«Песня о Родине»
В 1936 году для фильма «Цирк» режиссёра Григория Александрова поэтом Василием Лебедевым-Кумачом и композитором Исааком Дунаевским была создана «Песня о Родине». Над песней Лебедев-Кумач и Дунаевский работали полгода. Не отходя от стола и рояля, не зная ни покоя, ни отдыха, в течение шести месяцев они непрерывно работали над трудно слагающейся песней. Ведь надо было спрессовать на одной страничке огромное содержание, а музыка должна была звучать и торжественно и проникновенно.
Ни музыка, ни текст не удовлетворяли творцов; они не могли остановиться на одном каком-нибудь варианте слов, на одной мелодии. Варианты отвергались целиком, и песня писалась каждый раз заново. За полгода было написано тридцать пять вариантов. И лишь тридцать шестой вариант удался! С первых дней демонстрации фильма «Цирк» «Песня о Родине» запелась повсеместно. Она стала событием в духовной жизни народа, его словами, музыкой его сердца. Величаво-торжественный гимнический склад «Песни о Родине» покоряет сочетанием мужественности и искренности лирического чувства. В ней звучит гордость человека за свою землю.
Особенностью строения куплетов является то, что в начале звучит мажорный хоровой припев. Сольный запев, соответственно, оказывается в середине. Запев начинается в миноре, но энергичным функционально мажорным (доминантовым) октавным ходом. Октавные шаги и в начале припева, и в конце запева являются важным звеном интонационной драматургии и во всём совпадают со смыслом текста.
Интервал октавы, словно ярким лучом, высвечивает радостный, восторженный характер музыкально-поэтической мысли, зримо усиливая в «Песне о Родине» ощущение света и простора.
Припев
Наши нивы глазом не обшаришь,
Не упомнишь наших городов,
Наше слово гордое — товарищ —
Нам дороже всех красивых слов.
С этим словом мы повсюду дома.
Нет для нас ни черных, ни цветных.
Это слово каждому знакомо,
С ним везде находим мы родных.
Припев
Над страной весенний ветер веет.
С каждым днем все радостнее жить,
И никто на свете не умеет
Лучше нас смеяться и любить.
Но сурово брови мы насупим,
Если враг захочет нас сломать,
Как невесту, Родину мы любим,
Бережем, как ласковую мать.
Припев
«Солнце всходит и заходит»
Не одну тысячу лет насчитывает история нашей Родины. В каждой эпохе мы найдём свои радостные и светлые стороны, свои победные свершения. Но в жизни каждого поколения, как и в жизни практически каждого смертного, есть лихолетья, есть невзгоды и страдания. Радость и печаль, любовь и ненависть, свобода и неволя крепко-накрепко сплетены в судьбе человеческой. Поэтому очевидно, что любовь к родному краю делает тяжесть тюремных цепей, тоску жизни в неволе ещё сильней, ещё невыносимей. Но и обойти тему тюремной жизни, тему песен тюремных нельзя — сума да тюрьма, острог и каторга, ГУЛАГ и застенок всегда были где-то рядом; зарекаться от них не приходилось.
Тем удивительней глубина и красота некоторых тюремных песен. Вот что пишет в книжке своих рассказов, изданной в 1918 году писатель Степан Скиталец: «Лет пятнадцать тому назад мне пришлось быть летом в глубине самарских степей. Был великолепный летний закат, медленно угасающий, торжественно-грустный, с такой ясной, чуткой тишиной прозрачного, сумеречного воздуха, что издалека был слышен каждый звук.
И на фоне этого уходящего заката и этой тишины где-то далеко во мгле степного вечера звучала и дрожала в воздухе протяжная, грустная песня! И голос, и томительно-нежный, мучительно-грустный напев удивительно гармонировали с настроением угасающего заката и чуткой тишиной степного вечера. Это пела рабочая артель. Прелестный мотив песни до того поразил меня, что я пошёл к ним, познакомился и выучил песню. Долго потом она меня преследовала. В городе я напевал её всем своим знакомым, и все восхищались новой песней. Вскоре мне пришлось быть у Максима Горького, который, услышав от меня эту песню, тоже долго носился с ней и, наконец, решил включить её в пьесу «На дне», которую он тогда писал… И вот вместе с новой пьесой зазвучала по всей России моя песня, случайно подслушанная мной в самарской степи. Старинная, забытая песня ожила, воскресла и вот живёт теперь новой, второй жизнью… Песня начиналась словами: «Солнце всходит и заходит».
Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей темно.
Дни и ночи часовые
Стерегут моё окно.
Как хотите стерегите,
Я и так не убегу.
Хоть мне хочется на волю,
Цепь порвать я не могу.
Не гулять мне, как бывало,
По широким по полям.
Моя молодость пропала
По острогам и тюрьмам.
Солнца луч уж не заглянет,
Птиц не слышны голоса.
Моё сердце тихо вянет,
Не глядят уже глаза.
Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей темно.
Дни и ночи часовые
Стерегут моё окно.
