Бесплатный фрагмент - Пашкины истории

Буква «Ы»

— Так, ребята, мы всё ближе подходим к завершению написания нашего алфавита, — сказала учительница Елена Павловна, — сегодня мы пропишем последние шесть букв. Откройте ваши прописи на закладке, возьмите ручки и приготовьтесь. Я жду…

Учительница, как всегда громко и неспешно говорила первоклашкам, что им делать, снова и снова повторяя одни и те же указания. Детишки, привыкшие уже к требованиям своей учительницы, послушно зашуршали прописями.

У Пашки опять закладка прописи выпала внутри ранца, и он, увидев отсутствие лиловой полосочки картона, испещрённого точечками и загогулинами от своей ручки, среди которых угадывались черты птиц и самолётов, принялся нервно перелистывать исписанные его рукой странички. Первоклассник то и дело поглядывал на учительницу, ведь знал, что она опять начнёт его журить за отсутствие закладки. Все ребята уже открыли нужную страницу прописей, а Пашка всё возился, пытаясь подглядеть у соседки Машки, где нужное место. А эта вредина назло прятала от него пропись и закрывала рукой, как всегда, когда не давала списать.

— У-у, вредина! — процедил сквозь зубы Пашка, продолжая шуршать прописью.

Все ребята уже сидели ровно, а в правых, поставленных на локоть на парту руках, были авторучки. Лишь Пашка возился, никак не сумев вовремя найти нужную страничку, где только вчера выводил несколько коряво «Щука», «Щека», «Щи». Он уже чувствовал на себе недовольные взгляды своих одноклассников.

— Ага, Сидоров, — обвинительно сказала учительница, — опять ты всех задерживаешь. Снова закладку из прописи потерял? А почему?

Пашка поднял виноватые глаза, пытаясь что-то сказать в своё оправдание с места, но тут же вспомнил, что говорить в классе можно только встав из-за парты и только после разрешения учительницы, когда попросишь об этом поднятой рукой. Он опустил взгляд и продолжил спешно перелистывать страницы, которые, о ужас, даже надрывались от резких его движений.

— Как вы думаете, ребята, — продолжала Елена Павловна, — почему у Паши всегда сбегает его закладка? Кто скажет?

Руку первой подняла командир октябрятского отряда Пашкиного класса Катя. Она была отличницей с примерным почерком. Пашке всегда нравилось, как она аккуратно писала мелом на доске, а ещё больше нравилась её русая толстая коса с розовым бантом на конце. Катя была высокой и красивой девочкой с ямочками на щеках, но очень строгой, поэтому-то её и выбрали старшей. Пашка уже знал, о чём станет говорить Катя.

— Скажи, Гринёва, — разрешила учительница.

Катя встала со своего места в проход, поправила юбку и, не оборачиваясь к парте Паши, глядя на учительницу громко сказала:

— Сидоров свою пропись кладёт в свой ранец не корешком вниз, а, как получится, вот закладка и выпадает. Сколько раз ему можно говорить, как надо делать? А он всё время делает неправильно и задерживает всех.

— Верно, Гринёва, садись, молодец, — похвалила Катю учительница, а затем обратилась к классу, одновременно подходя к Пашке, — сегодня после уроков очередное собрание класса, придётся обсудить и этот вопрос о поведении Сидорова.

Учительница сама открыла нужную страницу прописей Паши и прихлопнула ладонью.

— Внимание на доску, — Елена Павловна отошла к доске и взяла мел, — новая буква «разделительный твёрдый знак». Начинаем, как прописную букву «че», и вместо хвостика делаем петельку, как в букве «вэ» но только обязательно меньше размером, вот так, ну, и хвостик для соединения со следующей буквой.

Весь класс следил за мелом учительницы и по её команде приступил к выписыванию новой буквы. Елена Павловна ходила по рядам и смотрела, как дети пишут. Иногда поправляла кого-то, делая тихие замечания. Пашка старался сильнее прежнего, ведь его станут снова разбирать на собрании класса.

После пояснения, что твёрдый знак только прописной, ведь ни одно слово не начинается с этой буквы, учительница дала лишь один пример, слово «объезд».

— Теперь следующая буква «ы», — сказала учительница, — это сложная буква…

Елена Павловна подробно с использованием знакомых ребятам значков объяснила, как выписывать эту букву. Когда же учительница начала было переходить к следующей букве «мягкий знак», у Пашки возникло недоумение:

«А где заглавная буква Ы?»

