18+
Память души

Объем: 170 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Глава I
Проклятие

Я поджигаю храм твоих убеждений. Когда он будет разрушен, ты увидишь огромное, необъятное небо.

Энтони де Мелло

…Летящая ткань летнего розового платья, выбранного не по промозглой ноябрьской погоде, развевается на ветру. Моросит мелкий дождь вперемешку со снегом. Капли его стекают по груди, по лицу, рукам, голым по локоть, худым и бледным. Поворачиваю в раскрытые, будто специально для меня, ворота в кованом железном заборе. Он стоит один посреди пустынного, словно пережившего апокалипсис пространства. Нас разделяет всего пара шагов, дистанция стремительно сужается. Тела едва соприкасаются, его горячая ладонь сжимает мою. И лишь от массивного серебряного кольца на большом пальце его правой руки исходит пронзительный холод…

Сон оборвался, грубо вытолкнув меня обратно в реальный мир. Состояние экзальтации растворилось в звенящей ночной тиши. Я сделала глубокий вдох, такой долгожданный, в легких катастрофически не хватало воздуха. Пальцы крепко сжимали простынь, тело сотрясала судорога. «Кажется, у меня просто поднялась температура, оттого и сны больше похожи на бред», — успокаивала я себя.

Укутавшись в длинный, почти до пола, махровый халат на два размера больше моего нестандартного XS, я побрела на кухню, машинально включив чайник. Нужно было срочно выпить жаропонижающее, ведь впереди намечался ответственный день. Сжимая обеими руками теплую кружку, я гнала от себя ощущение дежавю. Который раз за последнее время?!

Этот момент снился мне с пугающей периодичностью вот уже несколько лет. Обычно меня не удивляли повторяющиеся события во сне, например, невозможность открыть глаза из-за яркого света, бьющего прямо в лицо, или слабость в ногах, когда нужно бежать, спасаясь от монстра — все это нереально, я почти не испытывала эмоций, будто знала, что грезы вот-вот рассеются. Но совсем другое дело — сон, что разбудил меня в эту ночь — больше похожий на воспоминание, выуженное из глубин прошлого.

Там, в царстве Морфея, меня окрыляла любовь — всеобъемлющее, прекрасное чувство, которого, увы, я не испытывала в реальности. Все прочие сферы жизни затмила карьера — целиком и полностью я посвятила себя работе. Мой бизнес порой напоминал нефтяное пятно, которое распространяется по поверхности воды, заволакивая все бо̀льшую площадь масляной пленкой. Иногда, будто остановившись посреди дистанции, я спрашивала себя: «Для чего все это?», но, не найдя ответа, устремлялась дальше. Возможно, так я подсознательно оправдывала уход от серьезных взаимоотношений, уже имея за плечами горький опыт разрушенных грез…

На первом свидании был потрясающий вид из окна на самое сердце города с высоты птичьего полета. А позже, опьяненные вином и чувством притяжения друг к другу, мы целовались, плавно перемещаясь с дивана на пол.

Все происходило стремительно, и уже при следующей встрече волна страсти перенесла нас из гостиной в спальню, где некое чувство — тогда я приняла его за любовь — накрыло с головой.

Число три ознаменовало разрыв. В тот день я впервые приоткрыла дверь в свое сердце. Мы сидели за барной стойкой в его доме, созерцая потрясающий вид на Чикаго, пили коньяк десятилетней выдержки и разговаривали. Мои ноги свисали с высокого стула, и я чувствовала себя маленькой наивной девочкой. Может быть поэтому, а может под действием алкоголя, или просто из симпатии к этому солидному, вселявшему ощущение надежности мужчине, я разоткровенничалась с ним, слишком поздно осознав, что сделала это напрасно.

Осуждению и критике подверглось все: начиная с меня самой, заканчивая родителями, которые всю жизнь, честно проработав, не смогли разбогатеть, как в свои неполные 26 лет статный молодой человек, сидящий напротив. Было тяжело, ведь семья — это святое.

— Ты не имеешь достойного примера перед глазами, — самоуверенно произнес он, отпивая из бокала.

Я не нашлась что ответить. Чувствовала себя униженной, загнанной в угол.

— Энни, тебе стоило бы составить пирамиду ценностей, вместо того, чтобы распылять внимание на все подряд.

Мне было девятнадцать, я училась на втором курсе экономического факультета, вела обычную студенческую жизнь, как все мои сверстники: лекции и семинары, подготовка к сдаче экзаменов, встречи с друзьями, шумные вечеринки, беззаботность и ощущение, что весь мир у моих ног. Я впервые слышала о «пирамиде ценностей».

Позже я узнала, что это своеобразная иерархическая модель, в которой потребности человека располагаются в возрастающем порядке — от тех, коими можно пренебречь, к самым основным и фундаментальным.

Спустя непродолжительное время я составила пресловутую пирамиду. «Любовь» заняла один из низших уровней. Уязвленное самолюбие, подкрепленное бунтарским духом юности, сделало свое дело.

С тех пор я замуровала себя в «скорлупу», защищавшую чувства от внешнего воздействия. Сменила привычную парадигму искренности и непринужденности на новую — полностью ей противоположную. Этот процесс происходил постепенно — как наложение грима — слой за слоем. После каждой неудачи — новый штрих. Со временем эта маска настолько крепко срослась с моим истинным лицом, что порой мне и самой было трудно их различить. Настоящая «я» затаилась где-то в дальнем уголке и сидела, съежившись, боясь показаться на свет.

Нестерпимую боль несет в себе разочарование. Когда, нарисовав в мечтах идиллический образ, полный ярких красок, вдруг видишь реальность такой, как она есть. Розовые очки падают с глаз и разбиваются о холодный грязный асфальт, разлетевшись вокруг миллиардом льдинок, кажется, еще хранящих в себе отпечаток той иллюзии, которой на самом деле никогда не существовало в этом мире, а только лишь в воображении.

Именно оно — разочарование — способно сломить дух и заставить натянуть на лицо чертову маску безразличия. Чтобы больше никто и никогда не смог разглядеть истину и увидеть шрамы на сердце — неровные, корявые, сшитые наспех лоскуты, с неряшливо торчащими из швов нитками неподходящего по общей оттеночной гамме цвета.

Наверное, подсознательно назло этому человеку я стала той, кем стала — хозяйкой «Империи». Именно этим нескромным термином я окрестила свой проект. Молодое агентство недвижимости с громким названием полюбилось горожанам, молниеносно затмив славу конкурентов. Мечтала ли я посвятить жизнь риэлтерской деятельности, заключению договоров и курированию сделок? Напротив, я видела будущее в искусстве, научном труде или же помощи людям.

Жизнь — постоянный поиск себя. На пути самопознания так много ловушек и неизбежных опасностей. Повсюду виртуозно расставлены капканы, в земле вырыты глубокие ямы, прикрытые тонким слоем фанеры, указатели перепутаны, попутчики направляют по ложному следу. Однажды я свернула не туда… И теперь — что сделано, то сделано.

Возможно, мне даже удалось превзойти успех самодовольного пустослова. Он оказался не прав, говоря о моем будущем. Он ошибся. Каждый раз, думая об этом, я невольно улыбалась. Но улыбка эта имела оттенок грусти. Она как зеркало отражала два диаметрально противоположных чувства: удовлетворенность вкупе с сожалением. Зеркала видят истину, как бы мы ни старались ее замаскировать.

***

Я снова вернулась в постель, выключила ночник и уютно укуталась в воздушное одеяло. Мысли о странном видении не выходили из головы…

На календаре последний месяц осени. На город наступает североатлантический циклон, дует ветер, пронзающий, кажется, до самого мозга костей. Моросит дождь вперемешку со снегом и мелкими колючими льдинками.

Меня ничуть не смущает, что обстановка совсем непохожа на мир XXI века: вместо автомобилей по дорогам, вымощенным булыжником, движутся редкие конные повозки. Женщины одеты в длинные платья, доходящие до земли, а поверх них укутаны в теплые вязаные накидки. Мужчины, все как один, носят шляпы и прохаживаются важно, опираясь на трость. Во сне все это не кажется мне странным, я ощущаю себя неотъемлемой частью происходящего.

Одета я совсем не по погоде — платьице, определенно летнее, из нежной тонкой ткани, с глубоким декольте. Сверху накинут черный плащ, расстегнутые полы которого парят по воздуху, словно в невесомости. Что поделать, я влюблена в лето, и из года в год мне так тяжело расстаться с ним, уступив последующие шесть, а то и все восемь месяцев, буйству холодов. Я готова до самых морозов носить одежду не по сезону, лишь бы не признавать, что настала пора укутываться в шерстяную шаль и прятать руки в теплый мех муфты.