«Полюшко»
Известный американский дирижёр Леопольд Стоковский назвал это произведение Льва Константиновича Книппера лучшей песней XX века. Начальные слова песни «Полюшко» принадлежат самому композитору (он родился в 1898 году), остальные написал поэт Виктор Михайлович Гусев (1909—1944). Первоначально песня являлась хоровым фрагментом 4-й симфонии Льва Константиновича, которую композитор назвал «Поэмой о бойце-комсомольце». Отдельно от симфонии «Полюшко» впервые прозву-чало в исполнении камерной певицы Валентины Духовской. Песня полу-чила широкое распространение и в нашей стране, и за рубежом. В 1937 году Краснознамённый ансамбль песни и пляски привёз «Полюшко» в Париж. Песня произвела громадное впечатление. Писатель Леонид Любимов, много лет живший во Франции, в своей книге «На чужбине» пишет: «Весь зал всколыхнуло. А мы, русские, так прямо плакали. А теперь, как соберёмся вместе, напеваем „Полюшко“. Ведь вся Россия в этой песне, старая и новая, вся русская слава…»
А в 1945 году украинский поэт Павло Воронько рассказал, как в Лондоне на Первой всемирной конференции молодёжи тысячи делегатов из разных стран дружно запели «Полюшко»:
Полюшко запели в Альберт-холле,
Вот она, народов мира связь.
Разлеглось средь зала наше поле,
Копнами пшеницы колосясь…
Чтобы нам под ярким солнцем мира,
Навсегда поверив тишине,
Дружно жить, встречаясь на турнирах,
На турнирах, а не на войне!
«Синий платочек»
Осенью 1939 года, спасаясь от фашистской оккупации, из Польши приехала в Россию знаменитая польская джазовая группа, одним из руководителей которой был «король польского танго», автор прославившегося во всей Европе «Утомлённого солнца» Ежи Петербургский. В апреле 1940 года, во время га-стролей польского джаза в Москве, поэт Яков Галицкий предложил композитору Ежи Петербургскому свои стихи, начинавшиеся словами: «Синенький скромный платочек падал о опущенных плеч…» Стихи понравились, и вечером следующего дня состоялась премьера новой песни Галицкого и Петербургского «Синий платочек». Москва буквально заболела «Синим платочком», его пела даже Лидия Русланова. Вскоре появилась пластинка с записью песни в исполнении Екатерины Юровской.
Началась Великая Отечественная война. Запели совсем другие песни — бое-вые, маршевые. Но как это ни удивительно, не забыли солдаты на войне и про-стой, незатейливый вальс «Синий платочек». Стали складываться военные вари-анты песни, в них были сточки, созданные самим народом, никакого отношения не имеющие к тому, о чём писал Галицкий:
«Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война».
Знаменитая певица той эпохи, Клавдия Шульженко, по её собственным сло-вам, услышала «Синий платочек» ещё на концертах польской джазовой группы, но в свой репертуар не включила… «Синий платочек» — лёгкий, мелодичный вальс, очень простой и сразу запоминающийся, но текст не интересный, рядовой, банальный.
В первые дни войны Шульженко вместе с джаз-ансамблем выехала на Волжский фронт. Зимой 1942 года она выступала в частях, охраняющих леген-дарную Дорогу жизни, что была проложена через Ладожское озеро и связывала блокадный Ленинград с Большой землёй. После одного из концертов к певице подошёл лейтенант Михаил Максимов и предложил стихи, сочинённые им на ме-лодию «Синего платочка». Стихи очень понравились Клавдии Шульженко. Лей-тенант Максимов написал, по существу, новый текст и сумел в нём выразить то, что волновало слушателей 1942 года и продолжает волновать до сих пор. Текст воспринимался как точная фотография чувств и настроений солдата тех далёких военных лет. Песня сделалась своего рода визитной карточкой Клавдии Шуль-женко. Она пела её так задушевно, так проникновенно, словно делилась с друзь-ями сокровенным. Но голос певицы неожиданно обретал новую силу на словах: «Строчит пулемётчик за синий платочек, что был на плечах дорогих…»
В том же 1942 году на экраны страны вышел фильм «Концерт фронту» и в нём Шульженко спела «Синий платочек». Мгновенно разошёлся маленький тираж патефонных пластинок с фонограммой шульженковского «Синего платочка» из фильма, а в 1943 году певица сделала в Московском Доме звукозаписи настоящую студийную запись песни; все пластинки отправили на фронт и там, в солдатских землянках, песня проигрывалась по многу раз, её слова переписывались. Песня обрела поистине всенародную популярность и стала одной из самых любимых песен военных лет.
Синенький скромный платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты говорила, что не забудешь
Ласковых, радостных встреч.
Порой ночной
Мы распрощались с тобой…
Нет прежних ночек.
Где ты платочек,
Милый, желанный, родной?
Помню, как в памятный вечер
Падал платочек твой с плеч,
Как провожала и обещала
Синий платочек сберечь.
И пусть со мной
Нет сегодня любимой, родной, —
Знаю: с любовью
Ты к изголовью
Прячешь платок дорогой.
Письма твои получая,
Слышу я голос родной.
И между строчек синий платочек
Снова встает предо мной.
И часто в бой
Провожает меня облик твой,
Чувствую: рядом
С любящим взглядом
Ты постоянно со мной.
Сколько заветных платочков
Носим в шинелях с собой!
Нежные речи, девичьи плечи
Помним в страде боевой.
За них, родных,
Желанных, любимых таких,
Строчит пулеметчик
За синий платочек,
Что был на плечах дорогих!
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.