И он решительно поднял руку и поставил локоть на парту. Учительница заметила руку Пашки, но не подала вида. Пашка потянул руку выше, привлекая внимание Елены Павловны. Учительница поняла, что этот мальчишка снова примется её мучать ненужными вопросами, уж больно он нетривиально мыслил. Учительница была в возрасте и сразу определяла смышлёных детишек, выделяя их среди других. Однако школьная программа не позволяла ей уделять много времени таким ребятам, тем более с неё требовалось заложить во всех детей навыки письма и умения выполнять указания старших. И она сдалась, увидев, как Паша рвётся к потолку, тряся нетерпеливо рукой, потому что догадывалась, о чём станет спрашивать этот, в общем-то, умный мальчишка.

— Что Сидоров?

— Елена Павловна, — встал, как положено Пашка с места, — а почему мы не учимся писать заглавную букву «ы»?

— Сидоров, — досадливо ответила учительница, — опять ты за своё! Ну, хорошо, доказал ты нам со своим йодом, что с «и-краткой» есть слова и что нужна заглавная буква, молодец, но с буквы «ы» какие ты назовёшь слова в русском языке?

По классу прокатился лёгкий смех, а Пашка задумался и растерялся, ведь и вправду не мог придумать слово на букву «ы». Однако голове у мальчишки крутилось, что такое слово непременно есть, и он его знает, только сейчас забыл.

— Садись, Сидоров! И не отвлекай больше класс. Дети, продолжаем выписывать новую букву «разделительный мягкий знак».

Паша сел за парту, усиленно вспоминая слово на букву «ы». Соседка Машка посмотрела на Пашку, демонстративно закатила глаза к потолку и помотала головой в знак пренебрежения. Паренёк плохо слышал объяснения учительницы, как писать этот мягкий знак, для чего он вообще нужен, а всё вспоминал и вспоминал слово на «ы». Он уткнулся в пропись и выписывал эту интересную букву, которую учительница никак не хотела делать заглавной.

— Сидоров, ты чего, дурак? — толкнула его в плечо соседка, шёпотом задавая этот вопрос. — Ты чего букву «ы» пишешь, мы же мягкий знак уже пишем, да ещё, смотри, и мимо линеечек…

— Отстань, вредина, — бросил сквозь зубы Пашка, даже не оторвавшись от невидимых им строчек, и продолжал машинально разводить грязь в прописи.

Машка молча покрутила пальцем у виска, показала Пашке язык и продолжила писать свои закорючки у себя в прописи. А Пашка очнулся от своих попыток вспомнить слово только, когда ручка соскочила с листа на парту. У него сразу похолодела спина от увиденного — на строчке с мягким знаком он продолжал писать букву «ы», да ещё и вовсе не букву, а каракули. Во второй половине строчки буквы заплясали, растянулись и вообще перестали быть буквами, а стали напоминать каких-то непохожих друг на друга червяков, насаженных на рыболовный крючок. Теперь он точно получит двойку по правописанию! И сразу в голове пацанёнка созрел план, как этого избежать. Он после уроков полетит в канцелярский магазин и купит новую пропись. У него как раз несколько копеек есть. А дома за вечер перепишет её всю. Нет! Не годится, ведь там уже стоят оценки учительницы. Пашка взял испорченный листок прописи и посмотрел через скрепки в первую часть тетради, обнаружив там отсутствие оценок и пометок Елены Павловны.

«Я аккуратно разберу тетрадки и заменю листочек, а потом запишу всё правильно», — придумал Пашка и сам обрадовался своей сообразительности.

Очень довольный задуманным исправлением своей же оплошности, он приготовился внимательно слушать учительницу, чтобы листик дальше был записан правильно. Внезапно в отвлёкшуюся от усиленной попытки вспомнить слово на «ы» голову Пашки пришло то, что он забыл. Мальчишка даже вздрогнул от этой мысли, у него загорелись глаза, и он, позабыв о правилах поведения, о запрете выкрикивать с места, вскочил со стула и крикнул на весь класс в спину Елене Павловне, стоящей у доски и показывающей, как писать букву «э»:

— Я вспомнил!!! Я вспомнил слово на букву «ы»!!!

В порыве радости от найденной заблудившейся мысли Пашка случайно толкнул свою соседку Машку, и та испортила красивую закорючку, сама заорав:

— Дурак, ты мне всё испортил!!! Ты это нарочно!!! Елена Павловна, Сидоров мне пропись испортил!!!

В классе возник шум. Учительница, отвлекшись от ведения урока, вынуждена была даже повысить голос и прикрикнуть на детей для установления дисциплины. Пашка успел показать Машке кулак и прошипеть: «у-у, ябеда».

— Сидоров! — строго сказала она. — Ты опять? Кто разрешал тебе выкрикивать с места? Давай сюда свой дневник, я запишу тебе замечание, пусть родители полюбуются на твоё поведение.