Я тороплюсь и не стесняюсь неуклюже бежать на невысоких каблучках, придерживая подол платья. По пути я обгоняю степенных дам в элегантных шляпках или же с хитроумными прическами, которые издалека не отличить от головного убора. Интересно, сколько времени им требуется на все эти приготовления перед выходом? Над своими аккуратными укладками они держат зонтики из промасленного шелка с ручками, выполненными из модного в то время палисандрового дерева. Я проношусь мимо них, развевая по колючему осеннему ветру растрепанные волосы, которые из-за повышенной влажности воздуха завились в хаотичные неопрятные кудряшки. Со стороны я выгляжу, наверняка, комично, но до того, что подумают окружающие, мне нет никакого дела.

И вот — долгожданная встреча. Он протягивает мне руку. Я уже знаю, каким будет рукопожатие, знаю свои ощущения от соприкосновения с его горячей кожей, ибо это не впервые. Знаю чувства, которыми переполнится моя душа, когда меж нашими телами не останется свободного пространства: неистовая нежность, всепоглощающая радость просто находиться рядом…

Мне было трудно осмыслить все это, проснувшись, ведь в реальном мире я не испытывала ничего подобного. Прозвище «железная леди» подходило мне как нельзя лучше. Я выбрала этот путь, или же он меня — сложно сказать однозначно.

Со своим психотерапевтом Брайаном Уилсоном я не раз затрагивала тему навязчивого сновидения. По мнению доктора, этот феномен объяснялся лишь желанием обрести стабильность. Оттого, по его словам, мне и грезилась протянутая рука, за которую я хватаюсь, как за спасительную соломинку. Но, несмотря на его уверенность, мой разум отказывался принять эту рациональную, источавшую здравый смысл, версию. Внутренний голос подсказывал, что за всем этим стоит нечто большее, чем выход бессознательного наружу посредством метафорических образов.

***

Пронзительный визг будильника бесцеремонно вторгся в мой сон. Грезы моментально развеялись, реальность пришла на смену видениям. В глаза сквозь незадернутые шторы светило весеннее солнце — еще недостаточно теплое, но уже очень яркое. Я протянула руку к телефону, чтобы отключить надоедливый сигнал, и прочла уведомление, оставленное на это утро еще месяц назад — «Hola Italia!» Наступило двадцать третье марта, а значит и мой долгожданный отпуск, который я планировала провести на берегу Средиземного моря, греясь в лучах южного солнца с терпким привкусом красного вина.

На заставке стояла картинка, неизменная на протяжении многих лет — белоснежный пляж с растущими прямо из песка мощными стволами кокосовых пальм и море волшебного цвета аквамарина. У самой кромки воды расположился небольшой домик, фасад которого выстроен из светлого дерева, а крыша покрыта пластинками красной черепицы. Я не знала, существовало ли это место в действительности или же являло собой лишь плод воображения креативного фотохудожника. Как бы то ни было, пейзаж мечты, завораживающий и манящий, настолько запал в душу, что со временем обрел куда большее значение, чем просто фон — он стал для меня виртуальным убежищем от невзгод реального мира.

С утра мне было уже гораздо лучше. Голова еще побаливала, но не осталось ни намека на лихорадку. «Может, приснилось», — усмехнулась я, но пакетик от лекарства, брошенный мимо мусорного ведра, говорил об обратном.

Я, как обычно, включила новостной канал и, краем уха слушая репортаж, приступила к приготовлению капучино. «Несколько дней ада ждет землян», — декламировала ведущая — блондинка с короткой стрижкой, одетая в ярко-красную блузку. «Минувшей ночью произошла магнитная буря мощностью свыше девятисот нТл, это сильнейшее геомагнитное явление, наблюдаемое астрономами за последние 160 лет.»

Кофемашина закончила взбивать сливки в плотную пену и принялась назойливо сигналить, дожидаясь отключения. Я взяла кружку с ароматным напитком и опустилась в кресло, не сводя глаз с экрана телевизора. Анимация была впечатляющей — смоделированное изображение вспышки на Солнце. На поверхности гигантского красного шара происходит взрыв, в атмосферу вырывается поток плазмы. Это похоже на фонтан, который всего за несколько секунд набирает мощность и вырастает до необъятных размеров. Постепенно энергетическая масса обретает форму кольца и вскоре исчезает, растворившись в пространстве.

«В ближайшие дни будет наблюдаться возмущенная геомагнитная обстановка. Буря класса G5 считается экстремально сильной. Ученые предупреждают о вероятности отключения радио- и телесвязи, нарушения электроснабжения. Возникновение полярных сияний в данных условиях расценивается как норма. Метеочувствительным людям настоятельно рекомендуется оставаться дома и избегать любых физических нагрузок. Возможно появление головокружения, головной боли, бессонницы и повышение артериального давления. Ученым пока не удалось спрогнозировать, к каким еще последствиям может привести магнитная буря такой мощности. Точных данных относительно того, сколько продлится воздействие аномалии, пока не представлено.»

Обычно подобные сообщения я пропускала мимо ушей, ведь не страдала метеозависимостью и не верила в разрушительную мощь столь тривиальных космических явлений. Но на этот раз что-то было иначе. Дурное предчувствие прочно укоренилось в подсознании. Пульс ускорился, кончики пальцев похолодели — верный признак волнения. Оставив чашку с остывшим кофе на столе, я поднялась с кресла, но, едва встав на ноги, рухнула обратно.

Голова закружилась, в глазах в одну секунду потемнело, словно песчаная буря заслонила солнечный свет. Пронзительный звон в ушах заглушил голос белокурой ведущей, и вдруг сквозь него я отчетливо услышала плеск волн. В лицо ударил легкий ветерок, принеся с собой сладкий аромат цветов, смешанный с едва уловимым запахом морской соли. Кожа ощутила тепло — так греет солнце жарким летним днем. Сосредоточенность на подготовке к путешествию, боязнь полета, волнение от услышанных только что новостей — вся эта гамма чувств в одночасье сменилась какой-то зыбкой, неестественной по своей природе эйфорией. Спустя пару секунд забытье рассеялось так же внезапно, как наступило. «Я не здесь, все это не со мной», — пронеслось в голове…

Такое случалось уже не раз. Когнитивный диссонанс, столкновение противоречий. Ощущение нереальности действительности, когда кажется, что все происходящие — чей-то сон, в котором не подчиняешься собственной воле.

Это чувство проходило достаточно быстро, но оставляло после себя неприятный осадок. Когда оно настигло меня впервые, мне казалось, что я мертва, и прямо сейчас происходит отключение сознания, угасание мозговых функций. Я видела лучи закатного солнца, что проникают сквозь толщу воды. Видела этот мир, размытый и неясный, откуда-то из глубины. Я не в силах выплыть на поверхность, мне нечем дышать. Протягиваю руку туда, откуда пробивается теплый красноватый свет заката, в надежде почувствовать воздух, но горизонт стихий лишь отдаляется от меня. Я иду ко дну, и постепенно тьма окутывает все вокруг. Однако, жизнь продолжала течь своим чередом, и с каждым последующим днем ощущение иллюзорности стабильно сходило на нет.

В тот день у меня не было времени углубляться в природу этого явления. Оставив тревожные мысли, я наконец пошла в комнату, чтобы окончательно собрать вещи в дорогу и полить цветы.

Перед тем как выйти из дома, я машинально взглянула в зеркало. «Платиновый блонд» был мне к лицу. Я давно перестала походить на себя прежнюю, но меня это вовсе не огорчало. Я не любила свой натуральный цвет волос, называла его не иначе как «серая мышь». Превращение в «белого лебедя» произошло еще в годы учебы в университете. Тогда же ежедневным ритуалом стало и использование плойки. Мне не нравилось, что волосы завиваются в локоны. Наверное, такова природа человека… То, чего не имеешь, зачастую кажется особенно привлекательным и тогда отчаянно стремишься заполучить желаемое любой ценой.

Холодный оттенок выгодно контрастировал с обведенными черной подводкой глазами. Мне нравилось, как красятся женщины Востока, делая акцент на взгляд: стрелки миндалевидной формы, густые ресницы. Тяжелый, словно туман, шлейф духов с нотами мускуса, гвоздики и меда. Я не была в странах, где женщины носят чадру и молятся по пять раз в день, повернувшись в сторону Мекки. Но этот мир, совсем не похожий на тот, в котором жила я, звал и манил, будто неустанно нашептывая на ухо приворотное заклинание.

