулась в своё укрытие — в ванную. Если ей удалось хоть чуть-чуть испугать Льва, она сможет почувствовать себя частично отомщённой. А играть с ним она больше не станет. Не удостоит! Не будет бисер метать перед таким муженьком и тем более — завоёвывать его. Ей действительно сейчас было легче ударить негодника. Убивать бы, конечно, не стала. Так, попугала. Но с какой радостью она заметила испуг, сверкнувший в его глазах!

Лев постучал в дверь ванной.

— Может, откроешь? — спросил он.

Таня повернула ручку. Он открыл дверь.

— Что-то я за тебя боюсь. Невменяемая ты какая-то… — Он вошёл. — Ещё себя огреешь, коль меня не получилось.

Татьяна сощурила глаза:

— В отличие от тебя, я не дура! — Она окинула мужа презрительным взглядом и вышла.

— Угу… — кивнул Лев. — Они жили долго и счастливо и свихнулись в один день!

7

Моросил дождь. Без зонта, в легкой курточке Таня чувствовала себя очень неуютно. По-осеннему прохладные струйки стекали с волос на лицо, забирались под воротник. Уныние завладело ею полностью, без остатка, не оставив просвета ни для радости, ни для оптимизма, ни даже для капельки надежды. Её состояние походило на то, как бегущий долго человек, исчерпав и «второе дыхание», и «третье», резко останавливается не в силах сделать больше ни шагу: всё, выдохся! Ресурсы исчерпаны!

Она выскользнула из дома незаметно, стараясь не хлопать громко дверью, не привлекать внимание Льва. Уже в подъезде вспомнила, что забыла взять зонт и мобильник.