— Но я вспомнил слово на «ы»! — пытался оправдываться Пашка. — Не надо замечание, Елена Павловна, пожалуйста!

— Что, значит, «не надо», ты срываешь урок, понимаешь это?

— Ну, если есть слово на «ы», — не унимался первоклассник, — то нужно писать и заглавную букву.

— У тебя в прописи есть заглавная буква «ы», как пример? — недовольно спросила учительница.

— Нет, — ответил Пашка, заглянув в свою тетрадь.

— Вот и садись на место, а замечание я тебе всё равно запишу.

— Это неправильно! — продолжал перечить мальчишка. — Нужно писать заглавную букву «ы». Есть такое слово Ызат.

Класс прыснул смехом.

— Чего ржёте, дураки, — огрызнулся Пашка, — так зовут друга моего дедушки, он спас дедушку на войне. Дядя Ызат.

— Сидоров, мне надоели твои выдумки, — уже сурово сказала Елена Павловна, — ты продолжаешь срывать урок. Хватит. Выйди вон из класса!

— Нет, это правда, дядя Ызат спас дедушку на поле боя! — вопил Пашка, а на глаза накатывались слёзы от несправедливости, пока учительница выпроваживала Сидорова за дверь.

Класс дружно смеялся, а Пашке было так обидно, ведь он просто хотел, чтобы всё было правильно. А ещё было стыдно, что на него со смехом смотрит Катя, которая теперь переложила свою красивую косу через плечо, и та украшала эту девочку бантом спереди.

После уроков Сидоров в очередной раз краснел перед классом, пока разбирали его поведение. Он решил молчать, обидевшись на всех, в том числе на учительницу и даже на Катю. Получив обширное замечание красными чернилами в дневник, Пашка брёл домой и думал, как будет оправдываться перед мамой. Он решил не выдирать страничку дневника, как это делал иногда, чтобы скрыть замечания и плохие оценки, мальчишку бередило ощущение огромной произошедшей несправедливости. А если это несправедливость, то и наказание неправильное. В нём тлела надежда, что мама его поймёт, что он прав…

Через месяц в класс, в котором учился Пашка, после уроков зашёл невысокий пожилой человек в тюбетейке в сопровождении другого седого человека. Об этой встрече учительницу упросила мама Пашки, сказав, что придут два ветерана войны, один из которых её отец, и расскажут ребятам о войне.

— Здравствуйте, ребята, — начал говорить старик в тюбетейке, — меня зовут Ызатбек Мусадыкбекович, я киргиз и боевой товарищ дедушки Павлика Сидорова…

Весь класс удивлённо взглянул на Пашку, а тот увидел взгляд учительницы, которая слегка приподняла брови и несколько виновато кивнула своему ученику. Пашка сидел и улыбался, гордый тем, что буква «ы» получила законное право быть ещё и заглавной.

Золотая шайба

— Давай!!! Давай!!! Ну-у… Го-о-ол!!!

Пашка кричал, вскинув руки вверх и прыгая около своего кресла. Рядом также радостно кричал и прыгал его друг Алёшка. Их команда, наконец-то забила эту упрямую маленькую еле заметную на льду шайбу в ворота соперника.

— Не, скажи, зыко тут? — спросил Пашку Алёшка, снова усевшись на своё место.

— Ага, — ответил друг, радостно улыбаясь.

Пашка был в неописуемом восторге, ведь он впервые попал не просто на хоккейный матч сюда, в этот ледовый комплекс, где билась их городская команда против лидера сезона, а вообще на спортивное состязание. Про лидера сезона ему объяснил Алешка, только Пашка слабо понимал, что это такое, а переспросить побоялся, ведь тогда он окажется дураком, раз не разбирается в хоккее. И сейчас Пашка испытывал такие сильные эмоции, каких, пожалуй, ещё не испытывал в своей жизни. Ну, разве что в минувшем октябре, когда ему и всем ребятам класса прицепляли слева на груди маленькую красную звёздочку-значок с изображением кудрявого мальчика, посвящая в октябрята. Вот только нынешний восторг был бурным, а тогда почему-то у него наворачивались слёзы, а от чего так было с ним, Пашка и не понял, принявшись стесняться. Теперь же можно было вскакивать с места, кричать вместе со всем стадионом «ура», «шайбу, шайбу» или досадливо свистеть.

Двое мальчишек-первоклашек, учившихся в одном классе этим зимним субботним вечером были в сопровождении папы Алёши на хоккее. Буквально вчера на переменке к Пашке подскочил его друг Алёшка и предложил сходить на хоккей.