Волею судьбы, именно в тот роковой день на Ричмонд-стрит начались работы по смене дорожного покрытия. Движение было перекрыто, вокруг образовались пробки. Водители в недоумении останавливались, не зная, где найти объезд. Воздух наполнился гулом автомобильных сигналов и возмущенных возгласов.

Фатальное совпадение. Каков был шанс, что столько независящих друг от друга событий произойдут в строгой последовательности и с такой точностью состыкуются по времени?! Один к миллиону? К миллиарду? Порой Вселенная преподносит невероятные парадоксы.

Таксист позвонил сообщить, что ждет меня на соседнем шоссе — стихийное бедствие, разразившееся из-за дорожных работ, помешало ему припарковаться возле дома.

Срезать путь можно было через парк. Идти с чемоданом по прогулочным аллеям, на первый взгляд, показалось неудачной затеей, но только так я могла сэкономить время. К тому же маневр позволял окунуться, хоть и ненадолго, в умиротворение природы. Это дорогого стоит в бурлящем котле жизни мегаполиса.

Я любила это место. Мне нравилось не спеша прогуливаться по тенистым тропам средь дубов и платанов, мощных и древних, чьи кроны застилали небо, словно пологом. Главной достопримечательностью парка был фонтан, в центре которого располагалась статуя девушки. Вода, как по волшебству, струилась прямо из ее рук. Автор потрудился на славу — даже волосы не лежали на плечах безжизненной копной, а парили по воздуху, подчиняясь направлению неосязаемого ветра. Она выглядела живой, будто скульптор вдохнул в свое творение частичку души. Это странно, но иногда мне начинало казаться, что лицо ее похоже на мое собственное.

Однако, в тот день мне было некогда лицезреть произведение неизвестного мастера. Меня ждало путешествие на другой континент. А это означало, что, прежде чем вобрать полной грудью соленый морской воздух, мне предстоит десять часов провести между небом и землей, вверив жизнь в руки пилота.

«Еще и магнитная буря, как назло, произошла именно сегодня. А что, если это явление выведет из строя систему навигации, и самолет потеряет связь с Землей?» — Погрузившись в мрачные мысли, я заметила, как ладонь, сжимавшая ручку чемодана, стала влажной, и холодный пластик заскользил в руке.

На коротких маршрутах я оставалась совершенно спокойна. Фобия давала знать о себе, лишь когда воздушное судно пересекало водные просторы, даже если речь шла о безобидном озерце. Вид на бездну с высоты небес приводил меня в ужас. Парадоксально, но при этом сама вода ничуть не пугала. Напротив, я была прекрасным пловцом и страстно обожала все, что связано с морем.

В детстве мы с родителями часто путешествовали по железной дороге. Мне нравилось смотреть в окно: на проносящиеся мимо поля, леса, дома, затерянные в глухомани вдали от больших городов. Картинки сменялись одна другой, мелькали стада фермерских животных, день плавно перетекал в ночь. Во взрослой жизни этот романтичный способ передвижения пришлось заменить самолетом ради экономии ценнейшего из ресурсов — времени.

Торопливо шагая по аллее парка, я пыталась уверить себя в том, что бояться нечего. В конце концов, авиатранспорт считается самым безопасным. По статистике, собранной ООН, в год на дорогах гибнет около миллиона человек, в то время, как в воздухе — не более пятисот. Однако, эти данные не обнадеживают. Избежать смерти в автокатастрофе куда проще. Если повезет, можно отделаться лишь парой синяков. В самолете же, напротив, шансы стремятся к нулю.

Внезапно мысли оборвались, и рациональные рассуждения сменила фантасмагория, словно кто-то случайно нажал кнопку на пульте, переключив канал. Мне вдруг отчетливо вспомнился увиденный ночью сон — протянутая рука с кольцом на большом пальце. Казалось, я вновь вижу этот мираж — теперь наяву.

Глубокий вдох. Легкие наполнил прохладный утренний воздух с примесью различных по своей природе запахов: выхлопных газов, свежей выпечки и кофе из забегаловки через дорогу, первых весенних листьев на деревьях, сырой земли после дождя.

Люди спешили каждый по своим делам, устремив взгляд вперед, несясь навстречу рутинным заботам, боясь опоздать и не успеть свершить запланированное. Никому не было дела до мужчины, лежавшего на газоне, лицом прямо в мокрой от росы траве, в непривычной взору старомодной одежде, слишком легкой для прохладного утра весны.

Некоторые из прохожих бросали на беднягу короткий взгляд и еще быстрее, не замечая чужого несчастья, устремлялись вперед. «Пьяница или бездомный», — думаю, нечто подобное эхом отдавалось в их головах. Никто будто и не задумывался о том, что беда может случиться с каждым. И тогда бесчувственное поголовье так же пройдет мимо, оградив себя невидимым барьером от горя, его не касающегося. Мы добились грандиозного технологического прогресса, но словно взамен за инновации расплатились милосердием.

«Величайший грех — это не ненависть, а равнодушие к своим братьям». В совокупности преступное равнодушие погубило не меньше жизней, чем кровопролитные войны и смертоносные вирусы. Именно оно — наихудшее из того, что могут предложить люди. Даже ненависть — и та куда предпочтительней. Она являет собой чувство — сильное, волевое, смелое. А равнодушие — это грязный растаявший снег на обочине дороги, которым лихой водитель на полном ходу обдает с ног до головы стоящего на тротуаре пешехода…

Будто вылепленная из воска ладонь мужчины, испачканная в грязи, приковала мое внимание. Я словно под действием гипноза стояла на месте, разглядывая серебряное кольцо на неестественно побледневшем большом пальце.

Наконец оцепенение прошло и я, оставив чемодан на тротуаре, сделала неуверенный шаг на газон. Каблуки туфель увязли во влажной податливой почве. Неразборчивые обрывки образов и звуков закружились в водовороте сознания. В неуклюжей попытке присесть на корточки, я потеряла равновесие и упала на колени.

Одежда молодого человека была насквозь мокрой, в темных волосах искрились капли воды. Я прикоснулась к его руке, и противоестественный холод через поры просочился в мой организм. Но вместе с необузданным страхом сердце наполнилось и ощущением трепетной нежности. Казалось, что за руку я держу не бродягу в одежде прошлого века, а родного, самого близкого мне человека. Я словно помнила это прикосновение. Помнила красочную палитру чувств: любовь, уважение, почитание заслуг, восхищение. И все к нему — впервые встреченному незнакомцу. Пелена недоумения вскоре все же рассеялась, подтолкнув меня к единственно необходимому действию — вызвать врача.

Поднявшись с земли, я отступила на асфальт. Колени и туфли испачкались в грязи и изумрудном соке молодой травы. Я понимала, что рискую опоздать на самолет, но мне было все равно. Мечты об отдыхе отошли далеко на задворки сознания.

— Здравствуйте, пришлите, пожалуйста, реанимационную бригаду в Палмер-Парк, здесь человеку плохо.

— Опишите состояние пострадавшего, — послышался голос диспетчера.

Мне не доводилось сталкиваться с подобным. Как и все люди, проходившие сейчас мимо бессознательного тела, я тоже старалась не вмешиваться в происшествия, не касавшиеся лично меня. Эгоистично, но от угрызений совести избавляла мысль, что кто-то обязательно поможет, найдется неравнодушная душа. Теперь же спасителем стала я сама.

— Я не знаю, что именно произошло. Мужчина лежит на газоне, мне кажется, он без сознания.

— Хорошо, проверьте, есть ли пульс.

Я вновь приблизилась к нему. На запястье сердечный ритм не прощупывался, но меня успокаивала мысль, что скорей всего виной тому — положение руки, придавленной весом тела, из-за чего кровь не циркулировала с достаточной силой. Он лежал, уткнувшись лицом прямо в землю, было совершенно непонятно, как он дышит, и дышит ли вообще. Хотелось перевернуть бедолагу в более естественное положение, но сдержанный повелительный голос «на другом конце провода» строго-настрого запретил проводить какие-либо манипуляции.

Наконец я прикоснулась к его шее. Вновь от ощущения холода меня пробрала дрожь. И хотя пальцы почувствовали биение сердца, оно было таким слабым, что начало казаться, будто я просто выдаю желаемое за действительное.

