Бесплатный фрагмент - Параллельные прямые пересекаются

Часть первая

«Не видать конца и края этим постояльцам», — Марковна бурчала себе под нос и подметала упавшие на пол столовой салфетки, хлебные крошки, фантики от мороженого, — «не сидится вам дома-то, всё несёт вас куда-то, леший вам в пупок…».

— Ты что ж, подруга, снова сама с собой разговоры разговариваешь? Не иначе как сеанс этот, как его… автопсихотерапии тренируешь, — прервала её дама среднего роста в белых брюках с выдающимися стрелками и сомбреро.

Лилия Марковна, высокая, всё ещё стройная, как и ход её мыслей, выронила от неожиданности метлу и повернулась к говорившей:

— Макаровна, ты опять, как партизан с большой дороги! Нет бы войти, как выглядишь: элегантно и культурно. Сколько раз убеждаюсь: внешность обманчива.

— И тебе доброе утро, подруга.

— Вот только не надо навязывать своё мнение, — Марковна плюхнулась на деревянный табурет и начала растирать поясницу. — Ну чего стоишь фонарным столбом? Ты свой варикоз беречь должна. Иди вот сядь, я протёрла, чтоб ты ненароком свои вызывающе белые штаны не замарала, — она придвинула подруге пластиковый белый стул.

Анна Макаровна и Лилия Марковна дружили с десятого класса школы. Тогда худенькую Аню с кукольным личиком в белоснежных волнах волос перевели из другой школы. Поначалу её пытались поддразнивать за большие уши, называли то слоником, то лопухом, то ушастой совой. Аня Смолина не реагировала и презрительно молчала. Однажды Димка, отвязный хулиган, подставил ей подножку. Девочка сильно споткнулась, но не упала. Потом развернулась, подскочила к обидчику молнией и одарила его такой смачной оплеухой, что у того вся левая щека побагровела до конца дня. С того момента Аню открыто не задирали, но косо посматривали. Мальчишки, казалось, даже зауважали, а девчонки долго решали, принять ли новенькую в компанию или нет.

Первой была Лиля Перильманс, сухая жердь с яркими карими глазами, прятавшимися за очками, и резко очерченной линией подбородка. Она возвышалась над всеми одноклассниками и блистала на школьных Олимпиадах. Её обожали учителя, завидовали подруги и побаивались парни. Побаивались за быстрый ядовитый язык. Как-то после случая с Димкой она подошла к Ане и просто предложила:

— Давай держаться вместе. Вместе проще.

С той минуты девочки не расставались последние 50 лет.

Часть вторая

— Сколько раз я тебе говорила, найми уборщицу. Твой «Дворик» хоть и не «Хилтон», а всё равно, вон поясницу-то уже надорвала. Где твой чудо-крем? Давай натру. — Макаровна подошла к подруге и дважды чмокнула её в обе щеки.

— Сколько раз я тебе говорила, не хочу чужих в доме, ведь упрут что-нибудь. Крем вон там, в шкафчике, на второй полке. — Марковна показала рукой и продолжала: — Да и денег у меня, сама знаешь, у церковной мыши больше. Лёвик мне ничем не помог, когда решил умереть не вовремя. Не мог подождать и пропустить даму вперёд, тоже мне кавалер… — женщина часто заморгала глазами, будто ей попало что-то.

Анна Макаровна сделала вид, что не заметила, и сменила тему:

— Сегодня утром мне крабов принесли. «Свежиеее, — протянула она, — Приходи ко мне на ужин». Посидим, посплетничаем, повспоминаем. Я вина хорошего куплю. Давай, как раньше. Я скучаю по тем временам. Давно не собирались. Приходи, а? Придёшь? — Анна Макаровна растирала подруге поясницу и рассеянно смотрела на шелестящее в десяти шагах море.

Марковна поморщилась от неприятных ощущений в спине:

— Слева натри. Болит, пёс её возьми. А Семёныч твой тоже припрётся, я надеюсь? А то все уши мне им прожужжала последнюю неделю, а познакомить не хочешь. Никак на Квазимодо похож, вот и прячешь его, престарелая ты невеста.

Анна Макаровна звонко по-девичьи расхохоталась:

— Ну кто ж его знает? Он свободен в выборе, приходит, когда хочет.

— Приличные люди приходят, когда их приглашают, — Лилия Марковна тяжело встала с табурета: — Приду. Вино сама куплю. Ты вечно какую-нибудь дрянь находишь.

— Не пойму, как я терплю твой мерзкий характер столько лет? — Анна Макаровна вздохнула, поставила баночку с кремом на стол и пошла к кромке воды. — К семи жду.

Лилия Марковна провожала её взглядом и думала: «Даже не представляю, что бы я без тебя делала, Аннушка, душа моя… Прости мымру еврейскую». А вслух крикнула ей вслед:

— Ноги не замочи, не май на дворе.

***