— Слушай, Паш, — спросил Алёшка, — хочешь на хоккей сходить?

— Хочу, — не задумываясь ответил мальчишка, обрадовавшись, а потом сморщился одной половиной лица и добавил, — только надо у родителей спросить.

— Ага, ты спроси, а вечером сегодня заходи ко мне договоримся. Мой папа три билета достал, а сестра, дура, идти на хоккей не хочет. Вот папа и предложил пригласить какого-нибудь друга.

Пашка пропустил мимо ушей это «какого-нибудь», потому что был воодушевлён предстоящим. Он мало, что знал о хоккее, знал, что есть сборная СССР, даже слышал фамилию Харламов, но ни как тот выглядел, ни толком правил этой игры Пашка не понимал. В его семье не интересовались спортом, а гонять с мальчишками во дворе мячик не позволяли.

— Запомни, — твердил отец, — тебе нужно беречь руки и заниматься музыкой, а не носиться сломя голову с пацанами.

Его отец был музыкантом в симфоническом оркестре, поэтому видел и своего сына музыкантом, отдав мальчонку с шести лет в музыкальную школу. Пашка часами сидел за пианино и, в принципе, ему нравилось это. Он с самого младенчества слышал дома классическую музыку, разговоры об искусстве, обожал, когда папа исполнял на пианино разные произведения Чайковского, Шуберта, Листа. Эти чарующие звуки так воздействовали на маленького Пашку, что однажды он заявил, что тоже хочет так играть. Отец был в восторге и отдал сына в музыкалку даже раньше на год, чем тот пошёл в первый класс.

— На хоккей? — немного хмуро спросил отец Пашку. — С Алёшей и его папой? Ладно, пойдём к твоему другу, я сначала переговорю с его папой.

Пашке очень не хотелось идти к другу вместе с папой, ведь думал, что ему разрешат, и он сбегает в соседний дом к Алёшке договориться на завтра. Но делать нечего.

Они шли вдвоём сквозь вечернюю метель, а отец всё ворчал себе под нос:

«Когда же наш район телефонизируют? Взял, позвонил и договорился».

Уже лёжа в своей кровати, Пашка долго не мог уснуть, он всё пытался представить полный стадион зрителей, игроков в шлемах и с клюшками. Он только однажды видел по телевизору несколько минут хоккей в гостях у своего дяди Миши, когда они с семьёй были у него на дне рождения полгода назад.

— Паша, а ты правила игры-то знаешь? — спросил в самом начале первого периода Алёшкин папа.

— Конечно! — моментально ответил Пашка, хотя вообще не имел представления о них и думал, что разберётся по ходу.

Пашка очень не хотел быть хуже Алёшки, который в школе много хвастался, что ходит на тренировки по хоккею и станет знаменитым хоккеистом. Пашка был рад за друга и ни разу не сказал Алёшке, что сам может быть станет музыкантом в лучшем оркестре.

«Ну, чего интересного у меня, — думал Пашка, — папа только и твердит, что будешь много трудиться, возможно, станешь хорошим музыкантом. А Алёшка уже станет не просто хоккеистом, а знаменитым! И вот точно так же будут зрители кричать и болеть за Алёшку. А у меня только одни „возможно“, да „может быть“. Эх…»

В это время их команда забила ещё шайбу и вышла вперёд.

— Папа, папа, — кричал в запале Алёшка, обращаясь к своему отцу, — прямо, как я на соревнованиях забил!!!

Пашка радовался и за гол, и за друга, думая:

«Он точно будет знаменитым игроком, а я…»

— А знаешь, почему у наших шайбы так легко залетают? — в самом конце матча спросил Алёшка Пашку почти на ухо, когда стало ясно, что сопернику никак не одолеть их команду и победа близка.

— Нет, — ответил, повернувшись, друг-музыкант.

— У них шайба золотая!

— Да, ну! Ух ты!

— А ты думал, почему она у них такая быстрая, — Алёшка шептал, ещё ближе наклонившись к уху Пашки, — теперь понимаешь, что она тяжёлая, вот и летит быстро.

— Чего? Правда? Из золота?

— Точно тебе говорю! — Алёшка совсем понизил голос так, что Пашка еле его слышал. — Ну, сверху она резиновая, а вот внутри есть целый слиток. Представляешь?

— А большой? — заинтересованно спросил Пашка, поразмыслив. — На кольцо хватит?

— Ха, на кольцо, на два кольца хватит, — ответил настолько утвердительно Алёшка, что у Пашки и сомнений больше не осталось в правдивости его слов.