Машина примчала спустя десять минут. Я сидела на бордюре, бездумно уставившись в асфальт, чтобы не видеть, как бессознательное тело грузят на носилки.

— Вам лучше поехать с нами, вы что-то неважно выглядите, — обратился ко мне молодой санитар.

Было ясно, что на самолет я безнадежно опоздала. Как ни странно, я вовсе не сожалела, что столь долгожданное путешествие не состоится. «Все, что ни делается — к лучшему.»

***

Теплый плед, горячий чай с лимоном и двумя ложками сахара в кабинете заведующей отделением потихоньку вернули меня к жизни. Тонометр, сильно сжав предплечье, пытался определить точные цифры повышенного давления.

— Все в порядке, но вам нужно как следует отдохнуть. — Вердикт оказался утешительным.

Я всегда боялась врачей. Это началось еще в раннем детстве, без видимых причин и предпосылок. Когда мама водила меня на плановую прививку или к дантисту, сердце до краев наполняла паника, и в безумии, повинуясь древнейшему инстинкту, я пыталась «спастись». Увы, проблема не сошла на нет с течением времени. До сих пор при виде шприца дикий страх буквально парализовывал. Пугала не боль, ее я легко могла стерпеть, а жуткая противоестественность процесса. Металл внутри — инородное тело, разрывающее плоть…

Однажды мне приснилось, что меня убили. Закололи копьем. Я сидела на земле, а человек с оружием в руках стоял надо мной, с яростью глядя сверху вниз. Бежать было некуда — вокруг простирались бескрайние песчаные дюны, переходящие в горизонт. С ужасом всматриваясь в самое острие копья, я думала о том, что будет дальше. Будет ли мне больно? Как быстро я умру? Как долго буду страдать, прежде чем рассудок угаснет? Может ли усилие воли не позволить мозгу отключиться? Возможно ли спасти жизнь диким, остервенелым желанием жить? Потеря сознания — как сон, а что, если просто не дать себе уснуть?

Стремление выжить — сильнейшее из чувств. Оно обостряется в момент опасности, оттесняя на задний план все прочее. Мы считаем себя мудрыми, нам кажется, что инстинкты — это нечто низменное и презренное, присущее лишь животным, но это не так. Если мы видим реальную угрозу своей жизни, на место разума незамедлительно приходит страх смерти, он завладевает сознанием и полностью поглощает мысли. Тогда в игру вступает инстинкт — дикий и первобытный, благодаря которому человек до сих пор господствует на планете Земля — инстинкт выживания.

Я не ощутила боли. И не смогла удержать жизнь. Казалось, что я погружаюсь в дрему. Сначала пыталась противиться этому, но не вышло. Душа успокаивалась, приходило умиротворение, чувства постепенно теряли остроту. Я засыпала, в последний раз вдыхая горячий воздух с металлическим запахом крови, и одновременно просыпалась — в своей постели. В своей жизни. В своем мире.

Этот сон оставил неизгладимый след в душе. Переживания, чувства — все было реально. Постепенное отключение сознания и холод металла под кожей…

— Скажите, как тот человек? Что с ним? — Я наконец нашла в себе силы задать вопрос, мучивший меня с момента приезда в приемное отделение.

Наверное, в глубине души я ожидала встретить ободряющий взгляд и добрые вести относительно здоровья пациента, но доктор Джессика Моррис опустила глаза на свой стол, заваленный рецепторными бланками, результатами анализов и брошюрами, рассказывающими о том, как избежать заражения сезонным гриппом:

— Множественные переломы и черепно-мозговая травма средней тяжести. Помимо этого, у него в легких вода, словно он тонул… Это странно, ведь поблизости даже нет водоема, а уйти далеко в таком состоянии он не мог. Еще диагностировано обширное внутреннее кровотечение. К сожалению, мы пока не нашли кровь нужной группы. Необходимо переливание, но в донорском банке сейчас нет четвертой отрицательной. — Помолчав, она хотела что-то добавить: — Это…

— Моя.

— Что, простите?

— У меня четвертая отрицательная.

— Вот так совпадение! — Она несколько секунд смотрела на меня, не произнося ни слова. — Это довольно редкая группа крови. Всего четыре процента населения являются ее носителями.

— Знаю. Однажды прочла в медицинской статье, что во врачебных кругах ее зовут проклятием.

— Ну, это преувеличение, не более того!

Я натянуто улыбнулась в ответ на ее улыбку.

— Вы готовы были бы согласиться на переливание, мисс Картер? Почти наверняка это спасет его.

Раздумывать было не о чем. Даже самая непреодолимая фобия не может послужить причиной обесценивания жизни. Я согласилась бы помочь и незнакомцу, к тому же, человека, о котором шла речь, мое сознание не идентифицировало как чужого.

Войдя в палату, я наконец увидела его лицо. Во сне я различала лишь размытый силуэт, теперь же встретилась с ним воочию. Оказалось, он очень красив. Идеальные черты не могла испортить ни отросшая борода с явной сединой, ни ссадины и царапины на коже. Ему было немногим больше тридцати, но какая мудрость прослеживалась в этом лице. Морщинки в уголках глаз и около губ — так бывает, если человек часто улыбается и смеется. На высоком выпуклом лбу тоже отпечаток возраста — след эмоциональной мимики, когда в негодовании или удивлении, охваченный чувствами, поднимаешь брови, глядя на мир широко распахнутым взором. Синеватые припухлости под нижними веками. От слез ли? От бессонных ночей? От мыслей, что не дают покоя? Едва заметные морщинки на щеках — на левой более выразительная. Я тут же представила его смеющимся… Я смотрела на родного человека, но не могла вспомнить. Словно бы знала его всю жизнь, и вдруг в одночасье потеряла память.

— Дорога каждая минута, поэтому приступим прямо сейчас к проверке крови на наличие инфекций. Это не займет много времени. А после сразу же начнем переливание, — сказал врач-реаниматолог, подготавливая приборы к проведению процедуры.

Все прошло быстро и относительно спокойно, не считая крепчавшего с каждой секундой предчувствия надвигающейся паники. Усердно пытаясь прогнать дурноту и абстрагироваться от происходящего, я думала о человеке, чью жизнь так отчаянно желала спасти, о том, что скажу ему, когда, наконец, он очнется… Что, вне всяких сомнений, именно его вижу в повторяющемся вот уже долгие годы сне? Что к нему меня привело нечто за гранью логики и здравого смысла? Абсурд! В лучшем случае он посмеется надо мной…

— Расслабьтесь, отдыхайте, это ненадолго, — сообщил врач, выходя из палаты после проведения экспресс-анализа. — Кровь в норме, аппарат для переливания подключен, процесс пошел.

Едва касаясь, я провела кончиками пальцев по запястью до боли знакомого незнакомца, лежащего на соседней койке. Сердце вновь наполнилось необъяснимыми чувствами. Пульс ускорился, в ушах зазвенели тысячи колокольчиков, и все перед глазами расплылось, окутанное туманом. Я отключалась от этого мира, словно теряя связь с неустойчивым сигналом. Веки невольно опустились, сознание покидало меня, испарялось сквозь кожу, оставляя тело лежать на жесткой, неуютной поверхности.

Впереди зияла бесконечность, залитая черной краской с беспорядочно разбросанными в этом хаосе яркими вспышками. «Светлячки или космос?» — пронеслось в голове. Сквозь тьму я разглядела сначала лишь смутный силуэт, но вскоре ясные очертания — рука, протянутая ко мне. Серебряное старинное кольцо на большом пальце. Окрыленная эйфорией, я безуспешно стремлюсь навстречу, но мираж остается недосягаем. Спустя пару секунд я рухнула в омут, полный сладких иллюзий, как маленькая девочка в кроличью нору.

«Просыпайся», слышится сквозь дрему откуда-то из параллельного мира.  «Открой глаза!»

Постепенно я возвращалась к жизни, выныривая из глубин подсознания. «Где я? Что происходит?» — вопросы роились в голове, приумножаясь в геометрической прогрессии. Резко поднявшись, я взглянула на часы, что висели на стене напротив. Казалось, я проспала целую вечность, однако прошло лишь несколько минут. Ноющая боль в руке окончательно вернула меня в реальность, события выстроились в хронологическую цепочку.

Казалось, что завеса священной тайны приоткрыла предо мной свои двери, но я не была до конца уверена, что готова принять то, что ждет меня по ту сторону. Страх переступить грань, на которой происходит слияние обыденного с невообразимым, перевешивал желание познать истину. В некоторых обстоятельствах благое неведение оказывается куда более привлекательным, нежели горькая правда и сладкая ложь, вместе взятые.

***

— Все прошло успешно, спасибо вам, можете гордиться собой, — ласково сказала доктор Моррис, заклеивая пластырем небольшую ранку от катетера на моей побледневшей руке. — Вы хорошо себя чувствуете, мисс Картер?

— Все в порядке, не беспокойтесь, — заверила я.

— Выглядите растерянной.

— Это был непростой день. К тому же я боюсь крови.

— Тогда поздравляю с тем, что смогли перебороть себя! — Она улыбнулась и пожала мне руку.

Я чувствовала сильное головокружение, слабость и немощь во всем теле. Было трудно сконцентрироваться на разговоре и не потерять нить повествования. Так давал о себе знать пережитый стресс и истощение запасов крови в организме. Тем не менее у меня не было ни малейшего желания жаловаться на свое состояние, хотелось лишь побыстрей выйти на свежий воздух.

— Он скоро придет в себя? — спросила я, переводя тему.

— К сожалению, ничего не могу сказать. Все зависящее от нас мы сделали, теперь его организму предстоит бороться.

— А его родственники… Вы им сообщили?

— Видите ли, — неуверенно ответила доктор Моррис, тщательно подбирая слова, — нам пока не удалось установить личность пострадавшего. Документов при нем не было. Мы подключили все компетентные структуры, как это делается в подобных случаях, но пока безрезультатно.

— Пожалуйста, держите меня в курсе. Если я чем-то еще смогу быть полезна, дайте знать. Как только он придет в себя, я бы хотела поговорить с ним, это очень важно.

— Конечно, мисс Картер! Я лично обещаю оповестить вас. Но, позвольте спросить?

— Да?

— Откуда такой интерес? Ведь вы утверждаете, что увидели этого человека впервые сегодня.

— Так и есть.

Взгляд слегка полноватой женщины в белоснежном халате с каждой секундой становился все более пронзительным, как рентгеновское излучение. Что я могла ей сказать? Что помню этого человека из бог знает какой параллельной реальности? Это казалось несуразным даже мне самой.

— Я думаю, все дело в том, что я никогда до этого момента не попадала в подобные ситуации. Я чувствую ответственность за него, понимаете? Словно теперь у меня есть определенные обязательства.

— Синдром молодого врача, — улыбнувшись, сказала она. — Мы, доктора, все в той или иной мере проходим через это, когда начинаем практику. Каждый пациент занимает место в сердце, для каждого хочется сделать все возможное, отдать все свое время и силы. Позже приходит понимание, что это невыполнимо.

— Вы правы. Но все же, позвольте мне быть в курсе.

— Разумеется, мисс Картер. Я позвоню, как только у нас будут новости.

Едва я вышла с территории больницы, мой взгляд упал на вывеску бара «Jeck’s hug» на противоположной стороне улицы. Желанию расслабиться после столь насыщенного дня не мог помешать даже увесистый чемодан, который вместо путешествия на Средиземноморское побережье героически сопровождал меня в клинике Святого Себастьяна.

Бар, в который я все же решилась зайти, оказался тихим и уютным местечком с атмосферным интерьером в стиле шестидесятых годов. Посетителей почти не было. Дым сигарет висел в воздухе, похожий на предрассветный туман, однако запах его не имел ничего общего с едва уловимой свежестью росы ранним летним утром. Я села за стойку и заказала свой любимый джин-тоник. Моментально осушив бокал, попросила бармена о новой порции.

— Ждете кого-то или развлекаетесь в одиночестве? — Мужской голос с характерной для курильщиков хрипотцой вывел меня из размышлений о странном происшествии, что приключилось сегодня.

— Простите, знакомиться не намерена, — на одном дыхании выпалила я не оборачиваясь.

И тем не менее незваный посетитель подсел рядом, будто не услышав моих слов или приняв их за приглашение.

Моим собеседником оказался седовласый старец с зелеными глазами, цвета трав, что устилают альпийские луга. Я невольно улыбнулась ему и он, как зеркальное отражение, ответил мне тем же.

— Я одна. Никого не жду. И не развлекаюсь. Просто думаю, — наконец ответила я на его вопрос.

— Жаль, что такая красивая молодая леди грустит в столь чудный вечер. Но ведь и впрямь непросто найти того единственного в бесконечной толпе посторонних душ.

Его бестактность никак не вписывалась в нормы этикета и хорошего тона. В иных обстоятельствах я не удержалась бы от едкого замечания, но в тот момент вместо негодования мной овладело сильнейшее желание продолжить беседу.

— Мне порой кажется, что я одинока в этом мире, и в толпе, как вы выразились, «посторонних душ» не существует родственной мне.

Мужчина будто потерял нить разговора. Казалось, он вот-вот встанет и покинет это место, не попрощавшись. Но спустя несколько минут он продолжил, как ни в чем не бывало, совершенно сбив меня с толку:

— А ведь наука и религия вовсе не противоречат друг другу, напротив, доказывают одно и то же. Но люди на протяжении истории существования своего вида воюют, приняв одну из сторон. Во что веришь ты?

— Послушайте, это что, какой-то розыгрыш? Вам не кажется, что вы выбрали не самую удачную тему?

— Ответь, пожалуйста!

— Хорошо, я верю в существование высшей силы, некоего замысла…

— И в чем, по-твоему, заключается этот замысел?

— Это сродни вопросу о смысле жизни. Наверное, никто не знает точный ответ.

Он улыбнулся и тихо засмеялся, почти беззвучно. В его зеленых глазах отражались свисавшие с потолка лампочки в кружевных абажурах. Мне вдруг стало не по себе. Человек, показавшийся вначале интересным собеседником, теперь наводил на меня страх.

— Всем может открыться истина, но не каждый готов отворить дверь и впустить ее в свое сердце.

— Все, довольно! Чего вы от меня хотите? Заманить в какую-то секту? Не получится, можете не усердствовать! — Я изо всех сил старалась сохранить самообладание, борясь с желанием уйти из злополучного заведения.

— Если человек заблудился, ему ведь необходимо знамение, которое укажет верный путь.

— Вы хотите указать мне путь? — Я вдруг зашлась нервным смехом. Посетители бара, сидевшие в относительной близости, обернулись в мою сторону. — Ошибаетесь, я не заблудилась.

— Возможно, мне показалось. Позволь лишь сказать — ничто не случайно в этой жизни. Все взаимосвязано.

— Разумеется…

— За закатом следует рассвет, за зимой — весна, за смертью — жизнь.

— Вы перепутали последовательность, — поправила я незваного гостя, любуясь кусочками льда в опустевшем стакане. Они походили на айсберги посреди океанических просторов.

— Ты чувствуешь нечто, что не в силах объяснить, и это пугает тебя?

– Мне пора, извините.

Я положила пятидесятидолларовую купюру на стойку бара, не дожидаясь сдачи, взяла свой чемодан и быстрым шагом направилась к выходу. Оказавшись на свежем воздухе, остановила проезжавшее мимо такси, и уже через двадцать минут заперла за собой дверь квартиры. Казалось, странный незнакомец все еще был где-то рядом, эхо его голоса продолжало отражаться от стен, отдаваясь звоном в ушах.

Часы показывали полночь, но за окном было недостаточно темно для этого времени суток. Под гнетом навалившегося стресса я не заметила этой аномалии раньше. Последствия магнитной бури давали о себе знать. Я подошла к окну и увидела невероятное — это было не что иное, как настоящее полярное сияние. Оно походило на лазерное шоу, устроенное с применением новейших технологических разработок. Краски вспыхивали в небе, меняя оттенки и формы узоров. Зрелище было завораживающим и одновременно пугающим своей противоестественностью в здешних широтах. Люди высыпали на улицы, в немом восхищении возведя глаза к небу, другие застыли возле окон. Массовый ступор остановил привычное течение жизни.

Все же оторвавшись от диковинной картины, я легла в постель. С головой укрылась одеялом, словно ища спасения от абсурдности происходящего. Тут же в темноте закружились обрывочные образы сегодняшнего дня: зеленые глаза говорящего о том, что за смертью следует жизнь, песочный цвет стен больничной палаты, на фоне которых бежит струйка крови из моего тела в тело человека, увиденного впервые, но будто знакомого целую вечность, кольцо на большом пальце его правой руки.

В комнате было тепло, но я то и дело вздрагивала от холода. Он исходил, казалось, откуда-то изнутри.