— А как её достать? — спросил Пашка, которому уже не интересен был матч, а в голове созревал план, для чего ему непременно нужно золото из шайбы. — Нас на лёд же не пустят.

Пашка задумался, как бы выпросить у игроков шайбу, вдруг они подарят.

— Алёшка, — вдруг сообразил паренёк, — а ведь ты на тренировках тоже играешь шайбой, так, может, попросишь одну?

— Дурак, что ли? Разве нам на тренировках дадут такие шайбы? Нам обычные выдают резиновые, они не то, что эта, во-о-он, смотри, как полетела быстро? Точно золотая!

— Да-а-а…

Настала пауза, Пашка убедился, что эта стремительно движущаяся черная точка и впрямь из золота, раз так быстро скользит. Вот только, как бы её достать.

— Алёшка, — задумчиво спросил Пашка, — а раз ты тренируешься хоккею, может, сможешь как-нибудь достать такую шайбу?

— Слушай, я что-нибудь придумаю, — уже громче сказал Алёшка, — я иногда бываю на тренировках наших, и там они играют своими этими шайбами, нам дают тоже по ним бить и они тяжелее. Ну, я попробую.

Прошло всего три дня. Пашка каждый день вдали от всех тихо спрашивал Алёшку, достал ли тот золотую шайбу, но друг говорил, что пока не получилось. И вот на четвёртый день Алёшка на переменке подзывает к себе Пашку и заговорщицки отходит с ним в укромный уголок.

— Во, Пашка, я достал, — с этими словами Алёшка вынул из кармана брюк шайбу и дал её Пашке, — на, бери, еле достал.

В руке у мальчишки оказалась чёрная большая кругляха со слегка поцарапанными сторонами и насечками на ребре, как у монеты. Он пальцем поковырял шайбу и убедился, что она резиновая.

— Ну, чувствуешь, какая тяжёлая? — спросил тихо Алёшка. — Понимаешь теперь, что она с золотом внутри?

— Да-а-а, — вымолвил восторженно Пашка, впервые в жизни держа в руках шайбу.

— Но, только ты сам её ковыряй, а лучше распили, — советовал друг, — ножовка-то есть?

— Была, кажись.

— Только нужна эта, как её… по металлу, во. Обычной не возьмёшь.

Пашка сразу вспомнил, что дома после дедушки остался большой чемодан инструментов. Папа ничего дома не чинил, а если требовалось, то приезжал дядя Миша и всё делал.

— А ты, — вдруг встрепенулся Пашка, — это твоя же шайба.

— Да, ладно, я как другу, мне не надо, у меня и ножовки-то нет.

— Не-е, так совсем нечестно, — возразил Пашка, — я сегодня же распилю и пополам поделюсь с тобой, по-честному. Хорошо?

— Ладно!

— Спасибо, Алёшка, ты настоящий друг!

Пашка сунул шайбу в карман и побежал в класс, чтобы больше на переменках не носится и случайно не потерять драгоценную шайбу. Он даже не заметил, что за всей их беседой с Алёшкой наблюдал почти весь класс. Все видели, как Пашка взял шайбу, и даже услышали его слова «я сегодня же распилю». Алёшка успел незаметно для Пашки приложить палец к губам, показывая ребятам, чтобы никто даже не думал смеяться.

Все уроки Пашка сидел, как на иголках. Он чувствовал шайбу ногой, ведь она здорово топорщила карман, норовя порвать брюки. У мальчонки созрел в голове план, как дальше действовать. С последним звонком он покидал все свои вещи, как попало в ранец, и полетел домой, едва нацепив на себя шапку, пальто и сунув ноги в ботинки, не завязывая шнурков. Пашка нёсся к дому быта, находящемуся на полпути от школы до дома. Там, на втором этаже есть ювелирная мастерская.

— Дядя, — выпалил в окошко паренёк, запыхавшись от бега, — а вы кольца золотые делать умеете?

— Какие кольца? — пожилой ювелир оторвался от своей работы и сдвинул сильные очки на кончик носа, вообще ничего не понимая.

— Ну, как какие? Золотые, — начал объяснять Пашка, — я кусок золота принесу, а вы маме кольцо сделаете?

— Так, какой кусок золота, парень? — ювелир начал злиться, увидев мальчишку, отвлекающего его от важной работы. — Иди-ка ты отсюда, пока уши не оборвал! Босо́та!

— Эх, дядя…, — бросил Пашка, махнув рукой, и побежал домой.

«Вот я посмотрю на тебя, дядя, когда принесу тебе кусок золота и попрошу сделать для мамы самое-самое красивое кольцо», — думал мальчишка, на всех порах мчась домой.