Сон поглотил меня почти мгновенно.

***

Весенний дождь смывает с улиц последние свидетельства уступившей свои права зимы. Он так близко, что я отчетливо ощущаю аромат одеколона, вижу почти незаметные морщинки в уголках карих глаз, обрамленных густыми ресницами. Он берется за полы моего черного вельветового жакета, улыбается на левую сторону и спустя несколько мгновений произносит одно лишь слово — «холодно». Он медленно застегивает на мне пуговицу за пуговицей, руки замирают чуть выше сердца, которое готово выпрыгнуть наружу. Опускаю взгляд на его пальцы, мокрые от капель дождя, что нещадно хлещет нас своими розгами. Теперь мне видна гравировка, сделанная мелким шрифтом на серебряном кольце — это некая надпись, очень замысловатая, я пытаюсь рассмотреть ее получше, но вдруг, словно бы очнувшись от кошмара, делаю глубокий вдох, устремив взгляд в небо. Тьма поглощает свет…

Я стою возле школьной аспидной доски, исписанной длинными формулами, которые описывают законы гравитационного взаимодействия. «Холодно», ласково обращается ко мне учитель физики. Он подходит и заботливо застегивает самую верхнюю пуговку на моем стеганом жакете, которую я обычно оставляю раскрытой. Сквозь очки с толстыми линзами, преломляясь и создавая эффект радуги, исходит свет его карих глаз. Словно паутиной, они окутаны уже вполне заметными морщинками. Опускаю взгляд на его ладони, которые от постоянного контакта с мелом приобрели несмываемый белесый оттенок. Кажется, это санскрит, мелькает в голове, когда я разглядываю гравировку на кольце. Тьма поглощает свет…

Я сижу на тонкой ветке дерева  непонятно, как она не обламывается подо мной. Откусываю кусок от зеленого, незрелого яблока. В нос бьет аромат лета. Волосы развеваются на ветру и прилипают к влажным от кислого сока губам. Я смеюсь и смотрю на брата, который, вытянув руку за большим и уже слегка покрасневшим плодом, старается не упасть. Попытка ему удается, он доволен и горд. «Холодно», — в его голосе сквозят нотки разочарования. Он придвигается ко мне и застегивает маленький, едва заметный крючочек на льняной накидке, не понимая, что эта деталь женского гардероба служит скорей для красоты, нежели для утепления. Он совсем юный. Вроде еще ребенок, но в детских чертах лица уже проступает мужественность. Голос тоже начинает меняться. Мальчишеский фальцет уступает дорогу бархатистому баритону. Я разглядываю странные закорючки на кольце, что висит на цепочке вместе с крестом на его шее. Он день за днем примеряет его на большой палец правой руки в надежде, что взросление сделает свое дело и размер наконец окажется впору. Яркая вспышка ослепляет, и я ныряю во мглу. Тьма поглощает свет…

Меня окутывает тишина, нарушаемая лишь частым дыханием человека, находящегося рядом. Постепенно глаза привыкают к слабому освещению. Мы сидим на земляном полу в подвале. Я почти ничего не различаю в темноте, разве что его пылкий взгляд, который словно совершает акт любви с моим телом. Чувствую тепло его дыхания на своем лице, в животе появляется странное ощущение, похожее на щекотание крыльев тысячи бабочек. «Холодно», шепчет он едва слышно, и запахивает шелковый платок на моей груди. Я целую его ладонь, взгляд фокусируется на кольце с гравировкой. Беззвучно произношу какое-то слово, скользя губами по его коже, мокрой от слез, что капают из моих глаз. Тьма поглощает свет…

Я проснулась, лежа на холодном паркете спальни, уже озаренной ярким полуденным солнцем. Голова раскалывалась с неистовой силой, словно накануне я получила сотрясение мозга.

Из зеркала на меня смотрело чужое лицо: уставшее, осунувшееся. Глаза украшали два припухших синеватых пятна, а неокрашенные корни волос, как я и ожидала, тронула седина. Не лучшая новость в двадцать семь лет.

Умывшись и выпив залпом стакан воды с лимонным соком, я включила ноутбук и приступила к поискам. Все время с момента пробуждения я прокручивала в голове нечто, невнятно произнесенное мной во сне. К сожалению, сложить из этих обрывков слово мне не удавалось. Первой буквой точно была «П» — я отчетливо помнила ощущение вырывающегося из легких воздуха, что разжимает сомкнутые уста. В середине — сочетание «ДЖ». Оканчивалось оно гласной — скорее всего «А» или «О». Слово было длинным, не известным мне ранее.

«Санскрит», — осенило меня. Стоя у обветшалой школьной доски, я думала о санскрите.

Солнце уже начало свой путь за неровный горизонт мегаполиса, когда наконец я добралась до сути:

• «Пуна» — опять, снова;

• «Джанма» — рождение.

«Пунарджанма», согласно трактату Нигханту, переводится как перерождение, переход души в новую телесную оболочку после смерти человека. В обозначении на санскрите я тут же узнала загадочную надпись, которую видела во сне.

«За смертью — рождение», — запульсировали в ушах слова незнакомца, встреченного накануне в баре. Я впервые так отчетливо услышала их.

***

Погруженная в размышления, я наспех собралась и выбежала из дома, едва проснувшись ранним утром следующего дня. Мне было необходимо убедиться в том, что и так практически не оставляло сомнений.

— Проводите меня к нему!

Доктор Джессика Моррис, казалось, была ошеломлена, увидев меня в своем кабинете, но, к счастью, не стала возражать:

— Хорошо, пойдемте.

— Родственников удалось разыскать? — нетерпеливо спросила я.

— Он словно с другой планеты сюда свалился.

— Это бы все объяснило…

— Мне нужно кое-что обсудить с вами, мисс Картер. Получается, что больше не с кем.

— Конечно, я слушаю.

— Видите ли, у этого человека нет страховки. Мы больше не можем держать его в одноместной палате и обеспечивать круглосуточный уход. Оплачивать лечение некому, так что, думаю, скоро его переведут в общее отделение, а через какое-то время в бюджетный хоспис.

— Доктор Моррис, что же вы не сказали мне раньше?! Я оплачу все расходы.

— Энни, зачем вам это? Я всего лишь хотела предупредить о переводе, чтобы в следующий раз вы знали, в какое отделение обратиться.

— Мне не составит труда. Вышлите, пожалуйста, все счета на мой адрес.

— Странно все это, — задумчиво проговорила она, — но решать, конечно, вам.

Я не ответила. Ситуация и впрямь выглядела противоестественно.

— Оставлю вас одних, но ненадолго.

Я от души поблагодарила ее и шагнула в уже знакомую комнату, с выкрашенными в бежевый цвет стенами. Молодой человек выглядел гораздо лучше. Врачи постарались привести его внешний вид в приличное состояние: смыли грязь и кровавые разводы с кожи, обработали ссадины. Той самой старомодной рубашки, неподходящей по погоде, на нем теперь не было. Из-под одеяла выглядывали обнаженные плечи, покрытые синевато-бордовыми гематомами, при виде которых у меня защемило сердце.

Присев рядом, я взяла его за руку — холодная и безжизненная. Надпись на кольце сама заглядывала мне в глаза. Я ничуть не удивилась. На пути сюда у меня почти не оставалось сомнений в том, что пророчество сбудется.

Я поднесла его бледную ладонь к губам, стараясь согреть, вдохнуть частичку жизни.

«Проснись», — прошептала я.

На секунду мне почудилось, что его пальцы слегка сжали мои, но это была лишь иллюзия. Порой нам так нестерпимо чего-то хочется, что мы начинаем выдавать желаемое за уже свершившийся факт.

— Мисс Картер. — Я услышала тихий голос у себя за спиной. Обернувшись, заметила, что в дверях стоит доктор Моррис.

— Не слышала, как вы вошли.

— Пойдемте, ему нужен покой. Не хотите выпить кофе?

— С удовольствием.

Мы сидели в ее кабинете и говорили о жизни, на отвлеченные темы, как близкие подруги. Мне было просто необходимо переключить фокус внимания. Но сделать это оказалось сложнее, чем я ожидала. Слова Джессики ненавязчиво звучали лишь задним фоном моих внутренних диалогов с собственным сознанием.

— У меня дочь сейчас заканчивает школу, готовится к поступлению в колледж. — Она нежно улыбнулась. — Мечтает стать культурологом, работать в музее. Вчера мы вместе с ней изучали книгу по истории керамического искусства. До середины ночи. Очень хочется спать. Это уже пятая чашка за сегодня.

Я едва заметно улыбнулась, вспомнив, как любила в детстве лепить из глины. Случайно затронутая тема всколыхнула во мне желание ощутить холодную податливую массу в руках. Из всех многочисленных творческих и спортивных секций, которые я посещала по настоянию родителей, наибольший интерес во мне вызывала именно керамика. Преподавательница неоднократно говорила, что у меня есть способности.

— У нее сегодня экзамен, очень надеюсь, что сдаст. Пока никаких известий.

— Уверена, что сдаст, — пробормотала я, утонув в воспоминаниях о занятиях в Доме детского творчества.

— Энни, посмотрите на меня, — заботливо произнесла Джессика и положила руку мне на плечо.

Путаясь в мыслях, я никак не могла вернуться в реальность, в эти больничные стены, пропитанные слезами и отчаянием.

— Вы уверены, что с вами все хорошо? Вы такая отрешенная! Возможно, эмоциональное потрясение дает о себе знать. Так бывает, что это происходит не сразу… — Она замолчала, ожидая ответа. Казалось, в тот момент я была не с ней, а где-то далеко-далеко. — Энни! Я настаиваю, чтобы вы прошли обследование. Вы слышите меня?

— Я здорова, уверяю! Мне нужно идти, простите, что отняла время.

— Я не в силах заставить вас, но, прошу, подумайте о моих словах!

— Спасибо, — бросила я вслед, выходя из кабинета.

***

Магазин товаров для творчества располагался в центральном районе города на одной из торговых улиц. Казалось, здесь есть все для человека, увлеченного искусством. Площадь зала была разбита на отсеки, посвященные различным видам рукоделия: бисероплетение, вязание, скрапбукинг, мыловарение, декупаж и необъятное множество других ремесел. Минуя их, я направилась прямиком в отдел керамики.

Долго выбирать не пришлось, ведь ничего особенного мне и не требовалось. Я не планировала вновь возвращаться к детскому хобби, мной руководило лишь необъяснимое желание прикоснуться к глине, почувствовать холод этого пластичного материала.

Я взяла коробку со стенда — «Глина натуральная голубая, 300 грамм», то, что нужно — и уже собиралась пойти на кассу, как вдруг услышала звук бьющегося стекла. От неожиданности я вскрикнула и отпрянула назад. Возле меня висела карта мира, заключенная в раму. Паутина трещин расползлась по прозрачной поверхности, осколки лежали у меня под ногами.

Пульс стучал в ушах так громко, будто кто-то целенаправленно ударял по барабанной перепонке. Сквозь этот шум слышалось оханье немногочисленных посетителей. Тут же подбежала девушка–консультант, принося извинения:

— Вы можете не оплачивать покупку, все, что вы выберете — будет за счет магазина! А еще подарим вам золотую скидочную карту на последующие приобретения! — взволнованно тараторила она. — Как вы себя чувствуете? Я сейчас принесу перекись!

Быстро выпалив эти бессвязные, не имевшие для меня ни малейшего значения фразы, она скрылась из поля зрения. Перекись? Какая еще, к черту, перекись?! Спустя мгновение девушка вернулась с прозрачным пузырьком в руках.

— Давайте я обработаю! У меня и пластырь есть, — возбужденно провозгласила она, демонстрируя полоску пластыря, видимо, в подтверждение своих слов.

Я решительно не понимала, чего она от меня хочет, и смотрела на нее, как на марсианина, чей язык не воспринимается моим ухом.

Наконец я увидела рану на внешней стороне ладони, из которой стекала струйка крови, капая на пол с кончиков пальцев. От этого зрелища потемнело в глазах.

Услужливая работница заботливо обрабатывала порез, приговаривая, что все в порядке. Я же тем временем старалась, насколько было возможно, отвлечься от увиденного.

— Что это? — спросила я, кивая в сторону разбившейся рамы. Карта за стеклом была странной — вместо наименований стран и городов на ней были подписаны чьи-то имена и фамилии.

— О, это «карта мастеров», как мы ее называем. Такие здесь в каждом отделе висят. На ней отмечены авторы, прославившиеся в том виде творчества, которому посвящена секция.

— Значит, здесь представлены скульпторы?

— Верно! Бернини, Донателло, Микеланджело — самые известные широкой публике мастера подписаны на итальянском «сапожке». Но не только эта страна славится гениями. В мире много талантов, творивших в разные времена в разных уголках земного шара. Вот, основные деятели здесь и представлены.

— Ясно, — коротко ответила я. У меня не было желания слушать лекцию о величайших скульпторах мира. — А что произошло?

— А что произошло? — эхом переспросила девушка.

— Со стеклом…

— Я не знаю, правда, — испуганно отозвалась она, опустив глаза в пол. — Здесь рядом не было других покупателей, только вы… Сейчас охрана изучает запись с камеры видеонаблюдения.

Я разглядывала трещины, разделившие стекло на фигурки произвольной формы. Все линии сходились в одной точке, где-то в районе восточной Европы. Я приблизилась на пару шагов, инстинктивно желая прочесть, чье имя расположилось в эпицентре. На территории Польши было несколько наименований, но одно из них четко выделялось среди прочих — стекло откололось ровно в том месте, где была сделана надпись.

— Я просмотрел запись, — произнес вдруг запыхавшийся мужской голос у меня за спиной, — оно само разбилось, никакого внешнего воздействия!

— Волшебство какое-то, — удивленно пробормотала девушка.

И хотя эти люди находились на расстоянии вытянутой руки от меня, их голоса, казалось, звучали где-то далеко, словно едва уловимо пробивались из параллельной Вселенной. Единственным, на чем теперь сосредотачивалось мое внимание, было прочитанное на карте имя — Вальтер Геренс.

***

«Бойся своих желаний, ибо они имеют обыкновение сбываться.» Все в нашем мире — энергия. Человеческая душа — мельчайшая частица этой энергии. А ее источник — и есть Божественное начало. Наши мысли — тоже энергетический импульс. Покинув сознание, они попадают в пространство и спустя время обретают форму, становятся осязаемой материей. За ними стоило бы следить более тщательно, чем мы следим за внешностью, часами крутясь возле зеркала, выискивая мельчайшие изъяны.

Желания и мечты — орудие, с помощью которого можно управлять этим миром. Именно они проецируют то, что в результате становится окружающей действительностью. Я стремилась к разгадке тайны — и получила ответ на свой вопрос. Вот только, что мне было делать с этой информацией? Она породила множество новых тем для размышлений, еще больше запутав ситуацию.

С экрана ноутбука на меня смотрел пронзительным взглядом тот самый человек — случайно встреченный в парке мужчина. Он же — образ из моих снов. На старинной черно-белой фотографии он был моложе, и качество снимка оставляло желать лучшего, но все же это был он. Вальтер.

Поистине судьбоносное стечение обстоятельств. Ведь если бы не ремонтные работы на Ричмонд-стрит, я не оказалась бы в то самое время в том самом месте. И готовая вот-вот предстать во всей красе перед моим взором истина так и осталась бы тайной. Ничто не происходит просто так. Любое совпадение, незначительная, на первый взгляд, деталь — все это частицы пазла Вселенной, на котором проложена извилистая тропа жизни, полная крутых подъемов и головокружительных спусков. Этот мир похож на нерешенное уравнение — если вычислить значения всех переменных, случайности окажутся закономерностью.

Подробно изучив биографию скульптора, я узнала, что родился он в бедной семье в деревушке под названием Вышкув, расположившейся на территории Царства Польского. По окончании школы парнишка перебрался в Варшаву, гонясь за мечтой стать великим скульптором. Первое время он жил в нищете, не имея ни денег, ни крыши над головой, но талант проявил себя и вскоре Вальтара приняли в академию искусств. Он сразу же стал лучшим студентом на потоке, поразил профессионализмом как учащихся, так и преподавателей. На последнем курсе судьба свела его с великим мастером своего дела — Томашем Ригером. Он раскрыл талант молодого дарования и помог юноше крепко встать на ноги, но, к несчастью, вскоре скончался. Со временем Вальтер возглавил художественную школу, принадлежавшую его покровителю, но был не только директором, а также прекрасным педагогом.