Влетев в квартиру, Пашка скинул с себя одежду прямо на пол в коридоре, оставшись только в школьных брюках и белой рубашке с галстучком на резинке. Схватил в кладовке тяжеленный чемодан и приволок его на кухню. Вынув ножовку по металлу, он осторожно достал из кармана драгоценную шайбу. В принципе, Пашка знал, как использовать инструмент, ведь он всякий раз внимательно следил, как работал дядя Миша. Порой, пока папа не видел, пробовал сам что-то попилить или постучать молотком. И это ему очень нравилось, но он постоянно помнил предостережение отца о возможных травмах рук.

Вот только сейчас в запале Пашка позабыл все папины предупреждения и взялся за деревянную ручку ножовки. Сначала он пытался пилить резину на столе, но шайба елозила, а полотно ножовки, прыгая, так и норовило поранить пальцы левой руки. Мальчишка долго пытался приспособиться, пока не сообразил положить шайбу на табуретку с правого края и придавить левой ногой. Теперь дело пошло. На полу появились чёрные стружки, а ножовка с каждым движением врезалась глубже и глубже в шайбу. Пашка устал. Ножовка, то и дело брыкалась и выгибалась, грозя сломаться. С горем пополам, вспотевший пацан пропилил больше половины шайбы, придерживая уже левой рукой упрямо выскальзывающую из-под ноги резину, как в уставшей руке ножовка извернулась, полотно звонко лопнуло, и Пашка со всей силы вонзил её обломок себе в левую кисть между большим и указательным пальцем.

— Зараза!!! — закричал мальчишка, досадуя, что сломалась ножовка, и он не сможет допилить шайбу, не сможет достать золото, не сможет сделать маме подарок.

Сразу хлынула кровь, но Пашка не чувствовал боли. Он быстро взял в аптечке бинт и спешно замотал рану, как учила его мама-врач, и принялся рыться в чемодане с инструментами. Там оказалась ещё одна ржавая ножовка.

«Ерунда, — думал мальчишка, глядя на почти распиленную шайбу, — ещё немного осталось, потерплю».

Он принялся пилить дальше, но рука начала всё сильней и сильней щипать, а потом уже и болеть. Кровь просачивалась через бинт и капала на пол. Пашке пришлось отвлечься и забинтовать ещё больше, при этом он заляпал кровью белую рубашку и брюки. Однако с таким бинтом было неудобно придерживать шайбу, которая упорно не хотела распиливаться. На полу вместе с рассыпанными чёрными опилками теперь виднелись крупные капли крови, которые никак не замечал Пашка и которые размазывал по кухне ножками табуретки и тапками.

Послышалась открывающаяся входная дверь, и вошла мама. Она чуть раньше пришла со смены из больницы…

Через пару часов, когда мама, как опытный хирург, сама зашила сыну руку, не вникая в причины произошедшей травмы, а борясь с её последствиями, пришёл отец. Не допиленная шайба так и лежала в засохшей крови на табуретке. За всё время, пока мама делала анестезию и обрабатывала рану, пока штопала Пашку и делала противостолбнячную сыворотку, сын молчал, как партизан, ответив на резонный вопрос матери короткое:

«Мне было очень надо!»

Отец принялся распекать Пашку на повышенных тонах, в очередной раз говоря о важности беречь руки.

— И как ты теперь будешь музыкой заниматься?! — фактически кричал отец. — Ты вообще соображаешь?! Понимаешь, что изуродовал себе руку?! Зачем ты вообще принялся пилить эту чёртову шайбу?!

Пашка сидел, набрав в рот воды, и угрюмо молчал. К нему начинало подступать осознание чего-то не того. Его добрая душа упорно и наивно не впускала правду. Неужели это обман? Ведь, если бы внутри существовало золото, то стружки были бы блестящие, а они сыпались только чёрные. Его глаза начали сами собой наполняться слезами не от отцовского крика, не от усиливающейся жгучей боли в начавшей отходить от новокаина руке, а от того, что он не сможет сделать маме подарок, как очень хотел.

— Не смей орать на ребёнка! — цыкнула мама Пашки на своего мужа. — Лучше бы учил его с инструментом работать, а не только на пианино тренькать.

— На пианино тренькать?!..

Начались очередные пререкания жены и мужа по поводу разногласий в воспитании сына. В конечном итоге, отец вышел из кухни, хлопнув дверью.

Пашка сначала упорно молчал, но мама растопила лаской эту его стену, за которой спрятал паренёк своё прозрение. Мальчишка разревелся не в силах больше сдерживаться, уже понимая, что его обманул не кто-нибудь, а друг. Он сбивчиво рассказывал маме о шайбе.

— Почему же ты у меня такой доверчивый? — обнимая плачущего сына, спросила мама.

— Я хотел… хотел, — всхлипывая говорил Пашка, — тебе золотое кольцо сделать…, а там… там…

— Добрый ты мой мальчик, ещё успеешь с кольцом.

— Мама, а я играть-то на фортепиано теперь смогу?

— А ты хочешь?

— Хочу, мама, мне это нравится, а хоккей этот дурацкий больше не нравится.

— Хоккей тут совершенно не при чём, мой хороший.

— Я завтра отнесу обратно ему эту дурацкую шайбу, и больше он мне не друг.

— Алёша же просто пошутил, — она пыталась утешить сынишку.

— Мама, так настоящие друзья не шутят, — серьёзно сказал Пашка, утерев слёзы.

— Ну, как знаешь, Пашенька, только не дерись с ним. Обещаешь?

— Хорошо, мама, не стану.

— Ладно, переживёшь эту неприятность, а рука заживёт. Главное, ты станешь теперь умнее и извлечёшь из этого урок.

Мама ещё немного поговорила с сыном, окончательно его успокоив. Она посоветовала, как себя вести завтра в школе с Алёшкой.

Утром Пашка с забинтованной рукой принёс не допиленную шайбу и демонстративно хлопнул ею о парту Алёшки прямо перед ним. Вокруг засмеялись одноклассники, зная от Алёшки о доверчивости Пашки.

— Дураки вы все, а ты мне больше не друг! — почти спокойно сказал мальчонка и ушёл к своей парте.

Пашке было уже безразлично, что говорит ему Алёшка и остальные ребята. Он их не слушал. Паренёк достал учебник чтения, закрыл уши руками и принялся повторять домашнее задание, дожидаясь начала урока.

Конечно, тогда ещё Пашка не читал «Золотого телёнка» и не мог знать сюжета этого произведения. Уже позже, когда он будет смеяться над эпизодом с Шурой Балагановым, которого Паниковский уговорил распилить гирю, повзрослевший Паша будет вспоминать всю свою историю с шайбой с улыбкой.

В пионеры

После неудачи с шайбой рука у Пашки зажила, как на собаке, без последствий. Остался лишь заметный шрам, который очень не нравился мальчишке. Зато через пару лет он стал им гордиться, даже жалел, что шрам не такой большой. Этот внешний изъян помогал Пашке начать первое общение с людьми и со сверстниками, ведь после того случая с шайбой Пашка стал изгоем в своём классе и замкнулся в себе. Однако с незнакомыми был на удивление добр и приветлив.

История с шайбой из золота быстро распространилась по классу Пашки и даже стала известна в параллелях. Над парнишкой открыто смеялись и дразнили то уничижительно «шайборезом», то обидно «шрамом». Пашка злился, огрызался в ответ, иногда дрался, получая больно по носу, из которого сразу шла кровь. И всё чаще плакал от обиды, где-нибудь в углу класса или рекреации. Друзей у мальчонки не было даже в музыкальной школе — занятия-то индивидуальные, а не коллективные.

Учительница заметила происходившее и на очередном собрании октябрятского отряда пыталась разобраться, почему же Пашка оказался изгоем в классе.

«Вы будущие пионеры, а пионеры, всем ребятам примеры, — увещевала класс Елена Павловна, — а, как вы относитесь к своему товарищу? Разве октябрята и будущие пионеры так поступают?»

И вроде бы разобралась, вроде дети пообещали учительнице относиться к Сидорову по-товарищески, но ребята оказались хитрее. При учительнице с Пашкой они вели себя подобающе, даже разговаривали с ним. Когда же Елена Павловна не видела, то дразнили и поддевали Пашку ещё сильнее, чем прежде.

Парнишка ненавидел ребят, ненавидел школу и начал прогуливать уроки. От нечего делать он изучал учебники, даже сам занимался математикой и письмом. Дочитал весь учебник по чтению, чем значительно улучшил свой навык чтения. Ещё он принялся разучивать по нотам вне учебной программы музыкальной школы так любимого им Бетховена, Чайковского и Шуберта, но у него мало, что получалось — пальцы рук ещё не выросли.

Конечно, Пашку застукали с его прогулами. Состоялся серьёзный разговор с родителями и пришедшей к ним домой Еленой Павловной. Взрослые решали, как быть, понимая причины прогулов мальчонки.

Пашке что-то советовали, говорили, как себя вести с ребятами, но мальчишка не слушал, машинально обещая больше не прогуливать. Однако, всё оставалось на своих местах, и родители ничего не могли сделать, ведь сам Пашка упрямо не желал общаться с ребятами, продолжая изредка прогуливать школу. Постепенно паренёк превратился в неразговорчивого буку, и ребята оставили его в покое — какой интерес дразнить и обзывать, если никак не реагируют.