Он оставил после себя огромное творческое наследие в виде десятков памятников, скульптур и статуэток по всей Европе. Но на тридцать четвертом году жизни бесследно исчез. Дверь кабинета обнаружили незапертой, личные вещи лежали на своих местах. Мастер словно испарился с лица земли. Единственная подсказка, которую удалось раздобыть людям, тогда связанным с ним — потрепанный конверт из США, штата Иллинойс, Чикаго. Имени отправителя было не разобрать. Судя по всему, бумага сильно промокла. Самого письма в конверте не было, так же как и получателя на своем рабочем месте.

Я до середины ночи просидела, изучая подробности жизни скульптора. К несчастью, так мало информации о нем сохранилось до наших дней. Время текло размеренно, не отклоняясь от прямой стези, с каждым мигом приближая рассвет нового дня. Для меня же все часы этого мира остановили свой непрерывный ход.

Я всегда обладала гипертрофированным воображением, способностью визуализировать образы, оживлять в фантазиях мечты, проигрывать ситуации настолько правдоподобно, что не отличить от реальности. Читая книги, я будто смотрела цветное кино с голливудскими спецэффектами последнего поколения. Но то, что я испытала, пролистывая обнародованные факты биографии Вальтера Геренса, сжатые лишь в десятки сухих строк, не было похоже на бурю фантазии и искусную игру клеток мозга. Я вспоминала ускользнувшие от автора детали и подробности произошедшего. Казалось, я наблюдаю со стороны, откуда-то из-за приоткрытой двери за самым сакральным из действий — моментом создания шедевра.

Он одет в старые потертые брюки песочного цвета, ткань загрубела, испачканная глиной, и застыла складками. Поношенная хлопчатобумажная рубашка, скорей бытового назначения, нежели парадного — выцветший истощенный материал заляпан разводами масла, местами порван. Пуговицы расстегнуты до груди, на которой поблескивает цепочка с серебряным крестом. Рукава небрежно закатаны по локоть, а руки тем временем — творят историю.

Он сидит на столе в позе «по-турецки», зажав между губами штихель. Его руки, словно пальцы композитора, скользящие по клавишам фортепьяно, очерчивают образ будущего шедевра в еще бесформенном сгустке глины. Он сосредоточен на работе настолько, будто душа его находится не здесь в этой самой комнате, а где-то в иных тонких мирах, где черпает вдохновение, окутанная сиянием вечных истин. Я завороженно наблюдаю за ним, боясь, не то что пошевелиться, но даже вобрать полной грудью холодный воздух, пропитанный землистым запахом глины. Мой загипнотизированный взгляд прикован к нему. В душе, искрами взмывая в небеса, горит пламя восхищения этим человеком — великим и бесконечно прекрасным.

Смеркается. Солнце плавно уходит за горизонт, разливаясь по небу всей палитрой красок. В мастерской горят свечи, огонь создает уют. Лицо Вальтера озарено теплым мягким светом и отражается в оконном стекле, как в зеркале. Я вижу его глаза, такие живые, наполненные энергией, хранящей в себе все тайны этого мира. Его губы то приоткрываются, то вновь смыкаются, будто шепчут слова молитвы, обращенные к куску безжизненного материала, которому вскоре суждено стать величайшим произведением искусства.

Я закрываю глаза, дыхание учащается, делаю глубокий вдох, уже не опасаясь быть замеченной. Мне начинает казаться, что его руки касаются моего сердца, блуждают по закоулкам души, и я растворяюсь в этих прикосновениях, в испепеляющем взгляде, ощущаю себя песчинкой во власти стихии. Нет, не ты являешься частью Вселенной, напротив, Вселенная — и есть ты. Все бесконечное пространство космоса нашло приют в твоей душе и бьет неиссякаемым ключом сквозь бездонные карие глаза.

***

Я решила, не откладывая, записаться на прием к своему психотерапевту — доктору Уилсону. В душе теплилась надежда, что старичок, внешне напоминавший Зигмунда Фрейда, поможет найти выход из лабиринта подсознания. Утром следующего дня я уже нервно ерзала в широком кожаном кресле его кабинета, рассказывая обо всех невероятных событиях, что произошли со мной за последние дни.

— Что ты думаешь о совпадениях? — Он зовет меня на «ты», так проще установить доверительный контакт.

— Неслучайные случайности, — усмехнулась я, и, помолчав, продолжила: — Думаю, в них скрыто нечто очень важное.

— А что, если я скажу тебе, что мой коллега и лучший друг, с которым меня свела жизнь еще в годы учебы в медицинском колледже — доктор Стивенсон — как раз специалист по регрессивному гипнозу?

— Я не разбираюсь в терминах, простите. Мне ни о чем не говорит это понятие.

Он снисходительно улыбнулся и начал объяснять:

— Это особый метод путешествия по шкале времени, регрессия в прошлые воплощения души.

— Пунарджанма? — твердо, с уверенностью в голосе, сама себе удивляясь, произнесла я.

— Да, именно. Очень древний термин, скорее религиозный, нежели научный. Смотрю, ты уже знакома с этим феноменом?

— Можно и так сказать. Признаться честно, вы удивили меня, доктор Уилсон. Я была уверена, что вы найдете всему рациональное объяснение и поможете выбросить из головы эту ересь…

— Ты заметила, что я не дал своей оценки методу регрессии и вообще теории реинкарнации? Я лишь предоставил тему для размышлений. Решать только тебе.

— Я как раз хотела бы получить наставление, а не идею «для подумать».

— Я могу лишь предложить, а не сделать выбор за тебя.

— Я никогда не верила в подобные вещи, но сейчас мне кажется, что почва уходит из-под ног, что мир выворачивается наизнанку, все догмы и постулаты рушатся, как дома при землетрясении.

— Выговорись, тебе сейчас это необходимо. Главная задача психотерапии заключается в том, чтобы дать человеку возможность выплеснуть эмоции, ведь именно их «застой» провоцирует стресс, неврозы и другие расстройства.

— Ну, хорошо… В мою привычную размеренную жизнь вдруг вторглось нечто, чего я не могу объяснить. Я чувствую, как меняется мир вокруг, меняюсь я сама. Сидеть сложа руки — уж точно худшее из решений. Господи, а ведь вместо всего этого я могла бы беззаботно бродить вдоль моря и дегустировать вино в ресторанах Старого города!

— Ну это еще успеется, — с доброй улыбкой ответил доктор Уилсон.

— Разумеется… Просто сейчас чувствуется безысходность.

— Я понимаю. Думаю, тебе стоит попробовать. Доктор Стивенсон большой специалист в своей области. Я договорюсь, чтобы он принял тебя без очереди. Он один из ведущих гипнотерапевтов в стране, запись распланирована на долгие месяцы вперед. Но мне он не откажет и найдет для тебя время хоть завтра. Если дело стоящее, ты обнаружишь необходимую зацепку. Если же нет… ничего не потеряешь и перестанешь мучиться домыслами.

— А что вы сами думаете обо всем этом, доктор Уилсон?

— Энни, — начал он, вставая из-за стола, и, медленно прохаживаясь по комнате, продолжил, — ведь если рыба не видит человека на суше, это не означает, что человек не существует, так?

— Да, разумеется, но при чем здесь…

Он не дал мне закончить:

— Представь, что люди были бы лишены зрения, как бы они смогли понять, что такое цвет? Форму, размер предмета, его плотность и температуру можно определить на ощупь, но не цвет. Как донести до слепых, что он представляет собой?

— Непростая, однако, задача.

— Я лишь хочу сказать, что для восприятия чего-либо нам необходим некий орган чувств, согласна?

— Безусловно. — Я все еще не до конца понимала, к чему он клонит.

— Что, если мы просто не обладаем органами восприятия того, что считаем ненаучным, вымышленным? Мы не можем увидеть, потрогать, достоверно убедиться и оттого отвергаем некоторые вещи, за неимением доказательств.

— Вы правы! Мы отвергаем то, существование чего не можем доказать, но, возможно, причина не в том, что оно не существует, а в том, что мы не в силах этого узреть.

— Да, Энни. Я сторонник того, что мир еще полон тайн и загадок. Но при этом не берусь ничего доказывать. — Он подошел ко мне, мягко улыбнулся и положил руку на плечо. Последние сомнения в целесообразности гипноза отпали сами собой.

Сеанс был назначен на следующий же день. Домой я отправилась с легким сердцем. Казалось, что трансовое состояние, которое извлечет из глубин моего разума всю необходимую информацию, расставит точки над «i», разложит все по своим местам, и жизнь вновь войдет в привычное русло. Но этой напускной уверенностью я лишь сознательно ободряла себя, подавляя страх неизвестного.

***

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.