Пашкин папа был ещё и коллекционером, собирающим бумажные денежные знаки. Бонист, так называл себя папа, очень гордился некоторыми, как он говорил, редкими купюрами, иногда показывая коллекцию приходящим домой гостям. Пашка не разделял отцовской радости по поводу этих стареньких блёклых и мятых бумажек.

«Какой от них прок? — думал Пашка. — На них же ничего не купить».

И вот однажды во втором классе на уроке учительница рассказывала о деньгах, как они появились, какие были раньше. Вдруг Пашка, после вопроса Елены Павловны, видел ли кто-нибудь старинные деньги, поднял руку. Это было несколько необычно, ведь уже давно Пашка перестал сам вызываться для ответа.

— Ну, Сидоров, давай, расскажи нам, — несколько обрадовавшись, что мальчишка изъявил сам желание что-то сказать всем, разрешила учительница.

— У меня есть бумажная денежка в целых пять тысяч рублей, — встав, ответил Пашка.

— Паша, таких бумажных купюр не существует, — досадливо сказала Елена Павловна, — это очень большая сумма, поэтому не выдумывай. Садись на место.

По классу послышался смех, и вновь посыпались в адрес Пашки дразнилки. Учительница приструнила детей, удержав дисциплину в классе. Пашка насупился, но молча решил доказать, что он прав, а они все вокруг дураки.

После школы, пока отца не было дома, Пашка стащил из коллекции купюру в пять тысяч рублей с изображением Ленина. Бона датировалась 1919 годом, и мальчишка не понимал, что те пять тысяч рублей не те, которые сейчас.

На следующий день Пашка принёс купюру в школу и прямо перед первым уроком показал ребятам. Сразу же паренёк стал центром внимания. Бумажка ходила по рукам и все с интересом её разглядывали.

— Пашка, ты теперь машину купить сможешь, — говорили ребята.

Мальчишка улыбался, впервые с той истории почувствовав себя нужным коллективу. Вошёл в класс Алёшка, заметил толпу одноклассников вокруг Пашки и принялся расталкивать всех, пытаясь понять, в чём дело.

— Фигня твоя бумажка, — сказал он пренебрежительно, — что в ней интересного? Ты лучше её порви, вдруг там кусок золота будет.

Взрыв всеобщего смеха дал понять Пашке, что ничего не поменялось, и никто не забыл про золотую шайбу. Такая злость взяла мальчишку, что он бросился на Алёшку, начав его колотить без разбора, куда бьёт. Мальчишки сцепились, катаясь по полу среди размётанных стульев и парт, попадавших учебников и пеналов. Их едва разняли учительница и подоспевший физрук. Тяжело дыша, два пацана стояли друг напротив друга с оторванными пуговицами школьных курток, ссадинами и кровью из носа и губ. Вроде бы они успокоились, и их отпустили, как Алёшка вдруг заметил купюру, чудом оставшуюся лежать на сдвинутой их дракой парте. Он молниеносно кинулся к ней и успел разорвать на четыре части, прежде, чем ему помешал физрук.

— Ты сволочь, Лёха, — кинулся было на него Пашка, но его удержали, — ты ещё заплатишь за это…

И Пашку, и Алёшку сразу после уроков на общем собрании класса исключили из октябрят за драку. Пашка стоял угрюмый и не знал, как теперь оправдываться перед папой. Обрывки купюры забрала учительница и сказала, что сама вечером отдаст родителям. Именно из-за этого Пашка так и переживал.

Вечерний разговор с родителями окончился месячным наказанием без мороженого, кино и иных развлечений. Отец склеил купюру, но при любом удобном случае вспоминал сыну его глупость, ведь теперь его бона была не такая ценная.

В третьем классе под Новый Год произошла непонятная ребятам история. Их учительница Елена Павловна куда-то исчезла, и в классе появилась новая молодая учительница. Ребятам объяснили, что Елена Павловна заболела, но, когда ребята изъявили стремление навестить свою учительницу, им сказали, что это невозможно.

Нина Петровна оказалась ещё более строгой, чем Елена Павловна. При этом, не зная всех нюансов произошедшего с Пашкой, она откровенно невзлюбила его, начав, порой придираться к нему. Мальчишка нутром чувствовал эту несправедливость к себе со стороны учительницы и снова принялся прогуливать школу. Вновь после вскрытия его прогулов состоялся очередной разговор с родителями и учительницей, опять Пашка молчал в своё оправдание и скупо дежурно обещал больше так не делать.